Тусклый свет луны тихо сеялся сквозь туман на фасады прибрежных домов, на пальмовые крыши ранчо, разбросанных поодаль, на лес по берегам, на спокойную поверхность мутной Апуре, воды которой, спавшие в это сухое время года, оставляли обнаженными широкие песчаные отмели. На правом берегу стояли причаленные еще во время паводка шлюпка и габара [81], а поодаль колыхались на воде привязанные к сваям плот, несколько черных пирог, груженных дровами и бананами, и свежевыкрашенная белой краской пустая барка, на крыше которой спал, растянувшись лицом вверх, паренек.
Мужчины, выпивавшие и болтавшие под деревьями на берегу, у входов в лавки, уже разошлись по домам. Служители убирали стулья и столы и закрывали двери заведений, гася отражения ламп на реке.
Донья Барбара стала прохаживаться вдоль опустевшей улицы.
Гребцы с илота переговаривались с шестовыми барки, и их беседа была так же медлительна, как течение реки по гладкой равнине, как задумчивая поступь мглистой ночи, как шаг доньи Барбары, безмолвной тенью скользящей по берегу.
Лесистый берег, спокойный и темный под покровом ночи; река, от верховьев, от далеких гор, молча катящая свои воды; крик птицы чикуако, летающей над сонной водой, и разговор гребцов – все это она уже видела когда-то на реках, пересекающих льяносы.
Страшная картина стоит перед ее взором, пока она медленно шагает взад и вперед, под редкой голубоватой тенью деревьев: лесистый берег, глухая ночь, река, бесшумно текущая вдаль, чтобы слиться там с другой далекой рекой, крик бессонной птицы, уже скрывшейся из виду, и тихие голоса гребцов – все это она уже видела однажды на диких землях, в краю широких таинственных рек…
Донья Барбара ничего не замечает вокруг себя, для нее нет больше спящего на правом берегу реки города; она прислушивается лишь к тому, что внезапно завладевает ее душой:
К очарованию речного пейзажа, неурочному зову таинственных рек, на которых началась ее история… Желтая Ориноко, красная Атабапо, черная Гуаиння…
Полночь. Поют петухи, лают собаки во дворах. И снова тишина; только слышно, как летают совы. На плоту уже не разговаривают. Зато река принялась шушукаться с черными пирогами.
Донья Барбара останавливается и слушает.
– Все возвращается к своему началу.
XIV. Звезда на мушке
Это было начало конца. Неукротимая и властная женщина, не признававшая никаких преград, встретилась теперь лицом к лицу с тем, против чего не умела бороться. Хитроумный план, осуществленный в Глухой Балке, представлял собой не что иное, как удар вслепую, а побуждение, склонившее ее взвалить на Бальбино Пайбу смерть Колдуна, было началом окончательной капитуляции.
Она предчувствовала крушение надежд, отказавшись от прежнего образа действий, и живший в ее крови индейский фатализм уже толкал се на путь отречения. Зов прошлого, ее дикой юности, прошедшей на великих реках сельвы, был формой новой идеи – отступления.
Тем не менее, превозмогая временный упадок духа, донья Барбара решила вернуться в поместье, заручившись письмом коммерсанта, ставившего Сантоса Лусардо в известность о получении перьев и о назначенной за них цене, в несколько рал превышающей ту, которую должен был выручить Кармелито. Кроме того, она везла с собой составленный ее адвокатом нотариальный акт о фиктивной продаже незаконно отторженных ею альтамирских земель, которую она еще раз намеревалась предложить Лусардо. Эти бумаги были ее последней надеждой, хотя надежды не имели определенной формы: она уже не мечтала о любви, толкнувшей ее на такие жертвы. Бремя от времени на фоне речного пейзажа перед ее мысленным взором вставал образ Сантоса Лусардо, сливавшийся тут же с расплывчатым, далеким образом Асдрубала, и так же неясно, как лик Асдрубала, видела она теперь лицо Лусардо – тень, отодвигавшуюся все дальше и дальше и меркнущую в трепетном свете нереального мира.
Ho ей не терпелось довести до конца начатое, и это было крайне необходимо, ибо отказ от задуманного стал бы последним ударом но ее пошатнувшейся вере в жизнь.
Засуха вступила в свои права. В это время скот гонят к непересыхающим водоемам, так как животные не могут найти их сами: они либо не знают их, либо забывают, обезумев от жажды. Русла уже обмелевших речушек там и тут пересекали бурые, разбитые копытами тропы, а гнилые трясины, окруженные белесыми закраинами, казались зловонными язвами, которые рубцевались под палящим солнцем, не перестав гноиться. В иных еще оставалось немного воды, илистой и горячей, и в ней разлагались трупы животных; гонимые жаждой, они забирались туда и, раздувшись от опоя, увязали в трясине и гибли. Огромные стаи самуро, алчных до падали, кружили над этими лужами. Смерть, подобно маятнику, висела над льяносами, раскачиваясь от наводнения к засухе, от засухи к наводнению.
Хрустел сожженный солнцем чапарраль, горела ослепительным блеском саванна в кольце миражей, создававших иллюзию голубых заводей, – вод, приносящих лишь отчаяние, ибо сколько бы ни стремился к ним жаждущий, они всегда находились от него на одном и том же расстоянии, неизменно на краю горизонта. Миражем была и несбыточная любовь, к которой на всем скаку неслась донья Барбара.
Прибыв в поместье, где, несмотря на утомительное путешествие и приближавшуюся ночь, она собиралась ненадолго задержаться, чтобы переменить уставшую лошадь, переодеться и привести себя в порядок перед встречей с Лусардо, которую нетерпение не позволяло ей отложить до завтра, она увидела, что в канеях никого нет, кухня заперта и коррали пусты. Один Хуан Примите сидел па месте.
– Что здесь происходит? – спросила она. – Где люди?
– Бежали, – ответил дурачок, не решаясь подойти к ней из боязни, что это слово вызовет в ней приступ ярости. – Сказали, что не хотят больше служить вам, что вы теперь другая, не такая, как прежде, что вдруг возьмете да и свяжете их всех локоть к локтю и выдадите, как миленьких.
Глаза ее сверкнули гневом, и Хуан Примите поспешил сообщить другую новость:
– Дон Лоренсо умер, знаете?
– Давно нора. И так слишком долго тянул. А она? Где она?
– Нинья Марисела? Снова в Альтамире. Доктор увез ее к себе и, по слухам, скоро женится на ней.
При этих словах в донье Барбаре вновь во весь рост встала женщина могучей силы, и, не сказав ни слова, с решимостью, не предвещавшей ничего хорошего, Барбара тут же прыгнула в седло и поскакала в Альтамиру.
Хуан Примите некоторое время стоял, не переставая креститься, затем бросился к кастрюлям, в которых держал питье для ребульонов. Вонзая шпоры в окровавленные бока лошади, из последних сил летевшей галопом, донья Барбара, словно в бреду, громко говорила:
– Значит, я только зря потеряла время, пытаясь отказаться от себя самой? Ну, так я снова вернусь к моим делам, и с ними – до гроба! Посмотрим, кто будет торжествовать. Еще не родился человек, который может отнять у меня то, что мне желанно. Лучше смерть, чем поражение!
Так она доехала до альтамирских построек. Под покровом ночи приблизилась к дому и через выходившую в фасадную галерею дверь увидела Лусардо: он сидел за столом вместе с Мариселой.
Они кончали ужинать; он говорил, а она слушала, подперев ладонями щеки и восхищенно глядя на него.
Донья Барбара подъехала на револьверный выстрел. Остановила лошадь. Неторопливо, с наслаждением Барбара вынула из кобуры, прикрепленной к седлу, револьвер и прицелилась в грудь дочери. Освещенная лампой, это была отличная мишень.
Чистый свет звезд искрой сверкнул в предательской мгле на мушке прицела и помог зловещему глазу найти сердце Мариселы. Но вдруг этот крошечный луч словно налился всей тяжестью звезд, оружие опустилось, не выстрелив, и медленно вернулось в кобуру. Глядя сквозь рамку прицела, донья Барбара внезапно увидела себя, озаренную отблесками разложенного на диком и пустынном берегу костра, слушающую Асдрубала, и это скорбное воспоминание укротило ее жестокость.
Долго и неподвижно глядела она на счастливую дочь, и жажда новой жизни, мучившая ее последнее время, воплотилась в волнующее материнское чувство, неведомое до сих пор ее сердцу.
– Он твой. Будь счастлива.
Наконец-то любовь Асдрубала – всего лишь тень, блуждавшая в ее мрачной душе, – приняла форму благородного чувства!
XV. Земля бесчисленных дорог и бескрайних горизонтов
В ту ночь не было света в комнате для совещаний с Компаньоном, но когда утром донья Барбара вышла в патио. Хуан Примито и двое пеонов, сопровождавших ее в Сан-Фернандо, – те, что застрелили Бальбино, и единственные, оставшиеся пока верными ей, – не узнали своей хозяйки. Она состарилась за одну ночь; на ее осунувшемся лице лежали следы бессонницы, хотя и лицо и взгляд выражали трагическое спокойствие отрешенности.
– Это вам, – сказала она молча смотревшим па нее слугам, кладя им в руки по нескольку монет. – Лишнее – на то время, пока не найдете себе другой работы. Здесь теперь нечего делать. Можете уходить. Ты, Хуан Примито, отнесешь письмо доктору Лусардо. И сюда не возвращайся. Оставайся там, если разрешат.
Несколько часов спустя мистер Дэнджер видел, как она ехала по Солончакам. Он поздоровался с ней издали, но не получил ответа. Она ехала неторопливым шагом, устремив вперед взгляд, едва держа в руках приспущенные поводья.
Вокруг лежала сожженная земля, разорванная глубокими оврагами и изборожденная трещинами. Там и тут исхудавшие коровы с печальными глазами исступленно лизали края высохших водоемов и обнажившиеся голыши. Белели на солнце кости тех, что уже пали жертвами насыщенной селитрой земли, не отпускавшей их до тех пор, пока они не подыхали от голода, забыв о пастбищах. Бесчисленные стаи самуро парили над зловонной падалью.
Донья Барбара остановилась, глядя, как упорствует в своем безумии скот, и ей показалось, будто ее собственный, сухой, обложенный язык, сожженный горячкой и жаждой, ощущает шероховатость и горечь земли, которую упрямо лизали животные. Как она похожа на них в своем настойчивом, страстном желании испробовать прелесть любви, губившей ее!… С трудом стряхнув с себя злое очарование этих мест и этой картины, она пришпорила лошадь и продолжала свой мрачный, неторопливый путь.
Что-то необычное происходило в трясине, где всегда царит молчание смерти. Многочисленные пестрые стаи уток, котуа, цапель и других птиц с громкими, тревожными криками описывали над водой круги. Птицы, парившие высоко в воздухе, временами исчезали за пальмовой рощей, другие садились на берегах зловещей заводи, и тогда наступала гнетущая тишина; но вскоре одни возвращались назад, другие взмывали в небо, и все вместе вновь принимались летать над местом, возбуждавшим в них безотчетный ужас.
Несмотря на глубокую задумчивость, донья Барбара внезапно натянула поводья: у края трясины билась и мычала молодая корова, а ее морду обвивал водяной удав, голова которого едва высовывалась из болота.
Животное, дрожа от напряжения, тонуло в вязкой тине; шею свела судорога, глаза побелели от ужаса; в предсмертном поту, собирая последние силы, пленница сопротивлялась могучему объятию огромной змеи.
– Этой уже не уйти, – прошептала донья Барбара. – Сегодня трясина пирует.
Наконец удав начал расслаблять кольца, постепенно поднимаясь над водой, и корова отпрянула назад, стараясь стряхнуть его с морды. Но чудовище медленно сжалось, и его жертва, совсем обессилев, со страшным ревом стала погружаться в трясину и исчезла в гниющей воде, которая тут же сомкнулась над ней, чавкнув, как обжора.
Перепуганные птицы носились в воздухе и кричали без умолку. Донья Барбара бесстрастно смотрела на эту страшную картину. Но вот птицы улетели, опять воцарилась тишина, и потревоженная было трясина вновь обрела зловещее спокойствие. Только легкое волнение морщинило водную гладь, да в том месте, где зеленая корка водорослей разорвалась под тяжестью животного, всплывали пузырьки болотного газа.
Один из них, самый крупный, в желтоватой оболочке, дольше других стоял над поверхностью воды и был похож на глаз желтушного в приступе ярости.
И этот гневный глаз словно смотрел в упор на колеблющуюся женщину…
* * *
Из уст в уста передается новость: исчезла владычица Арауки.
Может быть, она бросилась в трясину, так как видели, что она ехала в том направлении с выражением трагической решимости на лице; но также идут разговоры и о барке, спускавшейся вниз по Арауке, на которой кто-то будто бы видел женщину.
Одно было ясно: она исчезла, изложив свою последнюю волю в письме к доктору Лусардо:
«У меня нет наследников, кроме моей дочери Мариселы, и я признаю ее таковой перед богом и людьми. Возьмите на себя труд привести в порядок оформление наследства».
Но все знали, что у доньи Барбары было много золота, зарытого в земле, а в письме о нем не говорилось ни слова; к тому же, в комнате для совещаний с Компаньоном были обнаружены следы раскопок, поэтому вскоре все сошлись на мнении, что донья Барбара не кончила жизнь самоубийством, а попросту уехала куда-то, и тут же пошли бесконечные разговоры о плывшей ночью вниз по Арауке барке, и оказалось, что уже многие слышали об этом…
* * *
Привезли колючую проволоку, купленную на вырученные от продажи перьев деньги, и начались работы но огораживанию альтамирских земель. Столбы уже установили, от рулонов потянулись длинные нити, и на земле бесчисленных дорог, где блуждающие надежды издавна терялись в поисках верного пути, проволочная изгородь прокладывала один-единственный и прямой путь к будущему.
Мистер Дэнджер, увидев, что его Солончаки вот-вот окажутся в окружении и чужой скот, раньше приходивший лизать горькую селитру его оврагов, перестанет попадать в его коррали, пожал плечами и сказал себе:
– Здесь больше нечего ждать, мистер Дэнджер.
Он взял винтовку, перекинул ее через плечо, сел на коня и, поравнявшись с пеонами, возводившими изгородь, крикнул:
– Не тратьте зря проволоку, не отгораживайтесь от Солончаков. Передайте доктору Лусардо, что мистер Дэнджер тоже уходит.
Прошло предусмотренное законом время, по истечении которого Марисела могла вступить во владение наследством матери, не подававшей о себе никаких вестей, и в долине Арауки больше не стало Эль Миедо: оба поместья снова стали называться Альтамирой.
Льяносы! Земля, созданная для мирного труда и для бранного подвига, земля открытых горизонтов, где хороший народ любит, страдает и надеется!
Роман «Донья Барбара» имел три варианта. Первый, которому Гальегос дал название «Полковница» и над которым работал до 1927 года, был им отброшен. Следующий вариант написан во время пребывания Гальегоса в Италии в 1928 году. Этот вариант – основной – увидел свет в феврале 1929 года в барселонском издательстве «Аралусе». В 1930 году г. том же издательстве вышло второе издание романа, довольно сильно видоизмененное автором. Этот третий вариант романа стал окончательным.
В сентябре 1929 года «Донья Барбара» была удостоена премии литературного конкурса в Мадриде. Один из членов жюри писатель Р. Баеса назвал тогда Гальегоса «первым большим романистом, которого нам дала Южная Америка». В 1931 году роман был издан в Нью-Йорке; позже его перевели в ряде стран Европы. Особый успех «Донья Барбара» имела в Мексике. В 40-х годах здесь был снят фильм по мотивам романа с участием известной актрисы Марии Феликс, исполнявшей заглавную роль. В 1954 году 25-летпе романа было отмечено юбилейным изданием, иллюстрации к которому выполнил известный художник-график Альберто Бельтран.
На русском языке роман «Донья Барбара» впервые появился в 1959 год, в переводе В. П. Крыловой, сделанном по изданию: R. Gallegos, «Dona Barbara», Buenos Aires, 1958.
В. Кутейщикова
Примечания
1
Кайман – крокодил с панцирем на спине и на брюхе, с тупой и короткой мордой.
2
Чапарраль – заросли колючего кустарника.
3
Ченчена – птица из отряда куриных, с резким, пронзительным голосом.
4
Патио – внутренний двор в домах старинной испанской постройки, куда выходят двери жилых комнат.
5
Льянеро – житель льяносов, обширных степных равнин в Венесуэле и Колумбии.
6
Гуате. – Так в льяносах называют пришлых людей, главным образом метисов и индейцев из горных районов Анд.
7
Сан-Камильский лес – огромный непроходимый тропический лес па границе Венесуэлы с Колумбией.
8
Парагуатан – дерево из семейства миртовых.
9
Бабас – разновидность каймана, отличается небольшими размерами.
10
Тембладор, пли гимнот, – электрический угорь, обитающий в реках Южной Америки; разряд тока, вырабатываемого специальными железами в хвостовой части, может парализовать корову.
11
Райя – иглистый скат, его укол ядовит.
12
Гарраси – старинная одежда льянеро: укороченные брюки, застегивающиеся сбоку до колена.
13
Захватническая война, объявленная в 1898 году Испании Соединенными Штатами якобы в защиту Кубы, добивавшейся освобождения от испанского гнета. Согласно Парижскому договору, заключенному в этом же году, Куба была объявлена независимой республикой, но фактически стала полуколонией США.
14
Кавите – бухта на Филиппинских островах, где в 1898 году американцами был уничтожен испанский флот.
15
Касик. – Здесь: богатый землевладелец, фактически располагающий в своей округе неограниченной властью феодала.
16
Доктор – звание, присваиваемое в Латинской Америке человеку, защитившему диплом на любом из факультетов университета.
17
Парапара, юки хабонсильо, – дерево, похожее на каштан, с черными, круглыми плодами.
18
Гуарича – молодая незамужняя индианка.
19
Таита – почтительное и ласковое обращение к старшему – отцу, воспитателю, просто человеку, пользующемуся особым уважением (индейск.).
20
Чимо – вязкая густая масса, в состав которой входит табачный сок; венесуэльские крестьянке употребляют ее вместо жевательного табака.
21
Саррапия. – Здесь: плоды дерева саррапия, по форме напоминающие миндальный орех; получаемое из них ароматическое вещество добавляют для запаха в нюхательный табак.
22
Балати – подогретый на костре и затвердевший каучуковый сок.
23
Атурес – приток реки Ориноко.
24
Яакабо – насекомоядная птица, обитающая в Южной Америке; ее крик напоминает по звучанию испанские слова «яа-акабо» – «все кончено».
25
Банита – индейское племя.
26
Япуруро – бамбуковая флейта, музыкальный инструмент индейцев, живущих в верховьях Ориноко и на реке Рпо-Негро.
27
Эль Миедо – буквально: страх (исп.).
28
Родео – сгон скота в одно стадо в открытой степи.
29
Квартилья – мера сыпучих тел, 1/4 арробы (11,5 кг) или фанеги (55,5 л).
30
Морокота – старинная золотая монета весом в одну унцию (28,7 г).
31
Ньо – в просторечии то же, что «сеньор».
32
Гуарура – большая раковина, напоминающая охотничий рог.
33
Ниньо – обращение к молодому барину.
34
Каней – навес на столбах.
35
Хобо – американская слива.
36
Диви-диви, пли гуаранго, – разновидность акации.
37
Альгарробо – рожковое дерево.
38
Отчеты Великого капитана… – заведомо преувеличенные счета, подобные тем, какие коннетабль Неаполя Гонсало де Кордоба, по прозвищу Великий капитан (род. в 1453 г.), посылал испанскому королю Фердинанду.
39
Юка – растение с высоким содержанием крахмала в клубнях, которые едят вареными или перемалывают в муку и из нее пекут лепешки «касабе», за повсеместную распространенность среди индейцев названные «американским хлебом».
40
Тотумо – дерево с большими, похожими на тыкву, плодами в твердой оболочке; тотума – чашка из половинки плода тотумо.
41
Самбо – человек, родившийся от смешанного негритяно-индейского брака; слово это часто употребляется в значении «друг», «приятель».
42
Pajarota (исп.) – выдумка, небылица.
43
Куатро – небольшая четырехструнная гитара.
45
Mарака – народный музыкальный инструмент в виде погремушки, сделанный из высушенного плода тотумо.
46
Самуро – разновидность стервятника.
47
Вакерия – периодически устраиваемый владельцами крупных скотоводческих хозяйств сгон скота на огромных степных пространствах с целью вернуть хозяевам заблудившийся скот; во время вакерии также клеймят молодняк и холостят быков, предназначенных на продажу на бойни.
48
Фуэрте – венесуэльская серебряная монета, равная но стоимости пяти боливарам.
49
Сентаво – мелкая бронзовая или никелевая монета, 1/20 часть боливара.
50
Лоча – никелевая монета в 1/8 часть боливара.
51
Кесерас-делъ-Медио – местечко в муниципалитете Ягуаль, на реке Араука; здесь в 1819 году во время освободительной войны против Испании отряд льянеро в сто пятьдесят человек под предводительством республиканского военачальника Хосе Антонио Паэса обманным маневром, почти не понеся потерь, разгромил пятитысячную армию испанцев во главе с опытнейшим генералом Пабло Морильо.
52
Мастранса – пахучее растение из семейства губоцветных.
53
Мерекуре – дерево со съедобными плодами.
54
Талисайо – порода петухов; крылья и шея их желтой окраски, грудь черная.
55
Параулата – разновидность скворца.
57
Корокора – голенастая, похожая на цаплю птица с розовым или красным оперением.
58
Война за независимость – национально-освободительная война испанских колоний в Новом Свете за свою политическую и экономическую независимость (1808 – 1824). В Венесуэле руководителями этой борьбы были Франсиско Миранда и Симон Боливар, названный Освободителем.
59
Дэнджер – опасность (англ.).
60
Человек без родины (англ.).
61
Гражданское управление – в Венесуэле орган административной власти округа, глава которого назначается президентом штата.
62
Саман – дерево, похожее на кедр.
63
Хабильо – дерево из семейства молочайных с густой развесистой кроной.
64
Отцом является тот, на кого указывает брачный договор (лат.).
65
Вооруженной рукой, воинской силой (лат.).
66
Вампир – крупная летучая мышь; размах ее крыльев достигает 75 сантиметров.
67
Ребулъон – зловещая фантастическая птица.
68
Здесь и далее в романе – переволы стихов Е. Якучанис.
69
Мадрина – стадо, ядром которого служит прирученный скот, помогающий удерживать в родео только что собранный, дикий.
70
Бандуррия – музыкальный инструмент, похожий на гитару, но меньше размером и с шестью двойными струнами.
71
Тапара – плоды дерева тапаро, схожего по виду с тотумо; чашка из половинки плода тапаро.
72
Гуачарака – птица из отряда куриных, буро-желтой окраски.
73
Папелон – тростниковый сахар, не прошедший окончательной очистки.
74
Яруро, куиба – индейские племена.
75
Корридо – народная баллада.
76
Десима – десятистишие.
77
Хоропо – венесуэльский народный танец, распространен главным образом в льяносах.
78
Карамата, маканилья – виды пальм с пригодной для строительных целей древесиной.
79
Бораль – плавучий островок из ветвей и водорослей, сцементированный илом и поросший травой.
80
Куриара – маленькая индейская лодка.
81
Габара – лодка с настилом для перевозки груза.