Требования были жесткими, как нельзя более отвечающими революционному максимализму. В 1871 году выходит в свет "Катехизис революционера", автором которого был народоволец Сергей Геннадьевич Нечаев, он же был и "автором" первого успешного в России террористического акта, совершенного в интересах единства рядов. Знакомство с "Катехизисом" дает представление о царящей в рядах народовольцев и последующих за ними революционеров атмосфере, морали, мировоззрении.
      "1. Революционер - человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью - революцией.
      2. Он в глубине своего существа не на словах только, а на деле разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он для него - враг беспощадный, и если он продолжает жить в нем, то только для того, чтобы его вернее разрушить.
      3. Революционер презирает всякое доктринерство и отказывается от мирной науки, предоставляя её будущим поколениям. Он знает только одну науку, науку разрушения. Для этого, и только для этого, он изучает теперь механику, физику, химию, пожалуй, медицину... Цель же одна - наискорейшее и наивернейшее разрушение этого поганого строя.
      4. Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех её побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него все, что способствует торжеству революции.
      5. Революционер - человек обреченный. Беспощадный для государства и вообще для всего сословно-образованного общества, он и от них не должен ждать для себя никакой пощады. Между ними и им существует или тайная, или явная, но непрерывная и непримиримая война не на жизнь, а на смерть. Он каждый день должен быть готов к смерти. Он должен приучить себя выдерживать пытки.
      6. Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела... Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно и неутомимо к этой цели, он должен быть всегда готов и сам погибнуть и погубить своими руками все, что мешает её достижению.
      7. Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение. Она исключает даже личную ненависть и мщение. Революционная страсть, став в нем обыденностью, ежеминутностью, должна соединиться с холодным расчетом..."
      "Катехизис" подробно раскрывает отношения революционера к товарищам по революции, к обществу, к народу и состоит из 26 параграфов. Признается допустимым и даже необходимым солидарность только с себе подобным. "С целью беспощадного разрушения революционер может, и даже часто должен, жить в обществе, притворяясь совсем не тем, что он есть. Революционеры должны проникнуть всюду, во все слои, высшие и средние, в купеческую лавку, в церковь, в барский дом, в мир бюрократический, военный, в литературу, в Третье отделение и даже в Зимний дворец", - говорится в параграфе 14.
      "15. Все это поганое общество должно быть раздроблено на несколько категорий. Первая категория - неотлагаемо осужденных на смерть. Да будет составлен товариществом список таких осужденных по порядку их зловредности для успеха революционного дела, так, чтобы предыдущие номера убрались прежде последующих...
      17. Вторая категория должна состоять именно из тех людей, которым даруют только временно жизнь, дабы они рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта.
      18. К третьей категории принадлежит множество высокопоставленных скотов или личностей, не отличающихся ни особенным умом, ни энергией, но пользующихся по положению богатством, связями, влиянием и силою. Надо их эксплуатировать всеми возможными манерами и путями: опутать их, сбить их с толку и, овладев по возможности их грязными тайнами, сделать их своими рабами...
      19. Четвертая категория состоит из государственных честолюбцев и либералов с разными оттенками. С ними можно конспирировать по их программам, делая вид, что слепо следуешь за ними, а между тем прибрать их в руки, овладеть всеми их тайнами, скомпрометировать их донельзя так, чтобы возврат был для них невозможен, и их руками и мутить государство.
      20. Пятая категория - доктринеры, конспираторы и революционеры в праздно-глаголющих кружках и на бумаге.
      Их надо беспрестанно толкать и тянуть вперед, в практичные головоломные заявления, результатом которых будет бесследная гибель большинства и настоящая революционная выработка немногих.
      21. Шестая и важная категория - женщины, которых должно разделить на три главных разряда.
      Одни - пустые, обессмысленные и бездушные, которыми можно пользоваться как третьей и четвертою категориею мужчин.
      Другие - горячие, преданные, способные, но не наши, потому что не добрались ещё до настоящего бесфразного и фактического революционного понимания. Их должно употреблять как мужчин пятой категории.
      Наконец, женщины совсем наши, то есть вполне посвященные и принявшие всецело нашу программу. Они нам товарищи. Мы должны смотреть на них как на драгоценнейшее сокровище наше, без помощи которых нам обойтись невозможно"1.
      Данный документ без купюр власти даже публиковали во время процесса над нечаевцами в "Правительственном вестнике", рассчитывая на дискредитацию революционного движения. К. Маркс с Ф. Энгельсом тоже его использовали в борьбе с Бакуниным, ошибочно считая того автором. Как бы критически ни рассматривать "Катехизис" Нечаева, приходится отметить, что дальнейшее развитие событий приведет к почти буквальному следованию его заповедям, правда, они будут регламентировать жизнь только общей массы исполнителей.
      Жизнь профессионального революционера проходила в условиях постоянной опасности ареста, требовала отказа от всего личного - семьи, дома, привычек, элементарных удобств. Не каждый был способен на такое. Поэтому проверка была жесткой. В ходе неё выяснялось, обладает ли кандидат необходимыми для революционера личными качествами, от лиц, их знающих хорошо, и организаций, в которых они работали, получали рекомендации; проверяли на поручениях. В основном эту работу проводили группы содействия "Искре". Кандидаты подбирались только путем личных связей членов этих групп в различных социальных слоях населения. Для нелегальной революционной работы подбирались люди, беззаветно преданные идеям пролетарской революции, безукоризненно честные, способные к самопожертвованию, стойкие и выдержанные, энергичные и инициативные, умеющие самостоятельно принимать решения и хранить секреты организации. "Лучше 2-3 энергичных и вполне преданных человека, чем десяток рохлей"1. К тем, кто предлагал свои услуги сам, отношение было очень осторожным, так как было известно, что "нет организации, в которую с большим или меньшим усилием не мог бы вкрасться шпион" ("Инструкция для революционных социал-демократов"). В 1917 году газета московских большевиков публикует статью "О провокации", в которой говорилось: "В большинстве случаев это люди, примкнувшие к рабочему движению, участвовавшие в борьбе, но оказавшиеся слишком слабыми и малодушными для того, чтобы вынести все те тяжелые испытания, которые выпали на долю борцов. Раз попав в царский застенок, они начинали продавать и предавать своих братьев, вчерашних товарищей по борьбе, лишь бы спасти самих себя.... Ни одна организация не была застрахована от проникновения в неё агентов-провокаторов"2.
      Немаловажным было выяснить и негативные черты личности, даже такие, как отношение к спиртному, к азартным играм. "Деятель со слабой головой не должен вовсе употреблять спиртных напитков, могущий же пить не должен этим злоупотреблять. Известно, что человек выпивший делается слишком откровенным и доверчивым, и неоднократно аресты являлись следствием болтовни пьяного; поэтому человеку прекраснейшего характера, но склонному к злоупотреблению спиртными напитками, нельзя доверять организационных тайн. Ни под каким видом не следует допускать к работе людей бесчестных в домашней жизни, ворующих или эксплуатирующих других; подобные люди, руководствуясь в жизни исключительно личным интересом, не могут быть преданы делу"3.
      Но мало было подобрать человека, получить на него положительные характеристики, нужно было подготовить его для работы в условиях подполья, привить ему качества профессионала. И такая работа проводилась. Готовились кадры "испытанных, профессионально вышколенных не менее нашей полиции, революционеров"4. И "когда у нас будут отряды специально подготовленных и прошедших длинную школу рабочих-революционеров, тогда с этими отрядами не совладает никакая политическая полиция в мире"5. Важнейшим организационным принципом Ленин считал подготовку профессиональных революционеров. По его инициативе и при поддержке эмигрантов из членов партии за границей создается ряд партийных школ. На о. Капри Горьким, Богдановым и Луначарским создается 1-я школа для подготовки работников-профессионалов, такая же школа создается под Парижем в Лонжюмо, в Болонье (Италия) открыта школа пропагандистов. Материальные и технические условия ограничивали пребывание 12-15 слушателями. Лекции читались по следующим предметам: политическая экономия, история русской литературы и история рабочего движения на Западе, история РСДРП, государственное право, преподавался ряд других дисциплин, кроме того, проводились практические занятия.
      Учиться приходилось на собственном опыте. Те, кто недооценивал охранку, пренебрегал правилами конспирации, а это, как правило, были молодые члены партии, убеждались в том, что требования партии обсуждению не подлежат, а требуют строгого исполнения. Тюрьмы переполнялись главным образом за счет недавно вступивших в партию членов. Царская тюрьма, ссылка, этапы усилиями самих революционеров превращались для молодежи в хорошую теоретическую школу и школу конспирации. Здесь же каждый изучался со всех сторон, что имело огромное значение для будущего. Так, в следственной тюрьме Дзержинский организовал школу, разделенную на 8-10 групп. Преподавали там всё, начиная с азбуки и кончая марксистской теорией в зависимости от степени подготовки. Занятия проводили сами же заключенные.
      Ленин понимал, что организовать дело так, чтобы работать эффективно и без провалов, может только профессионал. "Против нас, против маленьких групп социалистов, ютящихся по широкому русскому "подполью", стоит гигантский механизм могущественного современного государства, напрягающего все силы, чтобы задавить социализм и демократию. Мы убеждены, что мы сломим в конце концов это полицейское государство, потому что за демократию и социализм стоят здоровые и развивающиеся слои всего народа. Но, чтобы вести систематическую борьбу против правительства, мы должны довести революционную организацию, дисциплину и конспиративную технику до высшей степени совершенства. Необходимо, чтобы отдельные члены партии или отдельные группы членов специализировались на отдельных сторонах партийной работы... Такая специализация требует, мы знаем это, гораздо больше выдержки, гораздо больше умения сосредоточиться на скромной, невидной, черной работе, гораздо большего истинного героизма, чем обыкновенная кружковая работа"1.
      Особое внимание уделялось подбору мест, пригодных для проведения явок, собраний, кружковой работы, так как скопление людей в одном месте, по одному адресу привлекало внимание полиции и вело к провалу и, следовательно, к аресту. Главным требованием было учесть обстановку вокруг выбранного места, предназначенного для явки, и гармонично к ней избрать легенду. Так, для революционеров из числа интеллигенции явки подбирались в книжных магазинах, в аптеках, в редакциях газет (московского "Курьера", "Петербургской газеты"), в государственных учреждениях - банках, земских управах, в здании Статистического комитета, консерватории и др. Главное, чтобы "держатели" отличались аккуратностью, честностью, умением хранить доверенную тайну, и более того, они должны были не только относиться к революционному движению сочувственно и оказывать ему сознательную помощь, но и быть, по отзывам полицейских органов, политически благонадежными, вполне лояльными людьми и стоять в стороне от революционного движения. Жандармский генерал А. Спиридович в известных "Записках жандарма" вспоминает, что "сходки происходили обычно на квартирах, но с наступлением теплого времени устраивались массовки. За городом, где-либо в лесу, собирались, как на прогулку, сорганизованные рабочие. Выступали ораторы. Первые массовки удавались, но потом мы научились предупреждать их без особого шума.
      Происходили сходки и на реке. Под вечер в тихих затонах Труханового острова, сцепивши бортами несколько лодок, руководители устраивали настоящую плавучую аудиторию. На всякий случай взято пиво, хлеб, селедки. Как будто прогулка. Кстати, есть и барышни. Справиться с такими сходками было нелегко....
      Труднее было справиться с так называемыми "биржами". На Подоле, где жила главная масса евреев, эсдеки выбирали какую-либо улицу, и там в определенный час собиралась партийная публика. Агитация, "дискуссии" шли в открытую. Жаргон слышался всюду, русской речи не было. При появлении полиции все смолкало, на тротуаре мирное гулянье. Брать было не за что. Посылали патрули, при виде которых молодежь разбегалась, но и это не помогало, биржи продолжались"2.
      Широко практиковалось использование адресов частнопрактикующих врачей, преподавателей и т.п. Система явочных адресов была широко разветвлена и имела единственный организующий центр. Так, книжный магазин "Нива" называли даже "штабом" окружного комитета.
      Зайдя в него и назвав условный пароль, можно было получить адрес явки на данный день, т.е. адрес квартиры, где принимает секретарь окружного комитета. Для тех, кто по роду работы, носимой форме одежды выделялся из постоянных посетителей того или иного адреса, подбирались другие явки, отвечающие требованиям конспирации. Ленин сам в 1906 году часто "работал на квартире К.Ф. Неслухавского - инспектора и преподавателя юнкерского пехотного училища. Квартира помещалась в стенах училища, поэтому была абсолютно надежна в конспиративном отношении"1.
      Конспиративные квартиры имели, как правило, строго определенное назначение. Одни использовались как явочные, другие для собраний, укрытия революционеров, хранения литературы, техники и т.п.
      Квартира для проведения собраний, как и любая другая, тщательно подбиралась, была хорошо известна большевикам и находилась вне подозрения полиции. Лучше всего, если это был отдельный дом с запасным выходом, не удобный для ведения слежки. Если дом был с соседями, то проверялась звукоизоляция стен и перекрытий. В отличие от явок, квартиры для собраний часто менялись.
      Местом проведения собраний нередко служили сараи, бани и другие постройки. В летнее время собрания и встречи проводились за городом под видом прогулок.
      Подготовка и проведение собраний тщательно планировались, требовали большой осторожности и изобретательности. Встречи назначались в разное время суток, а их место нередко менялось.
      Часто использовались такие конспиративные приемы по организации сбора, как назначение места и времени встречи, откуда все собравшиеся отправлялись на собрание. При этом место подыскивалось поочередно всеми участниками встречи. По улице выставлялись дежурные, которые условными знаками предупреждали об опасности. Сходки легендировались и под свадьбы с назначаемыми "женихом" и "невестой".
      За границей встречи проводились, кроме уже перечисленных мест, в кафе, в небольших и недорогих ресторанах. В них никто не обращал внимания на непритязательного постояльца, живущего в комнате на заднем дворе.
      Свои специфические особенности имели явки, предназначенные для рабочих, мастеровых. В этом случае искусно использовалась созданная самим же царизмом застройка рабочих кварталов, их запущенность в социально-бытовом отношении. Вот как описывает возникающие здесь у полиции сложности в одном из своих отчетов ротмистр Терешников: "Сормово представляет собою громадное разбросанное селение, перерезанное массой улиц и переулков, домики, в подавляющем большинстве, мелкие, одноэтажные; отгороженных дворов совсем нет, и, несмотря на наличность нумерации этих домов, типа деревянных изб, отыскать тот или иной дом без помощи местных обывателей положительно невозможно... Население - рабочие сормовских заводов и их семьи, по общим отзывам, весьма сплоченное; появление всякого нового человека уже вызывает внимание улицы, чему способствует нахождение на улице до позднего времени многочисленных групп уличных мальчишек - этих добровольцев-вестовщиков, служащих, по словам местной полиции, большим тормозом при общеуголовном сыске, т.к. быстро разносят по обывательским домам весть о появлении чинов полиции, стражников и новых лиц"1.
      Инструкцией революционеру полагалось "хорошо ознакомиться с городом, где он намеревается работать; ему должны быть известны участки, улицы, проулки, площади, в особенности же проходные дома, где легче всего улизнуть от преследования шпионов. Время, потраченное на это, не будет потеряно бесполезно... В случае, если предполагается заходить в квартиру, где предполагается обыск, нужно заранее придумать легальное объяснение своего посещения... Входя в квартиру, не следует употреблять никаких условных знаков, надо звонить и спокойно спросить открывающего двери, живет ли здесь такой-то (сказать вымышленную фамилию). Если шпионы схватят вас за руки, следует протестовать с негодованием. Перед лицом жандармского офицера спокойно отвечать на его вопросы, точно придерживаясь со всеми подробностями заранее обдуманного плана".
      Пункт 2 этой же инструкции определяет, что "всякие собрания следует устраивать на улицах многолюдных, в больших домах, в квартирах лиц, не замеченных полицией. Желательно, чтобы квартира была совершенно обособлена, имела толстые стены, окна должны быть зашторены и завешаны. Приглашенные должны знать подробный адрес квартиры, дабы не расспрашивать дворника... Если за идущим на собрание следует дворник или шпион, нужно придумать какое-либо дело и зайти на несколько минут в квартиру этажом ниже или выше. Надо входить и уходить не более чем по двое-трое; внимательно рассматривать двор и улицу; дворнику, отпирающему ворота, давать на чай; притворяясь выпившим, разговаривать о картах, водке и женщинах. Хорошо, если во время собрания кто-нибудь кружит около дома, чтобы предупредить собравшихся в случае опасности". И если за границей ресторан считался удобным явочным местом, то в России было "безусловно, запрещено устраивать сходки и свидания в ресторанах, молочных и кондитерских, где первый встречный посетитель или лакей может сделать донос; в таких общественных местах нельзя разговаривать шепотом, можно только говорить громко и о вещах безразличных"1.
      Многообразие решаемых революционерами задач определяло и разноплановость использования явочных пунктов. Например, редакция "Искры", расположенная в Германии (что не было новым - ещё "Колокол" А.И. Герцена и Н.П. Огарева печатался в Лондоне и оттуда ввозился и распространялся в России), через своих агентов в России в целях конспирации без согласования с ЦК партии, подбирала адреса надежных и проверенных лиц. "Направляемое в Россию или из России лицо снабжалось явкой... Назначение явки - принять нелегально, а затем переправить его далее, в зависимости от цели прибытия обеспечить квартирой или явкой в следующий город, устроить встречу с необходимым лицом и т.п. Явка, как правило, служила лишь для связи. Последовательное применение явок составляло явочную цепочку. С целью более правильного применения явок Н.К. Крупская осуществляла их централизацию, т.е. явками в России распоряжалась редакция "Искры"1.
      Аналогичным образом подбирались адреса для печатных точек, складов литературы, оружия и взрывчатых веществ, адреса для проживания лиц, находившихся на нелегальном положении.
      А вот взгляд на организацию посещения конспиративной квартиры с противоположной стороны - глазами жандармов: "...агентура указала мне, что завтра вечером, часов около девяти, у моста должно состояться свидание одного из комитетчиков с человеком из типографии и что комитетчик тот и есть посредник между центром и типографией. Он должен на том свидании передать для типографии черновик первомайской прокламации...
      Мой заведующий наружным наблюдением посмотрел место, где должно было состояться свидание, и установил самое осторожное наблюдение кругом. Место было скверное: глушь, ни одного человека.
      В назначенный день и час плохонький извозчик и женщина из шатающихся (то были филеры) действительно заметили по виду интеллигентного человека, который, подойдя к мосту, встретился с молодым, как будто рабочим. Было темно. Поговорив минуту, встретившиеся разошлись. В сторону интеллигента пошла женщина, за рабочим поплелся извозчик. Вскоре их приняли поджидавшие в соседних улицах другие филеры, которые уже и продолжали наблюдение. Интеллигент долго крутил и в конце концов ушел от филеров, его утеряли.. "Щуплый" же, так прозвали филеры рабочего, был проведен в один из домов... Зашел туда "Щуплый" осторожно, предварительно умно проверив свой заход. Вот эта-то проверка, оглядывание, чаще всего и проваливала революционеров.
      Дальнейшее наблюдение за тем домом показало, что он почти никем не посещается. Там царила тишина. Только под вечер выходил как будто рабочий к воротам, стоял, курил и уходил обратно. Он наблюдал, конечно, за тем, что делается около.
      Совокупность всех данных розыска привела нас к заключению, что мы напали на типографию, а потому, произведя перед первым мая аресты, я направил наряд и в подозрительный дом. Результат превзошел все наши ожидания.
      В верхнем этаже небольшого двухэтажного дома, в квартире из трех комнат с кухней была обнаружена большая, хорошо оборудованная типография. Жила там социал-демократка Севастьянова, скромная по виду, довольно симпатичная, типа народной учительницы, женщина. Она была привлечена уже по какому-то дознанию при управлении и бывала там на допросах. Бывать в жандармском управлении и в то же время заведовать типографией было довольно смело"1.
      Уфимские большевики, по воспоминаниям участников, нелегальную литературу хранили в тайниках, находящихся в стенах дома. Наиболее революционные издания, вплетенные в евангелие и другие религиозные книги, стояли на книжной полке на самом видном месте. Это тоже хороший способ конспирации. Однажды при обыске такое евангелие взял в руки производящий обыск жандарм. Пролистав его в поисках вложенных записок или прокламаций, он даже не взглянул на текст. Рядом стоящий второй рылся таким же образом в аналогично оформленных "нелегальных" книгах с таким же результатом. Разве можно обыскивая, даже только квартиру, вчитываться в содержание? Обложка с заглавием красноречиво объясняет содержание1.
      Положение между законом и целью революционной партии побуждает заботиться о том времени, когда они вошли в противоречие. В 1898 году в социал-демократической литературе вышло в свет руководство "Как вести себя революционеру на свободе и при следствии", в котором отмечались советы революционерам, как им вести себя в тюрьме, и они предупреждались о возможности использования жандармами в камере "переодетых шпиков".
      В 1900 году Ленин на брошюру социал-демократа Бахарева (В.П. Акимова) "Как держать себя на допросах" отреагировал сдержанно, но предупредил, что необходимо проводить такого рода воспитательную работу, так как: "Привлечение к движению масс совсем юной рабочей и интеллигентной молодежи, полное почти забвение или, вернее, незнание ею того, что было в старину"2. Выпущенная по инициативе самих революционеров, эта брошюра имела в подполье широкое распространение. Особое значение она приобрела после ставших известными фактов проведения психологических, а скорее, нечеловеческих экспериментов над С.А. Тер-Петросяном (Камо) в тюрьме Моабит. Но, несмотря на отсутствие в широкой партийной печати подобных рекомендаций, на местах в кружках и дружинах занятия на эту тему проводились самостоятельно.
      II съезд РСДРП принял резолюцию "О показаниях на следствии", которая буквально сводится к следующему: "Принимая во внимание: а) что всякие показания, даваемые революционерами на жандармском следствии, независимо от воли революционеров, служат в руках следователей главным материалом для обвинения и привлечения к следствию новых лиц; б) что отказ от показаний, если он широко применяется, будет содействовать в сильной степени революционному воспитанию пролетариата; - II съезд РСДРП рекомендует всем членам партии отказываться от каких бы то ни было показаний на жандармском следствии"3.
      Важное значение такая тактика имела ещё и потому, что очень часто агентурные данные были не только основными, но и единственными доказательствами. С этой же целью подпольщики без крайней нужды стремились партийных записей не вести (они могли служить уликовыми материалами для органов следствия и суда). Им приходилось больше надеяться на свою память и на высокий уровень ответственности и сознательности тех, кто стоял с ними в одних рядах.
      Характер поведения революционера, даже очень опытного и мужественного, во многом зависел от отношения к его судьбе его товарищей. Поэтому социал-демократы заботились о том, чтобы иметь специальный фонд для содействия побегам и оказания помощи политическим заключенным.
      Нелегальное положение, как способ избежания ареста, широко применялось на практике. Оно требовало хорошо отлаженной системы материального обеспечения, и прежде всего надежных документов. Полицейский аппарат располагал совершенной для того времени системой учета населения, поэтому большое значение в нелегальной работе имели паспорта и паспортное дело. По существующему положению в то время в России применялись следующие виды паспортов: бессрочная паспортная книжка, годовой паспорт и бланк, выдаваемый сроком на 5 лет. Поддельные документы, используемые подпольщиками, делились в свою очередь на действительные или специально изготовленные. Для их изготовления было создано даже "паспортное бюро" русской организации "Искры" и, кроме того, всем революционным организациям была поставлена задача добывать чистые паспортные книжки и бланки. Как правило, они приобретались за деньги в управах, у старост или лиц, специально занимавшихся продажей документов. Иногда заграничное бюро "Искры" брало паспорта "в аренду" у лиц, пользовавшихся его доверием. Тот, кто ехал в Россию по заданию, имел, как правило, два паспорта: заграничный, с визой, разрешавшей въезд в Россию, и российский, для длительной работы в стране. Агенты "Искры", работающие в России, часто имели наборы средств для изготовления необходимых документов. "Паспорта делились по качеству на категории. Самыми доброкачественными считались так называемые настоящие паспорта, т.е. чужие паспорта людей, живших в таких местностях, где прописываться не требовалось. Второго сорта были дубликаты с чужой паспортной книжки. Часто... без ведома владельца списывались имя, фамилия и все прочее в чистую книжку. Подделывалась также печать, подпись, прописка и дубликат готов. Далее шли паспорта людей умерших. Пользоваться ими можно было, конечно, не в том городе, где проживал их владелец до того, как умер. Самыми последними по качеству считались фальшивки, когда брался чистый паспортный бланк или книжка и в меру воображения "паспортистка" заполняла именем, фамилией и подписью, какие придут в данную минуту в голову"1. В тех случаях, когда купить бланк было невозможно, не было преданного революции человека, работающего в паспортной системе, задача его приобретения, по воспоминанию участников событий, решалась иначе. "Бывало так, что срочно требовался паспорт для документов (печати, штемпели и т.п.) кого-либо из товарищей, находившихся на нелегальном положении. Я отправлялась к помощнику пристава, слушала его казарменные каламбуры и терпеливо ждала момента, когда его вызовут из комнаты по какому-либо делу. Он вставал, просил извинения и покидал меня на несколько минут. Через некоторое время возвращался, но интерес к разговору у меня пропадал. Я прощалась, обещав наведываться. И свое обещание выполняла. На столе у полицейского лежала, как правило, горка пустых бланков для паспортов. Но учет был поставлен неважно и пропажа одного или двух бланков оставалась незаметной"2.
      Переход на нелегальное положение означал окончательное становление революционера, члена партии как профессионала. Легально работать он нигде уже не мог. Рабочий М.А. Буйко, прошедший эту "школу", пишет: "Партийный профессионал безоговорочно отдавал свои силы, знания и все свое время партийной работе, становившейся главным содержанием его жизни... К профессии революционера рабочего приводили нелегкое положение, длительная безработица, ссылка, побег, занесение рабочего, получившего достаточную подпольную выучку, жандармерией и полицией в черные списки, что лишало возможности получить работу на каком бы то ни было заводе... Партийная организация выплачивала партийным профессионалам жалованье, или, как называли тогда, "партийную диету", равную 35 руб. в месяц. Многими месяцами приходилось жить, не имея квартиры... Быть нелегальным и не иметь квартиры особенно тяжело. Обычно ночевку предоставляли товарищи, с которыми днем приходилось встречаться по делу. А если ночевать негде, приходилось ходить по городу всю ночь, до утра. Опыт убедил, что самое лучшее нигде не задерживаться - ни на бульваре, ни в глухих закоулках, ни на оживленных местах.
      Самым лучшим способом избежать подозрительного внимания полиции было хождение из одной части города в другую... Так обстояло дело с ночевками, но даже такое житейское дело, как посещение бани, не могло быть обеспечено... Ясно, что в нашем положении нельзя было отдавать белье в стирку, также как невозможно было иметь какое бы то ни было имущество"1.
      При попадании в поле зрения полиции или после побега из тюрьмы, ссылки широко практиковался уход за границу и проживание там на правах политэмигранта.