Глава 1

Стальная дверь, выводившая в приемный зал тюрьмы, была не слишком высока: ровно столько, сколько требовалось, чтобы человек обычного роста прошел, не стукаясь головою о притолоку. Дверь открылась, пропуская освобожденную узницу, потом затворилась опять.

Довольно простолицая, весьма невзрачная женщина, которой не так давно минуло сорок... Я невольно подобрался. При последней - и первой - нашей встрече госпожа Эллершоу отнюдь не казалась невзрачной. Да и простолицей не выглядела. И лет миновало не слишком-то много... Не было ей ни малейшего резона представать мне в подобном душераздирающем виде.

Впрочем, резон имелся. Наличествовал... Не хочу сказать, что пребывание в местах не столь валенных действует на природу человеческую благотворно. Не утверждаю, будто одиночное заключение длиной в восемь лет способствует развитию телесному либо душевному. Но с виденной мною ранее госпожой Эллершоу приключилось нечто действительно неладное.

И целиком валить упомянутое неладное на тюремные власти не доводилось.

У освобожденной отмечались болезненно чистый, преотменно отмытый вид, и полное отсутствие косметики на физиономии. Волосы - по-прежнему густые и каштановые - были небрежно урезаны чуть пониже ушей. А также промыты шампунем до состояния сухости умопомрачительной.

Видимых повреждений и шрамов не отмечалось; не учитывая, конечно, левой кисти, которая торчала под углом, не присущим искони предплечью и лучезапястному суставу. Этой малости не наблюдалось двенадцать лет назад.

Минуло двенадцать лет. Ежели вдуматься, господа хорошие, добрые мои читатели, - седьмая часть человеческой жизни, прожитой при отменном здоровье, в относительной или абсолютной безопасности, в кругу родных и близких; без хлопот, забот и треволнений... Мне пятьдесят девять, милые. И думать о будущем - ближайшем и дальнейшем, - равно как и о золотом прошлом, без некоторой грусти я попросту не могу. Хотя бы в силу возраста. Но я уклонился в сторону...

Одежда миссис Эллершоу блистала такой непорочной новизной, что я поискал взглядом ярлычки, долженствующие указывать первоначальную цену. Весьма недорогой наряд. Коричневый, новенький, фланелевый, неброский. Приглядный? равно как и тоненький розовый джемпер, изумительна к нему подходивший.

Коричневый плащ. Коричневая кожаная сумочка. По крайней мере, материалу, из коего ее сработали, надлежало казаться настоящей кожей. Маленький дешевый чемоданчик. Тоже коричневый. Заметив меня, миссис Эллершоу замерла посреди приемного зала, точно вкопанная. С лица ее немедленно и напрочь слетело всякое выражение: уж этому в тюрьме обучаются быстро. Непроницаемая физиономия, такие бывают у профессиональных картежник ков. У меня самого сплошь и рядом отсутствует всякая мимика, ибо навыки покерного блефа, приобретенные в безмятежной и невозвратной юности, в бурной зрелости пришлись весьма кстати.

Женщина быстро облизнула губы.

- Сказано было: вас поджидают, - молвила миссис Эллершоу преувеличенно ровным голосом. - Только я не подозревала, что... Мы, несомненно, встречались. Да, помню.

- Чрезвычайно польщен, - учтиво ответил я. - И обрадован, ибо избавляюсь от нужды представляться вновь.

- Хелм, - сказала женщина. - Мэттью Хелм. Сотрудник загадочной федеральной службы, задачи которой остаются невыясненными. Двенадцать лет назад вы угостили меня ужином в...

- Ресторане "Кортес", - напомнил я.

- Конечно. Явились в контору Барона и Уолша, где я... состояла адвокатом. Хороший был ужин... И выбор вин вы предоставили моему вкусу и усмотрению... Очень любезно, мистер Хелм... Зачем вы пришли опять?

- Попросить помощи. В очень важном деле. Со своей стороны, миссис Эллершоу, моя загадочная и довольно влиятельная служба сделает все мыслимое, чтобы помочь вам. Чувство благодарности не чуждо и нашему начальству.

Что было чистой правдой. Мак умел бывать совершенно беспощадным, но и добра не забывал никогда. Странная и сложная натура, Мак.

- Я оставил машину подле ворот, - уведомил я. - Давайте, с вашего позволения, побеседуем по дороге.

Она буквально съежилась, когда я отобрал плащ и чемодан, дабы услужливо и вежливо помочь даме. Больно было глядеть: человек, выросший в надежном, воспитанном, устойчивом окружении принимал простейшие знаки внимания как нечто необычайное и напрочь забытое. Прелестная, самоуверенная, глубоко и основательно образованная девушка, считавшая подобные вещи естественными, отвыкла от подносимой зажигалки, предупредительно распахиваемой двери - от любых доброжелательных светских жестов...

Мы повстречались во время суда над записным убийцей второго разбора, Вилли Чавесом, полунемцем, полуиспанцем, как явствует из имени и фамилии. Я присутствовал при скандальном процессе, лелея надежду выйти на убийцу первого разбора, коему Чавес подчинялся, и который составлял в то время основную мою задачу. Свойство задачи вы, пожалуй, угадаете без дополнительных подсказок.

Совсем еще молодая, недавно окончившая юридический колледж, мисс Мадлен Рустин (госпожой Эллершоу она сделалась уже после нашей беседы) была своего рода юным чудом, получавшим вороха предложений от самых надежных и состоятельных адвокатских контор. Жаждущий работы, умный - неимоверно умный! - отлично знающий суть избранного дела ребенок, обещавший вырасти в неотразимого защитника.

Неотразимого и в буквальном, и в переносном смысле этого слова.

Именно поэтому, кстати, я и обратился к ней, а не к витавшему в недосягаемых высотах старшему совладельцу фирмы, господину Вальдемару Барону.

Перед свиданием довелось, как заведено, перелистать небольшое досье. Прочитанное укрепило меня в искреннем убеждении, что мисс Рустин - сущий алмаз меж молодых девиц, и трактовать ее надлежит со всем возможным почтением. Невзирая на ощутимую разницу в опыте и возрасте.

В то великолепное время никто и заподозрить не мог, что Мадлен Рустин постигнет нежданная и грозная, подобная сорвавшейся лавине, беда. Все свидетельствовало: рано или поздно девушка пробьет себе широкую тропу наверх и сделается если не главным партнером, то, по крайней мере, значительной персоной в заведении "Барон и Уолш". Весьма выдающемся заведении, между прочим.

Приняла меня Мадлен в маленьком кабинете, где я и поведал ей свои намерения. Пришлось, разумеется, назвать имя и номер вашингтонского телефона, по которому были получены требуемые подтверждения. Правительственный номер не спутаешь ни с каким иным, подтверждения были приняты надлежаще и учтены соответственно.

Простейших приличий ради, я попросил Мадлен отужинать со мною в "Кортесе", а уж там, за добрым столом, и поговорить обстоятельно. Девушка согласилась просто и без неприличных, присущих возрасту ужимок. Деловая, спокойная девица, прекрасно знающая, что можно, а чего нельзя изложить клиенту. Даже государственному служащему.

Сцепились мы (вполне дружелюбно и легко) по одному-единственному поводу. Проведав, какого рода занятиям я предаюсь, Мадлен полюбопытствовала:

- А не совестно вам убивать людей, точно дикое зверье?

На что я возразил:

- А вам не страшно выпускать дикое зверье на волю, делая вид, будто людей освобождаете?

Мы поспорили, каждый остался при собственном непоколебимом убеждении: так бывает неизменно. И все-таки простились добрыми приятелями. Благодарными друг другу за чудесный вечер. Тем и окончилось.

Года полтора спустя привелось узреть фото Мадлен во всех окрестных газетах. Приключилось невообразимое, и тюремные ворота захлопнулись за спиною Мадлен Эллершоу на восемь долгих лет. Было странно и жутко угадывать в этой опухшей от малоподвижности, отекшей, бледной физиономии былые черты, былую живость, ушедшее чувство собственной значительности.

Тюрьма раздавила бедолагу полностью.

Конечно, признаю: тюрьма - отнюдь не швейцарский курорт, не учреждение, где поправляют истрепанные нервы и дают полное отдохновение измучившемуся телу. Тюрьма на то и тюрьма, чтобы в ней жилось не особенно сладко. Но ведь, черт возьми, не до такой же степени!

В серых глазах не отмечалось ничего, кроме предельного безразличия ко всему на свете. При обычном течении событий, подумал я, Мадлен Эллершоу была бы сейчас подтянутой, выхоленной, уверенной в себе дамой, занимающей отличное общественное положение и спокойно глядящей в обозримое будущее. Да и выглядела бы не старше, а гораздо младше положенных природой тридцати четырех лет.

Немалую цену заплатила, подумал я отрешенно. И, главное: за дело заплатила, или по навету?

Заключена без права на амнистию, припомнилась давняя фраза из паскудной провинциальной газетенки.

Побрезговала, голубушка, сделать признания добровольные и сугубо ложные. Хотя, пожалуй, они сократили бы срок ее мытарств эдак на три-четыре года... Присяжные учитывают раскаяние...

- Верно, мистер Хелм...

Голос прозвучал отстраненно, и по-прежнему был лишен всякого человекообразного выражения.

- Немного сохранилось от былой Мадлен Рустин? Жадной к работе особы двадцати двух лет от роду? Несладко глядеть, а, любезный? Свежаком из тюряги, всю катушку отмотала, денек в денек! Не признаешь, даже если попробуешь... Славный видок, а, приятель?

Беспардонная манера выражаться и ровный, преувеличенно ровный голос, которым изрыгалась тюремная сия чушь, произвели впечатление чуть ли не более ужасное, чем внешность. Благовоспитанная и тщательно образованная светская дама никогда не заговорила бы на подобный лад.

Потом я рассмотрел проблеск злого лукавства в непроницаемых, казалось бы, глазах, и понял: миссис Эллершоу попросту издевается. Дает почувствовать, во что превратилась в продолжение восьми долгих лет. Самоистязанием развлекается, голубушка.

- Но вы... - неожиданно выпалила женщина: - Вы же не станете предъявлять новых обвинений? Господи помилуй, ведь не могли же за восемь лет изобрести чего-то нового? Если опять замкнете... я... я не стану...

Она осеклась и состроила храбрую гримасу:

- Впрочем, терять нечего! Не осталось вещи, о которой следовало бы сожалеть!

- Буду весьма опечален, если вас убьют при выходе, - я. И ждал надлежащего ответа. Хотя бы отдаленного намека на любопытство или страх. Ничего подобного не отметилось.

- Нет, миссис Эллершоу, - вздохнул я. - Бояться нет ни малейшей причины. Вы чисты перед Богом и людьми. Срок заключения отбыт полностью, обвинение отпало. Новых не предвидится, уверяю...

И мы проследовали наружу, туда, где стояла моя серебристая "мазда RX-7". В салон - вернее, кабину, ибо автомобиль числится спортивным, - госпожа Эллершоу забралась неуклюже: сказывалась отвычка. Низко сидящие, прижатые к дорожному полотну машины требуют известной сноровки. Она-то, родимая, и отсутствовала. Испарилась в течение восьми лет.

Ноги, однако же, подметил я, сохранили как изящество, так и четкость очертаний...

Глава 2

- Этого знать незачем, - сказал Мак, будучи спрошен мною, какого дьявола вообще заваривается вся вышеописанная каша. - Нам это ни к чему, и ни единого слова не растолковали.

Голос прозвучал сухо и деловито. Ограниченные распоряжения, подобные этому, раздаются сплошь и рядом; и почти всегда жизненно важная информация, способная уберечь вас от нечаянного хамства, или непредвиденного мордобоя, или чересчур поспешного выстрела, оказывается засекреченной. Уж не говорю о сведениях, которые сплошь и рядом спасают самого агента от чужого хамства, нежелательного мордобития или смертоносной пальбы.

Увы и ах: нас высылают на задание, обеспечив шорами, ограничивающими поле зрения до предела; снабдив кляпом во рту и затычками в ушах. Ничего не попишешь, такова жизнь. C'est la vie, как выражаются французские союзники...

Глядя на Мака, никто никогда не заподозрил бы, что имеет редкую честь созерцать одного из опаснейших людей на свете. Аккуратная седая шевелюра; умопомрачительно черные брови; опрятный серый костюм... Начальник мой казался то ли процветающим дельцом, то ли отставным чиновником, но уж никак не руководителем беспощадной правительственной службы, засекреченной настолько, что лишь самые доверенные субъекты вообще подозревали о ее существовании... Насчет неприятеля не сужу. Неприятель знал все, от начала и до конца. Тем пуще опасался, между прочим... Ибо сам располагал своим подобным.

Мак вполне мог бы сойти за банкира, или маклера, интересующегося валовым национальным продуктом, а заодно и вложениями капитала... Впрочем, настоящие интересы Мака лежали в совершенно иной сфере. Вежливое название нашей деятельности определялось как "противодействие истреблению".

То есть: если какое угодно иное правительственное агентство ухитрялось противостать супостату слишком сильному или решительному, с коим невозможно было совладать мерами обычными и законными, вызывали нас. Дабы возникшее затруднение разрешилось наилегчайшим путем. Противозаконнейшим, кстати... Путем истребительным.

Вдобавок, всегда легче терять человека из родственной службы, чем из собственной...

- О, старая добрая песенка! - жизнерадостно возгласил я: - В один прекрасный день проснемся и обнаружим, что страною заправляют комиссары. А мы и не подозреваем об этом, ибо дело числилось абсолютно секретным...

- Чрезвычайно кстати было узнать, что вы задумываетесь над подобными задачами, - невозмутимо ответствовал Мак. - Ибо предстоит выудить из Форта Эймс некую особу, шпионившую для русских... По крайней мере, мужу своему помогавшую шпионить. Муж испарился, без малейшего следа. Заодно, между прочим, пропала женщина, подозревавшаяся в связях с коммунистами. Состоявшая другом злополучной семьи... Жене присудили восемь лет заключения. Через несколько дней срок заканчивается.

Я нахмурился:

- Форт Эймс? А что это, черт возьми, такое? Насколько разумею, тюрьмой для политических преступниц поныне служит Алдерсон, штат Западная Вирджиния?

- Официально, да, - уточнил Мак. - А неофициально, Форт Эймс, перестроенный сообразно требованиям двадцатого века, соответствует своей цели куда как больше. И куда больше устраивает знаменитые правительственные службы, вроде ЦРУ и Агентства Федеральной Безопасности, кои почитают сохранение отдельно взятых узниц вопросом жизненно важным для национального выживания. С Алдерсоном одна беда: чересчур мягкие требования, и режим, по сути, открытый. Почему-то считают, будто в качестве вероятных беглянок женщины безопаснее мужчин... И даже опаснейшим особям уделяют неизмеримо меньше внимания, чем их собратьям в мужских темницах... Алдерсон, да будет вам известно, прозывают "институтом благородных девиц"... Но признаю: некий резон имеется. Число побегов стремится к нулю. Не полностью забыли школьную математику?

Что я забыл, то забыл начисто. Но спорить с Маком было бы сейчас верхом опрометчивости.

- А чего ради именно эта отдельно взятая узница была помещена именно в Форт Эймс? Неужто провинилась больше, чем искупается Алдерсоном? И, сэр, ежели не слишком ошибаюсь, вы говорите о Мадлен Рустин?

Мак согласно кивнул:

- О ней самой. Не позабыли?

- Позабудешь... Но что бы дама сия ни сотворила - коль скоро вообще сотворила, - вряд ли стоило расходовать на нее место в побегонепроницаемом каземате. Мадлен вовсе не казалась женской разновидностью графа Монте-Кристо. Избалованная, изнеженная, привыкшая к удобствам особа. Не стала бы прокапываться наружу при помощи чайной ложечки, уверяю.

- Да я и не сомневаюсь, - ответствовал Мак. - Имелись иные соображения. О коих не распространяются. Но имелись. Так я думаю... Ибо Агентство Федеральной Безопасности, присматривавшее за судебным процессом от начала и до конца, настаивало на высшей надежности заключения. Кому-то, сказали ребятки, может стукнуть в голову резонная мысль: отчего бы не укокошить ненужную свидетельницу? В Алдерсоне укокошить - раз плюнуть. Оттого и предпочли Форт Эймс.

- Понимаю, - горько вздохнул я. - Снова предлагаете служить приставным телохранителем?

- Отчасти верно. Мы весьма стремимся уберечь госпожу Эллершоу. Но также не отказались бы выяснить: а кто, собственно, хочет ее погибели? По каким соображениям? Также надобно выяснить, что ведомо женщине об исчезновении мужа. Помните? Доктор Эллершоу, восходившая и безвременно потухшая звезда на небосклоне высшей физики... Светлая голова, работал в Лос-Аламосе. В общеизвестном Центре Передовых Оборонных Исследований.

- Когда мы повстречались, - рассудительно заметил я, - мисс Рустин еще не была замужем. Следовательно, сужу о муже лишь по газетным вырезкам прошлых лет. Нашумел процесс, ничего не скажешь... А Лос-Аламос - очень своеобразное заведение. Безусловно, закрытое. На пушечный выстрел не подпустят без особого пропуска... Это захудалый, но довольно глубокий каньон. Conejo Canyon, - уточнил я. - Кроличье Ущелье, коль скоро позабыли испанский...

- Эти сведения, по-моему, весьма косвенно относятся к основному предмету разговора, - ядовито заметил Мак. - Понимаете? Вы разумеете, Эрик?

Он употребил кодовое имя, подчеркивая: беседа ведется весьма деловая, и никакие вольные лингвистические экскурсы не считаются уместными.

- Уведомляю: поэтому и выбрали вас, а не кого-то иного. Уж кому, как не вам знать окрестности Санта-Фе и. Лос-Аламоса? Вы же там обитали не меньше пятнадцати лет, верно? А вдобавок, хотя бы шапочно знакомы с объектом опеки...

- Сэр, дозвольте задать вопрос, - перебил я. - Насколько постигаю, со дня, когда исчез доктор Эллершоу, а жена его села на скамью подсудимых, миновало не менее девяти лет. Неужто научные данные не успели безнадежно устареть? Откуда столь запоздалое любопытство к старому, заведомо вышедшему из употребления шпионажу? Чего боятся заинтересованные лица?

Мак отмолчался.

Я нахмурился.

- Точно: девять лет. Ровно год предварительного следствия, потом восемь лет заключения... Верно. - Мак поиграл вечной ручкой.

- Сэр, а вы исключаете возможную невиновность объекта? Подложное обвинение, подделанные материалы, и так далее? За восемь лет, проведенных в одиночной камере, впору и мозгами раскинуть... Свести концы с концами, сделать умозаключения... Догадаться, кто насолил, зачем насолил, каким образом. Ведь отчего-то же боятся ее? Укокошить не прочь? Мак резко поднял голову:

- Кажется, вы испытываете определенные сомнения, Эрик?

- Целый год, сэр, - заметил я, - миновал меж арестом и приговором! Достойно удивления! Куда более важные случаи покоились в судейских ящиках по нескольку лет: пять, шесть, семь... Не сдается ли вам, что пустили в ход известное влияние? Позаботились нажать на удобные рычаги, определить подследственную за решетку скорейшим, так сказать, образом? - Мак пожал плечами.

- Всякое бывает... Не исключаю, что вина госпожи Эллершоу была очевидна. Защитник же явил беспомощность. Вот и все.

- Насколько разумею, объект воспользовался услугами лучших умов той фирмы, в которой имел честь или несчастье состоять. Неужто изощренный адвокат не сумел привести встречных доводов? Не было девочке ни малейшего резона рисковать имевшимся... Жадный к работе ребенок; отличный оклад; полное отсутствие идеализма... Черт, она же защищала несомненного убийцу, отлично зная: убил он, и никто иной! Не представляю, как сумели бы продать ей великую идею всемирной пролетарской революции и поголовной обломной нищеты... Ради больших денег? У нее и больше имелось, чем уплатить способны. Ради безумных убеждений? Не приняла бы она марксистского бреда. Бывают, конечно, извращенные случаи, вроде Кима Филби, да только Мадлен Эллершоу совсем не из того теста слеплена.

- А за восемь лет Форт Эймс, вероятно, вылепил существо совсем новое. Так я думаю, - заметил Мак. - Если женщину обвинили облыжно, тем хуже. Но прошу запомнить: ее истинная вина, или невиновность, касаются нас в очень малой степени. Лишь постольку, поскольку влияют на возникшие в Новой Мексике недоразумения...

- Пожалуйста, - попросил Мак, - обуздайте любые рыцарственные порывы. Нам только-то и надобно выяснить: что творится в этом вашем Кроличьем Ущелье. Что творилось девять лет, покуда изъятый из обращения доктор Эллершоу числится в нетях? Во что позволил он втянуть себя? Или на что наткнулся по чистой случайности? Кто почел его ужасающей угрозой, с которой следовало обойтись беспощадно? Кто послал молодую жену Эллершоу в тюрьму? По навету, или за дело - какая разница? Кто намерен сейчас, когда госпожа Эллершоу получает свободу, разделаться с нежелательной свидетельницей полностью и навеки?

Мак помотал головой.

- Это лишь одна из возможных версий. Наличествуют, между прочим, иные. Думаю, ключ отыщете у Мадлен Эллершоу, в девичестве Рустин. А чтобы отыскать ключ, нужно сперва обезвредить вероятных убийц... Помогать вам будет Джексон. Вы недурно работали вместе. В Чикаго.

- Отлично, - сказал я. - Но Джексону подмога потребуется. Он один едва ли сумеет обеспечить надежное прикрытие.

- Любую необходимую помощь, - уверил Мак, - предоставим, и незамедлительно.

С минуту я разглядывал начальника. Не в пример блистательным и бравым ребяткам из Лэнгли, мы не располагаем неограниченным числом сотрудников. Однако же Мак явно соглашался отрядить со мною и Джексоном всех наличных людей, которых способен был выделить.

- Играем, получается, на огромную ставку, сэр?

- Не исключено, что на громадную. Но подробностей не знаю, не осведомлен. Сочли бы нужным - поставили бы в известность.

- Понимаю, - скривился я. - Лезьте из кожи вон, а вопросов лишних не задавайте... Надо полагать, от паршивой тюремной пичуги зависят судьбы всего народа?

За восемь лет. Форт Эймс, вероятно, вылепил существо совсем новое... Бессердечная реплика Мака всплыла в моей памяти, когда я выводил спортивный свой автомобиль со стоянки. Поникшая и бесцветная выпускница тюремных курсов молча сидела рядом, сжимая обеими руками псевдокожаный ридикюль.

- Отыскали того человека? - спросила она внезапно.

- Какого человека?!

- Того, за которым гонялись. Вы приходили просить о свидании с нашим клиентом Вилли Чавесом... - Поколебавшись, Мадлен прибавила: - А мы все-таки добились оправдательного приговора!

- Не знал, не знал... Впрочем, неудивительно: столь опытные, искушенные защитники...

- Я тоже была опытной, искушенной защитницей, мистер Хелм, - возразила Мадлен угрюмым голосом. - И сами видите, не слишком выиграла от этого. Не всякий раз удается разнести обвинение в пух и прах... Но вы не ответили.

- Отыскал. Увы, уже в покойницкой, ибо кто-то другой нашел парня еще раньше. И застрелил.

- А задание ваше сочли выполненным?

- Не совсем. Упомянутое лицо, некий Гораций Биксби - впрочем, у него было не одно имя, - успел нажать на гашетку, прежде, нежели сам получил пулю. Он был наемным убийцей. Не отвлеки кто-то господина Биксби за полмгновения до выстрела, задание оказалось бы провалено полностью. Но видный делец, выдающаяся фигура, все равно оказался ранен и провел в больнице не так уж мало драгоценного времени. Этому я должен был помешать, однако не сумел. О намечавшемся покушении знали, только понятия не имели, на кого именно Биксби намерен покуситься.

Я повернул голову:

- Положение складывалось прямо противоположное нынешнему, госпожа Эллершоу.

Женщина свела брови у переносицы.

- Не понимаю. О чем...

- Ведь я сказал: буду опечален, если вас убьют при выходе. Помните? В нынешнем случае известно, кого наметили жертвой, а вот кого послали стать убийцей, неведомо.

Серые, ничего не выражавшие глаза устремились на меня.

- Не трави тюльку, дружок! И не щелкай греблом, не испугаешь. Не такое слыхала.

Мадлен осеклась, поймав себя на том, что непроизвольно стала изъясняться бесовским жаргоном, завязшим в мозгу за восемь долгих лет. Вздрогнула, поежилась.

- Простите, мистер Хелм, но чего ради меня решили бы... уничтожить с-сейчас, когда миновало... м-мно-го лет?

- Видите ли, миссис Э., - ответил я, - в нашем деле всякое приключается, и с любыми субъектами сталкиваешься. Преимущественно со скверными. Но случается, даже худшим особям не чуждо чувство благодарности, или что у них там понимается под благодарностью... Соблюдение закона: ты - мне, я - тебе... Некий сотрудник отпустил с миром противника, отпускать которого не было особой нужды. Однако задание завершилось, и парню дозволили уйти невозбранно, чтобы избежать ненужных осложнений. Эта личность не забыла добра и с неделю назад позвонила по телефону. Сообщила важную новость.

- Обо мне?

- Пожалуй.

Не отрывая глаз от магистрального шоссе, ложившегося под колеса бесконечной темной лентой, я процитировал по памяти:

- "Человек, чье имя и местопребывание вас интересует, подыскивает надежного наемника, чтобы убрать Эллершоу сразу после освобождения. Намотайте на ус и дальнейших сведений не ждите. Я с вами рассчитался теперь полностью и окончательно".

Мадлен Эллершоу непроизвольно вздрогнула.

- Что за человек? О ком речь?

- Вам знакома фамилия Толливер? Обронив этот вопрос, елико возможно бегло и небрежно, я напрягся. Олухи, свихнувшиеся на почве секретности, все же вынуждены были упомянуть загадочного Толливера, дабы люди Мака, услыхав это имя, немедля донесли кому следует. Чересчур важной персоной, должно быть, числился господин Толливер, и беспокоил наших милых коллег чрезмерно. Донести надлежало с полной подробностью: где, когда, при каких обстоятельствах и кто упомянул. Подробностей, впрочем, не выложили. Ни к чему нам подробности...

- Толливер? - голос Мадлен прозвенел недоумением. - Н-нет... Похоже, измененная итальянская фамилия Тальяферро...

- Понятия не имею. Возможно.

- Звучит знакомо, только... Не припоминаю. Это очень важно?

Пожав плечами, я ответил:

- Опять же, понятия не имею.

- Скажите правду, мистер Хелм, чему я на самом деле обязана вашим присутствием?

Изысканная, безукоризненно построенная грамматически фраза произвела на меня выгодное впечатление. В тюрьме Форт Эймс та же самая мысль облеклась бы совершенно иными словами. Женщина явно возвращалась к словарю и синтаксису, восемь лет остававшимся без употребления среди злобных, безграмотных, завистливых скотов, не выносящих чужого превосходства.

- Но ведь уже говорил...

- Да, конечно. Вам велено беречь и охранять меня. - Мадлен покосилась: - Но почему вам? С какой стати именно вы должны опекать и лелеять бывшую женщину-адвоката, предполагаемую государственную преступницу, не успевшую толком вывалиться из камеры? Лишь потому, что мы встречались давным-давно, и вы любезно угостили меня ужином?

- Отчасти, да. Кроме того, я обитал в Санта-Фе, откуда вы родом.

- Да, - холодно проронила женщина. - Жила себе счастливая чета: Рой и Мадлен Эллершоу. Два очень славных молодых человека, получавших очень хорошие деньги. А еще и в долги забравшихся, чтоб и вовсе ни в чем себе не отказывать... Если бы дела шли своим чередом, вернули бы мы в скором времени все долги да зажили на славу: ни хлопот, ни забот... Но вышло иначе. Рой исчез бесследно, а меня взяли под стражу, и - пуф! Лопнула прежняя жизнь, точно пузырь мыльный. Сначала я хотела сохранить хотя бы дом, следовало блюсти приличия...

Мадлен перевела дух и продолжила:

- Но требовались деньги для освобождения под залог. И на судебные расходы, хотя... мистер Барон, фактический владелец фирмы, предложил защищать меня бесплатно... Потом все попросту рухнуло, и кредиторы получили свое, а остаток средств поглотил суд. Привелось брать взаймы у собственных родителей...

Надолго умолкнув, женщина устремила взор вперед. Я не торопил ее, правил спокойно, "мазда" пожирала километры точно макароны. Мадлен опять глубоко вздохнула:

- Оба уже мертвы. Я была единственным ребенком, и мной ужасно гордились. Университетские отличия, прекрасная служба, удачный брак... И вдруг - катастрофа. Это их прикончило.

- Вам есть куда возвратиться?

- Папин адвокат, старый мистер Бирнбаум - я звала его просто дядюшкой Джо, - прислал письмо и попросил о встрече сразу после того, как... отбуду срок заключения. Кажется, речь идет о наследстве и родительском доме. Несколько тысяч мне оставили, десять или пятнадцать, но при эдакой инфляции надолго не хватит... Я знаю об инфляции, смотрела у себя в камере передачи по маленькому телевизору, который привезли родители...

- Вас часто навещали?

- Поначалу - да. И снабжали всем, чем только могли. А вот когда здоровье сдало... Но пятнадцать тысяч лучше, нежели ничего. На время хватит. А после... Подыщу работу. В качестве освобожденной преступницы.

- По отзывам судя, - вставил я, - ваш м-м-м... послужной список почти безупречен. Однако ни малейшего любопытства к профессиональному обучению и образовательным курсам не обнаружено.

- Образовательным?! В голосе Мадлен зазвучало неподдельное бешенство.

- После всевозможных академических отличий, полученных в университете, настоящих отличий? После настоящего диплома? Настоящих познаний, приобретенных на родительские деньги? Дозволить полуграмотному, безмозглому, косноязычному сброду, бездарной банде тамошних преподавателей учить меня? Чему?! А касаемо профессиональной подготовки... Блестящий - простите за похвальбу! - адвокат, знаток своего дела будет учиться делать клиенткам шестимесячную завивку? Или на машинке пишущей десятью пальцами выстукивать, как примерная маленькая секретарша? Нет уж, простите! Это значило бы согласиться: будущее закрыто, осталось рассчитывать лишь на жалкое, смиренное существование в маленькой серой должностишке: что заработал, то и съел... Увольте. Впрочем, разве не так? Разве остался выбор?

Мадлен являла собою странную смесь аристократической надменности и чисто плебейского, причитающего отчаяния. И все же надменность наличествовала, и я с облегчением убедился в ее наличии. Боялся, что всю гордость и заносчивость выдавили по капле. Не то вышибли...

- У вашего мужа, - полюбопытствовал я, поспешно меняя течение беседы, - имелись несомненные приметы? Родимые пятна, шрамы? Странные привычки?

- - То есть?

- Рой Эллершоу пропал без вести. Не исключаю, что может быть поныне жив. Если обнаружить его...

- Не надейтесь. Рой погиб.

Минуты две или три я вел машину по залитому солнцем, предвесеннему краю, не говоря ни слова. Потом скосил глаза:

- Вы утверждали это еще на суде. Но доказательства не представили. Вообще никакого.

Коротко и сухо засмеявшись, Мадлен ответила:

- И правильно сделала. Иначе меня, чего доброго, провозгласили бы убийцей Роя. Видели бы вы свору обвинителей! Точно помешались от ярости и желания упечь... Требовали, вымогали: признавайся, признавайся, признавайся! В чем? Думается, тело Роя и не искали. Вместо этого разнюхивали, где скрывается мнимо уцелевший преступник, чьей соучастницей была подсудимая Эллершоу.

- Вы сказали "погиб". Рой, по-вашему, принял насильственную смерть?

- Убеждена.

- Поясните.

- Рой не вернулся, правильно? А Рой вовеки не бросил бы меня "расхлебывать кашу", как выражаются ваши коллеги... Для Роя подобное было бы немыслимо... Все равно, что нанять и подослать ко мне убийцу. Ведь вы подозреваете его?

На мгновение оторвавшись от дороги, я метнул в сторону Мадлен изучающий взгляд.

- Получается, Рой любил вас и оттого не сделал бы ничего подлого?

- Да, мистер Хелм. В точности так. И не ухмыляйтесь, пожалуйста!

- Не собираюсь ухмыляться, только, простите великодушно, утверждение сие свидетельством считаться не может.

- Может, - уверенно возразила Мадлен. - Я убеждена в своей правоте, и неопровержимо убеждена. Рой погиб около двух часов пополуночи. Точнее сказать не могу: тюремщики отобрали все лишние вещи, включая часы. Но когда меня забрали из дому и определили в грязную каталажку, я, невзирая на потрясение, злость и ужас, умудрилась уснуть. И в два часа буквально подскочила, услыхав протяжный крик мужа. И поняла: Роя нет.

Покосившись на меня с нескрываемым презрением, женщина осведомилась:

- Не верите? Мысленно хохочете? Ну и леший с вами! Никто не верит.

Невозмутимо, с немалой расстановкой я отозвался:

- Не пытайтесь гадать, миссис Эллершоу, во что я верю, а во что нет.

Мадлен облизнула губы.

- Хорошо. Простите... Вы первый, кто не расхохотался в ответ!

- Выходит, послышался крик, вас подбросило на койке, вы поняли: муж убит? Продолжайте. Женщина сглотнула.

- Я решила бы, что крик приснился... Впоследствии, познакомившись с тюрьмой поближе... изнутри... не в качестве адвоката, являющегося на свидание к подзащитному... сочла бы, что кому-то достается на орехи. Но одновременно с криком случилось еще кое-что...

- Продолжайте.

- Свет потух. - Я нахмурился:

- В камере?

Раздраженная моей тупостью, Мадлен скривилась, Помотала головой.

- Думала, поймете... Если... если человека любишь, а человек любит тебя, окружающий мир сияет теплым светом. Хотите казаться сентиментальным, зовите это "сиянием любви". Даже когда человек... вдалеке, свет не угасает в твоей душе, ибо знаешь: он вернется, мы свидимся, и все будет изумительно. В ту ночь сияние внезапно погасло. И я поняла: действительно раздался далекий, слышный не уху, но чувству крик моего мужа, и Рой уже не вернется.

Мадлен оскалилась:

- Что, галиматью мистическую несу? Так забудьте начисто! Ишь, языком чесать заставил! Сыщик-допросчик...

Недвижно застыв, женщина устремила взгляд сквозь ветровое стекло и больше не поворачивалась ко мне. Вопреки одутловатости черт и нездоровому цвету кожи я видел, скашивая глаза, профиль прежней госпожи Эллершоу, девушки, встреченной двенадцать лет назад: умной, тонкой, подававшей огромные надежды. За двенадцать лет надежды эти оправдались бы с избытком и Мадлен жила бы уверенно, безмятежно, в достатке и счастье.

Обстоятельства сокрушили ее, раздавили... А, возможно, и нет.

Если через восемь беспросветных тюремных лет женщина способна рассуждать о теплом сиянии любви, озаряющей мир, - для нее, пожалуй, не все потеряно.

Глава 3

Выбравшись на четырехрядную магистраль, я утопил акселератор чуть сильнее и выжал из автомобиля не меньше семидесяти миль. В этих местах полиция склонна смотреть на превышение скорости сквозь пальцы. Сидевшая рядом женщина заерзала, занервничала.

- Что случилось?

- Простите, но... Кажется, быстрее пятидесяти пяти ездить не разрешают? - робко полюбопытствовала Мадлен. - Только не обижайтесь, мне очень приятно лететь как птица после восьми лет перерыва, и все же...

Надлежало устыдиться допущенной бестактности.

- Понимаю. Вам не хочется беседовать с людьми в мундирах. Даже с дорожным патрулем. Не в первый день свободы. Извиняться следует мне, миссис Эллершоу.

"Мазда" поубавила прыти.

- Спасибо... Куда вы меня везете?

- В Санта-Фе, штат Новая Мексика. Ведь мистер Бирнбаум, адвокат вашего батюшки, дожидается, верно? И другие причины имеются, но уж о них потолкуем позже.

Едва не подпрыгнув, Мадлен Эллершоу выпалила:

- Да это же сотни миль!

- Чуть больше тысячи, - улыбнулся я. - Но даже при умеренно быстром вождении послезавтра доберемся. Что, по-прежнему сомнения одолевают? Ожидаете, когда я высажу вас на ближайшей автобусной остановке и помашу рукой, глядя, как подопечная удаляется? Но за автобусом, дорогая моя, потянется очень вонючий дизельный дым, и очень длинный шлейф очень опытных убийц. Лучше едемте в "мазде".

- Скажите, мистер Хелм... Пожалуйста... Я арестована, или нет?

Я ошарашенно уставился на Мадлен:

- Господи помилуй!

Изучив мою физиономию, женщина, казалось, получила вожделенный ответ.

- Значит, я... свободна? Совсем свободна?

- Да, - молвил я, - и когда выберемся из машины, прошу хорошенько пнуть водителя в зад, за то, что не разъяснил разом и убедительно. Срок заключения отбыт полностью, от звонка до звонка, и вы совершенно чисты перед законом. Велите мне проваливать - ваше право. Неотъемлемое. Но предлагаю бесплатно прокатиться в Санта-Фе. А еще, как выражаются головорезы вроде меня, скальп ваш нынче дорого стоит, и желающие получить объявленную плату разыщутся быстро. Полагаю, уже разыскались. Ежели останетесь вместе со мною, полной безопасности не гарантирую, но заверяю: заставлю изрядно понервничать любого, кто примется вас убивать.

Вялая, блеклая улыбка тронула губы Мадлен, и все же это была первая настоящая улыбка, увиденная мною на ее лице после двенадцатилетнего перерыва.

- По крайней мере, вы честны! За нами следуют прямо сейчас?

- Никого не приметил, но движение весьма оживленное, мог и проглядеть "хвост".

Сам поражаюсь, насколько непринужденно слетела с моих уст наглейшая ложь. Проведя под началом старины Мака долгие годы, я успел сделаться вралем-гроссмейстером, но почему-то водить вокруг пальца именно эту бедолагу было зазорно.

Голубой седан, мелькавший в боковом зеркальце, пристроился к нам сразу по выезде из Форта Эймс. И намного не отставал.

- В любом случае, - уведомил я жизнерадостно, - преследователи не станут пускаться на примитивные дорожные трюки. Чересчур проворная у нас колымага, да и местность неподходящая. Признаю: иногда можно столкнуть пасомого с обрыва, да только здесь ни гор, ни ущелий не замечается.

Последнее утверждение было единственной маленькой правдой, слетевшей с моих губ за последние полминуты.

- Жду распоряжений, сударыня. Санта-Фе, штат Новая Мексика, или ближайшая стоянка? Или аэропорт? Назовите.

- Действительно дозволили бы мне уйти и погибнуть?

- Увы, да. Не имею права задерживать. За последние годы вам, должно быть, осточертело выслушивать наставления, распоряжения и приказы окружающих.

Я осклабился.

- Ежели прикрикну - взбеленитесь, а надобно ваше полное и добровольное сотрудничество. Обозлившаяся особа, к сожалению, бесполезна в затеянном деле. Уж лучше пусть убирается и дозволит спокойно себя укокошить.

Улыбка Мадлен сделалась чуточку шире.

- Вы сущий златоуст, мистер Хелм, - сказала она задумчиво. - И умеете ободрить в нужный миг... Принимаю предложение. Удобней добираться до Санта-Фе в легковой машине, чем в пассажирском автобусе. Да и на физиономии людские смотреть не очень хочется. О присутствующих, разумеется, речи нет, - прибавила она поспешно.

Я дружелюбно хмыкнул.

- Но, Боже мой, столько перемен! Всему надо учиться сызнова, точно Рипу Ван-Винклю! Я ужасная трусиха, мистер Хелм. Если вы и впрямь согласны играть роль заботливой нянюшки... хоть на первых порах... спасибо. Я кивнул:

- Прекрасно, однако, предупреждаю: играть придется вместе. Правила предельно просты. Во-первых, запомните некий телефонный номер...

Выудив из кармана полоску бумаги, я протянул ее Мадлен.

- Запомните и уничтожьте. Если мы потеряем друг друга, или меня выведут из строя, или вы перемените намерение, а на голову свалится грозная неприятность - попытайтесь добраться до ближайшего телефона и позвонить. Вам объяснят, как быть, и незамедлительно вышлют помощь. Хотя примчится она, конечно же, некоторое время спустя...

Изучив бумажку, Мадлен пошевелила губами, заучивая цифры наизусть.

- Вашингтон, правильно? Междугородный код не изменился?

- Нет. Звоните, переводя расходы на собеседника, и немедля называйте мое имя. Так-с... Во-вторых, полнейшее и, самое главное, немедленное подчинение мне во всем, относящемся к личной вашей безопасности.

Женщина вспыхнула, раздраженно скривилась.

- Поздравляю, мистер Хелм! Я восемь лет училась подчиняться не рассуждая. Вы подобрали благодатный объект и получите совершенную покорность...

- Не беспокойтесь, не злоупотреблю. Но если заору "ложись!" - вы шлепаетесь тот же час, даже стоя посреди грязной лужи. Закричу "беги!" - ринетесь наутек, точно антилопа. Велю "заори!" - постараетесь надорвать барабанные перепонки всем окрестным обитателям. Скажу "замри!" - посрамите любую перепуганную мышь. Уговор?

- Да-а, - выдавила Мадлен, - коль скоро нужно слушаться подобных приказов, можно было и н-не покидать Ф-форт Эймс...

Шутки насчет покинутой тюрьмы давались женщине отнюдь не легко. Я убедился: Мадлен страдает перемежающимся заиканием, легким, однако, несомненным. Не беда, минует время - и все образуется. По крайней мере, подопечная выдавила третью улыбку за день, и улыбка эта оказалась гораздо живей обеих предыдущих.

Счетчик пройденного расстояния сообщил: уже недалеко. Потом я увидел придорожную вывеску. Впереди раскинулся удобный ресторанчик под открытым небом. Сбросив газ и повернув баранку, я направил "мазду" к тихому пристанищу путников.

Столики, стулья, два-три служебных помещения; пара огромных рейсовых грузовиков с прицепами запаркована поблизости... Но в общем безлюдно. Сезон туризма еще не начинался.

- Обеденный перерыв, - сообщил я, извлекая из-под сиденья коричневый бумажный пакет, содержавший коробку пирожных и термос, наполненный горячим кофе. - Устроимся вон за тем столом, неподалеку от лесной опушки. Плащ не надевайте, солнце уже припекает. На всякий случай уведомляю: уборная - во втором зданьице.

Мадлен осклабилась от уха до уха:

- Благодарствуйте!

Следя, как она приближается, я не мог не отметить: спутница вовсе недурно сохранилась, ежели рассматривать ее как не слишком-то заботившуюся о себе женщину сорока с лишним лет... А вспоминая о тонкой, словно испанская рапира, прямой, подтянутой, веселой девушке по имени Мадлен Рустин, и вовсе впору было за голову схватиться.

Не то, чтобы растолстела, просто пополнела и отвыкла двигаться помногу. Обрюзгла, вот, пожалуй, наиболее уместное определение. Розовый джемпер с короткими рукавами открывал до самых локтей бледную, отвыкшую от солнечного света кожу.

Когда Мадлен приблизилась, я спросил:

- Можно осмотреть?

И, не дожидаясь согласия, взял запястье женщины, повернул, изучил неровные шрамы: здесь и здесь она еще колебалась, а здесь решилась и сделала сильный, глубокий надрез. Н-да... Я вынужден был напомнить себе: невиновность госпожи Эллершоу обретается под жирным знаком вопроса, и проливать безмолвные слезы над несчастной жертвой, доведенной до последней степени отчаяния, покуда рановато.

- Какая глупость, - молвил я, разжимая пальцы. В глазах Мадлен сверкнула молния. Отлично. Женщина возвращалась к жизни с похвальной быстротой. А изменница ли, патриотка ли, миссис Эллершоу была бы совершенно бесполезна, оставаясь безучастным ко всему существом, ходячей капустой.

- Глупо умереть, если больше не для чего жить?! - Я покачал головой.

- Добровольно сыграть в ящик - вольная воля каждого. Перенаселение сделалось настоящим бичом двадцатого столетия. Желаете уступить местечко другому - ваше право. Но любой и всякий хирург заявит: резать вены у кисти попросту неразумно. О да, некоторым это и впрямь удается - изредка, по чистой случайности. А подавляющее большинство лишь уродует себя и продолжает жить с искалеченными сухожилиями. А положение вещей, толкавшее к самоубийству, - достаточно мерзкое положение, по всей вероятности, - вряд ли улучшается после причиненного себе увечья... Вас подлатали на совесть, а вот упражнениями, дающими поврежденным связкам возможность выздороветь, вы пренебрегли. Напрасно.

- Смысла не видела упражняться! - прошептала Мадлен.

Я ощутил неодолимое желание встряхнуть собеседницу. Вывести из апатии, расшевелить. Запустил руку в карман, вытащил маленький перочинный нож. Раскрыл.

- Возьмите. И, если захочется повторить опыт, воспользуйтесь. Лезвие отточено добросовестно, сталь хорошая. Но запястий больше не уродуйте.

Прикоснувшись маленьким клинком к ее бедру, я сказал:

- Вот сюда. Впрочем, лучше покажу на собственной ноге, будет понятнее... В это место. Резко вонзить, чуток повертеть...

Мадлен содрогнулась. Превосходный признак.

- ...И узрите великолепный алый фонтан! Бедренная артерия, не захудалая вена, из которой хлынет тоненькая струйка. За две минуты все четыре с лишним литра вашей крови без остатка вылетают наружу, и дело с концом. Кладу прямиком в ридикюль, вот.

Уставившись на меня "тюремным", непроницаемым взглядом, госпожа Эллершоу произнесла:

- Вы довольно бессердечный субъект, а, мистер Хелм?

- Нет, я просто пытаюсь предотвратить бессердечие.

- То есть?

- Верней, вопиющую невежливость. Я примусь, себя не жалеючи, под пули бросаясь, под нож кидаясь, под кулак становясь, беречь и лелеять некую истерзанную жизнью, весьма драгоценную для моей организации особу. А та, голубушка, в самый неподходящий день предастся хандре, заползет в уголок потемнее и отверстий в шкурке своей понаделает, матерью-природой не предусмотренных. Тихонько скончается и пустит все труды мои тяжкие - праведные и неправедные - насмарку... Это, дорогая миссис Эллершоу, с вашей стороны и было бы сущим бессердечием.

Долгую-долгую минуту мы созерцали друг друга в полном безмолвии. Затем женщина повернулась и присела к столу.

- Как вы узнали, - спросила она еле слышно, - что я люблю заварной крем?

- Понятия не имел. Купил первые попавшиеся. Возникший было между нами ледок растаял. Уплетая пирожные, прихлебывая черный кофе, я исподтишка рассматривал спутницу и думал, что здесь, безусловно, погиб замечательный талант. Оставалось лишь решить: пала Мадлен жертвой подлости, или сама накликала на свою голову долгие и тяжкие беды.

- Простите, - внезапно сказала женщина, поднимая голову.

- За что, собственно?

- Я было не поверила, что готовится покушение. По сути, назвала вас отъявленным лжецом... А когда-то поклялась, что ни при каких условиях не стану обращаться с другими так, как обошлись со мною самой... Пусть это наивно, пускай звучит по-детски, но я дала себе клятву. Меня допрашивали так, словно я не человеческим существом была, а деревяшкой бесчувственной. Грубость, грубость, непрерывная грубость! Мне кричали в лицо: тупая шлюха, даже соврать по-настоящему не умеешь! Лгунья! Лгунья! Лгунья! После приговора - дело иное; после приговора я была официально провозглашена преступницей, и верить моим словам уже не следовало. Но во время дознания!.. Перед арестом и допросами я занимала выгодную должность в процветавшей адвокатской конторе; была замужем за крупным ученым, жила в чудном доме, на очень аристократической улице. Привыкла к обходительному обращению, вежливому...

Она раздраженно потрясла головой.

- Не вспоминайте об этом, если неприятно, - посоветовал я.

- Нужно вспоминать, - спокойно произнесла женщина. - Восемь лет не могла позабыть, как они ввалились в наш особняк, точно орда варваров, помахали ордером на обыск и арест, и выволокли меня вон, прямо в вечернем платье, дорогих чулках, изысканных туфлях, фамильных драгоценностях... А я совершенно растерялась, не пыталась возражать. Можно было подумать, вообще не получила юридического образования. Все твердила себе: приключилась невероятная ошибка, лучше всего просто выждать, пока эти субъекты убедятся в ней, извинятся, препроводят меня домой. Им нужна моя неведомая однофамилица, неизвестная Эллершоу, никак не я, Мадлен... Пожалуй, наступало состояние, близкое к шоку. Я точно оцепенела.

- Неудивительно.

- А в конторе, как назло, оказалось по уши работы, мистер Хелм. Роя что-то беспокоило, тревожило несколько недель, но мне было недосуг расспрашивать мужа и давать советы... А наверное, он очень хотел посоветоваться - только жену всецело поглотили служебные заботы. Я и так полагала, что делаю достаточно, наведываясь по просьбе Роя в банк.

Деревья недвижно стыли в безветренном воздухе. По шоссе то и дело проносились автомобили.

- Я даже раздражалась, считала, что, видя мою занятость, мог бы и сам до банка добираться... А потом получила премию, крупную сумму, подтверждавшую: меня действительно ценят, мною дорожат и желают заинтересовать в процветании фирмы еще больше. Это следовало отметить, и мы с Роем заказали в ресторане ужин, и оделись по-праздничному, и уже готовились выходить, но зазвонил телефон. "Да, - сказал Рой, - доктор Эллершоу слушает". Помолчал немного, положил трубку, попросил подождать минуту и выскочил на улицу". Чмокнул меня в щеку, чтобы помаду не размазать, повторил: "Я мигом" - и пропал. Навеки.

Мадлен умолкла. Пара ворон пролетела в сторону леска и опустилась на деревья. Раздалось громкое отрывистое карканье. Потом оно утихло. Женщина продолжила, как ни в чем не бывало:

- Я ждала, ждала и начала злиться по-настоящему. Рой портил все удовольствие, лишал праздничный вечер всякой торжественности, принижал мой триумф. Позвонили в дверь. Я отомкнула, и полицейские хлынули внутрь. Двое ухватили меня с боков и внезапно защелкнули на запястьях... эти штуки. Наручники. Соседи высыпали поглядеть, как блистательную миссис Эллершоу волокут к автомобилю, точно последнюю уголовницу... По закону мне разрешили сделать один телефонный вызов, и я набрала номер адвокатской конторы, где служила. К несчастью, на месте оказался лишь Уолтер.

- Уолтер?

- Уолтер Максон. Молодой поверенный, ставший сотрудником Барона и Уолша незадолго до того. Собственно, Уолтер был годом старше меня, да вот опыта не имел, по сути, никакого. Должна сказать, он примчался немедля, но справиться с этими выродками, конечно же, не сумел. Убеждал, цитировал судебно-следственный кодекс - да только на беднягу наорали в ответ и велели проваливать. Неопытен был Уолтер...

Отхлебнув кофе, Мадлен перевела дыхание, сощурилась, уставилась в пространство за моей спиной.

- А затем начался допрос. Нескончаемый, многочасовой. Где твой муж? Куда убежал? Кто известил его, кто помог ускользнуть прямо из-под носа у сыщиков? Где вы должны повстречаться?.. Когда вы должны повстречаться? Не понимаешь, подлюга?! Тупая тварь, не лги, нам известно все!.. Не твоя, что ли, подпись на квитанциях об уплате за пользование банковским сейфом? А ну, довольно корчить великую барыню, здесь не поместье, здесь участок! Тебя на горячем поймали, спесивая дрянь! Сознаешься - обойдется тремя-четырьмя годами! Запрешься - на стул угодишь электрический! Уолтер возражал, возмущался... Его попросту выставили вон...

- Дальше.

- Дальше меня отправили в каталажку. Я так беспокоилась о Рое, так ошарашена была, что и не противилась... А ночью увидела вещий сон. Если это был сон, разумеется... Поутру пришли надзиратели, объявили, что Уолтер договорился о временном освобождении. Посмотрела в зеркало - и себя не признала. Впрочем, это уже не играло роли. Рой погиб.

Глаза Мадлен заблестели. Столько лет миновало, а женщина все еще оплакивала потерянного супруга. Или, напомнил я себе, притворялась, что оплакивает.

- В конторе, куда я пришла к середине дня, царили холод и сдержанность. Я считалась ценным приобретением, и в одночасье сделалась обузой, позорным пятном на репутации Барона и Уолша. Да, Вальдемар вел себя весьма благородно. Предоставил оплачиваемый отпуск, предложил защищать на суде. Свое дело Вальдемар Барон знал до тонкостей; но даже сумей он меня выгородить, надежду на дальнейший профессиональный успех я потеряла...

Карканье внезапно возобновилось. Черные крылья захлопали, обе вороны взвились и проворно устремились прочь. Летает ворона безо всякого изящества, но при нежданном испуге скорость развивает изрядную.

- Следствие, суд, - безразличным голосом сказала Мадлен, - затем приговор и этапы, этапы; от одного чиновника к другому, из паршивой тюрьмы во вшивую - через полстраны, до самого Форта Эймс. Я приехала туда настоящим человеческим обломком. Предыдущая жизнь просто не подготовила меня к подобным испытаниям, унижениям, окрикам, грязи, неудобствам... Тараканы, блохи, вши... В уборную - по просьбе... Умываться - по утрам... Лишь гораздо позднее поняла я, что все было подстроено.

- Разве?

- Да. Меня решили сломить. Убить, как Роя, не решились: больно в глаза бросилось бы; а раздавить, уничтожить опасную особу морально, сделать безразличной ко всему на свете - постарались. Неженка, выросшая в тепле и довольстве, оказалась очень уязвима. Своего они добились... Почти...

Из лесу, откуда снялись вороны, донесся пронзительный предупреждающий свист. Я перегнулся, ухватил спутницу за руку и свалил наземь, опрокинувшись вослед со всевозможной поспешностью.

На опушке грянуло крупнокалиберное охотничье ружье, заряд проныл над самыми нашими головами, ударился о бетон, умчался вдаль рикошетирующими свинцовыми брызгами. Мы уцелели еще и благодаря столику, принявшему часть увесистых дробинок на крышку.

Снова грохнул выстрел. Но целился неизвестный уже не в нас, а куда-то в сторону. Ему ответил сухой треск автоматического пистолета. Воцарилась тишина.

- Ух, дьявол! - благочестиво произнес я. - Полежите чуток, не шевелитесь... Он мог явиться не один. Целы?

- Кажется. Я повысил голос:

- Поднимаюсь! От опушки отозвались:

- Давай, все чисто!

Двое мужчин стояли рядом, разглядывая лежавший у ног большой, почти бесформенный предмет.

- Если не боитесь глядеть на покойников, - заметил я, - давайте приблизимся. - Мадлен ответила:

- Покойников не боюсь. Живые люди куда страшнее.

Внезапная враждебность ее тона удивляла, однако я решил рассуждать об этом попозже. Убитый - среднего роста парень - был одет в зеленую ветровку, джинсы и потертые спортивные туфли. Все окровавлено: очередь из девятимиллиметрового "люгера" - не шутка. Тяжелый двенадцатикалиберный дробовик, ремингтон-1100, валялся поблизости.

Я обозрел морщинистую крестьянскую физиономию Джексона, уставился в светло-голубые глаза напарника.

- Допрашивать как намереваешься: посредством спиритического сеанса? Ведь велели же брать живыми, верно, amigo?

- Я с дробовиками не шучу, - спокойно молвил Джексон. - А очередным патроном он собирался изрешетить Марти. Вот и успокоили.

Второй агент, плотный, темноволосый человек, улыбнулся мне. Я кивнул в ответ и слегка осклабился, ибо после чикагских похождений проникся к молодцу искренней симпатией. Толковый малый.

Не беда, случается, что взять неприятеля теплым попросту немыслимо. Но мы опять очутились на первом поле милейшей игры, навязанной заботливыми коллегами.

- Ладно, установите личность и уведомьте меня. Ежели сможете, конечно. Пойдемте, миссис Э., пора и в дорогу трогаться.

Но Мадлен отдернула руку и некоторое время постояла, пристально рассматривая убитого. До самых сумерек мы не обменялись больше ни единым словом.

Глава 4

Маленький мотель наполовину пустовал, и получить в нем два смежных номера не составило ни малейших трудов. Правда, оба числились двуспальными, но счета мои все равно оплачивает Дядя Сэм, а посему на дополнительные путевые расходы я взираю совершенно хладнокровно. Портить Мадлен первую свободную ночь, заставляя женщину безопасности ради разделять со мною комнату, было бы и грубо, и неразумно.

Вдобавок, женщина изрядно рассердилась на своего телохранителя по причинам, пока что загадочным.

- Как насчет ужина через полчаса? - полюбопытствовал я, внося пожитки и распределяяих по разным помещениям.

- Как вам угодно, мистер Хелм, - отозвалась Мадлен безо всякой приязни.

- Хотите чуток выпить - имеется бутылка. Вы, если не ошибаюсь, любили пропустить коктейль перед едой. Здешний ресторан спиртным не торгует, а бар напротив кажется истинным притоном.

Спутница промолчала.

- Хотите, или нет?

- Не откажусь... Послушайте, на кой ляд нужно продолжать спектакль? Отныне мы оба знаем, в чем дело, знаем, какая роль отводится мне, какая - вам... Зачем разыгрывать комедию?

- А что, собственно, стряслось? Признаю: парня преднамеренно выманили из укрытия, и, к сожалению, продырявили. Но я ведь и не утверждал, будто служу в обществе милосердия. Живым негодяя стоило бы взять по единственной причине: кое-что знает и наверняка заговорил бы.

Мадлен сделала возмущенный жест.

- Мне б-безразлична его участь! М-мое собственное милосердие... испарилось в т-тюрьме!

- Тогда и впрямь не понимаю.

- Использовали миссис Эллершоу, к-как п-приман-ку, д-да? На ж-живца удить изволите? Я изрядно удивился.

- Но это ведь само собою разумелось, и вы производите впечатление умной женщины, многое понимающей без дополнительных разъяснений! Предупредил: буду беречь от опасности. Растолковал: надобна ваша помощь. О какой же иной помощи речь могла идти? Живцом работаете, согласен.

- Зачем солгали? Уверяли, что за нами не следят?

- Солгал. Ради вашего же блага. Новички неизменно оборачиваются, услыхав о "хвосте", или начинают открыто нервничать. Если недооценил вашу выдержку, извините великодушно. Также учтите: путешествуя без опеки, вы и до ресторанчика того едва ли добрались бы. Лежали бы себе тихонько в ближайшем морге, нашпигованная заячьей дробью.

- Ждете благодарности? - Несколько мгновений миновало в хмуром безмолвии.

- Вы, - Мадлен сглотнула, запнулась, но тотчас продолжила: - Вы почти дали мне ощутить себя живым существом, принадлежащим к цивилизованному обществу. После стольких лет! Но, получается, просто отвлекали, позволяли спокойно болтать, задавали своевременные вопросы, чтобы я ничего не заподозрила до поры?

Мадлен залпом осушила стакан, который держала в руке уже довольно долго.

- Идемте, поужинаем! Авось, еще располнею и явлю новому стрелку более крупную мишень!

Возразить было нечего. Быть может, я и впрямь переусердствовал, рассыпаясь в мелких знаках внимания, разговаривая с подчеркнутой учтивостью... Быть может, и впрямь побуждал Мадлен к откровенности, желая услыхать историю из первых уст и чуток поразмыслить над услышанным.

Спустя час женщина отодвинула опустевшую тарелку и откинулась на спинку стула с удовлетворенным вздохом.

- Бог мой! Настоящая пища, не тюремные помои... - Пища была не ахти какой изысканной, однако Мадлен, безусловно, излечилась от привередливой утонченности.

- Кофе? Пирожные?

Мадлен кивнула. После ужина поведение подопечной утратило резкую враждебность. Полный желудок почти всегда оказывает очень благотворное воздействие на психику.

Подозвав официантку и сделав заказ, я поставил на стол оба локтя, положил подбородок на переплетенные пальцы, прищурился:

- Если вы, миссис Эллершоу, и впрямь были невиновны...

- Если?!

- Еслибыли невиновны, - повторил я, изображая колебание, - значит, кто-то изрядно постарался придать навету видимость полнейшей правды. Я изучал судебные отчеты и пришел к выводу, что обвинение строилось на весьма солидной основе. Сами ведь не станете отрицать этого.

Мадлен вздохнула:

- Опять начинается. Повторяю: перестаньте изображать заботливого джентльмена! Впрочем, все равно больше разговаривать не о чем. Любопытствуете по поводу процесса? Излагайте пункты. Я пожал плечами.

- Их было четыре, - выпалила Мадлен, отчаявшись дождаться ответа. - Первый: Рой исчез именно в тот день, когда выписали ордер на его арест, исчез после таинственного телефонного звонка. Получается, заключили судьи, знал за собою серьезнейшую вину. Второй: мы оба знали женщину по имени Белла Кравецкая, принимали ее у себя. Правда, лишь несколько раз, после того, как она принесла рекомендательное письмо от коллеги Роя, работавшего на восточном берегу Миссисипи. Но у Беллы имелись откровенные связи с коммунистами, понимаете? Выходит, она могла быть курьером, ожидавшим, когда появятся нужные материалы... якобы украденные. Рой, по словам следователей, похищал на работе секретные сведения. Третий: жена мистера Эллершоу хранила папки в собственном банковском сейфе, куда определяла их по мере поступления...

- Да, - сказал я задумчиво, - из этого пункта они выжали все мыслимое и немыслимое. Только Белла Кравецкая, по моему разумению, составляла очко в пользу обвиняемой.

- Как?

- Нужно быть набитым болваном - а в Москве заправляют вовсе не олухи, - чтобы выслать связного, столь явно себя запятнавшего. С неменьшим успехом квартирный вор мог бы забираться в окно, потрясая серебряным колокольчиком: глядите, вот он, я!.. Единственный по-настоящему серьёзный параграф обвинения - документы, найденные в вашем сейфе, ибо эти бумаги, по единодушному свидетельству экспертов, были украдены из лаборатории вашего мужа. Вы признали, что пользовались именным сейфом. Признали, что помещали в него переданные мистером Эллершоу папки. Но вы наотрез отрицали, будто интересовались их содержимым. Отрицанию, конечно же, не поверили...

- Белла без вести пропала в ту же ночь, одновременно с Роем. Присяжные решили, что муж попросту сбежал с любовницей, но это форменная чушь! Рой не выносил Беллу, с трудом дожидался минуты, когда она поднимется и скажет "спокойной ночи".

- Ну, вот, - развел руками я. - Вам чуть ли не на блюде золотом подносили способ защиты, а вы пренебрегли им. Отказались признать, что муж увлекся коммунисткой и удрал с нею, не пожелали притвориться, будто ненавидите паршивого изменника. Даже пытались выставлять его чистым, аки агнец... Утверждали, что Рой погиб от руки неведомого мерзавца и сообщил об этом по телепатической связи... Диковатое поведение для женщины, съевшей целые своры собак в юриспруденции, согласитесь... Как насчет пункта четвертого?

Мадлен облизнула губы.

- Он-то и оказался наихудшим наветом. Я пользовалась одним-единственным сейфом; клала туда толстые папки, полученные от Роя. Но когда обнаружился второй сейф...

- На ваше имя, в другом банке и другом городе, - продолжил я. - В Лас-Вегасе, штат Новая Мексика. Второй сейф содержал пятьдесят пять тысяч долларов. Использованными банкнотами, о наличии которых вы, якобы, не подозревали, и ничего в декларациях о доходе не указывали.

- Повторяю: не пользовалась никаким сейфом, кроме своего. Кто угодно может брать в наем несгораемый шкаф под каким угодно именем.

- Двое банковских служащих из Лас-Вегаса указали на вас и заявили: она.

- Солгали, - ответила Мадлен упавшим голосом. - А чего ради лгали, понятия не имею.

- Поскольку и вы, и муж были в долгу, как в шелку, - заметил я, - пятьдесят пять тысяч пришлись бы весьма кстати, не правда ли? Я верно слежу за былыми судейскими рассуждениями?

Собеседница немного успокоилась, поняв, что я не произношу уничтожающих речей, а воспроизвожу умозаключения, сделанные когда-то обвинителями.

- Да ведь премии хватило бы на все! И с долгами расплатиться, и купить кое-чего.

- Правильно. Только вы ведь о премии грядущей не ведали, сударыня... Чертовски убедительно построенный процесс, ну просто чертовски. Вас избавило от еще худшей участи лишь то, что числились вы, простите, безмозглой пешкой в лапах супруга и хитроумной шпионки Беллы Кравецкой, даже не старавшейся скрывать своих убеждений. Получается, присяжные оказались еще и снисходительны...

- Я возвращаюсь в номер! - заявила Мадлен.

- Пожалуйста. Но уж никак не в одиночку. Подождите, уплачу по счету.

Глава 5

Некоторое время я лежал и перелистывал прихваченный в дорогу спортивный журнал, рассеянно гадая, хороша ли нынче утиная охота на берегах Рио-Гранде. За смежной дверью зарокотал унитаз, потом зашелестел душ: миссис Эллершоу готовилась ко сну.

Я припомнил счастливую, уверенную в себе Мадлен Рустин, сравнил с издерганной, истерзанной особой, в которую она превратилась ныне. Вздохнул. Надавил выключатель настольной лампы.

Из соседней комнаты продолжал просачиваться сквозь щели яркий электрический свет. Повертевшись с боку на бок, я чертыхнулся, встал, нашарил шлепанцы и отправился копаться в саквояже, отыскивать флакончик со снотворными пилюлями. Затем постучался.

Никто не ответил.

Охваченный внезапной паникой, я крутанул дверную ручку и ворвался к подопечной.

Мадлен восседала на краешке широкой постели, при горящей люстре, и бессмысленно глядела в пространство. Слегка повернула голову, давая понять: слышу. Вяло усмехнулась. Разжала стиснутый кулак. На ладони покоился врученный мною перочинный нож. Лезвие оставалось закрытым.

- Не беспокойтесь, - выдохнула женщина. - Пока не собираюсь... Или потребуете назад?

- Если не собираетесь, оставьте себе.

- Я уцелела в Форте Эймс, - бесцветным голосом сказала Мадлен. - Возможно, сумею выжить и за его пределами. Дайте снотворного.

Заметив, что я непроизвольно рассматриваю ночную сорочку, явно старую, не купленную накануне, во время визита в магазин (даже там спутница упорно обращалась только к продавцу), госпожа Эллершоу печально усмехнулась:

- Единственная прежняя вещь, которую могу надеть. Из остальных... выросла.

- Откуда она?

- Уолтер привез часть моего гардероба, когда срок приближался к концу.

- Уолтер Максон, адвокат из вашей конторы? Мадлен кивнула.

- Да. Мистер Барон тоже являлся разок-другой. Потом я перестала писать кому бы то ни было, но Уолтер все равно приезжал регулярно. Чувствовал себя... виноватым, пожалуй, хотя что же он мог поделать в ночь ареста? Предпоследний приезд состоялся года три назад... Бедный парень, кажется, был немного влюблен в меня. И чуть не упал, увидав, какой сделалась Мадлен Эллершоу за пять лет. Овладел собою, ни словом лишним не обмолвился, но я все поняла. И после этого попыталась... разрезать на руке вены.

Она печально опустила взгляд, повертела изувеченной кистью.

- Еще не разрыдались от жалости, мистер Хелм? - осведомилась женщина с неожиданным ядом в голосе. - Благодарю за пилюли. Теперь я усну.

Поутру я позвонил Маку по стоявшему на тумбочке телефону. Командир остался весьма недоволен тем, что вчерашнего стрелка не сумели взять живьем. Личность парня установили. Независимый наемный убийца Джордж Виктор, он же Георгий Викторофф, уроженец Нью-Йорка. Любовница покойного сообщила: приятель отправился подработать, выпало прибыльное дельце; однако, где и какого свойства, девушка не знала. Имя Толливера упоминалось, но, по мнению девицы, он был всего лишь посредником...

- Что? - переспросил Мак недовольно. - Тальяферро? Господи Боже мой, да если бы субъекта звали Тальяферро, нам так бы и сказали, не сомневайтесь, Эрик. Не растекайтесь мыслию по древу! И за миссис Эллершоу приглядывайте: Виктор оказался первым, и наверняка не будет последним. Ждите новых покушений.

- Жду не дождусь, - ухмыльнулся я. - Дополнительные приказы будут, сэр?

- Нет.

Мы распрощались, я положил трубку и двинулся в ванную, побриться. Потом вышел, критически оглядел наличный гардероб, натянул измятые брюки, провел гребенкой по всклокоченным волосам.

В смежную дверь осторожно постучались.

- Да, войдите!

Особого омолаживающего эффекта гребешок, если верить зеркалу, не произвел. Я обернулся. Мадлен стояла в дверном проеме, точно оробела и не решалась войти.

Она тоже не смахивала на кинозвезду, но казалась неизмеримо свежей и уверенней в себе, нежели накануне. Жесткие складки в углах рта разгладились, глаза блестели, волосы, небрежно подстриженные, приобрели определенный лоск. Впрочем, последнее обстоятельство можно было приписать простому воздействию шампуня.

- Мистер Хелм, - обратилась ко мне женщина, - мистер Хелм, нельзя ли начать сначала?

- Что? - не понял я.

- Вчера я была невыносима. Страдающая маниакально-депрессивным психозом тюремная тварь. Понимаете ли, первый... первый день, проведенный на свободе... Просто растерялась, не знала, как вести себя после стольких лет, прожитых по приказу. Но мы требуемся друг другу, и не вижу ни малейшего повода ссориться.

Она протянула руку. Я с чувством пожал узкую ладонь. Пальцы Мадлен оставались аристократически длинными и тонкими.

- Сэр Мэттью Хелм готов служить прекрасной даме! - провозгласил я. - Припадаю к стопам вашим, о леди Мадлен. Можете для краткости звать меня просто Мэттом.

Женщина глубоко вздохнула.

- Если простили, Мэтт, выведите вон и покормите. Умираю с голоду!

Расположившись в кофейне и дожидаясь, покуда принесут заказанное, мы стали обсуждать порядок дальнейших действий. Точнее, говорил я один, а Мадлен прилежно слушала.

- Прошу, - заявил я, вынимая из кармана пухлый конверт и кладя его на столешницу, поближе к миссис Эллершоу. - Здесь кредитные карточки, на пятьсот долларов. Пару по пятьдесят разменяйте сразу, чтобы всегда иметь при себе мелочь, для телефонных вызовов. Можно, разумеется, и на собеседника расходы перевести, но всякое случается.

- Да, конечно...

- Запасные ключи от "мазды". Свидетельство, подтверждающее, что владелец дозволяет вам пользоваться автомобилем. Также водительские права, оформленные на ваше имя.

Поколебавшись, Мадлен подняла взор:

- Мэтт, я ничего не понимаю!

- Мы не ясновидящие. Предугадать, как обернутся события, не в силах. Нас могут разобщить, или я ненароком нарвусь на меткую пулю... И тогда прыгайте в машину, запускайте мотор, во всю прыть уносите ноги... виноват, колеса, и заботьтесь о себе сами, покуда не свяжетесь с Вашингтоном и не получите нового телохранителя. "Мазда" - отличная колымага, способная обставить любой самодвижущийся экипаж, который кинется вас догонять. Передача пятиступенчатая, придется чуток приноровиться...

- Мэтт, можно я немножко поразмыслю вслух?

- Конечно.

- В голову приходит, - Мадлен говорила не торопясь, тщательно подбирая слова, - очевидное предположение. Вы, должно быть, работали над очень важной задачей, связанной с ЦЕНОБИСом, а потом раздался телефонный звонок от признательного противника, и тут-то все и завертелось?

- ЦЕНОБИС? - нахмурился я. - А, Центр Оборонных Исследований! Там служил ваш супруг. М-м-м... Верно. Продолжайте.

- Никакой иной причины, способной заставить вашу организацию учредить опеку над женщиной, которую осудили по обвинению в государственной измене, женщиной, только что отбывшей положенный срок, вообразить не могу.

Я уставился на Мадлен с уважением.

- Прекрасно мыслите! Не вполне точно, да это уж моя вина, ибо не все рассказал до конца. Да и нам самим просто сообщили интересные сведения, поведали, каким образом их раздобыли, попросили принять известные меры, не задавая лишних вопросов.

- Понимаю. Но ваши осведомители - верней, уведомители, - вероятно, занимались ЦЕНОБИСом, - иначе какое им вообще дело до того, жива я, или нет? Во мне есть лишь одна черта, способная пробудить любопытство правительственных учреждений. Я была женой Роя Эллершоу, выдающегося ученого, работавшего в Лос-Аламосе. И могу знать нечто важное. Или узнать нынче, обретя свободу... Я подтвердил:

- Да, и кажется, эта мысль осенила не только друзей. Иначе, отчего бы вас пытались убить? Не догадываетесь?

Насупившись, Мадлен ответила:

- Не хотите - не верьте, однако, не догадываюсь. Я осклабился.

- Вы не поверите, скольким невероятным утверждениям я способен поверить! Но сменим тему, по крайности, на время. Возможно, вас тоже посетит нежданное наитие и припомните нечто существенное.

- То есть?

- Я чрезвычайно внимательно изучил ваше досье. И хотел выслушать обвиняемую сторону. По чести признаться, не допускал мысли, что вы настоящая изменница. Как уже говорилось вчера, Белла Кравецкая в качестве курьера была фигурой невозможной. Заведомо красную, до мозга костей напичканную марксистскими бреднями особу не пошлют забирать драгоценные сведения в стране, которая по мере сил противостоит марксизму. Повторяю: в Москве окопались мерзавцы, но вовсе не дураки. А вклад, положенный в сейф, коим якобы пользовались вы... Меня самого однажды пытались угробить точно таким же образом, уж мне ли не знать, чего стоит подобное свидетельство! Касаемо прочего... Я, голубушка, до сих пор пребываю среди живых потому, что весьма редко ошибаюсь в людях. Начальник мой опирается на доказательства, и это его право. Но Мак не встречался с вами, а я встретился. Вы способны, Мадлен, совершить множество преступлений. Да-да! Великое множество. Да только шпионаж в пользу большевиков сюда не включается. Шпионить, а тем паче, шпионить за деньги, просто не в вашем духе.

Серые глаза Мадлен расширились, дико засверкали на бледном, одутловатом лице. Уж не знаю, чего я ждал - быть может, какого-то радостного всплеска, благодарности, просто признательности. Привелось разочароваться. Ни того, ни другого, ни третьего не обнаружилось.

Последовало краткое безмолвие. Когда Мадлен заговорила сызнова, голос прозвучал натянуто и хрипло:

- Будь ты неладен! - прошипела женщина. - Будь неладен! Неладен! Единственный человек на свете, поверивший в мою невиновность, явился, опоздав на восемь лет! И все уже окончено, по всем подложным счетам уже уплачено, все давно пошло прахом! Она с шумом втянула воздух.

- Где ты, черт побери, шатался, Мэттью Хелм, когда был так нужен? Где? Где?! Где?!!

Вскочив и ухватив лежавший на краю стола ридикюль, она опрометью ринулась прочь из ресторанного зала. Ошарашенный, я посидел несколько секунд не шевелясь, потом припомнил, что работа все-таки есть работа, встал и приблизился к окну, откуда было ясно видать, как Мадлен пересекает автомобильную стоянку, торопясь вернуться в номер.

И как двое мужчин, точно из-под земли вынырнувших, словно по мановению волшебной палочки возникших, вваливаются в наш домик следом за нею.

Глава 6

Глубоко вздохнув, я вернулся к столу, заглянул в оставленный официанткой счет, положил на скатерть несколько долларов. Беда была в том, что я узнал обоих мужчин, хотя, убейте, не мог бы вспомнить, как их зовут. Не того сорта люди, с которыми ждешь стычек, выполняя тайное и весьма важное правительственное задание.

О вероятности подобного осложнения Мак и намеком не обмолвился.

Я помедлил еще мгновение, допивая остывавший кофе, дабы вероятные соглядатаи не заподозрили, будто я удаляюсь в изрядной спешке.

Оставалось прикинуть, где разместился отряд прикрытия, и когда намерен приступить к действиям. Нельзя же надеяться, что ребятки, захватившие Мадлен, оставят ее провожатого без должного внимания! Это было бы глупо с их стороны, и для моего самолюбия чрезвычайно оскорбительно.

Обнаружив светящийся указатель "ТУАЛЕТНЫЕ КОМНАТЫ", я ринулся в полутемный тупик, оснащенный телефонной будочкой. Наличествовали две уборных. Над первой красовалась табличка "Дамская". Над второй, расположенной следом, значилось "Мужская". Чистейшая дискриминация, осмелюсь доложить! Получается, сортиром, предназначенным для меня, могут пользоваться любые субъекты мужского пола, от холеных аристократов до подзаборных пропойц. Но лишь утонченные, возвышенные дамыобладают формальным правом проникать в определенную им дверцу. Особям, занимающим на общественной лестнице не столь выгодное место, по-видимому, предписывалось устраиваться за ближайшими кустами...

Быстро, виновато оглядевшись, я проскользнул в дамское заведение, которое обреталось подле самого телефона, поближе к выходу. Следовало уповать, что никого из прелестниц или дурнушек, решивших навестить ресторан, в ближайшие пять минут не хватит расстройство желудка.

Выудив из кармана так называемую "походную аптечку", я извлек хитроумный, оснащенный пружиной шприц, вложил в особый приемник зеленую капсулу. Красная и оранжевая убивают, зеленая погружает супостата в здоровый четырехчасовой сон. Я взвел пружину, изготовился, притаился.

Они вошли в тихий ресторан, огляделись - так я думаю, - и прямиком направились к служебным помещениям, ибо деваться мне больше было некуда. Шаги сделались громче, гости миновали мою - прошу прощения, дамскую - дверь, задержались на несколько мгновений, совещаясь быстрым шепотом. Отворили "Мужскую".

Сосчитав до трех, я пулей вырвался в коридор. Один вошел, второй прикрывает - если, конечно, я столкнулся не с парой умалишенных, готовых вламываться дружно и разом.

Красивый, хорошо одетый человек, вооруженный револьвером, запоздало развернулся. Не то, чтобы очень уж запоздало, но в эдаких положениях все решается за долю секунды. Мой смит-и-вессон, зажатый в левой руке, уже глядел парню в живот. Парень благоразумно застыл, не пытаясь орудовать собственным стволом.

- Федеральное правительство! - известил я. - Вы арестованы. Бросьте револьвер, живо!

На приглядной физиономии возникло выражение растерянное, потрясенное и до предела обиженное. Человек сам состоял агентом федерального правительства. И арестовывал сам... Его? Задерживать?! Но смит-и-вессон был весьма впечатляющ, и неприятельское оружие послушно шлепнулось на ковер.

Я сделал шаг вперед; исподтишка, словно врач, делающий укол пугливому ребенку, воткнул иглу в ягодицу парня. Придавил спусковую кнопку. Глаза молодого человека расширились от неожиданности, потом подернулись влажной поволокой, остекленели, закрылись. Непрошеный гость начал опрокидываться, и я лишь чудом успел задержать его падение, чтоб, чего доброго, не сломал себе шею. Рассыпать по мотелю свежеиспеченных покойников было бы излишне.

- Что за черт?

В дверях мужского нужника объявился Номер Второй, одетый в точности как Номер Первый, но выше дюйма на два, плотнее и старше. Обладатель пышных светлых усов. Он ошеломленно уставился на мой револьвер. Должно быть, перелистывал мое досье, знал, что я прилично стреляю левой рукой, и не пожелал рисковать понапрасну. Замер не шевелясь.

- Урони пистолет! - распорядился я. - Оба арестованы за противодействие федеральному агенту, находящемуся при исполнении обязанностей. Неприятель возмущенно хмыкнул.

- Тебе осталось жить секунды три-четыре, amigo. Если пистолет не очутится на ковре, когда закончу говорить, я просто спущу курок... Вот, умница. Теперь, будь любезен, ухвати своего приятеля, затащи внутрь и усади на унитаз. Ничего ему не сделалось. Проспит четыре часа и проснется свежий, как огурчик. Да, забыл предупредить. Если носите запасные малокалиберные стволы, или метательные ножи - милости прошу воспользоваться. Только помни: это пытались проделывать не раз, и не два, но я стою здесь, живой и здоровый. Чего нельзя сказать о пытавшихся.

Разместив товарища сообразно моим указаниям, противник повернулся и смерил меня вызывающим взором.

- Не понимаешь, в какую петлю голову суешь? - осведомился он задиристо. - Могу растолковать...

- Не требуется. Знаю сам: ты - немалая шишка в Службе Федеральной Безопасности, с тобою так не обращаются, и я горько пожалею о содеянном. Теперь слушай: я - немалая шишка в Федеральном Агентстве... неважно, каком именно; и со мною тоже так не обращаются; и мы, таким образом, равны - однако я держу револьвер, а ты - нет. Выкладывай, кто явился вместе с Беннеттом? Выскочило имя из головы, ничего не попишешь.

- Да пошел ты к... Парень быстро и вразумительно сообщил, куда следует направить многогрешные мои стопы. Я печально поцокал языком:

- Терпения чужого никогда не испытывай, о сын мой! Прискорбно для здоровья и долголетия. Миссис Эллершоу сгребли господин Беннетт и еще кто-то. Рожица второго субъекта мне отлично знакома, работали вместе на Багамах и во Флориде. Римский профиль, коротко стриженные волосы, уверенная походка... На что вы надеетесь, олухи? Дама состоит под моей опекой!

- Дама? - Ухмылка парня сделалась отменно гнусной: - Тьфу! Лет восемь назад, может, и числилась дамой - заносчивая сучка, дравшая носик прямо к зениту, но в тюрьме свое дело знают... Вышла присмиревшей! И уже не лопается от спеси. Да и выглядит иначе...

Удивительно, с каким наслаждением подобные особи смакуют чужое несчастье, особенно ежели несчастье постигло человека лучше и выше, чем они сами.

- Тебя как зовут? - ласково полюбопытствовал я.

Поколебавшись, незнакомец ответил:

- Делленбах. Джим Делленбах.

- Благодарю, о Джим Делленбах.

- За что? - спросил парень с неподдельным удивлением. Собственно, парнем его называть можно было только с большой натяжкой: Делленбах, безусловно, готовился разменять пятый десяток; просто сохранял моложавый вид и подтянутость.

- За то, что высказался начистоту. Ибо теперь нужен лишь мельчайший повод, малейший предлог, чтобы просверлить в тебе небольшое опрятное отверстие тридцать восьмого калибра. Следовательно, допрос весьма облегчается. Повторяю во второй раз: как зовут субъекта, оставшегося с Беннеттом?

Делленбах презрительно фыркнул и вызывающе уставился на меня. Покачав головой, снова поцокав языком, я наотмашь ударил агента стволом по щеке, дернул оружие на себя. Внушительная мушка рассекла кожу от виска до губы. И на славу рассекла, осмелюсь доложить.

Охнувший Делленбах непроизвольно ухватился за поврежденное место.

- В последний раз повторяю, - сообщил я. - Как зовут субъекта, оставшегося с мистером Беннеттом? И слегка приподнял ствол. Делленбах вздрогнул, сжался.

- Бюрдетт, - выдавил он. - Фил Бюрдетт...

- Фу ты, ну ты! Надо же было запамятовать! Разумеется, Фил Бюрдетт! - Я глубоко вздохнул.

- Коль скоро меж нами, наконец, возникли отношения доброго сотрудничества и взаимного понимания, мистер Делленбах, объясните, пожалуйста, не глупо ли? Все равно в итоге вы ответили на заданный вопрос, но заработали при этом пожизненный шрам... Не проще ли, право слово, болтать непринужденно и добровольно? Помните: я с огромным наслаждением наделаю из вас отбивных, а торговать ими буду по бросовой цене! Мое агентство тоже не из последних, и мы не жалуем непрошеных помощников... Помните Лоусона?

- Убит в Майами, террористами. Года два прошло.

- Бюрдетт, ежели захочет, подробно расскажет, как именно, и за что погиб Лоусон. Ограничусь общим замечанием: Лоусон допустил ошибку, попытался убить меня. Понятно? Теперь оторви большой кусок подтирки, сложи втрое, вытри физиономию. Отправляемся к даме. И ты скажешь нужные слова и заставишь отомкнуть входную дверь. Ибо в поясницу упрется твой собственный "магнум", а курок будет взведен загодя.

- Господи помилуй, человече! - возопил Делленбах. - У меня курок со "шнеллером"[1], слушается малейшего прикосновения!

- Чудесно. Вы, значит, будете весьма благоразумны, верно, мистер Делленбах? Не вынудите меня перенервничать.

Мы прошествовали вспять через ресторанный зал. Делленбах изображал субъекта, мающегося приступом зубной боли, а я предусмотрительно держал руку со взведенным пистолетом в кармане. Материя не склонна слишком задерживать пулю, и Делленбах сознавал это.

- Если должны подать условный сигнал, подавайте, - прошептал я, когда мы достигли домика.

- Нет никаких сигналов, клянусь!

- Тогда просто постучите и уведомьте, что со мной управились без малейших осложнений.

Помедлив, Делленбах стукнул трижды. Знакомый голос откликнулся, спросил, кого несет.

- Это я, мистер Беннетт! Все улажено.

- Хорошо. Ведите сюда.

Разумеется, Делленбах обязан был предпринять последнюю попытку. Да и уважать бы себя не смог, не предприняв. Сукин сын, в конечном счете, был без малого на двадцать лет моложе; весьма крупный, широкоплечий кусок упитанной плоти. Рядом со мной выглядел настоящим атлетом. Да так оно, пожалуй, и было; в рукопашной схватке против Делленбаха я и полминуты не продержался бы.

Заранее опустив курок, чтобы ненароком не оставить на пороге теплый труп, я тронул спину агента пистолетным дулом. И Делленбах совершил классический молниеносный поворот, прекрасно знакомый мне самому, не раз применявшийся, ни разу не подведший. Да только я, в отличие от безмозглых любителей, тычущих всерьез, тотчас отступил и поднял оружие. Предплечье Делленбаха ударило в пустоту, а челюсть пришла в резкое и сокрушительное соприкосновение с рубчатой рукоятью.

Пнув неприятеля пониже пояса, я опрокинул его на возникшего в проеме Беннетта. Оба покатились на пол.

Я перепрыгнул через поверженных, влетел в комнату, крутнулся, подымая пистолет. "Шнеллер", или не "шнеллер", а самовзводным действием эти пушки тоже обладают: лишь нажимать надобно посильней.

Мадлен, успел краем глаза приметить я, восседала в кресле, с левой стороны. Однако заниматься ею было недосуг. Ибо у правой стены стоял Фил Бюрдетт. Разумный, спокойный профессионал: заранее бросил револьвер и держал руки ладонями кверху, на виду. При этом улыбался. Взрослый человек, снисходительно следящий за козлиными игрищами подростков...

- Бюрдетт, чтоб тебе! Стреляй! - Орал, разумеется, Беннетт.

- Спокойствие, командир, - осклабился Фил. - И, если не хотите повальной бойни, ствол извлекать не вздумайте. Ему только того и надо! Всегда и неизменно... Вздохнув, Бюрдетт повернулся ко мне.

- Старый добрый дикий Мэтт Хелм собственной персоной... И как ты уцелеть умудряешься? Почто вьюношу поцарапал, изверг?

- Честной вьюнош, - откликнулся я в тон Бюрдетту, - изрыгнул достомерзостную хулу, ответствуя на учтивые речи, обращенные к нему... Здравствуй, Фил. Уведомляю: эта леди состоит под моей опекой. И, коль скоро встарь не приучил посторонних держаться подальше, могу немедля повторить урок.

Последовало краткое безмолвие. Беннетт поднялся, отряхнулся, обозрел корчившегося и стонавшего Делленбаха. Я дозволил себе покоситься на Мадлен.

За считанные минуты воспрявшая было спутница превратилась в точно такую же человеческую развалину, какой предстала мне вчера утром. Непроницаемая маска вместо лица; потухший взор; поникшие плечи. Из левой ноздри вытекала струйка крови, понемногу запекавшаяся на губах и подбородке. Беннетт не тратил времени попусту.

Вот так, подумал я, и будет восседать, подобно каменному изваянию, пока не велят подняться и двигаться в указанную сторону. Тюремная привычка.

Я сглотнул. Уставился на Бюрдетта.

- Миссис Эллершоу заплатила по общественным счетам полностью, без малейшего остатка. Отбыла срок от звонка до звонка. По какому праву ее хватают и лупят?

- Она изменница! - рыкнул Беннетт, наступая на меня. Худощавый, довольно красивый субъект. Гордый орлиный нос, короткая стрижка, фанатический блеск в глазах.

- Если бы не вшивое слюнтяйство присяжных, эту стерву поджарили бы на электрическом стуле! По крайней мере, приговорили бы пожизненно!

Спорить не доводилось. Я не спорю с подобными личностями. А посему просто уведомил:

- Мы квиты. Здесь ударили мою подопечную, там досталось вашему холую. Счет равен. Однако же теперь, отныне, любой, кто занесет, а уж тем паче опустит на эту женщину свою паскудную руку, лишится упомянутой руки у запястья. Отсеку лично. Клянусь. А коль скоро миссис Эллершоу стукнут с достаточной злобой, отрублю сволочную лапу до самого локтя. Понятно?

Беннетт попятился.

- Вы уже пытались вмешиваться в наши дела, уже чинили организации мелкие и крупные подлости. В итоге потеряли агента и принесли мне формальные извинения. Будьте добры, вызовите Вашингтон и удостоверьтесь: Мак не отзывает людей с важных заданий лишь потому, что поганый политикан или вшивый сыщик пытаются возражать!

Бюрдетт внимал моей речи с неподдельным весельем, и я прекрасно понимал Фила. Кроме нас двоих, в этой комнате профессионалов не замечалось. Мы, невзирая на прошлые разногласия, были родственными душами. Когда настанет время сводить старые счеты, победителю - кто бы ни вышел победителем - сделается грустно и горько. Ибо взаимное уважение - отличительная черта людей, подобных нам.

Приблизившись к Мадлен, я возложил ей на плечо хранительную длань и принялся держать речь, от которой Бюрдетт, вероятно, захохотал бы до слез. При иных обстоятельствах. Но сейчас лучше было сдержаться.

- Господа! - возвестил я. - Преклоните слух! Я - великий плотоядный медведь-гризли, обитающий среди обомшелых утесов! Я - старый лютый ягуар, скитающийся у диких истоков Миссисипи! Когда я подъемлю рык, со Скалистых Гор срываются сокрушительные лавины: от Сангре-де-Кристо на юге - и до самого севера. Когда виляю хвостом, изготовясь к прыжку, Сан-Андреас трепещет и Калифорнию постигают землетрясения! И любой распроклятущий выблядок, мешающий федеральному агенту исполнять обязанности, сиречь, оберегать миссис Эллершоу, или помахивающий пред ликом оного агента своим дерьмовым пугачом, окажется либо в лазарете, сиречь лечебнице, либо в морге, он же покойницкая. Невзирая на досточтимые знаки почетной принадлежности, являемые обозрению моему! Несмотря на вонючие удостоверения! Эта скотина, - я простер десницу, плавно указуя на Делленбаха, - не возжелала внимать учтивым словесам и немедля огребла по харе. Вторая скотинища восседает в ресторанном сортире и дрыхнет, уронив портки! Вот оба револьвера, трофейные...

Я бросил изъятые стволы под ноги Бюрдетту. У Фила достанет разумения, подумал я, не пытаться пустить их в дело. Чего нельзя с уверенностью сказать о Беннетте и Делленбахе.

- ...Заберите покинутого средь уборной и сгиньте с глаз моих, дабы взор мой не осквернялся лицезрением столь отвратных образин! Брысь, олухи. Засим, пока...

Глава 7

Мы вырвались на магистральное шоссе, и гоночный мотор уже набрал положенные при крейсерской скорости две тысячи пятьсот оборотов в минуту, когда рядом со мною раздался непонятный звук. Я скосил глаза.

Мадленхихикала.

- Вам нехорошо? - участливо спросил я, решив, будто у спутницы начинается обычная истерика.

- Нет! - выдохнула Мадлен. - Припомнила, как вы стояли посреди комнаты и мололи всю эту чушь! О медведях-гризли, кровожадных ягуарах и землетрясениях! И даже не улыбнулись при этом!

Легонько тронув мою правую руку, покоившуюся на рулевом колесе, женщина продолжила:

- Только не подумайте, Мэтт, я не издеваюсь! Чудная речь получилась. Впервые за долгие годы кто-то пришел на помощь, заступился...

Она проглотила поднявшийся к горлу комок.

- Мне ужасно понравились ваши слова. Но... ведь все равно прозвучало слегка... напыщенно.

Весьма обнадеживает, подумал я. Даму поколотили, чуть не вогнали назад, в черную меланхолию - однако Мадлен удивительно быстро обретала надлежащее душевное равновесие. С другой стороны, тюрьма должна была приучить ее не принимать первую попавшуюся фальшивку за чистую монету...

- Вы, пожалуй, не понимаете, - промолвил я терпеливо. - Поглядите на дело со стороны. Представьте, что вас оно совершенно не касалось. Выслушав потоки моей галиматьи, что бы вы подумали о говорящем? Излагайте честно, я обижаться не стану. Хихиканье смолкло.

- Со стороны? Сочла бы... субъектом хвастливым и... не шибко умным. Выражаясь мягко. Я кивнул:

- Вот-вот! Лупит себя в широченную грудь и ревет:

"Я Тарзан, обезьяний властелин! Берегитесь, пришельцы! Грр-р-р-а-а-ааа!" Длинный, выживший из ума, заносчивый остолоп.

- Но я, - поспешно вмешалась Мадлен, - вовсе не думаю ничего подобного!

- Зато ребятки подумают. Не считая Бюрдетта, быть может. Он чуток со мною знаком. Но промолчит, не сомневаюсь... Чего требовалось досточтимому господину Беннетту?

С минуту Мадлен безмолвствовала, потом заговорила надтреснутым голосом, изображая низкий мужской тембр:

- "А ну-ка, сучка тюремная, колись! Мы все равно знаем, куда катишь! С муженьком драгоценным повстречаться втихаря вознамерилась? - Хлоп! - Отвечай, когда с тобой разговаривают, падла! - Хлоп! - Молчишь, гнида?! - Хлоп! Хлоп!"

Она перевела дыхание и сказала:

- Тебя выпускают из тюрьмы... И, по сути, не выпускают из нее никогда.

- Раскиньте умом, - посоветовал я. - Коль скоро Беннетту любопытно было выследить Роя, неужто он взялся бы действовать подобным способом? Полагая, что вы и впрямь намерены встретиться с мистером Эллершоу? Гораздо надежней и проще следить исподтишка и дожидаться, пока тебя приведут прямиком в нужное место.

Мадлен подняла брови.

- Куда вы клоните, Мэтт?

- Вы наивны, сударыня. Слыхивали о ley de fuga?

- Конечно... Только это ведь не закон, а... а... предлог! Повод, чтобы... Мэтт, не может быть!

Глаза Мадлен сделались перепуганными, затравленными.

- О-о-о! - рассмеялся я. - Еще как может! Чудный латиноамериканский прием. А у красных он зовется "шаг влево, шаг вправо...", и фраза оканчивается словами "...конвой стреляет без предупреждения". Вас намеревались примучить, устрашить, вынудить к безрассудной попытке вырваться. Потом - пиф-паф! "Господин судья, задержанная оказала сопротивление и пыталась ускользнуть... Агент применил оружие, но, к несчастью, взял чересчур высоко..." Дали бы отбежать подальше от домика, дабы свидетелей посторонних и незаинтересованных себе обеспечить. Если б не нужда в свидетелях, застрелили бы с ходу, едва лишь дверь за спиною захлопнулась.

- Но... Но ведь Служба Федеральной Безопасности, кажется, государственное учреждение! Выходит, меня хочет устранить американское правительство? Это безумие, Мэтт!

- Американское правительство, - сказал я, - состоит из множества людей, которые хотят самых разных вещей. Шефу моему желается одного, Беннетту - другого, руководству ЦРУ - третьего... Посему предлагаю принять как рабочую гипотезу параноическое утверждение: сегодня состоялась вторая попытка уничтожить вас физически. Также предлагаю считать, что распутываем исключительно крупное дело, о подлинном размахе коего имеем понятие довольно смутное. Перед выездом я позвонил в отряд прикрытия, Джексону... Вы вчера с ним познакомились, подле закусочной, во время первого покушения. Условился о встрече, разузнаю, что удалось откопать напарникам. Чем больше сумеем выяснить - тем лучше. А кстати, почему Делленбах зол на вас?

Мадлен встрепенулась:

- Так этот светловолосый...

- Джим Делленбах. Начал говорить о вас изощренные гадости и схлопотал револьверным стволом по физиономии.

- Господи, ведь восемь лет миновало! - воскликнула Мадлен, вздрогнув. - Показалось, будто знакомый человек, но успел усы отрастить, и весу прибавил... Впрочем, не мне теперь судить чужую внешность, - прибавила она с грустью. - Он состоял у Беннетта на посылках. Всякий раз, когда мистеру Беннетту приходило в голову задать мне еще несколько вопросов, присылали Делленбаха. Тот усаживал меня в автомобиль, отвозил в полицейский участок, потом доставлял домой... Пока дом не продали... Дружелюбный, сострадательный субъект...

Мадлен скривилась.

- Неустанно повторял: "Стыд и позор! Такую славную женщину так беспардонно стращают и унижают!" Клялся, будто уверен в моей невиновности, но ведь следует явить здравомыслие... Учесть веские свидетельства... Предлагал признаться в преступлении, свалить все на исчезнувшего мужа, заявить, что поддалась его уговорам, согрешила ради великой любви, не ведая, что творю. "Никогда бы вы не пошли на государственную измену, миссис Эллершоу - нет-нет, я ведь успел с вами познакомиться, и знаю это! Положитесь на милосердие суда; отделаетесь легким подзатыльником и условным приговором..."

Наступило молчание. Несколько минут мы ехали, размышляя каждый о своем. Затем спутница продолжила:

- Временами казалось, целый мир нетерпеливо ждал, покуда глупая, упрямая, ополоумевшая от волнений и потрясений тварь наберется ума и признается в несовершенном преступлении. Даже мистер Барон, взявшийся меня защищать. Он откровенно заявил: шансов оправдаться почти нет; нужно просить о снисхождении. Прокурор готов уступить, уведомил мистер Барон. Да только я не собиралась возводить напраслину на себя и Роя! Попробуй после этого хоть когда-нибудь утверждать, что невиновна!

Мадлен сглотнула.

- Как адвокат, соглашаюсь: разумнее было бы внять их настояниям. Наверное, вняла бы, имей полное представление о том, что такое провести восемь лет в Форте Эймс! Без права на досрочное освобождение, без надежды на будущее...

Вертя баранкой, я протиснул "мазду" сквозь небольшую дорожную пробку. Минуту спустя машина вновь прибавила скорости. Мадлен возобновила рассказ.

- Короче, Делленбах не щадил усилий, пытаясь убедить подопечную, склонить к признанию... И еще кое к чему... Окончилось тем, что я велела ему держать язык за зубами, а лапы на привязи. Велела резко, весьма убедительно и подробно. Это было тактической ошибкой. В автомобиле Делленбаха наверняка стоял микрофон, тираду мою подслушали, записали; бьюсь об заклад, что не раз и не два прокручивали пленку впоследствии, покатываясь со смеху и балагуря насчет бедолаги Джима, потерпевшего эдакое фиаско. Делленбах болезненно самолюбив, на роже написано. И, конечно, затаил неутолимую злобу. Даже на суд явился: полюбоваться мои падением с аристократических высот... Насладиться.

Я сощурился.

- Так... Подытожим. Получается, именно Беннетт и его люди ворвались к вам в ту памятную ночь? Арестовали, допросили, а потом вели следствие?

- Не полностью, не до самого конца, но вели. Вовлечены оказались все, включая местную полицию. Ведь Рой исчез, и слово "убийство" произнесла я сама... Но правильно: в основном довелось иметь дело с Беннеттом, а Джим Делленбах состоял у него подручным.

- Не подозревал о столь обширном участии Беннетта в следствии. Прочитанный меморандум не содержал имени главного допросчика. Любопытно... Пытались утаить полезные сведения из государственных картотек? - Я пожал плечами: - Ладно, строить предположения на песке не стоит. Фактов пока недостаточно. Лучше успокойтесь, ибо нужно принять важное решение. Между прочим, самое время познакомиться с "маздой" поближе, пересесть за руль и припомнить, как управляют машиной.

- За руль? Ой...

Вывернув баранку, я направил автомобиль к обочине, затормозил, выключил зажигание и выбрался наружу.

- Но, Мэтт, после стольких лет... Я все позабыла...

- Вот и вспоминайте, - предложил я.

- Не лучше ли попробовать на тихой, пустынной дороге?

- Попробуйте нынче обнаружить пустынное и тихое шоссе. Поменялись времена, миссис Ван-Винкль.

- А какое важное решение следует принять? - осведомилась Мадлен четвертью часа позже, раскрасневшись и почувствовав себя немного увереннее. Гудрон ложился под колеса бесконечной, почти прямой лентой, передачи начинали потихоньку слушаться - даже коварная пятая.

- Касательно прически.

- Прически?!

- Поскольку предстоит военный совет с Джексоном, доведется переночевать в городке Стоквилль, это здесь, неподалеку. Наличествуют парикмахерские "Бланш-Бутик" и "Маделон Ла-Мод". Вот и надобно решить, куда вы наведаетесь. Мадлен улыбнулась.

- Предлагаю "Маделон". Очень созвучно вашему имени, это добрый знак. Правда, разведка сообщает, что у Бланш парикмахеры получше... В общем, выбирать надо самой.

- Новая попытка поднять настроение несчастной освобожденной узнице? - сухо спросила женщина. - Я и нынешней прической довольна.

- По чести говоря, прическа отвратная. И ничуть вы ею не довольны, прекратите притворяться. Побывав у Бланш или Маделон, заглянете в универсальный магазин Оффенберга, или в "Дамские моды". Пользуйтесь кредитными карточками напропалую. Не хватит - покупайте в долг: любые разумные затраты возместим. Вопросы есть?

Помолчав, Мадлен спросила:

- А вы пойдете по пятам и приметесь наблюдать?

- Наблюдать, безусловно, будут. Но другие. Нужно выяснить, отозвал Беннетт своих прихлебателей, хотя бы временно, или нет. Заодно удостоверимся, что в операцию не жаждет сунуть нос какая-либо третья сторона. Или напротив, жаждет...

Мадлен зябко передернула плечами.

- Понимаю. Идущий за мною человек шести с лишним футов ростом привлечет внимание, выдаст нашу затею. Но, коль скоро вы не намерены пасти свой объект, чем заняться хотите, а, мистер Хелм? Я вздохнул.

- И признаваться-то срамно. Зазорно... Потому как, сударыня я отправляюсь в порнографическую лавку, созерцать изображения голых девиц, лежащих на спине и тщательно распахивающих ноги.

Я чуток ошибся. На спине лежали только немногие модели. Прочие пребывали в разнообразнейших положениях, причем некоторые позиции были откровенно немыслимы без долголетней акробатической подготовки.

И полная нагота встречалась редко. Служебной формой жриц Эрота числились прозрачные чулки и клочки столь же прозрачной ткани, размещенные так, чтобы не скрывать ничего, способного привлечь зрительское внимание.

В магазине топталось еще двое-трое мужчин, которые не обращали внимания ни на кого и ни на что, кроме полок, усеянных яркими глянцевыми обложками. Наконец, объявился Джексон, прошествовал в кабинку для уединенного созерцания распутных кинолент. Уединиться ему, впрочем, не удалось, ибо я вошел следом пять минут спустя.

Джексон заинтересованно следил, как на маленьком телевизионном экране забавляются три особи: одна штука мужского пола и две штуки женского. Разместились они бутербродным манером, в три слоя, и вытворяли вещи довольно замысловатые.

- Что стряслось? - вопросил я. Встрепенувшийся Джексон покосился, не скрывая неудовольствия: я отвлек его на весьма пикантном эпизоде.

- Какого лешего ты в одиночку бросаешься на всю СФБ? С ума спятил? Мы, конечно, топтались неподалеку, на всякий случай, но все обошлось благополучно, и нужды вмешиваться не было. Уж, пожалуйста, если вздумаешь противостать американским сухопутным войскам или флоту, поставь в известность загодя, чтобы подкрепления успели явиться! - Я кивнул.

- Справедливая критика.

- И постарайся выяснить, наконец, кто плох, а кто хорош! Нельзя ведь...

- К несчастью, это пока невозможно. Будем предполагать, что единственная хорошая компания в этом деле - мы сами. Только мы. Исключительно мы. Любой иной, всякийиной, посмевший приблизиться к миссис Эллершоу, либо затаиться неподалеку с непонятными намерениями, автоматически считается гнусным супостатом и подлежит немедленному обезвреживанию. Даже если сам Эдгар Гувер, или Билл Донован спустятся на землю из рая, или из преисподней подымутся - не знаю, где именно старики обосновались, - на пушечный выстрел не подпущу.

Немного недовольный Джексон ответил:

- Прости. Но я выслушал не одну лекцию касаемо сотрудничества между правительственными службами...

- Наплюй и позабудь.

- Хорошо... Но войди в положение: глава СФБ желает побеседовать с тобой и миссис Эллершоу. Как было вмешиваться очертя голову?

- В следующий раз, - ядовито заметил я, - отриньте ложную скромность, о рыцарь, и шевелите конечностями! А заодно и мозгами.

- Я ведь попросил прощения.

- Даруется.

- Велено передать, - сказал Джексон, - в интересах общего дела тебе лучше блюсти похвальную сдержанность, проявленную до сих пор. Но если риск сделается неприемлемым, действуй по усмотрению и рассчитывай на полную поддержку Мака. Я расхохотался:

- Кажется, старика исхитрились не на шутку взбесить!

Вяло улыбнувшись, Джексон ответил:

- Беннетт принялся угрожать политическими осложнениями, а ты знаешь, каково разговаривать с Маком в подобном ключе. Босс полагает, Беннетт просто намерен собрать сливки и снять пенки с позабытого дела, процесса восьмилетней давности.

- Или не просто... Девять лет назад Беннетт лично руководил следствием по ЦЕНОБИСу. - Тихо свистнув, Джексон сказал:

- Очень любопытно. Почему же мы ничего не...

- Не просто очень, а чертовски любопытно! А мы "ничего не" потому, что файлы правительственных компьютеров подверглись хитрой обработке, и фамилия Джексон попросту не всплывала при обычных запросах. Это, между прочим, говорит о многом.

- Доложу.

- Хм! - произнес я задумчиво. - Десять лет назад Беннетт и его шайка были просто сворой сторожевых... даже не псов - собачонок. Но потом возле Санта-Фе, в Лос-Аламосе, заварилась непонятная каша, исчезло молодое светило учености, с ним заодно испарилась дама, склонная к марксистским воззрениям, жена Роя Эллершоу очутилась на скамье подсудимых, а Беннетт внезапно возглавил новосозданную Службу Федеральной Безопасности. Свора собачонок превратилась в чрезвычайно влиятельную правительственную организацию. Недурно?

- Пожалуй.

- Можешь поверить, я не впервые встречаю Беннетта, парень изнасиловал бы собственную бабушку, а потом удушил старую леди подушкой, чтоб не проговорилась. И эдакий фрукт заправляет СФБ...

- Куда ты клонишь?

- Сам не знаю. Рассуждаю вслух, вот и все... Но прошу разыскать и собрать воедино все грязное белье, имеющее отношение к Федеральной Безопасности. А также представить подробнейший отчет об адвокатской конторе Барона и Уолша, Санта-Фе, штат Новая Мексика. И о загадочной Белле Кравецкой тоже.

- Это все? - равнодушно спросил Джексон, пока я переводил дух.

- Покуда все. Да, потребуй дополнительную живую силу, прикрытие обеспечить. Не нравится мне столь живой интерес к миссис Эллершоу. Незнакомцы палят из дробовиков, старые мои знакомцы по физиономии лупят... А миновало восемь лет, и срок отбыт, и дело давно прекращено. Кому она может угрожать нынче? А вот поди ж ты: некоторые субъекты запрыгали от беспокойства, точно тараканы по сковороде! И я разузнаю, с какой стати. Но тем временем даму следует всемерно беречь.

Бросив последний взгляд на мерцающий экран, я развернулся и покинул кабинку. Мужчина и женщины принялись упражняться в любви на манер вертикальный: поднялись во весь рост. Чем и как умудрялись они заниматься при столь неудобном положении, понять было трудно.

Очень многое было трудно понять...

Глава 8

Мадлен медлила вернуться в мотель и причиняла мне изрядное беспокойство. Добравшись до гостиницы пешком - она располагалась примерно в двух милях от города, - я подышал свежим воздухом и чуток размял мышцы. Женщине будет легче осваиваться с "маздой" самостоятельно, когда я перестану дышать в затылок и следить за ее действиями критическим оком... Да и чуток отдохнуть от непрестанной необходимости считаться с изувеченной психикой спутницы не мешало.

Но сумерки спустились, ранние зимние сумерки, а Мадлен по-прежнему не было.

Я не на шутку всполошился, выскочил из мотеля...

Заметив меня издали, женщина дважды включила и выключила фары. "Мазда" лихо притормозила неподалеку от входа. Безусловно, три часа привольной езды свое дело сделали, подопечная вполне приноровилась к низкому, проворному автомобилю.

Вздохнув с невыразимым облегчением, я услужливо распахнул дверцу. Хороший признак: Мадлен отнюдь не поспешила выбираться из машины сама, дождалась положенной светской вежливости.

- Ба! - сказал я жизнерадостно. - Бамперы целы, капот и багажник не вдавлены, крыша не смята... Чудо, чистое чудо.

- Мэтт!

Лицо Мадлен было плохо различимо при меркнущем свете, но голос прозвучал неподдельным задором.

- Да?

- Сообщи казначею своей организации, что я - презренная растратчица. Но так приятно швыряться деньгами! Спасибо.

- Не за что.

- А теперь дама примет горячий душ, переоденется и дозволит джентльмену отвести ее в ресторан.

- Так и быть, - ухмыльнулся я. - Кутим!.. Когда выслушавшая наш привередливый заказ официантка согласно кивнула и уплыла по залу, Мадлен отхлебнула крохотный глоток мартини и пристально поглядела на меня.

- Кажется, - молвила она, - у вас накопилось немало вопросов. Лучше выкладывайте сразу. - Поколебавшись, я сказал:

- Не хочется портить хороший вечер беседами угрюмого свойства.

- Пожалуйста, Мэтт. Не обращайтесь со мною, как с душевнобольной. Теперь я вполне способна разговаривать о любых предметах не всхлипывая и не приходя в немедленное уныние. Рассудок, - улыбнулась женщина, - понемногу возвращается в обычную колею. Излишняя заботливость пойдет не на пользу, а во вред. Вы сами не даете мне почувствовать себя обычным человеческим существом.

- Простите, - согласился я. - Вы совершенно правы. Ладно... Итак, установлено: Мадлен Эллершоу не принадлежит к особам, склонным шпионить, и Мата Хари из нее не получилось бы. Но вот насчет мужа, Роя Эллершоу, ведомо очень мало. Рой мог бы возглавить зловещую разведывательную сеть, а? Я спрашиваю лишь ваше личное мнение, помните.

Мадлен вскинулась, и я поспешно воздел правую ладонь:

- Спокойствие! Вы любили его, согласен. Он был вашим супругом - или остается оным, в зависимости от того, на каком свете обретается. Но живой, или мертвый, Рой Эллершоу был просто человеком, а не безгрешным святым... Спрошу иначе: мог ли выдающийся ученый, светлая голова, изменить Америке по соображениям чистейшего идеализма? - Женщина молчала.

- Уточняю. Рой работал в ЦЕНОБИСе, Центре Оборонных Исследований. По нынешним временам, говоря "оборона", подразумевают "нападение". Не мог ли ваш муж трудиться над оружием столь ужасным, что в итоге решил вручить чертежи русским, дабы Америка не оказалась монопольной обладательницей страшной разрушительной мощи? Не принялась шантажировать остальное человечество? Возможно, Рой пытался дать русским противовес, восстановить равенство сил?

Мадлен замахала руками.

- Ни в коем случае, Мэтт! Рой был настоящим ученым, полагавшим, что всякое открытие рано или поздно сделают, и ничего тут не попишешь, чему быть, того не миновать. Человечеству поневоле придется искать способы обуздать опасные творения разума, вот и все... Но если даже допустить, что вы правы. Рой никогда не вовлек бы в подобное предприятие меня! И не подумал бы отдать на сохранение жене документы, способные погубить ее! И уж, разумеется, не бросил бы на произвол судьбы, не покинул на растерзание подлецам.

- А вы, собственно говоря, пытались понять, что же именно стряслось? - медленно осведомился я.

- Конечно! - с негодованием ответила Мадлен. - Чуть не спятила, сопоставляя и пытаясь придти хоть к мало-мальски приемлемому выводу. Восемь лет на размышление отвели...

Я покачал головой.

- Пожалуй, и пытались, да не с того конца брались за дело. Не использовали полученные в университете знания. И опыт собственный побоку пустили...

- Не понимаю.

- Полагали, будто все, в чем вы уверены, - чистейшая правда. Согласен. Только вы еще и не сомневались, что все, рассказанное вам другими под видом чистейшей правды, может оказаться вопиющей ложью. Независимо от источника сведений, сколь бы надежным тот не выглядел.

Нахмурившись, Мадлен сказала:

- Боюсь, не могу проследить за вашими рассуждениями. Изложите подробно. Пожалуйста.

- Вы принимали многое на веру безо всяких к тому оснований. Считали, что вам преподносят неопровержимые факты. Недостаточно доверялись собственным убеждениям и чувствам. А посему и к очевидным выводам не пришли.

В глазах собеседницы вспыхнул огонек любопытства.

- Говорите, Мэтт!

- Начнем с мужа. Вы ни на секунду не сомневались: Рой не способен шпионить, предавать. Верно? Убеждены: Роя убили, дабы не проболтался о чем-то чрезвычайно важном - быть может, потрясающе важном, - что умудрился обнаружить. Сами рассказывали: несколько недель кряду муж беспокоился, хотел попросить вашего совета, однако не смог... Ведь его могли убить как раз затем, чтобы создать впечатление панического бегства, исчезновения без малейших следов. - Мадлен облизнула губы.

- Никто не желал меня слушать... Но я думала об этом!

- Теперь слушатель наличествует. Продолжаю. Будем опираться на достоверный факт: Рой Эллершоу погиб. Вы узнали об этом во сне, тела не обнаружено - и все-таки я полностью верю этому сну. Ибо верю в связь между близкими людьми. Телепатическую связь, таящуюся при обыкновенных обстоятельствах, дремлющую без дела, но проявляющуюся весьма отчетливо в положениях крайнего свойства. Рой погиб, считаем это вполне установленным. Убит после таинственного телефонного звонка...

- Следователи повторяли: это было предупреждением о грядущем аресте!

- Но ведь вы сами убедились, какие люди Беннетт и компания! Патологические и злонамеренные лгуны. Развиваю мысль: Роя выманили из дому, схватили и уволокли, чтоб очистить Беннетту поле деятельности. Заодно с вашим супругом и вредоносную Беллу, между прочим, из обращения изъять могли. Дабы достоверности прибавить, убедительности... Где Беллу видали в последний раз?

- Передвижения Беллы Кравецкой в ту ночь никем не прослежены, - сказала Мадлен. - Она жила в мотеле, туда явилась полиция, но Белла уже исчезла. Ей, по словам портье, тоже позвонили... Больше не известно ничего. Одежда и чемоданы остались в номере. Автомобиль стоял на месте.

- Ну ее к лешему, Беллу, - вздохнул я. - С нею все понятно, если принять мою гипотезу. Главное: ваш муж не удрал бы с нею на пару...

- Да Рой не мог ее видеть!

- Отлично. Как он погиб?

- Не знаю... Откуда же мне знать?

- Напрягите умный, отлично образованный, восприимчивый мозг. Рой закричал перед смертью, правильно?

- Да...

Мадлен сглотнула, провела пальцами под глазами, поморщилась.

- Припомните природу крика. Болезненный вопль истязуемого? Или негодующее восклицание? Или...

- Он... кажется, он падал, Мэтт... Падал, падал... И кричал, кричал... А потом вопль очень резко прервался. О, Боже!..

Мгновение спустя я перегнулся через столешницу и легонько сжал запястье Мадлен.

- Простите. Это бестактно с моей стороны, понимаю...

Ответив таким же дружелюбным пожатием пальцев, женщина возразила:

- Не беда... Лучше... продолжим рассуждения. Возможно предположить, где это... произошло?

- Сами сейчас поймете. Попробуйте мыслить логично.

- Скала? - задумчиво молвила Мадлен. - Утес? Аэроплан? Да нет, если бы его столкнули со скалы, или выбросили из самолета, нашлось бы тело. Колодец? Но в Новой Мексике обычных колодцев не роют, почва - сущий камень, вода залегает очень глубоко. Бурят артезианские скважины, а туда лишь котенка протолкнешь, и то не всякого... Шахта?!

Она посмотрела на меня. Я одобрительно кивнул:

- Вот-вот. Наиболее правдоподобное умозаключение. В окрестностях Санта-Фе уйма заброшенных шахт. Угольные копи, серебряные рудники... Многие из них располагаются ныне в пределах частных владений, огорожены колючей проволокой, доступ воспрещается... Не очень-то легко и просто подыскать удобное место, чтобы избавиться от мертвеца. Следовательно? Мадлен глядела на меня с любопытством.

- Вы, наверное, бывали в Санта-Фе?

- Прожил там пятнадцать лет! Кажется, уже упоминал. Кстати, среди прочего, меня приставили к вам еще и поэтому... Значит, первая наша цель - отыскать нужную шахту. После того, конечно, как вы повидаете отцовского адвоката и выясните вопросы наследования... Каждая шахта, расположенная в разумных пределах досягаемости для автомобиля. Имя владельца - точнее, человека, владевшего участком девять лет назад. Воспользоваться услугами постороннего в подобном деле невозможно; получается, обращались к надежному субъекту, посвященному в подробности.

- Или к одному из... преступников.

- Совершенно верно.

- Господи, попытайся я рассуждать подобным образом на суде, коллеги-адвокаты животы надорвали бы от хохота! Сверхчувственное видение, призрачный крик, дальнейшая версия целиком опирается на телепатические связи...

- Да. Но когда вы принялись возражать обоснованно и доказательно, вас вышибли вон из адвокатского сословия и упрятали в... Форт Эймс, верно? Поскольку работаем, опираясь на собственные убеждения, говорите: виновен Рой Эллершоу, или не виновен?

- Повторяю, нет! Нет! Нет!

- Продолжаем рассуждать. Не виновен, да. Но в чем же именно? Ваш банковский сейф оказался доверху набит секретными документами. Вы сами клали туда полученные от Роя папки.

- Рой не мог украсть государственных тайн!

- И не думаю сомневаться в этом.

- Но если...

- Минуту, миссис Эллершоу. Кто сказал вам, будто Рой вообще ничегоне похитил? Адвокатом числились ведь... Хитроумным адвокатом. Конечно, Рой мог выкрасть нечто,по его мнению, опасное... Не технические документы, не секреты военные либо научные, а нечто...Но здесь уже начинается область чистых догадок.

- Помилуйте, эксперты ЦЕНОБИСа подтвердили, что в папках содержится проект, над которым трудился Рой.

- Вы заглядывали в папки, или нет?!

- Нет...

- Откуда же можете знать, что именно вручал вам супруг? Поменять содержимое пакетов ничего не стоит, уверяю.

Мадлен охнула. С минуту царило безмолвие.

- То есть, - выдавила женщина, - вы уверены?.. Врученные мне Роем папки были совсем не теми, которые фигурировали на суде? Боже мой, но это же... Это безумие!

Пожав плечами, я возразил:

- Безумие ли, нет ли, - но логический вывод покуда именно таков. И выводом этим легко объясняются многие иные безумные вещи... Кто-то припрятал материалы, собранные Роем, и подложил вместо них безусловно компрометирующие бумаги. Ибо похищенные документы представляли для упомянутого кого-то немалую опасность. Если бы всплыли, разумеется... Потому вас и заставляли признать несуществующую вину. Оставаясь уважаемым членом общества, Мадлен Эллершоу являла собой ощутимую угрозу. А узница, приговоренная по делу о шпионаже в пользу русских, - совсем иная статья. Кто ее будет слушать, подлую? О каких материалах, кстати, говорили на суде?

- О Лазерном Заслоне. Хитрая система, позволявшая заранее обнаруживать и уничтожать межконтинентальные ракеты. Я ничего не смыслю в этом, рассказываю только то, что смогла понять. Проект "ЛЗ". Так его и называли.

Я кивнул.

- Получается, и впрямь оборонительная система... Не способная вызвать у Роя угрызения совести. Весьма любопытно.

- Что же было в сейфе изначально, Мэтт?

- Понятия не имею. Извлек папки, вне всякого сомнения, милейший мистер Беннетт. И получил награду: возглавил СФБ. Вожделенное вознесение на Олимп. Расплачиваться за услуги можно по-разному. Одни предпочитают получать круглую сумму, другие любят женщин, третьи рвутся к вершинам власти... Каждому свое. А люди, прибегшие к помощи Беннетта, были дьявольски влиятельны, ежели сумели обеспечить холуя секретнейшими сведениями для последующего подлога. Сами понимаете.

Мадлен облизнула губы.

- Страшно, Мэтт... По-настоящему...

- Эти люди имели доступ в Лос-Аламос. Где, надо думать, ваш муж потревожил - намеренно или случайно - такое осиное гнездо, что по сей день воздух гудит... Между прочим, Беннетт работал в охране лос-аламосских лабораторий. Рой, по моим соображениям, всполошился, обнаружив кой-какие пугавшие вещи, обратился к Беннетту, опрометчиво полагая, будто правительственный служащий внимательно выслушает и примет соответствующие меры... Он оказался прав, Беннетт принял меры. Содействовал похищению и убийству чересчур проницательного грамотея... Так я, по крайности, понимаю приключившуюся девять лет назад беду. А Белла Кравецкая появилась чрезвычайно кстати. Человек испаряется вместе с женщиной, известной своими коммунистическими воззрениями - чего же лучшего и желать, стряпая обвинение в шпионаже? Подымается шум, внимание публики отвлечено, все возмущены изменой четы Эллершоу и не замечают главного. Ибо главное хорошо спрятано. Старый добрый принцип: "держи вора"...

- Наверное, - тихо сказала моя собеседница. - Мэтт, пожалуйста, проводите меня в мотель...

Глава 9

Вокруг расстилался ровный, почти начисто лишенный растительности край, Новая Мексика. Лишь отдельные кактусы да мескитовые кусты слегка разнообразили безжизненный пейзаж, крепко действовавший на нервы первым переселенцам. Кое-где изредка сверкали узенькие ручейки.

Но даже навсегда уехав из Новой Мексики, обосновавшись в далеком Вашингтоне, я чувствую, что возвратился домой, видя вокруг эти унылые, испепеляемые летним солнцем и овеваемые зимними ветрами пустоши.

- Мэтт, - негромко сказала Мадлен, - что-то не нравится мне погода.

Где бы ни провела спутница моя последние восемь лет, инстинкт уроженки Запада остался безошибочным. В воздухе буквально витало электричество, полная тишина была неестественной, возросшее атмосферное давление ощущалось весьма заметно.

- Пора с картой свериться, - ответил я. - Та-ак... На ближайшие сорок миль - безлюдье, не считая поселка Райкерс. До него недалеко... А вот и он, голубчик!

Последнее мое восклицание касалось уже не Райкерса, но близившегося бурана.

Угольно-черная полоса возникла над горизонтом, начала подыматься, заслоняя западный небосклон, превращаясь в непроницаемую широкую пелену. Впереди уже маячили несколько домишек, еле различимых на большом расстоянии. Потом пелена достигла их и накрыла.

- До Райкерса мили две, - сообщил я. - Доберемся до мотеля и сможем, за неимением иных развлечений, в снежки поиграть... Прибавьте газу, Мадлен!

За рулем сидела моя подопечная.

"Мазда" восторженно взревела, ибо теперь ее вели в том самом режиме, для которого спортивные машины и создаются. Я включил обогреватель стекол, приподнял заслонку "печки". Промелькнул дорожный указатель:

"РАЙКЕРС - 1 МИЛЯ".

- Должны успеть, - ободряюще сказал я.

И, конечно же, ошибся.

Машина буквально нырнула в почти непроницаемую для взора белую круговерть. Снежинки, изрядно смахивавшие на град, зашелестели по крыше, забарабанили по ветровому стеклу.

- Так мы, чего доброго, промахнемся и приедем прямиком в Санта-Фе, - пожаловалась Мадлен, отчаянно пытаясь не слететь с дороги. Скорость пришлось убавить почти до черепашьей, и "мазда" ответила низким недовольным рыком.

Женщина тоже ошиблась. Мы вкатили в маленький поселок, почти наугад проехали по главной улице, остановились подле смутно видневшейся вывески "Мотель Райкерс". На противоположной стороне широченной улицы - места было вдоволь, и дома стояли очень свободно - расположилось одноименное кафе.

- Привал, сударыня, - уведомил я. - Теплый ночлег и добрый ужин. Возможна приличная выпивка: я прихватил из гостеприимного Стоквилля огромную бутылку, ибо здесь со спиртным туговато. Сейчас пойду закажу номера, и вы, пожалуйста, держитесь рядом.

- Но мои туфли, Мэтт...

Умоляющий взгляд Мадлен был весьма выразителен.

- Ежели за нами был "хвост", - пояснил я, - то следил с огромной сноровкой и умом. Никого не обнаружилось на протяжении сотни миль. Это значит: либо я перестраховываюсь, либо нас пасут профессионалы. Предполагать надобно самое худшее, так спокойнее, а посему считаем: парни свое дело знают назубок. Возможно, слетели в придорожную канаву, когда началась метель, но рассчитывать на это было бы глупо. Естественный поступок водителя, застигнутого бураном: спешить к ближайшему убежищу. И друзья наши вполне способны появиться несколько минут спустя, опознать знакомое личико, выпустить пару зарядов и умчаться прочь. Нынче для убийц погодка самая подходящая, ни зги не видно за двадцать шагов. Ищи-свищи ветра в поле... Идемте вместе.

- Хорошо, Мэтт.

- По причине той же метели гостиница будет забита постояльцами. Если сможете вынести мое общество, предлагаю снять один номер на двоих. Так и для хозяев удобней, и мне спокойней. Да и вам безопаснее, честное слово.

Я втянул воздух носом, поморщился.

- Предчувствую: приближается нечто нехорошее... Не у вас одной бывают приступы телепатии.

- Ваше общество я как-нибудь вынесу, - дружелюбно молвила Мадлен. - Да и репутация моя не столь безупречна, терять нечего... Подумаешь, проведу ночь с малознакомым мужчиной!

Она рассмеялась.

Номер нам отвели удобный, просторный, двойной. Зарегистрировавшись как миссис и мистер Мэттью Хелм, мы проследовали по коридору первого этажа, отомкнули дверь, вошли в комнату. Сбросили убеленные снегом плащи, потопали туфлями, разделись.

За окном с неубывающей силой завывала метель...

Выглянув поутру за дверь, я обнаружил, что снегу навалило чуть ли не по колено. Там и сям высились громадные сугробы. Небо по-прежнему оставалось свинцово-серым, но лишь отдельные мелкие снежинки неторопливо кружились в застывшем воздухе.

Ураган промчался к востоку.

Видимость оказалась не чета вчерашней. В нескольких сотнях ярдов тянулось магистральное шоссе, пересекавшее необъятную новомексиканскую равнину из края в край. Гудрон уже чернел, ибо мощные бульдозеры прошли по дороге еще затемно, сгребли снежные завалы долой и обеспечили странникам вроде Мадлен - велевшей называть ее просто Элли, между прочим, - и меня невозбранную возможность отправляться куда глаза глядят.

Асфальтированные тропки близ мотеля расчищал мальчик в меховой куртке-"анораке".

- Думаю, к завтраку можно и опоздать, - заметил я, возвращаясь в номер и жизнерадостно подмигивая Элли.

- Что ты говоришь, Мэтт?

Она стояла у выхода из ванной комнаты, держа в руке щетку для волос. Поникшая бедолага, измотанная восемью годами тюрьмы, исчезла бесследно. Я созерцал хорошенькую, уверенную в себе, впервые за долгое время изведавшую любовные утехи даму. Чуток не мешало бы похудеть, но это уж дело будущего...

Элли распрямилась, глаза ее блестели, губы даже на расстоянии казались мягкими и теплыми.

Я повторил.

- Не беспокойся, дорогой, - засмеялась Мадлен. - Вовсе не хочется лететь в Санта-Фе сломя голову. Там поджидают лишь небольшая денежная сумма и огромное общественное презрение... Побрейся, ты похож на дикобраза...

Раздевшись до рубахи и определив револьвер на постель, чтобы не забрызгать водой, я вооружился электрической бритвой и принялся приводить себя в божеский вид. Машинка монотонно жужжала, и брошенная моей новой любовницей реплика осталась невнятной. Мгновением позже послышался непонятный звук.

Я продолжал свирепо водить круглыми стальными ножичками по щетинистой физиономии, пристально глядеть в зеркало, думать, что не так уж и скверно сохранился, коль скоро способен соблазнить женщину младше себя двадцатью пятью годами.

Раскрытая дверь ванной отражалась прямо за спи...

Дверь!

Я внезапно понял, что за отрывистый звук услыхал полуминутой раньше. Затворилась дверь нашего номера!

А невнятная реплика, по-видимому, значила: брейся, покуда я принесу горячего кофе...

Накатил внезапный приступ злости. Дурища! И сам хорош: не сумел растолковать, что ни при каких обстоятельствах, тем паче, из-за паршивой чашки утреннего кофе, нельзя удаляться без моего разрешения!

И в тот же миг я почувствовал: сейчас.Миг убийства наступил.

Разумеется, скверные предчувствия одолевают в нашем деле по сто раз на дню, и в девяносто девяти случаях тревога оказывается ложной, но чтобы уничтожить человеческое существо, не требуется сотни пуль: достаточно одной-единственной, выпущенной вовремя и удачно...

Я помчался по коридору, еле успев подхватить и накинуть плащ. Настежь распахнул парадную дверь, вырвался наружу. Элли шагала по расчищенной мальчуганом дорожке, удаляясь в сторону кафе "Райкерс". Округлая, тщательно укутавшаяся фигурка.

Повертев головой, я слегка успокоился. Немедленной опасности не замечалось. Нигде никто не караулил, ни подле мотеля, ни возле кафе. С крыш капала талая вода, по далекому шоссе проносились автомашины, все было спокойно и мирно. Завязшая в сугробах колымага терпеливо поджидала возвращения бульдозеров. Нынче по обочинам немало раскидано автомобилей, съехавших с гудрона и поневоле переждавших непогоду под открытым небом, подумал я... Но черт возьми! На крыше автомобиля не было снегового слоя, полагающегося после эдакой бури!

Будучи старым снайпером, я с тоской понял, что именно происходит. И ринулся вперед. Это было ошибкой. Услыхав мои топот и вопли, Элли обернулась и остановилась, предоставив неизвестному стрелку отличнейшую возможность выпалить по неподвижной мишени.

Я прыгнул, точно центральный нападающий-регбист, увидавший возможность выгодно послать мяч. Обрушился на Элли, сбил с ног.

И ощутил страшный удар в правое плечо, заставивший перевернуться и откатиться в сторону.

Глава 10

Очнулся я на больничной постели, закованный в гипс и бинтами спеленутый. Эскулапы постарались на славу и, по-видимому, не зря: при малейшей попытке шевельнуть раненым плечом я взвыл не хуже пароходного гудка.

Но пальцы, при известном старании, повиновались, хотя и чудилось, будто находятся они где-то очень далеко. Вторую руку прикрепили к закраине койки и проткнули иглой, насаженной на конец резиновой трубки. Сквозь трубку и иглу в меня понемногу просачивалась непонятная, должно быть, целебная жидкость. Попытавшись шевельнуть левой верхней конечностью, я заработал оглушительный нагоняй от сестры милосердия, посулившей мне молниеносную кончину, если иголка выскочит из кровеносного сосуда.

Оставалось лежать смирно. Впрочем, я мог невозбранно перебирать пальцами ног, это служило некоторым утешением.

- Ви потьеряли много кробьи, - сказала сестра. - Но попрабьитесь очень скоро, только лежитье спокойно.

Мягкий испанский акцент, не различающий звуков "б" и "в", свидетельствовал: я по-прежнему обретаюсь в Новой Мексике. Попросив успокоительного снадобья и получив оное полной мерой, скромный рассказчик исхитрился уснуть. Проделать это без помощи наркотика я не сумел бы: чересчур много волнений доставляла всякая мысль об Элли...

- Доброе утро, - послышался голос Джексона. - Тебе, кажется, полегчало?

Он сидел у кровати, длинная крестьянская физиономия выражала большую озабоченность. Отвечать на идиотский вопрос я не собирался. Ежели сам не видит, что мне паршиво, пускай наведет справки у лечащего врача... Следовало обсудить насущные и неотложные дела.

- Объект? - еле слышно прошептал я.

- В полном порядке.

Я сделал предельно осторожный вздох облегчения. Ничто не хрустнуло, особой боли не замечалось.

- Где... я?

- Город Санта-Паула, штат Новая Мексика, больница округа Льяно.

Определив свое местонахождение, можно было продолжить полезный разговор.

- Стрелок?

- Обезврежен.

- Убит?

- Жив, - сухо промолвил Джексон. - Эрнест Максвелл Рейсс.

Я легонько помотал головой.

- Впервые слышу.

- Один из ребят, состоящих на службе у Отто Рентнера, в Сент-Луисе. Палил из ремингтона-"магнума", калибр семь миллиметров.

Имя Рентнера было знакомо.

- Синдикат?

- Не думаем, чтобы в дело вмешивалась мафия. По всей видимости, люди Рентнера взбесились от ярости, узнав, на кого покусился Макси. Не любят они связываться с истребителями, сам знаешь.

- Знаю, - ответил я, припомнив Иоанна Овидия, сиречь Генриха Глока, ценою собственной жизни выручившего меня в Канаде.

- Значит, Рейсс...

- Получил заказ на стороне, решил поработать вольным копейщиком. А гонорар, судя по всему, предложили огромный, иначе Макси просто послал бы клиентов подальше. Гангстеры не станут рисковать верным и постоянным заработком ради единоразовой прибыли, коль скоро та не превосходит пределы вообразимого.

- Допросили?

- Да, но пока отмалчивается. Следственная группа трудится, не покладая рук, и все же...

Джексон передернул плечами.

- Думаю, имя заказчика будет Толливер. Пари держу. Прости, мы снова припозднились... Я чуть заметно мотнул головой.

- Сам виноват. Не растолковал правил поведения вразумительно. Решил, будто хватит просто предупредить... А где она?

Джексон поколебался.

- В тюрьме.

- Что-о-о?

- Заключение ради ее же блага. Человека, помещенного в надежную одиночную камеру, не так-то просто застрелить. И к тому же... Местная полиция, возглавляемая самим шерифом, нагрянула через четверть часа после выстрела. Миссис Эллершоу взялась тебя защищать. Никто, конечно же, не понял, в чем загвоздка, откуда прилетела пуля. Простофили полицейские даже не удосужились обнюхать револьверное дуло, сделали немедленный и естественный вывод: если женщина стоит на коленях подле раненного и держит их, сердечных, на мушке, значит, женщина и стреляла. Даже заряды в барабане сосчитать не потрудились, представляешь? Ухватили Мадлен и отволокли в тюрьму. Благо, мы подоспели вовремя, растолковали, что к чему. И попросили подержать женщину взаперти, для большей...

- Чтоб вы... прокисли! - выдохнул я со всей яростью, какую мог себе разрешить. - Чтоб вам... пусто было! Говорил же...

- Да ведь Макси мог и не в одиночку охотиться! - возразил Джексон. - И пока мы плясали бы индейский танец, поздравляя друг друга с великой победой над бледнолицыми, номер второй подобрался бы и преспокойно пальнул в миссис Эллершоу... Тюрьма уютная, надежная, тщательно охраняется...

- Не сомневаюсь. Да только сейчас моя подопечная вполне может болтаться на разорванной пополам и скрученной в жгут простыне... Вместо люстры! Она уже пыталась вены себе вскрыть, не знаешь этого, что ли? Быстро извлекай госпожу Эллершоу из каталажки, выписывай опытных нянек, паси день и ночь, пока я не поправлюсь, но мигомвытащи ее на волю! Не понимаешь, каково бедняге сызнова созерцать небо в клетку?!

Сестра милосердия всполошилась, опрометью влетела в палату, энергично выставила Джексона ко всем чертям, вкатила мне прямо в вену слоновью дозу успокоительного, уселась рядом с разбушевавшимся пациентом и ворковала, доколе я не уснул. То ли наркотиком сморенный, то ли монотонной болтовней.

А пробудившись, я встретился взглядом с пристроившейся неподалеку Мадлен.

Горящие лампы уведомили: на дворе давно стоит глухая ночь. Даже в окно было незачем глядеть, ибо Джексон являлся средь бела дня, а прохрапеть сутки я вряд ли умудрился бы. Мадлен поднялась, приблизилась. Я подметил, что джинсы ее испачканы побуревшей кровью. Моей собственной.

Это, впрочем, не играло ни малейшей роли. Потому как в глаза мне бросилось иное. После тяжких испытаний и потрясений моя подопечная отнюдь не вернулась в изначальное состояние, не сделалась несчастным, замкнутым, отрешенным от окружающего манекеном. Двигалась бодро, смотрела живо.

- Геро-ой, - протянула она, опускаясь на краешек постели. - Кидается под пули, заслоняя даму собственным телом! Спасибо, Мэтт... Вызвать сестру?

Когда я легонько мотнул головой, Элли добавила:

- Я не стала.

- Не стала... чего делать?

- Виснуть. Вместо люстры.

- У Джексона самый длинный язык во всем западном полушарии. - Я смотрел на Элли с нескрываемым уважением. - Ух ты! Джейн-Передряга! Великая воительница! Склонялась над поверженным, окровавленным другом и грозила презренному супостату пятизарядным револьвером...

- Хороша гроза! Отродясь не держала огнестрельного оружия. Вот насчет крови ты прав. Крови предостаточно вытекло. Только я не сразу поняла, откуда стреляли. Думала, притаились поблизости, воспользовались глушителем - как показывают по телевизору.

- Не упоминай телевизор в моем присутствии, - попросил я. - Не выношу. А глушитель - название устарелое, человеческое. Нынешняя малограмотная шантрапа, желая казаться высокообразованной, именует его ПББС: прибор бесшумной и беспламенной стрельбы. Как и положено межеумкам, забывшим, что на белом свете существует членораздельная речь. Мы, дорогая, живем в эпоху неверных определений. Теперь даже грязного старого хрыча титулуют перепачканным пожилым гражданином... Хамский век - хамская вежливость. И оружейная терминология тоже хамская... Как выражаются, так и стреляют, между прочим: хотят поточнее, а получается все мимо да мимо.

- Я д-думала, - ответила Мадлен безо всякой заметной связи с моей возмущенной тирадой, - не выпалю, так хоть напугаю... Иди знай, чью сторону держат эти ф-фараоны... Уб-блюдки даже скорую помощь не с-сразу вызвали. Ты мог попросту кровью истечь...

- Умница, - произнес я негромко. - А за то, что молодцом держалась в каталажке - втройне умница.

- А я подумала: ты п-провела в гораздо худшей дыре целых восемь лет; неужто сутки-другие не вытерпишь в приличных условиях? Мэтт?..

- А?

- Неужели ты серьезно боялся, что я... изображу люстру... после того, как вернул меня к жизни?

- Послушай, Элли...

Она склонилась и чмокнула меня прямо в губы.

- Теперь будь умницей сам и помолчи. Нужно беречь силы. Они понадобятся.

- Постараюсь, - ответил я и, припомнив Рикардо Хименеса, прибавил: - Придется побыть умницей. Некоторое время. Выбора нет.

Битую неделю она буквально дневала и ночевала подле меня. Сестер милосердия в окружной больнице Льяно было недостаточно, и персонал только радовался, что можно переложить часть забот на добровольно подставленные плечи. Джексон тоже не остался в накладе, ибо мог стеречь и меня, и Мадлен одновременно. Подкрепление уже прибыло, но дел доставало. По горло дел обнаружилось...

- Коль скоро, - сказал я, - ты решила швырнуть юридическое образование за окно и позабыть о нем, надо подумать о новом роде занятий, верно?

- Подумаю потом, - беспечно отвечала Мадлен. - Следует, как ты выражаешься, мозгами раскинуть. Я гожусь, например, в уборщицы - восемь лет весьма интенсивной и обширной практики. Знакома с машинописью, обладаю богатым жизненным опытом. Значит, могу и газетным репортером сделаться. Видишь? Уже не так и плохо...

Несколько мгновений я смотрел на Элли, чувствуя, что в горле вырастает горячий комок.

- Добро пожаловать назад, Эллершоу, номер двадцать один-ноль-девять-тридцать четыре, - ответил я негромко. - Милости просим в общество здоровых, психически устойчивых людей. Но теперь это, увы, сделалось модно, а потому - заведомо глупо. Каждый второй, кто вырывается из тюрьмы, покупает пишущую машинку и берется писать потрясающие, разоблачающие и весьма прибыльные мемуары. Не стоит присоединяться к толпе...

- А чем же тогда заняться? - недоуменно спросила Мадлен.

- Об этом поразмыслим отдельно. Чтобы говорить о будущем, надо сперва удостовериться, что оно у тебя есть. А наше будущее пока представляется не слишком определенным. И главная причина тому - ты и я. Собственными персонами.

- Не понимаю.

С нарочитой медлительностью я окинул собеседницу критическим взором, смерил таким же взглядом свое бренное тело, простертое на постели, сызнова уставился на женщину.

- Весьма забавный отряд, верно, Эллершоу? Ежели придется туго - хочу сказать, еще туже нынешнего, - каковы, по-твоему, окажутся наши возможности? Я зову подобные вещи "коэффициентом живучести"... Ударная группа состоит из однорукого, слабого, точно котенок, профессионала и вялой, обрюзгшей, тоже, в сущности, однорукой любительницы, которая лестничный марш бегом одолеть не способна.

- Поклеп! - закричала Мадлен. - Я вовсе не такая развалина!.. Ладно, признаю. Что предложишь?

- Имеется выбор. Можно использовать меня в качестве простого советника, покуда плечо не заживет. И выписать из Вашингтона крепкого, здорового, неустрашимого парня, который временно возьмется тебя оберегать.

- Нет! - В лицо Мадлен бросилась краска. Голос прозвучал с неожиданной настойчивостью: - Нет, черт побери! Свыкаться с новым головорезом? Благодарю покорно. К этому приспособиться, и то нелегко было...

Я осклабился:

- Лестно слышать.

- Упоминался выбор, Мэтт.

- Вместо крепкого, здорового, неустрашимого парня можно получить крепкую, здоровую, неустрашимую женщину. Довольно молодую, кстати.

Мадлен чуть не зарычала:

- Господи, помилуй! Значит, выпишешь сюда мускулистую и задиристую стерву? Да еще, возможно, лесбиянку?..

Осекшись, она пристально поглядела на меня.

- Или речь... не об этом?

- Нет, конечно, - вздохнул я, осторожно поводя головой из стороны в сторону. - Речь ведется о тебе, Элли.

Собеседница умолкла. Стало слышно, как по коридору катят железную тележку, содержащую неведомо что...

- Обо мне? - Мадлен облизнула губы. - Неудачная шутка, Мэтт. Повторяю: отродясь не стреляла из пистолета. Никогда не умела даже по носу дать надлежащим образом. А уж курки спускать...

- Но жизненно важные агрессивные инстинкты отнюдь не подавлены, - возразил я. - Ты блестяще доказала их наличие, ухватив мой револьвер и взяв полицию на прицел. В отличие от бывшей миссис Хелм, ты, дорогая, не живешь по дурацкому правилу: не противься злу. В тебе струится живая кровь, Элли.

- Правильно, - сказала Мадлен. - Забываешь, откуда подопечную выпустили, где содержали восемь лет.

Не противясь насилию, в Форте Эймс не шибко выживешь. Особенно если умеренно хороша собой, склонна к разнополой любви и не жаждешь знакомиться с лесбийской... Очень... очень быстро я обнаружила, что драться можно и без особой выучки. Достаточно ухватить, например, чужой палец, и согнуть в сторону, противоположную обычной... Скоро заносчивую сучку начали старательно огибать и оставили в покое. Мэтт, я поняла в тюрьме одну очевидную вещь: если хочешь мира, сражайся ради него. Sivis pacem, para bellum.

- "Хочешь мира - готовься к войне", - перевел я с латинского языка. - Между прочим, отсюда и название пистолета: Parabellum.Парабеллум.

- О!

- Согласно досье, ты весьма разумная, в высшей степени поддающаяся обучению особа. Любому обучению, кстати. А коль скоро мозги в порядке, тело можно довести до нужного состояния очень быстро. Включая кисть, Элли. Существует хитрое заведение, которым распоряжается наша служба. Центр подготовки агентов. Называется "Ранчо". Там тебя чуток взбодрят, починят и натаскают - чтобы умела защищаться не только зубами и ногтями. Чтоб суставы чужие крутила не по мгновенному наитию, а со знанием дела. Пока моя собственная рука не сделается подвижной, пригодится пара твоих. Обычный курс рассчитан месяца на три, но тебе не потребуется столько времени. Кое к чему не подпустят по соображениям секретности, а кое-что попросту не понадобится. Например, электроника, саперное дело, коды, шифры, умение отмыкать сейфы... При нужде обучу всему этому сам. Из тебя возьмутся делать не оперативного работника, но умелого вольного копейщика... виноват, копейщицу. На легкую жизнь можешь не рассчитывать, предупреждаю сразу. Иногда и Форт Эймс покажется истинным курортом... Но потом, при небольшом моем содействии, ты сумеешь постоять за нас обоих.

Помолчав несколько минут, Элли сказала:

- Меня долго пытались раздавить и растерзать. Если нашелся человек, желающий разнообразия ради собрать Мадлен Эллершоу воедино - отказываться грешно.

Глава 11

От аэропорта до центра Вашингтона путь лежал неблизкий и, разумеется, время провести можно было бы и в полезных размышлениях, да только фактов по-прежнему не доставало, и я, чтобы заняться хоть чем-то, принялся думать о Мадлен Рустин Эллершоу, бакалавре искусств, докторе юридических наук. Взялся гадать, как обстоят ее дела.

Отвезя Элли на аризонское ранчо, я полностью потерял спутницу из виду. Люди, угодившие на сей обширный учебный полигон, просто пропадают, растворяются. Проведшие целый день в изнурительных упражнениях новички отнюдь не жаждут якшаться по вечерам с опытными агентами, присланными туда лечиться или отдыхать. Да и вовсе не поощряется общение подобного рода. Если курсанта отбракуют, он должен покинуть Ранчо, не унося в голове чересчур много любопытных сведений.

Кроме того, Элли твердо заявила: если смехотворная подготовка по методу пиф-паф, прыг-скок, трах-тюк, бац-хлоп неизбежна, то без моего присутствия можно обойтись вполне. Кривляться перед моим критическим взором миссис Эллершоу не намеревалась.

Я осклабился и улетел в Вашингтон.

При других обстоятельствах полагалось бы приближаться к малозаметному дому на узкой столичной улочке с большими предосторожностями, оставив машину за несколько кварталов от цели, осмотревшись, убедившись, что за мною не следят, воспользовавшись черным ходом. Но сегодня я не таился. Мэтт Хелм, обветренный ветеран, давно известный всем неприятельским разведкам, явился докладывать начальству. И руку несет на черной перевязи - пулю схлопотал, бедняга.

Когда я вошел в кабинет на втором этаже, снабженный большим окном, поблизости от коего загадочным образом не виднелось ни высоких домов, ни удобных деревьев (не постигаю, как умудрился командир выбрать столь удобное местечко в самом сердце густонаселенного города), Мак поднялся и двинулся навстречу. Знак вежливости, положенный старшему агенту, раненному при исполнении обязанностей. В иных случаях Мак молча кивал, не вставая из-за стола.

Я предусмотрительно протянул начальнику левую руку, а правую демонстративно продолжал держать уложенной в черный шелк - или что там называют шелком ныне, во времена синтетических тканей.

- Врач представил подробный телефонный доклад, - слегка улыбнулся Мак. - Значительное поражение тканей. Перебитые кости срослись неправильно. Отмечается повреждение нервов. Через месяц-другой рекомендуют повторную операцию... Весьма прискорбно, Эрик.

- Будем надеяться, - ответил я, - желающий украдкой заглянуть в мое досье не заставит себя ждать. И получит благоприятное понятие о моем теперешнем состоянии...

Освободив руку, я несколько раз распрямил ее и согнул снова, напрягая бицепс.

- Отдача тяжелого ружья пока что противопоказана, сэр, но мышцы работают, связки повинуются, кости целы. Из небольшого револьвера стрелять смогу вполне. Да я и не жалую "магнумов", сами знаете. Об Эллершоу известия поступают?

Опять усевшись к окну спиной, Мак подождал, пока усядусь я, и похлопал по лежавшей на столешнице папке.

- Сокращенный курс окончен, - молвил он, - и окончен очень хорошо. Третье место из семи возможных. Заняла бы первое, но из человека, выросшего в доме, где на огнестрельное оружие взирали с омерзением, ни солдата, ни агента не сделаешь в одночасье.

- Понимаю.

- Миссис Эллершоу обставили в тире техасский парень, сызмальства охотившийся на кроликов, и чемпионка того же штата по стендовой стрельбе. Мак опять потрогал картонную папку.

- В остальном - почти безукоризненно, учитывая, что миссис Эллершоу на добрых десять лет старше любого из соперников и приступила к занятиям, будучи в скверной физической форме. Изувеченная кисть повинуется полностью, потому что загвоздка оказалась главным образом психологической. В тюрьме Эллершоу привыкла изображать калеку, избавляясь тем самым от особо тяжелых работ. На Ранчо необходимость притворяться отпала, и, при небольшом содействии врачей, сухожилиям возвратили нужную эластичность.

Подняв глаза. Мак внушительно произнес:

- Передайте этой женщине, что, если планы касаемо будущего изменятся, или потерпят крах, буду рад видеть ее здесь.

- Непременно передам, сэр.

Мак выдержал паузу и добавил:

- Есть, конечно, люди, утверждающие, будто мы берем сотрудников без разбора. Эти люди, видимо, не понимают, что нашу работу не способны выполнять заурядные субъекты, здравомыслящие, уравновешенные мещане, добропорядочные члены общества.

- Никак нет, сэр, - улыбнулся я.

- И все же, Эрик, до какой степени можно доверять миссис Эллершоу? Вы, кстати, наверняка завязали с нею роман?

- Так точно, сэр. Сами помните: я обожаю покинутых котят, пичужек с перебитыми крылышками, а также прелестных девиц, подвергшихся несправедливому гонению. Вдобавок, у Мадлен Эллершоу точеные ноги, этого не отнимешь.

- Технически, - заметил Мак со свойственным ему педантизмом, - замужняя женщина едва ли может считаться девицей, коль скоро супруг исполнял постельные обязанности надлежащим образом.Оснований сомневаться в усердии доктора Эллершоу, кажется, нет... Насколько удалось понять, Эрик, основная задача наша имеет чрезвычайно слабое отношение к шпионажу и коммунизму?

- Думается, ни малейшего.

- Служба Федеральной Безопасности, - сказал Мак, - и ЦЕНОБИС... их, между прочим, несколько: ЦЕНОБИС-1, ЦЕНОБИС-2 и так далее - содержат некое ядро. Очень умных, решительных и безжалостных субъектов, которые не способны без зубовного скрежета глядеть, как мы с вами и люди, нами распоряжающиеся, ведем государственные дела. И постараются исправить недопустимое положение вещей. Помните флоридскую одиссею?

Конечно, я помнил! И сам подозревал, что история повторяется. Но услыхать от Мака подтверждение своим мыслям было отрадно.

И тем паче тревожно.

- ЦЕНОБИСы, обладающие компьютерными сетями, служат мыслящей частью этого организма. Рабочими конечностями сделались управления СФБ, возглавляемого Беннеттом. А руководит совместными действиями известный вам Толливер. Точнее, ни вам, ни мне пока что не известный... Вопрос: кто есть неуловимый Толливер? И где он?

- Пойманного снайпера допросили?

Мак пожал плечами.

- Все те же речи, ничего нового. Но уведомляю:

будучи допрошен и выпущен, Эрнест Максвелл Рейсе погиб в Сент-Луисе. Убит из дробовика прямо на городской улице. Полагаю, синдикат попросту объявил во всеуслышание, что не одобряет независимых начинаний Рейсса и не причастен к ним.

- Да, сэр.

- А те, кто нам противостоит, неведомые невидимки, таинственные диверсанты, не имеют касательства к организованной преступности. Хотя и не брезгуют изредка нанимать гангстера, дабы не высылать на охоту собственных стрелков, не вызывать ненужных подозрений. Их затея похлеще торговли наркотиками. Почище оружейной контрабанды. Эти личности не удовлетворятся, угнав одну несчастную машину, и не успокоятся даже украв две сотни. Толливер намерен похитить целую страну. Да, Эрик, ни больше, ни меньше.

- Следовало предполагать, сэр.

- Нынешний президент вовсе не надеется фигурировать в американской истории наравне с Вашингтоном и Линкольном. Он старается править как можно лучше, не надеясь на вечную память в потомстве. И уж отнюдь не хочет стяжать неувядаемую известность как последний по счету президент Соединенных Штатов. Понимаете?

- Получается, нам оказывают великую честь?

- Едва ли. ЦРУ просто не имеет права учинять полномасштабные операции внутри страны, а к ФБР полного доверия нет. И в любом случае, это слишком большие, разветвленные службы. Утечка сведений произойдет наверняка и несомненно. Крохотная организация, чьи считанные сотрудники умеют держать языки на привязи, неизмеримо надежней.

Помолчав немного. Мак сухо промолвил:

- А вдобавок, подобной службой и пожертвовать можно, ежели что, не вызвав общенародного брожения умов. Представьте-ка на минутку: ФБР или ЦРУ официально упраздняются!..

- Как обычно, сэр, - оскалился я. - Национальные герои чересчур чисты и знамениты, чтобы приложить руку в нужном и не очень-то чистом дельце. Приглашают нас, метельщиков злополучных. Мусорщиков прилежных.

- Совершенно верно, Эрик, - вздохнул Мак. - Излагаю задачу снова. Разыскать человека, стоящего за ЦЕНОБИСом и СФБ - Толливера, Тальяферро... Без лишнего шума позаботиться о нем. Отыщется преемник - обеспечите несчастный случай. Со смертельным исходом, разумеется. Их нужно остановить побыстрее. А когда головы отрубим, ФБР займется извивающимся чешуйчатым телом дракона. Действуйте. Но действуйте с оглядкой.

- Конечно, сэр, - ответил я. - С оглядкой.

Глава 12

В приемной Ранчо восседала стройная, приглядная девица, стучавшая по клавишам допотопной пишущей машинки. Девица расположилась затылком ко входу и не сразу обнаружила мое появление - очевидный просчет, на который надо будет указать. Впоследствии.

Она поднялась - высокая, тонкая, подтянутая - и направилась к шкафу, содержавшему картотеки. Отглаженная белая юбка, розовая блуза без рукавов... Я кашлянул.

Обернувшись, девица округлила глаза.

- Добрый день, - промолвил я. - Не знаете, часом, где найти миссис Мадлен Эллершоу?

- Мэтт! - засмеялась Элли.- Ах, чтоб тебе! Погоди секунду, надо сразу спрятать одно досье, иначе позабуду, куда его класть...

Я наблюдал за Элли, чувствуя легкую горечь утраты. Я успел привязаться к мягкотелой, бледной, подавленной особе, оплакивавшей погубленные годы и нуждавшейся в поддержке. Существо, представшее мне теперь, отличалось от былой Мадлен, как тигр отличается от овцы, и само вполне могло утешать кого угодно. Другой человек, в иной обстановке.

Пожалуй, отметил я не без некоторого смятения, исчезло приятное чувство собственного превосходства, присущее любому и всякому телохранителю, опекающему личность, которая не умеет постоять за себя собственными силами.

Ранчо проделало с Элли именно то, чего требовалось. Инструкторам достался жалкий двуногий обломок, но здешние умельцы ухитрились превратить недочеловека в очень красивое бойцовое животное. Хорошенькая особа, едва перешагнувшая за тридцать. Подобранная, настороженная, гибкая - ни дать, ни взять, пума, повстречавшаяся мне однажды на горной тропинке. Мы столкнулись нос к носу и дружно решили, что неотложные дела срочно призывают обоих в иное место...

- Здравствуй, Мэтт.

- О, где она, пухлая простушка, присматривавшая за мною в больнице? - спросил я.

- Неправда, я не была простушкой! Мадлен рассмеялась, отнюдь не обиженная.

- Кстати, коль скоро ломаешь голову, размышляя, что я здесь поделываю, знай: секретаршу хватило дизентерией, и, за неимением лучших занятий, я предложила свои услуги. Курс окончился, можно было умереть со скуки... На меня поглядели весьма подозрительно, припрятали фамильные драгоценности, серебряные ложки, а также секретные коды и шифры - и допустили к работе. О, Боже! Здешние документы и за полгода в порядок не приведешь! Система регистрации попросту реликтовая - как и машинка, между прочим. Но приятно, что не разучилась печатать. В один прекрасный день Дядя Сэм перестанет кормить, одевать, снабжать жилищем и обучать смертоубийству; придется жить самостоятельно. Тогда и пригодятся все наличные знания... Мэтт!

- Ага?

- Знаешь... это чуток страшновато... владеть подобными навыками. Точно завела себе злобного пса, который способен разорвать человека на клочки... А с другой стороны, очень жаль бедных, беззащитных, безоружных женщин, пробирающихся по вечерним улицам в одиночку и пугливо озирающихся при каждом звуке. И очень приятно чувствовать себя независимой. Не боящейся никого.

- Не зарывайся. Если женщина весом в сто двадцать фунтов столкнется с мужчиной, весящим двести двадцать и владеющим теми же приемами, итог поединка очевиден. Однако я исправно передаю по назначению слова командира: он приятно удивлен отчетными ведомостями. Старая тридцатичетырехлетняя плесень, да еще и счастливая обладательница изуродованной кисти, превзошла молодых волчат едва ли не по всем статьям. А люди, получившие юридическое образование и опыт успевшие накопить, просятся на службу не столь уж часто. Мак будет рад подписать твое прошение о приеме в наши ряды. Но извещаю: работенка не для всякого. Хотя мнение Мака можешь принимать как несомненный комплимент.

- Спасибо, Мэтт, - спокойно произнесла женщина. - Я действительно польщена. Поразмыслить можно?

- Сколько хочешь. Предложение останется в силе. Теперь новости менее приятные. Коль скоро у тебя наличествует хоть несколько извилин, готовься перетрусить - ибо сам я перетрусил, узнав, какого рода и размаха дело затеяно супостатом...

Сидя в домике Мадлен, мы дожидались заказанного ужина. Обитатели Ранчо пользуются привилегией получать еду прямо в номере, словно постояльцы порядочной гостиницы. Преимущественным правом, кстати, обладают самые надежные агенты, которым ни к чему излишне мелькать на людях, и самые ненадежные курсанты, коим незачем слоняться в общей столовой и запоминать все повстречавшиеся там физиономии. Мы с Элли представляли обе упомянутые категории, а посему позвонили распорядителю и попросили доставить блюда прямо в коттедж.

- Получается, - невнятно промолвила Мадлен, уплетая бутерброд, - на плечи наши возложена судьба нации?

- Обычнейшая история, - сообщил я. - Это случается чуть ли не всякий раз. Поживешь - попривыкнешь.

- Старый закоренелый циник... Можно внести предложение?

- Можно, и весьма желательно.

- Я долго раздумывала по поводу будущего приезда в Санта-Фе... Надо казаться... Короче, я разыграю свирепую, обозленную, жаждущую мести людоедку. Даже одежкой, нужной для такой роли, запаслась. Позволишь?

- Не скромничайте, Эллершоу, - хмыкнул я. - Сами знаете: выйдет по-вашему. В сущности, спектакль состоится по твоему сценарию, Элли. Я числюсь просто рабочим сцены. Или униформистом, ежели предпочитаешь цирковую терминологию. Теперь, пожалуйста, изложи подробности грядущего действа.

- Со мной приключится разительная перемена, заставляющая всех и каждого отваливать челюсть и чесать в затылке. Спасибо тебе и этому богоугодному заведению, пухлая бледная простушка исчезла, возникла почти прежняя Мадлен: поджарая, крепкая, гибкая. Чуток постарше - но тем опаснее, сам понимаешь...

- Безусловно. Продолжай.

- Я могу свалить с ног любого сукина сына, вздумавшего повысить голос, или. Боже упаси, замахнуться. Или всадить пулю ему в череп. Или выпотрошить мерзавца ножом. Или шею скотине ребром ладони переломить. Я сделалась очень самоуверенной и дерзкой особой. Давай использовать мой новый облик напропалую. Из тюрьмы строгого режима вырвалось на волю кровожадное животное, лязгающее зубами и алчущее мести. А мистер Хелм будет проводником этой бешеной суки, натягивающим поводок, если дело заходит чересчур далеко, твердящим "тубо" и приносящим извинения. Понимаешь, Мэтт?

- Впечатляет, - сказал я. - И пользу принесет немалую, коль ты и впрямь готова предстать настоящим чудищем.

- Конечно. Это куда лучше, чем вернуться домой присмиревшим созданием, готовым потупить взор при виде фыркающего и брезгующего поздороваться хама.

- Согласен...

В дверь постучали. Мадлен тревожно взглянула на меня.

- Явился друг, - пояснил я. - Новый опекун, с которым нужно познакомиться. На всякий случай.

Вошедший молодой человек был одет в спортивную рубаху и брюки. Волосы едва не касались плеч, а глаза были карими, что сразу настораживало, ибо я не склонен излишне полагаться на кареглазых субъектов. Правильные черты лица отдаленно напоминали Джона Уэйна.

- Эрик?

- Он самый. Проходи.

Рукопожатием не обменялись. Поднявшаяся с места Мадлен сделала несколько шагов, остановилась у камина.

- Знакомься, Элли: мистер Мак-Кэллаф. Джексона и молодого Марти уже видала, теперь запомни это лицо. Командир второй группы, обеспечивающей нам прикрытие. Мак-Кэллаф, представляю госпожу Эллершоу. Ей выдана ограниченная охотничья лицензия.

- Здравствуйте, мистер Мак-Кэллаф.

- Очень приятно, миссис Эллершоу. Голос парня звучал ровно, безо всякого особого выражения.

- Прекрасно, - сказал я. - Вы представлены друг другу, и возможные недоразумения в духе "свой своя не познаша" отныне исключаются. Доброй ночи, Мак-Кэллаф.

- Буду неподалеку, - пообещал парень. - Всего хорошего, миссис Эллершоу. И удалился.

Глава 13

Мадлен примостилась на соседнем сиденье, кряхтя и чертыхаясь. Было от чего. Новые джинсы, приличествовавшие хищной твари, наконец-то выскочившей на свободу, обтягивали зад и ноги столь туго, что согнуть колени оказывалось не слишком легко. Блузка-безрукавка облегала тело Элли еще плотней - хотя, казалось бы, дальше некуда. Сандалии на толстенных подметках и густые слои румян довершали общее впечатление. Отнюдь не благоприятное, между прочим. Чего и требовалось.

- Не смотри ошалелым оком, дорогой, - попросила Мадлен. - Сам согласился принять мой сценарий.

Покрыв пятьсот миль, отделявшие аризонское Ранчо от Санта-Фе, меньше, чем за сутки, мы переночевали в удобном старом мотеле, располагавшемся неподалеку от центральной площади, или, как их называют в Новой Мексике, plaza. Сутра пораньше я наведался вместе с Мадлен Эллершоу к начальнику городской полиции Мануэлю Кордове и, учтиво потолковав о давних временах, когда сам числился мирным гражданином и примерным обывателем, попросил не препятствовать работе федерального агентства, сотрудником коего ныне числился.

- Но миссис Эллершоу, - недовольно возразил Кордова, - не имеет права носить оружия: таков закон.

Я клятвенно уверил, что ни револьвера, ни клинка при миссис Эллершоу нет. Отнюдь не успокоенный Кордова лишь головой покачал, глубоко вздохнул и с огромной неохотой согласился глядеть в сторону. С давних времен, когда я обеспечил местные власти двумя трупами - женским и мужским, - а потом, при любезном содействии Мака, благополучно избежал ответственности, законники города Санта-Фе содрогались при каждом моем визите.

Надо заметить, у них имелись к этому известные основания.

Больше всего Мануэлю Кордове желалось избежать неприятностей, и он тревожно полюбопытствовал, сколь долго намерен я пробыть в родимых краях. И собирается ли миссис Эллершоу обосноваться здесь.

- Пока неизвестно, - пожал я плечами. - Пойдем, Элли.

Теперь, должным образом предупредив местные власти о своем присутствии, мы катили к адвокатской конторе. Элли нахохлилась, прищурилась, увидав асфальтированную дорогу, ведшую к большому внушительному зданию, бывшему особняку, приобретенному фирмой Барона и Уолша и превращенному в рабочее помещение. Однако вышла из машины без колебаний и твердым, упругим шагом взошла по ступенькам крытого парадного крыльца - на местном наречии такие зовутся portal.

Прежде, нежели войти в приемную, миссис Эллершоу грустно изучила отполированную медную табличку, гласившую: "БАРОН И УОЛШ, ПРИСЯЖНЫЕ ПОВЕРЕННЫЕ" Восседавшая за столом секретарша, обладательница пышных золотых волос (или очень дорогого шиньона), подозрительно вскинула брови, узрев перед собою пугало, коему достойное место было в публичном доме, а то и просто на панели. Тратить улыбку, припасенную для уважаемых посетителей, девица почла излишним, и недовольно процедила:

- Слу-ушаю...

- Мне требуется мистер Барон, - сказала Мадлен Эллершоу. - Также Уолтер Максон. И, если возможно, побыстрее.

- Боюсь, без предварительной записи на прием...

- Какого хрена? - прошипела Элли, бросая на меня молниеносный взгляд. Перегнулась через крышку стола, впилась пальцами в закраину: - Какого сволочного хрена? Снимай трубку, мочалка паршивая! И скажи мистеру Барону, что внизу дожидается неудачный случай из его обширной практики. Шевелись, или я разберу помещение на мелкие части. А начну с живого инвентаря - с тебя, выдра злоехидная.

- Полегче, полегче, - поторопился вмешаться я. Я повернулся к девице, положил перед нею раскрытое удостоверение. Такие книжечки, в очень впечатляющей кожаной обложке, выдаются нам специально для подобных случаев, дабы производить на посвященных и непосвященных нужное впечатление. А вообще мы отлично обходимся и без них.

- Федеральное правительство, сударыня. Миссис Эллершоу и мне действительно требуется побеседовать с господином присяжным поверенным - и чем скорее, тем лучше.

- Мадлен! О, Боже! Мадлен! Моложавый мужчина вприпрыжку скатился по устланной ковром лестнице и кинулся к нам.

- Здравствуй, Уолтер, - негромко молвила Элли.

Вальдемара Барона я видал мельком, двенадцать лет назад, собирая сведения о тогдашнем его подзащитном, Вилли Чавесе. Но узнал немедля. Старший совладелец, Уолш, по словам Элли, уже давно устранился от дел, пережив неприятнейшую автомобильную катастрофу и оказавшись прикованным к хромированному креслу на колесах. Конторой, по сути, заведовал Барон.

Огромный седовласый субъект, моего собственного роста - уверяю, что вымахать до шести футов четырех дюймов отнюдь не легко, - и раза в полтора тяжелее. Истинная человеческая глыба. К счастью, мне, по-видимому, не предстояло схватываться с мистером Вальдемаром врукопашную, ибо невзирая на разницу в возрасте, Барон казался вполне способным придушить меня одной левой.

Даже в старости он оставался красив и отменно импозантен. Безукоризненный костюм, отлично повязанный галстук, тончайший аромат мужских духов, холеное лицо, изборожденное морщинами, но почему-то не терявшее от этого своей привлекательности. Наверное, Вальдемар Барон числился некогда заядлым сердцеедом.

Он поднялся, протянул Мадлен руку, ласково обнял бывшую сотрудницу.

- Долгонько не видались! - молвил он. И, слегка отстранившись, добавил:

- А выглядишь великолепно. Даже в этом дурацком наряде.

- Не забывайте, Вальдемар, - горько ухмыльнулась Мадлен, - откуда я пришла. Дешевая тюремная крыса! И соответственно одеваюсь. Ничего иного не остается: вы сами позволили превратить меня в чучело.

- Япозволил?

- А кто же еще?

Голос Барона упал.

- После судебного процесса ты не пыталась меня винить... Хорошо, давай побеседуем, но только с полнейшим спокойствием, согласна?

Адвокат возвратился к письменному столу, сел в глубокое кресло, откинулся на спинку. Устроившись напротив, мы - Элли и я - изрядно смахивали на школьников, сдающих трудный экзамен суровому педагогу. Максон стоял подле окна.

- Мистер Хелм не возражает против обсуждения в его присутствии нескольких частных и малоинтересных вопросов?

- Нет-нет, - поспешил заметить я. - Разговаривайте, не стесняйтесь.

- Узнав о твоем освобождении, Мадлен, я предложил подыскать тебе новое место в конторе. Мистер Гомер Уолш не пришел от этого в особый восторг, но с ним удалось поладить. Посему, приглашаю возвратиться в... гм! - родные пенаты.

- Новое место? - перебила Элли. - А что значит "новое"?

Слегка смутившись, Барон выдавил:

- Н-ну... при нынешних изменившихся обстоятельствах восстанавливать тебя в прежней должности было бы немыслимо, и все же...

- Получается, мне предлагают служить поломойкой? Или привратницей?

Брошенный искоса взгляд уведомил: приготовься вмешиваться и кричать "Элли, тубо!"

- Отнюдь нет, - невозмутимо сказал Барон. - Мы располагаем крупнейшей в штате юридической библиотекой, но книги хранятся в беспорядке, и никто не способен быстро сыскать нужный том. Если согласишься работать хранительницей, будем рады принять на службу, обеспечим скромное, но вполне приличное жалованье, а через три-четыре месяца я попробую придумать занятие полюбопытней и подоходной. Идет?

- О, сколь вы заботливы! - процедила женщина. - И как великодушны! Да только работа у меня уже имеется: выясняю, кто заставил Вальдемара Барона облегчить Мадлен Эллершоу дорогу за решетку!

- Мадлен!

- Я знаю: в мире еще не начеканили достаточно монет, и банкнот пока не напечатали вдоволь, чтобы купить вас. Но вот ради своей конторы мистер Барон способен был бы на любое дело! Ради процветания драгоценной фирмы! Это - единственное объяснение случившемуся. Вас попросту поймали на чем-то горячем, приперли к стенке, пригрозили: все, созданное Гомером Уолшем и вами, полетит кувырком, ежели не пожертвуете сотрудницей. Пускай умной, пускай многообещающей, пусть хорошенькой - неважно. Лучше лишится ее, нежели потерять всякую адвокатскую практику. Верно, а, Вальдемар?

Я не слыхал этих рассуждений прежде. Мадлен импровизировала на ходу, строила версию прямо здесь, в кабинете прежнего своего работодателя - и, кажется, стреляя наобум, поражала мишень в самое что ни на есть "яблочко"...

- Печально, Мадлен, если вы убедили себя в этом, - сказал Барон. - Хотя, оно и понятно: после жесточайших испытаний человеку свойственно подыскивать козла отпущения, чтоб можно было хоть кого-то винить в случившемся... Это простейший закон психологии.

- А высланные мне вдогонку наемные убийцы - тоже простейший закон психологии?

- Убийцы? - всполошился Максон. - Господи помилуй!

- Не стоило этого затевать, - процедила женщина, пристально глядя на Барона. - Если бы вы оставили меня в покое, то были бы в полной безопасности сами. Но когда загремели выстрелы, я задалась вопросами, не приходившими в голову целых восемь лет!

Воцарилось полнейшее безмолвие. Выждав с полминуты, Элли продолжила:

- Вот я и намерена выяснить, почему и за что. Муж наивной, глуповатой особы наткнулся на какой-то секрет, которого не следовало касаться. И почти мгновенно пропал без вести. А упомянутую особу для вящей надежности упекли в Форт Эймс по совершенно ложному обвинению. И вы знали об этом, Вальдемар! Ибо тот же Чавес был виноват по уши, а вы сумели добиться оправдания!

Мысленно я поставил Элли пятерку с плюсом. Бросив первую отчаянную фразу, она внезапно поняла, что рассуждает вполне здраво. Свалился некий незримый занавес, и части головоломки начали приходить в долгожданный осмысленный порядок.

- Что стряслось девять лет назад в Conejo Canon? А, Вальдемар?!

Адвокат зашевелился:

- Но все мы знаем об этом. И преступление Роя совершенно очевидно, согласитесь.

- Чушь, Вальдемар. Полная чушь. Согласитесь, - передразнила Мадлен.

Поднявшись, присяжный поверенный приблизился к стенному шкафчику, открыл его, достал бутылку и налил себе полстакана золотистой жидкости. Осушил одним глотком, возвратился на место.

- Последовавший за процессом ад, - сказала Мадлен, - имел к области психологической весьма непосредственное касательство! Изнеженную, кисейную, в сущности, барышню постарались как можно скорее и надежнее сломить. Раздавить морально, сделать безвредной - какой уж от обломка человеческого может быть вред? Швыряли из одной пересыльной тюрьмы в другую, издевались, унижали... О, вы прекрасно поняли: не с моими привычками, не с моим воспитанием вынести подобное! Доведут до самоубийства - прекрасно. А если не доведут - беда невелика: все равно, выйдя на волю, потеряет всякое желание докапываться до истины, будет без памяти рада, что свободна. Станет затравленным, запуганным животным... Вы и впрямь неплохой психолог, Вальдемар. Да только получилось не совсем по-вашему...

Элли перевела дыхание.

- Кстати, отчего это именно последние несколько недель перед исчезновением Роя оказались полностью заняты работой? Откуда на меня внезапно свалилась уйма неожиданных дел? И это рассчитали? Пускай увязнет в судебных исках по уши, пускай возвращается домой донельзя усталая, раздраженная, капризная, не желающая ни слова слушать ни о чем, кроме собственных завтрашних забот... Вы просто гениальны, Вальдемар. Я изучила материалы процесса, любезно предоставленные господином Хелмом. О, какая неумелая защита! Вас просто невозможно узнать: всю обычную логику и находчивость как корова языком слизнула. Уолтер!

- Да, Мадлен? - встрепенулся молодой человек.

- Вернувшись из Форта Эймс, вы, по доброте душевной, не стали распространяться о том, в каком виде меня застали: несчастную, поникшую, отчаявшуюся, выглядевшую десятью годами старше своих лет. Вы благородны, Уолтер, и начали сочинять легенду, заверять, будто Мадлен Эллершоу держится молодцом, следит за собою, весела и бодра... Вы мне смертный приговор подписали, сами о том не подозревая. Ибо кое-кто всполошился не на шутку. Отупевшую, ко всему безразличную узницу, пожалуй, оставили бы в покое, однако отпустить на все четыре стороны женщину, сохранившую бодрость духа и, вероятно, о многом поразмыслившую на вынужденном досуге, эти субъекты просто не рискнули. Чересчур, с их точки зрения, велика была угроза!

Побагровевший Вальдемар Барон глаз возмущенных не сводил с лица Элли, которая буквально брызгала слюной.

- Вы действительно убеждены в этом? - безо всякого определенного выражения осведомился владелец фирмы.

- Я могла бы если не простить, Вальдемар, то просто понять вас! Но орудовать с такой преднамеренной жестокостью! С таким расчетливым зверством!.. Как вы могли? Как могли?..

Мадлен вскочила и опрометью ринулась вон из кабинета.

Глава 14

Казалось, Вальдемар Барон внезапно очнулся. На морщинистом лице возникла ухмылка: невеселая, кривая, довольно циничная.

- Должно быть, мистер Хелм, вы ждете, что я начну рассыпаться в негодующих возгласах? Какой, дескать, неуравновешенной, грубой, подозрительной личностью сделалась миссис Эллершоу?

- Насчет грубости и подозрительности не сужу, - ответил я, - но миссис Эллершоу провела без малого два месяца в учебном центре нашей службы. И перед этим подверглась подробнейшему врачебному опросу. Осмелюсь утверждать: ни малейшей психической неуравновешенности не отмечено.

Изрыгнув эту вопиющую ложь, я мысленно скрестил пальцы.

- Понимаю, - протянул Барон. - Вы, если не ошибаюсь, работаете на весьма загадочную организацию. Чем она, собственно говоря, занимается, мистер Хелм?

- Иногда сами не понимаем, сэр, - осклабился я.

- Что же, - вздохнул седовласый адвокат. - Похоже, самое удобное время признаться и облегчить душу...

- Вальдемар! - прошептал потрясенный Максон. Поглядев на него, Барон покачал головой.

- Ценю ваше доброе отношение, Уолтер, но, к несчастью, Мадлен почти полностью права. Я заслужил все, что выслушал.

Зазвенел телефон.

- Да? - приглушенно произнес Максон. - Да... Нет-нет, невозможно, у мистера Барона совещание. Трубка улеглась на место.

- Должен, однако, заметить, - продолжил Барон, - миссис Эллершоу преувеличивает мою природную испорченность. Покушаться на ее жизнь я не стал бы ни при каких условиях, да и нужды в этом нет ни малейшей. Понятия не имею, кто и с какой стати подослал убийц - если убийцы действительно являлись.

- Я тому свидетелем, сэр.

- Конечно... Поверьте, не имею ни прямого, ни косвенного отношения к этому. А в остальном возражать не могу. Я помог суду присяжных вынести обвинительное заключение по делу Мадлен.

Облизнув губы, Максон осведомился упавшим голосом:

- Но... зачем?

- По причине, которую Мадлен угадала.

- Шантаж?

- Фирма, посвятившая себя адвокатской практике, весьма уязвима, Уолтер. Мне убедительно пояснили, как можно в одночасье лишиться всего, если не сделать уступки. Некие крупные корпорации... Неважно. Одним словом, иногда защитник вынужден балансировать на грани дозволенного, допустимого по закону. Бывает, названную грань пересекают - совсем немного, но закон есть закон. А...

- Чего именно потребовали от вас? - перебил я. Барон обреченно пожал плечами.

- Именно того, что я сделал. Миссис Эллершоу следовало... гм! - обезвредить. Числясь женою и пособницей беглого государственного изменника, она уже не смогла бы никому становиться поперек дороги. Нужно было добиться добровольного признания: это выдвинули как неотъемлемое условие. Или, если заупрямится, не препятствовать обвинительному приговору. Защищать спустя рукава, проигрывая дело пункт за пунктом.

- Вас шантажировали при встрече, или по телефону?

- По телефону, разумеется. Опознать собеседника по голосу не берусь, человек разговаривал через листок фольги, дребезжащим тембром.

- И этого достало, чтобы швырнуть на растерзание волкам неповинную сотрудницу?.. А, понимаю. Вам напомнили о похожих случаях, привели на память несколько предметных уроков.

- Да, - сказал Барон. - Руководитель одной из вашингтонских контор застрелился, не вынеся разоблачений. Другой процветавший юрист вынужден был отравиться. И третий случай... Я просто испугался. Все три фирмы потерпели полный крах и прекратили деятельность.

- Значит, звонивший не назвался... Имя Толливер вам знакомо?

Старик покачал головой.

- Нет. Но судя по манере выражаться, по некоторым брошенным словечкам... Я, конечно же, ничего не утверждаю, но...

- Продолжайте, сэр.

- Повторяю: это лишь предположение. Некий человек, переехавший в Санта-Фе десять лет назад, Лоури - отставной адмирал Лоури. Моряцкие словечки распознаешь немедленно, только нельзя исключать и того, что неведомый собеседник подделывался под флотскую речь с умыслом. Дальше обсуждать этот вопрос не буду; и вы, Уолтер, не слыхали сказанного. Отнюдь не хочу порочить человека, могущего быть совершенно безвинным.

- Понятно, - молвил я. - Благодарю.

- Что вы намерены теперь предпринять, мистер Хелм?

- Да ничего особенного. Юридическая этика в компетенцию нашей службы не входит. Миссис Эллершоу, конечно, примется настаивать на восстановлении своего доброго имени, денежном возмещении понесенного ущерба - как материального, так и морального, - но это уже не по моей части.

- Будет сделано все, дабы помочь ей. И поверьте, я предпринял бы нужные шаги даже не встретившись с вами.

- Понимаю. А на ваше сотрудничество рассчитывать можно, мистер Максон?

- Безусловно!

- Дело, которое расследуется ныне, вызревало не меньше десяти лет. Оно имеет общенациональное значение. Хотите пособить - ведите себя разумно. И никаких возмущенных разоблачений, никаких разрывов с не оправдавшей вашего доверия конторой Барона и Уолша. Продолжайте спокойно и добросовестно трудиться. Договорились?

- Да.

- Вот и превосходно. Тогда разрешите откланяться, господин Барон. Повторяю: с моей стороны вам опасаться нечего.

Уж не знаю, как, и о чем они с Максоном беседовали, когда за мною затворилась дверь. Зато хорошо помню содержание собственной беседы с дожидавшейся у парадного крыльца Мадлен.

- И? - спросила Элли.

- Изумительно, мисс Марпл, - осклабился я. Бледное лицо Мадлен исказилось от волнения.

- Да нет, я просто вспомнила жалобы, ранее адресованные тебе, и завела старую песенку. Только пустила в ход воображение, да сменила общую тональность: начала не рыдать, а рычать. Вот и все.

- Весьма живое воображение, сударыня. Элли ухмыльнулась.

- Нам требовалась фурия? Мы ее получили! Я выудила из памяти все дурацкие, мелочные подозрения, раздула тлевшие когда-то огоньки, зажгла впечатляющий костер...

- Повторяю: изумительно, мисс Марпл.

- Мэтт! - выдохнула Элли, отступая на шаг. - Ради Бога, Мэтт! Я оказалась права?

- Миссис Э., - провозгласил я, - вы, сами того не желая, угодили в "десятку".

- Нет! Нет! Я удивился:

- Неужто сама не ведала, что молола?

- Господи, - промолвила Элли после бесконечно долгой паузы, - да я, пожалуй, просто не решалась думать об этом всерьез... Перескажи разговор.

- Барон утверждает, будто ты преувеличиваешь, но только самую малость. Вальдемар Барон, по-видимому, не причастен к разгрому Римской империи, сожжению Джордано Бруно, убийству эрц-герцога Франца-Фердинанда, а также к преднамеренным тюремным издевательствам над миссис Мадлен Эллершоу и недавним покушениям на нее же. Однако упекли тебя с ведома господина Вальдемара, и при его полнейшем содействии.

- Господи помилуй! - прошептала Мадлен.

- Предлагаю поправить упадок сил и обрести некоторое душевное спокойствие. Сиречь пообедать и прилично выпить в ресторане "Кортес". Мы там отлично поужинали двенадцать лет назад, надо проверить, по-прежнему ли хорошо готовят мексиканские повара. Прошагать придется всего-навсего два квартала.

Элли тревожно спросила:

- Что, затеваешь новую артиллерийскую подготовку?

- Нет, но разведки боем не исключаю.

- Но я одета не для ресторана!

- И прекрасно! Мы же намерены дать обществу изрядный щелчок по носу, не забыла? Явить всеобщему обозрению остервенелую, закосневшую в пещерной злобе на обидчиков, неумолимую мстительницу. А по нынешним временам, если давать от ворот поворот каждому, кто вознамерится придти в джинсах, можно и прогореть. Поторопимся, не то полгорода ринется перекусить во время обеденного перерыва, и нам не достанется мест.

Глава 15

Владелец ресторана, Альфредо Эрнандес, высокий, худощавый, очень похожий на средневекового кастильского идальго, встретил нас вежливо, сразу же признал Мадлен, учтиво проводил новых посетителей к одному из свободных столиков и обнаружил немалую деликатность, ни словом не обмолвившись насчет того, как долго миссис Эллершоу не заглядывала в "Кортес".

И меня Эрнандес помнил. Правда, я не жаловал мексиканца чересчур уж частыми визитами, но за пятнадцать лет, прожитых в центре Санта-Фе, поневоле привелось перезнакомиться с содержателями всех местных кафе, закусочных и ресторанов. Альфредо позвал официантку, та почтительно остановилась рядом, держа в одной руке блокнот, а в другой - карандашик.

- Наверное, водку-мартини, - сказала Мадлен, когда я вопросительно поднял брови. - Нужно встряхнуться чуток.

- Просто мысли читаешь. Будьте любезны, два мартини с водкой.

Мы сидели молча, дожидались коктейлей и рассматривали большой, погруженный в полумрак ресторанный зал. Интерьер заставлял размышлять о золотом начале века: алый бархат, коричневая кожа кресел, померкшая позолота светильников.

Три дамы в брючных костюмах переступили порог и, предшествуемые Эрнандесом, двинулись к столу. Шагавшая впереди особа, которой, должно быть, минуло сорок пять, или около того, уставилась на меня и Мадлен с вызывающим неодобрением. Холодно уставилась, ничего не скажу. Высокая, костлявая, седеющая особа.

- Думаю, - объявила она довольно громким голосом, - Альфредо вынужден впускать любого и всякого, но, право, бывшая тюремная птаха могла бы и стыд иметь. А если все-таки явилась в порядочное заведение, то попросить отдельный кабинет.

С той же вызывающей отчетливостью Мадлен сообщила мне:

- Мистер Хелм, эту старую раздражительную шлюху звать Аделаида Лоури. Маменька ее содержала дешевые меблированные комнаты в порту Аннаполис, а дочка помогала родительнице, мыла посуду и полы. Там и заарканила военного моряка, между прочим.

Аделаида Лоури лишь презрительно фыркнула в ответ и удалилась вместе со свитой. Эрнандес притворился, будто перепалка меж клиентами - не его дело. Возможно, так оно и было в действительности.

- Выкладывай, - попросил я, вопреки правилам хорошего тона заговорив с набитым ртом: - Расскажи о семействе Лоури. Уж больно любопытное совпадение: услыхать от Барона совсем незнакомое имя и тот же час наткнуться на женушку отставного адмирала.

- Они перебрались в Санта-Фе примерно тогда, когда мы познакомились: во время суда над Вилли Чавесом. И тут же навязали себя всем и каждому. Чистый морской десант в сердце пустыни! За день до их приезда никто про Лоури слыхом не слыхивал, а через день имя сделалось общеизвестным... Вальдемар и впрямь подозревает ее супруга? По-настоящему?

- Думаю, да. Ведь можно или подозревать, или нет. Третьего не дано. Продолжай.

- Джаспер Лоури, отпрыск зажиточного семейства, пошел служить во флотском резерве, когда началась Вторая Мировая. Обучался зачаткам профессии на курсах при Аннаполисской Военно-Морской Академии. Карьеру сделал головокружительную. А нынешняя законодательница вкусов и хорошего тона, Адди Лоури, в девичестве Крумбейн, драила полы в дешевой матушкиной гостинице, заправляла постели постояльцам и не знаю, чем еще промышляла - но Лоури поддался ее чарам. Рыбак рыбака... Я, конечно, говорю довольно зло, но к этому есть основания. И поверь, не в сегодняшней стычке дело.

- А какие основания?

- Мы сердечно и взаимно возненавидели друг друга с первого взгляда. Пожалуй, новоприбывшая чета не произвела на меня должного впечатления. Лоури вели себя так, словно сам старик Ной подбросил их предков на ковчеге до будущего Санта-Фе и высадил на торчавшей среди вод горной вершине. Терпеть не могу приезжих, которые строят из себя закаленных старожилов. Тем паче, что собственные предки пришли сюда с первыми переселенцами, еще в тысяча восемьсот девяносто пятом...

- Ты, наверное, была тогда совсем крошкой, - заметил я.

- Мерзавец! - засмеялась Мадлен. И я порадовался, что вывел ее из начинавшегося уныния.

- Лоури занимается чем-либо, кроме подсчета фамильных богатств?

- Да ты местные газеты читаешь, приезжая в отпуск? - изумилась моя собеседница. - Их всего две!

- Не терплю газет, - сказал я. - На понюх не выношу. Читаю свинячий бред полуграмотных репортеров лишь по долгу службы, но в отпуске служебные обязанности прерываются. Раньше здесь выходил, если не ошибаюсь, "Новомексиканец"?

- Да. Теперь появляются еще и "Ежедневные новости", издаваемые Джаспером Лоури.

- Понятно.

- Вряд ли. Поясняю: прежняя газета вовсе не слыла красным листком, но "Ежедневные новости" заставили ее казаться своего рода "Новомексиканской Правдой". Тем не менее, "Новости" довольно любопытны - ежели у тебя нервы крепкие и способны выдержать оголтелую пропаганду махрового фашизма.

- Никогда, - хмыкнул я, - не замечал особого различия между "Правдой" и "Фелькишер Беобахтер". Что в лоб, что по лбу... Продолжай.

- Сам Лоури пером не владеет, но журналистов набрал умелых, и читательским кругом обзавелся немалым. Пишущие пользуются известной свободой, при условии, что не отклоняются от основного направления, избранного адмиралом. Несравненная миссис Лоури ведет раздел "Сегодня с Аделаидой"...

Я невольно поморщился, услыхав идиотское название рубрики. Впрочем, не могу сказать, будто бывают рубрики разумные. Делать нечего: требовать художественного чутья от газетчика, человека, услужливо потрафляющего наитупейшим общественным вкусам, было бы по крайней мере опрометчиво.

- Раздел чисто любительский; во всяком случае, восемь лет назад вызывал смех. Возможно, с тех пор несравненная Адди навострилась и набралась опыта... Что у нас числится в распорядке дня следующим пунктом?

- Поездка в Conejo Canon.Имеются имена двух ученых мужей, знавших твоего супруга, работавших с ним вместе и продолжающих изыскания поныне. Один из них успел сделаться чуть ли не директором всех лабораторий сразу. Но до Лос-Аламоса больше сорока миль, а тебе еще надобно повстречаться с адвокатом покойного отца, господином Бирнбаумом. Через час, кажется? Если разговор не отнимет чересчур много времени, успеем и в Лос-Аламос прокатиться.

Однако в мотеле миссис Эллершоу поджидала оставленная на столике портье записка:

"Дорогая Мадлен! К несчастью, до самого вечера буду занят судебным иском. Согласна прийти завтра поутру, около десяти? Пожалуйста, извини, я сам очень огорчен задержкой. Жду с нетерпением. Неизменно твой, дядюшка Джо".

- Так я звала его, когда была маленькой, - пояснила Элли, отбирая у меня листок. - Теперь нужно... Ой, погляди!

Она уставилась на окошко ближайшего автомата, продававшего газеты. Сквозь поцарапанный плексиглас чернели огромные буквы передового заголовка:

"ВЫСТРЕЛЫ В ПРЕЗИДЕНТА".

Это был "Новомексиканец", интриговавший покупателя и побуждавший любопытного прочитать первую полосу от начала и до конца. "Ежедневные новости", отпускаемые соседней машиной, уведомляли загодя:

"ПОКУШЕНИЕ ПРОВАЛИЛОСЬ!"

Глава 16

- Если бы это касалось вас, Эрик, - молвил Мак, - вы были бы поставлены в надлежащую и немедленную известность.

- Конечно, сэр, - ответил я и состроил ободряющую гримасу поджидавшей рядом Элли.

Преступление оказалось отнюдь не выходкой полоумного маньяка-одиночки, обуреваемого политическим зудом. И не тщательно замаскированной под вылазку маньяка международной диверсией, вроде убийства Кеннеди, когда на растерзание публике бросили неврастеника Ли Харви Освальда, а истинные убийцы втихомолку получили по ту сторону Атлантики золотые звезды и всевозможные другие отличия.

Эти налетчики не таились.

Приключилось нечто весьма схожее с покушением на Садата, но президент, в отличие от Садата, уцелел, что было чистым чудом.

Шестеро атакующих палили из небольших автоматов неопределенной марки. Двое охранников самоотверженно ринулись под ливень пуль, а остальные открыли ответный огонь, однако их чрезвычайно стесняло изобилие зевак, среди которых были женщины и дети. Нашу службу последнее обстоятельство нимало не смутило бы. То есть: если нас просят защищать кого-либо, человека защищают на совесть, а женщин, детей и бродячих собак в расчет не принимают. Должно быть, именно поэтому к нашей помощи и не торопятся прибегать...

Однако на сей раз президента прикрывали двое Маковских стрелков. Один устроился у края плоской крыши, в двухстах пятидесяти ярдах от места происшествия, второй угнездился у раскрытого окна в четырех сотнях ярдов. Секунду спустя ребятки принялись щелкать нападавших, словно орехи. После первой же выпущенной очереди двое диверсантов загадочным образом рухнули и покатились по асфальту. Далеких выстрелов среди возникшей сумятицы не услыхал никто.

Ровно через три секунды новая пара супостатов отправилась вослед убиенным приятелям. Ибо опытному снайперу требуется три секунды, чтобы передернуть затвор и прицелиться снова. Оставшиеся двое бросились наутек, но далеко не ушли.

Разумеется, имелись и безвинно пострадавшие. Пуля, выпущенная из дальнобойного ружья, проходит навылет и обладает неприятным свойством рикошетировать...

- У нас вполне достаточно безмозглых снайперов! - сообщил Мак. - Дополнительных не требуется. Нужен человек, родившийся с головою, а не капустным кочаном на плечах, способный пресечь заговор в корне! Добраться до источника! Успехи есть?

- Да, сэр, - ответил я кислым голосом. - Только не хочу говорить, в каком направлении...

- Времени в обрез, Эрик. Еще меньше, чем предполагалось. Подготовка окончена, противник приступил к решительным действиям. За гибелью президента воспоследовало бы всенародное смятение, а неприятелю только того и требуется. Мы постараемся беречь подопечного, но лучше поторопись, ибо преимущество всегда на стороне убийц.

- Так точно, сэр, - согласился я, и линия смолкла. Пятнадцатью минутами позже, сделав два неизбежных телефонных звонка, я покатил вместе с Мадлен по четырехрядному шоссе, шедшему вдоль Рио-Гранде. А еще двадцать минут спустя мы свернули к западу, на извилистую двухрядную дорогу, тянущуюся до самого Лос-Аламоса.

Когда "мазда" притормозила у проволочной ограды, неподалеку от караульной будки, о Джексоне и его людях ни слуху ни духу не было. Следовало надеяться, что прикрытие все же сшивается где-то неподалеку и наблюдает за нашими эволюциями исподтишка.

Один из охранников приблизился, наклонился, заглянул в автомобиль.

- Нам назначен прием у научного директора, доктора Иогансена. Меня зовут Мэттом Хелмом, а это - миссис Эллершоу.

- Документы, будьте любезны! Я извлек на свет Божий знаменитую кожаную книжицу. Мадлен предъявила водительское удостоверение. Возвратившись к своей караулке, парень сверился с приколотым на уровне глаз листком бумаги. Удовлетворенно кивнул. Сызнова приблизился.

- Можете отправляться на стоянку номер один, мистер Хелм. Оттуда вас проводят до Помещения А. Но вот миссис, - он покосился на Мадлен, - Эллершоу придется подождать у входа, в служебной комнате. Этой... э-э-э... леди... вход на закрытую территорию воспрещается. Надеюсь, понимаете сами...

С полминуты я изучал парня задумчивым взором. Крупный, краснорожий субъект в опрятной синей форме. Не армейской, и не морской - но, конечно же, голубчик успел послужить морским пехотинцем, или рейнджером: иначе не приняли бы охранять столь важное учреждение. Также не исключалось, что парень состоял сержантом военной полиции, "Эм-Пи".

- Ваше имя?

- Что?

- Оглох, приятель? - полюбопытствовал я. - Имя. И звание, коли в этом курятнике чинами пользуются. Личный номер, или что там у вас положено татуировать на заду... Живее, amigo.Я не государственные секреты выпытываю. Живее!

- Слушайте, мистер!

- Едем отсюда! - велел я Мадлен. - Верти баранкой! Дозвонимся до Вашингтона из Лос-Аламоса, выясним, у кого здесь наглости хватает за нос меня водить... Эй, минутку! Задержись чуток, я все-таки выясню кличку этой макаки.

Охранник поежился. Любого другого он тут же хватил бы рукоятью револьвера, но правительственное удостоверение, как ни крути, впечатляет. Помявшись под моим пристальным взором, парень молвил:

- Я приказу подчиняюсь, мистер.

- Черта с два! Или побьемся об заклад, что приказы, тобою полученные, отнюдь не воспрещают представляться по требованию федерального агента? Милый мой, да ты и простому гражданину обязан назваться, если тот настаивает! Поторопись.

- Вольбрехт, - угрюмо выдавил парень.

- Вольбрехт, а дальше?

- Артур Вольбрехт.

- Артур Вольбрехт, а дальше?! Охранник сверкнул глазами, я ответил тем же. Ибо разыгрывать грозного и придирчивого офицера я выучился еще во время войны, когда нынешний собеседник, в наилучшем случае, коротал положенные природой девять месяцев в материнской утробе.

- Артур Вольбрехт, сэр.

Я разглядывал его пристально, с головы до ног, неторопливо и вызывающе. И парень сознавал, чего ради. Он принялся хамить, и сдачу получил той же монетой.

Настала пора дружелюбно ухмыльнуться:

- Хорошо, Арт. Зови меня просто Мэттом. Собачьими любезностями обменялись, теперь можно и по-людски поболтать. Видишь ли, я отвечаю за безопасность госпожи Эллершоу. Следовательно, бросить ее в этой караулке просто не вправе. Даже если ты и твой приятель будете начеку...

- Будем, конечно! Езжайте и не беспокойтесь.

- Даже, - невозмутимо продолжил я, - если твои боевые качества похлеще, чем у Архангела Гавриила, даже если вы оба вооружены, как линейные крейсера, не могу! Продолжишь упираться - буду вынужден позвонить вашингтонскому начальству, но уж тогда извини великодушно... Пускай, наконец, научный директор явится прямо сюда и захватит второго нужного нам человека. Что, невозможно?

- Исключается, сэр, - вздохнул Вольбрехт. - Не пойдет господин Иогансен встречать вас.

- Ну, значит, выпиши нам обоим временный пропуск, разрешающий доехать до Помещения А, и ни ярдом дальше. Отряди с нами напарника, или сам отправляйся. Удостоверишься, что миссис Эллершоу не выкрадет ядерного реактора и не утащит его в кармане...

В итоге, вышло по-моему. Вольбрехт устроился на заднем сиденье, сопроводил до входа в нужный дом, передал с рук на руки молодому субъекту, сторожившему дверь, уведомил, что подождет подле машины.

Чрезвычайно добросовестным стражем оказался этот малый, Артур Вольбрехт.

Минут через пятнадцать нам дозволили отправиться в кабинет научного директора Оскара Иогансена.

Глава 17

Напыщенный вид этой личности, восседавшей за большим письменным столом, особого удивления у меня не вызвал. Ежели субъект не снисходит до появления в караулке, предпочитая впустить подозрительных гостей в священные, тщательно засекреченные пределы, субъект мелок, спесив и неумен.

Джексон заранее уведомил, что Иогансен, говоря мягко, не числился научным светилом первой величины; во всяком случае. Рою Эллершоу и Курту Грюневальту, с которым нам тоже предстояло беседовать, в подметки не годился. По-видимому, осознав это, и предпочел управлять, а не проектировать. Или кто-то принял решение вместо него...

Ныне Оскар Иогансен заведовал всеми лабораториями Лос-Аламоса вместе взятыми, распоряжался бывшими своими коллегами и, по слухам, распоряжался весьма сноровисто.

Не потрудившись подняться с места при нашем появлении, достойный доктор лишь кивнул головой. Тяжеловесный, краснолицый, начинавший заметно лысеть блондин. Маленькие голубые глазки. Белая рубаха, синий галстук, безукоризненно выглаженный белый халат, свидетельствовавший, что обтягиваемый им человек принадлежит к ученой братии. Большие мясистые руки. На правом указательном пальце - внушительное кольцо с печаткой, удостоверявшее: доктор Иогансен окончил престижный университет и немало этим гордится.

В воздухе витал ощутимый запах дорогого лосьона. С первого взгляда можно было заключить: Оскар Иогансен отнюдь не вызовет моей симпатии. Ни сейчас, ни в дальнейшем.

- Хотел бы заявить недвусмысленно, мистер Хелм, - произнес хозяин кабинета, - что всю ответственность за появление миссис Эллершоу на вверенной мне территории несете вы один. Я уже написал и зарегистрировал официальное возражение.

Пропустив эту галиматью мимо ушей, я осведомился:

- А где же доктор Грюневальт?

- Ах, да...

Притворяясь, будто сия незначащая мелочь ускользнула от поглощенного насущными заботами внимания, Иогансен поднял телефонную трубку.

- Линда, попросите Курта зайти ко мне. Да, уже явились... Мы готовы.

Откинувшись на спинку глубокого кресла, Иогансен уставился в пространство.

- Здесь не слоняются бездельники, мистер Хелм, и опрометчиво было полагать, что доктор Грюневальт явится заранее. У нас очень серьезная работа.

- Вот и поведайте о ней, - предложил я. - В качестве научного директора вы отвечаете за все лаборатории до единой, верно? Хотелось бы составить представление о том, как выглядел Лос-Аламос во времена Роя Эллершоу.

- Лос-Аламос разросся, мистер Хелм. Добавились новые лаборатории, а старые увеличились.

- То есть, и строения новые появились? Иогансен кивнул.

- Соображения секретности предписывают работать над разными проектами в разных местах, а также избегать ненужного общения между сотрудниками. Персонал, имеющий доступ, например, в лабораторию Бета, не допускается в помещение Эпсилон.

Бросив злобный взгляд на Мадлен Эллершоу, научный директор добавил:

- Упоминаю Бету потому, что именно там создавали систему ЛЗ, программу, которую продал русским супруг этой женщины. Пытался, по крайней мере, продать.

- Ложь! - взвилась Элли, вскакивая на ноги. Я успел перехватить женщину, предупреждающе сдавить ей предплечье. Испепелив Иогансена возмущенным взором, спутница моя открыла рот, изготовилась произнести уничтожающую (и совершенно бесцельную) тираду, но тут послышался отчетливый стук в дверь.

Вошел маленький темноволосый человек. Помедлил, почуяв неладное, потом приблизился.

- Возможно, - спросил он, - лучше будет выйти и постучаться опять?

- Нет-нет, Курт!

Кажется, Иогансен лишь обрадовался появлению коллеги.

- Возьмите стул. Познакомьтесь: мистер Хелм, федеральный агент из Вашингтона. Доктор Курт Грюневальт. А жену Роя Эллершоу вы, наверно, и сами помните...

Последняя реплика, брошенная со всевозможным презрением, долженствовала напомнить присутствующим о чудовищном деянии Роя. И о пособничестве Мадлен.

Только Грюневальт, похоже, не слишком ужаснулся. Он быстро подошел к Элли, протянул ей руку, склонился перед гостьей на чисто европейский лад. Невысокий, одного роста с Мадлен, доктор Курт был сухощавым человеком лет пятидесяти с лишним, однако проседи почти не наблюдалось. Большой нос, умные (хотя и карие) глаза, узкое смуглое лицо.

В отличие от Иогансена, который вырядился, точно ученый с телевизионного экрана, истинный ученый пришел в серых вельветовых брюках - весьма давно и небрежно глаженных, между прочим; а поверх выцветшей синей рубахи на Грюневальте красовался потертый серый джемпер-безрукавка, заштопанный в нескольких местах.

- Кажется, мы впервые повстречались только во время прискорбного судебного процесса, миссис Эллершоу, - сказал Грюневальт. - Надеюсь, вы не таите на меня зла за тогдашние свидетельские показания?

Поколебавшись, Мадлен пожала плечами, отрицательно мотнула головой:

- Нет. Ведь вы сказали правду, верно?

- Да... Улика, предъявленная мне для опознания, не вызывала сомнений. Ничего иного я просто не мог заявить.

Грюневальт покосился:

- Мистер Хелм, получается, тоже как и мы, грешные, работает на правительство? Чем могу служить?

- Мы пытаемся выяснить все, прямо или косвенно относящееся к исчезновению Роя Эллершоу. Поскольку оба вы, джентльмены, были близкими знакомыми доктора, трудились бок о бок с ним над программой лазерного заслона, то, понятным образом, к вам и обращаюсь.

- Но... восемь лет миновало! - поморщился ОскарИогансен.

- Буду рад помочь, - уведомил Курт Грюневальт.

- Да-да, - с готовностью подтвердил научный директор. - Сделаем все, что в наших силах.

- Только сперва давайте усядемся, - предложил доктор Курт.

Иогансен выразительно прочистил горло:

- Разреши напомнить, Курт: невзирая на то, что миссис Эллершоу явилась вместе с мистером Хелмом, допуска к секретным сведениям у нее нет, и быть не может.

- Да о какой секретности речь? - недовольно сказал Грюневальт. - Программу ЛЗ свернули и закрыли сразу после... Короче, - повернулся он ко мне, когда Рой исчез, весь проект пошел прахом. На беду, лазерный заслон требовал неимоверно мощных источников энергии. Ни я, ни Оскар не представляли, как сладить с этой загвоздкой, а Рой, сдается, представлял, и неплохо. Разработал модель грядущей системы на своем любимом компьютере, но понятия не имею о способе, которыми он этого добился. Электронную магию оставляю младшему поколению, сам предпочитаю орудовать карандашом. А вот Рой умел мыслить лишь сидя за клавиатурой - играл на ней, точно пианист-виртуоз! И не без определенного успеха играл...

Сидевшая со мною рядом Элли громко, истерически засмеялась.

- Определенного успеха? Всего-навсего определенногоуспеха?! - С недоверием и злостью уставившись на Грюневальта, она вскричала: - Получается, меня покарали, обездолили, уничтожили за то, что в сейфе моем обнаружились неведомо кем подсунутые описания устройства, которое даже не работало?И за это меня смешали с грязью, бросили на съедение?

- Дело не в успехе или провале исследовательской программы, - сухо возразил Иогансен, - а в нарушении правил секретности, в злом изменническом умысле.

- Паскудный поклеп!!!

- Довольно, Мадлен, - вмешался я. - Будьте любезны, доктор Грюневальт, излагайте дальше.

Глава 18

Я узнал немало весьма интересного и начисто никчемного про лабораторию Бета, режим работы, систему пропусков. Проведал, что оба доктора - Иогансен и Грюневальт - женаты и обитают неподалеку, в поселке Уайт-Рок, по соседству с Лос-Аламосом. Услыхал, что во время злополучного происшествия восьмилетней давности Курта Грюневальта на месте не оказалось: его услали в ЦЕНОБИС-2, советоваться с профессором Джеймсом Финном, заведовавшим ядерными разработками. Надлежало выяснить, возможно ли применение энергетической установки, созданной Финном, в системе ЛЗ.

- И? - полюбопытствовал я. Грюневальт покачал головой.

- Финн построил миниатюрный атомный реактор, чрезвычайно остроумную штуковину, заставившую пересмотреть основные понятия о критической массе... Прошу прощения, об этом все еще не разрешают распространяться... Но в лазерном заслоне установка использоваться не могла. Финн оперировал милливаттами, а нам требовались мегаватты. Когда пришла телеграмма, велевшая поскорее возвращаться, я даже обрадовался. Покуда не выяснил, в чем дело, конечно... Лаборатория стояла опечатанной, Лос-Аламос кишел ищейками, всюду шнырял этот длинноносый субъект, Беннетт. Рой Эллершоу пропал без вести, меня попросили изучить компьютерные распечатки, попавшие в руки следователей... Содержимое папок, обнаруженных там, где им обнаруживаться не полагалось. Я перелистал документы и подтвердил вывод Оскара.

- Ошибка исключалась?

- Начисто, мистер Хелм.

- Теперь, - попросил я, - поясните мне, пожалуйста, несколько простых вещей, ибо в компьютерах смыслю мало. Распечатка, если не ошибаюсь, может воспроизводиться во множестве копий, говоря строго, до бесконечности? А речь идет не о персональном компьютере, а о служебном, доступном сразу нескольким пользователям? Сколь ни изолированы ваши лаборатории друг от друга, сотрудники пользуются памятью одного и того же компьютера, правильно? И не только здешние ученые, а и служащие ЦЕНОБИСА-2, ЦЕНОБИСА-3...

На лице Иогансена возникла вялая, снисходительная улыбка.

- Да, да, мистер Хелм, вы мыслите верно. Теоретически, человек, сумевший разгадать нужный пароль, мог бы проникнуть в любой файл с любого терминала и, выражаясь мелодраматически, похитить программу доктора Эллершоу. А затем распечатать ее. Но это... Курт, объясни.

- Это предположение возникало, - мягко сказал Грюневальт. - Однако повторяю: Рой был истинным компьютерным гением. Сомневаюсь, чтобы введенный им пароль вообще можно было "взломать"... И даже не это главное, отнюдь нет! Распечатки оказались нашими собственными, документами, вынутыми прямо из сейфа. И пестрели пометками Роя. Да и моих записей немало на полях обнаружилось. Нет, мистер Хелм, в секретные каталоги и файлы не забирался никто.

Будучи добросовестным сыщиком, я задал несколько вопросов касательно сейфа, количества ключей и тому подобного. Посмотрел на часы, точно собирался уходить, но помедлил и небрежно бросил:

- Выходит, при докторе Эллершоу здесь насчитывалось три независимых лаборатории, трудившихся над разными научными проектами и связанных лишь единой компьютерной сетью... Получается, теперь их стало пять?

- Нет, - озадаченно сказал Иогансен, - четыре. Больше пока не требуется.

- Давненько не имел дела с греческим алфавитом, - заметил я невозмутимо, - но вы упомянули помещение Эпсилон... Альфа, бета, гамма, дельта, эпсилон. Итого, пять, ежели буква не выпала.

Раздался негромкий смех Грюневальта:

- Приплюсуйте Обезьянник, и получите искомую пятую букву.

Иогансен поерзал в кресле.

- Что, простите, приплюсовать? - не понял я.

- Давным-давно, почти одновременно с началом основной деятельности лабораторий, сюда прислали команду сумасшедших социологов. Общественное планирование, политические взаимосвязи, массовая психология и прочая подобная чушь... Ребята, кажется, намеревались построить математические модели человеческого мышления и подвергнуть их сложной компьютерной обработке. Сперва засели в помещении Альфа, потом оно сделалось тесным для обширных исследований и возвратилось к нам. Социологи выстроили себе Дельту, а нам преподнесли Эпсилон. Вот и все. Пять лабораторий. Конечно, если Дельту можно полагать чем-то серьезным... "Институт Человековедения и Управления Поведением"... Тьфу!

Я только плечами пожал в ответ. Широко улыбнулся:

- Значит, буквы на местах, и древние греки не обидятся. Искренне признателен за содействие, господа...

Глава 19

И у меня, и у Мадлен возникло чувство невыразимого облегчения, точно умудрились выскользнуть из хитроумно расставленной западни. "Мазда", наверное, тоже была рада-радехонька очутиться подальше от обнесенных колючей проволокой ученых берлог Лос-Аламоса: машина довольно урчала мотором и неслась, точно с цепи сорвавшаяся.

- Кое-что проясняется, - сказала Мадлен четверть часа спустя. - Иогансен, конечно, мерзавец девяносто шестой пробы. И был одним из троих, имевших право раскрывать секретный сейф.

Я кивнул.

- Также не забывай, дорогая: вскорости после суда над изменницей Эллершоу доктор Иогансен получил вожделенную должность администратора. Простился с наукой, в которой мало смыслил, и получил немалую власть. Очень большую, коли призадуматься... Мистер Беннетт возглавил СФБ тогда же. Из грязи - в князи. Ну... не то, чтобы вовсе уж из болота, но с относительного мелкого поста на весьма и весьма значительный.

- Плата за труды?

- Конечно. Ведь надо было извлечь документы, относившиеся к ЛЗ, вручить Беннетту. Рой не брал секретных бумаг, а Курта Грюневальта срочно и своевременно услали в ЦЕНОБИС-2... Точно так же, как тебя нежданно завалили работой в несколько недель, предшествовавших исчезновению Роя.

- Да, - ответила Мадлен. - Убрали с дороги честного человека, дабы Иогансен действовал невозбранно.

- А главное, - продолжил я, - мы напали на следы того, что могло до полусмерти перепугать Роя, заставить его скопировать несколько файлов, уведомить Беннетта о страшной находке и таким образом подписать сразу два приговора: себе и тебе.

- Кажется, понимаю, - медленно сказала Элли. - Но лучше изложи в подробностях.

- Доктор Грюневальт утверждает: Эллершоу был гениален по компьютерной части, и никому не удалось бы подобрать отмычку к придуманной им защите каталогов. С другой стороны, человек, умудренный до такой степени, мог бы, располагая временем, обойти любой пароль, созданный кем-то из коллег. И увидеть весьма неожиданные вещи...

- Ты говоришь об этом... обезьяннике? Я опять кивнул.

- Да, - задумчиво молвила Элли, - припоминаю. Физики терпеть не могли социологов, считали их обузой и помехой, твердили, что компьютерное время раздают людям, по сути дела, забавляющимся игрою в бирюльки. А социологи, в свой черед, смотрели на Роя и его товарищей свысока, не упускали случая упомянуть непроницаемые пароли, которыми охраняется вся используемая в их исследованиях информация.

- Угу!

- А физики чрезвычайно гордились своим компьютером, смею сказать, любили его. Начали задаваться вопросом: для чего же использует его шайка так называемых социологов, навязанная Лос-Аламосу по загадочным соображениям, пресловутый ИЧУП...

Я поморщился. Не выношу неблагозвучных сокращений.

- Персонал помещения Альфа действовал на нервы буквально всем подряд. Эти ребята расхаживали с таким видом, словно были в Лос-Аламосе подлинными распорядителями. Грубили в ответ на самые невинные вопросы насчет их занятий. Встречали руганью всякого, осмелившегося подойти к лаборатории вплотную.

- Не смею сомневаться, - буркнул я, ибо воображение смутно подсказывало, чем была способна промышлять загадочная социологическая группа.

- Думаю, они взбеленили Роя - муж не отличался примерным терпением, - и натолкнули на хулиганскую мысль: добраться до хваленых паролей, проникнуть в закрытые файлы окольным путем, сделать подробную распечатку материалов, а потом с улыбкой вручить бумаги спесивым невежам...

- Детская наивность, - молвил я не без горечи. - Классический случай: ученый не от мира сего.

- Да, - проронила Мадлен, - увы... Он обожал возиться с компьютером, исследовать возможности этого создания - Рой никогда не позволял себе называть компьютер машиной...

- Правильно делал.

- Должно быть, "взломал" пароль, забрался в социологические файлы и увидал на экране монитора такое, что...

- Что поджилки затряслись, - перебил я. - Несколько недель бедолага бродил, как потерянный, и продолжал проникать в запретные каталоги все глубже, огибать все новые системы защиты, раскапывать свежие сведения... Когда не выдержал растущей тревоги, бросился к Беннетту, по той же непостижимой наивности полагая, будто человек, числящийся правительственным агентом, безусловно честен и передаст умопомрачительные разоблачения кому следует.

- А Беннетт, - подхватила Мадлен, - решил не упустить выгодной возможности. Или уже был куплен со всеми потрохами, это гораздо вернее. Он сообщил персоналу Альфы, что из компьютера черпают засекреченные сведения. Рою дозволили позабавиться несколько недель, в свободные от основных занятий часы, а потом нанесли удар.

- Верно рассуждаешь! - хмыкнул я.

- Специально выписали в Санта-Фе коммунистическую ослицу Беллу Кравецкую, попросили навещать нас - для пущей убедительности. А потом - оп-ля! Фокус-покус. Ни Роя, ни Беллы. В моем банковском сейфе - чертежи ЛЗ; в другом непонятном сейфе, якобы мною нанятом, пятьдесят пять тысяч... И миссис Эллершоу исчезает на восемь лет. Великий Шпионаж в Кроличьем Ущелье...

- Остается лишь ответить на главный вопрос: чем же именно промышляли в лаборатории Альфа? На столь сложные и опасные преступления не пускаются ради пустяков... Социологи!..

- Прости, - сказала спутница, - вынуждена перебить. За нами явно следят, голубой седан едет по пятам не отставая.

- Молодец, - похвалил я. - Ты, разумеется, не седан... Делаешься наблюдательной особой.

Еще один голубой седан... Или тот же самый, что провожал нас два с лишним месяца назад?

- Вижу, - сообщил я, скосив глаза к зеркальцу. - Не оборачивайся, веди машину спокойно. Смотри на дорогу, а я послежу за "хвостом".

- Давай повернем на развилке! По магистральному шоссе ездит уйма народу, и обрывов там нет!

Я покачал головой.

- Нельзя. Джексон просил придерживаться маршрута, определенного загодя, и ждать условного знака. О дальнейшем он позаботится сам.

- Как прикажете, командир. Минуем развилку.

- Теперь свернешь налево.

- Не отстает, - риторически пожаловалась Мадлен, орудуя рулем. - Точно приклеился... О, Господи! Это что за чудовище? Здесь грузовики не ездят! А, уже тормозит... Понял, что не туда забрался.

Мы мчались мимо скромного местного аэродрома. Громадный трейлер о восемнадцати колесах остановился у обочины, мелькнул за боковыми стеклами, отразился в зеркальце. Ярдах в двухстах впереди замаячил черный фургон, изукрашенный безумными надписями и крикливыми наклейками.

При нашем приближении красные огоньки стоп-сигналов трижды вспыхнули и погасли.

- Вот он, - изрек я не без некоторого облегчения. - Прибавь-ка скорости, пускай вклинится между нами и седаном. Остальное уже забота Джексона... Элли утопила педаль акселератора полностью. Пришедший в движение черный фургон ловко юркнул к середине дороги, отсек от нас голубую машину, разразившуюся раздраженными гудками. Водитель фургона огрызнулся, коротко рявкнув клаксоном, а я, правилам вопреки, повернул голову: полюбоваться представлением. Теперь уже не было смысла делать вид, будто не придаешь непрошеному эскорту ни малейшего значения.

Разъярившийся преследователь, наверное, вспомнил, что дальше начинается извилистая горная дорога, на которой не так-то просто обогнать окаянный фургон, и ринулся вперед. Фургон дозволил ему выйти вровень, оказаться борт к борту, а потом попросту спихнул седан с шоссе долой. Опрокинул в кювет.

- Что случилось? - полюбопытствовала Мадлен.

- Одним голубым автомобилем на свалке станет больше, - ответил я. - Теперь, пожалуй, поедем невозбранно... Та-ак! Уже поехали...

- Что случилось?! - повторила Элли с нескрываемой тревогой. Посмотрела в зеркальце, побледнела.

- Господи Боже!.. Да он за нами гонится, Мэтт! Из-за поворота, скрывшего от нас место аварии, выдвинулся восемнадцатиколесный трейлер, сущий мастодонт, оснащенный могучим дизельным двигателем и весивший немереные тонны. Он летел за нами с грохотом и ревом, чуть ли не полностью перегораживая шоссе. По крайности, мне именно так и почудилось.

Рука Мадлен метнулась к рычагу передач.

- Легче, легче, - промолвил я, чуток опомнившись и удержав спутницу.

- Да ведь он...

- Говорю: не бойся. Выглядит, конечно, весьма впечатляюще, однако на горной дороге спортивную машину догнать не сумеет, если даже все из мотора выдавит... А, стало быть, и суетиться ни к чему... Гляди, куда едешь! С ума, что ли, рехнулась от страха?

Успев своевременно вильнуть, Элли освободила дорогу возникшему впереди шевроле. Тот промелькнул молниеносно, и негодующий вой гудка растаял вдали. Обернувшись, я удостоверился: встречный водитель только чудом протиснулся мимо трейлера. Должно быть, зажмурился и прочел молитву...

- Пожалуйста, не ори на меня, Мэтт!

- Вот это лучше. Веди хладнокровно, помни, что у нас огромное преимущество и в скорости, и в подвижности. Немножко сбрось обороты, подпусти парня поближе.

- Зачем?!

- Делай, как велю... Так... Теперь можем спокойно советоваться. Убежден: за нами несется не охотник, а загонщик. Их еще называют кричанами.

- Как?

- Или облавщиками. Или порскунами. Или гикальщиками, - сказал я насколько мог небрежно, дабы успокоить Элли, да и самому приободриться. - Эти субъекты ломятся сквозь чащу не таясь, вопя, улюлюкая и шумя вовсю. Животное в ужасе бросается наутек, и выходит аккурат на затаившегося стрелка. Уразумела?.. Наддай малость газку: в отличие от обычного порскуна, этот и без охотника с нами управится при первом удобном случае; слишком близко подпускать не резон. Вот... Правильно. Так держать.

- Получается, впереди засада? - спросила Мадлен дрогнувшим голосом. - Но что же делать?

- Вывести кричанина в расход. Именно такое решение отчего-то не приходит в голову ни лосю, ни вепрю, ни даже медведю. Но человек неизмеримо более смышленая и опасная дичь, и это почему-то не пришло в голову ни тем, которые поджидают, ни тому, который догоняет...

Надлежало отдать преследователю должное: он подстегивал своего мамонта очень лихо и весьма профессионально. Когда у поворота возник указатель: "ПЛОЩАДКА ОБЗОРА - 1 МИЛЯ", я решил, что искушать судьбу сверх допустимой меры не стоит.

- Приготовься, Элли. Возникнет боковая площадка - тормози, не доезжая. Площадка усыпана гравием, нас понесет на ограждение, и сквозь него, и прямиком на дно ущелья. А здесь высоковато... Нужно сбросить скорость еще на асфальте. Станешь боком к обрыву, пригласишь парня учинить изящный таран. Передачу не выключай, только сцепление выжми. По моей команде отпускай педаль - плавно, спокойно, чтобы, упаси Господь, не заглох мотор. "Мазда" - умница, прянет как встрепанная... Запомнила?

- Да, - пробормотала Мадлен безо всякой уверенности.

- Не перепутаешь?

- Постараюсь. Но что, если из-за скалы встречная машина выскочит - как шевроле?

- Тогда на шоссе окажется немало расквашенных субъектов. И мы будем в их числе.

- Огромное спасибо!

Я заставил себя осклабиться:

- Дорогая, научись разумному риску. Ежели позади поспешает несомненный убийца, и впереди караулят убийцы столь же несомненные, беспокоиться о возможности наткнуться на чужой автомобиль попросту бессмысленно. Или скажем так: из двух зол выбирают меньшее. Прибавь газу.

"Мазда" заурчала тоном выше и оторвалась от исполинского трейлера. Затем слева, за пологим поворотом, возникла площадка обзора. Заскрипели тормоза. Трейлер уже показался в зеркальце, мчась подобно удравшему с рельсов и решившему порезвиться локомотиву.

- Хорошо, - сказал я. - Теперь левее... Левее... Тормози окончательно, выворачивай руль, изображай занос!

Подозреваю, что я не слишком добрый и милосердный малый.

Ибо упустить выпавший случай водитель трейлера просто не мог. Да и боялся. Ехать по шоссе мимо замершей "мазды" значило, с его точки зрения (не совсем безосновательной), нарываться на пулю. Останавливаться и выпрыгивать из кабины означало то же самое, но с еще большими удобствами для нас... А плюнуть и продолжать путь, позволяя нам невозбранно развернуться и отправиться вспять, было чревато ужасающим нагоняем от своих, родимых... Я поставил парня в безвыходное положение, принудил таранить спортивный автомобиль, сталкивать со скал.

Отделяемая от "мазды" считанными ярдами расстояния, поубавившая прыти махина уже вкатывалась на сыпучий гравий.

- Давай! - крикнул я.

Мадлен отпустила сцепление, слегка прижала акселератор. Как и было обещано, "мазда" выскользнула из-под самых колес преследователя. Опасный трюк, но иного выхода у нас не намечалось.

Водитель трейлера, готовившийся ударить "мазду", протаранил пустоту. Он еще пытался вывернуть баранку, прижать бесполезные на щебне тормоза, однако инерция оказалась чрезмерной. Скаты колосса просто скользили, точно лыжи по снегу.

Искры брызнули во все стороны, когда массивный капот разом смахнул с опор целую секцию стальных перекладин. Отнюдь не рассчитанный на подобные нагрузки, барьер поддался мгновенно. Трейлер сложился пополам и опрокинулся в пропасть, волоча за собою фунтов четыреста нержавеющей полосной стали.

- Стоп! Задний ход! Живее!

Мадлен повиновалась, точно сомнамбула. Заставив ее осторожно вернуться на гравий, я быстро осмотрелся. Элли уронила голову, стиснула руль с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Потом всхлипнула и уткнулась лицом в мое плечо.

- Позже, позже будешь истерике предаваться! - сказал я. - Сейчас надобно удирать со всевозможной поспешностью. В обратную сторону, разумеется...

За развилкой, возле которой даже не успели объявиться полицейские, мы свернули влево, снова минуя Canon Conejo.А у следующего распутья взяли направление на запад.

Мадлен подняла усталые, лишенные всякого выражения глаза.

- Но эта дорога не ведет в Санта-Фе.

- Разумеется, нет, - молвил я. - Противник умен. Седан ринулся вдогонку, чтобы отвлечь прикрытие. Следовательно, возможна запасная засада на обратном пути. Пикет, выставленный для вящей верности. Но вот обеспечивать стрелками западное шоссе ребятки едва ли додумались.

Утомленно, почти безразлично, Элли осведомилась:

- Мы, в сущности, убили водителя? Правда, Мэтт? Я ухмыльнулся:

- Полагаю, парень попросту покончил с собой. Ведь его не приглашали гнаться за мирными и безвредными путниками, верно? И таранить нас не просили...

Глава 20

Пообедали мы в маленьком ресторанчике "Бернардильо", где подавали чисто мексиканские блюда: переперченные, обжигающие, поставленные на стол с пылу, с жару. Приходилось их запивать огромными количествами темного эля. Когда с питанием покончили, все до единой звезды успели высыпать на небосвод.

Ехать оказалось нетрудно. Четырехрядное шоссе почти опустело и, сидя в пассажирском кресле, я едва не задремал. Зевали, во всяком случае, весьма изрядно. День и впрямь выдался нелегкий.

Но день, как выяснилось, еще не окончился.

Когда Мадлен остановила машину перед парадным входом в приемную мотеля, когда я выбрался наружу и пошел справиться касаемо почты, навстречу двинулся притаившийся в тени Марти. Миновал меня, слегка задел плечом, подал условный знак, шепнул несколько слов, еле размыкая губы.

На столе у портье нас не поджидало ничего. Я отправился вспять и забрался в "мазду".

- Готовьтесь, голубушка, - уведомил я, взглянув на Элли. - Собрался комитет по встрече. Прямо у вас в апартаментах.

- О, Боже мой! - простонала Мадлен. - Как ты думаешь, если вежливо походатайствовать, мне вернут уютную, спокойную камеру в Форте Эймс?

- Кажется, засада устроена чисто по-любительски, - продолжил я, не обращая на последнюю реплику ни малейшего внимания, - но лучше подойти к ней совершенно серьезно. Хотя бы практики ради. Твоей практики.

- Мэтт, я все время боюсь!

- Отлично. Если бы ты не боялась, надлежало бы пугаться мне. Вовсе не сладко путешествовать бок о бок с умалишенной... Когда войдем, не размахивай револьвером и ни в кого не пали без особой нужды. Включая меня самого.

Бравада была показной. Я отнюдь не испытывал исступленного восторга от перспективы ворваться в коттедж на пару с женщиной, которую приучали ненавидеть огнестрельное оружие. Но опасения оказались напрасны.

Я отчетливо произнес:

- Дозволь побыть воспитанным человеком, куколка. Где твой ключ?

Брючный ремень слегка натянулся с левой стороны, там, где я загодя приспособил полицейскую кобуру, содержавшую тридцативосьмикалиберный смит-и-вессон. Ибо начальник местной полиции, Мануэль Кордова, услыхал сущую правду: ни ствола, ни клинка Элли при себе не имела.

При очевидной опасности ей надлежало брать оружие у меня. Сигналом считалось любое ласковое обращение. Покуда я именовал спутницу Мадлен, Элли, миссис Э., или Заключенной № 210934, все было в полном порядке. Но стоило произнести "солнышко", либо "милая", либо "ненаглядная", либо какую угодно иную глупость - и Мадлен следовало хватать человекоубийственное приспособление.

Я побаивался, что сия практика изрядно затруднит наши любовные игры. Элли могла ухватить заряженный револьвер, услыхав, что она - моя любовь, или чудная девочка. Но покуда все обходилось без эксцессов...

- Прошу прощения! - галантно извинился я, протискиваясь в комнату первым.

Крохотный револьвер, прикрепленный к предплечью особой защелкой, уже скользнул в ладонь и остался там, под надежным прикрытием черной перевязи. Я изготовился метнуться в сторону, дабы очистить пространство и не мешать стрельбе из смит-и-вессона. Играя роль разведывательного катера, я предполагал осыпать супостата мелкими кусачими пулями двадцать второго калибра и предоставить эскадренному миноносцу (Элли) довершить разгром стрельбой из могучей пушки. Потому что даже крохотный кусочек свинца, выпущенный в упор и ударивший в тело, не вызывает у человека особых восторгов и отвлекает внимание...

Причина столь великих треволнений и предосторожностей свернулась калачиком в глубоком кресле подле окна и спала, как сурок. Темноволосая, коротко стриженная, никогда не виданная мною ранее девчушка. На круглом ночном столике лежала кожаная сумка, рядом покоился фотоаппарат в брезентовом футляре. Эти легкие и надежные чехлы пришли на смену кожаным чудовищам, которые служили моему собственному поколению отличительными знаками принадлежности к профессионалам...

Подмигнув Элли, безмолвно попросив ее взять незнакомку на прицел, я исследовал сумку и футляр, однако ни кинжалов, ни пистолетов не обнаружил. Девица продолжала почивать.

- Все чисто, - шепнул я.

- Мистер Хелм, - с немалой расстановкой произнесла Мадлен, - разрешите представить вам Эванджелину Лоури, избалованное и противное отродье отставного адмирала и его несравненной супруги.

- Откуда ты знаешь, что отродье противно? Последний раз вы встречались лет восемь назад, бедолаге не могло быть больше четырнадцати. От силы, пятнадцати...

- Мерзавка была невыносима уже тогда. Не думаю, чтобы сделалась намного лучше за истекшее время. Уж, во всяком случае, не под чутким руководством своей маменьки!

Я осклабился:

- Полегче, миссис Э. В четырнадцать кое-кто наверняка и сам был невыносим... У тебя просто предубеждение против этого семейства. Но, черт возьми, что здесь поделывает юная Эванджелина?

- Дрыхнет, - сообщила Мадлен.

- Уточнить надобно.

Смит-и-вессон вернулся на место, в полицейскую кобуру. Маленький пистолет опять обосновался под ремешком на предплечье. Спавшая девица вздрогнула и привскочила, когда Мадлен потрясла ее за плечо. Поморгала, ошалело уставилась сперва на меня, потом на его спутницу. Протерла глаза, нахмурилась. Точно ждала кого-либо иного.

- Миссис Эллершоу? - осведомилась она.

Риторический вопрос, не требующий ответа. Или не совсем риторический, учитывая костюм, в коем ей предстала Мадлен. Признать утонченную светскую даму в этом облачении огородного пугала и впрямь было нелегко.

Элли кивнула. Тряхнув головой, девица отбросила со лба непокорную челку, сощурилась. У нее был очаровательный вздернутый нос и впечатляющий набор веснушек. Темно-синие брюки, светло-голубая рубаха из джинсовой ткани. Тонкая талия.

- Простите, миссис Эллершоу! Вас очень долго не было, я присела на минуту, и тот же час уснула. Помните меня? Вэнджи Лоури.

- Помню. Чего угодно?

Вэнджи Лоури поколебалась и, кажется, утратила изрядную долю молодой самоуверенности. Скривилась:

- Отпустите его, миссис Эллершоу! Не мучьте! Не заставляйте ползать у ваших ног! Пожалуйста!.. О, Господи, где в этом окаянном коттедже расположен окаянный сортир?

- Вон там, - невозмутимо указала Мадлен. Вэнджи Лоури помедлила и ринулась в обозначенном направлении, со стуком захлопнув за собою дверь. Я уставился на Мадлен, которая задумчиво замерла подле стола.

- И что же сей сон предвещает, а? Пожав плечами, Элли промолвила:

- Речь ведется об Уолтере Максоне, пари держу. Еще в четырнадцать она буквально по пятам бродила за молодым и подававшим надежды адвокатом. Правда, для детской привязанности слишком долгий срок, но все же... По крайней мере, представить не могу, кто еще может ползать у моих ног. О присутствующих, разумеется, не говорю... Вы ползаете у моих ног, мистер Хелм?

- Пресмыкаюсь! - буркнул я. И состроил гримасу: - Лоури на завтрак, Лоури на обед, и на ужин опять-таки Лоури... Тебе не кажется, что нам пытаются внушить естественное стремление познакомиться с адмиралом поближе? Все время получаем сообщения: Лоури, Лоури, Лоури.

- Не знаю.

- В сумочке ничего любопытного...

- А удостоверение журналистки? - перебила Мадлен. - Ты стволы искал, а я обнаружила кое-что иное. Девочка работает газетным репортером и фотографом. И где, по-твоему?

- В "Ежедневных новостях"?

- Угадал.

- Так она, значит, и вошла - помахав перед физиономиями персонала репортерской карточкой. Похвальное почтение к ежедневному духовному корму... Как же возможно - журналистскую макаку, да не впустить? Но если ей действительно взбрело в немудрую головку взять у тебя интервью, будь покойна: хорошего не напишет.

Мадлен пожала плечами.

- Ну и пусть. Ведь мы того и добиваемся, верно? Создаем отталкивающий, зловещий образ лютой тигрицы?

- Папаша Лоури, кажется, пристроил в газетенку все свое семейство, - заметил я.

Эванджелина выбралась, наконец, из нужника, завершив необходимые отправления и отерев слезы. Глаза ее чуток покраснели, но в остальном следы эмоционального взрыва исчезли полностью. Приблизившись к Мадлен, девица произнесла:

- Вы, должно быть, считаете меня дурой набитой? Ответ вертелся у меня на языке. Я чуть было не брякнул, что сотрудничать с обывательским листком никто, кроме набитых дураков, не станет, но припомнил собственную фоторепортерскую молодость и сдержался. Все люди, все грешны...

- Но неужели не понимаете, каково Уолтеру?!

- А причем тут, собственно, я? - перебила Мадлен. - Я вашему драгоценному Уолтеру не навредила. Ответила на письмо-другое, вот и все. Меня вежливости учили, милочка. Даже книксены делать умею - искусство, напрочь неведомое вашему поколению. Еще Уолтер навестил меня в тюрьме. Но это - все.

Облизнув губы, девица выдавила:

- Он сам не свой проходил целых восемь лет, миссис Эллершоу... По-прежнему считает, будто вы невиновны, корит себя за то, что не сумел должным образом заступиться за вас в ночь ареста... И ужасно тревожился, представляя, каково находиться в тюрьме, запертому, словно дикое животное - с вашим образование и воспитанием.

Мадлен оскалилась.

- Немного сохранилось от воспитания и образования, дорогая моя! А касаемо невиновности вы правы. Точнее, прав Уолтер.

- Он просто ослеплен! - воскликнула Эванджелина. - И мучится чувством вины перед вами! Предотвратить исход судебного процесса было немыслимо. Я изучила все материалы, досконально изучила - и не представляю, как можно твердить о напраслине...

- А-а-а! - недобро засмеялась Мадлен. - Повторите это мистеру Хелму. Он прибыл из Вашингтона именно потому, что сомневается в здравомыслии здешних судейских... Смешайте мне коктейль, Хелм, сделайте милость. И давайте присядем, а? Нельзя же столбами стоять!

- Милочка, - продолжила Элли, расположившись в кресле самым хамским образом, широко расставив обтянутые джинсами ноги, изобразив на лице наглую ухмылку. - Милочка, ежели вы явились брать у меня интервью, берите и проваливайте. Судачить об Уолтере недосуг, честное слово.

Интервьюер из Вэнджи Лоури оказался никчемный. Даже с диктофоном уверенно обращаться не умела. Зато фотоаппаратом орудовала весьма сноровисто.

Приседала, снимала Элли под восходящим углом, а вспышку ставила анфас. Подобная методика неизменно делает фотографируемого похожим на питекантропа, в лучшем случае - неандертальца, низколобого, скуластого, свирепого, раздувшего ноздри перед тем, как испустить людоедский вопль. Такие карточки заставят смиренную монахиню смахивать на знаменитую даму из Освенцима, - или Бухенвальда? - любившую обтягивать каркасы абажуров человеческой кожей. Чрезвычайно разумной фоторепортершей оказалась Вэнджи Лоури.

- Большое спасибо, миссис Эллершоу, - церемонно изрекла она, пряча блокнот и снаряжение. Чарующе улыбнулась: - Простите, что забрала столько вашего времени, и еще раз благодарю за любезность. Всего доброго.

Упорхнула.

Я замкнул входную дверь, обернулся. Мадлен стояла подле окна и глядела в никуда.

- Не маячь перед освещенными стеклами, - посоветовал я.

Содвинув шторы, Элли обернулась, посмотрела в упор.

- Очень расстроилась?

- Отнюдь нет, - покачала головой Мадлен. - Однако и от восторга далека. Теперь эта вертихвостка представит меня плотоядным чудищем... Послушай, Мэтт!

- А?

- Ты не против, если мы... если сегодня... ляжем порознь?

- Попытаюсь укротить животные позывы, - сухо промолвил я. - Ив любом случае, надобно выскользнуть. Это займет некоторое время. Посему советую устраиваться на ночь и угрызениями совести не терзаться. Положи под свое одеяло револьвер. Под подушку не засовывай: прием избитый и общеизвестный. Пристрой у бедра.

- Некогда, - ответила Мадлен с горечью, - девица Рустин была чрезвычайно славной, утонченной и цивилизованной особой. Вручи мне кто-либо пистолет - заорала бы и уронила прямо на ногу. А теперь буду спать чуть ли не в обнимку с револьвером...

- Динозавры, - хмыкнул я, - тоже были чрезвычайно славными созданиями. По крайности, сами так полагали. Но динозавры вымерли, ибо не умели приспосабливаться к переменам в климате, а главное - в обстановке. Попытайтесь не вымереть до моего возвращения, сударыня...

За порогом стояла прохладная, погожая ночь. От затененной автомобильной стоянки навстречу мне выдвинулся неясный силуэт, и я пригладил волосы, давая понять: эскорт не требуется, лучше карауль возле коттеджа.

Прогулка отняла минут пятнадцать. Удостоверившись, что позади никто не крадется, я поправил прическу другой рукой, и дверца недвижно застывшей у тротуара машины приотворилась.

Я забрался внутрь.

Мак-Кэллаф запустил двигатель.

- Хвоста не замечено, - уведомил он. - И не должно замечаться. Что, черт возьми, стряслось?

- Да, вроде, ничего.

- Мы чуть не примчались прямо в засаду.

- Засады не было, - сказал Мак-Кэллаф. Голос прозвучал ровно и совершенно спокойно. - О засаде мы позаботились, едва лишь вы, голубчики, начали упражняться в лихачестве. Хотели было и трейлер обстрелять издалека, но подумали: коль скоро эта парочка, сидящая в гоночной машине, тяжелый грузовик с прицепом не сможет обставить - черт с ней!

- Понимаю, - осклабился я. - И одобряю. Подытожим: Джексона отвлекли посредством синего седана, очистили дорогу трейлеру, засаду выставили заранее, однако второй отряд поработал на славу... Допросили кого-нибудь из карауливших у шоссе?

Тем же спокойным голосом Мак-Кэллаф уведомил:

- Времени было в обрез, мистер Хелм.

- И, следовательно, брать живыми оказалось некогда?

- Верно, мистер...

Не без любопытства разглядывая молодую смазливую физиономию Мак-Кэллафа, я подумал: ну и самообладаньице. Парень хранил невозмутимость поистине ледяную. Так и надо вести себя, если ты профессионал.

Впрочем, лед относительно хрупок и легко ломается. Люди, напоминающие Мак-Кэллафа, сдают в один прекрасный и начисто нежданный день по всем статьям. Но день этот оставался делом будущего. А пока парень работал превосходно.

- Есть поблизости платный телефон? - спросил я. - Нужно доложить Маку... Впредь, кстати говоря, прошу действовать с неменьшим проворством.

- Того ради прислан, - осклабился Мак-Кэллаф. Мак ответил немедленно, как только я изрек девице, поднявшей трубку далеко на севере, установленный пароль и прибавил обычную, полагающуюся при наиболее ответственных операциях галиматью.

- Да, Эрик?

- Здравствуйте, сэр. Кажется, я приближаюсь к цели, но цель очень уж впечатляющая.

Изложив события, уже известные читателю, я раздраженно полюбопытствовал:

- Скажите, сэр, не пора ли кой-кому наверху отверзнуть уста и уведомить нас подробнее? Институт Человековедения и Управления Поведением!.. Пытаются укокошить президента - значит, на его место уже имеется новая заявка? Или не совсем на то же самое место... Вы говорили, старик не хочет сделаться последним президентом Соединенных Штатов. Кого тогда намерены поставить над нами? Короля Иоанна Первого Североамериканского? Или императора Джима? Или диктатора Хэнка?

- Послушай, Эрик...

- Сэр, должна ведь наличествовать хоть какая-то политическая партия, стремящаяся руки погреть на общенациональном бедствии. Влиятельные, очень богатые субъекты, которым нынешний образ правления костью в горле стоит! Чего именно добиваются эти люди? Кто они? Где они?

- Где? - перебил Мак. - Это уж тебе выяснять. И не думай, будто я не требовал подобных сведений. Задавал начальству те же вопросы, коими ты меня самого терзаешь. Ни гу-гу в ответ.

Если Мак обращается к подчиненному на "ты", дела еще не слишком плохи. Будучи раздражен или обеспокоен, шеф изъясняется холодно и титулует вас исключительно во множественном числе.

- Верю, сэр. Но сделайте милость, известите клиентов: поскольку мне отнюдь не сообщили, кто друг, а кто враг, я исхожу из того, что всякая подозрительная личность подлежит устранению. И пускай попробуют жаловаться впоследствии!

- Делайте свое дело добросовестно и решительно, - сказал Мак. - И ни малейших жалоб не возникнет, обещаю.

- Спасибо, сэр.

На обратном пути в мотель я недурно размялся, но вовсе не успокоился. Не в первый, и не в последний раз позавидовал я армейским чинам, обязанным по объявлении войны прилежно и не рассуждая палить во всех, на ком красуется неприятельский мундир...

Фыркая от негодования, я распахнул дверь своего коттеджа. И замер, увидав белеющую, разворошенную постель. Автоматический пистолет прыгнул в поддерживаемую перевязью правую руку едва ли не прежде, чем раскрылась хитрая защелка.

- Не стреляй, пожалуйста, Мэтт! Зажигаю лампу... Обнаружилось, что постель не просто разобрана, а еще и обитаема.

Элли нежно и застенчиво улыбнулась:

- Опрометчивой дурочке дозволяется переменить поспешное решение?

Глава 21

Пробудившись, когда в окно потоками вливались лучи утреннего солнца, я тихонько освободился от объятий Мадлен, присел на кровати, зевнул. Элли тоже открыла глаза и пристально следила за мною, не отрывая головы от подушки.

Женщина почти неизменно кажется поутру прелестнее, чем была накануне - ласковой, мягкой и прелестной, вне зависимости от возраста. Приятно, честное слово, обнаружить с собою рядом подобное создание.

- Мэтт, - негромко позвала Элли. Я покосился.

- Да?

- Нужно прекратить это. Ничего хорошего не получится. Ни для тебя, ни для меня.

- Осмеливался полагать, - ответил я вконец ошарашенный, - что до сих пор все было преотменно хорошо!

Элли замахала обеими руками.

- Не в этом загвоздка! Все было изумительно! Только нужно остановиться, покуда оба мы не зашли чересчур далеко. Я, по крайней мере, не желаю этого.

- Чего же?

- Развращенная особа, отсидевшая тюремный срок, а теперь валяющаяся в гостиничных номерах с правительственным агентом... Да, понимаю, звучит грубо и прямолинейно - прости, пожалуйста, не хочу тебя оскорбить. Но уже около часа лежу и размышляю об этом. Думаю, к чему стремлюсь...

- Понятно. К чему, или к кому... Сдается, не комне.

- Прости, Мэтт. Не к тебе, ты прав. Тебе ни к чему жена - тем паче, жена с моим прошлым. А даже если бы ты спятил и сделал мне предложение - не хочу выходить за кровожадного сотрудника непонятной федеральной службы.

- Конечно.

- Я в душе сноб. И вчера попросту сжималась в комок, услыхав наглые слова Аделаиды Лоури, следя за вурдалачьим выражением на мордах посетителей... И этот поганый охранник у въезда в лабораторию... А потом - Иогансен... Я лежала и думала, как вернуться в обычную колею. И додумалась...

- До чего?

- Поняла: больше всего на свете мне хочется снова стать уважаемым членом общества. Респектабельной женщиной.

Начав было говорить, я тут же осекся. За стеной коттеджа взревел автомобильный мотор. Кто-то включил передачу и уехал прочь. Опять воцарилась тишина.

Мадлен тихонько засмеялась:

- Вот-вот... Пожалуйста, Мэтт, не забывай, кем я была до случившейся девять лет назад беды. Какое воспитание получила, какое образование, какую должность. Просто не могу больше ощущать себя неприкасаемой... Хочу возвратиться в почтенные, зажиточные, благопристойные круги! Можешь ухмыляться! Не смехотворное ли желание для девицы, мечтавшей некогда воспарить в поднебесье?

С предельной осторожностью, тщательно подбирая слова, я ответил:

- Коль скоро ты вообще упомянула замужество, предлагаю рассмотреть этот вопрос немного подробнее. В качестве миссис Хелм возможно чувствовать себя респектабельной и благопристойной особой?

Элли улыбнулась.

- Ты и впрямь спятил. Мэтт, ведь не об этом речь, поверь... Господи помилуй, ты возвратил меня к жизни, только из этого не следует, что нужно доводить начатое до логического завершения и жениться на бедняжке!

- Видишь ли, как доказывает минувшая ночь, я нахожу тебя весьма привлекательной, а привычки делать брачные предложения в шутку еще не завел. Согласен, вопросу надлежало бы уделить чуток побольше внимания, мозгами раскинуть на совесть - но времени было мало. Приходилось не о свадьбе размышлять, а о том, как на пулю не нарваться, или под колеса не угодить.

Посему и говорю с бухты-барахты. Но совершенно искренне говорю, заметь.

- Понимаю, Мэтт! Пожалуйста, прости!

- И я понимаю, - отозвался я, втайне удивляяь: неужели я сожалею, теряя то, на что и не зарился по-настоящему?

Мадлен облизнула губы.

- Ты вынуждаешь меня к очень неприятному призванию, Мэтт... Хорошо, буду рубить сплеча. Нет, в качестве миссис Хелм - не смогу. Буду просто загадочной женой очень загадочного субъекта, появляющегося дома от случая к случаю, а потом исчезающего на неопределенное время, в неизвестном направлении. Соседи начнут перешептываться, сплетничать... Нет. Я хочу респектабельности.Но с тобой очень, очень хорошо...

Можно было бы произнести немало чертовски обидных и совершенно справедливых слов. Только я прикусил язык и отмолчался. Ибо Мадлен, будучи умной женщиной, наверняка разумела сама, чего стоит нынешняя, с позволения сказать, мечта... Вольному воля.

- Я хочу быть оправдана, обелена перед окружающими, полностью и всецело. Тюрьма, конечно, остается тюрьмой... но с течением времени это позабудется.

- Не сомневаюсь.

- О возвращении к адвокатской практике и думать нечего. Я очень утомилась, да и отстала изрядно за восемь лет; не надо соперничать с присяжными, которые не теряли навыков и опыта... А вот выйти замуж за молодого, преуспевающего юриста я могу. Думается, он отнюдь не против такой перспективы... И буду ему хорошей женой и примерной матерью...

Боги бессмертные! И это существо склонялось надо мною, не боясь перепачкаться в крови, грозило приближавшимся полицейским, целясь в них из револьвера, окончило курсы на Ранчо почти со всеми возможными отличиями... Теперь Элли поворачивалась ко мне другой стороной своей натуры. Сложная оказалась натура, ничего не попишешь. Бывшая судебная защитница, блистательная, жадная к работе карьеристка, бывшая искательница приключений, лишь накануне управлявшая "маздой" в поистине адских условиях... Ныне - без пяти минут мещанка. Хорошая жена и примерная мать. Благопристойная производительница и воспитательница двоих, а то и троих отродий...

- Молодчина. Я склонился и легонько чмокнул Мадлен в лоб.

- Ежели вам нужен Уолтер Максон, сударыня, заарканим Уолтера Максона. Однако предупреждаю: коль скоро не позавтракаем, погибнем голодной смертью, и не стать вам почтенной особой. Подымайтесь, ваша неотразимость.

- Мэтт...

- Подымайтесь, о несравненная.

Встреча с адвокатом Джозефом Бирнбаумом предстояла в десять, позавтракали мы довольно рано, можно было и в городской архив наведаться, изучить списки землевладения.

- Только вряд ли что-то получится, - произнесла Мадлен задумчиво.

- Ищущий обрящет, - бодро возразил я. Не хватало только, чтобы поглощенная новыми житейскими заботами миссис Эллершоу охладела к выполняемому заданию.

- Девять лет миновало... Целых девять лет назад молодой доктор Эллершоу сказал своей красивой и всеми уважаемой жене: "вернусь через пять минут"... А отправиться им предстояло в дорогой ресторан, к праздничному, загодя заказанному ужину. Девять лет. Восемь из них обернулись для красивой жены одиночным заключением...

- Скажи, Элли, - перебил я, - Рой и впрямь не бросил бы тебя расхлебывать кашу?

- Никогда! Мы ведь подробно с тобою беседовали... Роя нет. Уверена.

- Значит, шахта есть. Непременно есть! И даже не накати на тебя телепатический приступ, все равно следовало бы заняться шахтами. В Новой Мексике можно спрятать убитого навеки - если засунуть поглубже в заброшенную штольню или штрек...

- О, Господи!

Мадлен остановилась, точно вкопанная.

При выходе из ресторана стояли автоматы, из которых за несколько центов можно было выудить свежую газету. За плексигласовым окошком одного из них красовался последний номер "Еженедельного вестника".

Засунув по назначению двадцать пять центов, я извлек один экземпляр, еще пахнувший типографской краской, помедлил, купил второй. Развернул.

Адмиральское исчадие разместило свой пасквиль на первой полосе. Удобно служить в газетенке, издаваемой твоим же папенькой, что и говорить...

Заголовок провозглашал:

"МАДЛЕН ЭЛЛЕРШОУ НАМЕРЕВАЕТСЯ МСТИТЬ!"

Чуть пониже значилось:

"Эванджелина Лоури, собственный, корр."

Как и следовало ждать, читателю сообщалось, что бывшая присяжная поверенная Мадлен Эллершоу, в девичестве Рустин, тридцати четырех лет, осужденная ранее за государственную измену, понесла наказание и возвратилась в Санта-Фе с твердым намерением оправдаться и отметить клеветникам. Дальнейшее изложение становилось чрезвычайно пристрастным, чтобы не выразиться иначе, и граничило с преднамеренным публичным оскорблением. Пожалуй, таковым и было.

На фото, сообразно моим предчувствиям, изображалась неимоверная старая гарпия, сжимающая до половины полный стакан и глядящая с невыразимым презрением. Рядом обнаружился давний снимок, сделанный во время свадьбы Мадлен Рустин, одиннадцать лет назад. Разительная перемена, приключившаяся с государственной преступницей, сразу бросалась в глаза. Конечно, обе карточки заботливо отретушировали: одну физиономию сделали поистине тошнотворной, а другую - приторно-умильной. Любуйтесь, дамы и господа.

Мадлен охнула, я тревожно повернул голову.

- Элли...

Она засмеялась, отнюдь не весело. И все же истерических ноток не замечалось, а это весьма обнадеживало.

- Успокойся, Мэтт, я не полезу в петлю. По сути дела, статья даже на руку нам. Ведь именно в таком образе и намеревалась я предстать бывшим знакомым, правда? И вдобавок, отныне окружающие перестанут коситься с подозрением...

- Извини, связи не вижу.

- Очень простая связь. Люди - хочу сказать, нормальные люди - сочувствуют оскорбляемым. Злобная молодая стерва торопилась насолить, но вместо этого поневоле удружила. Еще вчера я считалась предательницей, коммунистической пособницей - а теперь выступлю бедной, несчастной женой изменника, неразумно помогавшей обожаемому человеку, подлецу, который в благодарность бежал и покинул ее.

- Пожалуй...

Глубоко вздохнув, Элли скомкала газету и брезгливо бросила в мусорную корзинку. Отобрала у меня второй номер "Ежедневного вестника", отправила вослед своему.

- Зловещей тигрицы больше не существует. Раздавленная бедолага приползла домой, а ее тотчас лягнули копытом. Увидишь: отношение Санта-Фе к моей персоне станет иным.

Она посмотрела пристально и серьезно.

- Умоляю, Мэтт, не сердись. Я проснулась в ужасном настроении, вылила всю хандру на тебя... Но, спасибо Эванджелине, чуточку встряхнулась.

- Отлично.

- Поторопимся, не то опоздаем к дяде Джо.

Глава 22

Шагая бок о бок с Элли по направлению к городскому центру, я непроизвольно дивился тому, что по сей день умудряюсь уцелеть, невзирая на полнейшее незнакомство с природой человеческой и, в особенности, женской.

Ночь любви повергла мою спутницу в черное уныние, а грязная статья, сопровождаемая паскудными фотоснимками, заставила воспрять и приободриться... Не постигаю. Впрочем, я сплошь и рядом даже себя самого постичь не способен.

Погода стояла великолепная. Санта-Фе расположен весьма высоко над уровнем моря; зимы здесь не слишком холодные, летом не бывает удушливого зноя, а весна просто изумительна. Стада туристов еще не хлынули сюда с востока и севера, народу на улицах виднелось мало, редкие автомобили проносились быстро, не задерживаемые дорожными "пробками".

Ладонь Мадлен мягко легла на мое плечо.

- Не гляди так угрюмо. Я ведь попросила прощения.

Я помотал головой:

- Ты ни при чем. Предаюсь воспоминаниям, только и всего... Не знаю, какого лешего продолжаю наезжать в Санта-Фе. Когда кусок жизни остается позади, нужно, пожалуй, просто выйти и плотно затворить за собою дверь... Поразмысли об этом.

- Размышляла. Но если я уеду, то уеду по собственной воле, на собственных условиях. Никому не дозволю выпихнуть меня вон... А, пришли!

Миновав каменную арку, мы очутились в глубоком дворе, покрыли еще ярдов тридцать и остановились у медной отполированной таблички:

"ДЖОЗЕФ П. БИРНБАУМ, ПРИСЯЖНЫЙ ПОВЕРЕННЫЙ"

- Прибыли, крошка, - произнес я, кладя пальцы на дверную ручку.

- Мэтт, я...

Ошеломленная Мадлен уставилась недоверчивым взором. Тот же час подобралась, приблизилась, незаметно вынула смит-и-вессон из моей поясной кобуры. Я раскрыл защелку, дозволяя маленькому автоматическому зверьку очутиться в правой ладони. Левой рукой отворил дверь и резко распахнул створку, дабы вероятный супостат хорошенько получил по лбу, или просто не успел отреагировать, ежели притаился поодаль.

Никого не обнаружилось.

Элли охнула, увидав учиненный в конторе Бирнбаума погром.

- За мной! - негромко распорядился я.

Мы проскочили внутрь. Удостоверившись, что все тихо и спокойно - по крайней мере, пока, - я обернулся, взял щеколду на предохранитель, знаком велел Мадлен отойти в сторону. Отнюдь не следовало являть собой удобную двойную мишень.

Обивка всех диванов и кресел была искромсана кем-то, кто явно любил размахивать кинжалами. Картины и фотографии, сорванные со стен, валялись в полном беспорядке, пол был усеян битым стеклом. Все картотеки, все ящики письменного стола были выпотрошены до донышка. Покосившаяся, небрежно сдвинутая табличка на столешнице гласила: "Миссис Патриция Сильва, секретарь".

- Мэтт! Как ты догадался?..

- Неважно, - шепнул я. И Элли задала свой вопрос шепотом, хотя после столь громкого вторжения присутствие наше едва ли могло оставаться тайной для возможного противника, если тот затаился в глубинах дома. - Где кабинет Бирнбаума?

Элли указала револьвером на дверь за письменным столом. И продолжила, чуть повысив голос:

- Вон там. Окна выходят на автомобильную стоянку. А еще два помещения будут направо - в них работают приглашаемые дядей Джо молодые адвокаты, временные помощники. Уборная расположена посередине.

- Понятно. А эта дверь куда уводит?

- В архив. Там сложены бумаги прежних клиентов. Стопками, точно книги в заброшенной библиотеке. Но хранилище обычно запирают...

- Назад, - распорядился я, увидев, что Элли вознамерилась проникнуть в упомянутую комнату. - Здесь у меня опыта побольше. Стой, прикрывай, будь готова стрелять.

- Как ты понял, что дело неладно?

- Левое ухо зачесалось, - хмыкнул я. - В старое доброе время твой опекун однажды оставил голос шестого чувства без внимания, переступил порог без положенных предосторожностей и заработал пулю в ногу. Нынче отношусь к подсказкам свыше со всевозможным почтением. Или полагаешь, телепатические наития случаются только с тобою? Следи внимательно, вхожу.

Архив, разумеется, был открыт. Вернее, замкнут, но ключ торчал в замочной скважине, покинутый за полной дальнейшей ненадобностью. С массивного ушка свисала на проволочном кольце истинная коллекция других ключей. Эдакие собрания не принято бросать безо всякого присмотра...

С металлических стеллажей точно ветром смело и раскидало по полу несчетные тысячи бумажных листов. Неведомый варвар трудился рьяно и весьма небрежно. Или наоборот: с немалым знанием дела. В таком кавардаке и думать нечего было установить пропажу чего-либо. Привелось бы учинять хранилищу полнейшую инвентаризацию, а она отняла бы, по крайности, месяц... Сообразительный субъект поработал, право слово.

- Новый район бедствия, - сообщил я, возвращаясь в приемную. - Прикрывай тем же манером, иду исследовать комнаты помощников я сортир - сиречь, нужник, сиречь, отхожее место...

Обе комнаты и уборная тоже оказались разгромлены, однако с меньшим усердием, словно здесь не рассчитывали наткнуться на вещи, заслуживающие внимания, и разоряли только чтобы потешиться. Возвратившись к Элли, я глубоко вздохнул, приказал:

- Стой не шевелясь. Войдут - вопи во всю глотку.

И проник в кабинет Бирнбаума сообразно последним наставлениям, сочиненным непобедимыми умниками с аризонского Ранчо. Обыкновенно я не пускаюсь на столь тонкие ухищрения, да только сейчас не хотелось рисковать попусту. Как выяснилось, предосторожности мои были совершенно излишни.

Двое людей, остававшихся в просторном кабинете, не представляли опасности ни для кого - то есть, ни для кого, обладавшего достаточно крепкими нервами.

Адвокат Бирнбаум, кажется, не пострадал; он просто рухнул грудью на письменный стол, за которым сидел, и скончался. Ни пулевых отверстий, ни порезов. Удлиненное, смуглое, видимо, умное и дружелюбное при жизни лицо искажала предсмертная гримаса. Вьющиеся волосы были почти совершенно седыми. Тело даже не успело толком остыть, однако на ощупь уже делалось прохладным.

А вот женщина, поникшая в кресле напротив, являла собою зрелище плачевное. Полная, невысокая, круглолицая латиноамериканка, явно перешагнувшая за пятьдесят. Португальское имя на табличке выдавало уроженку Бразилии, а может быть, просто указывало на происхождение семьи. Волосы, по-видимому, собиравшиеся на затылке в плотный узел, большей частью рассыпались и падали на плечи. Некогда аккуратный брючный костюм, белая блуза. Говорю "некогда", ибо одежду разорвали, сдернули с плеч, свернули вокруг талии плотным жгутом, обнажив пышные груди.

Левая по-прежнему оставалась пышной, чего нельзя было, не погрешив против истины, сказать о правой. Сосок и околососковый диск отстуствовали, крови пролилось немало, изуродованная одежда и ковер были покрыты обширными бурыми пятнами. После смерти кровотечение, разумеется, прекратилось.

Причину гибели я выяснил быстро. Умелый удар ножом в шею, перерубленные позвонки, молниеносный конец...

Резкий булькающий звук заставил меня крутнуться на месте.

- Велел ведь: подожди в приемной, - промолвил я не без раздражения. - Хочешь выблевать - ступай в уборную, не пачкай на месте преступления.

- Н-нет... У-уже в-все... И не разговаривай в таком... тоне. Не все успели притерпеться к виду изуродованных мертвецов и стать равнодушными...

Я кивнул.

- Тогда погоди минутку, покуда исследую кабинет. Я осмотрел Джозефа Бирнбаума так тщательно, как мог это сделать, не прикасаясь к телу. Даже точки, оставляемой шприцом, обнаружить не удалось. В стороне от большого очага в стену был встроен сейф. Дверцу распахнули настежь, содержимое выгребли. Конверты и папки валялись на ковре подле каминной решетки. Я принюхался, подошел к камину, обнаружил, что здесь недавно сожгли изрядное количество бумаги, а пепел прилежно размолотили кочергой. Правильно сделали - со своей точки зрения, конечно, - ибо эксперты научились творить с неповрежденным пеплом подлинные чудеса.

Обгорелый кусок плотного картона лежал в углу, не удостоившись подобных забот. Я осторожно подвинул его кочергой. Пригляделся. Поднял этот остаток уничтоженной папки, двинулся к Мадлен.

- Убираемся отсюда. Смотри, не перепачкай подошвы кровью, она запеклась, но еще не высохла полностью.

Очутившись в приемной, я поймал себя на мысли, что не обнаружил чего-то существенного. И понял: я непроизвольно искал взором отсеченный комок человеческой плоти... Н-да, мистер Хелм, вы превращаетесь неведомо в кого. Тьфу!

Элли всхлипнула и залилась, наконец, обильными слезами.

- О, Боже! Бедный дядя Джо! Несчастная миссис Пат!

- А ты знала секретаршу?

- Еще бы! Чудесная, добрая женщина. Вдова. Устроилась работать к Бирнбауму, когда муж угодил в автомобильную катастрофу. Она была тогда... сравнительно молодой... и красивой. Чуть пухловатой, правда... Очень умная, очень сведущая, очень заботливая... А у дяди Джо супруга имелась: вечно больная, склочная, придирчивая и крикливая тварь. И мы думали... что рано или поздно миссис Пат и дядя... Господи, я надеюсь, он хоть изредка умудрялся переспать со своей помощницей! Столько лет...

Элли сглотнула:

- Но чего ради с нею так обошлись? И как погиб дядя Джо?

- Полагаю, от него требовали назвать цифровую комбинацию, открывавшую сейф. Мистер Бирнбаум заупрямился, а этого при подобных обстоятельствах делать не следует... Контору громили не только затем, чтобы обнаружить искомые документы, а еще и впечатление хотели произвести. Застращать чуток... Потом убедились: кроме сейфа папке лежать негде. Приступили к правильному допросу. Руководил, вероятно, любитель резать, ломать и потрошить мебель. Такие особи не прочь и живое существо искромсать. Поверь опыту...

На дне сознания закопошилось нечто полузабытое, но всплыть окончательно отказалось, и я продолжил:

- Убедив господина Бирнбаума, что налетчики не остановятся ни перед чем, громилы загнали его за письменный стол, взяли на мушку и принялись раздевать миссис Патрицию. Увидев, что ее швырнули в кресло и приставили к груди клинок, твой дядя Джо сразу же назвал комбинацию - это надо было сделать сразу, - но, видимо, не успел опередить палача. У Бирнбаума, осмелюсь предположить, начался ужасный сердечный приступ, от которого адвокат и умер. Губы повиновались плохо, а парень оказался нетерпелив... Также не исключаю, что сукин сын полоснул женщину просто забавы ради, уже услыхав секретную цифру. Мистер Бирнбаум не учел, что сей субъект любиторудовать лезвием.

- Да, - угрюмо подтвердила Мадлен, - у дяди Джо случился инфаркт за несколько лет до... Тогда он оправился, но второго инфаркта уже не смог пережить. И родители писали мне, что Бирнбаум сплошь и рядом отлеживается в кардиологическом отделении клиники. Такое состояние делает уязвимым любого. Даже решительного и смелого человека... Нужно вызвать полицию!

- Вызовем, но сперва решим, о чем сообщать законникам, а о чем и промолчать. Они ведь начнут раскапывать причину, исследовать мотивы. Зададутся вопросом: а что, собственно, искали налетчики? Что нашли?

- Что же, Мэтт?

- Сейчас поглядим.

Папка наполовину обуглилась, но верхняя часть сохранилась, и надпись, выполненную черным фломастером, я разобрал без труда.

"Не вскрывать! СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО!"

Чуть пониже и помельче значилось:

"Прошу, получив убедительное и неопровержимое доказательство моей смерти, вручить настоящее досье запечатанным и неповрежденным жене моей, Мадлен Рустин Эллершоу, каковой надлежит явиться за папкой лично. - Рой Малькольм Эллершоу."

С минуту мы стояли молча. Потом Элли глубоко и протяжно вздохнула.

- А я-то дивилась: почему дядя Джо так торопит придти к нему? Не понимала, отчего дело о наследстве не может чуточку подождать! Рой даже лазейки не оставил дядюшке Джо... "Неопровержимое доказательство"... А доказательства и не было! Все труды и заботы мужа обо мне пошли насмарку... Бедный Рой.

- Миновало много лет, - задумчиво молвил я. - Мистера Эллершоу стало можно юридически признать мертвым. И старик решил вручить тебе папку, ибо - кто знает?..

- Все сгорело, - пробормотала Мадлен. - Все без остатка. И лишь гадать придется, что за бумаги отдал Рой на сохранение нашему адвокату.

- Пожалуй, именно из-за них тебя и решили убить по выходе на свободу, - ответил я. - Противник - будем условно звать его ЦЕНОБИСом - доведался, что покойный доктор Эллершоу вручил мистеру Бирнбауму непонятный сверток. Весьма вероятно, вторую распечатку файлов, созданных Обезьянником в главном компьютере. Не исключаю также, что в содержимом забранных Беннеттом папок недвусмысленно значилось: продолжение следует. И это продолжение лежало здесь.

- Но как они установили местонахождение документов?

- Заглянули повсюду, ничего не обнаружили, потом припомнили: семья пользовалась услугами адвоката. По крайности, это предположение ничем не хуже любого иного... То ли не успели добраться до сейфа раньше, то ли всполошились по-настоящему лишь когда ты из тюрьмы выбралась - не знаю. Всего скорее, пронюхали, что мистер Бирнбаум настаивает на личной встрече, и поняли: пора торопиться... Прибыла ударная команда и потрудилась на славу...

- Значит, - молвила Элли дрожащим голосом, - я косвенно виновата в страшной участи, постигшей дядю Джо и миссис Пат? Я пожал плечами.

- Вчера помогла человеку рухнуть с обрыва, - настойчиво продолжила Мадлен, - сегодня сделалась невольной соучастницей двух убийств... Недурно, Мэтт! Я делаю успехи!

- Лучше прекрати болтать и вызывай полицию. Помни: мы пришли по делу о наследстве и застали то, что застали... Стой, не звони. Полиция, кажется, уже прибыла.

Снаружи послышались тяжелые, частые, уверенно близившиеся шаги.

- Во всяком случае, объявились гости, но думаю, это фараоны. Быстро верни мне револьвер.

Засунув смит-и-вессон в кобуру, я поспешно водворил на место автоматический пистолетик из нержавеющей стали. Кто-то уже вовсю вертел дверной ручкой. Я приблизился к выходу.

- Откройте! Полиция!

- Натяните поводья, придержите скакунов, - ухмыльнулся я. - Здесь уже находится представитель федеральной правительственной службы. Открываю.

Вытащив и развернув удостоверение, я откинул щеколду.

Не отступи я на шаг по давнишней привычке, сделавшейся второй натурой, - не сносить бы головы. Дверь едва с петель не сорвали, распахивая. Эдаким ударом, пришедшимся по лбу, мозги вышибаются весьма основательно.

Первый из ворвавшихся, к изумлению моему, не держал наизготовку ни револьвера, ни пистолета. Резон у парня имелся. Размахивая оружием, пришлось бы употребить обычную, довольно медленную процедуру: "подыми руки, замри, стань лицом к стене..." Вместо этого полицейский просто сграбастал мою левую кисть, вырвал кожаную книжечку, вывернул сустав, развернул меня градусов на сто восемьдесят и притиснул физиономией к стенке безо всяких ненужных околичностей.

Обшарил и охлопал меня одной ладонью, отобрал револьвер. Автоматического пистолета, скрывавшегося в черной повязке, не приметил.

- Этого держу я!.. - Голос фараона звучал хрипло: - А ты надевай браслеты на девку!

- Готово.

- Дверь закрой!

- Уже закрыл.

Железный захват, удерживавший мою руку, разжался.

- Глядеть перед собой! Руки на стену! Живо!

- Послушайте, милейший, - ответил я жалобно, - такие повязки не для красоты носят...

- Берегись, Мэтт!

Я метнулся в сторону, однако недостаточно проворно. Дубинка, или "клоб", или как там эту пакость именуют нынче, скользнула по моему черепу с немалой силой. Мурашки забегали в руках и ногах, точно все конечности непонятным образом онемели и понемногу начинали приходить в чувство. Я чуть не уронил скользнувший в ладонь пистолетик. Перекатился, остался лежать лицом кверху.

Проклятый фараон уже возносил дубинищу сызнова. Эдакие удары наносят лишь намереваясь раскроить человеку череп, отметил я непроизвольно и выпростал руку из перевязи. Рожа полицейского исказилась.

Я выстрелил трижды.

Не шибко-то кучно получилось. Одна пуля ударила в правое плечо, вторая чуть пониже, а третья отхватила краешек бронзовой нагрудной бляхи, но поскольку бляху таскают слева, думаю, именно эта пуля и спасла меня. Пистолет оказался мал да удал. Двадцатидвухкалиберные заряды обладают иногда огромной пробивной силой.

Полицейский рухнул, как подрубленное дерево. Дубинка вылетела и покатилась по паркету: второпях парень даже ременную петлю на запястье накинуть не успел.

В глазах у меня витал непонятный туман, комната раскачивалась, и непонятно было, как умудряется устоять на ногах второй ублюдок, извлекавший из кобуры кольт. Ублюдок непостижимо двоился; должно быть, размножался вегетативным способом...

Кольт грохнулся на пол. И уцелевший фараон заревел, как резаный.

Бросившись на полицейского сзади, Мадлен согнула скованные руки, перебросила соединительное звено "браслетов" через физиономию парня, сдавила ему глотку и, резко, всем телом извернувшись, упала на пол, увлекая противника за собою. Раздался громкий и несомненный хруст. Элли применила один из основных приемов, употребляемый, когда в руках у вас отрезок проволоки либо кусок бечевы...

Шейные позвонки неприятеля переломились. В буквальном смысле слова свернула парню голову, подумал я. Инструкторы с аризонского Ранчо гордились бы своей ученицей.

Собственная моя голова шла кругом, я чувствовал, что вот-вот потеряю сознание. Позади раздался шум, но моя реакция замедлилась до чрезвычайности, обернуться я не успел. Краем глаза, впрочем, поймал светлое пятно физиономии, синий полицейский мундир, черную занесенную дубинку.

Возможно, ту же самую, с пола подобранную. Впрочем, ни малейшей роли последнее обстоятельство не играло.

Дубинка опустилась.

Глава 23

Изуродованный диван в приемной очистили от хлама, расстелили сверху небольшую циновку, а на циновку определили меня. Из местной клиники по тревоге примчался запыхавшийся эскулап, осмотрел черепную коробку пострадавшего, сообщил шерифу Кордове, что утечки мозгов, насколько можно судить, пока не отмечается. Но лучше, сказал он, дать пострадавшему отлежаться в покое, а потом доставить в больницу для тщательного осмотра.

Бывшая контора Джозефа П. Бирнбаума кишела детективами и экспертами обоих полов. Неподалеку от меня стоял на страже молодой полисмен, который, бьюсь об заклад, молча молил богов, чтобы подопечный хоть большим пальцем левой ноги пошевелил без дозволения, предоставив уважительный повод огреть себя кулаком или, опять-таки, резиновой дубиной. Не жалуют фараоны тех, кто проделывает пулевые отверстия в их сослуживцах. Не будь при мне внушительного удостоверения с гербовой печатью, я уже наверняка превращался бы в кровавую кашу, оказывая бешеное сопротивление властям...

Со своей стороны, я геройски терпел боль и головокружение, черпая силы в привычном, христианнейшем занятии: тщательно запоминал харю этого молодчика, дабы при случае, в укромной аллее, в глухую полночь, водрузить на нее мстительную и безжалостную пяту. Желательно, защищенную кованым каблуком. Я, разумеется, профессионал, и личной мести не ищу - но если боги, пекущиеся о людях моего сорта, посылают благоприятную возможность, пренебрегать ею попросту грешно.

Проводивший врача Мануэль Кордова опять вступил в приемную - впечатляющий полицейский офицер, достойный всяческого доверия, коль скоро вы достаточно глупы, чтобы доверяться полиции. Сам я не верил этой шантрапе ни на ломаный грош. Несправедливо было, конечно, да только и настроение у меня было премерзкое и весьма сварливое.

По чести говоря, винить следовало себя самого. Собственный идиотизм, граничивший с клиническим расстройством рассудка. Вместо того, чтобы пристрелить облаченных синей формой скотов, едва лишь те на пороге возникли, я спокойно дозволил им войти. Хорош, ничего не скажешь. А о нынешнем состоянии, равно как и местопребывании, подопечной великому и преужасному истребителю Мэтту Хелму оставалось лишь гадать потихоньку. Хорош...

Приблизившись к дивану вплотную, Кордова изучающе обозрел меня. Затем повелительным жестом велел караульному выйти вон и дверь притворить поплотнее.

- Что скажете, мистер Хелм? - осведомился Мануэль не предвещавшим ничего приятного голосом.

- Где миссис Эллершоу? - прошептал я.

- Доберемся и до миссис Эллершоу, - сухо сказал Кордова. - Пока давайте с вами разберемся, ибо вы - основной камень преткновения. Вы, и ваш окаянный пистолет, и ваши непонятные вашингтонские связи...

Безусловно, Кордова блефовал. Понимал, что загнан в неприятный угол - а вот насколько неприятный, стремился выяснить. Я улыбнулся и повернул голову. Это было ошибкой, но я все-таки выжил и даже в обморок не упал. Возможно, лишь потому, что упастьв обморок, если валяешься пластом, довольно тяжело.

- Где миссис Эллершоу? На нее уже совершили несколько покушений, официально зарегистрированных, между прочим. Последний раз я видел Мадлен примерно там же, где стоите вы, закованной в наручники. Потом явился полицейский номер три и двинул меня дубинкой. Пять футов десять дюймов роста. Голубоглазый шатен. Возраст: около сорока. Имя: Филипп Крайслер. Что-то не видать его, правда, шериф? Где обретается мистер Крайслер? И где искать госпожу Эллершоу?

- Откуда вы знаете Крайслера? Я блекло улыбнулся.

- Раскиньте мозгами, amigo.Адвоката своего, кстати, не желаете пригласить? Возможно, в его присутствии проще будет болтать... Вы, Мануэль, добровольно признаете, что знакомы с преступником, атаковавшим федерального агента, который исполнял свои служебные обязанности, а заодно похитил женщину, состоящую под защитой правительства. Также признаете, что мерзавец находится у вас в подчинении. Следовательно, мог орудовать с вашего негласного ведома... Желаете составить протокол?

Возмущенно фыркнув, Мануэль Кордова парировал:

- Слушайте, Хелм! Вы застрелили полицейского, тоженаходившегося на службе! А миссис Эллершоу, по всей видимости, задушила второго, хотя не постигаю, как женщина исхитрилась проделать подобный трюк...

- Боги бессмертные, - промолвил я. - Что же вы творите, Мануэль? Получается, два переодетых гангстера, накинувшихся на меня, исправно предъявившего удостоверение, числятся добросовестными служаками?! Не лучше ли подумать? Или впрямь намерены расхлебывать эту кровавую кашу? Ведь я не шутки шучу: вашингтонское начальство урезонит ваших шефов за одну минуту и взыщет с виновного по всей строгости...

Кордова чуть не вскинулся от ярости, но вовремя сообразил, что устами нахала глаголет истина, и осекся.

- Верните Мадлен Эллершоу. Тогда я, так и быть, по старой памяти замолвлю нужное словечко.

- У нас ее нет, - облизнул губы Мануэль. - Мы просто не знаем, где она, поверьте... Но весьма желали бы разузнать! Сопротивление аресту и убийство полицейского даром не сойдет, не сомневайтесь. Я вздохнул.

- Послушайте, шериф, я ведь не частный сыщик, с которым вы могли бы поступить как заблагорассудится: состряпать подложное дело, заручиться фальшивыми свидетельствами экспертов, обвинить в чем угодно... Я - агент американского правительства! А это значит: не беззащитен и не безопасен. Вы, по сути, честно делаете свое дело. Оступились чуток, но с кем не бывает? Еще не поздно поправить ошибку. Играйте с нами заодно, или просто держите нейтралитет, но только не пытайтесь помогать противной стороне. Прихлопнем, как москита... Вы что-то сказать намерены?

Сверкнув глазами, Кордова сдержался. Невзирая на ужасную головную боль, вызываемую каждым лишним движением, я сумел приподняться на локте.

- Молчание - знак согласия, шериф. Одобряю и благодарю. Кстати, Крайслер - сукин сын, коего я неплохо помню еще по старым добрым временам. Оштрафовал меня когда-то ни за что, ни про что, будучи крепко навеселе. И дружка-свидетеля, тоже фараона, позвал. Судья, правда, замял дело, но я не люблю несправедливых обид, подонков мелочных тоже не жалую и стараюсь хорошенько запоминать их морды. Опознать рожу Филиппа Крайслера можно было даже глянув мельком. Не думаю, чтобы парень сделался ангелом за истекшие годы. Скорее, наоборот.

Кордова поглядел мне прямо в зрачки. Потом потупился.

- Выбор невелик, шериф. Либо принимайте мое предложение, либо выньте револьвер и застрелите меня при попытке к бегству. Но все едино вам никто не поверит.

- Мистер Хелм...

- Есть, правда, еще и третий путь. Полностью отвечать за преступные действия подчиненных. Но ведь вы не хотите этого, правда?

Несколько секунд Мануэль безмолвствовал, стоя с непроницаемым выражением на смуглом кастильском лице. А потом... Не могу сказать, будто мы внезапно сделались друзьями, но честные профессиональные бойцы уважают и понимают себе подобных, чего нельзя сказать о честных, мирных и добропорядочных леди и джентльменах.

- Нет, мистер Хелм, - ответил он, слегка улыбнувшись. - Безусловно, я не хочу этого.

Раздался настойчивый стук во входную дверь. Кордова отворил, минуту или две разговаривал с возникшим на пороге человеком, потом возвратился. Лицо его было угрюмым.

- На загородном проселке обнаружен пустой полицейский автомобиль. В близлежащих кустах нашли Филиппа Крайслера. Убит умелым ударом ножа в позвоночник, точно так же, как миссис Патриция Сильва. Отпечатки шин явственно говорят, что на обочине поджидал тяжелый грузовик, возможно, вездеход. Никаких следов миссис Эллершоу не замечено.

Я глубоко, прерывисто вздохнул.

- Ботинки моего подчиненного, - криво усмехнулся Кордова, - обильно перепачканы кровью. Не слишком удивлюсь, узнав, что Крайслер участвовал в налете на эту злополучную контору, а потом услыхал выстрелы, вернулся и пришел на подмогу товарищам, не сумевшим быстро с вами управиться. Сообщник, мастер лупить кинжалом сзади, наверное, дожидался в машине, прямо на стоянке. И убрал Филиппа за ненадобностью, не захотел оставлять очевидца. Кордова скривился.

- Можете забыть о старинной неприязни, мистер Хелм.

- Постараюсь, - ответил я.

Глава 24

Очутившись в мотеле, куда меня с величайшими предосторожностями доставил Мануэль Кордова, я решил было прилечь, но сообразил, что все равно доведется вставать к обеду, а это вовсе не легкая и не безболезненная затея. Посему я просто присел на постель, поднял телефонную трубку, вызвал два местных номера и произнес надлежащие, малопонятные для посторонних слова. Чуток поразмыслил, набрал номер подлиннее и, после обычной вступительной галиматьи, услыхал голос Мака.

- Это Мэтт, - уведомил я. Подлинное имя значило: говорю с опаской, линию могут прослушивать.

- Здравствуй, Мэтт, - жизнерадостно ответил Мак, подтверждая, что уразумел. - Докладывают о серьезных неприятностях в Санта-Фе. Сообщи подробнее.

- Секретные документы, способные спасти нацию, сэр, или, по крайности, восстановить растоптанное доброе имя госпожи Эллершоу, сожжены. Прекрасная дама угодила в лапы великану-кровоядцу; странствующий рыцарь получил по башке вражьей палицей, сиречь, дубинкой резиновой; а в остальном, прекрасная маркиза... Да, чуть не запамятовал, сэр! Пожалуйста, вышлите сюда группу допроса, но только поскорее.

- Ближайшая группа находится в Денвере.

- Пожалуйста, сэр, велите им немедленно седлать машину и шпорить вовсю! Общая обстановка не улучшилась?

- Не очень, Мэтт. Я сказал бы, ухудшилась. На жизнь высокопоставленного джентльмена, о котором недавно шумели газеты, покусились вторично.

- Ого! - брякнул я.

- На сей раз огласки удалось избегнуть. Мы, кстати, обнаружили субъекта, которого намечают в преемники. Военный, в генеральском чине, хлыщ и позер. Он, разумеется, только пешка, по-настоящему делом ворочает ЦЕНОБИС... Влиятельные штатские фигуры, безымянные и неуловимые. Пока неуловимые... Намерены избавить Америку от дегенератов, толкающих страну в пропасть. Имеются сведения, что, не сумев устранить президента, ЦЕНОБИС готовит совершенно открытый переворот. И, сколь ни прискорбно, Мэтт, я отнюдь не уверен, что переворот провалится...

- О нашем друге, мистере Толливере, он же Тальяферро, новых данных не поступало?

- Похоже, он заправляет подпольным комитетом штатских. Если так, именно Толливер и есть голова дракона. Ты подозреваешь кого-либо определенного?

- Должно быть, подобрался вплотную, сэр. Иначе меня бы не пытались пристукнуть.

- Вплотную, понимаю - но к кому же?

- Вальдемар Барон вполне может быть мистером Толливером, равно как и его молодой партнер, Уолтер Максон... Я не доверяю тихоням, сэр: в тихом омуте сами помните, кто водится... Да и якобы туповатый, честный, исполнительный шериф Кордова тоже не исключается. Два - десятка лет назад, если вы не забыли, руководителем шпионской сети, Ковбоем, оказался неприметный владелец провинциальной бензоколонки, простой, веснушчатый малый.

- Понимаю...

- Но почему-то меня упорно пытаются вывести на отставного адмирала Джаспера Лоури, издающего местную полуфашистскую газетенку. А иногда лучше бросить весла и довериться течению, сэр.

- Конечно, только напоминаю: времени остается в обрез.

- Как говаривали древние афиняне, сэр, - ухмыльнулся я, - вернусь либо со щитом, либо под щитом...

- Думаю, ты имеешь в виду спартанцев, Мэтт. И не подщитом, а нащите, запомни крепко.

Наверное, Мак был прав. Я попрощался и положил трубку, надеясь, что беседу подслушивали. Если да, противная сторона забеспокоится, гадая, в чью именно честь я вызываю инквизиторов. Приятная перспектива познакомиться с испанскими сапогами, дыбой и каленым железом никому не прибавляет бодрости... А встревоженный противник бывает и неосмотрителен.

Впрочем, наши группы допроса управляются, по большей части, при помощи электрического тока, тоже не сахар. На собственной шкуре испытал.

Следовало немного выждать, а потом потрясти дерево и поглядеть, что посыплется с веток - яблоки, или желуди. Я сидел недвижно, мечтая о задании, выполняя которое не придется думать о национальной сохранности Соединенных Штатов, будучи предварительно уязвленным дубиной по голове. Но, конечно же, нам, героям тайных служб, надлежит смеяться над мелкими неприятностями. Так, во всяком случае, считает начальство.

Послышался стук.

Я поднялся, пытаясь не орать, а просто скрежетать зубами, двинулся к двери, с удовлетворением отмечая, что головокружение уменьшилось и ноги повинуются. Можно было надеяться, что череп не проломлен чересчур уж сильно.

И все-таки мне изрядно отшибло мозги. Потому как я отворил ничтоже сумняшеся, будучи вполне и совершенно ошибочно убежден, что впускает безвредную официантку.

Невзирая на самочувствие, я шарахнулся назад с проворством дикой лани, хватая смит-и-вессон. Однако судьба оказалась милостива. На пороге возник собственной разъяренной персоной скромница и тихоня Уолтер Максон, младший партнер Вальдемара Барона, вероятный кандидат в мистеры Толливеры.

Безоружный, взволнованный и всклокоченный.

- Где Мадлен?! - выпалил он, сверля меня взглядом. - Где Мадлен, отвечайте! Неужто ей... недостаточно пережить пришлось? Вам же, якобы, защищать ее полагалось!

Я ответил Уолтеру недоброй ухмылкой.

- А девять лет назад защищать Мадлен полагалось вам, сударь. Не везет бедняге на защитников, хоть плачь.

Возникший за спиной Уолтера официант невозмутимо дожидался, пока ему дозволят пройти в номер. Когда это удалось, и принесенные блюда водворились на столе, и я подписал исправно предъявленный счет, и служащий выскользнул наружу, я отправился в ванную, взял с полки второй стакан, содрал прозрачную пластиковую обертку, защищавшую кристально прозрачный сосуд от пыли. Обертка сдираться не желала, я пыхтел, словно лося пытался освежевать. Иногда не понимаю, что ужасного находят в нескольких несчастных микробах?..

Изготовив два виски со льдом и содовой, я предложил Уолтеру:

- Давайте-ка сядем рядком, потолкуем ладком и, как говаривала одна старая знакомая - ныне, по счастью, покойная, - прилично выпьем. Где вы узнали о Мадлен?

На Уолтере красовался темный деловой костюм-тройка, но парень отнюдь не смахивал на уважаемого, степенного адвоката. Белая рубаха пропотела, воротник был расстегнут, галстук безнадежно сбился в сторону. Больше всего Уолтер Максон походил на подравшегося школьника.

Он рухнул в кресло и одним глотком осушил стакан до половины.

- Я... Я места себе не нахожу с самого утра, когда увидал эту паскудную передовицу! Бросился в мотель повидать Мадлен, утешить, ободрить... А ее не было на месте, и вас не оказалось. Я отправился в полицейский участок уточнить кой-какие вопросы и там узнал... О, Боже! После всего... Подвергнуться клевете, оскорблениям! Вы-то куда смотрите? Вы же отвечаете за нее!

После бессвязной этой речи Максон глубоко вздохнул, угомонился, допил стакан до дна. Парень, признаться, бил по больному, меня так и подмывало полюбопытствовать: а сам бы ты что делал, узрев двоих патрульных при полной полицейской форме? Но почел за благо сдержаться. В конце концов, Уолтер был прав: я состоял при Мадлен телохранителем.

- Ругать легко, - заметил я добродушно. - А дельных советов пока не слышу. И помощи никто не предлагает.

- Помощи? Да я что угодно сделаю, только скажите!

В свой черед отхлебнув ледяного виски, я ощутил изрядное облегчение. Осторожно сел во второе кресло, подле ночного столика.

- Для начала расскажите все, известное вам об адмирале Джаспере Лоури. В исторические экскурсы не вдавайтесь, мы историю изучили. Нужно знать, чем он живет нынче.

- Но кое отношение адмирал Лоури имеет к?..

Уолтер прикусил язык.

- Простите. Адмирал весьма реакционен в своих политических взглядах, но чего иного ждать от военного, который вышел в отставку, от потомственного богача? Правда, в отличие от женушки и дочки, наделен чувством юмора... Боже, я знаю Вэнджи давным-давно, и предположить не мог, что девчонка окажется эдакой скотиной! Она всегда ненавидела Мадлен, ревновала меня к ней - но последняя выходка уже чисто патологическая! Облить помоями неповинного, измученного человека...

Я успокоительно воздел правую ладонь.

- Оставим Вэнджи Лоури в покое, по крайней мере, пока... Вернемся к папеньке. Где он сейчас? Тут?

- Да, в Санта-Фе.

- А где его застать? Дома?

- Скорее всего. Представляете, Вэнджи сказала, он одобрил статью, снял половину полосы и тиснул вместо приличных материалов эту мерзость!

- Вы, получается, успели повстречать Вэнджи? Где?

Уолтер облизнул губы.

- Возле полицейского участка. Вэнджи пыталась взять у Кордовы интервью для "Ежедневного вестника". Вышла на улицу, столкнулась со мною... Мы... поссорились.

- А позвонить мисс Лоури вы сумеете?

- Нет! Не теперь... Мы не просто поссорились. Я... я потерял всякое самообладание, орал, ругался... а потом ударил ее. Не удивлюсь, если Вэнджи подаст в суд.

- Сомневаюсь. Она, по-видимому, упустила наилучшую возможность вам насолить, получив по физиономии прямо на пороге у полицейских... Значит, размахнулись и треснули?

- Да, - сокрушенно признал Уолтер. - Не удержался. И как ударил! Она отлетела ярда на полтора и шлепнулась. Но поймите, мистер Хелм, я убить готов был паршивую девку!.. А затем она поднялась и убежала, плача...

Уолтер сглотнул.

- А зачем звонить Эванджелине? То есть... если это и впрямь неизбежно, я позвоню... только Вэнджи, всего скорее, трубку швырнет. И еще она могла уйти в редакцию. Тем паче не станет разговаривать в чужом присутствии...

- Это не просто неизбежно, а жизненно важно, - заметил я. - Велите явиться сюда, прилететь, как на крыльях. Скажите, намечается настоящая сенсация. Уолтер поколебался.

- Вы не будете ее избивать? - осведомился он опасливо.

- Чья бы мычала! - искренне развеселился я, стараясь не трястись от хохота и не тревожить понапрасну голову. - Нет-нет, не бойтесь. Просто попрошу задержаться в номере на часок-полтора. Телефон стоит между кроватями, на тумбочке. Я пообедаю, а вы пока побеседуйте.

Но телефон, отказавшись дождаться Уолтера, затрезвонил по собственному почину.

Я с трудом поднялся, доплелся до кровати, присел.

- Хелм?

- Он самый. Чем служить могу?

Представиться парень позабыл, но голос его отпечатлелся в моей памяти отнюдь не плохо. Принадлежал он Джиму Делленбаху, прославленному ныне как Джимми-Рваная Рожа. Пластическая лицевая хирургия по методу профессора Хелма.

Делленбах уведомил, что некая леди очутилась во власти СФБ и задержана означенной службой на срок весьма неопределенный. К несчастью, злорадно уведомил Джимми, комфортабельной каталажкой Мадлен снабдить не смогли, а посему условия заключения далеки от цивилизованных. Женщине доводится лежать глубоко под землей, связанной по рукам и ногам, терзаться голодом и жаждой, задыхаться от собственных испражнений...

В этом веселом состоянии, сообщил Джимми, госпожа Эллершоу пробудет до тех пор, пока не погибнет, или пока я не сдамся представителям Службы Федеральной Безопасности, предварительно велев своим помощникам очистить поле и убраться в Вашингтон. Это, сказал он, приучит вашу братию не совать носы не в свои дела.

Мстительный субъект. Злопамятный. Нехороший, одним словом...

Однако звонок Делленбаха доставил мне огромное облегчение. Игру наконец-то повели в открытую. Я никогда не придавал особого значения так называемому сотрудничеству между правительственными агентствами, а если и содействовал кому-либо из чужаков, то получал при этом неизменную выгоду.

А уж если две независимые службы схлестнулись в битве, от коей зависела судьба целого народа, можно было принимать все мыслимые и немыслимые подлости, включая закапывание женщины живьем, как нечто вполне естественное. Я ответил Делленбаху совершенной чушью, выразив полное согласие уступить в любых и всяческих пунктах.

Поверил этой галиматье разве что Уолтер Максон, парень весьма простодушный, невзирая на избранную им профессию.

Или не столь уж и простодушный...

Глава 25

Порнографический магазин располагался на оживленном перекрестке и был приметен издалека. Огромная, крикливая желтая вывеска возвещала пунцовыми буквами:

"КНИГИ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ"

Я миновал похабную лавку, затормозил в некотором отдалении, замкнул "мазду" и направился вспять, ощущая себя существом растленным и до мозга костей испорченным. Хотя субъекту, недавно застрелившему полицейского и вознамерившемуся любой противозаконной ценой вызволить угодившую в переплет приятельницу, едва ли стоило стыдливо опускать глаза, проскальзывая в безобидное местечко, имевшее касательство не к истреблению, а, скорее, к воспроизводству рода человеческого.

Сообразно телефонной договоренности, я прибыл первым и коротал время, шатаясь вдоль пестревших глянцевыми обложками полок. Встречу мы с Джексоном назначили у выставки, называвшейся "В оковах". Цветные фото являли моему взору несметное множество соблазнительных девиц, украшенных веревками, цепями, кляпами, принявших позы унизительные, однако не слишком неудобные.

Физиономии бедолаг искажались душераздирающим и отменно фальшивым выражением ужаса. Временами девицы представали в костюме Евы, однако полевой - или следует сказать "половой"? - формой им служили опрятные нейлоновые чулки, белые кружевные сорочки, либо расстегнутые купальники. Последние дозволялось приводить в живописный беспорядок, но чулки неизменно оставались туго натянутыми и целехонькими, невзирая на отчаянное положение владелиц.

С полным знанием дела - я не единожды присутствовал при захвате женщин и сам руководил такими операциями - заверяю: обуздать и скрутить лягающуюся, кусающуюся и царапающуюся особу, наотрез не желающую быть обузданной и скрученной, немыслимо, не повредив чулков. Если женщина вообще оказывает хоть маломальское сопротивление, чулки страдают в первую очередь. Сбиваются, рвутся, иногда повисают малособлазнительными лохмотьями.

Поскольку ни одна из прелестных пленниц, жалобно глядевших на меня с полки, не понесла чулочного либо телесного ущерба, я пришел к естественному выводу: никто не сопротивлялся и вырваться не пытался, а посему незачем и тревожиться по поводу их страдальческих мордочек.

Тщательный самоанализ показал: картинки подобного свойства не вызывают у меня ни сострадания душевного, ни возбуждения телесного. По-видимому, эротические извращения, замешанные на садизме, просто не в моем вкусе. Это не значит, что я вообще не склонен к извращениям, только цепные девицы, с моей точки зрения, ничуть не соблазнительней цепных дворняжек.

Я зевнул, преисполнился терпения и начал вспоминать появление Эванджелины Лоури в мотеле.

Уолтеру Максону следовало отдать должное. Для безобидного с виду, кроткого человека он, будучи разгневан, умел колотить на совесть. Когда, к неописуемому изумлению молодого адвоката, Вэнджи ответила и прибыла в мой коттедж, под левым глазом ее блистал багрово-синий кровоподтек во всю скулу. Глаз обратился щелкой, но обошлось, по счастью, без кровоизлияния в белок.

Удивительно: Вэнджи отнюдь не смущалась этим нежданным украшением.

- Ну, мистер Хелм, не чудо ли? - весело спросила она. - Благо, что не по зубам ударил, целую неделю пришлось бы резцы и клыки выплевывать!.. Приветствую вас, о рыцарь Уолтер!

Ошарашенный Максон заерзал:

- Боже мой, Вэнджи!.. Клянусь, я не хотел такого...

Мисс Лоури состроила ему гримасу.

- Прекрати. Имей хотя бы мужество защищать свои паршивые убеждения. Ты счел необходимым подбить мне глаз - и подбил. И в нокдаун отправил. И оправдываться ни к чему. Ибо меня, пожалуй, полагалось бы еще и по ребрам отдубасить, пока лежала... Послушайте, мистер Хелм...

- Да, Вэнджи?

- Эта женщина... Ведь миссис Эллершоу на самом деле невиновна?

- Мы так считаем. И немедленно уведомили об этом представителей прессы... Кстати, что побудило вас переменить отношение к Мадлен? Вэнджи передернула плечами.

- Видите ли, Уолтер с пеной у рта отстаивал ее восемь лет. А сейчас, узнав, что миссис Эллершоу похитили сразу после выхода моей статьи... - Вэнджи облизнула губы: - Понимаете, Уолтер - опытный защитник, и совсем не полоумный, разве только иногда смахивает на душевнобольного... Если он двинул меня по физиономии, значит, был повод. Я раскинула мозгами, усомнилась в собственной правоте... Полиция отказывается сообщать какие бы то ни было подробности о похищении.

- Правильно поступает. И вы правы, заколебавшись. Когда настанет подходящее время, обещаю обеспечить вас подлинной сенсацией.

- А мне безразлично, - сказала Вэнджи. - Чем-нибудь загладить причиненную обиду могу? Содействие оказать, например? Она, конечно, самка и сволочь, водила Уолтера на поводке, но сами понимаете: насильно мил не будешь, если этот олух только на Мадлен и глядит - значит, туда ему и дорога...

Я непроизвольно отметил, что Эванджелина почти несмотрит в сторону Максона. То ли счеты с ним сводит безобидным образом, то ли потихоньку разочаровывается в своем увлечении.

- Вы просили меня вызвать за этим? За содействием? Угадала?

Обозрев обезображенное молодое личико, я внезапно понял: вздернутый нос и несметные веснушки обманчивы, передо мною стоит взрослая и отнюдь не глупая особа. Не избалованное убожище, появившееся на свет в обеспеченном семействе, а тонкая, способная отказываться от явных заблуждений женщина... Изложив суть своей просьбы, я явно разочаровал Вэнджи.

- И только? - протянула она. - Сидеть смирнехонько и дожидаться телефонного звонка? Скажите хотя бы, кто позвонит.

- Узнаете сразу, - ответил я. - И после разговора спокойно ступайте куда заблагорассудится.

- О, секреты, секреты... - вздохнула Вэнджи. - Хорошо, согласна. С одним условием: уступите мне свой жареный картофель. Так и не успела позавтракать.

- Ради Бога, уплетайте все оставшееся. В термосе отыщете горячий кофе. Прошу прощения, виски мы с Уолтером прикончили без остатка...

Я повернулся к Максону.

- А вас, ежели передумать не успели, ждет работа по специальности. Нужно сыскать заброшенную шахту, или штольню, где спрятаны останки убитого. Мадлен собиралась перерыть городские архивы Санта-Фе, переписать названия всех разработок, отстоящих от города... скажем, на пятьдесят миль. Вместе с именами владельцев. Но тут уж вам и карты в руки: юрист, профессионал. Вот примерный список землепользователей, интересующих нас прежде всего.

Уолтер нахмурился:

- Останки? Чьи же?.. Ах, да, Мадлен уверена, будто ее мужа убили. Но так и не сумела убедить в этом судейских. Однако почему вы решили заняться шахтами?

Я пояснил.

- Искать надлежит с большим проворством: подозреваю, кроме останков шахта содержит еще и живую женщину. Понимаете? Смакуя свое преимущество, парень, вызвавший меня по телефону, бросил фразу касательно тесного, темного подземелья, в котором содержат Мадлен.

Побледневший Максон заверил:

- Немедля займусь! Вы и впрямь считаете, что?..

- Чуть не забыл. Не впадайте в ярость, увидав на листе собственное имя. Список составлен с полнейшим беспристрастием.

Когда я переступал порог, Уолтер уже пристально разглядывал предоставленный мною перечень, а Вэнджи вовсю хрустела поджаристыми картофельными ломтиками и с шумом прихлебывала черный кофе.

Ни адвокат, ни журналистка не пытались поддерживать разговор.

Успев изрядно заскучать, я внезапно увидел Джексона, вошедшего с чемоданчиком-дипломатом в руке. Джексон задержался у прилавка, разменял несколько долларов мелкой монетой и двинулся к укромным кабинкам, где за умеренную плату можно было созерцать не застывшие изображения, а движущиеся...

- "Хвоста" не замечено, - шепнул Джексон, минуя меня. - Через минутку-другую милости прошу... Вторая кабина.

Выждав указанное время, я последовал за помощником и застиг его уставившимся в цветной телевизионный экран, позволявший полюбоваться, как высокая красавица, облаченная черным кожаным костюмом, изгаляется над обнаженным субъектом мужского пола, прикованным к столбу. Красавица - могучая и загорелая - орудовала хлыстом и бельевыми прищепками, которые изящно укрепляла на самых чувствительных участках тела. Обоим, и девке и страдальцу беззащитному, занятие сие доставляло, по всему судя, немалую радость.

Я уж было решил, что в этом заведении страдают исключительно дамы, но выяснялось: дискриминация отсутствует, полное равенство полов.

- Принес? - полюбопытствовал я.

- Да, в чемодане.

- Доставай.

Неохотно оторвавшись от вожделенного зрелища, Джексон поднял "дипломат", принялся открывать защелки и внезапно замер. Прямо в грудь ему целился курносый револьверный ствол. Палец мой плотно лежал на гашетке. А с чемоданчиком в руках Джексону и вовсе не следовало думать о сопротивлении.

- Хелм, какого лешего?..

- Попытаешься метнуть чемодан - погибнешь, - уведомил я. - Продолжай держать его недвижно. Рук не снимай. Лучше всего застынь... Где Марти?

- Полиция сообщила поутру, - печально промолвил Джексон, - что Марти обнаружен мертвым в багажнике своего автомобиля, возле самой бирнбаумовской конторы, на стоянке. А убили его еще до рассвета. Вот почему вас никто не известил о нападении на старика-адвоката... Хелм...

Я чуть заметно качнул головой, и Джексон умолк.

- Значит, Марти был честным человеком, и его пришлось убрать, чтоб игры не испортил? Неужто парень заподозрил истину? Впрочем, дорогой мой, не рассчитывал же ты водить целую службу за нос бесконечно? А меня обманывать совсем уж не следовало. Ну, разок получилось, ну, другой - а потом?

- О чем речь? - буквально взвыл Джексон.

- О моем сопровождении. Моих телохранителях. О первом отряде прикрытия.

- Первом?..

- Наличествует еще второй, но ты о нем понятия не имел. Джексон, да неужели ты и впрямь надеялся, что я ничего не пойму? Не замечу, что с минуты выезда из Форта Эймс постоянно случаются неприятности весьма определенного рода? Признаю, ты прихлопнул Виктороффа, когда тот поджидал в кустарнике с дробовым ружьем - но ведь просили взять живым! А на следующий день господин Беннетт благополучно свалился нам на головы - и никто не шевельнул пальцем. И Макси Рейссу отнюдь не препятствовали засесть со снайперской винтовкой возле мотеля. Я заподозрил неладное. В горах у Лос-Аламоса ты изобразил бурную деятельность, но за нами все равно погнался двадцатитонный трейлер! Для профессионала, Джексон, чересчур уж много недочетов. Причем, сплошных... Единственным существом, которому недозволили явиться к нам без предупреждения, оказалась безобиднейшая Вэнджи Лоури. Здесь ты сработал исправно, amigo.

Я скривился.

- Бедный Марти отправился к праотцам потому, что не дозволил бы нам очутиться в приятной компании двух покойников и подвергнуться нападению трех уголовников, состоявших на полицейской службе!

Воспоследовало безмолвие, и с Джексоном приключилась быстрая, заметная перемена. Прекратив отпираться, "помощник" повел себя вызывающе.

- Уголовников? - повторил он презрительно. - А не пора ли задуматься, Хелм, кого следует считать врагами закона? Только судить об этом никак не тебе, наемный убийца, прихлебатель империалистический!

Джексон расхохотался.

- Поздновато пушку вытащил, приятель. Перемен теперь не предотвратишь. Очень скоро уголовниками объявят именно вас, поддерживавших этот гнилой режим, обеспечивавших процветание грязному, развратному, пропитавшемуся алкоголем и наркотиками обществу! Мы сделаем Соединенные Штаты страной приличныхлюдей!

- Коль скоро, - хмыкнул я, - ты сделался противником разврата и грязи, какого хрена избираешь местом встреч паскудные порнографические лавки?

Джексон прочистил горло:

- Чтобы сражаться со злом, нужно узнать его изнутри!

Покосившись на телевизионный экран, я сокрушенно вздохнул.

- Сюжетец не ахти какой, но актеры играют великолепно... Да, едва не позабыл. Перед входом дожидается комитет по встрече. В твою честь собравшийся. И позаботится о боевом товарище, покуда не приедет группа допроса.

Джексон вздрогнул.

- Группа допроса?

- Да, я вызвал их загодя.

- Ты знал?..

- Да за тобою приглядывали от самой Санта-Паулы, - засмеялся я. - Лежа в больнице, я успел многое обдумать и взвесить. И раскусить тебя полностью. Приберегал помощничка на черный день, рассчитывая, что ты зарвешься окончательно, сделаешь неверный шаг и облегчишь хоть одну важную задачу... Сам того не желая, конечно. Теперь, милейший, понадобится рассказать, куда упрятали Мадлен Эллершоу. Добровольно поведать, или при соответствующем нажиме, выбирай. Мне, по сути, наплевать, но в ГД берут ребят, не слишком склонных миндальничать, и мальчики облизывают пальчики, слюной истекают, уповая, что подследственный упрется и даст возможность развлечься как следует...

Глаза Джексона сделались почти геометрически округлыми. При неверном свете экрана было заметно: субъект бледен до синевы, панически перепуган. Именно поэтому я и не спешил изымать подонка из обращения. Личное дело Джексона свидетельствовало: парня можно сломать без особых трудов. Его и сломали однажды, после чего Мак велел понизить Джексона в должности, перевел на подсобную работу.

Упаси Господи осуждать человека, не выдержавшего пыток. При долгом и умелом следствии любого заставляют разболтаться, за вычетом редких психопатов, страдающих истерической анальгезией[2]. Но Мак посчитал, что болевой порог подчиненного чересчур уж низок...

Должно быть, пережитое унижение породило в Джексоне жажду отомстить, утвердиться сызнова. Или мой помощник от природы был продажен. Или на нем испытали средства, изобретенные в загадочном Институте Человековедения и Управления Поведением... Понятия не имею, да и не шибко меня занимало это. Важен был итог, а в нем сомневаться не следовало.

Белый, как мел, внезапно взмокший, Джексон уже предчувствовал истязания, противостоять которым не мог заведомо.

- Хелм; я клянусь, что ни сном ни духом не...

- Кто знает?

- Беннетт...

- Кто помогает Беннетту?

- Джим Делленбах, крупный светловолосый агент, которого ты по морде револьвером хватил, и Боб Нолан. Тот, в сортире отсыпавшийся...

- Помню, помню... Есть еще один: зарезавший секретаршу Бирнбаума. И полицейского сообщника пришивший за ненадобностью дальнейшей.

Джексон затряс головой:

- Не знаю! Клянусь, не знаю! Этого не говорили.

- Плотный, пожилой наемник. Фил Бюрдетт?

Поколебавшись, Джексон ответил:

- Бюрдетт не работает на посылках.

- А кем же он числится?

- Черт, ведь им нужен хоть один профессионал, этим безмозглым олухам!

Джексон явно пытался мне что-то сообщить обиняками, и я, кажется, угадал, что именно. В подробности вдаваться было недосуг. Пристально и злобно глядя на бывшего товарища, я спросил опять:

- Где спрятали Мадлен?

- Клянусь! Клянусь, я не знаю! Подумав с полминуты, я решил: Джексон изрекает сущую правду. Не стал бы запираться перед грядущим инквизиторским сеансом, шкуру бы свою поберег... Увы, надеждой меньше...

- Пойдем-ка, - велел я.

Солнце сияло напропалую, мир казался радостным и безмятежным. Крестьянская физиономия Джексона принялась было обретать естественный оттенок, но вновь позеленела, когда из дожидавшегося поблизости автомобиля деловито выступили двое.

- Осторожно, - предупредил я. - Обыскать не успел.

- Сами позаботимся.

- Полагаю, парень выложил все, что мог.

- ГД проверит... Я пожал плечами:

- Их работа, их право...

Джексона заботливо усадили в машину. По бокам предателя тотчас расположились охранники, шофер включил двигатель и покатил прочь.

Не без легкой грусти я припомнил, как мы вместе - и не столь давно, кстати: года миновать не успело! - разделались в Чикаго с полковником Хименесом и его домочадцами... Плевать.

Но мысль о Чикаго заставила меня перевести взгляд на зажатый под правой мышкой - рука до поры до времени оставалась на перевязи - "дипломат". Открыв чемоданчик, я вынул из него конверт, лежавший поверх джексоновских вещей. Проверил содержимое.

Приблизились красавчик Мак-Кэллаф и незнакомый, пухлый, тоже довольно симпатичный субъект. Я заставил их чуток потоптаться рядом, чтобы немного позлить хладнокровного Мак-Кэллафа, затем сунул конверт во внутренний карман и отдал "дипломат".

- На всякий случай, исследуйте, да только не думаю, чтобы Джексон таскал на свидание со мною важные материалы. Он человек недалекий, но ведь не законченный же остолоп.

Мак-Кэллаф повертел чемоданчик за ручку.

- Это Боб Виллс, - уведомил он. - Поступает под ваше начало до завтрашнего утра. Исполнительный малый, можете рассчитывать на него полностью.

- А сам не придешь? Серые глаза Мак-Кэллафа не выразили ничего.

- Появилась любопытная нить. Ухвачу и размотаю, если вы не возражаете.

Никаких нитей Мак-Кэллафу разматывать не предписывалось, а ежели нападал на клубок, должен был уведомить старшего, сиречь меня.

- Куда нить уводит? К миссис Эллершоу?

- Не совсем...

Я заставил себя сосчитать до десяти и вспомнить: немало заданий провалилось лишь оттого, что командир группы обращался с подчиненными на диктаторский лад.

- Хорошо, не возражаю.

- Опишите положение. Противник подавал признаки жизни?

- Да, - кивнул я. - Старая добрая песенка: "ежели не захочешь сотрудничать, женщину похоронят живьем на огромной глубине, оставят умирать от голода и жажды, во мраке и сырости, по уши в дерьме".

- И чего же потребовали? Я нахмурился.

- Какая разница? Тебе отлично известен существующий порядок: понятия "заложники" мы не признаем. Иначе любая сволочь возьмется размахивать револьверами и ножами, брать за глотку и ставить условия.

- Конечно, - сказал Мак-Кэллаф. - Просто хотел убедиться, что и вы этого не запамятовали.

Я уставился на парня в упор и умудрился смутить ледяного идола всерьез. Мак-Кэллаф изобразил примирительную ухмылку, развернулся и зашагал прочь.

- Винтовку привезли? - спросил я у Боба Виллса.

- Да, семимиллиметровый "магнум", из которого стреляли возле мотеля. Джексон, с официального разрешения, оставил этот ствол у себя, после того, как Макси Рейсса по назначению отправил... Две коробки свежих патронов, сорок штук. Пули стопятидесятиграновые, в мягкой оболочке. Начальная скорость составляет три тысячи сто футов. Ударит в плечо - руку оторвет напрочь...

Виллс в ужасе осекся, поняв, какую сморозил бестактность. Осклабившись, я потрогал черную перевязь.

- Едва не оторвало, вы правы. Храни винтовку пуще зеницы ока и, гляди, не сбей оптический прицел. А теперь очень внимательно слушай и запоминай...

Часом позже я подкатывал в "мазде", которую неуклюже вел одной левой рукой, к обширной гасиенде адмирала Джаспера Лоури. Гасиенда раскинулась в нескольких милях за пределами Санта-Фе среди пологих холмов, поросших можжевельником.

Глава 26

Я заранее позвонил по телефону, и Лоури ждал гостя. Входную дверь он отворил сам: невысокий жилистый человек с обветренным лицом и блеклыми, точно выцветшими под солнцем южных морей, голубыми глазами. Коротко стриженные седые волосы делались на висках совершенно белыми.

- Проходите, мистер Хелм, - любезно молвил адмирал.

Кабинет, где мы очутились, миновав холл и гостиную, обставленные в псевдоковбойском стиле, был истинно моряцким. В стеклянных ящиках виднелись модели боевых кораблей, на которых адмирал, по всей вероятности, служил. На письменном столе и полках стояли миниатюрные парусники, среди коих особо выделялась двухмачтовая красавица-шхуна, водруженная на почетном месте, над очагом.

Хозяин дома перехватил мой взгляд, улыбнулся.

- "Эванджелина Лоури", - сказал он. - Только настоящая "Эванджелина" отнюдь не блистала такой опрятностью. Да и пахла прескверно... Рабов африканских перевозила, мистер Хелм; и во всей Атлантике не сыскалось бы корабля, способного ее обставить... Не проговоритесь моей жене, что узнали об этом: Аделаида любит внушать окружающим, будто семейное состояние сколочено более благопристойным и цивилизованным способом. Выпить не желаете?

Я пожал плечами.

- С удовольствием, но лишь если это ни к чему необязывает. Я приехал по весьма неприятному делу, адмирал.

Одно мгновение Лоури молчал, потом вздохнул:

- Не беда, мистер Хелм. Предложение остается в силе.

- Тогда, пожалуй, шотландское виски. Адмирал кивнул, наполнил до половины два тонких, высоких стакана, вручил мне сифон содовой.

- Добавляйте по вкусу... Чем же могу служить правительству Соединенных Штатов?

- Видите ли, сэр, в дело замешаны интересы не только государственные, но и личные. Мои. Разрешите показать вам несколько фотографий?

- Конечно.

- Пожалуй, будет удобнее на письменном столе...

- Как угодно.

Усевшись в крутящееся кресло, адмирал сгреб в сторону бумажный ворох, очистил необходимое пространство.

- Показывайте.

Я извлек из конверта глянцевый отпечаток 8х10, удостоверился, что вытянул именно требуемое фото. Несмотря на истекшее со дня гибели Элли Брэнд время, сердце сжалось. Повернувшись к Джасперу Лоури, я широким жестом положил снимок на столешницу.

Адмирал напрягся и замер.

- С этой женщиной мы познакомились при выполнении некоего задания; потом жили вместе, довольно счастливо, между прочим. Покуда Элеонору не вознамерились превратить в рычаг, дабы нажать на меня и принудить к сотрудничеству.

Лоури неторопливо изучал фотографию молодой женщины, лежащей на городском асфальте в одной туфле, разорванном платье и совершенно мертвом виде.

- Получается, вы отказались, и женщина погибла? - полюбопытствовал он, продолжая глядеть на Элли.

- Так точно, сэр. А вот экспонат номер два... На столе очутилась вторая фотография.

- Вот человек, распорядившийся взять заложницу. Видите, что с ним сталось? Лоури медленно кивнул.

- В Чикаго, правильно? Я уже видал эти снимки на газетных полосах. Бойня в Лэйк-Парке, так, если не ошибаюсь, назвали трагедию? Мы даже сами напечатали маленькую заметку. Человека звали, кажется, Хименесом. Да, полковник Гектор Хименес, бывший президент какой-то маленькой центрально-американской страны, собиравшийся возвратиться на утраченный пост.

- Совершенно верно. И полагал, будто сможет использовать мои стрелковые навыки в своих интересах: мы однажды поработали на пару, и полковник составил обо мне выгодное впечатление... А вот и убийца Элли. С ним рядом лежит караульный пес. Жаль добермана, честное слово, но ребята вынуждены были убить и его: никому не хочется противостоять собаке, обученной хватать за горло... А вот сын господина полковника, в обнимку с дочерью. Дочь явилась ко мне вести переговоры, получила отказ и, по сути, распорядилась убить Элли... Когда началась пальба, Хименесы-младшие ринулись вон из дому, прямо в пижамах и ночных сорочках. На что рассчитывали, куда бежали, понятия не имею. Куда бы ни бежали, добраться до места не смогли...

Адмирал поднял голову, посмотрел на меня поверх письменного стола. Преувеличенно ровным голосом заметил:

- Теперь вспоминаю. Нападение на тщательно охраняемую усадьбу политических беженцев из Коста-Верде. Отрядом покушавшихся командовал немец... Бультман. Профессиональный наемник. Задержать его так и не сумели.

- Я знаком со множеством наемников, сэр, - заверил я. - Да и Бультмана отыскать отнюдь не сложно. Очень толковый малый, в особенности когда получает подробные распоряжения и сведения.

Немного несправедливо по отношению к старине Бультману, вполне способному справиться с любым заданием собственными силами и мозгами; но в Чикаго ему платил президент Раэль, а разведку обеспечил я.

Лоури смотрел пристально и весьма вопросительно.

- На что вы намекаете, Хелм? - промолвил он, так и не дождавшись пояснений. Покачав головой, я ответил:

- Помилуйте, адмирал! Не будем притворяться наивными. Вы знаете: миссис Эллершоу исчезла. И знаете: женщина приехала в Санта-Фе под моей охраной. Как видите, я не люблю терять нежных подруг по чьей-то вине, и, если это не идет вразрез с долгом службы, стараюсь причинять виновникам немалые хлопоты, предпочтительно со смертельным исходом. А в данном случае личные интересы отлично сочетаются со служебным долгом. Организации, в которой я состою, требуется живая и невредимая Мадлен Эллершоу. Посему дружески советую, сэр: помогите вернуть пропажу.

Где-то в доме работал пылесос. Далекое завывание мотора свидетельствовало: служанка трудится не покладая рук. Служанка, ибо вряд ли сама госпожа Аделаида снизошла бы до уборки, передраив многочисленные квадратные мили полов на заре туманной юности...

Сверливший меня взглядом адмирал попытался было заговорить, но я предостерегающе поднял руку:

- Давайте воздержимся от бессмысленных речей. Я, что, пытаюсь угрожать вам? Сэр, я не пытаюсь, а прямо и недвусмысленно угрожаю! Известно ли мне, кто вы такой, понимаю ли я, что вы способны оставить меня без работы, просто сняв телефонную трубку и набрав нужный вашингтонский номер? Да, мне известно, кто вы такой, и прекрасно понимаю, что вы способны оставить меня без работы, просто сняв телефонную трубку и набрав нужный вашингтонский номер... Быть может. Но что проку, адмирал? Будучи уволен, я останусь тем же самым человеком, верно? Только еще более обозлившимся. По-прежнему вооруженным, по-прежнему способным вызвать на подмогу целый батальон знакомых, промышляющих убийством... А Мадлен Эллершоу я намерен вернуть любой ценой, даже если придется наполовину истребить население Новой Мексики. С кого начнется прискорбный перечень жертв, угадать отнюдь не трудно, сэр. Газетную статью о Мадлен Эллершоу кто написал? И кто напечатал ее в "Ежедневном вестнике"?

Я уставился на Лоури самым тяжелым взглядом, какой сумел изобразить.

- А знаете, где сейчас обретается ваша достойная, борзопишущая дщерь?

Это вынудило Джаспера Лоури дернуться и вскочить на ноги.

- Сукин сын! Если Вэнджи хоть пальцем тронут!..

- Замолчите, - прервал я. - Миссис Эллершоу восемь лет провела в аду, плюс еще годок предварительного чистилища. И заслужила, чтобы ее оставили в покое. А чего заслужило ваше исчадие? Подзатыльника хорошего за поганую писанину, которую накропала от ревности, а вы напечатали по глупости...

Адмирал потянулся к настольному телефону. Я заботливо положил перед ним полоску бумаги:

- По этому номеру, пожалуйста. Спросите сто семнадцатую комнату.

Сощурившись, Лоури помедлил, неторопливо опустился назад в кресло, застучал пальцами по кнопкам.

- Сто семнадцатую комнату, будьте любезны!.. Вэнджи? С тобою все в порядке?..

Адмиральские морщины слегка разгладились. Примерно с полминуты он внимательно слушал, затем произнес:

- Понимаю. Нет-нет, у меня тоже все хорошо... Увидимся в редакции.

Он водрузил трубку на место, поднял глаза.

- Вэнджи заверяет, что совершенно вольна уйти когда захочет...

- Разумеется. Вольна, как ветер. Должно быть, уже направляется к своему автомобилю.

- К чему это, Хелм?

- Вы разочаровываете меня, сэр! - ухмыльнулся я. - Неужели непонятно? Эванджелине, само собою, нечего было делать в моем коттедже. Она просто ждала звонка, уплетая жареную картошку и кофе потягивая. Неужели не видите? Я пытаюсь уладить возникшее затруднение мирно и дружелюбно. Маленькая демонстрация возможностей должна чуток отрезвить вас. Ведь с неменьшим успехом я похитил бы Эванджелину прямо на городской улице, а затем начал высылать вам по почте зубки, ноготки, пальчики, ушки, носики... Виноват, больше одного носика отправить не удалось бы. Но поскольку об отставном адмирале Джаспере Лоури отзываются как о разумном человеке, наделенном известным чувством юмора, прошу поразмыслить и прийти к приемлемому решению, пока никто не пострадал.

- Неимоверно, - сказал адмирал. - Просто неимоверно, мистер Хелм. Вы же агент правительственной службы!

Я искренне рассмеялся.

- А кто выкрал миссис Эллершоу? Одна из наиболее влиятельных и почитаемых правительственных служб. Расскажите о долге и порядочности ребятам, состоящим на жалованье в СФБ. Видите ли, дело сводится к тому, что моя организация и организация Беннетта схватились не на жизнь, а на смерть. У вас имеется заложница. Одна. У меня имеются заложники. Несколько. Ваша семья, сэр, и вы сами.

- Но почему же мы? Из-за дурацкой статьи?

- Не только. Из-за обдуманной, планомерной атаки на Мадлен. Сперва миссис Лоури публично оскорбила ее посреди ресторана "Кортес". Потом юная Эванджелина Лоури с отцовского благословения тискает в "Ежедневном вестнике" совершенно оскорбительную, клеветническую пакость. Очевидно, что бедняга, не выдержавшая унижений, ринется вон из города, куда глаза глядят. По крайности, обыватель так подумает... Очень удобная артиллерийская подготовка перед похищением, чтоб никто ничего не заподозрил.

Я подмигнул адмиралу:

- Но тут уж, сэр, как аукнется, так и откликнется. Ежели вовлекли в битву собственную семью и принялись ее использовать против нас, дозвольте, мы тоже используем вашу семью. Против вас... Лоури хмыкнул.

- Адмирал, - продолжил я, - субъекты, склонные поливать ближних помоями, причинять боль себе подобным, всегда рано или поздно сталкиваются с мужчиной или женщиной, которые в ответ берутся за револьвер. В данном случае револьвером вооружен я... Можете возвратить миссис Эллершоу? Не спрашиваю, желаете ли, спрашиваю - в ваших ли это силах?

Мгновением позже Лоури сказал:

- Нет... Увы, нет.

- По моим сведениям, вы немало весите в здешнем обществе. А уж в таинственной и зловещей подпольной организации - тем паче.

- Зловещей? - возмущенно вскинулся Лоури. - Ничего зловещего здесь нет! Мы просто-напросто...

Адмирал осекся.

- Просто-напросто, как сообщил последний невольный доносчик, вы намерены очистить страну от скверны, - подхватил я. - Прекрасно, желаю удачи. Но выметайте скверну законным путем. На следующих выборах пустите в ход влияние, деньги, наконец, газету вашу знаменитую - и втаскивайте в Сенат и Конгресс угодных вам представителей, избавляйтесь от прожженных мерзавцев, сидящих там сейчас. Охотно подчинюсь новой администрации, в пользу коей выскажется большинство... До следующих выборов подчинюсь, разумеется. Но убийства, диверсии, тайные сообщества, нечеловеческие исследования психики... Можете даже покупать голоса избирателей: готовность уплатить свидетельствует об уважении к голосу гражданина. Только играйте в рамках существующих правил, сэр. Народ сам решит, хочется ли ему новых правил и законов. Сомневаюсь, правда, что предлагаемые вами перемены будут народу по душе... А с огнестрельным оружием не забавляйтесь, оружие по моей части. Рекомендую убрать правую руку подальше от ящика. Что у вас там припрятано? Сорокапятикалиберный флотский кольт? Прекрасная вещица, но вы даже выхватить ее не успеете.

После долгого безмолвия Лоури улыбнулся, последовал моему совету, откинулся на спинку вертящегося кресла.

- Меня предупреждали, мистер Хелм, что вы - натура дикая и взбалмошная...

- Представляю, откуда пришло предупреждение. Как поживает мой приятель Беннетт?

- Вернуть вам госпожу Эллершоу не могу, - задумчиво сказал Джаспер Лоури. - Даю слово чести. Не могу даже назвать место, где ее содержат. Положение мое в... организации недостаточно высоко, чтобы получать полный доступ ко всем... текущим сведениям. Я не капитан, и не старший помощник, а, скорее, боцман...

Я потер подбородок.

- Разрешите не согласиться с этим уподоблением, сэр. Вы просто орущий младенец, выброшенный из розвальней на растерзание волчьей стае, дабы остальные путники успели хлестнуть лошадей и умчать подобру-поздорову.

Содрогнувшийся адмирал возмущенно поморщился.

- В средние века подобное приключалось, - пояснил я. - Дикие времена были, беспощадные. Не то, чтобы нынешние особо от них отличались, но в автомобиле, по крайней мере, волки не страшны... Зачем вы согласились на такой риск? Лоури отмолчался.

- Поверьте и вы моему честному слову: ежели Мадлен Эллершоу погибнет, я обеспечу ее на том свете многочисленной и хорошо знакомой компанией. Адмирал облизнул губы:

- А вы настроены весьма серьезно, Хелм. Неужто подымется рука на ребенка, ничего дурного вам не сделавшего?

- Ну, знаете... Перо бывает убийственней пули. Коль скоро Эванджелина орудует вашей газетой, разрешите употребить мой смит-и-вессон.

Я блефовал без удержу. Представления не имею, как повел бы себя, услыхав о гибели Мадлен, только вымещать горе на девчонке, сами понимаете, не стал бы. Да и на тошнотворной мамаше тоже. Но Лоури знать об этом не следовало.

Прочистив горло, адмирал предложил:

- Давайте придумаем взаимно приемлемый выход. Если я не способен помочь вам ни словом, ни делом, то кое-кто другой способен вполне... Говорю о напыщенном индюке Беннетте. Но признание добывайте сами...

Я сохранил спокойствие. По-видимому, затеянный путч сопровождался немалыми внутрипартийными раздорами. Увидев отличную возможность отомстить ненавистному штафирке, боевой адмирал Джаспер Лоури колебался недолго.

- Где? - осведомился я.

- Нужно представить дело так, словно я расставил вам ловушку, - молвил адмирал. - У меня... у нас имеется горная хижина... точнее, коттедж. Удален от жилья на несколько миль. Позвоню Беннетту, скажу, что вы вломились ко мне, орали, грозили, требовали выдать местонахождение Мадлен Эллершоу, - а я взял и направил вас туда. Посоветую устроить засаду и обезвредить мистера Хелма самым основательным образом, поскольку ни на малейшие уступки вы идти не намерены. Уверен: Беннетт не упустит случая лично расквитаться с человеком, по крайней мере, дважды оставлявшим его в дураках, на всеобщее посмешище. Такое предложение вам подходит?

Я осклабился:

- Отлично мыслите, сэр! Как бы ни обернулась эта затея, семейство Лоури выигрывает. Ежели Беннетт подкараулит и убьет меня, вы оказываетесь в безопасности. Если я препровожу Беннетта в лучший - или худший, что гораздо вероятнее, - мир, вы опять-таки вздыхаете с облегчением... Браво, адмирал! Стратегия безукоризненна. Согласен. Только будьте любезны принести все фотографии хижины, сколько их есть, а заодно и топографическую карту окрестностей. Это уж - если есть...

Глава 27

Чересчур приметную "мазду" я оставил в мотеле, а сам уселся в глянцевитый черный вездеход-лендровер, приходящийся нашему джипу отдаленной британской родней. За баранку забрался Боб Виллс.

Уже смерклось.

Предстоявшая операция была, по сути, маленькой военной вылазкой, а я вовсе не принадлежу к числу прирожденных полководцев или просто командиров, любящих распоряжаться людьми. При всякой возможности предпочитаю работать в одиночку, но сейчас ни малейшей возможности не замечалось.

Боб Виллс оказался, вопреки мальчишеской внешности, субъектом чрезвычайно тяжелым в общении, склонным суетиться, возражать и критиковать. Он по-настоящему действовал мне на нервы, но делать, опять-таки, было нечего. Из пяти его сотрудников я не знал ни единого. Двое пристроились на заднем сиденье лендровера, третий вел нам вослед зеленый армейский фургон, выпущенный Бог весть когда; еще двое караулили в горах, следя за хижиной и поддерживая с нами связь по радиотелефону.

Узнав, что интересующие нас личности уже явились на свидание. Боб возжаждал разделаться с ними немедля.

- Нужно только подкрасться незаметно и перебить ублюдков поодиночке! - твердил он. Слюна так и брызгала, чего я весьма не люблю. - Уолли держит их под непрерывным наблюдением! Вот олухи! А мои ребята, Хелм - хоть куда. В горах себя чувствуют, словно дома! И в темноте драться обучены. Эти выродки даже не догадаются, откуда и чем их стукнуло!

- Возможно, - согласился я и тут же возразил: - Только еще вернее, завяжется перестрелка, а ее-то и надо избежать любой ценой. Слишком ночь тихая выдалась, пальбу наверняка услышат в городе, всполошатся. Шерифа Кордову и так уже обеспечили четырьмя трупами - два из них, правда, не наших рук дело, но все равно... Виноват, пятью, включая Марти... Мне удалось урезонить Мануэля, и снова затевать с ним спор не желаю. Вдобавок, при ночном нападении Беннетт вполне может оказаться среди убитых, и вся операция пойдет прахом. И женщина, спасать которую мы собрались, прахом обратится неведомо где...

- А если до рассвета в засаде проторчим, ей эта ночь вечностью покажется, - буркнул Виллс.

- Ночь не покажется чрезмерно короткой никому, - огрызнулся я.

Лендровер подскочил на ухабе, я вздрогнул от пронзительной головной боли.

- Далеко добираться?

- Минут сорок езды. А по прямой - пара миль.

Местечко подобрали неплохое. Заставив Боба загнать автомобиль глубоко в теснину, где здешние любители отдыха на лоне природы обычно располагаются летом в тени утесов, я велел поставить перед лендровером армейский фургон, коему в грядущей атаке отводилась решающая роль.

Если все пойдет сообразно моим расчетам, рассуждал я, проверяя диспозицию, успех обеспечен... Мохнатые звезды начинали высыпать в темных, даже с виду холодных высях. Черные стены каньона возносились к ним почти отвесно. Кое-где росли чахлые новомексиканские кустарники.

Проведя с Бобом Виллсом последний военный совет, я осторожно вернулся к запаркованным в ущелье машинам и вежливо попросил парня, сидевшего за рулем фургона, присоединиться к остальным.

- Зачем, сэр? - не понял водитель.

- Прикорнуть собираюсь, - уведомил я. - А в лендровере слишком тесно. А на земле очень жестко. А когда неприятель появится, ты меня разбудишь, сынок.

Добродушно ухмыльнувшись, шофер отдал честь и спрыгнул с подножки. Я забрался на тугое, неподатливое сиденье, повозился, пытаясь угнездить свои шесть футов четыре дюйма в ограниченном пространстве кабины, чертыхнулся.

И тотчас же вспомнил: кой-кому неизмеримо неудобней и хуже. Ей эта ночь покажется вечностью...Конечно, со всякими помощниками доводится работать, но почему именно сегодня Мак-Кэллаф навязал мне болтливого межеумка?

Если все продумано, расставлено и приготовлено, рекомендуется дать мозгам полный отдых, не ломать их попусту. Вы ничего не измените этим, лишь утомитесь и частично утратите божественный дар здравомыслия. Ибо, коль скоро допущен просчет, исправлять его в последние минуты уже поздно. От беспокойства моего путы Мадлен Эллершоу не ослабнут, желудок не наполнится, кишечник и мочевой пузырь не помедлят с опорожнением...

Вызволить Элли можно было только захватив Беннетта. А захватить Беннетта можно было только соображая подобно профессиональному шахматисту и действуя безошибочно, как часовой механизм.

Логика моя была безупречной, и все же я продолжал бесцельно терзаться, думать о Мадлен, гадать, в какую именно дыру ее затолкали; представлять, что сотворю с подонком Беннеттом, заполучив его на расправу, рассчитывать возможные повороты грядущих событий...

- Хелм!

Я заворочался и внезапно понял, что, тревожась о Мадлен, уснул и сам того не заметил. Дверь лендровера отворилась. Неуклюже приподнявшись, я уставился на темный силуэт, в котором лишь по небольшому росту опознал неугомонного Боба Виллса.

- Что нового?

- Да ничего, просто...

- Господи помилуй! - благочестиво простонал я. - Получается, ты будишь меня во мраке ночи лишь потому, что одиночество надоело?

- Черт побери, - ответил сквернословец Виллс, - уже полночь миновала! Нельзя же сидеть сложа руки и ничего не делать! Шевелиться надо!

- Amigo, - заскрежетал я зубами, - либо приучись хоть иногда не делать вообще ничего, либо ищи себе иное занятие. Теннис, например, чтобы все время прыгать и метаться, как таракан по сковородке! Беннетт или явится, или нет. Или мы захватим его, или упустим. Вот и все. А теперь проваливай. Предайся философским раздумьям, или мастурбации - чем угодно займись, только спать не мешай. И дверцу гребаную закрой, уходя! Пожалуйста...

Виллс повиновался так рьяно, что чуть не развалил машину. А фыркнул столь возмущенно, что эхо пошло. Частые, нервные шаги стихли в отдалении.

Да, подумал я, не везет последнее время с подчиненными сотрудниками... Джексона допрашивают ребятки из ГД, Марти готовят к погребению, Мак-Кэллаф рыщет неведомо где и зачем, а рядом суетится паршивец, который наверняка считает меня престарелым неумехой. И, весьма возможно, имеет к этому резон...

О, старая добрая работа волком-одиночкой, дающая противопоставить себя всем прочим, и не зависеть ни от какого балбеса... Пожалуй, наступает время подать в отставку, покуда я еще жив и здоров (пускай относительно), жениться на Мадлен (ежели удастся выручить ее и уговорить), а потом осесть в мирном провинциальном городке... Плата за риск давным-давно копилась на банковских счетах, оседала по разнообразнейшим фондам, приносящим вкладчику устойчивую прибыль - я мог безбедно прожить долгие-долгие годы. Невзирая на женитьбу...

Дернувшись, я понял, что начинаю дремать сызнова. Это казалось лишним. Я зевнул, потянулся, услыхал осторожный стук в стекло кабины.

Явился водитель.

- Мистер Хелм?

- Время?

- Да,сэр.

Я отвернул рукав и посмотрел на фосфоресцирующие стрелки часов. Без четверти четыре.

- Уолли только что вызвал по радио. Наши объекты отчаялись дождаться и убираются восвояси. Три машины. Первым двигается вездеходный грузовик, затем форд-пикап, а за ними - командирский мерседес. Уолли насчитал в грузовике девять бойцов. Но их, конечно, больше. Вы были правы, если бы началась перестрелка - иди знай, кто победил бы при эдаком соотношении сил... Наверное, подкрепление прибыло по боковой тропинке, и до последней минуты себя не обнаруживало.

- Хорошо, - сказал я. - Значит, как и условились... Только пропустишь передние машины. А перед мерседесом выскакивай и блокируй дорогу наглухо. Передним останется лишь на газ нажать. Разворачиваться в такой тесноте немыслимо, а выскакивать и палить означает сделаться удобнейшей мишенью. Ибо мы их будем видеть, а они нас - нет. Передай Бобу... Впрочем, не надо, скажу сам.

Шофер кивнул.

- Я перегорожу тропу, как только Джек сообщит, что мерседес миновал верхний поворот. Связь отличная, сэр.

- Уолли заметил, где именно сидит Беннетт?

- Сзади, слева. Аккурат за водителем.

- Оповести всех. Обидно будет ухлопать голубчика по чистой оплошности. Ему нельзя вредить. По крайности, пулей...

- Уже оповестил, сэр.

- Молодец. Не выскакивай из кабины, пока мерседес не врежется в фургон и не замрет окончательно. Если Беннетт велит разогнать машину, фургон может перевернуться, покатиться, и тебя накроет.

- Все будет хорошо, сэр. Старая колымага прочна, словно танк. За это ее и выбрал.

Я соскочил наземь и поглядел на парня вблизи. Решил обойтись без ободряющих и вдохновляющих на подвиг речей. Пускай их держит генерал Эйзенхауэр, где бы ни обретался покойный экс-президент нынче... Я просто поднял руку в небрежном салюте, а парень с улыбкой ответил тем же.

Двинувшись вперед, я приметил Боба Виллса, вооружившегося автоматом и радиотелефоном. Автомат, между прочим, не самое подходящее оружие, чтобы в темноте захватывать супостата живьем, но я удержался от комментариев. Чего доброго, старина Виллс назло мне прибавил бы к своему арсеналу ручную гранату или карманную атомную бомбу...

- Джек, отзовись, - обратился Виллс к рации, шелестевшей статическими разрядами. - Джек засел над нами, ярдах в двухстах, - сообщил он мне.

- Да, командир, - послышался металлический голос. - Пока никого не вижу. Только падающую звезду... Это, кстати, добрый знак, или скверный?

- Не взирай на небеса, - посоветовал я, наклоняясь к микрофону, - займись делами земными, презренными!

- Делами земными, - повторил Джек почти мечтательно. - Слушаюсь!

Несколько минут спустя радиотелефон ожил сызнова:

- Внимание, приближаются... Приближаются... Вот они. Я дам знать, когда появится мерседес. Пока только две головных машины... Повторяю: только две головных!

В последовавшем безмолвии тихонько зарокотал прогреваемый двигатель фургона. Затем вдали замаячила пара ярких огней, а следом за нею - другая.

- Приготовьтесь, вижу мерседес, - уведомила рация. - Ближе... ближе... ближе... Прошел поворот! За мерседесом чисто, никого. Покидаю пост, бегу на подмогу.

Виллс беспокойно завертел головой.

- Торопись же, олух! - зашипел он, адресуясь к моему новому приятелю, шоферу, который все едино услышать не мог.

Да и не требовалось ему слышать. Шофер, в отличие от Боба Виллса, дело свое знал досконально и обладал здоровым профессиональным хладнокровием. Он пропустил грузовик и пикап, сосчитал до десяти, а потом включил сцепление, чуток добавив оборотов.

Вниз по спуску стремилась третья пара огней. Мерседес, кажется, стремился поскорее догнать охрану, от коей недопустимо отстал. Собственно, даже если бы водитель Беннетта и держался неподалеку от передних автомобилей, положение улучшилось бы не намного.

Фургон возник перед несшейся машиной точно по мановению волшебного жезла, плавно выкатился на горную тропу, наглухо загородил ее. Завизжали тормоза, отчаянно зашуршали покрышками остановившие вращение, скользившие по камням колеса. Мерседес разворачивало юзом, сила инерции неудержимо толкала его к обрыву глубиною в сотню футов.

Я мысленно взывал к водителю: "Отпусти педаль, кретин, отпусти ее, дегенерат!" Когда-нибудь, выйдя в отставку, я усядусь за письменный стол, вооружусь чертежными принадлежностями и на досуге изобрету новый автомобиль, полностью лишенный тормозов. И людей он погубит намного меньше, нежели современные колымаги, ведомые безмозглыми лихачами, способными лишь утапливать в панике среднюю педаль и делать баранку ни к чему не пригодной...

То ли неприятель внял моему безмолвному приказу, то ли сам опамятовался, но тормоз ослабил, колеса провернулись, руль начал повиноваться, мерседес чудом удержался на тропе и с грохотом врезался в борт фургона.

Фургон отбросило, развернуло под углом почти в сорок пять градусов, а машина Беннетта непонятным образом опрокинулась на бок. Я уже скатывался на дорогу по низкому щебнистому откосу, не обращая внимания на головную боль, стремясь только побыстрее очутиться между перевернувшимся автомобилем и автоматом Боба Виллса. От парня можно было ждать всего, не исключая выпущенной сдуру очереди.

Я бежал вперед и лихорадочно думал: сколько военных гениев погибло от пули, выпущенной собственным солдатом?

Но кроме Карла Двенадцатого не смог припомнить никого.

Глава 28

Машина, предназначенная для допроса в полевых условиях, была старым, неуклюжим, крытым, изрядно обшарпанным грузовиком. На бортах виднелись полинявшие надписи: "Гарсиа и Кеттенберг: водопроводчики". Я потянул створку задней двери и ввалился в кузов.

Беннетт сидел на узкой лежанке, облаченный только в нижнее белье да носки, что отнюдь не прибавляло руководителю СФБ ни красоты, ни достоинства. Приняться за дело толком еще не успели, и физическое состояние Беннетта пока не ухудшилось, чего нельзя было с уверенностью сказать о моральном.

У самых корней волос, на лбу ярко белела полоска пластыря: когда мерседес опрокинулся, Беннетт крепко стукнулся обо что-то. Плечи его обмякли и обвисли, тело казалось внезапно усохшим, а лицо сделалось поистине старческим - седоватая поросль на щеках и подбородке, разом выцветшие глаза, множество глубоких и мелких морщин.

- Расскажи-ка мне об Ороско-Грант, - потребовал я, рассудив, что железо нужно ковать, пока горячо, а подследственного потрошить, покуда ошарашен. - Как это название, кстати, пишется по-испански? Orozco с буквой "z", или Orosco с буквой "s"?

- С буквой "z", - выдавил Беннетт.

- Площадь земельного надела?

- Несколько тысяч акров, но по поводу отдельных участков продолжаются тяжбы... Вы же знаете этих гребаных испанцев: постоянно жалуются, плачутся, скулят, что паршивые англо-саксы отняли у них Новую Мексику и обездолили всех подряд; что их трудолюбивые кастильские прадедушки в поте лица возделывали здешний край... Предварительно отобрав землю у индейцев, между прочим!

Я терпеливо дозволил Беннетту выговориться и немного прийти в себя. Уроженец востока, он, точно попугай, повторял пристрастные россказни коренных жителей Дикого Запада. Но индейцы и испанцы интересовали меня в ту минуту очень мало.

- Как добраться?

- Я ведь уже описал дорогу этим парням...

- Теперь опиши сызнова. Мне.

- Свернете с магистрального шоссе к востоку, на развилке четыреста семьдесят. Проедете семнадцать миль. Увидите ограду из колючей проволоки. Ворота заперты на висячий замок. А ключ...

- Ключи, отобранные у вас, я уже получил. Продолжайте.

Беннетт продолжил: механически, монотонно, словно повторяя заученную речь, не единожды произносившуюся перед слушателями. Так оно, разумеется, и было. Его заставили твердить одно и то же несколько раз, дабы удостовериться, что мелкие несообразности отсутствуют, и Беннетт излагает правду, чистую правду и ничего, кроме правды.

По крайности, всю правду, ему известную.

- Это проселок, - сказал он, - перерезанный высохшими промоинами, а дальше начнутся пески. Вам потребуется вездеходная машина, лендровер или джип. От ворот проедете девять с половиной миль в Габальдонские холмы. Старая шахта Хигсби.

- Приметы?

- Las dos Tetas.Устье тоннеля находится между ними. Рудокопы, собственно, подрывались под левую гору. Обе видны издалека, они возвышаются над окружающими холмами.

- Постройки сохранились?

- Полуразрушены. Много лет миновало... Два старых дома, вернее, хижины. Груды мусора... Устье расположено в склоне, уходит вниз под пологим углом. Боковые ответвления... Вам нужна первая штольня справа.

- Женщина жива? Беннетт опасливо уставился на меня:

- Ей не причинили вреда! Оставили живой и бодрой!

- Н-да, - хмыкнул я. - Бодрой... Оставили вчера около полудня?

- Да, около полудня...

- В глубине холма есть вертикальная шахта? Уходящая отвесно вниз?

Беннетт поколебался.

- Да, в самом конце основного тоннеля. Когда разработки еще продолжались, добытчики попробовали проникнуть в глубинные слои, но залежи быстро истощились, и шахту забросили.

Посмотрев на Беннетта в упор, я заметил:

- Очень удобное местечко, чтобы скрыть укокошенного субъекта от вездесущей полиции, верно? И женщину туда же отправить, ежели помрет. Начальник СФБ побледнел.

- Мы не собирались ей вредить!

- Ну, разумеется! - ядовито сказал я. - Двадцать четыре часа в кромешной тьме, без надежды освободиться, наедине с мыслями о грядущей голодной смерти не считаются вредным времяпрепровождением... Сущий курорт. А что, собственно, предполагалось учинить со мною, коль скоро засада в хижине увенчалась бы успехом, а, Беннетт?

Начав было говорить, он осекся и сглотнул.

- Воздержитесь. Ясно без пояснений. Но тогда и сами понимаете, какая участь ожидает вас по окончании военно-полевого следствия.

Глаза Беннетта сделались почти квадратными.

- Да я же все до словечка выложил!

- Едва ли. Но выложите, не сомневайтесь. И ежели соловьем разольетесь, ежели не зададите ребятам излишних трудов, ежели я отыщу миссис Эллершоу живой и здоровой - так и быть, припомню, что имею право казнить и миловать по усмотрению. В известных пределах, конечно. Зарубите это на носу и ведите себя соответственно.

Покидая грузовик, я с любопытством оглядел наличное оборудование. Как уже упоминалось, ГД предпочитала пользоваться электричеством. Стены самоходной камеры пыток были обиты звуконепроницаемым покрытием, причем обиты весьма небрежно. Солнце припекало по-весеннему, внутри фургона было довольно жарко. Тем хуже для Беннетта, подумал я.

В горах довелось немного замешкаться, уничтожая следы содеянного. Около девяти утра мы прибыли в Санта-Фе и вручили подоспевшей группе допроса объект предстоящих забот. Небо синело, солнечные лучи падали почти отвесно, пахло приближающимся новомексиканским летом, лучше которого едва ли сыщется на всем белом свете...

Фургон обосновался близ парка, протянувшегося по левому берегу реки. За ближайшим столиком для пикников сидели трое мужчин и с наслаждением прихлебывали холодное пиво. Завидев меня, один из них поднялся и приблизился.

Внешне старший пытошник ничем особым не выделялся. Неудивительно: саблезубых оборотней и вурдалаков Мак на службу не берет, за неимением оных...

Офицер был одет в цветастую спортивную рубаху, потрепанные джинсы и дурацкие туфли-"кроссовки", недавно сделавшиеся последним криком моды среди полоумных подростков. Тем не менее, на подростка этот человек не смахивал.

Спокойный, сорокалетний субъект, чем-то неуловимо напоминавший Мак-Кэллафа. Полминуты спустя я понял, в чем дело. У офицера были такие же ледяные, лишенные всякого определенного выражения глаза. Не понравились мне эти глаза, и весьма. Впрочем, не исключаю, что и мои собственные показались офицеру не слишком-то ласковыми...

При нашем роде занятий не пристало судить ближних чересчур сурово; истребителям приличествует полная терпимость и бесконечное снисхождение к чужим слабостям и недостаткам.

- Вы удовлетворены? - осведомился я.

- Пока что, да. С этим голубчиком осложнений не возникло. Готов помогать и словом, и делом.

- Ас предшественником - возникло? Я имею в виду Джексона.

Офицер кивнул.

- За Джексона даже приняться не успели, дружище...

Я чуть не охнул:

- Упустили?

- На тот свет. Я даже увидать подопечного не успел.

Конечно! Джексон боялся допроса, как огня, и при первом удобном случае употребил по назначению капсулу с цианистым калием, или синильной кислотой, хитро припрятанную на себе. Должно быть, носил запасную, ибо положенную каждому из нас ампулу у него должны были отобрать немедля. Что ж, по крайней мере, парень убыл к праотцам с ободряющей мыслью, что сумел напоследок перехитрить прежних своих товарищей... В любом случае, собеседник виноват в этом не был и орать на него не стоило.

- Попытайтесь хоть Беннетта сохранить, - выдавил я.

Часом позже я ехал по четырехрядной дороге в лендровере, который позаимствовал у Боба Виллса, невзирая на шумные протесты последнего. Протестовать Бобу не пристало, ибо все машины числились казенными и могли использоваться для служебных надобностей всяким членом сводного отряда. И тем паче, старшим. Я, со своей стороны, отдал Виллсу во временное пользование "мазду" - отнюдь не казенную! И не могу сказать, будто сердце не сжалось.

Распоряжения Виллс получил подробные: за кем следить, как действовать, коль скоро события примут нежданный оборот. Я настрого запретил помощнику лететь на выручку, если я припозднюсь.

Вот если до завтрашней зари не вернусь - дело иное. Тогда Боб отправится в магазин, купит хорошую лопату и двинется по моим следам: тела хоронить. При условии, что сумеет обнаружить упомянутые тела...

- Черт побери! - с чувством выпалил Виллс. - Ты рассуждаешь так, словно эта Как-Ее-Бишь-Грант кишит апачами и команчами, вырывшими томагавк и вступившими на тропу войны! Беннетт уверяет, что просто определил женщину поглубже в тоннель и оставил безо всякого присмотра.

- Пожалуй, говорит правду, - ответил я. - В той степени, в какой вообще знает правду. Но делать на это ставку не собираюсь. Не желаю попусту рисковать жизнью, и Мадлен подвергать опасности. Подумай: работая с Беннеттом в одной группе, ты бы доверился ему всецело? Рассказал бы что-то сверх абсолютно необходимого?

- Н-нет, - промямлил Боб.

- А посему повторяю: не вздумай вмешиваться. Если дело нетрудное - один человек управится вполне. Если дело тяжелое - один человек может попытать удачи. Но хлынувшая через пустошь орда правительственных агентов подымет облака пыли, всполошит всех окрестных супостатов и наверняка погубит и меня, и Мадлен...

Теперь, катя на юг по шоссе, я испытывал несомненное и благотворное облегчение. К лешему тупоголовых помощников! К черту суетливых подручных! К чертовой матери прирученных Маком патологических садистов, которые сейчас вытягивают из Беннетта все мыслимые и немыслимые сведения!

Я вновь ощутил себя волком-одиночкой.

Кстати, садистов лучше было не бранить, даже мысленно. Дабы не превратиться в лицемера. Не уподобиться человеку, обожающему бифштексы и котлеты, однако приходящему в ужас при мысли о том, что на бойне режут коров... Я и сам не постеснялся бы замарать руки, выколачивая сведения, способные помочь Мадлен Эллершоу. Несколько раз в жизни, между прочим, замарал - при весьма похожих обстоятельствах. Так что, любезный, лучше раздумывайте о других вещах, посоветовал я себе.

О приеме, уготованном в Габальдонских холмах, можно было догадываться с большой долей вероятности. Я представлял, кто именно поджидает меня, и где. Классический пример повторной западни. Дурацкая охота, затеянная Беннеттом, провалилась, и мне, по расчету неприятеля, надлежало чуток успокоиться. Пожалуй, противник раскусил нехитрую уловку адмирала, понял, что Лоури попросту поддался нажиму, сыграл по моим нотам. Следовательно, я почувствую себя чрезвычайно остроумным субъектом и, насвистывая, отправлюсь прямиком в Ороско-Грант.

Где и наткнусь на ловушку настоящую, расставленную по всем правилам искусства. По крайности, сам бы я на месте караулящих рассуждал в очень похожем духе... Приманка лежит в горных разработках, дичь не ожидает никакого подвоха и торопится отыскать несчастную наживку.

Должным образом свернув на развилке четыреста семьдесят, оказавшейся вовсе не развилкой, а шоссейной развязкой "клеверный лист", я преодолел указанные семнадцать миль по ухабистому, изобиловавшему колдобинами проселку. Отыскал ворота в хитросплетениях колючей проволоки, тянувшейся, казалось, до самого горизонта.

Снял замок. На изъятом у Беннетта кольце висели два ключа - один большой, другой - маленький. Ключу номер два надлежало раскрыть наручники на запястьях Мадлен.

Впрочем, об освобождении женщины раздумывать было еще рано.

Проведя лендровер сквозь образовавшийся проход, я сызнова затворил ворота и водрузил замок на положенное место. Обычай западных поселенцев: любые ворота оставляешь точно в том виде, в каком застал их. Это превращается в своего рода неискоренимый рефлекс.

Вокруг расстилалась почти необъятная равнина. К северу высились пики Сангре-де-Кристо, которыми обрываются в Новой Мексике длинные хребты Скалистых Гор. А впереди тянулись Габальдонские холмы - пологие, чрезвычайно скромные по сравнению с горной цепью.

Две колеи, кое-где поросшие чахлыми пучками колючих трав, по-видимому, и были тропой, уводившей к Las dos Tetas.Лендровер довольно быстро завяз в песчаном ложе первого пересохшего русла. Дьявольщина, да я просто забыл включить вездеходную передачу! Спортивная "мазда" избаловала меня, отучила заботиться о приводе на передние колеса.

Лихорадочно поискав требуемый рычаг и убедившись, что здесь потребуется по меньшей мере Шерлок Холмс, я припомнил старую добрую заповедь: перепробуешь все возможные способы и ничего не добьешься - открой инструкцию.

Водительское руководство сыскалось в ящике для перчаток. Меня отсылали не к несуществующему рычагу, а к неприметной маленькой кнопке на приборной доске. Надавив ее, я быстро избавился от возникших затруднений. Все четыре колеса повернулись одновременно, лендровер не без натуги выкарабкался из широкой промоины, где по зернистому песку медленно бежала тоненькая струйка воды. Наверное, в горах недавно разразились грозы. Потому что постоянных потоков в Новой Мексике почти не бывает.

Прекрасно. Когда фляжка опустеет, буду знать, куда спешить за водой.

Еслифляжка успеет опустеть...

Впереди возникли два упомянутых Беннеттом холма, известные как Las dos Tetas.Неудивительно: проплутав по безводным и безлюдным пустошам несколько месяцев, первопроходцы готовы были усматривать сходство с женской грудью чуть ли не в каждой паре округлых возвышенностей. А таковыми юго-западный край изобилует, и название встречается очень часто.

Пора было поворачивать с дороги долой. Вернее, вон из колеи.

Забрав правее, я двинулся к западу и вскоре очутился в неглубокой лощине, лежавшей почти параллельно далеким холмам. Я следовал по ней, покуда каменные россыпи не сделали езду невозможной. Следовало спешиться.

Выключив мотор и предусмотрительно вытащив ключ зажигания, яизвлек правую руку из перевязи, а перевязь выкинул. Не без удовольствия.

Дальнейшей нужды притворяться не замечалось.

Перебросив через плечо ремешок походной фляги, я вынул из автомобиля маленький вещевой мешок, содержавший шоколадные плитки, галеты, карманный фонарь и особые магниевые свечи, коими охотно пользуются спелеологи, а также свежую одежду и кой-какие гигиенические принадлежности для Мадлен...

Затем я достал из чехла семимиллиметровую винтовку, доставшуюся в наследство от Макси Рейсса, и тщательно зарядил оружие, чуть не отправившее меня самого в заоблачные сферы. Гашетка ходила очень легко, смазанный затвор повиновался безукоризненно.

Выбравшись на гребень ската, я одарил оставшийся внизу лендровер прощальным взглядом и осмотрелся, чтобы не слишком заплутать, возвращаясь в лощину от Las dos Tetas.

В Новой Мексике вас даже на равнинах отделяют от уровня моря по крайности пять тысяч футов, и разреженный воздух отнюдь не прибавляет выносливости. Обитая в Санта-Фе постоянно, я приспособился было к этой особенности здешних мест, но за истекшие годы отвык от нее. От продолжительной ходьбы под палящим солнцем закололо в боку, а головная боль понемногу возобновилась - хотя с гораздо меньшей силой и назойливостью, чем накануне.

И все же я пребывал в отличнейшем настроении. Дорога от Форта Эймс до пары холмов с игривым испанским названием оказалась неблизкой, но теперь завершалась. Даст Бог, все повернется к лучшему. И провались он, хорошенький, увитый плющом провинциальный коттедж, на пороге коего поджидает хорошенькая жена с хорошеньким младенчиком на руках. Провались она, скучная, добропорядочная, безопасная служба, которую мне, видимо, предложат развлечения ради...

Выходить в отставку разом расхотелось. Я вновь ощутил себя охотником, чьи чувства обострены до предела, вновь испытал знакомый упоительный трепет каждого нерва. Хорошо заниматься своим делом!

Я перекинул ремингтон через левое, неповрежденное плечо, призадумался, выдержит ли правое отдачу при выстреле. Впрочем, семимиллиметровый заряд не лягает вас подобно взбесившейся лошади, а ежели работу не выполнить двумя - самое большее тремя - патронами, то можно считать затею конченной.

Ступая размеренно и неторопливо, я направился к Las dos Tetas.

Тоннель, как и говорил Беннетт, уходил в склон холма справа от меня. Устье разработок обрамляли старые, полусгнившие бревна. Представив себе, что Мадлен лежит в непроглядно темных недрах, не рассчитывая на помощь, не чая избавления, я слегка передернулся.

Однако спешить было нельзя. Женщина терпела свою беду сутки с лишним - если оставалась жива, - пускай продержится еще немного... Мчаться к ней сломи голову и нарываться на верную пулю мог бы только законченный идиот.

Я не выношу подземелий, но зачастую вынужден проникать в них. Усматриваю в этой необходимости карающий перст судьбы.

Ничто не шевелилось, не считая колеблемых предвечерним ветром былинок. Я с удовольствием увидал бы скачущего кролика, или птицу летящую - но вокруг простиралась безмолвная каменистая пустыня, где ни зверье, ни пернатые не обитали. Ну и пакостный край!

Интересно, много ли золота извлекли из холмов давно ушедшие рудокопы? Или не золото искали, а серебро? Испанцы в свое время добывали его тоннами... Если у противника имеется снайперская винтовка, он, пожалуй, залег слева, на склоне, чтоб держать вход в тоннель под непрерывным наблюдением и целиться не торопясь. А делать петлю и приближаться с противоположной стороны - значит угодить под выстрелы второго... Петлять незачем.

Здесь караулят профессионалы, и, откуда ни сунься, ничего не выиграешь. Стало быть, пощадим подметки и силы прибережем.

Личное досье, правда, не указывало на пристрастие этого человека к дальнобойным стволам. Так что, верней всего, меня поджидают с автоматическим оружием, наподобие штурмовой винтовки М-16, или подобного ей огнестрельного приспособления. Тогда парень должен выбрать укрытие пониже и поближе, а стрелять кинжальной наводкой; по меркам открытого пространства - почти в упор.

Но для этого я должен сначала приблизиться. Парень составил обо мне определенное представление. Мэтт Хелм, неукротимый ковбой, любящий врываться в салун, снося двойные дверцы с петель и ведя ураганный огонь из обоих кольтов... Прекрасный образ, очень лестный и чрезвычайно выгодный; ибо, создавая себе славу безрассудного сорвиголовы, можно ввести неприятеля в изрядное заблуждение и победить, ведя себя разумно и расчетливо.

Да, признаю, любовь к театральным эффектам у меня наличествует - и немалая; и неприятель знал меня в качестве позера, не упускающего ни единой возможности ринуться напролом. Но ведь это не значит, что я неизменно и всечасно должен разыгрывать нападающего носорога... Я и затаиться способен, крокодильим манером.

Завершив рекогносцировку и осторожным ползком возвратившись к оставленным позади рюкзаку и фляге, я съел шоколадную плитку, сделал глоток воды, разбавленной бренди, почувствовал себя приободрившимся. Потом опять взобрался на пригорок, с которого следил за окрестностями, устроился близ корявого куста, притаился. Приспособил ремингтон поудобнее, чтобы не делать лишних движений, готовясь к стрельбе.

И принялся выжидать.

Прибыл я около четырех вечера. Короткая стрелка уперлась в цифру пять, передвинулась к шести, начала медленное восхождение по левой стороне циферблата. Солнце спускалось за Габальдонские холмы, непрерывно багровея и вырастая в размерах.

Потом погасло и закатилось.

Наступили сумерки.

У телескопического прицела, установленного Макси Рейссом, обнаружилось отличное свойство. При трехкратном увеличении он поглощал столько света, что, по сути, служил прибором ночного видения. Прильнув к окуляру, я потихоньку высматривал врага на левом склоне. Следовало доверять себе. Сам я засел бы именно там. Не стоило считать опытного противника глупее, чем я.

И противник объявился.

Меры предосторожности он принял, однако довольно вялые и небрежные. Неудивительно. Скоротав целый день под жгучим солнцем и не дождавшись добычи, он разочаровался в избранном порядке действий. Замысел казался остроумным, однако не принес вожделенного успеха. Можно было ставить на задуманном крест и отправляться восвояси.

Так он, по-видимому, решил.

И начал спускаться по откосу - не спеша, осторожно, как полагается ступать грузному, не шибко ловкому человеку, несущему тщательно пристрелянное оружие.

Поймав силуэт неприятеля на скрещение волосков, я провожал его дулом ремингтона. Человек оступился, чуть не потерял равновесие, ухватился за скальный выступ, застыл.

Винтовка Макси Рейсса отрывисто грохнула.

Если вы правильно целитесь и нажимаете на гашетку, выстрел происходит почти неожиданно. Последовала звенящая тишина. Затем находившийся в четырехстах ярдах расстояния субъект опрокинулся и безудержно покатился по каменистому склону.

Профессионал: не стал извиваться и отыскивать оброненное оружие, не пожелал осмотреть полученную рану, и отдышаться не захотел. Поднявшись на четвереньки, человек со всем возможным проворством направился к ближайшей разваленной хижине, дабы ускользнуть от новой пули. Он понимал, что выслежен, и не собирался ждать гибели сложа руки.

Чтоб тебе, Макси Рейсс!.. Ах, чтоб тебе, суетливый олух Боб Виллс! Вручил винтовку, с четырехсот ярдов бьющую двумя футами ниже намеченной точки!..

Потому-то я и предпочитаю регулировать прицел собственноручно. Только на сей раз этого сделать не удалось.

Я поспешно поймал объективом ползущую фигуру, взял необходимое упреждение с поправкой на обнаруженный недочет и вторично придавил гашетку. Человек застыл и, секунду спустя, неловко повалился на бок.

Для пущей надежности я выпустил третью пулю, уже по неподвижной мишени. Отдача ремингтона была почти незаметна. То ли плечо зажило на славу, то ли в боевом пылу я не ощутил боли - понятия не имею.

Почти стемнело, но в кустарнике подле тоннеля возникло движение. Оптический прицел обнаружил субъекта - вернее, смутную тень субъекта, - державшего нечто блестящее и удлиненное. Помедлив одно мгновение, незнакомец прикинул, можно ли ускользнуть, не разделив участь приятеля.

Перекрестие волосков очутилось прямо над его макушкой. Ремингтон ударил опять. Неизвестный рухнул, неловко пополз ко входу в тоннель...

До устья шахты я добирался битый час, ибо, в отличие от расслабившейся, разморенной зноем и бесцельным выжиданием пары, отлично знал, что впереди поджидают. Первого из подстреленных можно было не опасаться: три пули, поразившие со среднего расстояния, или убивают, или отнимают всякую способность сопротивляться.

Но второй оставался опасен. Когда я, наконец, увидал его за валявшимся подле черного входа бревном, парень шевелился и пытался привстать. Я сделал небольшой крюк и подкрался поближе под прикрытием второй хижины. Осторожно выглянул.

Ружья не было заметно, и ранило парня очень тяжело, но я работал у Мака, а не в Международном Красном Кресте. Прицелившись прямо в грудь поверженному, я спустил курок.

Дульная вспышка хлестнула средь вечерней темноты весьма впечатляюще, а выстрел грянул, точно из артиллерийского орудия. Тело дернулось, правая рука метнулась в сторону и бессильно упала. Раздался короткий лязг, еле различимый для оглушенных барабанных перепонок.

Осторожно подойдя к убитому, я поддел носком ботинка длинный плоский кинжал, а потом наклонился над человеком, пытавшим и заколовшим злополучную миссис Пат. Об отправленном к праотцам полицейском по имени Филипп Крайслер уже не говорю.

Вторая пуля довершила начатое. Выпалить привелось на два раза больше намеченного, но плечо по-прежнему вело себя вполне пристойно и не жаловалось.

Плохо различимое лицо покойника показалось немного знакомым. Я вытащил из вещевого мешка фонарь, щелкнул выключателем, осветил застывшую физиономию, вгляделся.

Двенадцать лет миновало... Двенадцать лет назад я угощал ужином стройную молодую женщину-адвоката, согласившуюся устроить мне свидание с подзащитным, которого чуть позднее оправдали по всем статьям благодаря Вальдемару Барону, великолепному судебному златоусту.

Передо мной валялся в пыли незабвенный Вилли Чавес, до последнего мига своего остававшийся злобной и кровожадной скотиной, ни на что уже не рассчитывавший, но все равно карауливший меня с клинком в ослабевшей руке. Странно. По сути дела, с Вилли эта история начиналась, и на Вилли же заканчивается, подумал я. Замыкается некий круг. Очень порочный, кстати...

Но предаваться раздумьям надлежало потом. Жерло тоннеля зияло совсем рядом, но прежде, нежели проникнуть в него, я отправился к мертвецу номер один. Осветил узким лучом побледневшие черты Фила Бюрдетта.

Ни малейшей радости я не чувствовал. И удовлетворения тоже. Играя в одиночку, мне подобные даже не могут похвастать успехом перед кем бы то ни было. Ведь не скажешь мертвецу: "Ловко я тебя укокошил, да?" И Фил не восстанет, и не восхитится моей несравненной проницательностью: "Ты прав оказался, Хелм! Конечно, болван вроде Беннетта не сумел бы распоряжаться своей дурацкой СФБ. Беннетт был своего рода петрушкой, а водила его моя рука, и Службой Федеральной Безопасности заведовал я... Всю настоящую работу сам исполнял, и всю ответственность нес, между прочим..."

- Adios, compadre, - тихо сказал я.

Затем я обыскал убитого, извлек из карманов Бюрдетта запасные обоймы к М-16 - я и здесь оказался прав: штурмовая винтовка в подобных засадах куда полезнее снайперской, и Фил понимал это. На Бюрдетте был пятнистый десантный комбинезон, хотя сложением покойник отнюдь не смахивал на бравого рейнджера.

Я учинил беглую инспекцию обеим хижинам и прилегавшей местности. Одна из развалин пустовала, во вторую загнали вездеходный японский пикап. Ключ оставили в замке зажигания, и нам с Мадлен - если Мадлен жива - незачем было возвращаться к далекой лощине, где поджидал взятый у Боба Виллса лендровер.

Лязгнув затвором, я разрядил ремингтон, уложил его на заднее сиденье автомобиля. Вышел наружу, отыскал автомат Чавеса. Разбрасывать на месте действия бесхозное и беспризорное оружие предоставляю безмозглым киногероям.

Я засунул автомат под бревно, определил запасные обоймы в ямку поодаль и засыпал их песком. Теперь любой субъект, вознамерившийся использовать покинутую артиллерию мне во вред, будет вынужден хорошенько и долго порыскать...

Пожалуй, я возился намеренно. Оттягивал решающую минуту. Подсознательно опасался наткнуться в утробе холма на зрелище неприятное и вышибающее слезу. До Рождества не близко, Санта Клаус в эти края не забредает, и ожидать приятных сюрпризов не приходится.

Но и чересчур медлить было нельзя. Появление Вилли Чавеса беспокоило, хоть я и не взялся бы сказать, чем же именно. Что-то я упустил. Что-то важное, слишком очевидное, а потому и незаметное...

Даже если нельзя определить свойство неведомой угрозы, принять разумные меры возможно всегда. Я погасил фонарь, осторожно проник поглубже в тоннель, выставив левую руку, чтоб ненароком не удариться о выступающую балку; замер, прислушался.

Полнейшая тишина.

Взяв М-16 наизготовку, я осветил дорогу и не обнаружил ничего, кроме вековой пыли да темных отверстий в боковых стенах. Добравшись до второго, отстоявшего от меня ярдов на двадцать, я пригнулся, дабы не стукнуться теменем о низкую бревенчатую притолоку, позвал:

- Мадлен! Э-э-эй! Мадле-ен! Безмолвие показалось нескончаемым, но затем издалека долетел слабый голос:

- Мэтт?..

Я испытал бурный прилив эмоций, описывать которые не берусь. Время для сентиментальности было самым неудобным, у входа в тоннель валялись двое покойников, и шестое чувство настойчиво твердило "Берегись!" - но признаю: я потерял голову и бросился на выручку подопечной со всей поспешностью.

Словно зеленый новичок.

Сперва я не мог разглядеть Мадлен среди нагромождений отколотой неведомо когда горной породы; потом уразумел, что пыльный комок у стены слева имеет происхождение отнюдь не геологическое.

Ибо комок шевельнулся.

Во мгновение ока я очутился подле нее. Лодыжки Элли были туго связаны, запястья схвачены за спиною браслетами наручников. Я извлек из кармана прихваченный магниевый факел, воткнул в расселину, чиркнул спичкой и погасил фонарь.

Посмотрел на Мадлен при ярком, зеленоватом, неестественном свете шипевшего пламени.

Должно быть, Элли извивалась вовсю, безуспешно пытаясь освободиться; перепачкалась в пыли и столетней саже, поцарапалась. Она вовсе не смахивала на чистеньких пленниц, облаченных свежевыстиранными лохмотьями - по крайней мере, так изображают подобные вещи на экране. Режиссеры считают, что, растрепав актрисе промытые поутру волосы и небрежно обмотав ее веревкой, добиваются полной достоверности. Впрочем, на то они и режиссеры.

Запекшиеся губы задвигались на грязном, измученном, осунувшемся лице:

- Почему... так поздно?

Я стал на колени и осторожно чмокнул Мадлен в покрытый испариной лоб.

- Извини, пожалуйста. Пришлось выбить из кое-кого название и расположение шахты... Н-да, пахнешь ты не духами.

- А ты ждал иного? - скривилась Мадлен.

- Разумеется, нет. Нашлась - и слава Богу. Дай-ка, сниму наручники... Эй, что с твоими кистями сотворилось?

- Это... когда придушила полицейского... Кожу сорвала.

- Значит, готовься к инъекции пенициллина, - сказал я. - Кстати, прими искреннюю благодарность. И похвалу, ибо свернула парню шею так, что любо-дорого было смотреть. Не всякий мужчина сумеет... Хорошо, теперь лодыжки... Ничего не сломано? Вывихов нет? Мадлен затрясла всклокоченной головой.

- Кажется, нет... Но вот ноги точно чужие... Ой!

- Скоро сделаются своими, - заверил я. - И пока не восстановится кровообращение, услышим еще десятка четыре громких "ой", не извольте сомневаться, сударыня. Так бывает всегда. Ну-с, голубушка, попробуем приподняться и присесть...

- Уже немного лучше, Мэтт. Честное слово... Но я ужасно грязная. Принеси хоть капельку воды, а? Потому что и пить хочется до полусмерти... Ее лицо внезапно исказилось:

- Ой! Уй!

- Вот-вот. Циркуляция возвращается, терпи...

- Господи помилуй!

- Это нужно произносить, ежели вообще ничего не ощущаешь. А тебе полагается благодарить Всевышнего. Я положил на колени Мадлен винтовку.

- Сиди смирно, беседуй с М-16. Вспомни, чему обучалась, и не бойся. У входа остались объемистая фляжка, свежая одежда и немного провианта. Сейчас вернусь, и приведем тебя в относительный порядок.

- Пожалуйста, не бросай меня здесь! Даже ненадолго!

Просьба Мадлен прозвучала едва ли не паническим воплем. Женщина осеклась, по-видимому, смутившись. Потупилась, подняла М-16, передернула затвор, проверила рожок.

- Приношу извинения, - усмехнулась она. - Сама ненавижу истеричек... Что случилось у выхода, Мэтт? Я слыхала выстрелы.

- Меня встречал почетный караул, пришлось поздороваться. Но успокаиваться не стоит, потому как внутренний голос делает не шибко ободряющие намеки... Нынешняя твоя боевая готовность оставляет желать лучшего, поэтому сиди смирно, старайся не шуметь и винтовку держи наперевес. Только меня с перепугу не подстрели.

- Возвращайся побыстрее. Мне здесь уже надоело...

Я вынул револьвер, от которого в замкнутом и тесном пространстве гораздо больше проку, чем от винтовки, и направился вспять, к основному коридору - ежели такие названия уместны в тесной крысиной норе, на которую смахивала заброшенная шахта.

Спину ломило: не очень легко сгибаться в три погибели. Надо полагать, рудокопы здешние были низкорослыми мексиканцами, а при моих шести футах четырех дюймах в эдакой штольне тесновато.

Прежде чем выступить из освещенного тоннеля в темный, я поколебался. Но отступать было некуда. Съежившись еще больше, я прянул вперед.

Вернее, вознамерился прянуть.

Металлический отблеск неподалеку заставил меня привычно рухнуть и перекатиться по земляному полу. Двойное дуло дробовика целилось прямо в мою физиономию. Увидав двенадцатикалиберные отверстия, готовые изрыгнуть пламя и свинец, можно сделаться неисправимым заикой, а уж позабыть эдакое и вовсе немыслимо...

Выстрел раскатился под сводами шахты, будто гром, полетел по зловещим переходам повторяющимся эхом, но я почти не обратил на него внимания, ибо падая, с размаху стукнулся правым боком о здоровенный булыжник. Боль была невероятной. Ни шевельнуться, ни вздохнуть я попросту не мог. Первая и последняя попытка втянуть воздух засвидетельствовала: или мирно кончайся от удушья, или срочно изыскивай новый способ снабжать клетки тела кислородом.

Револьвер я, разумеется, обронил; а о том, чтобы извлечь маленький автоматический пистолет, и мечтать не приходилось.

Идиот, мелькнуло у меня в мозгу, идиот! Старательно подстерег и положил двоих, затаившихся у входа; столько времени угробил, столько терпения истратил! А после - даже не потрудился на совесть проверить главный тоннель и штреки, где и сам наверняка выставил бы третьего, запасного стрелка...

Стрелок дожидался нужной минуты, позволил мне убить Бюрдетта и Чавеса, дал невозбранно пройти к Мадлен, понимая, что на обратном пути я сделаюсь беззащитен, как лишившаяся панциря черепаха, и теперь приближался, готовясь выпустить второй заряд.

Он шел неторопливо и целился неспешно. Благородное, изборожденное морщинами, но по-прежнему красивое лицо, прижавшееся щекою к дорогой ореховой ложе ружья, принадлежало, конечно же, Вальдемару Барону.

Присяжный поверенный, великолепный адвокат, совладелец и фактический руководитель процветающей фирмы "Барон и Уолш". Человек, с невозмутимой готовностью признавшийся в сравнительно мелком преступлении, дабы гости часом не заподозрили, что на его совести - злодеяния куда более крупные.

И впрямь! На кого еще согласился бы поработать неукротимый Вилли Чавес? Лишь на защитника, сумевшего избавить убийцу от электрического стула, в лучшем случае - пожизненного тюремного заключения в одиночной камере.

Но все-таки Барон, фигура заметная и обретающаяся в гуще ежедневных забот, едва ли мог оказаться пресловутым господином Толливером, подумал я, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание. И теперь уже, пожалуй, не удастся узнать, кем был Толливер, где прятался, как распоряжался окаянной своею партией...

Стволы ружья - редкостного, штучной выделки - замерли. Барон остановился, полностью изготовясь к повторному выстрелу.

М-16 ударила длинной, непрерывной очередью. Слышно было, как маленькие латунные гильзы барабанят по камням, как чмокают и чавкают впивающиеся в человеческую плоть пули, как шелестит сыплющийся со свода мелкий сухой песок. Неподалеку обвалился потревоженный колебаниями воздуха камень.

С небольшого расстояния штурмовая винтовка способна творить чудеса членовредительства и человекоубийства. Барон отлетел, крутнулся, взмахнул руками, упустил дробовик. Ружье шлепнулось наземь и лишь по чистейшему чуду не выпалило.

Потом Вальдемар Барон упал плашмя.

Я рассудил за благо еще разок попытаться вздохнуть.

Это оказалось ошибкой.

В груди моей действительно что-то треснуло. Боль пронизала навылет, потом начался неудержимый кашель и я начисто перестал воспринимать происходящее.

Глава 29

Очнулся я уже в больнице, окованный гипсом от ключиц до пупка, по сути, облаченный в непроницаемую рыцарскую кирасу. Врачи наслаждаются, истязая пациентов, примерно так же, как дама на телевизионном экране в порнографической лавке наслаждалась издевательством над мужчиной-мазохистом.

Я всегда возражал против гипсовых корсетов. Сломанные ребра отлично срастаются безо всякой посторонней помощи. Дайте человеку покой, отдых, надлежащее питание - и делу конец. Но нет, вас обматывают бинтами, уподобляют египетской мумии, колют иглами так, что места живого не остается, а на закуску помещают под непроницаемый пластиковый навес, именуемый кислородной палаткой.

Уж не знаю, способствует ли дыханию накачиваемый внутрь бесцветный газ, но сама палатка явно ему препятствует.

По счастью, я лежал бесчувствен, аки скот зарезанный, покуда вокруг него плясали и хлопотали несчетные эскулапы. Сам видал... Слонялся по больничной палате, созерцая простертое на постели тело и думая, что не худо бы возвратиться в него... Это мне, в итоге, удалось.

Но даже во время бесплотных странствий не покидала меня тревожная, сосущая мысль о неоконченной, незавершенной работе. Едва забравшись назад, в бренную оболочку, я отверз уста и хриплым шепотом потребовал у врачей, чтобы ко мне впустили Мак-Кэллафа.

Поначалу врачи притворялись глухонемыми анацефалами, но потом сжалились - а, возможно, решили, что непрестанные разговоры повредят страдальцу гораздо больше, нежели краткосрочный визит неприятного и молчаливого субъекта. Мак-Кэллаф предстал передо мною с нахальным блеском в голубых глазах и довольной ухмылкой на смазливой роже.

Никаких дурацких вопросов относительно моего самочувствия он, в отличие от покойного Джексона, задавать не собирался. Я не без некоторого раздражения отметил, что куда охотнее вручил бы офицеру из ГД не заблудшего болвана с доброй крестьянской физиономией, а этого добросовестного и верного служебному долгу кровопийцу.

Невозмутимый Мак-Кэллаф терпеливо ждал, пока я с ним заговорю.

- Толливер, - выдавил я. - Думаю... Широким жестом ухмыляющийся Мак-Кэллаф достал из кармана свернутую газету. Вручил мне.

- Думали, мистер Хелм, не вы один...

Долго искать не пришлось. Некролог напечатали на первой полосе, на самом почетном месте, как и приличествовало, учитывая общественный вес и неисчислимые добродетели покойного, который, как уведомлял "Ежедневный вестник", скончался на семьдесят третьем году жизни, у себя дома, не вставая с инвалидного кресла, к которому оказался приговорен после ужасной автомобильной аварии.

Потомственный обитатель Санта-Фе, сын достопочтенных такого-то и такой-то; изумительный юрист, продолжавший помогать своей фирме драгоценными советами после вынужденного выхода в отставку.

Жена усопшего покинула сей мир пятнадцать лет назад, а трое детей расплодили целую свору внуков, чьи имена усердно и долго перечислялись тут же. Покойный был ветераном Второй Мировой войны, удостоился нескольких правительственных наград, пользовался влиянием даже в высоких вашингтонских кругах.

Смерть наступила в результате обширного инфаркта. К похоронным церемониям надлежало приступить такого-то числа (уже миновавшего), на городском кладбище Санта-Фе. За справками просили обращаться в такой-то морг.

Над некрологом значилось крупными буквами:

"УОЛШ, ГОМЕР ВИЛЬЯМСОН".

Таинственный партнер Вальдемара Барона, с которым я ни разу не встретился, и надеюсь не встретиться в иной, загробной жизни. Боюсь, покойничек вознамерился бы отплатить главному виновнику состоявшегося печального торжества...

Осторожно сложив газету, я посмотрел на Мак-Кэллафа.

- Ампула "один", или "два"?

- "Один", - ответил Мак-Кэллаф. Оранжевая жидкость, убивающая не сразу, но зато не поддающаяся последующему обнаружению. Красная ампула производит молниеносное действие, однако судебные эксперты немедленно докапываются до истины. А зеленая субстанция просто погружает человека в четырехчасовый сон, как проверил на себе Нолан, работавший вместе с Джимом Делленбахом и по моему приказу покинутый им в гостиничном сортире...

- Сами понимаете, - сказал Мак-Кэллаф, - проверку мы проводили по всем правилам: ошибиться было нельзя. Но мистер Уолш излишне гордился своими достижениями в качестве господина Толливера. Сгорал от желания хоть кому-нибудь похвастать. И похвастал, на свою голову.

Я облизнул губы. Сосредоточиться по-прежнему было нелегко.

- Объясни, как ты догадался?.. Впрочем, не надо. Подробности можешь опустить. Задание выполнено, а это главное. Считай, что я тебя отечески треплю по спине и улыбаюсь не без гордости.

Мак-Кэллаф осклабился:

- Благодарю за похвалу! А теперь, с вашего позволения, чао. Меня срочно вызывают в Вашингтон. С вами останется Боб Виллс, на всякий непредвиденный случай. До встречи, мистер Хелм!

- Не поздоровится тебе при встрече, - заметил я. - Терпеть не могу молодых выскочек, загребающих себе все лавры и отказывающих умудренным агентам в подобающем почтении.

Мак-Кэллаф осклабился опять. Если не будет за собою следить, эта идиотская привычка может укорениться...

Сделав неприличный жест, мой помощник подмигнул мне и вышел вон. Проводив его долгим взглядом, я решил, что парень он, в сущности, неплохой. А ежели нравится носить волосы до плеч - пускай носит на здоровье. Хотя, по-моему, коль скоро хочешь обзавестись эдакой шевелюрой - стригись покороче, а сверху нацепляй красивый парик. Именно так и поступали средневековые джентльмены, бывшие братией воинственной, задиристой и весьма боеспособной.

Осознав, наконец, что задание выполнено - правда, чужими руками и силами, - я утратил всякое желание действовать. Оставалось лишь дожидаться грядущего выздоровления, покорно мириться с гипсовым корсетом и надеяться, что настанет рано или поздно светлый день, когда ваш недостойный повествователь сумеет вздохнуть полной грудью без содействия "кислородной палатки". Чтоб ей!

На врачей пожаловаться не могу. Мне даже дозволили подвергнуть себя немыслимой натуге, поднять телефонную трубку и собственноручно вызвать город Вашингтон, округ Колумбия.

Мак ответил почти немедля - как оно и полагается доброму, заботливому командиру. Сказал, что знает о приключившейся неприятности, надеется, что я умудрюсь выжить. И будет от всей души приветствовать сей маловероятный факт...

Мак уведомил также, что обусловленные заказом товары оказались неприемлемыми. Случайная ошибка в изначальном тексте договора повлекла последующее недоразумение.

На каковую претензию я ответил вполне резонно:

- Сэр, мы учли ошибку, возвращаем всю партию на склад... Уточняю: на склад. А взамен уже выслано все требовавшееся...

Вышеописанная галиматья означала: нужным человеком оказался Бюрдетт, а Беннетт работал боксером-легковесом, и его можно было выпустить, предварительно удостоив крепкого пинка по заднему месту...

О прочих сопутствующих обстоятельствах Мак уведомил с присущей ему педантичностью. Примерно в то же время, когда я ненароком угодил в автомобильную катастрофу, едва не стоившую мне жизни, окрестности Санта-Фе стали свидетелями нечаянной и ужасной трагедии.

Некий выдающийся адвокат охотился на кроликов, не выходя за пределы своих земельных владений. По лютому стечению неблагоприятных обстоятельств, именно в это время некий правительственный агент - по счастью, не принадлежавший к нашей службе - исследовал заброшенную шахту, располагавшуюся в вышеозначенных владениях.

Заинтересовавшись посторонним присутствием, адвокат взялся выслеживать незнакомца. В темноте приключилось ужасное недоразумение: один из двоих открыл огонь, второй тоже ответил выстрелами; обоих нашли мертвыми.

О, сколь ужасная вещь - огнестрельное оружие...

Я лишь диву давался, как умудрится Мак объяснить раны, причиненные длинными винтовочными пулями среднего калибра. Впрочем, если по трупу выстрелить в упор изрядным дробовым патроном, следы исчезнут. Особенно когда судебный медик получил распоряжение: осматривай поверхностно, и докапываться до сути не моги...

Вилли Чавеса не объяснили никак. И разыскивать едва ли принялись. Вилли Чавес не принадлежал к персонам, отсутствие которых повергает ближнего в панику.

Новомексиканская пустыня без малейшего следа поглотила множество куда более достойных трупов...

Я осведомился: как обстоят прочие дела, и Мак ответил, что мне этого знать незачем. И, между прочим, ему самому - тоже. Мы свое дело сделали, работу исполнили, а к остальному ни малейшего касательства не имеем, и не можем иметь. Отныне и вовек. Аминь.

Любые поползновения проникнуть в суть исследований, проводившихся под эгидой ИЧУПа, сказал Мак, рассматриваются как недозволенные действия. Впрочем, я с удовольствием узнал, что, согласно последним правительственным распоряжениям, вводится режим строгой экономии средств, и бюро, известное доселе как Служба Федеральной Безопасности, упраздняется. Прежние обязанности его будет исполнять ФБР, коему предстоит головоломный труд: выяснять, а в чем же, собственно, указанные обязанности заключались?..

Чуток позднее, когда разговор завершился, в палату вошел приземистый субъект с широким индейским лицом. Я признал его сразу; ибо делал немалые усилия, запоминая физиономию.

Полицейский держал речь словно по писаному. Шериф Мануэль Кордова предложил навестить раненого агента и принести ему надлежащие извинения. Сэр, - это адресовалось мне, - я увидал своего primoплавающим в луже крови... Primoпримерно соответствует двоюродному или троюродному, брату - не уверен в точном значении слова. По крайности, уроженцы Новой Мексики употребляют его не задумываясь. Да, он увидал своего primoлежащим в луже крови, потерял голову, и шибко извиняется. Прощения просит.

Я кивнул, и полицейский вышел вон, излишне четко печатая шаг. Черта с два он извинился, и черта с два я простил его. Но Мануэль Кордова оказался очень смышленым субъектом. Понимал: я, получив причитающиеся формальные извинения, уже не стану соприкасать физиономию Эдуарде Саиса со своей подметкой. Даже если повстречаю означенного блюстителя закона в темной аллее, поздней ночью...

Потом объявился Боб Виллс.

- Эй! - заорал он с порога. - За винтовку прошу прощения сразу! Недоглядели! А вот и подарок...

На стол возле моей койки порхнул объемистый конверт.

- Послушайте, - сказал Боб, садясь на постель у моих ног, - я не решаюсь расправляться с Ноланом и Делленбахом без ваших указаний. Как поступим?

- Делленбах и Нолан? - переспросил я, кривясь от боли. - Черт возьми!.. Я щелкал челюстью, и расточал угрозы... Что ж, отруби обоим правую кисть, и отпусти на все четыре стороны...

Боб Виллс ужаснулся.

Я осклабился:

- Просто отпусти... Постоянство убеждений - беда ограниченного ума.

- Эмерсон?

Изумленный, я уставился на Виллса в упор. Впрочем, по внешности не всегда и скажешь, читал человек хоть какие-нибудь книги, или нет...

- Как вам угодно.

- Черт! - ухмыльнулся Виллс: - Я просто угадал. Фраза очень уж напоминает Эмерсона. Хотя написать ее мог бы кто угодно. Включая Ницше.

Окончательно сраженный, я отпустил Боба с миром.

- Берегись, - велел я на прощание.

- И вы тоже не зарывайтесь, - ответил Боб. - Удача изменить может...

Они пришли только на следующий день. Я и ожидал этого визита, но все-таки... Припоминалось, что Мадлен опекала меня первые несколько суток точно так же, как в Санта-Пауле. А потом исчезла. С глаз долой пропала.

Вывод напрашивался очевидный: предстояло неприятное объяснение, и Элли щадила меня, давая окончательно восстановить силы перед сокрушительным и решающим свиданием.

Что и говорить, пара была впечатляющей.

Сияющее лицо Уолтера уведомляло: вы угадали. Молодой адвокат вырядился, точно к церемониальному маршу: костюм, галстук, безукоризненно вычищенные дорогие туфли, гладкая прическа, в которой каждый волосок лежал на месте. Процветающий джентльмен, берущий в свои руки бразды правления фирмой, престарелые руководители коей, по счастливому стечению обстоятельств, погибли в одночасье.

Деловой человек. Респектабельный.

Уолтер уведомил меня, что архивные изыскания дозволили установить: Ороско-Грант была куплена много лет назад сообществом юристов, которое возглавлял Вальдемар Барон. Упомянутый джентльмен распорядился всеми сопутствовавшими хлопотами, уладил все юридические тонкости.

Облегчив душу, мистер Максон чуток выждал и заерзал на стуле, готовясь выложить главную новость.

- Э-э... Мы с Лэйни решили пожениться! Если вы не против...

На Мадлен я даже не посмотрел. Гордый жених явно изобрел нежное имечко, чтобы подчеркнуть и утвердить свое право обладателя. Раньше миссис Эллершоу отзывалась на простое незамысловатое "Элли". Но времена, видимо, переменились. Не к лучшему для меня.

Мадлен кашлянула.

Давала понять: не взорвись, не испорти всего!

- Возражаю? - переспросил я самым жизнерадостным голосом. - Помилуйте, это можно лишь приветствовать! Поздравляю, amigo!Наилучшие пожелания вам обоим.

- Спасибо. М-м-м... Лэйни хотела бы обсудить кой-какие вещи наедине с вами... Разрешите откланяться? Я подожду возле парадного подъезда.

И Уолтер ушел. Очень воспитанный и тактичный субъект, ничего не скажешь.

Я дозволил себе пристально поглядеть на женщину, виданную прежде в качестве затравленной узницы, едва-едва получившей свободу, блистательной выпускницы наших зверских курсов, умницы, сопостельницы... Но это была уже совсем иная Мадлен Рустин Эллершоу.

Спокойная, уверенная в себе, красивая и невозмутимая особа, одетая в черное платье, пепельные чулки и черные туфли на очень высоких каблуках. Я недоуменно сощурился, потом понял.

- Траур? Мадлен кивнула.

- Чуть запоздалый, девять лет прошло... Но похороны состоялись по всем правилам... хотя и хоронить особо нечего было...

Голос женщины звучал истерической нотой.

- Роя, получается, обнаружили? - поторопился перебить я.

- Да. В глубине тоннеля, на дне отвесной шахты. Как мы и предполагали. Ужасно, правда? Угадать истину, основываясь лишь на безумном видении... Тело... скелет... останки выдали позавчера. Опознали со всей несомненностью, но детали пропущу: слишком печально и неаппетитно. Сегодня состоялось погребение...

Мадлен перевела дух.

- Рой лежал не один. Рядом оставили Беллу Кравецкую. По крайней мере, скелет определили как женский; окончательного заключения пока не вынесли. Бедняга до последней минуты была уверена, что участвует в заговоре на равных правах... А Вальдемар велел уничтожить ее, чтоб не проболталась впоследствии.

Помедлив, Мадлен покосилась на дверь, за которой исчез Уолтер.

- Спасибо, Мэтт, - произнесла она тихо. - Ты меня выручил. Спасибо.

- Не стоит благодарности, сударыня, - ответил я.

Она поднялась и застыла подле койки, явно думая, что бы еще сказать напоследок. С Мадлен произошли перемены куда более значительные, чем я предположил сперва. Хищная охотница, встретившая меня в приемной Ранчо, пылавшая жаждой мести, неутоленной обидой, ненавистью, исчезла. Меня явилась проведать выхоленая, довольная, сытая, благодарная обывательница. Увы, увы...

Мадлен отреклась от предыдущих ролей, навязанных ей житейскими обстоятельствами; отринула их, как позорное и никому не любопытное пятно в безупречной биографии. Заодно отправила за борт всех, кто знал ее в полупристойных качествах.

Включая, разумеется, меня. Точнее, с меня, грешного, начиная.

- Мы нравимся друг другу, правда? - спросила бывшая Элли неуверенным голосом. - Но ведь мы не дети, чтобы взахлеб толковать о любви... Она пожала плечами.

- Не знаю... И ты не знаешь... И у меня духу не достанет пускаться в головоломное приключение, исследовать наши чувства. Лучше поговорим об ином... Скажи, например, что я гроблю свою блистательную особу, отдавая руку и сердце мелкому провинциальному адвокату. После столь основательного обучения... при вашей Ферме.

- Ранчо, - невозмутимо поправил я.

- Да, конечно. Только я не родилась на свет затем, чтобы сражаться и убивать, милый. Месть совершилась, утраченные годы не вернуть, надо жить спокойно и с умом. Я вела себя вопреки мягкому христианскому вероучению, которое преподавали в школе...

- Я тоже не всегда ему следую, - заметил я. - Но думается, если не букву, то закон веры соблюдаю. Уменьшаю, по мере сил, количество мирового зла. Как умею, так и противостою дьяволу... Коль скоро пути мои ошибочны - Бог рассудит. Продолжай, Мадлен...

- Все решено. Окончено. Я оставляю прошлое позади, и не желаю помнить о нем. Начинаю новую жизнь, такую, к какой стремилась... Буду примерной женой и образцовой матерью.

Скромное желание, ничего не скажу.

Но Уолтер Максон, повторяю, был отнюдь не столь прост, сколь казался. Парень знал, на что идет, и, вероятно, сознавал: умная и честолюбивая жена возьмется направлять его к высотам, которых сам он достичь не сумел бы. Точнее, поленился бы достигать.

Возможно, и любовь его долгосрочная коренилась в понимании: Мадлен обладает свойствами, самому Уолтеру не присущими; вдвоем они составят рабочую группу, не считаться с коей не сможет никто. Блистательный мозг жены и муравьиное прилежание мужа... Классическая мещанская пара, прости Господи...

Я промолвил напыщенно и внятно:

- Желаю всего наилучшего обоим! Надеюсь, отныне все образуется по желанию твоему, Элли. Возьми на память...

Конверт, оставленный на моем столе Бобом Виллсом, перекочевал к Мадлен.

- Что это? - спросила она.

- Открой, посмотри.

Удивленное, ошарашенное выражение на физиономии бывшей подопечной отчасти вознаградило меня за моральный урон.

- Компьютерные распечатки. Членский список ЦЕНОБИСов. Соединенные Штаты, оказывается, поделили на двенадцать округов, и намечали повальную чистку. Расстрелы, сиречь... Организационные таблицы. Планы покушения на президента - предварительные, конечно. Все это извлек из компьютера твой муж. За это и поплатился головой. Данные, разумеется, полностью устарели, иначе только и видела бы ты нынешнюю копию... Можешь вообразить масштабы затевавшегося переворота. Но учти: никому ни гу-гу: все строго засекречено. По прочтении сжечь, и так далее, и тому подобное...

Мадлен механически склонила голову.

- Как ты обнаружил их? Ведь уничтожили все подчистую... Мы сами ворошили пепел в камине дядюшки Джо.

Я засмеялся:

- Ворошили, но не все! Люди Беннетта сожгли копию,оригинал же вручался тебе по частям и благополучно оседал в банковском сейфе. Откуда и угодил прямо в лапы господину Беннетту. А подобный субъект весьма неохотно расстается с материалами, которые может пустить в ход ради шантажа. Спрятал тексты в надежном местечке... Из него мигом выудили нужные сведения, Беннетт признался во всем... при небольшом содействии. Нажиме... А вот и прощальное письмо Роя. Прости, поневоле был вынужден заглянуть в него. Но ты, наверное, не обидишься.

Немного помолчав, я продолжил:

- Беннетт изложил в письменном виде все, имевшее касательство к состряпанному против тебя делу. Признался в поклепе, заверил, что прошлые обвинения против Мадлен Эллершоу всецело абсурдны. Из пальца высосаны. Приготовься получить утраченную репутацию назад - лучше новой окажется. Ты ведь этого и хотела? Скоро сделаешься многоуважаемой дамой, достойным членом цивилизованного общества. Богатым и процветающим членом, сколько судить могу...

- Чтоб тебе, Мэтт, - шепнула Мадлен. - Как же тебя отблагодарить?

- Оставьте глупости, голубушка, - посоветовал я. - Ты свое дело тоже сделала, и совсем неплохо. Тщательное обучение даром не пропало, свидетельствую. С твоей помощью и с немалым риском для твоей жизни мы добились успеха. Ты спасла меня, по крайности, дважды. Трижды, если учесть, что вытянула из тоннеля и довезла до больницы, иначе кой-кому не миновать бы кровью истечь. Получается, по всем счетам уплачено сполна. Верно?

Склонившись, Мадлен ласково и осторожно поцеловала меня прямо в губы. В ту минуту я совершенно явственно сознавал: щелкну пальцами - и Элли моя.

Но увы, привязанность ее была бы очень крепко замешана на простой и естественной благодарности. Сами скажите: хотели бы вы сосуществовать бок о бок с женою, которая вышла за вас по соображениям чистой признательности?

Правильно. И я тоже не захотел...

Да и что мог бы предложить я особе, стремившейся к обеспеченности, надежности и широкому общественному признанию? Что подарил бы ей субъект, чье имя даже не упоминается в обычных телефонных справочниках?

- Жених заждался, миссис Э., - негромко напомнил я.

- Береги себя, - попросила Мадлен. - Да, чуть не забыла... Возьми назад. Он так и не пригодился...

Я узрел маленький перочинный нож, подаренный женщине три месяца назад, в миссурийской гостинице. Принял вещицу. Проводил удалявшуюся стройную фигуру грустным взглядом. Посмотрел в окно и пожалел, что уже давно бросил курить...

Спустя две недели эскулапы официально провозгласили меня выздоровевшим и пригодным для воздушных перевозок. Однако, добравшись до Альбукерке и взгромоздившись на борт пассажирского лайнера, я успел не раз и не два усомниться в точности врачебных выводов.

Протиснувшись по узкому проходу, я прилежно взгромоздился на кресло. Пассажирка, получившая билет у окна, уже заняла свое место, чем изрядно порадовала меня. Подыматься лишний раз, будучи наполовину загипсованным, накладно и весьма неприятно.

Девушка была миниатюрной, а журнал рассматривала большой, и лицо почти полностью скрывалось развернутыми страницами. Белая блуза с кружевами, темные брюки... Пожалуй, девице рановато путешествовать в одиночку, подумал я. Неровен час...

Округлая физиономия поднялась и повернулась. Я внезапно понял, что попутчица вовсе не столь юна и неопытна, как выглядела поначалу. Передо мной возникла молодая, весьма неглупая и недавно вынесшая удар в самое сердце женщина. Курносая и веснушчатая, но ведь ни в одном писаном законе не сказано, что всем подряд полагается иметь аристократически прямые носы? Ведь мир сделался бы отменно скучен и однообразен, киша безукоризненными красавицами...

К тому же, безукоризненные красавицы, как правило, грешат непроходимой тупостью. А этого я не выношу начисто.

- Что вы здесь делаете, Вэнджи? - полюбопытствовал я.

- Не знаю, честное слово, не знаю! - засмеялась Эванджелина Лоури. - В Санта-Фе не осталось ничего, о чем, как мне кажется, стоило бы сожалеть, а вы еще не достаточно оправились, чтобы странствовать в одиночестве... Я и подумала: а вдруг пара изгоев сумеет подыскать себе хоть маломальское утешение?

Утешение обнаружилось.

И очень скоро.

1

Шнеллер (от немецкого "schneller" - "быстрее") - устройство, позволяющее стрелять не сбивая точно взятого прицела, путем очень легкого нажатия на гашетку. Применяется, как правило, в охотничьих и спортивных ружьях.

2

Патологическая нечувствительность к боли.