26

«Он не взял с собою звезду!»

Фердинанд потеряв дар речи, с изумлением смотрел на брата. Наследник престола хохотал и размахивал перед собой коротким копьём, видимо демонстрирую окружающим придворным, как именно он будет колоть грозного санд-каринского вепря. Мысли Фердинанда понеслись вскачь. Тщательно продуманный и подготовленный план убийства мог рухнуть. Многими днями, взвешивая и обдумывая каждый свой шаг, Фердинанд даже не мог предположить, что его брат расстанется с символом власти. А это меняло многое. Угроза разоблачения стала столь близка, что Фердинанд в ужасе замер, представив себе конец династии. Его отец лежал при смерти, съедаемый изнутри страшным ядом, его брат должен сейчас погибнуть, и он уже не в силах предотвратить его смерть, а то, что произойдет потом, будет его концом. Страшным и неминуемым.

Видимо, часть мыслей отразилась на его лице, потому что Шелона, с которой он только-только мило беседовал, предвкушая близкую победу, посмотрела на него с испугом и отшатнулась. « Выходя убивать дракона, всегда иди до конца, или тебе потом всю жизнь придется убивать только время » . — Фердинанд процитировал про себя древнюю поговорку и обратился к сестре:

— Милая моя, обрати внимание, Генрих оставил в замке свою Звезду. Это не к добру, не следует так относиться к семейным реликвиям.

Шелона внимательно посмотрела на смеющегося Генриха.

— Ты прав, брат… Но Генрих так беспечен…

— Генрих будет нашим правителем, и не может проявлять беспечность даже по отношению к охоте. Санд-каринские вепри страшные и коварные звери, сестра. Я беспокоюсь о нашем брате.

— Ты? Я бы сказала, что ты беспокоишься за сохранность семейной реликвии.

Фердинанд посмотрел на неё злыми глазами:

— Да, я не люблю своего сводного брата, но я люблю тебя. И если ты не хочешь, чтобы произошло нечто ужасное, то пойди, сейчас же, и отдай ему свою Звезду и скажи, как ты беспокоишься за судьбу будущего правителя. Немедленно.

Шелона со страхом посмотрела на брата, губы ее мелко задрожали.

— Я сказал немедленно!

Она отстранилась. Потом нерешительно, опустив красивую голову, двинулась туда, где Генрих гарцевал на радость придворным, на огромном боевом жеребце. Фердинанд смотрел в спину сестре и повторял про себя: « Скорее, девочка, скорее! » Каждое мгновенье мог прозвучать сигнал к началу охоты, и тогда Генрих, громогласно завывая, умчится в лес. И это будет конец. Он подошел ближе, когда Шелона заговорила с наследником престола. Дрожащими пальцами она расстегнула защелку и протянула цепь со Звездой Генриху, тот громко расхохотался, примеряя ее к своему камзолу. « Великий Иллар, если цепь окажется слишком короткой, придется отдать свою! » . Фердинанд знал истинную Звезде Вернигора и поэтому панически боялся расставаться с ней. Но Генрих, продолжая смеяться, одним движением сорвал с шеи защитный воротник и застегнул цепь. Фердинанд перевел дух. Где-то вдали тревожно и низко пропел горн. Придворные засуетились, побежали егеря с собаками. Генрих ударил шпорами жеребца и выкрикнув что-то нечленораздельное, помчался в лес, грозно размахивая копьем. Фердинанд оседлал своего коня, и мерным шагом подъехал к сестре. Ничего не говоря, он низко перегнулся в седле, и крепко поцеловал ее в губы. Потом развернулся и не торопясь поскакал вслед за охотниками.

27

Аттон нагнал рифдольцев у Мутного ручья. Наемники стояли, построившись в боевой порядок, и смотрели на противоположный берег, где расположилась группа всадников. Подкравшись поближе, Аттон разглядел, что это ударный отряд королевской гвардии. Впереди, верхом на огромных боевых оленях сидели тяжеловооруженные рыцари, за ними находились легкие всадники на лошадях. Ударный отряд был довольно серьезной силой, на открытой местности, не такой страшной, как знаменитая железная панта Атегатта, и не такой молниеносной как аведжийская конница, но все же достаточно серьезной. Наступая широким каре, ударный отряд врезался в передние ряды защитников, массой сминая наиболее укрепленный фронт, в то время, как легкая конница заходила с флангов и била в самые уязвимые места.

Было видно, что гвардейцы стояли здесь не один день. В стороне беспорядочно громоздились собранные наспех походные шатры, на белом песке чернели пятна кострищ. Аттон не стал гадать, с какими целями находились здесь гвардейцы, и решил подождать развития событий.

Рифдольцы выходили по одному из строя, и сняв в стороне заплечные мешки, тут же возвращались обратно. Аттон заметил, как от отряда гвардейцев отделился всадник на красивой белой кобыле и направился к наемникам. Остановившись на берегу ручья, посланник снял шлем, и прокричал:

— Король приказывает вам повернуть обратно!

Наемники какое-то время тихо переговаривались друг с другом, а потом захохотали. Они смеялись долго, похлопывая друг друга по плечам, и указывали пальцами на стоявших на холме всадников. Посланник покрутил головой, словно ожидал увидеть имперский арион, прятавшийся за кучкой наглых наемников. Рифдольцы перестали смеяться, из их рядов вышел высокий и сутулый воин, и знакомым Аттону голосом прорычал:

— Король? Король нам не указ, солдат. Мы идем в Бадболь…

— Король приказывает вам вернуться обратно! Вам нечего больше делать в Бадболе…

— Нам нечего больше делать в Бадболе? Это означает, что плакали наши денежки… Король пообещал нашим старейшинам заплатить за нападение на Бадболь. Ты хочешь сказать, плешивый сын полудохлой индейки, что король нарушил своё слово?

Лицо посланника покрылось багровыми пятнами:

— Кто ты такой, бродяга, что так разговариваешь с командиром королевских гвардейцев? Если бы не война, я бы приказал втоптать тебя и твоих ублюдков в грязь…

— Я атаман Кнут, солдат. Я так разговариваю со всеми, ибо перед лицом смерти люди равны между собой. И какая еще, к джайлларским свиньям, война?

— Прайды напали на Тарр! Король приказывает вам отправиться в Аллафф и прикрыть наступление королевских войск …

— В Аллафф? — Наемник почесал голову, а потом согнул руку в локте, и показал жест командиру всадников. — Твой король, наверное, допился до джайлларских свиней, приятель. Если у него проблемы с ограми, то он может посадить свою жирную задницу в седло и гнаться за ними хоть в саму Верейю. Воины Рифдола не воюют с нелюдями. Воины Рифдола не воюют задаром.

— Вы пойдете в Аллафф! Вам заплатили задаток, и вы пойдете, даже если нам придется гнать вас кнутами до самого пограничного леса!

— Нам заплатили за нападение на Хоронг. Жалкие гроши… Посланник, такой же лживый подлец, как и ты, пообещал выплатить все деньги после того, как мы загоним бадбольскую дружину за перевал. Я так понимаю, что этих денег мы теперь не увидим… Мы идем домой… Так и передай своему засраному королю.

— Я отрежу тебе язык за такие слова, бродяга…

— Ты начал говорить как аведжиец, солдат… Забирай своих кентавров и проваливай с нашей дороги! — командир наемников подобрал ком грязи и кинул через ручей в посланника. Тот, проорав проклятие, поднял лошадь на дыбы, и галопом помчался к своим.

Ударный отряд развернулся в каре, в центре которого стали копейщики на оленях, и набирая скорость двинулись с холма вниз. Аттон с сомнением смотрел на королевских гвардейцев. Либо их командир ничего не знал о рифдольцах, либо знал, но считал это обычной басней. Аттон много знал о воинском искусстве Рифдола, и поэтому постарался переместиться ползком назад, подальше от предстоящей бойни.

Пока гвардейцы разворачивали боевые ряды, наемники не торопясь выбирали позиции для стрельбы, и когда всадники перешли на бодрый галоп, взвизгнули мощные рифдольские луки. Первый ряд нападающих опрокинулся, словно напоровшись на невидимую стену. Скакавшие сзади, спотыкались об упавших животных, и сами валились на землю. Каре дрогнуло и распалось. Всадники на лошадях, зашедшие далеко с флангов, уже пересекали ручей, и рифдольцы, каждый из которых успел выпустить по три-четыре стрелы, бросились врассыпную, доставая на бегу мечи. Оставшиеся в живых копейщики с лязгом пронеслись там, где мгновенье назад стояли наемники. Засвистели метательные серпы, рыцари с грохотом падали на землю, под копыта оленей и лошадей. Рифдольцы скользили, словно демоны войны среди беспорядочно топчущихся гвардейцев, и успевая отражать атаки мечами, кидали то кинжалы, то дротики, мгновенно замечая открывающиеся бреши в броне рыцарей. Аттон поискал глазами командира гвардейцев. Командир, размахивая топором на длинный рукояти, бешено гарцевал на белой кобыле в окружении нескольких наемников. Наемники ловко уворачивались от ударов и атаковали в ответ, стараясь как заметил Аттон, не повредить лошади. Наконец, один из рифдольцев схватил кобылу под уздцы, а другой, запрыгнув сзади на круп, одним движением перерезал командиру глотку и спихнул труп на землю. Гвардейцев становилось все меньше и меньше, некоторые трусливо бросились наутек, но были сбиты стрелами, не доскакав даже до ручья.

Воинское искусство Рифдола торжествовало. Наемники, спокойно сгоняли уцелевших оленей и лошадей, деловито обшаривали трупы и совершенно не обращали внимание на раненых и увеченных противников. Аттон, рискуя быть замеченным, приподнялся и осмотрел поле битвы.

Несколько человек собирали стрелы. Тут же, разжигались костры для приготовления походного обеда. Часть наемников оттаскивала трупы в тень холма, в стороне, другие копали яму, очевидно, для своих погибших. Аттон насчитал пять тел рифдольцев. Они лежали рядом, друг с другом, с аккуратно уложенными на груди руками. Пять — против полусотни погибших гвардейцев. По ходу работы, наемники перешучивались друг с другом, походя переступая через раненных. Один из гвардейцев, с трудом поднялся и подвывая словно зверь, бросился к ручью, зажимая на бегу обрубок правой руки. Никто из рифдольцев даже не повернул в головы.

28

— Меня окружают одни болваны! Великий Иллар! Уже каждый вонючий крестьянин в этой проклятой стране знает, что нелюди напали на Королевство, а ты приходишь ко мне и говоришь то, что должен был сказать три дня назад! — Фердинанд был разъярен. Десяток придворных, с перекошенными от ужаса лицами, жались к стенам Приемного Зала. Старший Советник Великого Герцога стоял на коленях посреди зала и прижимал руки к окровавленному лицу. Фердинанд вышагивал вдоль испуганных придворных и помахивал древком алебарды.

Мало того, что он поздно узнал о нападении, что было много хуже, король отзывал все свои войска на восточную границу. А это означало, что вторжение в Бадболь, на которое он так рассчитывал, провалилось. Обрушился план, на подготовку которого ушел целый год и огромные суммы. Настроить герцога против короля, а короля против промышленников Хоронга, занижать цены на уголь и соль. Переманить на свою сторону аристократов, доказывая неполноценность Имперской власти… Все пошло прахом, в тот момент, когда наемники глупого короля вот-вот должны были атаковать районы разработок на границе герцогства…

— Вы все, разорви вас дракон, все вы должны были иметь глаза и уши на каждом дереве в Лаоре… Завтра вы придете и скажите: «Ваше Высочество! Черномордые обезьяны Зошки атакуют ваш дворец! А имперские арионы уже захватили вашу спальню!» — Фердинанд размахнулся и ударил палкой по ногам своего министра двора. Старик упал лицом на мрамор и застонал.

— Тысяча проклятий! У Императора есть Россенброк и Коррон, у герцога Латерратского есть Паук Гир! Даже у церкви есть проклятые долгорские монахи! Только я, Великий Герцог Аведжийский, должен, видимо, сам бродить по корчмам и трактам, собирая сведения о том, что угрожает моей стране. Дибо! — Фердинанд подошел к невысокому, полному мужчине, в засаленном клетчатом балахоне. Монах Дибо, возглавлявший, по сути дела, тайную службу герцога, единственный из всех присутствующих, не прятал глаза, и на лице его не было даже следов страха. Среди разряженных придворных монах выделялся, как выделяется беспородный, но отчаянно злой дворовый пес в стае ухоженных дворцовых пустолаек. Он смотрел прямо перед собою. И во взгляде его крошечных глазок было столько звериной жестокости и хитрости, что Фердинанд невольно опустил палку, и заговорил тише:

— Дибо, заглоти тебя дракон! Что твои пропойцы делали в Тарре в момент нападения? Трахали грязных боравских шлюх? Или помогали ограм угонять стада?

— Моих людей в Тарре не было, Ваше Высочество!

— Это почему же, растреклятый сын джайлларской свиньи, твоих людей не было там? Не ты ли мне, недавно, говорил о рифдольцах, которых твои люди отслеживали в Тарре?

— Да, Ваше Высочество! Но после этого все они исчезли, как один. Сейчас, после бойни, уже трудно сказать, кто с ними расправился, но на людей канцлера это не похоже. Убирали всех, заподозренных в шпионаже — и королевских шпиков, и имперских, и наших, и многих, вовсе невинных. Сделали это быстро, за один-два дня, незадолго до нападения нелюдей…

Фердинанд задумался, отшвырнул палку и побрёл к трону.

— Вы все, завтра в полдень, соберетесь в Малом Зале, и решите, как сможете возместить тот ущерб, который вы нанесли вашему герцогу своей тупостью. Ты, — он ткнул пальцем в Старшего Советника, — послом в Мюкс. Пожизненно. Завтра же.

— Да, Ваше Высочество! — Советник вскочил, и прижимая ладонь к окровавленному рту, кинулся вон из зала.

— Дибо! Сегодня, после ужина ко мне в библиотеку с картой Прассии.

Фердинанд взгромоздился на трон и прошипел:

— Все, к джайлларским свиньям, с глаз моих…

29

— Ага! — Россенброк, по старой привычке, почесал пером за ухом. Он как раз заканчивал писать ответ Великому Герцогу Рифлерскому, когда вошел Ландо, и доложил о покушении на короля.

— Я оказался прав?

— Да, господин канцлер! Как обычно…

— Не льсти мне, старик… Марк Россенброк опять впереди всех! Давай, давай рассказывай подробней!

— Как вы и предполагали, как только гарнизон Барги ослаб, в городе вспыхнуло сразу несколько мятежей. Впрочем, это были небольшие выступления цеховиков, недовольных заниженными ценами на сбыт своей продукции. Но, позавчера вечером, небольшой отряд прорвался в замок и дошел до королевских покоев. Нападение это было тщательно спланировано, Джемиус утверждает, что атаку подготовил тот же человек, кто в свое время помог Пяти Мятежным Генералам взять Диалирр. Похожие ходы, много общего в подготовке. Видна рука настоящего мастера.

— Так-так! События принимают интересный оборот! Ну и что король? Я полагаю, что он не пострадал? Иначе, ты не стоял бы передо мной с такой довольной мордой…

— Нет, господин канцлер! Король не пострадал… Очевидцы утверждают, что отряд нарвался в королевских покоях на страшное чудовище, прохожее на медведя, но гораздо большее. Чудовище встретило нападающих зубами и когтями, мгновенно рассеяв их ряды. И когда подоспела гвардия, со многими было уже покопчено. Некоторых, удалось взять в плен. Короля нашли в зале, по обыкновению мертвецки пьяного. Джемиус полагает, что чудовище — скорее всего, один из дрессированных медведей, коих в замке было несколько. Король, как известно, питал самые нежные чувства к этим животным, и они, как поговаривают, отвечали ему полной взаимностью.

— Кто возглавил нападение?

— Как вы и предполагали, господин канцлер, нападение возглавил некто Юзеф Трендорра, торговый посланник Объединенных Мануфактур Могемии и Боравии в Норке.

— Кто-то из наших людей встречался с ним на ярмарке в Маэнне в позапрошлом году. Найди и выясни все об этом Юзефе… Кстати, он остался жив?

— Да, господин канцлер, его схватили живым, но он умер, не выдержав пыток…

— Король мог бы найти палачей и получше… Что там прайды?

— Огры перемещаются по территории королевства, утоняют стада, разоряют мелкие поселения. Королевская армия висит у них на хвосте, но никаких успехов пока не имеет. Крестьяне Боравии в ужасе разбегаются по лесам, бросая насиженные места…

— Гм… Король ослабил свои границы. Придворные нашептывают Императору, о том, что самое время напасть на королевство… А я так и вижу, как чья-то настырная рука хочет в втянуть Империю в затяжную войну. Нас подталкивают, прямо-таки волокут за нос к этой войне! Но не я не позволю кому-то манипулировать целой Империей… Кстати, выяснили, кто убил наших людей в Тарре?

— Пока, есть только подозрения, господин канцлер. Патта Москит создает новую схему скрытности и перепроверяет своих людей. Одновременно устранить всех шпионов Империи, Королевства, Аведжии и еще пары государств, такое под силу разве, что долгорским монахам, имей они такое желание…

— Вряд ли здесь замешана обитель, не их круг интересов… А это значит, что в Норке имеется сила, способная толкнуть нелюдей на тропу войны и отследить сеть разведок нескольких мощных держав… А не был ли случайно в Тарре в это время некто, по имени Птица-Лезвие?

— Нет, господин канцлер! След Аттона Сорлея затерялся…

— Странно, мой друг… Странно… Мне надо переговорить с Императором. Но для начала, нужно посоветоваться с Патео и Корроном. Ландо, передай Джемиусу, пусть утроят бдительность. Винтирцы выбивают Сухарика из Киры, поэтому оставьте там только самых необходимых, всех остальных в Бадболь, Прассию и Данлон. У этого дракона мы увидели, лишь, краешек хвоста. Голова, я так думаю, появиться именно на юге…

30

В мерцающем свете факелов, старик, с черной повязкой на лице, сидя на каменном троне, выслушивал своих подданных. Временами он опускал сухую руку в чашу с водой и смачивал лицо под повязкой.

Покушение на короля не удалось. Но был позитивный момент. Его люди доложили о том, что чудовище в замке действительно существует. Слепой страшно улыбнулся, и нашарив в складках мантии каменную фигурку, поставил её на край чаши.

Аттон. Аттон сделал все, чтобы приблизить этот момент. Мальчишка так походил на своего отца… И это становилось опасным. Посылая его к ограм, он знал, что никто лучше него не справится с этой задачей. Даже его отец, отправляясь к нелюдям, заметно трусил. А Аттон — скала. Он безукоризненно выполнил свою часть работы. Но, у него появились сомнения… Как когда-то, они появились и у его отца. Слепой знал это, он чувствовал эту семью, как самого себя. Оставалось еще одно, самое важное дело.

Он вытащил из мешка связку тонких кожаных шнурков и бросил на пол пещеры перед троном.

— Возьми это послание, — Слепой обратился к стоявшему рядом человеку, — Отправишь это в Виест. Птица-Лезвие будет в городе через десять-двенадцать дней. Проследи за связным. Он знает, что к нему направляется человек из Норка. Особо не высовывайся, это территория Гайсера. Проследи, чтобы Птица-Лезвие получил послание лично в руки. Отправь послание Монтессе, чтобы подготовил бумаги, для беспрепятственного прохода через Бадболь. Все… — старик сошел с трона, поднял с пола приготовленный мешок с едой, и направился в глубь подземелий…

31

В ближайшем городишке, Аттон купил лошадь, теплую куртку и посетил цирюльника. Цирюльник долго и без умолку болтал, рассказывая о пришедших с востока новостях. Аттон, расслабившись в бадье с теплой водой, внимательно слушал. Из рассказов цирюльника выходило, что нелюди уже вырезали половину королевства и вот-вот будут в Бадболе. Впрочем, сам он свято верил в несокрушимость дружины своего славного герцога, и поэтому не собирался бежать в более спокойную и удаленную Прассию. Когда Аттон, не спеша покидал городок, поглаживая ладонью по гладко выбритым щекам, его нагнал мальчишка.

— Господин цирюльник велел передать! — оборванец кинул ему кожаный мешочек. Аттон заглянул внутрь, и бросил мальчишке медный карат.

— Передай господину цирюльнику, что его брат открыл торговлю сукном, прямо у дома градоначальника в городе Маэнна, и приглашает его в долю… Запомнил?

Мальчишка закивал головой и прижимая к груди монету, побежал, насвистывая, к городку. Аттон вытащил из мешочка бумаги, внимательно просмотрел их и улыбнулся. Потом поднял голову и оглядел хмурое осеннее небо. Нужно было торопиться.

Форелнский тракт заполняли крестьянские и купеческие повозки. Холодная осень подгоняла людей промозглым ветром и на разбитом тракте возникали ссоры и драки. Аттон спешил проехать сцепившиеся колесами телеги, вокруг которых, в грязи и навозе, обильно покрывающих дорогу, барахтались выясняющие отношения караванщики. Порой тракт перекрывали бесконечные стада овец и коров, и тогда приходилось пробираться краем, сквозь густой мокрый подлесок. Двигаться в одиночку было намного быстрее, а полученные от цирюльника бумаги существенно облегчали продвижение, когда приходилось натыкаться на разъезды бадбольской дружины. Имея на руках торговые поручения в банк Сигизмунда Монтессы, подписанные самим герцогом, можно было, не опасаясь продвигаться до самых границ с Прассией. К вечеру, Аттон, разогнав кнутом стадо худых, грязных овец, заполонивших дорогу, а заодно и треснув по зубам здоровенного пастуха, выбрался к небольшой деревеньке и сразу же наткнулся на постоялый двор. Почистив и накормив коня, он вошел в мрачный, закопченный зал, и с блаженством вдохнул запах готовящейся пищи. Он не ел толком уже так много времени, что перестал даже обращать внимание, на ноющую боль в животе.

— Великий Иллар! Зайчатины и побольше! И пива! И что там у вас еще есть…

Он швырнул пару медных колец в хозяина, и спихнув на пол какого-то замызганного бродягу, уселся за скособоченный грязный стол. Хозяин поймал на лету монеты и тут же бросился на кухню. Аттон внимательно осмотрел зал. Несколько крестьян и небогатых купцов спешно отводили глаза, а сидевший в углу здоровенный детина, по виду наемник, покосился на стоявший в рядом боевой топор. Один из пустующих столов и часть стены были залиты чем-то темным и вязким, по-видимому кровью. Крови было много, даже на потолке. Кое-где были видны следы тряпки, так, словно кто-то пытался навести порядок, но раздумал и бросил безнадежное занятие. Хозяин, плешивый и кривоногий, с огромным синяком на скуле, поставил перед Аттоном блюдо с дымящимся мясом и бадью с пивом. Аттон кивнул в сторону кровавых пятен:

— Что же это, у тебя милейший, не трактир, а бойня какая-то… Ты, что, подлец, барана здесь разделывал?

Хозяин беспокойно вращая глазами развел руки.

— Здеся, господин, вчерась душегубство страшное произошло…

— Душегубство, говоришь… Что же тут, пилой человека кромсали, что ли?

— Нет, господин. Пришел вчера странник, с тракта… По виду монашек, невысокий такой, щуплый, в балахоне… Рыбы, значиться, заказал — Хозяин опасливо покосился на огромный боевой нож, которым Аттон разделывал мясо. — А там, — он показал на залитый кровью стол, — сидел господин купец Теуш Гонза, по кличке Пробка, шибко, значит, богатый купец. Сидел он там со своими ребятами, эти так, плюнуть только — вор на воре, зарезать за здрасьте могут. Пробка, он Пробка и есть. Как эти места проезжает — пьет, как джайлларский свин, упокой его грешную душу. Говорил, значит он много, это… Ну… Богохульствовал очень… Он, пьяный, страсть какой ругатель. Мы, это, девок своих попрятали, от греха подальше… Ну, он это, дал мне в морду, ну еще крестьянину Сычу рубаху порвал… А потом заметил монашка и говорит: « Желаю, значить, святой церкви своего пинка дать, под самую её святую задницу » И велит, значить, своим ребятам монашка хватать, чтобы при всех пинка ему отвесить. Ну и… — хозяин замолчал, потрогал здорово распухшую скулу и уставился на окровавленную стену.

— Что ну? — Аттон заинтересовался так, что даже перестал есть.

Трактирщик перевел взгляд на Аттона и беззвучно зашевелил губами.

— Ну? — повторил Аттон.

Трактирщик вздрогнул и забормотал:

— Ну пошли они хватать его, а он… Ну, в общем, порубил их всех, вместе с купцом… Глазом никто моргнуть не успел, да так, что и не разобрали потом, где чья рука, а где нога. Собрали все в кучу, да и зарыли…

— А монашек, что же?

— Расплатился по-доброму, за свою рыбу еще и сверху дал. А потом прыг на коня, только и видели. Герцогские, значить, вояки приходили, все головами кивали… Да что… Да как… А потом, энтого барбоса прислали, — хозяин кивнул на громилу в углу, — охранять таверну, значить. А он, паскуда, только жрет и пьет, и не платит ни хрена. А, что, супротив такого монашка таких обалдуев арион цельный надобен, не соображает… — Хозяин махнул рукой и пошел к стойке. Аттон посмотрел на охранника и ухмыльнулся:

— Эй, хозяин! Ты слышал, когда-либо, об обители Долгор?

Хозяин остановился и потер скулу:

— Нет, господин. Не слышал…

32

— Господа! — Молодой Император указал присутствующим на кресла. Россенброк уселся между Корроном и казначеем, и положил руки на кожаный бювар с бумагами. — Господа, я собрал военный совет, для того, чтобы выслушать ваше мнение, в связи с положением на наших восточных границах. По уверению господина канцлера, король Могемии и Боравии Венцель Четвертый перебросил свои войска с границ Империи в глубь королевства, в связи с нападением нелюдей на провинцию Тарр. — Коррон ехидно посмотрел на канцлера. — Я считаю, господа, что настал момент, когда Атегатт может расширить свои границы, захватив западные провинции Могемии и укрепившись на подходах к Барге. На последнем Форуме Правителей, король четко определил, что считает род Атегаттов своими врагами и не смирится с тем, что Императорская корона осталась в Вивлене. Я считаю, что расширение границ Империи входит в обязанности правящего Императора, и потому прошу вас высказать свою точку зрения, касательно этого вопроса. Господин канцлер?

Россенброк заговорил медленно, тщательно подбирая слова:

— Я против нападения на Могемию, Ваше Величество! Существует явная угроза, что вся сложившаяся ситуация специально подстроена, для того чтобы оттянуть ударные силы Империи на восток, и обнажить наши западные границы. Осмелюсь напомнить вам, Ваше Величество, что еще не решена проблема в Куфии и Вилайяре, к тому же граница княжества Нестского вплотную подходит к границам Атегатта. Женой правителя этой горной страны является сестра вашего исконного врага Великого Герцога Аведжийского. Не стоит забывать и Латеррат. Латеррат имеет одну из сильнейших армий в Лаоре и нельзя скидывать со счетов такую угрозу. Помимо всего вышеперечисленного, Империя в данный момент находится в невыгодном экономическом положении.

— Я поддержу господина канцлера. — Патео смотрел на Императора со своей неподражаемой улыбкой. — Империя переживает трудные времена, и поддержка армии в такой войне потребует средств, которых у Империи в данный момент нет.

— А Имперский резерв? — Император, казалось, начал осознавать всю глубину проблемы.

— Использование Имперского резерва крайне нежелательно.