красным.
      - Браво, великолепно сказано, - Федоровский слегка похлопал в ладоши. - Вы совершенно правы, месье Клюзо, все упирается в бессарабский вопрос. И сейчас надо убедить общественное мнение не только в Румынии, но и в Европе, что из-за неуступчивости и агрессивности Советов с ними невозможно вести дела. Как я понимаю сообщение моего кишиневского друга, в Румынии предпринимаются соответствующие меры. Пока точно не могу сказать, в чем они конкретно заключаются. Полагаю, что речь будет идти о терроре, свирепствующем в соседней с Румынией Молдавской республике и об использовании беженцев в пропагандистских целях. Об этом же говорят и сведения из некоторых других источников. Свободная французская пресса должна сказать свое слово, в чем, месье Клюзо, весьма кстати было бы ваше содействие.
      Француз снова зажег погасшую сигару, пустил дым кольцами.
      - Содействие окажем. Наши интересы в данном случае совпадают. Бриан и все остальные, те, кто предает забвению высшие идеалы демократии и заигрывает с Советами, должны убедиться: от Советов, и только от них, а не от Германии, исходит главная опасность для Франции и всей Европы. Румынии сама история предназначила стать передовым антибольшевистским бастионом, противостоящим Советам на Востоке. Санитарный кордон. - Он задумчиво забарабанил пальцами по столу. - Мы тоже получили кое-какие сведения по этому делу. К сожалению, не от наших румынских коллег. Они там, в Румынии, обижены, полагая, что Франция их предала, начав переговоры с Россией о пакте о ненападении. Коммунисты наглеют с каждым днем. Этот мальчишка Пери имеет наглость утверждать в их "Юманите", что Кэ д'Орсэ* якобы оказывает поддержку румынской сигуранце, причем не только политическую, но и финансовую. Глядишь, так они скоро и до нас доберутся.
      _______________
      * Кэ д'Орсэ - набережная, где находится французское министерство
      иностранных дел. Так часто называют французское МИД.
      - До кого - нас? - настороженно спросил Федоровский.
      - По-моему, я выразился совершенно ясно, - усмехнулся Клюзо. - До нас - это значит до "Сюртэ женераль" и ее "Сервис д'Ориан"*, которую я имею честь представлять, и до вас, месье Федоровский, вместе с вашими румынскими друзьями из второго отдела. Теперь, надеюсь, вы меня поняли? Было бы непростительной ошибкой недооценивать разведку коммунистов. Да, вот еще что. Этот Пери пишет также о какой-то истории с похищением видного большевистского генерала или дипломата, арестах в Бухаресте и Констанце и прямо обвиняет сигуранцу в антисоветской провокации. В чем там дело, вы случайно не в курсе?
      _______________
      * "Сервис д'Ориан" - служба Востока.
      - Очень даже в курсе, - самодовольно ответил Федоровский и вытащил из кармана сложенный вчетверо газетный лист. - Специально для вас прихватил, как в воду глядел. - Он протянул Клюзо газетную страницу. - Это первая полоса нашего завтрашнего номера.
      Клюзо, закурив новую сигару, углубился в чтение, и по мере того, как он читал, лицо его все больше хмурилось.
      - Любопытно, конечно, но... Поверьте мне, если бы этот Агабеков был такой важной птицей, за которую он себя выдает, да еще бы служил в советском полпредстве в Париже, мы бы о нем наверняка знали. Скорее всего какой-нибудь проходимец. Их сейчас немало развелось среди беглых русских*. - Спохватившись, он быстро добавил: - Вы уж меня извините, я не хотел вас обидеть. Ну да черт с ним, с этим... как его? Назревают события поважнее.
      _______________
      * Здесь необходимо следующее уточнение. Михаил Агабеков (он же
      Григорий Арутюнов) действительно не служил в советском полпредстве в
      Париже. Он был резидентом советской разведки на Ближнем Востоке и
      принял решение не возвращаться в Советский Союз. Личность Агабекова
      неоднозначна и противоречива, о чем свидетельствует его поведение за
      границей. Он оказался замешанным в ограблении ювелирного магазина в
      Брюсселе. В 1937 г. его труп был обнаружен на франко-испанской
      границе. Считается, что невозвращенец Агабеков был ликвидирован
      органами НКВД по личному указанию Ежова.
      V
      Стояла глубокая морозная ночь. Двое пограничников - Иван Калюжный и его напарник Владимир Шевцов медленно шли вдоль Днестра, всматриваясь и вслушиваясь в такую обманчивую тишину. За старшего был Шевцов - он служил на границе уже третий год, а до призыва работал на строительстве Магнитки. Неторопливым, размеренным шагом обходили они свой участок вдоль Днестра.
      Поравнявшись с валуном, Калюжный вспомнил недавнее происшествие. Кого же все-таки он тогда задержал? Начальник не объяснил, только объявил благодарность. А за что благодарность-то? Тот нарушитель не пытался сопротивляться, сам, можно сказать, в руки шел. И разговаривали они наедине, всех из помещения удалили. А потом тот спокойно ушел обратно на ту сторону. А что, если?.. Иван испугался этой своей страшной, невероятной догадки, которая уже не раз приходила ему в голову, но не решался ни с кем ею поделиться. Еще засмеют. А все же... Может, Володьке все рассказать? Он давно служит, да и городской, пограмотнее.
      - Слышь, Володя, - он легонько ткнул в бок Шевцова. Рука уперлась в мягкий овчинный полушубок, и тот, не ощутив легкого толчка, даже не повернул головы. - Володя! - уже громче окликнул товарища Калюжный. Слушай, что скажу.
      Шевцов резко обернулся и зло прошептал:
      - Чего пристал? Нашел время разговоры разговаривать. Опять, небось, о своей красавице Галине будешь рассказывать. Забыл, что начальник наказывал: удвоить, утроить бдительность. На сопредельной стороне что-то замышляют. Начальство, оно должно знать. Так смотри, не зевай.
      Калюжный обиженно замолчал. Делиться своими сомнениями сразу расхотелось. Вскоре пограничники вышли к околице Протягайловки. Еще немного - конец их участку. Вдруг оба как по команде остановились и прислушались. Шевцов, невзирая на крепкий мороз, даже снял буденовский шлем, закрывавший уши, и стоял с непокрытой головой, повернувшись всем корпусом в сторону села. Оттуда явственно доносился какой-то непонятный шум. Шум с каждой минутой нарастал, становился все громче. Они уже отчетливо различали характерный скрип снега под сапогами. Людей, если судить по скрипу, было много, однако человеческих голосов не было слышно. Это удивляло и озадачивало. Они увидели, наконец, черную толпу, которая устремилась к берегу Днестра. Это было так неожиданно, что молодые ребята растерялись. Первым опомнился Шевцов. Вскинув винтовку, он закричал так, что его голос можно было услышать и на другом берегу:
      - Стой, стрелять буду!
      Толпа дрогнула, смешалась и пограничникам показалось, что люди остановились. Послышался надрывный женский вскрик, потом другой, детский плач. Однако и женские вскрики, и детский плач перекрыл громкий, срывающийся от волнения хриплый голос:
      - Ынаинте, фрацилор! Ну вэ темець де нимик. Ведець, ей ну траг. Ынаинте, май репеде, май репеде!*
      _______________
      * Вперед, братья! Не бойтесь. Видите, они не стреляют. Вперед,
      быстро, быстро! (молд.).
      Толпа снова тронулась, и передние уже ступили на днестровский лед.
      Калюжный вскинул винтовку и направил ее в самую гущу людей, но стоящий рядом Шевцов успел резко ударить по стволу и пуля пошла поверх голов.
      - Ты что делаешь, сучий сын, с ума сошел! Там же дети, женщины.
      - Стой, кому говорят! Ни с места! - снова что есть силы закричал он, но было уже поздно.
      Пограничники увидели, как с противоположного берега взвилась в черное небо красная ракета, за ней другая, третья... Зловещие кроваво-красные отблески легли на запорошенный снегом берег. Отблески вдруг померкли в ослепительно ярком свете прожекторов с того берега. Все произошло так быстро, что казалось: на той стороне только и ждали сигнала, и этим сигналом послужил одиночный выстрел Калюжного. Лучи прожекторов зашарили по льду, словно что-то нащупывая. Выхватив из темноты людей, они, слегка задрожав, замерли. Яркий свет слепил глаза, и пограничники инстинктивно прикрыли их ладонями, а когда оторвали ладони, что увидели: толпа быстро шла, почти бежала по световому коридору за кордон.
      - Уйдут, Володя, уйдут же! - Винтовка в руках Калюжного плясала, его била противная мелкая дрожь. - Стрелять надо!
      Шевцов тихо выматерился сквозь стиснутые зубы. Калюжный выстрелил, и черная фигура упала как подкошенная. Из толпы выскочили две мужские фигуры - одна широкая, крупная, другая пониже и потоньше. Тускло блеснули вороненые стволы пистолетов, которые они держали на весу, сухо хлопнули выстрелы. Шевцов тихо вскрикнул. Калюжный, скосив глаза, увидел, как он, не выпуская винтовки, схватился за левое плечо. "Никак ранили, а может, и убили, - обожгла его мысль. - Ну ладно, гады, если вы так..." Винтовка по-прежнему не слушалась его, и он, не помня себя, лихорадочно рванул затвор, выбежал на лед и несколько раз выстрелил в толпу, которая уже преодолела больше половины пути через Днестр. Никто не упал, но горстка людей, среди которых Калюжный разглядел несколько женщин, повернула обратно. Они не сделали и десятка шагов, как их догнал тот, невысокий, что стрелял по нему и Шевцову. Калюжный с ужасом увидел, как человек с пистолетом разрядил его в спины уходящих на советскую сторону. Прожектора погасли также внезапно, как и вспыхнули. Калюжный, падая на скользком льду, побежал обратно, туда, где они только что стояли с Шевцовым. Тот молча лежал на спине, тихо постанывая. "Значит, жив!" - Калюжный вытащил из подсумка ракетницу и нажал на спусковой крючок. Зеленая ракета, шипя и потрескивая взвилась свечой. Взвалив на плечи Шевцова и шатаясь под его тяжестью, он медленно побрел в сторону заставы. Навстречу им уже бежали поднятые по тревоге пограничники.
      Донесение о чрезвычайном происшествии на этом участке демаркационной линии сразу ушло по инстанции. Подобные происшествия произошли в ту же ночь и на других участках границы.
      VI
      Молодой сотрудник, дежуривший по генеральному инспекторату сигуранцы, коротал время за чтением французского журнала. Журнал попался любопытный, особенно иллюстрации, и он так увлекся, что не сразу расслышал шум автомобильного мотора на тихой ночной улице. Он нехотя оторвался от журнала, прислушался. Машина остановилась возле здания, и дежурный, сунув журнал подальше в стол, выбежал на улицу встречать начальство. Автомобили в Кишиневе были наперечет, а кто еще, кроме самого ге нерального инспектора, мог прибыть в такой поздний час? Он не ошибся, и с вежливой улыбкой приветствовал генерального инспектора у входа в здание. Этот, один из самых больших домов в городе, был возведен в короткие сроки наверху улицы короля Ка-рола недавно. Прохожие прибавляли шаг, торопясь побыстрее миновать мрачный, украшенный нелепыми колоннами дом, бросая на него косые, смешанные с безотчетным страхом и любопытством взгляды.
      Несмотря на позднее время, многие окна инспектората были освещены.
      Генеральный инспектор Маймука, как показалось дежурному, выглядел озабоченным и усталым. Он небрежно кивнул офицеру и, поднимаясь к себе в кабинет, распорядился:
      - Если будут звонить из Тигины или других пограничных пунктов, немедленно доложите.
      В кабинете было пусто, тепло и уютно. Маймука сел в глубокое, удобное кресло и, скользнув отсутствующим взглядом по многочисленным папкам, бумагам, разложенным на столе, задумался. Он только вчера приехал из Бухареста, куда ездил по срочному вызову своего непосредственного начальника - генерального директора сигуранцы Виктора Кадере; разговор с директором не выходил у него из головы. Разговор крайне неприятный, в чем-то даже оскорбительный. Кадере недвусмысленно намекнул, что правительство и корона крайне озабочены политическим положением в Бессарабии. Он подчеркнул, что это положение особенно усугубилось в последнее время, когда Советы сорвали переговоры в Риге, пытаясь навязать обсуждение так называемого бессарабского вопроса, существующего лишь в больном воображении большевиков. К сожалению, сказал директор, коммунистам удалось многих обмануть своими притязаниями на Бессарабию. Эта румынская провинция большевизируется!
      Кадере открыл коричневую папку и достал листок бумаги. "Вследствие срыва переговоров, - прочитал он вслух, - среди рабочих Кишинева намечается явный подъем коммунистического движения. Отказ Советской России признать присоединение Бессарабии не только встречен с симпатией со стороны рабочих, но был воспринят ими как стимул к немедленной и более активной борьбе против буржуазии с надеждой, что присоединение Бессарабии к родине пролетариата произойдет в ближайшее время".
      Прочитав донесение, Кадере не без сарказма заключил:
      - Прошу заметить, господин Маймука, такой важный документ мы получаем не от инспектора сигуранцы, а от полиции!
      Кадере, не выпуская из рук злополучной бумаги, выразительно посмотрел на своего собеседника. Маймука отважился на возражение высокому начальству, что позволял себе редко, лишь в самых крайних случаях.
      - Дело в том, - сказал Маймука, - что Бессарабия - больное место всего королевства. Да, в Бессарабии действительно немало недовольных, но эти недовольные отнюдь не большевики, и даже не большевистские симпатизанты. Это добропорядочные, законопослушные обыватели, которые на себе испытывают трудности, вызванные экономическим кризисом. Кризис, как это известно господину генеральному директору, больнее всего ударил именно по Бессарабии. Кроме того, - добавил Маймука, - центр не всегда правильно относится к нуждам этой молодой румынской провинции. Бессарабцы, родные дети великой румынской нации, чувствуют себя подданными второго сорта! Но для заботливого, справедливого отца все дети должны быть одинаково любимы, - продолжал он. - И большевики, эти известные мастера половить рыбку в мутной воде, искусно используют трудности, переживаемые безгранично преданным его величеству народом Бессарабии. Они действуют поистине с дьявольской хитростью и коварством. Не переходя с оружием в руках наших границ, они нападают на Румынию изнутри, просачиваются в города и даже в села, растлевая их мирных жителей.
      Однако, - продолжал вслух свои размышления Маймука, - не следует впадать в крайность и преувеличивать силу и значение большевиков. А этому распространенному, прискорбному заблуждению способствуют многочисленные коммунистические процессы, проходящие в Кишиневе и других городах. Эти процессы создают обманчивое впечатление, что коммунистическая отрава пустила в провинции глубокие корни. На самом же деле большинство процессов - это процессы советских шпионов, заброшенных с той стороны. В немногие же коммунистические антигосударственные шайки заговорщиков, которые они называют ячейками, агенты Москвы и третьего Интернационала, эти наемные чиновники революции, хитростью и посулами вовлекают деклассированные, малограмотные темные элементы. Вот с их вожаками следует расправляться беспощадно, а заблудших, обманутых надо направлять на путь истинный, не ожесточать их чрезмерно суровым наказанием.
      Генеральный инспектор замолк, выжидая, какую реакцию вызовут его слова. По выражению лица Кадере он понял, что его рассуждения заинтересовали начальника, и продолжал:
      - Разрешите быть откровенным до конца. Я имею в виду этот прискорбный инцидент в Сороках. Зачем было через два дня после начала таких важных переговоров в Риге убивать этих безработных молодых евреев? Мы сами дали козырь в руки большевикам в их антирумынской пропаганде, и они, поверьте, им умело пользуются. И не только они. Бессарабские газеты, конечно, не все, а те, которые инспирируются еврейской буржуазией, подняли большой шум вокруг этого дела...
      - К сорокскому делу мы не причастны, господин генеральный инспектор, - недовольно перебил его Кадере, - и вы должны это знать. Перестарались военные власти. Вы разве не читали официального сообщения по этому вопросу дирекции сигуранцы? Там, на границе, не мы хозяева положения.
      - Я читал коммуникат дирекции, ваше превосходительство, - сдержанно ответил Маймука. - Однако, зная ваше влияние и авторитет в высших правительственных кругах, позволил себе поднять этот вопрос с тем, чтобы впредь не повторять подобных прискорбных ошибок.
      - Все будет зависеть от обстановки, как внутренней, так и внешней, неопределенно ответил Кадере. - Однако, господин Маймука, должен вам сказать, что в ваших рассуждениях имеется немало правды. Мы должны работать тоньше, осторожнее и осмотрительнее. Это тем более важно, что безответственные политиканы, преследуя свои эгоистические цели, демагогически сваливают свои собственные провалы на нас. Дальше так продолжаться не может. У нас есть, конечно, свои проблемы. - Голос Кадере принял доверительный оттенок. - Хочу вам сообщить, господин Маймука, что недавно генеральную дирекцию изволил удостоить посещением его величество король в сопровождении наследника Михая. Его величество с похвалой отозвался о нашей, как он выразился, плодотворной и ответственной деятельности, - директор самодовольно улыбнулся. - Впрочем, вы об этом знаете из газет. Однако в прессу, разумеется, попало далеко не все. Его величество с вниманием отнесся к нашим нуждам и обещал содействие. В ближайшее время нас ожидают большие перемены, мы должны использовать самые передовые методы сыска. Английские и французские друзья готовы оказать нам помощь и передать свой богатый опыт борьбы с подрывными элементами. К нам едут инструкторы из "Скотланд ярда", "Интеллидженс сервис" и "Сюртэ женераль". Скажу вам больше, господин генеральный инспектор. В правительстве обсуждается вопрос о выделении дирекции сигуранцы в отдельное министерство общественной безопасности. У нас сейчас как никогда много работы. Предстоит провести в ближайшие дни операцию... назовем ее "Днестр". Как вам известно, ее начали второй отдел генерального штаба и разведотдел третьего армейского корпуса. Нам же предстоит ее закончить. Для обсуждения этого вопроса я вас и пригласил. И вы, как умный и проницательный человек, надеюсь, хорошо понимаете, что от успешного исхода акции, которая должна начаться в ближайшие дни, зависит многое. Отвечу вам откровенностью на откровенность: предстоящей акции на самом верху придается исключительно важное значение. Поэтому мы очень надеемся на вас, господин Маймука. Если же... - последовала многозначительная пауза, которую Маймука истолковал как скрытую угрозу. Кадере явно намекал на печальную участь его предшественника на посту генерального инспектора бессарабской сигуранцы - генерала Захарие Гусареску. Гусареску был обвинен в порочащих его высокий пост связях, в том числе с известным не только в Кишиневе, но далеко за пределами Румынии скупщиком краденого ювелиром Нухимом Атацким и даже (страшно сказать!), чуть ли не в государственной измене! Никаким изменником Гусареску, конечно, не был, в этом Маймука ни секунды не сомневался. Ну брал шперц*, а кто их нынче не берет? Дело заключалось в том, что чем-то Гусареску не угодил своим хозяевам, этим заносчивым высокопоставленным политиканам в Бухаресте, и стал козлом отпущения. Маймуке очень не хотелось разделить его незавидную судьбу. Однако он оставил эти мысли при себе и заверил начальство, что его высшая цель - служить родине и королю, и он для этого не пожалеет сил.
      _______________
      * Ш п е р ц - взятки, комиссионные (рум.).
      Телефонный звонок, прозвучавший в тиши кабинета особенно громко, заставил Маймуку вздрогнуть. Он резким движением снял трубку, ожидая услышать донесение, из-за которого, собственно, и торчал здесь ночью, вместо того, чтобы сидеть в привычной компании друзей за картами и стаканом доброго каберне. Однако в трубке раздался женский голос. Жена спрашивала, когда его ожидать дома. "Вот дура. Видимо, звонила уже полковнику Джику Леонеску, не застала меня и теперь проверяет. Ревновать на старости лет вздумала".
      Маймука сказал, чтобы она не беспокоилась - неотложные дела задерживают его на службе, и пожелал спокойной ночи.
      Звонок вернул его к действительности, и генеральный инспектор занялся делами. За время его отсутствия папка изрядно потолстела от донесений агентов, докладных, анонимных доносов и прочих, обычных для его ведомства бумаг. На самом верху лежали материалы о Николае Гарште, арестованном сигуранцей несколько дней назад. Этим скромным, ничем внешне не примечательным молодым мужчиной сигуранца заинтересовалась уже давно, с тех пор, как Гарштя после окончания Пражского университета приехал в Бессарабию и устроился на работу инженером-топографом в кишиневский кадастр. Никаких видимых оснований для подозрений не было, просто к нему присматривались, как ко всякому приезжему из-за границы, особенно из Чехословакии, где, как всем известно, коммунисты, пользуясь попустительством гнилого либерала Бенеша, ведут себя весьма нагло.
      Молодой инженер, доносили негласные сотрудники, вел умеренный образ жизни, не выходя за рамки своего скромного жалованья. Это подтверждала и его квартирная хозяйка, вдова врача Сарра Раппопорт, у которой он снимал комнату на улице Гоголевской. По ее словам, квартирант был вежливым, воспитанным молодым человеком, никогда не приводил к себе женщин, чему она, Сарра Раппопорт, немало удивлялась. Удивляло ее и то обстоятельство, что за два года, которые жил у нее инженер, он не получил ни одного письма. Поинтересовалась на почте, и выяснилось нечто весьма любопытное. Оказывается, сюда пост рестант* на имя Гаршти поступала довольно обильная корреспонденция, в основном из Чехословакии и Германии. Особенно часто ему приходили письма из Праги за подписью какой-то Иляны. Перлюстрация писем показала, что они носят чисто личный, интимный характер. Однако то обстоятельство, что инженер получал такие невинные письма почему-то до востребования, а не на домашний адрес, лишь усилило подозрения. За ним установили наблюдение. И вот тут-то выяснились любопытные подробности. Оказалось, что у скромного инженера весьма обширный круг знакомых среди армейских и жандармских офицеров и даже контрабандистов-переправщиков. Водил он дружбу и с русскими эмигрантами. Гарштю видели в лавке Новосельцева, и это особенно беспокоило Маймуку. По роду своих занятий Гарштя имел возможность много и часто разъезжать по Бессарабии, что также усилило подозрения. И, наконец, самое главное. Агент сигуранцы видел, как Гарштя покупал в магазине электротоваров Букшпана аккумулятор. Это и послужило поводом для ареста. Зачем понадобился скромному служащему аккумулятор? При обыске на его квартире был обнаружен радиоотправительный аппарат неизвестной марки. Гарштя пояснил, что давно занимается радиолюбительством и собрал аппарат сам, а аккумулятор ему понадобился для питания аппарата.
      _______________
      * П о с т р е с т а н т - до востребования.
      "Надо бы допросить этого инженера лично", - решил генеральный инспектор. Всем своим нутром старого сыскного волка он чувствовал: к ним в лапы попалась важная птица.
      Он стал листать папку дальше и наткнулся на донесение из Четатя Албэ. В дополнение к ранее посланному рапорту агент сообщал, что подозрение о причастности коммунистов к взрыву поезда Шабо-Бугаз при тщательном дополнительном расследовании не подтвердилось. Как удалось установить, возле железнодорожного полотна играли дети; они и вставили большой гвоздь в стык между рельсами: посмотреть, как по нему пройдет поезд. Поезд, наткнувшись на неожиданное препятствие, сильно вздрогнул, машинист остановил паровоз, среди пассажиров началась паника, прошел слух о коммунистическом покушений. Через несколько минут поезд двинулся, никто из пассажиров, сообщал агент, не пострадал. "Осел! - вслух выругался генеральный инспектор. - Не мог сразу проверить, прежде чем доносить по начальству". Он начертал гневную резолюцию: "Примерно наказать этого безмозглого болвана и предупредить, что в случае повторения подобных случаев он будет немедленно уволен".
      В другом донесении сообщалось об аресте в районе пограничного пункта Делакеу подозрительного мужчины, назвавшегося Борисом Кравцовым. Мужчина говорил по-румынски с русским акцентом. Задержанный не отрицал, что он русский по происхождению. Документов у него при себе не было. Задержанный утверждает, что приехал из Вилкова в Кишинев по делам. В селе Пуркары арестован главарь шайки большевистских шпионов вольноопределяющийся румынской армии Рачков. Имеются сведения, что мать вышеуказанного Рачкова проживает в Одессе, а сам он в 1931 году нелегально перешел в СССР и был арестован ГПУ. Заточенный в большевистские застенки, поддался давлению ГПУ и дал согласие сотрудничать с ним, после чего с румынским паспортом на другое имя был нелегально переброшен на правый берег, где собирал материалы военного характера и вовлек в свою преступную деятельность еще несколько человек... На допросах в сигуранце Рачков категорически отрицает эти обвинения. Маймука дважды перечитал это донесение и наложил резолюцию: "Использовать все методы для получения признательных показаний, доложить лично".
      Черты хмурого озабоченного лица генерального инспектора немного расправились, и он слегка улыбнулся, прочитав рапорт об очередной проделке своего старого "знакомого", контрабандиста Гицу. Сразу после прихода Советов на том, левом берегу Гицу перешел Днестр и предложил сигуранце свои услуги. Он оказался ловким агентом, но слишком любил деньги и занялся контрабандой. В один из переходов на другую сторону он попал под огонь советских пограничников, был ранен, но сумел уйти. Отлежавшись в прибрежных зарослях кукурузы, кое-как перебрался на правый берег. Раненую ногу пришлось ампутировать, а самого Гицу из сигуранцы изгнали за нарушение приказа, запрещавшего агентам заниматься контрабандным промыслом. Однако Гицу свое занятие не бросил; в сигуранце это знали и частенько прибегали к услугам бывшего сотрудника. На сей раз он зашел слишком далеко. Несколько отчаявшихся найти работу в королевстве молодых людей решили бежать в Советский Союз. Кто-то посоветовал им обратиться к Гицу. Тот запросил немалые деньги за переправу Продав последнее, беглецы собрали нужную сумму Глубокой ночью Гицу перевез их на лодке через Реут, сказав, что это Днестр. Ничего не подозревавшие беглецы начали звать советских пограничников, однако на их зов откликнулись жандармы и передали сигуранце. "Ну и пройдоха! - покачал головой Маймука. - Однако он невольно помог нам. Придется его отпустить, а с этими безработными разобраться. Не исключено, что большевистские агенты".
      Покончив с этой докладной, он перешел к следующей - об убийстве Пасовского. Информатора Пасовского генеральный инспектор знал лично и был о нем невысокого мнения: бесхарактерный себялюбец, склонный к авантюризму, к тому же еще и лжец. Пасовский несколько раз был уличен в ложной, высосанной из пальца информации. Когда до шефа дошли разговоры, что Пасовский задумал перекинуться на другую сторону, он приказал своим самым опытным сотрудникам - Лобаевскому и Белинскому взять того под неослабное наблюдение. В тот вечер все трое отмечали якобы день рождения Лобаевского в ресторане "Комерчиал". Основательно подвыпив, Пасовский признался "друзьям", что сегодня ночью намеревается перейти Днестр в районе Вадул-луй-Водэ. Друзья пожелали его проводить и взяли такси. Доехав до села Новые Чеканы, они под каким-то предлогом выманили Пасовского из машины и хладнокровно, почти на глазах шофера, прикончили выстрелом из пистолета. Замять это дело не удалось, оно попало в газеты, и теперь Маймуке предстояло его уладить. "Самое верное, - решил он, - объявить Пасовского советским агентом, который оказал вооруженное сопротивление при попытке бежать за границу".
      Телефон молчал, и Маймука не спеша листал папку. По мере того, как он знакомился с ее содержанием, значимость донесений, так сказать, убывала... Агент кишиневской полиции Юлиан предан суду по обвинению в присвоении инкассированных им по мандату де адучере* денежных сумм и в похищении пяти мандатов, по которым взыскиваются штрафы... Супруга квестора** кишиневской полиции Евицкая торговала постами полицейских с ведома и по наущению своего супруга... Шефы полицейских участков выплачивали квестору по три тысячи лей ежемесячно. Агент доносил, что в воскресенье автомобиль его превосходительства министра Бессарабии генерала И. Рышкану наскочил на 66-летнюю старуху М. Мантюрникову. Мантюрникова была отправлена в госпиталь "Реджина Мария", где ей оказана медицинская помощь. Его превосходительство, к счастью, не пострадал. Дознанием установлено, что вышеуказанная старуха глухая и не слышала сигнала, подаваемого шофером. Агент высказывал предположение, не замешаны ли в этом происшествии коммунисты, использовавшие старую женщину в целях покушения на жизнь господина министра.
      _______________
      * М а н д а т д е а д у ч е р е - разрешение на привод в
      полицию.
      ** К в е с т о р - начальник полиции.
      В самой последней докладной сообщалось, что портной Мойше Глузман, проживающий по Купеческой, 62, возвратившись поздно домой, застал жену с Серджиу Попеску "в позе, не вызывающей никаких сомнений", как выразился автор этого донесения. Далее сообщалось, что рассвирепевший муж стал жестоко избивать жену и ее любовника палкой, а затем доставил Попеску в полицейский участок. На допросе тот сознался, что находился в связи с женой Глузмана.
      "Так и надо этому кретину Попеску, - не без злорадства подумал Маймука, живо представив трагикомическую ситуацию, в которой оказался их агент. - Слава богу, хватило ума не запугивать полицию своей принадлежностью к сигуранце".
      Он в сердцах захлопнул папку и резким движением отодвинул от себя подальше, тяжело вздохнул. "Взяточники, тупицы, казнокрады, развратники, авантюристы... Как работать с этим сбродом?"
      Зазвонил телефон. Сняв трубку, Маймука узнал голос шефа тигинского отдела сигуранцы. Он доложил, что операция проведена успешно и все гости, как он сказал, очевидно в целях конспирации, находятся там, где условлено. Точное количество гостей он назвать пока не мог, сказав, что о подробностях доложит позднее.
      Маймука поблагодарил (что делал крайне редко) и взглянул на часы. Было уже начало второго. Рассудив, что для хороших вестей никогда не поздно, он не сразу решил, кому позвонить сначала: министру Бессарабии генералу Рышкану или же другому генералу - Кырчулеску, командующему третьим армейским корпусом. Министр считался его начальником, хотя всеми делами, и это было хорошо известно, заправлял Кырчулеску. Секунду поколебавшись, он выбрал свое непосредственное начальство.