Оранжерея счастья

Да, она легко могла бы расслабиться в его руках, отдаться его восхитительному мужскому обаянию — и стать навечно его. Но… но самое необходимое она не получит никогда — он не любит ее.

Из груди Клэр снова вырвался болезненный всхлипывающий вздох. Она отчаянно попыталась справиться с предательской слабостью и вырваться из сладкого плена его объятий, но он легко, словно ребенка, поднял ее на руки и, опустившись в кресло, усадил к себе на колени.

Она опустила голову ему на плечо. Всего на минутку, убеждала она себя, только чтобы немножко собраться с силами. Сейчас… сейчас она найдет мужество сказать: «Отпусти меня, подлец!» О Господи!..

Джейк почувствовал, как ее затрясло.

— Не надо так. У тебя есть мужчина — и не отрицай этого, милая, — негромко произнес он. — Слишком много тому доказательств. Одно утешает — я думаю, это твой первый любовник. Если бы они менялись один за другим, ты бы научилась свои связи скрывать. А сейчас вдруг свидетельства стали проявляться в огромных количествах. Все началось с того дня, как я вернулся из Рима и застал тебя за странным телефонным разговором. Ты уверяла, что говорила с Лиз, но виноватое выражение лица ясно показывало, что ты выдумываешь. Потом последовало внезапное предложение прекратить наши отношения под совершенно нелепым предлогом, будто ты устала и тебе все прискучило. Это далеко не последняя улика, милая, но я не стану перечислять.

Все время, пока он говорил, Клэр сдерживала дыхание, и теперь оно со свистом вырвалось наружу. Ей было слышно, как спокойно, равномерно бьется его сердце. А ее колотилось в груди как сумасшедшее. Если ко всему прочему добавить еще и полное отсутствие в его голосе гнева — а тем более ревности, — то все указывало на правильность ее вывода: все, что касалось ее, совершенно его не волновало.

Единственное, что Джейк в ней ценил, — это ее умение прекрасно организовывать его жизнь. Он сам нередко говорил, что никто не мог бы с этим справляться лучше ее.

— Не буду делать вид, что в восторге от сложившейся ситуации, — продолжил Джейк. Клэр, замерев, прикусила губу, но слабый проблеск надежды угас с его следующими словами: — Однако я все хорошо понимаю, и ты не должна винить себя. Главный виновник здесь я.

Она неслышно всхлипнула в его рубашку. Закрыла глаза. Теперь не надо ничего ни делать, ни говорить. Единственное, что от нее требуется, — это согласиться с его условиями.

Как-то все слишком просто. Она представляла себе ужасную сцену: холодная ярость Джейка, резкое приказание даже не приближаться к любовнику, пока они официально не разведутся. И неизбежные разъяснения, что ему абсолютно ни к чему статьи в желтой прессе о его блудной жене, что он не желает выглядеть посмешищем перед всем светом и не потерпит, если его имя начнут трепать в газетах.

Но вроде бы ничего подобного не намечается. Наверное, Джейк считает себя намного выше подобных сцен, а может… Как бы там ни было, очень сложно привести свои мысли в порядок, пока он так нежно гладит ее по волосам, словно хочет переложить все ее проблемы на свои плечи.

— Ты показала мне это довольно наглядно, еще до того, как я сам догадался, что нашему браку конец. С обеих сторон, хотя и по разным причинам. Я не удосужился подумать о наших отношениях. — В его голосе проскользнула нотка напряженности, когда он поудобнее усаживался, еще крепче держа ее за талию. — У тебя есть вполне нормальные желания, потребности, и ты более чем хороша собой, чтобы без проблем найти подходящего партнера. Мы же с тобой жили рядом, но — обособленно. В то время как между нами должно было произойти…

— Что?! — Клэр охватила ярость. Она резко дернулась, но вырваться из его объятий не удалось. Да он же просто ее оскорбил! Свел их отношения к простому инстинкту размножения! — Так же, как это «должно было произойти» между тобой и твоей итальянкой? — зло бросила Клэр. Ее глаза сверкали, высокие скулы покрылись жарким румянцем. — Так же, как и со многими другими? Ты уже, наверное, и счет им потерял?

На губах Джейка появилась удовлетворенная улыбка, и Клэр тут же захотелось его ударить. Вот она, реакция на ее слова: этот развратник просто вспоминает прелести роскошного тела принцессы, облизывается при мысли об уже побывавших в его постели и о тех, кто там еще окажется!

— Вот оно что. Гьянцетти. Я уж думал, под каким предлогом ты ее упомянешь?

Клэр яростно уставилась на Джейка. Господи, как же она его ненавидит! Как же его любит! Яростно сопя, она изо всех сил заколотила по его груди маленькими кулачками, пытаясь освободиться, а он лишь крепче обнял ее за плечи и хрипло приказал:

— Прекрати вертеться, женщина, не то я за себя не отвечаю. Нам еще осталось о чем поговорить. Я пытаюсь быть вежливым, но в связи с твоим поведением…

Он что, хочет обвинить ее в том, что сам же ее не выпускает? Клэр громко фыркнула. Ею владели гнев и обида — и отчаянное желание защитить себя.

— Говори же! — выдохнула она, не в состоянии пошевелиться в его руках. — Но сначала выпусти меня. Еще не хватает, чтобы ты меня случайно придушил. Я и с другого конца комнаты могу прекрасно тебя слышать. Не глухая! Зато он, видимо, оглох. Не обратил на ее требования ни малейшего внимания, наоборот, еще крепче сжал объятия и резко сказал:

— Тебе нужны настоящие взаимоотношения, основанные на любви. И моя вина, что я не понял этого раньше. Правда, я предлагал тебе, помнишь? — В его голосе послышалась нотка отвращения. — Но это было совсем не то, чего ты заслуживаешь. Поэтому я прошу тебя позволить мне попробовать снова — хотя бы ради всего, что нас связывало раньше. Я заслуживаю еще один-единственный шанс. — Теперь его голос стал мягким, манящим. — Кто бы он ни был, я заставлю тебя забыть о нем.

Почему он говорит так, словно она могла согласиться на это с любым, стоит лишь предложить! В Клэр все сжалось в один тугой ком. Ни слова о том, что она ему нужна, ни слова о любви.

Но чего еще могла она ожидать? Джейк хочет, чтобы она осталась с ним и не разрывала их соглашение, только и всего. А если вдруг разбушевались ее гормоны, что ж, он готов это понять — его, например, тоже разыгрывались, и он всегда искусно умел успокаивать их с другими за ее спиной. Никогда в жизни она еще не чувствовала себя такой оскорбленной и униженной!

Ярость придала Клэр сил, и она снова принялась колотить по его груди. Джейк отпустил ее, но лишь на небольшое расстояние, продолжая крепко держать за талию.

— Да за кого ты меня принимаешь? — задыхаясь, выкрикнула Клэр.

Ее глаза сжигали Джейка пламенем презрения, а руки так и чесались влепить ему пощечину за его ленивую улыбку.

— Ты прекрасная, умная, самая желанная женщина.

Клэр судорожно ловила ртом воздух. До чего же он красив! Черты лица смягчились, волосы отливают золотом в пляшущем свете камина… Клэр снова задохнулась — от любви.

Руки Джейка скользнули по ее бедрам, и этот нежный жест оказался последней каплей — не в силах больше бороться с собой, она громко разрыдалась.

Он выглядел потрясенным.

— Не плачь. Я не могу видеть тебя плачущей! Я возьму все на себя, обещаю.

Успокаивает ее, словно малого ребенка, чьи нехитрые горести могут разрешиться простым вмешательством взрослого здравомыслящего человека.

Но она давно уже не ребенок, она женщина! И эта женщина плачет о мужчине, которого отчаянно, безответно любит. А его руки вместо успокоения сводят ее с ума. Вцепившись в его плечи, она спрятала мокрое от слез лицо у него на груди и постепенно начала успокаиваться, затихать.

— Лучше, милая? — Он взял ее ладони в свои и мягко отстранил — так, чтобы видеть лицо.

Во всем теле она чувствовала такую слабость, что даже не сделала попытки встать с его колен. Только сморгнула последние слезинки, и четче проступил перед ее глазами серебристо-стальной блеск его глаз.

— Выпей — тебе поможет. По крайней мере мне — точно, — хрипловато сказал он, потом встал, подошел к столу и налил вино в бокалы.

Протянул один Клэр, и она дрожащими пальцами вцепилась в бокал, как утопающий хватается за соломинку. Со стороны могло показаться, что она умирает от жажды, — с такой скоростью она выпила половину.

Джейк забрал у нее бокал и поставил на стол рядом со своим, нетронутым. С трудом, потому что выпитое вино и безумное желание ударили ей в голову, Клэр пробормотала:

— Я думала… мне показалось, ты хотел пить.

— Но не вино. — Джейк встал перед ней на колени так, что они оказались лицом к лицу. Почти касаясь губами ее лица, он прошептал: — Вот это, — и кончиком языка коснулся ее губ, еще влажных от вина. — Это опьяняет куда сильнее.

Слова, сказанные глухим голосом, кружили Клэр голову, чувственная игра с ее губами вызвала в ней бешеный взрыв страсти, для которой дразнящих легких поцелуев слишком мало. Она бессознательно ответила на его поцелуй, и тут его руки начали медленно, сладостно исследовать ее тело, начиная от бедер, поднимаясь до плеч и вновь возвращаясь назад.

От медленных, умелых ласк Клэр горела словно в огне, сжигавшем ее дотла, лишавшем способности соображать. Она взяла его за плечи, притянула к себе, и дразнящий поцелуй перешел в глубокий, страстный.

Джейк не останавливался, его руки проникли под ее свитер, пальцы дотронулись до нежной как шелк кожи, вызывая страстную дрожь.

Когда Джейк поднял голову и на секунду отстранился, она протестующе замычала, а когда он сжал ее грудь и большими пальцами погладил затвердевшие от возбуждения соски, ее вскрик перешел в стон наслаждения.

— Любимая, ты — моя. Я тебя никуда не отпущу!

Его глаза стали совсем черными, в них светился страстный, завораживающий огонь. Она хотела принадлежать ему, только ему. Навсегда. Трепеща, она разжала объятия и начала нежно гладить ладонями это любимое лицо; от его ласк сердце выскакивало из груди.

Сейчас он скажет, что не может жить без нее, что любит и никому не отдаст… Его глаза держали ее, приковывали к себе с такой силой, что она испугалась бы, если бы так безумно его не любила.

Тяжело дыша, Джейк закрыл глаза, и Клэр увидела, что он крепко стиснул зубы, потом судорожно сглотнул. Его руки опустились и крепко сжались в кулаки. Сбитая с толку, Клэр дотронулась до его плеча. Джейк открыл глаза, и на мгновение ей показалось, что в них отразилась боль. Нет, скорее всего, это просто игра света, которую ее распаленное воображение приняло за чувство, подумала она.

— Мы можем стать настоящими мужем и женой, — тихо сказал Джейк. — И то, что произошло, доказывает это как нельзя лучше. — Он снова судорожно сглотнул и низким голосом продолжил: — Оставь того парня, или я заставлю его оставить тебя. Не говори мне о нем ничего, я не хочу знать. Но если он причинит тебе хоть малейший вред, то пожалеет, что появился на свет.

Его губы плотно сжались. Резко поставив Клэр на ноги, он встал сам. Даже сквозь пелену набежавших на глаза слез она увидела, как он старается снова вернуться в нормальное состояние. Когда ему удалось взять себя в руки, он проговорил:

— Я безумно хочу тебя. Прямо сейчас. Но мы оба должны подождать, пока ты не сделаешь то, что должна. Напиши ему письмо. — Он решительно выпрямился, но улыбался по — прежнему мягко. — Тебе ни к чему скрывать, что и тебя ко мне тянет. Нам будет очень хорошо, поверь. — Тыльной стороной ладони он провел по ее застывшему лицу. — Сейчас я приготовлю ужин, а завтра мы во всем разберемся.

Словно ничего и не произошло, Джейк пошел на кухню. А Клэр почувствовала, будто только что заглянула в рай, но врата захлопнулись перед самым ее носом.

Потрясенная, она долила себе в бокал вина и, медленно потягивая его, уставилась на затухающий огонь в камине. Подняться и подбросить дров не было никаких сил.

Итак, ничего не изменилось. Джейк по — прежнему уверен, что ей просто нужен мужчина. Любой. И предложил ей себя, только чтобы она не разрывала соглашение и осталась с ним.

«Ты моя, — сказал Джейк. — Я тебя никуда не отпущу». В мире, в котором» он вращался, обладание чем-либо было главным. Она его более чем устраивает, и он ни в коем случае не желает ее лишаться — да и не так уж сложно этого добиться. Достаточно иногда, когда ей того захочется, отвлечься от бизнеса и заняться любовью. А она, дура набитая, позволила обвести себя вокруг пальца, стоило ему ловко разыграть страстную сцену. Ведь поверила и ждала от него слов любви, которых он не скажет никогда.

Джейк не любит ее и не полюбит. За это она его ненавидела, но себя ненавидела еще больше — за то, что была такой дурой.

От запаха жареного мяса ее чуть не стошнило. Добредя до кухни, она остановилась в дверном проеме и деревянным голосом сказала:

— Мне не хочется есть. Я иду спать. До завтра.

До завтра, когда она скажет ему последнее «прости»…

Клэр не уснула, просто не могла. Как он прошел в свою комнату, она тоже не слышала. Даже заставить работать мозги не получалось. Если бы она позволила себе думать и чувствовать, то просто умерла бы, вспоминая момент, когда поверила, что он вот-вот признается ей в любви. Когда проглотила мерзкое утверждение, что все, что ей нужно, — физическое удовольствие и доставить это удовольствие в его власти. Если бы она начала всерьез думать о нанесенном оскорблении, то, скорее всего, дождалась бы, когда он уснет, и перерезала бы ему глотку.

Лучше вообще не думать. Методично собрав свои вещи, Клэр присела на край кровати и просидела так до рассвета, тупо глядя в окно. Когда первые лучи восходящего солнца бросили розовый отблеск на ее бледное лицо, она поднялась. Медленно-медленно, как немощная старуха, она почистила зубы, кое-как пригладила волосы и, набросив на плечи свитер, спустилась вниз.

На кухне пахло свежеприготовленным кофе, но Джейка там не оказалось. Услышав стук топора, она вышла во двор.

На деревянном чурбаке Джейк рубил дрова; на лице его отражалась какая-то странная жестокость. Однако, когда он заметил ее и выпрямился, его взгляд смягчился. Тяжело дыша, он сказал:

— Не стой на ветру, милая, замерзнешь. Я сварил кофе, иди, налей себе чашечку. Я тоже подойду, как только закончу.

Можно подумать, все в порядке. В полном ажуре.

— Я уезжаю.

Голос прозвучал фальшиво. Во рту пересохло. Ее всю трясло как в лихорадке. Она увидела, как он сжал тяжелую ручку топора, как побелели суставы его пальцев. Останавливаться нельзя ни в коем случае, надо довести дело до конца. Если она останется, неразделенная любовь ее погубит.

— Вчера ты был не прав, — продолжала Клэр, чувствуя, как холодный ветер продувает ее насквозь. Она непроизвольно вздрогнула. — Я хочу развода, чтобы выйти замуж… за него. Я его люблю. И мне нужна свобода. Это ведь оговорено в нашем контракте, помнишь?

В первые мгновения ей показалось, что Джейк сейчас подойдет к ней, но он продолжал стоять на месте, пронзая ее тяжелым взглядом. И молчал. Потерял дар речи? Не знает, что сказать? Да и как возразить, если она упомянула о контракте?

— Могу я воспользоваться твоим телефоном в машине, чтобы вызвать такси? — спросила Клэр, предупреждая возможное предложение отвезти ее.

— Это исключено, — резко отчеканил Джейк. — После того, что произошло прошлой ночью, после того, как ты отреагировала…

Топор выпал из его рук, и ее глупое сердце дрогнуло.

Глупости! — одернула себя Клэр. Он только что сам себя выдал. «Отреагировала»… словно он нажал на какие-то особые рычаги, и она немедленно сделала то, что ему было нужно.

— Ах, это, — небрежно бросила Клэр, пожав плечами. — Поверь, мне очень неудобно. Я… я так по нему скучаю… — Она запнулась, но это сработало в ее пользу. Джейк не должен понять, как ей противно произносить ложь, на которую он сам ее толкает. — Мы любим друг друга, а поскольку я замужем за тобой, это создает определенные трудности.

Клэр старательно избегала глядеть на Джейка, даже когда услышала, как тяжело и прерывисто он дышит. Она знала, что стоит только посмотреть на него, как она не сможет удержаться и скажет, что ни единого слова правды в ее словах нет, что она любит его, и только его, что хочет остаться с ним навсегда, лишь бы он постарался хоть чуточку тоже ее полюбить.

Она развернулась и, гордо выпрямившись, ушла в дом. Пусть он никогда не узнает, чего ей все это стоило!

Глава ОДИННАДЦАТАЯ

Олимпия Джорес-Темлин величаво поднялась из-за письменного стола и с брезгливым выражением на лице протянула телефонную трубку.

— Это тебя. Пожалуйста, недолго. И объясни звонящему, что тебя нельзя отрывать от дел в рабочее время. Я думала, ты усвоила мое правило.

Проглотив грубое замечание, Клэр вышла из-за шаткого столика, сплошь заваленного стопками старинных фолиантов; лишь на уголке приютилась допотопная пишущая машинка с западающими клавишами.

Пора убираться отсюда, подумала она, ступая по обшарпанному, побитому молью ковру. Олимпия уверяла, что это семейная реликвия; возможно, он и являлся таковой лет двести назад, но теперь потерял всякий вид и определенный цвет.

Клэр обрадовалась, когда ей предложили место секретаря у этой пожилой дамы. В глуши Нортумберленда, в родовом имении семьи Джорес-Темлин — унылом каменном доме, — она рассчитывала зализать свои раны, собраться с силами. К тому же — абсолютно никакой возможности случайно столкнуться с Джейком.

Но полгода терпеть обращение с ней как со служанкой… Полгода отпечатывать на машинке скучнейшие мемуары Олимпии — которые ни один человек в здравом уме не станет публиковать, а тем более читать — и к тому же копаться в ее родословной — это уже слишком!

Прабабушка Олимпии по материнской линии была младшей дочерью обедневшего герцога. И эта тема затрагивалась в любом разговоре, двадцать раз на дню. Еще в обязанности Клэр входило составление календаря, в котором пока что не нашлось ничего интереснее организации праздника цветов в деревне или ужина с пятью нуднейшими господами. Клэр решила, что этого с нее вполне хватит.

Не обращая внимания на недовольный взгляд хозяйки, Клэр взяла трубку. Олимпия холодно произнесла:

— Грайс, наверное, уже сварила мой кофе. Я буду пить его в гостиной. Потом ты вымоешь мне голову. Грайс и без того забот хватает, в ее-то возрасте.

Просто чудо, что миссис Грайс давно не умерла в этой дыре от тоски, фыркнула Клэр про себя, поворачиваясь к хозяйке спиной. Недоуменно подняв брови, она сказала в трубку:

— Алло!

Клэр предупреждала Лиз и Салли, чтобы они не звонили ей раньше восьми вечера, а больше никто не знал, что она здесь. Но это была Салли Хардинг, и ее слова чуть не сбили Клэр с ног:

— Ты можешь приехать? Не хочу тебя пугать, но это из-за Лиз. Она хочет тебя видеть.

— Она заболела? — охрипшим голосом спросила Клэр. Конечно, заболела, иначе необычайно независимая Лиз ни за что не попросила бы дочь бросить все на свете и мчаться к ней. Значит, случилось что-то серьезное. Клэр охватила паника. — Где она? В какой больнице?

Салли поспешно ответила:

— Нет-нет, она здесь, в Ларк-Коттедж.

Еле удержавшись от расспросов, что произошло и что говорят врачи, Клэр быстро сказала:

— Я выезжаю прямо сейчас. Передай Лиз, что я буду самое позднее вечером.

Чем раньше она приедет, тем скорее выяснит, насколько тяжела ситуация.

Лиз не может быть безнадежно больна, убеждала она себя, пулей вылетая из комнаты. Она не в больнице, и Салли достаточно сведуща в медицине, чтобы не позволить ее состоянию ухудшиться.

Но все-таки это что-то достаточно серьезное, если она послала за ней. Клэр коротко постучала в дверь гостиной и, не дождавшись приглашения, вошла.

Как всегда, в огромной, обставленной старинной мебелью комнате было холодно, несмотря на то что на дворе всеми красками сиял август. Олимпия поставила кофейную чашку на стол и резко произнесла:

— Я еще не готова. Придешь через полчаса, а пока продолжай распечатывать сегодняшнюю часть с того места, где остановилась.

— Мне надо уехать, — заявила Клэр. Надменный вид хозяйки больше на нее не действовал. Мысли занимали куда более важные вещи. — Звонила компаньонка матери. Лиз — моя мать — зовет меня. У нее слабое здоровье, она уже пережила один сердечный приступ. Не знаю, сколько буду отсутствовать. Я вас предупрежу о возвращении заранее. Я сама свяжусь с агентством и попрошу подыскать мне временную замену.

Чувство вины не оставляло ее всю дорогу до Ларк-Коттедж. Полгода назад, когда Клэр объявила о своем разводе с Джейком, Лиз была буквально ошарашена, несмотря на то что дочь сделала все возможное, чтобы преподнести эту новость как можно более безболезненно.

— Ты всегда говорила, что лучшего зятя нельзя и пожелать, — заключила она тогда и, почувствовав непрошеную виноватую нотку в своем голосе, попыталась убрать ее и говорить как можно более бодро. — Я не прошу тебя вычеркивать его из списка своих лучших друзей. Только пойми, что наш разрыв необходим нам обоим.

Как невыносимо трудно было притворяться, что она относится ко всему этому с легкостью! Как трудно было игнорировать слезы Лиз, когда та убеждала ее, что все пары иногда переживают трудные времена, даже стоят на грани разлада, и что терпение и доброжелательность с обеих сторон творят чудеса… Она говорила и говорила, пока Клэр не закусила губу, чтобы не закричать. Так и подмывало спросить мать, как она может рассуждать о том, о чем не имеет ни малейшего понятия. В конце концов, ее собственный брак оказался совершенно неудачным.

А еще хотелось броситься к Лиз, прижаться к ее груди и признаться, что их с Джейком брак никогда не был настоящим, что она согласилась выйти за него только потому, что он пообещал помогать Лиз деньгами, что она любит его больше жизни, а ушла от него потому, что иначе сошла бы с ума…

Но Лиз не должна этого знать. Поэтому Клэр, чтобы избежать ситуации, в которой боль станет совсем невыносимой, прошла на кухню заварить чай, и эта тема больше не затрагивалась. Только Лиз иногда сокрушенно вздыхала, открывала рот, словно хотела что-то сказать, но тут же его закрывала, тем самым показывая, что все еще об этом думает.

Через две недели, когда Клэр уже нашла работу у Олимпии Джорес-Темлин через агентство, которое знала еще до замужества, Лиз, казалось, наконец смирилась с происходящим. Но неизвестно, как это повлияло на состояние ее здоровья. Насколько сильно она беспокоилась о дочери и ее распавшемся браке?

Клэр отлично знала, что Лиз рассматривает блестящую партию дочери с «человеком, лучше которого только святые» как вознаграждение за ее собственное несчастное замужество. Возможно, Клэр следовало поменьше думать о собственных эмоциях и больше — о Лиз и вместо развода стиснуть зубы покрепче и остаться с человеком, которого любила и который, как это ни ужасно, никогда ее не полюбит. Тогда она смогла бы уберечь мать от потрясений и расстройств.

Но что сделано, то сделано, и ничего назад не вернешь, оборвала она себя. Их брак расторгнут, и теперь нужно поскорее забыть Джейка. Пока что это не удавалось. С каждым днем боль только усиливалась, и сожаление тоже. Но она жалела не о том, что любит его так самоотверженно, а о том, что Джейк никогда не сможет так же полюбить ее в ответ.

Если бы с ней связался его адвокат и она узнала, что Джейк начал бракоразводный процесс, она бы наконец заставила себя посмотреть правде в глаза и зажила бы своей жизнью. Но ни о чем подобном она не слышала с тех самых пор, когда он в полном молчании отвез ее в лондонскую квартиру, проводил до дверей и немедленно уехал…

Когда она подъехала к Ларк-Коттедж, начало смеркаться. В саду пышно цвели поздние цветы, но сам дом выглядел сумрачным, замкнутым. Ни одно окно не распахнуто навстречу легкому ветерку, дверь плотно затворена.

Клэр думала, что Салли встретит ее на ступеньках или в крайнем случае будет выглядывать из окна, ожидая ее приезда.

Ужас сжал сердце при мысли, что Лиз стало хуже с тех пор, как Салли позвонила ей, и что ее пришлось отвезти в больницу. Клэр заторопилась. В ужасном подозрении ее убедило то, что, подергав за ручку входной двери, она поняла, что дом заперт.

Поспешно роясь в сумочке в поисках ключа, Клэр старалась не думать о худшем? Она уже потеряла Джейка и не могла смириться с мыслью, что может потерять и мать.

Срывающимся голосом она окликала Лиз и Салли, быстро шагая по коридору, но ей никто не отвечал; в доме царила гробовая тишина. Паника Клэр нарастала с необычайной быстротой. Она чуть не упала, когда ей бросился в глаза большой белый конверт, лежащий на столике рядом с телефоном.

Похолодевшими пальцами Клэр взяла конверт и с трудом вскрыла его — руки ее не слушались. Сейчас она узнает, что же случилось. Наверняка записку оставила Салли, зная, что она уже в пути. Нужно собраться с силами и прочитать послание.

Некоторое облегчение принесло то, что лист был исписан аккуратным почерком Лиз. Значит, Лиз хотя бы могла держать в руках ручку. Но облечение прошло, едва она пробежала глазами по строчкам:

«Дорогие мои, я надеюсь, что мое письмо не причинило вам много беспокойства. В противном случае — простите меня, пожалуйста. Я очень хочу увидеть вас обоих, но пока не могу. В первую очередь вам надо встретиться с глазу на глаз, обо всем хорошенько поговорить и разобраться в сложившейся ситуации. Мы оставили в холодильнике массу продуктов; Джейк, дорогой, специально для тебя там же стоит бутылка великолепного шампанского. Думаю, вам будет что отпраздновать! А в это время мы с Салли прохлаждаемся в первоклассном отеле в Бате. И держим за вас обоих скрещенные пальцы!» Старая хитрая негодяйка! Клэр скомкала листок и швырнула его в угол, слезы ярости навернулись ей на глаза. Неужели Лиз такая бесчувственная? Даже не подумала, что Клэр будет сходить с ума от беспокойства! Как она могла поступить так с собственной дочерью? Неужели не поняла, что им с Джейком не о чем разговаривать и что подстроенная встреча не принесет ей ничего, кроме боли?

Первым ее желанием было немедленно запереть дом, вскочить в машину, помчаться в Бат, прочесать все отели, найти там свою хитроумную мамочку и привести ее в чувство с помощью нескольких правильно выбранных слов.

Но от пережитого шока она почувствовала страшную усталость. Колени подкосились, и она бессильно плюхнулась на стул около телефона. Единственное, что радовало, — с матерью все в порядке.

Конечно, Лиз не могла и предположить, как возможность снова встретиться с Джейком повлияет на Клэр. Лиз свято верила, что брак заключается только по любви и на долгие годы, что любовь побеждает все на свете и что стоит устроить им свидание наедине, как они, точно по мановению волшебной палочки, немедленно помирятся.

Клэр глухо застонала. Пора убираться отсюда — чем быстрее, тем лучше. Наверняка Джейк уже мчится сюда, также обманутый «ложной тревогой».

Однако нельзя допустить, чтобы и он так же беспокоился, как она, когда нашла дом пустым. Клэр подняла смятое письмо и разгладила его. Лучше всего прикрепить его к входной двери, вместе с краткими извинениями за беспокойство, причиненное ее матерью. Джейк, естественно, разозлится, но все же ему будет приятно узнать, что с Лиз все в порядке и что она сейчас не борется в больнице со смертью.

Поспешно подойдя к столу, где Лиз держала свои деловые бумаги, Клэр вырвала лист из какого-то блокнота — и замерла. Она была слишком занята своими мыслями и не услышала, как к дому подъехала машина, но четкий звук открываемой двери вернул ее к действительности.

Слишком поздно что-то делать, подумала она, чувствуя, что ее мутит. В коридоре раздался голос Джейка, окликавшего Лиз — точно так же, как она полчаса назад.

Клэр закусила губу. Ужасно захотелось спрятаться под диван, но она понимала, что это делу не поможет. Придется встретиться с ним лицом к лицу и увидеть в глазах человека, которого любит больше жизни, холодное презрение. Вот наказание за то, что она отдала любовь тому, кому это совершенно не нужно. Джейк снова позвал Лиз, и Клэр, сделав глубокий вдох и выпрямив спину, шагнула из дверей:

— Я здесь, Джейк.

Он стоял к ней спиной, и, когда обернулся, ее сердце болезненно сжалось. Он выглядел постаревшим и усталым, словно они не виделись шесть лет, а не шесть месяцев. Безжизненное, холодное выражение лица разделяло их намного больше, чем все материки и океаны мира. Даже не поздоровавшись, он коротко спросил:

— Что случилось? Где Лиз? Мне звонила Салли Хардинг.

Клэр с трудом проглотила ком в горле. Джейк ясно давал понять, что лично она для него больше не существует. Но чего еще можно ожидать? Мысленно проклиная свою мать за то, что та ввергла ее в эту кошмарную ситуацию, Клэр молча протянула ему письмо. Это все объяснит. Ей даже не понадобится ничего говорить, сейчас он прочтет бумагу и уйдет.

Презирая себя за сомнительное удовольствие, которое приносили ей эти минуты, Клэр всматривалась в его лицо, пока он читал письмо Лиз. Кроме того, что он крепко стиснул зубы, его черты не выражали ничего. Оставалось позавидовать такому самообладанию.

Хотя, может быть, дело совсем в другом. Просто Джейк успешно вычеркнул ее из своей жизни, и сумасшедшая идея пожилой женщины свести их снова не вызвала в нем даже легкой досады из-за того, что пришлось прервать дела и потратить пару часов драгоценного времени.

— Значит, ты ей правду так и не сказала? — холодно осведомился Джейк, бросив письмо на столик.

Сердце Клэр бешено заколотилось. Она не сомневалась, что он просто уйдет, что вряд ли ему захочется беседовать с ней.

— Как бы я могла? — резковато отозвалась Клэр, непроизвольно обхватывая себя руками. — Брак мамы был сплошным кошмаром. Она надеялась, что хотя бы — мне удалось узнать счастье. Как я могла сказать ей правду, разрушить все ее иллюзии, хладнокровно поведать, что наш брак был не более чем деловым соглашением?

— Я имел в виду правду о разводе, — уточнил Джейк. — О другом мужчине. О том, без кого ты жизни не представляешь. Странно, что ты ничего об этом не сказала. Я полагаю, ты еще не раздумала выйти за него?

Его безразличный тон пугал Клэр. Ну что ему ответить? Снова лгать? Нет, это невозможно. Клэр беспомощно пожала плечами, но это его не удовлетворило. Он безапелляционно заявил: