Глава 19

Надо было отдать должное этой девчонке. Пусть ее намерения были весьма туманны, пусть ее моральные устои оставляли желать много лучшего - впрочем, я не собирался предъявлять ей претензии в этом плане, - пусть ее умение выбирать натуру, хотя и было вполне сносным, не отличалось особенной оригинальностью и свежестью, но вот организационными способностями она обладала и впрямь поразительными.

Обычно на таком задании приходится половину времени проводить в ожидании, пока твой партнер найдет нужный ключ и отопрет замок, или пока чья-то секретарша не вернется с двухчасового перерыва на обед, чтобы сообщить тебе, что шеф ушел играть в гольф и лучше тебе заглянуть еще раз завтра утром. Но в данном случае этой ерунды не было. Всюду, куда бы мы ни приходили, нас уже ждали. Меня без промедления выводили на, поле боя, указывали на цель и отдавали приказ открыть огонь.

В Лулео я было решил, что она допустила промашку. Однажды утром очень вежливый, но очень строгий молоденький лейтенант в бледно-зеленой форме шведской армии подошел к нам и сообщил, что мы находимся в охраняемой зоне вблизи крепости Буден - это была все та же загадочная военная база, из-за которой наш авиалайнер неделю назад был вынужден изменить курс. В этом районе посторонним не разрешалось передвигаться вне специально отведенных государственных дорог и участков, а уж о том, чтобы фотографировать местность, имея при себе такое количество аппаратуры, которого хватило бы на съемку голливудского супербоевика, и при этом аккуратно описывать в тетрадочке расположение всех сортировочных станций и депо, - и говорить не приходится...

Лу мило улыбнулась ему и показала какие-то официальные бумаги, после чего паренек стушевался и извинился. Но у него был приказ, и хотя, вне всякого сомнения, наши документы были в порядке, он все же попросил нас проследовать с ним в комендатуру, чтобы он смог справиться о нас у вышестоящего начальника.

В этот день у нас был очень плотный график. Мы закончили снимать восточную часть горнорудных разработок и могли теперь возвращаться в Кируну, в штаб, а уж оттуда продолжить путешествие по горам в Нарвик. Любая задержка в то утро могла расстроить все наши планы, и если бы мы опоздали на авиарейс до Кируны, то не успели бы и на нарвикский поезд. Лу вновь одарила парнишку очаровательной улыбкой и предложила, чтобы он для начала связался по телефону с полковником Боргом...

- Как тебе это удалось, черт побери? - спросил я, после того как лейтенант удалился, рассыпаясь в извинениях. - Я уже приготовился остаток своих дней смотреть на небо сквозь решетчатое окошко. Кто такой полковник Борг?

- Полковник Борг? - переспросила она. - О, он старинный приятель Хэла. У него ужасно милая жена! Они приглашали меня к себе на ужин, когда я была тут две недели назад. Ну, пошли, нам надо закончить. А потом еще надо успеть на самолет.

Создавалось такое впечатление, что всю северную Швецию и значительную часть Норвегии населяли старинные друзья Хэла, причем обычно это были высокопоставленные чиновники и у всех у них были страшно милые жены. Для трудяги-фотографа все это существенно облегчало жизнь. Я не задавал вопросов. Я просто шел туда, куда меня вели, и делал, что мне говорили. Спустя неделю после смерти Вэнса мы завершили работу и сели на дневной поезд из Нарвика, который доставил нас на центральный вокзал Кируны точно по расписанию - в 19.45, или без четверти восемь. В Швеции расписание дается по двадцатичетырехчасовой сетке времени, как у нас в вооруженных силах. Это экономит бумагу - в железнодорожных расписаниях не надо писать "утра" или "вечера".

Оказавшись у себя в номере - на время нашего отсутствия номер остался за мной, - я переоделся в более приличный костюм. Наши старые друзья Риддерсверды опять пригласили нас на ужин. Дожидаясь, пока Лу будет готова к выходу, я подготовил пленку и аппаратуру для, как я считал, последнего съемочного дня. Потом она постучала в дверь и вошла, неся в руках пальто, сумочку и перчатки, а другой рукой придерживая сзади платье.

- Проклятая "молния" заела, - пожаловалась она. - Ну почему это происходит всякий раз, когда я тороплюсь?

Она положила свои вещи на стул и повернулась ко мне спиной. На ней было все то же черное облегающее шерстяное платье, которое она надевала по особо торжественным случаям, но всякий раз, видя его на ней, я не мог сдержать улыбки, хотя на нем давно уже не было следов той милой возни, которую мы учинили однажды рано утром. В "молнию" попал материал, и замок не двигался. Я быстро освободил замок. Как мужчину, имеющего пятнадцатилетний стаж семейной жизни, меня всегда подвергают проверке пригодность на "молниях", мотоциклах, автомобилях и реактивных самолетах.

Я застегнул "молнию" до самого верха и по-братски потрепал ее по заду. Мы еще официально не простили друг друга, но два интеллигентных человека, обладающие чувством юмора, не могут проработать целуют неделю без того, чтобы не прийти к какому-то взаимопониманию. Впрочем, можно было бы и не трепать. В наши дни хлопать по заду женщину, у которой под платьем надет эластичный пояс, - все равно что тем же манером ласкать Жанну дАрк полных боевых доспехах.

- Путь открыт, - сказал я. - Я попросил порт вызвать такси. Вероятно, машина уже нас ждет.

Она стояла не шелохнувшись. Ее взгляд был устремлен на комод, где аккуратным рядком, точной солдаты на параде, стояла внушительная шеренга кассет с пленками. Она вопросительно посмотрела на меня.

- Это весь наш улов, мэм, - сказал я. - Я выстроил их, чтобы полюбоваться. Утром я их упакую и отправлю бандеролью.

Она, похоже, была удивлена.

- А я-то считала, что ты заберешь их с собой в Стокгольм. Я помотал головой.

- Я передумал. Зачем рисковать и отдавать цветные пленки здесь в проявку, когда я смогу это сделать Нью-Йорке. Что же касается черно-белых, то я знаю одну студию, где это сделают лучше, чем я, запершись в гостиничной ванной. Конечно, придется на таможне выдержать небольшую битву, но, как мне сказали, шведские власти позволяют отправить отснятую, и непроявленную пленку - надо только оформить завещание.

Наступило молчание. Она стояла ко мне спиной, но я мог видеть ее лицо в зеркале. Я подложил ей большую свинью: она-то полагала, что эти пленки постоят тут еще несколько дней. Лу быстро соображала. Она неестественно рассмеялась и взяла одну кассету.

- Господи, сколько же их! То была типичная реакция дилетанта. Эти кассеты! сходят с фабричного конвейера милями и милями, а дилетант считает, что каждый такой цилиндр бесценен и незаменим. Лу по-прежнему относилась к фотографии как тот пенсионер, который вставил когда-то в свою "лейку" пленку и бережет ее, решаясь на Рождество сделать пару-тройку кадров. Мне так и не удалось втолковать ей, что пленки, как и боеприпасы, - материал расходуемый.

- Да, - отозвался я. - Ужасно много. Но тут нет ни одной стоящей, мэм!

Она бросила на меня удивленный взгляд через плечо.

- Что ты хочешь сказать?

- Я в данном случае говорю, конечно, с эстетической и редакторской точки зрения, - дразнил я ее, - а вовсе не с чисто технической. В техническом смысле мы отсняли массу чудесных негативов, но в смысле материала для журнальных иллюстраций все это полнейшая чепуха и скучнейшая чушь. Мне казалось, ты и сама это понимаешь.

Она развернулась ко мне.

- Если ты так считаешь, зачем же ты все это снимал? - злобно спросила она. - Почему же ты мне не сказал?

- Лу, не надо разыгрывать из себя наивную дурочку - теперь, когда мы уже сделали большую часть работы. Ты заставила меня прошагать сотни миль и отщелкать сотни ярдов пленки, таская меня по самым неинтересным и мрачным местам, не имеющим никакого отношения к статье, для которой мы якобы собирали иллюстративный материал. Всякий раз, когда я намеревался снять что-то действительно стоящее, что-то интересное, представляющее хоть какую-то познавательную или эстетическую ценность, ты начинала в нетерпении бить копытом и поглядывать на часы. И нечего теперь взирать на меня широко раскрытыми глазами и задавать идиотские вопросы. Ты же прекрасно знаешь, почему я снимал все в точности так, как ты просила. Я ждал, когда на горизонте появится некий человек. Человек по имени Касселиус. Теперь я полагаю, что он может появиться в любую минуту, - в особенности если ты сообщишь ему, что все эти пленки завтра отправятся международной бандеролью через океан.

Она облизала губы.

- Почему ты думаешь, что я имею какое-то отношение к этому человеку? Как ты его назвал?

- Перестань, Лу!

- Каселиус? - переспросила она. - А почему думаешь, что этот Каселиус должен, появиться?

- Ну, считай, что это просто мое наивное и глупое предположение, но у меня такое ощущение, что страшно интересуется этими пленками, которые любой! журнальный редактор выбросит в мусорную корзину.

- Что ты хочешь этим сказать, Мэтт?

- А то, милая, что я же не слепой, даже ее иногда веду себя так, чтобы у тебя сложилось подобное впечатление. Используя твои многочисленные связи, мой приличный журналистский стаж, а также прикрывшись нашими американскими паспортами - не говоря уж про задание, полученное от уважаемого американского журнала, - мы одурачили добрейших шведов, и те разрешили нам произвести подобную фотосъемку объектов железнодорожного сообщения, а также рельефа местности в этом важнейшем стратегическом районе. Двух туристов по имени Иван не подпустили бы к первому посту охраны на пушечный;, выстрел, тебе так не кажется?

- Мэтт, я...

- О, не надо только извиняться! План был блестящий, и он блестяще осуществился. И тебе страшно повезло, что в качестве фоторепортера ты заполучила; такого мужика, как я, у которого в этом деле есть свой интерес. Ведь настоящий фоторепортер из респектабельного журнала, обладающий вкусом и самоуважением, не позволил бы себе диктовать, как и снимать. Во всяком случае, он начал бы задавать кучу неудобных вопросов.

Я ждал. Она молчала. Я продолжал:

- Я полагаю, у твоих друзей есть немало разведчиков с опытом работы в сверхсекретных районах, которым мы не смогли подобраться. Но, насколько могу судить, мы все же неплохо поработали, М отсняли целую батарею пленок, запечатлев мае интересных мест в этой стране. Да такие пленки любой шпион-профессионал мог бы с радостью отослать своему начальству. А теперь самое главное - передать все это в нужные руки. Я прав?

Помолчав, она сказала:

- Я вот что думаю, ты не глуп, и все же позволили себя использовать...

- Радость моя, я же не швед. Знаешь, с возрастом делаешь одно любопытное открытие, а именно: в какой-то конкретный момент у тебя может быть только одна женщина и одна родина. Когда бывает больше - жизнь сразу необычайно усложняется. Мои старики родом отсюда - верно, но я-то родился в Америке. Я американский гражданин, и у меня есть работа. Для меня это слишком большая ответственность. Пускай шведы сами беспокоятся о своей политике и внутренней безопасности.

- Что ты имеешь в виду?

- Я имею в виду, что мне наплевать, кто и что фотографирует в этой стране и куда потом отправятся эти снимки. Я ясно выражаюсь? - Для вящей убедительности я взял ее за плечи и продолжал, глядя ей прямо в глаза: - Я хочу сказать, Лу, что вот твои пленки - прямо перед тобой. Скажи своим людям: пусть они приходят за ними. И только без шуток и без грубостей. Не стоит подсыпать мне яду в суп или слабительное в виски. Эти пленки меня совсем не интересуют. Можешь их забирать и убираться к черту. Но я хочу, чтобы и мне кое-что обломилось из всей этой затеи. Когда ты ведешь себя как паинька, все начинают изучать твои намерения под микроскопом. Когда же ты орудуешь как бессовестный гад, твое поведение обычно принимают за чистую монету.

Лу опять облизала губы.

- Ну и что ты хочешь за эти пленки, Мэтт? Деньги?

- За такие разговорчики, мэм, кое-кому можно и морду набить... Нет, не нужны мне деньги. Я только хочу взглянуть одним глазком на физиономию этого человека. Если это невозможно, я удовлетворюсь именем. Имя, под которым он известен в этой стране. Полагаю, я это заслужил честным трудом.

- Одним глазком, - быстро сказала она, - да ведь ты его убьешь!

Мы внезапно отдалились друг от друга, хотя мои руки все еще лежали у нее на плечах. Я убрал их.

- Человек, о котором мы ведем речь, - сказал я) - вероятно, несет ответственность за гибель твоего мужа. Почему тебя так беспокоит то, что с ним может случиться? Если, конечно, твой муж действительно мертв. - В ее глазах вдруг на долю секунды мелькнуло лукавое выражение. Она молчала. Я продолжал: - Во всяком случае, думаю, тебе известна суть моего задания.

Пока я не получу другой приказ, я не представляю опасности. Я просто хочу узнать, с кем, черт побери я имею дело. Я хочу выполнить хотя бы эту часть работы.

Я пожал плечами.

- Предлагаю тебе сделку. Решай. Я же не прошу тебя предоставить его мне. Я только спрашиваю, кто он. Вот все твои пленки - ты видишь их все сразу в первый и, возможно, в последний раз. Ты можешь их получить очень легко или с превеликим трудом. Черт, послушай, я не один тут, и у меня связаны руки официальными инструкциями. Какой от меня вред? Да ты сама спроси у Каселиуса. Не думаю, что он боится раскрыть мне свое инкогнито. Уверен, он даже согласится, что сделка для него очень честная. Его личность - в обмен на полный комплект снимков, без шума и пыли. Что он теряет?

- Но ты же предаешь страну-союзницу. Страну, откуда родом твои родители...

- Лу, прекрати! Давай-ка не будем говорить высокие слова о предательстве. У меня есть задание, и я должен его выполнить. Я не обязан обеспечивать безопасность шахт и железных дорог северной Швеции - страны, между прочим, нейтральной, которая вовсе не является союзницей моей родины. Швеция даже не член Североатлантического блока, насколько мне известно. Шведы вполне могут позаботиться о себе сами. Мне надо найти человека. Тебе нужны пленки - отдай мне человека.

- Если бы у тебя был другой приказ, ты бы...

- Давай-ка не будем углубляться в вопросы морали, - раздраженно оборвал я ее, - я это уже все слышал раньше.

- Но это же нелепость какая-то! - закричала она с неожиданно пробудившейся страстью. - Ты же... умный человек. Ты... временами даже приятный. И тем не менее ты готов охотиться за человеком как... как... - она задохнулась. - Неужели ты не понимаешь, что если этот Каселиус представляет собой такую опасность и что его необходимо уничтожить, есть иные способы, законные способы... Неужели ты не видишь, что, делая ставку на насилие, ты сам опускаешься до его животного уровня? Даже если ты одержишь победу - это никому не принесет блага!

Резкая смена ее настроения меня озадачила - этот взрыв искреннего негодования как-то не вписывался в ситуацию. Днем раньше, несколькими часами раньше я бы попытался понять, что же это все значит, но теперь было поздно.

В любой операции наступает момент, когда рулеточное колесо уже раскрутилось, кости брошены, карты сданы, и тебе ничего другого не остается, как действовать по первоначальному плану и надеяться на лучшее. Могу назвать вам имена, десятки имен, известных мне мужчин - а также и женщин, - встретивших свою смерть только потому, что полученная ими в последнюю минуту новая информация заставила их сделать попытку вернуть мяч питчеру уже после броска, когда и бэкфилдеры уже побежали по полю. Вот когда наступает такой момент, если распространить мое сравнение, то тебе просто остается положить трубку рядом с телефонным аппаратом и сматываться. Тебе уже не хочется выслушивать то, что тебе говорят с другого конца провода. Ты сделал все, что в твоих силах, ты узнал все, что мог, за отпущенное тебе время, и у тебя больше нет желания вступать в бесполезные дискуссии...

- Ну, ты этого от меня, во всяком случае, не узнаешь, Мэтт, - сказала она довольно сухо. Она взглянула на часики и совсем другим тоном: - Нам надо спешить. Риддерсвердов предупредили, что мы задержимся, поэтому они из-за нас не садятся за стол, но неудобно же заставлять их ждать до бесконечности.

Я посмотрел на нее. Она уже перестала быть той симпатичной девушкой, рядом с которой мне было приятно находиться. Теперь я воспринимал ее как человека, обладающего необходимой мне информацией. Есть масса способов выуживания информации: можно выбить любые сведения из кого угодно - когда вам это очень нужно и если вы проявляете достаточную настойчивость.

В ее глазах вновь возникло лукаво-удивленное выражение. Она тихо проговорила:

- Нет, Мэтт. Сомневаюсь, что ты сможешь заставить меня заговорить.

- Одна женщина сказала мне как-то то же самое, - ответил я. - Напомни мне как-нибудь, я расскажу тебе эту историю. - Я взял ее пальто. - Ну, пошли.

Глава 20

Войдя в гостиную Риддерсвердов, я едва узнал малышку фон Хоффман. Она зачесала волосы назад и завязала пучком на затылке. Новая прическа полностью изменила овал ее лица, и теперь она выглядела много взрослее - я бы сказал даже, у нее был невозмутимо-царственный вид, - но она по-прежнему не изменила своей бледно-розовой губной помаде. На ней бы серый фланелевый костюм - для шведок это чуть ли не дневная униформа. Такие костюмы разных фасонов, оттенков и размеров можно увидеть повсюду, но модель, которую Элин демонстрировала в тот вечер, состояла из короткого жакета и плиссированной юбки, в которой удобно и ходить и кататься на велосипеде. Такие юбки можно встретить едва ли не на каждой второй женщине.

Он сидел на ней не хуже, чем блестящее синее платье или вызывающие клетчатые штаны. Костюм этот никоим образом не улучшал ее внешность, но ведь ей ничего такого и не требовалось. Самый факт, что она одета в такой костюм, а не в вечернее платье, указывал на то, что сегодня неофициальный прием в отличие от предыдущего нашего посещения этого дома. Хозяева не ожидали в гости никаких директоров. Ясное дело: это был обычный ужин для своих, устроенный просто в честь двух иностранных журналистов, которые выполнили свое дело и собирались покинуть страну.

- Я отправила письмо полковнику Стьернхьелму, - Ц сказала Элин, когда мы уселись за стол, выпив все тот же ужасающий "манхэттен". - Я написала ему, что вы несносный субъект, пьяница, а возможно, и развратный человек. - Она мельком взглянула на Лу, сидевшую на противоположном конце стола, потом коротко рассмеялась. - Я, конечно, шучу, кузен Матиас, - промурлыкала она. - Я написала, что вы обаятельный и милый. Я уже получила от полковника Стьернхьелма ответ. Он написал вам лично, но на тот случай, если письмо не попадет к вам в руки до вашего отъезда, мне поручено вам передать, что вы приглашены в Торсетер поохотиться на следующей неделе. Он горит желанием с вами познакомиться.

- Это очень мило с его стороны, - сказал я. - А вам спасибо за рекомендации.

- Я тоже там буду. Если вы сможете приехать в среду утром, в моем распоряжении будет целый день, чтобы показать вам окрестности. А еще помочь пристрелять ваше ружье, если вы еще не успели это сделать сами. У меня новенькое восьмимиллиметровое "хускварна", и я хочу его обновить перед охотой.

Я взглянул на нее с некоторым удивлением.

- О, так вы тоже идете на охоту?

- Ну да! Должна вам сказать, мы будем охотиться вместе, если вы, конечно, не возражаете. Полковник Стьернхьелм в этом году отвечает за организацию охоты, и он будет слишком занят, чтобы уделить вам достаточно внимания, так что он возложил на меня обязанность быть вашим провожатым - ведь вы не знакомы с нашими местными обычаями и правилами. Знаете, у нас охотятся из засады: каждому охотнику отводится определенное место, и егеря с собаками гонят дичь на ружья. Вы себе представить не можете, как дух захватывает, когда вы слышите приближающийся лай собак и когда вы знаете, что "ale" - лось - бежит перед ними, а вы молите Бога, чтобы они не пробежали мимо вашей засады. Надеюсь, вы умеете стрелять по бегущему зверю. Американцы, по-моему, в основном тренируются в стрельбе по неподвижным мишеням, если вообще утруждают себя взять оружие в руки.

- Мне в жизни несколько раз пришлось стрелять по движущимся мишеням, кузина Элин, - ответил я. Она рассмеялась.

- Когда вы так говорите - можно подумать, что вы глубокий старик!.. Мы с вами будем в одной засаде. Вам как гостю будет предоставлено право первого выстрела. Но не волнуйтесь. Если вы промахнетесь, я убью вашего зверя.

Может, она и выглядела как приятная дама, но говорила как маленькая хвастушка.

- Благодарю вас, - сказал я сухо.

- Я хорошо стреляю, - продолжала она. - Я написала полковнику Стьернхьелму, что вы не особенно-то большой любитель пеших прогулок, так что нам выделят одну из ближайших засад. Да и какая разница. Там у нас будет не меньше шансов подстрелить дичь, чем в любом другом месте.

- Ну и хорошо, - сказал я. - Не хотелось бы думать, что из-за меня вы вернетесь с охоты без дичи.

Она засмеялась.

- Что - я веду себя ужасно недипломатично? Но нам же и правда очень хочется, чтобы охота вам понравилась, а некоторые засады расположены довольно далеко, в труднопроходимых местах. А там у нас, боюсь, не будет ни лошадей, ни джипов, чтобы вы могли охотиться в более привычных для себя условиях.

В ее голосе появились укоризненные нотки. У меня вдруг возникло побуждение как-нибудь пригласить ее на лосиную охоту в скалистые горы. Просидев два дня в седле, она бы сразу изменила свое мнение об американской охоте... Позже, разговаривая с хозяином дома, я увидел, как она подсела к Лу в углу гостиной. Обе девушки улыбались друг другу и вели беседу медовыми голосами, отчего мне почему-то захотелось столкнуть их лбами. О чем они говорили, я не слышал.

На обратном пути я спросил у Лу: