- А как еще видят во сне?
      - Не знаю. - Руперт переступил с ноги на ногу. - Думаю, это был не сон.
      - А что же это было?
      - Проекция.
      - Что? - в свою очередь удивился Иван.
      - Я показал вам, кто есть кто.
      У Ивана пересохло во рту.
      - Вы хотите сказать, что комманданте, отец Мефодий - не люди?
      Руперт кивнул.
      - И я тоже. Присядьте, Иван. У вас колени дрожат.
      Иван плюхнулся в кресло.
      - И давайте сразу условимся: ничему не удивляться. Все, что вас тут окружает, невероятно сложно. Без подготовки вам этого не понять. Так что либо принимайте на веру, либо...
      - Что либо?
      - Оставайтесь на экспрессе и изучайте. На это потребуются годы. А вы, насколько я понимаю, намерены побыстрее отсюда вырваться. Или раздумали?
      - Нет. - Иван помассировал ноги. - Не раздумал и не раздумаю.
      - Откровенно говоря, - Руперт продолжал стоять, - мне ваше стремление непонятно. Ни смысла, ни логики не вижу. Вам что - жить не хочется? Вспомните, откуда я вас выхватил.
      - Помню, - Иван перестал растирать икры.
      - И опять хотите туда же?
      - Да.
      - Не понимаю, - повторил Руперт, опускаясь в кресло. - У вас на Земле все шиворот-навыворот. Что притягивает бабочку на огонек свечи? Какой инстинкт побуждает китов выбрасываться на берег? Чем руководствуется самоубийца, пуская себе пулю в лоб?
      Руперт помолчал и недоуменно развел руками.
      - Непостижимо. Какое-то непонятное, нерациональное отношение к жизни.
      - Вы, Руперт, все в одну кучу валите. Вот вас и заносит.
      - То есть?
      - Бабочка это одно. Кит - совсем другое. А уж человек - и подавно. Бабочку что на огонь привлекает? Тепло и свет. А то, что она сгореть может, ей и невдомек.
      С китами посложнее. Их предки когда-то жили на суше. Может, потому и тянет их обратно из океана. Кстати, не одни киты на берег выбрасываются. Дельфины тоже. Только все равно никакое это не самоубийство. Слепой инстинкт.
      А когда человек на такое решается, значит, нет у него другого выхода.
      - И у вас? - негромко спросил Руперт.
      - Что у меня?
      - Нет выхода?
      - Ну и логика у вас, Руперт! - возмутился Иван. - Ему одно толкуешь, а он знай свое гнет. Я друга спасал, понимаете? А вы мне помешали!
      - Но ведь вы знали, что идете на верную смерть?
      - Я об этом не думал. Некогда было. Одно вам скажу: если бы после тарана остался вот такусенький шанс выжить, я бы в него зубами вцепился!
      - Непостижимо!... - задумчиво повторил Руперт. - Иногда мне кажется, что эта затея с экспрессом "Надежда" - обречена. И мы попусту теряем время.
      Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Некоторое время оставался неподвижным, потом все так же, не открывая глаз, задумчиво прочел нараспев:
      И там, где ничего не надо,
      В невероятном далеке
      Прикосновенье листопада
      К твоей пылающей щеке.
      Стихи были странные, чувствовалась в них щемящая тоска и безысходность. Руперт пошевелился и открыл глаза.
      - Вот уж не думал, что вы поэзию любите, - ухмыльнулся Иван. - Да еще упадническую.
      - Упадническую? - не понял Руперт.
      - Такую, от которой на душе кошки скребут.
      - Кошки? - лицо оставалось бесстрастным, но, судя по голосу, Руперт обиделся. - Вы хоть догадываетесь, что это было?
      - Стихи? Право, Руперт, я не хотел вас обидеть.
      - Я сам виноват. - Руперт кивнул. - Забылся. Не следовало произносить их вслух.
      - Почему?
      - Это...Как бы поточнее, заклинание, что ли...Философское кредо... Гимн... Нет, - он безнадежно махнул рукой. - Все не то. У вас и категорий-то таких нет. Не поймете.
      - Так уж и не пойму! - обиженно буркнул Иван.
      - Ладно вам. Самолюбие, амбиции. К чему это? Я ведь вам объяснил: мы не люди. И такие вещи просто-напросто не воспринимаем. Давайте лучше о деле.
      - Давайте.
      - Комманданте прав. В одиночку вам отсюда не выбраться. Думаете, коридор ведет куда-то? Никуда. О ленте Мбиуса слышали? Экспресс "Надежда" примерно то же самое. Во времени и пространстве. Понимаете?
      - Нет, - признался Иван.
      - Не беда. Уясните себе одно: вам пособник нужен. Сообщник. И этот сообщник - я. Верите?
      - Нет.
      - Правильно. И я бы на вашем месте не поверил. Стимул должен быть, верно?
      Иван кивнул, не сводя глаз с собеседника.
      - Со стимулом посложнее. - Руперт облокотился о столик, сплел пальцы. - Скажем, так: у меня с комманданте личные счеты. Вот я и решил ему насолить. Устраивает?
      - А если серьезно? - Иван достал из кармана папиросы.
      - Вам-то не все равно? Хочу помочь, значит, есть на то причины.
      - Ладно. - Иван закурил и оглянулся в поисках пепельницы. - В конце концов, это ваше личное дело.
      - Стряхивайте на пол, - разрешил Руперт. - Так уж и быть, подмету.
      - Это что - ваша комната?
      - Моя.
      - Далековато забрались.
      - Ничуть. Мы с вами соседи. Через стенку живем. А столовая, рядом.
      Ни слова не говоря, Иван вышел из комнаты и огляделся. Коридор оставался прежним. Да и что в нем, собственно, могло измениться? Пол из имитированного под паркет пластика, потолок с матовыми прямоугольными плафонами, два ряда уходящих в бесконечность дверей. Иван глянул на ближайшую и досадливо хмыкнул: на номерной табличке красовалась двухзначная цифра. Все еще не веря, он толкнул дверь и вошел. Планшет висел на месте. На неприбранной постели валялся томик Хемингуэя. Посредине стола топорщилась окурками пепельница.
      - Дела-а...
      - Вот вам и "дела-а"! - Вездесущий Руперт был тут как тут. - В экспрессе куда ни иди, - далеко не уйдешь. И не думайте, что это я вам подстроил: так запрограммировано.
      "Нелепо получается, - признался себе Иван. - Отговаривает бежать, - упорствую. А тут человек сам предлагает помочь..."
      - Не человек, - поправил Руперт. - Биоробот.
      Иван и ухом не повел, продолжал рассуждать: "Что меня сдерживает? Недоверие? А чем я рискую? Сорвется, - буду другой ход искать. На ошибках учатся".
      - Уже лучше, - кивнул Руперт. - А что касается риска... Он помолчал. - Риск есть. Но со мной вы рискуете гораздо меньше.
      - Слежка? - жестко спросил Иван.
      - Слежка, наблюдение, контроль, - какая разница? Заметили, что наши подопечные общаются только в столовой?
      - Заметил! - Иван сам не понимал, что его бесит.
      - Злиться-то зачем? - миролюбиво пожурил Руперт. - Будто у вас на Земле не то же самое.
      - Конечно, нет!
      - Бросьте. Психлечебницы, колонии, тюрьмы...
      - Там больные или преступники.
      - А здесь подопытные. Какая разница?
      - Разница есть.
      - Это с вашей точки зрения.
      - А с вашей?
      - С нашей нет. В столовой вы o6щaeтесь в рамках Программы. Все фиксируется: разговоры, мысли, эмоции, физиология.
      - Веселенькое дело!
      - На то и Эксперимент!
      - Знаете что! - вскипел Иван.
      - Разумеется, знаю, - усмехнулся Руперт. - "Да как вы смеете!" "Убирайтесь прочь!"
      Он зевнул. Это было так неожиданно, что Иван растерялся.
      - Сядьте. - Руперт указал рукой на кресло. - Кому нужны ваши амбиции? Вы что, у себя в лабораториях на животных не экспериментируете? А после этого о "братьях" ваших "меньших" сюсюкаете. Мы тут, по крайней мере, скальпелями не орудуем.
      - Разве что, - буркнул Иван. Ему вдруг все опротивело: и предмет разгоревшегося было спора, и вообще весь разговор. Собеседник продолжал монотонно бубнить.
      - Зато вне столовой каждый может делать что хочет. Отдыхайте, пользуйтесь библиотекой, смотрите видеофильмы, предавайтесь самоанализу.
      - Даже так? - Иван представил обжору сирийца, предающимся самоанализу, и улыбнулся. - И никакой слежки?
      - Почти. Личные наблюдения. В саду и библиотеке - тот, кого вы зовете отцом Мефодием. В комнатах и видеозале - ваш покорный слуга.
      - А в коридоре?
      - В коридоре никто.
      - Вот как?
      - Да. Это одно из условий Эксперимента.
      - Не верю я вам, Руперт. - Иван опять полез в карман за папиросами.
      - И зря не верите. Впрочем, ваше дело. Насильно, как говорится, мил не будешь.
      Руперт поднялся, намереваясь уйти.
      - Можно вопрос?
      - Конечно.
      - Допустим, я вам поверил. С вашей помощью побег удался. Но ведь меня наверняка хватятся. А я - ваш подопечный.
      - Я ждал этого вопроса. - Руперт прошелся по комнате, встал возле двери. - Да, я рискую.
      - Чем?
      Руперт поправил галстук.
      - Странные вы существа, люди. Какое вам до этого дело? Ведь это я рискую, а не вы.
      - И все-таки? - Иван закурил. - Что вам грозит?
      - Все равно не поймете.
      - Постараюсь.
      - Он постарается! Слушайте, вы, комок протоплазмы! Вы в себе-то толком разобраться не в состоянии, а туда же! Что мне грозит! Кто я такой, чтобы мне что-то грозило? Биоробот. Деталь Программы и только. Испорченную деталь заменят новой, вот и все.
      - А куда денут испорченную?
      - Вас это волнует?
      - Да.
      - Отправят на переплавку.
      - Понятно. - Иван затянулся, медленно выпустил струю дыма в сторону окна. Там, в лунном мерцании, угадывался какой-то абстрактный пейзаж. Произнес, медленно выговаривая каждое слово. - За то, что готовы помочь, спасибо. Но я вашей помощи принять не могу.
      - Почему?
      - Слишком дорого она вам обойдется.
      - Ребенок вы, Иван. - В голосе Руперта впервые забрезжили эмоции. - Ладно. Ступайте обедать.
      - А вы?
      - А я уже давно там.
      Войдя в столовую, он и в самом деле застал там Руперта любезничающим с соседкой по столу. Дама так и сияла от удовольствия и, когда Руперт дружески кивнул Ивану, - смерила его ревнивым взглядом и тотчас опять повернулась к собеседнику.
      - Где вы пропадаете, Иштван? - как ни в чем не бывало поинтересовался Миклош. Итальянец кивнул и приветливо улыбнулся. - Мы уже решили, что вы не придете.
      - Куда я денусь? - Иван раскланялся с монахом, пожал руку Миклошу. - Зачитался, не заметил, как время пролетело.
      - Мы тут без вас заказали рассольник и дольму. Не возражаете?
      - Не возражаю. - Иван не имел ни малейшего представления о том, что такое дольма. - Это, должно быть, чертовски вкусно.
      Подошел официант с фарфоровой супницей. Пожелал приятного аппетита.
      - У вас усталый вид, Иштван, - заметил венгр, разливая рассольник по тарелкам. - Долго гуляли?
      - Было дело. - Иван подвинул к себе тарелку. - Спасибо. Марафон в спортивно-познавательных целях. Трусцой от инфаркта.
      Монах налил себе в стакан из оплетенной бутылки. Судя по наклону, бутылка была почти пуста.
      "Сопьется, чего доброго", - подумал Иван. Невидимый оркестр заиграл "Цыганские напевы" Сарасате. Иван, не поворачивая головы, покосился на Миклоша. Тот ел, сосредоточенно глядя в тарелку. Под болезненно серой кожей на скулах отчетливо проступали желваки. "Хотел бы я знать, о чем ты сейчягдумаешь, - тоскливо посетовал Иван и, спохватившись, мы ленно замурлыкал:
      "Подари мне, сокол, на прощанье саблю,
      Вместе с саблей остру пику подари".
      Слова были из песни и принадлежали девушке-казачке, провожающей любимого на войну, "в путь-дорожку дальнюю". Иван повторил их несколько раз, прежде чем до него дошел смысл припева.
      "А казачка-то себе на уме, - усмехнулся он. - За перевооружение ратует. И то сказать, с пикой да саблей против "тигров" не повоюешь". Он представил себе выражение лица комманданте, пытающего осмыслить всю эту галиматью, и прыснул.
      - Иштвану весело? - холодно осведомился венгр. - Расскажите, посмеемся вместе.
      - Потом, Миклош. Не обижайтесь. - Он ощутил на себе чей-то взгляд и, не оглядываясь, встретился глазами с Рупертом. Тот одобрительно кивнул. Иван подмигнул и вернулся к венгру. - В следующий раз, хорошо?
      - Дело ваше. - Миклош оставил тарелку. - Не получается у нас с вами разговор последнее время, вы не находите?
      "Подари мне, со-о-кол", - затянул Иван.
      - Нахожу, Миклош...
      "на прощанье са-а-аблю",
      - Не обращайте внимания...
      "вместе с саблей остру пику подари!"
      - ...это пройдет.
      - Возможно. - Венгр взял из рук официанта блюдо с дольмой. Это были небольшие шарики из виноградных листьев с мясной начинкой. Иван разделал один шарик вилкой и с наслаждением потянул носом. Аромат у дольмы был потрясающий.
      Миклош оценил блюдо по достоинству.
      - В ваших краях вкусно готовят, Иштван.
      - В наших? - изумился Иван.
      - Дольма - узбекское блюдо, - хмуро пояснил Миклош.
      - А! - Иван мог поклясться, что видит дольму впервые.
      - Тогда чему вы удивляетесь? Разве вы не из тех краев?
      - Из тех. - Иван прикончил и еще один шарик. - Точнее из Каракалпакии.
      - Каракалпакия, - с трудом повторил венгр. - Это город?
      - Автономная республика.
      - И большая?
      - По площади - да. Около 160 тысяч квадратных километров.
      - О, - Миклош удивленно покачал головой. - Больше Венгрии.
      - Зато по населению наверняка меньше. Полмиллиона человек.
      - Так мало?
      - Пески, - пояснил Иван. - Кызылкумы, Устюрт. Приаралье в общем. Необжитые места.
      Они говорили по-русски, и монах молча поглядывал то на одного, то на другого. Миклош, спохватившись, объяснил ему, о чем идет разговор. Итальянец улыбнулся и пожал плечами.
      - Никогда бы не подумал, что русские так вкусно готовят.
      - Азиаты, - уточнил венгр.
      - А разве русские не азиаты? - искренне изумился монах.
      - В основном нет, - усмехнулся Миклош и выразительно взглянул на Ивана. - Разве что за редким исключением.
      Иван доел дольму и принялся за компот.
      - Пусть будет по-вашему, Миклош. Азиат так азиат. Потомок кровожадного Чингизхана. Кстати, ваш Аттила тоже родом откуда-то из наших краев.
      - Иожеф? - вытаращился венгр.
      - Предводитель гуннов. Только не торопитесь с выводами.
      - В отношении Аттилы?
      - В отношении меня.
      - Я попробую, - пообещал Миклош. - Попытка не пытка.
      - Вот именно. - У Ивана отлегло от сердца. - Постарайтесь, Миклош.
      Сад ходуном ходил от птичьего гомона. Самих возмутителей спокойствия не было видно, но чириканье, свист, рулады, взрывающийся шорох крыльев доносились со всех сторон. И еще в саду стояла весна. Трудно сказать, из чего складывалось это ощущение, - птичий ли гвалт был тому виною или тонкий аромат цветущих деревьев, но было оно настолько реальным, что перерастало в уверенность, и от этого захватывало дух и сладко кружилась голова. Такое Иван наблюдал впервые, обычно сад был сонно спокойным царством вечного лета и никаких особых эмоций не вызывал.
      Иван глубоко вздохнул, огляделся и только теперь увидел отца Мефодия. Это тоже было необычно. Всякий раз поп появлялся незаметно и заставал его врасплох. Теперь роли поменялись: отец Мефодий стоял к нему спиной и явно не догадывался о его присутствии.
      "Неужто и на святейшего весна действует?" - мысленно усмехнулся Иван и неслышно подошел поближе. Пои глядел кудато вниз, и, проследив его взгляд, Иван увидел стайку серебристых рыбешек, весело резвящихся в прозрачной воде бассейна.
      - Благоденствуете, ваше нреосвещенство?
      Поп взбрыкнулся как ужаленный и ошалело вытаращил глаза.
      - Однако и манеры у вас!
      - Пролетарские, батюшка, - Иван достал спичку и демонстративно принялся ковырять ею в зубах. - Пролетариат он кто?
      - Кто? - машинально повторил поп.
      - Гегемон!
      - Гегемон? - изумился поп.
      - Гегемон, - заверил Иван. - Можете не сумлеваться.
      Поп продолжал оторопело моргать. "Неужели притворяется?" - Иван спохватился и мысленно забубнил:"Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой", - не сводя глаз со священника. Тот оправился от первого потрясения и возмущенно хрюкнул. Продолжая наблюдать за своим визави, Иван вывел Катюшу "на высокий берег на крутой", дал ей спеть "про степного сизого орла", выразил уверенность, что орел ее вспомнит и услышит, пожелал ему беречь землю родную, заверил, что "любовь Катюша сбережет, - и все без видимого результата: отец Мефодий не выказывал ни удивления, ни беспокойства. Окончательно пришел в себя и сварливо упрекнул Ивана в отсутствии уважения если не к духовному (ох уж эти мне безбожники!) сану, то по крайней мере к преклонному возрасту.
      - Не прибедняйтесь, батюшка! - возразил Иван. - Не так уж вы и стары. Сколько вам набежало? Сорок? Сорок пять? Тоже мне старец!
      Поп оскорбился и, не теряя достоинства, величественно покинул поле боя. "Неисповедимы пути господни! - иронически усмехнулся Иван вслед ретирующемуся отцу Мефодию. - Второе фиаско подряд. Это при его-то гордыне! А с чтением мыслей у попа, видать, не того. - И без перехода. - Искупаться, что ли?" Вошел в раздевалку, снял и аккуратно сложил одежду, разулся и в одних трусах направился к бассейну, оставляя на песке четкие следы босых ног. Песок был теплый, чуть сыроватый, приятно щекотал ступни. Неистовый пернатый народец продолжал буйствовать в кустах и кронах деревьев.
      "Ишь, разгулялись!" - невольно улыбнулся Иван и вдруг остановился как вкопанный: по голым икрам упруго скользнула струя холодного воздуха. Иван нагнулся, опустил руку. Холодом тянуло слева, вдоль бассейна, и, мысленно проследив направление, Иван увидел, как пружинисто подрагивают листья на овальном участке аккуратно подстриженной живой изгороди. С трудом раздвинув густо сросшиеся кусты, он протиснулся сквозь них и, пройдя еще несколько шагов, уперся в прозрачную стену купола. Стена была гладкая на ощупь, без единой трещинки, но наклонившись, он обнаружил широкое отверстие, в которое врывался резкий ледяной ветер. По ту сторону прозрачного купола над изумрудно-зеленой степью ярко светило солнце. Но когда, встав на колени и жмурясь от ветра, он заглянул в отверстие, картина мгновенно изменилась. Там, откуда пронизывающим холодом тянулась сумеречная заснеженная равнина и вдали едва угадывались на горизонте сглаженные очертания белых холмов.
      Первым его побуждением было нырнуть в пролом, но уже в следующую минуту благоразумие взяло верх: он представил себя почти голого в ледяной сумеречной пустыне и, содрогнувшись всем телом, распрямился и отпрянул назад, подальше от искушения.
      Мгновенье спустя он был уже в раздевалке и, лихорадочно торопясь, натягивал на себя одежду. Кое-как зашнуровав ботинки, не разбирая дороги, рванулся из зимнего сада.
      "Только бы успеть! - колотилось в сознании. - Только бы не опоздать!" Вихрем влетел в комнату, трясущимися руками обмотал шарф вокруг шеи, натянул куртку, схватил шлемофон и планшет.
      - Остановитесь!
      Иван замер, дико озираясь по сторонам. Голос исходил из неоткуда. Голос Руперта.
      - Не дайте себя обмануть.
      - Где вы?!
      - Неважно. - Голос был тускл и бесцветен. - Я с вами.
      - Ч-черт! - Иван продолжал сжимать в руках шлемофон и планшет. - Кто это подстроил? Отец Мефодий?
      - И он тоже. Вас испытывают. Не поддавайтесь.
      Иван в сердцах швырнул шлемофон на кровать. Плюхнулся в кресло. Изо всех сил стиснул зубы.
      - Не верю вам, Руперт!
      - Зря. Послушайтесь моего совета. Снимите куртку. Займитесь чем угодно. Но не вздумайте возвращаться в сад.
      - Доказательства, Руперт! Почему я должен верить вам на слово? Где доказательства?
      - Не валяйте дурака. Пролома в стене уже нет. Зато здесь комманданте и тот, кого вы называете Мефодием. Они ждут вас.
      - Откуда вы знаете?
      - Я здесь. Вместе с ними.
      - В саду?!
      - Да.
      Он не пошел в сад. Убрал в шкаф куртку и планшет. Сбросил ботинки, завалился поверх покрывала на постель и наугад раскрыл томик Хемингуэя. Несколько минут тщетно пытался сосредоточиться на "Снегах Килиманджаро". Понял, что пытается зря, и отложил книгу. Вздохнул и тоскливо подумал: "РупертРуперт... Кто ты? Враг? Друг? Искуситель?"
      - Соучастник, - прозвучало в комнате. Иван даже не удивился. Закрыл глаза и повернулся лицом к стене.
      Ужинали вчетвером.
      - Казбек, - представился меднолицый парень с растерянными глазами. Ладонь у него была твердая, широкая, как лопата. Из Алагира, слышали, может?
      Жестковатый акцент выдавал горца.
      - Осетин?
      - Угадали! - просиял парень. На парне была клетчатая рубашка и потрепанные синие брюки. Брезентовая штормовка висела на спинке стула. - Садитесь с нами, гулять будем!
      - Гулять? - переспросил Иван.
      - Ну да. День рождения у меня. В квадрате. Одной ногой в могиле стоял, - а вот жив. Можно сказать, второй раз родился.
      Иван вопрошающе покосился на Миклоша. Венгр молча кивнул. "Понятно, - отметил Зарудный. - Все мы через это прошли. День рождения в квадрате. А что? Неплохо сказано!" Сел напротив итальянца. Тот безучастно перебирал четки.
      - Отпалились, - Казбек, видимо, вернулся к прерванному разговору. - Чувствую, один шпур не сработал. Пошел проверять. А тут лавина. Бежать поздно, укрыться негде. Конец, думаю...
      "Все правильно, - устало подумал Иван. - Экстремальная ситуация. И тебе предлагают альтернативу".
      - Вокруг все ходуном, а он руку протягивает: дай. Нашел время просить, дурак. "Беги!" - кричу, а он ни с места. Хотел оттолкнуть, а тут нас и накрыло.
      Подошел официант. Казбек прервал воспоминания и доверительно взял его за рукав.
      - Слушай меня, дорогой. Шашлык из молодого барашка на всех. Свежие овощи. Зелень. Киндза, кресс-салат, базилик, петрушка, что там еще?
      - Спаржа, - подсказал официант.
      - Спаржа? - Казбек на мгновение задумался, решительно мотнул головой. - Не надо спаржу. Сухое "Цинандали" есть?
      Официант кивнул.
      - Дюжину.
      - Остановите его, Иштван, - попросил венгр.
      - Миклош, дорогой, - обернулся к нему Казбек. - Мы же с вами договорились!
      "Ну и хватка! - восхитился Иван. - Когда он только успел?"
      - А на второе олибах, - Казбек уже опять обращался к официанту.
      - Какой еще олибах?! - взмолился Миклош.
      - Осетинский пирог с сыром, - пояснил Казбек. - Пальчики оближете.
      Итальянец, продолжая машинально перебирать четки, с интересом наблюдал за дискуссией.
      - Успокойтесь, Миклош, - Иван едва сдерживал улыбку. Кутить так кутить.
      - Вы спятили, Иштван?!
      - Не исключено. А может, наоборот, - прозрел.
      - А Джордано? - не сдавался венгр. - Вы его спросили?
      Итальянец пожелал узнать, что такое шашлык и олибах и, когда ему объяснили, пришел в восторг.
      - Ну вот, видите? - резюмировал Качбек и заторопил официанта.
      "Знал бы ты, куда тебя занесло!" - с неожиданной болью подумал Иван.
      - Интересно получается, - продолжал Казбек. - Под лавину угодил, а цел целехонек. Открываю глаза, - комната. Море за окном. Дельфины резвятся. Чуть с ума не сошел.
      Входит гражданин: "Есть хочешь?" спрашивает."Хочу". "Пойдем". Ну и привел сюда.
      - Какой гражданин? - спросил Зарудный.
      - А вон тот, - кивком указал осетин. Можно было и не оборачиваться, но Иван обернулся. Предчувствие не обмануло: то был Руперт.
      Засиделись допоздна. Управились с шашлыком. Съели пирог. И "Цинандали" уже перестало веселить. А они все продолжали сидеть за столом, то мирно беседуя, то молча слушая музыку.
      Казбек полез в карман штормовки за папиросами и выронил на ковер продолговатый глянцевый цилиндр.
      - Что это у тебя? - заинтересовался Иван.
      - Детонит. - Казбек торцом поставил цилиндр на скатерть. - Сюда детонатор вставляется, бикфордов шнур. Запалить и... - он огляделся, - вся эта контора вдребезги.
      Идея родилась мгновенно. Сумасшедшая. Дикая. Иван скрипнул зубами и ринулся в спасительную чащу чапарраля на поиски загорающих ковбоев. Потом встал и откланялся. Ковбои ковбоями, а над идеей стоило поразмыслить.
      В коридоре матово светились плафоны. Приглушенно погромыхивало под ногами. Иван машинально огляделся - ни души. Если верить Руперту, здесь за ним никто не следит. Значит, можно спокойно все обдумать, не отвлекаясь ни на какую тарабарщину.
      Эскапада в кабинете комманданте, конечно же, мальчишество чистейшей воды. Брякнул сгоряча первое, что пришло в голову. Интересно, как они там у себя восприняли эту угрозу? Обхохотались, небось. Хотя с юмором у них, судя по всему, не того. Скорее наоборот: кинулись искать, где у него взрывчатка. Не нашли, естественно. И успокоились: не взорвет. И слава богу. Теперь остается заполучить у Казбека детонит, выбрать удобный момент и рвануть как следует. А когда начнется переполох, - удрать с экспресса.
      Иван представил себе мечущегося в панике комманданте, злорадно усмехнулся и шагнул к своей двери. Приступ леденящего озноба обрушился внезапно, как удар молнии. С ужасающей ясностью он вдруг вспомнил поблескивающий столбик на скатерти, себя самого, пристально разглядывающего детонит, и голос Казбека: "...запалить и - вся эта контора вдребезги".
      Они все видели - сознание обожгло холодом. - Все слышали! И не такие они кретины, чтобы не понять, что к чему!
      Иван стиснул зубы и толкнул дверь.
      - Ну? - Руперт стоял спиной к нему, глядя в иллюминатор.
      За стеклом в непроглядной тьме враждебно и холодно поблескивали звезды. - Довольны?
      - Я идиот, - обреченно признался Иван. Руперт покосился через плечо, промолчал. - И что теперь будет?
      Руперт пожал плечами.
      - Что предпримут церберы?
      - Церберы?
      - Комманданте, Мефодий, вся эта братия.
      - При чем тут церберы?
      - Ни при чем, согласен, - нетерпеливо согласился Иван. Но они все видели...
      - Не перестаю вам удивляться, - буднично сообщил Руперт. - Зачем вам вообще бежать с "Надежды"?
      - Ну, знаете ли! - задохнулся Иван. - Я вам уже говорил.
      - Повторите, если не трудно.
      - Не трудно! - Ивана трясло. - Не хочу быть подопытной крысой!
      - И все?
      - У меня там друзья4
      - Друг, - уточнил Руперт.
      - Ну друг. Может быть, я еще смогу ему помочь.
      - Вот! - Руперт подошел вплотную, уставился Ивану в лицо скучающими глазами. - Это я понять могу. Четко и ясно. Вы выполняли программу, я вам помешал. Стремление вернуться и довести программу до конца, - естественно и закономерно.
      Иван вытаращился на собеседника. В голове не было ни единой мысли.
      - А то - "куда попал?", "зачем держат?", "подопытная крыса!.." Теологические дебаты с отцом Мефодием. Языковые экзерсисы с Миклошем. Ущемленное самолюбие. Амбиции. Угрозы. Пирушка в ресторане...
      Руперт вздохнул и опять отвернулся к иллюминатору.
      - Непостижимые вы существа, люди. Хаотическое нагромождение парадоксов и алогизмов. Кому понадобилось закладывать в вас столько взаимоисключающих программ? Зачем вам пятнадцать миллиардов мозговых клеток, если задействована только десятая их часть? - Он покачал головой и неумело забарабанил пальцами по стеклу. - Океан информации пришлось пропустить через себя, чтобы хоть в общих чертах понять логику вашего поведения. Логику! - Руперт опять вздохнул. - Полнейший алогизм!..
      Иван сочувственно покивал.
      - Вы непостижимы, - повторил Руперт.
      - Я лично? - уточнил Иван.
      - Все человечество.
      - Ну-ну! - только и нашелся сказать Иван.
      - Не согласны?
      - Отчего же? Согласен. Кто-то из великих сказал: познать человека - значит познать Вселенную.
      - Смеетесь? - Руперт сел в кресло и снизу вверх недоверчиво уставился на Ивана. - Кто именно?
      - Декарт, по-моему.
      - Мудрецов вам не занимать. - Руперт снова забарабанил пальцами, на этот раз по столику. - Каждый свое гнет. И каждый по-своему прав, заметьте. А в результате что? Басню про лебедя, рака и щуку помните?
      - Конечно. - Дрожь прошла. Иван переступил с ноги на ногу и прокашлялся. - Конечно, помню.
      - Вместо стройной системы вакханалия и неразбериха. И что поразительно, - все равно прогресс налицо!
      - Прогресс, говорите? - Иван сел в кресло, подвинул к себе пепельницу. - В глобальном масштабе? Чепуха!
      - Любопытно, - ворчливо буркнул Руперт.
      - У нас в стране, согласен, прогресс. А вокруг? Ну хотя бы Германию взять. Фашизм целую нацию в средневековье отбросил. Всю Европу под ружье: иди воюй. Это прогресс, по-вашему?
      - Вы упрощаете, Иван.
      - Нисколько. Нам бы сейчас строить да строить, а мы сражаемся! И пока не сломаем хребет этому вашему упрощению, не будет на земле мира. И прогресса тоже.
      "Вашему упрощению" прозвучало, пожалуй, слишком резко. Иван это почувствовал.
      - Обиделись?
      - Нет. - Бесстрастное лицо Руперта не выражало никаких эмоций. - Ваши рассуждения не лишены логики.
      - И на том спасибо.
      - Ну вот опять амбиции. Поймите вы, наконец: нерационально это.
      - Можно подумать, у вас все рационально.
      - Разумеется. У каждого своя программа. От и до. И никаких эмоций.
      - По-вашему, это лучше?
      - Не знаю. - Руперт задумался. - До недавних пор был уверен, что лучше.
      - А теперь? - быстро спросил Иван.
      - Теперь нет, - он взял со столика книгу, не глядя, перевернул несколько страниц. Опустил на колени. - Я довольно долго жил среди людей. Так было нужно. И я стал одним из вас. Снимал квартиру, ездил на работу, посещал театры, кино, ходил на стадион. Только друзьями не обзавелся. Не смог. Раздражало меня все, понимаете? Злило, вызывало протест. Едва выдержал. Думал, с ума сойду. А вернулся на экспресс и вдруг понял, не могу быть прежним. И никогда не смогу. Что-то переменилось во мне. По-другому на вещи смотреть стал. Прежде Программа была для меня всем. Целью и смыслом жизни. А тут... Теперь вы понимаете, почему я решил вам помочь?
      Зарудный молчал. Зарудному было жаль Руперта. Хотелось верить каждому его слову. Он сознавал, что верить нельзя, и все равно верил. Достал папиросу, закурил, ломая спички.
      Руперт скользнул по нему взглядом и, запрокинув голову, уставился в потолок.
      - Дилемма - верить, не верить?
      - Да.
      - Не ломайте себе голову.
      - Почему.