На пристани их ждали. Капитан «Невесты ветра» стал показывать, где будут размещены люди Главного Повара.
* * *
Полчаса спустя к пристани быстрым шагом подошёл отряд лакеев, возглавляемый Главным Мажордомом, без оркестра и почти без провожающих.
Главный Мажордом страшно разгневался, что Главный Повар увёл поваров на пристань раньше, чем договорились и его, Главного Мажордома, люди пришли вторыми.
Им тоже были отведены места, но какие остались.
Бублик поставил сундучок прямо под указанный ему гамак в поварятском кубрике и выбрался на палубу поглазеть.
Там шла погрузка.
Главный Повар держал в руке плотный желтоватый лист бумаги, исписанный мелким почерком, и ставил на нём большие, жирные галочки.
А на борт заносили мешки с мукой пшеничной крупитчатой, мукой пшеничной первосортной и мукой ржаной сеяной. Мешки с сахаром колотым и сахаром пиленым. (Сахарные головы Главный Повар решил не брать, а купить на месте, хотя разумнее было сделать наоборот).
Потом стали закатывать бочонки с маслом: подсолнечным, арахисовым, оливковым, ореховым, миндальным, маковым, конопляным, соевым… С топлёным сливочным.
Потом стали поднимать ящики с сухими яблоками, грушами, сливами и абрикосами, и корзины со свежими фруктами из числа тех, что могут выдержать долгую дорогу.
Осторожно занесли кедровые ящички с пряностями, стоившими на вес золота.
Палуба корабля запахла гвоздикой, поручни ограждения – корицей, трап имбирём.
К ужасу Капитана его шляпа стала издавать запах кориандра, а борода – кардамона.
Корабельные мачты заблагоухали ванилью, а туго стянутые паруса спрятали внутри себя мятный ветер.
Выглянувший на палубу Главный Мажордом вместо воздуха вдохнул облако душистого перца, чихнул и скрылся.
Протестующе мыча, на борт поднялась корова Сметанка – из её молока готовили отменные сливки. Для прокорма Сметанки в трюме было приготовлено душистое сено с клевером (согласно сметанкиному вкусу).
Но сама корова была совсем не в восторге от будущего путешествия и выразила своё негодование, как могла: проходя мимо Капитана, стоящего рядом с Главным Поваром, она шлёпнула ему под ноги ароматную коровью лепешку, запах которой, словно голосистая солистка, стал перебивать хор пряностей.
Капитан был морским волком и с коровами сталкивался мало. Поэтому от коровьего подарка он резко отскочил в сторону.
– Я же говорил, надо по-нормальному грузиться: сначала груз, потом пассажиры! – пробурчал он.
– Ни за что! – отрезал Главный Повар. – В первую очередь – люди. Чтобы этот проходимец Мажордом занял со своими лентяями лучшие места? Мы грузимся, как надо!
Вслед за коровой грузчики понесли целую вереницу плетеных корзинок, пузатых и приплюснутых, в которых возмущённо квохтали пёстрые куры. Куры должны были бесперебойно давать свежайшие яйца для тортов.
– Сейчас пойдут всякие мелочи, основное погрузили, – пояснил Капитану Главный Повар.
На корабль занесли:
кувшин соды;
бочонок крахмала;
пять горшков дрожжей;
три дюжины бутылок уксуса;
двенадцать дюжин бутылок рома;
десять плотно закрытых банок с цукатами;
тридцать две бутылки ликера шестнадцати сортов;
семь бочонков варенья и пятнадцать банок мармелада (тыквенный решили не брать);
мешок грецких орехов, мешок миндаля, мешок фундука, полмешка арахиса и мешок фисташек.
Капитан стоять устал: ему казалось, что теперь шляпа его пахнет тмином, борода – анисом, а сапоги мускатным орехом.
– Ну вот, это последнее! – потёр руки Главный Повар, исчеркав весь лист кругом.
Лебёдкой на борт подняли ящики с кухонной утварью.
В трюм отправились разнообразнейшие кастрюли; взбивалки пяти видов для кремов, соусов и белков; кухонные доски всех размеров; скалки простые, для раскатывания теста; и скалки рифлёные, для нанесения узора; ножи, тесторезки, выемки; противни, формы для тортов и кексов (и, конечно, маленькие формочки для пирожных-корзиночек). Кондитерские мешки с трубочками-насадками, с помощью которых кондитеры на воскресных тортах писали “Привет от Замковой Кухни”. Отдельным ящиком шли тёрки, ступки и мясорубки – всё, чем размельчали и растирали продукты. Другим ящиком – сита и дуршлаги, поварёшки и половники.
После поварёшек наступило затишье.
– У вас всё? – слабым голосом произнес Капитан, шляпа которого благоухала шафраном, а борода – коричными палочками.
– Всё, похоже… – осмотрел свой лист Главный Повар, на котором (на листе, конечно) живого места не было.
Капитан, не скрывая облегчения, вздохнул.
Но тут раздался крик – к кораблю бежал Перец и отчаянно голосил на всю округу:
– Гребёнки забыли!!! Господин Главный Повар, гребёнки забыли!!!
К груди он прижимал длинный пакет.
– К-какие гребёнки? – с недоумением спросил Капитан.
Главный Повар смачно хлопнул себя ладонью по лбу.
– Гребёнки! Ведь знал, что забуду, а записать места уже не было! Гребёнки эти – необходимейшая вещь, – пояснил он Капитану. – Ими на торте, ежели он гладко кремом украшен, а хочется чего-нибудь этакого, рисуют полоски разные.
И он, не дожидаясь, пока поваренок добежит до корабля, сам поспешил вниз по заскрипевшему трапу навстречу, желая поскорее отправить гребенки к ступкам и формочкам.
Капитан снял и понюхал шляпу, которая отдавала имбирем, сплюнул, и пошёл в каюту, мечтая, как сейчас он достанет буханку чёрного хлеба, отрежет корочку, натрёт чесноком и солью, а потом будет долго-долго нюхать…
А совсем потом съест!
И шляпа его заблагоухает, как обычно, вяленой рыбой, а борода – пивом.
И корабль будет пахнуть правильно: смолой, дёгтем, скипидаром. И чуть-чуть – протухшей водой из трюмов, которая просачивается сквозь обшивку, и которую невозможно до конца откачать…
Когда Главный Повар ушёл присмотреть за правильным размещением груза в трюмах, палуба и трап поступили в распоряжение Главного Мажордома.
На корабль стали заносить ящики со скатертями и салфетками, карточками для меню и именными карточками, блюдами и блюдцами, чашками и бокалами, столовыми ножами-вилками-ложками. Внесли ящик мыла. Вкатили бочонок крахмала для крахмаления скатертей и салфеток, и бочонок соды для чистки ножей и вилок. Занесли чугунные утюги, разогревающиеся угольками и сундук с отборным березовым углём для этих утюгов.
И всё равно, к досаде Главного Мажордома, у него такого внушительного списка, как у Главного Повара, не получилось…
Бублик было решил, что погрузка закончена, но тут поднялась на корабль и встала у трапа тётушка Гирошима, прикрываясь от солнца кружевным зонтиком (разумеется, в непременных оборочках).
Для неё на борт подняли бочонок с касторовым маслом, бочонок с запасным слабительным средством и бочонок с успокоительной микстурой. Два больших сундука и один средний. Этими сундуками багаж тётушки Гирошимы закончился.
Глава четвёртая
Корабельные премудрости
После недолгого прощания, «Невеста ветра» отчалила от пристани Акватики и поплыла вниз по реке к устью, к морю.
Даже в дороге Бублику приходилось полоскать рот каждый час лекарством тётушки Гирошимы.
Язык понемногу уменьшался, но до нормальных размеров было очень далеко.
Корабельные премудрости поварятам объяснили быстро: корма – место капитана и почётных гостей, таких как Главный Повар, Главный Мажордом и тётушка Гирошима, нос – матросское место. А обычные пассажиры путаются где-то посерёдке.
Якорь поднимают с помощью ворота, который называют шпиль. Первая мачта – это фок, вторая, самая большая и главная – грот. Третья – бизань.
Питаются на судне все по-разному: капитан и почётные пассажиры в кают-компании, все прочие – в своих помещениях.
Самое тёплое место на корабле – камбуз, корабельная кухня. Повар, который кок, топит там дровами специальную печь, и готовит для команды с пассажирами горячую пищу. А чтобы не сделался пожар, пол вокруг печи посыпан толстым слоем песка.
Поднявшись на борт, Главный Повар сделал первый визит именно в это помещение к неудовольствию кока, который очень холодно воспринял вторжение в своё царство.
Догадливый Главный Повар удержал рвущиеся с языка советы, как лучше обустроить корабельную кухню, и тихонько покинул камбуз, найдя иное поле для деятельности: заботу о грузе.
Поэтому для поварят на корабле не было не минуты покоя.
То Главному Повару казалось, что в трюме влажно и мука отсырела.
То он подумал, что взбивалки и тёрки недостаточно хорошо упакованы.
То вдруг наткнулся в своей каюте на упитанную крысу и решил, что питается она его, Главного Повара, лучшим шоколадом, предназначенным для торжественных тортов!
И во всех случаях поварятам нужно было сломя голову бежать в трюм, проверять муку и заново упаковывать кухонные принадлежности.
А уж что было с крысой – страшно вспоминать.
Перед погрузкой на корабль всех крыс выгнали, но эта, видно, спряталась и осталась. Шоколад оказался нетронутым, но Главный Повар не успокоился, пока крысу не поймали и не принесли на строгий суд.
Он посадил её в клетку и попросил у тётушки Гирошимы ударную порцию слабительного, чтобы доподлинно узнать, чем питалась обвиняемая.
Только после того, как крысу пронесло, она была признана невиновной, но осталась в клетке до прибытия в первый порт на пути следования.
Мореходы были не очень довольны, что поварята мешаются у них под ногами, то гоняясь за крысой, то вынося на свежий воздух кур в корзинках (чтобы пёстрые квочки не заскучали в трюме, не обиделись и не перестали нести яйца).
А Капитан, раздосадованный тем, что Главный Повар постоянно вмешивается в корабельное хозяйство, не выдержал, и громко сказал:
– Ещё одно слово про кулинарию и продукты – и я спускаю наш флаг, и поднимаю вместо него скатерть!
Только после этого Главный Повар немножко утих, заперся в каюте и принялся сочинять новые пирожные, как музыкант сочиняет песни.
Главный Мажордом, который не выносил проветривать скатерти и не требовал плыть так, чтобы поменьше качало (для удобства капризной коровы), подружился с Капитаном и по вечерам они стали играть в кости. Лакеи захватили с собой шахматы и тоже не скучали.
За тётушкой Гирошимой ухаживал корабельный лекарь, которого потрясла сила её слабительного, проверенного на крысе и он надеялся получить рецепт.
Поварята играли в камешки или рассказывали друг другу страшные истории про чёрного повара и руку в тесте. Или про колдуна Перхотьжора.
Бублик, когда слушать истории надоедало, а в игре не везло, любил пробраться на нос корабля и смотреть оттуда, как парусник бодает волны. Вода, по которой они плыли, была похожа на зеленоватое желе, а брызги блестели на солнце, словно крохотные леденцы.
Когда же приходило время возвращаться, он развлекался тем, что подкармливал крысу в клетке, которую Главный Повар определил жить до порта в кубрике поварят. Потихоньку она начала его узнавать и уже не старалась укусить, как в начале.
Бублик придумал крысе красивое кухонное имя – Солонка, но никто об этом не знал, потому что он по-прежнему безмолвствовал из-за своего распухшего языка.
И крыса тоже не знала, что она теперь Солонка, а не Сахарница или, там, Вазочка.
Глава пятая
Перекрёсток
Хотя Западное Море было исплавано Морскими Корабелами вдоль и поперёк, и корабли их были крепкими, способными выдержать многодневные путешествия, всё равно они предпочитали плавать веками выработанными маршрутами: от острова к острову.
Экономя время, Капитан не стал заходить на многие из них, но островок Перекресток он миновать не мог: здесь сходились невидимые морские дороги со всех концов Западного Моря.
Ранним утром корабль причалил в гавани столицы острова, которая тоже называлась Перекрёсток.
Целых полдня отдыха на земле! Подальше от качающейся палубы!
Для начала Главный Повар торжественно вынес с корабля и вытряхнул из клетки на пристань крысу Солонку.
Немного ошалевшая от свободы крыса поспешно уволокла хвост подальше от его сапога и спряталась в грудах товаров, дожидающихся погрузки на корабли.
А потом все пассажиры «Невесты ветра» поспешили покинуть корабль и гомонящей толпой пошли в город.
Но только шумный порт остался позади, как Главный Мажордом со своими людьми отделился от поваров и направился в сторону, не желая веселиться вместе.
– Ну и ладно, – обиделся Главный Повар. – Ну и пожалуйста!
И свернул в другую сторону.
А тётушка Гирошима, храня строгий нейтралитет, не стала присоединяться ни к той, ни к другой компании, пошла третьей улочкой.
И через десять минут они снова встретились. На рынке. Там торговали всем съедобным и несъедобным, что возили корабли Морских Корабелов в своих трюмах.
Глаза у Главного Повара загорелись при виде лотков с самым разнообразным продовольствием. Окинув пылающим взглядом рынок, он двинулся по рядам с едой. Повара, поварята и посудомойки за ним.
“Ненасытная утроба!” – пробурчал Мажордом и пошёл смотреть скатерти, салфетки и ковры, а тётушка Гирошима, пожав плечами, нырнула в совсем неприметную лавочку, на которой не было ни вывески, ни даже какого-нибудь предмета, указывающего на характер продающихся здесь товаров.
Бублик вертел головой, соображая, к кому бы присоединиться.
Таскаться хвостом за Главным Поваром он не хотел. Все поварята уже жевали местные сласти и фрукты, а ему до сих пор было ничего нельзя, кроме жидкой каши.
Смотреть на скучные скатерти, да ещё в компании Главного Мажордома, не забывшего, как он сидел вместо Бублика на табурете, – тоже не хотелось.
Ну не с тётушкой же Гирошимой идти?
И Бублик отправился осматривать достопримечательности Перекрёстка в одиночестве.
Для начала он решительно повернулся к рынку спиной и пошёл прочь по узким улочкам.
Перекресток был выстроен на холмистом берегу. Улочки то пыхтели вверх, то скатывались вниз.
Бублик не успевал вертеть головой по сторонам, пытаясь увидеть и запомнить сразу всё, – ведь это был его ПЕРВЫЙ незнакомый город.
Он думал, как будет рассказывать о Перекрёстке данюшкам и Пробою, теперь на равных с ними, как бывалый путешественник бывалым путешественникам.
Его раздумья прервала одна очень предприимчивая по виду дама. Она остановила Бублика и спросила:
– Скажи, малыш, ты с того судна, что пришло нынче утром?
Бублик кивнул.
– Я хочу предложить свежую зелень для камбуза – дешевле рыночной, очень выгодно. Вы долго простоите?
Бублик замотал головой.
– А сколько?
Бублик развёл руками, пытаясь объяснить даме, что ответить не может. Можно было, конечно, высунуть опухший язык, чтобы она отвязалась, но это как-то невежливо…
Впрочем, высунуть язык, видимо, стоило, так как дама быстро сделала выводы:
– Ты дурачок?
Маленький, похожий на обезьянку человечек, проходивший мимо, сказал ей:
– Ну что вы плетёте! Просто малыш немой. Сегодня они уходят.
Он обогнул даму, как клумбу, и поспешил дальше по улице.
– Ой, да ты немой, бедняжечка! – словно она сама догадалась, запричитала дама и остановила проходящую мимо знакомую:
– Посмотрите, дорогая, такой хорошенький мальчик – и немой!
– Ты немой, дружок? – заинтересовалась та.
Бублик кивнул, чтобы они отстали, но получилось наоборот.
Дамы тут же подозвали третью женщину, соседку второй.
– Сюда, сюда, скорее!
– Что случилось?
– Тут мальчик немой! – затараторили обе наперебой.
Бублику ничего не оставалось делать, как тихонечко сбежать.
Свернув на соседнюю улицу и отбежав так далеко, чтобы сердобольные дамы его не догнали, он снова, не спеша, пошёл по городу, глазея по сторонам.
И снова попал в историю.
На этой улочке среди бела дня грабили лавочку. А, может, и не грабили, может, забирали награбленное.
Во всяком случае, хозяин и его помощник голосили “ГРАБЯТ!”, трое напавших вопили “СВОЁ БЕРЕМ, ХАПУГА!”, а зеваки стояли кругом и откровенно наслаждались зрелищем.
Ну и Бублик подошёл посмотреть – что он, рыжий что ли?
Предметом грабежа был длинный холщовый мешок, который тянули в лавочку хозяин и помощник с одной стороны, трое грабителей из лавочки на улицу – с другой.
Наконец мешок не выдержал и лопнул по шву. Из него на землю лавиной посыпались крохотные белые раковинки.
Отчаянные крики раздались с обеих сторон.
В это время подскочили городские стражи.
Троица, бросив мешок, смешалась с толпой зевак, а зеваки, сообразив, что развлечение кончилось, кинулись врассыпную. Бублик помедлил – и его за шиворот поймал один из стражей.
– А, это ты, поганец?! – рявкнул он.
– Нет! – гордо сказал Бублик.
А получилось обычное “ы”.
Пришлось удирать вместе со всеми, вырвав ворот из цепких пальцев.
“Ну, весёлый город Перекресток!” – подумал Бублик, вытирая пот улиц через пять.
Но дальше улочки пошли вроде бы поспокойнее: народу было мало, домики стояли не так тесно друг к другу.
А отдельные – так и вовсе обособились.
Они были построены на выпирающих из земли скалах и сверху гордо посматривали на соседей. Крутые витые лесенки вели с мостовой к крылечкам, висящим над головой.
Один из домиков особенно привлёк внимание Бублика: скала под ним напоминала голову старого моряка, изборождённого трещинами-морщинами, с усталым обветренным лицом, с плотно сжатыми, потрескавшимися губами. А на макушке, словно шапка, примостился дом.
Бублик обошёл кругом, – нигде не было ни лестницы, ни ступенек, вырезанных в скале, ни скоб. Он заинтересовался и пошёл в обход ещё раз.
И тут сверху его стукнуло что-то тяжелое, да так, что он упал.
А когда, чувствуя звон в голове, поднялся, увидел: из окон дома свисают верёвочные лестницы, по ним спускаются смуглые люди с длинными золотыми серёжками в ушах.
И вид у них самый, что ни на есть, угрожающий.
– Стой! – гортанно кричали они Бублику.
Вспомнив недавний опыт у лавочки, Бублик предпочёл взять руки в ноги и бежать, что было сил.
Люди в серёжках уверились, что мальчишка замешан в чем-то, известном только им, и, едва коснувшись пятками земли, кинулись в погоню.
Будь дело в другое время, Бублик бы просто покрутил пальцем у виска, сказал им: “Вы что, с ума сошли?” – и пошёл бы себе на корабль. Но попробуй что-нибудь объяснить, когда из всех звуков в твоем распоряжении только унылое “Ы”.
И Бублик припустил ещё сильнее.
Ноги его каким-то чудом запомнили дорогу и он, оставив позади ограбленную лавочку, на пороге которой хозяин, причитая, собирал в лукошко рассыпавшиеся раковинки, и трех дамочек, так и стоявших на том же самом месте, что и два часа назад, прибежал на рынок.
Погоня чуть отстала и Бублик, не притормаживая, нырнул в ту самую неприметную дверцу, куда зашла тетушка Гирошима.
* * *
А она, по-прежнему, была там: ещё бы, в лавочке продавали лекарственные зелья, подозрительно смахивающие на колдовские.
Кругом висели когтистые сушёные лапки и чешуйчатые, натёртые маслом до блеска хвосты. Громоздились на полочке вдоль задней стены черепа зверюшек, начиная с самого маленького, наверное, мышиного и кончая огромным, не иначе как драконовым. Порошки, косточки, баночки с мазями, разноцветные свечки и ароматические палочки грудами покрывали прилавки.
Продавец и тётушка Гирошима общались друг с другом на каком-то птичьем языке, пересвистываясь и перемигиваясь.
– Ад унгвэм, – расслышал единственное различимое Бублик, когда хозяин стал насыпать на чашу маленьких весов порошок, отмеряя нужное его количество с помощью крупных блестящих зёрен неизвестного растения, которые он осторожно брал щипчиками из коробочки, и клал на другую чашу.
Бублик выглянул в пыльное окошко – на том пятачке рынка, который виднелся из окна, было тихо.
Тётушка Гирошима, уложив пакетик с порошком в сумку с оборочками, сказала Бублику:
– Посторожи, дружок, мои покупки, а я сейчас.
И хозяин лавки с поклонами повёл её куда-то вглубь дома.
Бублик остался один среди черепов и сушеных лапок.
Он отошёл к самому безопасному прилавку, где костей не было, и в маленьких ящичках красовались самые разные камушки, круглые и плоские, матовые и блестящие, с дырочками и без.
От нечего делать, Бублик стал перебирать их, гадая, для чего они нужны.
– Для лечения разных болезней, для оберега, для многого, – прошелестел хозяин лавки, незаметно пришедший обратно.
Он вынул из ящика кроваво-красный камень, испещрённый чёрными узорами.
– Вот этот помогает в запутанных делах. Возьми.
Бублик взял округлую гальку, гадая, сколько она может стоить.
– Ничего не стоит, – произнёс немыслимые для продавца слова хозяин лавочки. – Раз ты с госпожой Гирошимой, это подарок.
Отказываться было неудобно, и Бублик сунул камешек в карман.
Отчаянно чихая, тётушка Гирошима неожиданно вошла в лавочку с улицы, – то есть совсем с другой стороны. И казалась очень довольной.
– Ну, пойдём, – обратилась она к Бублику, – пора. Там что-то интересное завязывается.
Бублик подхватил её сумочку, размышляя, купила ли травница хоть одну черепушку или все покупки ограничились скучными порошками?
Они вышли из лавочки. Бублик огляделся и понял, что никаких людей в серёжках вокруг и в помине нет. Это его обрадовало.
Он поискал взглядом своих и увидел: Главный Повар за время, что он, Бублик, обегал полгорода, не продвинулся дальше второго съестного ряда.
Зато после его визита многим торговцам торговать было нечем: Главный Повар скупил подчистую больше дюжины лотков.
Сейчас он с видом крайней заинтересованности стоял около полуголого продавца, весь товар которого состоял из медного тазика, наполненного крохотными красными перчинками. Повара, поварята и посудомойки почтительно стояли позади.
Главный Повар осторожно, двумя пальцами, взял за зелёный хвостик одну перчинку, которая была меньше его ногтя.
Осмотрел её.
Понюхал.
Подумал…
– Нет, господин, не надо! – запричитал торговец, но Главный Повар уже положил перчинку на язык.
Ничего не произошло.
Повар почмокал губами, видимо, пытаясь понять, какая она, на вкус, целая.
Потом с языка переместил на зуб и осторожно, просто ювелирно, сжал челюсти, надкусывая алую запятую.
Глаза у него выпучились, рот раскрылся и почти целая перчинка, на блестящем боку которой еле виднелся слабый след от укуса, упала в пыль.
Повар замахал руками, замычал, заплакал большими (куда больше перчинки) слезами.
Расталкивая всех, он с искажённым лицом побежал к старушкам, торгующим молоком и сметаной, и, выхватив кувшин у одной, осушил его до дна. Потом второй. И третий тоже. И половину четвёртого.
А потом сияющий Главный Повар вернулся обратно, и энергично двигая обожённым языком, косноязычно сказал:
– Великий Торакатум! Вот это перец! Беру всё!
После перца Главный Повар решил, что на сегодня он достаточно насмотрелся, напробовался и напокупался.
И пошёл обратно на пристань, оставив обрадованных подчинённых развлекаться, как хотят.
– Я тоже пойду на корабль, – сказала тётушка Гирошима, с удовольствием высмотревшая всё представление. – С моими покупками лучше по городу не гулять. А ты пойдёшь?
Бублик кивнул. Он набегался и устал.
И недавнее досадное происшествие словно кто-то пеплом посыпал, оно уже не казалось важным и значительным – мало ли что бывает в незнакомых городах.
На корабле было тихо и пусто, лишь грузили на борт покупки, сделанные Главным Поваром на рынке.
Бублик хотел взглянуть на корабли из других мест, но в этот день у пристани был пришвартован всего один корабль, не считая акватиканского.
Он был меньше «Невесты Ветра», и куда потрёпанней. Чтобы его осмотреть от мачт до бортов хватило и пяти минут.
И Бублик пошёл в кубрик качаться в гамаке.
– Кто у вас главный?! Кто у вас главный?! – вдруг услышал он и выскочил на палубу.
У трапа стояла кучка богато одетых, но каких-то помятых людей. Главным украшением их лиц были носы всех форм и размеров. Формы и размеры были разные, – а вот цвет одинаковый, подозрительно сизый.
“Главного” вызывал человек, с носом, похожим на грушу. Бублик тут же окрестил его Грушей.
На палубу вышел недовольный Главный Повар, который прилёг после утомительной прогулки, но жалобные крики его подняли.
– Ну, я Главный, – сухо сообщил он. – Чего надо?
– Господин! – завопили хором люди, а потом Груша, прижимая кулаки к груди, сказал басом:
– Не оставь своих собратьев в беде! Мы тоже повара, и тоже плывем на турнир по приглашению Императора Архипелага Какао. Но случилась ужаснейшая беда – наш корабль по ошибке (люди усиленно закивали головами) уплыл без нас. О горе нам, несчастным, о беда! Прояви великодушие, возьми нас на свой славный корабль, довези до Архипелага!
Главный Повар нахмурился.
– Не бесплатно!!! – увидев его сведённые брови, завопил человек с носом, похожим на помидор. – Мы не все пропи…, то есть изжили, находясь в бедственном положении на этом крохотном островке.
“Этот Помидор причитает так, словно они на необитаемом острове остались!” – подумал Бублик.
Главному Повару отчаянно не хотелось везти на собственном корабле будущих соперников по турниру.
Он сдвинул брови так, что они стали похожи на волнорез, и задумался.
Внизу переминались носатые повара.
К их счастью, на палубу вышла тётушка Гирошима, которую заинтересовали крики и стенания. Она, стоя в сторонке, выслушала всё, потом подошла Главному Повару и твёрдо сказала:
– Чего тут думать, конечно, берём!
И не успел Главный Повар возразить, как тётушка Гирошима обратилась к стоящим внизу:
– Поднимайтесь на борт, милости просим!
Обрадованные повара бегом кинулись к трапу, пока растерявшийся Главный Повар не опомнился.
Первым на палубу вступил человек с носом, как груша. Вторым – с носом, как помидор. Третьим – с носом, как картошечка. Был нос, похожий на загнутый стручок перца, нос, похожий на баклажан. Замыкал шествие повар, чей нос очень напоминал огурец в пупырышках, только не зёленый, а розовый.
– Есть один свободный кубрик, там вы без особых удобств, но разместитесь! – сказала тётушка Гирошима и велела вахтенному матросу:
– Покажи им.
– Ну, спасибо вам, госпожа Гирошима, – прошипел Главный Повар. – Навялили дармоедов на нашу голову, корми их теперь. Может быть, их специально оставили, чтобы от лишнего груза избавиться? А?
Но на тётушку Гирошиму его слова не произвели ровно никакого впечатления.
Она лишь пожала плечами и вернулась к себе.
Потихоньку на корабль стали возвращаться остальные акватиканцы, переполненные впечатлениями, – время отплытия было не за горами.
Задерживались только повара.
До отплытия оставался час с небольшим, а поваров всё не было.
– Я знаю, где эти мерзавцы! – разбушевался Главный Повар. – Я видел, как они поглядывали в сторону пивной! Ну, я им покажу! Оставлю точно так же, как этих, приблудных! Хотя нет, не допущу, чтобы они позорили Акватику, попрошайничая у проходящих кораблей!
И пышущий гневом Главный Повар ринулся на пристань. Поварята гурьбой кинулись за ним и еле догнали у выхода в город.
Главный Повар снова пошёл на рынок, засучивая по пути рукава и грозя поварам немыслимыми карами.
Повара, действительно, были в пивной, как и думал Главный Повар. Они сгрудились возле своего товарища, который сидел на скамье, закрыв глаза, и был совершенно зелёного цвета.
Рядом же суетился хозяин пивной, вплескивал руками и мотал головой, тряся жёсткими черными волосами.
– Ай-яй-яй-яй! – причитал он. – Ай-яй-яй-яй! Такой хоросий молодой селовек! А поймал, ой-ё, поймал-подсепил!
– Что поймал-подцепил? – грозно спросил Главный Повар, невежливо тыкая кулаком в спину хозяина.
Тот ничуть не обиделся и не удивился, а, повернувшись к Главному Повару, заголосил ещё громче:
– Морскую лихорадку подсепил! Ой, несчастный он, бедолага, бедная его мама!
Зелёный повар от ужаса пошёл пятнами и, не открывая глаз, застонал.
– Ты что мелешь? Какую такую лихорадку? – растерянно переспросил Главный Повар, зеленея сам от неожиданных новостей.
– Морскую лихорадку, господин, ухом клянусь! – завопил хозяин. – С дальних островов привосят к нам её, сарасу, вместе с товарами. Вьётся в восдухе, невидно-неслысно. Восьмет, пакость, да и прилепиться к кому-нибудь, кто в море первый рас высел.
– И что, сильно опасная? – свёл брови Главный Повар.
– Да нет, не сильная! – замахал руками хозяин пивной. – Недельки две отлесытся и как новенький будет. При этой лихорадке главное ведь сто? Подальсе от моря дерсаться.
– Да ты соображаешь, что говоришь? – взревел Главный Повар. – Мы через полчаса отплываем.
– А вы на меня орите, – неожиданно спокойным тоном сказал хозяин пивной. – Я вам ничего не садолжал. На корабль ему теперь ход сакрыт – сразу помрёт, как пару рас на волне качнётся, да ветра морского нюхнет.
– Как это не должен, – стал распалять сам себя Главный Повар. Щёки его побагровели, а брови заходили, словно штормовые волны. – В твоей забегаловке он эту дрянь подцепил. Ты, можно сказать, зарезал меня на месте. Кто нам теперь на тортах красивые слова писать будет. А?
– Ничего не снаю! – твердо сказал хозяин. – На нём не написано, где он её подсепил! Комнату я васему больному могу отвести на три недели. Чистую. Светлую. Плата вперед. А больсе я ничего не долсен.
– Не должен?! – стал наступать на него Главный Повар. – У тебя он позеленел – все свидетели. Где я теперь работника найду, а? По рынку побегу с криками? Нет, дорогой, ты мне взамен моего испорченного повара другого искусного человека дай, тогда заплачу тебе за твою конуру. За две недели.
