Ситуация изменилась с приходом к руководству заграничной агентурой Рачковского, Красильникова, в России - Зубатова, Герасимова и с реорганизацией Министерства внутренних дел и системы канцелярий в Департаменте полиции. В результате сложилась новая структура агентурного аппарата, который учитывал все направления и отвечал новым требованиям.
      Вся агентура делилась на "осведомителей" и "провокаторов". Осведомители систематически сообщали охране о каком-либо революционном движении в районе, о действиях отдельных лиц и т.п. (мелкие лавочники, владельцы мастерских), некоторые из них находились рядом с партией (знакомства, родственники и др.). Агенты-провокаторы являлись деятельными участниками революционных организаций, активно "работали" в партиях и часто занимали в них видные места. Инструкция для революционных социал-демократов следующим образом раскрывает структуру "организации шпионов": "Как известно, шпионы делятся на постоянно исполняющих должность и на временных добровольцев; прочие полицейские сыщики составляют особую категорию, не принадлежащую к организации политических шпионов... Одни из шпионов не имеют никаких определенных занятий, а только шляются по улицам и конкам; другие под видом рабочих, студентов, чиновников и т.п. стараются проникать всюду, где только подозревается нелегальная деятельность, третьи постоянно путешествуют по железным дорогам... Особо опасной разновидностью шпиона является шпион-провокатор. Притворяясь социалистом, провокатор сам образует тайный кружок или проникает в уже существующую организацию и при удобном случае передает её в руки жандармов; в этом и состоит вся его деятельность. Провокатором очень часто бывает человек интеллигентный, начитанный, проявляющий необыкновенное рвение и преданность делу; поэтому трудно разоблачить его..."1
      В 1907 году в журнале "Вестник жизни" М.С. Ольшанский делил агентов-провокаторов на следующие категории:
      "- Провокаторы-наблюдатели, которые выдавали себя за политических ссыльных, потерявших здоровье, немного скептически настроенных, но все-таки "сочувствующих" делу партии и готовых на небольшие услуги. Они осторожны, прислушиваются к разговорам и выясняют интересующие их вопросы.
      - Провокаторы-развратители. Попадая в партийную среду, они начинают пьянствовать и спаивать молодежь. На собрания кружков являются с водкой, стараются увлечь вecь кружок в трактир и при этом денег на угощение не жалеют.
      - Провокаторы-организаторы. Вступив в кружок, они рассказывают о себе, как о старых революционерах, призывают к активным действиям и упрекают всех в бездеятельности и трусости. Адреса нелегально живущих партийцев пытаются узнать нахально, нарушая правила конспирации: "Завтра мне необходимо встретиться с Вами. У меня нельзя, на улице - опасно, дайте адрес", и т.п.".
      В 1911 году появляется разработанная под руководством Красильникова "Инструкция по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения", детально регламентирующая процесс приобретения, воспитания и обучения, а также использования агентуры (в дальнейшем "Инструкция"). Параграф 1 определяет, что внутренняя агентура - "единственное вполне надежное средство, обеспечивающее осведомленность. Наружное наблюдение - лишь вспомогательное и весьма дорогое средство для разработки агентурных сведений и для прикрытия конспиративного агентурного источника".
      Сам характер деятельности агента заставлял его балансировать между законом и провокацией. С одной стороны, инструкция Департамента полиции категорически запрещала заниматься "так называемым провокаторством, т.е. самим создавать преступные деяния и подводить под ответственность за содеянное ими других лиц, игравших а этом деле второстепенные роли". Вместе с тем признавалось, что "для сохранения своего положения в организации сотрудникам приходится не уклоняться от активной работы, возлагаемой на них сообществами...".
      "Секретные сотрудники должны состоять членами одной из революционных организаций или, по крайней мере, тесно соприкасаться с серьезными деятелями таковых, т.к. только тогда их сведения будут ценны" (параграф 5).
      Считалось, что "самое прочное, хотя и не всегда продуктивное, положение агента есть то, когда он находится в организации в роли пособника в конспиративных делах (дает возможность оставаться на свободе и неуловимо для дознания и следствия)" (параграф 15). И ещё одним важным требованием было иметь агента "в каждой из действующей в данной местности революционной организации и, по возможности, до нескольку в одной и той же организации" (параграф 9).
      Эпизод о том, к чему приводили консультации агента со своим руководителем, рассказал Бакай: "Однажды, - писал он, - зайдя в кабинет Шевякова, я там застал Щигельского. Последний докладывал начальнику охраны о замышлявшемся несколькими молодыми людьми изготовлении бомб к предстоящему первому мая.
      - Известны ли вам имена этих молодых людей? - спросил его Шевяков.
      - Нет, - ответил агент-провокатор, - ни их имен, ни их местожительства я не знаю. Но мне известны клички некоторых из них.
      - Так постарайтесь открыть, где изготовляются бомбы, чтоб их можно было захватить на месте преступления. Вы получите щедрую награду...
      Щигельский обещал постараться... Через пару дней Щигельский вновь явился к Шевякову и заявил ему, что революционеры ввиду отсутствия подходящего помещения для изготовления бомб решили отказаться от своего замысла.
      Шевяков принял разочарованный вид и с неудовольствием воззрился на доносчика.
      Но Щигельский сразу успокоил его.
      - У меня есть свой план, - сказал он. - Я предложу революционерам воспользоваться для своих целей находящимся в моем распоряжении сараем. Когда все будет готово, я предупрежу полицию, которая должна будет немедленно нагрянуть в указанное место. Что касается меня лично, то подозрения легко будет отвлечь от меня следующим образом. Я выведу товарищей на двор, оттуда легче всего будет скрыться от полиции, остальное - кого поймает, кого нет - дело самой полиции.
      Этот план очень понравился Шевякову, и он тут же был разработан во всех его деталях.
      В условленный день значительное число секретных агентов было сосредоточено поблизости от сарая Щигельского. По знаку, данному Щигельским, охранники проникли во двор и арестовали всех находившихся там. В числе арестованных оказались лица, совершенно неприкосновенные к делу.
      Сам Щигельский тоже был взят.
      Ему не удалось убежать из-за неловкости или ошибки одного из охранников. В сарае найдена бомба и взрывчатые вещества.
      По указанию Щигельского были задержаны и подвергнуты тюремному заключению только четверо из арестованных революционеров. Остальные были выпущены на свободу вместе с Щигельским. Таким образом, освобождение Щигельского не вызвало ничьего подозрения в его предательстве"1.
      На практике уголовные дела, которые заводились по материалам, добытым на основе провокации, в судах часто не проходили.
      Вот как размышлял на тему законности использования агентурных методов оперативной работы генерал Спиридович: "...успехи по преследованию революционеров были достигнуты с помощью внутренней агентуры, т.е. через тех членов революционных организаций, которые по тем или иным побуждениям давали политической полиции сведения о деятельности своих организаций и их отдельных членов.
      Они выдавали своих близких жандармерии, служа для неё шпионами, и назывались у политической полиции "сотрудниками", у своих же шли под именем "провокаторов".
      Сотрудник не считался на службе у отделения, он не был его чином, не значился по ведомостям, поступавшим в Государственный контроль; он был для отделения человеком другого, враждебного лагеря, помогавшим лишь правительству в его борьбе с революционерами, откуда и само название сотрудник.
      Не жандармерия делала Азефов и Малиновских, имя же им легион, вводя их как своих агентов в революционную среду. Нет, жандармерия выбирала лишь их из революционной среды. Их создавала сама революционная среда. Прежде всего они были членами своих революционных организаций, а уже затем шли шпионить про своих друзей и близких органам политической полиции"1.
      Оба лагеря опирались на тайные организации и использовали сходные методы. В обоих лагерях были беспринципные карьеристы, которые легко меняли свои взгляды. Разумеется, обе стороны активно пытались завербовать противника, понимая все преимущества в случае успеха.
      Некоторые агенты целиком отдавались работе, будь то работа на полицию или на революционеров. Риск и опасность - вот что их привлекало. Они наслаждались охотой, часто не догадываясь, что сами являются добычей.
      Из-за частых случаев измены полиция не могла доверять агентам. Их сообщения проверялись через другие источники.
      Важным моментом было знание предмета деятельности. В основном компетентность достигалась самообразованием. "Инструкция" от руководителя внутренней агентуры требовала знания программы революционной партии, истории революционного движения, положения в текущий момент, знания революционной литературы. Кроме того, во главу угла ставилось oтнoшение оперработника к делу, к результату своего труда. "Лица, ведущие розыск, должны проникнуться сознанием того, что лучшим показателем успешной и плодотворной их деятельности будет то, что в местности, вверенной их надзору, совсем не будет ни типографий, ни бомб, ни складов литературы, ни агитации, ни пропаганды. Это достигается при серьезной осведомленности о революционной деятельности и умением систематически и планомерно пользоваться этим знанием, достигнуть того, что революционеры вынуждены будут прекратить в данной местности свою преступную работу. ...Необходимо помнить, что все стремление политического розыска должно быть направлено к выяснению центров революционных организаций и к уничтожению их в момент проявления ими наиболее интенсивной деятельности. ...Изъятие типографии или складов оружия только тогда приобретает особо важное значение, если они послужат к изобличению более или менее видных революционных деятелей, к уничтожению организации" (параграф 8). Требовалась кропотливая работа без спешки, с хорошим знанием обстановки, а для этого нужна была агентура высокой квалификации.
      Агентура, отвечающая таким высоким требованиям, в распоряжении полиции была.
      Евно Азеф - агент с 15-летним стажем, возглавляющий с 1903 года "боевую организацию" эсеровской партии, прошедший все ступени партийной карьеры, член ЦК (состоявшего из 5 человек), душа партии. Пока Азеф руководил каким-нибудь делом, полиция не вмешивалась. И только когда дело переходило в другие руки и Азеф отдалялся от него, она приступала к "ликвидации", что устраняло само подозрение в неслучайности провала. Среди пятидесяти террористов, которые за время существования "боевой организации" входили в её состав, не было ни одного, кто бы в нем сомневался.
      Роман Малиновский - член ЦК большевистской партии, пользующийся непререкаемым авторитетом, в том числе и у Ленина (в период эмигрантской жизни Ленина Малиновский в России представлял его интересы). Депутат Государственной думы от московских рабочих. Его положение в партии было столь значимо для Департамента полиции, что ему позволялось передавать информацию по телефону, не являясь на встречи с офицером охранки на конспиративную квартиру. Больше того, от него не требовали доносить на своих товарищей, он лишь ставил в известность о последних партийных решениях. Доносами на большевиков занимались другие агенты.
      Зинаида Жученко - современники называли её "Азефом в юбке". Специализируясь на эсерах-террористах, обладала настолько авантюрным характером, что "арестовывалась" вместе с теми, о ком давала информацию, "ссылалась" в Сибирь, совершала "побеги" из ссылки, была объявлена в розыск с включением в перечень лиц, подлежащих аресту. Была избрана секретарем Московского областного комитета эсеровской партии. Сама создавала боевые дружины, сама же их проваливала.
      Архивы охранки сохранили биографии и других агентов.
      "Россини" - Яков Ефимович Вакман (он же Янкель Хаимов), 37 лет, окончил в 1904 году техникум в Вормее (на Рейне), юридический и экономический факультеты Женевского университета, доктор прав Римского университета и адвокат в Италии. В Риме прослушал курсы уголовного розыска. В 1906 году в Швейцарии предложил свои услуги Гартингу. Социал-революционер. Занял место Азефа, обеспечив преемственность. Получал 600 франков в месяц. Пользовался большой любовью товарищей по партии. Его разоблачение было ударом для всех.
      "Ниэль" - Евсей Григорьевич Бройтман, мещанин г.Кишинева, был секретным сотрудником под кличкой "Пермяк" жандармского управления в Уфе, затем, по распоряжению полковника Мартынова, переехал за границу, работал на заграничную агентуру в Париже, Италии, Англии. Завербован в 1902 году (в 15-летнем возрасте) в Одессе после ареста всей семьи за революционную деятельность брата. Дав согласие, он был освобожден, но, не желая стать предателем, бежал в Америку, где жил до 1907 года. Вернувшись, переехал в Уфу, куда был сослан брат, где и был арестован. Позже Бройтман писал: "Революционеры всегда смотрели на сотрудников охранки, как на зверей, которых нужно стрелять, как собак... а между тем многие сотрудники, хотя и вполне заслуживают презрения, все же могут быть жалеемы, т.к. они были глубоко несчастными людьми... Если бы революционеры посмотрели раньше на сотрудников охранки, как на несчастных людей, достойных сожаления, многие пошли бы к ним раньше с исповедью. Мы всегда были между огнем и водой. С одной стороны - место охранки, с другой - место революционеров".
      "Андре" - Яков Абрамович Житомирский - сотрудничал с охранкой 15 лет, получая 2000 франков в месяц. Участник Лондонского съезда партии большевиков. Будучи членом бюро заграничных групп РСДРП, освещал деятельность ЦК социал-демократической партии в эмиграции, во время войны следил за революционной пропагандой в русском экспедиционном корпусе, куда был прикомандирован как врач. Завербован в Берлине в 1902 году Гартингом. Сообщал о Брюссельском съезде социал-демократов в 1903 году, пытался устроить съезд в Копенгагене, где легче проводить наружное наблюдение, а не в Лондоне. Для конспирации доносил и на самого себя (включая в списки присутствующих).
      "Катя" - Илья Васильевич Чирьев, 1886 года рождения, после ареста охранкой за связь с революционным движением, находясь под стражей, ходатайствовал о замене ссылки в Сибирь высылкой за границу. О чем Департамент полиции уведомил Заграничную агентуру.
      В 1911 году Красильников за бездеятельность и за "не вполне порядочное отношение к делу" пытался его исключить, но Департамент полиции указал Красильникову, что "Катя" занимает серьезное положение в партии социал-революционеров и что таких секретных сотрудников надо удерживать. Ибо они в один день могут дать столь ценные сведения, которые не сравнятся по своему значению со сведениями, данными заурядными сотрудниками.
      После революции были опубликованы имена 83 разоблаченных за 1907-1917 годы сотрудников только Заграничной агентуры. По национальности они распределялись так: русские - 32, евреи - 32, неизвестной национальности 5, французы - 4, латыши - 3, литовцы - 2, итальянцы - 1, грузин - 1, армянин - 1, украинец - 1, поляк - 1, румын - 1, немец - 1.
      По партийной принадлежности: социал-революционеры - 39, социал-революционеры-максималисты - 3, социал-революционеры и социал-демократы - 2, "террористы" - 3, военные организации - 1. На первом месте за социал-революционерами по степени привлекательности или внимания полиции шли анархисты и социал-демократы - по 10 агентов, причем 7 человек освещали социал-демократов вообще, а 3 человека - большевиков. "Бунд" освещался одним провокатором.
      К кандидату в "секретные сотрудники", которых планировалось использовать в революционной среде, предъявлялись особые требования, они должны были знать:
      "- В чем заключается программа той партии, в какую он входит и о которой будет давать сведения.
      - Как сформировалась местная организация, из каких отделений она состоит.
      - Какая литература партии распространяется в данное время.
      - Кто был арестован из членов партии и кто остался на свободе.
      Перед завербованным агентом ставили следующие вопросы:
      1. Какие партийные работники в настоящее время являются наиболее активными, их место нахождения, явки, адреса?
      2. Подробная структура партийной организации: кому подчинена, на какие ячейки к группы распадается?
      3. В чем в настоящее время проявляется практическая деятельность организации?
      4. Кто подозревается или обвиняется партийной средой в сношениях с розыскными органами; чем это подозрение или обвинение вызвано?
      5. Каково настроение нереволюционной среды, окружающей партийную организацию?
      6. В чем должна и может проявиться преступная деятельность отдельных лиц, групп и организаций (особое внимание уделялось террористическим актам, экспроприациям, забастовкам и др. массовым выступлениям. Интерес даже представляли маловероятные и непроверенные слухи)?
      7. Кто из партийных приехал или выехал? Когда, куда, с кем, с какой целью, на какой срок. Места остановок?
      8. Какие имеются сведения о деятельности других партий и лиц, к ним принадлежащих?
      9. Что известно о местах хранения партийной кассы, библиотеки, паспортов, оружейных арсеналов и т.п.?"1
      Все сведения, добытые и сообщаемые агентом, должны быть строго распределены по следующим категориям:
      - что известно ему, как очевидцу, и что вполне достоверно;
      - что известно от других, заслуживающих доверия лиц;
      - что носит предположительный характер и стало известно из случайных разговоров, из слабоосведомленных источников.
      На проходящих по агентурным сообщениям лиц требовалось указать имя, фамилию и партийную кличку. Место жительства, род и место занятий или службы. Приметы: возраст, рост, телосложение, особенность внешнего облика и особые приметы, волосы, лицо, походка, покрой одежды, носит ли очки, усы, бороду, трость и т.п. Привычки.
      Такой подход резко поднял качество агентуры и уровень её использования.
      Департамент полиции имел достаточно подробную информацию о деятельности Ленина, о его участии в тех или иных собраниях, съездах, а также о его планах. Об этом свидетельствует письмо Департамента полиции начальнику Уфимского губернского жандармского управления: "Ввиду раскола, происшедшего в заграничном центре Российской социал-демократической партии, за последнее время выделилась в самостоятельную организацию группа так называемого "большинства" и "твердокаменных", во главе которых встал писатель Ленин (Вл. Ульянов). Как выяснено ныне агентурным путем, для поддержания деловых сношений со всеми единомышленниками Ленин намерен пользоваться собственными конспиративными адресами, из коих, относящихся к городу Уфе, является следующий: врач Михаил Осипович Кружанский. Департамент полиции просит ваше высокоблагородие выяснить негласным путем лиц, сношение с которыми группа Ленина будет поддерживать при помощи вышеприведенного адреса"1. Так могла работать только высококвалифицированная агентура, занимавшая высокое положение в партии.
      Агентура использовалась не только для "освещения" и создания условий для "ликвидации", с их помощью пытались внести раскол в ряды партии ("отзовисты"), очернить, опорочить революционеров (распространяли слухи о их провокаторской деятельности). Были "специалисты" и по внутрикамерной разработке, которые подсаживались в камеры к арестованным революционерам. Один должен был склонить к даче показаний, другой детально изучал лицо, намеченное к вербовке, третий пытался выявить намерения и планы арестованных по подготовке к побегу из тюрьмы и т.п. Специализировались в зависимости от личных и деловых качеств.
      Вопрос о пополнении агентурного аппарата в Департаменте полиции стоял так: "Нельзя упускать ни одного случая, могущего дать хотя бы слабую надежду на приобретение секретного сотрудника. Каждое лицо, подающее надежду, надлежит расположить к себе и использовать в целях агентуры, причем нужно помнить, что дело приобретения секретного сотрудника очень щекотливое и требует много терпения и осторожности. Малейшая неосторожность или форсировка часто встречает решительный отпор" (параграф 9).
      Тактика склонения к сотрудничеству выбиралась в зависимости от ситуации. Главную роль играли, конечно, деньги. "Секретные сотрудники должны быть постоянными и получать определенное жалованье (помесячно), а не за отдельные сообщения, т.к. только при имении постоянной агентуры можно быть в курсе деятельности революционных организаций и только постоянная агентура может относиться с интересом к делу розыска" (параграф 6).
      Была и такая категория провокаторов, как "штучники". Их использовали, хоть и относились к ним с недоверием, понимая, что, требуя платы за куцую информацию, человек легко пойдет на фальсификацию и даже на прямой обман. "При этом всегда надлежит стремиться использовать лицо, дающее отдельные сведения, в целях учреждения при его посредстве систематической агентуры" (параграф 7).
      Однажды, в 1912 году, к Красильникову, который заведовал Заграничной агентурой, явился некий Алексеев и сообщил о том, что ему известно о готовящемся заговоре в отношении царя. На первый раз ему дали 20 франков, чтобы выведать планы злоумышленников, "угощать их в кофейнях". При следующем свидании Алексеев потребовал на расходы eщe 300 франков, но Красильников ему отказал, вспомнив, как он доносил в Департамент полиции, что уже был такой Познанский, который точно так же "сорвал" с охранки деньги за им же самим придуманный "сенсационный заговор" и скрылся.
      Понимая сложность вербовочного процесса, Красильников в параграфе 10 "Инструкции" детально раскрыл его. "После получения первичной информации об арестованных "по политическим преступлениям", "ознакомившись с такими лицами и наметив среди них тех, кого можно склонить на свою сторону (слабохарактерные, недостаточно убежденные революционеры, считающие себя обиженными и в организации, склонные к легкой наживе и т.п.), склонить их путем убеждения и тем обратить из революционеров в лиц, преданных правительству. Этот сорт сотрудников нужно признать наилучшими". Поиск кандидата велся и среди лиц, ещё не арестованных, характеристики на которых получены через уже внедренные в ряды революционеров источники.
      "Кроме того, можно использовать тех лиц, которые, будучи убеждены в бесполезности своей личной революционной деятельности, нуждаются в деньгах, и, хотя не изменяют коренным образом убеждений, но ради денег берутся просто предавать своих товарищей" (параграф 11).
      В той же инструкции предусматривалось, что, "расставаясь с секретным сотрудником, не следует обострять с ним отношений, но вместе с тем не ставить его в такое положение, чтобы он мог в дальнейшем эксплуатировать лицо, ведущее розыск, неприемлемыми требованиями" (параграф 29).
      От сотрудника, ведущего агентурную работу, требовалось хорошее знание психологии, во всяком случае, необходимо иногда смотреть на вещи глазами агента. "Заведующему агентурой рекомендуется ставить надежных сотрудников к себе в отношения, исключающее всякую официальность и сухость, имея в виду, что роль сотрудника обыкновенно нравственно очень тяжелая и что "свидания" часто бывают в жизни сотрудника единственными моментами, когда он может отвести душу и не чувствовать угрызений совести. Только при соблюдении этого условия можно рассчитывать иметь преданных людей" (параграф 21).
      "Сотрудничество - явление сложное, - писал генерал Спиридович, причины, толкающие людей на предательство своих близких знакомых, часто друзей, - различны. Они должны быть или очень низменны, или, наоборот, очень высоки. Чаще всего будущие сотрудники сами предлагали свои услуги жандармскому офицеру, но бывали, конечно, случаи, и даже очень частые, когда предложения делались со стороны последних. Так или иначе, но из-за чего же шли в сотрудники деятели различных революционных организаций? Чаще всего, конечно, из-за денег. Получать несколько десятков рублей в месяц за сообщение два раза в неделю каких-либо сведений о своей организации - дело нетрудное... если совесть позволяет. А у многих ли партийных деятелей она была в порядке, если тактика партии позволяла им и убийства, и грабеж, и предательство, и всякие другие, менее сильные, но не этичные приемы?
      Среди рабочих часто играла роль и месть. Повздорит с товарищем в кружке, обидится на что-либо и идет к жандармскому офицеру. Один такой сознательный бундист явился раз ко мне, притащил кипу прокламаций и рассказал в конце концов, что он более двух месяцев разносит по районам литературу, что ему обещали купить калоши, но не купили. Пусть же знают теперь. Обозленность его на обман с калошами была так велика, что я прежде всего подарил ему именно резиновые калоши. И проваливал же он потом своих сотоварищей, проваливал с каким-то остервенением. Вот что наделали калоши!
      Но бывали и сотрудники в полном смысле идейные, для которых деньги отходили на задний план. Приходит раз ко мне начальник сыскной полиции и просит разрешения представить девушку, которая желает служить в охранном отделении. Принимаю, разговорились. Хочет бороться с революционерами, и только. Стараюсь понять причины - оказывается, что знает она их очень мало, но ненавидит всей душой, считая, что они делают большое зло, сбивают с пути молодежь, рабочих и крестьян. Она особенно налегала на последних и приводила пример, как эсеры агитировали в Полтавской губернии и что из этого вышло.
      Я выяснил девушке всю трудность работы, всю её щекотливость, но она твердо стояла на своем и сделалась осведомителем. Работала она отлично, осторожно и умно. Она любила розыск как дело и года два спустя пошла в открытую против революции, выступив в печати и рассказав все, как она боролась с нею. К чести эсеров надо сказать, что они её тогда не тронули. Впрочем, она в партии официально не состояла. Такие сотрудники являлись, конечно, исключением.
      Но из-за чего бы ни работал обычный рядовой сотрудник, у него в конце концов наступал кризис. Видя жандармского офицера и беседуя с ним раз, два в неделю, по несколько минут, он все остальное время был в среде инакомыслящих. Жил он общею жизнью своих товарищей и близких. Постепенная выдача одного, другого, неприятные последствия этой выдачи, как тюрьма, высылка, ссылка - не могли не отражаться на нем. Нервы были и у него. А рядом постоянная агитация против власти и обвинения правительства во всех злодеяниях до погромов включительно. Все это мало-помалу действовало на сотрудника, нервировало его и приводило к сознанию своего предательства, к сознанию вины перед товарищами, к желанию покаяться и искупить свою вину.
      В этот-то критический психологический момент и начиналось шатание сотрудника. Это был момент, очень опасный для заведующего розыском. Здесь у сотрудника зарождалась мысль отомстить ему за свое падение, хотя в большинстве случаев последний не был в том повинен. Этот момент неминуемо наступал у каждого сотрудника, исключая действительно идейных. Его надо было не пропустить, подметить, надо было или поддержать сотрудника морально, или вывести его из революционной среды, устроить вдали от политики - заставить забыть её. Если офицер не успевал это сделать, все очень часто оканчивалось катастрофой для него самого"1.
      В 1909 году эсер добровольно предложил свои услуги тайной полиции, объясняя это желанием выйти из тюрьмы и разочарованием в революционерах. По распоряжению министра внутренних дел генерала Курлова ему устроили побег из тюрьмы, снабдили деньгами и оружием, рассчитывая пополнить ряды боевиков Азефа. Эмигрировав, он рассказал товарищам по партии о своих связях с охранкой. Они предложили ему реабилитировать себя террористическим актом.
      Вернувшись в Петербург, он на явочной квартире встретился с начальником петербургской охранки полковником С.Г. Карповым и, выбрав подходящий момент, привел в действие взрывное устройство.
      Полковник С.В. Зубатов наставлял молодых офицеров: "Никогда и никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию и помните только по псевдониму.
      Помните, что в работе сотрудника, как бы он ни был вам предан и как бы он честно ни работал, всегда, рано или поздно, наступает момент психологического перелома. Не прозевайте этого момента. Это момент, когда вы должны расставаться с вашим сотрудником. Он больше не может работать. Ему тяжело. Отпустите его. Расставайтесь с ним. Выведите его осторожно из революционного круга, устройте его на легальное место, исхлопочите ему пенсию, сделайте все, что в силах человеческих, чтобы отблагодарить его и распрощаться с ним по-хорошему.
      Помните, что, перестав работать в революционной среде, сделавшись мирным членом общества, он будет и дальше полезен для государства, хотя и не сотрудником, будет полезен уже в новом положении. Вы лишитесь сотрудника, но вы приобретете в обществе друга для правительства, полезного человека для государства"1.
      При склонении к сотрудничеству широко использовался и метод принуждения.
      За полгода до революции 1905 года при ликвидации подпольной типографии была арестована невеста Михайлова, наборщица государственной типографии. Михайлов явился в Охранное отделение и попросил освободить невесту, за её освобождение он предал явку Петербургского комитета и адрес ещё одной типографии, где были арестованы другие товарищи2.
      Деньги и угрозы основа ненадежная, психология агента, двойственное положение его вызывали постоянное опасение двурушничества, а то и разоблачения. Наряду с практикой материального стимулирования (вознаграждение зависело от ценности предоставляемых сведений и положения, занимаемого в революционной организации, во время ареста жалованье агенту сохранялось и даже увеличивалось; после провала, не по его вине, принимались меры к его трудоустройству и на первых порах оказывалась материальная поддержка), особо подчеркивалось: "В сотруднике, начавшем работу по материальным соображениям, надлежит по возможности создавать и поддерживать интерес к розыску, как к орудию борьбы с государственным и общественным врагом - революционным движением. Особенно ценны в этом отношении сотрудники, взявшие на себя эту роль по побуждениям отвлеченного характера" (параграф 6).