Она покачала головой, — он был без сознания, когда мы вошли. Джек и я сразу подошли к нему, в то время, как доктор Мариасси оказывала помощь вам. Джек помог мне разрезать веревки и вынуть кляп у него изо рта. Но он не заговорил с нами. Его пульс был слаб. Я позвала доктора Мариасси и мы вместе попытались применить искусственное дыхание, но это не помогло. Мы не смогли привести его в чувство.

Последовало молчание. Я посмотрел на Оливию, — Я не хочу спрашивать об этом, доктор. Это не могло быть рикошетом?

Она покачала головой, — нет. На нем нет ни одной раны, Поль. Он просто мертв. Может сердечный приступ, усиленный страхом и частичной нехваткой воздуха? Кляп был довольно большим.

— Сердечный приступ? — медленно произнес я. И услышал свой собственный смех. Это был очень плохой смех. — Доктор, не шутите так. Ты считаешь, что я поверю, что единственный человек, с которым мне необходимо поговорить, умер от сердечного приступа? Да ты наверно сумасшедшая или оптимистка. — Я посмотрел на двух других, стоящих тут же. — Или кто-то другой!

Внезапно глубокая тишина установилась в бетонном бункере. Они все смотрели на меня. Оливия запротестовала, когда я попытался встать, но потом передумала и замолчала. Она сама помогла мне подняться. Я чувствовал в ноге боль, но мой вес позволял переносить ее, как обычно. Я посмотрел вокруг. Я подумал, что в бункере стало многолюдно. Еще два мертвых или живых тела и мы начнем производить отбор претендентов.

— Я думаю тебе бы проще было сказать, что ты имеешь в виду, Поль? — Спокойно произнесла Оливия. — На что ты намекаешь?

Я какое-то мгновение изучал ее лицо. Потом посмотрел на остальных двух. Оливия выглядела так, как если-бы была чем-то рассерженна. Брейсуейт выглядел озадаченным. Дотти смотрела на меня испуганно. Я не стал порицать ее за это. Это не очень-то подходящая ситуация для молоденькой и невинной девушки оказаться, внезапно, среди мертвых тел. Если только она была невинной, эта молоденькая девушка. В этот момент я не стал бы доверять и ангелу в белом халате с небес, чтобы совершить проверку благонадежности к Финальному секрету.

Хромая, я направился в угол, где лежал Муни. Это было не тяжело. Встать на колени перед ним оказалось задачей потруднее. Должна быть где-то отметина. Я обнаружил ее на затылке, прикрытой волосами.

— Нет раны, говоришь? — обратился я к Оливии, указывая на маленькое пятно крови.

Она присела рядом со мной на колени, ничуть не беспокоясь о своих нейлоновых чулках. Я устремился к раненым и осмотрел их всех, лежащих на бетонном полу, и еще один осмотр не дал бы дополнительных сведений. Мне было лучше смотреть на ее порванные чулки, чем смотреть не ее бледное лицо, пытаясь понять, что происходит в ее голове.

— Да, — произнесла она, — да, это выглядит, как подкожный укол!

— Совсем нет! — прошептал я, — доктор, ты удивляешь меня!

— Что, Поль? — она посмотрела на меня. — Что?...

— Я дал тебе сообщение, чтобы ты передал его молодому Брейсуейту. В этом сообщении я сказал, что воспользуюсь иглой с инъекцией. Ты передала мои слова Джеку, когда вошла в квартиру?

— Да, — сказала она, — конечно.

— Да, я не подумал об этом. Тот факт, что каждый присутствующий здесь, конечно из живых людей, знал о наличии у меня подкожной инъекции. Очевидно некто, знакомый с этим воспользовался этими сведениями и заставил замолчать Муни во время всеобщей неразберихи и стрельбы.

Оливия смотрела мне в лицо и ничего не говорила. Все молчали. В комнате стало очень тесно и напряженно. Я мог чувствовать, что что-то или кто-то готов нарушить молчание или сломаться. Муни был убит, потому что он мог выдать одного из присутствующих. Человек, сделавший это ждал, когда я его или ее схвачу за руку. Я быстро проверил вещи Муни. То, что я искал у него не оказалось. Следующей была Тони. Это выглядело неприятно, но мне пришлось сделать это. У нее тоже ничего не оказалось. Я с трудом поднялся на ноги и похромал к Кроче — он лежал лицом вниз в луже своей крови. Он был смертельно ранен и долго бился в судорогах умирая. Я нащупал его карман, моя маленькая коробочка с инъекциями оказалась у него. Однако открыв ее, инъекций там не оказалось, как я и ожидал. Подвергаясь риску — забирая у мертвого человека иглу, убийца, по видимому, не подвергался риску быть схваченным, возвращая ее.

Упущена была еще одна вещь — пол-ампулы — если это подходящий термин того вещества, которое мы используем, когда не хотим, чтобы человек проснулся. Я представил себе, как пользуясь суматохой, когда все стремились к раненым и умирающим убийца, освободив мою иглу от сонного препарата, которую я планировал применить к Кроче и набрал в нее летальной дозы другой инъекции. Да, наша технология и оборудование хорошо известны оппозиции, так же, как и их технология — нам.

Все смотрели на меня в упор. Я провел инспекцию коробочки и тела Кроче. У него тоже ничего не оказалось. Это прояснило все элементы проблемы: четыре бетонные стены и бетонный пол, три человека и одна подкожная инъекция. Я протянул руку и взял выпавший пистолет Кроче из лужи крови и прицелился в Брейсуейта.

— Ты сказал, что у тебя есть пистолет, мальчик. Дай-ка его мне.

— Но...

— В твоем распоряжении пять секунд. При счете "пять" ты умрешь.

Конечно, это был только блеф. Я никого не собирался убивать. Я потерял одного потенциального осведомителя, но я не хотел терять другого.

Брейсуейт проглотил комок, застрявший у него в горле. — Да, сэр. — Он порывисто сунул руку в карман и вынул револьвер, похожий на тот, что я дал Оливии. Я не знаю, что заставляет Вашингтон быть таким пристрастным к новосозревшим маленьким чудовищам, но он производит их, как жевательную резинку.

— Положи его и отойди, — приказал я. — Ты, доктор, отойди туда с ним.

Оливия заколебалась. Ее глаза широко раскрылись и смотрели вопросительно, может и уязвленная, но она ничего не сказала. Мгновение спустя, она подошла и встала рядом с ним. Я глянул на нее холодно. она могла быть замечательной, мы могли вместе забавляться, но я не знал ничего. Я не знал и потому не мог никого отпускать.

— Где-то у тебя был еще нож, — сказал я Брейсуейту. — Я знаю, потому что сам дал его тебе. Не следует его бросать у него нарушен центр тяжести, поэтому и не пытайся. Пистолет данный мной тебе без патронов. Теперь вы, мисс Даден, встаньте с ними. Я не знаю какое у вас оружие, поэтому не шевелитесь даже если что-нибудь зачешется.

Мне удалось встать на ноги. Я положил левую руку на пистолет, вытер о брюки правую руку. Я не знал, стреляет ли маленький пистолет Кроче — он мог быть и пустым. Я жестом приказал им повернуться. Они повернулись. Я двинулся вперед, поднял пистолет Брейсуейта с пола, не отводя взгляда с этой троицы. Быстрая проверка показала мне, что он полностью заряжен Я положил испанский "двадцать второй" в карман пиджака. Я занимался делом пока мог стоять прямо.

— Поль, — заговорила Оливия, — не повреди свою ногу. Ты ведешь себя, как сумасшедший. Этот удар головой...

— Давай опустим диагноз, мадам, — сказал я, — лечение тоже. Со мной все хорошо. Я не нуждаюсь в медицинском обслуживании. Все, что мне нужно — подкожная инъекция. Только одна маленькая игла и мы все можем отправляться домой.

— Я не понимаю, — сказала Дотти жалобно, — я не понимаю...

— Поймешь, — сказал я. — Начнем с тебя. Сними-ка всю свою одежду.

Это было чересчур. Оливия задохнулась и посмотрела на меня неверящим взглядом. Брейсуейт уставился на меня возмущенно. Маленькая блондинка-медсестра подумала, что я страшный человек.

— Что? — спросила она.

— Вы слышали меня, — сказал я, — и не говорите мне, что я должен снять с вас подозрение, что вы здесь посторонний человек. Вы можете быть невинны так или иначе, но вы не постороннее лицо. Вы работали с доктором Муни, возможно вы с ним спали, а возможно и нет...

— Конечно не спала! Всякий кто это скажет, отвратительный лгун! И если вы думаете, что я буду раздеваться в присутствии всех этих людей...

— Не лицемерь, дорогая. — Оливия внезапно рассмеялась. — Ты знаешь, что тебе бы ужасно хотелось раздеться в нашем присутствии, а еще тебе бы очень хотелось, чтобы все здесь оказались мужчинами!

— Достаточно, доктор. — Заметил я Оливии. Я перевел взгляд на блондинку, — пожалуйста, Дотти, не напрашивайся на грубость.

— Сэр, — возмутился Брейсуейт, — сэр, я не думал...

— Великолепно, — произнес я зловеще. — Мы будем упрямиться. А, Дотти?

Она заколебалась, затем она вызывающе вскинула голову, что мне болезненно напомнило Антуанетту Вайль, живую — девочку, вмешавшуюся в события, которые оказались выше ее разумения. Дотти бросила обвиняющий взгляд на Брейсуейта, внешне выражая ему порицание за оскорбление. Она расстегнула свой халат, выскользнула из него и передала мне. На ней была надета прекрасная нейлоновая комбинация, которую она сняла через голову и передала мне вслед за халатом. Оставшаяся на ней одежда ничего значительного не представляла. Все оставшееся на стоило снимать, кроме, может быть, грубых, белого цвета туфель.

Она начала расстегивать лифчик, очень непринужденно и даже, я бы сказал, провокационно. Это даже начинало нравиться ей самой — я заметил — каким-то плохим отрешенным образом, она принимала это, как должное, стоя здесь почти голая, что каждый смотрел на нее или пытался не смотреть. Лифчик не представлял собой ничего существенного и под ним ничего не содержалось, кроме самой Дотти. Я кашлянул.

— Это не обязательно, — произнес я, — снимите только обувь и потрясите ей.... Хорошо. Прошу прощения, мисс Даден. Когда мы выберемся отсюда, можете дать мне пощечину. Мистер Брейсуейт, теперь ваша очередь.

Он весь покраснел и с трудом удерживался, что бы не посмотреть на красивую маленькую девушку, стоявшую рядом с ним. Очень спокойная и владеющая собой, даже немного улыбаясь, она начала одеваться, несколько небрежно, будто находилась в своей собственной квартире. Можно было подумать, что ни одного мужчины не находилось рядом с ней в радиусе мили; конечно ни одного молодого мужчины, из своей компании, чтобы прибегать к старомодному выражению, как в самом начале.

— Мистер Брейсуейт, — повторил я.

— Что, сэр?

— Да, да, сэр! — Повторил я.

— Твоя очередь, Джекки. — Дотти усмехнулась. — Снимай все, милый. Позволь девочкам полюбоваться на тебя.

— Сэр, неужели вы думаете, что я... — он посмотрел на нее, потом на меня. — Вы не можете подозревать меня!...

— Юноша, — сказал я, — вы оказываете временную помощь. Вы не проходили специальной подготовки. К моему сведению, вы не проходили подготовки. Вас взяли прямо с улицы, чтобы оказать временную помощь. Почему вы решили покинуть морскую авиацию, чтобы работать на нас? Да, я подозреваю вас. Кто-то в этом помещении ввел инъекцию Муни Почему бы и не вы?

Я произвел жест пистолетом. Он очень быстро разделся. Он был очень красиво сложен, этот парень, стройный и загорелый. Дотти изумленно уставилась на него, присвистнула от восхищения, чтобы помучить его. Мне хотелось знать, продолжал ли он думать о ней, как о неземном существе. Сознаюсь, ее мораль нисколько не интересовала меня и в целом, я находил ее поведение более убедительным, чем если бы она разыграла святую невинность. Кроме всего прочего, она была образованной медсестрой, а королева Виктория уже давно умерла.

Иглы в вещах Брейсуейта не оказалось. Я бросил вещи ему обратно и тяжело вздохнул. Мы много смеялись, мы видели два обнаженных молодых тела и уже надолго задержались здесь. Я повернулся к Оливии.

— Да, доктор, да, теперь твоя очередь.

Оливия окоченело посмотрела на меня. Она много потеряла своей губной помады за этот вечер. Она выглядела обычно, старомодно, как та женщина, которую я встретил на авианосце, несколько дней назад. Она отступила к той границе, с которой начала. Все было так, как если бы ничего не случилось с тех пор между нами — почти, но не совсем так.

В ее глазах светилась память. И в ней отмечался тот факт, что она, как и я, она казалась старше тех двух, что были с нами. Я попросил ее отбросить ее взрослое достоинство, вместе с ее вещами, в присутствии этиз двух, относительно молодых людей, одного из которых у ее имелась причина ненавидеть.

— У меня нет этого, Поль, — сказала она сквозь зубы. — Ты абсурден. Зачем мне убивать Гарольда?

— Я думаю причина существует! — Рассмеялась Дотти.

— Прекрати, — сказал я ей, а потом Оливии, — Может Муни был убит и не для того, чтобы заставить его замолчать. Может ты увидела шанс, чтобы отомстить ему. Ты, доктор, и не знаешь, как пользоваться иглой и может, ты, даже не можешь отличить инъекцию которая смертельна, и которая — нет, по запаху, вкусу или еще по чему-нибудь. Может убийство совсем не имеет ничего общего с моим делом, но я должен знать, кто это сделал.

— Ну, конечно, не я! — воскликнула она с жаром, — тебе надо верить мне...

— Может этот весь медицинский персонал, между тобой и Муни, просто камуфляж и существуют вещи, о которых я ничего не знаю. — Сказал я. — Ты однажды намекала на что-то, что-то загадочное. Ладно, отбросим, к чертям, все догадки. Ты сказала мне, доктор, что Кроче мертв. Это означает, что ты осматривала его. Ты, так же, пригласила взглянуть на Муни и мисс Даден. От Кроче к Муни перешла игла. Где она?

— Я уже сказала, что ее у меня нет. Нет! Тебе понятно?

— Жаль. Очень жаль. Значит тебе следует доказать это по примеру остальных.

— Я не собираюсь раздеваться для тебя, Поль. — Произнесла она очень спокойно. — Тебе придется... применить силу.

— Я могу и это. Но зачем прибегать к грубости, если вам нечего прятать? Ты доктор. До этого ты была студенткой. Что такое секретное есть в человеческом теле? Мне нужна игла с инъекцией, доктор. А не твое обнаженное тело. В, противном случае, я хочу убедиться, что у тебя ее нет. Поможет ли мне, если я скажу "пожалуйста"?

Она отрицательно покачала головой. Она смотрела на меня прямо, ожидая моих действий. Странный приступ паники читался в ее глазах и я вспомнил, что хотя мне разрешалось заниматься с ней любовью, мне не разрешалось смотреть на нее голую: она не снимала комбинации или же просила переодеться в какое-нибудь ночное одеяние. Может это и составляло ее тайну, вот она доктор, а вот она и не доктор. Может в этом все и заключалось. Или может она что-то прятала. Но, так или иначе, есть только один путь, чтобы все выяснить.

Я сделал хромающий шаг по направлению к ней. Оливия ждала не двигаясь, но когда я протянул к ней руку, чтобы снять платье, — в одной руке я продолжал сжимать пистолет, — она глубоко вздохнула и ухватила меня за запястье.

— Нет! — Простонала она. — Поль, не надо! Пожалуйста! У меня нет ничего. Клянусь! Ты не должен... — она заколебалась и посмотрела мне в глаза, — тебе не следует этого проделывать тут со мной!

Я посмотрел на остальных. Они смотрели на нас не отрываясь.

— Ты должна сделать это, хотя бы так, как сможешь. — Сказал я хрипло.

— Да, — с яростью произнесла она, — ты хочешь устыдить меня не найдя того, что ищешь. Я надеюсь, ты запомнишь на всю оставшуюся жизнь, что я сказала тебе. Клянусь тебе, у меня ее нет!

— Я запомню, — пообещал я. Я стряхнул ее руки и снова потянулся к воротнику ее платья. Я видел, как ужас изобразился на ее лице.

— Подожди! — задыхаясь произнесла она. — Хорошо, я сделаю это. — Она заколебалась, — только позволь мне.... Только одну вещь вначале, Поль. Пожалуйста.

— Гарантирую, — сказал я, — я сдержан. В чем дело?

Она протянула руку. Я резко отшатнулся.

— Стоп! Что ты хочешь?

— Только расческу, — сказала она.

— Расческу?

— Расческу из твоего нагрудного карманчика. Дешовую карманную расческу. Рассмотри ее осторожно, перед тем, как дать мне. Я хочу чтобы ты избежал неприятности! — ее голос был горек.

Я посмотрел на нее, в эту секунду мне очень хотелось бы знать, что у нее на уме. Я пожал плечами, вынул расческу из кармана и подал ей.

— Что еще?

— Теперь, — сказала Оливия и повернулась, чтобы посмотреть на Дотти Даден, — теперь я прошу разрешения расчесать ей волосы.

Мертвая тишина была ответом на ее просьбу. Дотти протестующе воздела руки к своему позолоченному улью, который венчал ее голову, который любая глупая женщина-полисмен попросила бы осмотреть, мотивируя это, как составную часть любого обыска. Да, это было не самой блестящей ночью в моей жизни.

Оливия, с расческой в руке, сделала шаг к Дотти, но та бросилась к дверному проему. Я сделал резкий шаг, чтобы удержать ее. Моя раненная нога подвела меня и я тяжело рухнул рядом с ней. Я понял, что она собиралась сделать и ухватился за нее, чтобы она не поднесла свою руку ко рту. Последовали грубые объятия, чтобы отобрать у нее смертельную таблетку.

Затем я с трудом поднялся на ноги и посмотрел на смертельную маленькую капсулу, зажатую в моей руке, а затем на маленькую девушку в больничном халате, растрепанную и пыльную и на ее замысловатую прическу, рассыпавшуюся на неаккуратные пряди и кольца над белым лбом. Она выглядела теперь значительно старше, не такой аккуратной и притягательной, как раньше.

Над одним ухом, как экзотическая драгоценность — кусочек металла и стекла, поблескивал среди вьющихся светлых прядей волос. Она подняла руки вверх, отыскала ее, сдернула и бросила в меня. Ее цель уклонилась. Я слышал, как эта вещь стукнулась о бетонный пол, позади меня.

— Я ничего тебе не скажу! — простонала она. — Ты не заставишь меня говорить!

Они всегда так говорят.