Сергей Галихин
      Добрый вечер
      или Размышления у парапета над уравнением Максвелла
      Слабый ветерок тёплого, августовского вечера блуждал среди огромных листьев зелёного клёна. За длинный день солнце почти докрасна раскалило землю, и теперь та охотно возвращала тепло. В маленьком парке играли в футбол дети. Первые собачники выбрались из крохотных квартир на волю и по странному обыкновению кучковались небольшими группами, по четыре-пять человек, а вокруг скакали их четвероногие "лошади" почему-то, без ошейников и намордников. Пересекая парк по диагонали, шел человек двадцати восьми лет от роду. Одет он был в джинсы, клетчатую рубаху, на его ногах были черные вполне приличные туфли. На указательном пальце правой руки за петельку держался перекинутый через плечо серый пиджак. Не то с опаской в отношении собак, не то с давним желанием накостылять чересчур беспечным друзьям четвероногих, Василий Пирожков неторопливо прошел через парк и спустя восемь минут вертел ключом в замочной скважине коммунальной квартиры, в которой у него была комната.
      Захлопнувшись, дверь начисто отрезала внешний мир от внутреннего мирка жилища, в котором под одной крышей, хоть и за разными дверьми, проживало двадцать три человека. Со стороны кухни доносился уже привычный гул скандала. На этот раз что-то не поделили Клатильда Паллна и Сара Джохаровна. Не вникая в подробности Василий прошмыгнул по коридору и незамеченным скрылся в своей комнате. Разбуженная появлением человека черная кошка Мурлыка сначала подняла голову, продолжая лежать на залитом вечерним солнцем подоконнике, затем встала, сладко зевнула, при этом выгнувшись дугой, и, соскочив на пол, небрежной рысью направилась к хозяину, сладко мурлыча. Оказавшись на руках, Мурлыка, закрыв глаза в сладкой неге и хитро вывернув головку, замурлыкала громче. Будильник показывал половину седьмого. Почесывая кошку за ухом, Василий подошел к окну и через тюль посмотрел на окружающий мир. Мир был прекрасен.
      - Черт возьми, так в чем же дело... - сказал вслух Василий, и его лица коснулась нехорошая тень.
      Военные действия на кухне, похоже, закончились. Василий взял со стола электрический чайник и направился за водой. У плиты стоял Сергей и колдовал над кастрюлей. По запаху не составило большого труда, чтобы угадать харчо.
      Это был один из редких случаев, когда Сергей близко не подпускал Наталью к плите.
      - Здорово Серёга! - поприветствовал Василий, пуская струю воды в чайник.
      - Здоровей видали, - ответил тот и втянул губами, на пробу, горячую жижу из половника.
      - Как делишки, как детишки?
      - Твоими молитвами, - Сергей положил на стол дощечку и прижал к ней пучок зелёного лука. Нож гулко застучал по дереву. - Чаёвничать собираешься?
      - Умгу... - промычал Василий, закрывая кран.
      Сергей отложил нож, открыл дверцу стола и достал из него семисотграммовую банку варенья.
      - Держи, - сказал Сергей и бросил варенье соседу, тот ловко поймал.
      - Ух ты! Вишня! Откуда такая роскошь?
      - Брат за ЗИЛами приезжал. Приволок два чемодана харчей. Так что пируем.
      - Больше всего в жизни люблю варенье из вишни, - сказал Василий. Спасибо.
      - На здоровье, заходи на харчо.
      - Да нет, я чайку.
      - А зря... - сказал Сергей, сняв очередную пробу.
      Стрелки будильника показывали пять минут восьмого. Василий выключил чайник и принялся намазывать кусок хлеба. По четвёртому каналу показывали документальный фильм, про шпионов, Мурлыка сидела на подоконнике и старательно умывалась лапой. В кружке дымился чай, Пирожков намазал вареньем кусок белого хлеба. "Надо же, пустячок, а приятно, - подумал он.
      Хороший человек Серёга".
      Никто уже не помнит, с чего всё началось. В коммуналке было много неплохих людей, хотя и нелюдей тоже хватало. С Сергеем и Наташкой всё было как-то по особенному. А может, они просто понимали, что у Василия рядом никого нет, да и не рядом, может быть, тоже. Почти нет... Где-то не очень далеко родственники, в Свердловске друг детства, а вокруг - стены. Стены, которые всегда рядом. Не обязательно иметь клаустрофобию, чтобы сойти от этого с ума. А по ночам бессонница. И что только не лезет в голову ночью.
      От собственных мыслей спрятаться невозможно.
      В дверь коммунальной квартиры позвонили. На звонок вышла Клатильда Паллна. Тётка кил на сто двадцать, в полупрозрачном халатике и какой-то гадостью на лице, в простонародье называемой "маска".
      - Здрасьте. А... Пирожков дома? - спросил гость.
      - Три звонка! - надменно ответила "маска" и, манерно задрав голову, направилась в свои апартаменты.
      - Пошли, - сказал гость своей спутнице, и они двинулись по тёмному коридору, извивающемуся как змея.
      В дверь Пирожкова постучались.
      - Открыто, - крикнул Василий и, оторвавшись от телевизора, обернулся.
      Дверь приоткрылась и в образовавшуюся брешь просунулась голова.
      - Можно? - спросил Саша и, не дожидаясь ответа, вошел в комнату. Привет.
      - Привет, - без энтузиазма ответил Василий.
      - Мы не вовремя?
      - Отчего же: - сказал Василий, отложил хлеба с вареньем и встал.
      - Это моя жена - Лола.
      На свет из тени вышло прелестное создание лет до двадцати, с белыми прямыми волосами до плеч, белой кофточке и чёрной юбочке чуть выше колен.
      - И давно?
      - Четыре дня. Извини, что не позвал, но... там были обстоятельства. В общем, сейчас мы пришли, чтобы отметить это. - Из полиэтиленовых пакетов на стол извлекалось выпить и закусить.
      Через пять минут стол в полном смысле слова ломился от яств.
      Всевозможные салаты, икра обеих цветов, окорок копченый, рыба, запеченная под соусом с хреном, буженина, шпигованная чесноком и луком, язык отварной, телятина заливная и прочее, прочее, прочее. "Дом Периньён" был откупорен и разлит. Со дна фужеров тянулись тонкие струйки пузырьков. Само собой, роль тамады досталась хозяину дома.
      - Совет да любовь, - чуть улыбнувшись сказал Василий, выпил шампанское и, притворно морщась, объявил: - Горько.
      Восемь часов. Солнце коснулось горизонта. Застолье близилось к завершению. Василий сидел, откинувшись на спинку стула, слегка захмелевший, с чуть оттаявшим сердцем. Молодая жена выглядела не так испуганно, как в начале визита. Её супруг опьянел больше чем слегка. Обняв Василия за плечи, он предавался воспоминаниям их беззаботной и озорной юности. Время от времени лицо Василия растягивалось в приятной улыбке.
      - А помнишь, как мы спичками и пластилином запломбировали замок в кабинете английского? - спросил Саша.
      Василий улыбнулся.
      - Конечно, - сказал он. - Меня после этой пломбы на неделю исключили из школы.
      - Ну, извини старик. Физрук по моим глазам догадался, что мы что-то затеяли, и схватил за шкирман... А с картами, когда медсестра проходила мимо?
      - С порнографическими картами, - уточнил Василий. - Меня после этого поставили на учет в милицию.
      - Пирожок, ты всегда медленно бегал.
      - Нет Санёк, бегал я всегда быстрей тебя, - улыбаясь возразил Василий.
      - Василий, вы не покажите мне, где ванна? - чуть смущаясь, спросила Лола, прервав милые воспоминания школьных друзей.
      - Конечно, - с готовностью отозвался тот.
      Они вышли из комнаты. Кистью руки, словно Наполеон, Василий указал путь.
      - До конца коридора, и первая дверь направо.
      - Спасибо, - сказала Лола и неуверенно пошла по чужому коридору.
      Василий вернулся в комнату. Саша уже наполнил фужеры и протянул один другу детства.
      - Давай "Пирожок" выпьем за нашу дружбу. За то, что столько лет прошло, а мы вместе.
      Фужеры дзынкнули. Отпив немного, друзья поставили их на стол. Мурлыка, спала лежа на подоконнике, спрятав мордочку в лапы.
      - У меня новая работа, - сказал Саша, - заместитель начальника отдела снабжения в типографии "Атлант".
      - Это у Алексеева что ли?
      - Да, у Альберта Михайловича.
      - Поздравляю, - искренне сказал Василий. Саша кивнул головой.
      - Да меня еще не утвердили. На следующей неделе всё должно решиться.
      Понимаешь, вы с ним раньше соседями были. Наверняка он спросит обо мне у тебя. Что, мол, он за человек? То да сё...
      - Хм... Что же не понять.
      - Ты не говори ему о пожаре на складе в "Конструкторе".
      Улыбка медленно сошла с лица Пирожкова.
      - О пожаре или о том, что ключи были у вас двоих, а платил за ущерб один Щеглов?
      - Обо всём, - как будто беззаботно сказал Саша, а потом добавил: - Ну ты же знаешь, я уже в отпуске был.
      - Но чайник-то ты включал?
      - Да не пил я чай! Не пил!
      Дверь распахнулась. На пороге стояла Лола. Саша, увидев её, сразу же сменил тему разговора.
      - Ну скажи, разве она не королева?
      Лола улыбнулась и потупила глазки.
      - Ты не забыл, нам сегодня еще к бабушке? - сказала она, справившись со смущением.
      - Прости старик. Нам пора, - сказал Саша, состроив гримасу огорчения и развел руки в стороны.
      Гости ушли. Взяв двумя пальцами фужер с шампанским, Василий поднёс его к глазам, как бы измеряя уровень жидкости, но пить не стал, а вылил содержимое в опустевшую салатницу. Затем он, словно пружина, развернулся и, что было силы, метнул бокал в дверь. Хрусталь взорвался. Осколки брызнули в разные стороны, превращая фужер в тысячи частиц. Кошка мгновенно проснулась и, вытянув шею, навострила ушки. Василий поднял к потолку закрытые глаза, сделал глубокий вдох и, опустив голову, опёрся расставленными руками о стол.
      - Тварь! - еле слышно выдавил он.
      Нехорошая тень уже не коснулась его глаз, а поселилась в них.
      - А где он работает? - спросила Лола, когда они с Сашей вышли из подъезда.
      - Год назад работал в столярной мастерской, но не удивлюсь, если он уже нигде не работает.
      - Почему?
      - Он неудачник, а это не лечится.
      - Ты же говорил что вы друзья. Помог бы ему устроится в типографию.
      - Я же сказал: Он не-у-дач-ник. Вокруг него всё рушится. И хватит об этом.
      Василий, вымыв посуду и убрав хрустальные осколки, окинул своё жилище требовательным взглядом. Всё было почти идеально. Взяв Мурлыку, он тихо вышел из комнаты и закрыл дверь на ключ. Поднявшись на несколько этажей, Василий позвонил в первую попавшеюся квартиру и оставил кошку у порога, а сам пробежал вверх по лестнице и затих.
      Дверь открыл мужчина, лет тридцати пяти в рубахе, пижамных штанах и с газетой в руке.
      - Женщины! - крикнул он, куда-то за спину, оценив животное взглядом.
      На его голос пришли дочка и жена. Мурлыка испуганно смотрела то на них, то по сторонам, не понимая, что происходит и кто эти люди.
      - Ой! Киска! - воскликнула девочка десяти лет и протянула к ней ручки.
      - Нравится? - спросил глава семейства.
      - О-о-очень... - пропел ребёнок, прижимаясь щекой к усатой кошачьей мордочке. Мама, прикрыв глаза, слегка кивнула головой.
      - Тогда берём, - заключил папа.
      - А у неё колокольчик на шее, - сказала девочка.
      - Наверное, она убежала, - предположил папа. - Найдётся хозяин - вернём.
      Закрывшаяся дверь ножом полоснула по сердцу Василия. Одинокая слеза выступила в уголке правого глаза.
      Выход на чердак был закрыт на задвижку, но замка не было. Открываясь, решетчатая дверь не издала привычного скрипа, но Пирожков не обратил на это никакого внимания. В его мыслях уже не оставалось места действительности.
      Всё происходящее казалось не раз обдуманным и уже давно прошедшим.
      Мягкий, вечерний ветер приятно обдувал лицо. Немного длинные волосы развивались и как бы тащили назад, но тело при этом медленно и верно клонилось вперёд. Места от края крыши и до парапета ступне едва хватало. В голове появилась мысль о том, что если раскинуть руки, то можно полететь, словно птица. Раньше это было возможно лишь во сне, а сейчас... До чего же наверное здорово броситься вниз на бешеной скорости и от самой земли подняться вверх. Пролететь над домами, деревьями, машинами. Лететь в вечернем небе и не принадлежать ни миру людей, ни миру звёзд. Да и когда еще это можно попробовать, как не сейчас... ведь после ничего не будет. Ему стало очень страшно. Он закрыл глаза и чуть поднял кверху подбородок, руки разошлись в стороны с готовностью поймать восходящие потоки, тело подалось вперёд...
      - Я не помешаю?
      Человек, стоящий у края пропасти, обернулся и, опустив руки, отшатнулся назад. Не испуганный, но ошарашенный.
      - Занятно встретить единомышленника в таком, на первый взгляд, странном желании, - продолжал Василий. Его удивило не место нахождения незнакомца, а то, что он именно здесь, именно в этот момент и по тому же поводу.
      - Добрый вечер, - сказал незнакомец после небольшого замешательства.
      - Трудно поверить, что для вас он действительно добрый, - сказал Василий, перешагнул через парапет и встал у края крыши, метрах в десяти от незнакомца.
      - Что вы собираетесь делать? - испуганно спросил незнакомец.
      - Насколько я понимаю, то же, что и вы.
      - Постойте! Не делайте этого! - воскликнул незнакомец.
      - Почему? - искренне удивился Василий, - Вам можно, а мне нет? - Он окинул взглядом окрестности.
      - Потому что... - начал, было, незнакомец, но потом его осенила догадкаю.
      Наверно, вы пытаетесь остановить меня? Так не трудитесь, мой поступок не многое меняет. У меня СПИД, и через два месяца я всё равно умру.
      Пирожков поднял голову и посмотрел на незнакомца. Непросто смотреть в глаза смертельно больному человеку. Да и, в общем-то, забавно думать об этом, стоя у края крыши и глядя в бездну. Черное и белое. Вечная дилемма жизни и смерти.
      - Так зачем же торопить событие? А впрочем... Это ваше дело.
      Василий снова посмотрел вниз. Он подумал, что это хороший случай проверить, умеют ли люди летать. Ведь они обязательно должны уметь. Просто нужно сильно захотеть этого. А как, наверное, здорово... Ветер обдувает тебе лицо, а ты летишь над вечерним городом, раскинув руки, словно птица.
      - Подождите! - незнакомец сделал пару шагов назад, но потом вдруг остановился и продолжил. - У вас, наверное, что-то случилось, раз вы решились на это?
      - Разве оправданием самоубийства могут быть только жизненные потрясения или неизлечимая болезнь? - спросил Василий. - Оправданий самоубийству вообще быть не может.
      - Конечно нет, - ответил незнакомец.
      - Тогда почему вы здесь?
      - Видите ли... - начал незнакомец и вдруг осёкся. - Да что собственно изменится, если вы что-то узнаете, - продолжил он после недолгого размышления. - Жена меня любит, и я не могу больше смотреть на её слёзы.
      Слёзы женщины, которая знает, что её муж скоро умрёт. Я решил всё это прекратить.
      Сумерки сгущались. На небе появлялись еле заметные звёзды. Слабый ветер стих, вместе с ним затих и городской гул. Природа, люди и машины готовились ко сну. Прохожие внизу стали редкими. В окнах зажигались искусственные солнца. На крыше дома, свесив ноги вниз, сидели два человека. Совсем незнакомые друг другу, с непохожими судьбами, но собравшиеся поставить точку в своей жизни.
      - У нас девочка, четыре годика, - рассказывал незнакомец. - У нас очень хорошая семья. Полтора месяца назад мне вырезали аппендицит, а перед самой выпиской анализы показали, что у меня СПИД. Ленивая медсестра не всегда кипятила инструмент. Семнадцать человек, которым в то время делали операции, подхватили вирус. Я в их числе. СПИД ведет себя как хочет.
      Иногда, имея его в крови, можно прожить тридцать лет и неплохо себя чувствовать, а иной раз месяц - и в могилу. Мой финиш определили в два месяца, плюс-минус неделя. Я не могу его отодвинуть, но могу приблизить.
      - Зачем? - удивился Василий.
      - Я же говорю: жена меня любит.
      Пирожков силился понять, но не смог. Он еще раз взглянул на незнакомца и отвел глаза.
      - Я еще не умер, - продолжил незнакомец, - и в штанах у меня пока всё в порядке. Её попка рождает в моей голове те же мысли, что и десять лет назад, да и моя у неё тоже. Вчера она мыла посуду, я ставил тарелку в раковину.
      Запах её волос сделал со мной то, что делал раньше. Я обнял её, поцеловал в шею, коснулся груди... В общем, всё как всегда. Когда мы ложились спать, она дала мне понять о своём желании... - на глазах незнакомца выступили слёзы. Он отвернулся в сторону, но вскоре совладал с собой и продолжил: - Я ей говорю:
      "Ты что, у меня же СПИД? ". Она протягивает мне презерватив, а у самой на глазах слёзы.
      Эмоции всё-таки взяли верх. Незнакомец закрыл лицо руками, его тело вздрогнуло.
      - Но сейчас это самый надёжный способ защиты...
      - А если какая-нибудь случайность? - глубоко вздохнув сказал незнакомец, вытер глаза платком.
      - Тоже верно, - согласился Василий - Самое главное, - продолжил незнакомец, почти выровнив дыхание, - что она тоже это понимает. Но чувства сильнее разума. Так будет всегда. По крайней мере до тех пор, пока я жив. Я не могу смотреть на её страдания.
      Прошло только двенадцать дней, а впереди ещё полтора месяца.
      Представляешь, сколько ей предстоит еще пережить. Так лучше уж разом всё кончить. А ты просто дурак, что забрался сюда. Не перебивай! Я уже покойник, а ты здоровый мужик. В моей жизни тоже были моменты, когда думал, что всё... Но выкарабкивался. Не так, так эдак.
      - Выкарабкивался... А я не хочу этого, - сказал Василий. - Да и для чего?
      Вся жизнь - большая помойка, а две трети людей - свиньи, разрывающие пятачками помои и довольно при этом похрюкивающие. Я устал жить среди жестокости, равнодушия, подлости и цинизма. Взгляды в автобусе, как будто я им деньги должен и не отдаю. Сослуживцы готовы просто сожрать друг друга и при этом получить удовольствие.
      - Но это смешно...
      - Я понимаю, что всё это пустое... Но слишком мне всё это надоело.
      Надоело терпеть шутов от правительства до дворника, возомнившего себя генералом в гарнизоне. Надоело вечерами стучаться головой о стену от бессилия, что-то изменить в своей жизни. Есть только один способ всё прекратить, и его я сейчас испробую.
      - Этот способ - смерть? - спросил незнакомец.
      - В жизни бывают ситуации, когда другого выхода нет.
      - Нет выхода только из гроба. Ты не представляешь, как я хочу жить. Ведь это такое наслаждение - вдыхать воздух, видеть детей... Да просто жить.
      Конечно, мир далёк от совершенства, но тем, что ты помог бабушке подняться на подножку трамвая, ты дал ей надежду, что в людях что-то можно изменить.
      - Что менять и зачем?! Это никому не нужно. Всем на всё и вся плевать. Да черт с ними со всеми! У тебя есть семья, дети... есть какой-то смысл в жизни. А у меня... Через неделю никто даже и не вспомнит, что я вообще был.
      - Ты сам не веришь в то, что говоришь, - сказал незнакомец.
      - Верю.
      - Не веришь! Потому что это бред! Очень трудно прожить так, чтобы никто не пожалел о твоей смерти.
      - Ну, может, и пожалеют, - сказал Василий после небольшой паузы. На ум пришли Сергей с Наташкой, Мурлыка... Смешно, но он почему-то вспомнил её испуганные глаза.
      Собеседники замолчали. Сумерки сгущались, звёзды стали ярче. Ночь почти наступила. За спиной кто-то громко два раза кашлянул. Спорщики обернулись.
      Рядом с ними стоял среднего роста человек, босой, в длинной белой ночной рубашке. В руках у него был темно-коричневый "министерский" портфель.
      Василий и незнакомец изумлённо посмотрели друг на друга, затем вновь на человека в ночной рубашке.
      - Двое на одной крыше, - сказал Василий, - это слишком. Трое - уже перебор.
      - Да нет, я не самоубийца, - устало улыбнулся некто в белом. - Я собиратель.
      - Собиратель чего? - поинтересовался незнакомец, где-то в глубине души подозревая сумасшествие.
      - Душ, разумеется, - сказал собиратель. - Кому нужны ваши тела? После приземления они превратятся в мешок с костями. Вы не могли бы немного поторопиться. Мне еще в два места успеть надо. Если желаете сигарету или рюмку коньяку, то у меня есть. Вот Мартель... семидесятилетний! - и он достал из портфеля початую бутылку.
      - Ну, что ждёшь? - спросил незнакомец у Василия. - Отдай ему за рюмку коньяка. Умрёшь счастливым.
      - Так побудет! - отрезал Василий. - Лети, братан, тебе здесь не обломится.
      - Как знать, - улыбнулся собиратель и добавил: - Я мигом... В одно место и обратно. - Он взмахнул мощными крыльями и, постепенно удаляясь, превратился, сперва в маленькую точку, а затем совсем исчез в ночном небе.
      - Что же ты отказался? - спросил незнакомец.
      - Не знаю. Мне вдруг все действительно показалось глупым. А потом обмен неравноценный, - ответил Василий, глядя прямо перед собой. Он уже не хотел шагнуть с крыши. - А ты?
      - А я не отказался. Он обещал вернуться.
      Василий смотрел большими глазами, полу открыв рот и не зная, что сказать.
      Он уже был уверен, что сейчас они вместе спустятся вниз... Нет, он не оставит его здесь одного.
      - Постой, так не пойдет... Не думаешь же ты, что я оставлю тебя здесь, а сам уйду.
      - Конечно, что тебе здесь делать?
      - Ты мне только что рассказывал о радостях простого существования, а сейчас готов сигануть с крыши и...
      - Не трудись, со мной всё равно всё кончено. Я просто пытаюсь облегчить страдание окружающих.
      - Облегчить?! - взорвался Василий. - Ты только подумай, что с ними будет, когда они узнают, что ты прыгнул вниз. Для них ты умрёшь дважды!
      Представь, что такое дважды хоронить любимого человека!
      Они уже давно молчали. Ночь накрыла город покрывалом темноты. Внизу молодёжь распевала под гитару песни (скорее истошно стонала) и распивала напитки, барышни хихикали. Автобус заурчал и отъехал от остановки.
      - Если ты прыгнешь, я за тобой, - сказал Василий, - Учти. Умереть одному у тебя не получиться. И потом, если тебе так приспичило, то потерпи пару месяцев и... - Василий не договорил, - прости, глупость сказал.
      - Да нет, почему же. Возможно, ты прав. Как-то гаденько получается, даже подло. Вроде я думаю только о себе, чтобы мне было легче. А легче-то не будет.
      Будет просто всё равно. Противно почувствовать себя слабаком.
      - Знаешь, - сказал Пирожков, - когда я посмотрел вниз и всё представил...
      Сначала показалось жутко интересным. А потом, потом стало страшно. Очень страшно. И не оттого, что я сейчас умру, а оттого, что мне страшно, а я всё равно это сделаю. Чёрт возьми, я чувствовал, как схожу с ума. Какая-то непостижимая дилемма. Я, как крыса, иду за крысоловом, играющим на дудочке. А ведь решения у моего уравнения нет...
      - Страшно, - подтвердил незнакомец. - Иначе и быть не может. В противном случае стирается грань между жизнью и смертью, а этого быть не должно. Никогда. Человек рожден, чтобы жить. И не звериный инстинкт самосохранения, а осмысленное понимание этого, отличает его от животного.
      А насчет решения... Ты прав, его нет. Возможно, именно от этого появляется чувство обречённости и неотвратимости происходящего. И именно оно подталкивает в спину. Господи, до чего же хорошо жить...
      До полуночи оставалось полтора часа. Новые знакомые расставались, но им казалось, что они встретились не полтора часа назад, а знают друг друга много лет. Неважно, тонешь ты на корабле или идёшь в штыковую, горишь в доме или висишь над пропастью. Тот, кто однажды заглянул в лицо смерти, почувствовал её дыхание, не забудет этого никогда. Смерть - одно из великих таинств мироздания, и познать её до конца не удастся никому. Потому что с той стороны черты обратной дороги нет. Смерть не ответ в конце задачника, а вырванный и порванный лист. Склеить его будет уже некому. Возможно, они это поняли. А иначе чем еще объяснить, что они остались в живых.
      - Кстати, как тебя зовут? - спросил Василий, стоя у перехода чердак крыша.
      - Роман, - ответил тот, стоя у такого же перехода соседнего подъезда.
      - Василий.
      - Не приходи сюда больше, Василий. Не надо, - сказал Роман и скрылся за дверью.
      Какое-то время Пирожков еще оставался на крыше. Он слышал, как хлопнула дверь за Романом, но все же... Ему очень не хотелось, чтобы тот вернулся.
      Перед тем как спуститься на чердак Василий ещё раз подошел к краю крыши и посмотрел вниз. Вот так, всего один шаг мог перевести его в совсем другое качество. Всего один шаг. А дальше... А дальше пустота. Ничего не болит, и ничего не нужно. На что он надеялся? Найти ответ или выход?
      Отыскать нужную дверь оказалось не так просто. Василий не помнил где оставил Мурлыку. Слава Богу, её жильцы еще не спали. Гораздо сложнее было уговорить маленькую девочку не плакать. Но, увидев как Мурлыка, для неё она была Марусей, бросилась на руки к прежнему хозяину и получив обещание завтра принести ей котёнка, девочка дала честное слово не плакать.
      Единственное живое существо, пусть кошка, искренне радовалась встрече с человеком. Старые друзья возвратились домой.
      Холодный мелкий дождь начался с утра и заканчиваться, похоже, не собирался. Людей на кладбище было немного. Все слова были уже сказаны и тело предано земле. Последние из родственников выражали соболезнование вдове и дочке. Василий подошел к могиле последним. Он молча положил цветы.
      - Простите, - сказала вдова, - я вас раньше не видела. Вы были знакомы с Романом?
      - Да. Однажды он спас мне жизнь. А вас он любил. Любил сильнее, чем боялся смерти.
      1997 год.