- Не задушила бы. Я поэтому удавки не ношу, - поразмыслив, сказал он. - У меня галстук на резинке. Мне его Хрумкин подарил. Со своей шеи. На мою.
      - Не-е-ет, Кеш: галстук, конечно, галстуком, а лучше в Сельхозуправлении тебе работать. Чем в редакции... В Сельхозуправлении люди все - серьёзные. Солидные. В возрасте. Там ведь свиристелок-то всяких близко не держут! Плоскодонок-то разных. С бедными-то грудями.
      Кеша остолбенел и шумно задышал. Глаза его запылали от гнева.
      - Ты что, Кеш? - растерялась Бронислава.
      - Какое такое Сельхозуправление!? Какой ещё Сельхознавоз?!. Я же - художник! - потряс он её за плечи. - Я в Топчихе два месяца художником работал. По ходу жизни.
      Они снова пошли вдоль улицы.
      - Я тогда ещё с Сонькой-керосинкой жил, - нервно уточнил Кеша.
      - А в Повалихе? - вдруг вспомнил он, останавливаясь ещё раз. - Я же плакаты в клубе целый месяц рисовал! Даже забор частично покрасил. Розовой краской... С Ленкой-козявочкой жил, помню. В подсобном помещении.
      - Ну вот, может, они тебе, в управлении, чего по художеству и подыщут! Подсобное чего-нибудь, - с готовностью подсказала Бронислава.
      Кеша неприязненно стал рассматривать тёмное бревенчатое здание Сельхозуправления, круглую заснеженную клумбу перед ним, похожую на огромную ватрушку, и казённый яблоневый сад - деревья за забором стояли, будто в деревянных подстаканниках, защищённые дранкой от ночных зайцев.
      - Ну! Будь что будет. Чего хочет женщина... - громко заявил Кеша.
      И тронулся было с места. Однако тут же озаботился:
      - А чего она хочет, она и сама никогда не знает, - попятился он. - Парадокс!
      - Иди давай! - Бронислава толкнула его в спину кулаком.
      - Эй, слушай! Ты потише. Рука у тебя... Нет, это не женщина, а метательница какая-то. Я что тебе - ядро, чтобы запускать меня в трудовую жизнь таким насильственным образом? Безобразие.
      - Давай-давай, - рассмеялась польщённая Бронислава. - Я вон на лавочке подожду. Только сядь от него подальше там, от Ильшина. А то он не любит. Они там весь день трезвые бегают. Бумажки наперегонки таскают. Я сама видала, не один раз! Ильшин - он пьяного духа капли не терпит. Они, Ильшины, такому, как ты, из своей посуды дома-то, у себя, напиться не дадут. Из гостевой только. Хоть и из нарядной, а всё ж - не из своей. Чтоб чужой дух бы ни во что в жизни не проникал... Ты уж не дыши там на него, Кеш. На Ильшина.
      - А что? Пахнет? - обеспокоился Кеша.
      - Ничего, не сильно... Сядь, в общем, подальше.
 
      Бронислава смела варежкой снег с лавки - с той, которая стояла за клумбой. И устроилась, чтоб не мело в лицо. С длинной доски почёта передовики, в лёгких рубашках и летних нарядных платьях, счастливо глядели на Брониславу сквозь летящий снег, щурясь от жаркого солнца. А с такой же длинной доски, "Вы служите, мы вас подождём", улыбались остриженные наголо парни, одетые потеплее - в фуфайки. Лобастый и весёлый, Витёк победно махал ей с фотографии рукой, в которой была зажата полосатая косынка самой красивой и самой тонкой девушки Буяна - Ксенечки Макаровой. И Бронислава помахала ему варежкой из метели тоже.
      - Ничего, - успокоила она сфотографированного Витька насчёт Ксенечки. - Родит - раздастся: никуда не денется. Выправится!.. Зато без тебя она на танцы не ходит. Дома всё кого-то вяжет, Вить. Вязельным крючочком. Да заочно на сырного инженера учится, не перестаёт. Вот.
      Она сунула руки в рукава пальто и ссутулилась, пока никто не видит: так сидеть было и теплей, и уютней.
      - Бронь! - прокричал кто-то из метели.
      Макарушка Макаров, начальник гражданской обороны, стоял по ту сторону клумбы. Он махал красной папкой над волчьей своей шапкой:
      - Ты чего не в Заготзерне?
      И Бронислава выпрямилась так, что помолодела:
      - Вот, Макарушка, прохлаждаюся!.. - засмеялась она от радости. - Около сада нашего сижу. Помнишь, яблоньки-то мы в пионерах как сажали? Я яму копала, а ты мне в капюшон воды из банки налил. Я и не заметила: полил ты меня, как яблоньку... А я думаю, чтой-то за офицерик такой молоденький, в унтах да в военной фуфайке, мне издалёка кричит? А это ровесник оказывается - ты! Распуржилось как, не сразу видать.
      - Витьку написала? Насчёт народной дружины? - прокричал Макарушка.
      - Ну, - сияла Бронислава, запахивая полы синего пальто потуже - для красоты. - Как только, так сразу!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.