— Ради всего святого, Паррик! — поморщился Форрал. — Разве для этого необходимо беспокоить меня? Просто запри его куда-нибудь, а завтра, после праздника, мы с ним разберемся!

Паррик расстроенно покачал головой:

— Прости, мой командир, но, по-моему, тебе стоит на него взглянуть. Бедолага в ужасном состоянии — он весь синий от побоев. Честно говоря, я не виню его за побег — похоже, с ним обращались хуже, чем с собакой.

Форрал нахмурился.

— Извини, Паррик, тогда, конечно, другое дело. Нам лучше этим заняться. Я не позволю, чтобы подобное сходило с рук кому бы то ни было. Кому он принадлежит?

Паррик колебался.

— Понимаешь.., дело в том… В общем, все это довольно странно…

— О боги, ну ты же видел его клеймо! Прекрати мямлить и говори толком!

Начальник кавалерии смущенно поглядел на Ориэллу.

— Он принадлежит Академии.

— Что? — Девушка была поражена. — Этого не может быть!

— Да нет, как оказалось, может. И это огромное бесчестие, позволь мне заметить, — с упреком возразил Паррик.

— Спокойно, Паррик, — вмешался Форрал, обняв одной рукой вспыхнувшую Ориэллу. — Просто приведи его сюда, а мы разберемся.

— Он за дверью. — Паррик исчез и через минуту появился с двумя стражниками, которые волокли обмякшее тело. От парня нестерпимо воняло, одежда его была перепачкана, разодрана и промокла насквозь. Его била отчаянная дрожь, а кожа посинела. Лицо, сплошь покрытое синяками, распухло. Ориэлла пришла в ужас. Кто в Академии мог так жестоко обращаться с этим беднягой? Он поднял веки, и у него оказались яркие голубые глаза, самые замечательные, какие девушке доводилось видеть. Но эти широко распахнутые от радостного изумления глаза смотрели куда-то мимо волшебницы.

— Сара! — воскликнул он.

Обернувшись, Ориэлла увидела стоявшую в дверном проеме супругу Ваннора. Ее лицо покрывала смертельная бледность. Расправив плечи, Сара с ледяным презрением посмотрела на беглеца.

— Кто этот человек? — холодно спросила она. — Я первый раз его вижу!

— Но он знает твое имя, — нахмурившись, заметил Форрал.

— Я замужем за самым знатным купцом города, — пожала плечами Сара, — и мое имя известно многим. Ваннор, отвези меня домой. Меня тошнит от этого отвратительного создания!

— Хорошо. — Ваннор беспомощно огляделся. — Ты извинишь нас, Форрал? — И взяв жену под руку, повел ее прочь.

Когда они проходили мимо пленника, он вырвался из рук охранников и упал к ногам Сары, уцепившись за край ее одеяния.

— Сара, пожалуйста! — взмолился он. С возгласом отвращения та вырвала свои юбки у него из рук и, ни на кого не глядя, выплыла из комнаты. Ориэлла зажмурилась, чтобы не видеть страданий этого обманутого существа. Она была уверена, что Сара лжет. Юноша закрыл лицо руками и разрыдался. Полная сострадания, Ориэлла опустилась рядом с ним на колени. У нее сжалось сердце.

— Бедняга, — мягко проговорила она. — Не беспокойся, мы позаботимся о тебе. И тот, кто это сделал… — тут в ее голосе зазвучала угроза. — Я лично позабочусь о том, чтобы такое больше не повторилось.

Анвар затравленно посмотрел на высокую рыжеволосую женщину. Ее вид ясно говорил, что она принадлежит к Волшебному Народу, и кроме того, он узнал в ней спутницу Форрала, с которой тот давным-давно заходил к ним в лавку. Ее глаза яростно сверкали. Ошеломленный предательством любимой, юноша не слышал обнадеживающих слов волшебницы и думал, что гнев ее направлен на него. Он издал странный приглушенный звук и вдруг снова разрыдался. Нахмурившись, рыжеволосая волшебница вытащила из кармана платок и протянула Анвару. Это был не бесполезный клочок кружева, как у городских модниц, а большой квадрат белого льна, которым, судя по масляным пятнам, в последний раз пользовались для чистки меча. Когда Анвар высморкался, волшебница положила ему на лоб прохладную ладонь.

— Форрал, он болен! — встревоженно сказала она. — Помоги мне внести его в комнату. Паррик, принеси из гостиной немного бульона. Он умирает от голода. Поторопись!

Анвар с недоумением заметил, как мужчины переглянулись и пожали плечами, а потом Форрал сам помог ему подняться и повел в уютную маленькую комнатку, с жарко горящим камином.

— Положи его на кушетку.

Анвар терялся в догадках, кто же она такая, чтобы приказывать командиру гарнизона. Запертый на кухне Академии, он никогда не видел никого из Волшебного Народа.

— Но, Ориэлла, он же весь грязный, — запротестовал Форрал.

Так, значит, это волшебница Ориэлла, любимица Верховного! Анвар сжался от страха. Когда его вели к командиру Форралу, он надеялся вымолить прощение, но теперь снова попал в лапы Волшебного Народа, и кто знает, какое наказание готовит ему Миафан!

Ориэлла набросила на кушетку одеяло и, обняв юношу за плечи, помогла сесть. Она нечаянно коснулась синяков, оставленных метлой Джанока, и Анвар вскрикнул от боли.

Одним быстрым движением Ориэлла сорвала с него остатки разодранной рубахи, и Анвар услышал, как она негромко зарычала и в сердцах выругалась.

— Кто это сделал? — прогремела она, развернув юношу к себе.

Анвар почти физически ощущал ее гнев. Казалось, она стала выше, а ее глаза горели холодным серым огнем. Он вдруг с ужасом понял, что она не просто так была любимицей Верховного, и задрожал от страха.

— Спокойнее, душа моя, он и так испуган до смерти. Не волнуйся, парень, она сердится не на тебя.

Мягкий голос Форрала придал Анвару мужества.

— Это Джанок, — прошептал он.

— Ублюдок! — взорвалась Ориэлла, и вскочив, обрушила кулак на каминную полку с такой магически возросшей силой, что кусок мрамора со вспышкой откололся и упал на пол. Анвар зажмурился и втянул голову в плечи, а Форрал просто вздохнул.

— Ориэлла, — произнес он, и в голосе его слышался мягкий упрек.

С виноватым видом волшебница подняла отколовшийся кусок и приложила его на место.

— Прости, Форрал, — она провела по мрамору рукой, и тот моментально прирос, так что не осталось даже трещинки. Ориэлла покачала головой. — Не могу поверить, в Академии творится такое!

Ну ничего, пусть только появится Миафан! А пока… — она повернулась к Анвару, — посмотрим, что можно сделать с этим несчастным, — Ориэлла, не надо! — в голосе Форрала слышалось беспокойство.

— Почему же не надо? — возразила девушка. — Я достаточно узнала от Мериэль, чтобы лечить…

— Не в этом дело, — ответил Форрал. — Он же беглец и…

— Какая разница! — сердито настаивала Ориэлла.

— Послушай, душа моя, я знаю, как тебе тяжело, но Миафан имеет право наказать его. А если он увидит, в каком состоянии бедняга, то, может, и смягчится. И кроме того. Верховному следует знать, что творится у него под носом. — В голосе Форрала послышались металлические нотки. — Этому надо положить конец.

Сара влетела в свою комнату, сорвав злость на двери, которую захлопнула с такой силой, что, будь дом поменьше, он содрогнулся бы до самого основания. Но особняк Ваннора был построен искуснейшими мастерами из лучших материалов, какие только можно купить за деньги, и, несмотря на то что Сара рванула дверь изо всех сил, тяжелая дубовая панель лишь плавно качнулась на хорошо смазанных и отрегулированных петлях и скользнула на место с едва слышным щелчком. От этой неудачи дурное настроение Сары только усилилось. Пронзительно взвизгнув, словно портовая шлюха, она схватила первое, что подвернулось под руку — белую фарфоровую вазу, полную гиацинтов и зимних роз

— и запустила ею в дверь-обидчицу.

Раздался грохот, и Сара ойкнула, на мгновение испугавшись собственного порыва — разбитая ваза, вмятина на лакировке, сломанные измятые цветы и темные пятна воды на ярком толстом ковре — но тут же презрительно вздернула подбородок. Ковер испорчен — ну так что? Теперь этот дом принадлежит ей точно так же, как и Ваннору, и она вольна делать здесь все, что хочет. Если этот драгоценный домик можно разнести на части голыми руками — тем хуже для купца!

С заново вспыхнувшей злобой Сара принялась расхаживать по комнате, безжалостно втаптывая в ковер осколки фарфора и сломанные цветы. И у Ваннора еще хватает наглости отчитывать ее за неучтивый уход из логова этого неотесанного солдата и крикливого пугала из рода магов! Как он посмел устроить ей такой нагоняй, да еще на глазах у своих мерзких ухмыляющихся зверенышей!

Но, вспомнив о муже, Сара слегка призадумалась. Это была их первая серьезная ссора. Они прожили вместе уже несколько месяцев, и Ваннор еще ни разу не повышал на нее голоса. Сегодня она была дурой, вдруг поняла Сара, — тупой, самоуверенной дурой! С чего она взяла, что муж всецело в ее власти? Черт, придется помириться с ним, и чем скорее, тем лучше. Он — ее безопасность, ее богатство и роскошь — и к тому же защита от отца и того, что тот с нею сделал. Защита от убогости и нищеты, от бесконечного изнурительного труда и позорной беременности от какого-то вонючего раба, который просто животное…

Перед мысленным взором Сары встал образ Анвара, и она содрогнулась. Увидев его после стольких месяцев, она была потрясена и чуть не сошла с ума от ужаса, когда он окликнул ее по имени. Все, что могло прийти ей в голову,

— это бежать, бежать как можно дальше от этого грязного и избитого существа в лохмотьях, которое звало ее голосом Анвара и так умоляюще смотрело на нее его голубыми глазами.

Трясущимися руками Сара отперла изящное лакированное трюмо, стоявшее возле кровати, и достала хрустальный графин, который наполнил залитую зимним светом комнату ослепительными осколками радуги. Это было ее утешением и ее самым большим секретом.

Горничная получала хорошую мзду за то, чтобы графин всегда был полон, и держала рот на замке. Почти каждую ночь Ваннор посещал ее ложе, а потом, когда Сара оставалась одна, она запирала дверь и долгие бессонные часы потягивала вино, разложив на белом покрывале свои драгоценности и любуясь ими при радостном свете свечей.

О боги! Сара плеснула в бокал вина, осушила его и наполнила снова. «Все бы отдала, — подумала она, — лишь бы только сегодняшнего утра никогда не было». Теперь наконец она узнала, что случилось с Анваром. Торл клялся, что сын исчез, и в большинстве своем люди верили, что тот сбежал, опасаясь последствий смерти матери, и навсегда покинул Нексис. Родители Сары, естественно, решили, что Анвар испугался ответственности перед возлюбленной и еще не рожденным ребенком, Сара тоже предпочитала думать о его исчезновении именно в таком свете. Тем более что так было легче принять предложение Ваннора и избавиться от надоедливого чувства вины…

— Опять за винишко, мачеха?

Сара с рычанием обернулась. Занна! Младшая дочь Ван-нора стояла в дверях и презрительно глядела на мачеху сквозь взъерошенную челку густых каштановых волос, которая успешно сопоставлялась всем усилиям горничных привести ее в порядок. Сара сердито закусила губу. Как этой негоднице удается входить так бесшумно?

— Что значит — опять? — попыталась она отпереться. Сара прекрасно знала, что девчонка ненавидит ее, и чувство это было взаимным. Не хватало еще, чтобы маленькая чертовка настучала Ваннору!

Антор, младший сын купца, благодаря которому Сара попала в дом Ваннора, не причинял беспокойства. Он был слишком мал, чтобы понимать, кем она ему приходится, да это его и не заботило. Сара просто повесила малыша на шею нянькам, и дело с концом. Управлять Корой, старшей дочерью, было легче легкого. Они с Сарой были почти одногодки, и обе сияли одинаковой золотистой красотой. Кора находилась как раз в той поре, когда интерес к мужчинам чрезвычайно велик — и не только к отпрыскам богатых купеческих домов, которых ее заботливый отец считал подходящими женихами. Достаточно было несколько раз вовремя отвернуться, посмотреть сквозь пальцы на таинственную записочку или условный свист — и Сара завоевала сердце девушки. С Занной все было иначе. Девчонка пошла в папашу, была пряма как палка, но отличалась дьявольской сообразительностью и знала слишком много для своих четырнадцати лет. Просто неестественно много!

— В следующий раз скажи Гелде, чтобы получше прятала бутылку, когда тащит ее наверх. — Если поблизости был Ваннор, Занна разговаривала с мачехой весьма почтительно, наедине же ее тон становился дерзким и насмешливым. Сара крепко стиснула хрустальный графин. Боги, как ей охота придушить эту маленькую мерзавку! Когда она заговорила, ее голос был тихим и дрожал от бешенства.

— Слушай, негодница, — если скажешь отцу хоть слово, я заставлю тебя пожалеть, что ты вообще родилась на свет! Слышишь меня?

Глаза Занны из-под плотной занавеси волос, которая так раздражала Сару, задумчиво уставились на мачеху. Она прикидывала. Ваннорова дочь, сразу видно. Противная девчонка была прирожденной торговкой.

— Может, и не скажу, — беззаботно сказала она. — Уверена, что такая проныра, как ты, может придумать кучу способов доставить мне неприятности.

Это было уж слишком.

— Убирайся, — завизжала Сара. — Убирайся сейчас же — и пришли Гелду, чтобы убрала эту грязь!

Занна посмотрела вниз, на осколки фарфора, рассыпанные на ковре, и плутоватое выражение на ее лице сменилось каменной ненавистью, неожиданной в таком юном существе.

— Это была мамина любимая ваза, — сдавленно проговорила она. — Боги, я ненавижу тебя!

Впервые Занна произнесла это вслух. Потом она исчезла, предоставив разъяренной Саре прихлебывать вино и гадать, как после ее собственной неудачной попытки хлопнуть дверью девчонке удалось так блестяще справиться с этой задачей.

Из последних сил Анвар пытался оставаться в сознании, опасаясь, что Верховный застанет его врасплох. Ориэлла старалась напоить юношу бульоном. Одной рукой она поддерживала ему голову, а другой подносила к его губам чашку с горячей жидкостью. Анвар не мог даже глотать. Голова ныла от тяжелого удара мельника, все тело болело. Было трудно дышать. Желудок ссохся от истощения. Внезапно юноша услышал за стенкой голос Миафана и отчаянно рванулся, опрокинув чашку и облив бульоном себя и волшебницу.

Верховный ворвался в комнату. Его глаза яростно сверкали.

— Ты! — рявкнул он и протянул руку, чтобы вздернуть беглеца на ноги. Анвар съежился и начал всхлипывать.

— Миафан, не надо! — взволнованно взмолилась Ориэлла.

— Ориэлла, не вмешивайся, — резко отозвался Миафан. — Мерзавец бежал от своих хозяев и должен быть наказан.

— Наказан? — Девушка не верила своим ушам. — Да он и так уже достаточно наказан! Взгляни, что сделал с ним Джанок!

— Она права, Миафан, — сказал Форрал. — Это совершенно недопустимо!

— Занимайся своим делом! — огрызнулся Миафан.

— Это мое дело, — нахмурился воин. — Мой долг — поддерживать в Нексисе законность, и будь ты хоть трижды маг, я не стану смотреть сквозь пальцы на такую жестокость. Даже у кабальных есть кое-какие права. Лучше подумай, как ты будешь выглядеть, если об этом пойдут слухи?

Анвар почувствовал проблеск надежды. Они защищают его! Они оба защищают его, и даже эта волшебница! Миафан казался немного сбитым с толку, но быстро пришел в себя.

— Мой дорогой Форрал, ты не правильно понял меня, — вкрадчиво заговорил он. — Конечно, этот печальный инцидент не должен повториться, и, уверяю тебя, я лично займусь этим делом. Лично. — Нахмурившись, он поглядел на Анвара. — Однако ты должен знать, что этот смертный — смутьян и очень опасен.

— Мне он кажется не опасным, — резко ответил Форрал. — а просто напуганным. Конечно, ты простишь его на этот раз, Миафан. Он и так уже достаточно пострадал.

— Пожалуйста, Миафан, ради меня, — присоединилась к нему Ориэлла, умоляюще глядя на Верховного. Не будь он в такой отчаянной ситуации, Анвар посмеялся бы над растерянным выражением, которое появилось на лице Миафана.

— Ну что ж, очень хорошо, — наконец пробормотал он. — По возвращении я поговорю с Джаноком.

Услышав имя повара, Анвар застонал. Только не кухня! Он этого не переживет! Он в отчаянии поймал руку Ориэллы, стоявшей рядом, и рухнул к ее ногам.

— Не отправляйте меня назад, — умолял он. — Он убьет меня, пожалуйста…

— Анвар! — Голос Миафана напоминал удар хлыста. — Как ты смеешь! Оставь госпожу Ориэллу в покое! — Он наклонился над Анваром, и тот в ужасе отпрянул назад и закрыл лицо руками.

— Нет, — вскрикнул юноша. — Пожалуйста! Не трогай меня больше! — Заклинание Миафана пришло в действие, и он закричал снова. Ледяной обруч боли стиснул голову юноши, и Анвар в судорогах повалился на пол.

— О боги! — воскликнула Ориэлла, опускаясь на колени рядом с ним. Боль внезапно исчезла. Анвар, к которому вернулась способность дышать, поднял глаза и увидел во взгляде Верховного отчетливое предупреждение. Если скажешь

— умрешь! Несчастный понял, что Миафан снял боль прежде, чем ее успела обнаружить Ориэлла.

— Все хорошо, — беспомощно пробормотал он. — Все хорошо.

— Проклятие, что это было? — нахмурилась Ориэлла. — Не понимаю… — Она посмотрела на Верховного. — Что он имел в виду, Миафан? Ты ведь не трогал его, правда?

Верховный Маг принужденно рассмеялся.

— Не говори чепухи! Парень просто не в себе!

— Мне так не кажется, — медленно покачала головой Ориэлла. — Да нет, он просто испуган, я уверена. И все же это очень странно.

— Откуда он взялся? — Послушай, Ориэлла, к чему вся эта суета? — брюзгливо произнес Миафан. — Давай отправим его в Академию, и может, остаток дня пройдет веселее.

— Миафан, его нельзя отправлять опять на кухню! — взмолилась Ориэлла. — После всего, что он там пережил… Подожди-ка — я знаю! — просияла она. — Ты мне уже сто лет обещаешь собственного слугу. Отдай мне этого!

— Что! — прогремел Миафан. — Ни в коем случае! Это абсолютно исключено!

Ориэлла вытаращила глаза, озадаченная таким решительным отказом. Она поднялась на ноги и, стоя лицом к лицу с Верховным Магом, упрямо повторила свою просьбу.

— Не понимаю, почему бы и нет. По-моему, это превосходное решение. Ну, пожалуйста, Миафан!

— Нет, Ориэлла. Я найду тебе другого слугу, но Анвар совсем для этого не годится, ему не хватает дисциплины.

— Ну да, дисциплины! — огрызнулась Ориэлла. — Этой дисциплины он хватил уже через край. Ему нужна доброта.

— Об этом судить мне! — Казалось, даже воздух затрещал и заискрился, когда маги встали нос к носу, испепеляя друг друга взглядами. Анвар затаил дыхание.

— Ориэлла, — поспешно вмешался Форрал, — быть может, Верховный Маг прав. Если он действительно очень опасен…

— Тебя еще тут не хватало! — прикрикнула девушка на ошеломленного воина.

— Меня тошнит от вас обоях. Я больше не ребенок, я не желаю идти на поводу у вашей так называемой мудрости. — В ее голосе зазвучало презрение. — На сей раз я права, и знаю это. Я хочу помочь этому несчастному и восстановить честь Волшебного Народа — ведь именно мы виноваты в том, что он оказался в таком положении. Но вместо того чтобы поддержать меня, вы прибегаете к каким-то нелепым уверткам. Это глупо!

Миафан стал чернее тучи.

— Ориэлла! — проревел он. — Как ты смеешь разговаривать со мной подобным образом! Немедленно возвращайся в Академию!

— Не вернусь! — крикнула волшебница. — Ты можешь командовать в Академии, но ты не властен над миром и не властен надо мной! В любой момент я могу уйти, как ушел мой отец и моя мать!

От этих слов Миафан побелел, и Анвар поразился, заметив в его глазах страх. Верховного Мага будто подменили.

— Ну ладно, ладно, моя дорогая, — защебетал он. — Я вижу, это действительно много для тебя значит. Анвар твой.

Изумленная его внезапной уступчивостью, Ориэлла зарделась, и на лице ее проступило смущение.

— Спасибо, Миафан, — мягко проговорила она. — Ты так добр ко мне. Извини, пожалуйста, я не должна была выходить из себя.

— Я тоже, — с чувством отозвался Миафан. Он протянул руки, и Ориэлла бросилась в его объятия.

— Я заставлю его повиноваться, — пообещала она. — Клянусь, что заставлю.

Миафан серьезно посмотрел на нее.

— Отныне это твой долг. Ты в ответе за этого смертного, и я спрошу с тебя за его поведение. И если он ослушается, то отправится прямиком на кухню, — он глянул на Анвара. — Надеюсь, Анвар, ты не подведешь госпожу Ориэллу.

Встретив его взгляд, юноша вздрогнул. Миафан холодно улыбнулся.

— А теперь, прежде чем я позволю тебе поступить в распоряжение госпожи, ты должен поклясться перед свидетелями, что больше не будешь пытаться бежать.

Анвар замер. Ловушка! Сама того не желая, своей добротой волшебница загнала его в ловушку. У него не было выбора, и он это знал. Волшебница ободряюще улыбалась ему. С тяжелым сердцем Анвар дал слово.

Верховный Маг весь кипел, возвращаясь по заснеженным улицам в Академию. Как Ориэлла посмела перечить ему! И из-за его собственного ублюдка-полукровки! Миафан заскрежетал зубами. Он желал убить Анвара, чтобы раз и навсегда похоронить ошибку своей молодости — но не мог. Если Анвар умрет, то сила, которую он отнял у этого негодяя, будет потеряна навсегда. Миафану придется оставить его в живых. Ему нужно как можно больше силы.

Слова Ориэллы все еще звучали у него в ушах. «Так, значит, я не правлю миром, — подумал Миафан. — Ну что ж, когда-нибудь я буду править — и тогда эта чертовка ответит за свое неповиновение! Забавно, что это произойдет отчасти благодаря Анвару». Миафан улыбнулся. С дополнительными силами, которые он похитил, ничто не сможет остановить его. Теперь нужно просто выждать время и найти подходящий момент, чтобы нанести удар.

Миафан был одержим властью и мечтал возродить былые дни, когда Волшебный Народ использовал свой дар, чтобы править расой смертных. Для этой цели он с безжалостным коварством украдкой расчистил себе путь к посту Верховного Мага.

Они с Джерантом были друзьями, пока отец Ориэллы, с его позорной любовью к смертным, не стал следующим претендентом. Организовать «несчастный случай», который устранил соперника, оказалось проще простого, но Миафан не предвидел того чувства вины, которое будет преследовать его после убийства мага. Во искупление он поначалу планировал назначить Ориэллу своей преемницей, но теперь у него созрел новый замысел относительно дочери Джеранта: она станет его супругой. Ориэлла рядом с ним, в его постели! От этой мысли Верховный почувствовал всплеск желания. Но он никак не мог забыть ее угрозы уехать.

Теперь Миафан точно знал, что ошибся, вызвав Форрала в Нексис. Он надеялся, что используя Ориэллу в качестве рычага, удастся контролировать голос гарнизона в Совете Трех, но этот план провалился. Преданная своему смертному другу и учителю, его подопечная становилась все неподатливее, и ее верность, взлелеянная Миафаном за годы напряженной заботы и внимания, начинала слабеть. К сожалению, в настоящее время с этим ничего нельзя было поделать. Если бы даже удалось устранить Форрала, Ориэлла никогда бы ему этого не простила.

Миафан решил набраться терпения. Рано или поздно представится возможность расправиться с воином, а пока он должен любой ценой сохранить доверие и любовь Ориэллы. Тогда, убрав с дороги Форрала, он вскоре подчинит девушку своей воле и сможет использовать ее силу в собственных целях. Миафан тихонько улыбнулся. Если подумать, не так уж трудно избавиться от одного человека. В конце концов Форрал всего лишь смертный.

Ориэлла чувствовала себя усталой, но довольной. Это была ее первая попытка применить знания, полученные от Мериэль, но все прошло гладко. Долгие часы, ушедшие на изучение всяких тонкостей человеческого организма и овладение умением направлять свою силу на то, чтобы восстановить повреждения и ускорить естественное заживание, не пропали даром, и хотя девушке многому еще предстояло научиться, ее первый самостоятельный опыт закончился, успешно. Словно отряхивая руки, Ориэлла стерла с ладони последние мерцающие следы голубоватого магического света.

Ее новый слуга покойно лежал на чистых простынях в комнате, неохотно предоставленной Форралом, и она видела, как синяки быстро исчезают на его чисто вымытой бледной коже. Скоро от них не останется и следа, и волшебница гордилась, что ее целительные способности могут совершать такие чудеса. Глаза юноши открылись, и у Ориэллы захватило дух от их сияющей голубизны.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Не болит, — изумленно отозвался он. — Правда, не болит!

«Боги, я и забыл…»

Ориэлла отвела взгляд. Как же страдал этот бедняга!

— Больше не будет болеть, — пообещала она. — Я об этом позаботилась.

— Волшебный Народ не лечит смертных! — недоверчиво воскликнул юноша. — Волшебница Мериэль отказалась лечить моего деда, и он умер!

Зная целительницу, Ориэлла со смущением подумала, что он, должно быть, говорит правду.

— Ну а волшебница Ориэлла лечит, — резко сказала она. — А ты определенно нуждался в лечении!

— Что со мной будет дальше, госпожа? — спросил Анвар, и в глазах его мелькнул страх.

Девушка ободряюще улыбнулась ему:

— Неужели не помнишь? Отныне ты мой слуга, и я позабочусь о том, чтобы тебя никто больше не бил. Теперь ты в безопасности.

— Э! — Парень ничуть не казался убежденным. «Ну а чего же еще ждать от сервов?» — подумала Ориэлла. — Благодарности?» Волшебница улыбнулась своей наивности. «Будь я на его месте, — решила она, — я бы, пожалуй, тоже не стала бы мне доверять».

На этот раз юноше удалось проглотить бульон, и вскоре он уснул. Девушке тоже надо было поесть, чтобы восстановить силы, затраченные на лечение, не говоря уже о том, что после того как ей пришлось вымыть своего пациента, она сама нуждалась в ванне.

И все же Ориэлла немного задержалась, наблюдая за спящим, не в силах избавиться от назойливого чувства, что где-то видела его раньше. Анвар, кажется, так назвал его Миафан? Его длинное тело вытянулось во всю кровать, плечи были очень широкие, но сам он исхудал ужасно. Ну что ж, это можно исправить. Теперь юноша выглядел моложе, чем ей показалось с первого взгляда, возможно, немногим старше ее самой. Даже во сне его лицо было печальным. Между бровями и в уголках благородного рта залегли глубокие складки. Подбородок был достаточно твердый, а вот нос немного великоват. Чудесные волосы цвета бронзы спадали до самых плеч. А эти глаза! Ориэлла никогда не видела у смертных таких глаз.

Войдя в комнату, Форрал обнаружил, что Ориэлла с какой-то странной нежностью смотрит на своего пациента, и круто развернулся, охваченный приступом ревности. Что она нашла в этом парне, черт бы его побрал, чтобы так отчаянно защищать его перед Миафаном — да и перед самим Форралом? Ориэлла быстро обернулась, и взор ее затуманился.

— Я не слышала, как ты вошел.

— Я заметил, — не смог удержаться от колкости Форрал. Девушка смутилась.

— Форрал, прости, я вышла из себя. Я действительно очень признательна тебе за помощь…

— У тебя отважное сердце, и ты умеешь защищать то, во что веришь. Так наброситься на Миафана! Ты знаешь, я всегда готов помочь тебе, но… Ориэлла, ты уверена, что поступила правильно?

— Форрал, только не начинай все с начала! Неужели ты не понимаешь, что я уже не ребенок? — Было очевидно, что она имеет в виду.

Ориэлла казалась такой печальной, такой одинокой, что воину пришлось подавить внезапный порыв признаться в любви, сказать, что хочет ее так же сильно, как она его. Форрал открыл было рот… Нет, это невозможно! Воин запретил себе поддаваться своему чувству, заставил себя оставаться только ее другом. Запрет на любовь между Волшебным Народом и смертными имеет свои причины — и такие, о которых она даже не задумывалась. Он должен оберегать ее.

— Прости, душа моя, — произнес он. — Я заботился о тебе, когда ты была еще совсем крошкой, помнишь? Мы, старики, часто забываем, как быстро растут наши питомцы.

Девушка отвернулась, и Форрал понял, что она пытается скрыть от него свою боль. Это было невыносимо! Он торопливо вышел из комнаты и, прислонившись к отполированным панелям, несколько минут тихо и монотонно ругался. Сколько еще это может продолжаться? Ему не следовало возвращаться! Он должен уехать прямо сейчас, но.., он не может. Не может бросить ее еще раз. Форрал со вздохом отвернулся от двери и отправился в таверну, чтобы основательно напиться. Теперь это было единственное средство…