Анжелика - Анжелика и царица Московии

Анжелика встретилась с Его Величеством и на всякий случай поблагодарила короля за спасение ее сына. Мадам де Ментенон также охотно возобновила посиделки с легким вином и печеньями, когда она и Анжелика весело болтали и обсуждали новости…

– Ты удивляешь меня, милая Анжелика! – говорила Франсуаза. – Не знаю, почему, но я полагала, что ты начнешь новую жизнь! Я думала, что с тобой произойдет нечто невероятное!

– К примеру?

– К примеру, ты отправилась бы в Московию…

– Ха-ха!.. И Его Величество завел бы себе новую любовницу, и тебе пришлось бы ладить уже с ней! Но разумеется, для разумных бесед с королем ты, милая Франсуаза, незаменима!..

Они ели печенья, пили легкое вино и смеялись.

Спустя неделю Анжелика навестила дочь в монастыре. Онорина была спокойна. Мать-настоятельница не жаловалась на нее. Онорина спокойно говорила с матерью, вышивала и шила, охотно подчинялась монастырскому уставу. Анжелика уже надеялась на то, что Онорина забудет несчастного Андре Рубо и тогда возможно будет поразмыслить об устройстве ее дальнейшей судьбы!.. Вернувшись из монастыря, Анжелика повела ту жизнь, которую привыкла вести в последнее время. Посещение салона мадам де Ментенон, балы, веселые и откровенные беседы с мадам де Ментенон, близость с королем… Все это занимало время и развлекало герцогиню де Монбаррей. Однажды она подумала о Жоффрее де Пейраке, но он не подавал о себе вестей. Зато пришла весть от Кантора. Он писал, что голландский корабль, на котором царь Петр должен вернуться в Московию, отплывает из Гавра. Кантор, который отправлялся вместе с царем Петром, желал проститься с матерью. Анжелика решила ехать в Гавр. Но перед отъездом она снова посетила монастырь и говорила с дочерью.

– Кантор, твой брат, уезжает с царем Петром. Я еду в Гавр, проводить его.

Онорина вопрошающе смотрела на мать. Анжелика поняла смысл ее взгляда:

– Нет, девочка моя! Я не хотела тебе говорить, но я знаю, он убит. Царь не хотел оставить его в живых!

Онорина не встревожилась, что даже и удивило Анжелику. Онорина смотрела на мать спокойно и задумчиво:

– Матушка! Я не думаю, чтобы Петр, царь Московии, решился убить Андре! Андре нужен ему! Андре с кем-то связан в Московии. Возможно, то есть вернее всего, Андре сам не знает, с кем его связала общая судьба! Но царь не убьет Андре, нет!..

Анжелика боролась с собой. Она не знала, стоит ли ей быть настолько снисходительной. Но все же она сказала мягко: – Ты хочешь увидеть Андре? Последовала пауза, после которой Онорина проговорила:

– Нет. Это уже не нужно ни мне, ни ему! Наверное, я решусь остаться в монастыре навсегда. Ты только дай мне время, матушка, дай мне время обдумать мою судьбу. Но я уже чувствую, что мне хочется остаться здесь. Так было бы лучше для всех. И для тебя, и для меня, и для братьев…

– Я не тороплю тебя, – сказала Анжелика. – Что бы ты не решила, я соглашусь с тобой. Лишь бы ты чувствовала себя спокойной!..

– Благодарю, матушка! Если бы вы пожелали мне счастья, это было бы неестественно. Мне возможно пожелать в дальнейшей моей жизни лишь покоя…

Анжелика вернулась в Париж и поспешила в Гавр. Уже в пути догнал герцогиню посланный Флоримона, привезший письмо. Анжелика поспешила вскрыть послание. Что ж! Она, пожалуй, представляла себе, что произойдет нечто подобное! Флоримон писал, что Онорина бежала из монастыря. Куда бежала дочь, об этом Анжелика догадалась с легкостью. Куда? Разумеется, в Гавр! Поэтому Анжелика продолжила путь.

В Гавре герцогиня де Монбаррей отыскала в порту корабль, на котором отплывал ее сын. Мать и сын простились. Анжелика рассказала Кантору о побеге Онорины.

– Но я не видел ее!..

– Вот это-то и скверно! Не случилось ли с ней беды?..

– Я буду внимателен… – И в подтверждение своих слов Кантор оглянулся.

Но вокруг не замечалось ничего интересного. Сновали грузчики и моряки. Ни царя Петра, ни его спутников не было видно…

– Разумеется, он не желает, чтобы на него глазели, – Кантор ответил на невысказанный вопрос матери. – Он первоначально хотел остаться в Париже, уже как официальное лицо, но все же передумал.

– Потому что Андре Рубо в его руках?

– Да!

Значит, Онорина была права. Она говорила мне, что государь Московии не решится убить Андре. Андре для чего-то нужен ему, Андре с кем-то связан, хотя сам не знает об этом…

– Капризы Онорины мне неприятны! – Кантор перевел разговор на другую тему, сейчас более важную для него. – Она доставляет нам излишние хлопоты.

– Я думаю, Андре Рубо здесь, на корабле?

– Да, государь приказал вылечить его, насколько это было возможно. Теперь бедняга сильно прихрамывает на правую ногу, но ведь это все же лучше, чем умереть!..

Вскоре корабль должен был отплыть. Анжелика в последний раз поцеловала сына в щеку. Внезапно перед ними явился незнакомец и обратился к ним, не совсем хорошо выговаривая слова по-французски:

– Господин Пьер желает видеть вас перед отплытием!

Им ничего не оставалось делать, как пройти вслед за этим человеком. Кантор хмурился. Анжелика полагала, что это внезапное приглашение может быть связано с бегством Онорины.

Их проводили в одну из кают. Они вошли. Здесь глазам их предстало не очень веселое зрелище. Растрепанный Петр сидел, вытянув длинные ноги, и курил голландскую трубку. Перед ним на полу брошен был связанный по рукам и ногам подросток. Едва Анжелика и Кантор вошли, как царь Московии сверкнул на них огненным взглядом черных глаз:

– Вы! – Петр вскинул длинную руку. – Заговор? Заговор, да?!..

Анжелика бросила взгляд на связанного подростка и вскрикнула от неожиданности. На полу, связанная по рукам и ногам, лежала Онорина в мужском костюме; она была одета, как обычно одеваются юнги с больших кораблей.

– Заговор! – повторил царь Петр. – Вы все – заговорщики! Вы не выйдете отсюда. Я раздавлю голову змеи!.. – Он мгновенно вскочил и выбежал вон. Анжелика побежала было за ним, но стоявшие начеку у двери слуги царя поспешили оттолкнуть ее. Спустя несколько мгновений Анжелика, Кантор и Онорина уже были заперты в каюте. Анжелика, не теряя присутствия духа, нагнулась над Онориной и развязала дочери руки и ноги. Все трое ощутили качку.

– Корабль отплывает, – произнес Кантор.

Только теперь Анжелика осознала, что же именно с ней произошло. Мадам де Ментенон оказалась права, предчувствуя радикальные перемены в жизни своей подруги. И вот теперь герцогиня де Монбаррей в плену, без необходимой одежды, без косметических принадлежностей, без камеристки… Онорина, сидя на полу, растирала запястья.

– Ты пыталась освободить Андре? – Анжелика спрашивала, не ожидая ответа. – Было бы лучше, если бы ты поделилась своими замыслами с матерью! Вот, посмотри, чего ты в итоге добилась!

Я украла у матери-настоятельницы деньги, – сказала Онорина. – Ведь это все равно были те самые деньги, которые внесла ты! Я купила лошадь и мужской костюм. До Гавра ехала верхом, а в порту купила костюм юнги и пробралась на корабль. Я пыталась узнать, где Андре, но случайно попалась на глаза царю Петру. Он наделен каким-то сверхъестественным чутьем! Представь себе, он узнал меня. Меня связали. Он принялся кричать, что я – одна из заговорщиков, что все мы злоумышляем против него! А я ведь сказала ему правду. Я сказала, что всего лишь хотела освободить Андре и бежать вместе с ним. Но царь все твердил о каком-то заговоре. Может быть, нам еще удастся освободить Андре и бежать? У меня есть деньги…

Анжелика и Кантор нервно хохотали.

– Царю Петру явно есть чего опасаться! – заметила Анжелика. – Мы замешались в его трудную жизнь и теперь можем погибнуть. Это не шутки. А кто виноват? Несчастный Андре Рубо!..

– Нам остается только ждать! – сказал Кантор.

Им принесли воду в кувшине. Но еды им не давали. Петр пришел лишь к вечеру, теперь он казался более спокойным. Он приказал им говорить правду.

– Правду вы знаете, – сказала Анжелика мужественно. – Всему виной горестная страсть моей дочери к Андре Рубо! Мы не заговорщики и мы ничего не знаем о московитских делах.

– Теперь я не могу отпустить вас, – сказал Петр.

– Обо мне будут тревожиться при дворе, – осторожно заметила Анжелика.

Царь бросил на нее острый проницательный взгляд:

– Я полагаю, при дворе решат, что вы, герцогиня, исчезли столь же внезапно, как и появились! Всем известен ваш прихотливый нрав! При дворе вполне могут предположить, будто вы решили возвратиться к вашему супругу!..

На эти слова нечего было возразить!

Для Анжелики, Онорины и Кантора потянулись нелегкие дни заточения в тесной каюте. Два раза в день им приносили еду и воду. Для Онорины бросили женское платье, какие обыкновенно носили в Париже дочери мелких торговцев с рынка Дезиноссан. Девушка переоделась. В одном из голландских портов корабль простоял на якоре несколько дней. Бежать было невозможно. В каюту, где были заперты несчастные узники, доносились звуки музыки и веселые приветственные крики. В Голландии любили молодого московского царя. Здесь он не скрывался под чужим именем и его принимали весьма хорошо. В самой ранней своей юности он уже бывал здесь в составе посольства, направленного его отцом. Живой, сильный, энергичный и обладавший многими талантами, Петр полюбился голландцам. Он мечтал о создании московитского флота и не стеснялся самолично работать вместе с голландскими корабелами на верфи, умело размахивая топором. Но веселый шум за пределами их темницы еще более заставлял узников тосковать. Петр не являлся к ним. Но они были далеки от мысли о том, что он мог позабыть их.

– Он не убил Андре, не убьет и нас! – твердо сказала Онорина.

– Молчи, глупая девчонка! – рассердился Кантор. – Если бы не твои прихоти, у нас было бы втрое меньше хлопот и горестей!

Но молчание Анжелики сделало свое дело. Ее дети поняли, что ссориться именно теперь – совершенно не имеет смысла!

Затем в каюте становилось все холоднее и холоднее.

– Вероятно, мы приближаемся к Московии, – предположил Кантор. – Я слыхал от приближенных царя Петра, что там очень холодно и на улицах городов порою являются медведи!..

Затем корабль снова стал на якорь. В каюту вошли слуги царя и связали несчастных узников по рукам и ногам. Кантор, Онорина, да и сама Анжелика понимали, что противоречить бесполезно! Им завязали глаза черной материей. Затем их понесли и уложили в какой-то экипаж. Кони тронулись. Ясно ощущалось, что кони бегут по ровной, благодаря снегу, дороге.

– Когда же все это кончится?! – с досадой проговорил Кантор, понимая, вероятно, что не дождется ответа.

Онорина мужественно молчала, поглощенная мыслями о своем Андре. Анжелика размышляла, пытаясь понять, как же им действовать дальше. Все трое мерзли в легкой одежде. Спустя какое-то время кони встали. Узников вынули наружу, поставили, развязали им руки и ноги, сняли повязки с глаз. Освобожденные, они принялись с жадностью смотреть по сторонам. Вдали виднелось темное и холодное северное море. Впереди и позади расстилалась холодная заснеженная равнина. Несколько унылых лачуг являлись, должно быть, постоялым двором или жилищем какого-то сельского жителя. Анжелика, Онорина и Кантор дрожали от холода. Они даже не заметили, как приблизился к ним широкими шагами сам царь Петр. Поверх его черных растрепанных кудрей нахлобучена была треуголка. Он жевал табак и, подойдя к своим пленникам, смачно сплюнул на снег.

– Ну! – заговорил он. – Теперь вы видите, что я, в сущности, доверяю вам. Ступайте за мной.

Дрожащие от холода узники, пригибаясь под порывами холодного ветра, поспешили за ним. Он также сильно пригнулся, потому что иначе мог бы удариться о притолоку; он был слишком высок.

Анжелика за свою жизнь испытала немало горестей и немало видела. Но теперь ее глазам предстала необычайная бедность, ужасная грязная нищета. Дым ел глаза, лавки были грязны и ничем не покрыты. Несло какой-то гнилью. Петр с размаха уселся на грязную лавку. Анжелика, Онорина и Кантор, стояли перед ним, натужно кашляя.

– Ну! – начал он, опираясь огромными руками о колени. – Еще раз прошу вас: говорите правду!

Но мы уже сказали правду! – смело отвечала Анжелика. – Никакой иной правды мы не знаем! Во всем виновна моя дочь, воспылавшая несчастной страстью к Андре Рубо!

– Это правда? – Петр повернулся к девушке. Она кивнула и присела в придворном поклоне.

– Да, – задумчиво сказал Петр, – вы, европейцы, придаете этой самой любви чрезвычайно большое значение! А я не знаю, что это такое! Когда мне исполнилось шестнадцать лет, матушка женила меня на дочери одного из подданных. После свадьбы старший брат моей молодой жены, которой не было еще и пятнадцати лет, поспешно рассказал мне, что именно я должен делать ночью. Я добросовестно исполнил все, как мне было сказано. И в дальнейшем честно являлся к жене для исполнения супружеского долга. Но вскоре она забеременела и я, согласно нашим обычаям, уже не должен был разделять с ней ложе. Она родила мне сына. И таким образом мы оба исполнили наш долг перед царским семейством. Но далее мне совершение не хотелось сближаться с ней. Я был еще очень молод и решился познакомиться с иною жизнью. Я стал часто посещать квартал, где проживали иностранцы. Постепенно в уме моем созрели мысли о совершенном переустройстве Московии… – Петр поколебался и продолжил свой рассказ. – По обычаям Московии, мужчины и женщины должны собираться отдельно друг от друга, совместные сборища почитаются постыдными. Но в иностранном квартале я увидел, как мужчины и дамы и девицы собираются вместе, танцуют, поют, беседуют. Среди молодых красавиц я приметил одну, звали ее Анной, и она была дочерью часового мастера. Я все хотел признаться ей, что она мне приглянулась, но никак не решался! А потом мне пришлось ехать в чужие края. Иногда я вспоминаю об Анне и думаю о ней. Возможно, это и есть любовь!..

– Да, это, конечно же, любовь! – Анжелика рассмеялась. – И вы сами можете понимать, Ваше Величество, что это всего лишь любовь! И в случае Онорины и несчастного Андре Рубо это тоже всего лишь любовь и ничего более. Всего лишь любовь, а вовсе не заговор против Вас!..

Петр нахмурился:

– Вы ничего не знаете о моей жизни! Я имею право быть подозрительным!

Освобожденные узники деликатно не стали расспрашивать и уточнять, какие же именно опасности грозят молодому царю.

– Я не знаю, как мне быть! – сказал он. – Вы кажетесь мне славными, в сущности, людьми. Я даже полагаю, что вы можете быть полезны мне в моих дальнейших действиях, направленных на изменение моей родины к лучшему. Но поймите, у меня нет выхода. Я должен уничтожить Андре Рубо!..

– Но вы хотели уничтожить его еще в Париже, – решилась возразить Анжелика, – и все-таки не уничтожили. Быть может, он ни в чем не виноват!..

– Он виноват уже тем, что появился на свет! – сурово произнес царь.

– Короче говоря, ситуация безвыходная! – подытожил Кантор. И тут Анжелика наконец-то нашла выход из этой ситуации, которая и вправду представлялась почти безвыходной.

– Ваше Величество! – обратилась к царю Анжелика. – Прошу вас, прикажите отвести нам какое-нибудь помещение, где мы могли бы умыться, поесть и выспаться после тяжелой дороги, а затем просто-напросто расскажите нам, в чем виновен бедняга Андре Рубо!..

– И где же он? – воскликнула Онорина.

– Его везут в мою столицу, в Москву! Его везут под строгой охраной, под караулом, как у нас говорят! ..

Царь Петр позвал каких-то странных людей, мужчин и женщин, одетых в серое тряпье. Эти люди и являлись хозяевами небольшого хутора. Женщины кое-как прибрали две комнаты. Анжелика, Кантор и Онорина ждали, сидя на грязной лавке. Затем царь самолично повел Кантора мыться и мылся вместе с ним, оказав ему тем самым большую честь. Что это было за мытье, Анжелика и Онорина совсем скоро узнали. Оборванная женщина привела их в деревянный домишко, внутри которого нагрета была большая печь. Женщина помогла гостьям раздеться и принялась бить их древесными ветками. Помещение заполнилось паром, Анжелика и Онорина задыхались. На какое-то мгновение им пришла мысль, что их желают подвергнуть страшной и мучительной казни. Но женщина, приведшая их в это парное логово, также разделась и знаками просила их бить ее по спине и груди ветками. Затем она распахнула дверь и голая кинулась с порога в огромный сугроб. Анжелике и Онорине ничего не оставалось, как броситься вслед за ней. К их великому удивлению, они даже не ощутили холода. Вымывшись таким необычным для них способом, Анжелика и Онорина вновь оделись. В комнате, кое-как прибранной, уже был накрыт стол. На деревянной столешнице поставлена была деревянная посуда с кушаньями. Царь Петр сидел во главе стола. Женщина, та самая, которая мылась вместе с Анжеликой и Онориной, поставила перед царем и его гостями миски с каким-то варевом. Царь приказал ей удалиться. На этот раз никто, кроме его парижских гостей, не разделял с ним трапезу. Анжелика увидела на середине столешницы большое деревянное блюдо с ломтями черного хлеба. На вкус этот хлеб оказался очень кислым. Варево приготовлено было из капусты и свиного мяса, плохо проваренного. Набрав жижи в деревянную ложку и попробовав, Анжелика была несколько удивлена:

– Ваше Величество! – обратилась она к царю Петру. – В Московии принято есть несоленую пищу?

– Нет, – отвечал он, – у нас иной обычай! Видите рядом с хлебным блюдом солонку? У нас каждый сам берет соль, сколько ему захочется, и солит уже сваренную пищу!

Анжелика, Онорина и Кантор послушно принялись есть на московитский лад. Тем не менее они так проголодались, что ели незнакомую и невкусную пищу почти что с удовольствием. После трапезы они отдохнули и выспались в отведенных им комнатах, а затем снова были призваны к царю.

– Вы хотели узнать, почему я преследую этого беднягу Андре Рубо? – начал разговор царь. – Я расскажу вам. Но это не такая короткая история…

Анжелика, Онорина и кантор изъявили полное согласие слушать. Теперь у них было много времени. И этим временем, по сути, распоряжался царь Петр. И вот что он рассказал им.

ИСТОРИЯ МОСКОВИТСКОГО ЦАРЯ ПЕТРА

– Мой отец был много лет царем Московии. Государство это покамест не очень велико, но я уверен, что мне удастся расширить его границы! Согласно московским обычаям, мой отец был женат и имел большое число детей, первую его супругу звали Марией. Она ежегодно производила на свет царевичей и царевен и наконец число их достигло шестнадцати. И родив последнюю дочь, Мария скончалась. А вскоре сыновья царя также начали умирать один за другим. И первым умер Алексис, подававший большие надежды. В живых остались только два сына Марии и моего отца, имя которого также было Алексис. Этих сыновей звали Теодором и Иваном. К несчастью, оба отличались чрезвычайной болезненностью. Таким образом судьба династии оказалась под угрозой. Отец мой, хотя и был уже в годах, но отличался еще завидной телесной силой, частенько езжал на охоту, но отличался также и завидным благочестием, соблюдал все обряды, положенные нашей церковью. Помимо двух болезненных сыновей супруга одарила его и шестью дочерьми. В отличие от его мужского потомства, его дочери отличались прекрасным здоровьем, острым умом и красотой. Особенно выделялась среди них красавица и умница София. В Московии не было закона, который бы запрещал принцессам наследовать престол после смерти царя, но все же царь понимал, что его подданные не пожелают иметь над собою царицу после его смерти. И тогда он решил вступить в новый брак. Сначала он полагал, что делает это лишь для того, чтобы дать династии новых наследников-сыновей. Как это полагается в Московии, привезли во дворец множество девиц, дочерей из бедных и богатых семейств. Царь вошел в залу, где эти девицы были поставлены вдоль стен. Он внимательно смотрел на них, выбирая самую дородную, такую, которая могла бы дать ему и государству здорового и сильного наследника. И вдруг с ним случилось то, что вы в Париже называете «любовью»! Взгляд прекрасных черных глаз ожег его. И он тотчас отдал свое сердце дивной красавице Наталии, моей будущей матери. Отец стремился исполнить любое ее желание. Он приказывал изящно подстригать свою бороду и душить ее дорогими заморскими снадобьями. Когда Наталия пожелала проехать по столице в карете с открытыми окошками, он позволил ей это, хотя по обычаю царицы не должны были показываться народу. Она попросила его взять ее на соколиную охоту; и вот уже он ехал верхом подле ее экипажа, направляясь в степь, где лучшие охотники пускали соколов на бегущих зайцев и лисиц. Я явился первенцем моей матери, затем родились две сестры, Наталия и рано умершая Теодора. Мое рождение отмечено было большими празднествами, фейерверками и чеканкой памятных медалей. С самого раннего детства я чувствовал себя общим баловнем, будущим наследником престола. Меня окружали родичи моей матери, лелеявшие и баловавшие меня всячески. Отец видел во мне будущего полководца и дарил мне для игры немецких оловянных солдатиков. Меня даже одевали в одежду наподобие мундиров прусских полковников. Но когда мне минуло четыре года, отец мой внезапно скончался, совершенно скоропостижно. Моя мать и ее родичи настолько привыкли полагать себя защищенными и настолько были уверены в своем счастье, что даже и не сразу осознали, что прежней счастливой жизни пришел конец. Они не приняли вовремя меры для захвата власти и власть ускользнула из их рук. Моя сестра София, прежде жившая вместе со своими младшими сестрами в уединенной башне, как это положено в Московии, где царевнам запрещено выходить замуж, теперь решилась действовать. Родичи ее покойной матери давно уже были удалены от двора, но теперь она поспешно собрала их и явилась во дворец. А надо вам сказать, что никаких правил престолонаследования в Московии не существует. И все же народ полагал, что царю должен наследовать его старший сын. Однако если бы мои родичи успели провозгласить царем меня, подданные охотно смирились бы с этим. Но поскольку мои родичи пребывали в совершенной растерянности, София устроила так, что царем был провозглашен ее единоутробный брат Теодор. Возможно сказать, что она просто-напросто стащила его, почти умирающего, с постели и потащила на трон. Вскоре она устроила и его брак. Я остался в полном пренебрежении. Но это было лишь начало моих несчастий. Брат Теодор продолжал часто недомогать и постепенно все привыкли к тому, что в тронном зале его заменяет старшая сестра. Распоряжения ее отнюдь не были глупы, тем более, что помогал ей весьма мудрый дворянин, много учившийся и знавший математику и заморские языки; имя этого человека было Василий Голицын. Близость его к царевне, разумеется, не исчерпывалась добрыми советами! Меж тем молодая супруга царя Теодора ожидала первенца. Казалось, династию может ожидать новый расцвет. Но после рождения наследника царица внезапно тяжело занемогла и скончалась. А спустя несколько дней скончался и новорожденный царевич. А совсем скоро не стало и царя! В городе с ужасом шептались об этих смертях, последовавших столь внезапно одна за другой! Были в Москве люди, знавшие причину этих страшных смертей, но только не я, ребенок, и не моя мать, растерянная, печальная вдова! После смерти Теодора и его семейства постигли меня и мою мать страшные несчастья. Царевна София обвинила родичей моей матери в том, что они якобы желали смерти ее брата, несовершеннолетнего Ивана. Верные Софии войска бросились во дворец, где собрались вокруг моей матери ее родичи. Разразилась ужасающая бойня! Я видел, как убивали братьев моей матери, как убили ее престарелого отца и мою бабку! Мать отдала меня верной няньке и та спрятала меня в подвале. Убийцы не нашли меня, и, в сущности, к счастью для них, потому что московиты также всполошились и бросились во дворец. Горожане убивали солдат Софии, именуемых стрельцами, а эти самые стрельцы убивали горожан. Наконец, для остановления битвы, призван был глава церкви. Я помню, как меня, маленького мальчика, вывел, держа за руку глава нашей церкви, другою рукой он удерживал тонкую руку моего единокровного брата Ивана, младшего сына Марии, первой супруги моего отца. Громким голосом маститый старец возглашал, что оба царевича живы! Ему удалось убедить сражавшихся остановиться. Моя мать рыдала. И тут неожиданно, поправ девичий стыд, столь ценимый у московитов, явилась София. За ней следовали ее приспешники, возглавляемые Голицыным. Этот бесстыдный человек объявил, что поскольку оба царевича, то есть Иван и я, еще малы, то народ изъявил желание видеть на московском престоле их старшую сестру Софию, первородную дочь своего отца, царя Алексиса! Родичи моей матери были уничтожены, родичи Марии поддерживали Софию. Таким образом она сделалась правительницей. Впрочем, пока считалось, что она будет править лишь до совершеннолетия старшего из оставшихся в живых царевичей, то есть Ивана! Обо мне не было и речи! Но все уже прекрасно понимали, что именно я явлюсь соперником Софии! Покамест же она не решалась распорядиться о моем убийстве. Но она нарочно не назначала мне учителей, несмотря на усиленные просьбы моей матери. София желала видеть меня грубым и невежественным, надеясь, что это поможет ей отстранить меня от престола. Брат Иван отличался чрезвычайной болезненностью и едва ли мог прожить долго. Моя мать понимала, что и моя жизнь висит на волоске. Еще при жизни моего отца было направлено в заморские страны огромное посольство, названное великим. И вот моя мать обратилась к правительнице Софии с нижайшей просьбой, умоляя ее позволить мне присоединиться к этому посольству, как и положено принцу. София долго не давала позволения, однако в конце концов ее фаворит Голицын, который отнюдь не был глуп, заметил ей, что не позволяя мне исполнять обязанности принца, она настраивает против себя народ, и без того раздраженный женским правлением. Итак, я отправился в заморские страны, где многому научился. Я понял, что Московия должна быть благоустроена, согласно лучшим образцам благоустройства заморских стран. Я возвратился домой, исполненный планов и надежд. Но дома ждала меня скучная жизнь в затхлом деревянном дворце. Мне пришлось вступить в брак. Но когда моя мать объявила мне, что я должен в столь молодых годах сделаться супругом, я решительно отказался. Тем более, что мой брат Иван уже сделался супругом, и жена постоянно обманывала его. Моя мать говорила мне, что дети Ивана, родившего трех дочерей, могут быть в будущем соперниками для моих детей…

– …Ведь дочери Ивана уже старше твоих детей, мой милый Петр, которые еще только долженствуют родиться!..

– Оставьте, матушка, эти мелочные расчеты! Я буду править Московией, потому что я силен, разумен и смел!..

Мать посмотрела на меня с грустью и сказала, что я совершенно прав и достоин царского венца, но… она желает открыть мне некую тайну!

Переодевшись в одежду простолюдинов, мы вдвоем отправились на окраину Москвы. Стоял лютый мороз, мы кутали лица в меховые воротники и никто не мог бы разглядеть нас и узнать! Мы долго брели, увязая в снегу. Наконец очутились возле одного уединенного жилища. Моя мать сказала мне, что это дом и двор богатого купца Рябушкина. За домом устроена была катальная гора. У нас в Московии зимой так много снега, что устраиваются снежные горы, с которых дети и юноши и девушки скатываются на маленьких санках. Вот такая гора устроена была за домом купца Рябушкина. Вокруг нее стоял ужасный шум и гам. Дети шумели и кричали. Мы подошли поближе. Моя мать пристально вглядывалась в лица играющих детей. Я не понимал, зачем она это делает. Она указала мне на маленького мальчика и сказала:

– Вот он, твой соперник!

Я решительно подошел к играющим детям и стал спрашивать их имена. Я желал понять, почему один из этих детей является моим соперником, но не желал, чтобы другие заметили мой интерес именно к этому мальчику! Дети охотно называли мне свои имена. Но мальчик, который занимал меня, оказался робким и не приближался ко мне. Я спросил одного из его приятелей, кто же этот робкий мальчик.

– Это Андрей Рябушкин, сын хозяина вон того дома! – отвечал спрошенный мною.

При мне были мелкие деньги, которыми я и оделил детей. Я, собственно, ничего не понял. Почему сын купца может явиться соперником царевича?! Моя мать выглядела усталой, блуждания по городу утомили ее. Поэтому я не стал расспрашивать ее, то есть я решил расспросить ее обо всем, когда мы вернемся во дворец и она отдохнет. Но по возвращении во дворец моя бедная мать захворала. У нее не было сил на длительные беседы, она только просила меня как возможно скорее вступить в брак. Мне пришлось исполнить ее просьбу. Здоровье ее ухудшалось день ото дня. Между тем, я, как и подобает принцу, желал иметь собственных телохранителей. Я начал набирать солдат в собственное войско. София и ее фаворит Василий Голицын были раздражены против меня, но не смели действовать против меня открыто, потому что я уже пользовался симпатиями московитов. Целые дни я проводил со своими солдатами, упражняясь в воинских искусствах. Однажды, когда я командовал учениями, внезапно прискакал посланный от моей сестры Наталии, горячо мною любимой. Я поспешно прочел ее послание. Она умоляла меня немедленно явиться во дворец, потому что наша мать была при смерти! Я тотчас вскочил на коня и помчался. Вдвоем с сестрой мы припали к смертному ложу матери. Она уже почти не имела сил для прощания с нами, но все же перекрестила нас поочередно, как это полагается по московитскому обычаю, затем прошептала:

– …Прощайте!.. Будьте счастливы!.. Это… она!.. Сын!.. – голос ее прервался, дыхание прекратилось, жизнь покинула ее.

Сестра Наталия стояла, распрямившись, рядом со мной. Глаза ее, казалось, метали молнии.

– Нет, – сказала она, – это нельзя назвать естественной смертью!..

Но тут прибежали приближенные женщины моей матери. Явилась София в окружении своих придворных женщин. Начались хлопоты, сопутствующие обыкновенно похоронам особы из царского дома. Прошло целых десять дней, прежде чем я смог остаться наедине с Наталией. Я рассказал ей о том, как побывал вместе с матерью близ дома купца Рябшукина: