Глава 1. ФЕЯ ОЗЕРА

— Эй, малышка!

Ориэлла вздрогнула, и голубой огненный шарик скатился у нее с ладони и затерялся в сухой траве. Она торопливо затопала ножками по ломким стеблям, в панике забыв о заклинании уничтожения. Прятаться было уже поздно, а мать запретила ей заходить так далеко одной. Девочка повернулась, чтобы убежать, но, заметив на поляне какое-то незнакомое существо, остановилась.

Ориэлла никогда еще не видела мужчин. Высокий и широкоплечий незнакомец был в тяжелом плаще и с головы до ног затянут в коричневую кожу, а на поясе у него висел огромный меч. Густая каштановая щетина на подбородке выглядела особенно необычно я к сочетания с карими глазами напоминала Ориэлле ее верных друзей — зверюшек.

Протянув руку, мужчина шагнул вперед, но девочка поспешно отступила, и на ладони у нее начал расти новый огненный шарик. Незнакомец внимательно посмотрел на девочку и опустился на корточки. Теперь, когда он был почти одного роста с Ориэллой, человек казался уже не таким страшным, и девочка почувствовала себя уверенней. В конце концов, эта земля принадлежит ее матери.

— Кто ты? — строго спросила она.

— Меня зовут Форрал, я — воин и бродяга. К вашим услугам, маленькая госпожа. — Он с серьезным видом склонил голову, пытаясь изобразить поклон, что в его положении — на корточках — было весьма нелегко сделать.

— Да, но кто ты такой? — настаивала Ориэлла, по-прежнему стараясь держаться на безопасном расстоянии. — Что тебе нужно? Здесь запретное место, и звери должны были задержать тебя!

— Не беспокойся, — улыбнулся Форрал. — Я не трогаю зверей, а звери не трогают меня. По-моему, это справедливо.

Невзирая на предупреждения матери, Ориэлла чувствовала расположение к незнакомцу, и, кроме того, ей нравилась его улыбка. Может быть, стоит предупредить его, что мать сильно разгневается, если узнает, что он вторгся в ее владения?

— Послушай, — начала она, но Форрал перебил:

— Не могла бы ты проводить меня к фее Озера?

— К кому-кому?

Форрал сделал руками неопределенный жест:

— Ну, знаешь, к волшебнице Эйлин. Ведь ты, если не ошибаюсь, Ориэлла, ее дочь? Ты очень похожа на Джеранта. От изумления Ориэлла открыла рот:

— Ты знал моего отца?

По лицу Форрала пробежала тень:

— Конечно, знал, — мягко ответил он. — И отца, и мать. Джерант сделал меня человеком. Я был тогда сиротой, примерно твоих лет. Он нашел меня и отдал в военную школу при гарнизоне Нексиса, и с тех пор всегда оставался моим другом. — Форрал вздохнул. — Я был далеко отсюда, когда умер твой отец. До нас не дошли вести о.., несчастье. Едва я вернулся, как услышал… — на мгновение у него пропал голос. — И вот я здесь, чтобы предложить свои услуги твоей матери.

— Она их не примет, — непроизвольно воскликнула Ориэлла и тут же сообразила, как бестактны ее слова. Этот человек прошел такой долгий путь! И к тому же он ей уже понравился. За все свои девять лет Ориэлла не видела никого, кроме матери, а у той вечно не хватало времени — она была целиком поглощена Великой Задачей. Друзьями девочки были одни лишь лесные зверюшки, и жизнь ее протекала весьма одиноко.

— У мамы никогда не бывает гостей, — поспешно объяснила Ориэлла, чтобы не обидеть своего нового друга. — Она так занята, что даже меня едва замечает.

Форрал оглядел ее с головы до ног, и, будь Ориэлла воспитана как нормальный ребенок, она бы наверняка смутилась, вспомнив о своих драных серых лохмотьях, растрепанных рыжих волосах, перепачканном лице и грязных голых коленках. Но она лишь спокойно посмотрела на него в ответ.

— И кто же, в таком случае, приглядывает за тобой? — помолчав, спросил Форрал.

— Никто, — пожала плечами Ориэлла. Воин нахмурился:

— Я вижу, самое время кому-то им заняться. Кстати говоря, разве тебе разрешают это делать? — он кивнул на огненный шарик, по-прежнему танцующий на ее ладони, и Ориэлла поспешно спрятала руки за спину, жалея, что не может с такой же легкостью скрыть и свое смущение.

— Ну.., не совсем, — созналась она, — но ведь это особый случай. — Она закусила губу. — И ты ничего не скажешь маме, правда?

Казалось, Форрал задумался.

— Ну что ж, не скажу. — но только на этот раз, — сказал он и строго прибавил:

— И больше так не делай, слышишь? Это очень опасно. И не воображай, что я не видел, чем ты тут занималась, когда я появился, а ведь тогда никакого особого случая не было, правда? — Ориэлла залилась краской, а Форрал улыбнулся. — Ну что ж, малышка, пойдем? Мне нужно поговорить с твоей матерью.

— Она не очень-то тебе обрадуется, — предупредила Ориэлла, но так и не смогла понять, поверил ли он ей.

Они спускались по лесистому склону. Форрал вел в поводу усталого коня, а худенькая нескладная девчонка ехала на своем косматом неоседланном пони. Неяркий осенний свет проникал сквозь скрюченные голые ветви и скользил по шуршащим под ногами золотистым листьям. Неожиданно деревья кончились, и девочка остановилась. На ее лице появилось мрачное и упрямое выражение.

— Да хранят нас боги! — Не веря своим глазам, Форрал уставился на пустыню, лежащую у его ног. Весть о несчастье потрясла его, но он и понятия не имел о размерах катастрофы. За гребнем, насколько хватало глаз, простирался огромный пустынный кратер — немое свидетельство печальной участи старого друга. Форрал отвел глаза. Джерант, блистательный порывистый Джерант, основной претендент на титул Верховного Мага!

Упрямый и заносчивый, как и все в его роду, высокий рыжеволосый Джерант с резким характером, заразительным смехом, неиссякаемыми мечтами погиб на этом самом месте!

«Джерант тоже был мечтателем», — печально подумал Форрал.

Восемь лет назад Джерант предпринял дерзкую попытку воспользоваться древним и малопонятным заклинанием Драконьего Народа, чтобы мгновенно перенестись из одного мира в другой, — и вот плачевный результат. Поговаривали, что Джерант вплотную подошел к той опасной черте, за которой лежит гибель всего мира, и неудивительно, если имя его на поколения, в поколение будут проклинать и маги» и смертные. Впрочем, сам Форрал считал, что его друг слишком поздно осознал опасность происходящего и пожертвовал жизнью, чтобы уменьшить последствия катастрофы. Но даже несмотря на это, глубокий кратер у них под ногами был не меньше пяти лиг в диаметре и представлял собой застывшее море расплавленного камня, а почва вокруг была похожа на осколки черного стекла. В центре воронки острые глаза воина различили отблески солнца на поверхности воды.

Форрал не знал, сколько времени он простоял, созерцая разрушения, оставленные Джерантом. Очнувшись от размышлений, он почувствовал на себе пристальный взгляд Ориэллы.

— Мама еще не добралась сюда, — тихим, ровным голосом проговорила она. — Я же говорила тебе, она очень занята, и впереди еще много работы.

Форрал почувствовал острую жалость к девочке, растущей без всякого присмотра в этой унылой глуши. Неужели слухи о том, что после гибели своего возлюбленного супруга Эйлин потеряла рассудок, — правда? Владеющая магией Земли, она, как говорили, покорилась навязчивой идее вернуть к жизни земли, превратившиеся в пепел в результате трагической ошибки Джеранта. Присутствие ребенка заставило воина собраться и напустить на себя бодрый вид, и все же на душе у него было тяжело, когда они спускались по стенкам кратера.

Лошадь Форрала добиралась до дна воронки с трудом, но пони уверенно находил дорогу. Он и его всадница, казалось, составляли одно целое, и, судя по всему, привыкли спускаться по скользким, растрескавшимся стенкам гигантской чащи. Стекловидная поверхность застывшей лавы отбрасывала острые блики и излучала тепла, словно гигантская печка. «Летом, должно быть, здесь невыносимо жарко», — подумал Форрал-Кое-где в глубоких трещинах собралась вода, но единственным признаком жизни были только случайные птицы, проносящиеся над головой.

— Каким был мой отец? — неожиданно нарушила молчание Ориэлла, н Форрал почувствовал наивную мольбу, стоящую за этими словами.

— Разве мать ничего тебе не рассказывала?

— Нет, — ответила девочка. — Она не хочет о нем говорить. Она сказала, что он сам во всем виноват. — Ориэлла обвела вокруг рукой, и голос ее задрожал:

— Она сказала, что он поступил плохо, и наш долг — исправить это.

Форрал пожал плечами. Да что же, черт возьми, случилось с Эйлин? Взвалить на маленького ребенка такое бремя!

— Чепуха! — уверенно ответил он. — Джерант был хорошим, добрым человеком и настоящим другом. Он сделал это не нарочно, малышка — просто несчастный случай. Каждый может ошибиться, и те слушай того, кто скажет тебе что-нибудь другое.

Ее лицо просветлело.

— Как жаль, что я совсем не помню его, — задумчиво сказала девочка. — Ты расскажешь мне об отце, пока мы едем?

— Охотно.

Примерно за две лиги до центра кратера уклон почти исчез, земля стала ровной. Вскоре на камнях появился тонкий слой почвы, на котором пробивались крохотные упорные растеньица. Когда впереди показалось озеро, они уже ехали по упругому торфу, заросшему маргаритками, а потом миновали заросли боярышника, черники и бузины, сгибающиеся под тяжестью спелых ягод, среди которых вовсю распевали птицы.

Вдоль травянистого берега росли стройные деревья, и на некоторых до сих пор висели яблоки и груши. Форрал поразился, как много успела сделать Эйлин за восемь коротких лет. Жаль только, что она не уделяет такого же внимания своей дочери.

Озеро оказалось большим и круглым. Его питали ручейки, стекающие по стенкам кратера. В центре озера поднимался островок, созданный, очевидно, руками человека или мага. Он соединялся с берегом узким деревянным мостиком, а на острове стояла башня, парящая над озером подобно солнечному копью. У Форрала захватило дух. Первый этаж, весь утопающий в зелени, был сложен из темного камня, а над ним высилась ажурная сверкающая надстройка из чистого хрусталя, оканчивающаяся стройным стеклянным шпилем, на котором, подобно упавшей звезде, мерцал крохотный огонек, — О боги, это восхитительно! — выдохнул Форрал, но Ориэлла лишь безразлично пожала плечами:

— Мы здесь живем, — она спешилась и отпустила пони, на прощанье дружески хлопнув его по спине. Узнав, что его конь найдет неподалеку неплохое пастбище, Форрал последовал ее примеру и, оставив седло под деревом, вслед за девочкой взошел на мост.

Белая песчаная дорожка вела мимо аккуратных рядов поздних овощей, радующих глаз сочетанием всевозможных оттенков зеленого цвета, мимо клумб с пылающими осенними цветами. Жители расставленных среди них ульев, озабоченно гудя, собирали последние в этом году дары уходящей осени. Шагая за Ориэллой, Форрал подумал, что Эйлин неплохо устроилась в этой глуши, хотя так и не мог взять в толк, откуда она берет зерно, ткани и многое другое, чего не может дать истощенная почва долины.

Войдя в башню, они попали прямо на кухню, которая, судя по всему, служила и гостиной. Темные каменные стены придавали комнате несколько пещерный вид, однако толстопузая железная печка в углу и два мягких стула возле нее компенсировали это впечатление, создавая вполне домашнюю обстановку. Пол украшали яркие половички, сшитые из шерстяных Лоскутков, а посередине стоял большой деревянный стол, под которым прятались две скамейки. Большую часть помещения занимали полки и шкафы, расставленные вдоль стен. Две двери вели в соседние комнаты. Ориэлла указала на правую:

— Это моя комната. А «она» спит наверху, там, где ее растения. На верхние этажи вела изящная винтовая лестница. У нижних ступенек Ориэлла заколебалась и пропустила Форрала вперед. Тонкие металлические ступени гулко звенели под сапогами, пока он карабкался наверх, размышляя о причинах неожиданного испуга девочки.

Поднявшись по лестнице, Форрал оглянулся и заметил, что за архитектурной роскошью скрывался вполне практический расчет: стеклянные комнаты были заполнены стеллажами, на которых стояли ящички с землей. В них, под теплыми лучами, проникающими сквозь хрустальные стены, росла молодая рассада, а крохотный фонтанчик, бьющий неизвестно откуда, обеспечивал необходимую влажность. Форрал чувствовал, что тут не обошлось без волшебства, и готов был поклясться, что всходы действительно растут прямо у него на глазах. Наконец в одной из комнат он отыскал фею, но волшебница даже не подняла головы.

— Уходи, Ориэлла, — пробормотала она. — Я же просила не беспокоить меня, когда я работаю.

Форрал был крайне удивлен, увидев, что Эйлин постарела. Маги, как и смертные, могли погибнуть от болезни или несчастного случая, но вообще-то жили столько, сколько хотели, умирая лишь тогда, когда сами решали покинуть сей мир, а до тех пор сохраняли свои тела в том возрасте, который им больше нравился. Форрал помнил Эйлин хрупкой молоденькой женщиной, а теперь у нее в волосах мелькали серебристые пряди, и на лбу появились морщины. Глубокие горькие складки залегли в уголках рта, и в своем поношенном, выцветшем платье она выглядела бледной, жалкой и худой.

— Здравствуй, Эйлин, это я — Форрал, — произнес он, стараясь не выдать разочарования. Сделав шаг вперед, он протянул руки, чтобы обнять ее. Лицо волшебницы исказила ярость, и Форрал, вздрогнув, поспешно отпрянул.

— Убирайся отсюда! — рявкнула Эйлин и, метнувшись к дочери, ударила ее по лицу. — Как ты смела привести его сюда?! Ориэлла спряталась за спину Форрала и прошептала:

— Это не я.

Чувствуя закипающий гнев, воин повернулся и обнял девочку:

— С тобой все в порядке?

Закусив губу, Ориэлла кивнула. На ее щеке пылало ужасное красное пятно, и, заметив слезы, стоящие в глазах у девочки, Форрал порывисто обнял ее.

— Спускайся вниз и жди меня у моста, — мягко сказал он. Ориэлла убежала, а Форрал вновь повернулся к Эйлин и холодно проговорил:

— Ты поступаешь не слишком хорошо, Эйлин.

— Нет такого слова — хорошо, Форрал! Мне стало это ясно, когда погиб Джерант, а гадкая девчонка могла бы сказать тебе, что я никого никогда не принимаю!

— Она говорила, но я пропустил это мимо ушей. Может быть, теперь ты хочешь ударить и меня? — он с трудом сдерживал злость.

Эйлин не выдержала его взгляда и отвернулась.

— Я хочу, чтобы ты ушел. Что тебе здесь нужно?

— Я пришел, потому что услышал о смерти Джеранта. Жаль, что я ничего не знал раньше, — тогда бы ты не превратилась в желчную старуху.

— Как ты смеешь?!

— На правду не обижаются, Эйлин. Впрочем, я просто хотел предложить тебе свою помощь, и мое предложение по-прежнему в силе.

Эйлин гордо прошествовала в дальний угол комнаты, но движения ее были чересчур резкими от ярости.

— Будь ты проклят, смертный, непостоянный и ненадежный, как и весь твой дурацкий род! Где ты был со своей помощью восемь лет назад, когда я действительно в ней нуждалась? Джерант верил тебе, и вместе мы смогли бы отговорить его от этого безумия! Но тебя ведь потянуло бродяжничать — посмотреть мир! Ну что ж, я надеюсь, это удовольствие возместит тебе потерю друга. Ты опоздал, Форрал! Убирайся отсюда и не смей больше возвращаться.

Даже Форрал, закаленный воин, съежился под тяжестью этих горьких упреков. Рана, нанесенная гибелью друга, еще не затянулась, и он очень остро воспринимал обвинения Эйлин, тем более что в них была доля истины. Может, действительно ему лучше уйти… Но тут Форрал вспомнил о ребенке.

— Нет! — Он расправил плечи. — Я не уйду. Эйлин. Судя по всему, тебе нелегко тут одной, да и Ориэлле нужен кто-то, кто станет заботиться о ней. Придется тебе привыкнуть к моему обществу, тем более что ты все равно ничего не можешь с этим поделать.

— Неужели? — Волшебница резко обернулась, и Форрал заметил у нее в руках волшебный жезл. В следующее мгновение пол выскользнул у него из-под ног, раздался страшный рев, перед глазами мелькнули осколки радуги, и Форрал вскрикнул от неожиданной боли, пронзившей все его тело. А потом откуда ни возьмись появилась земля, на которую он и рухнул.

С трудом открыв глаза, Форрал обнаружил, что лежит на гладком торфяном ковре по другую сторону моста. Посмотрев поверх спокойного озера на башню, он дал волю языку, но тут послышался топот босых ног по деревянному настилу, и воин увидел склонившуюся над ним Ориэллу.

— Значит, она тебя вышвырнула? — Лицо ее казалось обеспокоенным, но ничуть не удивленным. Форрал сел и застонал.

— Что это было?

— Заклинание переноса, — ответила девочка, гордая тем, что знает нужное слово. — Она так всю землю в долину перенесла!

— Вот как, заклинание переноса? — нахмурился Форрал и рассеянно провел рукой по своим вьющимся каштановым волосам. — Послушай, а далеко она может зашвырнуть меня этим своим заклинанием?

Ориэлла пожала плечами:

— По-моему, это предел, ведь ты тяжелее, чем мешки с землей. А что?

— Просто хотел убедиться, что она не забросит меня на край долины. Не очень-то приятный способ уехать отсюда.

— Наверное, она надеется, что дальше ты поедешь верхом, — сказала Ориэлла с таким серьезным видом, что Форрал расхохотался.

— Бьюсь об заклад, надеется! Ну что ж, устроим ей сюрприз. Ориэлла, не поможешь ли мне разбить лагерь? Девочка просияла;

— Значит, ты остаешься?!

— Чтобы избавиться от меня, малышка, требуется что-нибудь посерьезнее, чем парочка дешевых фокусов! Конечно же, я остаюсь!

Это был самый счастливый день в жизни Ориэллы. Они разбили лагерь в березовой рощице, чуть левее моста. Девочка весьма обеспокоилась по поводу выбора места, считая, что чем дальше будет оно от материнских глаз, тем лучше, но Форрал только рассмеялся:

— Именно это мне и нужно, детка. Представь себе: каждый день она выглядывает из окна, а я тут как тут. Я буду у нее как заноза в боку, и рано или поздно она сдастся и забудет об этой чепухе!

Ориэлла считала, что лагерь выглядит потрясающе, и ей самой хотелось здесь поселиться. Выбрав два крепких дерева, Форрал натянул между ними веревку и, размотав кусок парусины, притороченный к седлу, повесил его на веревку так, чтобы оба конца лежали на земле, а потом раздвинул их в разные стороны и придавил увесистыми камнями. Получилось некое подобие палатки.

— Ветер будет продувать ее насквозь, — забеспокоилась Ориэлла, но он только пожал плечами:

— Ничего, бывало и похуже.

Но когда девочка сообщила, что ему не удастся набрать в Долине дров, потому что ее мать наложила на деревья охранные заклятия, а сама приносит топливо для очага из окрестных лесов, Форрал буквально остолбенел. Он долго не мог поверить, но, в конце концов сдался, хотя и с большой неохотой.

— Пока я еще могу обойтись без огня, но лучше бы ей поторопиться и прийти в себя до начала снегопадов, — проворчал он.

Спустились сумерки, и мать позвала Ориэллу домой. Разумеется, тут же начались неприятности. Эйлин с поджатыми губами долго разглядывала лагерь, а потом запретила дочери заговаривать с Форралом и даже близко подходить к его палатке. Но, вспомнив веселое неповиновение воина, Ориэлла расхрабрилась:

— Все равно я буду с ним разговаривать, и ты не сможешь мне помешать! — заявила она.

Лицо Эйлин потемнело от гнева, и она с изумлением воззрилась на Дочь. Но порка только укрепила решимость девочки, и когда наказание закончилось, она снова повернулась к матери:

— Я тебя ненавижу, — заявила Ориэлла сквозь слезы, — и, что бы ты ни делала, я все равно буду видеться с Форралом! Глаза волшебницы зловеще загорелись;

— И не надейся! Он здесь долго не пробудет!

— Нет, пробудет! Он обещал!

— Ничего, я об этом позабочусь, — мрачно посулила Эйлин. На следующее утро Ориэлла пораньше выбралась из башни и поспешила к мосту, неся в тряпице хлеб и козий сыр на завтрак Форралу. Козы принадлежали ее матери и паслись на берегу озера. Добравшись до березовой рощицы, она так и застыла, не веря собственным глазам: лагерь исчез, а на его месте вздымались густые заросли гибкой лозы, поднявшиеся за одну ночь. Без сомнения, это была работа ее матери!

— Форрал! — в отчаянии звала Ориэлла, теребя жесткие стебли. — Форрал!

В ответ из чащи донесся хруст ветвей вперемежку с обильной бранью. Форрал выбирался наружу почти все утро. Когда же он наконец появился, весь зеленый и перепачканный, лоза начала опадать сама собой и через несколько минут обратилась в пыль. Форрал посмотрел на девочку.

— Это будет посложнее, чем я думал, — заметил он.

На следующее утро лоза опять была тут как тут, и Ориэлле пришлось стянуть на кухне топор. Еще через день на этом месте оказались заросли ежевики с длиннющими шипами. Форрал предложил Ориэлле собрать ягоды, прежде чем они исчезнут, и, прорубив себе дорогу, с успехом позавтракал ежевикой. Постепенно это стало превращаться в игру, и Ориэлла была в восторге от своего нового друга. За последние несколько дней она улыбалась и хохотала больше, чем за всю свою жизнь. Девочка познакомила воина со своими лесными друзьями. Пугливые птицы, робкие олени и свирепые дикие кошки — все радостно льнули к ней, и она пересказывала Форралу их нехитрые радости и тревоги. И все же Ориэлла огорчилась, узнав, что сам он не может поговорить с ними — ей казалось, что каждый это умеет.

Зато доблестный воин умел делать много других вещей и служил неиссякаемым источником новых игр и бесконечных историй о своих похождениях, а кроме того, о принцессах, драконах и героях. Но для Ориэллы существовал только один герой — Форрал, и она восхищалась им. Она не рассказала ему о порке, чтобы не вызвать лишних неприятностей, но, к счастью. Эйлин больше не запрещала дочери играть с Форралом. Правда, вместо этого она стала давать девочке кучу всяких утомительных поручений, чтобы лишить ее свободного времени, но с помощью Форрала они выполнялись вдвое быстрее. Впрочем, Ориэлла предпочитала больше не спорить с матерью и ограничивалась тем, что таскала для Форрала продукты, стоило только Эйлин на минутку отвернуться.

И все же фея не сдавалась. На четвертый день палатка оказалась окруженной стеной жгучей крапивы. Когда Форрал выбрался наружу, он выглядел таким мрачным, что Ориэлла, протягивая ему листья щавеля, даже испугалась, что он все-таки решит уйти. Но воин только натер листьями распухшую физиономию и рассерженно поглядел на башню.

— Ничего, посмотрим, кто кого, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы. — Рано или поздно у нее иссякнет воображение.

Но на смену осени пришли первые морозы, а все продолжалось по-старому. Эйлин прекрасно владела магией Земли и решила любым способом выжить непрошеного гостя. Однажды ночью уровень озера неожиданно поднялся и палатку едва не смыло водой. В другой раз, днем, вернувшись с прогулки, они с Ориэллой обнаружили, что козы сжевали все одеяла и кое-какие другие пожитки. Потом Эйлин наслала птиц, которые чуть не заклевали Форрала, но Ориэлла строго выбранила их и тут же положила этому конец. С муравьями справиться было гораздо труднее, и пришлось целый день перетряхивать всю одежду и постель.

Как-то серым морозным утром Ориэлла, по обыкновению, вышла из дома, прихватив к завтраку фляжку маминого ежевичного вина. «Это его слегка подбодрит», — подумала она. Девочка была уже на другой стороне моста, когда от лагеря донесся леденящий душу крик. Ориэлла со всех ног бросилась к палатке и опасливо заглянула внутрь. Там она увидела Форрала, застывшего от ужаса и покрытого сотнями лениво извивающихся змей, которые так густо переплелись друг с другом, что нельзя было понять, где начинается одна и кончается другая. Совершенно непроизвольно маленькая волшебница пожалела несчастных тварей: уже стояли холода, и змеям полагалось спокойно спать в своих норах. Ничего удивительного, что они так жмутся к единственному источнику тепла — человеческому телу, подумала девочка и тут же одернула себя: воин — ее друг и ему нужна помощь. Ориэлла вздохнула и мысленно обратилась к змеям:

— Кыш, — строго сказала она и повторила это вслух, чтобы Форрал услышал и успокоился. Змеи с величайшей неохотой расплели свой клубок и друг за другом выскользнули из палатки.

Лицо Форрала было белым как мел, а когда он утирал со лба холодный пот, его рука тряслась как осиновый лист. Девочка протянула ему флягу, и тот одним глотком осушил ее. Вдруг Ориэлла сердито нахмурилась.

— Ну это уж слишком! — заявила она, и Форрал вздрогнул от неожиданности.

— Как у нее только совести хватает? Бедные змеи!

— Бедные змеи? — ошеломленно переспросил Форрал.

— Они же погибнут! — нетерпеливо объяснила девочка, — Для них уже слишком холодно. Не знаю, о чем она думает! Форрал уставился на нее, не веря собственным ушам:

— Бедные змеи?

Ориэлла выбралась из-под навеса. Змеи ждали снаружи; от холода они стали чрезвычайно медлительными и явно надеялись, что им разрешат снова нырнуть внутрь.

— Им нельзя здесь оставаться, — решительно сказала Ориэлла.

— Надеюсь, ты не собираешься вернуть их в палатку? Девочка нахмурилась, лихорадочно соображая, и вдруг у нее возникла замечательная идея.

— Я знаю! — И она снова послала змеям мысленный приказ. Форрал стоял рядом и наблюдал, как последняя змея пересекает мост.

— Куда это они?

— Ориэлла обернулась к нему. На лице ее светилась широкая улыбка.

— Как ты думаешь, где сейчас самое теплое место в округе? Сообразив, к чему она клонит, воин тоже расплылся в улыбке.

— Ты ужасный ребенок! — пророкотал он сквозь смех и, подхватив девочку на руки, сжал ее в своих медвежьих объятиях.

Они уже почти покончили с завтраком, когда Эйлин обнаружила, что ее хрустальные оранжереи превратились в террариум, и над гладью озера пронесся яростный вопль. Ориэлла посмотрела на Форрала.

— Кажется, у меня снова будут неприятности, — усмехнулась она, — но дело того стоит. По крайней мере, маме придется отправить бедняжек по домам.

Но наступающая зима была самым верным союзником Эйлин. Через несколько дней Ориэлла проснулась от холода и увидела, что окно подернуто толстым слоем изморози, и нельзя даже выглянуть наружу.

— Форрал! — воскликнула девочка и, схватив с кровати одеяла, стрелой вылетела из комнаты, даже не потрудившись надеть свои единственные туфли. Снаружи было белым-бело, а воздух такой холодный, что у нее перехватило дыхание.

Девочка бросилась к палатке.

Ей пришлось очень долго будить Форрала, а когда он наконец открыл глаза, зубы у него стучали от холода, а губы были совершенно синие. Ориэлла помогла ему сесть, завернула в одеяла и принялась растирать лицо и руки. Потом, сложив ладони ковшиком, она сосредоточилась и приготовилась сотворить огненный шарик.

— Я же сказал тебе не делать этого! Слова прозвучали с такой резкостью, что Ориэлла обиделась. Огонек над ее ладонями потух, а на глазах выступили слезы.

— Я просто хотела помочь, — проговорила она дрожащими губами.

Форрал положил руки ей на плечи:

— Я знаю, милая. Прости. Я просто беспокоюсь. Если твоя мать не передумает… Я не могу зимовать без горячей еды и огня, только на хлебе, сыре и меде. Ты же понимаешь это, правда? Вероятнее всего, мне и в самом деле придется уйти…

Этого Ориэлла вынести не могла. Она бросилась ему на грудь и, всхлипывая, прошептала:

— Возьми меня с собой! Форрал вздохнул.

— Не могу, девочка. У тебя есть мать, а закон сурово карает похитителей детей. Ты же не хочешь, чтобы я провел остаток жизни в тюрьме, а?

— Тогда я сама убегу! Все равно я здесь с ней не останусь! Форрал только крепче обнял малышку и встревоженно сказал:

— Не нужно этого делать, ладно? Всякое может случиться. Подождем еще несколько дней, а там посмотрим, хорошо? Может быть, все изменится.

На следующий день немного потеплело, и Ориэлла слегка успокоилась. Она оставила Форралу свои одеяла, сказав, что у нее есть другие, и утешала себя тем, что сделала это ради друга. Не такая уж большая жертва — подрожать от холода пару ночей, если это поможет удержать Форрала. Большего она была не в состоянии сделать, разве что без конца приставать к матери с уговорами, от которых та злилась еще сильнее. Зима вступала в свои права, и с каждый днем настроение Ориэллы становилось все мрачнее.

А потом однажды под вечер выпал снег, и когда после ужина Ориэлла выглянула в окно, и сад, и озеро уже скрыла метель. Девочка не могла есть, зная, что где-то там, снаружи, замерзает Форрал, у которого нет даже горячего ужина, чтобы хоть капельку согреться. Испугавшись за друга, она снова начала просить и умолять мать смягчиться, но, как и следовало ожидать, та вконец рассвирепела и заперла дочь в ее комнате. Ориэлла колотила в дверь, пока не разбила руки в кровь, и кричала, пока не охрипла. Наконец она в изнеможении рухнула на кровать и, не переставая плакать, провалилась в тяжелый сон.

Когда она проснулась, была уже глубокая ночь. Горло горело, глаза опухли от слез, но кровь на руках уже засохла. Сколько же она проспала? Ориэлла прильнула к стеклу, но пурга усилилась, и она не видела ничего, кроме летящего снега. Девочка всхлипнула. Форрал умрет там, а она опять останется одна со своей жестокой матерью, которая его убила. Мысль об этом была невыносима, и ей тоже захотелось умереть. По крайней мере они с Форралом будут вместе. Сначала такое решение испугало Ориэллу, но чем больше она размышляла, тем разумнее оно ей казалось. Мать все равно не будет по ней скучать… И Ориэлла решилась окончательно. Она пойдет и отыщет Форрала, а потом они вместе умрут!

Оконная задвижка замерзла и не хотела открываться. Ориэлла замолотила по ней башмаком, бормоча излюбленные проклятья Форрала, но все впустую. Неожиданно ей пришло в голову, что, раз она собирается умереть, то комната ей больше не понадобится. Девочка схватила стул и с оглушительным звоном высадила окно. Осколок стекла рассек ей кожу на лбу, в комнату с воем ворвался снег и колючий ветер. Моля богов, чтобы мать ничего не услышала, Ориэлла стерла со лба заливавшую глаза кровь, и, положив подушку на острые осколки стекла, застрявшие в раме, протиснулась наружу.

Под окном намело огромный сугроб, и девочка, вскрикнув провалилась чуть ли не с головой. Было ужасно холодно, а кота? она выбралась из сугроба, ветер злобно швырнул ей в лицо снежный ком, едва не сбив с ног. Но дальше снег был не таким глубоким, и девочка, хотя и с невероятным трудом, все же могла потихоньку двигаться вперед. Ноги ее постепенно немели от мороза. Наконец ей удалось добраться до моста. Она скользила, падала и снова поднималась, шатаясь под порывами ветра, который мгновенно заметал следы у нее за спиной.

Ориэлла в замешательстве остановилась. Где же роща? Она давным-давно должна была до нее добраться. Снег покрывал все густой непроницаемой пеленой, но все же Ориэлла была уверена, что выбрала верное направление. «Я просто устала, когда перебиралась через мост, вот и иду так долго», — подумала она и содрогнулась, вспомнив, как брела по узенькому скользкому настилу, цепляясь окоченевшими пальцами за обледеневшие перила, в постоянном страхе, что очередной порыв ветра столкнет ее в озеро.

Ее руки и ноги потеряли чувствительность, а каждое движение давалось с трудом, и девочку охватил внезапный ужас. Она уже не была уверена, что действительно хочет умереть, но зато очень хотела быть рядом с Форралом. Ориэлла заплакала, но слезы тут же замерзли у нее на щеках.

— Чертова дура! — прикрикнула она на себя. — Давай, иди вперед, иначе ты никогда его не отыщешь!

Собравшись с силами, Ориэлла упрямо двинулась в слепящую темноту.

Было так холодно, что Форрал даже перестал дрожать. Плохой признак. Палатку сдуло бурей, но в последний момент ему удалось ухватиться за край парусины. Укрывшись с подветренной стороны большого дерева, он закутался в одеяла и подумал, не вломиться ли ему в башню?

Впрочем, Форрал знал, что это бесполезно. Эйлин просто-напросто снова его вышвырнет. Если она до сих пор не сменила гаев на милость, с какой стати ей делать это сейчас?

— Форрал, ты дурак! — пробормотал он, понимая, что это конец. — Ты выбрал самый глупый способ умереть! — уже засыпая, он вдруг подумал, что не успел попрощаться с Ориэллой, и эта мысль придала ему сил. Застонав, Форрал ухватился за нижнюю ветку и попытался встать. Но что это? Сквозь снежные вихри пробилось слабое призрачное сияние — кто-то направлялся к нему с фонарем.

Фигура приблизилась, и Форрал узнал Эйлин. Ее мокрые волосы свисали длинными, похожими на змей, космами, черный плащ хлопал за спиной, а сияние, которое воин поначалу принял за фонарь, оказалось голубовато-белым светом бледного холодного шара магического огня, пылавшего на конце ее жезла.

— Форрал, она пропала! Ориэлла пропала! — Эйлин в отчаянии вцепилась в него, но воин, не в силах сосредоточиться, лишь непонимающе уставился на волшебницу. Чертыхнувшись, Эйлин достала флягу, и, откупорив ее, разжала Форралу зубы и влила ему в рот несколько капель. Настойка обожгла горло, и воин судорожно вздохнул. Снадобье оказалось чудодейственным, и через несколько минут он почувствовал боль в руках и ногах и снова обрел способность двигаться. Его сознание прояснилось.

— Что ты сказала? Где Ориэлла?

— Я же говорю, она исчезла! Я заперла ее в комнате, а она разбила окно! Повсюду кровь, ее нигде нет, а на дворе пурга, и…

— Это все ты, чертова ведьма! — Форрал отвесил ей пощечину, чтобы прекратить истерику, и с удовольствием отметил, как скорчилась от боли волшебница. Воин испытывал огромное желание придушить ее, но сперва нужно было найти девочку. — Пойдем! — крикнул он, и устремился вперед, в метель, предоставив Эйлин догонять его. Рассудок подсказывал, что им никогда не найти Ориэллу в этой слепящей круговерти — уже слишком поздно, — но Форрал тут же отбросил эту мысль: она причиняла слишком сильную боль. . — Форрал, постой! — крикнула Эйлин, но воин не обратил на нее никакого внимания. Мгновение — и он исчез в бушующей вьюге. Волшебница отчаянно выругалась.

— О болван! — пробормотала она. — Горячая голова, безмозглый смертный! Теперь пропали оба!

С минуту Эйлин стояла неподвижно под леденящими порывами дикого ветра, скованная сознанием вины. Джерант собственными руками убил бы ее, если бы узнал, какому риску она подвергла его дочь и его друга!

Форрал был прав — это она во всем виновата! Если бы она разрешила ему остаться в башне, ничего бы не случилось. Эйлин сконцентрировалась и призвала друзей Ориэллы — животных, способных выдержать такую метель и найти ребенка, но тут же вспомнила, что Форрал не понимает их. Воину требуется более надежный проводник, и Эйлин знала, где его можно найти, но риск будет ужасным!

Смертные давным-давно перестали верить в Фаэри. Только Волшебному Народу была известна правда, заключенная в легендах о сказочных существах, что повелевали силами Древней магии. В незапамятные времена, опасаясь непредсказуемости и лукавства Фаэри, маги навечно изгнали их в таинственный Запредельный мир. Фаэри не мог вернуться в этот мир, если только его не призовет кто-нибудь из магов, но за это приходилось дорого расплачиваться. Эйлин вцепилась дрожащими пальцами в свой жезл и, понимая, что это единственный шанс спасти воина и Ориэллу, произнесла слова, которые должны были призвать Владыку Фаэри.

Спотыкаясь, Форрал наугад брел сквозь пургу. Он валился с ног от холода и истощения и чувствовал себя так, словно очутился в каком-то бесконечном кошмаре. Действие снадобья постепенно ослабевало, и его ноющие ноги цепенели от холода. Он часто оступался и падал, и всякий раз ему казалось, что он уже не поднимется. Но Форрал не собирался сдаваться.

— Ты не солдат, а тряпка! — ругал он сам себя, чтобы заглушить гнездящийся в груди страх, который жег его сильнее любого мороза. — Ты же нужен Ориэлле! Шагай, черт тебя возьми! Клянусь всеми богами, даже если это конец, ты будешь искать ее до последнего дыхания!

На какое-то время он выбрался из леса, но теперь снова брел среди деревьев, пошатываясь, словно пьяный, на своих непослушных ногах. Идти здесь было гораздо легче: стволы защищали от ветра, а за ветки можно было держаться. Неожиданно впереди замаячил мерцающий огненный шар.

— Эйлин! — закричал Форрал, как ему показалось, очень громко. Будь проклята эта сумасшедшая — неужели она не слышит его?

— Эйлин! — Но волшебница не останавливалась, и Форрал, боясь потерять ее, с проклятиями потащился вслед за магическим сиянием. Неожиданно деревья расступились, а за ними, едва различимые в снежных вихрях, поблескивали два огонька — один возле другого.

— Форрал! — донесся до него голос феи. Воин побрел к ней, но поскользнулся и в очередной раз упал. Когда он выбрался из сугроба, то обнаружил, что над ним склонилась Эйлин, а два огонька непостижимым образом снова превратились в один. Сделав несколько глотков из фляжки, Форрал почувствовал себя гораздо лучше.

— Хвала богам, — пробормотал он. — А то у меня уже в глазах двоилось. Ты нашла ее?

— Нет, но я знаю, что она рядом. Ты можешь идти? Форрал кивнул.

— Ориэлла! — отчаянно крикнул он, пытаясь перекричать вой ветра. Но нет — это был не ветер! Сквозь метель до него отчетливо донесся волчий вой, торжествующий и жуткий, и Форрал окаменел от ужаса.

— пет — прошептал он.

Эйлин вцепилась ему в плечо, и лицо ее озарила радость:

— Они нашли его!

Форрал содрогнулся. Да она и впрямь сумасшедшая? Неужели она настолько ненавидит своего ребенка?! Не помня себя от злости, он занес кулак.

— Нет, Форрал, нет? — вскрикнула Эйлин. — Это волки Ориэллы — ее друзья. Я позвала их, и они нашли ее!

Пораженный, Форрал опустил руку. Снова послышался волчий вой.

— Надо спешить, — сказала Эйлин.

Не спуская глаз с окружавших его огромных серых теней, Форрал поднял безвольное тельце и озябшими руками нащупал пульс.

— Она жива! — Он готов был рыдать от радости, но понимал, что сейчас не время распускать нюни. — Мы должны поторопиться. Ты сможешь найти дорогу?

— Я всегда могу найти свой дом, — огрызнулась волшебница. Она брела рядом, опираясь на свой сияющий жезл, а за ней по пятам трусили гибкие косматые твари. Только что они жались к девочке, пытаясь согреть ее теплом своих тел, а теперь не сводили глаз с неподвижной фигурки на руках у Форрала. — Когда воин со своей ношей добрался до башни, волки решительно последовали за ним в комнату. Они не путались под ногами, а только сидели и смотрели, как Эйлин снимает с девочки промокшую одежду. Она уложила дочь на импровизированное ложе у печки и укутала ее всеми одеялами и пледами, какие только нашлись в доме. Потом бросилась ставить воду, а Форрал сидел рядом с девочкой, беспомощно откидывая с ее лба непослушные кудри.

— Сделай же что-нибудь! — со злостью сказал он.

— Уже делаю! — Эйлин взгромоздила на плиту тяжеленную кастрюлю, и расплескавшаяся вода зашипела на раскаленной печи. Закрыв лицо руками» фея расплакалась.

— Слишком поздно! — жестко заметил Форрал. — Как только она поправится, — если, конечно, поправится, — я заберу ее отсюда, а ты можешь делать, что угодно!

— Нет! — Эйлин отняла руки от лица и затравленно посмотрела на него. — Только не это! Я запрещаю тебе! Ориэлла — моя дочь!

— Какай разница, если ты о ней не заботишься? Ребенку нужна любовь, Эйлин!

— Я люблю ее, болван! Воин покачал головой.

— Я не верю тебе. Эйлин. Пока ты еще ничем не доказала свою любовь.

Его слова больно укололи волшебницу.

— Да что ты об этом знаешь, смертный? — возразила она и вспомнила свою встречу с грозным Владыкой Фаэри, который согласился найти Форрала и привести его к Ориэлле — но не даром.

— Помни, — сказал он, — отныне ты у меня в долгу. Мы еще встретимся, фея, и тогда я потребую вернуть долг.

Эйлин боялась даже подумать, о чем он может попросить, но Фаэри спас ее, и в безумии своем она не успела погубить собственную дочь. «Думай что хочешь, Форрал, — решила она, — но любовь бывает разная, и есть много способов доказать ее».

Форрал смотрел, как волшебница дрожащими руками готовит отвар из трав, ягод и соцветий, что охапками висели по стенам кухни.

Когда они влили несколько глотков Ориэлле в горло, девочка задышала ровнее, и лицо у нее слегка порозовело. Форрал глубоко вздохнул и лишь теперь почувствовал, что и сам он замерз и насквозь промок.

— Эта штука не помешала бы и нам, — заметил он. Эйлин присела рядом и протянула ему дымящуюся кружку. Какое-то время она отрешенно смотрела на ребенка, потом вдруг заговорила:

— Я должна извиниться перед тобой, Форрал. Я вела себя как эгоистичная дура!

— Да, довольно глупо, — мягко согласился воин и взял ее за руку. — Я знаю, это было ужасно, правда?

— Ты даже не представляешь, — покачала она головой. — Знаешь, я предупреждала его, умоляла… Я — маг Земли, и понимала, что это безумие, но Джерант всегда был таким упрямым…

— Не такая уж редкость среди магов, — вставил Форрал.

— Как ты смеешь судить меня, смертный?! — тут же взвилась Эйлин, и он понял, что слова его попали в цель. — После катастрофы смертные жаждали мести, — продолжала она, все еще рассерженно глядя на Форрала. — Здесь ведь до этого жили люди. — Эйлин вздрогнула. — Мы с Ориэллой были тогда в Нексисе, и то едва спаслись. Я решила не только исправить то, что сделал Джерант, но и стереть всякую память о нем. Но когда Ориэлла подросла, она стала очень похожа на него. У нее уже сейчас этот ястребиный профиль, и глаза становятся из зеленых серыми, когда она сердится, прямо как у него. Когда она вырастет, то будет вылитый отец. Я смотрю на нее, а вижу Джеранта… О боги, Форрал, это невыносимо! Я ненавижу его!

— Мне кажется, ты говоришь так, потому что он покинул тебя, — осторожно заметил Форрал. — Ты по-прежнему любишь его, Эйлин.

— Если бы он любил меня, то не оставил бы одну, — ее голос дрогнул. — Мне так не хватает его!

— Так поплачь о нем. Эйлин. Уже пора. Форрал обнял ее, и она разрыдалась.

— Ты знаешь, — проговорил он, когда Эйлин успокоилась, — Джерант не исчез бесследно. Он оставил здесь частицу себя, — и воин указал на ребенка.

— Я знаю, — резко ответила Эйлин.

— И это мучительно для тебя, да? Я понимаю. Эйлин, но девочка тут ни при чем. Эйлин вздохнула.

— Когда ты пришел, я почувствовала себя виноватой. Поэтому-то и решила избавиться от тебя. Ты, простой смертный, заставил меня понять, что я — угроза для собственной дочери! Но разве я могу что-то изменить, когда… — она покачала головой. — Форрал, ты останешься и будешь приглядывать за ней, ведь правда? Ориэлла заслуживает большего, чем я могу ей дать. И она любит тебя.

— Я тоже люблю ее. Конечно же, я останусь! Ведь об этом мы и говорили с самого начала, помнишь? Просто потребовалось много времени, чтобы вбить это в твою упрямую голову. Но все-таки это не освобождает тебя от ответственности. Эйлин. Ты ее мать, и я надеюсь, что ты и сделаешь первый шаг.

Эйлин кивнула.

— Я попробую, обещаю тебе! — Она легко вскочила на ноги. — Спасибо, Форрал. Я сварю ей теплого бульона, когда она проснется. Она ведь еще не ужинала…

Форрал одобряюще улыбнулся:

— Видишь, совсем нетрудно быть заботливой, Эйлин, если захотеть.

Ориэлла открыла глаза, и ей показалось, что она все еще спит. Сначала был кошмарный сон: она потерялась среди снегов, потом ее нашли волки, а теперь ей снится Форрал, сидящий на кухне рядом с матерью. Ну да, конечно же, это сон: ведь Эйлин никогда еще так не улыбалась ей!

— Как ты себя чувствуешь, малышка? — на лице Форрала появилась довольная улыбка.

— Форрал? — Голос ее был тих, как дуновение ветерка.

— Все в порядке, я с тобой. Давай-ка подкрепись немного, — обняв девочку, он приподнял ее и заставил сделать несколько глотков теплого бульона. — Ну, как, лучше?

— Я замерзла и у меня все болит.

— Неудивительно. Вот что значит убегать в метель! Ты упрямый ребенок! — голос его стал слегка грубоватым.

— Прости, — Ориэлла с беспокойством посмотрела на мать. — Это был особый случай.

— По-моему, я уже где-то это слышал? — улыбнулся Форрал. — Ну что ж, юная волшебница, у меня есть для тебя новости. С сегодняшнего дня я буду присматривать за тобой, так что постарайся вести себя как следует!

Глаза Ориэллы медленно расширились, и она недоверчиво посмотрела на мать.

— Это правда?

Эйлин кивнула.

— Я сама попросила Форрала остаться. Он сумеет позаботиться о тебе лучше, чем я.

— Спасибо! — просияла Ориэлла и потянулась, чтобы обнять мать. Эйлин замерла, а потом осторожно поцеловала дочь. Форрал улыбнулся.

Глава 2. ВОИТЕЛЬНИЦА

Форрал и не думал, что воспитание ребенка — такая сложная штука. Он переехал в кладовку рядом с кухней, и два или три безмятежных дня они с Ориэллой расчищали свободное место среди инструментов, семян, мешков с зерном и овощами, белых головок сыра и груд сморщенных яблок, которые Эйлин запасла на зиму. В результате его жилище получилось тесноватым, но для бывалого воина оно вполне годилось, и Форрал не возражал против аппетитных запахов в своей спальне. Воин позаботился о том, чтобы заколотить разбитое окно в комнате девочки, пока не найдется подходящего стекла, а когда Ориэлла пожаловалась на недостаток света, он строго посмотрел на нее:

— А кто виноват? Ты же сама его разбила! — и Ориэлла застыла с открытым ртом.

После этого небольшие стычки начали происходить чуть ли не каждый день. У Форрала разрывалось сердце оттого, что приходится быть строгим с девочкой, но он понимал, что это необходимо для ее же блага. В первый раз они поссорились по поводу ванн, когда Ориэлла отказалась мыться, заявив, что летом купалась в озере. Неужели этого недостаточно? Недолго думая, Форрал вручил ей мыло и полотенце.

— Отлично, — сказал он. — Тогда иди и купайся в озере! Не веря собственным ушам, Ориэлла выглянула в окно. Землю покрывал толстый слой снега, а темные воды озера обрамляла хрупкая корочка прибрежного льда. Девочка обернулась к Форралу:

— Но… — начала она.

— Давай-ка пошевеливайся. От тебя вонь на весь дом, — безжалостно перебил он.

У нее задрожали губы, но упрямство магов взяло верх. Девочка топнула ногой и нахмурилась.

— Хорошо, — бросила она и, хлопнув дверью, решительно направилась к озеру.

Упрямая маленькая негодница восприняла это всерьез! Перепуганный Форрал выскочил следом. Окружавшее остров озеро было глубоким, и в такую погоду он как-то не очень доверял древнему поверью насчет того, что маги не могут утонуть. Воин оказался на берегу как раз в тот момент, когда Ориэлла нырнула в ледяную воду.

С проклятиями Форрал рванулся вперед и схватил девчонку за волосы прежде, чем ее отнесло от берега. Когда он выудил ее, она уже посинела. Форрал завернул упрямицу в плащ, отнес в дом и посадил прямо в корыто с горячей водой, стоящее рядом с печью.

— Ну как? — поинтересовался он, когда его купальщица перестала дрожать. — Неужели это хуже, чем в озере? Ориэлла мрачно посмотрела на него.

— Если тебе не нравится, могу отнести тебя назад, — предложил Форрал.

Девчонка потупилась.

— Ну, может быть, в конце концов это не так уж плохо, — призналась она. Форрал улыбнулся и достал деревянный кораблик, который вырезал специально для нее.

К счастью, после первого опыта Ориэлла настолько полюбила ванну, что теперь главной трудностью стало вытаскивать ее оттуда. Гораздо сложнее оказалось убедить ее расчесывать волосы. Ее длинные, густые, огненно-рыжие локоны, много лет не знавшие расчески, свалялись до такой степени, что Форрал потратил целый час, полный мучений, чтобы привести эти космы в порядок, и все это время ему еще приходилось держать вопящую и брыкающуюся девчонку. Когда он наконец отложил расческу, сердце его было полно раскаяния. «Ей-богу, легче сражаться с дюжиной воинов», — подумал он, обнимая рыдающего ребенка.

— Ты сделал мне больно! — всхлипывала она. — Прости, малышка. Я знаю, что было больно. Но это просто оттого, что ты никогда не причесывалась. Если ты станешь делать это каждый день…

— Лучше умереть!

— Как жаль, — вздохнул Форрал. — Теперь ты такая красивая.

Ориэлла резко вскинула голову.

— Я? Красивая? Как принцесса из твоей сказки? Форрал пристально посмотрел на нее. Да, Эйлин оказалась права: детская округлость щек уже начала исчезать, и, судя по всему, девочка действительно унаследует профиль своего отца: у нее будут те же высокие квадратные скулы и тот же грозный орлиный нос.

— Ты самая красивая девочка из всех, что я когда-либо видел, — честно признался он. — И тебе не стыдно, если мимо будет проезжать прекрасный принц, а ты ему не понравишься, потому что у тебя не причесаны волосы?

— Не нужен мне твой дурацкий принц, — уверенно заявила Ориэлла. — Я хочу выйти замуж за тебя.

Воин замер. Возникло непредвиденное осложнение, и теперь он не знал, как быть.

— А тебе не кажется, что я немного староват для тебя? — неуверенно спросил он.

— А сколько тебе лет?

— Тридцать.

— Это ерунда, — пожала плечами Ориэлла. — Ты же сам говорил, что мой отец женился на маме, когда ему было девяносто шесть.

Форрал не нашелся, что ответить. Девочка была слишком мала, чтобы уяснить коренное различие между смертными и Волшебным Народом.

— Ты не хочешь на мне жениться? — обиженно спросила Ориэлла, — но ты же сам сказал, что я красива.

— Это правда, — заверил ее Форрал, — и мне бы очень хотелось жениться на тебе. Но ты пока еще маленькая, а когда вырастешь, мы поговорим об этом.

— Обещаешь?

— Обещаю. — И, проклиная себя, он добавил:

— Но только если ты будешь расчесывать волосы. Я не могу жениться на метелке.

— Ну тогда ничего не поделаешь, — вздохнула Ориэлла.

К счастью, на помощь пришла Эйлин и научила дочь заплетать косички. Проблема была решена, и казалось, Ориэлла даже получает удовольствие, ухаживая за своими волосами, но задумчивые взгляды, которые она при этом бросала на Форрала, давали воину повод для беспокойства. Уж он-то знал, какой девчонка может быть упрямой, когда ей в голову приходит какая-нибудь идея.

Форрал был примерно одного возраста с девочкой, когда Джерант научил его читать, но лишь теперь воин понял, какому испытанию подверглось тогда терпение мага. Эйлин раскопала старую библиотеку Джеранта, и Форрал тщательно отобрал то, что могло бы заинтересовать ребенка. Большей частью это были старые книги, полные приключений и бесшабашной храбрости, те же самые, по которым когда-то учился он сам. Он, вспоминал лицо друга, склоненное над страницей, когда Джерант терпеливо пытался объяснить тайну алфавита рассеянному юнцу, каким был тогда Форрал, и боль утраты с новой силой оживала в сердце воина. Что касается Ориэллы, то она уроки чтения просто ненавидела. Не привыкшая подолгу сидеть на одном Месте, девочка считала эту затею пустой тратой времени. Дело кончилось тем, что она начала прятаться, когда подходило время урока, но Форрал был прекрасным следопытом. Всякий раз, когда он извлекал беглянку из ее очередного убежища, она так громко кричала и так яростно сопротивлялась, что Форрал начал всерьез опасаться, как бы их отношения не испортились окончательно.

В конце концов он — воин — решил прибегнуть к военной хитрости и притворился, что сдался.

— Ну хорошо, — сказал он, пожимая плечами. — Если для тебя это слишком сложно, то не стоит и беспокоиться.

Ориэлла подозрительно посмотрела на него: она уже усвоила, что рано или поздно Форрал все равно добивается своего. Но тот, сделав вид, что не обращает на нее внимания, налил себе немного настоя шиповника — великолепного средства от зимней непогоды — добавил туда щедрую порцию меда, уселся поудобнее, положил ноги на печь, открыл книгу легенд и погрузился в чтение.

Вскоре Ориэлла начала слоняться по комнате, ища, чем бы заняться. Выйти на улицу было невозможно: снаружи выла упрямая метель, и мороз разукрасил стекла замысловатыми узорами. Краешком глаза Форрал наблюдал за девочкой. В конце концов она подошла к нему.

— Давай во что-нибудь поиграем.

— Не сейчас, — рассеянно отозвался Форрал. — Ты же видишь, я занят.

Лицо Ориэллы вытянулось. Шаркая ногами, она еще немного побродила вокруг и заныла:

— Форрал, мне скучно.

— А мне нет, — безразлично ответил тот. — Это очень интересная история.

Ориэлла топнула ногой.

— Я тебе не верю! — крикнула она. — Ты так говоришь, только чтобы заставить меня прочитать эту глупую книжку!

Форрал поморщился. Девчонка оказалась слишком сообразительна для своих лет. Однако он быстро сориентировался, и лицо его приняло оскорбленное выражение.

— Разве я когда-нибудь лгал? Но, если ты мне не веришь, я почитаю тебе. — И Ориэлла радостно плюхнулась к нему на колени.

История действительно была увлекательная — именно поэтому Форрал ее и выбрал. Он старался читать с выражением и искоса поглядывал на восхищенное лицо Ориэллы. Когда храбрая молодая принцесса оказалась в плену у диких троллей, он отложил книгу и зевнул.

— Не останавливайся, — взволнованно защебетала Ориэлла, покусывая от нетерпения губы. — Что было дальше? Форрал пожал плечами и потянулся:

— Что-то я устал. Пойду-ка, вздремну. Оставив книгу на столе, он направился к себе и, не обращая внимания на протесты рассерженной девчонки, запер дверь у нее перед носом.

Вернувшись часом позже, Форрал обнаружил склонившуюся над книгой Ориэллу со слезами досады на лице.

— Ничего непонятно, — прохныкала она. — Это просто черные закорючки, и я никогда не узнаю, что было дальше!

Форрал обнял ее. Так и я в свое время сказал твоему отцу, когда он учил меня читать по этой же самой книге. Ориэлла широко распахнула глаза.

— Правда? И что же он ответил?

Ну, — Форрал усмехнулся, заметив, как напряглось ее лицо. — Он ответил, что если я хочу узнать, что было дальше, то мне придется научиться читать самому.

Ориэлла пришла в бешенство.

— Ты обманул меня! Ты гадкий, скользкий змей! — Она запустила книгой в стену и, хлопнув дверью, убежала в свою комнату.

Она дулась на него целых два дня. Эйлин удивлялась такой внезапной перемене, но ничего не говорила, а Форралу не хватало веселого общества Ориэллы гораздо больше, чем он мог предположить, и воин чувствовал себя виноватым. Наконец, не в силах больше выносить ее враждебного молчания, он решил пойти на попятный.

— Прости меня, — сказал он. — Ты совершенно права. Я был гадким и скользким змеем и теперь прошу прощения. Если хочешь, я прочитаю тебе конец истории.

Ориэлла порывисто обняла его, и лицо ее осветила счастливая улыбка.

— Я люблю тебя, Форрал. У него перехватило горло. . — Я тоже люблю тебя,

— хрипло проговорил он. — Так почему бы тебе не сходить и не принести книгу?

Она отстранилась и задумчиво посмотрела на него.

— Ты действительно хочешь, чтобы я научилась читать? Он кивнул.

— Это очень много значит для меня, Ориэлла. Ты даже представить себе не можешь, как это важно.

Ориэлла вздохнула. У нее был вид узника, которого вот-вот поведут на эшафот.

— Тогда, наверное, нам лучше начать прямо сейчас, Девочке потребовалось довольно много времени, чтобы усвоить азы чтения, но Форрал подозревал, что это скорее всего его вина, потому что Ориэлла вообще-то достаточно быстро соображала, а вот он, как ему было хорошо известно, отличался полным отсутствием педагогического таланта. Доблестному воину ничего не оставалось, кроме как заменить талант терпением и стараться заканчивать урок прежде, чем Ориэлла начнет уставать. После занятий Форрал обычно читал ей что-нибудь, уповая на то, что это не даст остыть ее желанию читать самостоятельно, и его надежды оправдались. К концу долгой зимы Ориэлла уже читала все, что попадется под руку, и Эйлин пришлось позаботиться о том, чтобы спрятать подальше от нее книги заклинаний Джеранта.

Той же зимой Форрал научил Ориэллу и многому другому. Он рассказывал ей о Нексисе, царе городов, лежащем на юго-западе, в котором располагалась Академия Волшебного Народа, где под руководством Верховного Мага Миафана изучались всякие волшебные премудрости. Он рассказывал ей о гарнизоне Нексиса, состоящем из отборных воинов города, при котором была самая большая военная школа в мире. Ориэлла узнала, наконец, что лежит за пределами ее Долины: северные холмы, где люди жили в основном охотой, разводили коров и овец; славящееся рыболовами восточное побережье; равнины к востоку и югу, земли гончаров и хлебопашцев, где люди выращивали лен и виноград Для вина, которым торговала могущественная Купеческая Гильдия Нексиса, курирующая все торговые операции между крестьянами, рыбаками и ремесленниками окрестных городов и деревень.

Девочка и воин проводили долгие вечера у очага, и Ориэлла, затаив дыхание, внимала рассказам Форрала о его секретных поручениях и таинственной жизни солдата. Далеко за морем лежали Южные Царства, населенные свирепыми смуглыми воинами. Девочка сидела на коленях у Форрала и, широко раскрыв глаза, взволнованно слушала, как он рассказывает о кораблях и штормах, о могучих китах, повелителях глубин. Он поведал ей леденящие кровь истории об исчезнувшем Драконьем Народе — могучих волшебниках, живших по, своим законам, чьи глаза могли загораться убийственным огнем, или о грозных крылатых воинах, которые, по слухам, обитают в южных горах. Хотя Форрал и не был ученым, он передал девочке те начатки истории, которые знал сам, включая имена и природу самих богов; Ириана — богиня Зверей, Тара — богиня Полей, Мелисанда — богиня Исцеляющих Рук, Чатак — бог Огня, Покровитель воинов, Иинца — бог Неба и Инор Мудрый — бог Океанов, который именовался также Жнецом Душ в пантеоне Южных Царств. Ориэлла слушала и удивлялась.

Весна в том году была ранней и в мгновение ока уничтожила следы свирепой зимы. Деревья зазеленели, неожиданно повсюду распустились цветы, а в окрестных лесах снова зазвучали птичьи трели. Ориэлла и Форрал целыми днями грелись в лучах весеннего солнца, отыскивали раннюю зелень, чтобы разнообразить скудный стол, и помогали Эйлин сажать деревья и расширять плодородные земли вокруг озера.

Теперь, когда в лесах вовсю кипела жизнь, Форрал начал подумывать об охоте. Всю зиму они почти не ели мяса, кроме вяленой козлятины, оставшейся еще с прошлого года. Хотя фея и пыталась заглушить резкий запах всякими вкусными пряностями, Форрал уже был по горло сыт козлятиной. На худой конец сгодился бы кролик или какая-нибудь птица — что угодно, лишь бы не козел! За время своих скитаний воин научился обращаться с луком и ловушками, « как-то, поколебавшись, он осторожно намекнул на это Эйлим. Волшебница Земли жила в мире с обитателями своих владений, и воин был почти уверен, что она с негодованием запретит охоту. К тому же он боялся, что Ориэлла сильно расстроится, если один из ее друзей вдруг появится на обеденном столе. Поэтому не удивительно, что Форрал был поражен, когда Эйлин на его робкий вопрос ответила:

— Ну конечно, Форрал. Если хочешь охотиться, Ориэлла покажет тебе, как это делается у нас в Долине.

Золотистым вечером девочка повела Форрала в березовую рощу и дальше, в глубь леса, пока они не очутились на просторной прогалине, на которой тут и там поднимались заросли дрока и ежевики, а между корнями виднелись бесчисленные норки и дыры.

— Вот здесь и живут кролики, — шепнула Ориэлла. — Скоро они выйдут пощипать травки.

Форрал кивнул, гадая, что она собирается делать. Ориэлла запретила ему брать лук, а ловушки отвергла, сказав, что это чересчур жестоко.

— Стой тихо, — прошептала девочка и, намотав на запястье кусок плотной ткани, выступила из-под прикрытия деревьев. Вытянув руку, она пронзительно свистнула, и спустя мгновение высоко над головой в небе показалось крохотное пятнышко. Оно приближалось, росло, обретало форму. Хлопнули крылья, раздался резкий крик, и птица опустилась на руку Ориэллы, вцепившись в нее когтями и расставив короткие изогнутые крылья, чтобы сохранить равновесие. Устроившись поудобнее, она ласково потерлась головой о щеку девочки, и Ориэлла радостно заулыбалась.

— Это Быстрокрыл, — сказала она. — По крайней мере, я его так называю.

Нахохлившись, сокол подозрительно глянул на Форрала, хрипло прошипел что-то в принялся перебирать перья. Девочка на мгновение помедлила, в безмолвном диалоге глядя в глаза свирепому хищнику, потом быстрым, порывистым движением подбросила его, и сокол кругами начал подниматься все выше и выше в закатное небо. Ориэлла увлекла пораженного воина в тень деревьев.

— Теперь подождем, — шепнула она.

Через некоторое время из кустов стали появляться кролики. Робкими прыжками они продвигались вперед и щипали траву, поминутно прислушиваясь и оглядываясь. Форрал почувствовал, как горячая ручка сжала его запястье.

— Смотри, — выдохнула Ориэлла.

Сокол над ними сложил крылья и камнем упал вниз. Форрал вскрикнул. Он разобьется о…

Хищник раскрыл крылья в самый последний момент и остановился в каком-нибудь дюйме от земли, превратив выбранного кролика в облако пуха. Скользя над травой на высоте ладони, сокол описал круг над неподвижным бурым тельцем, и, выставив когти, уселся на свою жертву и прикончил ее одним молниеносным ударом клюва.

Форрал заморгал и только теперь смог перевести дух. Все произошло так быстро, что его разум не успел осмыслить случившееся. Вслед за Ориэллой он направился к соколу.

— О, замечательная работа! — Быстрокрыл соскочил с кролика, с гордым видом уселся на траве и стал ждать. Ориэлла, вздохнув, подняла с земли теплую еще тушку. — Бедное маленькое создание, — пробормотала она и торопливо погладила шерстку, прежде чем сунуть кролика в мешок.

— Тебе не по душе такая охота? — с любопытством спросил воин.

— Конечно, — девочка повернулась к нему, и лицо ее, казалось, стало взрослее, — Форрал, это очень печально, но Быстрокрылу нужно есть, к его подруге и детям — тоже. Кролики слишком велики для него, вот почему он обычно сначала оглушает их — но он их ест, как и мы. Мы берем только то, что нам нужно, а он убивает быстро и чисто, не так, как ловушки. — Она мечтательно улыбнулась соколу. — И он так прекрасен… — Ориэлла запнулась, не находя нужных слов, но Форрал понял ее, ибо стремительный и бесстрашный полет хищника тронул и его сердце тоже. — Иногда мне кажется, что я лечу вместе с ним, — мягко закончила Ориэлла, потом встряхнулась, свистом позвала Быстрокрыла себе на руку, и все началось сначала.

— Теперь кролики испуганы и надо потрясти кусты, чтобы они снова выбежали, — сказала девочка. — Сейчас ты увидишь, как Быстрокрыл справляется с бегущей мишенью. Так сколько, ты сказал, нам нужно кроликов?

Пораженный Форрал только молча покачал головой. Ориэлла никогда не переставала удивлять воина — и на этот раз он тоже кое-чему у нее научился.

Наступили теплые деньки, и Эйлин засобиралась в свое ежегодное путешествие по окрестным фермам и деревням. Каждую весну их жители с радостью встречали фею из Долины: с помощью магии Земли она «благословляла» их сады и посевы, обеспечивая богатый урожай, а взамен получала зерно, ткань и другие вещи, которые не могла вырастить или произвести сама. На этот раз, помимо всего прочего, она хотела привезти еще стекло для разбитого окна и обзавестись домашней птицей, так как ее собственный птичник опустел после жестоких зимних бурь. Воин пришел в ужас, когда узнал, что раньше в отсутствие Эйлин Ориэлла оставалась в Долине одна, и был сильно расстроен этим новым свидетельством небрежного отношения волшебницы к своим родительским обязанностям, несмотря на то, что и мать и дочь были вполне довольны таким порядком вещей.

— Куда же мне уезжать, — удивлялась девочка. — Я стала бы скучать по Быстрокрылу и всем остальным зверюшкам. Мне и здесь хорошо.

— Конечно, хорошо, — соглашалась Эйлин. — Волки охраняют ее, а если что-нибудь случится, то Быстрокрыл или другие птицы мгновенно доставят мне весточку.

Форрал со вздохом покорился. Что за глупая, упрямая, независимая парочка! Настоящие маги! Но воин утешал себя тем, что по крайней мере в этом году рядом с ребенком будет кто-то более ответственный.

Эйлин отправилась в путь на своем коне, великолепном белом скакуне, которого Форрал никогда раньше не видел, ибо у волшебницы вечно не хватало времени на прогулки, а воин обнаружил, что в Долине достаточно работы, чтобы им с Ориэллой не сидеть сложа руки. Иногда они отправлялись на охоту с Быстрокрылом.

Коз надо было доить, а сети, которые фея расставляла по берегам озера, необходимо было чистить и ставить заново. Но больше всего хлопот им причиняли сорняки, которые, пользуясь отсутствием волшебницы, вырастали буквально за одну ночь. Под впечатлением той грандиозной задачи, которую поставила перед собой Эйлин, Форрал чувствовал себя обязанным оказывать ей любую посильную помощь, и помимо работы в саду, тратил уйму времени, борясь с опустошениями, произведенными зимой.

Что касается Ориэллы, то ей все это скоро наскучило. Она неизменно принималась за работу с самыми наилучшими намерениями, но через какое-то время незаметно исчезала. Предполагалось, что она играет со своими зверюшками, но постепенно Форрал начал замечать, что девочка пропадает все чаще и чаще, и поневоле задумался. Он пробовал спрашивать ее о том, как она провела день, но получал весьма неопределенные и уклончивые ответы. Честная от природы девочка была никудышной лгуньей, и Форрал невольно вспомнил ту первую встречу с Ориэллой, когда он застал ее на поляне за игрой с огненными шариками.

Подозрение, что Ориэлла снова взялась за эти штучки, лишило воина сна и покоя. Он уже знал, что она унаследовала от матери магию Земли и умела общаться с животными и заставить расти молодые побеги. Это было не страшно. Эйлин, как правило, всегда была рядом, да и повредить себе магией Земли девочка не могла. Но Джерант владел магией Огня, и контакт с первобытной энергией, необходимой для этого, делал эту науку одной из самых опасных. Форрал очень обеспокоился. Неужели девочка унаследовала от отца его способности и является одной из тех редких волшебниц, которым подвластны все формы магии? Если так, то без соответствующего обучения она подвергнется серьезной опасности, да и те, кто с нею рядом, тоже.

Форрал подумывал поделиться ли своими подозрениями с Эйлин, когда та вернется, но в глубине души ему не хотелось этого делать. Потрясенная гибелью Джеранта, фея наверняка не сможет жить с ребенком, который унаследовал разрушительную силу своего отца, а если бы она отвергла Ориэллу именно теперь, когда их отношения только-только стали налаживаться, это была бы настоящая трагедия. В любом случае, у него пока нет никаких доказательств, и пока он их не получит, не имеет смысла расстраивать мать. Сначала надо все выяснить.

Когда Ориэлла ускользнула в очередной раз, Форрал незаметно последовал за ней. Он опасался, как бы его не выдали птицы, но те были слишком заняты кормежкой своего ненасытного потомства, чтобы думать о чем-то еще. Выскочив из башни, Ориэлла кликнула своего пони, и Форрал, чертыхаясь, бросился искать спою лошадь.

Предоставленное самому себе животное обленилось, растолстело и перестало слушаться узды, так что воину пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить его повиноваться. Когда Форрал наконец смог пуститься по следам Ориэллы, оказалось, что девочка окольной дорогой направилась к лесу, лежащему за пределами кратера. Воин нахмурился — она определенно что-то скрывала. Через некоторое время следы привели его на знакомую поляну, где они встретились в первый раз. Форрал осторожно раздвинул густые ветви и замер.

Ориэлла вздохнула и сосредоточилась. Пока ей удавалось жонглировать только шестью огненными шариками одновременно, и было очень трудно держать их под контролем и не обжечься.

Лицо ее покрылось потом, она быстро утомилась. Один из сияющих цветных шариков стремительно вильнул в сторону, и полетел прямо к дереву. Огромным усилием воли Ориэлла вернула его назад, чуть не спалив при этом волосы. Пожалуй, на сегодня хватит! С большой осторожностью, один за одним она погасила висящие в воздухе шары и плюхнулась на упавший ствол, вконец измученная, но невероятно довольная собой.

Послышался хруст веток, и не успела Ориэлла опомниться, как чьи-то руки схватили ее за плечи, подняли вверх и развернули так, что она оказалась нос к носу с Форралом. Девочка ошеломленно вскрикнула, и на ее лице появилось виноватое выражение. Она еще никогда не видела своего друга-великана таким рассерженным.

— Что ты тут делала? — заорал он. — Ну-ка признавайся! Ориэлла открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Воин встряхнул ее так, что клацнули зубы.

— Говори! — взревел он.

— Иг-грала с огненными шариками, — с трудом выдавала из себя Ориэлла, — А я что тебе сказал?

— Н-не играть.

— Почему?

— Потому что это очень опасно, — тихим голосом отозвалась Ориэлла. Она была слишком напугана, чтобы плакать, и, кроме того, поражена внезапным превращением лучшего друга в грозного великана.

— Ну что ж, сейчас ты узнаешь, насколько это опасно!

С мрачным лицом Форрал уселся на поваленное дерево, положил девочку себе на колено и шлепал до тех пор, пока она не зарыдала. Наказание само по себе оказалось достаточно болезненным, но обиднее всего было то, что оно исходило от ее обожаемого Форрала. Когда он наконец остановился, ей показалось, что прошла целая вечность.

— Ты сама виновата, — резко произнес Форрал, не слушая ее жалоб. — Ты отлично знала, что поступаешь плохо, и все же тебя это не остановило. Я думал, что могу доверять тебе, Ориэлла.

Но теперь вижу, что ошибался.

Он опустил ее на землю. Уткнувшись лицом в прошлогодние листья, девочка горько разрыдалась, а когда она подняла голову, Форрал исчез.

Ориэлла чувствовала себя униженной и никак не могла понять, как это Форрал мог отшлепать ее. Ведь он ее никогда и пальцем не трогал. Она считала его своим другом. Девочка медленно начала понимать, что, наверное, действительно поступила очень дурно.

Но ведь это было так здорово!

— Все равно я буду делать это, — упрямо пробормотала она. — Я докажу ему!

Но тут в ней проснулся голос разума. Форрал никогда ничего не делал без причины и всегда оказывался прав. Может быть, он прав и на этот раз? Неожиданно ей в голову пришла новая мысль. А вдруг он так рассердился, что решил уехать? Не помня себя от ужаса, Ориэлла, пошатываясь, встала на ноги и свистнула пони.

— Только бы он был дома, — молила она. — Если только он там, клянусь, я никогда больше этого не сделаю.

Тут Ориэлла обнаружила, что не может сидеть верхом. Это было слишком больно. Она соскочила с пони, чертыхнулась, но тут же виновато прикрыла рот ладонью. Стиснув зубы, девочка поплелась пешком, время от времени смахивая со щеки непрошеную слезу. Стемнело, а она все тащилась вперед. Девочка знала, что по пути с ней не может случиться ничего плохого, ведь все дикие создания — ее друзья. Как и весь Волшебный Народ, она прекрасно видела в темноте и понимала, что если будет осторожна, то нет никакой опасности провалиться в какие-нибудь скрытые ямы. Заблудиться здесь тоже невозможно, значит, все, что от нее требуется — это идти на мерцающий огонек, который маячком сиял на вершине башни. Но, кроме того раза, когда она потерялась в метель, Ориэлла никогда не бывала ночью одна посреди этой бесконечной, пустынной глуши, и потому чувствовала себя потерянной и одинокой. Форрал ее больше не любит… Девочка всхлипнула от отчаянной жалости к самой себе. Ноги гудели, все тело ныло от увесистых шлепков Форрала. Жалкая и испуганная, она добралась наконец до башни.

Только через много лет Форрал признался ей, что все это время он незаметно шел за ней, пока она не очутилась на безопасном расстоянии от дома. Но поскольку воин не обладал ночным зрением, ему пришлось куда хуже, чем ей.

Из окошка кухни лился теплый домашний свет. Ориэлла облегченно вздохнула. Значит, Форрал еще не уехал. И все же она еще долго топталась за дверью, прежде чем набралась храбрости и вошла в дом. Форрал сидел за столом, обхватив голову руками, и выглядел таким же расстроенным, как и она. Девочка заметила, что одежда его изорвана и перепачкана, будто ему пришлось много раз падать. Он не слышал, как она вошла — а может быть, нарочно решил ее не замечать. Ориэлла подкралась ближе и слабым голосом позвала:

— Форрал, прости.

Воин медленно поднял голову и протянул к ней руки. От облегчения Ориэлла не могла вымолвить ни слова, только разрыдалась, и, к ее изумлению, Форрал заплакал тоже.

— Не плачь, — сказала она удивленно, но с оттенком негодования. — Тебя-то никто не отшлепал. Форрал улыбнулся сквозь слезы:

— Дитя, разве ты не понимаешь, что мне было вдвойне больнее наказывать тебя?

Впервые Ориэлла услышала то, что случилось с ее отцом — историю о том, как Джерант был уничтожен собственной магией Огня. Когда Форрал закончил свой рассказ, девочка дрожала.

— Я ничего этого не знала, — прошептала она.

— Я должен был рассказать тебе раньше, — отозвался Форрал, — но мне не хотелось тревожить тебя, пока ты еще не выросла. Теперь ты понимаешь, почему я так рассердился? Потому, что я боюсь за тебя, малышка. Ты не знакома с этими силами, и можешь случайно сделать то же, что и Джерант, а я слишком люблю тебя, чтобы потерять, как когда-то потерял твоего отца.

— Но я ничего не могу с собой поделать, — возразила Ориэлла. — Правда, не могу. Это сильнее меня. Я не нарочно, оно само как бы вырывается наружу. Что же мне делать, Форрал? — Теперь она уже испугалась не на шутку.

— Не волнуйся, малышка, мы что-нибудь придумаем. — Форрал на мгновение замолчал и наморщил лоб, Ориэлла вдруг почувствовала, что очень устала, но ей не хотелось покидать своего уютного местечка у него на коленях.

— Форрал, расскажи мне сказку, — сонно попросила она. — Ту, мою любимую, о величайшем фехтовальщике мира.

— Ну конечно! — Форрал так стремительно вскочил на ноги, что чуть не уронил ее. — Ориэлла, ты не хочешь сама стать величайшей фехтовальщицей мира?

Ориэлла задохнулась от восторга, но тут же недоверчиво спросила.

— Ay меня получится?

— А почему бы и нет? Я сам буду учить тебя, но, предупреждаю, это непростая работа. Величайшими фехтовальщицами за один день не становятся. В свое время я сам едва не развалился на куски, и каждый вечер бывал так выжат и измотан, что с трудом добирался до постели. Если ты согласишься, то будь готова перенести все это, потом будет слишком поздно идти на попятный. Но зато я не дам тебе ни одной свободной минутки, чтобы попасть в беду. Ну, что ты на это скажешь?

Ориэлла задумалась. Судя по описанию, это занятие не из приятных, но, с другой стороны, она и сейчас уже так выжата и измотана, что ни за какие коврижки не согласится пережить еще один подобный день. Если фехтование поможет ей избавиться от этих неприятностей, то она согласна. Перед ее внутренним взором проплыли герои из сказок Форрала, и с внезапной решимостью Ориэлла воскликнула:

— Да! Я этого добьюсь!

Так начались ее тренировки. На следующий день Форрал смастерил деревянные мечи и отыскал укромное местечко для уроков, подальше от башни. Когда вернулась Эйлин, Форрал взял с Ориэллы честное слово, что она будет молчать.

— Уверен, что твоя мама не одобрит нашей затеи, особенно если узнает, почему мы начали этим заниматься, — предупредил он, и Ориэлла была полностью с ним согласна.

Поначалу все шло ужасно. Форрал не делал никаких скидок на ее возраст и рост, и скоро Ориэлла поняла, что должна, если хочет избежать шишек и синяков, как можно скорее научиться всему необходимому. Но пока ей удавалось только увертываться и отражать удары воина, даже не помышляя об атаках. Каждый вечер Ориэлла отправлялась в постель вся в синяках, и первым ценным умением, которое она приобрела, стало умение терпеть. Но Форрал научил ее и многим другим вещам: упражнениям для сохранения гибкости и наращивания мышц, контролю за дыханием и медитации, помогающей сосредоточиться и обострить восприятие перед сражением. Ориэлла даже не представляла себе, как ей повезло — Форрал был лучшим фехтовальщиком, хотя из скромности и не признавался в этом даже самому себе. Под его руководством она постепенно овладела Сутью Воина — умением входить в особое состояние, когда все чувства сливались воедино, превращаясь в живое продолжение меча — вернее, в сам меч, в результате чего клинок уже был там, где нужно, когда разум еще только помышлял о следующем движении.

Постепенно Ориэлла полюбила эти уроки и уже не представляла себе жизни без них. Она упорно тренировалась, страдала и терпела, трудом и потом добиваясь своей цели, и когда ей исполнилось двенадцать, уже могла выйти против воина в два раза старше и тяжелее ее и одержать победу. Ориэлла росла не по дням, а по часам, и это облегчало ей задачу, но когда у нее начали появляться груди, она забеспокоилась: они постоянно ей мешали. Девочка пожаловалась Форралу, тот смущенно поворчал, но сшил ей специальную кожаную куртку, на манер тех, что так любили женщины-воины. Она плотно обтягивала фигуру и прекрасно держала эти странные штуки.

Приближался ее тринадцатый день рождения. Форрал отправился куда-то по своим делам, и Ориэлла затосковала — ей очень недоставало друга. У нее даже появился соблазн снова вернуться к фокусам с огненными шариками, но девочка твердо решила сдержать свою клятву. Чтобы отвлечься, она попросила Эйлин показать ей кое-что из магии Земли.

— Ага, теперь, когда этот бездельник уехал, у тебя нашлось время и для матери, — пряча улыбку, добродушие проворчала волшебница.

Благодаря присутствию Форрала мать и дочь теперь ладили значительно лучше, и за несколько недель Ориэлла почувствовала, что ей приятно общество матери. Фея нашла время и не только научила дочь новым заклинаниям, но и объяснила, что должно произойти с ее взрослеющим организмом, и рассказала, как с этим справляются маги. И конечно же, Ориэлла не забывала ежедневно тренироваться, надеясь преподнести воину сюрприз, когда тот вернется.

Возвращение Форрала с лихвой возместило его отсутствие. Он привез Ориэлле королевский подарок ко дню рождения — настоящий меч. У девочки даже перехватило дыхание, когда она развернула пакет и с металлическим звоном извлекла длинный, отточенный клинок из черных с серебром ножен.

— Спасибо, — только и смогла она произнести. Меч сиял голубовато-белым блеском в бледном зимнем свете, который, подобно холодному пламени, пробегал по острому как бритва лезвию. В рукоятку был вделан единственный белый камень, а клинок был уже, чем огромный, широкий меч Форрала. Сильный, изящный и смертоносный. Ориэлла никогда не видела ничего прекраснее.

Но когда она попробовала испытать его в схватке, ей показалось, что они снова вернулись к самому началу. Меч достался ей как бы на вырост: она с трудом могла поднять тяжелый клинок, не говоря уж о том, чтобы взмахнуть им. Но девочка была упряма, и, стиснув зубы, принялась тренировать мускулы. В конце каждого урока у нее отчаянно болели руки и поясница, а кроме того, Ориэлла обнаружила, что фехтование настоящим мечом требует абсолютно другой техники, совершенно непохожей на ту, к которой она привыкла, фехтуя легким деревянным клинком, и ей пришлось переучиваться. В последнее время Ориэлла малость задрала нос, уже воображая себя великой фехтовальщицей, но теперь она поняла, что до этого еще далеко, и старалась соблюдать осторожность: ведь отныне они с Форралом использовали смертоносные стальные клинки, и возникла угроза, что они могут серьезно ранить друг друга. Если раньше девочка воспринимала их занятия как веселую игру, то теперь ей пришлось понять, что это не шутки.

Казалось, она будет привыкать к новому оружию бесконечно, но в конце концов, когда миновали весна и лето, Ориэлла начала делать успехи. Наконец-то клинок шел туда, куда она хотела. Отличным, великолепно сбалансированным мечом было приятно сражаться. Форрал научил ее, как ухаживать за ним, и теперь она неизменно держала клинок и ножны тщательно вычищенными и смазанными. Меч сверкал на солнце и пел, рассекая воздух. Именно поэтому Ориэлла назвала его Коронах, что значит «Песня Смерти». Вопреки ожиданиям, Форрал не стал смеяться над ее прихотью.

— Хороший клинок заслуживает хорошего имени, — серьезно согласился он.

Несчастье случилось на исходе года, когда первый снег покрыл землю сияющей белизной. Возможно, Форрал поторопился и дал ей меч слишком рано, а, может быть, Ориэлла стала слишком самоуверенной. Как бы то ни было, произошла трагедия: они с Форралом фехтовали на своем обычном месте, когда девочка решила испробовать новый удар, который придумала сама. Немного отступив назад, она пригнулась и сделала шаг в сторону, намереваясь парировать, а затем нанести удар снизу и, пробив оборону противника, приставить ему клинок к горлу. Но все вышло не так, как она предполагала. Шагнув, Ориэлла поскользнулась на снегу, потеряла равновесие, и ее клинок отклонился в сторону, оставив хозяйку беззащитной перед смертоносным рубящим ударом Форрала. Вскрикнув, тот попытался отвести удар, но сила инерции была слишком велика, и огромный меч с хрустом вонзился в левое плечо Ориэллы.

Перепуганная отчаянными криками Форрала, Эйлин с грохотом слетела по лестнице и замерла на последней ступеньке. Ее лицо стало пепельно-серым. Форрал, с размазанными по щекам слезами, держал неподвижное тело Ориэллы, завернутое в пропитавшийся кровью плащ. Кровавые следы вели к двери у него за спиной.

— О боги, — с искаженным от бессильной ярости лицом рыдал он. — Эйлин, я убил ее.

Эйлин взяла Ориэллу у воина и уложила ее на кухонный стол. Он услышал, как вскрикнула фея, увидев ужасную рану, и отвернулся. Эйлин нащупала пульс на шее дочери.

— Благодарение богам, она еще жива, — пробормотала она. Только тогда Форрал решился взглянуть. Его меч глубоко вошел в плечо, рассек ключицу и чуть не отрубил руку. Лицо девочки посерело от шока и потери крови. Форрал зашатался, и комната поплыла у него перед глазами. Воину слишком часто доводилось видеть своих друзей мертвыми и покалеченными, а в сражениях он не моргнув глазом не раз наносил врагам куда более страшные раны, но сейчас перед ним была маленькая девочка, которую он любил больше жизни, и этого он вынести не мог.

— Прости, во всем виноват только я…

— Тихо, — прикрикнула Эйлин, и, положив руки на рану, закрыла глаза, сосредоточиваясь на исцелении. — Жаль, что я так мало знаю о лечении, — беспомощно пробормотала она, но на глазах у Форрала, который следил за ней, затаив дыхание, поток крови превратился в тоненький ручеек, а потом и вовсе иссяк. Эйлин выпрямилась и с пылающими глазами повернулась к воину. Форрал рухнул на колени.

— Эйлин, это был несчастный случай…

— Прекрати! Скачи в Нексис, Форрал. Привези целительницу из Академии! Торопись! Иначе мы потеряем ее!

Чувствуя облегчение от того, что может сделать хоть что-то полезное, он выбежал из башни, бросив последний взгляд на бледное, измученное лицо Ориэллы.

Его конь отчаянно заржал, не узнав своего хозяина в этом безумце с дикими глазами, со всей силы обрушившим седло ему на спину. Форрал с размаху ударил его по носу, одним рывком затянул подпругу и, вскочив в седло, рванулся в снежную круговерть, надеясь оказаться за пределами кратера до наступления сумерек. Верхом до Нексиса было пять дней. Форрал рассчитывал проделать этот путь за двое суток.

Глава 3. СЫН ПЕКАРЯ

Шевелись там! — Анвар хлопнул поводьями, подгоняя дряхлого мерина по изрытой дороге, ведущей вверх от мельницы у реки. Лентяй вскинул голову и заржал, протестуя против того, что приходится тащить тяжеленную телегу с мукой по такому крутому склону.

— Прекрати, — сказал коню Анвар. — Тебе по крайней мере тепло, а когда доберемся до дома, я накормлю тебя до отвала. — Он подышал на руки и похлопал себя по бокам, пытаясь отогреть застывшие пальцы. Предрассветный холодок пробирал до костей, и гудящий огонь на мельнице, казалось, уже остался за тысячи миль отсюда. Но огонь иного рода пробежал по жилам Анвара, когда он вспомнил улыбку хорошенькой дочки мельника, Сары.

Город Нексис процветал благодаря богатым торговцам, высокопоставленным воинам гарнизона и надменному Волшебному Народу. Простому люду приходилось куда тяжелее: мастеровым и портным, слугам, рабочим, лавочникам, паромщикам и фонарщикам, поддерживающим жизнь города своим скромным, но необходимым трудом, жилось не очень-то вольготно. Чуть ли не с младенчества на детей поневоле взваливали часть работы, вот и отец Анвара, городской мастер-хлебопек, едва только мальчик смог править телегой, поручил своему старшему сыну ежедневно возить с мельницы муку. Дорога по суше была вдвое длиннее, а зимой приходилось особенно нелегко, зато не надо было платить разорительную пошлину речным паромщикам.

После первой же поездки светловолосая, похожая на эльфа Сара стала лучшим другом Анвара. Когда они были детьми, то все норовили улизнуть из дому, чтобы поиграть на просторе, и встречались на узкой тропинке, которая бежала вдоль реки к городу.

Теперь им обоим было уже по пятнадцать, и их игры приобрели совсем другой характер. Анвар был влюблен и не сомневался, что и Сара чувствует то же самое. Родители весьма снисходительно поглядывали на их отношения: и Торл, отец Анвара, и мельник Джард видели определенные преимущества в том, что в один прекрасный день их хозяйства соединятся, а матерей, конечно, никто не спрашивал.

По-прежнему думая о Саре, Анвар добрался до гребня холма и повернул скрипучую телегу на большую дорогу. Ледяной туман, окутавший лесистую низину, скрывал город, и только мерцающие белые башни и купол Академии, расположенной на высоком скалистом мысе над городом, торчали из молочно-белой дымки. При виде их Анвар нахмурился, и улыбка сбежала с его лица. Должно быть, там еще спят, подумалось ему. Храпят на лебяжьих перинах, а честным людям приходится затемно приниматься за работу! Его отец именовал Волшебный Народ надменными паразитами и воспринимал их существование как личное оскорбление. Среди простых людей это была такая распространенная точка зрения, что мальчик даже никогда не задумывался, справедлива ли она, хотя и замечал, что, говоря об этом, люди в пивных понижали голос и нервно поглядывали по сторонам.

Неожиданно Анвару пришлось очнуться от своих грез наяву: старый конь вздрогнул и навострил уши.

Послышался стук копыт: кто-то догонял их, скача по обледеневшей дороге звонким галопом. Юноша, очнувшись от своих мыслей, вздохнул и свернул на обочину. Если это курьер, спешащий в гарнизон, в Академию или в Купеческую Гильдию, то лучше не нарываться.

Всадник с грохотом пронесся мимо, и Анвар мельком увидел покрытые потом и кровью бока животного и услышал крепкие проклятия его хозяина, который изо всех сил хлестал коня концами поводьев. Свинья! Анвар вскипел, такое бессердечное обращение с лошадью вывело его из себя. Он мягко подстегнул Лентяя, словно своей добротой мог как-то загладить ту, жестокость, свидетелем которой ему пришлось стать. Внезапно затихающий звон копыт оборвался, и послышался грохот упавшего тела, сопровождаемый потоком ругательств.

За поворотом Анвар увидел павшую лошадь, от которой все еще шел пар. Огромный мерзавец стоял над тушей без единой царапины и сотрясал воздух проклятиями. Анвара охватила ярость. Не задумываясь о последствиях, он соскочил с телеги и накинулся на бородатого гиганта.

— Сволочь! — кричал он. — Грязная свинья! Человек не обратил на него ни малейшего внимания. Его взгляд неожиданно остановился на телеге, и, небрежно отшвырнув Анвара, он кинулся к повозке и достал из ножен кинжал, явно намереваясь обрезать постромки, держащие старого мерина в оглоблях.

Анвар выбрался из кустов, ошеломленный результатами своего безумного порыва.

— Нет! — он бросился вперед, чтобы остановить руку безумца, но очередной удар заставил его несколько раз перекувырнуться в воздухе. Великан отбросил остатки упряжи, обрезал волочившиеся по земле концы длинных поводьев и вскочил на спину лошади. Лентяй прянул, выкатив глаза, и незнакомец отчаянно стегнул его поводьями. Со слезами на глазах Анвар поднялся и отчаянно вцепился в перепачканный плащ всадника.

— Пожалуйста, господин, — взмолился он. — Конь уже старый, и ты не сможешь…

Словно впервые заметив юношу, незнакомец повернулся, и мрачное выражение его лица вдруг смягчилось, уступив место жалости и состраданию.

— Мне действительно очень жаль, приятель. — мягко сказал он. — Но это срочно. На карту поставлена жизнь девочки, и я как можно скорее должен добраться до целителышцы. Попытайся понять. Я оставлю коня в Академии. Скажешь им, что тебя послал Форрал. — Он порывисто сжал плечо Анвара и ускакал прочь.

Анвар долго смотрел ему вслед, потом повернулся и печально оглядел телегу вместе с ее бесценным грузом. Сегодня утром муки не будет, и Торл не сможет начать работу. О боги, сколько же денег они на этом потеряют! Отец будет вне себя. Анвар вздохнул и поплелся обратно на мельницу, чтобы одолжить там лошадь.

Семейство мельника ютилось в северной части Нексиса, в тесном лабиринте узеньких улочек, жавшихся друг к другу внутри городских стен на верхних холмах широкой долины. Далеко внизу раскинулись восхитительные каменные проспекты, неподражаемые дворцы с пышными колоннадами, чудесные рынки и магазины, а чуть в стороне, где плато слегка выравнивалось, прежде чем продолжить спуск, высился огромный, похожий на крепость ансамбль легендарного гарнизона. Вдоль северного берега реки, у подножия долины располагались склады и торговые пристани С неизбежными обитателями всех портов в мире: крысами, нищими, карманниками и шлюхами. Тут и там широкий поток пересекали, изящные мосты, соединяя рабочие кварталы на северном берегу с южным, берегом, где шла совсем, другая жизнь.

К югу от реки долина поднималась вверх ступенями аккуратных деревянных террас. Подобно драгоценностям, среди деревьев были рассыпаны роскошные особняки купцов с ровными газонами и буйно цветущими садами. Душными летними вечерами там зажигались разноцветные фонарики, а воздух был наполнен густым ароматом диковинных цветов. На полпути по городу река делала резкий поворот к северу, а потом поворачивала снова, чтобы опять устремиться к морю. Именно эта петля и образовывала высокий, скалистый мыс, почти остров, связанный с южным берегом лишь узкой полоской земли, которую перегораживали высокие белые ворота. На вершине этого мыса, а самой высокой точке города, взлетали в небо белоснежные башни Академии, где в надменном уединении к роскоши обитал Волшебный Народ, Утро уже подходило к концу, когда Анвар на лошади мельника въехал наконец в северные ворота города и углубился в лабиринт узеньких улочек. Дома и мастерские в этой части города представляли собой незатейливые, но прочные сооружения из дерева, кирпича или глины. Большинство из них имели ухоженный вид, а мощеные улицы поддерживались в чистоте. Анвар слыхал, что в маленьких городах люди выбрасывают мусор прямо из окон, превращая улицы в сточные канавы, но в Нексисе, жемчужине городов и обители Волшебного Народа, такие вещи были просто немыслимы. Около двухсот лет назад Бавордан, непревзойденный мастер магии Воды, создал сложную и надежную систему подземных стоков, охватывающую весь город, и Волшебный Народ (который не слишком-то благоволил к смертному населению Нексиса) раз и навсегда взял на себя заботу по поддержанию канализации в должном порядке, не гнушаясь использовать для этой цели все свое искусство.

Семья Анвара жила на втором этаже, а внизу, в пекарне, ежедневно готовились хлеб, пирожные и пироги для продажи на маленьком рынке на соседней площади. Обычно уже с раннего утра аромат свежеиспеченного хлеба наполнял улицу, но сегодня все было иначе. Приближаясь к дому, Анвар услышал сердитый голос отца и закусил губу: сомнений нет, его ждут крупные неприятности. Юноша осторожно направил телегу за угол, по узкому проезду, ведущему к конюшне, примыкавшей к пекарне. Анвар заботливо устроил лошадь Джарда в стойле Лентяя и поспешил в дом. Не было никакого смысла медлить: чем позже он явится, тем злее будет папаша. Расправив плечи, Анвар пересек двор и, поеживаясь, вошел в пекарню. Он надеялся, что отец хотя бы даст ему время объясниться.

Но Торл не был расположен выслушивать оправдания.

— Я не виноват! — лепетал Анвар. — Он просто сбил меня с ног и забрал лошадь…

— И ты так запросто позволил ему это сделать! Этот конь — наш кормилец, идиот! Ты понимаешь, что ты наделал? Понимаешь? — Торл поднял огромный кулак, потемневший от многолетнего общения с мукой и густым тестом. Анвар увернулся, но удар пришелся ему в плечо, и юноша кубарем перелетел через всю комнату и с грохотом повалился на кучу пустых хлебных противней.

— Безрукий болван, — отец навис над ним, подобно зловещей тени, рывком поставил его на ноги и снова ударил. — Стой прямо, подлец. — Пекарь начал расстегивать ремень.

— Оставь его в покое, Торл. Мальчик не виноват. — Голос деда бы полон спокойной властности, и Анвар, почувствовав нежданную поддержку, облегченно перевел дух. Старик был единственным человеком, который мог утихомирить сына, когда Торл бывал в подобном настроении, а кроме того, он был поверенным, учителем, защитником и другом Анвара.

Высокий, с густой гривой седых волос, добрым лицом и щетинистыми усами, дед был искусным столяром, и его грубые пальцы могли творить чудеса: изящные хрупкие статуэтки, вырезанные им, пользовались огромным спросом и могли бы приносить солидный доход, но, к вящему неудовольствию Торла, дед не столько продавал, сколько раздавал свои поделки. По натуре крестьянин, старик переселился к сыну после трагически ранней кончины своей жены, замечательной поварихи. Это именно она научила Торла его ремеслу, которым он теперь так кичился. Долгие годы дед пытался работой заглушить свое горе, но сейчас, на старости лет, он был рад отдохнуть и порадоваться внукам, которым пытался привить нехитрые идеалы своей юности. В Анваре он нашел прилежного ученика, а вот младший, Берн, пошел весь в папашу и унаследовал его суровый, замкнутый характер и неутолимую страсть к деньгам.

Торл нахмурился и, отпустив Анвара, повернулся к деду.

— Это тебя не касается, старик!

— Может быть, Торл, но только не на этот раз. — Дед втиснулся между рассерженным пекарем и его жертвой. — Ты слишком суров с парнишкой.

— А ты его портишь, ты и его мать! Неудивительно, что мальчишка ни на что не годен!

— Он сгодится для множества дел, если ты дашь ему возможность, — твердо ответил дед. — Чем набрасываться на него, ты бы лучше отправился в Академию и выяснил, что там стало с твоей лошадью?

— Что? Тащиться через весь город, а потом еще и забираться на эту гору? Я гляжу, ты и последние мозги растерял?

Хватит с меня и того, что благодаря этому идиоту целый день пропал даром!

— Чепуха, Торл. Тебе никто не мешает взять лошадь Джарда, и, как знать, может, путешествие будет не напрасным. В Академии, знаешь ли, тоже едят хлеб, и тебе не повредит, если твое имя станет там известно, а мы пока можем начать печь. А вдруг этот Форрал возместит тебе убытки? По рассказам Анвара, он кажется благородным человеком, и если он действительно спешил, то что же ему оставалось делать? Ты и сам поступил бы точно так же, если бы что-то случилось с Берном.

Все еще хмурясь, Торл начал сдаваться.

— Да пусть эти подлецы передохнут с голоду прежде, чем продам им хоть крошку хлеба. Кроме того, старый болван, они пекут сами — или, по крайней мере, для них это делают лизоблюды-прислужиики! — Довольный тем, что последнее слово осталось за ним, Торл вышел вон и захлопнул за собой дверь. Дед пожал плечами и ласково обнял мальчика.

— Пойдем, сынок, нам лучше приниматься за работу. Утро уже кончилось, я похоже, настроение твоего отца не улучшится к вечеру.

Анвар поплелся за дедом, но последние слова старика, обращенные к Торлу, засели у него в голове. Опять Бери! Отец никогда не скрывал, что тот — его любимчик. Анвар кисло посмотрел на своего чернявого братишку, корчившего рожи в дверях. И почему Торл его так обожает? Дед прав. Если бы Берн попал в беду, отец сделал бы все, чтобы ему помочь, а вот что касается Анвара… Юноша тяжело вздохнул. Он слишком хорошо знал, что думает о нем отец, но ему очень хотелось знать, почему.

Уже глубокой ночью Анвар с трудом взобрался по лестнице в маленькую, тесную мансарду, которую делил со своим братом. Работа наконец была закончена, но он настолько устал, что даже не смог попробовать праздничный ужин, который мать специально приготовила, чтобы отец сменил гнев на милость. Не в силах раздеться, Анвар сразу повалился на кровать. О боги, ну и денек сегодня! Торл заставил всех работать, как рабов, вынуждая всю семью расплачиваться за сыновью промашку. К концу дня мать побелела как полотно и качалась от усталости. Анвара мучило раскаяние, ведь в том, что она так вымоталась, есть и его вина. Риа никогда не отличалась особенной выносливостью, но работала без жалоб из боязни, что если она остановится, Торл снова накинется на сына, и Анвар, уже не в первый раз, задумался, как такая умная, милая женщина вышла замуж за неотесанного и грубого мужлана. Стройная « хрупкая, с темно-русыми волосами и голубыми, как у Анвара, глазами, Риа в молодости наверняка была очень красива и определенно заслуживала лучшего.

Ее прошлое было тайной. В отличие от соседок Риа умела читать, писать, играть на музыкальных инструментах и научила этому Анвара. Пустая трата времени, считал Торл, и указывал на Берна, который не тратил попусту времени на этот мартышкин труд и учился следовать по стопам отца, как и полагается преданному сыну. Но Риа сумела настоять на своем, м Анвар был счастлив. С тех самых пор, как дед вырезал ему первую маленькую флейту, он полюбил музыку всей душой и посвящал ей каждую свободную минуту, приводя своего отца в неописуемую ярость. Вскоре мальчик исчерпал все простые мелодии, которые знал, и стал сочинять собственные, выходя далеко за пределы возможностей маленькой флейты, так что даже дед, с его изобретательностью, с трудом мог выдумать инструменты, способные воплотить фантазии Анвара. Мальчик жил только ради музыки и благословлял мать за этот бесценный дар, ибо она была единственным светлым пятном в его серой и душной жизни. Музыка да еще Сара.

Анвар любил Риа, но теперь она увяла, угасла и была слишком измотана постоянными заботами, чтобы противиться грозному Торлу. Мальчику хотелось защитить ее, но несмотря на свой высокий рост и широкие плечи, он все еще оставался лишь долговязым неуклюжим подростком, и если бы дело дошло до драка, Торл свалил бы его одним ударом.

Анвар вздохнул. Этой ночью у него были в другие заботы. Он уговорился встретиться с Сарой в их условленном месте у реки, но, конечно, не успел из-за работы, которую взвалил на него Торл. Впрочем, юноша надеялся, что Сара не рассердится. И еще ему было жаль бедного Лентяя. Незнакомец окончательно спалил старому мерину легкие, и Торл безжалостно продал коня на живодерню. Анвар чуть не заплакал, вспоминая своего четвероногого приятеля. Упрямый и своенравный, он был одновременно очень умным и сообразительным и часто этим пользовался, чтобы отлынивать от работы. Но все равно Анвару будет его недоставать. Что касается Торла, того заботило только щедрое вознаграждение, которое оставил в Академии Форрал. Самого воина пекарь так и не увидел, ибо тот остановился только затем, чтобы вызвать волшебницу Мериэль, целительницу, после чего они, не теряя ни минуты, унеслись на свежих лошадях на север.

Анвар гадал, как же выглядит она, та девчонка, жизнь которой была в опасности. Поначалу он, конечно, разозлился на эту таинственную умирающую, из-за которой его семья лишилась коня, но хорошенько поразмыслив, поймал себя на том, что будет рад, если целительница поспеет вовремя — по крайней мере, жизнь Лентяя не пропадет впустую.

Через несколько недель семье Анвара тоже потребовался лекарь. Всю зиму дед жаловался на усталость и боли в костях, а после Солнцестояния, когда наступила та мрачная, серая пора, что всегда тянется вслед за поворотом года, старик совсем слег и день ото дня слабел, несмотря на бесконечные хлопоты Риа, лечебные отвары и народные снадобья, которыми лечились все смертные в городе. Но когда Анвар, вспомнив о Форрале, стал умолять отца послать за целительницей, тот резко оборвал его.

— Я у тебя эту дурь из башки-то повыбью! — пообещал он— Где это слыхано, чтобы семья, вроде нашей, посылала за целительницей? Да она рассмеется нам в лицо! Кроме того, я не потерплю у себя в доме этих ублюдков! Лучше берись-ка за работу, парень, пока я не взялся за ремень!

Вечером, когда Анвар пришел к деду, старик был так слаб, что не мог даже говорить, и только неподвижно лежал на подушках. Его лицо пожелтело и высохло, а кожа приобрела странную прозрачность, которой Анвар прежде не замечал, и мальчиком овладел непонятный страх.

— Мама, помоги ему, — умолял он.

Риа только покачала головой, и на глаза ее навернулись слезы.

— Ты должен понять, Анвар, — мягко сказала она. — Дедушка умирает.

— Нет, — воскликнул Анвар. — Этого не может быть! — И внезапно решился. — Если отец не хочет, я сам пойду за целительницей.

— Не смей! — Риа побледнела, и даже в том состоянии, в котором находился Анвар, он не мог не заметить панического ужаса, застывшего в ее глазах. Мальчик снова посмотрел на деда.

— Но почему? — спросил он. — Я не боюсь отца. И кроме того, он в таверне. Если я быстро обернусь, он даже ничего не узнает.

— Да не в этом дело, — не в силах унять дрожь, Риа схватила сына за руки.

— Анвар, ты и я — мы никогда не должны связываться с магами. Я не могу сказать тебе, почему, но ты должен поверить мне. Держись подальше от них, сынок. Ради меня, но самое главное — ради себя.

Анвар был ошеломлен. Что общего может быть у его матери с Волшебным Народом? Чего она так боится? Но она не станет ему рассказывать, да и нет времени выяснять. Он отстранился.

— Прости, мама.

Мальчик бесшумно спустился по ступенькам, стараясь не попасться на глаза Берну, который вечно норовил доставить ему неприятности. Оказавшись на улице, Анвар припустился бегом, направляясь вниз к реке. Из открытого окна до него долетели рыдания матери.

Анвар стрелой несся по тихим, освещенным фонарями улицам, но до реки было далеко, и когда он оказался у причалов, то уже задыхался. Мальчик решил сократить путь и свернул на ближайший к Академии мост. В районе складов фонари попадались нечасто, и Анвар обеспокоенно прибавил шагу, пробираясь темными переулками. Он спотыкался о какие-то железки, весь перепачкался, и уже начал жалеть, что выбрал эту дорогу. О здешних местах ходила дурная слава. Неожиданно в темном, вонючем проулке раздался приглушенный шум, и оттуда выскочили несколько подозрительных фигур в лохмотьях. Они окружили Динара, и ему пришлось остановиться. Кольцо сомкнулось, и мальчик чуть не задохнулся от кислого, тошнотворного запаха немытых тел. В тусклом свете блеснули ножи, и голос с незнакомым акцентом сказал:

— Гони монету, парень. — Во рту у мальчика пересохло от страха. Он пятился назад, пока не уперся в стену.

— У-у меня ничего нет, — заикаясь, пробормотал Анвар. — Пожалуйста, отпустите меня. Я спешу к целительнице — это срочно. — Неизвестно почему, он вспомнил лицо Форрала, и бессознательно повторил его слова.

Бродяга рассмеялся.

— Ну разве не прелесть? Идешь к целительнице, да? И без денег? Обыщите его, ребята!

Крепкие руки швырнули Анвара на землю. Жадные пальцы обшарили его одежду, и мальчик содрогнулся от отвращения. Он еще успел изо всех сил позвать на помощь, и тут они начали избивать его.

Внезапно кошмар оборвался, и в конце улицы раздался стук копыт.

— Стража, — крикнул кто-то. — Сматываемся! Нападающих как ветром сдуло, и Анвар попытался подняться. Все его тело было покрыто синяками и невыносимо болело. Чья-то рука схватила его за шиворот и поставила на ноги.

— Поймал!

Анвар оказался лицом к лицу с суровым воином.

— Что это ты собирался делать, а, негодник? — пророкотал стражник.

— Пожалуйста, господин, — запинаясь, начал Анвар, извиваясь в железных лапах воина. — Они набросились на меня. Я шел в Академию за целительницей…

Стражник густо расхохотался.

— Ну неужели ты не можешь придумать чего-нибудь поумнее? За целительницей! Так я тебе и поверил! — Он потащил Анвара к перекрестку, где на железном крюке болтался одинокий фонарь.

Когда стражник разглядел мальчика получше, его лицо приняло совсем другое выражение. — Ты не местный, — объявил воин. — Так почему же ты шляешься ночью, в одиночку, по такому району? Ты что, совсем спятил?

Анвар запинаясь рассказал ему о дедушке, и стражник выпустил его воротник.

— Приятель, — тихо сказал он. — Волшебница Мериэль не станет беспокоиться из-за таких, как твой дед. Неужели ты не знаешь Волшебного Народа?

— Я должен попробовать, — упрямо нахмурился Анвар. — Разве ей трудно мне помочь? Недавно я встретил человека, его звали Форрал, и…

— Ты знаешь Форрала? — на лице стражника появилось выражение глубокого уважения.

— Я вез муку, а он забрал мою лошадь. Он сказал, что едет за целительницей, чтобы спасти жизнь маленькой девочке. Если она вылечила девочку, то почему не может помочь и моему деду?

Воин вздохнул.

— Приятель, неужели ты не знаешь, кто такой Форрал? Он живая легенда — величайший фехтовальщик — и дружен кое с кем из Волшебного Народа. Девочка, о которой он говорил — дочь Эйлин, феи Озера. Мы слышали об этом в гарнизоне, но я даже не знаю, вернулась ли госпожа Мериэль — Долина далеко к северу отсюда. Мне жаль, сынок, но даже если она и вернулась, то все равно не потащится ночью через весь город, чтобы спасти чьего-то дедушку.

— Я могу объяснить ей… — настаивал Анвар.

— Ну ладно, только не говори потом, что я тебя не предупреждал. — Казалось, стражник решился. — Пошли, сядешь ко мне на лошадь. Если ты придешь туда один, то маги скорее всего просто прикажут тебя выпороть, а потом вышвырнут вон.

Копыта будили гулкое эхо в пустынных улочках. Они пересекли тонкий перешеек и подъехали к белым воротам. Им отворил дряхлый привратник, смертный, как и все слуги Волшебного Народа. Узнав о цели их прихода, он только недоуменно пожал плечами.

— Да ты в своем уме? Волшебница Мериэль только-только вернулась из утомительного путешествия. С меня шкуру спустят, если я попусту побеспокою ее. Я думал, у тебя есть голова на плечах, Харгорн. На твоем месте я бы не стал приводить сюда мальчишку.

— Да, да, но это особый случай, — настаивал Харгорн. — Этот парень отдал Форралу свою лошадь. Если бы не он, дочь феи Озера могла бы умереть прежде, чем целительница добралась бы до нее. Мне кажется, над этим стоит подумать.

Старик вздохнул.

— Ну что ж, хорошо, я спрошу у нее. Но вряд ли она обрадуется вашему визиту.

Он нырнул в свою приземистую будку. Там па полке стояли кристаллы, и каждый из них сиял своим особенным светом.

Привратник выбрал тот, что отливал фиолетово-синим, и тихонько заговорил с ним. Через мгновение из камня вырвался луч света, и Анвар вскрикнул от неожиданности. Внезапно луч превратился в женское лицо с коротко стриженными волосами, высокими скулами и упрямым горбатым носом. Волшебница выглядела заспанной и рассерженной.

— В чем дело? — резко спросила она. — Полагаю, у тебя была достаточно веская причина разбудить меня в этот час? — Через слово кланяясь и извиняясь, привратник объяснил ситуацию. Мериэль нахмурилась. — Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не беспокоил меня по пустякам? Если мне придется пользовать каждого смертного в Нексисе, то я за один день исчерпаю всю свою силу! Гони этого негодника прочь — а что до тебя, то завтра же Верховный Маг услышит, что я не собираюсь больше терпеть твою безалаберность. Это повторяется уже слишком часто! Ты абсолютно не подходишь для своей должности, старик!

Лицо вспыхнуло и исчезло в темноте. Привратник повернулся к Харгорну.

— Вот видишь, что ты наделал? — пожаловался он. Но рядом уже никого не было.

Стражник догнал Анвара прежде, чем тот успел перебежать перешеек.

— Оставь меня в покое! — в слезах крикнул парнишка. Харгорн терпеливо положил руку ему на плечо.

— Прости, приятель, но ведь я же тебя предупреждал. Идем, я отвезу тебя домой.

К утру дед умер. Анвар рыдал над телом старика, а мать пыталась его успокоить.

— Не убивайся так, — мягко говорила она, гладя сына по плечам. — Взгляни на него. — Лицо старика сияло чистой, возвышенной улыбкой. — Он вернулся к бабушке. Он очень любил ее и сильно тосковал все эти годы, а теперь они снова вместе. Дорогой, я знаю, тебе будет не хватать его, но ты должен радоваться за него.

— Откуда ты знаешь? — всхлипнул Анвар. — Почему ты так уверена, что он сейчас что-нибудь чувствует? Он умер! А эта проклятая целительница и пальцем не шевельнула, чтобы спасти его!

Риа вздохнула.

— Анвар, дедушка был уже стар и устал от жизни. Ему никогда особенно не нравилось жить в городе, да и жизнь у него была непростая. Он выдохся, вот и все. Мне кажется, что целительница Мериэль все равно не смогла бы ничего сделать…

— Она же могла попробовать! — Анвар едва сознавал, что кричит во весь голос. — Могла хотя бы прийти! Но он был всего лишь смертный. Для этих магов мы значим меньше, чем животные!

Риа снова вздохнула и вышла из комнаты, в последний раз оставив мальчика наедине с дедом. И пока Анвар стоял на коленях в пустой комнате над холодеющими останками этого доброго и любящего человека, в сердце его начала расти глубокая и беспощадная ненависть к Волшебному Народу.

Глава 4. ВЕРХОВНЫЙ МАГ

Звук голосов вырвал из забытья утомленную Ориэллу. Открыв глаза, она на мгновение испугалась, не понимая, где находится, пока не увидела свет лампы, падавший из дверного проема в дальнем конце лазарета. Дверь вела в покои Мериэль.

— Волшебница Мериэль? — обеспокоенно позвала девочка. В этой комнате, с голыми белыми стенами и гладко отполированным мраморным полом, в котором отражались ряды пустых кроватей, ей было не по себе. Вошла целительница, порывистая и улыбающаяся.

— Я разбудила тебя?

— Что-то случилось? — спросила Ориэлла.

— Ничего, о чем стоило бы беспокоиться, — презрительно пожала плечами Мериэль. — Какой-то нахальный смертный разыграл у ворот спектакль. Они воображают, что раз у нас есть дар, то наша первейшая обязанность — сломя голову бежать им на помощь!

Ориэлла нахмурилась. Всякое упоминание о смертных причиняло ей боль — из-за Форрала. Впрочем, кажется, все на свете напоминает ей о нем!

Стиснув зубы, она попыталась отогнать застилавшие глаза слезы — А разве мы не должны им помогать? — спросила девочка. — Я не понимаю.

Целительница присела на краешек кровати.

В Академии, Ориэлла, ты научишься не тратить понапрасну сил на этих глупых, вечно ноющих существ. А сейчас мы проделали долгий путь, и тебе нужно отдохнуть. Хочешь, я принесу тебе что-нибудь успокаивающее?

— Да, Мериэль, пожалуйста.

Все что угодно, лишь бы не лежать без сна и не думать.

Стараясь не морщиться, Ориэлла выпила снадобье, которое ей поспешно принесла целительница. Хотя оно было вязким и противным, но все же лучше, чем сонное заклинание, которое словно останавливало время — казалось, закрываешь глаза только на секунду, а когда открываешь их, обнаруживаешь, что миновали часы. К счастью, подумала Ориэлла, целительница вроде бы понимает, как это неприятно.

После того, как ее насильно увезли в это новое и пугающее место, Ориэлла была благодарна даже за резковатую, не допускающую никаких телячьих нежностей доброту Мериэль. Стряхнув слезы, она свернулась калачиком под стеганым одеялом, надеясь, что уснет до того, как в голову снова полезут неотвязные мысли о катастрофе, перевернувшей всю ее жизнь.

Целительнице потребовалось несколько недель, чтобы восстановить поврежденное плечо Ориэллы, но девочка ничего не помнила о тех первых днях, когда Мериэль без устали составляла целительные заклинания, с поразительным искусством соединяя куски раздробленной кости и залечивая разорванные мускулы. Мериэль использовала все свое умение, чтобы ускорить естественную регенерацию тканей, но этот процесс отнимал у ее подопечной так много сил, что на несколько дней, пока тело девочки восстанавливало потерянную энергию, ее пришлось погрузить в сон. Когда Ориэлла наконец проснулась, рана уже закрылась и быстро заживала, хотя рука все еще плохо слушалась и тупо ныла. Конечно, девочке сразу же захотелось увидеть Форрала. Поначалу мать ограничивалась отговорками, но в конце концов, следуя совету Мериэль, передала Ориэлле оставленное для нее письмо. Теперь девочка знала его наизусть.

«Ориэлла, душа моя, прости, что меня не будет рядом, когда ты проснешься, но если бы я остался попрощаться, то уже никогда не смог бы уехать. Не знаю, удастся ли мне объяснить так, чтобы ты поняла, но все же попробую. Не вини маму — на этот раз она меня не отсылала. Я уезжаю потому, что чувствую свою вину. Знаю, это был несчастный случай, но он произошел из-за меня. Я не имел права подвергать тебя такому риску — мне до сих пор не верится, что я был настолько глуп. Целительница Мериэль говорит, что ты поправишься и снова сможешь двигать рукой. Благодарение богам, что я не убил тебя на месте, но, в любом случае, я не могу себе простить, что ранил тебя.

Мне пришлось признаться твоей матери, почему мы решили заняться фехтованием, но не тревожься — она не сердится, хотя и говорит, что я должен был рассказать ей об этом раньше. Так что теперь они с целительницей хотят, чтобы ты поступила в Академию Нексиса, где тобой, наконец, займутся как следует. Мне кажется, это правильно, потому что ты, в конце концов, — волшебница. Конечно, я мог бы поехать с тобой и снова вступить в гарнизон, тогда мы смогли бы видеться, но это было бы нечестно по отношению к тебе. Ты должна жить со своим народом и учиться использовать свой дар, а я буду только мешать тебе.

Ориэлла, пожалуйста, прости, что я бросаю тебя вот так. У меня разрывается сердце, но так будет лучше, поверь. Пожалуйста, не забывай меня, потому что я никогда тебя не забуду, и мы обязательно когда-нибудь встретимся. Я всегда буду думать о тебе. С любовью, Форрал».

Следующие недели прошли в тумане страдания. Форрал уехал, и девочке казалось, что ее существование потеряло смысл. Неужели она ошибалась в воине? Если действительно любишь, как же можно вот так бросить любимого человека? Окаменев от внутренней боли, Ориэлла механически выполняла все, что говорили ей мать и целительница, и вскоре поправилась достаточно, чтобы под присмотром Мериэль предпринять путешествие в Нексис, но даже картины новой, совершенно незнакомой жизни не могли поднять ее дух. Погода стояла мрачная и холодная, под стать настроению девочки. Они ехали долго: сначала по широким, заснеженным вересковым пустошам, потом добрались до большого тракта, ведущего в долины через унылые леса и пашни. Однако для Ориэллы ничего этого не существовало. Она едва замечала окружающее, не говоря уж о том, чтобы задуматься о важности этого путешествия.

Только город смог отвлечь Ориэллу от горестных размышлений о своей судьбе

— но как! Почти всю свою жизнь она провела в одиночестве, в отгороженной от всего света Долине, и Нексис, с его колоссальными зданиями и людскими толпами, привел ее в ужас. Все было такое большое, шумное, тесное, что девочка задыхалась. Она и не знала, что на свете так много людей! Даже Мериэль, несмотря на свой резкий характер, посочувствовала ей.

— Возьми себя в руки, дитя, — сказала она. — Не бойся, они тебя не тронут! Дыши глубоко и держись поближе ко мне. В Академии гораздо спокойнее, а к городу ты со временем привыкнешь.

Но Ориэлла сомневалась, что когда-нибудь сможет привыкнуть к городу, да и к Академии тоже. Древний лазарет Мериэль нисколько не напоминал привычную тесноту маминой башни, и все вокруг было так необычно, что девочка жила в постоянном страхе сказать или сделать что-нибудь не так. Она тосковала по своей уютной комнатушке и по Форралу, чье присутствие придавало уверенности и сил.

Стараясь удержать исчезающее мужество, Ориэлла крепче сжимала твердую, изящную рукоять меча и каждую ночь засыпала с клинком, ибо это было все, что осталось ей на память о Форрале.

Едва зажила рана и девочка смогла ходить, она добралась до поляны, где прошло столько счастливых часов. Ее бесценный меч лежал на том же самом месте, где она его уронила, но кожаные ножны уже покоробились и начали выцветать, а на клинке проступила ржавчина. Вздрагивая от рыданий, Ориэлла бережно подобрала его и отнесла домой. Долгие часы она тщательно чистила и смазывала клинок и ножны, останавливаясь лишь затем, чтобы смахнуть слезы, застилающие глаза. Несмотря на все уговоры, она наотрез отказалась расстаться с мечом. Девочка так болезненно реагировала на любое предложение сдать оружие, что в конце концов мать и целительница отступили и позволили ей оставить меч у себя.

Вспоминая все это, Ориэлла плакала, пока не уснула. С тех пор, как уехал Форрал, это повторялось каждую ночь.

В своих покоях Мериэль прислушивалась к тихим рыданиям и почти уже раскаивалась, что пришлось так жестоко вырвать ребенка из привычной обстановки. Наконец наступила тишина, и она тихонько подошла к постели девочки, чтобы убедиться, что та действительно заснула. Потом волшебница накинула на плечи плащ и через посеребренный морозом двор направилась к Башне магов. В завешанных алыми шторами окнах верхнего этажа горел красноватый свет, говорящий о том, что Верховный Маг у себя.

— Ну, как она, Мериэль? — спросил он, поднимаясь ей навстречу. Высокого роста, с длинными серебристыми волосами и бородой, тонким крючковатым носом, темными горящими глазами и надменной повадкой Верховный Маг казался живым воплощением могущества. В своих длинных, до самого пола, алых одеждах он словно плыл по устланному коврами полу, когда направился к столу, чтобы налить гостье вина. Усевшись, Мериэль заметила в тени у окна стройную серебристую фигурку Элизеф и нахмурилась. Она не любила эту расчетливую, ледяную женщину — мага Погоды — и не доверяла ей.

— Я думала, мы поговорим с глазу на глаз, — проворчала целительница.

Миафан протянул ей наполненный до краев хрустальный бокал.

— Перестань, Мериэль, — с неудовольствием проговорил он, — не глупи! С тех пор, как мы получили твое сообщение, Элизеф постоянно мне помогала. Если ты не ошиблась, то ребенок Джеранта обладает талантом, который мы обязаны использовать, но здесь потребуется особый подход. Вряд ли нужно напоминать, что сейчас нам необходима беспрекословная преданность всего нашего рода. Среди этих гнусных смертных растет недовольство, а наша власть жестко ограничена Кодексом магов. Пока еще я контролирую голос гарнизона в Совете трех, но Риох скоро уйдет в отставку, а среди воинов нет подходящего преемника. Да и новый представитель Купеческой Гильдии, этот выскочка и головорез Ваннор, уже доставляет мне немало хлопот. — Миафан отхлебнул вина.

— На время беременности наши женщины теряют свои магические способности, поэтому рожают весьма неохотно, и в ближайшее время мы не ждем пополнения. Смертные многократно превосходят нас в численности. Не считая Эйлин, которая отказывается возвращаться, нас осталось только семеро: мы с тобой, Элизеф, Браггар, близнецы и Финбарр. Да и то, близнецы, похоже, так никогда и не войдут в полную силу, а Финбарр не вылезает из архивов — только не обижайся, Мериэль. Я знаю, он твой возлюбленный супруг, но мы не можем остаться без целительницы на время твоей беременности. И, конечно, не имеем права отказаться от Элизеф по той же причине. Ее занятия сейчас как раз в решающей стадии…

— В противном случае, я бы, конечно, охотно пошла на жертвы, — поспешно вставила Элизеф, и Мериэль проглотила саркастическое замечание. «Лгунья, — подумала она. — Все, что тебе нужно — это власть! Уж ты бы наверняка бросила все на свете, лишь бы осчастливить Миафана ребенком, стоит ему только попросить!»

Целительница снова повернулась к Верховному.

— И какое же отношение все это имеет к Ориэлле? — поинтересовалась она. — Надеюсь, ты не ожидаешь, что она устроит демографический взрыв в семействе магов? Девочке едва исполнилось четырнадцать!

На лице Миафана отразилось безграничное терпение:

— Моя дорогая Мериэль, — учтиво проговорил он. — Что за странное предположение! Конечно, я не жду ничего подобного — по крайней мере, не сейчас. Но надо смотреть вперед. Не всегда же ей будет четырнадцать. Но если ее дар, как ты говоришь, всесторонний, его нужно использовать на благо всего нашего рода, и сейчас я думаю о шаткости нашей позиции по отношению к смертным. Если среди них пройдет слушок, что у нас появилась женщина, чей дар, скажем так, многогранен, они дважды подумают, прежде чем решиться пойти против нас. В конце концов они уже научены горьким опытом с Джерантом.

— Но это же безнравственно, Миафан! — взорвалась Мериэль. — Кодекс строго-настрого запрещает использовать волшебство для приобретения власти над другими!

— Конечно, конечно, моя дорогая, — голос Миафана стал приторным и мелодичным. — Но если вчитаешься в текст повнимательнее, то там ничего не говорится о том, чтобы люди не верили в такую возможность. И если до смертных дойдут такие зловещие слухи, то мы тут ни при чем, не правда ли?

— Ты сам знаешь, что это — дешевая софистика, Миафан! Ты на грани того, чтобы нарушить свои обеты и Кодекс магов, да еще пытаешься увлечь в эту пропасть нас! Неужели ты хочешь совратить и ребенка?

Элизеф пожала изящными плечиками:

— По-моему, ты преувеличиваешь, дорогая, — проворковала она. — В конце концов это просто один из вариантов. Единственное, что сейчас беспокоит Миафана — это помочь девочке и завоевать ее доверие. Кто знает, какую чепуху вдолбили ей в голову Эйлин и этот недотепа смертный! Воспитание мага — нелегкое дело, а девочке придется начинать с опозданием. Осмелюсь заметить, ей не хватает дисциплины, и с ней придется повозиться — мы же не хотим, чтобы она шла против Волшебного Народа. В конце концов мы одна семья, и Миафан предлагает способ решить эту проблему. Пойми, Мериэль, мы печемся о ее же благе!

— Она обязательно поймет, — сердечно вставил Миафан. — С завтрашнего дня, Мериэль, девочкой займется Элизеф.

Твое участие в этом деле временно закончено. Предоставь остальное нам, а сама держись от ребенка подальше и не вмешивайся.

— Но…

Лицо Верховного Мага стало жестким:

— Это приказ, Мериэль. А теперь можешь идти.

Ориэлла невзлюбила Элизеф с первого же взгляда. Лицо волшебницы поражало красотой, ее серебристые волосы, подобно мерцающему водопаду, струились до самых пят, но серые глаза никогда не улыбались, оставаясь холодными, как сталь. Элизеф проводила Ориэллу в отведенную ей комнату на нижнем этаже — крохотную выбеленную каморку, обставленную со спартанской простотой: там были только узкая кровать, стол, стул и сундук для пожитков и одежды.

Все имущество Ориэллы составляла та одежда, что была на ней, и подаренный Форралом меч. Увидев его, Элизеф нахмурилась:

— Вряд ли тебе разрешат держать его у себя, — спокойно сказала она. — Это слишком опасная игрушка для маленькой девочки. Отдай-ка его мне.

В мгновение ока Ориэлла обнажила смертоносный клинок:

— Не трогай мой меч!

Глаза Элизеф сузились. Неуловимое движение — и не успела Ориэлла вздохнуть, как ее окутало колючее голубовато-прозрачное облако. Она не могла пошевелиться, скованная обжигающим холодом. Шагнув вперед, Элизеф вырвала Коронах из безвольных рук и с ненавистью посмотрела на девочку:

— Ну вот что, мерзавка, — прошипела она. — Пока ты здесь, изволь научиться дисциплине и повиновению — особенно повиновению мне. Сейчас я отправляюсь за портнихой, чтобы ты не ходила как пугало, а ты, в наказание за свою дерзость, останешься стоять до моего возвращения.

Прихватив с собой меч, Элизеф выплыла из комнаты, а застывшая как изваяние Ориэлла была неспособна даже заплакать. После этого случая девочка всей душой возненавидела эту ведьму с ледяными глазами, но урок не прошел даром: Ориэлла научилась бояться Элизеф.

В тот же день Элизеф показала униженной и несчастной девочке Академию, и действительно тут было на что посмотреть.

Формой мыс напоминал широкий наконечник копья со срезанным полукругом острием. Со всех сторон его окружала стена, возвышающаяся над обрывом. Главные ворота помещались там, где к наконечнику присоединяется древко.

Чуть левее ворот располагалась крошечная привратницкая, а от них по узкому перешейку, который Ориэлла пересекла по пути сюда, вилась зигзагообразная дорога.

Все здания Академии выходили на овальный дворик, выложенный прихотливым узором из разноцветных каменных плит. В центре его непрерывно журчал фонтанчик, и вода, проходя через лабиринт хитроумных протоков и канавок, попадала в изящный белокаменный бассейн. По левую руку от бассейна размещался маленький лазарет, а чуть поодаль — кухня и помещения для прислуги, примыкающие к Главному Залу, который легко было узнать по летящим стрельчатым окнам.

Немного дальше стена поворачивала, следуя за изгибом мыса, и как раз на повороте стояла изящная, воздушная Башня магов — обитель Волшебного Народа. Напротив нее, по другую сторону полукруга, раскинулось огромное причудливое здание библиотеки, а за ним, дугой выгибаясь по направлению к воротам, располагались специальные флигели, предназначенные для изучения различных разделов магии.

Материалом для всего архитектурного ансамбле Академии, включая сторожку привратника и помещения для прислуги, служил ослепительно белый мрамор, который, казалось, светился изнутри собственным розовато-жемчужным сиянием.

Все это было невероятно прекрасно — и Ориэлла, хотя и была испугана и подавлена, не могла не восхищаться великолепной библиотекой с ее бесценными архивами, удивительным храмом на самой вершине Башни, с его огромными вертикально стоящими камнями, и внушительным Главным Залом, который теперь, когда магов осталось совсем немного, в основном пустовал.

Ориэлле показали специальное помещение, лишенное окон, в котором вся мебель и двери были из металла, чтобы в безопасности изучать магию Огня; она увидела невысокое белое здание с глубоким бассейном и невероятным количеством всяких фонтанов, ручьев и водопадов для изучения магии Воды, а рядом с ним — огромный стеклянный дом, внутри которого росли травы, кусты и даже небольшие деревья. Эта картина больно напомнила девочке о рабочих комнатах ее матери, и она не ошиблась — здесь изучали магию Земли. Правда, трава давно пожелтела и зачахла, а кусты стояли голые и сухие. Эйлин была единственной из живущих магов, владеющей магией Земли, и с тех пор, как она покинула Академию, здание было заброшено.

Но самое большое впечатление на Ориэллу произвел громадный, возвышающийся над всеми остальными постройками, белоснежный купол Погоды. Круглая комната внутри него была так высока, что под потолком, где размещалась сложная система клапанов и вентиляторов, действительно собирались маленькие тучки. То были владения Элизеф, и у Ориэллы не осталось никаких сомнений, что это самая важная область магии, хотя девочка так и не решилась спросить, почему.

Во время экскурсии Элизеф познакомила Ориэллу с остальными магами.

— Вообще-то мы любим уединение, — сказала она. — Большинство из нас заняты своими делами, и мы даже едим в своих покоях, если только не отмечаем какой-нибудь праздник или знаменательное событие. Это будет не скоро, а пока ты можешь по очереди познакомиться со всеми, кроме Верховного Мага, конечно, ибо он слишком занят, чтобы тратить время на девчонок. — И Ориэлла совсем упала духом.

Однако встреча с Финбарром немного подбодрила ее. Они нашли его в архивах

— бесконечном лабиринте пещерок, высеченных в естественной скале под библиотекой. Он сидел за столом в небольшой келье, уставленной стеллажами с древними свитками. Стол был абсолютно пуст, если не считать пера, двух аккуратных стопок бумаги» одной — исписанной, а другой — ждущей своей очереди, и около полудюжины свитков, аккуратно скрученных и перевязанных. При свете ярко сияющего шара, с безупречной неподвижностью висящего у него над головой, Финбарр читал какой-то древний манускрипт.

— Я гляжу, ты по-прежнему убиваешь время над этим пыльным мусором, — презрительно приветствовала его Элизеф, и Ориэлла приготовилась к тому, что маг сейчас так и подскочит на месте: ведь когда они вошли, он был целиком поглощен своим делом. Но тот просто вздохнул и положил свиток на стол, где тот немедленно попытался свернуться в трубочку.

— Стой! — резко скомандовал Финбарр. Свиток вздрогнул и поспешно застыл в должном положении.

Маг повернулся и уставился на посетительниц проницательными голубыми глазами. Он был очень худ, а его гладко выбритое лицо отличалось характерной для Волшебного Народа сухой угловатостью. В длинных каштановых волосах проглядывала седина, но лицо нельзя было назвать ни молодым, ни старым. Финбарр заморгал.

— Привет тебе, о Владычица Грома. Повелительница Бурь, — насмешливо пророкотал он. — Неужели ты прибыла для того, чтобы замести меня метелью ледяного презрения, или же собираешься просто залить меня дождем и испортить мне день? — Он подмигнул Ориэлле, которая с трудом удерживалась от смеха.

— Финбарр, когда-нибудь твои так называемые мозги накличут на тебя беду,

— огрызнулась Элизеф. — От тебя не больше пользы, чем от этих старых, гнилых бумажек!

Финбарр пожал плечами.

— По крайней мере мои свитки — приятное общество, хотя и нельзя назвать его нетребовательным. Как я понимаю, цель твоего абсолютно неожиданного визита в это святилище мудрости и знаний — представить меня этой очаровательной молодой особе. — Он ласково улыбнулся Ориэлле.

— Поосторожнее, Финбарр, — нахмурилась Элизеф. — Эта девчонка — отродье преступника Джеранта.

Ориэлла протестующе вскрикнула и сжала кулаки. Быстрым движением Финбарр отодвинул стул и присел перед девочкой на корточки, так что его голубые глаза оказались на одном уровне с глазами Ориэллы. Маг осторожно приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.

— Дитя мое, в этих почтенных стенах тебе доведется услышать еще немало подобной чепухи, — мягко сказал он. — Не верь ей. Единственной виной Джеранта была его гордыня, но то же самое можно сказать и о тех, кто будет чернить его имя. — Финбарр бросил суровый взгляд на Элизеф. — Я не говорю, что он поступил хорошо, но такое же несчастье могло случиться с каждым из нас. Не обращай внимания на то, что станут говорить люди, просто приготовься учиться на его ошибках — да и на наших тоже, ибо случай с Джерантом далеко не единственный. История полна подобных примеров — взять, скажем. Катастрофу, когда древний Волшебный Народ воевал между собой. Они едва не разрушили мир теми четырьмя Древними Талисманами и…

— Ради всего святого, Финбарр, избавь нас от лекции! Ориэллу покоробила такая бесцеремонность, но Финбарр отнюдь не казался удивленным и продолжал так, словно вспышка дурного настроения волшебницы не имела никакого значения.

— Надеюсь, маленькая госпожа, ты не позволишь Элизеф приучить тебя презирать знания, которые так важны для всех нас. Если мы будем изучать историю, то научимся не повторять прошлых ошибок. Я знаю, что пока за твое образование отвечает Элизеф, но когда тебе позволят, приходи ко мне, и мы поговорим. Я могу научить тебя многому помимо магии. Ты всегда можешь найти меня здесь, и я с удовольствием отвечу на твои вопросы. Я всегда рад приятной компании. А теперь, кажется, я не припомню, чтобы Элизеф упоминала твое имя.

— Ориэлла, — девочке даже удалось улыбнуться.

— А мое ты уже знаешь — Финбарр. Я возлюбленный супруг Мериэль. Надеюсь, что со временем мы будем видеться чаще, а пока позволь дать тебе совет: занимайся прилежно, избегай неприятностей и не позволяй Госпоже Надзирательнице стереть тебя в порошок.

— Нам пора идти, Ориэлла, — холодно перебила Элизеф. Финбарр усмехнулся.

— Понимаешь, что я имею в виду? Нам лучше послушаться, иначе мы очутимся по уши в снегу!

— Проклятие, Финбарр! — взорвалась волшебница. — Не смей разыгрывать остряка за мой счет!

— Извини, Элизеф, — однако девочке архивариус вовсе не показался сконфуженным. — До свидания, Ориэлла.

Знакомство с другими представителями Волшебного Народа было куда менее приятным. Близнецы обращались с девочкой с унизительным презрением, и в их обществе Ориэлла чувствовала себя весьма неуютно. В этих людях было что-то странное, чего она не смогла бы выразить словами. Оба они были молодыми, оба безбородыми и светловолосыми, но Деворшан обладал на удивление крепкой и плотной для Волшебного Народа фигурой, а его коротко остриженные волосы имели едва уловимый рыжеватый оттенок. У него были бесцветные глаза и бледные ресницы, и Ориэлла обнаружила, что встретиться с ним взглядом практически невозможно, так как эти бесцветные глаза неизменно смотрели куда-то в сторону. А хуже всего было то, что он, кажется, отлично знал об этой своей особенности и, как она подозревала, успешно пользовался ею, чтобы выводить людей из равновесия.

Брат Деворшана, Д'Арван был крайне непохож на него — настолько непохож, что казалось невероятным, как эти люди могут быть братьями, а тем более — близнецами. Его льняные волосы свободно падали на плечи, а фигура была такой резко очерченной и хрупкой, что казалась воздушной. У него было прекрасное, хотя и немного женственное, лицо, глубокие серые глаза и густые длинные ресницы — мечта любой девушки.

Д'Арван все время прятался за спиной брата и молчал, предоставляя Деворшану вести беседу. Будь Ориэлла постарше и увереннее в себе, она бы поняла, что маг просто болезненно застенчив, но сейчас он казался ей холодным и надменным.

— А чем они занимаются? — робко спросила Ориэлла, когда они наконец покинули покои близнецов. Волшебница пожала плечами.

— Кто его знает! Их отцом был прославленный маг Воды Бавордан, а матерью

— Адрина, маг Земли, поэтому Миафан уверен, что они должны обладать даром, но я чем бы этот дар ни заключался, он до сих пор еще не проявился. Они близнецы, и, видимо, сознания их так тесно связаны, что сила не может освободиться. Правда, Деворшан проявляет некоторый интерес, к магии Воды, но, кажется, больше интересуется не магическими, а физическими методами. У него голова забита всякими трубками, насосами, акведуками и так далее. Мы постоянно твердим ему, что все это хорошо для смертных, а в нашем распоряжении есть другие методы, но он по-прежнему носится с этой чепухой. Что касается Д'Арвана, то он и плюнуть не может без помощи брата. Я говорила Верховному, что возиться с этим красавчиком — пустая трата времени, но Миафан настаивает, чтобы мы продолжали заниматься и с ним.

Однако о последнем из магов, Браггаре, Элизеф была очень высокого мнения. Как и Джерант, он занимался магией Огня, и Ориэлле не терпелось с ним познакомиться. Однако при первой же встрече ее энтузиазм испарился. Браггар оказался высохшим и абсолютно лысым человечком, а его темные глаза, лишенные всякой теплоты и выразительности, придавали ему сходство с рептилией. Аура Браггара производила такое же гнетущее впечатление, как и его пурпурные одежды. Даже несмотря на свою молодость и неопытность, Ориэлла почувствовала всю жестокость этой натуры. Браггар окинул девочку таким взглядом, словно она была редкой разновидностью какого-нибудь насекомого, а снизойдя до беседы, разговаривал с ней насмешливым и покровительственным тоном. Поежившись, Ориэлла решила про себя держаться от него подальше. Она знала, что унаследовала от отца талант к магии Огня, и перспектива изучать эту премудрость под руководством Браггара пугала ее.

Следующие месяцы слились для Ориэллы в один непрерывный кошмар. Она была полностью отдана под начало Элизеф, и та ревностно взялась за ее воспитание. До сих пор Ориэлла пользовалась своими способностями чисто инстинктивно, а теперь ей пришлось учиться повелевать непокорным даром, чтобы превратить его в управляемую силу, составляющую истинный секрет Волшебства. А этого, говорила Элизеф, можно добиться только путем бесконечных упражнений и тренировок, от которых, как казалось Ориэлле, нет совершенно никакого прока.

Элизеф испытала девочку в магии Огня с помощью пламени свечи, которое та должна была зажечь, погасить, сделать сильнее или слабее, но Ориэлла даже не знала, с чего начать; неудивительно, что и в мысленном общении она тоже потерпела неудачу — ведь между ними с Элизеф не существовало и намека на симпатию. Правда, Ориэлла не знала, что такое умение считается редкостью у Волшебного Народа. Девочке удалось добиться кое-каких успехов в левитации и магии Земли, но оказалось, что ей совершенно недоступна магия Воды, а магию Воздуха, которая для Элизеф, как для мага Погоды, была специальностью, ее наставница, принимая во внимание отнюдь не блистательные успехи девочки, решила пропустить как слишком сложную.

Немного помогали упражнения Форрала, но скоро Ориэлла почувствовала, что концентрация воли сильно отличается от концентрации сознания. Всякий раз какая-нибудь мелочь обязательно отвлекала ее внимание, и она либо полностью теряла собранную силу, либо та с самыми разрушительными последствиями вырывалась из-под контроля, а Элизеф с чудовищной изобретательностью придумывала новые и новые жестокие и унизительные наказания, так что вскоре Ориэлла стала попросту бояться пробовать что-нибудь из боязни потерпеть неудачу. Впрочем, с такой нетерпеливой наставницей это лишь ухудшило ее положение. У Ориэллы не было ни одной свободной минутки: даже по вечерам Элизеф заставляла ее учить наизусть Кодекс магов и регулярно спрашивала по нему.

Никогда в жизни Ориэлла не чувствовала себя такой униженной и одинокой. Было бы гораздо легче, имей она возможность иногда послать весточку маме или поговорить с Финбарром или Мериэль, но Элизеф превратила девочку в настоящую узницу: весь день она заставляла ее работать не покладая рук, а по вечерам запирала в комнате. Ориэлла потеряла аппетит и сон.

Ночи напролет она лежала без сна, ворочалась и металась, и с каждым утром лицо, глядящее на нее из зеркала, становилось все более бледным и осунувшимся. Ориэлла была на грани истерики и плакала по малейшему поводу. Недели складывались в месяцы, наступала новая весна, а девочка все больше и больше убеждалась, что ей никогда не стать настоящим магом. Вскоре отчаяние взяло верх над боязнью города и окружающего мира, и девочка почувствовала непреодолимую потребность бежать.

И вот, как-то раз, после особенно утомительного дня, Элизеф, отослав ее в комнату, забыла запереть дверь. Затаив дыхание, Ориэлла молилась, чтобы волшебница не вернулась исправить свою оплошность. Наконец наступила глубокая ночь. Каждую секунду ожидая окрика, девочка завернула одежду в одеяло и, стараясь не шуметь, выбралась из башни.

Весенний воздух был чист и нежен, полная луна ярко освещала пустынный дворик. Мысль попробовать выскользнуть через главные ворота Ориэлла отбросила сразу: во-первых, они охранялись, а во-вторых, оттуда можно было попасть только на открытую дорогу, ведущую к перешейку. Осторожно перебегая из тени в тень, она искала другой выход и постепенно теряла надежду. Но ведь должен, должен быть другой путь на волю! Однако она только сделала полный круг и снова очутилась у Башни магов. Ориэлла готова была сесть на землю и зарыдать, но такой случай вряд ли представится еще раз, она обязана использовать его! Стиснув зубы, Ориэлла пробормотала излюбленное проклятие Форрала.

— Черта с два! — прошептала она. — Все равно я выберусь отсюда!

В поисках подходящего места, чтобы перелезть через стену, Ориэлла оказалась в углу, где наружная стена соединялась с башней, и неожиданно обнаружила перед собой маленькую деревянную дверцу, глубоко утопленную в кладке. Закусив губу, она ухватилась за большое железное кольцо, по-видимому, служившее ручкой, и решительно потянула.

Дверь отворилась; Ориэлла проскользнула в щель, и сердце ее упало: перед ней лежал не путь к свободе, а просто огороженный сад.

Укрывшись в кустах, растущих вдоль стены, Ориэлла внимательно осмотрелась. Сад был прекрасно ухожен, газоны ровно подстрижены, повсюду виднелись изумительные фонтанчики с подсветкой и аккуратные клумбы с весенними цветами, тускло поблескивавшими в темноте. Теплый ветерок доносил до Ориэллы их дразнящий аромат, и первые бабочки уже порхали над клумбами, словно сами цветы вдруг обрели крылья и пытались взлететь. Не считая беседки в центре сада, только густой кустарник да увитые плющом стены могли служить подходящим укрытием для беглеца. Внезапно Ориэлла обнаружила, что одна из стен, самая дальняя, ей всего лишь по пояс. Она может выбраться наружу! На мгновение Ориэлла воспарила духом, но тут же вернулась на землю: эта стена опоясывала край скалистого утеса, отвесно, словно корма корабля, уходящего вниз, к реке. Девочка упрямо вздернула подбородок, прогоняя отчаяние. «Что ж, придется попробовать спуститься, вот и все, — решила она. — Может, это не так уж и трудно! В конце концов, лучше умереть, чем провести здесь еще хоть одну ночь!»

Ориэлла неслышно скользила вдаль стены, стараясь держаться в тени, и тут увидела старика. До этого он, вероятно, был скрыт беседкой, а теперь его фигура отчетливо вырисовывалась в лунном свете. С тяпкой в руке старик склонился над клумбой. Ориэлла поспешно попятилась назад и, как назло, угодила в розовый куст. Шипы больно кололись, цеплялись за волосы и одежду, но девочка боялась пошевелиться, несмотря на то что старик, казалось, был полностью поглощен своим занятием и ничего вокруг не замечал.

С бешено колотящимся сердцем Ориэлла ждала и молилась, чтобы старый дурак поскорее убрался отсюда. Не собирается же он работать всю ночь! Но тут старик, не поднимая головы, сказал:

— Разве тебе там удобно?

Едва не взвыв от боли, Ориэлла, как испуганная лань, отпрянула еще глубже в кусты.

— По-моему, ты с тем же успехом могла бы выйти оттуда, — хриплый старческий голос никак нельзя было назвать сердитым. — Личный сад Верховного Мага — неподходящее место для беглянки, моя дорогая. Говорят, даже цветы шепчут ему свои тайны!

Оставляя на шипах клочки одежды, Ориэлла стрелой вылетела из кустов. Старик улыбнулся:

— Ну вот, так-то лучше. Давненько в этом саду не бывало такой прелестной девочки. — Он достал из кармана перепачканной рубахи небольшую фляжку с вином, аккуратно завернутую в чистую белую тряпицу. — Я как раз собирался перекусить. Хочешь хлеба с сыром?

Нет, дед явно не в своем уме! Ориэлла бочком начала отходить к низкой стене.

— Нет, спасибо, — промямлила она. — Боюсь, у меня мало времени.

— Чепуха! Я всегда говорил, что бежать лучше на сытый желудок.

— Откуда ты знаешь?! — непроизвольно воскликнула девочка и тут же прикусила язычок, но было уже поздно.

— Ну, это же очевидно! Кстати, я бы на твоем месте не стал спускаться по утесу. Одолеть его еще никому не удавалось, и, боюсь, у подножия от тебя останется только кучка костей.

Сраженная наповал, Ориэлла молча уставилась на него. По щеке ее скатилась одинокая слеза.

— Иди-ка сюда, — сердечно сказал старик. — Перекуси и расскажи мне обо всем. Может быть, я смогу тебе помочь.

Ориэлла никогда еще не пила вина, и после нескольких глотков у нее развязался язык. Скоро она уже выложила старику всю историю своей жизни, включая те обиды и унижения, которые свалились на нее в Академии. Ее собеседник слушал серьезно, задавал сочувственные вопросы и даже предложил свой платок, когда слезы снова покатились у нее из глаз. Наконец Ориэлла закончила, и тогда старик встал и протянул ей руку:

— Идем со мной, — мягко пригласил он. — Пришло время все уладить.

Девочка послушно пошла за ним через сад в потайную дверцу, и лишь когда они оказались перед Башней магов, она опомнилась и остановилась. Неизвестно, что там задумал этот старый дурак, но он определенно не в себе.

— Нет-нет! — испуганно воскликнула она. — Там Элизеф — и.., и Верховный!

— Ориэлла пыталась вырваться, но старик крепко держал ее за руку, а его темные глаза горели, проникая, казалось, в самую душу девочки.

— Дитя мое, неужели ты не догадалась? Да ведь я и есть Верховный Маг!

Ориэлла едва не потеряла сознание. Она осмелилась пожаловаться на Академию самому Миафану! Она вторглась в его личный сад, и он поймал ее на попытке к бегству! У Ориэллы отнялся язык: ее так трясло, что она с трудом удерживалась на ногах.

Миафан положил руку ей на плечо:

— Не бойся, малышка, — успокаивающе произнес он. — Если я кого-нибудь и оттаскаю за уши, то уж точно не тебя! — Ориэлла отпрянула, ибо в голосе его неожиданно зазвучал металл. Верховный Маг со вздохом посмотрел на нее. — Ну идем же, девочка! Я не стану превращать тебя в жабу — зато превращу в первоклассную волшебницу! — И он улыбнулся такой доброй и обезоруживающей улыбкой, что все страхи Ориэллы растаяли, как весенний снег под горячими лучами солнца.

Когда они оказались в его покоях, Миафан вызвал сонного слугу и отправил его за вторым, куда более обильным, ужином. Верховный Маг усадил Ориэллу в мягкое кресло поближе к огню, а сам отправился сменить залатанную одежду садовника на безупречное алое одеяние, которое носил в своих апартаментах. В ожидании ужина Ориэлла оглядывалась вокруг, завороженная роскошной мебелью, пушистым ковром и златоткаными гобеленами, украшавшими стены. В ее представлении так жили короли. Эта комната, казалось, была за много-много миль от ее убогой каморки на нижнем этаже.

Ужин прибыл с поразительной быстротой, учитывая то, что поварам пришлось покинуть свои постели, чтобы приготовить его. Ориэлла изумленно уставилась на соблазнительный поднос — слишком много для двоих! — и забеспокоилась, не придется ли ей одной съесть все это. А сами блюда! У Эйлин вечно не хватало времени на готовку, так что ее еда была вкусной, но простой, а Элизеф — так та вообще полагала, что девочка может жить исключительно на хлебе и молоке. А здесь! Мясо, которое нельзя было узнать под всякими ароматными соусами, овощи и фрукты, приготовленные самыми диковинными способами! Ориэлла почувствовала явное замешательство, ибо не имела ни малейшего представления, как следует обходиться с некоторыми особенно экзотическими яствами. Можно ли брать их руками, или это будет считаться грубейшим нарушением этикета? Однако Миафан заметил ее затруднительное положение и настоял на том, что сам будет прислуживать ей, попутно объясняя девочке всякие сложности, как только замечал, что она начинает колебаться. Ободренная его добротой и вином, от которого у нее уже кружилась голова, Ориэлла расслабилась и решила отбросить сомнения и насладиться ужином.

Когда они поели, Миафан неожиданно заявил, что все случившееся с Ориэллой было лишь досадным недоразумением, и отныне он лично будет руководить ее занятиями.

Девочка похолодела:

— Но.., но Элизеф говорит, что от меня мало толку… — покраснев, призналась она. Миафан поднял брови:

— Что? От дочки Джеранта и Эйлин мало толку? Никогда не поверю! — Небрежным жестом он погасил единственную свечу в серебряном подсвечнике, стоявшем в центре стола, и теперь комнату освещало только трескучее пламя камина.

— Ориэлла, зажги, пожалуйста, эту свечу — я не вижу стола. В панике девочка растеряла все мысли, и чем сильнее она пыталась сосредоточиться, тем хуже у нее это получалось. Что же он сделает с ней, если ничего не выйдет? Внезапно сильная рука Миафана стиснула ее ладонь, и ласковый голос моментально ликвидировал весь хаос в ее сознании.

— Не волнуйся, дитя. Думай о пламени. Представь его. Сначала это лишь горящая точка, цепляющаяся за фитиль. Потом воск постепенно начинает плавиться и испаряться — ты чувствуешь его запах — крошечный огонек расцветает и растет…

Ориэлла не верила своим глазам: это и в самом деле происходило! Вот возникла мерцающая точка, потом маленький огонек ожил и увеличился, и мягкий круг света начал подбираться к темным углам комнаты.

— Я сделала это! — победно воскликнула Ориэлла, и, словно отвечая на ее восторг, ревущий столб пламени взметнулся над свечой и лизнул потолок.

— Ой! — Ориэлла машинально погасила огонь, словно это был огненный шарик, и в ужасе прижала руки ко рту:

— Простите меня…

Миафан запрокинул голову и разразился рокочущим хохотом:

— Ну что ж, — задыхаясь, проговорил он, — я сам просил тебя об этом, и теперь вижу, что в будущем мне придется быть поаккуратнее в своих просьбах!

Ориэлла была совсем сбита с толку:

— Ты не сердишься? Но ведь я только что испортила тебе потолок!

— Забудь о потолке, моя дорогая! Слуги в два счета его починят. Гораздо важнее было доказать, что в твоем распоряжении — сильный дар, и ты успешно с этим справилась. Теперь нам остается лишь научить тебя призывать его — кстати, у тебя это прекрасно получилось, когда я объяснил тебе, что нужно делать, — и контролировать. Понимаешь ли, сейчас ты не успела разорвать свою связь с пламенем, и оно просто ответило на твой эмоциональный всплеск, но со временем ты будешь делать это автоматически.

— Покажи мне, как! — нетерпеливо попросила Ориэлла. Миафан улыбнулся:

— А ты не устала? Уже очень поздно.

— Устала? Ни капельки! Это же так… — конец фразы потонул в широком зевке.

Миафан протянул ей руку:

— Идем, — сказал он. — Сегодня ты переночуешь на моей кровати, а утром я распоряжусь о твоем переезде. Этажом ниже есть несколько свободных комнат — по сути дела, они принадлежали твоему отцу, и думаю, отлично тебе подойдут. Раз мы отныне работаем вместе, я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Ну, что скажешь?

— О, спасибо, спасибо! — От избытка чувств Ориэлла обняла Миафана и прижалась к нему. На секунду она испугалась, что зашла чересчур далеко, но тут же заметила, что его суровое старческое лицо сияет. С этой минуты Ориэлла полюбила Верховного Мага. Счастливая и спокойная, она уснула на его огромной мягкой кровати, и на этот раз ее последние сонные мысли занимал не Форрал, а Миафан.

Верховный Маг задумчиво смотрел на спящую девочку, когда его отвлек нетерпеливый стук.

Вздохнув, Миафан вышел из спальни, осторожно прикрыв за собой дверь. Как он и думал, это оказалась Элизеф.

— Неужели нельзя было подождать до утра? — сердито спросил Миафан.

Элизеф подошла к камину и протянула руки к огню.

— Я не могу уснуть. Мне не терпится узнать, как все прошло.

— Ну что ж, ты весьма успешно сыграла свою роль. Бедная девочка была так перепугана, что едва соображала. Но какова ее сила, Элизеф! Это просто невероятно для такой малышки!

— И что ты собираешься делать теперь? — Голос волшебницы стал резким. — Раз ты решил сам заняться ею, стало быть, готовишь себе преемницу?

Миафан фыркнул.

— Так вот какова настоящая причина твоего визита! Мне следовало бы догадаться с самого начала. Не тревожься, моя бесценная. Я не собираюсь пока назначать преемника. По сути дела, я вообще не собираюсь его назначать.

— Что? Но ведь предельный срок на этом посту — двести лет. Так было всегда.

— Традиционно — да. Но традиции — вещь изменчивая. Мне нравится быть Верховным Магом, и кроме того, кто мог бы меня заменить? Ваши с Брагтаром амбиции…

— Браггар?! — вскричала Элизеф. Миафан рассмеялся.

— Как ты наивна! Неужели ты воображаешь, что он купится на твои прелести! Со мной это не прошло, так с чего ты взяла, что получится с ним? Конечно, забавно наблюдать ваши взаимные интрижки, но все-таки в этой игре я далеко впереди вас обоих, и тебе лучше оставаться на моей стороне, милочка. Когда-нибудь я завладею миром, и для соратников у меня найдутся и власть, и богатство. — Миафан помрачнел. — Но не вздумай вставать на моем пути, Элизеф. Я один в десять раз сильнее тебя, а теперь тебе придется иметь дело еще и с Ориэллой. Ты своими руками соорудила себе прекрасную ловушку. Ориэлла давно уже ненавидит тебя — а теперь, когда наш план удался, она безраздельно предана мне!

Глава 5. ГОЛОС ВО ТЬМЕ

Так вот как ты это делаешь! — Пальцы Ориэллы пробежали по полкам со свитками, и магическое поле — сияющая аура голубого Волшебного света — заискрилась под их прикосновениями. Поглядев на ее вдохновенное лицо, Финбарр, уже в который раз, поразился тому, как изменилась юная волшебница за последние шесть лет. От прежней угловатой девчонки осталась только темно-рыжая непокорная грива, а в остальном Ориэлла превратилась в стройную молодую женщину. Лицо ее повзрослело, и теперь она действительно стала похожа на отца. Правда, из-за этого носа никто не решился бы назвать ее даже хорошенькой, но все же в девушке была какая-то своеобразная суровая красота, а ее манеры разительно отличались от поведения того затюканного нервного ребенка, которым она когда-то была.

Теперь Ориэлла была счастлива, уверенна и блистательна, ее силы росли день ото дня, а жажда знаний казалась неутолимой. Миафан хорошо поработал с ней — пожалуй, даже слишком хорошо, иногда думал Финбарр.

— Финбарр, ты меня слушаешь?

— Что? Да, конечно… Так о чем ты говорила? Ориэлла издала долгий, усталый стон и улыбнулась.

— Я спросила тебя, правда ли, что заклинание сохранения, которое ты используешь для старых документов, каким-то образом действительно останавливает время.

Финбарр был ошарашен.

— Ну да, наверное, останавливает. По правде говоря, я никогда над этим не задумывался, но такое объяснение имеет смысл. Я нашел это заклинание в свитке, написанном Баротасом — помнишь, тот древний историк, одержимый доказательством существования исчезнувшего Драконьего Народа? — и он говорит, что в нескольких более ранних ссылках — теперь, увы, для нас потерянных навсегда — упоминается их способность управлять временем и некоторыми другими измерениями. По сути дела, когда твой отец предпринял свою трагическую попытку переместиться из мира в мир, он использовал его записи, но конечно, если хочешь управлять пространством как противоположностью времени, надо…

— Мне кажется, Финбарр, из этого можно сделать интересные выводы. Неужели ты никогда не задумывался об этом?

— Какие выводы? — вырванный из привычного царства научных рассуждений, архивариус ощутил первые уколы тревоги. Ориэлла нахмурилась.

— Ну, точно не знаю, но уверена, что кое-что можно придумать. — В голосе ее послышались вкрадчивые нотки. — Финбарр, ты научишь меня этому заклинанию?

Маг бросил на девушку суровый взгляд. Ее лицо было воплощением самой невинности, но его не так-то просто было обмануть — Финбарр слишком хорошо знал Ориэллу.

— Если ты имеешь в виду, что я покажу тебе свиток, то ответ безусловно будет отрицательным. После трагедии с Джерантом я запер его в безопасном месте, и там он и останется. Утешайся тем, что не тебе одной недоступно это знание — я давным-давно решил, что волшебство Драконьего Народа слишком опасно, чтобы наши маги играли с ним. Честно говоря, я глубоко сожалею, что не сжег свиток сразу же, как только его нашел — но, видишь ли, даже зная, какое несчастье он может причинить, я не могу заставить себя уничтожить часть нашей истории. Никто, кроме нас с тобой, и еще, возможно, твоей матери не знает о его существовании — и, Ориэлла, я полагаюсь на твою честь и надеюсь, что ты не расскажешь о нем ни единой живой душе, даже Миафану. — Он взял ее руки в свои. — Обещаешь?

— Конечно, обещаю, — заверила его Ориэлла. — При условии, что ты научишь меня этому заклинанию. Архивариус заколебался.

— Договорись-ка сначала с Миафаном, — наконец сказал он. — Он отвечает за твое обучение, а у тебя и так слишком насыщенное расписание.

— Насчет этого не беспокойся, — сказала Ориэлла. — Я найду время. По сути дела, если ты научишь меня этому заклинанию, то времени у меня будет хоть отбавляй. — И она лукаво подмигнула архивариусу.

Когда Финбарр уяснил, что она имеет в виду, он похолодел.

— Ориэлла! Не смей даже думать о том, чтобы играть со временем! Ты не представляешь себе, как это может быть опасно! Одни боги знают, что ты можешь натворить!

Ориэлла похлопала его по руке.

— Не волнуйся, Финбарр, я пошутила, — но глаза ее при этом оставались задумчивыми.

— Послушай, — начал Финбарр, надеясь сменить тему. — Мы с Мериэль приглашаем тебя сегодня вечером на ужин. Она все жалуется, что давно тебя не видела.

Девушка погрустнела.

— О нет, сегодня я не могу. Мне надо заняться этими книгами по магии Погоды, которые ты мне дал. Миафан подсказал мне кое-что, но это стихия Элизеф, и раз ей так не хочется меня учить, приходится подбирать крохи знания, где придется. Если б я только могла попрактиковаться в куполе! Но у нее вечно наготове какая-нибудь отговорка. Как это обидно! — Ориэлла обрушила на стол кулачок. Финбарр моргнул.

— Я и не знал, что ты интересуешься магией Погоды, — сказал он.

— Ну, надо же хоть чем-то занять время с тех пор, как закончилось мое обучение с Браггаром. Архивариус нахмурился.

— Да, я слышал об атом. Дорогое мое дитя, а тебе не кажется, что ссориться с Браггаром — глупо?

— Ты имеешь в виду свои собственные ссоры? — нахмурилась Ориэлла. — Браггар — осел! Он считает себя докой, а сам при этом едва знает азы магии. Я научилась от него всему, чему можно было научиться, а если ему не нравится, когда я об этом говорю, так это его проблемы!

— Насколько я слышал, ты была с ним крайне нетактична, — с упреком сказал Финбарр, — и мой тебе совет — извинись. Браггар — очень опасный враг.

Ориэлла пожала плечами.

— У меня нет времени успокаивать всяких Браггаров. Переживет. Финбарр, пожалуйста, научи меня этому заклинанию.

— А тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? У тебя нет ни секунды свободной, ты все время занята, не успеваешь поесть, забываешь о сне — я видел, как в твоих комнатах всю ночь горит свет. Тебе не кажется, что люди должны немножко и отдыхать? Или даже спать время от времени? Скажи ради всего святого?

— Это ерунда! — лицо Ориэллы стало серьезным. — Финбарр, я хочу, чтобы Миафан гордился мной. Он заменил мне отца, которого я никогда не знала, и единственное, чем я могу отплатить ему — это стать лучшей волшебницей, когда-либо жившей на земле, — и я этого добьюсь!

На лице ее появилось то упрямое выражение, которое Финбарр, не говоря уж о всей Академии, начиная со слуг и кончая самим Миафаном, знал слишком хорошо. Архивариус вздохнул. Да, Мериэль беспокоится не напрасно. Целиком погрузившись в свою работу, забывая есть и спать, Ориэлла слишком напрягает внутренние силы, питающие ее волшебный дар. Уже появились первые признаки опасности: лицо девушки стало бледным и изнуренным, кожа словно светилась изнутри, а в глубоко запавших зеленых глазах появился нездоровый блеск.

Прошлым летом Ориэлла ездила навестить мать, и, сопровождая ее, Финбарр надеялся, что с помощью Эйлин удастся уговорить девушку хотя бы отчасти сбавить нагрузки, но фея, сама привыкшая неустанно трудиться, только отмахнулась от его советов. Эйлин за последнее время тоже сильно сдала: бремя, которое она добровольно на себя взвалила, было слишком тяжело. Увидев ее постаревшее лицо, Финбарр встревожился и, понимая, что она тоскует по дочери больше, чем готова признаться, начал умолять Эйлин вернуться в Академию, но та не задумываясь отказалась. «Что мать, что дочь, — подумал Финбарр. — Теперь понятно, откуда в Ориэлле это ее невозможное упрямство!»

Тем не менее он решил предпринять последнюю попытку воззвать к здравому смыслу юной волшебницы.

— Послушай, Ориэлла, тебе необходимо заботиться о себе. Мериэль боится, что ты попросту можешь сжечь себя. С магом, который, как ты, постоянно перенапрягается, могут произойти страшные вещи. Миафан гордится твоими достижениями, но вряд ли он захочет, чтобы ты потеряла свои силы — и рассудок — из-за излишнего усердия. У меня, кстати, есть свидетельства о таких случаях, если хочешь — взгляни.

Ориэлла задумалась.

— Мериэль действительно так встревожена?

— Действительно. Если бы ты хотя бы поговорила с ней…

— Конечно, поговорю! — воскликнула Ориэлла. — Слушай, пожалуй, я все-таки заскочу к вам сегодня. Уверена, мне удастся ее успокоить. А пока я заберу эти книги и немного поработаю. — Она сгребла со стола тяжелые фолианты и выскользнула из комнаты, как всегда забыв попрощаться. Финбарр вздохнул. Ну что ж, по крайней мере он сделал все, что мог. Может, Мериэль удастся вбить в эту упрямую голову хоть немного здравого смысла.

Жара раскаленным молотом обрушилась на Ориэллу, когда она выбралась из прохладной библиотеки на пыльный, залитый солнцем двор. Здесь, на севере, погода редко баловала теплом, но в этом году жара стояла уже месяц и не собиралась спадать. Поначалу крестьяне обрадовались, но теперь, когда все сено было убрано, а высохшая кукуруза осыпалась на корню, посылали небесам проклятия. Река превратилась в грязноватый вонючий ручеек, и впервые на памяти жителей города в Нексисе пришлось ограничить потребление воды. Сперва смертные с надеждой поглядывали на Волшебный Народ, но по мере того, как засуха продолжалась, начали расти слухи о беспорядках.

Ориэлла не придавала этому никакого значения. Она была поглощена работой и беспечно полагалась на Миафана, который мог справиться с любой задачей. Девушка не имела ни малейшего представления о том, каково приходится обычным жителям, так как Академия использовала собственные глубокие подземные источники, и Волшебный Народ не испытывал недостатка в воде. Сама Ориэлла редко покидала мыс и даже не подозревала, что маги давно уже стараются не появляться в городе в одиночку. Задыхаясь от жары, она решила воспользоваться своими привилегиями и позаниматься в личном саду Миафана, но когда девушка торопливо подбежала к маленькой двери, то услышала за стеной резкий голос Элизеф:

— Миафан, я сделала все, что могла. Я же не могу вызвать дождь из ничего, а ближайшие тучи — за сотни миль! Конечно, я привела их в движение, но им потребуется еще несколько дней, чтобы добраться сюда, а я и так уже изнемогаю от усилии. Эти подонки должны ползать передо мной на коленях! По правде говоря, если бы не ты, я вообще не стала бы беспокоиться. Кого волнует эта дурацкая засуха? У нас и так все в порядке.

— Элизеф, я же объяснил, в чем дело, — голос Миафана звучал устало и раздраженно. — Ты знаешь, обстановка накаляется. Воды и так уже не хватает, а Мериэль говорит, что если уровень реки еще упадет, то возникнет серьезная угроза эпидемии. Уже было несколько отдельных вспышек, и горожане обвиняют в этом Волшебный Народ. Если на нас свалится еще и эпидемия, город вспыхнет в одно мгновение, а я не готов иметь дело с разъяренной толпой. Вчера вечером ко мне приходил Риох, на этот раз он твердо решил уйти в отставку. Он, дескать, слишком стар, чтобы справиться с беспорядками. И этот Ваннор! Я подозреваю, что он сам втихаря подстрекает народ. Купец и раньше-то был не сахар, но с тех пор, как в прошлом году у него умерла жена, он противоречит мне в Совете по малейшему поводу. Мериэль не спасла его обожаемую супругу, и теперь он ненавидит Волшебный Народ. — Миафан вздохнул. — Было бы легче, если бы удалось найти подходящего преемника Риоху, однако гарнизон сейчас не питает особых симпатий к нашему роду. Элизеф, если в ближайшее время тебе не удастся вызвать хоть какой-нибудь дождь, я боюсь даже думать о последствиях.

— Я делаю все, что в моих силах, — огрызнулась Элизеф. — И если бы ты не надоедал мне со своими делами, у меня было бы больше времени…

Нахмурившись, Ориэлла поспешила уйти. Бедный Миафан! Возможно, если ей удастся достичь некоторых успехов в магии Погоды, она сможет ему помочь. Девушка перекинула тяжелые книги на другую руку и решительно направилась к себе. В башне стояла страшная духота, и Ориэлла с ужасом подумала, что сейчас придется тащиться вверх по бесконечной винтовой лестнице. Когда она наконец добралась до своей двери, у нее уже подкашивались ноги и кружилась голова. Заметив слугу, спускавшегося из комнат Миафана, Ориэлла вспомнила предупреждение Финбарра и остановила его. Она не ела с самого утра, но когда собралась по» требовать обед, то заколебалась: было чересчур жарко, чтобы есть. «Пообедаю попозже», — решила она. Попросив слугу принести ей холодного питья, девушка вошла в комнату и со вздохом облегчения бухнула книги на стол.

Кабинет напоминал духовку. Зеленые с золотом шторы безвольно висели на открытом окне, и легкие пылинки танцевали в широком столбе солнечного света, падающего на толстый, обманчиво зеленый ковер. Ориэлла потянулась к графину с водой, но при виде его позеленевшего и мутноватого содержимого поморщилась и решила дождаться слуги. «Если б у меня был собственный слуга, мне бы не пришлось дожидаться целую вечность!» Ориэлла подтянула стул и уселась за стол, решив, что пока может и позаниматься.

У того, кто писал этот древний фолиант, почерк был ужасный, и скоро у нее разболелись глаза от бесконечных попыток расшифровать эти каракули. Строчки, казалось, плывут по странице, залитой ослепительным солнечным светом, струящимся из окна. «Куда же запропастился этот слуга!» — рассерженно подумала Ориэлла и, потерев глаза, вернулась к работе. Хорошо еще, что Финбарр научил ее заклинанию, проясняющему эти древние иероглифы! Девушка сосредоточилась, призывая свою волшебную силу.

В первый момент Ориэлла даже не осознала приближающейся опасности и только очень удивилась, когда строчки, вместо того чтобы проясняться, начали стремительно уменьшаться. Страницы заволокло туманом, и буквы вдруг оказались очень далекими, словно в конце темного туннеля. С запоздалым испугом девушка попыталась отвести взгляд, но тело ее отказалось повиноваться. Вокруг все завертелось, и она провалилась в густую, вязкую темноту…

— Мне очень жаль. Верховный, но больше я ничего не могу сделать. Я предупреждала ее, чем грозит такое напряжение.

Целительница была очень расстроена, и Миафан сдержал свой гнев. «Это я виноват, — подумал он, — не надо было позволять Ориэлле так переутомляться».

— Ты уверена, Мериэль? — спросил он. — Ведь прошло уже три дня…

Мериэль устало опустилась на кровать Ориэллы.

— Физически она в полном порядке и, насколько я могу судить, не утратила своих способностей. Но внутри у нее, видимо, сработал какой-то предохранитель, мешающий ей полностью исчерпать их. Я думаю, Ориэлла воспринимает окружающее, но какая-то невидимая стена отгораживает ее от нас, и мы не можем пробиться сквозь нее.

— И сколько это продлится, по-твоему? Мериэль пожала плечами.

— Кто знает? Но честно говоря, Миафан, если даже ты не можешь достучаться до нее, то дело плохо.

— А если позвать Эйлин? Мериэль покачала головой.

— Сомневаюсь, чтобы она могла помочь. Кроме тебя, у Ориэллы есть единственный близкий человек — это смертный.

— Форрал! Ну конечно! — Миафан стукнул кулаком по ладони. — Мы убьем сразу двух зайцев. Пусть Финбарр немедленно займется его поисками, а я снаряжу гонца. Чем быстрее он будет здесь, тем лучше.

Сияющий кристалл на столе у архивариуса отбрасывал на стену резкие тени. Верховный Маг торчал за спиной Финбарра, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения.

— Ты мне мешаешь, Миафан! — Голос Финбарра был непривычно резок. — Энергии твоей возбужденной ауры хватит, чтобы подавить прием на мили вокруг!

— Да не отвлекайся же ты!

Финбарр поднялся во весь рост, поглядел в глаза Верховному Магу и указал костлявым пальцем на дверь.

— Вон!

Миафан опешил от неожиданности. Он совсем позабыл о той тесной дружбе, которая связывала Ориэллу и архивариуса. Проглотив резкий ответ. Верховный Маг покорно вышел и начал мерить шагами коридор. Через несколько минут дверь приоткрылась, и оттуда показалась голова Финбарра.

— Уйди куда-нибудь подальше, — рявкнула голова. — Когда твой воин найдется, я пошлю за тобой.

Устало вздохнув, Форрал отпихнул от себя очередную пачку документов, но на заваленном бумагами столе уже не было места: крайняя стопка соскользнула на пол, и листы разлетелись по всей комнате.

Форрал выругался. Какого дьявола он согласился принять командование в этой прогнившей дыре на краю света? На южном побережье было спокойно, и войска в фортах изнывали от безделья, если не считать случайных стычек с жестокими и отчаянно независимыми Горными Племенами, которые занимались тем, что разрабатывали месторождения на южных склонах и постоянно грызлись между собой. Форралу как главнокомандующему не оставалось ничего другого, как только бороться с нескончаемым потоком дурацкого бумагомарания, который постепенно сводил его с ума.

В свое время такая служба казалась воину тихой гаванью, но теперь он все больше раскаивался, что когда-то попался на эту удочку. Без Ориэллы жизнь утратила для него всякий смысл, и, после того как Форрал сбежал из Долины, он целый год скитался без цели, перебиваясь случайными заработками. Чаще всего он нанимался охранять караваны или склады; работа тупая, иногда одуряющая, но ему было все равно — лишь бы находилась еда, чтобы набить живот, сухое место, чтобы поспать, да иногда пара лишних монет на вино или на женщин. Кстати, женщины его и доконали. Устав просыпаться по утрам с гудящей головой, рядом с абсолютно безразличной ему шлюхой, воин согласился занять свой нынешний пост в форте, чтобы обрести хоть какую-то цель в жизни. «Тогда это выглядело неплохо», — грустно подумал он и взялся за флягу с вином, но тут же с отвращением отшвырнул ее. От скуки и безделья Форрал в последнее время стал много пить, но это был не выход. Он хмуро уставился на прочные стены серого камня, что стали его тюрьмой. Определенно, пришла пора менять свою жизнь. Форрал рассеянно подобрал флягу, наполнил кубок и начал перебирать варианты. Работа наемника, полная опасностей и лишений, уже не привлекала его, как в юности. Да, нет сомнений — служба в форте сделала его мягкотелым!

Мрачные мысли воина прервал стук в дверь, и молодой солдат как-то неуверенно вошел в комнату. Форрал знал, что его подчиненные с недавних пор старались держаться от него подальше — боялись переменчивого характера старика.

— Ну, что там еще! — рявкнул он. Солдат отдал честь.

— Мой командир, прибыл курьер. Срочная депеша от самого Верховного Мага.

— В голосе юноши звучало благоговение, да и сам Форрал испытывал нечто похожее. Но что могло понадобиться от него Миафану? Почувствовав на себе взгляд молодого солдата, воин напустил на лицо безразличное выражение.

— Впусти его.

Запыленный гонец буквально валился с ног от усталости. Форрал предложил ему пойти в казарму и немного отдохнуть, но тот заколебался.

— Командир, я имею приказ удостовериться, что ты прочтешь депешу немедленно. Верховный Маг сказал, что это очень срочно.

— Ну ладно, парень, тогда присядь, а то еще свалишься! — Форрал налил ему вина, сломал печать на помятом свитке, да так и застыл с выпученными глазами.

Великий Чатак! Ему действительно предлагают командование гарнизоном Нексиса! Но эта-новость меркла перед тем, что содержалось в последних строках письма.

Он нужен Ориэлле!

— Отдохни денек, потом отправишься обратно, — бросил Форрал гонцу. — А я должен ехать немедленно. — И, в спешке опрокинув стул, он рванулся к двери, выкрикивая на ходу имя своего ординарца.

Ориэлла погибала. Загнанная внутрь лабиринта с черными душными стенами, душа ее кружилась в бесконечной мучительной тоске. Иногда девушка слышала голоса Мериэль, Финбарра и даже Миафана, но была не в состоянии ответить. Она потеряла чувство времени и реальности и в твоих кошмарных снах иногда возвращалась в детство. Голоса, возникавшие и исчезавшие в ее сознании, были встревоженными и обеспокоенными, и Ориэлла отчаянно цеплялась за них, боясь окончательно потерять рассудок.

И вдруг из темной глубины к ней воззвал новый голос — новый, но так хорошо знакомый, тот бесконечно дорогой голос, который она уже отчаялась когда-нибудь услышать снова, и он дрожал от волнения;

— Ориэлла! Ориэлла, малышка, это я! Отзовись мне! Это был сон — что же еще это могло быть! — но всей душой Ориэлла отчаянно тянулась к нему. Голос стал строгим.

— Мне сказали, ты совсем забросила фехтование! Как же ты собираешься стать лучшей фехтовальщицей в мире, если целыми днями лежишь в постели?

Ах, да, вот оно что. Она же ранена, а вся эта чепуха об Академии, должно быть, просто лихорадочный бред. Боги, а она уж и впрямь поверила, что все его — правда. Но теперь ее звал Форрал, и значит, все будет хорошо. Ориэлла открыла глаза и заморгала от изумления. Это действительно оказался Форрал, но теперь он выглядел старше. Фигура стала массивнее, а волосы и борода поседели.

— Форрал, — она попыталась сесть.

— О душа моя, — задохнувшись от волнения, Форрал заключил ее в объятия и крепко прижал к груди. У девушки как-то странно защемило сердце. Раньше она так отчетливо не ощущала его прикосновения. За плечом воина виднелись белые стены лазарета и маячили знакомые фигуры Мериэль и Миафана, и рассудок Ориэллы восстал, пытаясь вернуть все на свои места. Она отстранилась и чуткими пальцами коснулась лица воина.

— Форрал? Ты вернулся? Ты действительно вернулся? — Он лишь кивнул, не в силах сказать ни слова. Глаза Ориэллы засияли, и она протянула руки, чтобы заключить его в свои неистовые объятия.

— Ну что ж, я рад видеть счастливый конец, — сухой голос Миафана вернул их с небес на землю, и Ориэлла задумалась, почему он так хмурится.

С недовольным лицом Форрал повернулся к Верховному.

— Если это и счастливый конец, то уж не благодаря тебе, — грубо сказал он. — Как ты мог допустить, чтобы с ней произошло такое?

Лицо Миафана потемнело, и Ориэлла вся сжалась, слишком хорошо зная характер Владыки, но Форрал бесстрашно выдержал его взгляд.

— Но теперь я здесь и, черт возьми, позабочусь о том, чтобы этого больше не повторилось!

— Все зависит от тебя, — холодно ответил Миафан. — К моему предложению ты отнесся без особого восторга, а как же ты сможешь помочь Ориэлле, если будешь вдали от нее?

— А в чем дело? — вмешалась Ориэлла. Форрал вздохнул.

— Верховный Маг только что предложил мне пост командующего гарнизоном.

— Значит, ты остаешься в Нексисе! — Девушка даже не пыталась скрыть ликование. — Это замечательно, Форрал! Если бы ты знал, как мне тебя не хватало!

Воин беспомощно посмотрел на нее и покачал головой. — Хорошо, Миафан, сдаюсь. Я принимаю твое предложение. Но на своих условиях. И прежде чем вступить в должность, я забираю Ориэллу на каникулы — долгие каникулы — за твой счет.

Выходя из ворот Академии, Ориэлла и Форрал даже не подозревали, что из высокого окна Башни магов за ними пристально наблюдают.

— Будь она проклята! — прорычал Браггар. — Ну почему эта заносчивая сука не сдохла? И какого черта Миафан притащил сюда этого треклятого воина? Чем меньше фигур в игре, тем лучше, особенно когда дело касается Ориэллы!

Элизеф рассмеялась звонким серебристым смехом.

— А я, знаешь ли, не слишком обеспокоена, Браггар. — Она накрыла его руку своей прохладной ладонью. — У меня есть предчувствие, что вскоре любимица Миафана сама выйдет из игры.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Браггар. Элизеф снова рассмеялась.

— Вы, мужчины, такие ненаблюдательные. Неужели ты не заметил, как она смотрела на этого неотесанного смертного?

— Что?

— Только не строй из себя праведника, Браггар! У тебя много раз бывали смертные, да и у меня тоже. Правда, у меня хватало ума прятать концы, — промурлыкала Элизеф. — Но Ориэлла этого делать не станет, бьюсь об заклад. А наш дорогой Верховный Маг ни от кого не потерпит неповиновения. У него есть собственные планы. — Волшебница пожала плечами. — Нам стоит Только немного подождать, и фигуры сами придут к нам в руки. И, кстати, о фигурах, я думаю, нам пора обзавестись своей собственной пешкой.

— Что ты имеешь в виду? По-моему, это уже слишком, Элизеф? Ни Мериэль, ни Финбарр никогда…

— Да причем тут они, болван! — в голосе Элизеф послышалось раздражение. — Я говорю о Деворшане. Браггар разразился смехом.

— Дорогая моя, и как же ты предлагаешь расцепить этих близнецов? Если даже это удастся, на что, черт возьми, он может сгодиться? У этой парочки не хватит сил даже свечу зажечь!

— У двоих — да. Но если взять только одного? Я думаю, дело именно в этом, Браггар! Поверь, у них достаточно силы, но их сознания так тесно связаны, что ни один не может ее использовать. А я хочу, чтобы их сила перешла к нам, и для этой цели наиболее приемлем именно Деворшан. Что же касается того, как поссорить его с Д'Арваном… — лукавая улыбочка тронула уголки рта Элизеф. — Я полагаю, он достиг такого возраста, когда.., некоторые вещи.., могли бы оказаться весьма полезными в этом смысле.

Браггар восхищенно обнял ее.

— О боги, ну и коварна же ты! — воскликнул он.

— Это точно, — Элизеф ловко увернулась от его объятий. «Болван, — презрительно подумала она. — Ты и не подозреваешь, как я коварна».

Форрал повел Ориэллу в «Быстроногий Олень», один из самых лучших трактиров Нексиса. Перво-наперво воин строго запретил девушке пользоваться любой магией — даже зажигать свечу, — но Ориэлла, вновь обретя своего бесценного Форрала, больше не тосковала по волшебному искусству. Они заказали самый лучший ужин, который только можно получить в трактире, и воин заговорил о своем нежелании принять пост в гарнизоне.

— Конечно, это огромная честь, — сказал он, — но я не слишком-то о ней пекусь. Я согласился только потому, что это дает мне возможность остаться рядом с тобой. Не выразить словами, малышка, как я скучал без тебя!

Ориэлла наклонилась и взяла его за руку.

— Я тоже скучала по тебе, — нежно сказала она. — Если бы ты знал, сколько слез я пролила. — Тут глаза ее вспыхнули. — Как же ты мог вот так уйти и бросить меня?

Форрал отвел взгляд:

— Прости, душа моя, но я действительно искренне считал, что так будет лучше. Знаешь, из-за этой трагедии я был слегка не в себе… А целительница и твоя мама сказали…

— Мама? Черт, как же я не догадалась! — Ориэлла с трудом сдержала гнев. — Прости. Не будем портить вечер. Так почему же ты не хочешь принять командование гарнизоном?

Форрал улыбнулся.

— Как ты выросла! Все эти годы я думал о ребенке, а теперь вижу женщину. Мне еще надо к этому привыкнуть. — Он внимательно посмотрел на нее, и Ориэлла почувствовала, что краснеет этот его взгляд будил в ней какую-то новую волнующую теплоту.

— Так что с гарнизоном? — напомнила она, изо всех сил стараясь скрыть свою внезапную и необъяснимую застенчивость. Форрал встряхнулся, словно пробуждаясь ото сна, и подхватил ее реплику.

— Меня беспокоит не ответственность, — поморщился он, — а проклятая писанина! Ненавижу бумажки. Ориэлла рассмеялась.

— И только-то? Ну так забудь об этом!

— Ориэлла, мне кажется, ты не понимаешь…

— Ну конечно, понимаю. Но ты же все-таки командир гарнизона! Найми кого-нибудь, чтобы занялся писаниной, и у тебя будет больше времени на другие вещи, например, ты можешь проводить его со мной!

Форрала просиял.

— Ориэлла, ты молодец!

Они проговорили всю ночь, наслаждаясь обществом друг Друга, и в первый раз в жизни Ориэлла напилась. Форрал представил ей персиковый бренди, и девушке очень понравилось новое знакомство, но зато проснулась она с ноющим желудком и гудящей головой, а бросив быстрый взгляд на занавески, поняла, что солнце уже в зените.

Спустившись в тихую столовую, предназначенную для постояльцев, Ориэлла обнаружила, что и Форрал выглядит немногим лучше. Его бледное лицо и затуманенные глаза ясно говорили, что они, по крайней мере, страдают вместе. При виде воина девушка почувствовала замешательство. Прошлой ночью ее посещали такие сны! Сны, в которых Форрал целовал ее, обнимал… «Дура, — сурово одернула себя Ориэлла. — Как тебе не стыдно, ведь, по сути дела, он тебя воспитал, а ты! Это, должно быть, от вина». Форрал поднял голову и улыбнулся. Девушка почувствовала, что вся дрожит, и поспешно села. «Это вино, — упорно твердила она про себя. — Только вино…»

— Великий Чатак, да ты побелела, как полотно! — озабоченно воскликнул Форрал. — Бедная девочка — ты напилась в первый раз, правда? Опять я виноват… — Он взял ее за руку, и волна пьянящего огня прокатилась по телу девушки. «Боги, — подумала она. — Да что же со мной такое?» Форрал придвинул к ней дымящуюся чашку, и Ориэлла поспешно склонилась над ней, чтобы скрыть замешательство. В чашке оказался тэйлин, чай, приготовленный из листьев кустарника, растущего на юго-востоке континента, единственный в этом роде напиток горожан. Отхлебнув немного, Ориэлла поморщилась: ну и кислятина! Ей бы сейчас чая ее матери. Приготовленный из различных ягод, цветов или трав, каждый его сорт обладал своим особым действием. Тем не менее в данный момент Ориэлла была рада и тэйлину.

С виноватым видом вошел слуга, неся на подносе завтрак. В трактире уже знали, кто такой Форрал, не говоря уж о том, что их удостоила своим посещением юная волшебница…

— Прошу прощения, благородные господа, — нерешительно начал он. — Это лучшее, что у нас нашлось, уже так поздно, а времена нынче тяжелые…

Слуга поставил на стол две тарелки, содержимое которых больше всего напоминало только что свернувшиеся яйца, и поспешно удалился. Девушка недоуменно уставилась на скользкую желтую субстанцию в своей тарелке и с трудом проглотила подступивший к горлу комок. Времена тяжелые? Что он имел в виду? Ведь, конечно, несмотря на засуху, положение в городе не настолько плохое. Вчера вечером ужин был вполне приличный. Хотя, впрочем, вчера она была так поглощена Форралом, что вряд ли заметила бы, если…

— Господин командир Форрал! — Это был владелец трактира, и вид его явно говорил, что он в панике. Ориэлла вздрогнула от удивления: неужели это тот спокойный, воспитанный человек, который приветствовал их прошлой ночью? Раскрасневшийся и взъерошенный, он хватался за руку Форрала, совершенно забыв о раболепной вежливости, с которой в «Быстроногом Олене» обращались с гостями. — Прошу вас, скорее! — задыхаясь пробормотал он. — На рынке мятеж!

— Что?! — оттолкнув стул, Форрал вскочил на ноги. — Оставайся тут, — бросил он Ориэлле и исчез.

На мгновение детская привычка повиноваться воину удержала Ориэллу на месте. Потом брови девушки сомкнулись, а подбородок упрямо выпятился. Ну конечно, оставайся здесь, словно она все еще ребенок! Сиди и пей тэйлин, пока он в опасности!

— Как бы не так, — пробормотала Ориэлла и, быстро поднявшись, устремилась за Форралом.

Глава 6. НЕСУЩАЯ БУРЮ

Обычно в часы полуденной трапезы обеденный зал в гарнизоне Нексиса бывал переполнен. Повсюду стоял оглушительный шум, и весело стучали по тарелкам ножи, и бесконечные разговоры будили гулкое эхо в голых каменных стенах. Однако сегодня здесь было слышно только едва различимое бормотание, да жирные черные мухи, жужжа, вились вокруг тарелок с объедками. Из-за засухи, грядущей смены командира и угрозы народных волнений настроение в гарнизоне достигло низшей точки.

Мара посмотрела на пустые ряды столов и скамеек и тяжело вздохнула. Неудивительно, что никто не ест. Рацион ограничен из-за засухи. Еда на жаре быстро портится. Овощей и фруктов не хватает, они идут в основном богачам, которые платят за них баснословные деньги; в трактиры вроде «Быстроногого Оленя», посещаемые зажиточными горожанами; или — тут маленькая темноволосая воительница нахмурилась — проклятому Волшебному Народу! Да где же справедливость? А весь город тем временем должен жрать «мясо» худых и грязных животных, которые сами дохнут как мухи на опаленных зноем полях.

— Что за собачья жизнь! — пробормотала Мара, обращаясь то ли к себе, то ли к Харгорну. Стареющий воин хорошо знал, что скрывается за ее мрачным видом, и сочувственно пожал ей руку, — Не принимай близко к сердцу, крошка. Верховный не хочет брать тебя в Совет Трех вовсе не из-за твоих способностей и не потому, что ты женщина. Знаешь, в наших глазах это своего рода комплимент: люди по крайней мере уверены, что ты не пляшешь под дудку старого мерзавца. И кроме того, быть помощницей такого великого воина, как Форрал, по-моему, весьма неплохая карьера.

Мара поморщилась.

— После того как ты сам собирался стать командующим? И потом — Форрал, может, и великий воин, но мы-то хорошо знаем, что он получил этот пост только потому, что снюхался с Волшебным Народом! — Она стукнула кулаком по столу. — С таким же успехом Миафан мог сам принять командование и покончить с нами. Если бы не Ваниор, то обычные жители этого города вообще не имели бы представительства в Совете!

— С такими взглядами тебе никогда не получить этот пост, — горько сказал Харгорн. — Именно они в свое время разрушили мою карьеру. Послушай меня, подружка — держись подальше от городской политики! — Он поправил повязку на длинных седеющих волосах и поднялся. — Пожалуй, мне пора. Если Паррик не вернется в ближайшее время, я понадоблюсь.

— После встречи с Ваннором он все еще не вернулся? — Мара очень жалела, что это поручение досталась не ей. Она любила и уважала невысокого, полноватого, но крепко сбитого главу Купеческой Гильдии за его колкий юмор и бескомпромиссное отношение к жизни вообще и Волшебному Народу в частности.

Харгорн покачал головой.

— Зачем Риоху вообще понадобилось ставить Ваннора в известность о своем преемнике? Будто тому не все равно, кого выбрал Верховный!

— А вот и Паррик, — перебила Мара.

В гарнизоне вечно пошучивали, что невысокий жилистый начальник кавалерии никак не может войти в комнату спокойно. На сей раз его обуял приступ кашля от белой пыли, висящей над высохшим плацем, а еще он невероятно спешил. Подойдя к столу, Паррик стер пыль с загорелого лица и лысеющей головы и одним глотком допил безвкусные тепловатые остатки эля из мариной кружки.

— Там неприятности, — бросил он. — Черт возьми, куда подевался Риох?!

Дорога от мельницы до Нексиса была неблизкой, но еще дольше пришлось взбираться от прибрежной тропинки к Площади Зеленщиков, куда окрестные крестьяне свозили свой товар. Сара затолкала мокрые от пота волосы обратно под платок и побрела дальше по мощеному переулку, круто поднимавшемуся вверх. Перекладывая неудобную корзину в другую руку, она споткнулась и со злостью рванула подол тонкой юбки. Какого черта мать заставила ее тащиться в такую даль?! «Будто там можно что-нибудь купить! — раздраженно подумала она.

— Еды не хватает, еды не хватает! Я что ли устроила эту проклятую засуху?» Ее взбесило еще и то, что отец, обычно терпеливый, основательно выбранил дочку за то, что та проспала и не поспела на рынок к самому открытию. Сара нахмурилась. С тех пор как река обмелела, и мельничное колесо остановилось, с ним нет никакого сладу. Анвар больше не приезжает за мукой на телеге, вот и приходится таскаться пешком. Правда, все равно, в эти дни от Анвара толку мало. Он все время работает, словно это может что-то дать! А хуже всего то, что у него напрочь нет честолюбия!

Но вот уже и конец пути. Сара с облегчением вздохнула и начала подниматься по крутым ступеням, ведущим к самой площади. Вспотевшая, усталая и голодная, она была так поглощена своими невзгодами, что не обратила внимания на нарастающий гул сердитых голосов и, вступив на площадь, оказалась вдруг в самом центре бунта.

Без конца нахлестывая лошадь, Ваннор с головокружительной скоростью несся по узким улочкам. Он только что получил известие от перепуганных лавочников, которые, заметив взрывоопасное состояние толпы, тут же послали за главой Купеческой Гильдии.

— Безмозглые идиоты! — в отчаянии бормотал он. — Почему они не послали в гарнизон, это же ближе? — Просто счастье, что Паррик был у него, когда прибыл испуганный гонец.

Чтобы не тратить времени, купец направил упиравшуюся лошадь прямо по ступенькам, которые были кратчайшей дорогой к рынку. Пока Паррик поднимет гарнизон, положение может выйти из-под контроля. Однако, добравшись до рынка, Ваннор увидел, что это уже произошло. В центре площади полыхало огромное кострище из перевернутых прилавков, а вокруг кипела разъяренная толпа. У некоторых были дубины, но многие, к огромному беспокойству Ваннора, вооружились факелами, ножами и топорами.

— Долой купцов! — скандировали они. — Долой Волшебный Народ!

Ваннор выругался. В душе он соглашался с последним заявлением, но как глава Купеческой Гильдии, полностью отвергал первое. Купцы паническим стадом столпились за баррикадой из поставленных на попа телег и пока служили мишенью лишь для оскорблений и брани. О причине мятежа нетрудно было догадаться: повсюду валялись ящики с летними фруктами, всевозможные овощи, подсохшие, но свежие разнообразные сыры, клетки с живой птицей. Телеги были отмечены знаком Волшебного Народа и определенно направлялись в Академию. Купцы опасались миафанова гнева больше, чем разъяренных сограждан, и стойко пытались защитить свой бесценный груз.

Ваннор осадил всхрапывающую лошадь у края площади. «Что я могу поделать?

— подумал он. — Где воины?» Дело осложнялось еще и тем, что, пробив себе дорогу к своему нынешнему положению из убогой нищеты, он в глубине души сочувствовал этим отчаявшимся, голодным людям. И все же Ваннор был главой Купеческой Гильдии и отвечал за своих людей. Он должен пробиться к торговцам и заставить их бросить эти чертовы телеги! Стараясь не думать о последствиях, купец пришпорил лошадь и въехал в толпу.

Это оказалось непросто. Лошадь упрямилась, шарахаясь от озлобленных людей. «Значит, нас двое», — мрачно подумал Ваннор, отдирая от себя цепкие руки и по мере сил увертываясь от камней. Бледные лица, искаженные голодом, повернулись к нему, где-то в толпе поднялся крик, и Ваннор, похолодев, запоздало осознал свою ошибку. Для этих люден его; лошадь была мясом. Они толпились у него за спиной, отрезая путь ж отступлению, но все еще не решались приблизиться к сверкающим подковам скакуна. Ваниор попытался пробиться вперед, но не продвинулся ни на шаг. Он закричал, чтобы привлечь внимание купцов, но те не могли услышать его в таком оглушительном шуме.

Неожиданно конь отчаянно заржал и, забив копытами, рванулся вперед. Толпа в панике отпрянула, и новый крик заставил купца посмотреть вниз. Молоденькая девушка упала под копыта его коня. Едва не вывихнув руку, Ваннору удалось повернуть коня в сторону. Наклонившись, купец схватил девушку за руку и одним рывком забросил в седло: всхлипывающая, испуганная, вся покрытая синяками — она, конечно, не имела ничего общего с этой толпой.

Девушка мертвой хваткой вцепилась в него и истерически зарыдала.

— Все в порядке, — уверил ее Ваннор. — Теперь все будет хорошо! — Это была откровенная ложь. Лошадь споткнулась, толпа навалилась, и девушка пронзительно завизжала. «О боги, — подумал купец, — как же мне теперь отсюда выбраться?»

С одного взгляда Форрал оценил положение. Выскочив из «Быстроногого Оленя», воин оказался на площади с противоположной стороны, прямо за баррикадой торговцев.

— Проклятие Чатака! — выругался он.

Хорошо же начинается его карьера! А где же, черт возьми, стража? Они должны быть здесь! По опыту воин знал, что теперь толпу ничем не успокоишь. Купцам надо сматываться, и побыстрее. Несколько парней, с перекошенными от ярости лицами, уже зажигали от костра факелы. Уворачиваясь от потока отбросов и увесистых булыжников, Форрал нырнул в тесный просвет между повозками. Перепуганные торговцы изо всех сил пытались сдержать толпу, тыкая мечами в щели между телегами. Форрал схватил за плечо ближайшего купца и резко повернул к себе.

— Убирайтесь отсюда, парень, прежде чем они вспомнят об этой улочке и перекроют ее. Ваша жратва задержит на. Бледное лицо купца превратилось в маску ужаса.

— Мы не можем бросить телегу! Верховный…

— Плевать на Верховного! — взревел Форрал. — Вас убьют! Но было уже слишком поздно. С ревом и треском вспыхнула баррикада из сухого дерева. Торговцы с воплями подались назад, толпа приготовилась атаковать.

Ориэлла бежала за Форралом до самой площади. Там она остановилась, прикидывая, что делать дальше. Попробовать присоединиться к нему бесполезно: он наверняка отошлет ее назад — и уж непременно найдет что сказать ей, когда вся эта суета кончится. Но Форрал в опасности, и она должна быть рядом!

От мысли, что она может снова его потерять, у девушки подкосились ноги. И все же по прошлому опыту Ориэлла знала, что Форрал будет вне себя, если она рискнет своей жизнью. В нерешительности она двинулась вперед и неожиданно заметила, что боковая дверь в одном из домов, примыкающих к площади, слегка приоткрыта. Ориэлла остановилась. Она редко бывала в Нексисе, но, если память ей не изменяет, в этих домах есть балконы, выходящие на площадь. Девушка без колебаний скользнула внутрь. К счастью, дом был пуст — его обитатели скорее всего в данный момент буйствовали на площади.

Когда-то величественные, здания, окружавшие площадь, теперь осели и начали разрушаться, так как этот район вышел из моды. Пройдя через просторные, светлые комнаты, Ориэлла оказалась в зале с большим высоким окном, выходившим на балкон.

Она открыла задвижки и вздрогнула, увидев царивший внизу хаос. На той стороне какой-то всадник отчаянно боролся с толпой, стремящейся стащить его на землю. Перед ним в седле сидела светловолосая девушка, в истерике цеплявшаяся за его руку с мечом, которым он пытался отогнать нападающих.

Ориэлла оглянулась в поисках Форрала и обнаружила его внизу, спорящего с каким-то торговцем. Кровь застыла у нее в жилах, когда она увидела тоненькую полоску смертоносного пламени, змеящуюся сквозь толпу: к телегам спешили люди с факелами. Боги! Если баррикада сгорит. Форрал останется беззащитным! В голове у нее все спуталось от страха. Есть только единственная возможность остановить это безумие — и она обязана ее использовать.

«Дождь, — подумала она. — Я должна вызвать дождь!» Ей вспомнился ее последний магический опыт: бесконечные блуждания в темном лабиринте, ужас, отчаяние. Девушка похолодела: она ни разу не пользовалась магией с тех пор — остался ли у нее дар? Или ее снова постигнет та же участь? У нее нет никакого практического опыта в магии Погоды, а ведь это сложное и утомительное дело. Но она должна спасти Форрала…

Вцепившись пальцами в холодный металл балконной решетки, Ориэлла вспомнила все наставления и сделала так, чтобы дух ее покинул тело. Она взмыла в небо и, осмотревшись, яростно выругалась. Синева. Безупречная яркая синева, переходящая в жарко-белый цвет у самого горизонта. Где же тучи, что должна была двигать Элизеф? Ориэлла мучительно вспоминала все, что успела узнать о погоде из древних фолиантов Финбарра. Стало быть, они должны двигаться с запада… Теперь нужно сосредоточить все силы в одном направлении. Мысленный взор Ориэллы проникал все дальше и дальше. Ага! Вот они — там, далеко, над западным океаном…

Вспышка пламени и дикий рев толпы заставили девушку рывком вернуться в свое тело. Ориэлла судорожно вцепилась в чугунные прутья: голова кружилась от стремительного возвращения. Она с опаской посмотрела вниз и едва не потеряла сознание: повозки горели!

— Форрал! — в ужасе воскликнула Ориэлла. Тучи были слишком далеко — как же она сможет быстро передвинуть такую массу воды и воздуха? На секунду время остановило свой бешеный бег, и Ориэлла ощутила жар пламени, пожирающего телеги, и одновременно с тем — безумную, испепеляющую силу ярости толпы. Неожиданно образ ее отца, Джеранта — забытый, казалось, со времен младенчества, — возник перед девушкой, и она услышала его голос: «Формы энергии многообразны, и знающий может использовать любую из них. Сильные чувства — ненависть, страх, любовь, — все они могут служить пищей для магических сил…»

Без промедления Ориэлла начала вбирать в себя безумную, яростную энергию толпы и грубую тепловую энергию пожара. Поток силы едва не сбил девушку с ног; строго говоря, это являлось нарушением Кодекса магов — и в то же время над площадью скопилось столько энергии, что Ориэлла могла взять достаточно для своей цели и вместе с тем не причинить никакого вреда толпе.

Самым сложным оказалось одновременно высвободить дух, но в конце концов тело девушки превратилось просто в канал для передачи энергии, а ее ищущий разум тем временем снова нащупал тучи. Что будет легче — притяжение или отталкивание? Облака все равно двигаются в этом направлении, значит — притяжение! Но как? Ага! Ну конечно!

Ориэлла сконцентрировала свою волю на области холода, предшествующей тучам, и изо всех сил потянула ее к Нексису, создавая разрежение, чтобы вызвать ветер. Воздух было куда легче двигать, чем воду, и облака, казалось, с радостью рванулись в освободившееся пространство.

Имея в распоряжении такую огромную энергию, это оказалось даже слишком просто, и только потом Ориэлла осознала, что процесс, занявший века в ее временном измерении, на самом деле длился считанные секунды. Когда толстый слой облаков накрыл город зловещим черным колпаком, Ориэлла вернулась в свое тело, собралась с силами и нанесла удар.

Сверкнула гигантская молния. В отдалении по равнине прокатился раскат грома. «Дождя!» — приказывала тучам Ориэлла.

Ей казалось, что она ногтями царапает иссиня-черную пелерину, вырывая у неба драгоценную влагу…

И тут разразился ливень. Волосы девушки мгновенно прилипли к лицу, и она едва не задохнулась, словно внезапно оказалась под водой. Крупные холодные капли в мгновение ока погасили пламя.

Только услышав внизу восторженный рев толпы, Ориэлла неохотно рассталась с торжествующей стихией. Мятеж моментально стих, словно дождем смыло весь страх и безумие. Люди на площади кружились в диком торжествующем танце, плакали и обнимались. Давешний всадник, осторожно выбирая дорогу, направлялся к купцам.

— Что ты сделала?

Вздрогнув от изумления, Ориэлла обнаружила, что стоит нос к носу с Форралом. Он воспользовался тем, что кладка осыпалась и взобрался на балкон.

— Как тебе это удалось? Ведь это твоя работа, правда? Но кто тебе дал право так рисковать собой? Ты что, не помнишь, зачем меня сюда вызвали? — Закопченное лицо Форрала было мрачным, а голос — хриплым от гнева. Его огромные руки схватили девушку за плечи, и Ориэлла отпрянула, вспомнив тот день, когда он застиг ее за игрой в огненные шарики. Но тут в ней проснулась гордость волшебницы, и она с достоинством выпрямилась. Как он смеет обращаться с ней как с ребенком!

Этого Форрал никак не ожидал. Ориэлла ловко вырвалась из его тисков, и он впервые заметил, что она одного с ним роста — если еще и не выше! Девушка гордо вскинула голову, и глаза ее на побелевшем от гнева лице сверкнули холодным огнем. Теперь она выглядела настоящей волшебницей — грозной в своем гневе и могущественной. Словно откликаясь на ее возмущение, в крышу соседнего дома ударила огненная стрела молнии.

— Как ты смеешь? — загремела Ориэлла. — Как ты смеешь, бросив меня на все эти годы, едва вернувшись, снова отправляться на верную гибель! И какое право ты имеешь запрещать мне помогать тебе?

Форрал торопливо попятился. Он не был глупцом и моментально сообразил, что их отношения с Ориэллой необходимо будет пересмотреть. Но, боги, как же она восхитительна в своем негодовании — гордая, высокая и прекрасная, как душа бури, с ледяным огнем, бушующим в глазах! На мгновение Форрал растерялся.

— Я… — неуверенно начал он, но его слова потонули в грохоте копыт, на площадь въехал вооруженный отряд. Стражники наконец-то прибыли.

Ориэлла по-прежнему стояла перед воином, гордая и непреклонная, и в глазах у нее горел вызов. Форрал усмехнулся и принятым у солдат дружеским жестом с размаху хлопнул ее по плечу. Ориэлла выпучила глаза, а воин довольно хмыкнул:

— Отлично сработано, моя девочка! Правда, отлично! Ты всех нас спасла сегодня.

Часом позже в трактире «Быстроногий Олень» собралось экстренное совещание. В комнате было душновато от горящих ламп, ибо тяжелые черные тучи, принесенные Ориэллой, по-прежнему висели над городом, превращая летний поддень в густые сумерки. Дождь барабанил по затопленным тротуарам и ручейками сбегал по ромбикам оконных переплетов.

Раболепный трактирщик, ошарашенный таким скоплением влиятельных персон под своей крышей, подал присутствующим кружки горячего темного зля и подносы с фруктами, холодным мясом и сыром. Ориэлла кисло посмотрела на еду. Сущая малость, разумеется, но для голодных людей, которые начали мятеж на площади, это было бы настоящим пиршеством. И девушка в первый раз задумалась, почему толпа на рынке выбрала продукты, предназначенные именно для Волшебного Народа.

Когда все расселись, Ориэлла еще раз оглядела собравшихся, стараясь запомнить имена только что представленных ей людей. Полный крепкий человек с коротко стриженными волосами и бородой — Ваннор, глава Купеческой Гильдии. Невысокая стройная женщина в кожаной форме, с загорелыми крепкими руками и темными мокрыми косами, на военный манер уложенными вокруг головы, — помощница командира, Мара, второе лицо в гарнизоне. Она озабоченно хмурилась, покусывая губы, и нетерпеливо сжимала и разжимала руки на коленях. Рядом с ней — Паррик, начальник кавалерии: низенький загорелый жилистый человечек («Неужели в гарнизоне все сплошные карлики?» — подумала Ориэлла) с каштановыми волосами и смеющимися морщинками на лице. Однако сейчас Паррик не смеялся.

В обществе этих незнакомцев с суровыми лицами Ориэлла чувствовала себя неуютно. Ей никогда еще не доводилось бывать в такой большой компании смертных. Чтобы избавиться от неловкости, девушка взяла огромную оловянную кружку, стоявшую перед ней. Она еще ни разу не пробовала эля — Волшебный Народ предпочитал вино и презирал этот вульгарный напиток, годный только для смертных. Чтобы поднять кружку, ей пришлось ухватиться за нее обеими руками. От первого глотка дымящегося пойла Ориэлла поморщилась. Боги! Как они только могут сидеть и спокойно глотать эту горькую дрянь? Она торопливо сделала еще один глоток, чтобы унять предательский кашель, не желая терять лицо перед смертными. Но Ваннор заметил ее страдания и, сочувственно улыбнувшись, слегка подмигнул девушке в знак того, что надо пить дальше. Ориэлла ответила ему застенчивой улыбкой и отважно попробовала еще раз. Ага, теперь уже вкус был получше. Может быть, к нему просто надо привыкнуть. Ван-нор прочистил горло и встал, опираясь руками о стол.

— Ну что ж, — резко сказал он, — мы собрались не для того, чтобы торчать тут целый день, попивая эль. Пора приступать к делу — и, думаю, прежде всего нам следует поблагодарить волшебницу Ориэллу за дождь и за то, что она передала продукты Волшебного Народа тем, кто в них действительно нуждался. Как глава Купеческой Гильдии, я бесконечно благодарен тебе, достопочтенная Ориэлла, и весь народ Нексиса тоже. — Повернувшись к девушке, он поклонился.

Ориэлла покраснела от такого публичного признания ее заслуг, тем более что Ваннор воспользовался почетным титулом, а к девушке впервые официально обращались подобным образом.

— Я… — не находя слов, она беспомощно развела руками. — Что же еще я могла сделать?

— Отлично сказано, госпожа! — Голос Ваннора одобрительно зазвенел, и Ориэлла подумала, что это как раз подходящий момент, чтобы прояснить беспокоивший ее вопрос.

— Сударь, — начала она.

— Называй меня просто Ваннор, о волшебница, — улыбнулся купец. — Я не нуждаюсь в этих надуманных титулах.

— Тогда и ты зови меня Ориэлла — просто Ориэлла, — улыбнулась в ответ девушка и на секунду задумалась, почему так удивился ее словам Ваннор, а Форрал одобрительно подмигнул ей. — Ну ладно, — продолжала она, — я думала… Ну ведь здесь же есть еда, — Ориэлла кивнула на тарелки, стоявшие на столе, — и не только здесь, я уверена. Почему же не разделить ее между жителями? И почему толпа выбрала именно повозки Волшебного Народа?

Ваннор растерялся и опустил глаза, а Форрал, неопределенно улыбаясь, с интересом следил за этим разговором. Наконец купец обрел дар речи.

— Дост.., то есть, Ориэлла, в каком-то смысле ты права. В Нексисе существует несправедливость. Богачи пекутся только о себе, а бедняки — ну, они справляются как могут. Те, кому это не удается, садятся в долговую яму на целые годы, а то и на всю жизнь. Это не что иное, как узаконенное рабство! — Ваннор нахмурился. — В Совете я делаю все, что в моих силах, — я ведь и сам когда-то был бедняком, — но беда в том, что как главе Купеческой Гильдии мне приходится представлять интересы именно богатых людей. Если им не понравится то, что я делаю, меня просто переизберут и заменят кем-то другим, кому вообще не будет дела до бедняков. Так что я буквально хожу по лезвию ножа. — Он тяжело вздохнул. — Должен тебе сказать, Ориэлла, что в Совете я лишен поддержки как Верховного Мага, так и его марионетки, Риоха. — Ваннор бросил на Форрала пронзительный взгляд, и Ориэлла заметила, что великан неожиданно перестал улыбаться. Купец снова перевел взгляд на девушку. — Ты же не станешь отрицать, что Миафан презирает всех смертных — и богачей, и бедняков?

Теперь пришла очередь Ориэллы смутиться. Ваннор был прав — Миафан не раз во всеуслышание заявлял об этом, и девушка почувствовала себя не в своей тарелке. Верховный всегда изображал смертных как неуживчивый, ленивый, упрямый и откровенно опасный народ, а Ваннор, по его словам, был худшим из них. Сегодняшний бунт вроде бы подтверждал это, и все же за жесткими, грубоватыми манерами Ваннора Ориэлла видела доброго, заботливого и честного человека. Девушка потупилась — еще никогда в жизни она не испытывала такого замешательства. Неожиданно Ориэлла вспомнила неприятную историю, случившуюся в прошлом году, когда Мериэль отказалась помочь супруге Ваннора во время трудных родов. В этом нет необходимости, объяснила тогда целительница, но женщина все-таки умерла. От стыда Ориэлла не знала куда деться. Неудивительно, что Ваннор так относится к магам! Постепенно девушка начинала понимать, почему именно Волшебный Народ стал мишенью для нападок толпы, и ей оставалось только надеяться, что вызванный ею дождь и еда, розданная смертным, восстановят хоть какое-то равновесие.

— Послушай, Ваннор. — Форрал, нахмурившись, поднялся. Его хриплый голос выдавал раздражение. — Ориэлла очень молода и лишь совсем недавно присоединилась к Волшебному Народу. Ты не имеешь права взваливать на нее вину Верховного Мага…

— Да нет, ни в коем случае! — Ваннор сделал протестующий жест. — Приношу свои извинения, Ориэлла, если из моих слов можно сделать такой вывод! Я считаю, сегодня ты сделала много добра!

— И еще, — перебил его Форрал, — если ты воображаешь, что я стану миафановой марионеткой только потому, что ею был Риох…

— Но ведь он же сам тебя назначил, правда? — взорвалась Мара, и голос ее был пропитан горечью. — Что же мы должны думать?

Форрал холодно взглянул на нее.

— О да, младший командир Мара. Я как раз собирался к вам заглянуть, хорошо, что вы здесь! Риох ушел в отставку, я еще не принял командование, значит, сегодня ответственность за гарнизон целиком лежала на вас! Почему же, в таком случае, на улицах не было положенных патрулей? Почему вы объявились только, когда опасность уже миновала? Должен признаться, в качестве моего заместителя вы пока не производите должного впечатления!

Ориэлла сидела рядом с Марой и почувствовала, как та вздрогнула от обвинения. Щеки воительницы пылали, руки дрожали. Съежившись под суровым взглядом Форрала, она открыла рот, но не знала, что сказать Ориэлле стало жалко ее: уж она-то знает, как грозен бывает Форрал, когда выходит из себя. Поддавшись внезапному порыву — обычно Ориэлла не решалась на такое с незнакомыми людьми, — девушка сжала под столом руку Мары, словно предлагая ей поддержку и защиту. Ответом волшебнице было крепкое пожатие маленькой ладошки и благодарная улыбка. К Маре, похоже, наконец вернулся дар речи.

— Мой командир, я…

— Минутку, мой командир, — стремительно бросился на защиту Мары Паррик. — Она не виновата! Ты сказал, что Риох ушел в отставку, но это не так — по крайней мере, когда речь идет о гарнизоне. Он только слонялся вокруг и, когда ему вздумается, бросал случайные указания. Правда, он действительно рассчитывал, что Мара займется всякой рутиной, о которой он не желал беспокоиться, но своих полномочий не сдавал и ни за что не позволил бы ей действовать по-своему. Бедная девчонка оказалась в ужасном положении! А этим тупицам даже в голову не пришло послать за нами. К тому времени, когда я добрался до гарнизона. Риох со всеми своими пожитками куда-то испарился, никто не знал, где ты, и вот бедной Маре пришлось спешно собирать отряд, а все носились вокруг и кудахтали как куры: «Где Риох?», «Кто командует?» Да это еще чудо, что ей вообще удалось вытащить их из казарм, особенно если учесть, что она была следующей по званию и по праву могла рассчитывать на твое место. Ей так этого хотелось, но все пошло боком…

— Паррик! — грозно воскликнула Мара. Паррик пожал плечами.

— Но ведь это правда, и он должен ее знать! Мара не просто хороший воин — лучший! Она и заслуживает лучшего! Лицо Форрала стало печальным.

— Так вот оно что, — вздохнул он. — Жаль, что я не знал этого раньше… Примите мои извинения, младший командир, я был не прав. — Он выпрямился и обвел собравшихся пристальным взглядом. — Сегодня между нами было достаточно взаимных обвинений и обид. С этим надо покончить. Ни к чему ссориться по пустякам, когда вокруг нас рушится город. Мы должны стоять друг за друга, ибо именно нам, — он ударил кулаком по столу и криво усмехнулся, — раз нет никого более достойного, придется приводить Нексис в порядок! И поскольку мы должны доверять друг другу, позвольте мне раз и навсегда заявить, что я не собираюсь быть марионеткой Миафана, да и любого другого тоже!

Все дружно вскочили на ноги и восторженно закричали. Гнетущее напряжение растаяло как дым. Ориэлла с гордостью посмотрела на Форрала. «Молодец! — с уважением подумала она. — Гляди, как он в два счета сплотил их!»

— А теперь, — потребовал тишины Форрал, — Мара, ты оставила Харгорна охранять рынок и раздавать продукты Волшебного Народа. Ты утверждаешь, что он опытный начальник, так что неприятностей там быть не должно.

— Если и будут, он тут же даст нам знать, — улыбнулась Мара.

— Люблю иметь рядом надежных людей. Теперь Паррик — ты организуешь отряды верховых фуражиров и завтра на рассвете отправишься за город. Ни в коем случае не отбирай у крестьян последнего. Впрочем, вряд ли до этого дойдет, — он усмехнулся. — Засуха стояла не настолько долго! Подозреваю, что они придерживают лучшее для себя, чтобы поднять цены. Большинством голосов Совета, — он поймал взгляд Ваннора, и купец хмыкнул, — по случаю чрезвычайных обстоятельств вводятся пайки, а излишки продовольствия изымаются — и не обращайте внимания на всякую чепуху! Только не зарывайтесь и не вздумайте забирать зерно для посевов или племенной скот — мы должны думать о будущем. Возьмите сколько потребуется людей и как можно скорее отправляйте продовольствие в город…

— И посылайте его ко мне, — сверкнул озорной улыбкой Ваннор. — Через своих купцов я устрою справедливое распределение — и не беспокойтесь, я заставлю этих скряг работать! Никакой наживы за счет бедных. Добрые дела — это для них что-то новенькое! — Он хлопнул себя по колену и крякнул. — Представляю, как они огорчатся. — Потом подмигнул Форралу. — Я, конечно, скажу, что это ты виноват.

— Конечно, — торжественно ответил Форрал и подмигнул. — Отлично. Паррик, тебе потребуется время, чтобы организовать все это, так что зря его не теряй!

— Бегу, мой командир! — И начальник кавалерии, опустошив свою кружку одним огромным глотком, свидетельствующим о частых упражнениях, вышел из комнаты, сияя от уха до уха.

— Мара, — повернулся к воительнице Форрал. — Я хочу, чтобы ты взяла на себя повседневное управление гарнизоном. — Он улыбнулся, увидев, как изумилась девушка. — Ориэлла может подтвердить, что распорядитель из меня никудышный — мои таланты лежат в области войны и учений, — так что мы можем разделить обязанности. И не беспокойся, я поддержу все твои распоряжения и, прежде чем ты уйдешь, набросаю приказ, который не оставит сомнений в твоих полномочиях.

— Благодарю, мой командир, — голос Мары был ровным, но лицо лучилось радостью. — Я буду хорошо работать, обещаю.

— Зови меня Форрал, — улыбнулся воин. — Не сомневаюсь, что ты будешь хорошо работать — я ведь уже сказал, что люблю иметь рядом надежных людей. — Он немного помедлил. — И еще одно: прежде чем принять командование, я испросил себе месячный отпуск и не хочу от него отказываться. Конечно, я не предвидел этой смуты, но вы с Ваннором, с помощью Паррика, должны справиться сами. Конечно, если возникнут трудности, я полностью в вашем распоряжении — но за исключением непредвиденных обстоятельств в мое отсутствие ты будешь единолично командовать гарнизоном и…

— Кто посмел украсть провизию Волшебного Народа, уже купленную и оплаченную, и скормить ее непокорному сброду этого города? — Появление Верховного Мага было неожиданным, а гнев — пугающим. Он возвышался над ними, глаза его горели, а лицо его внушало ужас. Никогда еще Ориэлла не видела Миафана в такой ярости и испугалась за Форрала и Ваннора.

Купец и воин обменялись взглядами.

— Я! — одновременно воскликнули они, и Ориэлла поняла, что должна немедленно что-то предпринять, если хочет спасти Друзей. Обмирая от страха, что весь необъятный гнев Миафана падет на нее, девушка поднялась и отважно посмотрела прямо в глаза Верховному Магу.

— Это не правда, — тихо, но спокойно сказала она. — Ни один из них не имеет полномочий раздавать провизию, и поэтому, к чести Волшебного Народа, это пришлось сделать мне. Понимаешь…

— Ты.., что? — прошипел Миафан сквозь стиснутые зубы, и скрытая угроза, прозвучавшая в его голосе, хлестнула Ориэллу, как бичом.

— Дай ей закончить. Миафан, — спокойно сказал Форрал, но лицо его при этом сделалось каменным. Ориэлла почувствовала ободряющее рукопожатие Мары, н неожиданная поддержка придала ей смелости.

— Миафан, ты не виноват. Ты не знал, насколько плохи дела в Нексисе, а если бы узнал, наверняка сделал бы что-нибудь. Если бы ты только увидел этих бедных, умирающих от голода людей, я уверена, ты сам накормил бы их! Мне больше, чем любому другому, известна твоя доброта! Пожалуйста, не сердись — я знала, что ты сам этого хочешь!

Как позднее весьма непочтительно заметил Ваннор, ее слова увели ветер из миафановых парусов. Впервые в жизни Верховный Маг не нашелся что ответить.

— Миафан, город ценит щедрость Волшебного Народа, — мягко и убедительно заговорил купец. — А эта волшебница заслуживает особой благодарности — и за свое доброе сердце, и за то, что принесла нам дождь.

— Это — ты? — не поверил Миафан. Ориэлла нервно кивнула.

— Я.., я надеюсь, что поступила правильно, — запинаясь, пробормотала она.

— Правильно? Моя дорогая девочка, Элизеф целыми днями билась над тем, что ты сегодня сделала. Это замечательно! Действительно замечательно! Но что касается остального, никогда не следует действовать необдуманно. Эти продукты были нужны нашему народу…

Тут заговорил Ваннор, и брови Миафана снова поползли к переносице.

— Не беспокойся на этот счет, Верховный! Командующий организовал отряды фуражиров, и с завтрашнего дня в город начнет поступать продовольствие. Даю тебе слово, что ваши издержки будут возмещены в первую очередь. И не сердись на юную волшебницу, она действовала из лучших побуждений.

— И кроме того, — добавил Форрал, — сегодня она предотвратила большую бойню.

Видя, что остался в меньшинстве, Миафан пожал плечами и выдавил из себя гримасу, которая при некоторой фантазии могла сойти за улыбку.

— Очень хорошо, — спокойно произнес маг. — Кажется, мне придется уступить

— на этот раз. — И, повернувшись на каблуках, вышел из комнаты.

Чувствуя себя виноватой, Ориэлла чуть было не бросилась за ним, но вовремя удержалась.

— Фу, — облегченно выдохнул Ваннор. — Было жарковато! Ориэлла, ты настоящая героиня! Ты снова спасла наши шкуры.

Улыбнувшись, Ориэлла сделала еще глоток эля, чтобы скрыть замешательство. В конце концов здесь был Форрал, и сегодня первый день каникул…

— Клянусь всем святым, малышка, это самый храбрый поступок за сегодняшний день! — восторженно провозгласил воин. Его лицо светилось от радости. Мара перехватила взгляд Ориэллы и улыбнулась, и волшебница, понимая, что именно в этот момент между ними брошены первые семена дружбы, закраснелась от удовольствия. У нее еще никогда не было настоящих подруг. Ориэлла тоже застенчиво улыбнулась Маре, как бы в знак установившегося между ними понимания, и решила, что ничто на свете, даже Миафан, не разлучит ее с новыми и очень интересными друзьями.

Когда Ваннор отправился домой, уже стояла глухая ночь. Вызванный Ориэллой дождь по-прежнему лил как из ведра, но купец, промокший буквально до костей, несмотря на это, весело улыбался. Он пересек белый мост возле Академии и поскакал по ярко освещенному парку к своему особняку на южном берегу реки.

В первый раз после смерти своей любимой жены Ваннор чувствовал себя умиротворенным. Конечно, он был доволен достигнутым взаимопониманием с новым командиром гарнизона и тем, что по крайней мере одна волшебница оказалась на его стороне, но настоящей причиной тихой радости купца была Сара, девушка, которую он спас на площади.

Ваннор оставил девушку на попечение хозяйки, и пока шло совещание, она поела, отдохнула, вымыла и причесала свои волосы и переоделась в платье, заботливо одолженное ей трактирщицей. Купца поразило перевоплощение Сары. Онемев от изумления, он пялился на нее, как зеленый мальчишка-подмастерье, и не мог наглядеться на ее изящную, воздушную красоту. Боги, она так напоминала ему его родную, бесценную, потерянную супругу!

Ваннор отвез ее домой, к встревоженной семье, и теперь его сердце билось сильнее при одном воспоминании о стройной фигурке, примостившейся в седле впереди него, и о том, как его руки крепко обнимали тонкую девичью талию. Конечно, они увидятся не скоро. Надо столько всего утрясти после этой засухи, что несколько дней у него не будет ни минуты свободного времени, но зато после… Детям обязательно нужна мать, уговаривал себя Ваннор, стараясь отогнать неприятную мысль о том, что его старшая дочь не намного моложе Сары. Впрочем, возраст в любви не помеха… Ее семья была явно очарована новым кавалером, да нельзя сказать, что и сама Сара осталась холодна к своему спасителю…

С радостной улыбкой подъезжал Ваннор к дому по крутой, посыпанной гравием дорожке. Теперь он знает, где живет девушка, и, боги свидетели, когда смута будет позади, снова ее увидит.

Глава 7. СМЕРТЬ В ОГНЕ

С окончанием засухи угроза мятежа скоро исчезла. Постоянные поставки продовольствия, сначала скромные, постепенно росли, по мере того, как фуражные отряды расширяли свою деятельность, и недовольным купцам (которых Ваннор все же заставил помогать) пришлось приглядывать за честным распределением продуктов. Наконец-то горожане перестали голодать и, — хотя это было явное насилие над человеческой природой, — за все перемены к лучшему благодарили юную светловолосую волшебницу, призвавшую дождь.

Слухи об этом распространились по Нексису со скоростью лесного пожара, и куда бы Ориэлла с Форралом ни направлялись, повсюду девушка со смущением обнаруживала своих новых почитателей. Хотя все представители Волшебного Народа отличались запоминающимися, четко очерченными лицами, Ориэлла не уставала удивляться, что люди постоянно узнают ее и специально ищут, чтобы поблагодарить, или, как, например, ремесленники, насильно всучить ей свои лучшие изделия. Каплей, переполнившей чашу терпения Ориэллы, оказалась женщина, которая неожиданно возникла из толпы на переполненном рынке и протянула волшебнице грязного, барахтающегося и невероятно мокрого младенца, которого, судя по всему, Ориэлле полагалось поцеловать. Не так-то просто было выпутаться из этой ситуации, и позже, за кружкой эля, совершенно необходимой после такого потрясения, она не выдержала и пожаловалась Форралу, но воин только пожал плечами.

— Не беспокойся, душа моя, — сказал он. — Это всего лишь чудо на неделю. Восхищение скоро уляжется, а пока радуйся, что они, хоть на этот раз, благодарны Волшебному Народу. Ты оказала огромную услугу своим соплеменникам, и надеюсь, Миафан это оценит.

Но про себя Форрал подумал, что гораздо больше пользы принесло ее влияние на Миафана, так как после их разговора Верховный, кажется, изменился к лучшему. К удивлению воина, Миафан даже поддержал их с Ваннором в Совете, когда крестьяне поспешили в город жаловаться на отряды Паррика. Миафан дал санкцию, и крестьяне, к своему ужасу, поняли, что за фуражирами стоит сам Верховный Маг. Слухи об этом быстро распространились по окрестным селам, так что фуражные отряды почти не встречали сопротивления. Миафан был рад воспользоваться доверием, которое получил Волшебный Народ, после того как Ориэлла покончила с засухой, и Форрал с облегчением отметил, что отношения между волшебницей и ее наставником вернулись в прежнее дружеское русло.

Вскоре Ориэлла убедилась, что Форрал был прав, и не прошло даже недели, как девушка перестала быть жертвой назойливого внимания. Избавившись от нежеланного любопытства и утомительной славы, зная, что гарнизон процветает в умелых и уверенных руках Мары, они с Форралом смогли без помех наслаждаться прерванными каникулами.

Вскоре у них установился особым распорядок дня. Чаще всего они просто бродили по городу, осматривая достопримечательности, и Ориэлла открыла для себя новое очарование в набегах на купеческие лавки — мир шелка и бархата, драгоценностей и духов. В обществе Форрала она вдруг поняла, что чувствует необычайный интерес к своей внешности, и хотя считала популярные среди городских модниц наряды слишком надуманными и непрактичными, хозяин «Быстроногого Оленя» почел за честь направить юную волшебницу к лучшим портным, а его жена, считавшая себя знатоком в вопросах вкуса и стиля, была счастлива дать ей совет и помочь в выборе тканей. Серые одежды, которые обычно носила Ориэлла, вскоре оказались в самом дальнем углу шкафа, скрытые стеной ярких, превосходно сшитых новых платьев. Ориэлла сама поразилась своему перевоплощению. Форрал был очень терпелив и только посмеивался.

— Трать, сколько хочешь. В конце концов платит-то Миафан. Как истинная дочь Волшебного Народа, Ориэлла была горда, но не тщеславна, особенно, когда речь шла всего лишь о внешности, и то, как реагировал воин на ее новую красоту, одновременно и радовало, и тревожило девушку. Все чаще она замечала, что Форрал смотрит на нее, но когда Ориэлла пыталась поймать его взгляд, он быстро отворачивался. Неожиданно для себя Ориэлла обнаружила, что сама играет в эту же немую игру, а мимолетная улыбка и движение мускулов под его загорелой, иссеченной шрамами кожей будят в ней какое-то непонятное томление. Несмотря на свой рост, воин двигался с уверенной грацией прирожденного фехтовальщика. Девушка смотрела на его сильные руки с грубыми пальцами и удивлялась, как такая мощь может сочетаться с удивительной нежностью. Она часто представляла себе, что эти руки касаются ее, ласкают ее, обнимают.., и резко обрывала себя, сбитая с толку и расстроенная своими дикими мечтами.

Исчезло то открытое чувство товарищества, которое соединяло их в детстве. С тех пор, как Форрал вернулся, между ними выросла новая стена — сдержанности, напряжения и возбуждения, к которому почему-то примешивалось чувство вины. И все же, несмотря ни на что, они были неразлучны, и каждый старательно делал вид, что ничего не изменилось, хотя стоило только Форралу войти в комнату, девушку охватывала пьянящая, головокружительная истома.

— Все в порядке, — убеждала себя Ориэлла, ворочаясь без сна в своей маленькой комнатенке в трактире. — Это просто потому, что мы так долго не виделись. Вот и все.

Со временем она даже почти поверила в это. Они заново знакомились, и, по мере того как все больше привыкали друг к Другу, напряжение стало спадать — понемногу.

Иногда по вечерам они встречались с Ваннором или с Марой и Парриком, если тот был в городе, и отправлялись выпить и поболтать в какой-нибудь кабачок.

Их дружба с маленькой воительницей крепла, и вскоре девушки обнаружили, что постепенно становятся лучшими подругами.

Когда стояла хорошая погода, Ориэлла с Форралом, а иногда и Мара, если у нее находилось свободное время, брали в гарнизоне лошадей и устраивали пикник где-нибудь на окрестных холмах, или нанимали лодку, чтобы проплыть с дюжину миль вниз по реке, к морю. Ориэлла никогда раньше не видела моря и сразу же полюбила его. Они купались в сияющих, полных таинственной жизни водах, проводили долгие часы, нежась на солнышке. Тело девушки утратило бледность, приобретенную за годы кропотливых занятий, мышцы начали наливаться силой. Надеясь, что это поможет вернуть их дружбу в знакомое русло, Ориэлла, при горячей поддержке Мары, уговорила Форрала возобновить занятия фехтованием. Поначалу воин отказывался, памятуя о том давнем несчастье, но Ориэлла знала, что в глубине душе он радуется. Миафан давно уже вернул ей меч и, предвкушая, как она снова будет им орудовать, Ориэлла бодро встретила окончание каникул.

И вот наступил день, когда Форрал должен был приступить к своим новым обязанностям, а юная волшебница — вернуться в Академию. Напоследок они решили прогуляться по Главным Торговым Рядам — запутанному лабиринту каменных галерей, в которых теснились сотни маленьких лавчонок и лотков, где обслуживали исключительно зажиточную часть населения Нексиса. Там можно было купить хоть черта в ступе, если, конечно, у тебя есть деньги. Цены там были бешеные, но Форралу и Ориэлле доставляло удовольствие просто бродить по ярко освещенным рядам и мечтать, что бы они купили, если б разбогатели.

Наконец, уставшие и голодные, они остановились у лавки пекаря, откуда доносился манящий аромат свежевыпеченного хлеба.

За прилавком стояла пожилая женщина, но пока Форрал расплачивался за пироги, задняя дверь лавочки отворилась, и появился юноша с подносом лепешек. Увидев Форрала, он замер как вкопанный и уставился на воина своими голубыми глазами. Они отошли от магазина, и Ориэлла увидела, что Форрал хмурится.

— Не расстраивайся, — весело сказала она. — Пусть каникулы и закончились, но мы все равно будем часто встречаться. Форрал покачал головой.

— Не в этом дело, — отозвался он, — тот парень из лавки — я уверен, что видел его раньше, но никак не могу вспомнить, где.

Анвар ужасно расстроился. Он-то надеялся, что воин его узнает, но, судя по всему, Форрал забыл их встречу на дороге. Впрочем, у человека, который якшается с заносчивой волшебницей — даже если это та, которая, как говорили, принесла дождь (в чем он лично очень сомневался), — едва ли найдется время для сына простого пекаря. Анвар пожал плечами и поставил тяжелый поднос на прилавок.

— По-моему, этого хватит, — сказал он матери. — Если хочешь, отдохни, а я займусь покупателями. Риа улыбнулась, — Спасибо, родной, я совсем не устала. Давай, беги, я знаю, у вас с Сарой сегодня свидание.

— Ты правда не устала? — С тех пор, как Торл купил магазин, жизнь Риа стала гораздо легче, но Анвар по-прежнему старался беречь мать как только мог.

Риа обняла сына.

— Ну конечно, все равно уже почти пора закрываться, а вечер такой чудесный. Вам, молодым, надо радоваться жизни. Да, и передай Саре от меня привет!

— Обязательно, мама. — Улыбнувшись ей, Анвар скинул белый фартук и выскользнул из магазина.

Спеша на свидание, Анвар невольно задумался о тех переменах, что произошли в его жизни с тех пор, как он встретил Форрала. Когда дед умер, Торл обнаружил в комнате старика сундук, полный чудесных резных фигурок. Как это часто случается, после смерти художника его творения выросли в цене, и изящные поделки деда вскоре вошли в моду среди зажиточных горожан. Предприимчивый Торл быстренько сколотил на этом небольшой капиталец, и это позволило ему осуществить мечту своей жизни. Мечта была проста, «но оригинальна. Он купил в Рядах магазинчик, и хотя этот закуток был слишком мал для пекарни, все же поставил там единственную печь. Из дома он привозил на повозке противни с почти готовым хлебом, допекал его в лавочке, и соблазнительный запах свежевыпеченного хлеба распространялся по Рядам, привлекая толпы покупателей.

Несмотря на временные трудности, вызванные засухой, его бизнес процветал, и вся семья была при деле. Риа с Анваром работали в магазине, а Берн и Торл трудились в пекарне. Берн любил свое ремесло, и было ясно, что со временем он станет таким же превосходным пекарем, как и отец. Анвар знал, что брат мечтает убрать его с дороги и без помех унаследовать отцовское дело. Если честно, то это было бы справедливо. Анвар мечтал быть менестрелем и его совершенно не привлекала карьера пекаря. Но он понимал, что пока жив отец, свое мнение он может оставить при себе.

Анвар совсем пал бы духом, если бы не музыка и Сара. Длинными летними вечерами они встречались у реки и бродили по лесистым берегам, пахнущим сырой землей и диким чесноком. Иногда они прихватывали с собой бутылку вина и краюху хлеба из отцовского магазина и проводили на берегу всю ночь, предаваясь любовным утехам.

При мысли об утехах ноги Анвара быстрее зашагали по пыльной тропинке. Он сгорал от нетерпения увидеть Сару. Во время засухи ему так не хватало поездок на мельницу! Отец заставил их с Берном рыскать по деревням и обшаривать рынки Нексиса в поисках продуктов, чтобы прокормить семью в это тяжкое время. По сути дела, именно поэтому Анвара и не было в городе, когда поднялся мятеж, и он пропустил так называемое чудо, нежданный дождь. Однако Сара там была, и у Анвара леденело сердце, когда он думал, каким опасностям подвергалась она во время мятежа — хотя девушка упорно отмалчивалась, когда он расспрашивал ее об этом.

Позднее, когда они снова начали встречаться, Анвару показалось, что Сара несколько изменилась. Вечно недовольная и своенравная, девушка уже не так радовалась ему, как прежде, и по временам впадала в долгое таинственное молчание. Сначала Анвар очень обеспокоился, но потом решил, что эти странности, вероятно, вызваны домашними неурядицами. Он знал, что семья Сары сильно пострадала во время засухи, и жалел, что не может им помочь.

Когда Анвар добежал до старого моста, Сара уже ждала его — гибкая и хрупкая фигурка в легком летнем платье. Ее длинные золотые волосы сияли, как пучок солнечных лучей. С радостно бьющимся сердцем Анвар кинулся к ней, но увидев выражение ее лица, застыл как вкопанный.

— Что случилось, любовь моя? — Анвар обнял девушку, и голос его задрожал: ее неподвижность и глаза, избегающие его взгляда, причиняли юноше нестерпимую боль.

— Я беременна. Я беременна, Анвар!

— Но это же замечательно! — Сие известие, правда, застало его врасплох, но вместе с тем юноша почувствовал неистовый, всепоглощающий всплеск гордости.

Сара злобно уставилась на него.

— Замечательно?! — закричала она. — Что же тут замечательного, болван? Что скажет отец? Это все ты виноват! — По ее щекам потекли слезы. — Что же теперь делать?

Анвар повел ее вниз к поросшему травой берегу реки, осторожно усадил и обнял за плечи.

— Не волнуйся, Сара, — мягко сказал он. — Я поговорю с твоим отцом, и все будет в порядке, обещаю. Ну, конечно, они малость покричат, дескать, надо было быть поосторожнее, и что же скажут люди, но все это пройдет. Они же знали о наших отношениях и всегда это одобряли. Просто нам придется пожениться немного раньше, вот и все.

— Но я еще не хочу замуж! Я надеялась, что… Я имею в виду, я еще не жила!

Анвара словно окатили ледяной водой. Он почувствовал, что внутри у него все похолодело.

— Но я думал, ты хочешь быть моей женой, — медленно произнес он и глубоко вздохнул. — Сара, неужели ты передумала?

В глазах девушки мелькнул страх.

— Нет-нет! — поспешно возразила она. — Послушай, Анвар, прости меня. Я не хотела сказать ничего такого. Я просто очень расстроилась, понимаешь? И испугалась. — Девушка подняла на него свои огромные фиалковые глаза. — Анвар, пожалуйста. Ты.., ты нужен мне.

В эту ночь любовь Сары была неистовой, почти отчаянной. Она снова и снова хотела его, словно стремясь утопить в страсти свои тревоги. Анвар не возражал. Он воображал, что понимает ее, и кроме того, она носила его ребенка, и стало быть, была ему вдвое дороже и роднее.

На следующее утро Анвар проснулся окоченевший и промокший от росы и в резком свете дня начал и сам беспокоиться о том, что скажут их семьи.

— Послушай, — предложил он Cape. — Пойдем-ка сейчас со мной! Мы поговорили бы с Риа, может, она чего и посоветует. В любом случае лучше сначала все рассказать ей.

Сара закусила губу.

— А это обязательно? Разве ты сам не можешь ей сказать? Потом?

— Нет, — Анвар решительно взял ее за руку. — Рано или поздно нам придется это сделать. Пошли, я уже опаздываю, и маме придется самой открывать магазин, а она так и не научилась зажигать эту проклятую плиту. — Анвар быстро устремился вверх по тропинке. Сара неохотно поплелась за ним.

У магазина уже толпились нетерпеливые покупатели, и Анвару пришлось плечами прокладывать дорогу себе и Саре. Когда они вошли, Риа склонилась над кучей лучин и хвороста: ей, как обычно, никак не удавалась растопить печь.

То, что произошло дальше, навсегда запечатлелось в памяти Анвара и долгие годы преследовало его в ночных кошмарах. Не успел он опомниться, как мать взяла с полки лампу и вылила ее содержимое на бревна.

— Нет! — закричал Анвар, но было уже слишком поздно. Мать высекла искру, и печь словно взорвалась. Риа оказалась в огненной ловушке, ее волосы и одежда вспыхнули.

До конца своих дней Анвар так и не смог понять, что же случилось потом, только помнил, что закричал нечеловеческим голосом «Стой!», и туг же мощный всплеск таинственной силы, поднявшись неизвестно откуда, распластал юношу по стене, и пламя погасло. Немедленно. Полностью. Анвар в изнеможении рухнул на пол, комната поплыла у него перед глазами. Он с трудом отвел взгляд от почерневшего и дымящегося обрубка, бывшего когда-то его матерью, и увидел полные ужаса глаза и открытый в беззвучном крике рот Сары.

Кто-то привел пекаря. Словно в тумане Анвар чувствовал руки отца на своем горле, и слышал его голос, визжащий:

— Это сделал ты, ублюдок! Ты убил ее!

От ужаса и потрясения Анвар даже не пытался защититься. Четверо здоровых мужиков с трудом оттащили пекаря прочь. Даже когда Торл успокоился и выслушал рассказ о том, что произошло, то все равно продолжал смотреть на сына с холодной ненавистью. Кругом толпились люди. Кто-то предложил отвести домой рыдающую Сару, а сыровар из соседней лавочки взялся доставить домой Анвара и его отца. Тело Риа, завернутое в одеяло, везли за ними на другой телеге. Добряк сосед уложил Анвара в постель и напоил отваром, от которого юноша моментально уснул.

Его разбудили голоса.

— Я и так слишком долго держал у себя этого ублюдка, — ядовито говорил Торл. — Только при этом условии она согласилась выйти за меня, а ради такой бабы можно было и потерпеть. Впрочем, она так и не призналась, кто его отец

— я думал, что это какой-нибудь купец, слишком богатый, чтобы жениться на ней, после того как ее семья вконец обнищала, но теперь, когда Анвар погасил огонь, — а мои слова подтвердит дюжина свидетелей, — совершенно ясно, что в свое время Риа снюхалась с одним из ваших людей, повелитель.

— Правда? — Другой голос был приглушенный и резкий. — Это серьезное обвинение, пекарь. Ты знаешь, что связи между смертными и Волшебным Народом неприемлемы для обеих рас.

— Конечно знаю, повелитель. И думаю, что именно поэтому Риа бросили, когда она забеременела. Сегодняшняя история с Анваром — прямое тому подтверждение, так что теперь он в вашей власти. Мне плевать, что вы с ним сделаете, только заберите парня отсюда. Я больше не желаю его видеть!

Наступило долгое молчание, а потом снова заговорил незнакомец.

— Ну что ж, хорошо, но при условии, что ты не станешь на каждом углу трезвонить об этой истории. Если даже кто-то из Волшебного Народа и допустил оплошность, я не хочу, чтобы это стало предметом уличных сплетен. Подпиши, пожалуйста, бумагу, согласно которой он поступает ко мне в услужение до конца жизни.

— Я подпишу все, что угодно, лишь бы избавиться от него!

— Тогда я заберу его прямо сейчас! — Жесткая рука грубо встряхнула Анвара за плечо, и он увидел над собой угловатое ястребиное лицо Верховного Мага. — Поднимайся, парен», — рявкнул он. — Ты пойдешь со мной!

— Пошевеливайся, болван! — Миафан яростно дернул за веревку, которой связал запястья своего нового раба, и подстегнул лошадь. Юноша с криком упал, разбивая в кровь колени и руки. За время их мучительного путешествия по улицам на Анваре не осталось ни одного живого места. Лишь проскакав несколько ярдов, Миафан понял, что на этот раз парню подняться не удалось, и с проклятьем натянул поводья. Не хватает еще нарваться на какого-нибудь не в меру любопытного стражника, и тогда весь город будет болтать «о жестокости проклятых волшебников»! Верховный спешился, благодаря судьбу за то, что час уже поздний и улицы почти пусты. Анвар валялся в грязи и судорожно всхлипывал. «Там тебе и место», — презрительно подумал Миафан.

— Поднимайся, ты! — Вне себя от ярости маг пнул свою жертву, юноша болезненно дернулся, но остался лежать неподвижно.

— Нет уж, погоди, тебе еще рано подыхать! — пробормотал взбешенный Миафан и с яростной, магически увеличенной силой поднял Анвара и небрежно швырнул поперек седла, стараясь не смотреть мальчику в лицо: он был слишком похож на Риа. «Теперь она мертва, — напомнил себе маг. — Наконец-то мертва».

Торопя коня по скользкому покатому лугу к мосту, Миафан все гадал, как ей удавалось все эти годы прятать от него сына. Конечно, она понимала, что он ни за что бы не позволил ей выносить это отвратительное существо. Черт возьми, каким же он был дураком, если простая смертная обвела его вокруг пальца!

Основной частью надменного высокомерия Миафана было невероятное презрение к смертным, с которыми ему приходилось делить свой мир и свой город. Он считал их чем-то вроде животных, и Анвару особенно не повезло, ибо он попался под горячую руку именно тогда, когда Верховный искал, на ком бы выместить злобу, вызванную предательством Ориэллы и ее идиотской дружбой с этой низкой, презренной расой. Из-за того что ему было необходимо вернуть уважение и сотрудничество своей воспитанницы, Миафан оказался в крайне неудобном и унизительном положении и был вынужден идти на уступки Форралу и Ваннору, с которыми при других обстоятельствах он бы и не подумал церемониться.

Верховный Маг уже начинал жалеть, что так неосторожно вернул Форрала в Нексис. Этот человек в свое время испортил его бывшего друга, Джеранта, всякими вредными идеями о каких-то мифических правах смертных. Ориэлла, по крайней мере, еще молода и на нее легче повлиять, размышлял Миафан. А повлиять на нее надо! Именно сегодня, когда юная волшебница вернулась в Академию, его планы приобрели новый, неожиданный поворот. Меньше чем за месяц ребенок превратился в женщину, и Миафан был поражен этой переменой, которая отразилась не только на одежде. Ее невинная зрелость и сознание своей женственности, которое окутывало девушку аурой бессознательной чувственности, будили в нем желания, которые, он считал, давно уступили место холодному честолюбию.

И Верховный Маг возмутился, что какой-то презренный смертный — да еще которого он сам отыскал — сумел вызвать в волшебнице такое превращение. Неожиданно для себя Миафан обнаружил, что сам жаждет Ориэллы — и боги свидетели, она будет принадлежать именно ему, а не этой пустоголовой безродной скотине. Верховный Маг был готов любыми средствами отвоевать ее, но пока перед ним был другой смертный — тот, что осмелился существовать вопреки его воле, — и на него Миафан обрушил свой гнев.

За окнами Башни царила ночь. Помаргивая, Анвар стоял в теплых и светлых роскошных покоях Владыки. Он до сих пор находился под действием сонного зелья и плохо соображал, что происходит вокруг. Все его тело было в синяках и царапинах после кошмарного путешествия по улицам, ноги ныли от подъема по бесконечным ступенькам винтовой лестницы, а руки и запястья горели от грубой веревки и безжалостных рывков. Юноша был растерян и испуган. Зачем он здесь? Почему Архимаг забрал его из дому? Неужели Волшебный Народ собирается наказать его за гибель матери? Анвар подавил рыдания. Ну почему, почему он не пришел на секунду раньше!? Да, он виноват! И все же, почему отец отдал его Миафану? Неужели Торл действительно так его ненавидит?

Миафан резко толкнул юношу на стул и некоторое время стоял, глядя на него сверху вниз. Смертельный холод был в его глазах. Анвар задрожал.

— Итак, — резко начал Владыка, — после стольких лет ты наконец появился, звереныш! Я собирался уничтожить тебя еще до твоего рождения, но твоя проклятая мать сбежала. Однако из тебя еще можно извлечь пользу.

Он приложил руки к голове Анвара, и тот вскрикнул от боли. Казалось, внутри него все перевернулось. Он согнулся дугой, и его вырвало на пол.

— Слабоумный! — Голова юноши закачалась от удара Владыки.

Анвар попытался отодвинуться в сторону, но Миафан ухватил его за волосы и повесил ему на шею плоский мерцающий кристалл на серебряной цепочке.

— Я не потерплю всяких выродков среди Волшебного Народа, — прошипел он. — Может, у тебя и есть сила, но я этим сейчас займусь! — Маг поднял жезл и выкрикнул несколько слов на странном и уродливом языке.

Кристалл на шее у Анвара вспыхнул резким неземным светом. Юноша вскрикнул от боли и, сжав руками голову, рухнул на пол. Ощущение было такое, будто сама жизнь вытекает из тела. Он даже не заметил, как Миафан снял кристалл, и когда боль немного утихла, а в глазах прояснилось, юноша увидел, что Верховный Маг с самодовольной улыбкой вешает его себе на шею.

— Вот и вся твоя сила, — сказал он. — Теперь она принадлежит мне, и, прежде чем ты отправишься, куда следует, запомни еще кое-что, ублюдок-полукровка! — Он снова возложил руки на голову Анвара и заглянул в испуганные глаза юноши. Тому почудилось, словно его лоб сжимает плотное кольцо ледяной стали.

— Чувствуешь? — спросил Миафан. — Этот обруч останется с тобой до конца твоих дней, Анвар. Обычно ты даже не будешь замечать его — но если попытаешься рассказать кому-нибудь о сегодняшнем пожаре или о своем родстве с магами — даже если ты просто станешь думать об этом — он сожмется, обрушив на тебя смертельную муку. А если будешь упорствовать, он убьет тебя, не сомневайся.

Раздался стук в дверь.

— Войдите, — крикнул Миафан.

В комнату вошел великан с сальными черными волосами и жестоким лицом. Он почтительно поклонился Верховному Магу и бросил быстрый взгляд на Анвара, который все еще корчился на полу.

— Ты звал меня, повелитель?

— Конечно, Джанок, — просиял Миафан. — Мне говорили, ты жаловался, что на кухне не хватает рук — но твой Владыка вникает даже в такие пустячные дела. У меня есть для тебя новый раб. Он бывший пекарь, так что может пригодиться. Его отец отдал парня мне после того, как этот ублюдок убил свою мать. Джанок нахмурился.

— Повелитель желает, чтобы я взял к себе на кухню убийцу?

— Не беспокойся, — беспечно отозвался Миафан. — Это просто трусливый маленький звереныш, вот и все. Обращайся с ним соответственно, и у тебя не будет трудностей. Но если окажется, что он не поддается дрессировке, ты, разумеется, всегда можешь обратиться ко мне. — И глаза Миафана блеснули смертельной угрозой.

— Я повинуюсь, повелитель, — пробормотал покорившийся, но явно недовольный Джанок. — Идем. — Подойдя к Анвару, он схватил его за шиворот и рывком поднял на ноги. Последнее, что видел Анвар, когда его поволокли прочь из комнаты, — ужасную усмешку жестокого удовлетворения на лице Миафана. Верховный Маг ликовал.

Глава 8. КАБАЛА

Как обычно, Анвар не заметил шутника. Он выносил из кухни тяжелое ведро с помоями, как вдруг кто-то подставил ему ножку, и юноша растянулся на полу, который сам же выскоблил с утра. Грязь, кровь и отбросы смешались на каменных плитах, и злорадное хихиканье потонуло в неистовом реве главного повара.

— Безмозглый недоносок! — Тяжелый башмак Джанока врезался Анвару в живот, в лицо. Схватив метлу, стоящую у стены, повар, изрыгая проклятия, начал методично избивать юношу. Анвар взвыл, как раненый зверь, и попытался отползти в сторону, но поскользнувшись в помоях, опять рухнул в грязь, разбив подбородок о каменный пол. Словно из невообразимой дали до него донесся чей-то смех. Этот смех спас юношу. Взбешенный Джанок повернулся к сбежавшимся поглазеть слугам.

— А вы чего уставились? Марш работать, пока я и до вас не добрался! До праздника осталось меньше двух часов! — Он швырнул метлу поперек беспомощного Анвара и еще раз хорошенько пнул его. — Убери здесь все, ты!

Анвар судорожно задвигался, боясь даже подумать, что с ним сделают, если он не сможет встать. Его мутило, он задыхался. Тело превратилось в сплошной комок боли. Он тихонько потрогал лицо с той стороны, куда угодил башмак Джанока. Похоже, ничего не сломано, но болит страшно, и стало быть, к вчерашним синякам прибавится новый. Опираясь на метлу, Анвар медленно выпрямился. Никто даже не предложил ему помочь. Неуклюже, с трудом, он начал сметать мусор. Теперь придется снова скрести пол.

Четыре месяца служил Анвар на кухне Академии, и все эти месяцы были непрестанным кошмаром. Магов было всего только восемь, но их странные привычки не давали поварам житья. Они заказывали самые разные кушанья в разных местах и в разное время и наотрез отказывались есть вместе в Главном Зале, при мыкающем к кухне. Работы было по горло, и Анвару доставалась самая грязная. Злобный здоровяк, Джанок держал в страхе всю кухонную прислугу, но Анвара он избрал объектом своего особого внимания.

Каждый день Анвар скоблил грязные каменные полы, чистил овощи, мыл бесконечные тарелки, и руки у него огрубели и потрескались. Джанок заставлял его драить и начищать до блеска почерневшие медные котелки. Юноша чистил серебро, выносил мусор, таскал и колол дрова, пока у него не начинала болеть спина, а кормили его только объедками. Когда Анвар ронял или разбивал что-нибудь, его колотили, а если удавалось дотянуть до вечера без происшествий, Джанок все равно находил предлог избить юношу.

Анвару было бы намного легче, если бы он подружился с кем-нибудь из слуг, но эти униженные и угрюмые люди были только рады, что главный повар наконец-то нашел себе козла отпущения.

Кроме того, Джанок сообщил, что Анвар убил собственную мать, и вся кухня гудела, радуясь возможности посплетничать. Строились самые невероятные версии этого события, и с каждым пересказом история становилась все ужаснее и мрачнее. К Анвару обращались только для того, чтобы отдать приказ, и привыкли устраивать ему пакости, находя в этом грубое удовольствие. Когда он чистил серебро, потускневшие приборы таинственно исчезали, чтобы так же таинственно появиться, когда в комнату входил Джанок. Если Анвар нес горячее блюдо или поднос с тарелками, ему подставляли ножку или толкали так, что его ноша летела на пол, а если на кухне что-то шло не так, то виноват был всегда Анвар.

И плюс ко всему юношу неотвязно преследовало то, что сделал с ним Архимаг.

Что же это было? Каждый раз, когда он пытался припомнить происшедшее в покоях Миафана, все мысли заглушала боль, пронзающая череп, и в конце концов запуганный юноша стал считать, что его постигла кара за смерть Риа. Анвара мучила тоска по матери, и он действительно верил, что заслужил наказание — ведь если бы он пришел вовремя, она осталась бы жива. Его отчаяние было так велико, что лишь воспоминания о Саре не давали ему лишить себя жизни.

Что с ней теперь? Оторванный от любимой именно тогда, когда она больше всего в нем нуждалась, Анвар терзал себя ужасными догадками о ее судьбе и судьбе своего будущего ребенка. Он мучился от бессилия, ибо был заключен здесь с бросающимся в глаза клеймом Волшебного Народа, вытатуированным на левой руке несмывающейся краской. В первые дни, пока дух его был еще не полностью сломлен, Анвар думал бежать на одной из телег, что ежедневно доставляли в Академию свежие продукты с рынка, но вскоре оставил эту мысль: Джанок не спускал с него глаз, и даже если бы ему удалось ускользнуть, беглых рабов ждала суровая кара.

Приближалось зимнее Равноденствие, но праздник не принес радости Анвару. Когда закончили готовить праздничный ужин для Волшебного Народа, кухонная прислуга закатила свою собственную вечеринку. На столы выставили кушанья и выпивку — много выпивки, и начался дикий разгул. Пьяные парочки устраивались прямо на столах, где завтра будут готовить еду. Джаноку досталась самая молоденькая прачка. Он повалил ее лицом вниз на мешки с мукой, задрал юбку, и его красное потное лицо исказилось ленивой похотью. Судя по приглушенным крикам, эта забава не доставляла девушке особого удовольствия, но Джанок был царем в своем крошечном царстве, и ей пришлось смириться.

Анвар, наблюдавший за этой оргией со своей грязной лежанки под каменными раковинами, содрогнулся от отвращения и даже порадовался, что его изгнали с этого жуткого праздника. Именно сейчас, когда все «веселились», юноша особенно остро тосковал по дому и семье. Скрючившись в сыром тесном логове, Анвар оплакивал свои синяки и свое горе. Не опоздай он тем утром, Риа была бы жива. Они с Сарой поженились бы, а к весне ждали бы ребенка. Анвар гадал, где она сегодня, как встречает Равноденствие. Охваченный отчаянием, он зарыдал.

Юноша был на грани истощения. Все тело болело от жестоких побоев, а на кухне сегодня было полно работы. Несмотря на шум, он задремал, а когда проснулся, стояла тишина. Огонь почти догорел, и слуги храпели вповалку, усыпленные элем. Анвар сел. Боль и усталость сняло как рукой. Вот она, возможность бежать! Наконец-то он сможет увидеть Сару и, может быть, они уедут куда-нибудь вместе!

В праздничном убранстве Главный Зал выглядел потрясающе. Д'Арван любил его огромные, величественные своды; почему-то именно здесь он всегда чувствовал себя дома. Двойной ряд колонн, искусно высеченных из темного камня в форме деревьев, чьи ветви, переплетаясь, поддерживали потолок, был украшен яркими лапами елей, в хрустальных чашах на стенах сиял магический свет. В полированных столешницах отражались танцующие язычки пламени высоких красных свечей, а в огромном камине оно ревело могуче и торжественно.

Было поздно, и все волшебники уже почти разошлись. Элевин, главный мажордом Академии, подавал на галерее усталым музыкантам горячее вино, чтобы им легче было брести домой сквозь пургу, Слуги убирали остатки праздничного ужина. Хотя по традиции на Равноденствие полагалось есть только дары леса, в этом году Джанок превзошел самого себя. Д'Арван был поражен разнообразием поданных блюд. Оленьи окорока и жареный кабан, приправленные травами и дикими яблоками, жареные фазан и лебедь, украшенные собственными перьями, пироги с голубями и зайчатиной. Сочная форель из лесных ручьев, запеченная с лущеными орехами. Были там и лесные коренья, и зимняя зелень, и сушеные грибы в соусе из дикого чеснока, и гора трюфелей. Во время плодоносного сезона наиболее доверенные слуги Джанока рыскали по окрестным лесам в поисках трав к праздничному столу, консервировали в сиропах фрукты и ягоды, крепили вина для пирожных, тортов, сластей, приготовленных на меду. Д'Арван откинулся назад и распустил пояс. Да, праздник удался на славу! Зевок Ориэллы вернул его к действительности.

— Ну с меня хватит, — сказала она. — Я уже на ногах не стою. С утра Форрал замучил меня своим фехтованием, а завтра изволь пораньше подняться и спеть все сначала. Спокойной ночи, Д'Арван.

— Спокойной ночи, Ориэлла, и… — Д'Арван проклял свою чудовищную застенчивость, сковывавшую ему язык. — И спасибо тебе за компанию, — мягко закончил он.

Ориэлла улыбнулась.

— Спасибо и тебе, Д'Арван. Прямо не знаю, что бы я без тебя делала. Боги! Эти праздники Волшебного Народа — такая скучища!

Д'Арван действительно был искренне благодарен ей за ее теплое участие. Весь вечер девушка развлекала его, рассказывая о своих занятиях с Мериэль и о новых друзьях-смертных из гарнизона, но честно говоря, юноша думал, что это делается из жалости, ибо Деворшан весьма презрительно игнорировал его присутствие. Близнец Д'Арвана провел всю ночь, танцуя с Элизеф, ужиная с Элизеф, смеясь и флиртуя с Элизеф. Он смотрел только на нее. А теперь эта парочка устроилась у огня, потягивая вино из хрустальных бокалов. Казалось, они полностью поглощены разговором.

Словно догадавшись, что беспокоит юношу, Ориэлла поглядела на Элизеф и ее увлеченного собеседника и нахмурилась:

— Послушай, Д'Арван, — осторожно проговорила она. — Это, конечно, не мое дело, но, может быть, ты слишком много времени проводишь со своим братом? Если хочешь, я как-нибудь возьму тебя с собой в гарнизон. Люди там замечательные, они тебе понравятся и, думаю, тебе пойдет на пользу новое общество.

Пораженный, Д'Арван уставился на нее и не нашелся что ответить. Встретиться с чужими? Одному? Даже мысль об этом приводила его в ужас. Он никогда ничего не делал без брата! И все же юноша оценил ее предложение. Кажется, она заметила, что в последние месяцы Деворшан все больше и больше времени проводит в компании Элизеф и ее друзей.

В отчаянии Д'Арван стиснул под столом руки. Как-то Деворшан сказал, что маг Погоды помогает ему разбудить в себе кое-какие дремлющие силы. Если это правда — а брат никогда ему не лгал, — тогда он, Д'Арван, остается единственным беспомощным магом в Академии. Юноша вздрогнул. Долго ли Миафан позволит ему оставаться здесь, если он лишен дара? А когда его вышвырнут — куда ему идти?

— С тобой все в порядке? — обеспокоенно спросила Ориэлла. О боги, как сейчас ему нужен друг! Д'Арвану хотелось довериться ей и спросить совета, но проклятая застенчивость заставила его промолчать, и потом, ему не хотелось, чтобы она винила брата. Ориэлла и так почему-то всегда не любила Деворшана.

— Должно быть, я устал, — уклонился он от ответа. — Наверное, мне следует лечь.

Девушка скептически подняла бровь и пожала плечами.

— Отличная идея, я тоже собиралась это сделать. Все равно, подумай о том, что я сказала. Мое предложение остается в силе. И если тебе захочется поговорить, — я к твоим услугам.

Она ушла, а Д'Арван еще немного посидел в одиночестве, дожидаясь брата. Наконец, почувствовав, что действительно устал, он направился к своему близнецу, чтобы пожелать спокойной ночи. Деворшан сидел возле Элизеф, его рука обнимала ее за плечи, их головы почти соприкасались, а голоса звучали приглушенно. Одетая в платье цвета мерцающей ледяной голубизны волшебница была потрясающе красива. Ее длинные, затейливо уложенные волосы переплетались с серебряной цепочкой. Д'Арван нерешительно приблизился к ним и остановился поодаль. Деворшан резко поднял голову.

Как всегда связанный мыслями с братом, Д'Арван почувствовал раздражение, вспышку вины — и что-то еще. Что-то недоброе. Прежде чем он успел распознать это, щит Деворшана опустился, впервые в жизни отрезав близнецов друг от друга. Д'Арван пошатнулся, словно от удара. Он почувствовал себя бесконечно одиноким — будто от него безжалостно оторвали частицу его самого, и был слишком поглощен болью и смятением, чтобы говорить.

— Как ты смеешь шпионить за мной! — закричал Деворшан, и лицо его побагровело. — Меня тошнит от твоей постной рожи! Хватит таскаться за мной! Убирайся отсюда, слышишь? Оставь меня в покое!

Потрясенный враждебностью, звучавшей в голосе брата, Д'Арван бросился прочь, и убегая, сквозь собственные всхлипывания слышал серебристый смех Элизеф.

Анвар на цыпочках крался по напоминающей пещеру кухне, стараясь не наступить на спящих. Дверь бесшумно открылась, и внутрь ворвался комок колючего снега. Юноша схватил пустой мешок из-под муки, чтобы прикрыть голову и плечи, и выскользнул наружу, тихонько затворив за собой дверь. Ночь стояла ужасно холодная. Темный двор был пуст, в Башне магов не горело ни огонька. Двое стражников верхних ворот жались к жаровне в привратницкой, потягивая вино и стараясь укрыться от ледяного ветра. Этот ветер насквозь продувал грязные лохмотья Анвара, пока тот осматривался, притаившись в тени. Стражники резались в кости, но то и дело отрывались от игры, чтобы бросить взгляд на ворота. Анвар выругался. Он должен бежать — должен! Но как? Колючий ветер леденил руки и ноги, и каждая минута промедления увеличивала вероятность быть обнаруженным.

Голоса! Анвар вздрогнул, и сердце его отчаянно забилось. Заглянув за угол здания, он увидел, что дверь Главного Зала отворилась, и луч золотистого света упал на снег. Взору юноши представилась странная компания: все в плащах и капюшонах и у каждого причудливой формы предмет, тщательно укутанный от мороза. Ну конечно! Какой же праздник без музыкантов! А теперь они возвращаются. На свободу!

Отбросив всякие мысли о риске, Анвар притаился в тени узкого прохода между лазаретом и кухней. Дождавшись, когда музыканты пройдут мимо, юноша нырнул вперед, на открытое пространство, и пристроился в хвосте группы, надеясь, что в темноте мешок у него на голове сойдет за капюшон. Усталые музыканты, закутанные в плащи и озабоченные только тем, чтобы поскорее добраться до теплого дома, конечно, не заметили, что их стало на одного больше. Стражники тоже.

— Веселого Солнцеворота, — крикнули они, когда музыканты проходили мимо. Ворота захлопнулись, и Анвар облегченно расслабился.

В привратницкой у подножья холма был новый сторож, моложе, чем тот, которого помнил Анвар. Он грел эль над маленьким очагом, и когда подошли музыканты, был полностью поглощен своим занятием. Едва взглянув на них, он открыл скрипучие ворота и сделал им нетерпеливый знак убираться. Свободен! Сердце Анвара трепетало. Музыканты миновали перешеек и оказались на широкой дороге, выходящей к мосту, за которым уже лежал город.

Анвар метнулся в сторону, спрятался за дерево и, дождавшись, когда музыканты уйдут далеко вперед, с оглядкой перебежал мостик. Очутившись на другом берегу, он сделал крюк по задним дворам, держась подальше от гавани и прячась от патрулей гарнизона. Избегая людных мест, юноша выбрался на знакомую тропинку и отправился вверх по реке.

Раньше он летел по этой тропинке стрелой, а теперь полз как черепаха. Повсюду громоздились глубокие сугробы, а темень была хоть глаз выколи, поэтому Анвару приходилось либо продираться сквозь колючие цепкие ветки прибрежных зарослей, либо рисковать свалиться в реку.

Вызванное побегом воодушевление прошло, измученное тело нестерпимо болело; Анвара трясло от холода и усталости, а ветер дул прямо в лицо, залепляя глаза комьями обжигающего снега. Но юноша упорно брел вперед, подстегиваемый мыслью о том, что вот-вот снова увидит Сару.

У мельницы маячил темный силуэт женщины, закутавшейся в плащ. Она стояла у дверей, глядя на быстрый поток у мельничного колеса. Сердце Анвара забилось сильнее.

— Сара? — прошептал он. Женщина вскрикнула и повернулась.

Это была Верла, мать Сары.

— Анвар!

— Ради бога! — взмолился Анвар, не обращая внимания на ее враждебный тон.

— Мне надо увидеть Сару. С ней все в порядке?

— И он еще спрашивает? Как ты посмел вообще прийти сюда после всего того, что сделал с ней?

— О чем ты говоришь? — Он схватил ее за плечи, — Что случилось? Ты можешь сказать?

— Ладно, — злобно ответила Верла, стряхнув с себя его руки. — После той истории, — мрачно проговорила она. — Джард запретил Саре носить твоего ребенка. Он отвел ее к повивальной бабке.

— Нет! — в ужасе воскликнул Анвар.

— О да! Она убила ребенка, но что-то пошло не так, и теперь у Сары больше никогда не будет детей.

Анвар рухнул на колени и закрыл лицо руками.

— О боги! — прошептал он. Его Сара! Его ребенок!

— После этого, — безжалостно продолжала Верла, — Джарл продал ее Ваннору.

— Что? — взвился Анвар. Никто не решался идти против самого богатого купца города — особенно теперь, когда повсюду болтают о его темном прошлом в доках, до того как он сделался богатым и процветающим торговцем.

— То самое, — с горечью отозвалась Верла. — Ему плевать, что она бесплодна: у него есть дети от первой жены. Ваннор просто хотел затащить ее в свою постель и был готов заплатить. Не знаю, довольна она или нет — мы теперь ее не видим. Надеюсь, ты добился своего! А теперь убирайся отсюда. Глаза бы мои на тебя не смотрели!

Анвар открыл было рот, чтобы возразить, но тут тяжелый удар обрушился на него сзади. Оглушенный и полуослепший от боли он рухнул в снег. Последнее, что он слышал, был голос Джарда:

— Отличная работа, Верла! Свяжи его, а я сбегаю за стражей. — Мельник схватил руку Анвара и в свете факела вгляделся в клеймо. — Наверняка мы получим награду за беглого раба.

Стояла Ночь Солнцеворота, сама долгая в году, и, лежа без сна, Д'Арван считал бесконечные часы, пока, уже на рассвете, наконец не вернулся Деворшан. У Д'Арвана не было никаких сомнений в том, как его близнец провел эту ночь, Мысленный щит Деворшана, всецело поглощенного своей страстью, был слабым, а связь с братом — слишком прочной и основательной, чтобы ее можно было разрубить одним ударом. Д'Арвана мучили эти мысли — эти чувства — эти образы обнаженной Элизеф, лежащей на белом покрывале, — звенящее серебро ее смеха, жар ее прикосновений, отпечатавшийся на коже брата так, словно она была его собственной, прохладная белизна атласной простыни, и собственное жалкое истощение после удовлетворения яростной похоти Деворшана. Все это изматывало Д'Арвана, наполняя его чувством вины и разрывая сердце.

Даже после того, как буря деворшановой страсти наконец улеглась, Д'Арван долго не мог прийти в себя. Его мысли, пришедшие в беспорядок после давешнего насильственного изгнания из сознания брата и от этой волны похоти, которую он сейчас воспринял, путались. Печаль, ярость, вина брата, вина Элизеф, его собственная вина. «Деворшан — это все, что у меня есть, — эта мысль вплеталась во все остальные бесконечной нитью отчаяния. — Так было всегда, но теперь у него есть кто-то другой… Что же я буду делать без него?»

Чуть ли не с рождения близнецы были вынуждены зависеть друг от друга. Д'Арван едва помнил своих родителей — Бавордан и Адрина решили уйти из жизни, когда он был совсем маленьким, и та стремительность, с которой они покинули двух малышей, была совершенно бессмысленной и непростительной в глазах маленьких магов. Волшебный Народ никогда не говорил об этом, но Д'Арван был уверен, что родители не были счастливы вместе, как был уверен и в том, что, по крайней мере, мать не хотела покидать его: у юноши осталось неясное воспоминание о яростной ссоре и залитом слезами лице Адрины. С тех пор он ее никогда не видел. Осиротевших близнецов кое-как воспитали Финбарр, Мериэль и слуги Академии, и совершенно естественно, что без родительской любви братья стали очень близки и в буквальном смысле неразлучны. И вот теперь Элизеф безжалостно разорвала эту связь.

Д'Арван почувствовал брата еще до того, как Деворшан вошел в комнату, — каждый из них всегда знал, когда рядом другой, — и хотя боялся снова увидеть его, все же рад был отвлечься от тяжелых мыслей. Объект его горестных размышлений прокрался в комнату, самодовольно ухмыляясь, весь пропахший вином и резкими духами Элизеф. Он на цыпочках миновал кровать Д'Арвана, не удостоив того ни единым взглядом.

— Можешь не таиться. Я не сплю. — Собственная злость поразила Д'Арвана, но в конце концов возмущение одержало верх. Деворшан даже не старался изобразить раскаяние, и выражение его лица ни на минуту не изменилось. Пожав плечами, он опустился на краешек кровати Д'Арвана — весь открытость и очарование. Его враждебный щит, казалось, исчез без следа.

— У тебя есть повод сердиться на меня, — сказал он. — Слушай, Д'Арван, я жалею о том, что случилось там, на балу. Просто мне хотелось побыть наедине с Элизеф — ты сам поймешь, как это бывает, когда встретишь кого-нибудь. Я не собирался отрезать тебя так внезапно, но есть вещи, которыми нельзя поделиться даже с любимым братом.

Лишь несколько кратких часов назад Д'Арван поверил бы ему. Поверил бы ему и обрадовался, что непонимание наконец объяснено и устранено. Сознание Деворшана снова было открыто, такое близкое и родное. Только… Повинуясь чистому инстинкту, Д'Арван собрал всю горечь и боль, вызванные предательством брата, обратив их в пронзительный луч воли, вонзил его в сознание Деворшана. Тот не успел закрыться — у него не было времени.

— Будь ты проклят! — вскрикнул он, опуская щит, который должен был парировать удар, но было уже поздно. Мысль Д'Арвана уже натолкнулась на темную язву тайн, которую брат так ловко скрывал под своей видимой открытостью.

Словно обжегшись, Д'Арван, дрожа, поспешно убрал луч. Боги, зачем я это сделал? — отчаянно пронеслось у него в голове. — Почему нельзя было оставить его в покое?

Второе предательство причинило ему еще больше боли, чем первое.

— Зачем ты сделал это? — Злобный шепот Деворшана вторил его собственным мыслям. — Я хочу этого — я хочу ее, и ничто — даже ты — не заставит меня отказаться от нее. Но клянусь, брат, я не хотел сделать тебе больно.

Это могло быть и правдой — Деворшан казался таким искренним! — Но Д'Арван уже дважды познал ложь и предательство и не хотел быть преданным в третий раз.

— Оставь меня — просто оставь меня в покое! — Впервые в жизни он закрыл свое сознание перед братом и отвернулся к стене. Слезы застилали ему глаза. Он услышал, как Деворшан лег в постель. Боги, что он наделал! Чтобы отвлечься от гнетущего бремени одиночества, Д'Арван подогревал свою гаснущую решимость обидой на брата и мыслями об Ориэлле и ее предложении. Может быть, она права — ему больше не стоит рассчитывать на брата, и, стало быть, нужно и впрямь познакомиться с новыми людьми. После Солнцеворота он обязательно попросится с ней в гарнизон, а до тех пор будет просто оплакивать свое горе.

Глава 9. СЕРДЦЕ ВОИНА

Спина и плечи Ориэллы отчаянно болели. Меч в усталых руках казался неимоверно тяжелым. Она отступила назад, чтобы выиграть время, и, прищурив глаза, следила за Форралом, пытаясь предугадать его следующий шаг. Он сделал быстрый боковой выпад — низкий, внезапный, который чуть было не сшиб ее с ног. Девушка неловко парировала удар, чувствуя, как мощь столкнувшихся клинков болезненно отдается в руках. Форрал улыбнулся в бороду.

Снова подняв меч, Ориэлла прокляла неутомимость воина, собственное упрямство, заставившее ее начать тренировку утром Солнцеворота, и свою глупость, из-за которой она слишком много выпила накануне и поздно легла спать.

Пропади он пропадом, этот Д'Арван! Пот катился градом, застилал глаза и капал на песок огромной арены гарнизона. Дрожа от усталости, она беспорядочно махала мечом, чтобы парировать молниеносные выпады Форрала. С чего ей взбрело в голову уговаривать его возобновить тренировки? Черт возьми, она все позабыла и совершенно потеряла форму! Четыре месяца мучительного напряжения, от которого ломило спину, казалось, не принесли никаких улучшений. Неужели к ней никогда не вернутся прежние навыки?

Тяжелый меч сверкнул на солнце; Форрал сделал внезапный выпад: применил свой любимый удар с поворотом — знаменитый прием, который никому еще не удавалось отразить. Чуть не вывихнув запястье, Ориэлла вскрикнула от боли, а ее меч вырвался из рук и отлетел на порядочное расстояние. Форрал покачал головой:

— Ты мертва!

И, прежде чем Ориэлла опомнилась, схватил ее за плечо, резко развернул и больно шлепнул мечом по спине — слава богу, плашмя. Этот трюк был хорошо ей знаком — он использовал его на всех своих учениках как стимул не повторять прежних ошибок.

— Ой! — невольно вскрикнула Ориэлла, потирая ушибленное место, и чуть не заплакала от усталости и бессилия.

Форрал успокаивающе обнял ее. Его большие руки принялись массировать ей натруженные мышцы спины и шеи.

— Не беспокойся, душа моя, — мягко проговорил он. — Я знаю, это трудно, но ты просто не имеешь права совершать ошибки, которые могут погубить тебя. Ты входишь в форму. Я уже вижу сдвиги. Ты наверстываешь упущенное время, вот и все. Так держать, и скоро ты опять будешь в порядке.

Ориэлла уткнулась ему в грудь, вдыхая запах пота и жесткой, видавшей виды кожаной куртки. Его обнадеживающие слова согрели ее, и она была благодарна ему.

— Я постараюсь, Форрал, — прошептала она. Он коснулся ее затылка, и сердце у девушки екнуло. Теплая волна пробежала по ее телу. Опять! Теперь это происходило каждый раз, когда воин оказывался так близко. О Форрал! Еще ребенком она полюбила его, но когда он вернулся, любовь обрела новое качество, и это расстраивало девушку и ставило в тупик. В конце концов ей пришлось признаться себе, что она жаждет большего, чем просто преданная дружба. Обхватив руками шею воина, Ориэлла поглядела ему в лицо не в силах скрыть желание. На томительный миг их взгляды встретились, но тут же оба быстро отвели глаза.

— Идем, — грубовато сказал Форрал, отстраняясь от девушки. — Ты не забыла, что сегодня мы ждем Ваннора? Надо привести себя в порядок — будет эта задавака, его жена. — И он направился прочь, даже не взглянув на нее. У Ориэллы от обиды сжалось горло, но она молча подняла свой меч и покорно побрела за воином.

Ваннор и его супруга приехали чересчур рано и уже дожидались их. Ориэлла не смогла сдержать раздражения, заметив, как выразительно элегантная молодая женщина сморщила нос при виде ее потрепанной куртки и штанов. Ориэлла с первого взгляда невзлюбила новую жену Ваннора. Хрупкая и светловолосая, она с презрением оглядывала скромные, обитые деревянными панелями комнаты Форрала, всем своим видом показывая, что эта дыра недостойна такой красавицы. Ориэлла кисло подумала, что, несмотря на небольшой рост, этой девушке удается поглядывать на них с Форралом свысока, а влюбленный взгляд, которым Ван-нор смотрел на свою жену, окончательно вывел ее из равновесия.

Ориэлла любила резкого, прямолинейного купца. Невысокий и коренастый, с коротко стриженными волосами и бородой Ваннор казался именно тем, кем был на самом деле — жителем городских окраин, который выбился в люди. В его грубом голосе все еще чувствовался жесткий портовый выговор, и купец вовсе не стремился от него избавиться. Но за этой суровой внешностью скрывалось горячее, благородное сердце. С первого же взгляда было ясно, что он до безумия влюблен в Сару. Одетая в великолепное бархатное платье с меховой оторочкой, с изысканной прической и увешанная драгоценностями, которые он купил для нее, она казалась бы прекрасной — если бы не высокомерная манера держаться и неприятное хитрое выражение, мелькавшее в ее глазах каждый раз, когда она смотрела на мужа.

Ваннор как глава Купеческой Гильдии планировал этот праздничный визит в гарнизон как дань уважения новому командиру. Верховного Мага, третьего члена правящего Совета, ждали позже. Обстановка была не слишком оживленной. Хотя Ваннор и Форрал, как правило, составляли отличную компанию, сегодня жизнерадостный и сердечный купец казался скованным из-за присутствия жены, а Форрал был до странности тих и чаще хмурился, чем улыбался. Не в силах справиться со своим раздражением, Ориэлла уже подумывала о том, чтобы извиниться и вернуться в Академию, но тут раздался стук в дверь.

Форрал отправился открывать, и Ориэлла, обрадовавшись неожиданному предлогу, поспешила за ним.

За дверью оказался Паррик, начальник кавалерии. Он был в тот день дежурным офицером.

— Прости, что беспокою, Форрал, — начал он извиняющимся тоном, — но мельник, живущий на берегу реки, поймал беглого раба. Его только что привезли.

Форрал вздохнул. Ориэлла знала, как воин ненавидит кабалу, но к сожалению, он не мог повлиять на Совет и отменить это узаконенное рабство. Верховный Маг считал его необходимым, а Ваннору приходилось прислушиваться к желаниям своих избирателей, которые наживали баснословные деньги, используя бесплатный труд кабальных.

— Ради всего святого, Паррик! — поморщился Форрал. — Разве для этого необходимо беспокоить меня? Просто запри его куда-нибудь, а завтра, после праздника, мы с ним разберемся!

Паррик расстроенно покачал головой:

— Прости, мой командир, но, по-моему, тебе стоит на него взглянуть. Бедолага в ужасном состоянии — он весь синий от побоев. Честно говоря, я не виню его за побег — похоже, с ним обращались хуже, чем с собакой.

Форрал нахмурился.

— Извини, Паррик, тогда, конечно, другое дело. Нам лучше этим заняться. Я не позволю, чтобы подобное сходило с рук кому бы то ни было. Кому он принадлежит?

Паррик колебался.

— Понимаешь.., дело в том… В общем, все это довольно странно…

— О боги, ну ты же видел его клеймо! Прекрати мямлить и говори толком!

Начальник кавалерии смущенно поглядел на Ориэллу.

— Он принадлежит Академии.

— Что? — Девушка была поражена. — Этого не может быть!

— Да нет, как оказалось, может. И это огромное бесчестие, позволь мне заметить, — с упреком возразил Паррик.

— Спокойно, Паррик, — вмешался Форрал, обняв одной рукой вспыхнувшую Ориэллу. — Просто приведи его сюда, а мы разберемся.

— Он за дверью. — Паррик исчез и через минуту появился с двумя стражниками, которые волокли обмякшее тело. От парня нестерпимо воняло, одежда его была перепачкана, разодрана и промокла насквозь. Его била отчаянная дрожь, а кожа посинела. Лицо, сплошь покрытое синяками, распухло. Ориэлла пришла в ужас. Кто в Академии мог так жестоко обращаться с этим беднягой? Он поднял веки, и у него оказались яркие голубые глаза, самые замечательные, какие девушке доводилось видеть. Но эти широко распахнутые от радостного изумления глаза смотрели куда-то мимо волшебницы.

— Сара! — воскликнул он.

Обернувшись, Ориэлла увидела стоявшую в дверном проеме супругу Ваннора. Ее лицо покрывала смертельная бледность. Расправив плечи, Сара с ледяным презрением посмотрела на беглеца.

— Кто этот человек? — холодно спросила она. — Я первый раз его вижу!

— Но он знает твое имя, — нахмурившись, заметил Форрал.

— Я замужем за самым знатным купцом города, — пожала плечами Сара, — и мое имя известно многим. Ваннор, отвези меня домой. Меня тошнит от этого отвратительного создания!

— Хорошо. — Ваннор беспомощно огляделся. — Ты извинишь нас, Форрал? — И взяв жену под руку, повел ее прочь.

Когда они проходили мимо пленника, он вырвался из рук охранников и упал к ногам Сары, уцепившись за край ее одеяния.

— Сара, пожалуйста! — взмолился он. С возгласом отвращения та вырвала свои юбки у него из рук и, ни на кого не глядя, выплыла из комнаты. Ориэлла зажмурилась, чтобы не видеть страданий этого обманутого существа. Она была уверена, что Сара лжет. Юноша закрыл лицо руками и разрыдался. Полная сострадания, Ориэлла опустилась рядом с ним на колени. У нее сжалось сердце.

— Бедняга, — мягко проговорила она. — Не беспокойся, мы позаботимся о тебе. И тот, кто это сделал… — тут в ее голосе зазвучала угроза. — Я лично позабочусь о том, чтобы такое больше не повторилось.

Анвар затравленно посмотрел на высокую рыжеволосую женщину. Ее вид ясно говорил, что она принадлежит к Волшебному Народу, и кроме того, он узнал в ней спутницу Форрала, с которой тот давным-давно заходил к ним в лавку. Ее глаза яростно сверкали. Ошеломленный предательством любимой, юноша не слышал обнадеживающих слов волшебницы и думал, что гнев ее направлен на него. Он издал странный приглушенный звук и вдруг снова разрыдался. Нахмурившись, рыжеволосая волшебница вытащила из кармана платок и протянула Анвару. Это был не бесполезный клочок кружева, как у городских модниц, а большой квадрат белого льна, которым, судя по масляным пятнам, в последний раз пользовались для чистки меча. Когда Анвар высморкался, волшебница положила ему на лоб прохладную ладонь.

— Форрал, он болен! — встревоженно сказала она. — Помоги мне внести его в комнату. Паррик, принеси из гостиной немного бульона. Он умирает от голода. Поторопись!

Анвар с недоумением заметил, как мужчины переглянулись и пожали плечами, а потом Форрал сам помог ему подняться и повел в уютную маленькую комнатку, с жарко горящим камином.

— Положи его на кушетку.

Анвар терялся в догадках, кто же она такая, чтобы приказывать командиру гарнизона. Запертый на кухне Академии, он никогда не видел никого из Волшебного Народа.

— Но, Ориэлла, он же весь грязный, — запротестовал Форрал.

Так, значит, это волшебница Ориэлла, любимица Верховного! Анвар сжался от страха. Когда его вели к командиру Форралу, он надеялся вымолить прощение, но теперь снова попал в лапы Волшебного Народа, и кто знает, какое наказание готовит ему Миафан!

Ориэлла набросила на кушетку одеяло и, обняв юношу за плечи, помогла сесть. Она нечаянно коснулась синяков, оставленных метлой Джанока, и Анвар вскрикнул от боли.

Одним быстрым движением Ориэлла сорвала с него остатки разодранной рубахи, и Анвар услышал, как она негромко зарычала и в сердцах выругалась.

— Кто это сделал? — прогремела она, развернув юношу к себе.

Анвар почти физически ощущал ее гнев. Казалось, она стала выше, а ее глаза горели холодным серым огнем. Он вдруг с ужасом понял, что она не просто так была любимицей Верховного, и задрожал от страха.

— Спокойнее, душа моя, он и так испуган до смерти. Не волнуйся, парень, она сердится не на тебя.

Мягкий голос Форрала придал Анвару мужества.

— Это Джанок, — прошептал он.

— Ублюдок! — взорвалась Ориэлла, и вскочив, обрушила кулак на каминную полку с такой магически возросшей силой, что кусок мрамора со вспышкой откололся и упал на пол. Анвар зажмурился и втянул голову в плечи, а Форрал просто вздохнул.

— Ориэлла, — произнес он, и в голосе его слышался мягкий упрек.

С виноватым видом волшебница подняла отколовшийся кусок и приложила его на место.

— Прости, Форрал, — она провела по мрамору рукой, и тот моментально прирос, так что не осталось даже трещинки. Ориэлла покачала головой. — Не могу поверить, в Академии творится такое!

Ну ничего, пусть только появится Миафан! А пока… — она повернулась к Анвару, — посмотрим, что можно сделать с этим несчастным, — Ориэлла, не надо! — в голосе Форрала слышалось беспокойство.

— Почему же не надо? — возразила девушка. — Я достаточно узнала от Мериэль, чтобы лечить…

— Не в этом дело, — ответил Форрал. — Он же беглец и…

— Какая разница! — сердито настаивала Ориэлла.

— Послушай, душа моя, я знаю, как тебе тяжело, но Миафан имеет право наказать его. А если он увидит, в каком состоянии бедняга, то, может, и смягчится. И кроме того. Верховному следует знать, что творится у него под носом. — В голосе Форрала послышались металлические нотки. — Этому надо положить конец.

Сара влетела в свою комнату, сорвав злость на двери, которую захлопнула с такой силой, что, будь дом поменьше, он содрогнулся бы до самого основания. Но особняк Ваннора был построен искуснейшими мастерами из лучших материалов, какие только можно купить за деньги, и, несмотря на то что Сара рванула дверь изо всех сил, тяжелая дубовая панель лишь плавно качнулась на хорошо смазанных и отрегулированных петлях и скользнула на место с едва слышным щелчком. От этой неудачи дурное настроение Сары только усилилось. Пронзительно взвизгнув, словно портовая шлюха, она схватила первое, что подвернулось под руку — белую фарфоровую вазу, полную гиацинтов и зимних роз

— и запустила ею в дверь-обидчицу.

Раздался грохот, и Сара ойкнула, на мгновение испугавшись собственного порыва — разбитая ваза, вмятина на лакировке, сломанные измятые цветы и темные пятна воды на ярком толстом ковре — но тут же презрительно вздернула подбородок. Ковер испорчен — ну так что? Теперь этот дом принадлежит ей точно так же, как и Ваннору, и она вольна делать здесь все, что хочет. Если этот драгоценный домик можно разнести на части голыми руками — тем хуже для купца!

С заново вспыхнувшей злобой Сара принялась расхаживать по комнате, безжалостно втаптывая в ковер осколки фарфора и сломанные цветы. И у Ваннора еще хватает наглости отчитывать ее за неучтивый уход из логова этого неотесанного солдата и крикливого пугала из рода магов! Как он посмел устроить ей такой нагоняй, да еще на глазах у своих мерзких ухмыляющихся зверенышей!

Но, вспомнив о муже, Сара слегка призадумалась. Это была их первая серьезная ссора. Они прожили вместе уже несколько месяцев, и Ваннор еще ни разу не повышал на нее голоса. Сегодня она была дурой, вдруг поняла Сара, — тупой, самоуверенной дурой! С чего она взяла, что муж всецело в ее власти? Черт, придется помириться с ним, и чем скорее, тем лучше. Он — ее безопасность, ее богатство и роскошь — и к тому же защита от отца и того, что тот с нею сделал. Защита от убогости и нищеты, от бесконечного изнурительного труда и позорной беременности от какого-то вонючего раба, который просто животное…

Перед мысленным взором Сары встал образ Анвара, и она содрогнулась. Увидев его после стольких месяцев, она была потрясена и чуть не сошла с ума от ужаса, когда он окликнул ее по имени. Все, что могло прийти ей в голову,

— это бежать, бежать как можно дальше от этого грязного и избитого существа в лохмотьях, которое звало ее голосом Анвара и так умоляюще смотрело на нее его голубыми глазами.

Трясущимися руками Сара отперла изящное лакированное трюмо, стоявшее возле кровати, и достала хрустальный графин, который наполнил залитую зимним светом комнату ослепительными осколками радуги. Это было ее утешением и ее самым большим секретом.

Горничная получала хорошую мзду за то, чтобы графин всегда был полон, и держала рот на замке. Почти каждую ночь Ваннор посещал ее ложе, а потом, когда Сара оставалась одна, она запирала дверь и долгие бессонные часы потягивала вино, разложив на белом покрывале свои драгоценности и любуясь ими при радостном свете свечей.

О боги! Сара плеснула в бокал вина, осушила его и наполнила снова. «Все бы отдала, — подумала она, — лишь бы только сегодняшнего утра никогда не было». Теперь наконец она узнала, что случилось с Анваром. Торл клялся, что сын исчез, и в большинстве своем люди верили, что тот сбежал, опасаясь последствий смерти матери, и навсегда покинул Нексис. Родители Сары, естественно, решили, что Анвар испугался ответственности перед возлюбленной и еще не рожденным ребенком, Сара тоже предпочитала думать о его исчезновении именно в таком свете. Тем более что так было легче принять предложение Ваннора и избавиться от надоедливого чувства вины…

— Опять за винишко, мачеха?

Сара с рычанием обернулась. Занна! Младшая дочь Ван-нора стояла в дверях и презрительно глядела на мачеху сквозь взъерошенную челку густых каштановых волос, которая успешно сопоставлялась всем усилиям горничных привести ее в порядок. Сара сердито закусила губу. Как этой негоднице удается входить так бесшумно?

— Что значит — опять? — попыталась она отпереться. Сара прекрасно знала, что девчонка ненавидит ее, и чувство это было взаимным. Не хватало еще, чтобы маленькая чертовка настучала Ваннору!

Антор, младший сын купца, благодаря которому Сара попала в дом Ваннора, не причинял беспокойства. Он был слишком мал, чтобы понимать, кем она ему приходится, да это его и не заботило. Сара просто повесила малыша на шею нянькам, и дело с концом. Управлять Корой, старшей дочерью, было легче легкого. Они с Сарой были почти одногодки, и обе сияли одинаковой золотистой красотой. Кора находилась как раз в той поре, когда интерес к мужчинам чрезвычайно велик — и не только к отпрыскам богатых купеческих домов, которых ее заботливый отец считал подходящими женихами. Достаточно было несколько раз вовремя отвернуться, посмотреть сквозь пальцы на таинственную записочку или условный свист — и Сара завоевала сердце девушки. С Занной все было иначе. Девчонка пошла в папашу, была пряма как палка, но отличалась дьявольской сообразительностью и знала слишком много для своих четырнадцати лет. Просто неестественно много!

— В следующий раз скажи Гелде, чтобы получше прятала бутылку, когда тащит ее наверх. — Если поблизости был Ваннор, Занна разговаривала с мачехой весьма почтительно, наедине же ее тон становился дерзким и насмешливым. Сара крепко стиснула хрустальный графин. Боги, как ей охота придушить эту маленькую мерзавку! Когда она заговорила, ее голос был тихим и дрожал от бешенства.

— Слушай, негодница, — если скажешь отцу хоть слово, я заставлю тебя пожалеть, что ты вообще родилась на свет! Слышишь меня?

Глаза Занны из-под плотной занавеси волос, которая так раздражала Сару, задумчиво уставились на мачеху. Она прикидывала. Ваннорова дочь, сразу видно. Противная девчонка была прирожденной торговкой.

— Может, и не скажу, — беззаботно сказала она. — Уверена, что такая проныра, как ты, может придумать кучу способов доставить мне неприятности.

Это было уж слишком.

— Убирайся, — завизжала Сара. — Убирайся сейчас же — и пришли Гелду, чтобы убрала эту грязь!

Занна посмотрела вниз, на осколки фарфора, рассыпанные на ковре, и плутоватое выражение на ее лице сменилось каменной ненавистью, неожиданной в таком юном существе.

— Это была мамина любимая ваза, — сдавленно проговорила она. — Боги, я ненавижу тебя!

Впервые Занна произнесла это вслух. Потом она исчезла, предоставив разъяренной Саре прихлебывать вино и гадать, как после ее собственной неудачной попытки хлопнуть дверью девчонке удалось так блестяще справиться с этой задачей.

Из последних сил Анвар пытался оставаться в сознании, опасаясь, что Верховный застанет его врасплох. Ориэлла старалась напоить юношу бульоном. Одной рукой она поддерживала ему голову, а другой подносила к его губам чашку с горячей жидкостью. Анвар не мог даже глотать. Голова ныла от тяжелого удара мельника, все тело болело. Было трудно дышать. Желудок ссохся от истощения. Внезапно юноша услышал за стенкой голос Миафана и отчаянно рванулся, опрокинув чашку и облив бульоном себя и волшебницу.

Верховный ворвался в комнату. Его глаза яростно сверкали.

— Ты! — рявкнул он и протянул руку, чтобы вздернуть беглеца на ноги. Анвар съежился и начал всхлипывать.

— Миафан, не надо! — взволнованно взмолилась Ориэлла.

— Ориэлла, не вмешивайся, — резко отозвался Миафан. — Мерзавец бежал от своих хозяев и должен быть наказан.

— Наказан? — Девушка не верила своим ушам. — Да он и так уже достаточно наказан! Взгляни, что сделал с ним Джанок!

— Она права, Миафан, — сказал Форрал. — Это совершенно недопустимо!

— Занимайся своим делом! — огрызнулся Миафан.

— Это мое дело, — нахмурился воин. — Мой долг — поддерживать в Нексисе законность, и будь ты хоть трижды маг, я не стану смотреть сквозь пальцы на такую жестокость. Даже у кабальных есть кое-какие права. Лучше подумай, как ты будешь выглядеть, если об этом пойдут слухи?

Анвар почувствовал проблеск надежды. Они защищают его! Они оба защищают его, и даже эта волшебница! Миафан казался немного сбитым с толку, но быстро пришел в себя.

— Мой дорогой Форрал, ты не правильно понял меня, — вкрадчиво заговорил он. — Конечно, этот печальный инцидент не должен повториться, и, уверяю тебя, я лично займусь этим делом. Лично. — Нахмурившись, он поглядел на Анвара. — Однако ты должен знать, что этот смертный — смутьян и очень опасен.

— Мне он кажется не опасным, — резко ответил Форрал. — а просто напуганным. Конечно, ты простишь его на этот раз, Миафан. Он и так уже достаточно пострадал.

— Пожалуйста, Миафан, ради меня, — присоединилась к нему Ориэлла, умоляюще глядя на Верховного. Не будь он в такой отчаянной ситуации, Анвар посмеялся бы над растерянным выражением, которое появилось на лице Миафана.

— Ну что ж, очень хорошо, — наконец пробормотал он. — По возвращении я поговорю с Джаноком.

Услышав имя повара, Анвар застонал. Только не кухня! Он этого не переживет! Он в отчаянии поймал руку Ориэллы, стоявшей рядом, и рухнул к ее ногам.

— Не отправляйте меня назад, — умолял он. — Он убьет меня, пожалуйста…

— Анвар! — Голос Миафана напоминал удар хлыста. — Как ты смеешь! Оставь госпожу Ориэллу в покое! — Он наклонился над Анваром, и тот в ужасе отпрянул назад и закрыл лицо руками.

— Нет, — вскрикнул юноша. — Пожалуйста! Не трогай меня больше! — Заклинание Миафана пришло в действие, и он закричал снова. Ледяной обруч боли стиснул голову юноши, и Анвар в судорогах повалился на пол.

— О боги! — воскликнула Ориэлла, опускаясь на колени рядом с ним. Боль внезапно исчезла. Анвар, к которому вернулась способность дышать, поднял глаза и увидел во взгляде Верховного отчетливое предупреждение. Если скажешь

— умрешь! Несчастный понял, что Миафан снял боль прежде, чем ее успела обнаружить Ориэлла.

— Все хорошо, — беспомощно пробормотал он. — Все хорошо.

— Проклятие, что это было? — нахмурилась Ориэлла. — Не понимаю… — Она посмотрела на Верховного. — Что он имел в виду, Миафан? Ты ведь не трогал его, правда?

Верховный Маг принужденно рассмеялся.

— Не говори чепухи! Парень просто не в себе!

— Мне так не кажется, — медленно покачала головой Ориэлла. — Да нет, он просто испуган, я уверена. И все же это очень странно.

— Откуда он взялся? — Послушай, Ориэлла, к чему вся эта суета? — брюзгливо произнес Миафан. — Давай отправим его в Академию, и может, остаток дня пройдет веселее.

— Миафан, его нельзя отправлять опять на кухню! — взмолилась Ориэлла. — После всего, что он там пережил… Подожди-ка — я знаю! — просияла она. — Ты мне уже сто лет обещаешь собственного слугу. Отдай мне этого!

— Что! — прогремел Миафан. — Ни в коем случае! Это абсолютно исключено!

Ориэлла вытаращила глаза, озадаченная таким решительным отказом. Она поднялась на ноги и, стоя лицом к лицу с Верховным Магом, упрямо повторила свою просьбу.

— Не понимаю, почему бы и нет. По-моему, это превосходное решение. Ну, пожалуйста, Миафан!

— Нет, Ориэлла. Я найду тебе другого слугу, но Анвар совсем для этого не годится, ему не хватает дисциплины.

— Ну да, дисциплины! — огрызнулась Ориэлла. — Этой дисциплины он хватил уже через край. Ему нужна доброта.

— Об этом судить мне! — Казалось, даже воздух затрещал и заискрился, когда маги встали нос к носу, испепеляя друг друга взглядами. Анвар затаил дыхание.

— Ориэлла, — поспешно вмешался Форрал, — быть может, Верховный Маг прав. Если он действительно очень опасен…

— Тебя еще тут не хватало! — прикрикнула девушка на ошеломленного воина.

— Меня тошнит от вас обоях. Я больше не ребенок, я не желаю идти на поводу у вашей так называемой мудрости. — В ее голосе зазвучало презрение. — На сей раз я права, и знаю это. Я хочу помочь этому несчастному и восстановить честь Волшебного Народа — ведь именно мы виноваты в том, что он оказался в таком положении. Но вместо того чтобы поддержать меня, вы прибегаете к каким-то нелепым уверткам. Это глупо!

Миафан стал чернее тучи.

— Ориэлла! — проревел он. — Как ты смеешь разговаривать со мной подобным образом! Немедленно возвращайся в Академию!

— Не вернусь! — крикнула волшебница. — Ты можешь командовать в Академии, но ты не властен над миром и не властен надо мной! В любой момент я могу уйти, как ушел мой отец и моя мать!

От этих слов Миафан побелел, и Анвар поразился, заметив в его глазах страх. Верховного Мага будто подменили.

— Ну ладно, ладно, моя дорогая, — защебетал он. — Я вижу, это действительно много для тебя значит. Анвар твой.

Изумленная его внезапной уступчивостью, Ориэлла зарделась, и на лице ее проступило смущение.

— Спасибо, Миафан, — мягко проговорила она. — Ты так добр ко мне. Извини, пожалуйста, я не должна была выходить из себя.

— Я тоже, — с чувством отозвался Миафан. Он протянул руки, и Ориэлла бросилась в его объятия.

— Я заставлю его повиноваться, — пообещала она. — Клянусь, что заставлю.

Миафан серьезно посмотрел на нее.

— Отныне это твой долг. Ты в ответе за этого смертного, и я спрошу с тебя за его поведение. И если он ослушается, то отправится прямиком на кухню, — он глянул на Анвара. — Надеюсь, Анвар, ты не подведешь госпожу Ориэллу.

Встретив его взгляд, юноша вздрогнул. Миафан холодно улыбнулся.

— А теперь, прежде чем я позволю тебе поступить в распоряжение госпожи, ты должен поклясться перед свидетелями, что больше не будешь пытаться бежать.

Анвар замер. Ловушка! Сама того не желая, своей добротой волшебница загнала его в ловушку. У него не было выбора, и он это знал. Волшебница ободряюще улыбалась ему. С тяжелым сердцем Анвар дал слово.

Верховный Маг весь кипел, возвращаясь по заснеженным улицам в Академию. Как Ориэлла посмела перечить ему! И из-за его собственного ублюдка-полукровки! Миафан заскрежетал зубами. Он желал убить Анвара, чтобы раз и навсегда похоронить ошибку своей молодости — но не мог. Если Анвар умрет, то сила, которую он отнял у этого негодяя, будет потеряна навсегда. Миафану придется оставить его в живых. Ему нужно как можно больше силы.

Слова Ориэллы все еще звучали у него в ушах. «Так, значит, я не правлю миром, — подумал Миафан. — Ну что ж, когда-нибудь я буду править — и тогда эта чертовка ответит за свое неповиновение! Забавно, что это произойдет отчасти благодаря Анвару». Миафан улыбнулся. С дополнительными силами, которые он похитил, ничто не сможет остановить его. Теперь нужно просто выждать время и найти подходящий момент, чтобы нанести удар.

Миафан был одержим властью и мечтал возродить былые дни, когда Волшебный Народ использовал свой дар, чтобы править расой смертных. Для этой цели он с безжалостным коварством украдкой расчистил себе путь к посту Верховного Мага.

Они с Джерантом были друзьями, пока отец Ориэллы, с его позорной любовью к смертным, не стал следующим претендентом. Организовать «несчастный случай», который устранил соперника, оказалось проще простого, но Миафан не предвидел того чувства вины, которое будет преследовать его после убийства мага. Во искупление он поначалу планировал назначить Ориэллу своей преемницей, но теперь у него созрел новый замысел относительно дочери Джеранта: она станет его супругой. Ориэлла рядом с ним, в его постели! От этой мысли Верховный почувствовал всплеск желания. Но он никак не мог забыть ее угрозы уехать.

Теперь Миафан точно знал, что ошибся, вызвав Форрала в Нексис. Он надеялся, что используя Ориэллу в качестве рычага, удастся контролировать голос гарнизона в Совете Трех, но этот план провалился. Преданная своему смертному другу и учителю, его подопечная становилась все неподатливее, и ее верность, взлелеянная Миафаном за годы напряженной заботы и внимания, начинала слабеть. К сожалению, в настоящее время с этим ничего нельзя было поделать. Если бы даже удалось устранить Форрала, Ориэлла никогда бы ему этого не простила.

Миафан решил набраться терпения. Рано или поздно представится возможность расправиться с воином, а пока он должен любой ценой сохранить доверие и любовь Ориэллы. Тогда, убрав с дороги Форрала, он вскоре подчинит девушку своей воле и сможет использовать ее силу в собственных целях. Миафан тихонько улыбнулся. Если подумать, не так уж трудно избавиться от одного человека. В конце концов Форрал всего лишь смертный.

Ориэлла чувствовала себя усталой, но довольной. Это была ее первая попытка применить знания, полученные от Мериэль, но все прошло гладко. Долгие часы, ушедшие на изучение всяких тонкостей человеческого организма и овладение умением направлять свою силу на то, чтобы восстановить повреждения и ускорить естественное заживание, не пропали даром, и хотя девушке многому еще предстояло научиться, ее первый самостоятельный опыт закончился, успешно. Словно отряхивая руки, Ориэлла стерла с ладони последние мерцающие следы голубоватого магического света.

Ее новый слуга покойно лежал на чистых простынях в комнате, неохотно предоставленной Форралом, и она видела, как синяки быстро исчезают на его чисто вымытой бледной коже. Скоро от них не останется и следа, и волшебница гордилась, что ее целительные способности могут совершать такие чудеса. Глаза юноши открылись, и у Ориэллы захватило дух от их сияющей голубизны.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Не болит, — изумленно отозвался он. — Правда, не болит!

«Боги, я и забыл…»

Ориэлла отвела взгляд. Как же страдал этот бедняга!

— Больше не будет болеть, — пообещала она. — Я об этом позаботилась.

— Волшебный Народ не лечит смертных! — недоверчиво воскликнул юноша. — Волшебница Мериэль отказалась лечить моего деда, и он умер!

Зная целительницу, Ориэлла со смущением подумала, что он, должно быть, говорит правду.

— Ну а волшебница Ориэлла лечит, — резко сказала она. — А ты определенно нуждался в лечении!

— Что со мной будет дальше, госпожа? — спросил Анвар, и в глазах его мелькнул страх.

Девушка ободряюще улыбнулась ему:

— Неужели не помнишь? Отныне ты мой слуга, и я позабочусь о том, чтобы тебя никто больше не бил. Теперь ты в безопасности.

— Э! — Парень ничуть не казался убежденным. «Ну а чего же еще ждать от сервов?» — подумала Ориэлла. — Благодарности?» Волшебница улыбнулась своей наивности. «Будь я на его месте, — решила она, — я бы, пожалуй, тоже не стала бы мне доверять».

На этот раз юноше удалось проглотить бульон, и вскоре он уснул. Девушке тоже надо было поесть, чтобы восстановить силы, затраченные на лечение, не говоря уже о том, что после того как ей пришлось вымыть своего пациента, она сама нуждалась в ванне.

И все же Ориэлла немного задержалась, наблюдая за спящим, не в силах избавиться от назойливого чувства, что где-то видела его раньше. Анвар, кажется, так назвал его Миафан? Его длинное тело вытянулось во всю кровать, плечи были очень широкие, но сам он исхудал ужасно. Ну что ж, это можно исправить. Теперь юноша выглядел моложе, чем ей показалось с первого взгляда, возможно, немногим старше ее самой. Даже во сне его лицо было печальным. Между бровями и в уголках благородного рта залегли глубокие складки. Подбородок был достаточно твердый, а вот нос немного великоват. Чудесные волосы цвета бронзы спадали до самых плеч. А эти глаза! Ориэлла никогда не видела у смертных таких глаз.

Войдя в комнату, Форрал обнаружил, что Ориэлла с какой-то странной нежностью смотрит на своего пациента, и круто развернулся, охваченный приступом ревности. Что она нашла в этом парне, черт бы его побрал, чтобы так отчаянно защищать его перед Миафаном — да и перед самим Форралом? Ориэлла быстро обернулась, и взор ее затуманился.

— Я не слышала, как ты вошел.

— Я заметил, — не смог удержаться от колкости Форрал. Девушка смутилась.

— Форрал, прости, я вышла из себя. Я действительно очень признательна тебе за помощь…

— У тебя отважное сердце, и ты умеешь защищать то, во что веришь. Так наброситься на Миафана! Ты знаешь, я всегда готов помочь тебе, но… Ориэлла, ты уверена, что поступила правильно?

— Форрал, только не начинай все с начала! Неужели ты не понимаешь, что я уже не ребенок? — Было очевидно, что она имеет в виду.

Ориэлла казалась такой печальной, такой одинокой, что воину пришлось подавить внезапный порыв признаться в любви, сказать, что хочет ее так же сильно, как она его. Форрал открыл было рот… Нет, это невозможно! Воин запретил себе поддаваться своему чувству, заставил себя оставаться только ее другом. Запрет на любовь между Волшебным Народом и смертными имеет свои причины — и такие, о которых она даже не задумывалась. Он должен оберегать ее.

— Прости, душа моя, — произнес он. — Я заботился о тебе, когда ты была еще совсем крошкой, помнишь? Мы, старики, часто забываем, как быстро растут наши питомцы.

Девушка отвернулась, и Форрал понял, что она пытается скрыть от него свою боль. Это было невыносимо! Он торопливо вышел из комнаты и, прислонившись к отполированным панелям, несколько минут тихо и монотонно ругался. Сколько еще это может продолжаться? Ему не следовало возвращаться! Он должен уехать прямо сейчас, но.., он не может. Не может бросить ее еще раз. Форрал со вздохом отвернулся от двери и отправился в таверну, чтобы основательно напиться. Теперь это было единственное средство…

Глава 10. ТЕНЬ ЗЛА

Вернувшись в Академию в качестве слуги Ориэллы, Анвар обнаружил, что его жизнь полностью изменилась. Ему больше не приходилось страдать от придирок кухонной братии, так как личные слуги Волшебного Народа жили отдельно и на других условиях. Главный мажордом Элевин, высокий, худой и седой как лунь старик с мягким выражением лица, управлял ими железной рукой, но был до щепетильности честен и не допускал никаких слухов среди своих подчиненных. Пока Анвар прилежно трудился и не ввязывался в ссоры, Элевин не беспокоил его.

У Анвара появилась собственная кровать в общей спальне рядом с Башней магов, и его регулярно кормили горячими кушаньями в соседней трапезной. (Анвар чувствовал некоторое удовлетворение при мысли, что Джаноку и его злобным прихвостням приходится готовить для него.) Личным слугам ежедневно выдавали чистую рабочую одежду, а так как они постоянно сталкивались с Волшебным Народом, им приходилось быть почтительными и воспитанными.

Анвар разрывался между благодарностью и неприязнью к своей спасительнице. Ориэлла избавила юношу от гнева Владыки и значительно улучшила его положение, но, заставив Анвара произнести клятву, навязанную Миафаном, она загнала его в ловушку. С другой стороны, раз Сара отвергла его с такой жестокостью, у него не было выбора. И все же, мог ли он винить ее? Из-за ребенка, ставшего плодом их любви, ее продали этому жестокому торговцу. Даже если бы она осмелилась помочь Анвару в присутствии купца, с чего бы ей делать это? У Сары были все причины ненавидеть его. Брошенный и обездоленный, Анвар теперь лишился даже надежды, и все, что у него оставалось — это работа. Так что он работал как проклятый, жалея, что хозяйка не дает ему больше поручений, чтобы оставалось меньше времени думать. Элевин был доволен новым слугой, а после оскорблений Джанока Анвар был рад каждому доброму слову.

Маги почти не замечали слуг, но иногда Анвару все же приходилось сталкиваться с ними, и постепенно он обнаружил, что Мериэль порывиста и строга, Финбарр добр, но рассеян, а Элизеф холодна и язвительна. Д'Арван говорил редко. Деворшана и Браггара следовало избегать. Первый был просто задирой, а в Брагтаре чувствовалась скрытая жестокость. Он постоянно оскорблял слуг, и те все поголовно его боялись. Даже Элевин старался держаться подальше от мага Огня.

Анвар ожидал, что волшебница Ориэлла, утолив свое обычное для Волшебного Народа упрямство, скоро забудет о простом слуге, но он ошибся. У нее неизменно находилось для юноши добро слово или улыбка, и она всегда благодарила его за услуги. Однако доброта и отзывчивость не вызывали большого уважения у остальных слуг, и это так озадачивало Анвара, что как-то раз он набрался смелости и заговорил об этом с Элевином.

— Все достаточно просто, — ответил мажордом. — Боюсь, что прислуге недостает воображения, а госпожа Ориэлла отличается от остального Волшебного Народа именно тем, что проводит много времени со смертными. Это противоречит тому, что слуги привыкли видеть в Академии, вот они и волнуются. — Он подмигнул. — Лично я считаю это добрым свежим веянием, но не советую тебе повторять мои слова, Анвар. И никогда не путай доброту госпожи с мягкостью. Если позволишь себе вольности, то скоро обнаружишь, что характер у нее такой же, как и у остальных ее коллег.

Анвар запомнил его совет. Он все еще опасался своей госпожи — ведь она принадлежала к ненавистному Волшебному Народу, и, следовательно, не заслуживала доверия. Юноша жил в постоянном страхе, что слухи об убийстве собственной матери просочатся из кухни в помещение личной прислуги, а уж оттуда неизбежно дойдут и до ушей хозяйки, и все гадал, почему Верховный сам не сказал ей об этом во время их памятной стычки в гарнизоне. Но вот однажды утром, через месяц после того, как он стал личным слугой, Анвар обнаружил, что остальная прислуга шепчется по углам и старается его избегать. Даже добросердечный Элевин хмурился, глядя на юношу, и Анвар был рад поскорее забрать завтрак Ориэллы — теплые, мягкие, свежеиспеченные булочки, единственное, что она ела в столь ранний час, и огромный чайник тэйлина — и поспешно убраться подобру-поздорову.

Хозяйка поднялась так рано, чтобы отправиться на тренировку в гарнизон. Стояло серое зимнее утро, и, в покоях было темно и холодно. Анвар накрыл на стол, зажег лампы и занялся камином. Ориэлла, которая в этот час всегда бывала не в лучшем настроении, вошла в комнату заспанная и сердитая. Анвар орудовал кочергой, пытаясь не бросаться ей в глаза и моля богов, чтобы слухи не успели дойти до госпожи. За его спиной послышались шаги, потом скрип отодвигаемого стула и журчание тэйлина, который наливали в чашку. Через некоторое время она откашлялась и начала:

— Анвар, я хочу поговорить с тобой.

Сердце юноши замерло, и притаившийся было страх вспыхнул с новой силой. Он с оглушительным грохотом выронил ведро, зола разлетелась по всей комнате. Хозяйка с яростным проклятием выскочила из-за стола, ее завтрак был безнадежно испорчен, а лицо и волосы стали серыми. Дрожа, Анвар бросился на колени.

— Госпожа, прошу тебя, — умолял он. — Я не нарочно.

— Конечно, не нарочно. — Ориэлла опустилась на колени рядом с ним. — Не унижайся так, Анвар — и прости, что испугала тебя. Я, кажется, еще не совсем проснулась, а тут еще этот грохот…

Она извиняется? Анвар в изумлении уставился на Ориэллу, и уголки ее губ весело приподнялись.

— О боги, — хихикнула она, — ты похож на помесь пугала с привидением! — Девушка провела руками по Своим пышным рыжим волосам и мгновенно оказалась окутанной серым облаком.

— Госпожа, я ужасно сожалею, — растерянно проговорил Анвар; Ориэлла откашлялась и, задыхаясь, проговорила:

— Ничего страшного! Это мы поправим. — Она щелкнула пальцами, и мгновенно весь пепел вернулся в ведро. Бросив в камин поленья, девушка небрежным жестом зажгла их. — Мы, Волшебный Народ, чересчур привыкли к вашим услугам и забываем, что и сами еще на что-то способны. — Потом ее интонации изменились. — Сядь со мной, Анвар, мне надо кое-что у тебя спросить.

Она подвела его к столу и протянула тэйлин в своей собственной чашке. Когда он принимал ее, его руки тряслись. Ориэлла уселась напротив, не сводя с юноши зеленых глаз.

— Эвелин сказал мне, что ты убил свою мать, — напрямую начала она. — Это правда?

Анвар не знал, что ответить. Он боялся, что разбудит заклятие Миафана, если попытается сказать правду. Кроме того, она все равно не поверит.

— Ну? — голос волшебницы прервал затянувшееся молчание. — Почему ты не отвечаешь? Боишься? — Она перегнулась через стол и взяла его руку. — Послушай, я не могу в это поверить, Элевин тоже. Ему сказал Джанок, а тому, очевидно, Миафан, и мажордом так встревожился, что пошел прямо ко мне. Мне тоже это кажется странным, Анвар. Как обвиняемый в убийстве, ты должен был попасть к Форралу, но этого не произошло, и теперь я хочу выслушать тебя. Если ты незаконно отдан в кабалу, я сделаю все, что в моих силах, чтобы восстановить справедливость.

Потеряв дар речи, Анвар потрясение смотрел на нее.

— Бесполезно, — наконец произнес он. — Мой отец имел право отдать меня в кабалу. Мне не хватало одного месяца, чтобы по закону считаться совершеннолетним.

— А остальное? — мягко спросила Ориэлла. Анвар изо всех сил пытался сдержать слезы.

— Как же я мог убить, — мучительно выдавил он. — Ведь я же любил ее!

С необычайным терпением Ориэлла вытянула из него всю историю о смерти матери, но все же Анвар так и не признался, что погасил пламя.

— Это был несчастный случай, — закончил он, — но я тоже виноват. Отец рассвирепел, и в отместку отписал меня в кабалу. Ориэлла содрогнулась.

— Твой отец — настоящий ублюдок!

— Нет, — сгорая от стыда, покачал головой Анвар. — Настоящий ублюдок — я. Потому-то он и решился на это. — Больше юноша ничего не мог сказать.

— Анвар! — Ладонь волшебницы легла на его руку, а лицо приняло озабоченное выражение. — Послушай. Хоть я и не могу ничего поделать с твоей кабалой, я не хочу, чтобы тебя несправедливо обвиняли в убийстве! Сегодня же я поговорю с Форралом. По крайней мере мы восстановим твое доброе имя.

С этого дня отношения между Анваром и волшебницей начали меняться. Ориэлла уговорила Форрала заняться этой историей, и, опросив торговцев, тот выяснил, что гибель Риа была несчастным случаем. Ориэлла объявила об этом в Академии, и Анвар наконец избавился от шепота за спиной и косых взглядов. И только когда всему этому пришел конец, он осознал, каким бременем лежало на нем несправедливое обвинение. Анвар был бесконечно благодарен своей госпоже, хоть она и была волшебницей.

Не ограничившись этим, Ориэлла всячески пыталась загладить те унижения, от которых страдал юноша. Частенько, когда он работал в ее покоях, она заставляла его присесть и выпить с ней за компанию вина или тэйлина. Но тут возникла новая опасность. Пока они болтали, девушка как бы невзначай расспрашивала его о прошлом, о семье, и Анвар не знал, что ответить. С ней было так легко разговаривать, что он постоянно боялся каким-нибудь неосторожным замечанием привести в действие заклятие. Иногда Анвар был на грани того, чтобы довериться ей и попросить о помощи, но, несмотря на то что Ориэлла так много для него сделала, она все же оставалась волшебницей и любимицей Миафана, и юноше почему-то никогда не удавалось решиться.

Тем не менее со временем Анвар начал все больше беспокоиться о своей госпоже. Она слишком упорно работала, словно, как и он, пыталась в труде найти забвение от забот. После тренировок в гарнизоне или после занятий с Мериэль она возвращалась совершенно измотанной, и Анвар, который на себе испытал, что такое горе, терялся в догадках, какая печаль омрачает ее лицо. Она почти перестала бывать в гарнизоне, и Анвар все чаще начал задумываться, не связано ли это каким-то образом с Форралом.

Одновременно юноша заметил, что Ориэллу беспокоит внимание Миафана. В этом году Верховный повадился посещать ее в неурочные часы — поздно вечером или утром, когда девушка принимала ванну после тренировок. Он завалил Ориэллу подарками и использовал любой предлог, чтобы коснуться ее. В глазах Миафана появился похотливый блеск, и, видя это, Анвар начинал бояться за свою госпожу.

Его страх перед Миафаном отнюдь не уменьшился, и юношу беспокоили эти частые посещения. Тем более что Ориэлла использовала любой предлог, чтобы оставить слугу в комнате, когда приходил Миафан. Анвар не мог винить ее — по сути, он был даже рад, что у нее есть хоть какой-то инстинкт самосохранения, хотя и понимал, что поведение Миафана ставит госпожу в затруднительное положение. Как ни странно, девушка смотрела на Миафана почти как на отца и просто не могла поверить, что он способен предать ее веру в него.

Но если Ориэлла не хотела смотреть правде в лицо, то у Анвара не оставалось никаких сомнений. Работая, он чувствовал, как глаза Миафана впиваются ему в спину, а если поворачивался, то натыкался на неистовый взгляд, полный ненависти, вражды и неприкрытой угрозы. От мысли, что он стоит на пути самого Владыки, юношу бросало в дрожь. Он понимал, что Миафан не из тех, кто будет долго мириться с препятствием, и, стало быть, единственной защитой Анвара была Ориэлла, ибо Верховный пока еще не готов поссориться с ней, лишив ее слуги, но это был только вопрос времени. Анвар знал, что терпение Миафана не беспредельно, и рано или поздно он на что-нибудь решится.

Когда Анвар услышал, что летом Ориэлла едет навестить мать, его охватила паника. Юноша понимал, что хозяйке будет полезно на время избавиться от Форрала и от Миафана, но перспектива остаться беззащитным перед Владыкой ужасала его. Анвар не сомневался, что если это произойдет, к возвращению госпожи он исчезнет, и не знал, останется ли он хотя бы в живых.

Накануне отъезда Ориэллы Анвар сидел на полу ее спальни с масляной тряпкой в одной руке и сапогом для верховой езды в другой. Он в последний раз провел по мягкой коричневой коже, поставил сапог рядом с другим, уже начищенным, и со вздохом повернулся к аккуратным стопкам одежды, разложенным на кровати.

Предполагалось, что он должен упаковать седельные сумки госпожи, но работа не клеилась. Волшебница все еще не выяснила, сможет ли он сопровождать ее — она говорила, что по каким-то причинам Миафан запретил это, но она не теряет надежды убедить его. Анвар понимал, что это значит, и ничуть не удивился, когда его хозяйка ураганом влетела в комнату. Дверь с оглушительным треском захлопнулась, а вслед за грохотом послышался поток отборных ругательств. Анвар поежился. Очевидно, Миафан снова сказал «нет».

Не переставая ругаться, Ориэлла ворвалась в спальню и увидев слугу, замолчала.

— Анвар! Я не думала, что ты до сих пор здесь!

— Прости, госпожа, работы оказалось больше, чем я думал.

— Не волнуйся, не горит. — Ориэлла направилась в соседнюю комнату и вернулась с двумя бокалами вина. Протянув один юноше, она уселась на кровать.

— Мне очень жаль, Анвар, но Владыку не переубедишь. Не знаю, что это на него в последнее время нашло — раньше он никогда таким не был.

Хотя Анвар и пытался изо всех сил скрыть свой страх, бокал в его руке задрожал, и Ориэлла понимающе кивнула.

— Не переживай ты так, — поспешно сказала она. — Я знаю, ты боишься Миафана, но пока меня не будет, тебе не придется с ним сталкиваться. Вчера я поговорила с Финбарром, и он предложил, чтобы ты помог ему в Архивах. Сейчас он разбирает документы, и ему одному с этим не справиться. Ты не возражаешь?

Не возражает ли он? Да Анвар просто ошалел от счастья. С тех пор, как выяснилось, что он умеет читать, Ориэлла поручила ему помогать ей в исследованиях, и за это время он хорошо узнал Финбарра. Даже несмотря на свое отвращение к магам, Анвар не мог не полюбить талантливого архивариуса, и кроме того, юноша понимал, что в качестве слуги Финбарра он будет в полной безопасности. Там, в катакомбах, его не отыщет никакой Миафан! Впрочем, юноша сомневался, что сможет помочь Финбарру, и, зная свою госпожу, предположил, что Ориэлла просто-напросто уговорила архивариуса присмотреть за ним.

Но когда Анвар явился, чтобы приступить к своим новым обязанностям, грязная и небритая физиономия Финбарра убедила его в обратном. Архивариус радостно приветствовал его.

— Ого, ну и видок у тебя, Анвар! Ориэлла собиралась сама помочь мне справиться с этой изнурительной задачей, но я настоял, чтобы она, как обычно, ехала к матери. В последнее время я беспокоюсь за нее — уж слишком много она работает! Кроме того, все, что мне нужно, — это острый ум и вторая пара рук — хоть и вид у тебя, прямо скажем, страхолюдный, извини за откровенность. Идем со мной — я работаю внизу, на нижних этажах. — Он с усмешкой вытянул перед собой перепачканные руки. — Туда веками никто не заглядывал.

Отсутствие Ориэллы пролетело для Анвара поразительно быстро. У Финбарра работы оказалось гораздо больше, но зато он обнаружил бесконечную прелесть в разборе древних манускриптов. Архивариус радовался помощи юноши и всячески поощрял его интерес.

Финбарр пытался совместить уборку нижних этажей со своим излюбленным предметом — древней историей Волшебного Народа.

— Если заглянуть в летописи, мой мальчик, — говорил он Анвару, — то понимаешь, что у каждого архивариуса был свой конек. Это странная должность и магические способности того, кто ее занимает, не имеют здесь решающего значения, если, конечно, не считать случаев, когда они могут сгодиться на что-нибудь полезное. Мои собственные силы, к примеру, в основном направлены на Воздух и Огонь, а моя предшественница была магом Воды. Она проделала бесценную работу, осушая эти нижние этажи, чтобы мы теперь могли здесь заниматься. Но самое важное — любовь к порядку и ненасытная жажда знаний — вот из чего состоит настоящий архивариус!

За работой Анвар с удовольствием слушал бесконечные разглагольствования Финбарра о его теориях касательно разрушительных войн древнего Волшебного Народа.

— Так много было потеряно, — жаловался архивариус, — когда пал Старый Нексис. Знаешь, в некоторых древних хрониках встречаются неясные, отрывочные намеки на то, что тогда мы были не единственной расой, владеющей магией. Конечно, существовал Драконий Народ, хотя наши знания о них весьма ограниченны, но некоторые источники — увы, заклейменные предыдущими архивариусами, как полнейшая ересь, — упоминают, что на самом деле Катаклизм был вызван каким-то таинственным магом, который умел летать. Не верится, правда? А в других манускриптах говорится о магах, способных жить под водой, и что все эти расы принимали участие в создании легендарного Оружия Стихий… — Финбарр вздохнул. — Если бы только удалось найти что-нибудь, что расширило бы наши знания о тех временах… Если легендарные четыре Воплощения Силы действительно существовали, то они наверняка должны быть где-то в этом большом мире — и попади они в недобрые руки, трагедия может повториться…

Хотя Анвар в отличие от Финбарра и не терял сон при мысли о возможности нового Катаклизма, он все же надеялся, что архивариус найдет то, что ищет. Конечно, в иное время финбаррова жажда знания ради самого знания разозлила бы юношу, особенно если вспомнить о нищете и страданиях простых смертных, но архивариус был бескорыстен и добр, и, по правде говоря, Анвар чувствовал, что и сам заражается его энтузиазмом.

Как-то ярким, прозрачным днем, сулящим скорый приход осени, Финбарр решил, что пора взяться за самый нижний этаж.

— Пока не приехала Ориэлла, хочу извлечь из тебя как можно больше пользы,

— улыбнулся он. — Теперь мы ждем ее со дня на день. Интересно, как бы она отнеслась к моему предложению похитить тебя у нее?

На мгновение эта идея показалась Анвару соблазнительной. Ему нравилось помогать архивариусу, и, кроме того, за это время Верховный ни разу не спускался в Архивы, что тоже было немаловажно. И можно будет избежать этих мучительных посещений, которыми Миафан удостаивает его госпожу… Но тем не менее юноша чувствовал что-то, похожее на укоры совести. Уйти к Финбарру означало бы предать Ориэллу. В последнее время Анвар часто ловил себя на том, что с нетерпением ждет ее возвращения, и в конце концов ему с изумлением пришлось признать, что скучает по ней.

Анвар спускался за Финбарром по лабиринту коридоров и лестниц, вырубленных прямо в скале. Они давно миновали верхние этажи, где архивариус расставил светящиеся кристаллы, и теперь единственным источником света служил сияющий шар магического света, который неторопливо плыл перед Финбарром. На шероховатых стенах прыгали и танцевали причудливые тени.

— Думаю, мы начнем отсюда. — Финбарр нырнул под низкую арку, и Анвар, последовав за ним, оказался в маленькой каменной комнате, уставленной полуразвалившимися деревянными полками. Все было покрыто пылью и паутиной, многие полки рухнули под тяжестью документов, и свитки и бумаги в беспорядке валялись на полу. Архивариус вздохнул:

— Во имя Инора Мудрого, — пробормотал он. — Мои предшественники непростительно запустили нижние этажи. Чтобы разобраться здесь, нужна целая жизнь, друг мой. А раз так, то лучше приниматься за дело. — Он похлопал себя по карманам и состроил недовольную гримасу. — Проклятая растерянность! Я забыл захватить кристаллы, чтобы осветить нам поле деятельности.

— Я принесу, — предложил Анвар, — я знаю, где ты хранишь их, господин.

— Не беспокойся. Пока ты сходишь в библиотеку и обратно, пройдет целый день. Кроме того, для непосвященного это непростая дорога. — Финбарр подмигнул. — Ориэлла никогда не простит мне, если я потеряю тебя в земном чреве. Обойдемся и так. — Он подбросил шар магического света к потолку, но не рассчитал, и тот ударился о необработанный камень и разлетелся фонтаном искр, оставив их в полной темноте.

— Ну что я за растяпа! Вот всегда так! — донесся из темноты возмущенный голос Финбарра.

Анвар затаил дыхание. Его ночное зрение было превосходным, но ему еще никогда не приходилось оказываться в абсолютной темноте. Она давила на него, словно вся каменная тяжесть скалы опустилась ему на плечи. Юноша в панике повернулся, чтобы бежать, но споткнулся о кучу свитков, потерял равновесие и, падая, ударился о стену. На них обрушилась лавина бумаг и гнилого дерева, а кусок стены вдруг не выдержал его веса и рухнул.

Финбарр зажег новый шар.

— О боги, Анвар! Посмотри, что ты нашел! — Его юное и одновременно старое лицо светилось от восторга. Анвар выбрался из-под обломков, стряхивая с себя пыль и мусор. За стеной была комната — нет, пещера! В дальнем ее конце начинался туннель, суля новые тайны. Глаза Финбарра вспыхнули при виде сокровищ, скрытых доселе. Золотые обрезы древних рукописей тускло мерцали в магическом свете. Свитки и фолианты были свалены в сундуки и разбросаны по полу, словно их бросили в спешке. В углу валялись гобелены, а у противоположной стены высилась груда непонятных — судя по всему, личных — вещей. Пока Анвар рассматривал это сокровище, прекрасный золотой кубок скатился прямо к его ногам. Юноша шагнул вперед, чтобы поднять его, но Финбарр помешал ему.

— Не трогай! Тут волшебство! Это место зачаровано! — схватив Анвара за руку, архивариус потащил его прочь из комнаты. — Если я не ошибаюсь, — отдышавшись, сказал он, — ты только что сделал самое ценное открытие нашей эпохи! Мы должны немедленно известить Верховного.

Прежде чем войти в Башню магов, Ориэлла окинула долгим взглядом знакомый двор Академии и решила, что рада возвращению. Хотя ей было приятно навестить мать, но девушке ужасно недоставало Форрала, а еще она беспокоилась об Анваре и о том, как ему жилось в ее отсутствие. Она постоянно задавалась вопросом, почему он так боится Миафана, да и тот, похоже, возымел к нему какую-то особую неприязнь. Если бы Миафан действительно верил в то, что Анвар — убийца, это объясняло бы загадку, но тогда почему же его отношение к слуге не изменилось, когда обвинение было снято? Свалив тяжелые седельные сумки на ступени Башни, Ориэлла пожалела, что рядом нет Анвара. Она была странно разочарована, не обнаружив юношу во дворе, встречающим свою госпожу.

— Ты просто дура, Ориэлла, — сказала она себе, поднимаясь по крутым ступенькам. — Откуда же ему знать, что ты приехала? Кроме того, у него есть дела и поважнее.

Но все мысли об Анваре исчезли, когда она очутилась в своих комнатах, ибо там ее ждал Миафан.

— Моя дражайшая Ориэлла! — Архимаг шагнул ей навстречу, приветственно протягивая руки. — Я увидел из окна, как ты подъехала. Я так рад, что ты снова дома, в безопасности!

Ориэлла торопливо отступила перед его экспансивными объятиями и выронила седельные сумки. Руки Миафана сомкнулись на ней, и девушка оцепенела от страха. Как он попал сюда? Она думала, что ключи есть только у нее и у Анвара. Неужели со слугой что-то случилось? Глаза Миафана блестели странным блеском, а порывистые движения выдавали его возбуждение. Пока Ориэлла была далеко, ей нетрудно было убедить себя, что его странности — всего лишь игра воображения, но в этот миг девушка осознала правду. И как назло они были наедине!

Выйдя из библиотеки, Анвар увидел лошадь Ориэллы, терпеливо стоявшую у дверей Башни магов, и все мысли о чудесном открытии тут же вылетели у него из головы.

— Моя госпожа! — радостно закричал юноша. — Она вернулась! — И рванулся через двор, вверх по ступенькам башни. Финбарр с улыбкой следовал за ним.

— Нет! Оставь меня, Миафан! — услышали они, едва достигли покоев Ориэллы. Анвар вскрикнул от ужаса. Верховный! Он отчаянно рванул ручку, но дверь была заперта. Без колебаний юноша навалился на нее, изо всех сил колотя кулаками по деревянным панелям, и услышал, как выругался Миафан. Через мгновение дверь резко распахнулась. Край одеяния великолепного Владыки превратился в лохмотья и дымился, руки покрылись волдырями и почернели от сажи, лицо пылало от гнева.

— Как ты посмел помешать мне?! — пророкотал он, и занес руку для удара, но Финбарр быстро выступил вперед и встал между Верховным Магом и его жертвой. Анвар в душе благословил самообладание архивариуса, а Миафан пробормотал проклятие и отступил назад.

— Это я помешал тебе, Миафан, — спокойно, будто ничего не случилось, произнес Финбарр. — Ты должен простить рвение слуги — мы только что сделали в архивах колоссальное открытие, и необходимо, чтобы ты немедленно взглянул на него. — Не дожидаясь ответа, он отстранил ошеломленного Миафана и вошел в комнату.

Анвар быстро нырнул за ним и замер, увидев свою госпожу, Ориэлла забилась в угол — одежда разорвана, глаза пылают гневом. Ее замысловатая прическа превратилась в золотой поток волос, почти касающийся пола, а в занесенной руке она сжимала искрящийся огненный шар, и дымящееся пятно на ковре говорило о том, что это уже не первый снаряд. Увидев Финбарра и своего слугу, Ориэлла непослушными пальцами медленно уничтожила шарик и, обессиленная, прислонилась к стене.

Анвар вспыхнул от гнева, но Финбарр успокаивающе взял его за руку.

—  — Что-нибудь случилось, Ориэлла? — Он многозначительно посмотрел на Миафана, но тот лишь высокомерно пожал плечами и спокойно ответил.

— Просто неудачный опыт с магией Огня. Я как раз пытался ей помочь, и тут пришли вы.

— Не послать ли за Мериэль? — Финбарр обращался к Верховному, но глаза его при этом смотрели на Ориэллу.

— В этом нет нужды, — поспешно отозвался Миафан и с фальшивой улыбкой повернулся к двери. — Ну что ж, пойдем, поглядим на твое потрясающее открытие. Уверен, что Ориэлла тоже захочет присоединиться. — Это прозвучало как приказ, и Анвар понял, что Миафану не по душе оставлять ее одну.

— Она догонит нас, когда придет в себя, — сказал Финбарр. — Я знаю, как утомительны бывают эти.., опыты. Идем, Владыка, открытие не может ждать. — Он чуть ли не вытолкал Миафана из комнаты, и как только тот скрылся за дверью, нахмурившись, повернулся к Анвару.

— Позаботься о своей госпоже, — прошептал он. — А я займусь Миафаном. — И ушел.

Ориэлла, шатаясь, подошла к кушетке, и опустившись на нее, закрыла лицо руками.

— Он ждал меня, — прошептала она. — Когда я вошла, он был здесь. Он.., он был как безумный, Анвар! Он говорил, что уже достаточно ждал и не хочет ждать дольше. О боги! — Ее вздох граничил с рыданием. — Как он мог! Он всегда был мне как отец!

Не зная, что сказать, Анвар молча налил ей вина. Она благодарно приняла бокал, и юноша опустился на колени у ее ног, не в силах видеть эти испуганные, затуманенные болью глаза.

— Госпожа.., он не…

Ориэлла поморщилась и покачала головой.

— Нет, — ответила она дрожащим голосом. — Хотя, черт возьми, и пытался! Но я умею бороться!

Ее глаза предательски заблестели, и Анвара захлестнул внезапный порыв заботливой нежности. Он нерешительно взял ее руки в свои.

— Не беспокойся, госпожа. Финбарр понял, что произошло, и обещал поговорить с Верховным. Кроме того, — сурово добавил он, — Миафану не представится другой возможности — я позабочусь об этом! Что бы он ни говорил, я останусь с тобой и никогда не оставлю тебя наедине с ним, обещаю.

— Спасибо, Анвар. Я знаю, как это тяжело для тебя, ведь ты боишься его — и после сегодняшнего я начинаю понимать, почему! — девушка содрогнулась.

— Все будет в порядке, госпожа. Он, конечно, не решится докучать вам в присутствии свидетеля, — но его слова звучали не так уверенно, как ему хотелось бы.

— Надеюсь, ты прав, — вздохнула Ориэлла. — Иначе я просто не знаю, что мне делать…

Глава 11. ИСПЫТАНИЕ БОЕМ

«Вот уже и осень», — думала Ориэлла, спеша по пустынным улицам к гарнизону. Дни стояли ясные, рассвет скользил по городским крышам золотистыми лучами. Но солнце стало бледнее, воздух прозрачнее. Сегодня девушке пришлось надеть плащ, и она была рада этому. Миафан подарил ей новый

— роскошную мантию из мягкой толстой шерсти, выкрашенной в ее любимый изумрудно-зеленый цвет, но его подарок висел в шкафу, а Ориэлла носила старый добрый воинский плащ Форрала, сотканный из жесткой, водоотталкивающей шерсти горных овец. Девушка понимала, что это глупо, но когда она надевала его старый плащ, Форрал, казалось ей, становился ближе. Воин по-прежнему сохранял постоянную и непреодолимую дистанцию между ними, и девушка была на грани отчаяния. Она любит его так долго! С самого детства! Тогда Ориэлла еще не знала, что магам запрещено любить смертных, а теперь уже слишком поздно. Как она может полюбить кого-нибудь другого?

Эти мысли вернули ее к иной, куда более грозной проблеме: к Миафану. С тех пор, как Владыка взял Ориэллу к себе в ученицы, он неизменно обращался с нею как с родной дочерью, чем снискал ее любовь и уважение. Но вчерашнее событие все перевернуло. Ориэлла вздрогнула, не в силах избавиться от навязчивого ощущения грязи. Хотя у нее никогда не было любовника, друзья в гарнизоне хорошенько просветили девушку на этот счет, и мысль о том, чтобы разделить ложе с Миафаном, наполняла ее отвращением. Его жестокость по отношению к Анвару впервые заставила Ориэллу усомниться в нем — и неужели он намеренно солгал, обвинив слугу в убийстве? Ориэлла знала, что отныне никогда не сможет снова доверять Миафану, к ее отвращению примешивался легкий холодок страха.

Прошлой ночью суматоха, вызванная открытием Анвара, помогла девушке избавиться от преследований Миафана, но как избегать его в дальнейшем? Он был самой могущественной фигурой в городе и привык добиваться всего, чего хотел.

Ориэлла не решалась довериться никому из Волшебного Народа. Когда дело касается Миафана, любой и даже все они вместе могут быть замешаны в эту интригу. Быть избранницей Верховного Мага считалось величайшей честью. Элизеф отдала бы за это правую руку, с горечью подумала Ориэлла. Конечно, можно было бы посоветоваться с Марой, но тогда обязательно узнает Форрал, а девушке хотелось этого избежать. Она слишком хорошо представляла себе его реакцию, а воин не может тягаться с Миафаном.

«Бесполезно, — с отчаянием подумала Ориэлла. — Надо бросать Нексис и возвращаться в Долину». Но хотя это было единственное разумное решение, девушка едва не расплакалась.

«Как я могу уехать? Что без меня будет с Анваром? Он ведь принадлежит Академии — мне не разрешат забрать его! А Финбарр и Мара, Паррик и Ваннор? И, о боги, Форрал! Я же просто не выживу, если снова его потеряю!» После вчерашнего потрясения и бессонной ночи мысли девушки кружились в беспомощном отчаянии, и она не могла найти решения.

Погруженная в свои заботы, волшебница даже не заметила, как миновала огромные каменные ворота гарнизона, и слишком поздно услышала стук копыт мчащегося навстречу коня. Ее спасла тренировка — тренировка и слепой инстинкт. Ветерок от меча, просвистевшего над головой, взъерошил ей волосы, и девушка нырнула под брюхо своего коня — одна нога в стремени, рука сжимает поводья и луку седла. Выхватив свободной рукой кинжал, она перерезала подпругу нападающего, когда тот проносился мимо, и тут же выпрямилась в седле и развернула лошадь как раз вовремя, чтобы увидеть, как седло противника качнулось и перевернулось, сбросив всадника в пыль парадного плаца. Ориэлла усмехнулась. Паррик, с которым она в последнее время тренировалась, сидел на голой земле и отчаянно ругался.

— Ты побежден! — крикнула Ориэлла, на мгновение забыв свои заботы. — За тобой пиво, Паррик!

Маленький начальник кавалерии кисло взглянул на нее и выплюнул пыль изо рта.

— Ха! Пиво, ну конечно! Ты, черт возьми, так зазевалась, что если бы я захотел, то запросто снес бы тебе голову!

— Чепуха! — возмутилась девушка. — Что же ты тогда делаешь там, в пыли? Давай, признавайся, я победила!

— Нет!

— Да! — Она огляделась в поисках поддержки и под сводчатым навесом на другом конце двора заметила Мару и Д'Арвана, стрелявшего по мишеням вместе с Фионалом, искуснейшим лучником гарнизона.

— Мара, ты видела? — окликнула она. — Я победила, правда?

За нежной красотой темноволосой помощницы Форрала скрывалось отточенное мастерство одного из самых искусных и агрессивных фехтовальщиков, каких только доводилось видеть Ориэлле, и, несмотря на свой рост — чуть больше пяти футов, — Мара без труда поддерживала порядок в гарнизоне: даже здоровенные воины побаивались ее ядовитого язычка. В то же время в незнакомом обществе она становилась тихой и застенчивой и предпочитала компанию нескольких близких друзей. После той первой встречи в «Быстроногом Олене» они с Ориэллой очень сблизились, и Мара, казалось, даже стала дружелюбнее относиться к Волшебному Народу, а с тех пор, как в гарнизон начал приходить Д'Арван, его и заместительницу Форрала все чаще можно было увидеть вместе.

Ориэлла была рада, что застенчивый маг нашел себе друга за пределами Академии. Д'Арван мучительно переживал страсть своего близнеца к Элизеф и в первые дни был так скован и робок, что Ориэлла уже потеряла всякую надежду, но всю его застенчивость как рукой сняло после того, как у Д'Арвана неожиданно для всех обнаружился превосходный талант стрелка. А потом Мара окончательно завоевала его доверие и сняла бремя этой заботы с плеч Ориэллы. Что касается Деворшана, то близнецы, видимо, заключили некое соглашение — и хотя переехали жить в отдельные комнаты, но, похоже, научились мириться с возникшими между ними различиями. В результате всего Ориэлла с удивлением обнаружила, что обрела в Академии нового друга — и как раз там, где она меньше всего ожидала его найти. Голос Паррика вывел девушку из задумчивости.

— Ну что же вы молчите — она действительно победила? Фионал пожал плечами, а Д'Арван, поглощенный стрельбой, только рассеянно махнул обоим спорщикам, но Мара, усмехнувшись, направилась к ним.

— Паррик прав. Ты опоздала, — сказала она Ориэлле.

— Вот видишь, — просиял начальник кавалерии, и Ориэлла погрустнела.

— Но, — продолжала Мара, — ты действовала искусно. Перерезать подпругу! Такого я еще не видела. Ты должен признать, Паррик, что вымуштровал ее слишком хорошо. Я бы присвоила победу Ориэлле.

— Ха! — Девушка ткнула локтем маленького человечка. — Ну что я говорила!

— Чертовы бабы! — пробормотал Паррик, поднимаясь и стряхивая с кафтана пыль. — Вечно покрывают друг дружку.

Ориэлла с улыбкой спешилась. Любой другой испугался бы до полусмерти, но в гарнизоне такие внезапные нападения были обычным делом. Солдаты охраняли порядок в городе, участвовали в сражениях и войнах, которые Совет считал нужным вести, и отлично сознавали опасность своего ремесла. Поэтому они и устраивали друг другу всякие опасные ловушки, доходя порой до предела, за которым кончается дружба, чтобы отточить навыки и смекалку и увеличить шансы на выживание. Тяжело в учении — легко в бою, и такая суровая школа была очень полезна. Благодаря Форралу и товарищам по оружию девушка теперь была в самой лучшей форме, а дружба, которую она обрела, стоила дороже золота.

Вдруг Ориэлла сообразила, что Мара о чем-то говорит ей.

— Что ты сказала?

— Я спросила, как ты съездила к матери.

— О, не знаю — как всегда. — Боги, неужели она только вчера вернулась? Просто невероятно!

— По правде говоря, ты сегодня витаешь в облаках, — сказала Мара, и, взявшись за руки, девушки не спеша направились к похожему на сарай зданию, которое в гарнизоне служило полигоном.

— Я не спала всю ночь, Д'Арван мог бы рассказать тебе, не будь он так поглощен своей стрельбой, — начала Ориэлла. — Академия гудит как улей. Финбарр нашел в катакомбах несколько замурованных пещер, набитых древними рукописями. Может, они расскажут забытую историю Волшебного Народа, о том что было до Катастрофы.

При упоминании стародавних войн магов, едва не уничтоживших мир, Мара вздрогнула и сделала знак, отгоняющий зло.

— Боги, — сказала она. — Я думала, все документы давно уничтожены.

— Мы тоже так думали, но, очевидно, у кого-то хватило ума спрятать их в надежном месте. Хотя старый Нексис вместе с тогдашней Академией сравняли с землей, эти пещеры пережили столетия, — заключила Ориэлла. — Полночи у нас ушло, чтобы снять защитные заклинания. А едва мы коснулись документов, как они начали разрушаться. Так что оставшуюся часть ночи мы сами творили заклинания, чтобы спасти хоть что-то.

— А по-моему, надо было оставить все как есть, — мрачно сказала Мара. — Попомни мое слово, Ориэлла, от старого зла добра не будет, От слов подруги у волшебницы по коже пробежали мурашки. Казалось, солнце потемнело, и гнетущее предчувствие неведомой катастрофы навалилось на нее. Девушка содрогнулась.

— Что такое? — резко спросила Мара.

— Ничего, ничего, я просто устала. — Ориэлла изо всех сил пыталась убедить себя, что это правда.

— Может, тебе не стоит сегодня сражаться? — встревожилась Мара. — Усталый воин совершает ошибки, ты знаешь. Ориэлла замерла как вкопанная.

— Великий Чатак! А я и забыла!

— Прекрасно, — сухо сказала Мара. — В этом году Форрал выбрал именно тебя для показательного поединка, а ты забыла. Это высшая честь, которой удостаивается только лучший. Неудивительно, что такая мелочь выскользнула у тебя из головы.

— Да замолчи ты, Мара! — огрызнулась Ориэлла.

— От бессонной ночи твоя знаменитая утренняя брюзгливость отнюдь не исчезла! — поддела подругу Мара, но тут же лицо ее стало серьезным. — Прости, Ориэлла. Я вижу, ты чем-то очень встревожена. Может быть, вместе мы найдем выход? У нас еще есть время. Форрал опять проспал. — Она состроила гримасу.

Ориэлла вздохнула. Как ей хотелось поделиться с подругой! Но усилием воли она взяла себя в руки.

— Спасибо, Мара, но я должна с этим справиться сама, — ответила девушка.

— А если у нас есть время, я не отказалась бы от чашечки тэйлина.

Когда они сидели в столовой, сжимая в руках дымящиеся кружки, Мара снова пошла в атаку:

— А это, случайно, не Форрал, а?

— Что? — вскинулась Ориэлла, подумав, что подруга догадалась о ее чувствах к воину, но Мара продолжала:

— До поры до времени ему удавалось это скрывать, но когда человек начинает так пить, то как ни крути, все рано или поздно выходит наружу.

У Ориэллы упало сердце.

— И сколько это уже продолжается?

— Несколько недель.., или месяцев, — Мара пожала плечами. — Но в последнее время стало совсем плохо. И как его друг и помощник, я обеспокоена. Ему все труднее держать себя в руках, Ориэлла, а ты знаешь, чем это может кончиться. В один прекрасный день кто-нибудь подловит его, как тебя сегодня Паррик, и он пострадает. — Мара внезапно осеклась, увидев на лице Ориэллы неподдельное изумление. — Черт бы побрал мой длинный язык! Ты ведь даже не подозревала об этом, правда?

— Все в порядке, — слабо пролепетала Ориэлла. — Жаль только, что ты не сказала мне раньше. Я попробую с ним поговорить.

— Спасибо, Ориэлла. Конечно, не хочется взваливать это на тебя, но, может, он тебя послушает… Он… — Мара замолчала на полуслове, ее глаза сузились. — Пошли, — она резко встала. — Нам пора.

Деревянные скамейки вдоль стен были забиты до отказа. Новобранцы сидели с одной стороны, а оставшиеся места оккупировали все свободные от дежурства воины. В зале яблоку негде было упасть. Ежегодный поединок, предназначенный для того, чтобы показать новичкам, к чему они должны стремиться, уже сам по себе был достойным внимания зрелищем, и никому не хотелось упустить случай увидеть величайшего фехтовальщика мира в действии — тем более что в схватке использовалось боевое оружие и никаких ограничений не существовало.

Форрал всегда выбирал себе в противники лучшего воина, но на этот раз участие Ориэллы могло быть расценено как пристрастие с его стороны. Воины, однако, знали, что это не так, и ставки на победителя (строжайше, кстати, запрещенные) в нынешнем году были гораздо выше, чем обычно. Когда волшебница вышла на арену, общее напряжение достигло предела. Девушка проделала все необходимые упражнения, физические и духовные, чтобы всецело подготовиться к предстоящему поединку, но все же, помня слова Мары, обеспокоенно посмотрела на Форрала, когда тот показался на арене. Если не считать легкой припухлости под глазами, он выглядел неплохо, и Ориэлла усилием воли заставила себя отложить тревоги на более поздний срок. Противники, одетые в одинаковые кожаные безрукавки, кожаные брюки и мягкие сапоги, торжественно поклонились друг другу, и поединок начался.

Ориэлла закружилась по арене, считая, что лучше не лезть сразу на рожон с воином такого уровня, как Форрал. Неожиданно он рванулся вперед, обнаружив брешь в ее защите, хотя Ориэлла могла поклясться, что у нее все в порядке. Она отпрыгнула назад, почувствовав, как кончик его меча вспорол ей куртку и едва не коснулся ребер. Хорошо еще, что у нее быстрые ноги! Сделав вид, что споткнулась, она стремительно атаковала, и по левой руке Форрала заструился ручеек крови. Ориэлла услышала изумленный вздох зрителей, слившийся с ее собственным. Первая кровь, и так скоро! Как же он попался на такой старый трюк! Девушка снова сделала выпад. Форрал блокировал удар, клинки сомкнулись, и на какое-то мгновение противники оказались прижатыми друг к другу. Зал снова дружно ахнул. Зрители думали, что она совершила ошибку — ведь Форрал был гораздо тяжелее и сильнее ее, — но так было задумано.

— Теряем скорость, старина? — тихонько шепнула она. — Сегодня я побью тебя, Форрал!

Его лицо вспыхнуло от ярости и изумления, и Форрал быстро отскочил, едва не выбив клинок из ее рук. Шел честный поединок. Ориэлле казалось, что время остановилось, и они с Форралом уже целую вечность ведут на песке свой причудливый танец смерти. Все прочие тревоги были забыты. Мир сузился до нее самой; ее противника и сверкающей стали между ними.

Коронах, рассекая воздух, пел звенящую песнь смерти. Ориэлла ликовала вместе с клинком — она стала клинком, стала его чистым резким блеском, за которым следовал звонкий удар, дрожью отдававшийся во всем теле. Мечи сшибались снова и снова. Девушка получила множество мелких ран, но тут же забыла о них. Форрал тоже был весь в крови. Он покраснел и задыхался, и движения его потеряли текучесть. Ориэлла вдруг поняла, что действительно может побить его, но секундное раздумье едва не стоило ей поражения. Вовремя заметив маневр Форрала, она пригнулась, перекатилась через голову и снова вскочила на ноги с мечом в руке, готовая отразить новую атаку. Шаг за шагом она начала теснить воина.

На лице Форрала появилось странное выражение. Он понял, что проигрывает, и атмосфера поединка изменилась. Воин гордился ею — Ориэлла знала это точно так же, как если б могла читать его мысли. Но сражение продолжалось, и воздух вокруг, казалось, густел от напряжения. Связь между ними стала настолько тесной, что оба они составляли уже одно целое, и Ориэлла с восторгом осознала, что они больше не сражаются друг против друга — они сражаются вместе, хотя каждый прилагает все усилия, чтобы победить. Несмотря на раны и усталость, камнем висящую на ней, у девушки появилось такое ощущение, словно она выпила крепкого вина. По лицу Форрала разлилась улыбка, и Ориэлла почувствовала, что улыбается в ответ. Еще никогда они не были так близки!

Их поединок стал легендой гарнизона. По словам счастливчиков, которым довелось его увидеть, движения бойцов были так стремительны, что почти неразличимы. В пылу борьбы Ориэлла потеряла счет времени. И вдруг, неожиданно, все кончилось. Форрал оказался распростертым на песке с острием Коронаха у самого горла.

Зал замер в молчании, когда Ориэлла подняла свой меч, салютуя, и тут же поникла в изнеможении, едва напряжение битвы покинуло ее. Опираясь на меч, она протянула руку, чтобы помочь Форралу подняться. Глаза их встретились, и все слова, все чувства, которые так долго таились в их сердцах, промелькнули в одном этом взгляде. Время недомолвок и осторожности прошло. Они больше не играли в прятки. Поддерживая друг друга, они в обнимку покинули арену. Толпа, словно освобожденная от заклятия, вскочила на ноги и разразилась громовыми приветствиями. Ориэлла и Форрал обменялись изумленными взглядами. Они совсем забыли о зрителях.

Не говоря ни слова, они отправились в комнаты Форрала, и прежде чем успела захлопнуться дверь, оказались в объятиях друг друга. Они упали на пол, не замечая ни крови, ни пота, ни грязи. От прикосновений Форрала по коже девушки пробегала сладкая дрожь. Он сорвал с нее пропитанную кровью одежду, потом разделся сам. Она вскрикнула только однажды, когда он впервые вошел в нее, и стиснула плечи воина, так, что остались синяки. Форрал стонал, его тело напрягалось и вздрагивало. Он столько лет мечтал об этом мгновении, что не мог больше медлить. Потом он снова расслабился, целуя ее глаза, шею, губы. Ориэлла застонала, все еще напряженная, ожидающая… Сильные руки ласкали ее грудь, живот, бедра. Он снова вошел в нее, и на этот раз они были вместе, а страсть их была крепкой, жгучей и сильной, подкрепленной глубокой радостью обновления старой любви.

Они лежали в объятиях друг друга, и обыденный мир постепенно возвращался к ним. Ориэлла трепетала. Только что она пережила самое важное событие в жизни женщины, и Форрал любит ее. И не как маленькую девочку, которую когда-то нашел в лесу, а как женщину. Она чувствовала, что изменилась, но и Форрал тоже не остался прежним. Ориэлла ощутила безотчетную неловкость оттого, что этот мускулистый волосатый человек — ее любовник. Они повернулись друг к другу, его лицо осветилось нежностью, и он снова стал тем Форралом, которого она всегда любила и которому доверяла.

— О, любимая, — пробормотал он. — Если бы ты только знала…

Ориэлла протянула руку и коснулась его лица.

— Я знала, еще когда была маленькой девочкой. И сказала тебе тогда, помнишь?

— Ага, сказала. Правда, тогда я принял это за детскую фантазию. Я и представить себе не мог, что ты такая упрямая. И ты настоящий боец! Боги, как я гордился тобой сегодня!

— Ты же сам был моим учителем, Форрал, а теперь научил меня кое-чему еще,

— глаза ее блеснули. — Как ты думаешь, кто победил на этот раз?

— Ведьма, — рассмеялся Форрал. — А как думаешь ты?

— Я думаю, — счастливо пробормотала Ориэлла, — это была ничья, — и поцеловала его.

Они смыли с себя кровь и пыль, а потом занялись своими ранами. Сегодня Ориэлле не хотелось прибегать к магии. Здесь действовали чары другого рода, и каждый шрам был дорог ей.

Раны оказались пустяковыми, но теперь, когда на них обратили внимание, они заныли. Кроме того, Ориэлла сначала покрылась потом в поединке, а потом занималась любовью на холодном полу. Но это было неважно, потому что Форрал снова ласкал ее и восхищенно смотрел ей в глаза. Для девушки это было подобно возвращению домой после долгой дороги, казалось настолько естественным, чудилось, словно прежде она никогда не жила по-настоящему.

Они уже были готовы пойти дальше, но тут их прервал отрывистый стук в дверь. Форрал выругался и пошел открывать. За дверью никого не оказалось, но на пороге стоял огромный поднос, уставленный блюдами и напитками. Воин перенес его на стол, и Ориэлла заметила записку, прислоненную к фляге с вином. Форрал развернул ее и разразился смехом.

— Я мог бы догадаться! — Он протянул записку Ориэлле, и та сразу узнала убористый и аккуратный почерк Мары: «Как раз вовремя!»

Перекусив, они решили проверить, можно ли любить друг друга на чистых простынях. Сумерки застали их сидящими на постели и прихлебывающими персиковый бренди, а через распахнутые окна доносился резкий голос Мары — она муштровала на парадном плацу злополучных новобранцев. Ориэлла сделала глоток золотистой жидкости, и нежное тепло разлилось по ее телу, усилив жар, горевший внутри. Вспомнив кое о чем, девушка повернулась к Форралу. Лучше всего открыто обсудить все это сейчас.

— Почему ты начал пить? — спросила она.

Форрал чуть не выронил стакан. Его лицо стало виноватым.

— Кто тебе сказал?

— Мара. Она беспокоится, Форрал. Я тоже.

— О боги, неужели мой заместитель должен знать все? Когда вы вдвоем, от вас спасу нет.

— Это потому, что мы тревожимся за тебя, — мягко сказала Ориэлла.

Форрал обнял ее одной рукой.

— Знаю, любовь моя, и прошу прощения. Мужчина огрызается, когда понимает, что поступал как дурак. Это было просто.., ну.., это было из-за тебя.

— Из-за меня? Он кивнул.

— Не знаю, когда я перестал думать о тебе как о ребенке, но когда это произошло… Знаешь, у меня раньше бывали женщины…

— О, — в голосе Ориэллы зазвучали опасные нотки. Меньше всего ей хотелось сейчас говорить о его бывших любовницах.

— Но ненадолго, — поспешно прибавил Форрал, ероша ей волосы. — Ну, в общем, как бы там ни было, я знал, что ты чувствуешь то же самое.

Я пытался избежать того, что случилось — для твоего же блага, — но знал, что причиняю тебе боль. Мне тоже было больно — вот я и начал пить.

— Ну а почему ты мне ничего не сказал? — настаивала Ориэлла. — Подумай, сколько времени мы потеряли! Форрал вздохнул.

— Послушай, давай поговорим об этом в другой раз. Сегодня такой счастливый день, и я не хочу омрачать его.

— Нет, — упрямо сказала Ориэлла. — Я хочу знать. Ты сам сказал, что я больше не ребенок. Это как-то связано с тем дурацким запретом? Просто я уже думала о нем, и меня это не волнует. Если понадобится, мы можем просто уехать куда-нибудь. Миафан не правит всем миром!

— Да нет, дело не в Миафане, хотя и с ним у нас будет достаточно неприятностей. Но есть кое-что, о чем ты не подумала. — Лицо Форрала вдруг стало очень серьезным. — Ты волшебница, Ориэлла. Если тебя не убьют, ты можешь жить, сколько пожелаешь. Другое дело — я: я смертный и мне уже за сорок. Даже если я переживу все опасности воинской жизни, то как ты думаешь, много ли мне еще осталось? Я молчал потому, что люблю тебя и скоро умру, и мне тяжело думать о том, что ты останешься одна со своим горем.

Ориэлла похолодела. Она никогда не задумывалась о том, что Форрал смертей. Она в ужасе смотрела на него, и вдруг все вокруг исчезло, и скользкое щупальце леденящего ужаса вновь коснулось ее, подобно мрачному предостережению. Черты любимого лица затуманились, оно стало бледным и неподвижным, а веки сомкнулись в смертельном сне.

— Нет! — Собственный пронзительный крик вернул Ориэллу к действительности. Видение исчезло, и, всхлипывая, она бросилась в объятия Форрала.

Воин крепко прижал ее к себе, и сила его, казалось, передается и ей. Девушка выпрямилась, вытерла глаза и привычным жестом упрямо выпятила подбородок.

— Если горе — цена нашей любви, — сказала она, — я согласна заплатить ее. Быть может, не с радостью, но сполна. Я люблю тебя, Форрал. Я ждала слишком долго, и не хочу тебя терять. Но даже Волшебный Народ не живет вечно. Быть может, мы расстанемся на время, но однажды я найду тебя в запредельных мирах, обещаю. И если мне все равно придется бороться с Миафаном, так почему бы не потягаться и со смертью?

В глазах Форрала стояли слезы, но он улыбнулся.

— Моя воительница, — грубовато пробормотал он. — Я счастлив, что мы вместе.

— Всегда. И еще долго будем! Форрал обнял ее.

— Не завидую тому, кто попробует встать между нами. И еще кое-что, любовь моя. Когда я умру…

— Не говори этого! — воскликнула Ориэлла.

— Всего один раз, — твердо продолжал Форрал. — И прошу тебя запомнить то, что я сейчас скажу. Ты еще не знаешь, что такое горе, но я знаю, и хочу предостеречь тебя. Когда я умру, ты, быть может, захочешь последовать за мной. Не делай этого. Природа одарила тебя долголетием, Ориэлла, и многим другим в придачу. Отвергнуть эти дары — величайший грех. Я не смогу любить тебя, если буду знать, что этим лишаю тебя будущего. Нет, любовь моя, когда я уйду, я хочу, чтобы ты нашла кого-то еще, и была счастлива.

— Как я могу? — горько возразила Ориэлла. — И как можешь ты требовать от меня такого?

— Могу, потому что я люблю тебя, и не хочу, чтобы ты шла сквозь годы одна. Это было бы очень глупо и несправедливо. Я знал людей, которые всю жизнь прорыдали на могиле своих любимых.., но я буду с тобой повсюду, я останусь в твоем сердце. И если застукаю тебя у своей могилы, я.., я нашлю на тебе дождь, вот увидишь!

Ориэлла улыбнулась сквозь слезы, и они заговорили о более светлых вещах. Но девушка сохранила в сердце слова воина. Теперь она чувствовала себя старше и печальнее, и вместе с тем сильнее и решительнее, чем раньше. Любовь к Форралу стала горькой, но безгранично дорогой именно теперь, когда девушка ощутила ее мимолетность.

Весь день Миафан думал об Ориэлле, и когда она вошла к нему рука об руку с Форралом, он сразу понял, где она была и почему. Форрал не поклонился.

— Владыка, — спокойно произнес он. — Мы с Ориэллой любим друг друга.

Эти слова выскочки-смертного, как бичом, хлестнули Миафана. Он бросил взгляд на Ориэллу: лицо ее было бледным, но взгляд — непреклонным. И тогда маг обрушил свою ярость на Форрала:

— Соблазнитель! — шипел он, и голос его дрожал от гнева. — Нарушитель закона! Осквернитель!

— Что? — Ориэлла вспыхнула. — Ты смеешь обвинять Форрала, когда… — Не договорив, она бросила косой взгляд на воина, и Миафан заметил, что девушка старается взять себя в руки.

«Ага, — подумал он. — Так значит, она ему не сказала».

— То, что вы сделали — строжайше запрещено! — рявкнул он.

— Ну и что? — возразила Ориэлла. — Этот запрет — еще не закон. В Кодексе магов его нет. Это простая рекомендация, данная из практических соображений. Если мы с Форралом знаем, на что идем, то при чем здесь ты?

Миафан был вне себя от гнева.

— Это скандал на весь город! Как ты смеешь позорить Волшебный Народ и меня?

— Это не так, Миафан, — вмешался Форрал. — После засухи люди смотрят на Ориэллу иначе, чем на остальной Волшебный Народ. Они видят ее со мной, в гарнизоне, и по правде сказать, относятся к ней куда терпимее, чем, например, к тебе. Мои люди давно считают ее своей, и воины быстро покончат с досужими разговорами. Ваннор тоже от нее без ума, так что со стороны торговцев неприятностей не будет…

— Так будут неприятности со стороны Волшебного Народа! — бушевал Миафан.

— Я уничтожу тебя, Форрал. Я вышвырну тебя из Совета! Вон из города…

Форрал холодно улыбнулся.

— Я так не думаю. Верховный. Видишь ли, ты больше не контролируешь военный голос в Совете, и тебе, должно быть, будет интересно узнать, что я уже назначил преемника, на случай, если со мной что-нибудь случится. Знаком ли ты с Марой, моей заместительницей? Уж не знаю почему, но ее вовсе не прельщает идея отдать город на откуп Волшебному Народу. Уж с ней-то тебе придется повоевать в Совете! Ваннор ждет не дождется этого.

— Но.., но ты не мог этого сделать! — пробормотал Миафан.

— Почему же нет? — Форрал усмехнулся. — Ваннор поддержал мою кандидатуру, и мы занесли ее в официальные бумаги.

Миафан был ошеломлен. Он шагнул к Форралу, намереваясь погрузить его в вечное забвение, но Ориэлла быстро встала между ними и резко взметнула вверх руку. Воздух заискрился, и перед Верховным вырос магический щит. На лице девушки читалась неприкрытая ненависть.

— Только попробуй, Миафан, — прорычала она. — Я не зря была твоей ученицей. Посмотрим, чему ты меня научил!

Она говорила всерьез. Миафан приблизился к грани, за которой мог полностью ее потерять, и все его бережно взлелеянные планы грозили рухнуть. Но Верховный Маг воспитал в себе многолетнюю привычку к притворству, и, будучи искусным интриганом, понимал, какую совершил ошибку, когда позволил своей похоти выйти наружу. С чего он взял, что стоит лишь завладеть ее телом, как и сердце ее будет принадлежать ему? Безмозглый дурак! Это же не простая смертная девка, которую можно ослепить силой и властью. И теперь, из-за его неуклюжей поспешности, он толкнул ее прямо в руки — ив постель — это грязного наемника. Ну что ж, приходится расплачиваться за собственную глупость.

Миафан знал, что должен снова завоевать доверие Ориэллы — и ради этого ему придется поступиться своей гордостью. Дрожа от напряжения, он справился с собой и даже изобразил нечто похожее на раскаяние.

— Ориэлла, пожалуйста, прости меня. Я действительно сожалею — обо всем. Я вел себя ужасно, и я хочу искупить это. Прими мои глубочайшие извинения, Форрал. Мне давно уже пора привыкнуть, что Ориэлла так к тебе относится. — Он вздохнул. — Не могу сказать, что одобряю это — но я люблю свою воспитанницу и ценю твою службу. Если вы действительно все взвесили, я должен смириться. Будьте счастливы, столько, сколько сможете.

Он закончил, но Ориэлла по-прежнему недоверчиво смотрела на него и не опускала щита.

— Моя дорогая, прошу тебя, — Миафан даже пустил слезу. — Не будь такой жестокой. Я погорячился, но я скорее откажусь от всего, чем соглашусь потерять твое доброе расположение. Клянусь своей магией, я принимаю и уважаю твое решение.

— Благодарю тебя. Владыка. — Ответ был произнесен спокойно, но с заметным оттенком облегчения. Ориэлла расслабилась и наконец опустила свой щит. Однако если раньше она бросилась бы обнять его, то теперь осталась на месте, положив руку Форралу на плечо. Миафан скрипнул зубами, борясь с волной страстного желания, захлестнувшего его. Боги, когда он наконец возьмет ее, это унижение будет оплачено сторицей…

Ориэлла с Форралом были уже достаточно далеко, когда Верховный дал выход своему гневу взрывом такой силы, что башня содрогнулась до самого основания. Он прошел по дымящемуся ковру, пинками расшвыривая во все стороны обломки мебели, и нажал почерневшую панель. Часть стены со скрипом отъехала, открывая потайную нишу. Миафан запустил туда руку и достал золотой кубок. Усевшись на единственный уцелевший стул, он рассеянно поглядел на улицу и нежно погладил красивый металл, покрытый искусной чеканкой. Чаша была неглубокой, но широкой, с тонкой золотой ножкой и массивным основанием.

Она гудела от внутренней силы — силы такой древней и мощной, что даже воздух вокруг вибрировал. Миафан улыбнулся. Еще не все потеряно — в пещере, открытой Финбарром, он нашел этот бесценный предмет и тайно похитил его, прежде чем чашу могли обнаружить остальные. Впрочем, никто, кроме Верховного Мага, не знал, что это такое.

В темные годы, наступившие вслед за Катастрофой, большая часть истории и преданий древнего Волшебного Народа была утрачена. От сияющей Прошлой Эпохи остались лишь разрозненные красочные легенды, настолько искаженные временем, что правду невозможно было отличить от выдумок менестрелей и бабушкиных сказок. Однако теперь Миафан знал, что по крайней мере одна легенда не лжет

— та, в которой говорится о четырех могущественных магических Талисманах четырех Стихий — об Арфе Ветров, Жезле Земли, Пламенеющем Мече и Чаше Жизни. И хотя сейчас Чаша приняла форму золотого кубка, Миафан был уверен, что держит в руках ее воплощение, возможно, специально измененное, чтобы сокрыть Древний Талисман. У него не было никаких сомнений, что в кубке содержится сила Чаши и что со временем он научится повелевать ею.

Глаза Миафана горели. Дайте только срок — и горе тому, кто осмелился перечить Владыке! Ориэлле, Форралу, Ваннору — и Анвару, этому проклятому выродку, который посмел помешать ему, когда он был так близок к своей цели. Пусть радуются своей маленькой победе! Пусть Финбарр, как слепой крот, копается в архивах и, сам того не подозревая, снабжает своего Владыку знаниями, которых ему пока недостает, чтобы подчинить весь мир своей воле. Пусть Ориэлла жадно совокупляется с этим трижды проклятым похотливым солдафоном в счастливом неведении о судьбе, которую он, Миафан, ей уготовил…

Страх, подобно льдистому Клинку, кольнул сердце Миафана. Как повторяется история! Он подумал о Риа — такой сладкой, такой податливой — и вспомнил отвращение, которое испытал, когда услышал, что ему предстоит стать отцом чудовища-полукровки. А вдруг это произойдет снова — с Ориэллой? Мысль о том, что она может носить форралова ублюдка, поразила Миафана в самое сердце. Ну а если ребенок действительно родится чудовищем? Это будет ему только на руку, ибо такое создание вряд ли будет владеть магическими силами и вместе с тем послужит живым наказанием этой парочке за их вероломство.

Миафан сконцентрировался, кубок задрожал в его руках. Тщательно подбирая слова, он призвал на будущего ребенка Ориэллы великое несчастье. Он должен будет принять образ первого зверя, на которого взглянет Ориэлла после рождения младенца. Едва Миафан произнес проклятье, кубок на мгновение вспыхнул холодным светом, и раздался звук, напоминающий раскат далекого грома. Сердце Верховного Мага победно затрепетало. Стало быть, эта вещица действительно чего-то стоит! Конечно, надо будет еще разобраться, как управлять ею, но в конце концов она принесет ему власть над миром — и над Ориэллой. А потом впереди у него будут бесконечные столетия, чтобы заставить ее сполна заплатить за все.

Глава 12. КОНТРАБАНДИСТ

Праздник Солнцеворота был на носу, но Занна считала, что праздничного настроения в доме явно не хватает.

Конечно, во всем была виновата Сара. Праздник требовал тщательной подготовки, и Хебба, которая годами кормила семью Ваннора, безупречно рассчитала время и продумала все блюда до последнего кусочка. И, конечно, ничего удивительного, что решение Сары внести в меню некоторые изменения вызвало у кухарки смешанное чувство ужаса, гнева и растерянности. Хозяин дома отсутствовал. Кора недавно вышла замуж за богатого капитана и вместе с мужем переехала в порт Истхавена, и стало быть, расхлебывать эту кашу, как всегда, пришлось Занне.

Так как Хебба не могла доверить такое ответственное дело служанкам («Что? Послать туда этих вертихвосток, чтобы они проболтались там целый день?»), на рынок пришлось отправиться Занне и Дульсине, домоправительнице, которых обезумевшая кухарка снабдила длинным списком деликатесов. В общем-то, Занна была даже рада улизнуть из дома — двое служанок уже были в слезах. Конечно, нельзя винить бедную Хеббу, но просто возмутительно, что весь дом, и она сама в частности, должны прятаться по углам от разъяренной кухарки, а Сара, как обычно, благополучно избежит последствий своей безалаберности. Хотя Хебба и называла Сару за глаза «недотепой», ей совсем не хотелось ссориться с хозяйкой.

Как всегда перед праздником. Большой Пассаж был забит народом, и сначала Занна даже обрадовалась толкотне. Длинные торговые ряды ярко освещались бесконечными нитями разноцветных фонариков, воздух был полон пьянящих ароматов специй, сыров, вяленого мяса и сушеных фруктов. Зазывные возгласы лавочников, приветствия и пожелания счастья смешивались в один радостный, предпраздничный будоражаший гул.

Однако постепенно люди устали, стали раздраженными и недовольными. Толпа, казалось, сделалась еще больше, и в огромном здании стало невыносимо жарко и душно. Обвешанная покупками Занна взмокла и еле передвигала ноги. Ее больно толкали локтями, постоянно наступали на ноги, от бесконечного хождения гудела голова и отчаянно хотелось пить, а бесчисленные свертки и коробки то и дело цеплялись за прохожих. «Ну хватит, — решила девочка. — Это невыносимо. Если Саре еще что-нибудь нужно, пусть сама приезжает и, покупает». Девочка повернулась, чтобы так и заявить домоправительнице — и вдруг обнаружила, что Дульсина исчезла. «Должно быть, я потеряла ее в толпе,

— с ужасом подумала она. — Боги мои, как же теперь искать ее в этом столпотворении?»

Занна попыталась остановиться, и на нее тут же со всех сторон обрушились проклятия. Девочку грубо отпихнули в сторону, а из-за своего маленького росточка она ничего не могла разглядеть. Толпа понесла ее невесть куда, и Занне волей-неволей пришлось двигаться, чтобы удержаться на ногах. Девочка была на грани паники. «Надо выбираться отсюда, — подумала она. — Но как?»

— Эй, Занна? Ты что, совсем одна? — Твердая рука ухватила девочку за плечо. Между ней и толпой сразу образовалась щель, и Занна почувствовала, что снова может дышать. Она с благодарностью подняла глаза и увидела волшебницу Ориэллу, а рядом — младшего командира Мару из гарнизона.

— Ну и давка, — бодро произнесла Ориэлла. — Неудивительно, что ты спотыкаешься! Мы с Марой забежали купить Форралу подарок, и нас чуть не задавили до смерти! — Ее брови на мгновение сошлись на переносице. — Неужели у Ваннора не нашлось слуги?

Занна несколько раз встречалась с Ориэллой и с Марой, когда ей удавалось упросить отца взять ее с собой в гарнизон, и глубоко восхищалась обеими, но в особенности — волшебницей. Девочка мечтала быть похожей на нее. Испытывая благоговейный трепет, она стала объяснять, что потеряла Дульсину, и неожиданно для себя обнаружила, что рассказывает своим сочувствующим слушательницам весь этот бестолковый день. Услышав имя Сары, женщины переглянулись многозначительно. Ориэлла открыла было рот, но поймав предостерегающий взгляд подруги, с мрачным видом закрыла его и слегка покачала головой.

— Ну ладно, — коротко бросила Мара, — давай-ка мы лучше проводим тебя к карете. Если у Дульсины есть хоть капля здравого смысла, она будет там. Представляю, в какой она сейчас панике!

Разделив между собой покупки, Ориэлла с Марой вывели девочку из Пассажа. Казалось, толпа растворяется перед двумя суровыми женщинами в боевой одежде. На Занну это произвело огромное впечатление. Как и предсказывала Мара, домоправительница суетилась у огромной входной арки и, судя по всему, как раз собиралась отправиться назад, на поиски своей подопечной. Она радостно закудахтала, и невероятно смущенная Занна была бесконечно благодарна Ориэлле, которая быстро положила этому конец.

— Ты зря беспокоилась, — легко бросила она. — Занна умная девочка. Мы встретили ее уже на пути к выходу, но ты же знаешь, сколько надо времени, чтобы пробраться сквозь толпу.

Волшебница помогла Занне забраться в карету и побросала туда же покупки. Кучер щелкнул кнутом, и на прощание Занна еще раз поблагодарила уходящих женщин. В неподвижном вечернем воздухе до нее долетел обрывок их разговора.

— Ну, Мара, — донесся голос Ориэллы. — Эта жена Ван-нора такая стерва!

— И ты это говоришь мне? Да будь моя воля, я бы сунула ее в мешок, да в реку! Как насчет кружечки пивка?

Занна улыбнулась в кулачок. Почему-то ей стало легче оттого, что не она одна ненавидит мачеху.

Возвращались они гораздо дольше, чем рассчитывала Занна, и, когда карета прогрохотала по мосту Академии и свернула к поросшему лесом холму, на котором стоял дом, уже начали сгущаться сумерки. Казалось, вот-вот снова пойдет снег. Занна плотнее закуталась в толстый мех и подышала на озябшие пальцы. Задумчиво вздыхая, она глядела на дома, где в очагах горел огонь, пахло цитрусами, специями и жареным мясом, а из окон выглядывали радостные, румяные дети. Девочка знала, что дома ее ожидает совсем другая обстановка. Когда Хебба бывала расстроена, у нее все валилось из рук, и после сегодняшних треволнений Праздник Солнцеворота у них дома, скорее всего, будет больше похож на стихийное бедствие.

Карета начала подниматься по заснеженному холму. Фонарщики уже принялись за работу, и нить золотых шаров, вспыхивающих друг за другом, отмечала дорогу впереди. Лошади оступились, возница выругался, а Дульсина, которая целый день ходила, поджав губы, рассерженно пихнула его в бок.

Извилистая дорога, ведущая к особняку, была расчищена, и кучер, обрадованный, что удалось взобраться по скользкому склону, не повредив бесценных вороных Ваннора, лихо подкатил по гравию к самой двери. Занна собралась было помочь выгрузить покупки, но Дульсина и слышать об этом не хотела.

— Ни в коем случае, девочка моя, — твердо сказала она. — Иди в дом, а я принесу тебе чего-нибудь горячего. Хватит и того, что тебе пришлось таскаться по рынку, как простой служанке. Твоя бедная мать, благослови ее боги, и так, наверное, перевернулась в могиле.

Занна собралась с духом, готовясь встретить рассерженную кухарку.

В свои годы Дульсина прекрасно выглядела. Кожа ее была чистой, без всякого следа морщин, а в черных волосах не проглядывало ни единой седой пряди. Домоправительница была очень близка с матерью Занны, и, как поговаривали слуги, именно эта дружба помешала ей открыто выразить свои чувства к Ваннору после смерти его жены. Кое-кто, однако же, считал, что ее брак с купцом — дело решенное, но тут появилась Сара.

Дульсина спустилась на кухню, а Занна тем временем выпутывалась из многочисленных плащей и шалей, в которые укутала ее заботливая домоправительница. Дульсина хотела как лучше, но девочка устала оттого, что с ней носятся как с младенцем и мысли ее вернулись к волшебнице. Маг и воин, она могла ездить верхом и сражаться не хуже любого мужчины. Никому и в голову не придет напяливать на нее столько одежды.

«Жаль, что я не могу быть похожа на нее», — подумала Занна. Она как раз боролась с шарфом, намотанным до самых ушей, как вдруг услышала яростные вопли. Боги! Только этого еще не хватало! Занна вихрем бросилась на второй этаж, и на полпути услышала яростные вопли Сары и душераздирающие рыдания своего маленького брата.

Взлетев по лестнице, она моментально поняла, в чем дело. При других обстоятельствах, может быть, даже и посмеялась бы:

Антор, шустрый и хитрый трехлетний малыш, сбежал от няньки и пробрался «в комнату мачехи. Как назло, той в это время не было, а коллекция разноцветных пузырьков на зеркальном ночном столике выглядела так соблазнительно.

Занна распахнула дверь, и в нос ей ударил острый запах духов. Комната напоминала поле битвы — пудра рассыпана по ковру, все бутылочки и флакончики перевернуты, стол залит лосьонами, повсюду жирные отпечатки цветных ладоней

— на обоях, на мебели и даже на покрывале. С перекошенным лицом Сара, как заведенная, колотила Антора.

Занна ненавидела мачеху, но любила брата, и сейчас два этих противоположных чувства, соединившись, вспыхнули ослепляющей яростью. Не задумываясь, Занна бросилась вперед:

— Оставь его в покое, ты!.. — Она вырвала ребенка из рук Сары. Та закатила ей пощечину, и девочка вышла из себя. Она ответила одним хорошим ударом, Сара взмахнула кулаками, и обе покатились по полу, кусаясь, царапаясь и визжа, как дикие кошки. Антор подумал и тоже решил присоединиться к этим жутким воплям.

Никто не слышал, как вошел Ваннор. Они почувствовали его присутствие, только когда он растащил их в разные стороны. При одном взгляде на его лицо огонь гнева Занны превратился в пепел ужаса. Повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями Антора. Внезапно от двери донесся смешок:

— Провалиться мне на месте, Ваннор, да у тебя здесь настоящие тигрицы! Я и не знал, что ты держишь дома целый зоосад!

Стоящий в дверях незнакомец, очевидно, присутствовал при драке. От стыда Занна не знала, куда себя деть, но, несмотря на это, почувствовала, как встрепенулось ее сердечко при виде юного красавца.

Ваннор задохнулся от гнева, но все же взял себя в руки и, повернувшись к юноше, выдавил улыбку.

— Послушай, Янис, не пойти ли тебе вниз, а я уж как-нибудь сам здесь разберусь! Где у нас вино, ты знаешь.

Пока он говорил, Сара успела собраться с мыслями, и едва незнакомец ушел, схватила мужа за рукав:

— Ты представляешь, Ваннор, она ударила меня! И посмотри, что натворил этот мерзкий ублюдок! Я настаиваю, чтобы ты их наказал, или…

— Или что? Ты вернешься в свою лачугу, откуда я тебя вытащил? — Лицо Ваннора стало каменным, а Сара побледнела и тут же закрыла рот. Занна с облегчением вздохнула. Эта тварь так очаровала отца, что девочка боялась, как бы он не принял ее сторону, однако ее облегчение было недолгим. Ваннор повернулся к ней, и Занна поняла, что неприятности ждут не только мачеху.

— Ступай к себе! — прорычал он. — С тобой я поговорю потом!

Занна приготовилась к отцовскому гневу, но ей было больно видеть его расстроенным.

— Я думал, что могу рассчитывать на твой здравый смысл, — огорченно сказал Ваннор. — Я знаю, как тебе недостает матери, — ты думаешь, я сам не тоскую? Конечно, тебе тяжело видеть Сару на ее месте, но я не позволю превратить мой дом в поле битвы. Сара твоя мачеха, так что изволь обращаться с ней соответственно!

Занна задыхалась от слез. Она была не в силах говорить. Ваннор собирался уже уходить, но быстро повернулся, подошел и обнял девочку. Оказавшись в объятиях отца, Занна зарыдала в голое.

— Послушай, малышка, не плачь. Я не такой дурак, чтобы взваливать всю вину на тебя одну. Я поговорил с Сарой. — Он помрачнел, и Занна задумалась, что же такое он сказал мачехе. — Она больше не тронет Антора, обещаю. Но Сара не привыкла к детям, и…

— Черт побери, папа, зачем ты придумываешь ей оправдания? Неужели ты не видишь, что она… — безумные слова сорвались с языка Занны, и, прежде чем она успела договорить, Ваннор закатил ей пощечину.

— Попридержи язык, девчонка, или, клянусь богами, я… — С перекошенным от ярости лицом Ваннор, хлопнув дверью, вышел из комнаты.

В подавленном настроении он спустился вниз, пристыженный разговором с дочерью, измотанный сценой у Сары. Он обожал Их обеих, но почему же они никак не могут ужиться вместе? Купец потер виски. Боги, ну и ночка! Когда сегодня утром он уходил, все шло как обычно, и вот через несколько часов он вернулся и обнаружил дома настоящий бедлам.

К этому времени Ваннор уже успел успокоить ревущего сына, передать его ощетинившейся Дульсине (та, судя по ее лицу, собиралась сказать ему несколько слов еще до исхода ночи) и уволить няньку, которая строила глазки садовнику, пока Антор, веселился в комнате у мачехи.

Отправив зареванную девушку собирать вещи, он оказался лицом к лицу с разъяренной кухаркой, которая уже собрала свои пожитки и объявила, что если его больше не устраивает ее праздничный обед, то пусть впредь сам его и готовит. Выпалив это, Хебба гордо прошествовала вон из дома, и в довершение к этим несчастьям, Сара отказалась с ним разговаривать, а потом он еще и ударил свою дочь. «Что же это будет за праздник?» — горько подумал Ваннор.

Только в благословенной тишине библиотеки хозяин вспомнил о своем госте и застонал. Если этот болван решился явиться прямо сюда, значит, положение и впрямь критическое.

Едва Ваннор вошел в комнату, Янис, сидевший у ревущего камина, вскочил на ноги. На его красивом лице читалось крайнее беспокойство.

— Ваннор, прости, что пришел вот так. Я помню, что ты говорил о конспирации, но… — Он отвел глаза. — О боги, — пробормотал он. — Я не виноват, клянусь! Откуда мне было знать, что они…

— Так, так, — подняв руку, Ваннор остановил слабые протесты молодого человека. — Если меня опять ждут дурные вести, то ради всего святого, Янис, дай мне сначала выпить!

Сразу же вслед за Ваннором явилась мачеха. Ее визит был коротким, говорила она мало, но ее слова повергли Занну в ужас.

— Ну что ж, мерзавка, раз ты так хлопочешь о детях, то пора тебе обзаводиться собственными, — сказала она приторно-сладким голоском. — Тебе уже пятнадцать, и я, пожалуй, вспомню о своих обязанностях мачехи и подыщу тебе подходящего мужа! — И она удалилась, шурша юбками.

Устав от рыданий, Занна лежала в темноте, с ужасом думая о будущем. Она знала, что Сара не успокоится, пока непокорная падчерица не исчезнет с глаз долой. Дочь Ваннора была практичной девочкой и понимала, что, выдав ее замуж, Сара одним махом избавится от всех проблем. По спине у нее пробежал холодок. «О боги, — подумала девочка, — она вырядит меня как глупую куклу, заставит Ваннора дать за меня роскошное приданое и сплавит первому попавшемуся купеческому недорослю, который позарится на деньги!» Эта мысль привела ее в такое смятение, что впору бежать — но куда ей было идти? Вдруг без всякой видимой причины девочке представилось лицо сегодняшнего таинственного гостя, его растрепанные темные волосы и серые глаза, в уголках которых появились морщинки, когда он смеялся над их стычкой.

Дверь бесшумно распахнулась, и Занна вздрогнула и покраснела, словно ее мысли вдруг прозвучали вслух. К ее изумлению, в комнату вошла Дульсина.

— Шшш! — прошептала домоправительница. — Зажги свечу и одевайся. Ты на время уедешь.

— Что? — Занна оцепенела от ужаса. — Отец? — прошептала она непослушными губами. — Он отсылает меня?

— Да нет, девчурка, что ты? Но послушай, Занна. Твоя мачеха и так все время злая, как оса в бутылке, а теперь, когда из-за тебя она поссорилась с Ваннором…

— Я знаю, что она собирается сделать, — с горечью перебила Занна. — Это хуже, чем ты можешь себе представить. Она хочет выдать меня замуж, Дульсина!

— Я знаю, — серьезно ответила женщина. — Подслушивать — привилегия домоправительницы! Ваннор, конечно, не какой-нибудь там самодур, чтобы выдать тебя замуж насильно, но.., ты же знаешь, он мечтает найти своим дочерям выгодные партии, стало быть, на тебя будут давить, а ты еще слишком молода, чтобы думать о муже, неважно, какие там обычаи у этих безмозглых купцов! Так что, пока вся эта суматоха не уляжется, я надумала отправить тебя к моей сестре Ремане. Антора тоже возьмем с собой, может, старый болван без вас скорее образумится.

«Уж не сон ли это?» — подумала Занна. Исчезнуть, пока Сара не успокоится, было бы лучше всего, но от спокойной и рассудительной Дульсины меньше всего можно было ожидать такого предложения. И Занна никогда еще не слышала, чтобы домоправительница осмелилась критиковать отца. Все еще не в силах оправиться от изумления, Занна потеплее оделась и начала под руководством Дульсины паковать кое-какие вещи. Поколебавшись, домоправительница объяснила:

— Ты уже взрослая девочка, Занна, и тебе можно доверить тайну. Моя сестра Ремана была.., замужем за Лейнардом, вожаком Ночных Пиратов.

Занна затаила дыхание, и наполовину сложенная ночная рубашка выпала у нее из рук. Ночные Пираты? Неуловимые контрабандисты, которые вели запретную торговлю шелками, драгоценностями и специями с Южными Царствами, приводя в отчаяние целые поколения командующих гарнизона! У добропорядочной Дульсины сестра замужем за контрабандистом?

— А еще тебе следует знать, — говорила тем временем Дульсина, — что свое состояние твой отец нажил, войдя с контрабандистами в долю. Этот парень, что приходил сегодня, — мой племянник Янис. Он стал атаманом в прошлом году, после того как Лейнард сгинул в море. Когда он будет возвращаться, то возьмет тебя с собой. — Дульсина подмигнула девочке. — Мой племянник боится Ваннора как огня, так что чем меньше он будет знать, тем лучше. Я дам тебе записку, передашь ее сестре. Ремана позаботится о вас.

— Да что я, не знаю папу? — запротестовала Занна. — Он же просто с ума сойдет! А если Сара все равно откопает мне мужа? Он же сразу примчится и немедленно заберет меня. Кроме того, я буду по нему скучать. И вообще, как я могу бросить его, да еще в Солнцеворот?

— Ты слишком много беспокоишься, дитя мое, — обняла ее Дульсина. — Если Ваннор и рассердится, то не на тебя, а на меня. А Саре будет не до того, чтобы строить нам пакости. — Домоправительница усмехнулась. — Ваннор сразу увидит, кто действительно был хозяйкой в доме — я ведь не стану тебя заменять! Вот пусть она и занимается этими утомительными мелочами, от которых мы с тобой ее избавляли. Если Сара хочет строить из себя великосветскую даму, то пора ей понять, что это потруднее, чем просто сидеть и считать драгоценности!

— А что если папа все-таки отправится за мной? — настаивала Занна.

— Это невозможно, — мгновенно откликнулась Дульсина. — Приют контрабандистов — такая тайна, что Лейнард не открыл ее даже своему партнеру. Ваннор не будет знать, где ты, а я не скажу ему, если не случится чего-нибудь непредвиденного. Так что доверься мне, дорогая, и все будет в порядке.

Занна заколебалась, но тут же представила себя замужем за богатым купцом, который ее ни капельки не любит. Девочка не питала иллюзий по поводу своей, внешности: она была низенькой и крепкой, как отец, с таким же простым, открытым лицом — не то что те изящные гибкие существа, которыми богатые купцы так любят украшать свои роскошные жилища. Она была способной и сообразительной, но, к ее величайшему огорчению, отец никогда не позволил бы дочери войти в дело.

— Да слыханное ли дело — женщина-купец? — мягко останавливал ее он. — Такого никогда не бывало.

«Но есть же женщины-маги, — упрямо думала Занна, — и женщины-воины. Так почему, хотела бы я знать, не быть и женщине-купцу?» Она опять вернулась мыслями к сегодняшней встрече в Пассаже. «Ну что ж, если ты хочешь быть как они, — сказала она себе, — может, это твоя судьба!» Девочка решительно повернулась к Дульсине:

— Ты права, — сказала она. — Я готова!

Янис поспешно покинул дом через заднюю дверь. Уши его горели от крепких выражений, которыми напутствовал его Ваннор. Боги, когда папашин старый партнер в ярости, можно просто свихнуться от страха!

— Я не виноват, — беспомощно повторял он, но после пренеприятного вечера в обществе Ваннора это звучало неубедительно даже для самого Яниса.

— Что же я сделал не так? — спрашивал он себя, пересекая ухоженный сад купца и направляясь к реке. Под высокими морскими сапогами юноши тихонько поскрипывал снег. Когда отец учил его, все казалось так просто. Лейнард показал ему дорогу к далекой укромной гавани — месту тайных встреч с южанами, и последовательность вспышек фонаря, которая обеспечивала безопасный проход в южные воды, но, к сожалению, забыл передать главный секрет, как торговать с этими скользкими южными ублюдками и не остаться при этом в дур…

— Тссс, Янис!

Контрабандист резко обернулся, схватившись за рукоять меча, и с изумлением увидел тетю Дульсину, машущую ему из кустов в конце сада, неподалеку от маленькой и аккуратной, но богато разукрашенной будки, где Ваннор держал свою яхту. В тусклом свете Янису показалось, что тетка держит большой сверток. На нем было накручено столько шалей, что он был почти круглым. Ухватив свободной рукой племянника за рукав, она втянула его в заросли.

— Слушай, — сказала она ему без всякого вступления. — Ваннор хочет, чтобы ты на какое-то время отвез его детей к Ремане.

Янис изумился.

— Правда? Он об этом ничего не говорил. И почему ты прячешься в кустах, тетя Дульсина? Домоправительница вздохнула.

— Потому что тебя здесь быть не должно, разве ты не понимаешь? Ваннор решил, что если ты выйдешь из дома с детьми, это привлечет слишком много внимания, вот я и привела их сюда. А теперь в путь — позаботься о них и передай матери мой привет. И, Янис, будь осторожен. Не попадись.

И прежде чем Янис успел сообразить что к чему, она сунула ему в руки Антора и исчезла, обняв на прощание закутанное с головы до пят существо, которое, судя по всему, было дочерью купца. Ошарашенный Янис передал девочке свою извивающуюся ношу и нагнулся, чтобы вытянуть канат, которым была привязана его маленькая лодка, спрятанная под густым навесом ив, росших у самой воды. Каким-то образом ему удалось благополучно перетащить детей с обледеневшего берега в свою утлую посудину. Девчонка беспрерывно всхлипывала в кусок кружева, служивший ей платком, и Янис смущенно заерзал.

— С тобой все в порядке? — обеспокоено спросил он.

— Да, — отозвалась она почти шепотом. Потом, к его облегчению, села прямо, пристроила ребенка у себя на коленях и убрала платок. — Да, — твердо повторила она. — Прекрасно. Жаль уезжать от папы, но мне всегда хотелось приключений. Надоело сидеть дома, шить и заниматься прочей бабьей чепухой.

Янис усмехнулся. Кажется, эта девчонка что надо.

— Ты говоришь прямо как моя мать, — сказал он. — Та тоже жаждала приключений, а кончила тем, что вышла замуж за контрабандиста.

Из-под капюшона раздался смешок.

— Ну, значит, я по крайней мере направляюсь в нужное место! Похоже, с этой чертовкой не соскучишься. Задыхаясь от смеха, Янис взялся за весла и быстро погреб вниз по реке, сквозь мерцающую морозную ночь, к своему шустрому кораблику, пришвартованному в укромном заливчике за северной оконечностью Норберта.

Радуясь, что ночи на Солнцеворот длинные, Янис велел поднять призрачно-серые паруса, и проведя свой верткий кораблик сквозь извилистый пролив, с огромным облегчением направился в открытое море. Непрошеные пассажиры, хвала богам, спокойно спали внизу, утомленные проделанным путешествием. Дети только мешались бы под ногами, пока он в темноте пробирался вдоль предательской береговой линии, избегая более безопасных фарватеров, которые кишели рыболовными флотилиями и неуклюжими плоскобрюхими посудинами законопослушных купцов.

Кроме того, следовало держать детей подальше от команды, которая после неудачного путешествия на юг была на грани бунта. Матросы ясно дали понять капитану, что могли бы прекрасно обойтись и без ответственности за этих подкидышей. Пусть Ваннор со своими торговыми связями и обогатил Ночных Пиратов, но все знают, что ему опасно становиться поперек дороги.

— А что, если начнется шторм? — вопрошал Геван, помощник Яниса. — Что, если малышня свалится за борт и утонет? Что скажет Ваннор, если патруль Форрала застукает нас с его потомством на борту? Этот мерзавец Форрал и так уже становится чересчур прытким.

— Что если, что если, — передразнил Янис. — Ведь Ваннор сам отправил их с нами.

— А девчонка? — не сдавался Геван. — Я всегда говорил, что корабль — не место для женщин.

— Хорошо, что моя мать тебя не слышит, — усмехнулся Янис. — Она бы тебе показала, где раки зимуют.

— Твоя мать, Янис, моряк по рождению и воспитанию, а эта девчонка, что внизу — нет. — И Геван отошел прочь, не переставая бормотать что-то себе под нос.

По правде сказать, Яниса тоже одолевали сомнения, но совсем другого рода. Матросы видели только маленькую закутанную фигурку и считали, что Занна все еще ребенок — но он то уже видел ее там, у Ваннора и знал, что девчонка старше, чем кажется.

За время долгого и утомительного путешествия вниз по реке Янис взвесил все и пришел к весьма неутешительным выводам. Почему Ваннор решил отправить своих детей к контрабандистам? Почему не предупредил об этом раньше? Почему тетя Дульсина появилась так неожиданно и так быстро исчезла? Ответ мог быть только один.

— Проклятый ловкач, — пробормотал Янис. — Он послал свою дочь шпионить за мной.

Это было очевидно. Ваннор, разозлившись на неудачную сделку с южанами, дал этой проклятой девчонке задание проникнуть к контрабандистам и выведать их тайны. И потом — Янис чертыхнулся, — власть! Купец наверняка планирует сместить его и взять дело в свои руки.

— О.., мы уже в открытом море, да?

Янис так и подскочил от неожиданности. Пока он предавался грустным мыслям, маленькая чертовка бесшумно подкралась и застала его врасплох. Он невольно укрепился в своих подозрениях.

— Уже вынюхиваешь, да? Ну что ж, я знаю, что ты задумала, и предупреждаю

— ничего у тебя не выйдет, ясно?!

Совсем недавно капитан Янис был так добр с ней и Антором, что Занна была потрясена его внезапной враждебностью и чуть не расплакалась. Остальные матросы были явно недовольны их присутствием на корабле, и девочка рассчитывала, что Янис их защитит. Чем же она так рассердила его? Вспомнив серьезную, полную достоинства Дульсину, которая не дрогнув, отражала нападки Ваннора, Занна собралась с духом и выпрямилась во весь свой невысокий рост.

— Если ты знаешь, что я задумала, — холодно произнесла она, — надеюсь, просветишь и меня, так как я не имею об этом ни малейшего понятия.

— Ни малейшего понятия, как же! — передразнил Янис, — Вы с Ваннором воображали, что я так глуп, что ничего не соображу? Бедняга Янис — он никогда не догадается, что за ним следят. Он так твердолоб, что попался на удочку южан!

Занна ничего не поняла из этой тирады, но уловила горечь в его голосе и расслышала имя Ваннора.

— Отец? Да он даже не знает, что я здесь. Девочка с ужасом прикрыла рот рукой, но было уже поздно. Глаза капитана сузились.

— Что? — воскликнул он. — Он не знает, что ты здесь? О боги! Похоже, он вышел из себя! Занна попятилась и, путаясь в словах, попыталась все объяснить.

— Ну теперь-то он, должно быть, знает, потому что Дульсина, наверно, уже сказала ему, но он не знал, когда мы уезжали. — Она умолкла. С каменным лицом Янис смотрел на нее, ожидая продолжения.

— Мне надо было сбежать от Сары, — сердито сказала Занна. — Она хотела сплавить меня какому-нибудь толстомордому купеческому сынку.

— Значит, Ваннор не посылал тебя? — еще раз переспросил Янис, и Занна вздохнула. «Неудивительно, что южане обвели его вокруг пальца», — подумала она.

— Нет, — повторила девочка. — Но Дульсина сказала, что ты не возьмешь нас, если узнаешь об этом, так что… — Она пожала плечами. — Боюсь, она малость покривила душой.

— О боги! Я должен вернуть вас, прежде чем он обо всем узнает. — Янис крутанул штурвал, корабль накренился и закачался, паруса потеряли ветер. С палубы донеслись крепкие проклятия моряков, которые не удержались на ногах.

— Нет, — выкрикнула Занна. — Не надо! — Не задумываясь, она вырвала у него штурвал, и корабль лег на прежний курс. Несколько секунд они боролись у руля, а корабль раскачивался и крутился на месте.

— Дура! — наконец сдался Янис. — Мы же перевернемся! — Девчонка развернула корабль, и Янис облегченно вздохнул судно выровнялось, и серые паруса наполнились ветром.

— Спускайся вниз! — заорал Янис. — А то выброшу тебя за борт!

— Сначала послушай, что я тебе скажу, — гнула свое. Занна. — Ты не можешь вернуть нас назад. — Неужели этот дурак не понимает, что она пытается спасти его от неприятностей? Увидев Яниса в обществе исчезнувших детей, отец вряд ли будет долго разбираться, кто виноват. Девочка отчаянно пыталась найти способ переубедить контрабандиста. — Ты хочешь, чтобы вся команда узнала, как тебя обвели вокруг пальца? Да тебя засмеют!

— Во имя всего святого, Янис, чем ты тут забавляешься? Ты что, хочешь отправить нас на дно? — протиснулся вперед Геван. Его обветренное лицо побледнело от гнева.

— Это я виновата, — быстро сказала Занна, напуская на себя жалобный вид.

— Я.., я думала, что смогу удержать его, но…

— Ты доверил штурвал ребенку? — Геван повернулся к Янису. — Ты что, спятил? — Матросы, прихрамывая и потирая ушибленные места, начали собираться вокруг, с оживленным нетерпением ожидая продолжения ссоры.

— Ваш капитан здесь ни при чем. Я сказала, что умею управлять кораблем, — настаивала Занна.

— Что? — закрутил головой Янис. — Но… Занна со всей силы пнула его в лодыжку.

— Мне действительно жаль.., мне только хотелось попробовать. — Она послала помощнику свою самую ослепительную улыбку и вздрогнула, когда Янис прошептал ей на ухо:

— Возьми на минутку штурвал — просто держи его как он есть. — Не понимая, в чем дело, Занна, вспотев от волнения, трясущимися руками сжала штурвал.

— Клянусь грудями Тары, — презрительно сплюнул Геван. — Не знаю, кто из вас больший дурак… — Конец фразы потонул в оглушительном хохоте, потому что Янис, ухватив помощника за рубаху, поднял его над палубой и перекинул через борт, так что его голова почти коснулась воды, которая бурлила и пенилась, разбиваясь о корпус судна.

— А теперь, — сказал Янис, — сначала ты извинишься перед девушкой за свои гнусные слова, а потом — и передо мной! — Он слегка ослабил хватку, и Геван, с выпученными глазами, отфыркиваясь, пробормотал извинения. Янис поставил его на палубу и отступил в сторону, глядя на притихшую команду. — Я знаю, что вы невысоко меня цените, особенно по сравнению с отцом. Не отпирайтесь — я слышал ваше перешептывание и бормотание по углам. Но на корабле может быть только один капитан, а у контрабандистов — только один вожак, понятно? Если кто-нибудь претендует на это место, пусть скажет. Сейчас или никогда. Но сначала ему придется сразиться со мной — он получит командование только через мой труп! — Янис обвел команду долгим выразительным взглядом. Притихшие матросы, один за другим, начали отступать прочь.

Занне хотелось кричать ура. Она смотрела на Яниса сияющими глазами, но тот уставился куда-то сквозь нее.

— Не зевай! — Грубо отпихнув ее в сторону, он схватил штурвал и резко повернул. Корабль качнулся, накренился, оснастка заскрипела, и на фоне звездного неба мелькнула тень острой скалы и послышался грохот волн, разбивающихся об утесы.

Когда судно выровнялось, Янис с усмешкой повернулся к девочке и протянул руку, чтобы помочь подняться на ноги.

— Когда плывешь так близко к берегу, да еще ночью, надо глядеть в оба, — бодро сказал он. С бешено бьющимся сердцем, Занна уставилась на него, открыв рот. — Однако, не считая этого, — добавил он снисходительно, — для первого раза ты прекрасно справилась. Мы еще сделаем из тебя настоящего моряка.

— Я бы на это не рассчитывала, — слабым голосом отозвалась Занна. — О боги, Янис — я же совсем не видела той скалы. Такая темень… Как ты ее разглядел?

Янис подмигнул ей, и губы его растянулись в довольной улыбке.

— Видишь? Не такой уж я и недотепа, правда? Даже если южане и проведи меня.

— Я никогда не говорила, что ты недотепа, — возразила Занна.

— Ты — нет, но твой отец — говорил, да и многие другие тоже. — Янис ответил спокойно, но она почувствовала в его голосе скрытую горечь.

— Что случилось? — мягко спросила Занна. Янис вздохнул.

— Эта торговля с южанами — можно сказать, наше семейное ремесло. Потом к отцу присоединился Ваннор, и благодаря его связям мы начали по-настоящему процветать. Мы торгуем с Корсарами, которые вообще-то должны защищать свое побережье, но на самом деле такой шайки проходимцев и негодяев еще свет не видывал. Чтобы набить себе карманы, они пойдут на все.

— А чем вы торгуете? — загорелась Занна. Янис пожал плечами.

— Всякой всячиной. Их страна — жаркая пустыня, там почти ничего не растет. В основном мы продаем шерсть, дерево, зерно — для нас это обычные вещи, а для южан — настоящее сокровище. В обмен мы получаем специи, шелка, драгоценности — по крайней мере должны получать, — мрачно добавил он. — Но на этот раз, когда мы вернулись назад и открыли сундуки, то сверху оказался настоящий товар, а под ним — обычный песок!

— Но неужели вы не догадались проверить? — изумленно спросила Занна.

— Проверить? — Янис сердито взглянул на нее. — Проклятие, это не игра, ты же знаешь. Это смертельно серьезно и смертельно опасно. У нас нет времени проверять! Мы причаливаем, как можно скорее обмениваемся товарами, а потом на всех парусах мчим домой!

— Гммм… — Занна задумчиво нахмурилась. — Значит, все строится на взаимном доверии. — Она почувствовала прилив возбуждения: это настоящее дело! — Положись на меня! — сказала она Янису. — Я найду способ прищемить этим прощелыгам хвост, даю слово!

Губы молодого контрабандиста на мгновение дрогнули, но ему удалось спрятать улыбку.

— Ну конечно, — благодушно сказал он, словно обращаясь к маленькому ребенку. «Чертов олух! — подумала Занна. — Он не верит, что я смогу это сделать.»

И все же Янис решил не отвозить ее к отцу, а это уже плюс. Ей не хотелось затевать новую ссору, и девочка отвернулась.

— Мне надо возвращаться к Антору, — тихо сказала она. Это был предлог чтобы спуститься вниз и немножко поразмыслить. «Я ему докажу, — подумала Занна. — Дайте только время. Пусть он об этом и не догадывается, но ему нужен мой ум. Я смогу найти себе место среди контрабандистов, знаю, что смогу. Во что бы то ни стало я заставлю их меня уважать!»

Глава 13. ПРАЗДНИЧНЫЙ ПОДАРОК

Откинувшись на стуле, Ориэлла пододвинула к себе кружку эля.

— Я все удивляюсь, что Миафан с такой легкостью отнесся к нашей любви, особенно после того… — волшебница резко остановилась и закусила губу: она все еще не решалась рассказать Форралу о том, как Миафан домогался ее. — Если бы он только притворялся, то, думаю, это бы уже проявилось, но прошло почти четыре месяца… — Она пожала плечами. — Надо признать, последнее время я его редко вижу — он занят каким-то своим планом, — но когда мы встречаемся, он добр, как всегда. И сквозь пальцы смотрит на то, что ты ночуешь у меня, защищает нас от остальных… — Она вздохнула. — Все это довольно странно.

— Ваша размолвка с Мериэль все еще беспокоит тебя, правда? — спросил Форрал.

— Я ничего не могу с этим поделать, Форрал. На остальных мне плевать — Элизеф и Браггар всегда были испорченными до мозга костей, не говоря уже о Деворшане, но Мериэль… Я никогда бы не поверила, что она может быть так решительна! Она даже отказывалась учить меня, пока не вмешался Миафан. Ужасно вот так терять друзей, но даже Финбарр не смог переубедить ее.

— Не мучай себя, любовь моя. — Форрал накрыл ее руку своей. — Все равно, ты ничего не можешь с этим поделать, а если бы она и правда была твоим другом, то порадовалась бы за тебя.

— То же самое сказал Анвар, — Ориэлла выдавила из себя улыбку. — Он уже совсем не похож на то запуганное существо, которое мы спасли в прошлый Солнцеворот. Ты должен признать, что я была права тогда, разве нет?

— Точно, и я рад. Он оказался добрым малым, Ориэлла, несмотря на все уверения Миафана.

— Но кое-что не дает мне покоя, Форрал, — нахмурилась девушка. — Он превосходный слуга, но редко улыбается и по-прежнему боится Верховного, но не хочет сказать, почему. Кроме того, он упорно молчит о своем прошлом, о своей семье — слова не вытянешь. Мне хотелось бы ему помочь — он всегда выглядит таким несчастным, — но как это сделать, если он не будет мне доверять?

Был канун Солнцеворота, и они решили начать празднование с визита в «Невидимый Единорог». Расположенная неподалеку от гарнизона таверна была излюбленным пристанищем свободных от службы солдат. Она представляла из себя низкую залу, обшарпанную, но уютную, с крепким балочным потолком, увешанным лампами, и огромным камином из красного кирпича, в котором всегда пылал огонь. Некогда белые стены были покрыты копотью, пол устилал толстый слой опилок, предназначенных для того, чтобы впитывать эль и кровь от частых и буйных потасовок, на которые (обычно) снисходительный хозяин смотрел сквозь пальцы. Компания здесь неизменно была хорошей, а пиво — превосходным. Ориэлла тоже любила эту забегаловку, но сегодня была слишком озабочена, чтобы расслабиться и наслаждаться праздником.

Форрал взял со стола большой оловянный кувшин и наполнил кружки.

— Парень не виноват, ты сама знаешь. Наверное, ужасно быть кабальным, даже с добрейшей в мире госпожой. Он потерял семью и будущее, а если у него раньше была девушка? Что с ней стало? Боги, какое же это варварство — кабала!

Ориэлла задела больное место Форрала. Весь минувший год он постоянно, но безуспешно спорил об этом с другими членами Совета, особенно с Верховным Магом.

— Но если Анвар не хочет довериться тебе, то что поделаешь? — добавил он.

— Хотя, честно говоря, учитывая, что ты спасла его, мне это кажется странным. — Воин нахмурился:

— Однако ты права. Отчего Миафан так его ненавидит? Других слуг он просто не замечает… — Взглянув на лицо Ориэллы, он попытался поднять ей настроение. — Не думай сейчас об этом, любовь моя. В канун Солнцеворота нужно радоваться жизни. Знаешь, что я придумал? Почему бы мне не взять Анвара с собой, пока ты будешь на волшебном пиру? Жаль, что тебе приходится туда идти, но мы можем устроить свой пир чуть попозже. Может, твоего бедолагу развеселит вечерок в компании с нашими ребятами?

Ориэлла просветлела.

— Прекрасная мысль, Форрал! Я скажу Элевину, когда вернусь в Академию. На празднике и так полно прислуги, так что обойдутся и без Анвара. Жаль, что я не могу пойти с тобой, но все же не нужно раздражать Миафана — особенно теперь, когда мы не в лучших отношениях с Волшебным Народом. Впрочем, мы с Финбарром все равно собирались сегодня немножко подбодрить Д'Арвана — ему нужно общество. Бедняге туго пришлось в этом году: брат то и дело шастает к Элизеф, а силы самого Д'Арвана еще под вопросом, и Миафан с каждым днем поглядывает на него все с большим неодобрением. Держу пари, Элизеф пытается убедить Верховного избавиться от парня, чтобы полностью заполучить Деворшана. Слава богам, Д'Арван нашел друзей в гарнизоне — особенно Мару — но в Академии ему становится все более одиноко… Мне жаль его.

— Снова добрые дела, а? — усмехнулся Форрал, но по блеску его глаз Ориэлла поняла, что он одобряет ее.

— Ну это праздничное благодушие и все такое прочее, — она состроила гримасу. — Но, похоже, мне лучше готовиться к обороне. Там еще осталось пиво?

Сидя в одиночестве на кровати в комнате для слуг, Анвар наигрывал печальный мотив на маленькой деревянной флейте, которую давным давно вырезал для него дед. Это был единственный инструмент, который ему удалось пронести в Академию и, боги, как он тосковал по остальным! По просьбе хозяйки, Элевин освободил Анвара от обязанности прислуживать на сегодняшнем празднестве, и хотя он ценил доброту Ориэллы, проку в этом неожиданном выходном не видел. Все равно пойти ему некуда. Как обычно в это время года, мысли его унеслись к любимым людям, которых он потерял, — деду и матери — и Саре, которая тоже теперь потеряна навсегда. Безуспешно пытаясь отвлечься, Анвар продолжал играть, сплетая свое одиночество с печальными звуками дедушкиной флейты.

Неожиданно дверь распахнулась. На пороге стоял командующий Форрал.

— Вот ты где! — сказал он. — А я тебя искал. Хватит сидеть в одиночестве, приятель! Ориэлла сегодня должна присутствовать на празднике, вот я и подумал, что, может, ты согласишься составить мне компанию? Пойдем, выпьем с ребятами пива. — Он буквально вздернул на ноги изумленного Анвара, едва дав тому время стянуть с крюка плащ. Поношенные лохмотья привлекли внимание Форрала.

— Что это? — нахмурившись, спросил он. — Ты не можешь выйти на улицу в эдакой половой тряпке, приятель. Снег идет! Держи… — Он расстегнул свой собственный, непромокаемый солдатский плащ и, набросив его на Анвара, пинком зашвырнул старое одеяние под кровать.

— Вот так-то лучше. Он тебе как раз, мы ведь с тобой одного роста и прочее. Знаешь, оставь его себе. Пусть это будет подарок на Солнцеворот, в благодарность за заботу об Ориэлле. У нее в комнате есть мой запасной, так что пошли, заберем его, и в путь.

Анвар смутился. Второй раз он встречал Солнцеворот в Академии, и за это время никто не сделал ему ни одного подарка. С трудом проглотив комок в горле, он пробормотал слова благодарности. Форрал дружески хлопнул его по плечу.

— Чепуха, приятель. А теперь идем в таверну. Там уйма желающих оценить по достоинству хороший эль, и мы просто обязаны получить свою порцию!

Такого Солнцеворота у Анвара еще никогда не было. Воины гарнизона, полные праздничного подъема, поначалу даже испугали юношу, но щедрый Форрал заказал всем выпивку, и вскоре разговоры, смех и, конечно же, эль рекой полились за столами. Потом кто-то узнал, что Анвар умеет петь, и, несмотря на слабые протесты терпеливого хозяина, старую гитару сняли со стены, где она висела в качестве украшения. От радости играть на настоящем инструменте Анвар немедленно позабыл свою застенчивость, и воины с огромным энтузиазмом принялись подпевать. Стекла зазвенели от грубоватых казарменных баллад, чья откровенность и оглушительная громкость вскоре распугали всех более трезвых посетителей. (Хозяин, заметив, с какой быстротой опустошаются бочонки с элем, давным давно перестал протестовать.) Праздник на удивление быстро кончился, и новые друзья Анвара начали прощаться. Юноша неохотно повесил гитару на стену — для чего, кстати, потребовалось несколько попыток, так как он долго не мог решить, какой же из двух гвоздей настоящий, а потом они с Форралом с трудом побрели по свежему скрипучему снегу назад в Академию, обнимая друг друга за плечи. Оба несли в свободной руке по бутыли вина и распевали во все горло грубые народные баллады и непристойные солдатские песенки, грозя перебудить весь город своими оглушительными воплями. Правда, Анвара это не беспокоило — сегодня, впервые за долгое время, он был по-настоящему счастлив.

Настроение у Мериэль было далеко не праздничное. Она не спеша потягивала вино и угрюмо поглядывала на веселую компанию за столом напротив.

— Похоже, Финбарр сегодня счастлив, — Элизеф присела на свободный стул рядом с целительницей, и Мериэль нахмурилась: сегодня она вполне могла бы обойтись без мага Погоды и ее скользких намеков. Целительница пожала плечами, изобразив на лице безразличие.

— Редко удается вытащить Финбарра из его архивов и усадить за стол. Он не привык к такому количеству вина, — несмотря на все усилия, гнев Мериэль вырвался на волю. — А вот нашей малышке хоть бы что — она привыкла напиваться в компании этих подонков из гарнизона…

— И не говори! — сочувственно отозвалась Элизеф. — Уж мы-то понимаем, к чему все идет, поверь мне, Мериэль. Этот ее солдафон и так постоянно торчит здесь, оскверняя наши залы своим присутствием, а скоро она назовет сюда всех остальных смертных друзей, и мы навсегда лишимся покоя и уединения. Почему Миафан не положит этому конец?

— А ты не знаешь почему? — едко сказала Мериэль. — Верховный Маг под каблуком у этой чертовки.

— И, кажется, не только Верховный. — Элизеф указала на соседний стол, где Финбарр и Д'Арван со смехом чокались с Ориэллой.

Намек попал в цель. Лицо Мериэль, чьи чувства и так уже были подогреты вином, вспыхнуло от гнева.

— Не суйся не в свое дело, мерзавка!

Сочувственное выражение лица Элизеф не изменилось.

— Я просто хотела предупредить тебя, — вкрадчиво сказала она, — но если ты уже заметила… — Элизеф намеренно не закончила свою мысль. Невысказанная, она приобретала большую значимость. — Тебе не приходило в голову, — продолжала она, — что если Ориэлла из честолюбия бросит смертного возлюбленного — ей ведь никогда не стать следующим Верховным Магом с таким скандальным любовником — она поищет супруга среди нас?

Мериэль непонимающе уставилась на нее.

— И что же ты хочешь этим сказать? Элизеф пожала плечами.

— Только то, что выбор ограничен. Деворшана и Брагтара она ненавидит, Д'Арван практически бесполезен, и ходят слухи, что она уже — верх глупости — отвергла Миафана!

— Финбарр никогда не бросит меня! — Это прозвучало неубедительно даже для нее самой. В последнее время Мериэль все чаще мучила ревность, особенно с тех пор, как в позорной истории со смертным Финбарр встал на сторону Ориэллы.

— Ну тогда все в порядке, и не о чем беспокоиться, — сердечно сказала Элизеф. — Я, правда, как раз собиралась предложить тебе небольшой проект, но…

— Что? — резче, чем хотела, выкрикнула Мериэль и тут же прокляла свой порыв, увидев змеиную улыбку мага Погоды. Элизеф наклонилась ближе.

— Ты же знаешь, как Миафан относится к полукровкам. Если бы Ориэлла понесла от этого солдата. Верховный наверняка изгнал бы ее. — Волшебница чуть отстранилась, пристально вглядываясь в лицо Мериэль.

— Это невозможно — Ориэлла прекрасно управляется с такими делами. Я сама научила ее.

— Но ты же — целительница, Мериэль, и наверняка знаешь средство устранить то, чему научила — если, конечно, ты согласна. Только подумай: маленькое противозаклинание — и мы надолго избавлены от Ориэллы и ее тлетворного влияния! По сути дела, это пошло бы на пользу всем. Она совсем потеряла голову и становится все ближе и ближе к смертным, а с нами — на ножах. Пусть она будет счастлива где-нибудь в другом месте, где они с Форралом смогут жить в мире и покое. — Элизеф пожала плечами. — А разве представится лучшая возможность? Ориэлла уже порядком выпила — и не заметит твоего вмешательства. А когда все всплывет наружу, она подумает, что сама сняла заклинание, и никогда не заподозрит тебя.

Возвращаясь за свой стол, к Деворшану и Браггару, Элизеф улыбалась.

— Ну? — нетерпеливо спросил Браггар. — Как успехи? — Элизеф поморщилась: этот чурбан никогда не научится сдержанности.

— Успешные. — Заботливо расправив юбки, волшебница уселась и налила себе вина. — Как я и думала, Мериэль ослеплена ревностью. Я немного подлила масла в огонь, и конечно, она протестовала и заявила, что никогда на это не пойдет, но семя брошено. Она все сделает. Не беспокойтесь.

С сияющей улыбкой Элизеф повернулась к Деворшану, успев заметить ярость на лице Браггара. Пока эти дураки грызутся из-за нее, она без труда сможет управлять обоими.

— Ну, Деворшан, — промурлыкала Элизеф, — теперь, когда мы позаботились об Ориэлле, можно заняться устранением и твоего несчастного брата. Почему бы тебе не принести еще вина? Мне вдруг захотелось отпраздновать нашу победу!

Стража у ворот Академии строго шикнула на них. Анвар и Форрал, пошатываясь, остановились перед дверью Ориэллы.

— Заходи, приятель, — весело, но несколько неразборчиво произнес Форрал.

— Заходи и выпей с Ориэллой. Ты еще не пил с Ориэллой, и она рассердится, если ты не выпьешь. А мы не хотим ее рассердить, — добавил он громогласным шепотом и скорчил такую рожу, что Анвару пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть от смеха. Форрал распахнул дверь, и они буквально рухнули в комнату.

Судя по раскрасневшемуся лицу и веселому блеску зеленых глаз, сама Ориэлла тоже неплохо попраздновала. Она отказалась от торжественных одежд магов и от воинского костюма, которые носила обычно, и облачилась в праздничное одеяние — рыжевато-золотое бархатное платье с глубоким вырезом и длинными разрезными рукавами. Ее роскошные золотые волосы ниспадали на плечи легкой паутинкой. Девушка вся так и светилась, и у Анвара сладко защемило сердце: он никогда не отдавал себе отчета в том, насколько прекрасна его госпожа.

Форрал бросился к ней и, абсолютно не смущаясь присутствием Анвара, покрыл ее лицо поцелуями. Она рассмеялась, закинула руки ему на шею и поцеловала в ответ.

— Похоже, вы неплохо провели время, — с улыбкой сказала она.

— Мы с Анваром были в «Единороге» с ребятами и девчатами, — сообщил Форрал, — но мы скучали без тебя.

— А я скучала без вас обоих, — рассмеялась Ориэлла. — И всю ночь тосковала о поцелуе, который хотела получить в Солнцеворот. — Она сделала скорбное лицо, и Форрал снова поцеловал ее. Тут она заметила бутылку в его руке. — Ты прелесть! Это для меня?

— Не могли же мы праздновать без тебя, — величественно заявил Форрал. — Сейчас я открою. — Освободив Анвара от его бутыли и плаща, он налил вина всем троим, и, стоя у камина, они подняли бокалы.

— Веселого Солнцеворота, любимый, — сказала Ориэлла Форралу. — Веселого Солнцеворота, Анвар.

И для Анвара, впервые за два года. Солнцеворот действительно был веселым.

Они уселись вокруг стола. Не обращая внимания на смущение Анвара, Форрал пустился восторженно рассказывать об импровизированном концерте.

— Любовь моя, это было восхитительно! — сказал он. — Анвар играет на гитаре, как.., как ты орудуешь мечом — и ритм, и огонь, и стремительность. Жаль, что ты не слышала.

— Мне тоже, — отозвалась Ориэлла. — Наверное, это чудесно. Где же ты научился так играть, Анвар?

Может, от счастья, а, может, потому, что вино развязало ему язык, Анвар обнаружил, что взахлеб рассказывает о том, как Риа учила его музыке и как дед делал ему инструменты, которых он лишился, оказавшись в Академии. Слезы выступили у юноши на глазах, когда он говорил о своих любимых — ведь теперь оба были мертвы. Ориэлла осторожно протянула руку и смахнула слезу с его лица.

—  — Не печалься, Анвар. Они по-прежнему с тобой, в той музыке, которую ты так любишь. Они всегда будут с тобой — в твоих руках и в твоем сердце, — и взгляд, которым она обменялась с Форралом, был полон такой глубокой любви и печали, что Анвар, неожиданно осознав их горе, уже не знал, плачет ли он о себе или об этих двоих, что были так добры к нему и чьей любви суждено было неминуемо закончиться трагедией.

Когда их бокалы опустели, Ориэлла несколько неуверенно поднялась, чтобы принести вина, которое, по ее словам, было особенно превосходно — как раз для такого случая.

— Миафан подарил мне его, — объяснила она, откупоривая пыльную бутылку. — Это из его собственного виноградника. Он просто свихнется, если узнает, кто его выпил! — Мужчины рассмеялись, и благодаря подарку Верховного компания снова повеселела.

Потом они пели втроем — тихо и без музыки, так как час был поздний. У Анвара в голове мелькнула непрошеная мысль о том, что завтра ему придется подавать завтрак, но он тут же отогнал ее прочь. Какое может быть завтра? Эта ночь будет длиться вечно! Контральто Ориэллы будило в нем дрожь. Он никогда не слышал, как она поет. К тому времени, когда бутылка опустела, они вновь вернулись к непристойным балладам и дурацким детским песенкам, и все трое счастливо смеялись.

— О боги, — утирая слезы, воскликнула Ориэлла. — Давненько я так не веселилась! — Она схватила бутылку, но оттуда вылилось лишь несколько скупых капель. — Проклятие! — пробормотала она, подражая Форралу. — Неужели это все?

— Все равно мне уже пора, — сказал Анвар, с трудом поднимаясь на ноги. — С утра придется вставать, чтобы подать вам, лентяям, завтрак! — Он сказал это без всякой задней мысли, уверенный, что его слова никого не обидят, но лицо Ориэллы помрачнело.

— О, Анвар, прости. Я не думала… Форрал нахмурился.

— Послушай, приятель, — сказал он. — Ты же знаешь, что Ориэлла не виновата. Она не может освободить тебя, да и мои руки связаны. Если б я мог, я бы завтра же отменил кабалу, но в Совете я одинок. Не думай, что я не пытался. И не Ориэлла сделала тебя рабом — она только пыталась тебе помочь. Неужели она плохо обращается с тобой? Она как дура беспокоилась о тебе все эти месяцы, разве ты не знаешь? Она всеми силами пыталась освободить тебя, и не следует бросать ей это в лицо. Это было уже слишком.

— Да знаю я! — сердито крикнул Анвар. — Но как бы ты себя чувствовал на моем месте? Ты не знаешь, что значит не иметь ничего — ни свободы, ни будущего, ни надежды! Все время быть почтительным, следить за каждым своим словом. Если ответишь что-нибудь не так — наказание. Едва только позовут — беги! У вас с Ориэллой есть место в мире. У вас есть уважение, у вас есть ваша любовь. А я! Могу ли я когда-нибудь надеяться на это? Я лишен всего, и мне никогда не обрести ничего — никого и ничего, что было бы моим!

— О Анвар! — Глаза Ориэллы лучились сочувствием. Подойдя к юноше, она взяла его руки в свои. — Как жаль, что я ничего не могу поделать, — мягко сказала она, и Анвар, устыдясь своей вспышки, почувствовал себя виноватым.

— Госпожа, прости меня, если это прозвучало так, словно я жалуюсь на тебя. Ты так добра ко мне… — Он не мог подобрать слова. — Я бы ни за что на свете не согласился пропустить сегодняшний вечер.

— И я тоже, — уверила его Ориэлла, и Анвар понял, что его извинения приняты. Девушка полезла в ящик, извлекла оттуда маленький пакетик с травами и сунула его юноше в карман. — Это одно из снадобий Мериэль, — сказала она,

— прекрасно помогает от головной боли. Завари его с утра, ибо завтра я буду не в состоянии заниматься лечением. Спи, сколько захочется, Анвар, а когда проснешься, принеси завтрак на троих.

Анвар решил, что они будут завтракать с Миафаном, и вечер напоследок оказался испорченным. Он со вздохом направился к двери, но Форрал задержал его, обняв за плечи.

— Мы понимаем, приятель, — тихо сказал он. — Мы оба понимаем. Не знаю, удастся ли нам повлиять на Верховного, но, может быть, в следующем году мы сможем перевести тебя в гарнизон. Помнится, ты говорил, что Ориэлла показывала тебе кое-какие приемы, и если ты решишь, что хочешь как следует научиться этому, то, может, Миафан разрешит тебе вступить в отряд. Ты не тот парень, чтобы провести всю жизнь на побегушках у треклятых магов — прошу прощения, любовь моя, — быстро добавил он, бросив взгляд на Ориэллу и в смущении прикрою рот. — Конечно, я не имел в виду тебя.

К удивлению Анвара, девушка вовсе не рассердилась, напротив, она была обрадована.

— Форрал, ты гений! — Она крепко обняла воина, и Анвар почувствовал, что у него как гора свалилась с плеч. От избытка благодарности он тоже обнял Форрала, улыбаясь так широко, что болели губы. Потом Ориэлла, в свою очередь, обняла его, а Форрал вдруг сказал:

— Слушай, да ведь ты еще не подарила Анвару поцелуй Солнцеворота. Как же мы могли забыть!

— О боги, — отозвалась Ориэлла. — Ты абсолютно прав! — Она положила руки Анвару на плечи, и он почувствовал, как ее губы легко, словно крыло бабочки, коснулись его щеки.

— Жалкая попытка, подружка! — взревел Форрал. — Неужели у тебя не получится лучше? Давай, давай, это же Солнцеворот! Поцелуй его как следует!

— И она поцеловала — конечно, не так пылко и страстно, как Форрала, но все же это был настоящий нежный, щедрый поцелуй, и Анвару он показался до странности дорогим. Юноша вздрогнул от прикосновения мягких губ и почувствовал, как вновь его сердце сбилось с ритма.

— Ну вот, теперь то что надо! — захохотал Форрал, и Анвар вдруг вспомнил о его присутствии. — Взгляни, ты вернула ему улыбку, любовь моя, — сказал он Ориэлле.

— Будем надеяться! — отозвалась волшебница, и на мгновение заглянула глубоко в глаза Анвара. — У тебя замечательная улыбка. И, если все пойдет как надо, может, у тебя появится больше причин улыбаться.

— Выпьем за это! — провозгласил Форрал. — О проклятие — ничего нет! — Им пришлось попрощаться, но этой ночью постель казалась Анвару не такой жесткой и холодной, как обычно, и ему снились сладкие сны.

Наутро юноше пришлось расплачиваться за веселье минувшей ночи. Голова раскалывалась, и он готов был хоть о стенку биться, лишь бы избавиться отболи. Но снадобье Ориэллы творило чудеса, и скоро Анвар почувствовал, что в состоянии приготовить завтрак, хотя запах пищи и доставил ему несколько неприятных минут. Поднимаясь по лестнице, Анвар услышал у себя за спиной торопливые шаги, и, обернувшись, увидел волшебницу собственной персоной в уличной одежде. Она задыхалась и держала в руках большую плоскую коробку. Юноша начал гадать, с чего это она вскочила в такую рань — ведь наверняка чувствовала себя так же ужасно, как и он. Когда девушка подошла ближе, Анвар заметил, что вид у нее усталый и невыспавшийся, но щеки румяные от мороза, а глаза такие же веселые, как прошлой ночью. В растрепанных волосах таяли снежинки, превращаясь в алмазные капли, а ее любимые духи — пряные, словно мускус, смешивались со свежим бодрящим запахом снежного морозного воздуха.

Вспомнив о вчерашнем поцелуе, Анвар вспыхнул. Спишет ли она это на действие вина? Или в смущении отвернется и нахмурится? Но он ошибся: улыбка, осветившая ее лицо, была дружеской, открытой — и сочувственной.

— Ты тоже? — Ориэлла с насмешливой гримасой прижала руку ко лбу. Анвар кивнул. — Ерунда! Праздник того стоил. Я наслаждалась каждой минутой прошлой ночи.

Анвар был поражен. Неужели она догадалась, о чем он подумал, и в ее словах есть какой-то скрытый смысл? Нахмурившись, он вошел в комнату вслед за нею.

— Боги, ну и разгром! — Ориэлла поморщилась при виде множества кувшинов и бутылок и пошла открывать шторы. Анвар поставил поднос и принялся наводить порядок. Волшебница тем временем разводила огонь — эта задача никогда не отнимала у нее много времени.

Должно быть, их суета разбудила Форрала, и из соседней комнаты донесся слабый стон. Ориэлла побежала к воину, и Анвар проклял собственную глупость. Скрытый смысл, ну да! Какой же он дурак! Сгорая от стыда, он повернулся, чтобы уйти. Из спальни выглянула Ориэлла:

— Не уходи.

Анвар неохотно ждал, пока она смешает какое-то лекарство Мериэль и напоит им Форрала. Заботливость волшебницы лишь подчеркивала никчемность его собственного существования, он чувствовал себя покинутым, и, по правде сказать, немного ревновал. Кроме того, ему очень не хотелось встречаться с Миафаном.

— Когда ты ждешь Верховного, госпожа? — спросил он, когда Ориэлла вернулась в комнату.

— Миафан? Он придет? Он что, прислал записку? — нахмурилась та.

Анвар указал на стол, накрытый на троих.

— Нет, но я думал… Ориэлла радостно заулыбалась.

— Благословение богов, нет, — сказала она. — Миафан не станет завтракать со мной, если рядом Форрал. Просто я подумала, что, может, ты захочешь присоединиться к нам, ведь сегодня — первый день Солнцеворота. Садись, не стесняйся. Форрал сейчас придет.

Появился воин с помятым лицом и при виде еды слегка позеленел.

— Мне что, придется все это съесть? — горестно спросил он.

— А ты попробуй, — настаивала Ориэлла. — Это именно то, что тебе сейчас нужно.

— Тоже мне, командир, — проворчал Форрал, но конечно же, еда и снадобье Ориэллы оказали свое действие, и когда опустела последняя тарелка, все трое чувствовали себя гораздо лучше.

Ориэлла повернулась к Анвару.

— Этой ночью мы с Форралом обменялись подарками, — сказала она, — и мне пришло в голову, что я ничего не подарила тебе, так что… — Она нагнулась и подняла коробку, которую перед тем засунула в угол. — Это для тебя.

Анвар держал коробку на коленях, не зная, что сказать. Вчера вечером Форрал подарил ему плащ — а теперь еще и это. Он медленно поднял крышку. Там, завернутая в толстую ткань, лежала прекрасная гитара — по-настоящему замечательная работа. Не веря своим глазам, Анвар вопросительно взглянул на Ориэллу.

— Подходит? — спросила она. — Конечно, следовало предоставить выбор тебе, но я хотела сделать сюрприз. Если тебе не понравится, я заставлю торговца поменять, хотя вряд ли он был в восторге, когда сегодня с утра пораньше его вытащили из постели.

Анвар очень бережно достал инструмент из коробки и коснулся струн. После путешествия по морозу гитара нуждалась в настройке, но звук был глубокий и нежный.

— О госпожа, благодарю тебя, — прошептал он, и глаза его наполнились слезами. Анвар боялся и ненавидел Волшебный Народ, но теперь он знал, что Ориэлла является совершеннейшим исключением. Если уж ему суждено остаться кабальным, то невозможно сыскать лучшую госпожу.

После Солнцеворота, как всегда, пошли затяжные снегопады, но жизнь Анвара была освещена подарком Ориэллы. Волшебница предложила, чтобы он держал гитару у нее, а не в помещении для слуг, а поскольку хозяйка часто уходила из дома, он мог играть сколько душе угодно. По вечерам они с Ориэллой и Форралом зачастили в «Невидимый Единорог», и Анвар играл для воинов. Его талант там высоко ценили, и вскоре юноша обнаружил, что приобрел множество друзей.

Как-то ночью Анвар был в «Единороге» с Ориэллой и ее друзьями — Марой и Парриком. Форрал отсутствовал — готовился к Совету, который должен был состояться на следующий день. С тех пор, как Ориэлла и Форрал стали любовниками, его стычки с Миафаном участились, и Анвар знал, что госпожа очень беспокоится. Вот и сегодня она была тихой и отрешенной, и глаза ее туманила забота, которую не смогли рассеять даже самые отчаянные шуточки Паррика. Однако с появлением Ваннора Ориэлла неожиданно оживилась.

— Ну? — спросила она, когда купец вместе со своим элем уселся за их стол.

— Нашел Дульсину? Уговорил ее вернуться? Ваннор бросил на нее насмешливо-сердитый взгляд.

— Будто после той головомойки, которую вы с Марой мне устроили, у меня был выбор? Да, нашел — она остановилась у кузины, что держит меблированные комнаты рядом с гарнизоном. Да, она согласилась вернуться — после того, как заставила меня унижаться.

— Это тебе урок за то, что рассчитал ее, — фыркнула Мара. — Нам тебя не жалко, правда, Ориэлла?

— Ни капельки! — хихикнула та. — Согласись, Ваннор, это был не самый мудрый твой шаг, если учесть, что только Дульсина знает, где твои дети. Ты говорил, она отправила их к сестре?

— Точно, — задушевно отозвался Ваннор, однако Анвару эта задушевность показалась странно наигранной. — Но здесь нет никакого секрета. Она живет на побережье где-то возле Вайвернеса. Правда, сначала Дульсина это скрывала — думаю, боялась, что я кинусь туда и устрою скандал. — Он вздохнул. — Конечно, я скучаю по ним, ты же знаешь, — особенно по Занне, но сестра Дульсины отлично о них позаботится. Кроме того, им только на пользу на время уехать из города. Должен признать, что и я рад немного отдохнуть от этих постоянных склок Занны и Сары. Дульсина безусловно была права, и я должен был сразу понять, что она действует в интересах каждого из нас.

— Бьюсь об заклад, Сара счастлива, что Дульсина вернулась! — Глаза Ориэллы озорно вспыхнули, и Анвар навострил уши.

— Точно! — фыркнул Ваннор. — По правде сказать, мы все рады, что она вернулась — без нее хозяйство просто рассыпалось. Даже Сара сказала…

На этом месте Анвар отправился за новым кувшином эля. Слушать разглагольствования Ваннора о Саре как о своей жене было невыносимо. Он как раз возвращался к остальным, сидевшим за своим излюбленным столом у камина, когда в дверях таверны возникла пошатывающаяся фигура. Анвар изумленно затаил дыхание. Д'Арван! Что он здесь делает?

— Ориэлла, благодарение богам, ты здесь! — Юный маг, спотыкаясь, добрел до стола и рухнул на волшебницу, которая уже вскочила на ноги.

— Миафан вышвырнул меня! А Деворшан — он…

— Д'Арван! — Ориэлла машинально обняла растерянного мальчика за плечи и вдруг вздрогнула, словно ужаленная, а руки ее, когда она отняла их, были в крови. Но Ориэлла быстро пришла в себя. — Живо, — шепнула она Анвару. — Помоги мне вытащить его отсюда, пока никто не заметил!

— Хочешь, я помогу? — вызвался Ваннор, но Ориэлла по-, качала головой. — Нет-нет, это только вызовет подозрения. Я не хочу, чтобы пошли слухи, будто кто-то поднял руку на мага.

— Мы догоним вас, — прошептала встревоженная Мара. Анвар помог Ориэлле подхватить Д'Арвана, и, торопливо попрощавшись с Парриком и Марой, Ориэлла и Анвар направились к двери, поддерживая безвольное тело.

—  — Вот я тебе и говорю, — громко, чтобы слышали любопытные, сказала Мара Ваннору, как только они ушли, — сколько раз она просила его не напиваться так!

Когда они наконец добрались до жилища Форрала, Ориэлла уже сама валилась с ног. Дыхание Д'Арвана становилось все более прерывистым, но волшебница надеялась, что раз он нашел силы добраться из Академии до « Единорога», то рана не очень серьезна. Ей удалось увести Д'Арвана из таверны, прежде чем ими успели заинтересоваться другие посетители, но теперь потрясение давало себя знать, и к тому же она устала тащить его по грязным улицам, да еще кружным путем, чтобы избежать любопытных взглядов прохожих.

— В чем дело, Ориэлла? — Форрал с утомленным видом отпер дверь и замер с открытым ртом. Не отвечая, Ориэлла помогла Анвару уложить Д'Арвана на кушетку. Форрал обнял девушку за плечи, и она на мгновение расслабилась, прижавшись к его груди. — С тобой все в порядке, любовь моя? — спросил он. Она выпрямилась и поцеловала его, чувствуя облегчение уже оттого, что он рядом.

— Со мной — да, но Д'Арван очень плох, — сказала она. — Он ранен. Форрал, зажги, пожалуйста, еще одну лампу и принеси нам всем чего-нибудь выпить, а я пока осмотрю его, ладно? Анвар расскажет тебе, что произошло.

Усевшись на край кушетки, Ориэлла сняла с Д'Арвана остатки одежды, и, обнажив его спину, вздохнула одновременно с жалостью и облегчением. Рана оказалась всего лишь длинным порезом, к счастью, неглубоким, но очень неприятным, так как крови пролилось много. Безусловно, это было сделано ножом.

Ничего серьезного, благодарение богам, но кто же осмелился напасть на мага? Ориэлла отлично знала, что Волшебный Народ не пользуется в городе особой популярностью, но никто из горожан не мог решиться на такое.

К этому времени Ориэлла уже прекрасно владела магией целительства. Она сосредоточилась, рану окутало бледное голубовато-фиолетовое сияние, и девушка с удовлетворением наблюдала, как поврежденные ткани начали срастаться у нее на глазах. Кровь остановилась, и рана стала затягиваться. Когда боль утихла, Д'Арван расслабился и открыл глаза. Волшебница помогла ему сесть, Анвар подложил подушки под спину, а Форрал протянул раненому бокал вина.

В этот момент открылась дверь и влетела Мара с начальником кавалерии.

— Не беспокойтесь, — с порога бросил Паррик Ориэлле. — Тот, кто напал на него, не следил за вами.

— Ну как он? — встревоженно спросила Мара. — Он рассказал вам, что случилось?

— Еще нет, — нахмурилась волшебница. — Я как раз собиралась его расспросить.

Худое, изящное лицо Д'Арвана казалось бледнее, чем обычно, но он был в сознании и выглядел весьма встревоженным.

— Скоро тебе захочется спать, — сказала ему Ориэлла, — а пока выпей вина.

— Отобрав у Форрала бокал, девушка села рядом с юношей. — Теперь ты в безопасности, — продолжала она. — Мы в гарнизоне. Ты можешь рассказать, что произошло? Д'Арван зажмурился.

— Миафан, — прошептал он. — Он послал за мной. Он сказал, что от меня никогда не будет прока, и велел убираться из Академии. — Его руки задрожали, и вино пролилось. — Он велел страже вышвырнуть меня через верхние ворота. Я.., я не знал, что делать, и решил найти тебя. Когда я шел по перешейку, из-за стены выскочил Деворшан и попытался заколоть меня.

У Ориэллы перехватило дыхание. Деворшан? Маг нападает на мага? На своего родного брата? «Одно ясно наверняка, — мрачно подумала она, — тут не обошлось без Элизеф!»

— Я знал, что он там, — продолжал Д'Арван. — Мы очень тесно связаны, и это спасло меня. Я прочел в его душе недоброе и пригнулся, но нож все же задел меня. Потом мы боролись, но мне удалось вырваться. Стража у нижних ворот прибежала на шум, и ему пришлось остановиться. Мы всегда были так близки, Ориэлла, — как он мог решиться на такое? — Маг выронил чашу и закрыл лицо руками.

Ориэлла обняла его.

— Ты сказал, что чувствовал его душу, — мягко напомнила она юноше, когда тот немного успокоился. — Ты знаешь, почему он это сделал?

Д'Арван кивнул.

— Он.., он работал с Элизеф, и добился каких-то успехов в магии Воды, — сказал юноша. — Он решил, что, должно быть, нам двоим дана сила только одного мага, и, раз Миафан выгнал меня, то можно меня убить, и эта сила будет целиком принадлежать ему.

— Но это же нелепо!

— Нет, нет! — горячо возразил Д'Арван. — Я сам так думаю! Это единственное объяснение. Сила витала между нами, и когда Деворшан обнаружил, в какой области лежит его дар, он смог черпать из нее. Может, я тоже смог бы, если бы у меня был хоть какой-то дар, но я перепробовал все…

— Постой-ка! — Ориэлла резко выпрямилась. — Нет, не все! Боги, какая же я дура, что не подумала об этом раньше! Ты забыл о магии Земли — в Академии некому ее преподавать. Д'Арван, ты должен поехать к моей маме. Никто не узнает об этом, и ты будешь в безопасности. Эйлин даст тебе защиту и станет тебя учить. Ей нужен помощник, и хотя она никогда не признается в этом, ей очень не хватает общества.

— Но я не уверен… — с сомнением начал Д'Арван.

— Чепуха! Ты же должен попробовать, правда? По крайней мере будешь знать наверняка. И потом, нельзя же просто так уступить все этому твоему братцу!

— Ну, по правде говоря, мне всегда нравились растения и все такое…

— Еще бы! — Тут Ориэлла заметила, что у Д'Арвана слипаются глаза. — Послушай, отдохни немного. Устраивайся на кушетке, а я сейчас принесу одеяло. Здесь ты будешь в безопасности, а через денек-другой мы сообразим, как незаметно вывезти тебя из города. Никто из остальных магов не должен знать, где ты прячешься.

— Мара проводит его, — предложил Форрал. — и позаботится, чтобы он благополучно добрался.

— Конечно, я поеду, — отозвалась Мара и, нагнувшись, обняла юного мага. — Не тревожься, — сказала она тихо. — Мы о тебе позаботимся.

Мара и Паррик ушли, а Ориэлла с Форралом еще долго стояли обнявшись и смотрели на спящего Д'Арвана.

— Бедняга, — тихо сказал Форрал. — Благодарение богам, у него есть ты. Ты всегда принимаешь на себя несчастья своих друзей. Моя бесценная любовь, из тебя вышел бы чудесный Верховный Маг!

Теперь, когда Д'Арван уснул, Ориэлла больше не собиралась скрывать свою ярость по поводу случившегося.

— Я не желаю быть их проклятым вожаком? Меня тошнит от того, что происходит в Академии, а что касается Миафана — после того, как он обошелся с Анваром, и.., и теперь это… — Она не могла заставить себя рассказать Форралу о том мерзком событии, зато приняла решение. — Все, Форрал, с меня хватит! Я сыта по горло Академией и Волшебным Народом. Нам дана власть, но мы и не думаем использовать ее во благо людям. Сколько добра мы могли бы сделать, не будь мы такими надменными и самовлюбленными. Я хочу уйти — я хочу найти свой собственный путь в мире. И я хочу быть с тобой — все время, а не только эти короткие мгновения!

Форрал серьезно посмотрел на нее.

— Может, ты и права, — мягко проговорил он. — Я уже давно чувствую то же самое и, если бы не ты, сбежал бы еще много лет назад. Значит, надо уходить, любовь моя. Но нам придется тщательно все продумать, а потом удирать со всех ног, чтобы избавиться от Миафана. Он не отпустит тебя за здорово живешь!

— Мы должны взять с собой и Анвара, — поспешно прибавила Ориэлла. Она оглянулась на своего слугу, который заснул в кресле. — По крайней мере мы сможем вернуть ему свободу. — Осторожно, чтобы не разбудить, она накрыла юношу одеялом, принесенным Форралом из спальни.

— Я бы тоже не отказался соснуть, — предложил Форрал. — Как только Д'Арван и Мара уедут, можем начать строить собственные планы. — Он зевнул. — Идем, любовь моя. Идем в постель. Мы слишком устали, голова уже не варит — а голова мне завтра понадобится. Завтра мне предстоит очередная стычка с Миафаном — он собирается снова поднять налог на канализацию, представляешь? Я вижу, он не уймется, пока не выжмет из города все соки, и если это наше последнее столкновение, то пусть оно будет славным — особенно после того, что я сегодня ночью видел.

Ориэлла с облегчением взобралась на постель своего возлюбленного и уныло отметила, что одеял маловато.

— Лучше тебе не тянуть их сегодня на себя, — заметила она. — Мне и так нелегко согреться. — Девушка тесно прижалась к нему. — Помнишь, когда я была совсем маленькой, я отдала тебе все свои одеяла, чтобы ты не ушел из Долины.

— Она обняла его. — О боги, Форрал, как я люблю тебя! Мне больно даже думать о том, что я потеряю тебя.

Форрал прижал ее к себе и погладил по волосам.

— Ты никогда меня не потеряешь, — твердо сказал он. — Никогда, пока я жив.

Едва он произнес это, как Ориэлла почувствовала предательский укол страшного предчувствия — словно ледяной шип вонзился в обнаженную кожу. Она вздрогнула и крепче прижалась к Форралу. Тот протестующе заворчал, засыпая. «Это не правда, — отчаянно успокаивала она себя. — Я просто устала и переволновалась, — вот мне и чудится всякая ерунда!».

Она крепко закрыла глаза, изо всех сил гоня от себя ночные страхи. И все же, несмотря на усталость, в эту ночь Ориэлла так и не смогла уснуть.

Глава 14. ПРИЗРАКИ СМЕРТИ

Заседания Совета Трех проводились в Зале Гильдии, величественном круглом здании неподалеку от Главного Пассажа. Решения, от которых зависела жизнь города, принимались за маленьким золоченым столиком в центре огромного круглого зала, а для желающих поглазеть на эту процедуру существовала обширная галерея, однако обычно там сидели лишь несколько праздных зевак. Нарвиш, городской летописец, тщательно записывал все происходящее.

Но на этот раз все зрительские места были заняты, ведь предмет обсуждения касался каждого горожанина, будь то мужчина, женщина или ребенок. Верховный Маг намеревался поднять канализационный налог. Прежде это была мизерная сумма, которую каждый гражданин Нексиса платил Волшебному Народу за то, что тот поддерживал в порядке канализацию, делавшую жизнь города столь здоровой и приятной. С помощью магии вода бежала по трубам, выводя все нечистоты в реку, и никто не возражал, чтобы уделять за эти удобства малую толику своего дохода Волшебному Народу. Однако новые требования Миафана были прямо-таки разорительными, особенно для больших семей, и недовольство горожан Советом вообще и Верховным Магом в частности росло как на дрожжах.

Ваннор уже явился и в одиночестве сидел за золоченым столом. По всему было видно, что чувствует он себя весьма неуютно.

Когда Форрал занял свое место, глава Купеческой Гильдии наклонился поближе и сразу взял быка за рога:

— Не обижайся, Форрал, но не секрет, что из-за Ориэллы у тебя в Совете чрезвычайно щекотливое положение. Конечно, ты всегда делал все возможное, но послушай — ты хорошо обдумал это дело с канализацией? Налог непомерно высок, а выжимать его придется тебе. И куда денутся те, кто не сможет платить? А что если вообще все откажутся платить — настроения сейчас такие, что это вполне возможно. Если новый закон пройдет, мы окажемся по уши в дерьме, и не только в переносном смысле!

Форрал невольно усмехнулся.

— Неплохо сказано, Ваннор.

— Сам знаю, — с улыбкой ответил упрямый купец, и Форрал пожалел, что его отношения с Ориэллой мешают ему вступить в открытый спор с Верховным, но Ваннор заслуживал поддержки, и воин не мог отказать себе в удовольствии помочь ему на этот раз.

Наконец явился Миафан в сопровождении подобострастной маленькой жабы, Нарвиша. При виде городского летописца губы Форрала сжались — это беззубое ископаемое уже попортило ему немало крови. Ходили слухи, что Нарвиш берет взятки у Миафана, и Форрал точно знал, что протокол их последней встречи был намеренно искажен в пользу Владыки, — то есть ничего, что могло бы быть доказано, но измененный кое-где порядок слов да парочка вставленных не к месту выражений успешно придали определенную двусмысленность отчету о ясном и открытом обсуждении вопроса. «Ну ничего, сегодня это не пройдет», — мрачно подумал Форрал. Публичное обсуждение должно было завершиться простым голосованием, и теперь, когда Ориэлла решила покинуть Волшебный Народ, Форрал больше не собирался плясать под дудку Миафана. «Верховного ждет большой сюрприз», — злорадно подумал воин.

Прения заняли все три отведенные на них часа, и удивление зрителей росло с каждой минутой. За всю бытность Миафана Верховным Магом такого еще не было. Он всегда обеспечивал себе по крайней мере одного сторонника в Совете, и, как правило, добивался своего, сметая с пути всякое противодействие. Но на этот раз все было иначе. Через некоторое время Ваннор уже не пытался скрыть улыбку, и двое смертных последовательно громили все убедительные на первый взгляд доводы Владыки. Форрал ликовал, наблюдая, как лицо Миафана становится все мрачнее и мрачнее.

Прозвенел колокол, положив конец всякому дальнейшему обсуждению. Пора было голосовать. Нарвиш, в продолжение всей дискуссии ерзавший от беспокойства, поднялся на ноги и обратился к собранию.

— Верховный Маг Миафан представил Совету предложение поднять налог на канализацию до десяти серебряных монет, — провозгласил он. — Пусть встанут те, кто за принятие этого предложения.

Наступила гробовая тишина. Поднялся один Верховный и тут же повернулся к Форралу, ожидая, что тот тоже встанет. С подчеркнутым безразличием воин откинулся на стуле и положил ногу в сапоге на золоченый столик Совета, По залу пронесся дружный вздох, и самодовольное выражение на лице Владыки сменилось яростью. Нарвиш в полнейшей растерянности затравленно озирался, словно ища пути к бегству.

— Э.., это все? — проскрипел он.

— Валяй дальше, приятель, — пророкотал Ваннор. Глаза его блестели: купец получал огромное удовольствие от происходящего. Маленький серенький летописец опасливо покосился на кипящего Архимага.

— Э.., а кто против?

Форрал не спеша убрал ногу со стола и встал рядом с Ваннором. Зал разразился оглушительными рукоплесканиями. С перекошенным лицом Верховный Маг открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Форрал встретил его взгляд с ледяным презрением. Миафан повернулся на каблуках и вылетел из зала. Впервые в жизни он потерпел столь сокрушительное поражение…

Взбешенный Миафан мерил шагами комнату. Этот Форрал зашел слишком далеко! Как он осмелился встать заодно с этим выскочкой Ваннором, в безумстве своем тщась показать превосходство смертных подонков над величайшим из магов! Миафан понимал, что власть над городом уплывает из рук, и все его грандиозные планы на грани срыва. Ну что ж, с него довольно. К чертям Ориэллу — сегодня Форрал подписал свой смертный приговор!

Миафан нахмурился, вспомнив кое-что еще. Наверняка это связано с предательством Форрала. С тех пор, как прошлой ночью он выгнал Д'Арвана, тот словно испарился.

Где же он мог быть? Шпионы Миафана обшарили весь город, и теперь Верховный Маг терялся в догадках, верно ли он поступил, поддавшись на уговоры Элизеф и Браггара избавиться от Д'Арвана, который, как они уверяли, мешал успехам своего брата. «Лучше иметь одного нормального мага, преданного нам, — говорили они, — чем двух бесполезных». Но теперь Миафана грызли сомнения. Тот, в ком течет кровь магов, всегда остается потенциальным обладателем силы, которая может внезапно пробудиться, и Миафана беспокоило, что Д'Арван исчез из сферы его влияния. Вдруг он затеял какую-нибудь интригу вместе с Форралом и — Миафан поморщился — с Ориэллой? И что Элизеф с Браггаром подразумевали под словами «преданный нам»? Преданный Владыке или исключительно им? Миафан угодил в классическую ловушку для тех, кто всю свою жизнь проводит в интригах: он был убежден, что другие, в свою очередь, строят ему козни.

Элизеф и Браггар казались верными, но он не мог полностью доверять им, и уж, конечно, не до такой степени, чтобы рассказать им об этом. Миафан погладил отполированный край золотого кубка, стоящего на столе. Это сокровище очень пригодится, если они решатся выступить против него. Исследования Финбарра снабдили его необходимыми сведениями. В кубке действительно таилась сила Чаши, и, подобно всем орудиям Грамари, Высшей Магии, она могла быть использована во зло или Во благо. Миафан улыбнулся. Кодекс магов — утешение для простаков. Здесь, у него под рукой, лежит оружие настолько могущественное…

Его размышления прервал тихий стук в дверь. Выругавшись, он поспешно прикрыл кубок цветастым покрывалом.

— Входите! — крикнул он. Это была Мериэль. Она низко поклонилась.

— Прошу прощения, повелитель. Мне необходимо срочно с тобой поговорить.

— Зачем же так официально, Мериэль? — с подкупающей теплотой спросил Миафан. Доказательств, что целительница против него, нет, и ему может пригодиться любая поддержка. — Проходи, садись. Позволь предложить тебе немного вина.

Мериэль выглядела очень обеспокоенной. Губы ее дрожали, глаза бегали. Она села, взяла предложенный кубок и, прежде чем Верховный Маг успел опуститься в кресло, выпалила:

— Ориэлла беременна!

Миафан как был, так и замер в полусидячем положении. Казалось, в комнате потемнело и повеяло холодом.

— Ты уверена? — прошептал он.

— Уверена, — отозвалась Мериэль. — У магов меняется аура, как только ребенок зачат. Волшебницы обнаруживают это позже, чем смертные женщины, так как приучены подавлять циклы, которые в противном случае предупредили бы нас, но целитель видит это сразу. Ориэлла сейчас уже на третьем месяце, но вряд ли о чем-нибудь догадывается, потому что не ожидала этого. Но скоро — очень скоро — она все поймет.

Миафан тяжело опустился на стул.

— О боги, — прошептал он. — Боги, только не это! Мериэль, ожидавшая бурного взрыва, в замешательстве уставилась на него и судорожно вздохнула.

— Как ты мог допустить такое! — накинулась она на Верховного. — Да еще со смертным!

— Замолчи, — рявкнул Миафан, уже не слушая ее. Он вспоминал другой день: много лет назад, когда перед ним рыдала голубоглазая смертная дева. Она сообщила ему ту же новость. И, с еще большим ужасом, он вспомнил, что совсем недавно произнес грозное заклинание… Его Ориэлла, с чудовищным отродьем этого проклятого смертного во чреве! И в создании этого чудовища он сам участвовал наравне с ними…

— Владыка? — Целительница настойчиво дергала его за рукав.

— Черт тебя возьми, Мериэль, убирайся.., нет, постой! — Он железной хваткой сжал ее запястье. — Ты можешь избавить ее от этого ребенка? Так, чтобы сама она ничего не знала?

— Что? — Мериэль потрясение уставилась на него. — О чем ты говоришь?

— Слушай, — Миафан наклонился ближе. — Ты говоришь, Ориэлла не подозревает о своей беременности. Мы должны покончить с ребенком, Мериэль! Тебе, как целительнице, это будет несложно. Но если Ориэлла узнает, она никогда этого не допустит, у нее достаточно сил, чтобы нам помешать. Так что нужно действовать быстро.

Я сейчас позову ее и наложу заклятие глубокого сна, а ты тем временем избавишься от ребенка. Когда она проснется, все будет кончено. Мы скажем, что она заболела — мол, снова перенапряглась, и… — Он встретился взглядом с целительницей. — А потом я навсегда разделаюсь с этим треклятым Смертным. Нельзя допустить, чтобы это случилось снова!

Целительница в ужасе глядела на него.

— Но… — Она не знала, что сказать. — Ты не должен был.., я имею в виду, я…

— Мериэль! — рявкнул Верховный. — Ты можешь это сделать или нет?

С видимым усилием целительница взяла себя в руки.

— Думаю, что да, — подавленно прошептала она.

— Вот и прекрасно. — Миафан улыбнулся. — Моя дорогая Мериэль, ты заслужила награду! Я доволен тобой. Но ты уверена, что никто ничего не подозревает? Финбарр? Другие?

— Неужели я сказала бы Финбарру! — скривилась Мериэль. — В этом он нам не помощник. Он просто без ума от этой шлюхи! — Ее глаза сердито вспыхнули.

Миафан прищурился. Стало быть, она ревнует к Ориэлле? Надо запомнить это, чтобы использовать в будущем.

— Очень хорошо, — сказал он. — Я сейчас же за ней пошлю.

— Да пропади все пропадом! — Ориэлла отчаянно рванула расческу, прочно застрявшую в ее спутанных волосах.

— Ox! — Она со всего размаху обрушила кулак на стол. Хрупкое зеркало задрожало.

— Госпожа, позволь мне, — Анвар торопливо подошел к ней и ловко высвободил расческу. Пока Ориэлла потирала голову, юноша принес ей бокал вина и убрал расческу с глаз долой, чтобы предотвратить новую вспышку. Непонятно почему, но в последнее время его госпожа все чаще и чаще бывала не в настроении.

Ориэлла сделала добрый глоток вина и улыбнулась.

— Спасибо, Анвар. Не знаю, что бы я без тебя делала, — она беспокойно потерла лоб. — Не знаю, что со мной творится в последние дни. Но тебе лучше вернуть мне расческу, а то я никогда не поспею на встречу с Форралом.

— Может быть, у меня получится, госпожа? — предложил Анвар. — Когда-то я расчесывал мамины волосы… — Он вздрогнул: это воспоминание причинило ему боль, и поспешно продолжал, — в общем, она всегда говорила, что у меня это неплохо выходит.

— Попробуй, — согласилась Ориэлла, удивляясь, что он упомянул о своем прошлом: она давно уже отказалась от мысли разговорить его на эту тему.

Прежде чем взять расческу, Анвар бережно распутал пальцами все узлы. Ему нравилось касаться длинных толстых локонов волшебницы, струящихся под руками подобно тяжелому шелку. Вскоре напряженные плечи Ориэллы начали постепенно расслабляться.

— Это чудесно, — вздохнула она. — Да благословят тебя боги, Анвар. Не пойму, как им удалось запутаться — ведь я их так тщательно заплела. С этими чертовыми тренировками по верховой езде с ума сойдешь! Я была на коне, без коня и даже под конем целый день — и это не считая того, сколько раз я падала или меня сшибали!

— Неужели сражение верхом так отличается от обычного, госпожа? — спросил Анвар. В последнее время Ориэлла начала учить его азам фехтования, и он горел желанием добиться успехов.

Девушка кивнула.

— Еще как отличается, — сказала она. — Во-первых, ты на большой, тяжелой лошади и, значит, теряешь в маневренности, так что приходится рассчитывать скорее на силу, чем на ловкость. Кроме того, существуют различные приемы боя, в зависимости от того, пешие или конные твои противники. Пешие обычно норовят нырнуть под лошадь и вспороть ей брюхо, ведь конь сам по себе тоже отличное оружие — боевые скакуны так же лихо натренированы сражаться, как и их всадники… — Она смущенно улыбнулась. — Прости, Анвар, я тебе совсем голову заморочила. Просто сейчас Паррик заставляет меня есть, спать и дышать на коне.

Анвар улыбнулся ее отражению в зеркале, радуясь дружеской связи, которая установилась между ними.

— Заплести их опять? — спросил он.

— А ты и это умеешь? — поразилась Ориэлла. — Боги, Анвар, неужели твоим талантам нет конца? — Она рассмеялась. — Надеюсь, ты понимаешь, что только что изобрел себе новую работу? У меня уже руки отваливаются от всех этих причесок и расчесок!

— С превеликим удовольствием, госпожа! — сказал Анвар и с удивлением понял, что это правда.

— Спасибо тебе, Анвар. Огромное спасибо! Но не сегодня. Мы ужинаем с Ваннором, и мне, пожалуй, лучше выглядеть как женщина, а не как воин. — Она надела на заново расчесанные волосы тоненькую золотую сетку, чтобы удержать на месте свои непокорные кудри, и поднялась, разглаживая изумрудно-зеленую юбку. — Ну, — сказала она. — Мне пора. Увидимся позже, Анвар. — В дверь постучали, и Ориэлла досадливо поморщилась:

— О проклятие! Кого это там несет?

Анвар отправился открывать. Это был гонец с приказом волшебнице Ориэлле явиться к Верховному Магу. Анвар нахмурился, передавая ей сообщение.

— Гром и молния! Я опоздаю! Он не сказал, в чем там дело?

— Увы, госпожа, — покачал головой Анвар. Ориэлла тяжело вздохнула, и за ее невозмутимым видом Анвар уловил страх. — Госпожа, если хочешь, я пойду к Верховному и скажу, что ты уже ушла?

— Благодарю, но лучше мне пойти самой. Ты можешь попасть под горячую руку! Я еще вернусь за плащом. Надеюсь, это не очень надолго.

Ориэлла ушла, и Анвар занялся уборкой. Он прибрал одежду, которую девушка сбросила, вернувшись из гарнизона. Ее кожаные доспехи, ножны и сапоги он завернул в узел вместе с плащом, который когда-то принадлежал Форралу, и оставил у двери, возле меча, прислоненного к стене. «Надо будет их почистить, — подумал он. — Все провоняло лошадьми». Потом юноша спустил воду из ванны, развел огонь и приготовил к возвращению госпожи новую флягу вина. Покончив с делами, Анвар потянулся к гитаре, чтобы поиграть в одиночестве пару часов, как вдруг заметил забытый жезл госпожи, закатившийся под кровать.

Жезл был необходим любому магу: он служил для концентрации сил. Каждый маг, достигнув определенного уровня мастерства, делал жезл из одного из традиционных магических деревьев — из ветви или из корня, кому как нравилось, — и наделял его своей личной силой. Ориэлла очень долго медлила с этим, зная, что не сильна в резьбе, и Анвар, обрадовавшись возможности сделать ей ответный подарок, отправился в лес к югу от реки и отыскал изогнутый корень бука, любимого дерева Ориэллы. Он заботливо вырезал жезл, используя унаследованное от деда мастерство и следуя естественным изгибам дерева. Получились две Змеи Высшей Магии — Змея Мощи и Змея Мудрости, — которые, изгибаясь, свивались друг с другом по всей длине жезла, от кончика до верхушки. Это была самая прекрасная вещица, которую он когда-либо делал в своей жизни, даже до того, как ее оживила магия. Ориэлла была просто очарована, и ее радость служила высшей наградой Анвару. Юноша наклонился, чтобы поднять жезл — и тут же выронил его, словно обжегшись. Когда его пальцы коснулись дерева, он ощутил приступ ужаса, словно услышал безнадежный и отчаянный зов госпожи. Юноша снова осторожно коснулся жезла, но на этот раз ничего не почувствовал. Анвар повертел жезл в руках и нахмурился.

Что случилось с Ориэллой? Она ушла уже давным-давно! Неужели что-то стряслось? Неужели она смогла обратиться к нему через вещь, которую он сделал, а она наделила своей силой? В голове вспыхнула знакомая резкая боль, но Анвар отказался идти на попятный, вспомнив проблеск страха, мелькнувший в глазах госпожи, когда ее вызвал Миафан. Как бы Анвар ни трепетал перед Владыкой, он знал, что ему придется пойти к нему и самому выяснить, что происходит с его госпожой.

Когда юноша поднялся на верхний этаж, ноги его были, как ватные. Всю дорогу Анвар безуспешно пытался убедить себя, что все это ему почудилось. Дверь в покои Миафана была слегка приоткрыта, и Анвар уже поднял руку, чтобы постучать, когда услышал внутри голоса. Владыка.., и Мериэль? А где же Ориэлла? Юноша замер с поднятой рукой, ошеломленный услышанным.

— Это бесполезно, Миафан, — голос Мериэль звучал напряженно. — Даже под твоими заклинаниями она инстинктивно борется, чтобы защитить ребенка.

— Чума на твою голову! Неужели ты ничего не можешь сделать?

— Ну… Можно испробовать еще одно снадобье. Оно подействует на ее мозг и сделает послушной нашим командам. Может, нам удастся заставить ее саму избавиться от ребенка.

— Оно с тобой?

— Конечно, — зло ответила Мериэль. — Однако нам надо поторопиться. Оно подействует только через час, и если нас в это время застанут…

— Не беспокойся! Элизеф и ее компания, без сомнения, заняты очередной интригой, а Финбарр, как ты знаешь, никогда не вылезает из Архивов. Давай, Мериэль! Ребенок Форрала не должен пережить эту ночь.

Анвар приглушенно вскрикнул, вжавшись к холодную кладку, потрясенный услышанным. Младенца Ориэллы уничтожают так же, как и ребенка Сары, и по той же причине… Сначала его ребенок, теперь — Форрала… Форрал! Повернувшись, Анвар на цыпочках побежал вниз. Достигнув первого поворота, он понесся по винтовой лестнице с головокружительной скоростью. Юноша заткнул жезл за пояс, и, оказавшись внизу, бросился по залитому факельным светом двору к конюшням.

— Лошадь, быстро! — крикнул он ошеломленным стражникам. — Спешное поручение госпожи Ориэллы!

К тому времени все уже знали, что Анвар доверенный слуга волшебницы, и не посмели его задержать. Юноша схватил уздечку, накинул ее на ближайшее животное, и, не дожидаясь седла, вскочил на лошадь и рванулся прочь, пригнувшись перед дверью. Он вихрем пронесся через ворота, стражники тем временем зажигали сигнальный фонарь, чтобы предупредить привратника у нижних ворот.

В бешеной скачке через город Анвар безжалостно расшвыривал в стороны прохожих и достиг гарнизона, преследуемый несколькими вооруженными стражниками, что бросились в погоню за нарушителем спокойствия. Охрана попыталась преградить ему дорогу, и Анвар чуть не разорвал лошади рот, на полном скаку соскочив с перепуганного животного. Юноша кинул поводья изумленным воинам.

— Командир Форрал! — задыхаясь крикнул он. — Быстро, где он? — К счастью, одним из стражников оказался Паррик.

— Он у себя, но… — он уже говорил с пустым местом. Плечом отодвинув кавалериста в сторону, Анвар бросился через плац к комнатам офицеров. Городской патруль ошеломленно уставился на Паррика, но тот только пожал плечами.

Анвар бешено забарабанил в дверь и чуть не угодил кулаком в лицо Форралу, когда тот ее открыл.

— Анвар, гром и молния…

Анвар ввалился в комнату, даже не заметив сидящего у огня Ваннора. Вцепившись Форралу в рубаху, юноша на одном дыхании выпалил всю историю и в ужасе отшатнулся: лицо воина сделалось абсолютно белым, глаза загорелись безумием.

— Миафан! — нечеловеческим голосом взвыл Форрал, и, схватив меч, вылетел из комнаты. Ваннор с Анваром оторопело переглянулись и, не сговариваясь, выскочили следом.

Пока они искали лошадей и прокладывали себе путь по запруженным народом улицам города, Форрал успел порядком их опередить. Пугающим свидетельством этого служила привратницкая на мысу: страж ворот утопал в луже собственной крови. На верхнем дворе картина резни была еще страшнее — мертвые слуги и охранники валялись на залитых кровью каменных плитах. У входа в башню бил копытом боевой конь Форрала. Уши его были прижаты к голове, а бока судорожно вздымались. Анвар с Ваннором взлетели по лестнице и в оцепенении замерли у дверей Миафана. В покоях Верховного Мага царил ад.

Ориэлла металась в липком мучительном кошмаре, из последних сил сопротивляясь чему-то темному и безликому, невыразимо злобному и опасному — чему-то, что пыталось завладеть самим ее существом. Она боролась отчаянно, зная, что постепенно слабеет, чувствуя, как медленно тает ее воля под напором черного ужаса, который нес голос, требующий подчиниться ему. Внезапно другой голос выкрикнул имя Миафана. Форрал! Ориэлла уцепилась за этот голос — живую нить, ведущую на поверхность — к выходу…

Она открыла глаза и увидела залитые светом роскошные покои Миафана, съежившуюся в углу Мериэль и забрызганного кровью Форрала, сжимающего окровавленный меч. Воин бросился на Верховного, но тот юркнул за стол и сорвал покрывало, под которым что-то было… Какой-то древний кубок. Визгливым голосом Миафан начал выкрикивать заклинания на древнем, пропитанном ненавистью языке. Послышался зловещий гул, и призрак, вызванный темной магией, возник в комнате.

— Миафан, нет! — закричала Ориэлла, пытаясь стряхнуть с себя дурман и подняться с кушетки, а Форрал тем временем неумолимо шел вперед, и глаза его были страшными. В отчаянии девушка послала мысленную мольбу о помощи Финбарру, единственному магу, которому она доверяла.

Воздух потемнел, и во мраке наружные края кубка засветились мертвенно-бледным светом, напоминавшим плесень, а внутри него разверзлась черная бездонная яма. Повеяло замогильным холодом, по комнате разнеслись запахи гнили и тления. Что-то шевельнулось в этой зловонной глубине, и тень, подобная густому черному дыму, перевалилась через край. Единственный красный глаз неподвижно горел внутри этого потустороннего облака. Призрак ширился и разрастался. Форрал отшатнулся, когда на него упал смертоносный свет, исходивший от кубка. Леденящая волна нечеловеческой злобы заполнила комнату, и воин рухнул на колени. Жуткое существо медленно поплыло к нему. Форрал страшно закричал, его лицо исказилось…

— Миафан, нет! — Тот повернулся на крик и увидел, что Ориэлла пытается встать, не в силах оторвать глаз от твари, которую он призвал. Потом девушка повернулась прямо к нему, и выражение безграничного отчаяния на ее лице поразило Владыку в самое сердце. — Убери его! — кричала она. — Пожалуйста, Миафан, помилуй Форрала! Я сделаю все — клянусь! Умоляю тебя, убери его!

На мгновение Верховный Маг заколебался. Он уже был в страшном долгу перед Ориэллой за убийство ее отца, и по-своему, эгоистично, но все же любил ее. Он заручился ее словом, а пощадив Форрала, конечно же, завоюет ее сердце! Миафан повернулся, искренне намереваясь вернуть призрака назад, но увидев воина, загнанного в угол, он мгновенно со всей остротой вспомнил сегодняшнее унижение. Этот ублюдок был любовником Ориэллы! Он хватал своими лапами ее тело, наполнил ее лоно своим семенем, и теперь она носит его чудовищное отродье. Довольно! Волна жгучей ревности захлестнула разум Владыки, и единственная возможность свернуть с пути зла была навсегда потеряна для него.

Миафан снова повернулся к твари, и его лицо превратилось в страшную маску ненависти.

— Взять его! — взвизгнул он.

Форрал прижался к стене, застывшими глазами глядя на приближающийся призрак. Он был бесстрашен перед лицом любого живого врага, но это оказалось выше его сил. Девушку прошиб холодный пот. Ориэлла никогда не видела ничего подобного, и ей потребовалось собрать все свое мужество, чтобы не сломаться и не побежать в панике от этого воплощения зла, грозившего уничтожить ее возлюбленного.

Больше всего эта тварь была похожа на ожившую грозовую тучу — дымный призрак корчился и извивался, клубясь и перетекая в постоянном мельтешений злобных, ухмыляющихся харь, и смотреть на него было пыткой для глаз и рассудка, но не смотреть было тоже невозможно. У Ориэллы раскалывалась голова. Жуткую тварь окружал мерцающий ореол холодной злобы, который обволакивал все живое, высасывая тепло и волю, и Ориэлла вдруг осознала, что медлить больше нельзя.

С небывалой силой, порожденной отчаянием, она вскочила на ноги и бросилась через всю комнату. Загородив воина своим телом, девушка лихорадочно выставила перед собой магический щит, но тварь продолжала приближаться, медленно и неотвратимо, и Ориэлла сдавленно вскрикнула, когда призрак коснулся щита — и прошел прямо сквозь него, словно его и не было! Усилием воли задушив страх, она попятилась к Форралу и выхватила меч из его неподвижных пальцев.

Клинок зазвенел, вспыхнув ярким светом, когда Ориэлла наполнила его магией Огня. Она шагнула вперед и мощным взмахом рассекла бестию прямо посередине. Клинок не встретил ни малейшего сопротивления, словно она рубила дым, а призрак разразился леденящим душу хохотом, и две половины без всяких усилий опять соединились. Ориэлла застыла в ужасе, глядя на черное и безжизненное лезвие. Выронив меч, она, спотыкаясь, отступила назад, чувствуя, как все ее тело немеет от всепроникающего холода. Чудовищное порождение тьмы, приближаясь, казалось, вырастало, заполняя собой всю комнату. Перелетев над беспомощной девушкой, призрак обрушился на воина, накрыв его густой черной тенью. Форрал издал последний хриплый крик — он хотел выкрикнуть имя своей любимой, — и черная туча поглотила его. Наступила тишина. Тварь медленно поднялась.

Форрал лежал, бледный и неподвижный, такой, каким представлялся Ориэлле давным-давно в ее ужасном видении.

— Форрал! — пронзительно крикнула она, голосом, полным гнева и отчаяния, и, не думая об опасности, грозившей ей самой, кинулась к нему. Но было уже слишком поздно.

Жизнь покинула тело Форрала. Его дыхание остановилось, а большое, щедрое и любящее сердце перестало биться навсегда.

Анвар оказался у двери как раз в тот момент, когда упал Форрал. Юноша видел, как ослепленная горем Ориэлла кинулась к его телу и, всхлипывая, пыталась найти в нем последнюю искорку жизни, за которую можно было бы уцепиться. Черное призрачное чудовище, жадно раскрыв пасть, устремилось на девушку.

— Нет, — вскричал Миафан. — Не ее, дурак!

Но тварь не обратила на него никакого внимания. Подкрепленная жизненной силой своей жертвы, она вырвалась из-под контроля своего хозяина. С нечленораздельным криком Анвар ринулся вперед, но дорогу ему преградила долговязая фигура Финбарра, вооруженного своим жезлом. Оказавшись лицом к лицу с призраком, маг поднял жезл и сильным звенящим голосом выкрикнул несколько слов.

Вспыхнул магический свет, и призрак неожиданно окутался туманной голубой аурой. Словно замороженный, он повис всего в нескольких дюймах от Ориэллы. Заклинание Финбарра вывело его за пределы времени. Миафан вздрогнул и, грязно выругавшись, забормотал свое заклинание. Новые страшные тени, одна за другой, начали подниматься над краем кубка, а Финбарр сковывал каждого призрака, как только тот появлялся. Потное лицо архивариуса исказилось от напряжения.

— Нихилим! — закричал он. — Призраки Смерти из Чаши! Анвар уведи ее отсюда!

Мериэль визжала в своем углу.

Анвару не надо было повторять дважды. Он рванулся к Ориэлле, нырнув под застывшее чудовище, нависшее над ней. Девушка неистово вцепилась в Форрала, и глаза ее были круглыми и безумными.

— Ориэлла, пойдем, — Анвар дергал ее за руку. — Пожалуйста, ты ему уже ничем не можешь помочь!

Ориэлла повернула к нему залитое слезами лицо, и взгляд ее вдруг посветлел, словно она только что узнала Анвара. Девушка вытерла рукавом слезы и, кивнув, повернулась к Форралу и нежно коснулась его лица на прощание.

— Я не прощаюсь, любовь моя, — прошептала она. — Мы еще встретимся. — Всхлипнув, она оторвалась от мертвого тела и, тяжело опираясь на руку Анвара, спотыкаясь, побрела к двери.

Финбарр все еще сражался с бесконечным потоком призраков, но уже едва держался на ногах. В дверях застыл Ваннор, парализованный страхом, лицо его было смертельно бледным. Анвар передал ему Ориэллу.

— Выведи ее во двор, — крикнул он. — Торопись! Сам он рванулся вперед, в покои волшебницы, схватил узел с ее воинской одеждой и меч — на большее не было времени — и нагнал своих друзей у выхода. Волшебница двигалась как сомнамбула. Анвар подсадил ее на одну из лошадей, Ваннор вскочил на другую, Анвар передал ему узел, потом сам вскочил в седло позади Ориэллы и схватил поводья.

— Ко мне! — крикнул Ваннор и, пришпорив лошадь, поскакал к воротам, в спешке топча тела стражников.

Едва они миновали привратницкую, из башни донесся пронзительный вопль Мериэль. Ориэлла на мгновение застыла и тут же вскрикнула, содрогнувшись, будто от удара.

— Финбарр мертв, — произнесла она слабым невыразительным голосом, словно горе ее достигло такого предела, когда ничто уже не может тронуть человека. Оглянувшись, Анвар увидел, как зловещие черные призраки выплывают из верхних окон башни и направляются к городу.

Анвар, Ориэлла и Ваннор с грохотом пронеслись по перешейку, и, повернув направо, помчались по освещенной фонарями дороге, ни разу не замедлив свое слепое бегство, пока не достигли крепких резных дверей ванноровского особняка. Оттолкнув опешившего слугу, который вышел открыть дверь, купец провел их прямо в свой кабинет, и, кинув на пол узел, жестом предложил Анвару уложить волшебницу на диван. Потом, налив всем троим крепкого вина, он бессильно рухнул в кресло.

— О боги, — выдохнул он. — Что же нам делать? — Достав из кармана платок, купец вытер лоб. — Ясно, — продолжал он со спокойствием человека, пережившего глубокое потрясение, — что Миафан безумен. Он нарушил Кодекс магов, освободил этих ужасных тварей и напустил их на город. Он всегда жаждал власти — и теперь он получит ее, уж не сомневайтесь. А потом займется нами — в особенности Ориэллой. Тебе нужно срочно увезти ее отсюда, приятель. Вопрос только, куда? Может, на север, к матери?

Ориэлла неподвижно сидела на диване рядом с Анваром и глядела в пустоту. Лицо ее было серым, а пальцы, сжимавшие нетронутую чашу с вином, побелели.

— Госпожа, — тихонько позвал Анвар. Обняв ее за плечи, он помог ей поднести чашу к губам и заставил выпить. С первым глотком огненной жидкости по телу девушки пробежала дрожь, и ужасное напряжение, сковавшее ее, слегка ослабло.

— Форрал, — с тоской прошептала она. Глаза ее вновь стали осмысленными, но Анвар с трудом перенес этот потерянный, полный боли взгляд. Девушка отвернулась и дрожащими руками протянула чашу Ваннору. Тот снова наполнил кубок, и она одним глотком осушила его.

— Анвар, что случилось? — спросила Ориэлла. — Я помню, Верховный вызвал меня… Но почему ты и.., и Форрал были там?

Дрожащим от волнения голосом Анвар вкратце рассказал ей о том, что произошло. Девушка отчаянно затрясла головой.

— Ребенок? — изумленно вскрикнула она. — Какой ребенок? Я не.., этого не может быть! — На мгновение ее взор затуманился, и Анвар догадался, что она прислушивается к себе, проверяет его слова своим чувством целительницы. — О боги мои, — прошептала она. — Солнцеворот! Это, должно быть, случилось на Солнцеворот. Мы пили той ночью.., были так счастливы. Но неужели я могла быть так беспечна — это невозможно! — Ее глаза вдруг вспыхнули ужасным гневом. — Мериэль! — прорычала она. — Мериэль предала меня! Это единственный ответ! Клянусь всем святым, она мне еще за это заплатит!

Вскочив на ноги, волшебница повернулась к Ваннору, и на лице ее читалась мрачная решимость.

— Скачи, пожалуйста, на север, Ваннор, — сказала она. — Надо предупредить мою мать, что Верховный Маг оказался предателем и отщепенцем. Нам еще понадобится ее помощь. По пути собирай всех, кто нас поддержит. Я отправлюсь на юг, в форты на холмах, поднимать армию. Клянусь, что отныне я не буду знать отдыха, пока Миафан не заплатит сполна за сегодняшнюю ночь!

— Что! — Бледный и потрясенный Ваннор тоже вскочил на ноги. — Ради мести ты хочешь нарушить Кодекс? Неужели ты не помнишь горьких уроков Катаклизма? Ты не имеешь права снова обрушить на мир этот ужас!

Волшебница не дрогнув встретила его взгляд.

— У меня нет выбора, — твердо сказала она. — Миафан уже нарушил Кодекс. Финбарр сказал, что эти.., твари — Нихилим, призраки Смерти, а это может означать только одно: Миафан владеет легендарной Чашей, и обратил ее силу во зло. Если его не остановить, он скоро приберет к рукам весь мир.

Ваннор сел на место.

— Как же ты надеешься победить, если он владеет таким мощным оружием?

— Не знаю, — призналась Ориэлла. — Но я должна попытаться остановить его или умереть.

Ваннор видел, что ее не переубедить, да и времени на споры не оставалось: опасность была слишком близка. Анвар знал, что ему придется сопровождать Ориэллу, и хотя был испуган, отступать не собирался. Кто знает, что может предпринять волшебница в своем горе? И едва ли она думает сейчас о своем будущем ребенке. Кто-то должен позаботиться о ней, и это самое малое, чем он может загладить свою вину.

У юноши было немного времени, чтобы поразмыслить, и теперь он чувствовал себя виноватым в гибели Форрала.

Если бы прежде, чем кинуться за воином, он немного подумал о последствиях, Форрал был бы жив, да и Финбарр тоже. И Миафан бы не выпустил на волю свою свору призраков. Правда, Ориэлла потеряла бы ребенка, но у нее остался бы Форрал, а Анвар знал, что, как бы ни труден был выбор, Ориэлла избрала бы любовь. Сейчас ее горе отступило перед необходимостью действовать, но рано или поздно она тоже поймет, кто именно виноват во всем. Юноша вздрогнул при мысли о том, что она может с ним сделать. Но он заслужил любую кару. Анвар горестно закрыл глаза. Неужели ему суждено быть проклятием самых дорогих ему людей? Сначала мать, потом Сара, а теперь Форрад и Ориэлла. Он бы с радостью отдал свою жизнь за жизнь воина, и был уверен, что Ориэлла чувствует то же самое.

Волшебница с Ваннором спешно разрабатывали план. Ваннор располагал своей личной охраной и мог попытаться разыскать в городе Паррика и собрать добровольцев, чтобы дать отпор Верховному Магу. Анвар поразился мужеству купца. К своему стыду, он был просто счастлив, что ему не придется выйти на улицы, полные призраков. Им с Ориэллой предстояло взять маленькую лодочку Ваннора — легкое прогулочное суденышко — и бежать вниз по реке, в порт. Волшебница решила, что до южных фортов быстрее всего добраться морем, и Ваннор снабдил ее золотом, чтобы оплатить проезд на корабле. Неожиданная просьба купца вернула Анвара к действительности.

— Когда поедешь, возьмешь с собой Сару, ладно? Там она будет в большей безопасности, чем со мной.

Ориэлла нахмурилась.

— Ваннор, это невозможно, — прямо сказала она. — Хотя Форрал, — голос ее задрожал при упоминании его имени, — хотя он многому научил меня, это будет мое первое большое путешествие, и ее присутствие только усилит угрозу для нас обеих. Подумай, с тобой ей будет лучше.

— Ориэлла, пожалуйста, — умолял Ваннор. — Я знаю, Сара не создана для трудностей, но если она останется здесь, то почти наверняка погибнет!

Ориэлла вздохнула.

— Ну что ж, хорошо, Ваннор. Я слишком многим обязана тебе — очень многим, но помни, там ее никто баловать не станет. Ваннор просиял.

— Спасибо тебе. Я сейчас же приведу ее.

Услышав, что произошло, Сара впала в истерику. Она яростно набросилась на Ваннора, обвиняя его в беспросветной глупости. Зачем он с самого начала влез в это дело? Разгневал Верховного Мага и разрушил их жизнь! Купец не знал, куда деться от смущения, а губы Ориэллы презрительно подергивались. Анвар молча стоял поодаль, но сердце его бешено колотилось: он снова упивался красотой девушки. Хотя Сара подчеркнуто не замечала его, от взгляда юноши не укрылось, как побледнело ее лицо, едва она увидела своего бывшего любовника, и мучительные воспоминания о том, как она отреклась от него в последний раз, с новой силой нахлынули на Анвара. Он гадал, ненавидит ли она его или просто боится, что Ваннор узнает тайну ее прошлого? В общем-то, было очевидно, что если в этом браке и существует любовь, то только со стороны Ваннора. Неужели Сару выдали замуж насильно, и теперь она пленница этой золотой клетки? Тогда ее отношение к купцу, которого Анвар знал как очень доброго человека, становится понятным. И если девушка ненавидит Ваннора, то что она ответит на предложение путешествовать в обществе своего бывшего любовника, который сначала стал отцом ее неродившегося ребенка, а потом бросил ее?

Но Ваннор так и не успел упомянуть об Анваре. Едва купцу удалось вставить слово об их планах касательно Сары, она тут же без всяких причин отказалась.

— Еще чего! — огрызнулась она, топнув ножкой. — Я не собираюсь скитаться по свету, как последний бродяга, да еще вместе с этой. — Она бросила уничтожающий взгляд на Ориэллу. — Я ни в чем не виновата, и Верховный Маг не может гневаться на меня. Я не по своей воле шла замуж за дурака.., и преступника!

— Ваннор вздрогнул, как от удара, а Ориэлла выругалась и, подняв руку, шагнула вперед. Анвар бросился к ней, уверенный, что волшебница собирается ударить девушку, но та просто положила ладонь Саре на лоб и сказала:

— Спи!

Сара рухнула на пол.

— Не обеспокойся! — Ориэлла поймала встревоженный взгляд Ваннора, когда тот опустился на колени возле жены. — Просто ее надо на время успокоить. Пусть кто-нибудь отнесет ее в лодку. Мы и так уже потеряли кучу времени.

— С ней все в порядке? — спросил купец.

— Еще бы. Даже лучше, чем она заслуживает, — сердито отозвалась волшебница. — Она всего лишь спит. Но предупреждаю тебя, Ваннор — в следующий раз, когда ее понесет, я действительно ее ударю — и с превеликим удовольствием!

Усиливающийся ветер гнал по небу разодранные лохмотья облаков, порывистый, мерцающий свет бледного полумесяца временами освещал голые темные ветки деревьев. На берегу возле пристани кое-где еще лежал снег. Река стремительно неслась к морю, и беспокойные волны жадно лизали деревянные бока хрупкого суденышка. Пока один из телохранителей Ваннора держал прикрытый тряпицей фонарь, другой — вывел лодочку из-под навеса, и купец заботливо уложил на скамейку тепло укутанную спящую жену, сунув ей под голову внушительный узел с ее вещами.

Анвар поежился. Ваннор дал ему теплый плащ, но ночь стояла морозная, да и пережитое потрясение в конце концов дало себя знать, и юношу била дрожь. Ориэлла стояла рядом, кутаясь в старый плащ Форрала, и ее осунувшееся лицо было неподвижно, словно высеченное из камня. Анвар знал, что только непреклонная воля, свойственная магам, не дает девушке упасть, и боялся за свою госпожу.

Ваннор в последний раз посмотрел на Сару, поцеловал ее на прощание, потом повернулся к Ориэлле и порывисто обнял ее.

— Да хранят тебя боги, — сказал он глухим голосом, не стыдясь бегущих по щекам слез.

— И тебя, дорогой Ваннор, — всхлипнула Ориэлла. — Береги себя! — мягко добавила она и, вытерев глаза, натянула на голову капюшон и забралась в лодку, осторожно придерживая меч, висевший на боку. Она заткнула за пояс волшебный жезл и взялась за шест, готовясь отчалить. Ваннор подошел к Анвару и горячо пожал ему руку.

— Позаботься о них, приятель, — сказал он. — Позаботься о них обеих.

Анвар, не в силах говорить, только кивнул. Он сел в лодку и взялся за весла. Ориэлла оттолкнулась шестом, и лодку подхватило быстрое течение темной реки. Они набрали скорость, и фигура Ваннора стала быстро уменьшаться, пока совсем не исчезла из виду.

Глава 15. БЕГСТВО И ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

Ориэлла орудовала шестом, стараясь держаться в тени берега, а Анвар тем временем налегал на весла.

Подгоняемые течением, они стремительно уносились прочь от ужасов, оставшихся позади. Вот промелькнули рощи, потом — ухоженные сады купеческих особняков, потом потянулись леса. Ориэлла крепко сжимала шест, невидящим взглядом уставясь на неспокойные темные воды. Несмотря на все усилия забыть о своем горе, перед ней неотвязно стояло лицо Форрала; он остался в городе, но ушел гораздо дальше. Он ушел навсегда. И никогда больше не увидеть ей дорогие черты, освещенные любовью и жизнью. Его руки никогда уже не коснутся ее, никогда…

— Прекрати сейчас же, дура! — прошептала себе Ориэлла сквозь стиснутые зубы. — Потом! Еще не время. Анвар обеспокоенно поднял голову:

— Госпожа, с тобой все в порядке?

— Заткнись, — с натугой выдавила Ориэлла. — Заткнись и греби.

До Норберта, лежащего в устье реки, было около двенадцати миль, и они целиком сосредоточились на том, чтобы как можно быстрее покрыть это расстояние. Мимо проплывали мельницы и деревни, рощицы и города. Стремительное течение помогало им, но все равно у Ориэллы болели мышцы, ладони были содраны в кровь, а глаза застилал пот. Неожиданно Сара застонала и начала ворочаться. Волшебница выругалась. Черт возьми, что происходит с ее магией? Кинув шест на дно лодки, Ориэлла опустилась на корточки рядом с женщиной.

— Спи, — звенящим голосом приказала она, положив ладонь Саре на лоб. Девушка вновь расслабилась, глаза ее закрылись, дыхание замедлилось, и Ориэлла вздохнула с облегчением. Когда она убрала ладонь, весь лоб у Сары был в крови. Анвар вскрикнул.

— Не беспокойся, это всего лишь моя кровь, — сказала Ориэлла, и печально оглядев свои ладони, снова взялась за шест и мрачно принялась за работу.

Шло время. Ориэлла уже не чувствовала ничего, кроме боли и изнеможения. Они, должно быть, уже недалеко. Казалось, эта черная, горькая ночь тянется уже целую вечность. Вдруг длинный шест угодил в омут, и Ориэлла покачнулась, потеряв равновесие. Падая, она ударилась рукой о твердое дерево и изо всех сил вцепилась в борт лодки, сразу же выпустив шест, едва только очутилась в ледяной воде. Здесь было глубоко, слишком глубоко, сильное течение било и швыряло коченеющее тело девушки, и Ориэлла уже чувствовала, как ее рука разжимается, и пальцы начинают скользить по мокрому дереву…

В этот момент на нее снизошел непонятный покой — странная, прозрачная ясность мысли. Все, что надо сейчас сделать, — это отпустить борт, и она будет в безопасности, она будет вне досягаемости Миафана, который так жестоко предал ее, окажется вдали от всего этого горя и борьбы. И Форрал, ее дорогой Форрал будет ждать…

— Держись, госпожа, я здесь! — Голос Анвара был, как пощечина. Крепкие пальцы ухватили ее за запястье, потом за талию. Сильные руки тянули ее назад, в качающуюся лодку. Ориэлла пыталась сопротивляться, но она слишком ослабла, чтобы бороться. Мокрая и дрожащая, она рухнула на дно лодки.

— Госпожа, плотина! — Срывающийся от ужаса голос Анвара потонул в реве реки. Ориэлла смахнула с глаз воду. По темной поверхности пробежали белые бурунчики, утлая посудина начала отчаянно раскачиваться, набирая скорость. Ослепленный летящими брызгами, Анвар изо всех сил налег на весла, и тут же левое весло вырвалось у него из рук и под яростным напором воды стремительно унеслось прочь. Потерявшая управление лодка бешено завертелась, и Ориэлла улыбнулась. «Форрал, — мелькнула нетерпеливая мысль. — Еще мгновение…» И тут, словно из ниоткуда, до нее долетел голос воина: «Ты захочешь последовать за мной. Не делай этого». Девушка посмотрела на Анвара. Он только что спас ей жизнь. Какое она имеет право тянуть за собой и его?

Выругавшись сквозь зубы, Ориэлла со злостью схватила свой жезл.

— Прочь с дороги, — она рванулась на корму, чуть не наступив на Сару. Взбесившуюся лодчонку бросало так, что она едва не выронила жезл. Прямо перед ней по реке разливалось белое мерцание. Слишком близко. Рев превратился в оглушительный гром. Ориэлла положила жезл себе на колени и крепко сжала руками полированное дерево, так что побелели костяшки пальцев. Она сосредоточила всю свою мощь. Ее голос на миг заглушил рев плотины. Жезл засветился, просиял бело-голубым светом, и в этот момент лодка оказалась на краю плотины и угрожающе накренилась…

Ориэлла услышала, как испуганно вскрикнул Анвар, и сделала последнее, мучительное усилие — лодка выровнялась и неторопливо поплыла над мятущимся водоворотом, поддерживаемая только полосой чистого света. Они плавно скользнули над опасной стремниной, а потом так же плавно опустились в спокойные воды за пределами бешеного потока.

Ориэлла без сил рухнула на свой жезл, и магический свет угас. Девушка почувствовала во рту солоноватый привкус крови — она прикусила губу. Словно сквозь сон она чувствовала, как Анвар взял ее на руки, бережно отвел ей со лба мокрые растрепанные волосы и стер с подбородка ручеек крови.

— Госпожа? Ориэлла? — звал он встревоженным голосом. Ориэлла с трудом открыла глаза. — С тобой все в порядке?

— Устала. — Одно слово стоило ей огромных усилий. — Позаботься о нас, Анвар. — Собственный голос, казалось, раздается откуда-то издалека. Услышал ли он ее? Но Анвар кивнул Он как можно удобнее устроил ее на тесной корме, подложил ей под голову свой мокрый плащ и повернулся, чтобы подобрать единственное оставшееся весло. Ориэлла с благодарностью закрыла глаза и провалилась в забытье.

Когда она снова открыла глаза, по берегам реки виднелись дома. Они проплыли мимо особняков, складов и мельниц, а потом, обогнув мыс, миновали огромный мост, за которым кончался Норберт. Мощная белокаменная дуга взметнулась над рекой, ставшей в этом месте широкой и грязной. Беспорядочные отблески городских огней серебрили нижнюю сторону арки. Гулкое эхо отдавалось в высоких сводах. Проплыв под мостом, они вышли из города и вскоре очутились в просторной гавани. Четкие силуэты мачт густой сетью чернели на фоне неба, и Ориэлла гадала, какой же из этих кораблей понесет их на юг. Анвар зигзагами подогнал лодку к старому причалу у южного берега гавани и, ухватившись за скользкие сваи, завел ее под небольшой навес, где можно было укрыться в тени.

С трудом заставив себя встать, Ориэлла порылась в тюках, что валялись на дне лодки, достала маленькую серебряную флягу и наспех собранный сверток с мясом, хлебом и сыром, насквозь промокший, когда они пересекали плотину. Сделав порядочный глоток крепкого вина, она почувствовала, как по окоченевшему телу разливается тепло, и протянула флягу Анвару, который тут же последовал ее примеру. Он выглядел бледным и измотанным, под глазами проступили синяки, а светлые волосы слиплись и потемнели. Ориэлла разделила еду, и они, слишком уставшие, чтобы разговаривать в молчании проглотили все до последнего кусочка. Поев, волшебница почувствовала прилив сил — временный, конечно, — потерянных у плотины.

Плотина! Освобождение было так близко, так близко! Ориэллу захлестнула волна беспросветного отчаяния. Положение их безнадежно, а борьба — бессмысленна! Повернувшись к Анвару, Ориэлла со всей силы ударила его по лицу.

— Это за то, что спас мою жизнь! — яростно бросила она. На лице Анвара отразились изумление и боль, потом его губы мрачно сжались, и рука поднялась для ответного удара.

— А это за спасение моей! — огрызнулся он. Звук пощечины гулко разнесся над водой, и потрясенная Ориэлла отшатнулась, прижимая ладонь к горящей щеке.

Анвар со стыдом отвел глаза.

— Госпожа, прости меня, — пробормотал он. Ориэлла покачала головой. Разве она может винить его за эту вспышку — простое отражение ее собственного отчаяния? Впервые волшебница поняла, что она не одна, что Анвар разделяет ее судьбу и ее страдания. Девушка протянула ему руку — приветствие равных, приветствие друзей.

— Прости и меня, Анвар, — мягко сказала она. — Я не Имела права оскорблять тебя, просто я не знаю, где мне взять силы, чтобы справиться со всем этим. — Ее голос замер, и власть, которую ей удавалось сохранять над собой на протяжении этой ночи, поколебалась. Анвар пожал протянутую руку.

— Тогда мы сделаем это вместе, — сказал он, заключая ее в объятия. Уткнувшись ему в грудь, Ориэлла разрыдалась, полностью отдавшись своему горю и смирившись наконец с тем бременем, что выпало ей нести.

Потом она отстранилась и утерла лицо рукавом.

— Это ужасная привычка, — с кривой усмешкой сказал Анвар, и ей удалось изобразить на лице подобие улыбки.

— Кое-кто забыл уложить платки.

— Позор, — отозвался Анвар. — Я бы на твоем месте выпорол такого слугу.

— Ну, у него есть и хорошие стороны. По крайней мере он позаботился об одежде. — Ориэлла нырнула на дно лодки и вытащила свой узел прямо из-под головы у Сары. — Нечего рассусоливать, пора приняться за дело и найти корабль. Скоро рассветет, а я хочу исчезнуть отсюда, прежде чем вокруг появятся любопытные. Благословение богам, ночи пока длинные. — С этими словами она достала из узла свои кожаные доспехи и начала стягивать грязное намокшее зеленое платье. Анвар вежливо отвернулся, но Ориэлла была вынуждена прибегнуть к его помощи, чтобы облачиться в свой боевой костюм, ибо кожа отсырела, а пальцы девушки одеревенели от холода.

— Отлично, — весело проговорила она, одевшись. — Я постараюсь вернуться как можно скорее.

— Госпожа, ты, конечно, не собираешься идти одна?

— Ничего не поделаешь, — нахмурившись, Ориэлла посмотрела на неподвижную фигуру Сары. — Тебе придется остаться здесь и не спускать с нее глаз. — Волшебница поморщилась. — Навязалась же на нашу голову.

— Госпожа, я… — Анвар почувствовал, что краснеет. Как ей сказать о любви, которая когда-то их связывала? Ориэлла пристально посмотрела на него.

— Ты ведь знаешь ее, правда? — сказала она. — В тот день, когда тебя привели в гарнизон, она солгала, сказав, что никогда прежде тебя не видела, так?

Анвар печально кивнул, не зная, как отнесется хозяйка к известию, что он и жена Ваннора были когда-то любовниками. К счастью, Ориэлла пощадила его.

— Есть еще осложнения? — твердо спросила она. — Нет? Ну ладно, расскажешь позже. Мне действительно надо спешить. — Накинув на плечи промокший плащ, она осторожно вскарабкалась по полусгнившим сваям и исчезла в темноте.

Анвар устроился на дне лодки и погрузился в тревожные размышления. Энтузиазм Ориэллы нисколько не обманул его. Он знал, как глубока ее скорбь по Форралу, и беспокоился, что это отразится на решениях госпожи. Вообще весь ее план поднять армию и выступить против Миафана казался ему сплошным безумием, но у Анвара не было лучшего — разве только бежать без оглядки. Впрочем, этим они как раз и занимаются, а там, глядишь, она придет в чувство.

Интересно, где теперь Ваннор? Удалось ли купцу бежать? Ему неожиданно пришло в голову, что если Ваннор погибнет, то Сара будет свободна… Анвар виновато отбросил эту мысль. Ваннор замечательный человек, Анвар знал это. А все-таки, как бы повел себя купец, узнай он, что вверил жену непосредственно ее бывшему любовнику? Сара, как ему было известно, плевать хотела на своего стареющего мужа, и Анвар задумался, что же она будет делать теперь, когда он так далеко? Юноша посмотрел на спящую девушку, на ее золотые волосы, рассыпавшиеся по плечам. Она казалась такой хрупкой, такой прекрасной. Анвар с болью вспоминал те дни, когда они были молоды, влюблены друг в друга, счастливы и уверены в будущем. Неужели нет никакой надежды, что это время может вернуться? Неужели он не имеет права на счастье?

Уже начался сырой серый день, когда наконец вдалеке показалась Ориэлла, торопливо пробиравшаяся вдоль ветхих складов. Ей с невероятным трудом удалось разыскать капитана, который согласился принять их на борт, да вдобавок он еще заломил огромную цену — гораздо больше того, что дал им Ваннор. Ориэлла отдала все, что у нее было, и постаралась убедить моряка, что остальное заплатит в конце путешествия. Кроме того, волшебницу чрезвычайно беспокоило то общество, в котором они окажутся на борту кишащего крысами старого суденышка. Никогда в жизни Ориэлла не видела таких головорезов, но она понимала, что выбора нет и остается только рискнуть. Если Миафан еще не ищет их, то скоро начнет. Когда Ориэлла наконец добралась до лодки, она была на грани обморока. Анвар вскочил и протянул ей руку, чтобы помочь спуститься по скользким прогнившим доскам, и она была счастлива почувствовать его крепкое пожатие.

— Собирайся, — сказала она, когда они благополучно оказались в лодке. — Я обеспечила нам проезд до Иставена, Оттуда поедем посуху.

— А Сара?

— У нас нет времени на споры. Я об этом позабочусь. — Ориэлла щелкнула пальцами перед лицом спящей девушки. — Вставай, — приказала она. Глаза Сары раскрылись, но лицо оставалось лишенным всякого выражения. Она, как заводная кукла, неуклюже встала на ноги, и Анвар поспешно ухватился за сваю, чтобы удержать закачавшуюся лодку.

— Нас просто не пустят на борт! — запротестовал он.

— Другого выхода нет. Тебе придется ее вести. Закрой ей лицо капюшоном и возьми за руку.

Тон Ориэллы не допускал возражений.

С невероятными усилиями они вытащили Сару на причал, но дальше она вполне естественно пошла сама, направляемая рукой Анвара. Ориэлла тащила пожитки. Случайные прохожие почти не обращали на них внимания, и Ориэлла вздохнула свободнее. Но когда Анвар увидел корабль, на котором им предстояло путешествовать, он остановился как вкопанный и с недоумением повернулся к волшебнице:

— О нет, госпожа, — сказал он. — Ты, должно быть, шутишь.

— Анвар, ну чего ты от меня хочешь? — огрызнулась Ориэлла, с трудом сдерживая слезы. — Ты только взгляни на нас! Неужели ты думаешь, что приличный капитан согласится взять на борт таких пассажиров? Я сделала все, что в моих силах. Или ты хочешь сидеть здесь и ждать, пока нас найдет Миафан?

На это, как она знала, у Анвара не было ответа. Покачав головой, он подтолкнул Сару к узким шатким сходням, ведущим на палубу потрепанного суденышка.

У капитана Джурдага были длинные усы и сальные, грязные волосы, собранные в хвостик. В ушах висели золотые кольца, а узкое лицо и беспокойные глаза делали его похожим на куницу. Он с издевательской почтительностью поклонился Ориэлле, а его команда — сборище подозрительных бездельников, многие из которых были покрыты шрамами — захихикала. Волшебница бросила на них спокойный взгляд своих стального цвета глаз, и наступила напряженная тишина.

— Проводите нас в нашу каюту, капитан, и готовьтесь поднимать паруса, — холодно сказала она.

— Слушаюсь, почтенная госпожа, — таким же издевательским тоном сказал капитан. Лицо Анвара вспыхнуло от гнева. Но Ориэлла крепко схватила его за руку и покачала головой.

Их провели в крохотную грязную каюту на корме, которая, судя по всему, принадлежала самому капитану. Ориэлла сгребла с пола кучу вонючей одежды и вручила ему.

— Думаю, это твое, — бросила она. — Пока все. — Моряк, нахмурившись, вышел, и Ориэлла, облегченно вздохнув, заперла за ним дверь.

— Боги! — Она скорчила гримасу. — Прошу прощения, Анвар.

Анвар тем временем воевал с задвижкой крохотного, покрытого солью окошка, в кормовой стенке. Это был единственный способ вентиляции в каюте.

— Сколько плыть до Иставена? — слабым голосом спросил он — Около четырех дней, — мрачно ответила Ориэлла. — Если ветер будет попутным и если за это время нам не перережут глотку.

Волшебница подвела Сару к единственной койке и уложила ее.

— Отдыхай, — тихо приказала она, и глаза Сары снова закрылись. — Ну вот,

— устало сказала Ориэлла, — теперь она спит естественным сном и проснется, когда выспится. Моли богов, чтобы это случилось попозже. — Вытащив Коронах, она опустилась на пол, прислонилась к койке спиной, и мгновенно уснула с мечом в руке.

Ее разбудили жалобы Сары.

— Я не останусь здесь! Не останусь! Здесь грязно, воняет и полно клопов. Я хочу домой! Это ты виноват, Анвар. Если бы ты не…

Ориэлла вскочила на ноги и оказалась лицом к лицу с разъяренной бабой, сидящей на кровати. Задранные юбки обнажали ее лодыжки.

— Заткнись! — резко приказала она. Сара остановилась на середине своей тирады и уставилась на нее. Ориэлла почувствовала под ногами покачивание корабля и, не обращая внимания на Сару, перегнулась через нее, чтобы выглянуть из единственного окна.

— Вон там земля, — спокойно произнесла она, указывая куда-то вдаль. — По-моему, тебе лучше пуститься вплавь прямо сейчас, прежде чем мы уйдем еще дальше. Конечно, ты вряд ли пролезешь в окно, но я уверена, что смогу договориться, чтобы тебя выбросили за борт.

Лицо Сары исказилось злобой.

— Я ненавижу тебя! — огрызнулась она.

— Продолжай и дальше, — спокойно ответила Ориэлла. — Меня это не волнует. Но только помни, что у тебя нет больше дома. Эта вонючая клоповая дыра — все, что у тебя есть, здесь ты и останешься, пока мы не доберемся до Иставена.

Сара разинула рот.

— Ты хочешь сказать, что я пленница? — завизжала она. — Ты не имеешь права! Когда об этом услышит Ваннор…

— Ваннор уговорил меня взять тебя для твоей же собственной безопасности. Я за тебя отвечаю и заявляю, что ты ни под каким предлогом не выйдешь из каюты. Если кто-то зайдет, ложись на койку и укройся одеялом, закрыв лицо. Что бы ни случилось, никто из команды не должен тебя видеть. Я сказала капитану, что у тебя сифилис — это должно помешать им…

— Что? — вскричала взбешенная Сара.

— Госпожа, — запротестовал Анвар, — это же нечестно…

— Вы когда-нибудь видели, как банда пиратов насилует молодую женщину? — Будничный тон Ориэллы охладил обоих, а в глазах у Сары мелькнул страх. — Я — нет, — продолжала волшебница, — и не имею ни малейшего желания видеть. Команда корабля — отъявленные мерзавцы, и стоит им хоть одним глазком взглянуть на тебя, их никто не остановит — ни я, ни Анвар.

Я знаю, тебе нелегко, Сара. Анвар прав, это несправедливо, и мне очень жаль. Но, пожалуйста, сделай по-моему — ради всех нас.

Какое-то мгновение Сара смотрела на нее, потом повалилась на койку и разрыдалась. Анвар кинулся ее успокаивать. Ориэлла с удивлением посмотрела на эту сцену, потом повернулась и, пожав плечами, вышла из каюты.

Волшебница сидела, скрючившись на узкой скамейке на носу судна. Команда, похоже, пока старалась держаться от нее подальше, хотя она часто ловила на себе сальные взгляды. Солнце в дымке медленно опускалось к тусклому горизонту. Ориэлла размышляла о прошлой ночи, пытаясь отделить действительность от тумана гнева, печали и страха, который заволакивал в памяти все происшедшее. Самое важное — ребенок. Ориэлла обратила мысленный взор внутрь себя, чтобы коснуться слабой искорки жизни — такой крохотной, что она даже не подозревала о ее существовании. Как она ни пыталась, ей не удалось подавить всплеск негодования. Если бы не ребенок, Форрал был бы сейчас жив… И, однако же, теперь это все, что от него осталось. Этот ребенок должен быть для нее сокровищем. И Форрал боролся за его жизнь. Только ее собственная ошибка, ее собственная беспечность позволила Мериэль совершить предательство. А теперь это несчастное существо, еще не родившись, окружено врагами, и Миафан сделает все, чтобы отнять у него жизнь — точно так же, как отнял ее у его отца…

Вспомнив о Миафане, Ориэлла вздрогнула. Тогда, в пылу ярости легко было дать клятву, и она действительно собиралась любыми средствами воздать ему по заслугам. Но как? Безумец и предатель. Верховный Маг владел оружием, далеко превосходившим все ее способности. Что проку поднимать против него армию, если он владеет Чашей? Тысячи людей погибнут напрасно… А что сталось с остальными потерянными Талисманами? О, если бы удалось разыскать хотя бы один из них… Но с чего же начать? Они исчезли столетия назад. Мысли Ориэллы кружились по бесконечному замкнутому кругу. «Я этого не вынесу, — подумала она. — О, если бы здесь был Форрал…»

Как только она подумала о своем возлюбленном, его образ немедленно возник в ее сознании — не мертвый, каким она видела его в последний раз, а живой и веселый, он сидел в самом неподходящем из всех неподходящих мест: в пивной «Невидимый Единорог». Он нагнулся к ней через залитый пивом стол, растолковывая что-то, и Ориэлла сообразила, что вспоминает разговор, который когда-то произошел между ними.

— Когда трудности кажутся слишком большими, — говорил воин, — ты ничего не добьешься, если будешь думать обо всем сразу. Разложи все по полочкам и начни с самого начала. А потом, может быть, ты увидишь, что следующие шаги приходят сами собой.

Это был хороший совет, и к тому же весьма своевременный. Ориэлла улыбнулась дорогому воспоминанию.

— Спасибо тебе, любимый, — прошептала она, и ей показалось, что, прежде чем исчезнуть, образ воина улыбнулся ей в ответ. Ориэлла уставилась на пустынный океан и покачала головой. Было ли это воспоминание? Видение? Воображение? Какая разница, если оно успокоило и согрело ее! Девушке вдруг ясно представился дальнейший путь. Начни сначала. Ну во-первых, нужно благополучно закончить это путешествие — избавиться от пиратов и Миафана и без помех добраться до южных фортов, где она сможет получить помощь и будет в относительной безопасности. А потом? Что ж, посмотрим.

За спиной послышались осторожные шаги, и Ориэлла уже схватилась за меч, когда вдруг сообразила, что это Анвар. Юноша в изумлении отпрянул, и она пожала плечами, как бы прося прощения, и подвинулась, чтобы он мог присесть.

— Ну как там Сара? Анвар поморщился.

— Все еще сердится, — сказал он. — Проклинает Ваннора, тебя, меня, да и всех, кого может припомнить. Ориэлла вздохнула.

— Пока она сидит в каюте, я не собираюсь тратить на нее время. Все равно никогда не удастся вбить в голову этой мерзкой бабенке, что неприятности не только у нее одной.

Анвар с беспокойством посмотрел на нее.

— Как ты себя чувствуешь, госпожа? Я не хотел оставлять тебя надолго, но она…

— Переживу. Все равно никуда не денешься. — Ориэлла попыталась смягчить свои горькие слова улыбкой. — В общем-то, я не против немного побыть одна, Анвар. Команда меня не трогает — кажется, это внушает им уважение, — она похлопала по эфесу меча, — а мне все равно надо немного поразмыслить.

— Что же мы будем делать?

— Не знаю, — Ориэлла не видела смысла скрывать от него правду. — Но я бы не стала сейчас слишком беспокоиться об этом, Анвар. Сначала нам надо выбраться с этого корабля живыми, и давай-ка пока сосредоточимся на этом. Интересно, чем здесь кормят?

Кормили жирными мутными помоями, которые почему-то назывались «супом». Сара была в особенности далека от восхищения и высказалась на этот счет достаточно откровенно.

— Я не могу это есть! — заявила она. — Это отвратительно! Меня вырвет!

— Если вырвет, то позаботься, чтобы вырвало в окно, — безжалостно отрезала Ориэлла и заставила себя проглотить еще одну ложку отвратительной похлебки, стараясь при этом не думать о дохлых крысах. В обиженном молчании Сара удалилась на свою койку, и вскоре из-под одеял послышались глухие рыдания.

— Госпожа, — застенчиво прошептал Анвар, — не могла бы ты.., ну, быть с нею немного помягче? Ей тяжело, она не привыкла к…

Ориэлла выругалась.

— Позволь напомнить тебе, Анвар, что мы не на прогулке. Мы спасаем свои шкуры, и у нас нет времени нянчиться с Сарой. Нам всем нелегко, ты же знаешь. Ей просто придется привыкнуть, и чем скорее, тем лучше! — Швырнув пустую тарелку на пол, она вихрем вылетела из каюты и захлопнула за собой дверь.

Анвар заморгал, гадая, догонять ее или нет. Поколебавшись, он попытался успокоить Сару.

— Сара, не плачь. Она не хотела тебя обидеть. Ей сейчас очень нелегко, после того, как Форрал…

— Не говори о ней! — Сара резко села, отбросив одеяло, глаза ее бешено горели на пылающем лице. — И вообще не говори со мной! Вы похитили меня — ты и она. И как раз когда я думала, что никогда больше не увижу тебя!

— Давай не будем начинать все сначала, — устало сказал Анвар. — Ваннор умолял взять тебя. Ты, кажется, не понимаешь, в какой мы опасности. У нас не было выбора.

— Ваннор! — Сара сплюнула. — Это животное! Этот глупец! Я презираю его!

— Сара, Ваннор любит тебя.

— Да что ты об этом знаешь? Когда-то ты мне тоже говорил, что любишь меня. И как же ты доказал свою любовь? Сделал беременной, а потом бросил, и меня продали этому грязному животному. Так что нечего сидеть и толковать о любви, Анвар.

— Я не виноват! — Анвар поднял левую руку, на которой стояло клеймо раба, и ткнул ненавистную отметину ей прямо в лицо. — Ты думаешь, я…

— Анвар! — Дверь каюты распахнулась. На пороге стояла растрепанная Ориэлла с бледным, искаженным лицом. — Анвар, Миафан ищет нас! Думаю, он знает, куда мы бежали!

— Что? — вскочил на ноги Анвар. — Как? Волшебница закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.

— Он высматривает нас, возможно, с помощью кристалла — это самый надежный способ. Я даже не знала, что он умеет — это было особым талантом Финбарра. — Ее рот искривился: воспоминание о единственном друге, погибшем от руки Верховного Мага, причиняло ей боль. — Должно быть, он напал на наш след на реке — мне пришлось использовать магию, чтобы перебраться через плотину, — и догадался, куда мы двинемся дальше. Теперь он обшаривает океан — я была на палубе и почувствовала это.

— Боги! Он обнаружил нас? Ориэлла покачала головой.

— Я успела закрыться. Он пока только пробует, его сила еще не окрепла. Думаю, это ново для него. Но он скоро научится, ведь у него есть Чаша, из которой он черпает силу. Миафан не отступит, пока не разыщет нас.

— Что же нам делать? — Анвар дрожал от страха. — А вдруг он пошлет за нами этих тварей? — лицо Ориэллы исказилось, и юноша проклял себя за то, что так неосторожно напомнил ей о чудовище, убившем Форрала, но когда она заговорила, голос ее был спокоен:

— Нет. Я сомневаюсь в этом. Похоже, он не в состоянии управлять призраками Чаши, после того как они вырываются на свободу. — Она вздрогнула.

— Как подумаю, что эти твари разгуливают по Нексису… Но сюда они вряд ли доберутся. Впрочем, не радуйся, Анвар. Миафан может придумать кучу других способов, и единственное, что мы можем сделать — это спрятаться. Мне придется прикрывать нас всех, весь корабль — и постоянно.

— Но госпожа, это невозможно! — Анвар пришел в ужас, вспомнив как измотало ее применение волшебной силы на реке. — Нам плыть еще не меньше трех дней, а ты и так уже устала!

— Знаю, но ничего не поделаешь. Я обязана попытаться, иначе нам не выжить, и ты должен мне помочь.

— Я?

Ориэлла кивнула.

— Мне нельзя спать. Если я усну, мой щит исчезнет и оставит нас открытыми его оку. Боюсь, это значит, что тебе самому тоже придется бодрствовать. Говори со мной, пой мне — бей меня, если ничего другого не останется, — в общем, делай все что угодно, но не давай мне заснуть, Анвар, или мы пропали. Обещай, Анвар.

— Обещаю; госпожа, — уверенно сказал Анвар. «Но не знаю как», — мысленно добавил он, представив то длинное изнурительное бодрствование, которое им предстоит.

Глава 16. ВСТРЕЧА С ВОЛКАМИ

День уже клонился к вечеру, когда Элизеф без стука вошла комнату Верховного Мага. Миафан, прищурившись, пристально вглядывался в кристалл, лежащий перед ним на черной ткани. Он поднял голову, и его темные глаза вспыхнули, едва он увидел волшебницу.

— Во имя всего святого, Элизеф, нельзя ли оставить меня в покое? Разве ты не знаешь, как это тяжело? Если бы не записки Финбарра…

— Если бы не Финбарр, твои треклятые твари давно бы перебили нас всех! — огрызнулась Элизеф. — Скажи мне ради богов, Миафан, почему ты не рассказал об этом нам? — Она указала на Чашу, стоявшую на столе. Чаша давно уже утратила всю свою красоту. Ее золотые стенки, покрытые изысканными узорами, окислились, и почернели. — Уж ты-то должен знать, насколько опасно играть с Высшей Магией, — продолжала Элизеф. — Мы с Браггаром могли бы помочь тебе исследовать ее силы и научиться повелевать ими, но нет — тебе надо было сделать это самому. И что из этого вышло? Один маг погиб, другой исчез, третий — на грани помешательства, и только боги знают, сколько смертных перебили твои призраки сегодня ночью. Весь город гудит…

— Хватит! — взревел Миафан. Глубоко дыша, он принялся расхаживать по комнате, стараясь не потерять контроль над собой. Прошлой ночью он утратил самообладание, и вот к каким разрушительным результатам это привело. — Так что там в городе?

— Собственно, я и пришла, чтобы рассказать о твоей грязной работе. — Элизеф села, устало потирая глаза. — Мы с Браггаром прочесали весь город в поисках этих твоих тварей. Одни боги знают, всех ли мы изловили — лично я в этом сомневаюсь. Мы распустили слух, что никто не знает, откуда они пришли, но героический Волшебный Народ, рискуя жизнью и здоровьем, защищает жителей Нексиса. — Она усмехнулась. — Похоже, они поверили — по крайней мере, пока — так что сейчас самое время прибрать город к рукам, пока люди все еще в ужасе.

— А что в гарнизоне? — резко спросил Миафан.

Элизеф пожала плечами.

— В частях неспокойно после смерти их прославленного начальника. Я велела подбросить тело туда, куда ты сказал, и они не замедлили его найти. Пока они по горло заняты наведением порядка — в городе паника и грабежи. К тому же у них, кажется, недостаток в командирах. Мара, заместительница Форрала, уехала по какому-то таинственному поручению или что-то вроде этого, и никто не знает куда, а начальник кавалерии, Паррик, вообще словно испарился. Возможно, сбежал, если не дурак. По крайней мере его тела пока не нашли.

— Прекрасно, — потер руки Миафан. — Мы этим воспользуемся. Отлично сработано, Элизеф.

— Когда все закончится, не забудь, кто помог тебе выбраться из этой заварухи, — отрезала та. — Так что же будем делать со скованными призраками, Миафан? Ты не имеешь ни малейшего представления, как затолкать их обратно в Чашу, а мы едва ли можем оставить их торчать на улицах.

— Воспользуйся заклинанием перенесения — я уже опробовал его на тех, что были здесь. — Миафан жестом обвел комнату, теперь свободную от призраков. — И нашел им самое подходящее место — финбарровы архивы.

Элизеф нахмурилась.

— По правде говоря, мне не нравится эта идея — постоянно находиться рядом с этими тварями. Любой из нас знает, как снять заклинание сохранения и вернуть их к жизни. Тебе лучше быть поосторожнее, Миафан.

— Я всегда осторожен, — угрожающе заметил маг. — Я собираюсь запечатать эту часть катакомб, и только мы трое будем знать природу этих созданий. А я надеюсь, что могу вам доверять, разве не так?

— Конечно, можешь. — Элизеф с трудом проглотила комок в горле. — Кстати, как там Мериэль?

— Все еще не в себе, — вздохнул Миафан. — Гибель Финбарра ее доконала. Я полдня убил на то, чтобы втолковать ей, что виновата Ориэлла, а не я. Она сейчас в таком состоянии, что под конец мне это удалось. Если мы отыщем Ориэллу, это может пригодиться.

— А о ней есть какие-нибудь новости?

— Пока нет, но я найду ее, не беспокойся. Она бежала по реке — это я знаю точно: я нашел следы магии возле плотины. Разыскать ее в Норберте я не смог, так что сейчас обследую океан. Похоже, с ней сбежал и Ваннор, если только ты не обнаружила его следов в городе.

Элизеф покачала головой.

— Миафан, — осторожно начала она, — может тебе все-таки заняться Нексисом? Сейчас, когда Ваннор исчез, а Форрал мертв, наступил решающий момент.

— Нет! — В глазах Миафана вспыхнул безумный огонь. — Я должен найти ее, Элизеф. Ты же знаешь, Ориэлла будет мстить, а кроме того, она все еще носит этого проклятого ребенка! Я не могу допустить, чтобы он родился.

— Ну что ж, в таком случае, надеюсь, ты ее найдешь. Я могу взять на себя кое-какие твои дела, но мне потребуется помощь. Элевин говорит, что большинство слуг и охранников либо мертвы, либо разбежались.

— Так позаботься об этом, — сделал Миафан рассеянный прощальный жест, уже поворачиваясь к кристаллу.

— И еще одно, — неуверенно начала Элизеф, — неужели необходимо отсылать Деворшана прямо сейчас? Нас осталось мало, а мне может потребоваться его помощь.

Миафан сердито глянул на нее.

— Да, необходимо. Он должен спешить в Долину, Элизеф, ибо Эйлин теперь единственная угроза для нас. Я хочу избавиться от феи Озера — навсегда.

Мара, прихрамывая, взбиралась на лесистый холм, окаймлявший залитый лунным светом кратер Долины. Девушка вела в поводу лошадь Д'Арвана. С утра им ужасно не повезло: ее лошадь вдруг захромала, и это была последняя капля в нескончаемой веренице неприятностей, которых она натерпелась с Д'Арваном. Остановившись передохнуть, Мара обеспокоенно оглянулась: маг безвольно покачивался в седле. Его изящно вылепленное лицо было совершенно невыразительным, а глаза — пустыми.

Мара смачно, по-солдатски выругалась. Она до смерти перепугалась три дня назад, когда Д'Арван вдруг впал в это странное состояние. Они спокойно сидели у маленького костерка, как вдруг юноша сделался абсолютно неподвижен, лицо его исказилось, глаза закатились. Он выкрикнул что-то насчет Миафана, потом про каких-то чудовищ и смерть Финбарра, и тут же рухнул на землю. С тех пор он был словно каменный. Он мог ехать, если посадить его на лошадь, есть, если положить еду ему в рот, и спать — по крайней мере так Маре казалось, — если закрыть ему глаза и уложить, но ей не удавалось добиться от него ни слова. С таким же успехом Мара могла бы везти с собою труп. От этой мысли по коже у нее пробежали мурашки. Ей действительно нравился юный маг, и одна мысль о том, что такое состояние может сделаться постоянным, приводила ее в ужас. Мара закусила губу. «Боги, хоть бы побыстрее найти Эйлин. Уж она-то, наверное, сможет помочь Д'Арвану».

Переведя дыхание, Мара упрямо продолжила свое восхождение. Какая б ни была причина болезни Д'Арвана, девушка надеялась, что фея Озера справится с нею, и это позволит воительнице вернуться в город. Она чувствовала, что там случилось нечто ужасное, а чутье, развитое за дюжину лет солдатской службы, редко подводило ее. Ориэлла как-то говорила, что если умирает маг, то весь Волшебный Народ чувствует его смерть. Неужели Д'Арван так остро почувствовал гибель Финбарра? Но при чем здесь Верховный Маг и чудовища? Если в Нексисе беда, то ее место — в войсках, и Мара вся кипела от бессильного нетерпения. В последние месяцы они стали очень близки с Д'Арваном, и все же девушка немного стыдилась того, что вызвалась быть его нянькой.

Внезапно перед ней открылась Долина, необъятная в лунном свете. У Мары захватило дух. Невероятно! Какой же разрушительной должна была быть сила, что образовала этот огромный кратер? Она повела лошадь вдоль края в поисках безопасного спуска. Отвесные почерневшие стены явно не подходили для этого. И вдруг, к ужасу девушки, со стороны леса долетели леденящие кровь звуки — жуткая песня стаи волков, вышедшей на охоту. Лошадь запрокинула голову и встала на дыбы, сбросив Д'Арвана. Мара выругалась и повисла на поводьях, пытаясь удержать испуганное животное.

— Ну уж нет, — бормотала она. — Не хватало потерять еще и тебя! — Каким-то чудом ей удалось захлестнуть поводья за толстый ствол дуба и накрепко привязать их. Лошадь ржала и рвалась изо всех сил, девушка же бросилась назад, туда, где упал Д'Арван. Признаков повреждения не было — падение, похоже, так же мало подействовало на него, как и все остальное. Мара доволокла безвольное тело до дерева, прислонила его к стволу и, тяжело дыша, выпрямилась. Вой приближался, он стал яростным. Они идут по ее следу! Великий Чатак, они окружили ее!

Мара подумала, не отвязать ли лошадь, чтобы отвлечь хищников, но решила оставить это на самый крайний случай. Ведь еще предстоит спустить Д'Арвана в Долину, а в одиночку ей с этим никогда не справиться. Нагнувшись, она сгребла маленькую кучку веточек и сухих листьев и высекла искру. Когда огонь разгорелся, девушка стала подкидывать сухие сучья, валявшиеся под деревом, и вскоре костер запылал вовсю. Обнажив меч, она воткнула его в землю прямо перед собой, чтобы был под рукой, сняла с плеча лук, достала стрелу и встала наготове рядом с Д'Арваном, прислонившись спиной к дереву.

Подобно стае теней., волки с победным воем замелькали среди деревьев. И тут они увидели огонь. Серая волна рассыпалась в нерешительности, и один из них, — видимо, вожак, — выступил вперед: огромный серебристый зверь, чьи глаза переливались изумрудно-золотым в пламени костра. Мара изо всех сил натянула тетиву, прицелилась, и…

— Постой!

— Какого… — Мара непроизвольно дернулась, и стрела ушла в сторону.

Проклятый Д'Арван! И надо же ему было очнуться именно в это мгновение? Она лихорадочно полезла в колчан за новой стрелой.

— Мара, подожди! — Теперь в голосе Д'Арвана слышалось беспокойство. — Все в порядке. Я могу с ним говорить.

Он нас не тронет.

Мара наложила стрелу, но замешкалась, в недоумении глядя на волка. «Тот уселся на задние лапы, разинул пасть, словно в широчайшей улыбке, и облизнулся. Теперь он больше всего напоминал дружелюбную дворнягу, которая выпрашивает объедки у дверей гарнизонной кухни. Остальные волки уселись, в той же позе или вообще лениво развалились на земле. Мара не шевелилась.

— Д'Арван, — тихо сказала она сквозь сжатые зубы, — может, ты все-таки объяснишь мне, что за ерунда здесь происходит?

Юный маг с усилием сел, — Это стражи Долины, — сказал он. — Эйлин послала их в дозор после.., после того, что произошло в ту ночь.

— А что произошло в ту ночь, Д'Арван? Д'Арван поморщился, как от боли.

— Финбарр… — Он покачал головой, и глаза его затуманились. Но он не успел ответить, ибо в это мгновение раздался стук копыт — сначала звонко, по камням, а потом глуше — на мягкой лесной земле. Мара натянула тетиву, а волки вскочили на ноги.

Из чащи вылетела белая лошадь, на которой восседала закутанная в плащ женщина с растрепанными волосами. Жезл в ее руке пылал волшебным зеленым огнем. Наконечник стрелы вспыхнул ярким пламенем, и Мара с проклятьем выронила лук.

— Кто вы? — Голос всадницы звучал обеспокоенно. Воительница глубоко вздохнула, стараясь не делать резких движений.

— Меня зовут Мара, я — младший командир гарнизона Нексиса и подруга Ориэллы. У меня письмо к ее матери, фее Эйлин. — Она медленно полезла под рубашку, достала туго скатанный свиток и с поклоном протянула его фее. Один из волков выступил вперед и, взяв свиток в зубы, грациозно направился к всаднице и вручил ей свою ношу. При свете жезла Эйлин изучила бумагу и кивнула.

— Это ее печать, — негромко сказала она. Сломав сургуч, фея развернула свиток и быстро пробежала его глазами.

— Так ты Д'Арван? — волшебница повернулась к юному магу, который с трудом поднялся на ноги и поклонился.

— Да, фея Эйлин.

— Стой там! — Голос Эйлин загремел над поляной, и огромный волк низко и предостерегающе зарычал. — Откуда мне знать, что тебе можно доверять? — уже тише сказала фея. — После того, что случилось той ночью…

— Да объясните же мне наконец, что случилось той ночью! — потеряла всякое терпение Мара.

Эйлин пристально посмотрела на нее.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь?

— Это моя вина, фея, — произнес Д'Арван. — Смерть Финбарра так поразила меня… С тех пор я ничего не помню до той минуты, пока не очнулся здесь и не увидел волков.

— Тебе повезло, что ты вообще очнулся, — сухо сказала Эйлин. — Ориэлла пишет, что твои силы так и не проявились. Как же тогда ты смог разговаривать с моими волками?

— Не знаю, — признался Д'Арван. — Раньше я никогда не пробовал общаться с животными. Я не думал, что могу.

— Ну что ж, может, ты еще небезнадежен, — заметила Эйлин. — Конечно, если говоришь правду. Ты согласен пройти испытание?

Д'Арван кивнул и шагнул вперед. Его лицо напряглось. Фея протянула свой сияющий жезл, и юноша коснулся рукой его окованной металлом головки. Зеленое сияние вспыхнуло ослепительным ореолом, который окружил тело юного мага, и Д'Арван со стоном рухнул на колени. Сквозь сияние Мара видела, как на лбу у него выступил пот, и с губ ее слетел нечаянный крик. Она безотчетно рванулась вперед, но огромный волк преградил ей дорогу, а остальные тут же окружили ее. Потом все кончилось. Магический свет померк, и осталось только затухающее пламя маленького костерка. Д'Арван со вздохом облегчения выпустил жезл, и его плечи опустились.

— Отважный поступок, юный маг, — улыбнулась Эйлин. — Испытание Истины не такое уж приятное ощущение, да и выдержать его нелегко. — Она повернулась к девушке. — Я приношу свои извинения, младший командир Мара, за то, что подозревала вас обоих. Но грядут мрачные времена — самые тяжелые после Катаклизма.

— Фея, что произошло? — взмолилась Мара. — Если в Нексисе беда, мне надо немедленно возвращаться. Эйлин покачала головой.

— Нет, дитя. Будет серьезной ошибкой отправиться в Нексис, не отдохнув и ни в чем не разобравшись. Честно говоря, может случиться и так, что тебе будет незачем возвращаться. Потерпи еще немного. Поехали домой, и там я расскажу все, что знаю, как бы ни были горьки эти новости, а потом мы решим, как же нам поступить.

— Хорошо, фея, — Мара обуздала свое нетерпение, вынужденная признать, что слова Эйлин не лишены смысла. Фея посадила Д'Арвана на лошадь перед собой, а Мара тщательно затоптала остатки костра и, вскочив на своего скакуна, тронулась вслед за ними. Волки остались позади, на страже.

Как приятно сидеть в тепле у жарко натопленной печи в такую холодную, ветреную ночь! Фея удобно устроила гостей, накормила хлебом и сыром, напоила дымящимся ароматным чаем. Как только Эйлин села за стол и поставила перед собой чашку, Мара наклонилась к ней, с нетерпением ожидая новостей. Волшебница открыла рот, чтобы начать, но вдруг задумалась и беспомощно пожала плечами.

— Простите меня, — виновато улыбнулась она. — Я так долго ни с кем не разговаривала, что почти разучилась. — Фея закрыла глаза, будто припоминая что-то. Мара готова была кричать от нетерпения, и ей пришлось призвать на помощь всю свою солдатскую выдержку.

— Обычно я ложусь пораньше, — наконец начала Эйлин. — Три ночи назад я внезапно проснулась. Мне почудилось, что Ориэлла зовет меня, зовет на помощь. Казалось, она была в отчаянии — я испугалась до глубины души, вскочила и разыскала кристалл. По правде говоря, я уже много лет не занималась высматриванием — на что мне глядеть во внешнем мире? Ориэлла навещала меня время от времени, и я знала, что все в порядке. Но той ночью я заглянула в кристалл и увидела… — Ее голос прервался, а пальцы, сжимавшие чашку, побелели.

— Что ты увидела? — настаивала Мара. — Фея, пожалуйста…

Эйлин сделала глубокий судорожный вздох.

— Ужас, — сказала она. — Порождения страха, которые невозможно описать. Миафан воспользовался древним Волшебным Талисманом. Из бездны прошлого он выпустил на волю призраков Чаши.

Мара плохо разбиралась в этих вещах, но по изменившемуся лицу Д'Арвана и полному ужаса взгляду, который тот бросил на Эйлин, поняла, что дело дрянь.

— Но это еще не все, — продолжала фея, и ее глаза затуманила печаль. — Мара, мне больно об этом говорить, но Миафан натравил одну из этих жутких тварей на Форрала. Я видела, как умер твой командир.

— Нет, — прошептала Мара. Казалось, мир вокруг нее покачнулся. — О фея, не может быть! — Будучи воином, она приучила себя не поддаваться отчаянию, когда теряла друзей на поле битвы, но сейчас ее горло сжалось от непрошеных рыданий. Только не Форрал! Он был не только командир, в последние месяцы он стал ее близким другом, как и Ориэлла. Бедная Ориэлла! Мара всхлипнула. — А что с Ориэллой? — прошептала она.

— Она жива. Финбарр подоспел вовремя и спас ее. Он нашел какой-то способ обезвредить этих чудовищ, и двое мужчин — смертных мужчин! — увели ее прочь.

— Голос Эйлин был едва слышен. — Не знаю, что сталось с ней дальше. Бежала, я думаю. Ориэлла жива, в этом я уверена, но я не могу найти ее. Я потеряла связь, когда погиб несчастный Финбарр. Призраков было слишком много. Он погиб, и Д'Арван, как и весь Волшебный Народ, должен был почувствовать его смерть.

— Да, — прошептал Д'Арван. — Я чувствовал, как он уходил. Боги, фея, что же нам делать? Как Владыка решился на такое?

— О, Миафан вообще большой любитель сюрпризов! — Глаза Эйлин сузились. — У меня нет доказательств, что он замешан в смерти Джеранта, но подозрения остаются. Кстати, это тоже одна из причин, почему я сбежала сюда, когда Ориэлла была еще младенцем. Правда, с годами, и я убедила себя, что это всего лишь глупая фантазия, порожденная горем, вот почему я отпустила свою дочь в Академию. Безумие! Мне следует больше доверять своей интуиции. И все же хотелось бы знать, почему Владыка так внезапно обратился ко злу. Д'Арван, ты был в Академии. У тебя есть какие-нибудь соображения по этому поводу?

— Кажется, нет, фея, хотя последнее время Миафан вел себя странно. То, что он сделал со мной — он и мой брат… — Д'Арван поведал ей свою историю, и Эйлин нахмурилась.

— Странно! — сказала она. — Ну, разумеется, у тебя есть сила, и уж он-то должен был это знать. — Потом Эйлин помедлила. — Но знает ли он? — пробормотала она. — Д'Арван, мать рассказывала тебе о твоем отце? Юный маг озадаченно заморгал.

— А что именно? Они оба ушли, когда я был еще слишком мал — приблизительно тогда же, когда Миафан стал Владыкой, — но я достаточно хорошо помню отца. Обычный маг Воды, способный, да, но никаких тайн там, кажется, не было. Что ты имеешь в виду?

Казалось, Эйлин на мгновение растерялась. Потом фея выпрямилась, и ее лицо приняло решительное выражение.

— Похоже, я единственная, кто знает об этом, — пробормотала она. — Возможно, Адрина решила довериться только мне. — Она посмотрела на Д'Арвана.

— Приготовься к потрясению, юноша, — сказала она. — Деворшан не твой близнец и лишь наполовину твой брат. Его отцом был Бавордан, но твоим… Впрочем, это совершенно другая история.

Чашка со стуком выпала из рук Д'Арвана, чай расплескался по полу, а он этого даже не заметил.

— О чем ты говоришь? — переспросил он задыхаясь. — Это ложь! Да такое же просто невозможно!

— О, мы, волшебницы, можем, если надо, и не такое устроить! — весело сказала Эйлин. — Зачав тебя, Адрина быстренько позаботилась о том, чтобы Бавордан получил своего собственного сына, который должен был убаюкать его подозрения. Ваше зачатие разделяло лишь несколько дней, а уж устроить так, чтобы вы родились в одно время, было для нее легче легкого — помимо магии Земли, Адрина обладала исключительным даром целительства. — Фея пожала плечами. — Конечно, с ее стороны это был отчаянный шаг. Я помню, все еще гадали, почему вы так не похожи друг на друга.

— Но, — слова застревали у Д'Арвана в горле, — тогда кто же мой отец?

Эйлин улыбнулась.

— Хеллорин, Лесной Владыка.

— Фея, прекрати свои шутки! — Мара никогда не видела Д'Арвана таким взбешенным. — Я не ребенок, чтобы так насмехаться надо мной! Повелитель Фаэри, ну да! Что за чепуха! Они существуют только в легендах и детских сказках! Эйлин пристально посмотрела на него.

— Неужели я стала бы шутить такими вещами? Малыш, ты абсолютно заблуждаешься — впрочем, как и многие другие. Фаэри действительно существуют и существовали задолго до того, как появились и смертные, и Волшебный Народ. У них есть собственные волшебные силы, непохожие на наши, и если они используют их для того, чтобы держаться подальше от нас, не нам их винить. Твоя мать никогда не рассказывала мне, как встретилась с Хеллорином и полюбила его, хотя ни для кого не было секретом, что они с Баворданом не испытывали друг к другу горячих чувств. Адрина согласилась стать его супругой исключительно по настоянию своего отца, Зандара, который был Владыкой до Миафана. Его беспокоило, что Волшебный Народ вымирает, а Бавордан был единственным свободным мужчиной. — Эйлин вздохнула. — Она пошла на этот брак из любви и уважения к отцу, но не обрела счастья. Бавордан был самым тупым и себялюбивым магом, какого я когда-либо видела, и он превратил ее жизнь в кошмар. Честно говоря, я рада, что она нашла свою пусть кратковременную, но настоящую любовь с Повелителем Фаэри. И ты, Д'Арван — плод этой любви. Твой брат — дитя долга, а ты — дитя сердца, Д'Арван!

Юноша содрогнулся.

— Но, фея, — в отчаянии прошептал он, — тогда кто же я такой?

— Ты единственный в своем роде! — живо откликнулась Эйлин. — По моему мнению, Д'Арван, ты ничуть не ниже остального Волшебного Народа. Ориэлла верит, что у тебя талант к магии Земли, а раз ты можешь общаться с моими волками, то, наверное, так оно и есть! Скоро мы увидим, насколько ты сможешь продвинуться в этом деле, а что касается способностей, которые ты мог унаследовать от отца, — ну, тут я даже не знаю, с чего начать. Силы Фаэри лежат за пределами познаний Магов. Давай пока сосредоточимся на том, чему могу научить тебя я, а потом я бы советовала тебе пойти и расспросить Хеллорина.

— Что? — вскричал Д'Арван.

— А почему бы и нет? — ответила Эйлин. — Фаэри близки к нам в этой Долине. Они одобряют мою работу — восстановление деревьев и прочее. Если Повелителя позовет собственный сын, он непременно ответит. Но… — Фея предостерегающе подняла руку. — Умоляю тебя, не спеши с этой встречей, Д'Арван. О Фаэри идет слава коварного народа, и я не хочу рисковать тобой уже сейчас. Нам предстоит жестокая борьба, Ориэлла пропала, Форрал мертв, значит, остаемся только мы с тобой, ибо я и на грош не верю остальным.

— Но, фея, что же мы можем сделать против Владыки? — спросил Д'Арван.

— Пока у меня нет ни малейшего представления. Подождем, посмотрим, что будет дальше. Но как бы там ни было, все мы устали, а на тебя свалилось слишком много всего, чтобы мыслить ясно. Бедная Мара, похоже, вот-вот заснет прямо за столом. — Эйлин тепло улыбнулась воительнице. — Я предлагаю всем нам отправиться в постель и проспать остаток ночи, а планы будем строить завтра утром, Возражений не последовало. Действительно слишком много потрясений, подумала Мара, когда Эйлин проводила ее в маленькую каморку рядом с кухней, которую когда-то занимал Форрал. Д'Арвану предоставили бывшую комнату Ориэллы. Это напомнило Маре о том, что она забыла сообщить волшебнице еще кое-что.

— Фея Эйлин, — прямо начала она, уже не в силах придумать, как бы помягче это высказать. — Вы знаете, что Ориэлла и Форрал любили друг друга?

— Любили? — Какое-то томительное мгновение Эйлин пристально смотрела на нее, а потом быстро закрыла лицо руками. — Боги, — прошептала она. — Как же я была слепа! Ориэлла с детства любила Форрала — но как они могли быть так беспечны? — Фея отняла руки, боль затуманивала ее глаза. — Конечно, они не виноваты в том, что Верховный обратился ко злу, но теперь мы знаем хотя бы одну причину.. Миафан всегда так пекся о чистоте нашей расы… Он должен был прийти в бешенство! — Волшебница покачала головой. — Мое бедное дитя, — пробормотала она. — Мои бедные, бедные дети. — Эйлин, как слепая, побрела по лестнице, и до Мары донеслись ее рыдания.

Глухой ночью — в тот смутный, тяжелый час, когда кажется, что рассвет никогда не наступит — Мара выскользнула из своей комнаты и уселась у еще теплой печки. Несмотря на усталость, она не могла уснуть. Девушка была подавлена гибелью Форрала, которая, казалось, ощущалась еще острее оттого, что эта комната когда-то принадлежала ему, и изнывала от беспокойства за Ориэллу, превратившуюся в изгнанницу. Боги, как она, должно быть, убивается! Кроме того, Мара тревожилась о городе, попавшем во власть злобного безумца, я о своих воинах, которым придется на собственных плечах выносить всю тяжесть происшедшего. Охваченная горем и тревогой Мара чувствовала, что сейчас не в состоянии рассуждать разумно. Чем больше она старалась, тем хуже становилось. «Да что со мной такое? — с отчаянием думала она. — Я же, черт возьми, воин. Меня учили справляться с трудностями! Наверняка есть что-то, что я могу сделать! Но мысли ускользали от нее. Мара никогда еще не чувствовала себя такой одинокой и такой безнадежно беспомощной.

Скрипнула дверь, и она судорожно схватилась за меч — но оказалось, что это всего лишь Д'Арван тоже вышел из своей комнаты. Он выглядел подавленным и изможденным.

— Ты тоже? — сочувственно спросила Мара, обрадовавшись нежданному собеседнику. Д'Арван хмуро глянул на нее.

— А как ты думаешь, могу я уснуть после всего, что услышал сегодня ночью?

— огрызнулся он.

— Я понимаю… Я и то не могу уснуть после того, что рассказали мне, а тебе пришлось услышать гораздо больше. — Жалость к самому себе, звучавшая в голосе мага, напомнила Маре, что сама она не должна угодить в ту же ловушку.

— Хочешь чаю? — предложила она.

— Чаю! Я хочу, чтобы этого не было! Я хочу проснуться и оказаться в своей постели в Академии, и чтобы все шло спокойно и размеренно, и ничего бы этого никогда не было! — Он опустился на пол, рядом с креслом Мары, и прислонился головой к подлокотнику. Хотя Д'Арван и пытался не показать этого, она заметила, что его плечи сотрясаются от рыданий. Мара погладила прекрасные белокурые волосы юноши.

— Я тоже, малыш, — печально пробормотала она. — Я тоже. Д'Арван резко вскинул голову и, проведя рукой по глазам, посмотрел на нее.

— Боги, как же ты должна презирать меня! — прошептал он. Мара опешила.

— Это почему же?

— Потому что я ни на что не гожусь. Я бесполезный трус — я могу только ныть, как девчонка, и заставлять всех носиться вокруг меня. Но ты — ты воин, ты мужественная — я знаю, какая ты мужественная! Ты никогда бы не позволила себе опозориться вот так и разрыдаться.

— Плохо же ты меня знаешь, — хихикнула Мара. — И часа не прошло, как я заливалась слезами в соседней комнате. Д'Арван захлопал глазами.

— Правда?

— Ну конечно, глупыш. До нас дошли злые вести — предательство, гибель друзей, — да и помимо этого тебе пришлось пережить еще много потрясений. Здесь, в безопасности, мы должны дать волю своим чувствам, — потом будет поздно. Нет ничего зазорного в том, чтобы нуждаться в участии — и принимать его, Д'Арван. А участие сейчас нужно нам обоим. — С этими словами Мара опустилась на пол рядом с юным магом и обняла его. Д'Арван спрятал от нее лицо.

— Как ты можешь касаться меня, — пробормотал он. — Ты же даже не знаешь, кто я такой.

— Проклятие! Я точно знаю, кто ты такой — знаю уже давно. Ты застенчивый и добрый, ты любишь музыку и цветы, и ты самый замечательный лучник, какого мне доводилось видеть. Честно говоря, когда ты впервые попробовал мой лук тогда, в гарнизоне, и сказал мне, что у тебя есть дар оружия, я тебе не поверила. Значит, в одном ты уже мастер. Ты можешь общаться с волками, а Эйлин уверена, что ты превосходно справишься с магией Земли — и кто знает, какие еще таланты ты мог унаследовать от отца? Я знаю, кто ты, Д'Арван. Ты действительно кое-чего стоишь!

Началось с того, что она просто успокаивала его. Мара говорила и говорила, и постепенно Д'Арван расслабился, его руки медленно сомкнулись вокруг нее. К удивлению девушки, это придало спокойствия и ей, и она поймала себя на том, что думает, каким привлекательным он начал ей казаться в последнее время. «Стой! — предупредил девушку голос рассудка. — Это безумие. Вспомни, что случилось с Ориэллой и Форралом!» Но Мару это не заботило. У нее не было никаких иллюзий насчет положения, в которое они угодили, и ей вдруг показалось, что, быть может, для них обоих это последняя возможность.

— Ты знаешь, — шепнула она, — что ты самый красивый мужчина, какого мне доводилось видеть? — И поцеловала его. Маг застыл, не ответив на поцелуй, и вдруг отшатнулся от нее.

— Нет! — вскричал он. — Я не могу! Чувствуя себя крайне глупо, Мара постаралась с честью выйти из этого положения.

— Так плохо, а? — спросила она, пожав плечами. Д'Арван залился краской.

— Мара, нет! Я хочу сказать — не думай… Это не из-за тебя…

— Ну, это тоже в некотором роде участие. — Похоже, ее попытка только ухудшила дело. Юноша отвернулся, избегая встречаться с ней глазами.

— Прости… — пробормотал он. — Я не могу. Я хочу сказать, я никогда… О проклятие, я даже не знаю, с чего начать! Мара улыбнулась.

— Если хочешь, — мягко сказала она, — я с удовольствием научу тебя.

Сначала он был очень неуклюжим — неуклюжим, неловким и болезненно застенчивым. Но Мара умела ждать. Нежно, неторопливо она поощряла и направляла его, и выражение блаженства на лице Д'Арвана — сначала от удовольствия, которое она доставляла ему, а потом, когда она научила его, от удовольствия, доставленного ей, — было более чем щедрой наградой. Когда в окошко заглянул рассвет, Мара увидела сияющее лицо юноши и почувствовала, как ее наполняет нежность, такая сильная, что у нее перехватило дыхание. Девушка была очень разборчива в выборе прежних любовников, но ни один из них не будил в ней такого чувства.

Она протянула руку и коснулась его лица.

— Ну вот, — сказала она. — Теперь мы знаем еще кое-что, на что ты годишься.

Д'Арван вспыхнул, но глаза его засветились от удовольствия.

— О Мара, я никогда не мечтал… Мара, ты ведь не вернешься в город, правда? Теперь я с тобой ни за что не расстанусь! Мара нахмурилась, понимая, насколько это усложняет дело.

— Д'Арван, — мягко сказала она, — придет время, когда мы должны будем сражаться. Ты ведь знаешь это, правда? К удивлению девушки, маг спокойно поглядел ей в глаза.

— Я знаю и готов к этому, — сказал он. — Мне трудно объяснить, но после того, как мой.., после того, как Деворшан предал меня, мне казалось, что я потерял смысл существования. Я чувствовал себя опустошенным. Теперь все изменилось. — Он улыбнулся. — Впервые в жизни я ощущаю себя свободным, цельным существом, и у меня есть за что бороться! Но какой бы ни была наша борьба, мы должны вступить в нее вместе. И если тебе действительно необходимо вернуться в Нексис, моя магия может и подождать. Я могу стрелять из лука, ты же знаешь. И у меня самый лучший учитель во всем.

Мару поразили его слова. Наконец она смогла говорить:

— У меня есть тысяча причин, чтобы вернуться, — сказала она. — Но почему-то… Ну, может, будет лучше, если я останусь на время. Кажется, фея считает, что мне нет смысла возвращаться в Нексис, хотя я и чувствую себя виноватой в том, что бросила свой пост. Но я не хочу оставлять тебя, радость моя. Возможно, нам удастся придумать способ сложить наши таланты против Владыки — если, конечно. Эйлин одобрит наше желание. Хотя, возможно, она придет в ужас и немедленно вышвырнет меня из Долины.

— В таком случае, — твердо сказал Д'Арван, и голос его вдруг весело зазвенел, — ей придется вышвырнуть нас обоих.

Когда утром их нашла Эйлин, они спали, свернувшись вместе на смятой постели, словно котята. Кожа Д'Арвана казалась очень белой, особенно по сравнению с загорелым выносливым телом Мары. Юноша улыбался во сне. Коса воительницы растрепалась, и ее длинные волосы укрывали обоих. Фея долго и печально смотрела на них.

— Только не это, — вздохнула Эйлин и, беспомощно пожав плечами, возвела глаза к небу. — О боги, — прошептала она. — Зачем вы допускаете это снова? Теперь я в ответе за всех троих.

Глава 17. КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

Фонарь раскачивался на вбитом в потолок крюке в такт движению корабля, и тусклый круг света с гипнотическим постоянством метался взад и вперед по дощатому полу и стенам. Ориэлла сидела, скрестив ноги, в центре крохотной каюты и поддерживала свой щит, чтобы укрыть судно от мощной и злой воли Миафана. Время от времени она чувствовала, как тяжесть его мысли давит на щит, и затаив дыхание, ждала, пока невидимый луч не удалится в сторону, в бушующие океанские волны. И все чаще и чаще, несмотря на опасность, несмотря на то, что волшебница специально выбрала такое положение, при котором обязательно свалилась бы и проснулась, если бы задремала, она чувствовала, как веки ее начинают смыкаться, словно налитые свинцом.

Ориэлла бодрствовала уже вторые сутки. Первая ночь прошла благополучно, но волшебница почти иссушила все источники своей магической силы, стараясь не заснуть и поддерживая щит, а большую часть дня они с Анваром провели на палубе, вдыхая бодрящий морской воздух, пока взгляды и невнятное бормотание матросов, которые наглели все больше, не заставили их опять спуститься в каюту. Сара по-прежнему отказывалась с ними разговаривать и сидела, скорчившись, на кровати, погруженная в свою кислую обиду, так что, по крайней мере внешне, в их тесном пристанище царил мир. По молчаливому согласию они избегали говорить о том, какое отношение имеет Анвар к жене Ваннора, хотя Ориэлла сгорала от любопытства. Потом она настояла, чтобы Анвар немного поспал, пока она еще может быть уверена, что не заснет. Он примостился рядышком, но во сне ворочался и стонал, словно тоже чувствовал мощь ищущей воли Миафана, который время от времени был опасно близок к тому, чтобы их обнаружить. Ориэлле не хотелось будить юношу, но, когда ее свинцовые веки все-таки сомкнулись, и она едва не заснула, она поняла, что другого выхода нет.

— Анвар, — прошептала она, расталкивая его. — Анвар, мне нужна твоя помощь.

— Хорошо. — Он выглядел бледным и измученным, его небритое и грязное лицо осунулось и посерело от усталости. «Неужели я тоже такая страшная?» — подумала Ориэлла. Он передал ей флягу с водой, потом напился сам, — Он все еще преследует нас? Девушка кивнула.

— Лучше вообще не говорить о нем, — предупредила она. — Такие разговоры ослабляют мою волю, так что давай выбирать какие-нибудь посторонние темы.

Анвар застонал.

— Невозможно не думать о нем, — пожаловался он. — А о чем же нам побеседовать, госпожа? Ориэлла пожала плечами.

— Погода? — печально предложила она. — Это займет нас на пару минут.

— Может, представить, что мы едем куда-нибудь в совершенно другое место,

— предложил Анвар. — Это может его запутать, если что-нибудь просочится сквозь твой щит. Знаешь, госпожа, мне действительно хочется уехать — далеко-далеко, подальше от этих бед. А ты знаешь что-нибудь о заморских странах?

Ориэлла и в самом деле кое-что знала, — ей рассказывал Форрал, который в юные годы был разведчиком на юге (именно эта миссия так долго держала его вдали от дома после гибели Джеранта). Гарнизон нуждался в этих сведениях, так как воинственные южные народы служили постоянным источником угрозы для Нексиса. Радуясь возможности отвлечься, она выложила Анвару все, что знала.

За унылыми холмами южного побережья простирался океан, за которым лежали могущественные Южные Царства. Оба материка почти ничего не знали друг о друге, хотя шпионы, если им вообще удавалось вернуться, подтверждали воинственность и превосходящие силы жестоких обитателей большого южного материка. К счастью, южане опасались могучего Волшебного Народа, и пока это сдерживало их воинственный пыл.

Было известно, что на юге существует по меньшей мере три царства, а за ними лежит пустыня, которую сменяют непроходимые джунгли. Остальная часть материка была окутана тайной. Горный массив у северного побережья, по слухам, населял легендарный Крылатый Народ, отважно охраняющий свои неприступные замки на вершинах гор, а там, где горы постепенно переходили в зеленые, поросшие соснами долины, лежало царство Ксандим. Зажатые между горами и морем, его жители нуждались в новых территориях и, как поговаривали, зарились на северные земли с их обильными пастбищами, которые как нельзя лучше подошли бы для замечательных лошадей — гордости ксандимцев. К югу от гор была пустыня, а за ней — страна казалимцев, жестокого воинственного народа, которым управлял неистовый тиран. И вовсе не удивительно, что с такими соседями за морем правящий Совет Нексиса позаботился создать сильные укрепления на южном побережье.

— Интересно, неужели южане действительно настолько опасны? — спросил Анвар.

— Говорят, они не питают особой любви к моему народу, — сказала Ориэлла,

— так что я бы не стала это выяснять. Но я понимаю, что ты хотел сказать. Мне самой хотелось бы повидать новые земли и попытаться оставить прошлое позади. Но для меня это невозможно, а вот ты можешь когда-нибудь попробовать.

— Я? — Глаза Анвара невольно упали на клеймо, горевшее У него на руке. — Но я всего лишь слуга, и не могу рассчитывать…

— Чепуха, — возразила Ориэлла. — Что значит :

— слуга? Почему ты должен быть ниже из-за той работы, которую выполняешь? Да ты гораздо лучше, чем кое-кто из Волшебного Народа. Если бы я была Верховным, я бы…

— Ориэлла вздрогнула от отчаяния, неожиданно осознав, от чего отказалась.

— О, Анвар, ведь у меня был такой шанс, правда? Я могла бы все повернуть в лучшую сторону…

— Разве ты никогда об этом не думала? — с изумлением спросил Анвар.

— Даже в голову не приходило! Мне не нужна была власть, и я, как дура, ни разу не задумалась о той пользе, которую могла бы принести, а когда Форрал стал моим любовником, я вообще позабыла обо всем. Боги, да ведь все наши несчастья из-за меня. Форрал даже предупреждал меня… — Ориэлла трясущимися руками закрыла лицо.

Анвар, испугавшись, что, увлеченная самобичеванием, она может ослабить щит, потянулся и отвел ее руки.

— Госпожа, — твердо сказал он, — не мучай себя. Владыка несет зло. Все смертные Нексиса всегда боялись и ненавидели его. Что бы ты ни делала, он все равно захватил бы власть, и результат был бы тот же. Тебе пришлось бы бороться с ним — тебе и Форралу, и Ваннору, и Финбарру. Они погибли не зря. Благодари богов, что ты жива и можешь сражаться. Не сдавайся, ибо ты нужна нам. Ты нужна всем нам.

На мгновение лицо Ориэллы осветила надежда, и она вздохнула.

— Добрые слова, Анвар, но если бы мы с Форралом не… Анвар схватил ее за плечи.

— Не говори так, госпожа. Даже не думай об этом! То, что случилось между вами, было неизбежно. Любой дурак видел, что вы любите друг друга, и если бы Миафан дорожил тобой, он был бы только рад. Скажи мне честно, знай вы все наперед, неужели ты или Форрал поступили бы иначе?

— Нет, — после долгого молчания призналась Ориэлла. — Ты прав, Анвар. По крайней мере у нас было, то что было, но…

— Тогда прекрати себя жалеть и подними этот проклятый щит! — рявкнул Анвар. Волшебница вздрогнула, словно ее ударили, и в глазах у нее сверкнул гнев. Потом она вдруг засмеялась тихим смехом, и плечи ее опустились.

— Ax, Анвар, ты знаешь, как со мной обращаться, — сказала она. — Если кто-нибудь и сможет провести меня через все это, то только ты. Я рада, что ты со мной.

Каким-то образом им удалось протянуть и эту ночь. Как только один из них начинал задремывать, другой будил его.

Царапая на полу мечом Ориэллы, они перепробовали все детские игры и все головоломки, которые могли припомнить. Когда это стало слишком трудно, они обратились к шуткам, перепели (тихо, чтобы не разбудить Сару) все старые песни и баллады, которые знали. И все время они постоянно ощущали непреклонную волю Миафана, беспрестанно исследующую океан в поисках их суденышка.

Когда рассвет пробрался в каюту через маленькое окошко, глаза Ориэллы слипались, а голос сорвался и охрип. Она бросила петь, и Анвар последовал ее примеру. Он потер глаза и потянулся, зевая во весь рот.

— Слава богам, светает, — сказал юноша. — Знаю, нам предстоит еще долгий путь, но, по крайней мере, мы преодолели еще одно препятствие. Знаешь, несмотря ни на что, я замечательно провел ночь. — Он выглядел застенчивым и взволнованным, словно не был уверен, что сказал то, что нужно.

Ориэлла улыбнулась.

— И я тоже. Ты хороший товарищ, Анвар.

— И ты, госпожа, — отозвался тот. — Жаль только, что я не понял этого раньше и был слишком занят своими горестями и обидами…

— Рано же вы вскочили!

Изумленная Ориэлла повернулась и увидела, как Сара хмурится на своей койке.

— А мы и не ложились, — огрызнулась волшебница, выведенная из себя ее тоном. — И раз уж ты проснулась, уступи койку Анвару, — добавила она. — Ему надо поспать. А я немного погуляю по палубе, чтобы не заснуть.

— Это нечестно, — запротестовал Анвар. — Я спал прошлой ночью…

— Анвар, впереди по крайней мере еще две ночи, — мягко сказала Ориэлла, тронутая его заботой. — Как я могу рассчитывать, что ты сможешь разбудить меня, когда сам будешь валиться от усталости? А если ты сейчас отдохнешь, то, может, мы и справимся. — Она порылась в мешке, и достала маленький пакетик. — Однако прежде не мог бы ты заставить этого ужасного кока приготовить мне немного тэйлина? Может, это меня поддержит. — И вдруг, уже протянув ему пакетик, остановилась. — Ну вот, — печально сказала она. — После всего, что я тут наговорила, я все еще обращаюсь с тобой как со слугой. Я схожу сама, Анвар. А ты спи.

— Нет. — Анвар взял пакетик и встал, — Ты слишком устала, и я хотел бы сделать для тебя гораздо больше. Сара кисло посмотрела ему вслед.

— Вечно преданный слуга, — фыркнула она. — Единственное, на что он годится.

— Что ты имеешь в виду? — Ориэлла вспыхнула от негодования.

Сара пожала плечами.

— Спроси Анвара, — только и ответила она.

Ориэлла устало провела рукой по лицу. Как все это не ко времени!

— Сара, нам ни к чему неприятности, — вслух сказала она. — Если ты не в состоянии достойно обращаться с Анваром, просто оставь его в покое. — И она вышла из каюты, не в силах больше оставаться в обществе Сары.

Устроившись на корме, Ориэлла прихлебывала тэйлин и смотрела, как рассвет окрашивает океан в золотисто-розовые тона. Прошло уже много времени с тех пор, как она в последний раз чувствовала присутствие Миафана, и теперь гадала, спит ли он, или, возможно, занят городом, который, должно быть, охвачен паникой из-за этих его мерзких тварей. Ориэлла попыталась представить, что происходит сейчас в Нексисе, но потом выкинула эти мысли из головы. У нее не было уверенности, что Миафан сдался, и, значит, она не имеет права отвлекаться. Чтобы не заснуть, девушка поднялась на ноги и принялась расхаживать взад и вперед по узкой качающейся палубе, не обращая внимания на любопытные взгляды тех немногих членов команды, которые, несмотря на ранний час, были уже на ногах. Через некоторое время ветер посвежел, и Ориэлла решила прогуляться вниз, в грязную тесную кухню, чтобы выпросить у судового кока новую порцию его ужасной бурды. Но едва она услышала этот до отвращения знакомый запах, ее желудок стремительно сжался. Стиснув зубы, чтобы побороть наступающий приступ тошноты, она метнулась вверх и еле успела добежать до борта. Ее вырвало. Ей было так плохо, что она даже не слышала издевательского хихиканья матросни. Когда приступ прошел, девушка бессильно опустилась на скамейку у борта, прихлебывая остывший тэйлин прямо из кувшина и утирая рукавом вспотевший лоб. «Боги, — подумала она, — а ведь это не морская болезнь!» — И впервые задумалась, о трудностях, присущих беременности, да еще когда приходится спасаться бегством. Она коснулась своего живота, где дремала крохотная новая жизнь, спокойная и беззаботная, и вздохнула.

— Госпожа, проснись!

Не успев открыть глаза, Ориэлла в панике восстановила растаявший щит и в ужасе прокляла свою слабость и беззаботность. Если Миафан нашел их… Ориэлла вздрогнула.

— Какая же я дура! — в сердцах воскликнула она. — Прости, Анвар. Сколько я спала?

Анвар, прищурившись, взглянул на солнце.

— Кажется, почти все утро. Не беспокойся, госпожа, это к лучшему. Миафан нас не нашел, а тебе все равно нужно было отдохнуть. В твоем положении… — Он запнулся и покраснел.

— Знаю, — печально сказала Ориэлла. — Сначала меня стошнило из-за этого положения, а теперь я еще и заснула из-за него. Это хуже, чем любая Сара!

— Ты, должно быть, шутишь, госпожа, — с упреком сказал Анвар.

Ориэлла вздохнула.

— Думаю, что да, — призналась она. — Хотя и не совсем.

Она поделилась с Анваром остатками тэйлина, и они позавтракали твердыми как камень ломтиками бисквита, которые юноша выклянчил у кока. Вздремнув, волшебница почувствовала себя гораздо лучше. Тошнота прошла, и она приободрилась, глядя на ясное небо и яркое солнце. Зеленые волны плескались о борт, устойчивый попутный ветер надувал латанные-перелатанные паруса. Солнышко сияло, играя в салочки с пушистыми облачками, которые, подобно испуганному стаду, неслись по небу. Веселый ветерок моментально выдул остатки сна, и, когда с утомительной задачей пережевывания пищи было покончено, Анвар достал из кармана маленькую деревянную флейту.

— Хочешь, я тебе сыграю?

— Конечно, хочу!

И Анвар заиграл — коротенькие веселые мелодии собственного сочинения, которые отлично сочетались с живым солнечным днем. Привлеченные музыкой, матросы начали находить предлоги, чтобы постоять рядом с веселым дудочником. Ориэлла с изумлением наблюдала, как на их лицах расцветают улыбки, и они начинают хлопать и притоптывать в такт музыке. Скоро матросы принялись учить Анвара своим похабным песенкам, а потом с неистовой беспечностью пустились в пляс. Появился капитан, возмущенный тем, что люди отлынивают от работы, но тут же и сам поддался всеобщему веселью. Бросив взгляд на ясное небо, он приказал откупорить бочонок вина.

Именно из-за вина все и случилось. Ориэлла с Анваром должны были оставаться начеку и поэтому не присоединились к общей пирушке. Юноша пересел поближе к танцующим, а Ориэлла снисходительно наблюдала за ними, не забывая поддерживать свой щит.

Вдруг ей на плечо легла чья-то рука, и в нос ударил винный дух. Оловянная кружка, доверху наполненная какой-то отравой, оказалась прямо перед ее глазами.

— Выпей, милашка, — произнес чей-то невнятный голос. Обернувшись, Ориэлла, увидела небритую похотливую и грязную физиономию.

— Нет, спасибо, — сказала она, стараясь сохранить присутствие духа.

— Я сказал, выпей! — Схватив ее за волосы, головорез сунул ей чашу под нос, и липкая жидкость потекла ей на подбородок и на рубаху.

Сосредоточенная на своем невидимом щите, Ориэлла не успела отреагировать, но, прежде чем она опомнилась, рядом оказался Анвар. Он схватил пирата за шиворот и резким ударом в лицо свалил его на палубу. В лице юноши, в холодном блеске его глаз, было нечто, чего Ориэлла никогда прежде не замечала.

— Убери от нее руки, — прорычал юноша.

Бандит вскочил на ноги, и в его руках оказался внушительных размеров кинжал. У Ориэллы упало сердце. Она тихонько встала, положив руку на рукоять меча.

— Почему у тебя две, а у нас ни одной? — взревел пират. — Теперь я возьму обеих, вот только выпущу тебе кишки! — Анвар отступил назад, обнажив свое оружие — жалкий короткий нож, которым снабдил его Ваннор. Пираты толпились рядом, словно волки, смыкающиеся вокруг добычи.

Напряженную тишину разрезал металлический звук: Ориэлла обнажила свой меч. Она встала рядом с Анваром и ровным, спокойным голосом произнесла:

— Вам лучше остановить их, капитан, если вы хотите продолжать это путешествие с командой.

— Проклятие, ребята, — это только девка, — взревел разбойник с кинжалом и кинулся вперед. Клинок Ориэллы сделал неуловимое движение, и чеканный кинжал отлетел в океан, а его владелец с воем повалился на палубу, прижимая к груди правую руку.

Кончиком меча волшебница указала на злополучного пирата.

— В следующий раз, — отчеканила она в воцарившейся тишине, — я отрежу кое-что посущественнее. И так будет с каждым, кто полезет ко мне. — Девушка посмотрела в глаза разъяренному капитану, который, однако, еще не решил, как поступить. — Думаю, ты хочешь дожить до того дня, когда сможешь потратить золото, которое я тебе заплатила?

Тот выругался и сплюнул на палубу.

— Спускайтесь вниз, ребята, и оставьте пассажиров в покое. В порту на их золото вы купите уйму шлюх. — Недовольно бормоча, матросы разошлись, унося истекающего кровью обидчика Ориэллы.

К изумлению Анвара, девушка с улыбкой повернулась к капитану.

— Благодарю вас, капитан Джурдаг, — сказала она. — Я очень признательна вам. Вы избавили нас от кучи неприятностей. — Анвар был ошеломлен ее лицемерием, а еще более тем, что оно сработало.

— Пустяки, уважаемая госпожа, — сказал капитан, поджав губы. — Если у вас или у вашего достойного спутника возникнут какие-нибудь трудности с командой, я всегда рад их разрешить. Уверен, вам не стоит таскать с собой эти железки. — Сладким голосом заметил он.

— Уж с ними-то я не расстанусь, — в тон ему ответила Ориэлла. — Они слишком полезны.

Капитан посмотрел на нее, потом на Анвара.

— Дьявольщина! Ты храбрый человек, если связался с нею! Анвар вздрогнул. Так значит, капитан считает, что они пара?

Ну что ж, тем лучше. Стараясь сыграть как можно естественнее, он небрежно обнял девушку за плечи.

— Ничего, я знаю, как с ней справиться, — холодно сказал он. Капитан ответил ему мрачным взглядом и спустился вниз.

— Зачем ты… — Ориэлла возмущенно повернулась к Анвару, но в глазах ее плясали веселые искорки. — Стало быть, ты знаешь, как со мной справиться, а?

— Госпожа, я не посмел бы даже подумать об этом, — угрюмо признался Анвар. — Конечно, сегодня я вел себя как дурак. Мне и в голову не пришло, что у этого негодяя может быть нож. Просто, когда он кинулся на тебя, мне захотелось загнать ему зубы в глотку! И не говори, что ты бы справилась и сама — я это знаю. Но я решил доставить себе удовольствие, вот и все.

Ориэлла улыбнулась.

— Ну что ты, Анвар, это был по-настоящему великодушный поступок, и я благодарна тебе. Но если ты желаешь превратить это в привычку, не забывай о спрятанном оружии. Я не хочу потерять еще и тебя. — Улыбка сбежала с ее лица, глаза затуманились, и она резко повернулась и отошла к другому борту. Анвар тихонько выругался: за что ни возьмись, все напоминает ей о Форрале! Юноша очень жалел, что не может хоть как-то облегчить ее горе.

Положив руки на поручень, Ориэлла уставилась на бесконечный океан. Есть ли еще какие-нибудь земли за этим огромным водным пространством? Интересно, решался ли кто-нибудь поплыть туда и посмотреть, а если решался, то что с ним приключилось? Она поймала себя на том, что и сама бы не прочь отправиться в такое путешествие — вместе с Форралом, Девушка вспомнила их разговор о его смерти. «Я всегда буду с тобой», — сказал он тогда. Ориэлла почувствовала легкое покалывание в затылке. Неужели это правда? Ей так и не удалось овладеть его необычным крученым выпадом — и вот сегодня это вдруг пришло естественно, как дыхание. Неужели действительно он все еще с нею? Но если так, она, конечно, должна как-то ощущать его присутствие! Ориэлла растерянно покачала головой. Ей не хотелось позволить сердцу поверить в эту ложь только потому, что оно так в ней нуждалось. И все же…

Анвар молча остановился рядом, легкий ветерок трепал его кудри.

— Миафан еще не бросил свои штучки? — наконец спросил он, и Ориэлла поняла, что ему, так же, как и ей, хочется рассеять то мрачное настроение, которое охватило их.

— Пока нам везет, — сказала она. — Я не чувствую его уже несколько часов, наверное, и ему надо время от времени отдыхать: высматривать — нелегкое занятие. И все же я не решаюсь еще раз снять защиту.

Анвар уже собрался что-то ответить, но Ориэлла неожиданно схватила его руку, и заставила замолчать: странные звуки долетали с моря — дикие, высокие переливы, от которых по коже пробегали мурашки.

Взволнованная Ориэлла будто вросла в палубу.

— Послушай, — выдохнула она, крепко сжав его руку. — О, послушай Неужели не слышишь?

Анвар вглядывался в волны, пытаясь отыскать источник удивительных звуков.

— Что это? — беспокойно спрашивал он. — Как будто кто-то поет!

Они ждали, напряженно прислушиваясь к постепенно приближающимся голосам, и вот, далеко а волнах, из воды взметнулись огромные темные фигуры, и описав в воздухе изящную дугу, снова погрузились в море, подняв сверкающие фонтаны белое пены, высотой в два человеческих роста. Над морем повисла переливающаяся радуга.

— Киты! — закричала Ориэлла. — Форрал рассказывал мне о них. О, Анвар, как красиво!

Дрожа от волнения, девушка крепко вцепилась в перила. Когда существа приблизились, Ориэлла увидела, что они действительно огромны, а самый большой кит даже длиннее корабля. Гигантов было около полудюжины, и Ориэлла с восторгом заметила среди них двух малышей. Они были прекрасны, их мощные тела двигались с изумительной грацией, а изящные хвосты с величавом медлительностью били кипящую воду. Ориэлла заметила и ту нежную заботу, с которой гиганты охраняли своих малышей.

Очарованная, волшебница даже позабыла про щит. И как только он незаметно исчез, ей открылись их мысли. Мысли великие и глубокие, как сам океан. Полные удивления и любопытства, полные глубочайшей любви, безграничной радости и бесконечной печали. За многие века Ориэлла была первой, кто общался с Народом Моря, с народом, который не воевал, не вершил насилия» и проводил свои дни в играх и пении, в любви и заботе о детях, в светлых и добрых размышлениях. А их мудрость! Суетливым смертным и вздорному Волшебному Народу никогда не хватало времени, чтобы познать сущее и слиться с природой. Но народ Левиафанов, этих существ, которых люди называли животными, за долгие века постиг всю мудрость мироздания. А с мудростью приходит и любовь.

Ориэлла не видела, как проснулся дозорный, убаюканный мерным покачиванием корабля, не слышала, как он закричал:

— Киты! Киты!

Она пришла в себя только тогда, когда матросы, спотыкаясь и падая друг на друга, с грохотом высыпали на палубу и принялись поспешно снаряжать длинную узконосую деревянную шлюпку, висевшую у левого борта. Ее радость обратилась в ужас, когда она увидела огромные гарпуны со зловещими зазубренными наконечниками.

— Нет! — закричала она, схватившись за меч. Их надо остановить любой ценой! Но Анвар преградил ей путь и схватил за плечи.

— Госпожа, опомнись! — вскричал он. — Ведь для них это золото — много золота. Они не раздумывая убьют тебя! Ориэлла едва удержалась, чтобы не ударить его:

— Прочь с дороги, — крикнула она. — Я должна их остановить!

— Сначала тебе придется убить меня, — глядя ей в глаза, спокойно сказал Анвар. — Я не позволю тебе погубить нас из-за этого, Ориэлла.

Пока они препирались, шлюпку уже спустили на воду. На веслах сидели восемь сильных гребцов, а на носу стоял гарпунщик.

— Будь ты проклят! — зарычала Ориэлла. — Бегите! — мысленно крикнула она китам со всей силой своего сознания. — Бегите, да бегите же! — Обнаружив опасность, киты Дружно развернулись и обратились в бегство, нырнув для безопасности под воду. Но лодка стремительно шла вперед под мощными ударами весел, а китам надо было подниматься на поверхность, чтобы дышать.

Ориэлла чуть не плакала. Капитан и три оставшихся матроса носились как сумасшедшие, чтобы заставить судно как можно ближе подойти к своим жертвам.

На мгновение девушке показалось, что китам удастся спастись, но вдруг самый младший китенок отстал. Он беспомощно барахтался в воде, испуская умоляющие крики о помощи. Шлюпка быстро приближалась. Человек на носу уже занес гарпун и приготовил второй. Зачем? И тут Ориэлла увидела то, что матрос заметил уже давно: мать китенка отчаянно спешила к своему малышу. Все идет так, как он и предполагал. Гарпунщик отвел руку для броска…

Ориэлла вскрикнула и резким жестом взметнула руку. Шлюпка разлетелась на куски, и ошеломленные матросы посыпались в океан.

— Веревки! — заревел Джурдаг, — тащите веревки! В суматохе родители-киты подхватили своего китенка и бросились догонять остальных, которые дожидались на безопасном расстоянии. В сознании девушки зазвенели крики благодарности, и, дрожа от перенесенного напряжения, она расслабилась, облокотившись о борт, и тут ее настиг торжествующий дух Миафана — он нашел ее, как только она использовала магию.

— Убирайся! — закричала волшебница и из последних сил нанесла ответный удар. Он достиг цели — она почувствовала боль и потрясение Владыки и мгновенно вернула свой щит на место. Но Ориэлла хорошо понимала, что уже слишком поздно.

Она выдала и себя, и Анвара. Теперь Миафан знает, где они, и обязательно вернется.

Анвар стоял рядом с искаженным от гнева лицом:

— Что ты натворила! Неужели ты не знаешь, что моряки не умеют плавать? Может, ты их всех утопила. А вдруг они сообразят, что у них на борту — один из ненавистных магов? Как ты могла быть такой глупой — и такой бездушной?

Этого Ориэлла уже не могла вынести.

— Как ты смеешь подвергать сомнению мои поступки? — рявкнула она.

Губы Анвара сжались.

— Ага, — со злостью сказал он. — Вот оно что. Как смею я, простой слуга, порицать дочь великого и могущественного Волшебного Народа! Вот чего стоит вся твоя болтовня о товариществе! Ха! — Он презрительно сплюнул. — Когда доходит до дела, госпожа, ты ничуть не менее высокомерна и презрительна, чем весь твой род. — Грубо отпихнув ее, он направился в каюту и захлопнул за собой дверь.

Сару поразило его бурное появление.

— Чертова колдунья, — донеслось до нее его бормотание. — Проклятая стерва! — Девушка подавила торжествующую улыбку. Стало быть, он поссорился с Ориэллой! За долгие дни, проведенные в этой грязной дыре, она успела кое-что обдумать. Сара знала, что осталась в одиночестве, может быть, навсегда отрезанная от роскоши прежней жизни. Маловероятно, чтобы они когда-нибудь снова встретились с Ваннором, так что ей непременно требуется кто-нибудь, кто станет о ней заботиться, и в настоящий момент единственной кандидатурой был Анвар. Она, по крайней мере, знает, как с ним обращаться. Трудность заключалась лишь в том, чтобы отвадить его от этой рыжеволосой гарпии, и пожалуйста, как по заказу — вот и он, расстроенный и выведенный из равновесия. Главное теперь — спокойствие.

— Что такое, Анвар, — участливо спросила она. — Что случилось?

Меряя шагами тесную каюту, он долго рассказывал ей, и хотя Сара мало что поняла из его слов, это было неважно.

— Просто не верится! — повторял он снова и снова, в отчаянии качая головой. — Я даже не ожидал от нее такого!

— Кто знает, на что способен Волшебный Народ? — вкрадчиво сказала Сара. — Они никогда не думают о нас. Да и какая разница? Ты теперь свободен, разве ты не понимаешь? Свободен от нее, и она ничего не может с этим поделать! Там, в Иставене, мы вольны делать все, что нам нравится, идти, куда захотим. Мы могли бы быть вместе…

— Сара?! — Ошеломленный Анвар повернулся к ней. Неужели это правда? Неужели после всего, что случилось, она по-прежнему любит его? Их разделяла не парочка футов — их разделяла бездна лет сердечной боли и обид, но, казалось, Сара без труда перепорхнула через эту непреодолимую пропасть, и вот, после бесконечного ожидания, ее хрупкая фигурка снова очутилась у него в объятиях. Свет лампы упал на ее чудесные вьющиеся волосы, и в глазах Анвара блеснули слезы.

— Благодарение богам, — прошептала она. — Благодарение богам, наконец-то я нашла тебя.

Анвар не верил своему счастью. Неужели его мечты наконец сбылись?

— Я так боялась, — продолжала Сара. — Но ты такой храбрый! — Она задыхалась, торопилась, не давая ему возможности вставить хоть слово. — О, Анвар, я так скучала по тебе!

Наконец к юноше вернулся дар речи.

— Но я думал, ты ненавидишь меня, Сара. После того, что ты сказала…

Сара вздохнула.

— Анвар, я была глубоко обижена. Я.., я не понимала, не помнила себя. Прости меня, пожалуйста. Ты единственный, кого я когда-либо любила… — По ее красивому лицу катились крупные слезы.

Анвар прижал Сару к груди, мечтая никогда не выпускать ее, сердце его пело.

— Сара, любимая, не плачь! Теперь все позади. Мы сделаем все, как ты скажешь, все, что захочешь. Мы уедем и будем вместе…

Улыбнувшись сквозь слезы, Сара обняла его за шею и поцеловала долгим щедрым поцелуем, словно воскрешая их юношескую страсть. На мог Анвар опешил, но ее поцелуй разбудил то горькое желание, что все эти годы таилось в его сердце.

Он еще крепче обнял ее и ответил на поцелуй со все возрастающим пылом и горячностью. Его сердце бешено забилось, и по всему телу разлилась горячая истома. Млея от возбуждения, Анвар судорожно нащупал застежки ее корсета, чтобы коснуться груди Сары…

— Что тут происходит? — В дверях стояла Ориэлла, и голос ее был суровым, а взгляд — грозным. — Вот как ты отплатила Ваннору за его любовь?

Сара сдавленно пискнула, придерживая на груди расстегнутое платье.

Анвар вклинился между женщинами.

— Не лезь не в свое дело, — спокойно сказал он Ориэлле. — Когда-то мы с Сарой были любовниками. Нас разлучили не по нашей воле — я был продан в рабство вам, а она попала в рабство другого рода. Мы достаточно страдали, и теперь собираемся взять то, что принадлежит нам по праву, и не пытайся вмешиваться.

— Не пытайся вмешиваться?! — вскричала Ориэлла. — Ради всего святого, Анвар, как ты мог так низко пасть? Чужая жена — жена твоего друга, который доверился тебе!

— Не учи меня! — вскричал Анвар, вне себя от гнева и стыда, который пробудили ее слова. — Ты.., ты убийца!

Ориэлла с открытым ртом уставилась на него. Ее лицо побелело и от потрясения утратило всякое выражение. Ни слова не говоря, она повернулась и ушла. Сара самодовольно улыбнулась.

На палубе не было ни души, если не считать капитана на корме и впередсмотрящего в «вороньем гнезде» на верхушке грот-мачты. Остальные матросы были внизу, порядком подавленные потерей двух товарищей. В сегодняшней катастрофе погиб и гарпунщик, но Ориэлла, как ни старалась, не могла заставить себя сожалеть о его смерти. Словно в тумане, она прошла на свое привычное место на носу. Девушка никак не могла прийти в себя после злобной выходки Анвара.

«Убийца!» — звенел у нее в ушах его голос. Да где же ему понять? Анвар считал Левиафанов животными. Если б речь шла о человеческом ребенке, он действовал бы не задумываясь, но в отличие от нее он не был тренированным воином, а людям нужны воины, чтобы убивать чужими руками, чтобы их совесть была чиста, чтобы возложить вину на кого-то другого.

Форрал это понимал. Как-то раз он сказал:

— Работа у нас грязная, но она необходима. Тебя используют, чтобы ты прошел сквозь кровь, грязь и трупы, теряя своих друзей. Тебя используют, чтобы избавиться от людей, стоящих у них на пути, потому что не хотят рисковать своими хилыми телами и белоснежной совестью. А потом, если ты имел несчастье выжить — чтобы постоянно служить живым напоминанием о том, что было, — они накинутся на тебя с криками «зверство»!

— Тогда зачем же мы это делаем? — спросила она. Форрал улыбнулся.

— Вспомни ребят из гарнизона, — ответил он. — Ничто не сравнится с воинской дружбой. Помнишь, как мм сражались с тот день, когда впервые узнали близость? Если помнишь, значит, понимаешь меня. — И он был прав. Она понимала его.

Боги, как ей недостает Форрала! Как он нужен ей! Теперь у нее ничего не осталось, только тусклая щемящая пустота в сердце. Как жить с этой болью до конца своих дней? На глаза ей попался винный бочонок, забытый со вчерашнего дня. Рядом перекатывалась пустая оловянная кружка. Внутренний голос предупреждал об опасности, говорил, что надо оставаться начеку, но Ориэлла не обратила на него внимания. «Какая разница? — тупо подумала она. — Я и так уже все испортила». Она со вздохом наполнила кружку. Это было слабым утешением, но на время могло унять душевную боль.

Как только волшебница вышла, Сара бешено вцепилась в Анвара, опрокинула на койку и сорвала с него одежду. Разлука была такой долгой… Юноша потерял голову. Они совокуплялись как животные, в своей похоти позабыв обо всем на свете. Потом, когда лихорадочный пыл миновал, Анвар вдруг почувствовал себя выжатым как лимон, виноватым, и даже, пожалуй, обманутым. Прежняя сладостная невинность их любви исчезла. Он проклял себя за эти безумные мысли. Они с Сарой наконец вместе и любят друг друга, — а чего еще нужно? Анвар повернулся, чтобы обнять ее. Может, на этот раз будет лучше…

— Не сейчас, — слова Сары прозвучали как пощечина.

— Почему? — обиженно воскликнул Анвар и снова потянулся к ней.

Сара оттолкнула его руки, зато одарила улыбкой.

— У нас еще будет время, — сказала она, — когда мы вырвемся с этой гнилой посудины. А пока тебе надо позаботиться о том, чтобы эта колдунья не заснула.

— Что? Да она не захочет даже видеть меня, особенно после того, что я ей сказал, — Анвар почувствовал укол совести.

— Никого не волнует, чего она хочет, — твердо заявила Сара. — Самое главное — пережить это путешествие. Разве ты не понимаешь, что Верховный гонится не за нами, а за ней? В Иставене мы разом освободимся и от нее, и от него. Навсегда.

Навсегда расстаться с Ориэллой? Анвар почему-то поежился от такой мысли. Но ему показалось, что Сара права. После сегодняшнего Ориэлла все равно станет ему чужой. Все так внезапно переменилось… Да, Сара права. Самое главное — скрыться от Миафана. Вздохнув, юноша подобрал с пола свои вещи и торопливо оделся. На прощание Сара чмокнула его в щеку.

Вздыхая, Анвар вылез на палубу — ему ужасно не хотелось встречаться с волшебницей. Но юноша позабыл обо всем, едва увидел ее спящей на носу корабля. Голова прислонилась к борту, в руке — полупустая кружка рома. По спине Анвара пробежал холодок — предчувствие близкой опасности. Юноша нагнулся, чтобы разбудить Ориэллу, потряс за плечо — и дальше все произошло с невероятной быстротой. Волшебница стремительно вскочила, и руки ее железными тисками сомкнулись на его горле — но глаза, блеснувшие перед ним, были чужими! Анвар задыхался, тщетно стараясь разжать скрюченные пальцы. Лицо Ориэллы превратилось в ужасную маску. Внезапно рот девушки открылся, и у Анвара кровь застыла в жилах, когда с ее перекошенных губ сорвался голос Миафана:

— Анвар! Как же я не догадался, что ты тоже с чей! Мне давным-давно следовало лишить тебя твоей презренной жизни! Но теперь я задушу тебя ее руками!

Тиски на горле Анвара сомкнулись еще плотнее. Собрав последние силы, Анвар закричал:

— Ориэлла, нет! — И тут же его дыхание прервалось, легкие прожгла острая боль, и все вокруг потемнело. Потом тиски рук вдруг разжались, он отлетел в сторону и рухнул на палубу. Откуда-то издалека до него донесся голос. О благодарение богам, это Ориэлла звала его по имени. Когда к Анвару вернулось зрение, он увидел над собой потрясенное лицо волшебницы.

— С тобой все в порядке? — виновато спросила волшебница.

Юноша кивнул и дал ей усадить себя на скамейку. Горло отчаянно болело, он потянулся к кружке, сделал добрый глоток и хрипло прошептал:

— Ас тобой?

— Теперь да, — мрачно отозвалась она.

— Госпожа, что произошло? — спросил он. — Ты помнишь? — Ориэлла отвела глаза и коротко и бесстрастно описала случившееся.

— Я уснула. И вдруг моя душа покинула тело и оказалась в другом мире, в какой-то серой пустоте.

— Неужели это возможно? — вскричал Анвар.

— Еще как! — зло ответила Ориэлла. Несмотря на все усилия взять себя в руки, ее била дрожь. — Миафан — он каким-то образом сковал меня, и я не могла двигаться, не могла вернуться назад. Я пыталась бороться, но куда там! Потом я услышала твой голос, и это, кажется, отвлекло его. Я справилась с ним, вот и все! — Она покачала головой. — Но это чистая случайность — ведь поле битвы выбирал он. Мне показалось, что он использует не всю свою силу…

— Может, потому, что он одновременно захватил и твое тело, — предположил Анвар.

— Так вот почему я пыталась тебя придушить! — воскликнула Ориэлла. — О боги — как подумаю, что он сидел у меня внутри… — Она содрогнулась от омерзения.

Анвар протянул ей кружку, но девушка только отмахнулась.

— А как же ты вернулась? — спросил он в надежде отвлечь ее от пережитого ужаса.

— Не знаю.., было что-то вроде толчка, и я почувствовала, что душу тебя.

— А где он сейчас? — спросил Анвар, ощутив внезапный укол тревоги.

Ориэлла нахмурилась.

— Не знаю, и мне это не нравится. Он…

Огромная волна ударилась о корпус, судна, окатив их ледяной водой. Задыхаясь, Ориэлла смахнула с глаз намокшие волосы и, охваченная внезапным ужасом, бросила взгляд вперед. Черные тучи неслись по небу, с невероятной скоростью поглощая звезды. Мощный порыв ветра наполнил паруса, и мачты заскрипели от натуги. Корабль резко накренился. Впередсмотрящий вылетел из своего гнезда и с криком исчез среди бушующих волн. Гигантский вал обрушился на корабль, и Ориэлла с Анваром, сбитые с ног напором воды, очутились на связке канатов. Снизу уже бежала команда.

— Черт возьми, что это?! — орал Джурдаг. — Ни один шторм не налетает так быстро!

Ветер усиливался, а вместе в ним росли и волны. Они били и швыряли маленькое суденышко, и Ориэлла вцепилась в Анвара, чтобы того не унесло за борт.

— Уберите его! — закричал Джурдаг, и волшебница, уловив в его голосе панику, подняла голову. Блоки грота заело, и ветер с неистовой силой раздувал парус, грозя опрокинуть корабль.

Двое матросов полезли на ванты, но очередная волна смыла их в океан. Мачта еще раз угрожающе заскрипела, и корабль вновь зарылся в соленую воду.

Ориэлла поняла, что должна действовать, и немедленно. Она отчаянно метнулась к грот-мачте и изо всех сил вцепилась в нее. Палуба ходила ходуном. Она пыталась сосредоточиться на рвущемся парусе, но было невозможно одновременно направлять волшебную силу и держаться на ногах. Девушка оглянулась вокруг, ища взглядом Анвара.

— Держи меня, — прокричала она, перекрывая завывания бури. — Крепче! — В мгновение ока юноша оказался рядом и одной рукой ухватился за мачту, а другой крепко обхватил ее за талию.

— Давай! — Ориэлла подняла руки, и парус с грохотом, напоминавшим гром, треснул посередине и разорвался сверху донизу. Корабль немедленно выровнялся, а парусина обмоталась вокруг грота. На секунду капитан застыл с разинутым ртом, но тут же опомнился и начал отдавать приказы ошеломленной команде. Надо было как можно скорее срезать лохмотья грота и зарифить фок. Даже с единственным куском парусины на фок-мачте корабль с поразительной скоростью несся вперед, опережая бурю.

Анвар наклонился к Ориэлле.

— Плохо дело, — прокричал он ей прямо в ухо. — Пожалуй, надо сходить за Сарой.

Крепко цепляясь друг за друга и за все, что попадалось под руку, они, спотыкаясь и падая, брели по вздымающейся палубе в постоянном страхе, что их смоют огромные волны, грозящие перевернуть судно. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они оказались в каюте.

Дверь была завалена каким-то бревном, которое принесли сюда волны. Ориэлла выругалась и снова подняла руку.

— Закрой глаза! — крикнула она Анвару. Раздался удар, полетели щепки. Анвар рванул дверь, и они ввалились в каюту, преследуемые горой ледяной воды.

Сара завизжала и вскарабкалась на койку, спасаясь от холодного потока. Борясь с напором воды, Анвар безуспешно пытался закрыть дверь, пока ему на помощь не пришла Ориэлла. Вдвоем им удалось захлопнуть дверь и спасти каюту от полного затопления. Ориэлла печально посмотрела на грязную лужу на полу.

— Ну что ж, — сказала она, — по крайней мере полы впервые вымыты как следует. Она схватила свой жезл и заткнула за пояс — так было спокойнее. — Идем, — коротко бросила она. — Если корабль пойдет ко дну, здесь мы будем в ловушке.

— Госпожа, ведь это должно скоро кончиться? — в голосе Анвара слышалась безотчетная мольба. Ориэлла покачала головой.

— Нет, Анвар. Эта буря — работа Элизеф, и она не кончится, пока та не выбьется из сил, или пока корабль не пойдет ко дну. Миафан жаждет нашей смерти.

Сара испуганно вскрикнула и разрыдалась. С посеревшим лицом Анвар посмотрел на волшебницу.

— Госпожа, я не умею плавать.

Ориэлла уставилась на него, словно впервые увидела:

— Что значит, не умеешь плавать?

— Не умею. Вот Сара умеет — она ведь жила у реки, — а мой отец так заваливал меня работой, что у меня не было времени научиться.

Ориэлла хлопнула себя по лбу.

— Только этого еще не хватало! — воскликнула она. — Держись рядом со мной. Я попытаюсь помочь, но, честно говоря, Анвар, боюсь, ты просто выберешься из этой переделки чуть раньше нас: никто не может выжить в таком аду. — Девушка чувствовала себя подавленной, побежденной и сломленной.

Оглушительный раскат грома заставил их вздрогнуть, и в окне мелькнула яркая вспышка молнии. Наверху раздался ужасающий треск, за которым последовал толчок, от которого содрогнулся весь корабль. Лампа потухла, и они очутились в кромешной тьме. Ориэллу швырнуло вперед прямо на Анвара и Сару, которые тоже беспомощно растянулись на полу.

Уцепившись за койку, она с трудом выпрямилась и вызвала к жизни шарик магического света. Пол круто наклонился в сторону носа. Чертыхаясь, Ориэлла оттащила Сару, чтобы дать Анвару возможность подняться.

— Торопитесь! — крикнула она. — Мы должны выбраться наружу!

На палубе царил настоящий хаос. Молния угодила в грот-мачту, та вспыхнула и, переломившись надвое, упала на такелаж фок-мачты, которая, в свою очередь, тоже рухнула, вырвав кусок палубы и в щепки разбив правый борт. Одним концом она погрузилась в воду, лишив корабль равновесия, и кипящие волны уже начали разламывать суденышко на части. Через проломленный борт хлынула вода. Капитан все еще отчаянно цеплялся за штурвал — но тщетно, ибо руль был уже над водой.

Корабль стремительно погружался. Они стояли, пораженные этой картиной всеобщего разрушения, а судно меж тем начало переворачиваться. Палуба встала вертикально; Анвар схватил волшебницу за плечо, но тут же выпустил, и погружаясь в ледяное море, Ориэлла почувствовала, как течение увлекает ее вглубь, вслед за тонущим кораблем. Пенящиеся волны сомкнулись над головой. Девушка отчаянно боролась, но поток был слишком силен. Погружаясь в глубину, она задержала дыхание, и тут вернулся Миафан. Ледяные щупальца его беспощадной воли сковали ее душу.

Ну это уж слишком! Она вот-вот утонет, нужны все силы, чтобы выжить, а он снова тут. Ориэлла вспомнила мужество Финбарра, вспомнила Форрала, безжалостно сраженного замогильными тварями, и в ней, подобно багровой волне, взметнулся гнев.

Миафан не дал ему умереть славной смертью воина. Забывшись, Ориэлла открыла рот, чтобы выкрикнуть проклятье, и соленая вода хлынула ей в горло, наполняя легкие жжением. Ну что ж, она погибнет, но сделает все, чтобы потянуть за собой врага. Ориэлла рывком вывернулась из магической хватки, и освободив сознание от тела, направила свою волю в Нексис. Миафан был там — он согнулся над кристаллом подобно огромному пауку. Ориэлла проникла в кристалл и, собрав всю мощь своей магия Огня, метнула огненную стрелу прямо ему в глаза. Миафан заорал страшным голосом и рухнул, прижимая руки к лицу. Сквозь пальцы Владыки валил дым. Он был ослеплен.

Мало! Будь проклята эта слабость! Умирающее тело потянуло девушку назад, и она ощутила всю горечь поражения. Ориэлла знала, что он все еще жив — но все же она ослепила его, и последним утешением в ее угасающем сознании мелькнула мысль:

«Это тебе за Форрала, гад!» Потом она погрузилась во тьму.

Глава 18. ЛЕВИАФАН

Ориэлла открыла глаза. Гром и молния, что происходит? Вряд ли смерть — это еще один темный, ледяной океан. Внутреннее чувство подсказывало девушке, что с тех пор, как она потеряла сознание, прошло лишь несколько секунд — по сути, столько же, сколько после падения в море. Потом, к своему крайнему изумлению, она осознала, что дышит. Дышит под водой!

Ориэлла громко рассмеялась. Искаженный и приглушенный водой, смех звучал очень странно. Так, значит, легенды не врут, и магов нельзя утопить. Должно быть, ее тело инстинктивно приспосабливается к новой среде. «Бьюсь об заклад, Миафан об этом не знает, — победно подумала она. — Ну что ж, пусть считает, что я умерла. Я доставила ему слишком много неприятностей, чтобы у него был повод заподозрить обратное. Надеюсь, его хоть немного помучает совесть!» Тут она вспомнила о Саре и Анваре. Они не смогут приспособиться и наверняка утонут. Вернувшись к обломкам корабля, она обшаривала глубины, пытаясь отогнать мрачную мысль о том, что, может быть, уже поздно. Но она обещала Ваннору заботиться о Саре и сама увлекла Анвара навстречу этой судьбе. Она должна их найти! В темных волнах не было видно ни зги, и даже ночное зрение магов не могло проникнуть в это царство вечного мрака. Девушка с тоской подумала, что не может, подобно китам, ощущать предметы даже в самых черных глубинах… И тут ее осенило! Она запела под водой, запела песню, которую услышала только сегодня, но, казалось, знала всю жизнь. Она мысленно звала Левиафанов, умоляя их помочь. И, к ее облегчению, Народ Моря откликнулся на зов.

Они присоединились к ней в поразительно короткий срок, и тут же принялись прочесывать полные обломков воды в поисках того, что искала она. Вскоре один из них подплыл к Ориэлле. В сравнении с его огромным телом девушка казалась карликом. Ориэлла узнала его — это был отец китенка, которого она спасла. Его глубокий, мягкий голос эхом зазвучал у нее в голове.

— Я нашел мужчину. Моя подруга ищет женщину. Ты можешь вскарабкаться мне на спину, маленькая? Человеку нужна помощь.

Поблагодарив его, девушка поспешно направилась вверх, где, выставив из воды спину, на волнах покачивался кит. Она от всей души надеялась, что не причинит боли, когда станет забираться ему на спину, и вынырнув, с удивлением ощутила под руками тепло его гладкой шкуры. Неожиданно Ориэлла почувствовала, что не в состоянии дышать. Она кашляла и хрипела — «тонула» в воздухе!

На этот раз волшебница не потеряла сознания, хотя и пережила минутную панику. Казалось, прошли годы, прежде чем ее легкие снова приспособились к воздуху. Она старательно пыталась запомнить все свои ощущения, зная, что когда-нибудь это сослужит ей хорошую службу.

— Гы задумывался, как применить это? — с поразительной отчетливостью пришли ей на память слова, которые она когда-то сказала Финбарру.

Волшебница вскарабкалась на широкую, облепленную водорослями спину кита и изумленно огляделась по сторонам. Она устала и продрогла до костей, но как приятно было снова дышать по-человечески! Левиафан медленно Покачивался в такт начинавшему успокаиваться морю. Анвар безвольно и неподвижно лежал неподалеку. Стараясь сохранить равновесие, Ориэлла подползла к нему. Юноша показался холодным — очень холодным — и не дышал. Девушку прошиб озноб. Неужели она опоздала?

Ориэлла попыталась обследовать его своим чувством целительницы — и, к своему ужасу, обнаружила, что не может этого сделать. Сказывались холод и усталость, к тому же всю свою силу она вложила в последний удар по Миафану, а усилие, которое потребовалось, чтобы позвать Левиафанов, окончательно опустошило ее. В бессильной ярости Ориэлла выругалась. Собственное тело предает ее в самый важный момент! Пока еда и отдых не восстановят ее силы, она не сможет призвать ту энергию, которая необходима для целительства.

Стараясь не поддаваться панике, Ориэлла отчаянно соображала. Должен же существовать какой-то другой выход. Вспомнив наставления Мериэль, она перевернула Анвара и принялась с силой давить ему на спину. Изо рта у него побежала вода, но дыхание не восстанавливалось. Ориэлла надавила сильнее и, несмотря на ледяной ветер, взмокла от усилий.

— Дыши, будь ты проклят! — Она быстро уставала, по ее лицу струился холодный пот.

Наконец, когда волшебница была уже на грани отчаяния, грудь Анвара спазматически поднялась, потом еще раз. Он кашлял, икал, выплевывал морскую воду и судорожно хватал ртом воздух. Выпучив глаза, Анвар уставился на успокаивающееся море и покатую спину кита. Он попытался заговорить, но у него ничего не вышло, кроме невнятного бормотания и кашля.

— Успокойся, Анвар, скоро тебе станет лучше, — сочувственно сказала Ориэлла, вспоминая те ужасные мгновения, когда ее собственные легкие приспосабливались к воздуху. — Отдохни минутку и приди в себя, а я пока расскажу тебе, что случилось. Анвар, киты — не просто животные, они разумны. Я могу мысленно разговаривать с ними, а вот этот спас тебе жизнь…

Анвар перебил ее.

— Сара? — прохрипел он слабым голосом. Ориэлла покачала головой.

— Не знаю, Анвар. Подожди, я…

— Почему они не спасли ее? — Он попытался встать. — Ты даже не просила их об этом, да?!

Девушка невольно отшатнулась. Низкий, неблагодарный мальчишка… Ему даже в голову не пришло, что сама она едва не рассталась с жизнью, не поблагодарил за спасение. На мгновение мысли ее вернулись к той ужасной ночи на реке, когда она, не помня себя от горя, ударила его. Может, с Анваром происходит то же самое? Но нет, он бросил ей в лицо: «Убийца!» и воспоминание об этом жгло ее как огнем. И вот теперь — очередное доказательство того, что он не верит в нее! Ориэлла устала быть доброй и понимающей. «Ну хватит! — подумала она. — Как только доберемся до земли, я от него избавлюсь!»

— Ты сердишься, маленькая? — Безмолвная речь исполина прозвучала сочувственно.

— Наш третий спутник пропал, могучий, — объяснила Ориэлла. — Мужчина винит меня.

— Тебя? — Мысли гиганта окрасились добродушным юмором. — Должно быть, он высоко тебя ставит, если считает способной нести такую пугающую ответственность!

Ориэлла поразилась такому предположению, но тем не менее поспешила опровергнуть его.

— Боюсь, что нет, могучий. Во всем, что касается меня, его разум полон сомнений. Левиафан рассмеялся.

— Маленькая, когда мы сильно сомневаемся в себе, то часто предпочитаем перенести наши сомнения на другого. Человек этот со временем все узнает. Что же до его пропавшей подруги, то пусть он отбросит страхи. Она уже в безопасности и достигнет земли раньше нас. Он должен поблагодарить тебя за это.

Когда Ориэлла передала Анвару это известие, лицо его просветлело. Юноша в порыве радости потянулся, чтобы обнять ее, но она сердито отстранилась.

— Отцепись от меня! — огрызнулась она. — Ты ясно сказал все, что обо мне думаешь. Как только доберемся до земли, вы с этой маленькой самолюбивой пустышкой можете считать себя свободными. Наслаждайся ею, пока можешь, Анвар, ибо в один прекрасный день она предаст тебя, как уже предала Ваннора.

Лицо Анвара потемнело.

— Как ты смеешь так говорить о Cape? — взорвался он. — Ты всегда была несправедлива к ней. Ты не знаешь, что она пережила…

— Да, не знаю и знать не хочу! Я вижу, чем она стала, с меня хватит и этого. Она использует тебя, дурака, и бросит при первом же удобном случае, но я, по крайней мере, этого не увижу. Я сыта по горло вами обоими и, надеюсь, больше мы не встретимся!

Как ни злилась Ориэлла, она умолкла, заметив выражение лица Анвара. Она никогда не видела юношу таким взбешенным.

— Это мне подходит! — горячо воскликнул он. — Последний год или около этого ты, как я погляжу, тоже была не против использовать меня. Ну что ж, позволь сказать тебе, госпожа, — я тоже по горло сыт рабством и вашим треклятым Волшебным Народом! С сегодняшнего дня мы с Сарой пойдем своей дорогой — и без твоего вмешательства!

Тут их прервал кит, — он сказал, что гнев, исходящий от них, причиняет ему глубокое огорчение. Сгорая от стыда, Ориэлла извинилась перед огромным существом. Она отодвинулась от Анвара, насколько позволяла широкая спина Левиафана, и впервые за многие дни решила выспаться. Удивительно, но сон долго не шел к ней. Во время кораблекрушения она потеряла теплый плащ Форрала, а кроме того, ей негде было обсушиться. Ориэлла боролась с искушением прижаться к Анвару и, по крайней мере, сберечь то жалкое тепло, которое им еще оставалось. Она украдкой взглянула на юношу — тот тоже одиноко съежился и дрожал, но все же не хотел первым приблизиться к ней. «Что ж, я его упрашивать не стану, — подумала Ориэлла. — Если захочет согреться, сам подойдет». Итак, девушка осталась, где была, и единственной поддержкой ей служила упрямая гордость Волшебного Народа. Наконец усталость дала себя знать, и она заснула.

Рассвет застал их неподалеку от земли. Небо прояснилось и стало бледно-голубым. Море было спокойным, а воздух — на удивление теплым. Ориэлла спала долго, но так и не отдохнула как следует, а проснувшись, не поверила своим глазам: перед ней расстилалась сказочная страна. Ленивые волны лизали роскошный пляж с редкими скалами, сразу за ним начинался густой лес, состоящий из диковинных деревьев, а на горизонте, словно громадные причудливые башни, высились могучие утесы. В нежном душистом воздухе разносились крики неведомых птиц, таящихся в сумраке леса. Ориэлла застыла с разинутым ртом — это же не северный берег! Неужели буря прибила их к легендарным южным землям? Левиафан остановился на расстоянии полета стрелы от берега: дальше было уже слишком мелко для его огромного тела. Девушка повернулась к Анвару:

— Тут ты и сойдешь, — коротко бросила она. — Он говорит, что его сестра оставила Сару здесь, стало быть, ты найдешь ее где-то неподалеку.

Анвар ошеломленно уставился на волшебницу:

— Ты действительно можешь разговаривать с этой рыбой?

— С рыбой? Это друг, Анвар, и знаешь ли, с ним гораздо приятнее беседовать, чем с тобой. — Ориэлла отвернулась, чтобы не видеть оскорбленного лица Анвара. «Теперь уже поздно обижаться, парень», — мрачно подумала она. Анвар посмотрел в хрустально-прозрачную воду. Проследив за его взглядом, девушка увидела мириады ярких рыб, резвящихся в небесно-голубых глубинах. Юноша беспомощно развел руками:

— Ориэлла, здесь слишком глубоко! Я не могу… Черт, он же не умеет плавать! Волшебница вспомнила ужас, охвативший ее прошлой ночью, когда соленая вода хлынула ей в легкие, и содрогнулась. Анвар трясся от страха, и Ориэлла невольно пожалела его.

— Ну хорошо, — вздохнула она. — Я тебе помогу. Я пойду первой…

Перейдя от слов к делу, она соскользнула с покатой спины кита. Вода в лагуне была как парное молоко. Быстро посовещавшись с китом, она повернулась к Анвару.

— Давай, спускайся вот здесь. Его плавник…

— Его что?

— Ну хвост, если угодно. Он прямо под водой, так что ты сможешь стоять на нем и не пойдешь ко дну. Анвар явно колебался.

— Давай-давай, он говорит, что это его не беспокоит, — торопила Ориэлла.

— Может быть, зато беспокоит меня, — сквозь стиснутые зубы пробормотал Анвар.

— Послушай, это абсолютно безопасно. Я не дам тебе уйти под воду с головой, обещаю. Поверь мне хоть на этот раз. — Девушка не смогла, да и не хотела скрыть обиду.

Наконец ей удалось уговорить Анвара спуститься на хвостовой плавник, который терпеливый исполин держал неподвижно. Вода доходила юноше до подбородка. «Хорошо еще, что он высокий», — подумала Ориэлла, подплывая к нему.

— Не хватайся за меня! — предупредила девушка его действия. Она встала на плавник рядом с ним и тут же поняла, в чем ее основная оплошность: в соленой воде тяжело было просто стоять — тело стремилось лечь на воду и поплыть.

Ориэлла положила руку на затылок Анвару.

— Что ты делаешь? — воскликнул тот.

— Держу твою башку над водой! Теперь вдохни поглубже и откинься назад — просто расслабься, и ноги поднимутся сами собой. Ты не пойдешь ко дну, обещаю. Со мной ты в безопасности.

Через некоторое время Анвар набрался достаточно мужества, чтобы последовать ее совету, но сразу же перепугался и начал биться и барахтаться, судорожно цепляясь за девушку. Ей пришлось нырнуть, и пока он чересчур не наглотался воды, препроводить его назад, на плавник. Откинув с лица тяжелые намокшие пряди, Ориэлла встретила негодующий взгляд покрасневших от соли глаз Анвара.

— Ты сказала, я буду держаться на поверхности!

— Я сказала — расслабься, дурак, и будешь держаться на поверхности!

— Я не могу расслабиться! Мне страшно! Потребовалась уйма времени, но наконец с этой частью задачи было покончено. Анвар лег и расплылся в довольной улыбке.

— Анвар, не забудь дышать!

Он начал барахтаться снова. Но все же она справилась и с этим, а отбуксировать его к берегу было относительно несложно.

Через несколько минут они уже стояли по колено в воде в полосе веселого прибоя, который с шумом накатывался на берег.

— Ну что ж, — сказала Ориэлла. — Если ты когда-нибудь снова окажешься в море, то, по крайней мере, сможешь держаться на поверхности. — Повинуясь внезапному порыву, она нагнулась, вытащила из-за голенища длинный кинжал и, отводя глаза, протянула его Анвару. — Возьми, — сказала она. — Не оставаться же тебе безоружным!

Неужели пришла пора прощаться? Оба чувствовали себя до странности неловко. Наступила долгая напряженная тишина. Они стояли и смотрели друг на друга.

Ориэлла была уже готова переменить свое решение. Как же она может бросить Анвара? Она хотела отвернуться, но не смогла, и он тоже выглядел несчастным и нерешительным. «О проклятие! — подумала Ориэлла. — Мы ведем себя как дети!» Ни о каком извинении не могло быть и речи — в конце концов, не прав был он, — и все же надо бы сказать ему, что они должны держаться вместе.., но тут из леса выбежала Сара и с воплями ринулась к ним.

— Я так испугалась! Эти зверские морские чудища — я была уверена-, что они меня съедят! — Она вдруг пронзительно завизжала. — О! Смотрите, вон один за вами! Быстро вылезайте из воды!

— Сара, благодарение богам, ты жива! — Позабыв про Ориэллу, Анвар выскочил на берег и бросился к Саре. Волшебница выругалась и презрительно повернулась спиной к влюбленной парочке. Погрузившись в теплые волны, она поплыла к Левиафану, но груз на сердце тянул ее вниз гораздо сильнее, чем намокшая одежда.

Когда волшебница вскарабкалась на спину кита и оглянулась, Сара была в объятиях Анвара. До Ориэллы долетел ее пронзительный голос:

— Ну и что, путь уходит! Нам она все равно не нужна! Девушка сжала зубы и прижалась к теплому телу кита.

— В путь, — мысленно сказала она, так и не услышав отчаянных криков Анвара, который звал ее назад.

Юноша был в бешенстве.

— Тише! Она тебя услышит! — Он не мог поверить, что Ориэлла действительно покидает их. Он чувствовал себя потерянным и бесприютным. Он звал ее, умолял подождать, но кит выпустил ревущий фонтан воды и заглушил его крики, а руки Сары властно обняли юношу за шею и развернули в другую сторону. Долгий поцелуй заткнул ему рот.

— Забудь о ней, — промурлыкала Сара. — Подумай о свободе, Анвар. Подумай о нас.

Если надо спешить. Левиафан может двигаться очень быстро, и когда Анвар прервал поцелуй, Ориэлла была уже далеко.

— О боги, что ты наделала! — накинулся он на Сару. — При чем тут свобода, дура? Сейчас мы должны держаться вместе. — Однако юноша со стыдом и тоской чувствовал, что сам оттолкнул волшебницу.

— Не смей так разговаривать со мной! — вспыхнула Сара. — Я-то в чем виновата? Я, что ли, назвала ее убийцей? Я думала, ты хочешь, чтобы мы были вместе, только ты и я… — Ее лицо сморщилось и из невинных фиалковых глаз полились слезы. — Я думала, ты любишь меня, но тебе нужна только она. — Подобрав рваные юбки, Сара кинулась бежать.

Боги, что же опять не так? Анвар со стоном бросился за ней. Раннее солнышко сияло в прозрачном безоблачном небе. Его ласковые лучи высушили мокрую одежду юноши, но сам он все еще не мог согреться после ледяной купели прошлой ночи. Кожа была изъедена солью, глаза болели, все тело ныло. Наконец Анвар догнал Сару и, задыхаясь, обнял ее.

— Прости меня, — сказал он. — Прости, я правда хочу быть с тобой.

Через некоторое время Сара позволила себя успокоить, но странное выражение не покидало ее глаза, и Анвар понял, что ему еще долго придется ходить по кромке льда. «Проклятые бабы!» — угрюмо подумал он и бросил взгляд на море, но Ориэлла исчезла. Они остались одни.

— Идем, — внезапно решившись, сказал он. — Нам надо найти воду.

К счастью, в лесу было полно пресной воды. Многочисленные ручьи, стекая с высоких утесов, бежали под роскошным пологом леса к морю. Совсем немного пройдя вдоль берега, они наткнулись на один из таких ручьев — там, где он впадал в море. Анвар и Сара пошли вдоль него и очутились в тени леса. Воздух там был влажный и прохладный: широкие листья почти не пропускали солнечный свет.

В стрекочущий хор насекомых время от времени вплетался странный крик — или, скорее, вой, долетавший из чащи леса. Встревоженная Сара испуганно прильнула к Анвару.

— Все в порядке, — успокоил он ее. — Это всего лишь какая-нибудь птица. — Но все же юноша срезал с ближайшего дерева парочку толстых ветвей и сделал из них дубинки, думая при этом, как отнеслась бы волшебница к такому использованию своего клинка.

В одном месте ручей был запружен, и образовалась маленькая, но достаточно глубокая заводь. По берегам ее растительность расступалась, оставляя полоску голой земли, а почва вся была усеяна следами животных, приходящих сюда на водопой. Анвар остановился рассмотреть их. Маленькие лапки грызунов, копыта небольшого оленя, одиночные извилистые полосы, оставленные змеями — и что это? Похоже на отпечатки рук — крохотных человеческих рук! Анвар почувствовал покалывание в затылке. Ему показалось, что в лесу полно невидимых глаз. Юноша торопливо заровнял следы башмаком, пока их не увидела Сара.

От жары и морской воды, которой наглотался Анвар, у него разыгралась жажда, и упав на землю, он принялся жадно пить, смачивая прохладной свежей водой свое покрытое солью лицо. Утолив первую, отчаянную жажду, он огляделся по сторонам, внезапно испугавшись, что заблудится в лесу, но тут же рассмеялся собственной глупости, вспомнив, что им надо всего лишь спуститься вниз по ручью.

Если Ориэлла передумает… Но нет, после того, как он с ней обошелся… Анвар жалел о резких словах, сказанных прошлой ночью. Теперь он понимал, что не сдержался оттого, что почувствовал себя виноватым. Неужели она бы не поняла…

Боги, как он голоден! Скорее бы наполнить ноющий желудок, но где в этом незнакомом месте раздобыть еду? Сара, должно быть, думала о том же.

— Анвар, я должна что-нибудь съесть. — Это был откровенный приказ, и юноша пришел в бешенство. Ориэлла никогда с ним так не разговаривала, а ведь он был ее слугой.

Стараясь говорить спокойно, он ответил:

— Я тоже. Дай мне немножко подумать.

— Но мне хочется есть! Я хочу чего-нибудь прямо сейчас! К счастью, на помощь пришли воспоминания детства. Дед, бывало, частенько рассказывал мальчику о своей юности в деревне, и когда Анвару исполнилось девять, он был отличным знатоком ловли форели — по крайней мере, теоретически.

— Идем, — сказал он Cape. — Мы наловим на обед рыбы Но на практике это оказалось куда сложнее. В открытом море рыба будто обладала какими-то сверхъестественными способностями. Вот уже, кажется, схватил ее, а она вдруг исчезает, оставляя несчастного ловца с горстью морской воды, Анвар метался по пояс в воде и с каждой секундой все больше и больше выходил из себя. Почему эти проклятые создания не стоят спокойно? Он так пристально вглядывался в сверкающую воду, что у него заболели глаза, а солнце безжалостно пекло незащищенную спину и голову. Юноша не мог избавиться от ощущения, что рыба просто издевается над его неуклюжими потугами. Когда он вытащил руки из воды, то кожа на пальцах побелела и сморщилась.

— Анвар! Анвар! — завопила с берега Сара. Что ей еще нужно? Вдруг он сообразил, что она уже давно зовет его, и быстро повернулся. Сара стояла перед ним и, смеясь, протягивала ему самодельную сумку, сложенную из подола одной из ее многочисленных нижних юбок. Сумка билась и дергалась у нее в руках.

— Смотри! Я наловила рыбы!

Будь она рядом, Анвар с радостью придушил бы ее. Потом наконец до него дошел смысл ее слов, и, поднимая множество брызг, он пошлепал по мелководью к берегу.

— Как тебе это удалось? — спросил юноша, стараясь не выдать своего негодования.

Сара опустила свою шевелящуюся ношу на белый песок и закинула руки ему на обожженную шею. Анвар поморщился.

— Легко, — подмигнула она. — Ты гордишься мною?

— Еще бы, — сердито сказал он, гладя ее, и Сара смягчилась.

— Разве ты не заметил? — спросила она. — Начался отлив. — Она махнула рукой в сторону рифа, который выступил из воды и, словно палец, указывал в океан. — Там полно рыбы, она попала в ловушки между камней.

— Отлив? — Анвар чувствовал себя дураком. Конечно, он слышал это слово, но родившись нищим городским жителем, а затем превратившись в раба, никогда толком не понимал, что оно значит.

— О, — вдруг догадалась Сара. — Ты ведь никогда раньше не был у моря, правда?

— Интересно, как? — едко спросил Анвар. — Волшебный Народ, знаешь ли, не дает своим слугам отпусков на побережье. А ты-то откуда все это знаешь?

Сара на мгновение отвела глаза. т — Ваннор возил меня к морю каждое лето,

— Анвар нахмурился, и она поспешно сменила тему. Сейчас ей никак нельзя его терять. — Как бы там ни было, — оживленно добавила она, — толку от меня мало. Может, я и поймала их, но убить не могу. А что до этой ужасной чешуи, то меня от нее всегда тошнит.

Судя по всему, ей удалось найти правильные слова, потому что Анвар улыбнулся.

— Этим займусь я. В Академии я научился готовить. Сара вздрогнула. Ей бы не хотелось, чтобы он то и дело напоминал о своем рабстве. Живя с Ваннором, она привыкла иметь вокруг себя слуг и перестала думать о них как о человеческих существах. Они просто.., ну, были — вежливые, безличные, готовые явиться по первому зову, и оттого, что приходилось заниматься любовью с одним из них, девушка чувствовала себя запятнанной. И все же с этим надо было мириться. Взяв себя в руки, Сара наградила Анвара своей самой очаровательной улыбкой, от которой Ваннор был без ума.

— Хорошо, когда рядом умелый человек. — сказала она. — Боюсь, я просто безнадежна. Ты знаешь, как развести огонь?

Прежде чем приняться за свою неудачную рыбалку, Анвар оставил огниво и кремень — а также рубашку, о чем он пожалел позже, когда обожженная спина начала болеть, — на раскаленном солнцем валуне, чтобы все это высохло. На песчаной полосе валялось множество деревянных обломков; — и Анвар мигом развел костер. Чтобы почистить рыбу, он снова воспользовался кинжалом Ориэллы и опять почувствовал вину, зная, что клинок ему дан для более важных дел. Он испек рыбу на плоских камнях, разложенных у самого костра, и они с Сарой устроили пиршество в тени у ручья, где раскидистые кроны защищали их от полуденного солнца.

Анвар проснулся уже в сумерках. Закат догорал за высокими утесами. Над берегом, охотясь на насекомых, привлеченных светом костра, носились летучие мыши. Осмелевшие крабы приканчивали остатки рыбы. Анвар вздрогнул и поспешно поднялся на ноги, поморщившись от ужасного жжения — спина его порядком обгорела. «Это все те ночки на корабле, вместе с Ориэллой», — подумал он, стряхивая с себя остатки сна. — «Я, должно быть, уснул прямо с куском во рту».

Тут юноша с ужасом сообразил, что Сары рядом нет. Анвар поспешно огляделся. Конечно, она не настолько глупа, чтобы отправиться куда-то в одиночку. Выбрав из кучи хвороста ветку подлиннее, он ткнул одним концом в угли и при свете этого «факела» осмотрел место их трапезы. Никаких следов борьбы — значит, ее не утащили лесные звери. Потом он увидел отпечатки ног, ведущие к ручью и дальше, в сторону леса. Анвар с проклятием нырнул в темноту, следуя изгибам ручья.

Ночью лес был куда страшнее, чем днем, под яркими лучами солнца. Корни извивались, хватая за ноги, лианы, до жути похожие на змей, хлестали в лицо, и юноша едва не выронил факел. Ветки цеплялись за одежду, а за каждым деревом чудилась страшная морда, ухмыляющаяся в мерцающем свете факела. Трава стала скользкой от вечерней росы, а из гниющих бревен торчали отвратительные светящиеся грибы, которые напомнили Анвару ужасную чашу, откуда Миафан выпустил своих призраков. Сердце юноши бешено колотилось, дыхание стало прерывистым. Что там впереди? Странный, мерцающий, призрачный свет. Замедлив шаг, Анвар осторожно приблизился к полянке, окружавшей маленький пруд, и замер, зачарованный.

В неподвижных темных водах купалась нимфа. У нее была бледная кожа и золотые волосы. Ей прислуживала свита упавших звезд, танцующих над водой, образуя серебристую корону. Анвар затаил дыхание. Блуждающая звезда закружилась и возле него, и тут он понял, что это всего-навсего жук-светляк. Потом нимфа обернулась — обнаженная, в очарованном пруду, с золотыми волосами, рассыпавшимися по плечам. Сара!

Анвар был восхищен и обезоружен такой удивительной красотой. Он собирался выбранить ее за то, что отправилась в лес на ночь глядя, упрекнуть за отсутствие здравого смысла. Но вместо этого он бессознательно двинулся к ней, как лунатик. Швырнув в воду зашипевший факел, он сбросил одежду и присоединился к Саре в ее купальне.

Девушка замерла, с губ ее уже готовы были слететь резкие слова. Но потом, пожав плечами, она подставила лицо для поцелуя, и руки ее ответили на его объятия. Анвар был как в горячке, его закрутил, завертел неистовый вихрь любви, страсти, красоты возлюбленной и этой ясной ночи, слившихся воедино, чтобы создать нечто невыразимое и таинственное. В момент наивысшего наслаждения у него вдруг мелькнуло неясное чувство, что Сара не с ним. Ел безупречно отзывчивое тело двигалось в такт его движениям, но на краткий миг ее глаза открылись, и, заглянув в них, молодой человек понял, что сама Сара сейчас очень далеко отсюда.

Анвар расслабился, но сердце его бешено колотилось у самой ее груди. Сара улыбнулась и лениво провела рукой по его волосам. «Тебе почудилось, — подумал он. — Это всего лишь игра света и эти проклятые светляки». Но радость исчезла, а беспечность сменилась горьким осознанием своей зависимости. Сара с самого детства была его нареченной — и вот наконец она принадлежит ему. Казалось немыслимым снова потерять ее, но тут Анвар впервые почувствовал коварный укол сомнения, словно чьи-то ледяные пальцы коснулись его кожи. Неужели Ориэлла была права? Неужели Сара действительно использовала Ваннора? А теперь использует его?

— Я замерзла, — пожаловалась та. — Замерзла и устала. — Она поморщилась и выскользнула из-под него. — Ну вот, теперь снова придется мыться!

Анвар со вздохом выпустил ее, и они стали купаться. Но холодная вода, теперь, когда он уже мог обращать внимание на подобные вещи, заставила остатки ночного очарования развеяться так же внезапно, как это очарование возникло.

В молчании они вернулись на берег, и Анвар снова развел костер.

— Я опять хочу есть, — капризно сказала Сара. Но последнюю рыбу унесли крабы, и Анвар понимал, что до рассвета им негде взять пищу.

— Попробуй уснуть, — посоветовал он. — А утром мы что-нибудь найдем.

— А дальше что? — спросила она. — Сам понимаешь, мы не можем вечно оставаться в этой ужасной глуши.

Если не считать обгоревшей спины, это место казалось Анвару раем, но он решил, что она права.

— Не знаю, — отозвался он. — Можно попробовать взобраться на утесы…

— Что? Лезть туда? Да ты шутишь! Анвар вздохнул.

— Ну тогда можно пойти вдоль берега, ночевать по пути. Должны же утесы когда-нибудь кончиться.

— А в какую сторону мы пойдем? — настаивала Сара. — Ты даже не знаешь, где мы!

— Ты тоже, — рассерженно огрызнулся Анвар, — а тебе приходилось путешествовать больше, чем мне, сама говорила. Вот и предложила бы что-нибудь дельное!

— От тебя никакого прока, Анвар! Ты ничего не знаешь! «паль, что я вообще… — Сара прикусила язык.

— Что ты вообще? — По спине юноши пробежал зловещий холодок, но Сара отвернулась, отказываясь продолжать, а ему не хотелось давить на нее. Через несколько минут она уснула — или, по крайней мере, притворилась, что спит.

Анвар печально смотрел на звездное небо. Звезды здесь казались крупнее — словно золотые светильники на бархатном покрывале — и были совсем непохожи на мерцающие, холодные искорки его северной родины. Анвар вдруг почувствовал себя потерянным и, несмотря на свернувшуюся под боком Сару, очень одиноким. Он гадал, где сейчас Ориэлла, и горько сожалел о своих оскорбительных словах. Она всегда знала, что делать, Форрал хорошо ее выучил. Даже когда волшебница терялась, мужество восполняло ей недостаток знания. По правде сказать, печально признал Анвар, именно ее высокомерная самоуверенность так раздражала его. Это — а еще то, что она была магом, то есть одним из тех, кто лишил его места в этом мире. Юноша повертел кинжал, который она дала ему, — он все время напоминал Анвару о его прежней владелице. «Каково ей сейчас? — подумал он. — Беременной, подавленной горем и преследуемой Миафаном?» Он беспокоился о ней, и о том, что не выполнил своего долга, но эти дни ужаса и бегства обошлись Анвару дороже, чем он предполагал, и задолго до того, как пришло время разбудить Сару, чтобы она покараулила их убежище, он заснул, весь во власти своих мечтаний.

Знай Анвар и Сара, где они очутились и каковы нравы у местных жителей, они никогда бы не развели такой большой костер. Они наверняка укрылись бы в лесу и тщательнее караулили друг друга. Но они крепко спали, а их костер был виден за мили вокруг. И когда длинная черная галера бесшумно скользнула к берегу, они не заметили ее, их не разбудил даже легкий шорох шагов и звон обнаженных мечей.

Анвар проснулся оттого, что кто-то грубо схватил его, и тут же услышал пронзительный крик Сары. Он боролся изо всех сил и даже сумел вскочить и потянуться за кинжалом, но пока юноша спал, он выронил оружие, и оно затерялось в песке. Лишь на мгновение увидел Анвар мерцающие факелы и смуглые ухмыляющиеся лица, а потом тяжелый удар в затылок лишил его сознания.

Глава 19. КАТАКЛИЗМ

Левиафана звали Теллас. Понимая, что Ориэлла нуждается в отдыхе, он сказал, что отвезет ее в укромную лагуну чуть дальше к югу, где его народ часто находит убежище. По мере того как они плыли, утесы надвигались все ближе на берег и наконец сами превратились в береговую линию, так что первым впечатлением волшебницы о Южных Царствах стала высокая стена острых серых скал, испещренных темно-зелеными пятнами там, где жестким низкорослым кустам удавалось пустить корни в многочисленных расщелинах. Иногда утесы отступали, образуя глубокие укромные гавани, но Теллас продолжал плыть вперед, минуя их одну за другой. По обрывкам мыслей гиганта, изредка доходившим до сознания Ориэллы, девушка поняла, что по пути он переговаривался с другими китами.

От изнурительной жары и блеска голубых волн раскалывалась голова. Ориэлла была ужасно голодна и очень несчастна.

Как она ни пыталась, ей не удавалось избавиться от мыслей об Анваре. Девушка не могла уснуть: едва она закрывала глаза, перед ней вставало его расстроенное лицо в момент их прощания на берегу.

Не раз уже она собиралась попросить Телласа повернуть назад, но тут же вспоминала то, что произошло между ними прошлой ночью, и в ней снова закипал гнев. А если девушка не думала об Анваре, то вспоминала Форрала, и это было еще хуже. Наконец подавленная чувством одиночества и вины за то, что бросила друзей, волшебница решила довериться Телласу и просить его совета. К ее облегчению. Левиафан с радостью согласился выслушать девушку, признавшись, что ему весьма любопытно узнать причину ее огорчения и услышать о событиях, которые заставили одного из магов забраться так далеко на юг.

Теллас необычайно живо воспринял ее рассказ, и Ориэлла снова вымокла с головы до ног, когда его огромный хвост с чувством хлестнул по воде.

— Чаша отыскалась? И теперь она в недобрых руках? О, горе нам! — Смятение кита было настолько мощным, что от этого проявления чувств Ориэлла едва не лишилась сознания.

— Ты знаешь о Чаше? — спросила она, с трудом удержавшись на скользкой качающейся спине. «Глупый вопрос, — упрекнула она себя. — Ведь ясно, что знает».

— Да, — серьезно ответил Теллас. — Мой народ хранит в памяти все утерянные тайны Катаклизма. Это наше бремя и наша печаль. Лучше бы эти знания были навсегда погребены под толщей лет!

Он знает! О боги, он знает! У Левиафана есть ответ на все вопросы, что мучают Ориэллу. Но девушка без слов чувствовала, что ему не хочется об этом говорить. И все же она должна попытаться.

— Мне жаль огорчать тебя, могучий, но не расскажешь ли ты мне об этом? Если я хочу бороться со злом, мое неведение — смертельное оружие в руках моих врагов. А я должна бороться или погибнуть в борьбе. Я поклялась положить конец бесчинствам Миафана.

— О, дитя, как же я могу? — Мысли Телласа исполнились глубокого сожаления. — Я понимаю тебя, но все Волшебные Народы дали клятву никогда не воскрешать это опасное знание, если только снова не наступит Катаклизм. Я не имею права рассказать тебе об эхом. И разве ты согласишься взять затмение мира на свою и на мою совесть?

Ориэлла вздохнула.

— О могучий, по твоим понятиям я могу быть молодой и неопытной, но я понимаю, какая пугающая ответственность лежит на мне. Я знаю, какие несчастья может принести война между Волшебными Народами. Но если б мне удалось обрести три пропавших Талисмана, быть может, Миафана удалось бы остановить без разрушительных последствий для мира. Признаюсь тебе откровенно, меня обучали искусству войны. Но мой учитель не питал любви к разрушению и насилию. Он был самым лучшим и самым благородным человеком в мире и научил меня главному — уважать ближнего своего, не важно, к какой расе он принадлежит, и ненавидеть бессмысленную смерть и кровопролитие.

Левиафан долго размышлял, но думы его были скрыты от волшебницы. Наконец он вздохнул, и в небо взметнулся радужный искрящийся фонтан.

— Попробуй представить себе, маленькая, что ты нашла это волшебное оружие. Представить, что ты воспользовалась им, чтобы одолеть вашего Владыку, и сделав это, овладела последним, четвертым Талисманом. Что бы ты с ними сделала?

— Я бы отдала их вам, — без колебаний ответила ему Ориэлла. — Твой народ лучше, чем мой, сохранит такие опасные вещи. Я бы предоставила вам судить, стоит ли хранить, или лучше уничтожить Волшебные Талисманы. Я не ищу власти, мне нужно лишь выполнить свою задачу.

— Ты уверена в этом?

— казалось, гигант удивлен.

— Клянусь. Могучий, если хочешь, можешь прочитать меня, чтобы убедиться, что я не лгу.

— И ты подчинишься? — с сомнением спросил Левиафан. Чтение почти никогда не практиковалось. Это было гораздо более глубокое и напряженное проникновение, чем Испытание Истины. Говорили, что оно обнажает сокровенные глубины человеческой души — ив руках опытного чтеца может стать опасным оружием, способным причинить немало боли и страданий. Своим предложением Ориэлла оказывала немыслимое Доверие Телласу.

— Да, подчинюсь, — твердо ответила она.

— Очень хорошо, маленькая, я принимаю твое предложение, и я польщен.

Ориэлла расслабилась и открыла свой разум сознанию Телласа. Это оказалось куда хуже, чем она могла себе представить — безжалостное вторжение, проникающее гораздо глубже, чем любое физическое насилие. Левиафан переворачивал каждую частичку ее души, вскрывая все мелкое и наносное, все пороки, порожденные гордыней и упрямством, так много значившими для Ориэллы. Все, что она отрицала или глубоко прятала в себе, поднялось на поверхность, подобно клубам грязи, поднятым со дна чистого ручья. Когда все кончилось, девушка превратилась в крохотный, дрожащий комочек на покатой спине гиганта.

— Успокойся, маленькая. — Слова Левиафана целительным бальзамом разливались по истерзанной душе Ориэллы. — Даже богам не суждено достигнуть совершенства. Ошибки болезненны, но именно через них лежит путь к подлинной мудрости — и именно поэтому лишь немногие достигают ее. В тебе много доброго

— великая честность, доблесть и мужество, соединенные с любящем сердцем, — все это намного перевешивает дурное. Поддерживай равновесие между своими половинками, дочь моя, и все будет в порядке.

«Дочь моя» — он назвал ее дочерью! Щемящая тоска Ориэллы немного улеглась, поглощенная волной любви и гордости. Девушка попыталась овладеть собой, чтобы, по крайней мере, спросить его о решении, но Теллас избавил ее от этого усилия.

— Что касается меня, то я тебе полностью доверяю, — сказал кит, — и я в огромном долгу перед тобой за спасение моего ребенка. Но я не могу принять такое решение в одиночку. Послушай, — вон там, за этой вершиной вход в лагуну. Там безопасно, и ты сможешь поесть и отдохнуть, а я пока посоветуюсь с моим народом и буду представлять в Совете твой голос, ибо решение должен принимать не я один, а весь наш род.

У Ориэллы упало сердце. После всего, что она испытала… Но она понимала, что Теллас сделал все, что мог, и нельзя требовать от него большего. Сделав над собой громадное усилие, девушка, как полагается, поблагодарила его, и Левиафан оценил ее старания.

— Вот видишь? — сказал он с улыбкой. — Твоя мудрость уже растет.

Лагуна оказалась почти правильным кругом, опоясанным с океана рифами, а с берега — высокими утесами. Это было самое безопасное пристанище, какое только можно вообразить: сюда можно было проникнуть только с моря — или по воздуху. Ориэлла поплыла к каменистому берегу, а Теллас начал загонять для нее рыбу на мелководье. Волшебница была очень благодарна ему, зная, что без его помощи она бы ничего не поймала. Когда девушка развела огонь. Левиафан удалился, пообещав вернуться как можно скорее.

Волшебница валилась с ног от усталости. В полудреме она съела рыбу и, напившись из ручья, сбегавшего с утеса, улеглась спать, предоставив южному солнцу высушить ее тело и одежду. На сей раз она заснула мгновенно, и ей снился сон. Чудесный сон о прошлом, о заре ее мира.

В те времена Волшебный Народ был могуч и многочислен. Он повелевал погодой и стихиями, морями и всходами на полях, зверями и птицами, а лишенные магии смертные, которые тогда сами стояли едва выше животных, были слугами и рабами повелителей мира. Моря и земли населяли четыре великие ветви Волшебного Народа, владеющие магией первоэлементов.

Земной Волшебный Народ, или Чародеи, как они себя называли, управлял силами Земли. Чародеи говорили со всем живым на земле, с деревьями и животными, а самые премудрые могли общаться даже с горами. Их задачей было поддерживать мир и плодородие, следить, чтобы все живущее на земле, пребывало в равновесии, чтобы каждый мог дышать, процветать и занимать подобающее место в жизни.

Их собратья, Крылатый, или, как они предпочитали называться, Небесный Народ, властвовал в Воздухе. Они жили в туманных горных городах на высочайших вершинах и правили птицами и другими летающими существами. В их власти было управлять могучими ветрами, двигать дождевые тучи и делать землю плодоносной.

Крылатый Народ творил погоду вместе с повелителями стихии Воды из Рода Левиафанов, под опекой которых были все воды мира и существа, населявшие их. Левиафаны властвовали над морями, реками и озерами, используя Холодную магию, которая позже обратилась во зло. Огромные ледники далеко на полюсах служили им источником силы. Они обладали даром вызывать дождь, но небесную влагу несли, куда нужно, — ветры Крылатого Народа. Рожденные в пучине морей. Левиафаны не были похожи на людей, и смогли достигнуть огромных размеров. Они имели гладкие и обтекаемые тела, с огромными выгнутыми плавниками, чтобы управлять движением, и плоскими горизонтальными хвостами, позволяющими двигаться с огромной скоростью. Но при этом Левиафаны оставались теплокровными, рождались живыми и дышали воздухом. Говорили, что они — наиболее древняя ветвь Волшебного Народа, от которой пошли все остальные. Они обладали глубочайшей мудростью и величайшей радостью жизни.

Драконий Народ, населявший обширные пустыни, владел магией Огня. Драконы обладали самой необычной внешностью. Длинношеие, длиннохвостые извивающиеся создания. Они были крылаты, а чешуя их отливала металлическим блеском. Выпуклые сверкающие, подобно драгоценным камням, глаза позволяли им видеть все вокруг, не поворачивая головы. Все драконы рождались цвета чистого серебра, а потом, в юности, сами избирали себе окраску, и навсегда сохраняли этот оттенок. Некоторые принимали голубой, зеленый и черный цвет, но большинство предпочитало цвета своей стихии Огня: все мыслимые оттенки красного и золотого.

Драконьему Народу было подвластно два вида пламени. Они могли превращать накопленную энергию в длинную огненную струю, которую извергали из пасти, но второй вид огня был куда более смертоносен, ибо волшебная сила, исходящая из их кристаллообразных глаз, превращалась в тонкий направленный луч невероятной разрушительной силы. Их зубы и когти были не менее опасны, но предназначались только для защиты, ибо Драконий Народ не ел плотской пищи. Вместо этого драконы расправляли свои массивные прозрачные крылья, перепончатые, как у летучей мыши, и вбирали в себя чистую энергию солнца, как это делают растения с помощью своих листьев. Чудесные крылья были мало приспособлены для полета, однако даже взрослый дракон мог летать на короткие расстояния, а молодежь, будучи меньше и легче, — значительно дальше.

В сфере умений Драконьего Народа лежало искусство сохранения энергии внутри драгоценных камней и кристаллов, рожденных в недрах земли, а также секреты обработки и плавки металлов. Любые виды огня были подвластны им, и именно они умели создавать наиболее смертельное и грозное оружие. Правда, драконы были мирным народом и строго хранили тайну своего мастерства.

По самой природе Вселенной четыре магии первоэлементов уравновешивались четырьмя разрушительными силами, и Волшебный Народ был призван держать эти силы в узде, и даже, по мере возможности, обращать их во благо. Однако отрицательные магии не противопоставлялись строго созидательным, и Волшебный Род сообща нес ответственность за все эти дикие и непредсказуемые силы.

Первой из них считалась Древняя магия. Так назывались изначальные, вековечные силы, древние, как само время. Они брали начало из хаоса едва зародившейся Вселенной и возникли задолго до того, как Хранители вызвали к жизни Волшебный Народ, чтобы тот поддерживал равновесие и обеспечивал порядок. По сути, в них заключалось волшебство древних духов, которых было три рода: духи гор, или Молдан, которые когда-то свободно разгуливали по земле в образе гигантов, духи деревьев — Веридаи, — и Наяды, духи вод. Все они были покорены еще Отцами Волшебного Народа и теперь скрывались где-то в глубинах времени и пространства, если только их намеренно не вызывали в большой мир.

Позднее возникли и другие расы, владеющие Древней магией:

Русалочий Народ, Фаэри и Гномы. Они заняли место древних духов и жили в глубоких омутах, дремучих лесах и в норах у подножья гор. По своему желанию они могли пребывать либо в Большом мире, либо в Запредельном, населенном духами стихий. Говорили, что они были потомками первых магов и древних духов, но так это или нет, никто не знал. Волшебный Народ, окрепнув, предпочел навсегда изгнать их в таинственный Запредельный мир, мир Древней магии, чтобы обезопасить народы, которые позже пришли в Большой мир, ибо считалось, что Русалки, Фаэри и Гномы лживы, коварны и очень опасны.

Вызывать создания стихий было рискованной затеей. Выпущенные в Большой мир после долгого заточения, они обладали огромной силой и могли с тем же успехом направить ее на призвавшего их, а не на его врага. Некоторые из них, к вящему ужасу Волшебного Народа, до сих пор блуждали на свободе, время от времени появляясь, чтобы повернуть ход истории в каком-нибудь новом направлении. Впрочем, это было необходимо, чтобы не нарушилось равновесие Вселенной.

Вторая отрицательная магия имела гораздо более зловещую природу, а ее происхождение было покрыто тайной. Это была некромантия, магия Смерти, с помощью которой колдун мог высосать жизнь из другого существа. Подобно призракам Чаши, черный маг, используя чужую жизненную силу, становился на какое-то время сильнее, но подобная подпитка была до такой степени противна самой природе Вселенной, что мало кто из магов вообще подозревал о ее существовании, а те, кто знал, тщательно хранили эту страшную тайну.

Вслед за ней шла магия Холода. Это была магия угасания, составляющая суть черных безжизненных глубин Вселенной. В руках могущественного колдуна магия Холода могла погасить само Солнце, погрузив мир во тьму бесконечной зимы.

И, наконец. Дикая магия управляла первобытными силами природы: смерчами и ураганами, наводнениями и землетрясениями, молниями и бурями. Говорили, что, пустив в ход Дикую магию, можно призвать Душу Мира, но вот как подчинить ее своей воле, никто не знал.

Все эти события стремительно развертывались во сне Ориэллы, и наконец она увидела, как для борьбы с разрушительными силами четыре расы Волшебного Народа создали Оружие Стихий. Она увидела, как Народ Левиафанов выковал Чашу жизни, призванную служить защитой от той самой некромантии, для которой использовал ее Миафан; она увидела Арфу Ветров Небесного Народа, созданную, чтобы повелевать Дикой магией, но в недобрых руках способную, наоборот, освободить ее, ибо в гордыне своей Волшебный Народ забыл простую истину: любая палка имеет два конца; она увидела, как Чародеи, ее предки, создали Жезл Земли, чтобы иметь власть над Древней магией, и с ужасом наблюдала, как это грозное оружие обернулось против них, впустив в мир Молдан, которые раскололи единый тогда материк на северные и южные земли.

И лишь мудрый Драконий Народ — самые искусные оружейники — отказался от своей задачи создать средство против магии Холода. Вместо этого они выковали высшее оружие — Пламенеющий Меч, чья сила включала в себя и далеко превосходила силы трех других Талисманов. Его сочли слишком опасным, чтобы он мог попасть в недобрые руки, и Повелитель Драконов предрек, что придет час, когда Пламенеющий Меч понадобится, чтобы спасти мир от гибели, но это случится в необозримо далеком будущем. Под руководством Повелителя Меч был выкован для Единственного, и лишь ему суждено было стать его хозяином. Клинок был наделен собственным таинственным разумом, и должен был признать руку, для которой его создали. Однако драконы на этом не успокоились и запечатали Меч в огромный несокрушимый кристалл. Чтобы получить Меч, Единственный должен был придумать способ освободить клинок. Завершив свой труд, Драконий Народ спрятал Меч в недоступном месте, и те немногие, кто знал, где он сокрыт, добровольно лишили себя жизни. Так Пламенеющий Меч надолго исчез с лица земли…»

Ориэлла протерла глаза и увидела, как над лагуной скользит рассвет. Сон до мельчайших подробностей отпечатался у нее в памяти. Она вздрогнула от легкого предрассветного холодка и потянулась. Тело затекло и было все в синяках от жесткого каменного ложа. Она направила свои силы в себя и нащупала крохотный очаг жизни — плод их с Форралом любви; О, Форрал! Неужели до конца жизни она каждый день будет просыпаться с горестной мыслью, что воин ушел навсегда? Но ребенок — их ребенок — кажется, чувствовал себя хорошо. Он дремал у нее во чреве, под ее защитой, и Ориэлла молила богов, чтобы так продолжалось и дальше. Вдруг из светлеющих вод лагуны поднялась черная спина Телласа, и все остальные заботы моментально покинули волшебницу.

— Ну что, отец? — спросила она, безуспешно стараясь сдержать нетерпение.

— Что сказал твой народ?

Он рассмеялся — она ясно слышала его смех у себя в голове.

— Глупое дитя! Подумай, ведь ты уже знаешь ответ.

— Да? — Ориэлла всегда с утра бывала не в лучшем настроении и теперь начинала сердиться.

Теллас снова рассмеялся.

— Ну конечно, знаешь. На половину из твоих вопросов тебе уже дан ответ.

— Мой сон! Ну конечно! — Опьянев от радости, Ориэлла бросилась в прохладные воды и, подплыв к огромной голове Левиафана, пожалела, что кит слишком велик, чтобы его можно было обнять. Огромный глаз лукаво подмигнул ей.

— Мы решили, что это самый быстрый и удобный путь, — сказал он.

— О, благодарю тебя, могучий, — воскликнула Ориэлла. — Благодарю от всего сердца! Теллас вздохнул.

— Нелегко было принять это решение, и мы молим богов, чтобы оно оказалось верным. Прошу тебя, дочь — когда исполнишь свой долг, не забудь о клятвах, которые дала мне. Мы не хотим сегодняшним нашим поступком породить нового тирана.

Его слова отрезвили Ориэллу. Теперь, когда она знала, с какими грозными и могущественными силами придется иметь дело, ей стало ясно, какого огромного доверия она удостоилась. Девушка протянула руку и коснулась шишковатой головы Телласа.

— Я понимаю, отец. Клянусь, я не подведу тебя. Кит помог ей наловить рыбы на завтрак. Ориэлла проспала полдня и всю ночь и теперь умирала с голоду, а ведь она должна была есть за двоих. За едой волшебница продолжала беседовать с Левиафаном.

— Отец, я в замешательстве, — призналась она. — Я даже не подозревала, что существует четыре расы Волшебного Народа. В Академии нам вдалбливали, что мы единственные, а, оказывается, мы просто называем себя Волшебным Народом, а не Чародеями, как раньше. Но куда делись другие расы? Почему мы ничего не знаем о них? И что произошло с Талисманами?

— Ах! Это, как говорится, совсем другая история, и там ты получишь ответы на все свои вопросы. Это трагическая повесть о Катаклизме, и, к моему величайшему сожалению, именно мне выпало рассказать ее тебе.

Но Ориэллу мучила совесть. После того как Теллас заглянул ей в душу, она осознала все свои ошибки, и гнев, вызванный Анваром, остыл, уступив место чувству вины. Ее самоуверенность наверняка больно колола его, а ведь у нее не было ни малейшего представления об их отношениях с Сарой, из-за которой они так жестоко поссорились. Конечно, они оба виноваты, но ведь Форрал так часто говорил ей, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя бросать товарищей. Ориэлла сгорала от стыда, и, кроме того, какой-то инстинкт подталкивал ее, торопил вернуться немедленно.

Ну что ж, ничего не поделаешь! Придется забыть обиды и вернуться за ними. Эти остолопы никогда не выберутся оттуда сами, а она пообещала Ваннору заботиться о его безмозглой и упрямой жене.

— Мудрый, я готова выслушать эту историю, но прежде я должна отыскать своих спутников. Я поступила необдуманно, покинув их, и боюсь, теперь они могут Оказаться в беде.

Теллас вздохнул.

— Маленькая, я уже сказал тебе, что ты учишься мудрости. Но тебе придется научиться кое-чему еще: как делать правильный выбор. Я не решаюсь откладывать свой рассказ. Хотя я лично поручился за тебя, у моего народа осталось еще много сомнений. Они в любое время могут передумать, и если хотя бы один из них сделает это, я уже не смогу поведать тебе остальное. Вот почему нам надо спешить. История Катаклизма длинна, и мы не сможем путешествовать ночью. Кроме того, я вижу, что ты все еще утомлена, а твой ребенок требует отдыха после такого изнуряющего мысленного общения. Если ты хочешь дослушать историю, мы можем отправиться на поиски твоих друзей не раньше завтрашнего дня.

Ориэлла была вынуждена выбирать между двумя необходимостями. Она должна узнать остальное — от этого может зависеть будущее всего мира. С Анваром и Сарой наверняка все в порядке. Теллас высадил их в безопасном месте. Но внутренний голос настойчиво твердил, что она совершает ошибку. Ориэллу изматывала эта борьба с самой собой, и в конце концов она приняла решение: «Я должна остаться — это слишком важно. А когда узнаю все, что должна знать, сразу же вернусь за Сарой и Анваром».

Теллас ждал, подплыв как можно ближе к берегу, молчаливый и отрешенный. Наконец, Ориэлла повернулась к нему:

— Я решила, — сказала она. — Я останусь и выслушаю то, что ты должен мне рассказать.

— Думаю, ты права. Ты обретешь знания, которые твой народ утратил многие столетия назад. Используй их мудро, дитя.

И мысли Телласа хлынули в ее мозг, наполняя его словами и образами, разворачивая перед волшебницей ужасную трагедию давно минувших времен.

Наступил золотой век: весь мир пребывал в покое и гармонии. Четыре расы Волшебного Народа сообща трудились над своей великой задачей: поддерживать в мире процветание и справедливость. Но случай, как хищный зверь, вечно рыщет у ворот гармонии, стремясь повернуть Судьбу в новое русло. Злые звезды возвестили о рождении Инкондора и Шаиналы.

Инкондор, красивый, смышленый и сильный, принадлежал к Небесному Народу. Его огромные, покрытые густыми жгуче-черными перьями крылья напоминали крылья ворона. Несмотря на молодость, он был искушен в магии и со временем мог достичь гораздо большего, но пал, поверженный собственной заносчивостью. На пари — глупое пьяное пари с бесшабашными друзьями — он похитил Арфу Ветров, чтобы с помощью запретной Дикой магии создать смерч, который вознес бы его до небес, выше, чем мог подняться самый выносливый из Крылатых. Но смерч, рожденный непокорной силой Дикой магии, вырвался из-под контроля. Буря безвозвратно уничтожила крылья Инкондора, а самого юношу швырнула на землю, жестоко искалечив. Смерч превратился в дикий бушующий ураган и унес много жизней, прежде чем мудрецы Небесного Народа смогли унять разбушевавшиеся стихии.

Что же до Инкондора, то он был сурово наказан.

Старейшины изгнали его, прикованного к земле, искалеченного и опозоренного, его изгнали из родных мест и отправили в Нексис, величайший город Чародеев, ибо надеялись они, что там, вместе с лечением, которым славились Чародеи, он обретет и мудрость. Первое, насколько возможно, было исполнено, хотя тело Инкондора навсегда осталось согнутым, а крылья не могли поднять его в небо. Однако, прежде чем свершилось второе, он встретился с Шанналой, и случай восторжествовал над равновесием.

Шаннала была дочерью Чародея и его смертной служанки. Такое было возможно благодаря физическому сходству обеих рас, но случалось редко потому, что из-за краткости жизни смертного, такая любовь могла принести только горе. Нужно также сказать, что гордость была неотъемлемой чертой Волшебного Народа, и Чародеи смотрели на смертных как на низших созданий, бессильных в мире, пронизанном магией. Однако так думали не все, и смешанные браки время от времени случались. Ребенок, как правило, целиком наследовал качества одного из родителей и оказывался либо магом, либо смертным — как решит случай.

Шаннала унаследовала дар отца, и с раннего детства, полностью отвергнув смертную мать, рьяно погрузилась в магию и упорно развивала свои силы, надеясь заставить всех забыть о своем низком происхождении. В своих занятиях она достигла такого совершенства, что стала признанным кандидатом на пост Главного Чародея, но Совет отверг ее из-за нечистой крови. Подавленной и презираемой, ей случилось встретить Инкондора и обнаружить в нем те же настроения. Семя беды было брошено. Чтобы отомстить Волшебному Народу, отвергшему их обоих, Инкондор и Шаннала решили захватить власть и править миром.

Обратив силу целительства во зло, Шаннала накликала чуму, которая как косой прошлась среди Чародеев, губя одних, а других повергая в пучину страха. Маги в отчаянии искали лекарство, но оказалось, что Жезл Земли потерян, и никто не знал, где он сокрыт. Инкондор тем временем напустил на горние жилища Крылатого Народа Дикую магию, наслал на своих сородичей ураганы и метели, так что те оказались отрезаны от мира и были беспомощны, не в силах освободиться от его заклинаний.

Пока маги двух рас боролись со своими бедами, полукровка и калека обрушили на Драконий Народ Холодную магию, едва не уничтожив всю их расу, ибо Драконам, чтобы выжить, нужен солнечный свет. Наконец оставшиеся в живых, ослабленные, подавленные горем и страданиями, выдали безумцам смертоносные тайны магии Огня, в том числе тайну создания взрывчатого оружия и искусство сохранения энергии внутри кристаллов.

Равновесие мироздания было непоправимо нарушено. На Левиафанов, слишком поздно очнувшихся от своих духовных упражнений, обрушилась гибельная магия Огня. Мощные взрывы разрывали глубины, без разбору разя всех и вся. Выживших окружили орды Морского Народа, вызванные Древней магией Шанналы. Миролюбивая раса Левиафанов не могла оказать сопротивления. Они бежали, но ряды их быстро редели. Во время бегства Чаша Жизни, бывшая их лучшим творением и величайшим сокровищем, оказалась похищенной и попала в руки Инкондора и Шанналы.

Воспользовавшись ею, они в злобе своей вызвали призраков Смерти — духов-вампиров, которые высасывали из душ соки жизни. Эту силу некромантии они обратили против беспомощного Крылатого Народа. Небесные жители в отчаянии собрались все до последнего младенца, и, соединив свои души в единый узел, получили единый согласованный поток магической силы и направили его против пары. Но Инкондор и Шаннала были готовы к этому.

Воспользовавшись Драконьей магией Огня, они создали огромный кристалл, который вобрал в себя магию Крылатого Народа и навсегда лишил их расу магического дара.

Волшебный Народ оказался в отчаянном положении, их осталась лишь жалкая горстка, а все оружие попало в руки врага. Но мудрые знают, что зло неминуемо пожирает само себя. Почти достигнув цели, Инкондор и Шаннала начали бороться за власть между собой. Воспользовавшись Чашей, Шаннала черпала жизненную энергию из бесчисленной армии смертных, а Инкондор увеличил свои силы с помощью огромного кристалла, вобравшего похищенную магию Небесного Народа. Таким образом, в их распоряжении оказалась вся мощь Волшебного Народа. Эти двое жестоко сражались, и мир был скован льдом и охвачен огнем, раздираем бурями и потопами, землетрясениями и молниями. Могущественные стихии поглощали друг друга, а попутно и все живое вокруг. И наконец свершилось неизбежное. Шаннала и Инкондор уничтожили друг друга, и Вселенная вздохнула свободно. Немногие оставшиеся в живых выбрались из-под развалин и оказались в совершенно новом мире.

Левиафаны спаслись тем, что породили маленькую отважную расу воинов, Орк, которая покончила с Морским Народом и восстановила мир в океанах. Орки с виду были весьма устрашающими, но их мягкие левиафаньи сердца питали отвращение к убийствам, и пролитая кровь невыносимым бременем лежала у них на совести. И когда они выполнили свою миссию, расе морских воинов была дарована милость вечного сна: их укрыли в глубоких подводных пещерах до той поры, когда в них вновь появится нужда. Свершив это, раса Левиафанов решила никогда больше не иметь дела с воинственными и беспокойными обитателями суши. Они полностью отгородились от внешнего мира и вернулись к своим играм и размышлениям. А люди разрушенного мира вскоре позабыли, что киты не были просто животными.

Во искупление того что выдали тайны магии Огня, которая вызвала такие опустошения, немногие оставшиеся в живых Драконы также удалились от мира. Они ушли в пустыни и поклялись навсегда отречься от магии. Они хотели избежать общения с другими народами, но их часто беспокоили воины, имевшие больше мужества, чем здравого смысла. В то время многие из Драконьего Народа нарушили клятву и использовали магию Огня, чтобы перенестись в иные миры. А иногда любопытный дракон, жаждавший общества, похищал смертного, чистого душой и мягкого по натуре, чтобы тот стал его товарищем.

Остатки Небесного Народа, лишенного своих сил, вверили Арфу Ветров Хранительнице, живущей за границами мира. Повелительница Туманов, существовала вне пределов времени, на берегах Озера Вечности. После того как их разгромили и лишили волшебного дара. Крылатые стали совершенствовать воинские искусства. Они оставались в пределах своей собственной территории, но твердо и беспощадно защищали ее от чужеземцев, ибо стыдились своего поражения, и мир вскоре предпочел оставить крылатых воинов в покое.

А Чародеи? Ну у тех другая история. Когда началась чума, Главный Чародей приготовился к худшему. Он повелел своему сыну, Авитану, известному своей мудростью, выбрать из народа Чародеев шестерых особо искусных — трех мужчин и грех женщин, которые смогут продолжить род, если все остальные погибнут в надвигающейся катастрофе. Авитан выбрал Ириану, покровительницу земных зверей, Тару, которая заботилась обо всем растущем, и Мелисанду. Мелисанда была целительницей и отказалась покинуть свой народ во время бедствия, но Авитан все же уговорил ее. Выбрал он и трех мужчин:

Чатак любил драконов и был знаком с их магией; Икиза дружил с Небесным Народом, а Иннор Мудрый долгое время жил с Левиафанами. Авитан отправился к Кэйлих и упросил ее на сто лет забрать Шестерых за пределы времени. Она согласилась при условии, что сам Авитан навсегда покинет время, и станет ее супругом, ибо Озеро Вечности было пустынным местом, а Авитан обладал приятной наружностью и был мудр и добр. Он согласился и навсегда ушел из мира, чтобы появиться в истории под именем Авитана, Отца Богов.

Когда столетие миновало и Шестеро вернулись, они не узнали мира. Три расы Волшебного Народа удалились в добровольное изгнание, а Чародеев стерла с лица земли чума и последовавшая за ней Катастрофа. Смертные, как крысы, расплодились на развалинах израненной планеты и стали править миром, таким, каким он стал теперь.

Шестеро содрогнулись от ужаса и горя, но мужественно принялись за свою миссию исцеления мира. Ириана и Тара трудились, чтобы возродить зверей и снова сделать мир зеленым и цветущим, а Мелисанда лечила одолеваемых болезнями смертных и животных. Мужчины путешествовали по земле, собирая уцелевшие знания о стихиях Огня, Воздуха и Воды, ибо теперь все силы должны были остаться в руках Чародеев, которые отныне одни приняли имя Волшебного Народа. Между собой Шестеро порешили восстановить свой род — достойная задача, но и здесь требовались внимание и осторожность. Чтобы в будущем магические силы не обратились во зло. Шестеро создали Кодекс магов и передали его своим потомкам как беспрекословный закон, который каждый маг клянется соблюдать во имя своей собственной души. И, приняв как неизбежное, что для низшей расы наконец наступил век свободы, Шестеро принялись по мере сил обучать смертных, чтобы народ их мог расти и набираться мудрости и ответственности.

Шестеро трудились тысячу лет, а потом, безмерно устав, отказались от дальнейших свершений и предпочли вместе уйти из жизни. Они остались в легендах как боги и богини: Ириана — Зверей, Тара — Полей, Мелисанда — Исцеляющих Рук, Чатак, Бог Огня, Икиза, Повелитель Неба и Иннор Мудрый, который для южных рас стал Жнецом Душ, ибо отчасти владел талантами Левиафанов, а они создали Чашу, которая, по слухам, повелевала возрождением душ. Авитан превратился в Отца Богов, а Кэйлих — в Мать.

Но что же стало с четырьмя великими Талисманами? Меч был укрыт, ожидая Единственного, для которого он создан. Арфа отослана за пределы времени. Жезл Земли потерян, а Чаша, как считалось, исчезла во время Катаклизма, и никто не думал о том, что она могла уцелеть, чтобы в грядущие эпохи снова бросить песчинку случая в механизм равновесия.

Ориэлла с трудом пришла в себя после рассказа Телласа, пораженная тем, что ей пришлось увидеть и услышать. История ее народа лежала перед ней как открытая книга, но теперь поставленная цель казалась ей еще более недостижимой, чем раньше. Одним Талисманом владеет Миафан, два других вообще недосягаемы, и даже Жезл Земли потерян бессчетные столетия назад. Лишь присутствие Левиафана помешало волшебнице разразиться неистовыми проклятиями, и она удовольствовалась безутешным вздохом.

— Ну что ж, отец, ты зря беспокоился о том, что я сделаю с Талисманами. Я не вижу ни малейшей надежды отыскать их. Мне придется выступить против Владыки без них, но только боги знают, как.

— Не отчаивайся, маленькая, — успокоил ее Теллас. — Теперь ты многое знаешь о природе мира и о народах, населяющих его. Тебе известно гораздо больше, чем твоему врагу. Может быть, ты обретешь неожиданных союзников. И теперь, когда ты знаешь о судьбе Талисманов, может случиться так, что в конце концов они все же попадут к тебе в руки.

«Как бы не так», — угрюмо подумала Ориэлла, но позаботилась скрыть свои мысли от Левиафана. Он сделал все, что в его силах, и волшебница была признательна ему, а его последующие слова заставили ее еще сильнее ощутить эту признательность.

— Я могу сделать еще кое-что для тебя, дочь моя. Хотя ни я, ни мой народ не можем сражаться на твоей стороне — это против нашей природы, — но я научу тебя заклинанию — это древнее заклинание, пробуждающее Орк от сна. Но молю тебя, во имя жалости к их страданиям, не используй его, пока не придет крайняя нужда. Впрочем, я знаю, ты не станешь. — Его мысли, полные одобрения и любви, омыли ее, в голове у нее зазвучало заклинание — давно позабытый зов, способный пробудить от сна воинов расы Левиафанов.

— Теллас, как же мне отблагодарить тебя? — спросила Ориэлла. Она действительно была безгранично благодарна ему за все, что он сделал.

— Предотврати новую Катастрофу, дочь моя, и восстанови спокойствие мира, если сможешь.

Наступала ночь, и Ориэлла вновь почувствовала усталость и голод. Левиафан настоял, чтобы она поела и отдохнула, прежде чем вернуться к своим спутникам, и на следующее утро они снова отправились на север. Мчась на широкой спине своего друга, волшебница пыталась унять тревогу и нетерпение. Наконец они достигли поросшего лесом берега, где оставили Анвара и Сару, но там никого не было.

Глава 20. РАБОТОРГОВЕЦ

По знакомому покачиванию Анвар догадался, что он на борту корабля. Его руки и ноги были крепко связаны грубой веревкой, а голова разламывалась от тяжелого глухого и мучительно монотонного стука, доносящегося невесть откуда. Какое-то время юноша лежал неподвижно, не решаясь открыть глаза. Стояла удушливая жара. Щекой Анвар ощущал сырые неструганые доски, а в нос ему бил отвратительный запах смолы и человеческого пота, рвоты и нечистот. Сквозь гудящие удары, которые болезненно отдавались у него в голове, донесся звон цепей и свист плети, за которым последовал крик.

Анвар открыл глаза. Он лежал в длинном, узком, скупо освещенном пространстве, которое, как он догадался, занимало почти всю площадь под палубой. Закованные рабы по четверо в ряд сидели у обоих бортов, мерно раскачивая тяжелые весла. Грузный надсмотрщик расхаживал взад и вперед, размахивая бичом, а в дальнем конце лысый великан с кожей, напоминавшей дубленую шкуру, колотил в тяжелый барабан, отбивая гребцам ритм. Сары нигде не было видно, и молодой человек похолодел от страха.

Кто-то спускался вниз по лестнице, приставленной к деревянной корме позади бегемота с барабаном. По внезапному усердию надсмотрщика, ускорившейся барабанной дроби и роскошным одеждам незнакомца Анвар решил, что это наверняка капитан. Он оказался высоким, стареющим человек с крючковатым носом и тонкой заостренной бородкой. Череп его был абсолютно гол, если не считать некоего подобия свиного хвостика на затылке, н в багровом свете факелов сверкал, как полированное дерево. Глубоким гортанным голосом он крикнул барабанщику:

— Бей быстрее, будь ты проклят! Заставь этих лентяев шевелиться, или сам сядешь к веслу!

Анвар был ошеломлен. Человек говорил на абсолютно незнакомом языке, и тем не менее юноша понимал каждое слово!

Способность понимать и говорить на любом языке была в крови у Волшебного Народа… Тут же боль грозным предупреждением сжала ему череп, и Анвар стиснул зубы, чтобы не застонать. Стараясь отвлечься от опасных мыслей, юноша сосредоточился на словах капитана.

— И приберись в этом свинарнике! Как ты только тут еще не задохнулся? Я не хочу, чтобы мы вошли в порт, воняя, как скотовозы! Мы Царские Корсары, и должны выглядеть соответственно!

Надсмотрщик недовольно пробурчал:

— Мало того, что я живу с этими животными, так мне еще и убирать за ними?

Мелькнул кулак, раздался отвратительный хруст, и надсмотрщик, выронив бич, рухнул на пол и ударился головой о скамейку. По рядам закованных рабов прокатился радостный шепот.

— Потому что, о сын ослицы, если оставить их барахтаться в собственном дерьме, они тут же сдохнут, — спокойно пояснил капитан. — Они и так мрут как мухи, и если мне придется опять закупать новых рабов, то я сделаю это за счет твоего жалования.

— Это несправедливо, — промямлил надсмотрщик.

— Скажи лучше спасибо, а то я вычту у всей команды, и тебе перережут глотку. — Капитан злобно усмехнулся. — Давай, шевелись, Хараг! А ты, Абуз, стучи побыстрее. Я хочу прибыть вовремя, чтобы успеть встретиться с Кизу. Он будет доволен заполучить эту светловолосую куколку для коллекции Его Вели честна, а за мужика дадут хорошую цену на рынке. Кизу строит летний дворец, и цены на рабов подскочили до небес. Он найдет местечко и для ублюдка-северянина, а наши карманы оттянет золотишко. Так что подумай — может, это поможет тебе заставить своих негодяев грести быстрее. — И он, посвистывая, удалился.

После того как во время весьма символической уборки на Анвара вылили несколько ведер воды, он уже больше не мог притворяться бесчувственным. Пока он кашлял и отплевывался, Хараг схватил его за волосы и, оттянув голову, присвистнул от удивления.

— Клянусь душой, Абуз, ты только взгляни! Оказывается, правда, что у северян глаза цвета неба! — Он вздрогнул и уронил голову Анвара. — Ух! Есть в этом что-то дьявольское, скажу я тебе. Хорошо, что капитан его продает — с такими глазами он принесет нам несчастье Абуз кивнул, ни на минуту не замедляя ритма.

— Я знаю, дружище. Я видел одного, когда был помоложе — он был шпион, и его должны были казнить. Когда ему отсекли голову, эти бледные глаза уставились прямо на меня. Мне долго потом снились кошмары. Думаю, северяне и впрямь приносят несчастье. Хорошо, что мы уже недалеко от дома.

— Может, дать ему пожрать? — спросил Хараг. — Капитан с нас шкуру сдерет, если он будет в плохом состоянии.

— Не стоит, чего доброго, его просто вырвет, а ты только что вымыл пол. Пусть рабов кормят в загонах — за свой счет.

Анвар беспомощно зажмурил глаза. Раб!

О боги, только не это! А как же Сара? Мысленно проклиная все и вся, он начал извиваться, пытаясь освободиться от пут, пока увесистый пинок в живот не положил этому конец. Анвар согнулся пополам, и его вырвало на пол. Хараг бешено взвыл.

— Грязная свинья! Я же только что убрал! — Он поднял плеть, и Анвар съежился, ожидая удара.

— Прекрати, Хараг! — взревел Абуз. — Я не собираюсь терять свою долю из-за твоего настроения.

Хараг повернулся и яростно погрозил ему плетью:

— Занимайся своим делом, жирный крокодил! Абуз положил тяжелые палочки на барабан и медленно встал. Ему пришлось пригнуться — потолок был слишком низок для его гигантского роста. Рабы тут же прекратили грести, а их залитые потом и искаженные болью лица выразили громадное облегчение.

— Мне что, подойти поближе, Хараг? — поинтересовался Абуз. — Лучше не зли меня, а то ведь знаешь, что бывает, когда я злюсь!

Смуглое лицо Харага побледнело. Он медленно опустил плеть.

— Во имя Жнеца, что у вас происходит? — раздался из открытого люка недовольный голос капитана. — Чего мы остановились, чтоб вам пусто было?

Абуз вздрогнул.

— Прости, капитан. Просто небольшие трудности с новым рабом.

Не дожидаясь ответа, он поспешно опустился на свое место и снова взялся за палочки. Хараг принялся расхаживать взад и вперед, вымещая свой гнев на измученных гребцах. Плеть взлетала и опускалась без устали. Анвар свернулся, прикрыв ноющий живот, и впал в забытье.

Поток холодной воды, смывшей вонючую лужу, привел его в чувство. Капитан бушевал.

— Я же сказал тебе убрать здесь! — Раздался глухой звук удара.

— Да я и убрал, — прохныкал Хараг. — А эта скотина опять наблевала.

— Молчать! Убери снова!

На голову Анвара накинули вонючий мешок и грубо поставили на ноги. Его протолкнули через люк, и он услышал гул. Должно быть, они прибыли в порт. Жара, словно молотом, ударила по голове. Его понесли вниз по шатким наклонным сходням, потом швырнули куда-то, да так небрежно, что едва не вышибли дух. Неожиданно он оказался в движении — судя по тряске, это была телега — и по голосам вокруг понял, что очутился в каком-то большом городе. Анвару казалось, что он догадался, зачем у него на голове мешок: даже если бы ему удалось освободиться, он не имел бы ни малейшего представления, куда бежать, но, не зная обычаев этой земли, юноша не подозревал, что была и еще одна причина: всех чужеземцев закон требовал сдавать городским властям, а не везти на невольничий рынок.

Телега катилась вперед, голова Анвара то и дело подскакивала, и он почувствовал, что вот-вот его снова стошнит. Солнце немилосердно припекало, и юноша едва не задохнулся в своем вонючем мешке.

Наконец слабый свет, проникающий сквозь мешковину, стал еще бледнее. Колеса телеги глухо загрохотали по гладкому камню — и остановились.

— Приветствую тебя, капитан, — послышался тихий медоточивый голос. — Полагаю, путешествие было прибыльным? Сегодня мы продаем или покупаем?

— Продаем, Зан. И на этот раз только одного.

— Только одного? Ну-ну, капитан. Обычно твой улов куда богаче!

— Ты в своем уме, Зан? — раздраженно отозвался капитан. — Что можно подобрать за два месяца патрулирования берегов? Мы Корсары Кизу, ты же знаешь. Иногда нам приходится исполнять свой долг и на время забывать о доходах.

— Твоя верность Кизу делает тебе честь, капитан, — поспешно согласился Зан. — Может, осмотрим товар?

Анвару разрезали веревки на ногах, и он вскрикнул от боли, когда кровь снова побежала по жилам. Сильные руки стащили его с телеги и сняли мешок с головы. Низенький жирный человечек с хищным лицом таращился на него, разинув рот.

— Жнец Душ! — воскликнул он. — Северянин! Как ты смеешь торговать мне раба, добытого незаконно!

— Только давай без праведного гнева, Зан! — нетерпеливо сказал капитан. — Я знаю, тебе нужны рабы — любые рабы — и немедленно.

Работорговец откашлялся.

— Где ты его откопал? — нахмурившись спросил он.

— На берегу. Кораблекрушение, кажется. Жуткий шторм. Повсюду трупы и обломки корабля. Должно быть, их отнесло далеко от курса. Обычно они не решаются заплывать в наши воды. — На лице капитана появилась волчья усмешка.

— Ладно, как бы там ни было, хватит об этом. Берешь его или я как честный Корсар отведу его к Арбитрам?

Работорговец поджал губы и закружился вокруг Анвара, внимательно осматривая юношу, и время от времени награждая пленника тычком или щипком.

— Разденьте его, — приказал торговец, и один из стражников выступил вперед и начал разрезать Анваровы лохмотья. Юноша бешено сопротивлялся, но, почувствовав прикосновение холодной стали к обнаженному телу, замер как вкопанный особенно сообразив, куда именно стражник приставил свой нож.

— Эй, что ты делаешь? — запротестовал капитан. Зан злобно усмехнулся.

— Не беспокойся, я с таким же успехом могу продать и евнуха, но думаю, в этом не будет нужды. Может, он и не говорит на нашем языке, но мне кажется, прекрасно нас понимает.

На лбу Анвара выступил пот. Его тошнило от уверенных прикосновений Зана, но тут он ничего не мог поделать. Его руки были по-прежнему связаны, а по бокам стояли могучие стражники, и один из них продолжал держать нож в опасном положении. Анвар стиснул кулаки и, чтобы отвлечься, сосредоточился на окружающем.

Он стоял в большом круглом зале с куполообразным потолком. В центре зала было огороженное возвышение, с одной стороны которого стоял ряд больших железных клеток, в данный момент пустых, а в стенах через равные промежутки были проделаны узкие стрельчатые арки, ведущие в темные переходы. Из одной арки вливался яркий солнечный свет — судя по всему, она вела во внешний мир.

— Ну… — услышал Анвар голос Зана и переключил внимание на торговца невольниками, задумчиво рассматривающего его.

— Он в отличном состоянии, — сказал Зан капитану, — и выглядит достаточно сильным. Высокий рост и широкие плечи. — Зан рассматривал Анвара таким откровенно оценивающим взглядом, что юноша содрогнулся. — К несчастью, — продолжал работорговец, — я не могу продать его частному клиенту — эти глаза будут смущать людей. Кроме того, возникнет слишком много вопросов. Впрочем, ты знаешь, что Кизу постоянно нуждается в новых работниках. Одному Жнецу известно, как ему удается уморить такое количество рабов. Но если хочешь знать мое мнение, дело просто-напросто в плохой организации. И все же эта затея с летним дворцом очень оживила торговлю. Его Величество платит щедро. Думаю, мы договоримся. Конечно, в нашем климате северянин долго не протянет, но это не наша забота. Идем, друг мой. Обсудим цену за бокалом вина. — Зан щелкнул пальцами, и державшие Анвара слуги встрепенулись. — Заберите его, — бросил он.

К величайшему облегчению Анвара, нож был убран. Юношу выволокли в один из темных проходов и повели по длинному гулкому коридору, освещенному лампами, висящими на цепях, вделанных в потолок. Сквозь щели деревянной двери в дальнем конце проникали полосы солнечного света. Охранники открыли ее и вытолкнули Анвара на пыльный двор, со всех сторон окруженный лишенными передней стены мастерскими. В одной сидел гончар и крутил на своем круге комок глины. В следующей грязная женщина тупо помешивала какое-то вонючее варево, прекращая свое занятие лишь затем, чтобы отогнать огромных черных мух, которые вились у ее перепачканного лица. Перед третьим бараком человек заплетал длинные тонкие полоски кожи в плеть. Анвар отвел глаза, стараясь не думать, для чего эта плеть предназначалась.

На другой стороне двора находилась кузница. Маленький потный мальчишка качал мехи, а двое темнокожих рабочих в кожаных фартуках ковали цепи и наручники. Нетрудно было узнать и самого кузнеца — коренастый черный человек, с потрескавшимся от жара лицом, был в два раза шире в плечах, чем Анвар. Его мышцы перекатывались под кожей, словно волны. Двое охранников почтительно приблизились к нему. Увидев Анвара, кузнец выпучил глаза.

— Забери нас Жнец! — презрительно пророкотал он. — Этот Зан — отчаянная голова. — Он подошел к Анвару, держа в руках металлический ошейник, который в его огромных лапах выглядел как детский браслет. Один из подмастерьев нес за ним раскаленный добела железный прут.

Анвар неистово сопротивлялся, но стражники держали его крепко. Помощники успели надеть на юношу ошейник и зажать концы. Судя по всему, кузнец отлично приноровился к этому сложному делу и почти не причинил Анвару боли, хотя юноша завопил от страха, чувствуя, как начинает нагреваться ошейник, когда его концы спаяли расплавленным железом. Однако мальчишка, который ради такого случая бросил свои мехи, был наготове и тут же вылил на нового раба кувшин холодной воды. Металл немедленно остыл, а парнишка дерзко улыбнулся Анвару и вернулся к своей прежней работе. Юноша чувствовал себя ничтожеством. Грубая веревка, связывавшая его руки, была наконец перерезана, и на запястья легли железные браслеты, скованные между собой несколькими звеньями цепи. Еще одну цепь прицепили к кольцу на ошейнике. Стражник торопливым кивком поблагодарил молчаливого кузнеца и дернул за поводок, чтобы увести нового раба.

Как собаку! Анвар, взбешенный, униженный, все еще дрожащий от страха, пережитого, когда надевали ошейник, схватился за цепь скованными руками и что было сил дернул ее назад. Второй охранник тут же выхватил из-за пояса короткую толстую плеть, и тяжелый удар, а потом еще один, и еще обрушились на плечи Анвара. Он покачнулся, закричав от боли, и охранник резко рванул цепь. Острый край ошейника врезался в шею, плеть опустилась снова, оставляя на спине багровый рубец, и Анвар покорно поплелся за стражником. Второй охранник шел следом, вытягивая юношу плетью всякий раз, когда тот спотыкался или замедлял шаг.

Они снова вошли в здание и спустились вниз, в казематы. Там Анвара швырнули в голую мрачную пещеру, где уже было несколько рабов — все мужчины. Их ошейники крепились к стене на уровне пояса такими короткими цепями, что люди были вынуждены постоянно сидеть. Вся вентиляция состояла из железной решетки под самым потолком, и камера провоняла нечистотами. В полу были устроены желобки, сходившиеся к сделанному в центре углублению, от которого шла зловонная канава. Как позднее узнал Анвар, камеру вместе с рабами дважды в день окатывали водой, и это считалось верхом чистоплотности.

Охранники приковали юношу к свободному кольцу в стене и удалились, не забыв запереть дверь. Ни один из рабов не обратил внимания на его появление. Это были жалкие существа, грязные, измученные голодом, покрытые язвами и шрамами. Кто-то тихонько стонал, кто-то дремал, а другие тупо смотрели перед собой пустыми стеклянными глазами.

Анвар попробовал дотянуться до цепи, которой был прикован к стене. Наконец ему удалось ухватиться за нее, хотя железный ошейник почти его придушил. Юноша тянул цепь, пока из пальцев не пошла кровь, но с одной стороны она была крепко приделана к ошейнику, а с другой к кольцу, прочно вмурованному в стену. Наконец Анвар отказался от безнадежной борьбы, впав в отчаяние, и закрыл лицо руками. Выхода не было. Что же с ним будет? Что стало с Сарой? И самое главное, где, черт возьми, эта предательница Ориэлла? В припадке жалости к самому себе он воображал, что она спокойно путешествует, нимало не заботясь о тех двоих, кого она так безжалостно предоставила собственной судьбе.

Но несмотря на обиду, мысли об Ориэлле успокоили Анвара, Он вспомнил, с каким мужеством и решительностью она встречала все беды. Что бы сказала волшебница, увидев, как легко он сдался? Да ничего, вдруг понял Анвар. Она просто освободила бы его от цепей и вытащила бы их обоих отсюда, и это был бы не первый раз, когда она его спасала. Анвар вспомнил доброту девушки, вспомнил ту близость, которая на короткое время возникла между ними на борту корабля. Он вспомнил, что, взяв его в это путешествие, она спасла его от призраков Смерти, и, самое главное, вспомнил; почему она бросила его. Это его вина. Он сам оттолкнул ее, и где бы она ни была, у нее сейчас наверняка полно своих трудностей и забот. Но по крайней мере он может черпать мужество в ее примере, и, что бы ни произошло, поклялся Анвар, он вынесет это так же, как вынесла бы она.

— Я переживу это, — твердо пообещал он себе. — И когда-нибудь снова увижу Сару и Ориэллу.

Дверь каюты отворилась, и Сара, насколько позволяли связанные руки и ноги, отползла назад, забившись на узкую койку. Вошел капитан с каким-то узлом в руках. Потом появились два матроса и внесли большое корыто с водой. За ними следовал еще один — с подносом, на котором стояли тарелки с хлебом, фруктами и чеканная чаша. Капитан дождался, когда его люди удалятся, и быстрым движением извлек из рукава своего просторного одеяния украшенный драгоценностями кинжал. Сара сдавленно пискнула, но он просто наклонился и перерезал путы, связывавшие ее руки и ноги. Возвышаясь над девушкой, он жестом предложил ей раздеться. Сара схватилась за ворот своего растерзанного одеяния и отчаянно замотала головой.

— Нет, — всхлипывала она, — пожалуйста, нет.

Капитан рассмеялся и указал на корыто с водой, на узел, который бросил на кровать, и на поднос с едой, а потом с ироническим поклоном повернулся и вышел из каюты, заперев за собой дверь.

Через минуту Сара рискнула соскользнуть с койки и, сознавая всю бессмысленность этого поступка, подбежала к двери. Конечно, та была закрыта. Сара не знала, радоваться ей или огорчаться. В общем-то, даже спокойнее, что эта деревяшка служит хоть какой-то преградой между нею и теми людьми, которые касались ее тела там, на берегу. Вспомнив об этом, Сара содрогнулась. После предупреждения Ориэллы насчет моряков она чуть с ума не сошла, когда капитан, едва взглянув на нее, прокричал несколько фраз на грубом гортанном языке, и ее принесли сюда. И с тех пор, если не считать короткого сна — девушка даже не знала, сколько проспала, — она лежала здесь, обмирая от страха при каждом подозрительном звуке.

Теперь, похоже, капитан решил взять ее себе. Ну что ж, решила Сара, по крайней мере, он вежлив. Страх был ее постоянным спутником, так что она почти привыкла к нему. Фрукты на столе выглядели странно, но казались сочными и соблазнительными, и они будто улыбались ей. «С таким же успехом, — подумала Сара, — можно восхищаться и на полный желудок». В чаше оказалось легкое пряное вино, которое Сара нашла весьма изысканным, хотя в нынешнем состоянии она, пожалуй, предпочла бы воду. Содержимое корыта выглядело достаточно чистым, но девушка не собиралась рисковать.

Перекусив, Сара почувствовала себя гораздо лучше и решила исследовать узел на кровати. В нем нашлись обрезки ткани, чтобы помыться и вытереться, кусок простого мыла, гребень, вырезанный из белого, напоминающего кость материала, и покрытое богатой вышивкой платье с капюшоном, которое завязывалось на поясе шелковым кушаком. Когда Сара встряхнула платье, из складок выпал какой-то «предмет и покатился по полу. Оказалось, что это маленький стеклянный пузырек с духами. Сара осторожно понюхала их и одобрительно кивнула. Несмотря на опасности, которые все еще маячат впереди, положение, похоже, улучшается.

Хотя воды в корыте было немного, да и та холодная, ванна пришлась как нельзя кстати. Девушка вымыла волосы, потом как можно лучше вытерла их влажной тканью и принялась расчесывать спутанные локоны, пока те не превратились в привычный блестящий каскад сияющего золота. Платье оказалось изумительно мягким и приятно льнуло к коже, а духи так чудесно пахли. Как приятно снова почувствовать себя чистой! Если бы только здесь было зеркало.

Скрипнула дверь, и Сара вздрогнула. Она торопливо попятилась, с опозданием подумав, не совершила ли ошибку, возвратив себе былую красоту. Капитан стоял в дверном проеме и одобрительно улыбался. Потом он сделал знак в сторону двери.

— Куда ты меня ведешь? — подозрительно спросила Сара, позабыв, что он ее не понимает.

Капитан пожал плечами, и перестав изображать терпение, тремя быстрыми шагами приблизился к ней и, схватив за запястья, ловко связал ей руки свисающими концами кушака. Не обращая внимания на вопли и причитания пленницы, он сделал знак коричневому матросу крепко держать ее, а сам накинул ей на голову покрывало из какой-то незнакомой материи, а сверху натянул капюшон. Моряк с беззаботной легкостью взвалил Сару на плечи и понес прочь.

Как и Анвара, Сару усадили в неудобную тряскую телегу и куда-то повезли. Через некоторое время телега накренилась — они поднимались на холм. Потом дорога опять стала ровной, и телега остановилась. Сара услышала голоса, потом скрип открываемых ворот, и телега снова тронулась с места.

Они въехали во двор, и до Сары донеслось веселое журчание фонтана. Капитан помог ей спуститься, и девушка почувствовала, что стоит на гладком камне, приятно холодящем ее босые ступни. Пират стянул с нее капюшон, и сквозь прозрачное покрывало она увидела его силуэт и силуэт человека, к которому он обращался. Потом капитан убрал покрывало, и его собеседник поражение ахнул. Подняв глаза, Сара эхом откликнулась на его крик и в ужасе зажмурилась: перед ней стоял низенький круглолицый человек с лицом, затейливо разрисованным косметикой, а глаза его были подведены углем. Поверх яркой одежды он носил кучу ожерелий, в ушах у него торчали золотые серьги, а бритую голову покрывали причудливые золотые узоры. В общем, вид у него был потрясающий.

По крайней мере, мелькнула в голове у Сары насмешливая мысль, он тоже поражен ее внешностью. Последовали быстрые переговоры между капитаном и человечком, после чего толстяк вручил корсару несколько мешочков, которые позвякивали и казались весьма тяжелыми. Сара испугалась: неужели пират продает ее? Когда капитан повернулся, чтобы уйти, она попробовала ухватить его за рукав, позабыв, что у нее связаны руки. Не то чтобы Сара слишком высоко его ставила, просто он был единственным знакомым человеком в этом странном месте. Пират отстранил ее, залез в широкую телегу и осторожно развернул осла на тесном, окруженном белыми стенами дворе.

Два стройных юноши с бритыми головами и удивительно женскими» размалеванными лицами заперли за ним высокие крепкие ворота, и Саре вдруг захотелось бежать, но бежать было некуда. Ее окружали высокие стены. Глаза пленницы наполнились слезами, и те беспрепятственно покатились по щекам, ибо запястья девушки были связаны поясом.

Толстяк озабоченно закудахтал и похлопал ее по руке.

— Не плачь, — сказал он высоким ломким голосом. Сара изумленно уставилась на него.

— Ты говоришь на нашем языке? Толстяк энергично закивал.

— Мало, — просиял он. — Кизу говорить хороший. Он учить. Ты нравиться Кизу. Не плачь, красивый. Портить. — Он заботливо смахнул ей слезы со щек. — Быть гордый. Ты для Кизу — твое слово — король.

— Король? — воскликнула Сара. Толстяк снова кивнул.

— Кизу много красивый женщина. Хотеть всегда красивый женщина. Хотеть тебя, конечно. — Он одарил ее ослепительной улыбкой, продемонстрировав золотой зуб впереди. — Мыться. Встречаться с другой женщина. Встречаться с Кизу эта ночь. Не плачь. Он нравиться.

Помещения для женщин оказались настоящим лабиринтом из множества комнат и коридоров, стены и пол которых были богато отделаны разноцветной плиткой и украшены затейливой мозаикой. Там были комнаты с покрытыми шелками диванами, отделанными золотом, столами, стульями и сундуками, комнаты с широкими низкими ложами, занавешенными легким белым муслином, фонтаны, бассейны и огромные круглые мраморные ванны. В тенистых двориках и садах росли неведомые цветы и кружились яркие бабочки. В золотых клетках распевали свои сладостные песни диковинные птицы, а воздух был полон пьянящих ароматов.

Повсюду сновали женщины: некоторые в своих воздушных одеяниях напоминали молчаливых призраков, другие собирались в щебечущие стайки на краю бассейнов или плескались в ваннах, совершенно не стесняясь своей наготы. Несколько девушек сплетничали, усевшись на мягких подушках. Их было не счесть, и каждая следующая казалась прекраснее предыдущей.

Спутник Сары поманил к себе полдюжины знойных красавиц и пустился болтать с ними на своем языке, время от времени тыча пальцем в Сару. Пораженные ее золотыми волосами, они столпились вокруг чужестранки, громко восклицая и норовя потрогать тяжелые локоны. Раскрашенный толстячок резко оборвал девушек и произнес что-то похожее на приказание. После этого он с улыбкой повернулся к Саре.

— Залид я, — сказал он, указав на себя. — Ты хотеть, ты посылать. Ты?

— Сара, — ответила она, догадавшись, что он хочет знать ее имя.

— Сара. Хорошо. Как ветер пустыни. Иди теперь с женщины. Мыться. Одеваться. Есть. Потом встречаться с Кизу. — Развязав ей руки, он препоручил ее заботам девушек.

Сару провели через длинную анфиладу комнат. Сначала она поела — щебечущие девушки подали ей пряное мясо, фрукты и странный плоский кисловатый хлеб. Потягивая вино из роскошного кубка, она оглядела пышные комнаты, гадая, уж не снится ли ей это. Потом Сара вымылась в глубоком бассейне с проточной водой, пахнувшей цветами и травами, и две девушки умастили ее тело ароматными маслами.

Сара расслабилась в их уверенных руках, наслаждаясь массажем. Будучи женой Ваннора, она привыкла к таким процедурам, и ей отчаянно их не хватало. После всех ужасов и трудностей, которые она пережила за последние дни, гарем представлялся ей спасительной гаванью, а не тюрьмой. Сару совершенно не беспокоила встреча с этим — как они его называют? — Кизу. Она знала, что красива. Она привыкла заправлять Анваром и увальнем Ваннором и не сомневалась, что справится и с царем. Девушка почувствовала нетерпеливое возбуждение. Настоящий', живой царь! Вот это да! Такой шанс выпадает раз в жизни. Сара потянулась, словно кошка, и улыбнулась. Слава богам, что она не вышла замуж за сына пекаря!

Анвар, ну да. Сара нахмурилась — легкий укол совести омрачил ее радужное настроение. С тех пор, как их схватили, она его не видела. Сара пожала плечами. Раз его не убили сразу, значит, у них есть на него какие-то планы, кроме того, он и так уже был слугой, стало быть, много не потеряет. И вообще так ему и надо за то, что втянул ее в это безумное путешествие! А она должна выжить, позаботиться о себе. Придя к такому выводу, Сара выкинула Анвара из головы.

Ей принесли на выбор ворох одежды — расшитые платья из воздушного шелка всевозможных оттенков и вуали, прозрачнее, чем легкий туман летнего утра. Принесли золоченые сандалии, духи, косметику и драгоценности — таких сокровищ Сара не видела за всю свою жизнь. Она не торопясь принялась выбирать, стараясь найти наилучшее сочетание тканей. Это была ее стихия, и здесь ей не было равных.

Наконец Сара была готова. Она взглянула в огромное зеркало из полированного серебра, и, увидев свое отражение, ахнула. «О боги, — подумала она. — Да я восхитительна! Я никогда еще не была так красива». Хотя сердце ее билось учащенно,. Сара со спокойной уверенностью ждала, когда ее призовут к царю. Изумительное создание в зеркале загадочно улыбалось ей. Ну что же, игра начинается!

Глава 21. БРАСЛЕТЫ ЗАТБАРА

Дюйм за дюймом Ориэлла осматривала пустынный берег и наконец нашла остатки костра и следы схватки. Сердце у нее упало. Что здесь произошло? Несколько ясных отпечатков, оставленных странными остроносыми башмаками, были отчетливо заметны. Неожиданно внимание волшебницы привлек тусклый блеск и, порывшись в песке, Ориэлла откопала свой собственный кинжал. Стараясь не поддаваться панике, она пыталась понять, что и как здесь произошло. Пришельцы появились со стороны моря — на берегу остался след лодки, которую вытаскивали на песок. Следов к лесу нет, и нет ни тел, ни крови. Значит, Анвар и Сара захвачены живыми. А если так, то где же они сейчас? Ориэлла в отчаянии проклинала себя за задержку. Почему она не вернулась раньше? Зачем она вообще оставила их?

— Твои мысли неразумны и крайне разрушительны, дочь моя, — мягко упрекнул ее Теллас. — Ты сделала то, что должна была сделать. Если хочешь найти своих спутников, возможно, я смогу направить тебя на верный путь. — И Левиафан рассказал, что корабли в эти воды приходят из устья большой реки, которая впадает в океан дальше к югу. Его родичи, речные дельфины, часто говорили о городе, расположенном в нескольких днях пути вверх по реке. Если ее спутники живы, они наверняка там. — Ты правильно назвала их безрассудными, — сухо добавил он. — Только сумасшедший мог зажечь костер в чужих землях, чтобы привлечь неведомо кого! А теперь ты должна избрать свой путь. Если хочешь отправиться на север в поисках волшебного оружия, я могу отвезти тебя достаточно далеко, хотя обычно мы не решаемся заплывать в северные воды. Но если ты собираешься искать своих спутников, твой путь лежит на юг, и я доставлю тебя к устью реки Казалы — «Крови Жизни».

Ориэлла вновь оказалась на распутье. Она должна спешить на север, ибо время работает против нее, и через шесть месяцев она совершенно потеряет волшебную силу до дня рождения ребенка. Девушка не имела ни малейшего желания задерживаться в Южных Царствах, не говоря уж о том, чтобы здесь рожать. Теллас мог быстро и безопасно доставить ее в родные края. Но она не должна была бросать Анвара и Сару, и совесть ее будет нечиста, если она оставит их и сейчас. Раздираемая сомнениями, Ориэлла с тяжелым сердцем попросила своего друга отвезти ее к устью реки.

— Успокойся, маленькая, — сказал Левиафан, когда они возобновили свое путешествие. — Пути судьбы неисповедимы, и, может, в этих землях тебе предстоит совершить великие дела и, возможно, даже найти часть того, что ищешь. Твоя преданность друзьям, без сомнения, обернется во благо.

Ориэлла подумала о своей любви к Форралу, которая началась с дружбы и преданности, а кончилась трагедией, и ничего не ответила. Прощание с Левиафаном было очень тяжелым, и когда Ориэлла в слезах расставалась с ним в широкой дельте, образующей устье реки, ей казалось, что она оставляет здесь часть своей души. Форрал и Финбарр, Ваннор и Мара, Д'Арван, и Эйлин — и еще Мериэль и Миафан, что так жестоко предали ее… Неужели ее жизнь обречена стать цепью горестных расставаний?

— А ну-ка прекрати, дуреха, выругала себя Ориэлла, шлепая по липкой грязи. — Оттого, что ты себя жалеешь, лучше не станет.

Она утерла слезы изодранным рукавом и улыбнулась, вспомнив, как Анвар однажды выбранил ее за эту привычку. По крайней мере на этот раз она движется к встрече, а не к расставанию. Ориэлла от всей души надеялась, что это так.

Волшебница и не предполагала, что путешествие займет столько времени. Она брела по ровной и широкой долине, с двух сторон окаймленной утесами из красноватого камня. Девушка гадала, что же лежит за ними, но смертельная боязнь высоты не давала ей возможности забраться и посмотреть. Кроме того, у нее не осталось ни времени, ни сил на удовлетворение праздного любопытства — путешествие и так было не из легких.

Кровь Жизни вполне оправдывала свое название: ее широкие мутные воды были окрашены в тот же темно-красный цвет, что и утесы, высящиеся по обеим сторонам, а тонкую полоску земли между скалами и рекой покрывала вонючая красноватая грязь и поросшие тростниками болота. Из-за предательски топкой почвы Ориэлле приходилось двигаться исключительно днем, и она чувствовала себя совершенно незащищенной посреди голых топей. Солнце, будто гиря, давило на нее, обжигая бледную кожу, а воздух казался таким густым, что трудно было дышать. Ориэлла не могла сбросить одежду из-за вредных насекомых, которые вились вокруг, впиваясь в любой неприкрытый участок кожи. Лицо и руки скоро распухли от зудящих укусов, и требовались колоссальные усилия воли, чтобы не чесаться. Конечно, можно было воспользоваться магией и создать щит между собой и этими маленькими кровопийцами, но девушке не хотелось тратить и без того скудные силы, и к тому же она боялась пользоваться волшебством в землях, где магия была под запретом.

На второй день Ориэлла уже порядком устала и ужасно страдала от жары. Ее длинные густые волосы пропитались потом и оттягивали голову так, что немела шея. К полудню это стало невыносимым. Ориэлла решила сделать привал, но палящее солнце превратило передышку в кошмар. Нигде не было ни тени, а нырнуть в реку, чтобы остыть, девушка не решалась. Накануне она ловила маленькую, похожую на угря, рыбу — единственный доступный источник пищи, — и наткнулась на огромную ящерицу больше человеческого роста, с широкой пастью, полной острых зубов. Кроме того, в реке было полно пиявок. Из двух зол Ориэлла скорее предпочла бы ящериц, но решила избегать и тех и других.

Голова гудела. Затылок и шея под тяжелой косой невыносимо раскалились. Да, от волос придется избавиться. Ориэлла со спокойным сердцем приняла такое решение — то, с чем ей пришлось столкнуться за последнее время, было гораздо хуже. Воспользовавшись окошком чистой воды в болоте в качестве зеркала, Ориэлла достала кинжал и отрезала свою косу. О, благословенное облегчение! Теперь у нее в прямом смысле легкая голова. Отрезанная коса мертвой змеей вытянулась на песке, вся в грязи и в поту. Ориэлла уныло посмотрела на нее. «О боги, — подумала она. — Да что это со мной?» Волшебница всегда так заботилась о своих волосах — еще маленькой девочкой Форрал приучил ее к этому. «Мне не нужен глупый принц. Я хочу выйти за тебя». Воспоминание об этих детских словах тупым ножом полоснуло по сердцу.

Повинуясь внезапному порыву, Ориэлла подобрала косу и прополоскала ее в маленьком пруду. Коса немедленно расплелась с отрезанного конца, и рыжая грива поплыла по воде, подобно закатному отражению. Волшебница выудила ее из пруда, обвязала вокруг головы, чтобы получше высушить, а потом плотно смотала вокруг руки и засунула в глубокий карман своей кожаной рубахи. Скоро вода тут же просочилась сквозь одежду и коснулась кожи.

— Дура, — сказала себе Ориэлла. — Сентиментальная дура! Так и будешь таскать за собой эту чертову штуку? — Без косы девушка чувствовала себя значительно лучше, — но лишь до тех пор, пока пруд не успокоился, и она не увидела свое отражение. Какой кошмар! Хотя Ориэлла никогда особенно не пеклась о своей наружности, она пришла в ужас и поспешно схватилась за кинжал чтобы отрезать торчащие во все стороны космы. Стало чуть лучше. В здешнем климате так намного удобнее, успокаивала себя Ориэлла, поднимаясь на ноги, чтобы продолжить путь.

В тот же день девушке совершенно случайно удалось решить и проблему насекомых. Заметив корабль, идущий вниз по реке, Ориэлла не раздумывая бухнулась в грязь, вывалялась в ней, а потом неподвижно распласталась на земле, пока галера не скрылась из виду. Тут-то она и сообразила, что вонючая корка, покрывающая ее кожу, — превосходный щит и от солнечных лучей, и от прожорливых комаров. Повеселев, волшебница продолжила свой путь, время от времени останавливаясь, чтобы обновить грязевой панцирь, который под палящим солнцем быстро высыхал и начинал отваливаться. «И родная мать не узнала бы»,

— усмехнулась она и с тревогой подумала об Эйлин. Неужели Миафан выместит свой гнев на ней? Ориэлла содрогнулась, жалея, что не может послать матери никакого предупреждения. Впрочем, теперь ей оставалось только стиснуть зубы и идти вперед, навстречу свой цели.

На четвертый день почва стала менее топкой, начали попадаться клочки возделанной земли, привязанные к колышкам козы, неуклюжие лачуги, сплетенные из тростника: хижины крестьян и рыбаков. Это означало, что теперь придется путешествовать по ночам, а днем отлеживаться в кишащих пиявками камышовых зарослях. Постоянный страх быть обнаруженной доводил Ориэллу до изнеможения. Поначалу она надеялась таскать еду у крестьян, чтобы разнообразить свою скудную рыбную диету, но увидев, как бедны и запуганы здешние жители, отказалась от этой мысли.

На шестую ночь Ориэлла оказалась в полностью распаханных землях. Каждый бесценный клочок земли между утесами и рекой был использован, а дома, которые теперь попадались все чаще, были сплетены из прутьев, оштукатурены и покрыты тростником, в изобилии росшем повсюду. Начали появляться чахлые деревья, и Ориэлла с радостью обнаружила, что, во-первых, под ними можно укрыться, а во-вторых, на них уже поспели орехи. Девушка возблагодарила богов за эту милость.

Две ночи спустя волшебница обогнула залив, где широкая река делала крутой поворот, и оказалась у цели. Вид города настолько ее озадачил, что усталость восьмидневного путешествия сняло как рукой. Она никогда не видела ничего подобного. Здания цвета слоновой кости, освещенные луной, плотно жались друг к другу на плоском клочке по обоим берегам реки, а потом поднимались почти вертикально на узких террасах, вырубленных в отвесных утесах, с обеих сторон окружавших долину. У причалов были пришвартованы длинные, зловещего вида военные корабли, а рядом с ними — небольшие суденышки и низкие плоскодонные баржи, выглядевшие куда более мирно.

Город оказался больше, чем ожидала Ориэлла, а его архитектура показалась ей странной. Крыши были плоские или куполообразные, а некоторые еще и увенчаны длинными тонкими шпилями. Двери и окна были стрельчатые, а не прямоугольные, к которым она привыкла. Ажурные мосты, казавшиеся отсюда тоненькими, словно ниточки, тянулись над бездной на высоте в сто, а то и больше футов, и у Ориэллы, с ее необъяснимой боязнью высоты, от одного их вида закружилась голова. Девушка была весьма озадачена отсутствием оборонительных сооружений, но догадалась, что утесы служат для города гораздо более грозной и надежной защитой, чем любые человеческие сооружения.

Ориэлла откинула с глаз остриженные волосы и попыталась заставить работать свой усталый мозг. Пробраться в город достаточно просто, но что делать дальше? Как отыскать Анвара и Сару в таком огромном скоплении народа? Да и вообще там ли они? Живы ли? Зачем она вообще бросила их тогда? Вопросы роились у нее в голове, но она не находила ответов.

Вспомнив о конспирации, Ориэлла повернула направо, к утесам, и укрылась в рощице низеньких чахлых деревьев. Она узнала в них пальмы, которые уже встречала на своем пути, и, благодарение богам, они были увешаны спелыми орехами. Ребенок постоянно требовал пищи, и Ориэлла снова умирала от голода. Прежде чем луна исчезла за высокими вершинами, она успела собрать богатый урожай, а потом устроилась в уютном укрытии у корней старого дерева и принялась колоть толстую скорлупу рукоятью кинжала.

Поев, Ориэлла почувствовала себя лучше и вернулась к насущным делам, решив применить способ Форрала и разбить задачу на шаги. Так с чего же начать? Прежде всего, надо перестать дергаться. Если Анвар и Сара здесь, она их найдет. Если нет, то будет думать об этом, когда придет время. «Начни с начала». Чтобы не возбуждать подозрений, ей нужно сменить одежду. Она должна сойти за местную жительницу, так что в первую очередь необходимо выяснить, как они выглядят, и действовать соответственно. Она волшебница, так что с языком трудностей не будет. Помимо подходящей одежды, она должна запастись тем, что в этих местах считается деньгами. Ориэлла с мрачным изумлением поймала себя на том, что к своей обширной коллекции воинских и магических талантов собирается добавить еще и воровство. Размяв затекшие ноги, она позволила себе расслабиться. Теперь, когда у нее появился хоть какой-то план, можно и отдохнуть немного.

Утомленная волшебница уснула у корней дерева и все еще спала, когда на рассвете в рощу пришли птицеловы с собаками и сетями. Гончие бешено накинулись на Ориэллу, и лай разбудил ее как раз вовремя, чтобы успеть схватиться за меч и встретить незваных гостей. Птицеловы были плохими воинами. Ориэлла убила одного, вывела из строя второго, и только после этого их товарищам удалось накинуть на нее сеть. Тут сбежались крестьяне с соседних полей, и опутанная сетью Ориэлла оказалась окруженной изумленной и разгневанной толпой.

— Взгляни на эту бледную кожу!

— А волосы цвета крови!

— Воин?

— Демон?

— Женщина?

— Она убила бедного Харза!

— Приведите Старейшину!

«Старейшина, будь он проклят», — подумала Ориэлла и слегка шевельнула рукой, чтобы вызвать магию Огня и сжечь сети. Это движение было ее ошибкой. Крестьяне заметили его, и удар дубиной погрузил волшебницу в забытье.

Очнувшись с головной болью, от которой темнело в глазах, Ориэлла обнаружила, что лежит на мраморном полу длинного белого зала. Она по-прежнему была в сетях и вдобавок крепко связана веревками. Жезл все еще торчал за поясом, а вот меч исчез. Волшебница тихонько выругалась. Похоже, она уже в городе, а помещение это — что-то вроде зала суда. Судей, как она вскоре обнаружила, почтительно называли Арбитрами. Их было трое, все в одинаковых белых мантиях и с белыми париками на голове. Они сидели за столом на помосте, возвышавшемся в дальнем конце комнаты. Их лица скрывала белая ткань, и Ориэлла забеспокоилась: у нее на родине белый цвет считался цветом смерти.

Вспомнив рассказы Форрала, Ориэлла заключила, что эти статные смуглые темноволосые люди — наверняка казалинцы. В таком случае применение магии будет означать немедленную смерть. Она уже успела заметить лучников, стоящих на балконе, опоясывающем зал, и решила сначала подождать и посмотреть, не сможет ли она придумать чего-нибудь другого. Пока схватившие ее крестьяне дожидались своей очереди, Ориэлла слушала, как Арбитры решали другие дела. Наказания были очень жестокими. Отсечение руки за воровство, кастрация за прелюбодеяние. Боги, что же полагается за убийство? Похолодев от страха, Ориэлла приготовилась дорого продать свою жизнь. Конечно, не здесь, под носом у этих лучников. Но если они решат казнить ее, то обязательно выведут наружу…

Наступила очередь Ориэллы. Крестьяне выволокли ее вперед и, по-прежнему связанную, поставили на колени перед бесстрастными Арбитрами. Старейшина деревни, с рябым изможденным лицом, поведал ее историю. Когда он закончил свой рассказ, Арбитры повернулись к волшебнице, и она почувствовала, как холодные взгляды пронизывают ее насквозь, изучая ее необычную внешность. Потом человек, сидевший посередине, заговорил:

— Имеешь ли ты что-нибудь сказать в свою защиту? Ориэлла лихорадочно пыталась придумать какую-то правдоподобную историю, которая могла бы спасти ей жизнь. Раз они так ревностно относятся к нравственности, можно попробовать версию об изнасиловании. Запинаясь, она объяснила, что путешествовала с мужем и его сестрой (на случай, если Анвар и Сара все-таки в городе), но бурей их отнесло к югу, и он; потерпели кораблекрушение. Она потеряла своих спутников и двинулась вверх по реке, чтобы разыскать их. Потом уснула под деревом и проснувшись, обнаружила, что окружена шайкой оборванцев (тут она, по крайней мере, не покривила душой). Со сна она решила, что над ней собираются надругаться, и защищалась изо всех сил, готовая скорее умереть, чем отдаться кому-нибудь, кроме своего мужа.

Арбитры негромко посовещались, а потом сидевший в центре, который, очевидно, должен был говорить за всех, вновь повернулся к Ориэлле.

— Эта история не объясняет, почему ты так опытна в сражениях.

Ориэлла старалась сохранять спокойствие, жалея, что не видит его лица.

— У меня на родине женщины часто становятся воинами.

— Понимаю, — он хищно подался вперед, и Ориэлла заметила, как сузились его глаза под маской. — А чем ты объяснишь то, что говоришь на нашем языке? Только одержимые демонами колдуны севера могут это делать. Будешь ли ты отрицать, что ты принадлежишь к их числу?

По толпе пробежал тихий ропот изумления, а те, что стояли ближе к волшебнице, попятились с выпученными от страха глазами. У девушки сердце ушло в пятки. Она выдала себя. Ориэлла глубоко вздохнула, и решила пойти ва-банк.

— Да, я была одной из них, но вместе с мужем бежала от их тирании. — «Интересно, что он на это скажет?»

— Твой муж тоже колдун?

— Нет. Он смертный, и наш союз был под запретом. Вот почему я бежала, навсегда отрекшись от колдовства. Я не хотела вторгаться в ваши земли и не собираюсь причинять зло вашему народу. Я глубоко сожалею, что так вышло. Все, чего я хочу, это найти мужа и покинуть эти места. Я одинока, испугана и унижена. Во имя милосердия, отпустите меня.

Арбитр выпрямился.

— Милосердия? В этом городе нет сострадания к преступникам. Ты отняла жизнь. Это запрещено! Ты чужестранка, вторгшаяся в наши земли. Это запрещено! Ты колдунья. Это запрещено! Какое право ты имеешь на милосердие?

Ориэлла опустила глаза.

— Никакого, и все же я прошу о нем. Это.., быть может, это все, что у меня осталось.

Арбитры снова посовещались. Человек в середине, по всей очевидности, обладал самой большой властью и, кажется, спорил с двумя другими. Наконец он повернулся к ней.

— Я думаю, ты говоришь правду. Я знаю, ты могла бы направить свои злые силы на тех, кто схватил тебя, и сбежать. Ты этого не сделала и, значит, не хотела ничего дурного, но твой муж не добрался до города. Будь он здесь, его, согласно закону, привели бы к нам.

Эти слова стали для Ориэллы настоящим ударом, и ей даже не пришлось изображать горе и отчаяние. Все было напрасно.

Анвар и Сара погибли! Это ее вина. Но туг Арбитр заговорил снова, и голос его был менее резок.

— По закону, за свои преступления ты должна умереть, но, боюсь. Жнец Душ строго спросит с нас за то, что мы обрекли на смерть женщину в твоем положении. И все же мы не можем отпустить тебя. Так что мы предоставляем тебе выбор. Вместо казни ты можешь выйти на арену, где преступники вроде тебя сражаются для развлечения короля Кизу н его подданных. Говорят, ты хорошо владеешь мечом, и если ты будешь успешно сражаться, то сможешь завоевать свободу — или, если хочешь и дальше искать своего мужа, тебе представится возможность последовать за ним в Чертоги Жнеца. Принимаешь ли ты это решение?

Ориэлла прекрасно понимала, что этот вопрос — чистая формальность, но, по крайней мере, теперь у нее появилась хоть крохотная надежда.

— Принимаю — и благодарю вас за вашу милость, — сказала она.

— И еще кое-что… — Арбитр подозвал судебного чиновника и что-то тихо сказал ему. Тот вышел из комнаты и вскоре вернулся с серой металлической шкатулкой, искусно украшенной странными переплетающимися символами.

Арбитр сдул со шкатулки пыль и, подняв крышку, достал что-то, чего Ориэлла не смогла разглядеть. Он приказал стражникам развязать ее, осторожно приблизился и с удивительной ловкостью защелкнул что-то на ее запястьях. Едва захлопнулась вторая застежка, Ориэлла покачнулась и упала. Собственный вопль эхом зазвенел у нее в ушах. Девушку охватило тяжелое бессилие, будто ее лишили души. Она почувствовала, как Арбитр поднял ее, уложил на скамью у стены и поднес к губам чашу с вином. Ориэлла с благодарностью отхлебнула из чаши. Руки не слушались ее, голова раскачивалась из стороны в сторону. Но самое худшее было то, что в душе ее образовалась черная, зияющая пустота, словно явившаяся из небытия.

— Что ты со мной сделал? — прошептала она. Казалось, Арбитр и сам потрясен.

— Я надел на тебя браслеты Затбара — Проклятия Чародеев — давным-давно похищенные у рода Драконов. Секрет их изготовления затерялся в туманах времени. Я и не представлял себе, что они так жестоко подействуют на тебя, но это необходимо, если ты хочешь выжить в наших землях. Заклятые камни, вделанные в браслеты, лишают тебя колдовской силы, втягивая ее в себя. Это гарантия против любой попытки с твоей стороны использовать против нас злые чары.

Ориэлла вспыхнула от гнева. Эти люди, что так ненавидят колдовство, по сути дела, использовали темную магию, чтобы связать ее силу. «О боги, — подумала она. — Как же мне из всего этого выбраться?»

Для заключенных воины арены жили весьма неплохо. В камере Ориэллы были зарешеченное окно и крепкая дверь, но гладкие белые стены и коричневый пол сияли чистотой, имелись стол, стул, сундук и узкая койка. В стены были вделаны крючья для одежды, а веселенький пестрый коврик на полу приятно оживлял унылый каземат.

Ориэлла почти не помнила, как попала сюда. Словно в тумане, она почувствовала, как кто-то уложил ее и разрезал веревки и, совершенно обессиленная, провалилась в тяжелый сон.

Когда она проснулась, уже наступили сумерки. Под потолком горела лампа, заключенная в железную решетку. «Очевидно, для того, — насмешливо подумала Ориэлла, — чтобы заключенные сами себя не подпалили». Боль и слабость прошли, но пугающая темная пустота, вызванная отсутствием волшебной силы, не отступала. Ориэлла едва не поддалась страху, грозившему сломить ее. «Не будь дурой, — прикрикнула она на себя, — иначе ты никогда отсюда не выберешься». Но, боги, эта ужасная холодная пустота… «Привыкни к ней, — твердо приказала она. — И быстро!»

Ориэлла села, окинула взглядом комнату и заметила на столе щедрый ужин. Ох, до чего аппетитно он выглядит! Кажется, она не ела уже целую вечность. Еда остыла, но это пустяки. Ей принесли что-то вроде пряной каши, приготовленной из бобов, — жареный окорок — как выяснилось, бараний, — и странный плоский хлеб. Рядом стояла чаша с фруктами, лежал белый сыр, такой острый, что слезы выступали на глазах. Темно-красное вино оказалось бодрящим и крепким. Ориэлла наелась до отвала, возмещая долгие дни поста. Потом она вернулась на койку, прихватив и кубок, прислонилась к стене, поджала под себя ноги и уставилась на пляшущий огонек лампы. Боги, а вино действительно крепкое! Или это просто оттого, что она очень сильно устала?

Волшебница пребывала в каком-то странном оцепенении. Лишение магии, отчаянное положение, потеря Анвара и Сары — все это выбило ее из колеи. Ориэлла понимала, что должна придумать какой-то план, но просто не могла заставить себя размышлять и беспокоиться. Со времени бегства из Академии она постоянно находилась в напряжении, постоянно ходила по лезвию ножа. Но теперь она в заключении, и, благодаря вынужденному бездействию, ее душа может хотя бы отдохнуть. Вино тоже помогло, и волшебница почувствовала, что ее одолевает дремота…

В замке щелкнул ключ. Ориэлла стремительно вскочила и заморгала, глядя на ослепительный солнечный свет, льющийся сквозь зарешеченное окошко. Она машинально потянулась за мечом, но его, конечно, не было. Высокий темнокожий мужчина средних лет вошел в комнату, неся новый поднос. Ориэлла бесстрастно смотрела, как он подошел к столу и поставил на него свою ношу. Незнакомец был совершенно лыс, а на левом глазу он носил черную повязку. Бледный уродливый шрам сбегал из-под повязки на щеку. Под просторным красным одеянием угадывалась широкоплечее, мускулистое тело, до боли напомнившее девушке Анвара.

Мужчина с низким поклоном повернулся к ней.

— Да будет день благосклонен к тебе, воительница. — Голос его был глубок и мягок. Ориэлла автоматически склонила голову в ответ.

— Да будет день благосклонен и к тебе, господин, — и, боюсь, твой будет благосклоннее, чем мой, — сухо добавила она. Человек улыбнулся.

— Это еще неизвестно. Я — Элизар, наставник бойцов. — Он снова поклонился. Ориэлла поднялась, потирая затекшую шею, и ответила поклоном на поклон.

— А я — Ориэлла и, кажется, дура, раз заснула сидя. — Она запнулась, подумав, почему это браслеты не лишили ее способности понимать чужой язык. Может, в заклинании есть слабинка?

Элизар улыбнулся.

— Ты просто устала — да и проголодалась, кажется, — он повел бровью в сторону пустого подноса. — Мне показалось, что лучше дать тебе выспаться. Наши массажисты приведут твою шею в порядок, но давай-ка сначала познакомимся поближе. Мне любопытно узнать твою историю, и, уверен, у тебя тоже полно ко мне вопросов.

Завтрак состоял из крутых яиц, уже привычного плоского хлеба, сыра, меда и фруктов — и закрытого горшочка, от которого исходил соблазнительный аромат.

— Что это? — спросила она Элизара. Тот изумленно поднял брови.

— Ты не знаешь лиафы? Да ты не знаешь жизни! Это благословение воина — она дарует силу, ловкость, выносливость. — Элизар наполнил чашку дымящейся черной жидкостью и протянул ее Ориэлле. Девушка поморщилась: жидкость чересчур смахивала на грязь. Вдохнув бодрящий аромат, она сделала глоток и закашлялась. Вкус был резко выраженный и очень горький.

— На вкус это не то, что на запах, — глуповато заметила она.

Элизар улыбнулся, положил в чашку ложку меда и тщательно размешал.

— Попробуй еще раз, — предложил он. Ориэлла взяла чашку, так, словно это была гадюка, но, не желая терять лицо, сделала еще один глоток и просияла от удовольствия. Мед смягчил горечь, и напиток стал изысканным и бодрящим. Ориэлла, которой всегда било трудно просыпаться по утрам, по достоинству оценила его действие и с аппетитом принялась уплетать завтрак.

— Как ты сюда попала, Ориэлла? — спрашивал тем временем Элизар. — Как стала воином? У себя на родине мы не знает женщин-воинов!

С набитым ртом Ориэлла повторила историю, которую рассказала Арбитрам.

Когда она упомянула о двух пропавших спутниках, здоровый глаз Элизара задумчиво прищурился.

— Ах, — воскликнул он, — так, значит, в этих слухах может быть и доля правды.

Ориэлла насторожилась:

— В каких слухах? Наставник колебался.

— Может, все это и чепуха, — вымолвил он наконец. — Знаешь, иногда слухи возникают на пустом месте… Ориэлла схватила его за руки.

— Скажи лоте! Элизар отвел глаза.

— Ну что ж, — неохотно начал он. — На рынке поговаривают, что пару дней назад корабль Корсаров нашел на дальнем берегу чужаков, и одна из них — женщина удивительной красоты. Но насколько я знаю, не считая тебя, в городе не появлялось ни одного чужестранца.

— Если их схватили, что могло с ними произойти? Пожалуйста, скажи мне.

— Как и ты, они должны были бы предстать перед Арбитрами. Таков закон, — поспешно отозвался наставник.

— А если нет? — настаивала Ориэлла.

— Ну, уже давно ходят слухи о подпольной торговле рабами, но в этом случае женщину бы продали в дом удовольствий, а этого не произошло, уверяю тебя. Слух о таком чуде дошел бы до ушей каждого мужчины в городе, не сомневайся. Но забудь об этом, Ориэлла. Что бы с ними ни произошло, тебе будет не до того. — Элизар посмотрел куда-то вбок. — Воительница, ты должна сосредоточиться на том, чтобы самой как можно дольше выжить в этом месте. В тот момент, когда ты перешагнула порог арены, ты приговорила себя к смерти, которая рано или поздно не минует тебя.

Ошеломленная Ориэлла опустила руки.

— Но Арбитр сказал, что у меня есть возможность завоевать себе свободу.

Наставник покачал головой.

— С его стороны было несправедливо и жестоко зажечь тебе эту надежду, — ровным голосом отозвался он.

— Значит, он солгал? Значит, нет способа?

— Невозможно, — Элизар резко поднялся. — Здесь ты не больше чем марионетка для развлечения Кизу. Он жестокий человек, я по себе это знаю. Впрочем, сначала я должен определить уровень твоего мастерства в сравнении с другими воинами. Мне передали твой меч, и я тебе его верну. Ты будешь тренироваться под моим наблюдением. Любая схватка на арене заканчивается смертью. Если ты одолеешь первого противника, то будешь сражаться с двумя, потом с тремя. А если ты каким-то чудом переживешь и это, против тебя выставят Черного демона.

У Ориэллы по коже пробежали мурашки.

— А если я сражу и этого демона?

— Тогда ты свободна. Но это невозможно. Еще никто не одолел демона. Никто.

Ориэлла встала, расправив плечи.

— Я одолею его, — с мрачной решимостью сказала она. — Когда мы начнем?

Элизар печально покачал головой и ушел, не сказав ни слова. Ориэлла услышала, как повернулся ключ в замке. Она пожала плечами и вернулась к своему завтраку, гоня прочь предательский страх за себя и за своего ребенка. Она должна поддерживать силы. После еды Ориэлла немного отдохнула, и стала вспоминать надолго заброшенные духовные упражнения Форрала. Что бы ни случилось, она должна быть к этому готова. И будет готова!

Глава 22. НЕВИДИМЫЙ ЕДИНОРОГ

— Еще раз! — крикнула Мара. Стараясь не думать об усталости, Д'Арван рванулся через поляну, выставив перед собой деревянный меч. Девушка слегка отступила в сторону, быстро присела и подставила ему ножку. Маг рухнул, как подрубленное дерево, уткнувшись лицом в прошлогодние листья.

— Думаю, на сегодня хватит, — тактично сказала Мара, стараясь подавить улыбку, и нагнулась, чтобы помочь ему подняться.

— Ты.., ты мегера! — проворчал Д'Арван, вытирая лицо.

— Прости, малыш, но это обычный прием. — Мара протянула ему руку. — Если хочешь, завтра я тебя научу.

— А что толку? — Д'Арван поднялся на ноги, снял с куста плащ и, прежде чем накинуть его, еще раз вытер испачканное лицо полой. — Мы занимаемся уже две недели, а я до сих пор с трудом отличаю один конец меча от другого.

— Со временем все наладится, не волнуйся. Для фехтования две недели не срок — особенно, когда начинаешь с нуля в твоем возрасте.

Д'Арван разозлился еще больше.

— За что ни возьмись, всюду мой возраст! Да это кошмар какой-то! Когда я занимаюсь магией. Эйлин обращается со мной как с младенцем, а теперь ты заявляешь, что я близок к старческому маразму!

— Когда ты так говоришь, мне кажется, а Эйлин в чем-то права! — огрызнулась Мара.

Усилием воли Д'Арван стряхнул мрачное настроение. Ему не хотелось рисковать любовью, которая начала расцветать между ними. Он выдавил из себя улыбку.

— Прости, Мара, — сегодня утром я не в настроении. — Он положил руку на ее крепкие плечи, и они пошли к башне. Юноша вздрогнул, и не только от утреннего холода.

— Я плохо спал этой ночью. Только закрою глаза — снятся кошмары.

— Надо было разбудить меня! — Воительница крепче обняла его за талию. — А что же такого ужасного тебе снилось?

— Мой брат — ну, единокровный брат. Будто он опять подкрадывается ко мне с ножом — пытается убить, как тогда. — Д'Арван почувствовал комок в горле и сухость во рту и содрогнулся от всепоглощающего ужаса перед крадущимся в темноте убийцей.

— Ну это неудивительно, — протянула Мара и вдруг остановилась и повернулась к нему. — Постой, Д'Арван, а вдруг это правда? Я хочу сказать, вы ведь так тесно связаны. Ты не думаешь, что он узнал, где мы, и теперь спешит сюда, чтобы…

Д'Арван словно прозрел — до сих пор страх заслонял от него истину. Но инстинкты у Мары всегда работали куда лучше, чем у него.

— Черт возьми — Эйлин! — вскричал юноша. — Он пойдет к башне! Быстро! — Выхватив из ножен Мары боевой меч, он бросился напролом сквозь деревья. Девушка тщетно пыталась догнать его.

— Д'Арван, глупец, подожди! — кричала она. — Нельзя… — Но он уже скрылся из глаз.

Юноша был уже почти у границы деревьев, окаймлявших озеро, когда уловил мысленный призыв Эйлин и понесся еще быстрее. Задыхаясь, он прокладывал себе путь сквозь ветви, которые словно плети хлестали по лицу, через корни, которые, казалось, поднимались из земли, чтобы обвиться вокруг ступней и коленей. Юноша был слишком занят мыслями о брате и не замечал, что лес стал гораздо чаще и тянется намного дольше, чем раньше. Деворшан! Как ему удалось миновать волков, охраняющих Долину? Какое колдовство он использовал? Д'Арван прошептал проклятие. Если бы только он обращал больше внимания на свои сны!

Оказавшись на берегу, юноша опешил. Лес теперь кончался у самого берега озера, вгрызался в него узловатыми корнями, сминая и уничтожая каждую пядь ровной земли. И это было еще не все. Сама башня изменилась до неузнаваемости. Огромные лозы змеились по когда-то гладким стенам, наглухо закрывая окна, а заросли колючего шиповника и терна преграждали путь от деревянного моста к двери башни.

А на противоположном конце переправы плотным строем встали деревья из сада феи. Д'Арван с изумлением увидел, как, вопреки всем законам, на каждой ветке на глазах зреют плоды, но так и не догадался зачем, пока змееподобная ветка не выгнулась назад и с поразительной меткостью не запустила в него яблоком, словно камнем из пращи. Юноша пригнулся, но тяжелый плод с силой ударил его в плечо. Пара дюймов — и он угодил бы прямо в лицо. За первым выстрелом последовала настоящая яблочная канонада, загнавшая мага под деревья. Но не успел Д'Арван отдышаться, как корни начали вырываться из почвы, поднимая фонтаны земли, и его прикрытие шустро отодвинулось в сторону, открыв своим садовым собратьям свободную зону для обстрела. Вся Долина пришла в движение, каждое растущее и цветущее создание спешило защитить Эйлин, владычицу магии Земли. По ошибке приняв Д'Арвана за непрошеного гостя, растения мешали ему прийти ей на помощь. Покрепче сжав меч, юноша начал рубить окружавшие его ветви. От отчаяния он совершенно потерял голову.

Странный шелест пробежал по рядам сплотившихся деревьев. Среди ветвей заклубился алый туман — гнев леса. Пронзительный свист, напоминающий свист бури, ударил в уши, сучья начали дрожать и раскачиваться, а тонкие веточки, будто костлявые пальцы, хватали юношу за волосы, стегали по глазам, рвали одежду. Костяшки пальцев Д'Арвана покрылись кровью — ветки хлестали по рукам, стремясь выбить меч. Откуда-то, из невообразимой дали, заглушенный хрустящим и свистящим шумом лесной ярости, донесся крик о помощи. Это была Мара. Д'Арван заметался и попытался повернуть назад, к ней, но наткнулся на чащу остролиста, который ощетинился глянцевыми, похожими на клинки листьями. Воспользовавшись замешательством юноши, лес выпустил корни, и те, словно покрытые землей щупальца, обвились вокруг его ног. Резкий рывок, — и маг рухнул. Корни тут же потащили его прочь, в дебри, в сердце леса. Шиповник обвился вокруг его рук, вогнав множество острых колючек в нежную кожу запястий и в пальцы, которые все еще сжимали меч. Д'Арван задыхался от пыли, ему в лицо летели земля, галька и сухие листья.

— Помогите! — Крик Эйлин, на этот раз слабый и беспомощный, еще раз прорезал сознание Д'Арвана.

— Не могу! — выкрикнул он вслух, и по лицу его побежали слезы боли и бессилия. Одежда на локтях и коленях уже была разодрана в клочья, царапины саднили, стиснутые лозами руки немели. Скоро он выпустит меч, и тогда уже ни за что не сможет прийти на помощь своей наставнице…

О боги! Какой же он болван! О чем он думает? Он ведь тоже маг Земли! Неудивительно, что лес принял его за чужака. Прорубать дорогу, будто глупый, невежественный смертный! Сосредоточенно вспоминая все, чему научила его фея за последние недели, Д'Арван собрал свою силу, пытаясь мысленно коснуться сердца — вернее сказать, души — леса.

Тот отчаянно сопротивлялся, окутанный туманом нездешнего гнева. Но Д'Арван продолжал настаивать:

— Я друг! Друг! Я помогу твоей Владычице! Смотри, я маг Земли, ее собственный ученик! Видишь?

Он вложил в эту мольбу все свои силы и, как учила его Эйлин, открылся испытующему взгляду леса. Он призвал влажные хмельные запахи весеннего пробуждения и древний острый запах матери-земли, которая взращивает семя, игру солнечного» света в тени берез и переливчатый танец ручейка, серебро лунного света и шелк утреннего тумана, безупречно белое покрывало зимнего утра и закатную красоту осени.

И все изменилось. Словно повернулся ключ, отпирающий дверь, словно упали тяжелые цепи, словно с приходом весны ослабла мертвая хватка зимы. Лес принял его. Вой стих, превратившись в приглушенное бормотание, и Д'Арван почувствовал облегчение, словно с него сняли огромный груз. Корни и лозы ослабили хватку, опали, и перед ним открылся свободный проход — по развороченной земле, через мост, прямо к двери башни. Вскочив на ноги, Д'Арван бросился бежать, и одна ветка, будто поторапливая, толкнула его в спину.

Лозы, скрывавшие дверь, с тихим шорохом опали, едва только Д'Арван приблизился к ним с мечом в руке. Он перепрыгнул через них и ворвался в кухню, надеясь, что они последуют за ним, но какая-то сила препятствовала им проникнуть в здание, и лишь когда юный маг подошел к подножию винтовой лестницы, он понял причину: повсюду стоял ядовитый запах — неизменный спутник темной магии. Кашляя и утирая слезящиеся глаза, Д'Арван выпрямился, опираясь на гладко отполированные перила, и шаг за шагом начал подниматься по металлическим ступенькам.

Верхние комнаты, через которые проходила лестница, были полностью разгромлены. Д'Арван вздрогнул при виде хаоса, царившего в башне. Окна разбиты, скамейки перевернуты и расколоты в щепки, хрупкие молодые ростки вырваны и рассыпаны по полу. Сознание мага по-прежнему было открыто, и он по-настоящему остро почувствовал их страдания. Тонкие беззвучные крики боли пронизывали разум и заставляли сжиматься сердце. Но нигде юноша не мог нащупать сознания Эйлин. Он проходил комнату за комнатой и везде находил все те же пугающие разрушения. Наконец, обогнув последний виток, он остановился. На верхней ступеньке стоял некто с мечом в левой руке, и острие меча было в крови. Это был Деворшан! При виде Д'Арвана его лицо исказилось в хищной усмешке.

— Добро пожаловать, брат, — сказал он. — Долго же мне пришлось тебя искать, но дни безнадежных скитаний по вашим проклятым болотам будут сторицей оплачены твоей смертью. — Подняв клинок, он сделал шаг вперед. В глазах его горела смертельная ненависть.

Деворшан имел преимущество — этому Арван уже успел научиться. Руки его вдруг мокрыми и скользкими от пота, и маг Земли начал медленно пятиться, осторожно нащупывая ногой ступени. Он понимал, что ни на секунду нельзя спускать глаз с брата. Ненависть Деворшана обжигала его сознание, как и гнев леса, но только глубже, ближе и намного пронзительнее. Они столько лет были связаны — и теперь его брат пользовался этим. Злобное сознание Деворшана безжалостно вгрызалось в мозг Д'Арвана, играя на его страхах и сомнениях, лишая мужества и уверенности в себе.

— Полукровка! — кричал брат. — Бесхребетный, безмозглый, беспомощный ублюдок! Д'Арван, неужели ты и впрямь надеялся, что тебе удастся сбежать и спрятаться под юбками феи? А это еще что такое?

Его безжалостная воля вонзилась в самое дорогое Д'Арвану воспоминание.

— Так-так! — Жестокий смех Деворшана как битом хлестнул юношу. — Чем это мы тут занимались, братец? За неимением лучшего забавлялись с маленькой смертной сучкой? Ну и как она, Д'Арван? Может, мне тоже попробовать ее, после того, как разделаюсь с тобой? Или нет, сначала я займусь ею, чтобы ты мог полюбоваться. Где она, а? Куда ты спрятал свою смертную шлюху?

Багровый гнев затопил душу Д'Арвана. Его рука, сжимавшая меч, начала трястись. И все же уроки Мары не пропали даром. Девушка научила его не поддаваться на дурацкие насмешки. Вместо этого, продолжая отступать, юноша начал собирать :илы, прикидывая, какую сторону магии Земли можно было бы использовать против брата. Растения наверху слишком малы, нэ… Может быть, призвать на помощь лозы, которые обвивают башню? Если им удастся пробить окно…

— Ну уж нет, не выйдет! — Голос Деворшана превратился в рычание. — Я не стану терять время на состязание в магии, Д'Арван — я на чужом поле.

— Неужели? — Д'Арван поднял руку, готовясь к удару.

— Предупреждаю тебя! Ты хочешь взять на се(я ответственность за смерть Эйлин?

Д'Арван замер, и глаза его невольно метнулись за спину брата, к вершине лестницы.

— Отлично, — фыркнул Деворшан. — Наконец-то до тебя дошло. Будь она мертва, ты бы уже об этом знал.

— Где она? — закричал Д'Арван. — Что ты с ней сделал? Деворшан пожал плечами и поднял испачканный кровью меч.

— Не рассчитывай, что она придет тебе на помощь, хотя ты и не дал мне времени закончить работу. Но, если хочешь испробовать магию, помни, где лежат мои таланты. Я могу поднять воды озера и затопить башню. А когда она рухнет, что будет с Эйлин, а?

— Ублюдок! — прорычал Д'Арван сквозь стиснутые зубы.

— Нет, братец. Это ты ублюдок. Мне это сказала Элизеф. Ты всю жизнь тянул на себя мою силу — силу, которая по праву должна быть моей, — и, когда я убью тебя, она станет моей. Ты не должен был рождаться!

Так вот на чем сыграла Элизеф! Д'Арван чувствовал негодование брата, его пылающую жадность и безумный гнев, сжигающий его. Когда он поднимется до высшей точки, Деворшан бросится в атаку. Д'Арван осторожно поставил ногу на следующую ступеньку и почувствовал, что она шире, чем остальные, значит, рядом с ней вход в комнату. В голове у него забрезжил план. Он широко улыбнулся:

— Ну нет, братец, тут ты ошибся. Эйлин тоже рассказала мне всю историю. Я дитя любви нашей матери. Она ненавидела Бавордана и зачала тебя, только чтобы унять его подозрения. Может, я и ублюдок, но никогда не рождаться должен был именно ты!

— Лжец! — С искаженным лицом Деворшан бросился вниз и с размаху рубанул воздух. Д'Арван проворно отскочил в сторону, в открытую дверь, и выставил ногу, как утром это сделала Мара. Лодыжку пронзила острая боль, Д'Арван и сам потерял равновесие, но падая, услышал стук и грохот: Деворшан скатился по лестнице вниз головой. Сработало!

Опираясь на перевернутую скамейку, Д'Арван с трудом поднялся, на лбу у него выступили крупные капли пота, вывихнутая нога горела и не могла больше поддерживать тело. Он споткнулся и снова упал.

Бормоча излюбленные проклятия Мары, юноша дотащился до лестницы и начал скользить со ступеньки на ступеньку на заднице — они с Деворшаном частенько забавлялись этим в детстве. Воспоминание причиняло нестерпимую боль, словно кинжал, который поворачивают в ране, но теперь детство было позади, и самый близкий человек превратился в чудовищного убийцу. Д'Арвану нужно спуститься вниз и прикончить Деворшана, если тот еще жив, ибо в противном случае брат наверняка прикончит его.

Когда он добрался до подножия лестницы, лицо его было мокро от пота и слез. Деворшан лежал неподвижно, уткнувшись лицом в широкие каменные плиты в каком-нибудь футе от ступенек, и Д'Арван молился, чтобы противник был уже мертв. Рукоять меча жгла ему ладонь, он остановился на нижней ступени, и занес клинок над своим братом.

— О боги, — молил он, — пожалуйста, не заставляйте меня делать это! — Но как раз в этот момент Деворшан застонал, пошевелился и перекатился на спину. Его глаза остекленели, но в них читалась все та же непоколебимая ненависть. Значит, это навсегда, понял Д'Арван и наконец решился признать и принять свою судьбу. Высоко подняв меч обеими руками, он направил острие вниз, в самое сердце брата — и ужасная боль пронзила его собственную грудь: ведь их сознания были связаны в последний раз. Со страшным криком Д'Арван забился в судорогах, прижимая руки к груди, — и рухнул вниз.

— Брат… — Шепот Деворшана прошел сквозь сознание Д'Арвана и оборвался — душа брата покинула тело. И тут же жгучая боль в груди уступила место бескрайней душевной муке, знаменующей уход брата, погибшего от его руки.

— Д'Арван! — Голос Мары, словно луч света, упал в черный колодец тоски, куда погрузился маг Земли. Юноша с трудом поднял голову и посмотрел на нее. Девушка быстро опустилась на ступеньку рядом с ним и обняла его. Слезы, которые сам он не в силах был пролить, катились по ее щекам, и он знал, что она все понимает. Но, несмотря на это, когда Мара заговорила снова, голос ее был на удивление будничным и обыденным.

— Ты убил его. Ответа не требовалось.

— Жизнь устроена так, что он будет не последним, — продолжала Мара. — Я знаю, как это тяжело, но часто иного выхода нет, и тогда остается лишь попытаться немножко отстраниться и продолжать жить по мере сил. А в утешение я могу сказать тебе только то, что тяжелее всего бывает в первый раз. Самое худшее позади, любовь моя.

Д'Арван как утопающий за соломинку цеплялся за нее. Странно, но эти слова успокоили его. Как он любил Мару, в одной фразе умевшую сочетать сострадание и здравый смысл! Как ему повезло, что среди всей этой бойни и смерти у него есть она…

— Эйлин! — Голос его прервался. — Мара, она наверху. Ранена, и сильно, я думаю.

— Семь кровавых демонов! — Мара вскочила на ноги. — Где?

— На самом верху. — Он попробовал встать, но с криком боли рухнул на ступеньку. Она резко повернулась:

— Ты ранен?

— Вывихнул ногу, когда проделал этот твой трюк с подножкой. Поднимайся — я за тобой.

Мара кивнула и взлетела вверх по ступенькам. Д'Арван медленно и болезненно тащился наверх, опираясь на перила и здоровую ногу. Он достиг лишь середины пути, когда услышал звон сапог по металлическим ступенькам. Из-за поворота появилась Мара и тут же оборвала свой стремительный спуск, как только заметила юношу.

— Она умирает.

Мара была права. Д'Арван понял это, как только увидел фею, лежащую ничком в разгромленной комнате. Юноша и не знал, что в одном человеке может быть столько крови. Кровь была везде: на постели, на стенах, на полу, она насквозь пропитала разорванную одежду. Кожа Эйлин уже приобрела предсмертную бледную прозрачность. Д'Арван прислонился к стене, опираясь на здоровую ногу, а воительница бросилась к фее. Прежнего Д'Арвана стошнило бы, он в ужасе отвел бы глаза. У нового Д'Арвана тоже перевернулось все внутри, но уже от ярости. Его горе и раскаяние испарились в одно мгновение.

— Этого нельзя допустить. — Собственный голос показался ему чужим и далеким.

— Д'Арван, мы ничего не в силах сделать… — голос Мары дрожал от горя. — Даже целитель не смог бы…

— Мой отец сможет.

— Что?

На Д'Арвана снизошло холодное спокойствие. Он знал, что рискует, но это был их единственный шанс.

— Мара, уходи отсюда. Я не хочу тебя вмешивать…

— Провалиться мне, если я уйду. — Она поднялась на ноги, ее руки и колени были покрыты кровью. — У тебя нет времени спорить со мной. — Девушка подобрала жезл феи и протянула его магу. — Вот. Это послужит тебе опорой — и не только в прямом смысле.

— Упрямая ведьма! — Он поцеловал ее в губы, переполненный любовью, и почувствовал, как ее напряжение тает. Мара вернула ему поцелуй.

— Тупоголовый болван! — с нежностью сказала она. — Будь осторожен, милый.

— Девушка отступила назад, отстегнула меч и швырнула его за дверь. — Легенды говорят, что рядом с Фаэри не должно быть железа, — объяснила она.

— Правда? — смутился Д'Арван: сам он об этом не знал. — А они говорят еще что-нибудь полезное?

— Ммм.., да. Ты должен позвать его тремя подлинными именами. Торопись, Д'Арван.

Тяжело опершись на жезл, юноша собрался с силами и устремил свой дух в бесконечность, пытаясь достичь таинственного иного мира, где, по преданиям, обитали Фаэри. Он снова вызвал в памяти самую сущность леса — его запахи и Цвета, гудение сонных пчел и пение ярких птиц, шорох листьев и журчанье ручьев, бег зайцев и прыжки белок, сторожкое топотание оленей и плавное скольжение лисиц и ласок. Глубоко вздохнув, он позвал, мысленно и вслух:

— Хеллорин! Лесной Владыка! Отец! Именем Адрины, моей матери, я призываю тебя!

Сначала ему показалось, что ничего не произошло. Но вот образ леса стал таким ясным, таким отчетливым, и маг почувствовал, как он обретает форму. Разгромленная комната исчезла, и будто сквозь рассеивающийся туман проступили контуры деревьев. Стройные колонны буков, коренастые дубы, узловатые, словно мускулы гиганта, гибкие ивы и воинственный, ощетинившийся остролист, веселый боярышник и стройная рябина, хрупкая, как мечта. Сквозь деревья в свете звезд замерцала вода, и юноша с изумлением узнал озеро и остров, хотя башня исчезла. В ноздри ему ударил хмельной летний запах травы. Но ведь сейчас зима. Как же это может быть? Глаза Д'Арвана расширились от изумления. Мара с разинутым ртом стояла у края поляны, и рука ее инстинктивно шарила в поисках исчезнувшего меча. У ее ног лежало неподвижное тело феи Озера.

— Кто зовет Лесного Владыку? — в голосе звучала глубокая печаль осени, но в то же время он был легким и веселым, как летний ветерок в верхушках деревьев. Перед могучим дубом, заслоняя собой лесного гиганта, стоял некто в мерцающем переливчатом зеленовато-сером плаще, такой огромный, что серебряные нити, сверкавшие в его темных волосах, казались светом звезд. Его чело венчал венок из золотых дубовых листьев, а над ним высилась корона в виде оленьих рогов. Он заговорил снова, и голос его был как зимняя стужа, как радостное тепло свежего весеннего дня.

— Кто осмелился призвать Повелителя Фаэри? — В благоговейном ужасе Д'Арван чуть было не рухнул на колени, но лишь крепче ухватился за жезл Эйлин и напомнил себе, что это существо — его отец. Не находя слов, юноша низко поклонился. Даже в самых невероятных своих фантазиях он не представлял себе такого. Что же он мог сказать такому властителю, как Хеллорин?

— О Владыка, позволь представить тебе Д'Арвана, мага Земли, твоего сына,

— прорезал тишину грубоватый голос Мары.

— Что? — прогремел Лесной Владыка, устремляя на нее горящий взор. Глаза его под темными нахмуренными бровями вспыхнули, словно молния. Он поднял руку, и, казалось, сами деревья задрожали. Неожиданно Д'Арван обнаружил, что может двигаться, и, опираясь на жезл, заковылял к Маре и заслонил ее собою.

— Это правда! — крикнул он. — Я позвал тебя подлинным именем Отца, и ты ответил. Моей матерью была Адрина из Волшебного Народа, и я призвал тебя ее именем, ибо мы отчаянно нуждаемся в твоей помощи. Фея Эйлин, подруга моей матери и хранительница этой Долины, умирает. — Не успел он проговорить это, как на глазах у изумленного Д'Арвана грозная фигура исчезла.

Маг дико огляделся. Вдруг из-за дуба выступил его отец, уменьшившийся до обычных человеческих размеров, но ни на гран не потерявший своей мощи и величия. Огромные мускулы перекатывались на его обнаженной груди под плащом, а сильные ноги, обутые в высокие сапоги, были широко расставлены. Сказочная ветвистая корона по-прежнему венчала его голову, украшенную дубовым венком. Его суровые, царственные черты смягчились, но выражение глаз нельзя было разгадать.

— Мой сын? — Глубокий голос был мягким, но закатами простыми словами угадывалось множество вопросов.

Лесной Владыка шагнул вперед, и сильные руки стиснули плечи Д'Арвана. Темные, бездонные очи пристально вгляделись в лицо юноши, и Д'Арван почувствовал, как его собственные глаза наполняются слезами.

— Мой сын, — изумленно пробормотал Хеллорин, и улыбка тенью коснулась уголков его губ. — Мой родной сын. А я и не знал никогда, что у меня есть сын!

— Отец… — прошептал Д'Арван, и выронив жезл, положил руки на широкие плечи Хеллорина. В далеком мире, на освещенной звездами поляне, отец и сын наконец обняли друг друга.

— Д'Арван? Владыка Хеллорин? — нерешительный голос Мары нарушил их молчаливое единение. Слезы, блеснувшие на ее ресницах, доказывали, что эта встреча отнюдь не оставила ее равнодушной, но девушка, как всегда, не забывала о реальности и указала на неподвижное тело Эйлин. — Прошу прощения. Владыка и маг, но фея в ужасном состоянии. Возможно, мы уже опоздали.

Владыка Лесов поднял бровь.

— Кто эта опрометчивая девица? — спросил он своего сына.

— Ее зовут Мара, она несравненный воин, верный товарищ и… — в голосе Д'Арвана звенел гордый вызов, — моя дама сердца.

Лесной Владыка разразился густым смехом. Мара нахмурилась, и Д'Арван сделал поспешный жест, призывая ее к молчанию — не хватало еще разгневать Лесного Владыку.

— Не вижу в этом ничего смешного, — холодно сказал юноша.

Все еще задыхаясь от смеха, Хеллорин утер глаза.

— Ах, сын мой, — он снова рассмеялся. — Как приятно видеть, что ты продолжаешь древние традиции своего народа.

— Что? — опешив, переспросил Д'Арван.

— Неужели ты не знаешь легенд? — спросил отец, и в глазах его заплясал насмешливый огонек. — Все они говорят о Фаэри, которые соблазняют смертных девушек. И юношей, если уж на то пошло, ибо женщины моего народа растерзали бы меня на клочки, вздумай я помешать им опутать своими сетями очередного смертного!

Он с учтивым поклоном повернулся к Маре.

— Госпожа, я счастлив познакомиться с избранницей моего сына и приношу извинения за свой неуместный смех. Мне представляется, он сделал отличный выбор. — Взгляд его скользнул по девушке, будто лаская ее, с таким откровенным вожделением, что у Д'Арвана непроизвольно сжались кулаки. Мара залилась краской, не зная, следует ли ей возмутиться или чувствовать себя польщенной. Взяв себя в руки, она выпрямилась во весь рост и холодно посмотрела в глаза Хеллорину.

— Я очень признательна тебе, Владыка, но едва ли сейчас подходящее время для обмена любезностями. Не могли бы мы заняться более неотложными делами?

Д'Арван застонал и прикрыл глаза рукой, а Хеллорин насмешливо хмыкнул.

— Действительно прекрасный выбор! — Его голос стал серьезным. — Не тревожься, маленькая воительница. Фея Эйлин в безопасности. Фаэри ценят ее труд в этой Долине, и я не позволил бы ей умереть. Призвав меня, вы оказались в моих владениях, где время не имеет власти. Здесь жизнь ее приостановлена — приостановлена и сохранена. Но я должен узнать, кто повинен в этой жестокости и почему. Вы правы, это непростое дело, и чутье подсказывает мне, что это лишь часть куда большего зла. Так что успокойтесь, дети мои, и поведайте мне, что произошло во внешнем мире.

Он взмахнул рукой, и прогалина, на которой они стояли, поплыла и затуманилась. Окружавшие их деревья превратились в величественные колонны, а ветви сплелись над головой, образуя крышу. Там, где раньше стоял усыпанный алыми ягодами остролист, в огромном камине полыхал огонь, а пол был покрыт глубоким зеленым ковром.

— Да это же вылитый Главный Зал Академии! — воскликнул Д'Арван.

— А как ты думаешь, у кого маги переняли убранство? — На мгновение в голосе Хеллорина послышались мрачные нотки, которые, однако, тут же исчезли.

— Прошу вас, садитесь.

Д'Арван взялся за жезл, и Мара помогла ему дохромать до одного из глубоких удобных кресел, что стояли возле камина. Огромный серый пес растянулся у огня, и хотя они не заметили, чтобы Хеллорин кого-нибудь звал, двери в дальнем конце зала отворились, и вошла высокая рыжеволосая женщина, одетая во все зеленое и хрупкая, словно ива. Она с удивлением воззрилась на покрытых кровью чужаков.

— Мелианна, не принесешь ли ты нам чего-нибудь освежающего? — попросил Хеллорин. — И передай фею Эйлин нашим целителям.

Карие глаза Фаэри расширились.

— Фея Эйлин! Что происходит, Владыка?

— Именно это я и собираюсь выяснить. — Взмахом руки он приказал ей удалиться. — Созови всех, моя дорогая. Полагаю, это событие знаменует конец нашего долгого ожидания.

Глаза девушки вспыхнули.

— Немедленно, Владыка! — Она исчезла в беззвучной вспышке золотистого света, и Хеллорин рассмеялся, заметив, как опешила Мара.

— Обычно мы пользуемся дверями, — лукаво пояснил он, — однако Мелианна такая эмоциональная…

Д'Арван был вконец измотан, последние события исчерпали энергию его тела и духа, и сначала он решил, что дрожание воздуха перед камином — просто шутка, которую огонь играет с его усталыми глазами. Но тут юноша услышал резкий голос Мелианны, который, казалось, шел прямо из воздуха.

— Барод, — тупица, ну-ка брысь отсюда.

Пес вскочил и с виноватым видом прижался к ногам хозяина, а там, где он лежал, воздух замерцал, поплыл, и появился шар золотого света, который вскоре исчез, оставив вместо себя низенький круглый столик. На белоснежной скатерти стояло три хрустальных бокала и графин с прозрачным янтарным вином. Оставшееся место занимали хлеб и фрукты. От запаха пищи у Д'Арвана потекли слюнки, но его внимание отвлек сердитый крик Мары.

— Эйлин!

Он повернулся и увидел, как тело феи окружило золотое сияние. На его глазах Эйлин исчезла.

— Не беспокойся, Мара, — голос Хеллорина звучал успокаивающе. — Мои лекари намного превосходят целителей Волшебного Народа. Ешьте, дети, отдыхайте — и расскажите мне свою историю. — Он разлил вино и протянул им искрящиеся бокалы. Мара поднесла бокал к губам, но вдруг заколебалась. Лесной Владыка улыбнулся.

— Ты хорошо знаешь легенды, Мара, но об этом не стоит беспокоиться Если ты попробуешь нашу еду и напитки, это не даст мне большей власти над вами, чем та, которую я уже обрел, когда вы призвали меня.

Д'Арван переглянулся с Марой и пожал плечами. В конце концов это его отец, и пока он им помогал. Юноша отпил вина, и Мара последовала его примеру, хотя на лице ее по-прежнему читалось недоверие. Отчего-то то, что она даже здесь последовала за ним, согрело Д'Арвана сильнее, чем вино, — а оно и само по себе было достаточно крепким. По жилам юноши пробежал огонь, усталость исчезла, взгляд прояснился, а жгучая боль в ноге исчезла, будто ее никогда и не было.

Хеллорин уговорил их поесть, и, уплетая хлеб и фрукты, Д'Арван рассказал о вероломстве Миафана, о нарушении Кодекса магов и о том, как Волшебный Народ встал на путь зла. Хеллорин внимательно слушал, но ничего не говорил, пока Д'Арван не добрался до нападения Деворшана на Эйлин и смерти своего брата, за которой последовал спешный вызов Повелителя Фаэри. Наконец юноша закончил свой рассказ и погрузился в молчание, а его отец вскочил на ноги и победным жестом вскинул к небу кулак.

— Наконец! — ликовал он. — Наконец! За стенами зала восторженно откликнулся радостный хор Фаэри. Мара с испуганным криком вскочила на ноги.

— Отец! — возмущенный голос Д'Арвана омрачил ликование Лесного Владыки. Тяжело дыша, Хеллорин снова опустился в кресло.

— О, сын мой, — задыхаясь проговорил он, — да будет тебе известно, что мы бессчетные годы ждали этой вести! Ради всего святого, сядь, девочка. — Он раздраженно махнул рукой на Мару, которая никак не могла успокоиться и взглядом обшаривала зал в поисках какого-нибудь оружия.

— Владыка, как можешь ты радоваться столь мрачной истории? — с упреком спросил Д'Арван. — Неужели ты забыл мать? Я наполовину маг, наполовину Фаэри, а ты смеешься над моим горем и над горем тех, кто страдает от этого зла.

Хеллорин бесстрастно посмотрел на своего сына и спокойно произнес:

— Примите мои глубочайшие извинения. Пожалуйста, девушка, сядь и позволь мне объясниться — тогда, возможно, ты поймешь мою неподобающую радость.

Мара окинула его тяжелым взглядом.

— Надеюсь, что так, — проворчала она.

— Вас учили, что Вселенная строится на противоборстве случая и равновесия, — начал Хеллорин, наливая себе еще вина. — Но вряд ли вы знаете, что Волшебный Народ был призван в мир, чтобы поддерживать и хранить это равновесие, как другие были призваны в другие миры. Ведь если случай обретет господство, всюду воцарится хаос, и Вселенная рухнет.

Пальцы девушки нетерпеливо забарабанили по подлокотнику кресла.

— Терпение, Мара. Я постараюсь быть кратким. Мы, Фаэри, всегда были, ну, скажем, несколько непредсказуемы, но нам подвластны великие силы Древней магии; и ваши предки страшились нас, считая слугами случая, что до определенной степени верно. Они решили отрезать нас от своего мира — и заключить в этом Запредельном мире, который мы не можем покинуть, если нас не призовут, и где мы не в состоянии влиять на события, происходящие у вас. Кроме того, здесь мы не можем иметь детей — и значит, нуждаемся в случайном смертном или маге, чтобы продолжить наш род…

Д'Арван замер.

— Ты хочешь сказать, что использовал мою мать…

— Нет, никогда! — Хеллорин схватил его за руки. — Неужели ты считаешь Фаэри чудовищами? Любой наш ребенок — плод великой любви! Мое сердце было разбито, когда Адрина вернулась в Нексис, чтобы выполнить это возмутительное обещание, данное своему отцу. Я рыдал, я проклинал, я гневался. Я отчаянно стремился последовать за ней — найти ее — вернуть домой. Но я не мог отправиться туда, если меня не призывали, а никто не звал меня, пока не стало уже слишком поздно. — Его голос прервался.

— О, отец, — прошептал Д'Арван, слишком тронутый, чтобы сказать больше.

Хеллорин сделал долгий глоток из своего бокала.

— Теперь вам должно быть ясно, почему мы так враждебно относимся к Волшебному Народу. Они похитили у нас свободу многие эпохи назад и были не правы. Видишь ли, случай так же необходим, как и равновесие. Без нас Волшебный Народ успокоился, погрузился в самосозерцание, стал заносчивым и самодовольным. В гордыне своей они создали четыре великих Талисмана Власти, и Чаша — лишь один из них. Когда наступил Катаклизм, мы почти освободились, но потерпели поражение. И вот, в самый горький наш час, мы обрели величайшую надежду. Пламенеющий Меч, самый могучий из четырех Талисманов, был отдан нам на хранение своими создателями, которые хотели, чтобы он исчез из Большого мира до тех пор, пока его не потребует Единственный, для кого он выкован.

— Когда придет время, — так сказали нам, — вы должны вернуть его в мир, устроив ловушки и выставив охрану, чтобы Меч попал только в нужные руки.

— Но откуда нам знать, для чьих рук он предназначен? — спросили мы.

— Вы должны будете проверить это, — ответили нам.

— А как мы узнаем, что Меч нужен в мире? — вопрошали мы.

— Узнаете, — был ответ. — Придет время, когда Волшебный Народ поредеет и набросится друг на друга, подобно волкам. Брат поразит брата, честолюбие предаст доверие, и в мир придет великое зло. Тогда и настанет срок.

— Но как же нам вернуть Меч в мир? — спросили мы. — И как мы сможем охранять его там, где бессильны?

— А это, — сказали они, — ваша забота. Тогда мы спросили:

— А какова будет награда за это великое дело? Хеллорин помедлил, и глаза его сверкнули:

— Они пообещали нам свободу. Владелец Меча разрушит древние заклятия и вернет нас в мир, где мы жили прежде. Мы дали клятву хранить верность Мечу и Единственному, который будет им повелевать. Когда он потребует его, мы вслед за ним последуем в мир, чтобы бок о бок сражаться против зла. Исполнив это, мы снова будем свободны, как когда-то прежде. Свободны, дети мои!

— Когда брат поразит брата, — прошептал Д'Арван. — Так значит, срок близок. Но как же ты вернешь Меч, отец? Как ты будешь охранять его?

Лесной Владыка отвел глаза, и лицо его, обращенное к огню, затуманилось печалью. Наступила томительная тишина.

— Мне кажется, Владыка, ты собираешься каким-то образом использовать нас,

— живо сказала Мара.

Хеллорин медленно поднял голову и кивнул.

— Д'Арван, прости меня, — сказал он. — Но существуют древние законы, которые во имя нашего народа давным-давно установил я сам. Призвав меня, ты попал под власть этих законов, и я не могу изменить их даже ради собственного сына. Ты попросил у меня милости ради жизни феи Эйлин — точно так же, как сама она когда-то попросила меня найти ее дочь. Я помог вам обоим. Теперь вы у меня в долгу, и я вправе потребовать от вас услуги. Понимаешь?

— Ты хочешь, чтобы я охранял Меч, — Д'Арван был разочарован, но понимал затруднительное положение отца. Правитель должен подчиняться собственным законам, а на плечах Хеллорина лежала ответственность за его народ. — Я сделаю что смогу, — наконец проговорил маг. — Но отец, я прошу только одного

— умоляю, не вмешивай в это Мару.

— Д'Арван, мы будем вместе!

— Д'Арван, я не могу!

Возгласы протеста раздались одновременно. С растущим раздражением маг переводил взгляд с отца на возлюбленную.

— Да прекратите же вы оба!

Мара и Хеллорин переглянулись и разразились смехом. — Ах, что за женщина!

— воскликнул Фаэри. — Как бы мне хотелось оставить вас здесь! Но мы захвачены событиями, которые гораздо важнее любого из нас. — Он встал и тепло обнял их обоих. — Обещаю вам, что вы не расстанетесь, хотя с любовью придется повременить, пока ваша задача не будет выполнена. Да будет так, а пока великие события могут подождать. Вам нужно время, чтобы побыть вдвоем — если в этом мире уместно слово «время», — и комната для вас готова. Идите, дети, и отдыхайте — или не отдыхайте, как вам захочется! — Его глаза лукаво вспыхнули. — Я позову вас, когда наступит час отправляться.

Они снова встретились в большом зале, после того что по меркам Большого мира было одной ночью, хотя Д'Арвану и Маре это показалось очень коротким сроком. Хеллорин еще раз обнял их.

— Вы готовы, дети?

Они кивнули. Готовы, насколько это возможно. За ночь, проведенную наедине, они поделились страхами и секретами, обменялись тайными клятвами, понятными только двоим, и без конца любили друг друга, стремясь набраться воспоминаний на все то время, которое им предстоит провести в разлуке.

— А как же Эйлин? — спросила Мара, и Д'Арван в который раз подивился отваге девушки, бесстрашно глядящей в глаза его отцу.

— Наши целители говорят, что она поправится, — кивнул Хеллорин, — фея останется среди нас в безопасности и почете до тех пор, пока не завершится это дело.

— Спасибо тебе, — просто ответила Мара. — А ты хоть приблизительно представляешь себе, сколько это может продлиться? — надломленно спросила она, и Д'Арван вдруг понял, что отважная воительница так же испугана, как и он.

Хеллорин покачал головой.

— Пока Единственный не потребует Меч, — вот все, что мы знаем. Давайте же надеяться, что он поторопится, хотя бы ради нас.

Глаза Мары блеснули.

— А почему. Владыка, ты так уверен, что это мужчина? Девушка отошла, чтобы Д'Арван попрощался с отцом. Хеллорин крепко обнял его.

— Как больно терять сына, которого только что обрел!

— А мне больно терять тебя, — прошептал Д'Арван. — Но когда все будет позади, я надеюсь, мы сможем наверстать упущенное.

Хеллорин серьезно кивнул.

— А теперь, сын мой, ты должен перенести нас в свой мир.

— Я? Но как? — уставился на него Д'Арван.

— Сделай то же, что и вчера. Призови лес. Настоящий лес. Используй жезл феи — у него больше власти, чем ты можешь себе представить.

Сделать это оказалось легче, чем думал Д'Арван. Несколько вздохов — и они уже стояли на рассветных берегах озера. Там, где корни деревьев вгрызались в землю, трава была вырвана, и хотя лозы, обвивавшие башню исчезли, на каменной кладке остались глубокие царапины, а в окнах не было ни одного целого стекла.

— Если бы Эйлин увидела это, у нее разбилось бы сердце, — пробормотал Д'Арван.

— Она не увидит. — Едва Хеллорин произнес эти слова, как башня исчезла, а на ее месте возник огромный красный кристалл. Под рассветными лучами он светился пульсирующим сиянием, от которого слепило глаза, и гудел от внутренней мощи. Внутри сверкающих граней можно было различить очертания Меча, мерцающего своим особым светом.

— Так не пойдет. — Хеллорин взмахнул рукой, и гигантский кристалл затуманился и посерел, приняв вид обычной неровной глыбы. Тут же всякая растительность поднялась из земли и обвила его, а на шершавой поверхности появился мох и лишайник.

Мара ахнула.

— Как тебе это удалось? — спросила она. — Ты же говорил, что не имеешь власти в этом мире.

— Через Д'Арвана, — объяснил Владыка Лесов. — Он привел меня сюда, он сам наполовину Фаэри, как и я, а наполовину маг, а ведь именно Волшебный Народ установил эти законы. Но нам надо торопиться. Я больше не могу противиться их магии. — На лице Хеллорина проступило напряжение. — А теперь, дорогая моя дочь…

— Подожди! — Мара подбежала к Д'Арвану и обняла его. — Я люблю тебя, — шепнула она.

— Я тоже тебя люблю. — Юноша в последний раз поцеловал ее и неохотно отступил в сторону. Лесной Владыка поднял руку.

Мара исчезла. На ее месте появилось самое прекрасное создание, когда-либо существовавшее с самого начала мира — Единорог, сотканный, казалось, из всех видов света: в нем было и мерцание звезд, и прозрачный лунный свет, и шелковый туманный рассвет, и ослепительные солнечные зайчики там, где копыта касались земли. Во лбу у воительницы горел длинный изящный остроконечный серебряный рог.

— Видишь? — тихо сказал Хеллорин. — Наша храбрая малышка все же не рассталась со своим клинком, ибо она призвана охранять Пламенеющий Меч. Ее сможешь видеть только ты — для других она будет невидима. Чтобы заслужить Меч, его повелитель должен быть не только мужественным, но и мудрым. Чтобы приблизиться к нему, Единственный должен открыть способ увидеть невидимое, ибо только так можно будет миновать нашу незримую хранительницу.

— Миновать? — вскричал Д'Арван. — Ты имеешь в виду — убить?

— Да нет, при чем тут убить! Часть заклинания заключается в том, что как только Мару увидит кто-нибудь, кроме тебя, ее миссия закончится. Об убийстве нет и речи. И кроме того, — добавил Хеллорин, — неужели тот, кто окажется достойным Пламенеющего Меча, беспричинно сразит такое прекрасное создание? Я думаю, нет.

Д'Арван в сомнении покачал головой.

— А что ты приготовил для меня? — с тревогой спросил он.

— Для тебя? Ты маг Земли и сын Владыки Лесов. Ты владеешь жезлом феи, и лес будет покорен твоим велениям. Ты должен вернуть в эту Долину густые леса, укрыть ее непроходимыми дебрями. Здесь поселятся дикие звери, и ты будешь заботиться о них, а волки станут твоими друзьями и разделят твою задачу.

Ты будешь охранять Меч от любых врагов, а лес даст приют всем противникам зла, которых ты должен поддерживать и охранять. Но они никогда не увидят тебя и не узнают о твоем присутствии. Вам с Марой придется нести это бремя, пока не явится Единственный и не потребует Меч. Тогда вы освободитесь и будете вместе, тогда все мы будем вместе. — Силуэт Хеллорина задрожал и начал светиться. — Я не могу дольше оставаться здесь. Прощай, сын мой, и прости меня. — Фаэри исчез.

Д'Арван посмотрел на Единорога. Прекрасное воинственное создание фыркало и рыло копытами землю. Потом Мара подошла К магу и положила голову ему на плечо. Ее громадные темные глаза были, словно бездонные озера печали.

Д'Арван обнял сильную выгнутую шею с растрепавшейся гривой, и глаза его предательски защипало.

— О, любовь моя, — пробормотал он. — Как мне будет тебя недоставать!

Невидимый единорог фыркнул и дернул головой.

— Ты права, — сказал Д'Арван. — Пора приниматься за дело.

Повернувшись, он взял жезл феи и начал поднимать лес.

Глава 23. ЧЕРНЫЙ ДЕМОН

Трибуны возбужденно гудели в предвкушении кровавого зрелища. Бесконечные ряды мраморных скамеек были забиты до отказа — просто яблоку негде упасть. Ажиотаж достиг предела, когда в царской ложе, где сидел хмурый Кизал, официальный наследник престола, появился улыбающийся Кизу Ксианг со своей новой супругой, Кизин. Только сегодня состоялась их свадьба, и толпа с жадным любопытством глазела на балкон. Это действительно необычный день — Кизу столько лет довольствовался исключительно своим сералем, и вот, наконец, вместо прежней царицы, умершей много лет назад, обзавелся новой супругой. Ходили смутные слухи, что первая жена Ксианга пала от руки самого своего благоверного.

Морщинистые остроглазые старухи понимающе переглядывались.

— Молодому принцу теперь придется глядеть в оба, — шамкали они. — Отец его никогда особенно не любил, а если новая царица осчастливит короля сыночком, Кизал Харин может, вслед за матерью, оказаться в мешке на дне реки.

Зрители следили за первыми поединками с небрежным вниманием, ожидая, когда начнется настоящее представление. Сегодня должен был сражаться новый гладиатор, чужестранка — и, храни нас Жнец! — колдунья, кровожадная, как сам Черный демон! Говорят, у реки она уложила целую деревню! Именно из-за этой истории места на трибунах занимали чуть ли не со вчерашнего вечера, и сотням разочарованных пришлось, несолоно хлебавши, поворачивать назад.

Под трибунами было тенисто и прохладно. Погруженная в себя, Ориэлла в одиночестве сидела в углу, готовясь духом и телом к предстоящему испытанию. Больше всего ее беспокоил ребенок. Если бы в ее распоряжении оставалась магия, она бы могла защитить будущего младенца, а так колоссальное напряжение этого дня может стать для него фатальным…

— О, Чатак, — молила она, — защити этого ребенка — ребенка воинов!

Девушка то и дело ловила на себе любопытные взгляды других воинов. Гладиаторы были чужими друг другу, ведь каждого держали отдельно, чтобы они, чего доброго, не подружились. Бойцы встречались только на тренировках, и им даже запрещалось говорить друг с другом. Некоторых Ориэлла узнала — она тренировалась с ними, изумляя Элизара своим искусством. Если не считать тренировок, дни проходили достаточно приятно: отдых, еда, купание в большом бассейне арены. Наконец Ориэлла была готова — насколько вообще можно быть готовой в ее состоянии. Она выбросила из головы все мысли о своих товарищах и даже о ребенке, чтобы добиться внутреннего спокойствия и сосредоточенности, которые ей понадобятся, чтобы сохранить жизнь и завоевать свободу, ибо, несмотря на скептические настроения Элизара, она собиралась попытаться.

Сам того не желая, наставник вскоре подружился с Ориэллой, а его хлопотливая супруга, толстушка Нэрени трогательно заботилась о волшебнице — единственной женщине-воине. Беседуя с ними, Ориэлла узнала, что когда-то Элизар был офицером Царской Стражи и потерял глаз во время покушения на Кизу, собственноручно убив четырех нападавших. Но в обществе казалимцев не было места калекам, и Элизару оставалось либо умереть, либо превратиться в раба, а его преданная жена должна была разделить эту участь. К счастью, — небывалый случай! — вмешался сам Ксианг, и Элизар в награду за преданность получил пост наставника арены.

— Это черная и жестокая награда, — как-то признался он Ориэлле. — Я вынужден посылать на смерть сильных, здоровых юношей ради забавы жаждущей крови толпы. Кто после этого сможет спокойно спать по ночам? Но у меня нет выбора. Оставить этот пост означает обречь на рабство или смерть не только себя, но и мою бедную Нэрени. О, как я ненавижу Кизу за то, что он со мною сделал!

— Ты готова? — Голос Элизара вернул Ориэллу к действительности. Большие деревянные двери, ведущие на ристалище смерти, отворились. Оттуда, поддерживаемый двумя служителями, хромая, вышел воин, из его многочисленных ран струилась кровь. Два вооруженных стража арены несли его противника — кровавое изуродованное тело, в котором Ориэлла узнала храброго веселого юношу, с которым она тренировалась всего два дня назад.

Элизар трясущейся рукой вытер лицо.

— Да простит меня Жнец, — пробормотал он, и сердце волшебницы стеснилось от жалости к старому воину. Она порывисто положила руку ему на плечо.

— Элизар, тебе надо бежать! Когда я завоюю свободу, я заберу вас с Нэрени с собою на север. Мне понадобится преданный друг и хороший воин, пусть даже с одним глазом.

Элизар изумленно посмотрел на нее и отвернулся. Прозвучал большой гонг, призывая волшебницу на поле битвы.

— Прости меня, Ориэлла, — прошептал он.

— Пустяки, — бодро ответила девушка. — Это единственный путь к свободе, и я все равно избрала бы его. Еще увидимся, Элизар — и подумай над тем, что я сказала. Это серьезно. — Она поцеловала его в лысую макушку и, призвав себя к спокойствию, вошла в туннель, ведущий на арену, мысленно повторяя воинскую молитву, которой много лет назад научил ее Форрал. Она готова. Должна быть готова.

Ориэлла вышла из прохладного туннеля на раскаленную солнцем арену. Огромная чаша стадиона огласилась одновременным ревом трех тысяч глоток, эхо снова и снова подхватывало кровожадные крики, и Ориэлла зашаталась, почти оглушенная этими нечеловеческими воплями. Она подняла меч — свой верный Коронах, — и приветствовала толпу. Солнечный свет капелькой расплавленного железа пробежал по отточенному клинку. Ориэлла вызывающе подняла голову, и в ноздри ей ударил запах пота и крови — запах битвы.

Увидев своего противника, девушка опешила. Она ожидала встретить одного из могучих воинов, с которыми тренировалась, а вместо этого столкнулась с чужаком — маленьким жилистым человечком, чьи мускулы напоминали скрученные веревки. Он едва доставал ей до груди. «Что это? — хмуро подумала волшебница. — Неужели они смеются надо мной?» Но в это мгновение противник нырнул вперед, блеснуло лезвие меча, и холодный огонь обжег ее левую руку. Потекла струйка крови, а противник уже отскочил на безопасное расстояние. На долю секунды Ориэлла машинально схватилась за предплечье, и в голове у нее зазвучал голос Форрала: «Никогда не суди о противнике по первому взгляду».

Спасительный лед здравого смысла охладил разогретую сражением кровь Ориэллы. Она закружилась вокруг маленького человечка, пытаясь угадать его следующий шаг, ища брешь в его защите. Снова выпад — коротышка оказался подвижен как ртуть. Ориэлла отскочила, инстинктивно выставив меч, и почувствовала на бедре холодящее прикосновение клинка. Раздался звук рвущейся материи, и обрывок странного боевого одеяния, которое носили гладиаторы, захлопал по обнаженной коже. Она снова почувствовала теплый ручеек крови и отступила. На этот раз ничего серьезного. Простая царапина, жжет, и все. А вот она задела его! Девушка была слишком высока — ее инстинктивный выпад коснулся только его макушки, но раны в голову сильно кровоточат, и теперь кровь заливала ему глаза. Коротышка выжидательно закружился вокруг нее, и, встретив ее взгляд, улыбнулся, словно приветствуя. Ориэлла ответила улыбкой и отсалютовала противнику едва заметным поворотом меча. У него было мужество, и он знал, что она его тоже не лишена. Девушка поймала себя на мысли, что хотела бы сражаться рядом с ним, а не против него.

Она сделала выпад — он парировал. Ничья. Еще круг. Толпа в неистовстве. Они жаждут действий. С трибун доносился свист и улюлюканье. Маленький человечек рванулся вперед, Ориэлла прокатилась под его клинком и выругалась, когда жгучая боль пронзила раненую руку. Вскочив на ноги, она бросила взгляд на противника — ее клинок задел ему лодыжку. Случайность или сказывается поразительная выучка Форрала? Противник хромает, он потерял много крови. Толпа ревет, жаждет убийства. Для Ориэллы враг именно толпа, а не этот мужественный воин. «Брось, — резко осадила она себя. — Это не гарнизон. Здесь любое колебание означает смерть».

Ориэлла собралась, перенеся вес меча на правую руку, но почти бесполезная левая рука упорно не желала выпускать эфес. Коротышка пошатывался, лицо его покрылось потом и кровью. Ориэлла быстро шагнула вправо, чтобы его залитый кровью левый глаз мешал ему следить за ней. Противник повернулся, но слишком поздно. Левую руку пронзила жгучая боль, когда Коронах с хрустом перерубил ему позвоночник, и голова коротышки покатилась по песку. Обезглавленное тело долю секунды стояло на месте, а потом рухнуло, заливая песок алой кровью. Торжествующий рев толпы едва не уложил на песок саму Ориэллу. Покачиваясь, волшебница замерла над мертвым противником и поцеловала дымящийся клинок, — традиционное воинское приветствие павшему.

К счастью, вопли зрителей предупредили ее об опасности. Ослепленная слезами, Ориэлла не заметила, как из тоннеля появились два новых противника. Они были уже почти рядом. Торопливо проведя окровавленной рукой по глазам, она повернулась, чтобы встретить очередную угрозу. Но что это? Их двое, но один вооружен длинным копьем, а другой — только сетью. Ориэлла застыла в замешательстве. Такого она еще не встречала. Противники разделились, и она уже не могла одновременно следить за обоими. И тут она поняла — но, к сожалению, слишком поздно, — что воин с сетью — только уловка, чтобы отвлечь ее, а следить надо за тем, чье смертоносное копье, нацелено ей в грудь. Если она отвернется, он тут же метнет его. Но пока она следит за этим, другой может подкрасться сзади и накинуть на нее сеть.

Подобно лесному пожару, душу Ориэллы объял гнев. Какая низость! Но и на этот раз она сдержала себя, пытаясь остаться спокойной и найти выход. Некогда думать о справедливости — она должна пробить себе дорогу к свободе. Лихорадочно соображая, девушка попятилась, пытаясь удержать в поле зрения обоих противников. Скоро они оттеснят ее к каменной стене, ограждающей арену. Враги переглянулись — точно, они хотят загнать ее туда! Ориэлла не понимала, зачем, но если такова их цель, то этого допустить нельзя!

Она скользнула вправо, потом неожиданно метнулась влево, к человеку с сетью. Краем глаза она успела заметить, как копейщик сделал бросок. Тяжелый наконечник прошел сквозь икру, коснулся кости и разодрал мускулы. От боли она едва не потеряла сознание, но ее отчаянный рывок достиг цели. Запястья хрустнули, и острое лезвие ее клинка коснулось коленей сетника. Тот с криком рухнул на землю, искалеченный и истекающий кровью.

Копейщик, лишенный теперь своего оружия, рванулся к сети, надеясь схватить ее, пока Ориэлла занята его товарищем. Если ему это удастся, она станет беспомощной. Другого выхода нет — ей нужно копье, которым можно действовать на большем расстоянии. Отбросив меч, Ориэлла схватила отполированное древко и вырвала зазубренный наконечник из ноги, чувствуя, как рвутся кожа и мускулы. Головокружительная, наводящая тошноту боль пронзила ее, зрение затуманилось. Подниматься на ноги не было времени. Почти вслепую она перевернула копье и, зацепив брошенную сеть тупым концом, резким рывком вырвала спутанный невод прямо из-под рук копейщика.

Теперь он волей-неволей должен подойти ближе, а это для него небезопасно, учитывая, что он безоружен. Он заколебался всего лишь на секунду, но Ориэлле этого было достаточно. Снова перевернув копье, она изо всех сил метнула его в противника.

Копейщик угадал ее замысел. Он рванулся в сторону, а лежащая на земле Ориэлла занимала не самую выгодную позицию. Но расстояние было небольшим, и ее усилия оказалось достаточно. Воин споткнулся и повалился лицом вперед, с копьем, торчащим в спине. Неужели она убила его? Конечно, нет, словно сквозь туман подумала девушка. Но, мертвый или нет, он не шевелился С другой стороны, если она не поднимется на ноги, это не будет считаться победой. Ориэлла вспомнила израненного юного воина, который покинул арену перед ней — он был обречен заново повторить представление, как только оправится от ран.

Рев толпы начал стихать, и волшебницу окутало долгожданное покрывало темноты и тишины. Так просто сдаться, ускользнуть в спасительный обморок… Может, когда-нибудь в другой раз..

Что? Снова пройти через все это? «Нет, — твердо сказала себе Ориэлла. — А ну-ка, поднимайся, воин!» Ухватившись за меч, она воткнула его острым концом в кровавую грязь и, почти ничего не видя, поднялась на ноги, опираясь на верный клиник. От боли у нее потемнело в глазах. Поврежденная нога отказывалась служить, спина болела: она сильно ударилась во время падения, левая рука висела плетью. «О боги, — застонала Ориэлла. — Как же мне сражаться в таком виде?» С бессильной злостью она вспомнила о своих отнятых силах. «Если бы не эти проклятые браслеты, я могла бы спастись». Но стой-ка! Браслеты мешали ей воспользоваться своей собственной силой, но помешают ли они вобрать силу извне? Она вспомнила бунт в Нексисе и то, как воспользовалась яростью толпы, чтобы принести дождь…

Глубоко вздохнув, Ориэлла сосредоточилась, собрав волю в кулак, чтобы овладеть, чтобы манипулировать… И получилось! Она вбирала энергию зноя, жизненную силу и кровожадную энергию толпы, для которой все это выглядело лишь прохладным дуновением ветерка, легкой тенью, на мгновение заслонившей солнце, хотя в небе не было ни облачка…

Прерывистое дыхание улеглось, в глазах прояснилось. Ориэлла не могла исцелить свои раны или просто унять боль, но слабость, вызванная потерей крови, покинула ее, тело налилось новой, хотя и заемной мощью. Ориэлла вновь обрела способность соображать и тут же задумалась, чем вызвана такая задержка? Конечно, она благодарна за столь необходимую ей передышку… Яростные крики ворвались в ее сознание, и Ориэлла перепугалась Что они вопят?

— Демон! Демон!

Волшебница непонимающе озиралась. Противники пока не появлялись. Девушка оперлась на меч, привыкая к новому состоянию, и вдруг увидела Элизара — он стоял перед украшенной цветами царской ложей и что-то горячо обсуждал со своим правителем.

Потом они, видимо, пришли к какому-то решению. Наставник, качая головой, направился к ней.

— Неслыханно! — выпалил он. — Зрители хотят, чтобы ты пропустила обязательную схватку с тремя бойцами, и требуют, чтобы ты билась сразу с Черным демоном. Его Величество согласился. Новая Кизин, по каким-то причинам, против, но Кизу настоял на своем.

Ориэлла выпрямилась и взглянула прямо в глаза Элизару. «Этого еще не хватало! — с раздражением подумала она. — Моя судьба зависит от супружеской ссоры».

— Хорошо, — решительно сказала она. — Давайте вашего демона.

Из единственного здорового глаза Элизара скатилась слеза, и он порывисто обнял Ориэллу.

— Прощай, храбрейшая из воинов, — сказал он. — Жаль, что все кончается именно так. Да будет Жнец милостив к тебе. — И исчез.

«Спасибо за поддержку, Элизар», — печально подумала девушка. Солнце уже клонилось к западу, но по-прежнему немилосердно жгло затылок. Она ждала. Жужжали мухи, привлеченные запахом крови, которая вперемешку с липкой грязью покрывала ее раны. Толпа притихла. Ориэлла отпустила рукоять меча и дрожащей рукой стерла с лица пот и грязь. Мучительно хотелось пить. Что это за демон, которого все так боятся? Какой образ он примет?

Из жерла туннеля раздался грохот деревянных колес. Огромная железная клетка, влекомая дюжиной сильных рабов, выкатилась на арену. Когда процессия остановилась, один из невольников нагнулся, вытащил толстый железный брус, запиравший дверь, и вслед за своими товарищами бросился в безопасную темноту туннеля. Деревянные створки захлопнулись, отрезав единственный выход. Ориэлла ждала. Толстые прутья клетки были посажены близко друг к Другу и не давали возможности рассмотреть, что же там внутри. За решеткой яростно металась огромная призрачная тень.

Потом вдруг раздался душераздирающий рев, от которого затряслась земля. Воздух прорезал леденящий кровь вой, полный злобы и бешенства. Зрители как один качнулись назад, испуганные ревом. Потом дверца клетки медленно отворилась, ржавые петли зловеще заскрипели, и гигантская темная фигура с горящими глазами плавно скользнула на песок. Громадная красная пасть отверзлась с рычанием, в котором звучал презрительный вызов. Обнажились изогнутые острые клыки, длиннее, чем ладонь Ориэллы. Девушка вскрикнула и сильнее сжала рукоять меча.

Демон оказался гигантской пантерой, настолько большой, что даже в самом кошмарном сне не пригрезится такое. В два человеческих роста от носа до хвоста, она была Ориэлле по пояс. Желтые глаза вспыхнули жутким огнем и уперлись в свою добычу. Медленно, нарочито медленно, огромная кошка начала подкрадываться к волшебнице. Невероятных размеров когти, словно стальные ятаганы, блестели на залитом кровью песке.

Ориэлла расставила ноги и подняла меч, но сердце ее бешено колотилось от ужаса. Разве кто-нибудь способен взять вверх над этим созданием? А тем более она, ослабленная ранами и потерей крови — как она может ему противостоять? Но тут ее глаза встретились с глазами хищника, и вдруг произошло невозможное: их сознания соприкоснулись. Да, да, она была разумна, эта царица, этот матриарх своего народа — подло схваченная, униженная и жаждущая мести.

Собравшись с духом, волшебница сосредоточилась и мысленно обратилась к противнице.

— Подожди, — сказала она.

— Зачем? — ответ был насмешливым, но за насмешкой Ориэлла почувствовала скрытое изумление. Пантера была уже почти на расстоянии прыжка, и волшебница порадовалась, что из-за поврежденной ноги не может бежать. Она попыталась снова.

— Я не враг тебе. Я такая же пленница, как и ты. — Спокойно, Ориэлла. Только не умолять!

— Все люди мои враги!

— Но не я. — Волшебница постаралась придать своему мысленному голосу твердость. — Я тоже ненавижу этих людей. Зачем убивать друг друга, когда у нас одни и те же враги?

Пантера замерла с поднятой лапой — казалось, она размышляет. Потом хищница присела и изготовилась для прыжка.

— Ты лжешь! — прорычала она. — Умри! — и прыгнула. Но Ориэлла, знающая повадки кошек, уловила ее намерение и, прежде чем противница взметнулась в воздух, уже нырнула вперед, навстречу. Огромные когти раскаленным железом полоснули ее по ребрам, и Ориэлла наугад ткнула мечом куда-то в бок пантеры. Раздался яростный вой, и девушка попыталась быстро вскочить, повернуться и встретить врага, но поврежденная нога подвернулась, а пантера мигом оказалась над ней, прижала ее к земле лицом вниз и выбила меч у нее из рук. В течение нескольких мгновений ни та, ни другая не шевелились. Толпа затаила дыхание. Волшебница снова мысленно обратилась к противнице.

— Ты совершаешь большую ошибку. — Не будь ее положение таким отчаянным, девушка сама рассмеялась бы той уверенности, с которой она это сказала.

Жестокая улыбка кошки, как плетью, стегнула Ориэллу.

— Переживу как-нибудь, — усмехнулась хищница. Медленно, очень медленно, Ориэлла слегка приподнялась, не решаясь даже выплюнуть песок изо рта. Огромные когти предостерегающе прошлись по ее спине, разрывая кожаную рубаху и царапая нежную кожу. Девушка невольно вскрикнула от боли, но зато достигла своей цели — коснулась правой рукой кинжала, который украла у Элизара и спрятала под курткой. Сорвав с нее одежду, кошка, сама того не подозревая, помогла ей, и длинный плоский клинок сказался в руке волшебницы.

Могучий удар громадной лапы перевернул ее, потом снова и снова. Пантера играла с человеком, как домашние кошки играют с мышью. На этот раз Ориэлла упала на спину, и от острой боля у нее перехватило дыхание. Ребра? Или ребенок? Не в состоянии определить источник боли, девушка содрогнулась от страха. Огромная пантера выпустила свои жуткие когти, чтобы вонзить их в Ориэллу, и замерла — острие кинжала коснулась ее горла.

Волшебница вгляделась в ненавидящие желтые глаза, горевшие всего лишь в нескольких дюймах от ее лица.

— Ничья, я думаю, — сказала она. Ответа не последовало, но в пылающих зрачках волшебница уловила едва различимый отблеск сомнения. Зрители все до последнего человека вскочили и вытянули шеи. Была не была! — Мне сказали, что если я убью тебя, то завоюю свободу, — призналась она кошке. — Может, и тебе предложили то же самое? Конечно, если я пошевелюсь, ты можешь убить меня — а можешь и не успеть.

Пантера угрожающе зарычала, но мысль Ориэллы пробила дорогу сквозь этот рев.

— Моя смерть не даст тебе ничего — только быстрый обед, и уверяю тебя, я постараюсь быть пожестче. — На этот раз, похоже, кошка отреагировала на шутку, расслабившись на какую-то едва заметную долю секунды. — А если мы откажемся убить друг друга? — гнула свое Ориэлла. — Тебе не кажется, что вдвоем мы могли бы проложить себе путь к свободе? А если нет, так, по крайней мере, захватим с собой в чертоги смерти много врагов. Что нам терять? Неужели ты хочешь остаться вечной пленницей?

— Людям нельзя доверять, — бесстрастно откликнулась пантера.

— Ну что ж, — Ориэлла еще раз заглянула кошке в глаза. — Тебе решать. Но ты самое прекрасное, самое храброе, самое изумительное создание, которое я когда-либо видела. Я предложила тебе свою дружбу, но если это невозможно, я не хочу быть повинна в твоей смерти. — С нарочитой медлительностью она убрала кинжал от могучего горла и отбросила его прочь. Тот глухо звякнул и покатился по песку.

Толпа дружно ахнула и затаи ч дыхание. Пантера разверзла свою громадную пасть, длинные смертоносные клыки сверкнули на солнце. Волшебница содрогнулась и зажмурила глаза, чтобы не видеть приближающейся смерти, но в последнюю секунду огромная голова хищницы повернулась, и шершавый язык, будто стальной наждак, слизнул кровь, струившуюся из раны на руке Ориэллы. Девушка с изумлением открыла глаза и поглядела в желтые кошачьи зрачки.

— Меня зовут Шиа, — сказала пантера. — Выпей моей крови и будь моим другом. — Она слегка попятилась, освобождая тело девушки от своего веса. По толпе пробежал шепот недоумения. Ориэлла с трудом села и перевела дух. Припав губами к раненому боку кошки, волшебница слизнула кровь, смешанную с песком.

— Меня зовут Ориэлла, — сказала она. — И дружба с тобой — большая честь для меня. — Набравшись храбрости, девушка протянула испачканную кровью руку и погладила широкую, лоснящуюся голову Шиа. И над потрясенной толпой раздался звук, которого арена не слышала никогда, — низкое довольное урчание огромной мурлыкающей кошки.

Опомнившись, возмущенная толпа взорвалась дикими возгласами. Топот и гиканье эхом проносились по огромной чаше, на арену полетели фрукты, сласти, кубки, даже башмаки. Двери туннеля растворились, выпустив две дюжины вооруженных, закованных в броню стражников. Они неохотно приближались, образуя круг, центром которого были Шиа и Ориэлла, пытавшаяся подняться на колени. Шиа мягко отпрыгнула и принесла девушке меч, осторожно волоча его за эфес. Держась за Коронах, Ориэлла попробовала опереться на поврежденную ногу. Да, без поддержки она может стоять, но двигаться? Ни малейшей возможности. Но им это неизвестно. С мечом в руке девушка встала плечом к плечу с Шиа. Круг стражников постепенно сжимался.

— Отлично, — зло выкрикнула она. — Ну, мерзавцы, кто хочет быть первым? — Шиа зарычала, зловещим эхом поддерживая ее слова. Нападающие в замешательстве переглянулись. Определенно, никому не хотелось быть первым.

Из туннеля выскочил Элизар и побежал по песку к царскому балкону, Кизу поднялся во весь рост, и шум сразу стих.

— Великий Государь, — закричал наставник дрожащим голосом. — Судьба этого воина в твоих руках. Смерть — обычное наказание для того, кому не удастся поразить своего врага, но эта женщина показала нам самый мужественный поединок за всю историю арены. Никто не забудет этого дня. Я прошу даровать ей в честь радостного события — твоей свадьбы — помилование.

«Да благословят тебя боги, Элизар», — подумала Ориэлла.

Король заколебался, взвешивая возможные последствия своей милости. С одной стороны, милосердие укрепит его репутацию, но Арбитры много рассказывали ему об этой опасной чужеземке, и он вовсе не был уверен, что стоит пустить ее разгуливать на свободе по своим землям.

Затаив дыхание, Ориэлла следила за Кизу. Впервые ей выпала возможность как следует разглядеть его. Он выглядел моложе, чем она предполагала, но в выражении его лица проскальзывала волчья жестокость, а темные глаза сверкали неистово и безжалостно. В черных волосах, спадающих на плечи, так же как и в длинных роскошных усах, — никаких следов седины. Ксианг обладал крепкой, ловкой и послушной машиной для убийства, которая называлась его телом, и выглядел так, будто пользовался ею часто — и успешно. «Боги, — подумала Ориэлла. — Не хотела бы я сразиться с ним. Но зато вполне могла бы захотеть переспать». Такая несвоевременная мысль поразила волшебницу, но это было очевидно, — Его мужское обаяние было сильным и опасным. Больше всего он напоминал величественного дикого зверя.

Неожиданно царица — новая Кизин — выступила из тени и прошептала что-то на ухо Кизу. Ее лицо скрывала вуаль, но яркое золото волос трудно было не узнать. Сара! Ориэлла привалилась к боку Шиа — от потрясения у нее закружилась голова. Как же, во имя богов, этой женщине удалось такое?

Но, увидев на арене Ориэллу, Сара была поражена ничуть не меньше. Какая неудача! Эта проклятая колдунья может рассказать Кизу, что она уже замужем, и все ее усилия пойдут насмарку. Радуясь, что Ксианг владеет ее языком, Сара прошептала:

— Убей эту женщину, повелитель. Подари мне ее смерть. Ксианг с изумлением посмотрел на нее. Неужели об этом просит то нежное создание, которое так очаровало его?

— Пожалуйста, любовь моя. — Сара соблазнительно улыбнулась, и Кизу, как всегда, обнаружил, что не в силах сопротивляться. Он поднял руку и начал поворачивать большой палец вниз — традиционный знак смерти.

— Остановись! — С дальнего конца балкона к ним спешил принц Харин. — По традиции, в день свадьбы Кизу раздает подарки, — сказал он. — И меня каким-то образом пока обошли. — Он улыбнулся отцу улыбкой, лишенной всякой теплоты. — Отдай ее мне, отец. Даруй мне жизнь этой женщины. — Принц намеренно говорил очень громко, и на Кизу устремились тысячи любопытных взглядов. Он недовольно зыркнул на сына.

— Да зачем она тебе, во имя Жнеца? Харин пожал плечами.

— Ты все время твердишь, что мне нужна женщина, а эта заморская воительница бросает вызов, которому я не в силах противиться.

Сара уже сделала некоторые успехи в изучении местного наречия и, почувствовала, что удача вновь ускользает от нее.

— Владыка, — запротестовала она. — Я прошу тебя, даруй мне смерть этой женщины.

— Сын мой, — пожал плечами Кизу. — Видишь, в какую историю я из-за тебя влип? Я должен огорчить наследника или невесту. — Он наградил Сару ослепительной улыбкой и снова повернулся к принцу. — Неужели для тебя так важна эта женщина? Едва ли ее можно назвать красавицей, и любой мужчина дважды подумает, прежде чем лечь в постель с этим отродьем демона. — В его голосе послышались жесткие нотки. — Выбери другой подарок, Харин. Если тебе нужна женщина, возьми любую из моего сераля. Каждая из них — воплощение красоты и неповторима в искусстве любви.

Харин скрипнул зубами.

— Нет, — бесстрастно сказал он. — Я хочу эту. Отринув напускное дружелюбие, отец и сын смотрели друг на друга. Кизу лихорадочно соображал. Что затеял Харин? Хочет ли он просто смутить отца на глазах у многочисленной публики или пытается рассорить его с новой женой? А может, у него есть какие-то другие причины взять в свой дом эту колдунью?

Наконец Ксианг принял решение. Скорее всего, эта ведьма при первой же возможности воткнет своему благодетелю кинжал меж ребер. Это решило бы все проблемы. А если ты.., ну что ж, существовали и другие, хотя и более хлопотные, способы справиться С этим делом.

— Очень хорошо, сын мой, — громко, чтобы слышали все, произнес он. — Я не могу отказать тебе. Отдаю эту храбрую воительницу под твое покровительство.

— Он поднял большой палец вверх, и толпа разразилась бурными рукоплесканиями. Сара вспыхнула.

— Благодарю тебя, отец мой! — И Харин, картинно перескочив через балюстраду, направился к Ориэлле. Волшебница быстро посовещалась с Шиа.

— Кажется, наши жизни спасены — пока. Пойдем с этим человеком?

— Я ему не доверяю.

— Я тоже. Но, по-моему, следует рискнуть. В любом случае это лучше, чем позволить этим идиотам разрубить себя на куски.

— Согласна.

Когда Кизал приблизился, Ориэлла низко поклонилась, поморщившись от боли, и едва удержалась, чтобы не вспылить, когда его глаза оценивающе скользнули по ее груди, обнажившейся после того, как. Шиа разделалась с ее кожаной рубахе и.

— Благодарю тебя, повелитель, — сказала она. Наследник улыбнулся.

— Славное сражение, воительница. Я восхищен. Не пойдешь ли ты со мной? — Он протянул руку, и огромная кошка предупреждающе зарычала.

— Боюсь, ты унаследовал и мою подругу, — насмешливо сказала Ориэлла.

Принц с сомнением посмотрел на Шиа.

— С удовольствием, — солгал он, — вот только мой отец не включил ее в сделку.

Ориэлла почувствовала приступ дурноты и поняла что силы ее на исходе.

— Куда иду я, туда идет и Шиа, — ровно сказала она. — Не хочешь ли попытаться остановить ее? Или, может быть, отец внушает тебе больший страх?

Харин нахмурился и бросил взгляд на толпу. Ориэлла понимала, что он боится пантеры, но не хочет выглядеть дураком, если Шиа испортит его триумфальный выход.

— Она не причинит вреда моему другу, а ваш народ будет восхищен принцем, которому удалось совладать с таким созданием, — продолжала она.

Лицо Харина просветлело.

— Прекрасно! Она позволит мне помочь тебе?

— Да, конечно.

Принц театральным жестом подхватил девушку на руки и покинул арену, а огромная кошка шла за ним след в след. Толпа разразилась приветствиями. Казалось, люди забыли, что несколько минут назад они сами требовали крови Ориэлла. Последнее, что увидела волшебница, когда они входили в туннель, были Кизу и Сара, злобно смотревшие им вслед, и по спине у девушки пробежал тревожный холодок. Интересно, зачем она понадобилась этому принцу?

— Не теряй со мной связи, — мысленно предупредила она Шиа. — Я еще не собираюсь сдаваться.

Глава 24. В ПОИСКАХ АНВАРА

После нескольких дней, проведенных в тесноте и отчаянии, Анвара и около пятидесяти других рабов сковали в группы по десять человек и глухой ночью, по узким извилистым улочкам отправили к гавани. Когда забрезжил рассвет, их загнали на открытые баржи и под палящим солнцем повезли вверх по течению — туда, где строился новый дворец Кизу.

На площадке кипела работа. Огромное здание возводилось на многоступенчатых террасах, которые вручную, ценою многих жизней высекались в скалах, огромных красных утесов. От пыли нечем было дышать. Стук молотков, щелканье плетей и стоны истязаемых рабов адской какофонией разносились над каньоном, превращенным в кипящую чашу страдания.

Часть громадных блоков из белого камня была уже доставлена на паромах из карьеров выше по реке, и теперь их устанавливали на место. Команды измученных рабов тянули веревки гигантских подъемников, а другие тем временем, словно муравьи, роились на ступенчатых площадках деревянных лесов, окаймлявших наполовину возведенные стены, или смешивали колоссальные количества раствора, постоянно норовящего засохнуть под палящим солнцем. На строительной площадке трудились целые полчища каменотесов, резчиков и плотников, и повсюду с напыщенным видом расхаживали архитекторы с пергаментными свитками в руках. Чтобы кормить орды рабочих, прямо под открытым небом на ровной поляне у реки была сооружена огромная кухня, и взмокшие повара без устали жарили, парили и варили, не замечая ни вони, ни пыли, ни грязи, ни роящихся мух.

Партию, в которой был Анвар, сгрузили на один из шатких деревянных причалов, что вдавались в грязноватую воду, и местный управляющий пришел принимать рабов.

— И это все? — с кислым лицом спросил он у капитана. — Мне нужно в три раза больше! Такими темпами мы никогда не закончим. Эти ублюдки дохнут как мухи.

Капитан сплюнул в пыль.

— Я-то здесь при чем? — проворчал он. — Сколько дадут, столько и привожу. Обращайтесь с ними получше, вот они и перестанут дохнуть. — Он презрительно оглядел вонючую площадку.

— Не указывай мне, как делать мою работу, корабельная крыса! Если этот треклятый дворец не сдать вовремя, полетят головы. А я не собираюсь подставлять свою. Присылают всякие отбросы… Вот взгляни хоть на этого! — Управляющий опасливо ткнул пальцем в белокожего и светловолосого Анвара. — Вот что это, скажи на милость?

Капитан пожал плечами.

— Почем я знаю? Я только привожу их, понимаешь? Мне не докладывают, откуда эти рабы, а я не задаю вопросов — это вредно для здоровья. Лучше скажи спасибо и держи рот на замке. Что тебе за дело, какого цвета этот распроклятый раб? Когда дело касается барыша, Зану на все плевать, а Кизу волнует только, чтобы его богами проклятый дворец был закончен вовремя. Пусть этот ублюдок вкалывает, пока не свалится, а потом зарой его поглубже, и дело с концом. Или брось в реку, к ящерицам. Если кто-нибудь спросит, ты его никогда не видел. А теперь мне пора. Здесь воняет!

— Сделай одолжение, — проворчал управляющий, — намекни Зану, что если он не пришлет мне побольше рабов — и не таких заморышей! — можно ведь и шепнуть на ухо Кизу, что кое-кто ввозит подпольных рабов!

Капитан снова плюнул.

— Ничего я Зану не скажу — и тебе не советую, а то мигом окажешься погребенным под собственным фундаментом! — Капитан повернулся на каблуках и ушел, а управляющий долго смотрел ему вслед.

Рабов немедленно поставили на работу. Каждого невольника расковывали и допрашивали, знает ли он какое-нибудь ремесло — например, каменотеса или резчика. Если да, то рабу везло — он работал на подхвате у вольных ремесленников и был избавлен от изнурительного труда на страшной жаре. Когда подошла очередь Анвара, юноша заколебался — стоит ли притвориться, что он не знает языка казалимцев, и надеяться, что представится случай бежать, или, наоборот, заявить о своих плотницких навыках (этому ремеслу научил его дед) и постараться подольше протянуть в этом ужасном месте? Но управляющий избавил юношу от необходимости принимать решение:

— Только не этот! — рявкнул он, когда надсмотрщик расковал Анвара. — Я не хочу, чтобы он слишком долго здесь болтался. Отправь его на подъемник!

Как предстояло узнать Анвару, работа на подъемнике была самой тяжелой. Двадцать рабов одновременно налегали на толстые канаты, и чем выше становились стены, тем больше усилий требовалось, чтобы поднять циклопический блок на нужную высоту. Смерть пожинала здесь обильную жатву. Начав поднимать блок, останавливаться уже было нельзя, ибо утратив инерцию подъема, камень падал и мог треснуть, ударившись о землю, а доставить из карьеров новый стоило денег и времени. Так что если рабу не везло, и он оступался и падал, его неминуемо затаптывали идущие сзади, которые, в свою очередь, отчаянно пытались не поскользнуться босыми ногами в скользком кровавом месиве.

Кошмарные дни тянулись нескончаемо. Работа не прекращалась с рассвета до заката, а еда была отвратительной, да и той не хватало — жиденькая похлебка утром и она же вечером. Под палящим солнцем многих настигал солнечный удар, а плети надсмотрщиков безжалостно хлестали невольников, ни на секунду не позволяя им замедлить шаг. Над изможденными людьми тучами вились жалящие насекомые, а едва блок отрывался от земли, из-под него тут же выскакивали змеи и скорпионы, представлявшие смертельную угрозу для беспомощных босоногих рабов.

В первый же день бледная кожа Авара обгорела и покрылась волдырями. Ладони и плечи юноши были стерты в кровь грубыми канатами, босые ступни иссечены острыми осколками камней. На спине горели багровые рубцы, оставленные плетью, голова гудела от невыносимой жары, а язык распух. Но сквозь боль и ужас пробивалась единственная мысль: «Держись! Терпи!»

Спустился благословенный прохладный вечер, и новая команда рабов сменила выживших за день у подъемника. Работа продолжилась при свете факелов, а Анвара и остальных, составляющих дневную смену, загнали на площадку, огороженную высокими стенами. Воняло здесь, как в выгребной яме, и в воздухе вились полчища жужжащих мух. Проходя через ворота, каждый невольник получил по пригоршне какого-то отвратительного варева, а что касается питья, то через весь загон проходил длинный желоб, наполненный грязной речной водой. Пошатываясь, Анвар отошел в самый дальний угол и рухнул там, слишком измотанный, чтобы обращать внимание на боль в измученном теле. Он проспал, казалось, лишь мгновение, а потом был разбужен пинком, и начался новый день страданий.

Без сомнения, не будь Анвар истинным магом, он не протянул бы и двух дней в этом ужасном месте. Об искусстве целительства он не имел ни малейшего понятия, и к тому же Миафан похитил большую часть его дара, но, пока юноша спал, кровь Волшебного Народа каким-то образом исцеляла его, восстанавливая силы в достаточной степени, чтобы встретить очередной мучительный день. Однако для возмещения энергии, потраченной на этот процесс, требовались пища и вода, а вот их-то как раз и не хватало. Так что состояние юноши день ото дня ухудшалось, и это частичное восстановление сил лишь продлевало его страдания. Тем не менее надсмотрщики были поражены выносливостью Анвара и даже начали заключать между собой пари насчет того, сколько еще протянет этот таинственный северянин. Но Анвар ничего вокруг себя не замечал — его истощенный, угнетенный болью мозг был занят исключительно проблемой выживания', не позволяя себе такой роскоши, как размышление, и лишь где-то в глубине его упрямо тлела слабая искорка разума, поддерживаемая когда-то принятым решением не сдаваться во что бы то ни стало.

Ориэлла открыла глаза. Сквозь затейливые изгибы ажурных ставень лился серебристый лунный свет, и на бледной тонкой простыне играли причудливые тени. Девушка была в замешательстве — что-то разбудило ее, но что? На нее навалился тот странный неопределенный страх, от которого, словно в детстве, хочется спрятаться с головой под одеяло. Ориэлла твердо напомнила себе, что она все-таки воин, и затаив дыхание, сосредоточилась на своих ощущениях, пытаясь определить, что же именно не так.

Ага! Ну конечно! С тех пор, как она очутилась в этих землях, каждую ночь темноту наполняли звучные серенады ночных цикад, но сейчас за окном стояла пугающая тишина — Ориэлла слышала лишь свое дыхание, прерывистое и неглубокое. Она даже различала биение собственного сердца. Несмотря на духоту, на спине у нее выступил холодный пот. Что-то еще? Ей чего-то недостает. Шиа! Ориэлла ясно ощущала, что в комнате, кроме нее, никого нет. Шиа исчезла!

Неожиданно лунный свет, льющийся в комнату, померк — что-то поглощало его, впитывало, втягивало в себя. Черная волна беззвучно шевельнулась в углу

— Ориэлла чувствовала, как она поднимается, подкрадываясь — нет, беззвучно скользя, к ее постели. Неясная тень мелькнула на фоне окна, и кровь девушки превратилась в лед при виде ожившего видения, что неотвязно преследовало ее в самых ужасных ночных кошмарах. Нихилим! Миафан послал призраков Смерти!

Ориэлла пыталась пошевелиться, дотянуться до меча — но тщетно. Призрак приближался, раздался сверхъестественный низкий и жестокий хохот, который она так хорошо помнила. Волна леденящего ужаса захлестнула девушку. Заклинание! Заклинание Финбарра! Как же оно звучит? Но страх сковал ее мысли. Тварь нависла над ней, черная пасть выпустила длинные клочья темноты, чтобы поглотить ее, как уже поглотила Форрала. «Форрал! Форрал!»

— Ради всего святого, госпожа, проснись!

Ориэлла заморгала, и в глазах у нее прояснилось. Она сидела на кровати, в комнате, залитой теплым светом ламп. Вместо пугающей тени зла перед ней стоял Харин с посеревшим лицом, и тряс ее за плечи. Ориэлла почувствовала, что горло саднит от крика. Шиа была рядом — ее морда представляла из себя демоническую маску ужаса и ярости, а прищуренные желтые глаза уставились на что-то, чего не было в комнате. Не было в комнате! Когда видение померкло, огромная кошка тут же расслабилась и в изумлении встряхнула головой. Но уши ее все еще были прижаты к черепу, а кончик хвоста беспокойно подергивался. Ориэлла не могла унять дрожь, сраженная таким живым напоминанием о страшной гибели Форрала. Ее душевная рана едва начала заживать, и вновь ее разбередило это ужасное видение. Не в силах справиться с собой, девушка рухнула на кровать и зашлась в истерических рыданиях.

Выругавшись, Харин отправил слугу за лекарем и снова оказался рядом, неловко похлопывая рыдающую девушку по плечу.

— Тише, тише, — беспомощно успокаивал он. — Это всего лишь сон. Дурной сон. Лихорадка. Я тут — твой демон тут. Тебе ничего не грозит, даю слово.

Наконец пришел лекарь. Ориэлла смутно помнила этого сгорбленного морщинистого старика, который зашивал ей разорванные мускулы на ноге, и все время трясся под угрожающим взглядом Шиа, возмущенной тем, что это хлипкое создание причиняет подруге такую боль. Теперь, несмотря на свой комичный ночной халат, он был весьма серьезен, суетлив и озабочен. У лекаря был такой нелепый вид, что Ориэлла не удержалась от смеха, но вместе с тем и рыдать не перестала, так что смех и слезы смешались, и девушка начала задыхаться. Вырвавшись из рук Харина, она отвернулась и схватилась за свой раненый бок, покрытый бинтами. Волшебница беспомощно вздрагивала, по ее лицу бежали слезы.

Ориэлла слышала, как лекарь досадливо прищелкнул языком, и у ее губ оказалась чаша с каким-то холодно-обжигающим настоем. Она закашлялась, начала отплевываться и тут же скривилась от режущей боли в боку.

— Дышите поглубже, госпожа, пожалуйста, — терпеливо бормотал лекарь. — Он разговаривал с ней так, словно она была маленьким ребенком. Наконец мысленный голос Шиа, ровный и успокаивающий, сказал:

— Хватит, дорогая! Я не хочу остаться одна. Сверхчеловеческим усилием воли Ориэлла овладела собой и даже проглотила остатки напитка. Хотя ее все еще продолжало трясти, плотный узел, стискивающий внутренности, слегка размяк, и она смогла расслабиться. Девушка откинулась на подушки и утерла глаза.

На лице Харина появилось облегчение.

— Клянусь Жнецом, милая, ну и перепугала же ты нас, — сказал он.

— Чепуха! — живо вмешался лекарь. — Всего лишь лихорадка. Ты была очень больна, госпожа, больна несколько дней. — Он наклонился и положил руку ей на лоб. — Но теперь жар прошел, так что кошмаров больше не будет. Кстати, тебе, наверное, будет приятно узнать, что твой ребенок в безопасности.

Ребенок! Ориэлла совсем о нем забыла. Нужно что-то сделать, что-то очень срочное, но после пережитого кошмара девушка чувствовала себя слабой и расстроенной. «О боги, что за ужасная тварь!» — содрогнулась волшебница.

— Вина, — задыхаясь, выговорила она, пытаясь отогнать страшное воспоминание. Лекарь улыбнулся.

— Если больной требует вина, значит, он выздоравливает. Здесь есть вино, повелитель?

— А ей можно? — встревоженно спросил принц. — Я хочу сказать, крепкие напитки в сочетании с усыпляющим.., ведь она ничего не ела…

— Ну, это легко поправить. — Лекарь выглянул за дверь и отдал приказ стоявшему в коридоре слуге.

В ожидании обеда Ориэлла решила выяснить, что же произошло.

— Я сильно пострадала? — спросила она лекаря. Его широкое лицо недовольно сморщилось.

— Госпожа, ну и задала ты мне работы! Но твоя рука заживает, а ребра просто треснули, а не сломаны. Немного терпения, и они будут в порядке. А вот что касается ноги, то мышцы серьезно повреждены. Боюсь, шрамы останутся на всю жизнь.

— Пустяки! — нетерпеливо перебила Ориэлла. — Я смогу ходить?

Лекарь заколебался.

— Должно быть, — ответил он наконец. — Если, конечно, дать ране затянуться, госпожа. Тебе нельзя вставать по меньшей мере дней десять, а то и больше.

— Что?! — Ориэлла села, сморщившись от боли в боку. — У меня нет столько времени!

— Госпожа, это необходимо.

— Но я должна кое-что сделать! Это очень важно! — Она отчаянно пыталась вспомнить, что же именно.

Лекарь посмотрел на нее так, будто она была вздорным ребенком.

— Как хочешь, — холодно ответил он. — Но если мышцам не дать как следует окрепнуть, ты на всю жизнь останешься калекой, и даже если тебе повезет, нога всегда будет твоим слабым местом. Ты не должна нагружать ее, пока я тебе не позволю, а если нет, то в последствиях вини только себя.

Пробормотав ругательство, Ориэлла с силой стукнула кулаком по подушке: ну что за слабая медицина у смертных! Будь у нее свои силы, она бы немедленно избавилась от любых ран.

В этот момент появился слуга с чашкой теплого бульона.

— Выпей сначала это, госпожа, — сказал лекарь, — а потом тебе дадут вина.

— Помимо раздражения, Ориэлла чувствовала еще и страшный голод и жадно выпила бульон, а потом лекарь протянул ей кубок сладковатого красного вина.

— Не беспокойся, повелитель, — сказал он принцу. — Вино и снотворное заставят ее заснуть, а именно это ей сейчас и нужно больше всего. И мы, пожалуй, тоже сможем вернуться к своему отдыху. — В голосе его послышались ядовитые нотки. Ориэлла в панике сжала кубок. Нет, нет, только не спать! Что, если кошмар вернется? Но было слишком поздно. Она уже выпила почти полбокала, и чувствовала, как ею овладевает приятная сонливость. После всего пережитого это было очень славно, волшебница с удивлением услышала собственный смех и протянула кубок за новой порцией. Лекарь неодобрительно цокнул языком, но препятствовать не стал.

— Может, оно и к лучшему, — вздохнул он и налил девушке еще вина. — Кошмар был жестоким потрясением. Оставь здесь слугу, пусть присмотрит за этой неблагодарной женщиной. У тебя есть заботы поважнее, да и час уже поздний.

Наспех поблагодарив, Харин отпустил лекаря. У старикашки такой длинный язык! Но он мастер своего дела, и все ему сходит с рук. Кизал устало потер слипающиеся глаза и повернулся к таинственной женщине, которую по какому-то наитию спас на арене. Она уже мирно спала, и ужас, искажавший ее лицо, уступил место спокойствию. Что же ей все-таки приснилось? Она выкрикивала какое-то имя — может быть, так звали ее мужа? Принц уже побывал у Арбитров, и те сказали ему, что, женщина недавно овдовела, а лекарь добавил, что она к тому же ждет ребенка. Харин был потрясен — учитывая это, ее мастерство на арене казалось просто невероятным! Он нагнулся и заботливо прикрыл плечи девушки тонким одеялом.

Демон приподнял голову и зарычал, обнажив длинные белые клыки.

— Тише ты, — шикнул Харин, не спуская с пантеры тревожного взгляда. — Пора бы тебе уже знать, что я не причиню вреда твоей подруге.

Шиа уронила голову на вытянутые лапы, удовольствовавшись тем, что мрачно зыркнула на принца. Она оставалась на страже все время, пока Ориэлла болела, с одинаковым подозрением наблюдая за каждым, кто приближался к ней. Большинство слуг просто боялись входить в комнату.

Вернувшись к себе, Харин решил последовать совету лекаря и налил себе немного вина. Взяв чашу, он вышел в ароматный, залитый лунным светом сад. Ах, какое это все-таки прекрасное место! Маленький огороженный мирок с зелеными лужайками, цветущими деревьями и кустами был настоящим оазисом в этом засушливом городе. Этот райский уголок создала его мать, когда попала сюда из пышного обиталища Кизу. Ее решительный отказ жить в одном доме со своим господином и его гаремом стал одной из причин убийства царицы. Ксианг, более всего ценивший в женщинах покорность, не смог примириться с ее гордостью и с той презрительной ненавистью, которую она никогда не пыталась скрыть, — ненавистью к человеку, лишившего ее родины: мать принца была родом из Ксандима.

Харин пересек лужайку и уселся на мраморном парапете, окружавшем бассейн. Под ногами в золотистом великолепии резвились карпы. Аромат, исходивший от огромных белых цветов, склонившихся над посеребренной светом луны водой, опьянял, и мысли принца унеслись далеко. После всех этих лет Харин все еще тосковал по матери. Он живо помнил ее длинные каштановые полосы, горящие глаза и неукротимый дух, который жестокость его отца так и не смогла сломить. Харин поселился здесь, на южном берегу реки, по тем же причинам, что и она, — чтобы сохранить независимость и быть подальше от Ксианга, но иногда ему становилось тяжело. Это место преследовало его воспоминаниями о матери, хотя, возможно, в том была и его вина — принц никогда не разрешал ничего здесь менять. Слуги были поражены — если не сказать больше, — когда он устроил воительницу с огненными волосами в покоях, принадлежавших когда-то его матери, и все же это почему-то казалось ему правильным. Ее боевой дух, ее мужество и гордость, ее решительный отказ признать свое поражение напомнили принцу мать, и он был просто вынужден вмешаться и помочь этой женщине, ведь когда-то он был слишком мал и не смог помочь той, другой.

Однако теперь у Харина было время обдумать свой поспешный поступок, и он снова и снова задавался вопросом, что толкнуло его на это. Пока ему удалось вытянуть из этой женщины только ее имя — Ориэлла. Но откуда она? Что с ней произошло? Каким образом она — всего лишь женщина — научилась так сражаться? Кроме того, ее принадлежность к ведьминому колену северных колдунов очень беспокоила Кизала, несмотря на браслеты, которые — он был абсолютно в этом уверен — лишили ее магических сил. Уже не в первый раз Харин задумался, не откусил ли он больше, чем в силах проглотить. Например, он вовсе не собирался пускать в дом и этого ужасного демона, да к тому же и Кизу, без сомнения, в ярости — но в этом, правда, ничего нового нет.

Вспомнив о Ксианге, Харин пришел к выводу, что его поступок имеет и положительные стороны. Необыкновенно приятно было увидеть бессильный гнев на роже папаши и его новой невесты! Однако почему она так жаждала смерти воительницы? Харин был убежден, что обе они плыли на одном корабле. Две чужеземки одновременно появляются в городе? Определенно, это не может быть простым совпадением. Принц мысленно улыбнулся. Если его таинственная знакомая имеет сведения, порочащие новоиспеченную Кизин, это даст ему новый и очень действенный рычаг против Кизу. Харин горько усмехнулся. Ненависть, которую питал к нему отец, ни для кого не была секретом. В этом отношении девушка действительно может оказаться полезной. Она сражается как демон — он сам был тому свидетелем, — а в помощниках у нее есть другой. Парочка что надо. Кизал снова улыбнулся про себя. Возможно, он все-таки не ошибся, спасая ее.

Когда Ориэлла проснулась, уже давно рассвело. Принц исчез, а в кресле у кровати дремал незнакомый гигант — девушка даже вздрогнула. Однако Шиа спокойно спала в изножье кровати, прикрыв глаза кончиком хвоста, и волшебница восприняла это как знак доверия к новому тюремщику. Она задумалась, не попросить ли его принести чего-нибудь поесть. Теперь в голове у нее прояснилось, но кишки сводило от голода. Приподнявшись, она коснулась руки гиганта. Тот мгновенно очнулся и изобразил на лице глубочайшее раскаяние. В его глазах мелькнул страх, и Ориэлла поспешила успокоить его.

— Не тревожься, — сказала она. — Остальные тоже спали. — Девушка с улыбкой посмотрела на ничего не подозревающую Шиа. — Просто я ужасно хочу есть. Нельзя ли тут раздобыть немного лиафы?

За время, проведенное в обществе гладиаторов, она успела привыкнуть к этому напитку. Гигант вскочил на ноги и затряс головой, улыбаясь широкой застенчивой улыбкой. Ориэлла изумленно раскрыла глаза: в нем было не меньше семи футов роста, а плечи оказались такими широкими, что непонятно было, как же он вообще проходит в двери. Гигант поклонился и вышел из комнаты с такой скоростью, какой никак нельзя было ожидать от его огромного тела.

Вскоре великан вернулся с подносом, который был едва ли не шире его плеч. По его содержимому Ориэлла заключила, что завтрак давно прошел. Но ей было все равно — у нее текли слюнки. Там были и густой суп, и жареная дичь, и мясо с овощами, и сыр, и мед, и ставший привычным плоский хлеб. Оставшееся место занимали фляга с вином и дымящийся кувшин лиафы.

— Да это настоящий пир! — воскликнула Ориэлла. — Спасибо тебе, спасибо большое!

Почуяв еду, Шиа зашевелилась, и ее золотистые глаза оживленно вспыхнули, остановившись на подносе. Ориэлла вздохнула. Не то чтобы ей было жалко поделиться с другом, но… Однако ее заботливый опекун подумал и об этом — под мышкой у него торчало нечто объемистое и завернутое в тряпицу. Гигант ловко развернул свою ношу — это оказалась целая баранья нога — и без всяких признаков страха протянул пантере. Шиа, к величайшему изумлению, громко замурлыкала и потерлась мордой о руку гиганта.

— Ты очень внимателен, — улыбнулась Ориэлла. — Шиа! Только не здесь, пожалуйста!

— Почему бы и нет? Я тоже проголодалась. — Шиа мрачно посмотрела на нее и потащила мясо в сад.

Ориэлла не могла больше ждать и жадно набросилась на еду.

— Как тебя зовут? — с набитым ртом спросила она, но гигант замычал, качая головой и размахивая руками перед своим лицом.

— Его зовут Боан. Он не может тебе ответить, ибо не может говорить. — Едва Харин вошел, Боан простерся ниц и коснулся пола лбом. Принц сделал небрежный жест, и гигант выскочил из комнаты. — Он будет прислуживать тебе и охранять. Он евнух и знает свое дело.

— Бедняга! — воскликнула Ориэлла. — Как это жестоко! С неподдельным изумлением Харин уставился на волшебницу.

— Жестоко? Почему? Любой знатной женщине прислуживают евнухи. Как же иначе сохранить их чистоту?

Ориэлла вдруг вспомнила об Анваре и содрогнулась. Анвар! Великий Чатак, как же она могла о нем забыть?

Принц пожал плечами.

— Впрочем, это неважно. Надеюсь, он справляется? — Молодой человек уселся на краешек постели и небрежно отломил себе ножку курицы. Ориэлла тут же схватила все остальное.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Харин, и девушка поперхнулась. Она поспешно сделала глоток вина и глубоко вздохнула.

— Есть хочу, — коротко ответила Ориэлла и тут же пожалела о своей грубости. В конце концов она очень многим ему обязана и в настоящее время полностью зависит от его доброго расположения.

Принц терпеливо улыбнулся. «А он красив», — подумала девушка. — У Кизила были черные вьющиеся волосы, широкие густые брови и темные сверкающие глаза. Черты его лица, хотя и не такие волчьи, как у отца, несли на себе ту же печать гордыни. Принц был гибок и силен, однако волшебница находила его снисходительные манеры до крайности раздражающими и с трудом держала себя в руках.

— Прими мои извинения, повелитель, — сказала она. — Со сна я редко бываю в хорошем настроении.

— Можешь звать меня Харин, — заявил он с таким видом, будто оказывал ей небывалую честь, — и я не возражаю, если ты будешь есть, пока мы разговариваем.

«Премного благодарна», — кисло подумала волшебница.

— Спасибо большое, — сказала она вслух. — А ты можешь звать меня Ориэлла.

— Разумеется, — поднял бровь Харин.

Ориэлла еле удержалась, чтобы не швырнуть поднос в самодовольное лицо этого болвана. Однако завтрак был превосходен, и она в нем нуждалась. Вместо этого волшебница пристально посмотрела на принца.

— Харин, почему ты спас меня? Принц улыбнулся.

— Тебе нечего меня опасаться. Мне ты нужнее живая, чем мертвая — ты и твой демон, если он тоже сможет помочь. Я видел тебя на арене, и мне понадобится твое искусство, чтобы защищаться. Моя жизнь в опасности: мой царственный отец угрожает мне, не говоря уже о его новой жене. Если она подарит ему другого наследника… — Он чиркнул рукой по горлу.

Через какое-то время Ориэлла обнаружила, что сидит с открытым ртом, и поспешила затолкать туда кусок мяса, чтобы успеть собраться с мыслями. Она чуть было не выложила ему, почему не может остаться здесь, но вовремя сообразила, что юный принц, поглощенный исключительно собой, вряд ли станет думать о ее проблемах. Кроме того, она не может отправиться в путь, пока не отыщет Анвара, и, что еще более важно, пока не найдет способ избавиться от этих проклятых браслетов.

Принц хмурился, явно не понимая, почему девушку не охватил восторг при мысли о том, что ей предстоит стать его телохранительницей.

— Прости меня, повелитель, — поспешно проговорила Ориэлла, которой все же удалось неизвестно откуда извлечь приятную улыбку. — Я чуть не лишилась дара речи, узнав о чести, которую ты мне оказываешь. Но.., лекарь, должно быть, рассказал тебе о моем состоянии. Как же я смогу защищать тебя, будучи беременной?

Харин пожал плечами.

— Конечно, я ценю твою откровенность. — Недовольный изгиб его губ ясно говорил, что эти слова — сплошная ложь. — Однако, возможно, это и к лучшему. У тебя есть демон, а твое положение может усыпить бдительность предполагаемого убийцы. В конце концов кто заподозрит беременную любовницу в том, что она владеет воинским искусством?

Ориэлла снова закашлялась, а когда к ней вернулась способность дышать, отодвинула поднос в сторону: ее аппетит внезапно пропал.

— Что значит «любовница»? Харин выпучил глаза.

— Надеюсь, ты не вообразила, что я на тебе женюсь? Мои люди растерзают меня, если я предложу им заморскую колдунью в качестве Кизин!

— Ну, конечно, нет! Просто я думала, что буду лишь телохранительницей, а не… — Ориэлла сердито махнула рукой. — Да ты с ума сошел!

Харин изобразил на лице бесконечное терпение, и Ориэлле захотелось его придушить.

— Лекарь предупредил меня, что твоя реакция может быть именно такой, — согласно покивал он. — Конечно, беременной женщине трудно себя контролировать. Арбитры рассказали мне твою историю. Я понимаю, ты только что овдовела, и твои раны еще не зажили, но женщине не дозволяется жить без мужчины, иначе кто будет повелевать ею и защищать ее? Тебе нужен мужчина для защиты, а твоему будущему ребенку — дом. Конечно, я могу отпустить тебя, но в таком случае все, на что ты можешь надеяться, — это рабство или возвращение на арену. Переживет ли твой ребенок еще один такой поединок? А ты сама? Думаю, что нет. Не знаю, какие обычаи у тебя на родине, но здесь, как вдову, тебя должен был бы взять к себе брат твоего мужа или какой-нибудь его родственник, или просто близкий друг. Он может сделать тебя любовницей, а если пожелает, то и женой. Но здесь ты чужая, и никто не окажет тебе эту услугу. И уж, конечно, ты должна быть благодарна за честь, которой я тебя удостаиваю.

Великие боги! Ну и самомнение! Ориэлла проклинала свое воображение за эту дурацкую историю о пропавшем муже, проклинала дурацкие законы этой страны, передающие женщину по наследству, словно дом или скот, и этого высокомерного юного олуха, который воображает, что оказывает ей небывалое одолжение. Вот ведь положеньице! Наконец она собралась с мыслями и стала лихорадочно соображать. Может, история о том, что Анвар ее муж, еще пригодится, если удастся отыскать его… Девушка глубоко вздохнула и скрестила пальцы под одеялом.

— Но, повелитель, — выпалила она, — а как же быть с моим мужем?

Харин нахмурился.

— Ориэлла, твой муж мертв.

— А если нет? Мы же не знаем наверняка. — При этих словах перед ней возникло лицо Форрала, возникло с такой невероятной отчетливостью, что ей с трудом удалось сдержать рыдания. «О, Форрал, прости меня», — подумала девушка. — Что будет, если он вернется и обнаружит, что я — любовница другого мужчины? — Ориэлла не могла скрыть дрожь в голосе. — Пожалуйста, повелитель, ты ведь можешь организовать поиски. Прошу тебя… Я одинока в этой чужой стране и полагаюсь только на твою милость. — Если слезы сработали на Арбитрах, почему бы и принцу не попасться на ту же удочку… Глаза Ориэллы увлажнились, а лицо Харина окаменело.

— Госпожа, — бесстрастно произнес он, — невозможно найти то, что ты ищешь.

«Как же я промахнулась! — подумала Ориэлла. — Конечно, зачем ему искать Анвара, если он хочет забрать меня себе». Но отступать было поздно.

— Но почему? У него светлая кожа, светлые волосы и голубые глаза. Я думаю, он должен сильно выделяться. Его привезли сюда вместе с Сарой, и кто-нибудь наверняка его заметил.

— Вот именно! А за все это время не было никаких слухов о таком человеке… Погоди, что ты сказала? Он был с Сарой? С Кизин? Почему? — Харин подался вперед, его глаза внезапно загорелись. «Что это с ним? — подумала Ориэлла. — Как бы воспользоваться его неожиданным интересом?»

— Разве Сара не упоминала о нем?

— Ну конечно же, нет! А должна была? Они были вместе? Почему она не рассказала о нем? Нельзя ли это использовать, чтобы опозорить моего отца? — Вопросы сыпались один за другим.

Так вот оно что! Ориэлла постаралась не выдать своего облегчения. Если правильно взяться… Волшебница скорчила гримасу, которая по ее представлениям, должна была изображать глубокое потрясение.

— Меня ничуть не удивляет, что Сара не рассказала Кизу об Анваре. Понимаешь, она его любовница. Вот почему она жаждет моей смерти, Харин, — боится, что я ее выдам. Конечно, если мой несчастный муж мертв, это не играет никакой роли, но, если он все еще жив, это ставит твоего отца в очень неловкое положение…

Принц издал торжествующий возглас.

— Ага! — засмеялся он. — Вот видишь, ты уже начала платить мне за мою услугу. После того как я тебя спас, я все гадал, знаете ли вы друг друга. Две чужестранки, появились одновременно, — это не могло быть совпадением. Интересно, что скажет Сара, когда отец узнает, что его дражайшая Кизин — любовница другого мужчины.

Ориэлла вздохнула. Невинный младенец!

— Сара скажет, что я лгу, или что лжешь ты, и Кизу наверняка поверит именно ей, а у нас будет куча неприятностей, — бесстрастно сказала она, и Харин помрачнел. — Тебе нужны доказательства. Вот если бы ты смог найти Анвара…

Лицо принца просветлело.

— Во имя Жнеца, а ты не глупа! Я и не подумал об этом. Жаль, что ты заморская колдунья! Из тебя вышла бы Кизин получше, чем эта шакалиха. Да такие как ты — на вес сокровищ пустыни! — Комплимент показался Ориэлле странноватым, но она пропустила его мимо ушей. Харин вскочил на ноги. — Я немедленно пошлю в порт человека — след должен начинаться оттуда, если нам вообще удастся обнаружить следы.

— Я не останусь в долгу, Харин, обещаю, — с облегчением сказала волшебница. — Как только я встану на ноги, я, с твоего разрешения, начну обучать твою личную стражу боевым искусствам севера, и если королю придет в голову организовать покушение, у тебя будет надежная защита. — «И когда я отправлюсь в путь, — подумала она, — ты, по крайней мере, не останешься без охраны».

— Прими мою сердечную благодарность! — На миг высокомерие уступило место признательности, и Ориэлла поняла, что юноша очень боится своего отца — и очень одинок. А теперь и она собирается завоевать его доверие, воспользоваться тем, что он может ей предложить, а потом, как только представится удобный случай, бросить его. В это мгновение она себя ненавидела. Как далеко разойдутся круги миафанова зла? Неужели они начали поглощать и ее? Девушка выдавила из себя улыбку, но не могла не ужаснуться тому, что сейчас делает.

— Повелитель, — произнесла она, — я почту за честь помочь тебе. — «И да помогут мне боги», — добавила она про себя.

Глава 25. ПЛЕННИКИ

Ночные Пираты нашли себе пристанище в тайном и безопасном лабиринте пещер, куда можно было добраться по туннелю, ведущему через скрытую от посторонних глаз расщелину в скале. Этот проход, достаточно глубокий, чтобы провести корабль, заканчивался огромной пещерой, выдолбленной за миллионы лет водой, без устали бьющей в узкую щель между утесами. Покатый, усыпанный галькой берег исчезал в волнах, а с другой стороны пещеры прямо из воды поднимались отвесные, отполированные морем стены. Четыре корабля, стоявших на якоре, выглядели легкими и стремительными, а их носовые украшения были с любовью вырезаны в виде сказочных зверей и раскрашены. У самого берега теснилась стайка небольших лодочек, а за ними открывались узкие проходы, ведущие в лабиринт коридоров и комнат, где обитали контрабандисты.

Пещеру освещали факелы, вставленные в специальные подставки на стенах или просто укрепленные на высоких деревянных столбах, образующих ровную цепь. Мерцающий свет отражался в сверкающих каплях слюды и тоненьких прожилках руды, испещрявших стены, и радужным сиянием вспыхивал в слезах, застилающих глаза Занны.

Ей не хотелось покидать это место — за три коротких месяца оно стало ее домом. «Здесь я жила настоящей жизнью», — подумала девочка. Хотя сестра Дульсины, Ремана, была добра и гостеприимна, она не стала нянчиться с Занной, будто та того и гляди рассыплется на кусочки. В таинственном мире Ночных Пиратов каждый должен был приносить пользу.

Стоя у выхода из огромной пещеры, Занна Предалась воспоминаниям о том дне, когда впервые оказалась в этом месте. Тогда она очень устала, продрогла до костей и была не на шутку испугана. Несмотря на уверения Дульсины, неприязненное отношение команды заставило Занну сомневаться, что в пристанище пиратов ее ждет гостеприимный прием. Но с того момента, как дочь Ваннора с плачущим Антором на руках неуверенно ступила на каменистый берег, Ремана стала для нее воплощением заботы и поддержки.

Высокая седовласая женщина, чуть старше и гораздо полнее, чем Дульсина, но с такими же порывистыми движениями, прямой осанкой и пронзительными, блестящими серыми глазами, одной рукой взяла Антора, а другой обняла девочку за плечи и решительно пресекла жалкие попытки что-либо объяснить потоком веселой дружеской болтовни.

— Потом, потом, дитя мое, ты выглядишь очень усталой.

Наверное, эти бестолковые мужики не догадались тебя покормить? Нет? Так я и знала. Ох уж эти мужчины! Единственный способ вогнать в них хоть немного здравого смысла — это шарахнуть веслом по голове. Что? У тебя еще и письмо для меня? Вот новое чудо! Конечно, сюда не так-то просто послать весточку, но моя сестра вообще не любит писать писем… Ну вот, моя дорогая, мы уже и на кухне! Сейчас мы тебя согреем и накормим, не успеешь и глазом моргнуть!

Говоря все это, Ремана увлекала пораженную Зану по коридорам, которые тогда показались ей бессмысленным лабиринтом мрачных тоннелей и пещер. Наконец они проскочили под низенькой аркой и очутились в теплой, с ароматными запахами пещере, которая оказалась общей кухней. Среди Ночных Пиратов даже там было установлено дежурство — оно доставалось тем, кто не мог выполнять более серьезную и важную работу: самым старым и самым юным. Таким образом, все, даже дети, трудились на благо этого тесного сообщества. Чувство причастности воспитывалось с самого раннего возраста, и Занна считала, что это отличная система — куда лучше, чем в городе, где бедняки от зари до зари гнули спины, а малыши и старики, которые уже не могли работать, были вынуждены просить милостыню на вонючих улицах или воровать.

Кухня была ярко освещена множеством ламп, а по закопченным стенам метались красные отсветы раскаленных печей. Даже в столь ранний час тут кипела деловитая суматоха. Симпатичная девушка, одна из пастушек, что приглядывали за маленьким стадом коз, пасущихся на утесах, разливала теплое свежее молоко в банки, стоявшие в ледяном бассейне на другом конце пещеры — там, где через подземную расщелину проникало море. Вихрастый мальчишка старательно помешивал огромной поварешкой кашу в котелке, а рядом с котелком стоял чайник, полный ароматного чая из сухих цветов и морской травы, что росла на утесе. В углу старик узловатыми руками чистил рыбу, а рядышком на костре пеклись уже очищенные тушки, за которыми приглядывала его почтенная супруга. Другая старуха разбивала на сковородку чаячьи яйца, а за ней не отрываясь следили проголодавшиеся мальчишка и девчонка, которые только что принесли их со скал. От аромата свежего хлеба текли слюнки.

Антор произвел на кухне настоящий фурор. В мгновение ока малышом завладела кучка умиленных старых рыбачек, которые его вымыли и накормили, приласкали и убаюкали, и все это под непрестанные восхищенные возгласы. Ремана, удостоверившись, что в своем рвении рыбачки не забудут о завтраке, вновь занялась Занной и усадила девочку у огня, поставив перед ней большую миску каши, чашку дымящегося чая, краюху теплого, только что испеченного хлеба и кусок острого козьего сыра. Налив и себе чашечку, она уселась рядом и, пока Занна ела, принялась читать письмо Дульсины.

— Ну! Бедная моя девочка, несладко же тебе пришлось! — Оторвавшись от письма, Ремана испытующе взглянула на Занну, и та покраснела. — Не беспокойся, дитя мое, — мы о вас позаботимся и вы можете оставаться здесь сколько захотите. Мы рады тебе, будь в этом уверена, моя дорогая, — действительно рады.

Вот так и началось самое счастливое время в жизни Занны. Ей отвели комнату по соседству с Реманой — маленький занавешенный закуток, который, как и большинство здешних комнат, был вырублен в скале. Уже несколько поколений Ночных Пиратов обитали в этих катакомбах. Фантастического вида мебель была сделана из обломков, принесенных морем, а пол покрывали яркие лоскутные коврики. Толстые шерстяные портьеры не давали холоду, идущему от каменных стен, проникнуть в комнату, ибо очаги были только на кухне и в других общих помещениях. Дым выходил через естественные щели в скале.

— А вы не боитесь, что кто-нибудь заметит дым? — спросила Занна у Реманы.

— Ни капельки, моя дорогая. Во-первых, пока дым пройдет через скалу, он рассеется, а во-вторых, — Ремана таинственно понизила голос, — никто не приходит на этот пустынный берег. Видишь ли, здесь водятся привидения.

— Привидения? — вскрикнула Занна. Ремана рассмеялась.

— Видела бы ты себя сейчас! Не бойся! Все просто: на дальнем конце бухты есть огромный стоячий камень, он выглядит очень зловеще, особенно в лунном свете, а местные пастухи и рыбаки слишком суеверны. Вот дедушка Лейнарда, первый предводитель Ночных Пиратов, и постарался создать несколько «призраков» — ну, понимаешь, таинственные огни по ночам, призрачные голоса на ветру, стук копыт невидимых всадников — и всякая такая чепуха. Теперь никто не подходит к нему ближе, чем на милю. Хотя… — она на мгновение нахмурилась, — должна признать, что его избегают и животные, но на самом деле бояться нечего. По правде сказать, мы благословляем камень, ибо он охраняет нас, однако лучше объезжать его стороной, если не хочешь свалиться с лошади…

— И я смогу научиться ездить верхом? — мгновенно позабыв о камне, Занна с трудом могла сдержать восхищение.

— Ты хочешь сказать, что до сих пор не умеешь? — изумилась Ремана. — Дульсина говорила, что Ваннор чересчур опекает своих дочерей, но это уж слишком! Конечно, мы тебя научим — это должна уметь всякая девушка. А потом, когда погода улучшится, я покажу тебе, как плавать под парусом…

Так оно и случилось. Верная своему слову, Ремана незамедлительно отыскала юного контрабандиста по имени Тарнал и приставила его к Занне в качестве наставника. Вскоре девушка так пристрастилась к верховой езде, что выезжала со своим вечно взлохмаченным приятелем, как только позволяла неустойчивая зимняя погода. Ночные Пираты держали табунчик быстрых, крепких и надежных пони, которые обычно свободно паслись на травянистых равнинах, но с удовольствием спускались в узкий покатый туннель, вход в который был скрыт зарослями дрока на вершине утеса, и прятались от непогоды и свирепого западного ветра в уютной теплой конюшне.

Занна обожала прогулки с Тарналом. С вершины утеса открывался просто потрясающий вид. Вправо уходил бледный песчаный полукруг берега, зажатый между острыми скалами и неспокойным сверкающим морем. Примерно в полулиге от вершины, на противоположном конце, высился зеленый холм, увенчанный огромным зловещим камнем, а за ним тянулась безбрежная серовато-зеленая рябь пустынных топей. Верхом на своем любимом пегом пони, косматом веселом друге, которого девушка назвала Дудочник, Занна вместе с юным контрабандистом целыми днями носились по болотам и возвращались уже в сумерках, усталые и оживленные. Руки и лицо ныли от холода, и они ушли на кухню, где Ремана встречала их добродушным ворчанием и тарелкой горячего супа. Занна, хотя и скучала по нему, чувствовала себя так, будто только сейчас и вернулась домой.

Сначала она никак не могла взять в толк, где же опасная и романтическая торговля контрабандой, но Ремана, посмеиваясь, объяснила ей ситуацию:

— Ну только не зимой, дитя мое. Зима для нас — сезон затишья. Моря слишком неспокойны, и не стоит рисковать кораблями в это время года, да, по правде сказать, и товара сейчас маловато, Занна узнала, что в основном контрабандисты курсировали между прибрежными деревнями, перевозя местные продукты и изделия ремесленников на основе простого обмена, без денег. Таким образом удавалось обходить разорительные цены, устанавливаемые Купеческой Гильдией, и бедные крестьяне могли позволить себе кое-какие радости, которые иначе были бы для них недоступны.

— Конечно, твой отец как глава Гильдии официально против такой незаконной деятельности, — заметила Ремана, — но, к счастью, лично он полагает, что купцы и так достаточно наживаются, а крестьяне тоже должны пользоваться плодами своего труда. Кроме того, — подмигнула она, — тут ведь замешаны еще и южане! По крайней мере так было раньше… — Ел лицо затуманилось, и Ремана больше ничего не добавила, но Занна догадалась, что она думает о Янисе. Девушка поклялась, что прежде чем откроется навигация, она изобретет какой-нибудь план, который поможет надуть южан.

Зима подходила к концу, и Занна уже многому научилась от своих друзей-контрабандистов. Старики, которые в ней души не чаяли, показали ей, как во время прилива ловить рыбу в приливных ямах на берегу пещеры, а при отливе спорили за привилегию научить ее расставлять ловушки для крабов на скалистых рифах, что защищали укромную гавань от чужих кораблей. Ремана пообещала девушке, что веской, когда погода будет достаточно спокойной, чтобы плавать под парусом, она покажет ей единственный безопасный маршрут в головоломном лабиринте подводных рифов.

Несмотря на отсутствие торговли, молодые крепкие мужчины не бездельничали: они чинили и подновляли корабли и ремонтировали оснастку. Пока снаружи бушевали метели, женщины научили Занну латать сети и паруса, мастерить из старого тряпья разноцветные коврики, которые защищали ноги от холода каменного пола. А еще они поделились с ней своими ткацкими секретами, которыми пользовались, чтобы изготовить теплые затейливые портьеры, скрашивающие мрачные сумерки пещер.

Это было восхитительное время, полное смеха и болтовни, шуток и сплетен, которыми обычно обмениваются молодые женщины. И конечно, много говорили о красивых, обветренных мужчинах, и о том, кто в кого влюблен и кто на ком женится — но тут Занна только слушала, а мысли свои держала при себе. Тарнал ходил за ней словно тень, но она уже решила, что не выйдет ни за кого, кроме Яниса, потому что полюбила юношу с того самого раза, когда впервые увидела его в доме своего отца. К счастью, — а может, к несчастью, — предводитель Ночных Пиратов не знал, что судьба его уже давно решена, — а теперь никогда и не узнает, ибо Занне необходимо уехать.

Девушка еще немного помедлила, зачарованная потоком счастливых воспоминаний, а потом сердито встряхнула головой и смахнула слезы. Это ни к чему. Три кратких месяца она была счастлива, пока не пришла весть об ужасных событиях в Нексисе — весть о чудовищах, страшных и отвратительных, что были виновниками гибели стольких людей, весть о том, что Миафан захватил власть и держит город в постоянном ужасе, — и ничего о Ванноре, бесследно исчезнувшем в ту грозную ночь, что унесла столько жизней.

Когда Ремана сообщила Занне эту новость, девушка сразу решила, что будет делать. Она должна вернуться в Нексис и отыскать отца, или, по крайней мере, выяснить, что с ним сталось. Конечно, если Ночные Пираты узнают об этом, ее ни за что не отпустят — вот почему Занна решила улизнуть втихомолку, поздно ночью, заранее приготовив все для побега.

Ей повезло — уже несколько дней свирепствовала метель, и все лошади были собраны в пещере-конюшне. Конечно, путешествие предстоит опасное и трудное, но Занна считала, что этой ночью ей нужно добраться лишь до ближайшего укрытия — а потом, обманув преследователей, которых, без сомнения, отправит за ней Ремана, можно будет ехать и днем. Единственная сложность — это отыскать на болотах путь в Нексис.

Занна украдкой выглянула из арки, чтобы ее как бы случайно заметил часовой, охраняющий корабли. Вскоре послышался хруст гальки под ногами, и Занна вздохнула с облегчением. Пока ее план работает — не зря же она дожидалась ночи, когда будет дежурить Тарнал. Глубоко вздохнув, Занна выступила из-за угла ему на встречу.

— Ты еще не спишь! — Тарнал был удивлен, но, как она и ожидала, его карие глаза сияли. «О боги, — подумала Занна, — надеюсь, у него будет не слишком много неприятностей». Девушка улыбнулась.

— Я не могла заснуть, — печально ответила она. — Хотя мы и под землей, шторм все же беспокоит меня.

— Такое бывает у многих, — уверил ее Тарнал. — Это значит, что ты чувствуешь погоду. Из тебя выйдет отличный контрабандист, Занна, — он застенчиво улыбнулся ей, и она очень хорошо поняла, что он имеет в виду. Юноша давно уже был от нее без ума, но на этот раз романтическое настроение нашло на него несколько не вовремя…

— Ну вот, — торопливо сказала Занна, — я не могла заснуть и решила спуститься в конюшню и проверить, как там Дудочник.

Лицо Тарнала просветлело.

— Отличная идея, — ответил он. — Я тоже всегда беспокоюсь о лошадях в такую погоду… Знаешь что — я тоже пойду с тобой — вдруг потребуется помощь.

«Ну уж дудки, — подумала Занна, — если мы останемся одни в этой хорошенькой, тепленькой, полной папоротника пещере…»

— Очень мило с твоей стороны, Тарнал, — поспешно сказала она, — но если Янис узнает, что ты бросил свой пост, тебе не миновать неприятностей. — Занна заговорщицки подмигнула. — Оставайся-ка здесь, Тарнал — я скоро вернусь. — С этими словами она скрылась, надеясь, что ему не взбредет в голову догонять ее.

В пещере-конюшне было тепло от множества животных. Когда Занна вошла, не забыв закрыть за собой тяжелую плетеную створку, до нее донесся мягкий шелест лошадиного дыхания вперемешку с приглушенным стуком копыт и хрустом соломы. Сонные животные почувствовали ее присутствие, и огромные блестящие глаза уставились на девочку. В свете лампы, они мерцали, как драгоценные камни. Встав на цыпочки, Занна поставила лампу в глубокую нишу справа от входа. Существовали очень строгие правила, запрещающие держать любой огонь вблизи сухого как порох папоротника, устилавшего пол пещеры. Одна искра — и конюшня в мгновение ока превратится в огненную преисподнюю.

Шурша глубокой, мягкой подстилкой, Занна двинулась вдоль стены, пока не нащупала крючья, вделанные в скалу, на которых висели седла и уздечки. Порывшись в куче папоротника, девушка достала теплый плащ и узел с едой и вещами, которые спрятала накануне. Вместо того чтобы тащить все это вместе с тяжелым неуклюжим седлом сквозь скопище обеспокоенных животных, она решила сначала поймать Дудочника и привести его сюда. Сняв с крючка уздечку, она достала из кармана яблоко и принялась осторожно прокладывать дорогу среди растревоженных лошадей, тихонько подзывая своего пегого любимца.

Дудочник тут же явился на зов — она приучила его к этому, не забывая каждый раз приносить угощение, когда хотела покататься. Он торопливо ткнулся ей в ладонь и в один миг схрумкал все яблоко. Занна ухмыльнулась, и пока лохматый друг просил добавки, надела на него уздечку и быстро застегнула пряжку. И вдруг, позабыв о спешке, девушка обняла выгнутую шею Дудочника и зарыдала, спрятав лицо в его роскошной черно-белой гриве. О боги, она так его любит! И Реману, и Яниса, и Антора, и Тарнала, и всех остальных…

Пони фыркнул и повернул голову, чтобы залезть к ней в карман. Но у девушки не было больше яблок — так что он нашел только носовой платок, который все равно вытащил наружу. Занна засмеялась сквозь слезы.

— Ну молодец! — сказала она ему, и отняв свою изжеванную и порядком промокшую собственность, повела пони туда, где были сложены ее пожитки.

Привязав Дудочника к свободному крюку, Занна повернулась, чтобы оседлать его — с ее ростом, это всегда было нелегкой задачей. Осторожно положив седло на спину пони, она нырнула ему под брюхо, чтобы поймать болтавшуюся подругу

— и с криком выпрямилась, когда чья-то рука схватила ее за плечо. С отчаянно бьющимся сердцем Занна развернулась и оказалась в объятиях Яниса.

— Я знал, что ты попытаешься сбежать, с того самого момента, как мы сообщили тебе об отце, — строго сказал контрабандист, но на его лице читалось скорее сочувствие, а не гнев.

— Янис, пожалуйста, не останавливай меня» — взмолилась Занна. — Я не могу сидеть слойка руки, неужели ты не понимаешь… — Ее глаза наполнились слезами.

— Знаю, девочка, на твоем месте я чувствовал бы то же самое, — мягко ответил Янис, — но очертя голову броситься в шторм — это не выход. Даже опытные путешественники в такую метель терялись на этих болотах, а по весне мы находили их кости, добела обглоданные волками — если вообще что-нибудь находили.

Занна в отчаянии смотрела на него. На какое-то мгновение у нее мелькнула безумная мысль убедить его… Но тут же ее проворный ум предложил другой план. Сначала Янис как ястреб будет следить за лошадями, но если удастся убаюкать его подозрения…

— Хорошо, — вздохнула она и утерла глава. — Прости, Янис, я не знала, что топи могут быть так опасны, но теперь, тогда ты мне объяснил… — Она затаила дыхание, неожиданно осознав, что он коснулся ее впервые с того дня, как привез сюда. Ей хотелось, чтобы он обнимал ее бесконечно, но новый план мог сработать лишь тогда, когда удастся убедить его, что Занна смирилась со своей судьбой. Вздохнув, она отстранилась и повернулась, чтобы уйти.

— Подожди! — Янне поймал ее за руку. — Я знаю, о чем ты думаешь. Тебе нужно только немножко подождать, а потом можно попробовать снова, да? Только это не пройдет, понимаешь?

Занна вспыхнула, в бешенстве оттого, что он ее раскусил.

— И как же это ты догадался? — едко спросила она. Лицо юного контрабандиста потемнело.

— В первый раз ты в лицо чуть ли не называешь меня тупицей, — хрипло сказал он, — но позволь и мне сказать тебе кое-что: глупость глупости рознь, и мне было совсем несложно догадаться, что ты задумала — стоило только на минутку встать на твое место. Я бы никогда так просто не сдался, и знаю, что ты не сдашься тоже, ибо ты любишь своего отца. Так что, это ты по глупости недооценила меня. — Он крепче сжал запястье Занны и продолжал. — Ночные Пираты не могут позволить тебе убежать и погибнуть, дурочка. Я не позволю тебе! Я терпеливый человек, поверь мне, а сейчас зима, и мне все равно больше нечем заняться. Тебе придется привыкать, что я постоянно буду рядом, девочка, потому что с этого момента я собираюсь стать твоей тенью.

Какое-то мгновение Занна с открытым ртом смотрела на него, настолько взбешенная, что не могла говорить. Она всматривалась в это красивое суровое лицо, в эти темно-серые глаза, в которых вспыхивали гневные искры, в эти твердо и непреклонно сжатые губы. Еще совсем недавно она была бы на седьмом небе от счастья при мысли, что Янис будет постоянно рядом, но теперь Занна чувствовала лишь досаду и гнев.

— Да пропади ты пропадом! — вскричала она и изо всех сил пнула его в лодыжку. — Это все равно, что быть твоей пленницей!

С приглушенным проклятием Янис выпустил ее руку, и Занна вихрем вылетела из пещеры. По лицу ее катились слезы ярости.

— Это все равно, что быть твоей пленницей — Эйлин рассерженно глядела на Лесного Владыку. — Ты специально забрал мой жезл и отдал его Д'Арвану, чтобы я не могла вернуться в Долину. Конечно, разве ты упустишь шанс еще раз поиграть судьбами мира!

Хеллорин пристально посмотрел на нее, но ничего не ответил, и у феи забрезжило подозрение, что он просто ждет, когда она выдохнется — в конце концов, какой ему резон тратить силы на пустые пререкания? Неважно, что пленница рвет и мечет, все равно, она всецело в его власти.

— Лезешь не в свое дело! — яростно рявкнула она. — Все вы такие, Фаэри. Тебе плевать, что Верховный Маг угрожает миру! Ты сидишь тут в безопасности и не понимаешь, что я единственный из магов, кто может выступить против Миафана? Ты отправил этих детей в одиночку бороться с Владыкой, но им не нужен мой жезл, им нужна я!

— Нет, Эйлин, ты не нужна им, — мягко проговорил Хеллорин, но едва различимая нотка в его голосе заставила затрепетать гладкую серебристо-серую кору, покрывающую стены комнаты. Фея тем временем отчаянно боролась с собой: лишь легендарная гордость Волшебного Народа спасала ее от того, чтобы не впасть в почтительное благоговение перед этим изумительным бессмертным созданием. Она сложила руки на груди и упрямо поджала губы.

— Почему же это? — спросила она. — Назови хоть одну причину.

— Потому что здесь властвую я, и я говорю, что они в тебе не нуждаются! — Когда Хеллорин хмурился, казалось, будто туча затмевает солнце — хотя в этом безвременном запредельном пространстве и не было солнца. Его темные брови сошлись на переносице, и где-то в отдалении прозвучал раскат грома. — Одумайся, фея, я ни во что не лезу, как ты это называешь — хотя долг, который остался за вашим народом, — великий соблазн. — Голос Хеллорина превратился в ледяной клинок, и Эйлин невольно отпрянула, ощутив, как по коже у нее пробежали мурашки.

— Так вот оно что, — прошипела она. — Месть, простая и незатейливая месть. О, ты можешь сколько угодно заявлять о своей невиновности. Владыка, но не будь я волшебницей…

— Не будь ты волшебницей, ты была бы уже мертва, и убил бы тебя твой соплеменник, — бесстрастно возразил Хеллорин, и глаза его вспыхнули от возмущения. — Не будь ты волшебницей, ты никогда бы не явилась сюда, чтобы досаждать мне!

— Если я тебе досаждаю, отпусти меня! — живо отозвалась фея.

— Во имя всего святого, Эйлин, неужели ты не понимаешь? Я — не — могу! — Хеллорин беспомощно воздел руки и, утопая в глубоком мшистом ковре, подошел к амбразуре окна, где стоял кувшин и два хрустальных кубка. Он наполнил бокал и протянул ей. — Вот, садись, упрямая женщина, и прекрати щетиниться. Давай раз и навсегда покончим с этой ссорой.

— Но…

Эйлин, пожалуйста.

Фея была обезоружена переменой в голосе Владыки Лесов. Она нерешительно подошла к нему и осторожно присела на краешек подоконника.

— Ты похожа на маленькую пташку, которая нахохлилась и готова упорхнуть при малейшем признаке опасности. — Губы Хеллорина смягчились в улыбке, и Эйлин, к своему величайшему неудовольствию, обнаружила, что последние остатки ее праведного гнева тают, как предрассветный туман.

— Маленькая пташка, ну да!, — колко отозвалась она, но, несмотря на все усилия, ее губы сложились в улыбку, и она покорно приняла бокал у него из рук.

Хеллорин не отрываясь смотрел ей в глаза.

— Успокойся, фея, — мягко сказал он. — Ты только-только поправилась, и чтобы набраться сил, тебе нужно время. А такие вспышки вряд ли пойдут тебе на пользу.

— Так вот почему ты меня не отпускаешь? — Эйлин жадно ухватилась за его слова. — Ты хочешь сказать, что когда…

— Нет, — ив этом коротком слове была пугающая бесповоротность. Хеллорин вздохнул. — Фея, лучше бы мне отложить это объяснение, но ты расстроена, выведена из себя, и я расскажу тебе все, хотя и боюсь, что ты не поверишь мне. — Он взял ее руку, сжал в своих теплых ладонях, а его бездонные глаза смотрели на нее в упор. — Эйлин, ты должна попытаться понять. То, что я скажу тебе, — абсолютная правда, клянусь головой моего сына. Когда тебя доставили к нам, твои раны были смертельны, даже для волшебницы. Мои целители вернули тебя из чертогов смерти — здесь, где Фаэри могущественны, а время не имеет власти, это оказалось возможным, — но благодаря твоим предкам наши силы больше не распространяются на ваш мир. Короче говоря, тебя излечили в этом мире, но не в твоем родном. И если ты попытаешься вернуться…

— Нет! — Эйлин задохнулась от собственного крика. Кровь застыла у нее в жилах. — Это не правда, это не может быть правдой! — Но горькие складки на лице Владыки Лесов и живое сочувствие в его глазах были убедительнее любых слов. После всех трагедий, которые ей пришлось пережить, Эйлин считала, что в ее жизни несчастий больше чем достаточно, но этот последний безжалостный сюрприз судьбы свалил ее одним ударом.

Неприступная цитадель неистовой гордости, которой Эйлин окружила себя после смерти Джеранта, наконец дрогнула и начала рушиться, и фее казалось, будто это она сама распадается на кусочки.

— Я не могу вернуться? — прошептала она. — Не могу вернуться домой — никогда?

Боль в глазах Хеллорина сказала ей все.

— Боюсь, что нет, фея, — печально ответил он. — По крайней мере до тех пор, пока…

Но Эйлин так и не расслышала этих последних слов, несших надежду — ее непреклонная крепость разлетелась на осколки, которые падали, падали, словно слезы…

Хеллорин мог только беспомощно прижать ее к себе, пока она сотрясалась от рыданий. Эйлин была очень обессилена своими ранами — гораздо больше, чем сама это представляла, — но тем не менее, его поразила глубина ее отчаяния. Видеть Эйлин в таком положении… Нет, это невыносимо! Она была так горда. Он так восхищался ею. Вот уже многие столетия никто не держался с ним так независимо, не считая, конечно, маленькой Мары. Кажется, в отсутствие Фаэри на Земле народилась прекрасная раса гордых и сильных женщин. Но даже самым сильным из них иногда нужна помощь.

Повелитель Фаэри собрался с силами.

— Хватит! — пророкотал он. Воздух разорвал оглушительный раскат грома, ослепительная молния пронзительной вспышкой озарила комнату. Эйлин вскочила на ноги и поднесла ко рту побелевшие пальцы; ее спутанные волосы окружил мерцающий ореол от заряда полученных сил, и глаза феи казались огромными на белом как мел лице. Хеллорин улыбнулся.

— Гораздо лучше, — живо сказал он. — А теперь, когда ты обратила на меня внимание, фея…

Схватив ошеломленную волшебницу за руку, Лесной Владыка потянул ее за собой вон из комнаты, увлекая вниз, по спиральным ступеням лестницы, что вилась внутри изящной башенки. Не обращая внимания на изумленные взгляды своих подданных, он тащил ее через бесконечные анфилады залов и комнат, пока они наконец не миновали тот огромный зал, где отдыхали Д'Арван и Мара, и не вырвались наружу через огромную открытую арку. Не останавливаясь ни на секунду, он увлекал ее дальше, по ступенькам террас, по лужайкам, к туманным очертаниям далекого леса.

— Хеллорин, подожди! Я не могу… — задыхаясь, взмолилась Эйлин, и Повелитель Фаэри остановился. Обернувшись, он увидел, что она действительно в полном изнеможении: колени трясутся, грудь судорожно вздымается от непривычного напряжения. Конечно, она только-только оправилась от ужасных ран, но, по крайней мере, она снова говорит, а этот сердитый блеск в глазах свидетельствует о том, что ее неукротимый дух начинает возрождаться.

— Отличная пробежка, фея, — сказал он, радуясь, что у волшебницы не хватает дыхания на едкое замечание, которое так отчетливо читалось у нее на лице. Положив руку на плечо Эйлин, он развернул ее назад, туда, откуда они бежали, и был вознагражден возгласом восхищения. — Прости, что вытащил тебя так неожиданно и грубо, — мягко сказал он, — но мне очень хотелось показать тебе вот это. — А перед ними, поднимаясь по пологому склону поросшего травой луга, высилась гордость Хеллорина — цитадель Владыки и дом его народа.

Изумительные искусники Фаэри превзошли здесь самих себя, добившись подлинного единства природы и магии, которое действительно жило и дышало вокруг, ничуть не напоминая гнетущие кучи мертвого, разрубленного на части камня, из которого строились жилища смертных и магов. Похожая на громадную скалистую гору, цитадель, подобно гигантскому драгоценному камню, сияла в странном золотистом полусвете, который существовал повсюду в этом вневременном Запредельном мире. Стенами и балконами ей служили выступы и утесы, а чары скрывали от постороннего взгляда огромные окна. Множество изящных деревянных башенок, наподобие той, где сидели Эйлин и Хеллорин, со стороны казались рощицей живых, трепещущих буков. Ровные площадки занимали поляны с полупрозрачными яркими цветами, подобно осколкам разноцветного стекла, мерцающим в странно янтарном свете Ручьи и фонтаны украшали склоны горы алмазным блеском, каскадами низвергаясь с отвесных скал, словно легкие серебристые вуали.

Хеллорин удовлетворенно вздохнул. Уже многие столетия эта картина не переставала трогать его сердце. Он улыбнулся Эйлин, которая словно завороженная стояла рядом. Ее лицо светилось восхищением.

— Прекрасно, правда? Не опишешь словами, — пробормотал он. — Как бы ни было горько изгнание, неужели даже эта красота не смягчит твою печаль, фея?

Эйлин вздохнула.

— Возможно, с течением времени…

— Да, время.., время в конце концов излечивает все. — Увидев, как недоверчиво нахмурилась фея, Хеллорин поспешил обнадежить ее. — Твое изгнание необязательно будет вечным, фея — только пока мы сами заключены здесь.

— Что? — воскликнула Эйлин. — Не понимаю.

— Видишь ли, все это связано с нашей магией, с нашими возможностями, — объяснил Лесной Владыка. — Власть наших Целителей не распространяется на ваш мир, но когда Фаэри перестанут быть изгнанниками, наши целительные силы утратят эти ограничения. Тогда ты сможешь спокойно вернуться домой и жить мирно и счастливо, как и прежде.

Эйлин все еще хмурилась.

— Но я думала, что древний Волшебный Народ заточил вас навеки.

— А, конечно! Теперь я понимаю твое недоумение. Я поведал о пророчестве Д'Арвану и Маре, но забыл, что ты тоже об этом не знаешь. Однако ты устала, а голая поляна не место для долгих рассказов. Вернемся назад, фея, и когда ты отдохнешь и восстановишь силы, я расскажу тебе все, что ты пожелаешь узнать.

— Так, значит, ваша — то есть наша — свобода зависит от того, когда придет Единственный и потребует Пламенеющий Меч? — Эйлин снова почувствовала разочарование. Она уже почти жалела, что Хеллорин посвятил ее в эту необычайную историю. Зыбкое пророчество было слишком тонкой ниточкой, а ведь на ней висели все ее надежды.

— Не смотри на меня так. — Хеллорин взял ее за руку. — Поверь мне, если бы ты знала Драконий Народ, как знал его я, ты бы сразу успокоилась. Колесо пришло в движение, и нам остается только ждать.

— Да, но сколько? — Слеза дрожала на ресницах Эйлин. — Колесо пришло в движение, как ты говоришь, в нашем мире. Но моя дочь в опасности, Нексис во власти тирана, Волшебный Народ предался злу — а Мара с Д'Арваном одни в лесу и делают бог знает что с этим твоим Мечом… — ее слова потонули в громком всхлипе. — Я нужна им, Хеллорин! А я здесь — в этом Нигде — сбиваю каблуки и даже не знаю, что там происходит…

— Тише, фея, тише, — успокоил ее Хеллорин. — По крайней мере тут я могу тебе помочь. Идем, Эйлин, я хочу показать тебе еще одно чудо.

Взяв волшебницу за руку, он повел ее в самый дальний конец зала. Там Эйлин с изумлением увидела короткую лестницу, ведущую в никуда. Они просто поднялись по ней и уперлись в стену, скрытую богатой занавесью из зеленой с золотом парчи. Хеллорин пропустил фею вперед и откинул ткань.

У Эйлин перехватило дыхание. Там, высоко в стене, было чудесное окно — мерцающий многогранный кристалл, — выполненное в форме солнца с расходящимися лучами. Расположенные по краям яркие камни наполняли комнату неповторимым, волшебным светом, а в центре сиял гладкий матовый шар, устроенный на уровне глаз.

— Вот, — обняв ее за плечи, Хеллорин подтолкнул ближе. — Посмотри в мое окно.

— О! — Фея заморгала, протерла глаза и прильнула к кристаллу. — Во имя всего святого — да это же Нексис! — Охваченная внезапным подозрением, она резко повернулась к нему. — Это еще один фокус Фаэри?

— Клянусь честью, нет! — Глаза Лесного Владыки гневно сверкнули. — Боги, будь я проклят, если ты не самое упрямое и самое злобное создание в этих стенах… — Он вдруг рассмеялся и тихонько покачал головой. — Н-да, но я не наслаждался такой битвой умов с тех пор, как потерял свою Адрину. Поверь мне, Эйлин: тебя я не стал бы обманывать. Это мое окно в мир, оставленное мне твоими несносными предками, без сомнения, для того, чтобы мучить меня зрелищем недостижимого. Именно через это окно я впервые увидел Адрину, которая собирала травы в лесу. — Он вздохнул. — В тот день, когда я потерял ее, я приказал занавесить окно и с тех пор ни разу в него не смотрел. Но если тебе будет от этого легче, фея, мы станем приходить сюда, когда захочешь, и вместе смотреть на ваш мир, пока нашему изгнанию не придет конец.

Глубоко тронутая его добротой волшебница подняла глаза на Повелителя Фаэри. Как ее предки могли быть настолько жестоки, чтобы заточить вдали от мира столь величественное и великодушное создание? Ее пальцы сжали руку Хеллорина, и впервые за все время их знакомства она улыбнулась ему.

— Спасибо тебе. Владыка, — просто сказала она. — Мне бы очень этого хотелось.

Глава 26. СДЕЛКА СО СМЕРТЬЮ

И вот, после долгой череды мучительных дней, выносливость Анвара подошла к концу — он метался в бреду, и надсмотрщик подошел и брезгливо перевернул его носком сандалии.

— Парень готов. — Слова странно отдались в угасающем сознании Анвара. — Отправляй остальных, а этим мы займемся позже. Обидно — он уже выиграл для меня пари на месяц, и протяни он еще пару недель, я заработал бы куда больше!

Это было последнее, что слышал Анвар, — его затягивало куда-то вниз, в спиральную черноту. Наконец-то вся боль, горечь и усталость покинули его сердце, и юноша с радостью приготовился к последнему путешествию.

После разговора с Харином несколько дней Ориэлла занималась только тем, что ела, спала, да еще препиралась с лекарем о том, когда она сможет встать с постели. Поиски Анвара пока не принесли никаких результатов, и ей не терпелось самой заняться этим делом. Но лекарь оставался непреклонен, и, к неудовольствию Ориэллы, Шиа неожиданно и очень твердо встала на сторону сморщенного человечка. Огромная кошка ни на минуту не отходила от деругаки, и волшебница обнаружила, что буквально прикована к постели. Руки и ноги ей заменял великан Боар. В благодарность за его преданность и искреннюю заботу, Ориэлла не стала показывать своего раздражения, но нетерпение девушки, росло с каждым днем.

Харин подолгу беседовал с волшебницей, и она успела многое узнать о городе-государстве Тайбеф, в котором волею судеб оказалась. Это был главный город и северный форпост казалимцев, которые в большинстве своем вели кочевую жизнь на бесплодных равнинах к югу от столицы, в долине великой реки, или ютились в разбросанных поселениях на западе, вверх по течению.

— Жизнь у нас нелегкая, — рассказывал принц, — а казалинцы — непростой народ: неистовые, воинственные и безжалостные к врагам. Мой отец — типичный представитель нашего рода. — Потом он заговорил о своем несчастливом детстве. Матерью Харина была ксандимская принцесса — земли Ксандима лежали по ту сторону пустыни и славились своими легендарными лошадьми. Ксанды захватил девушку во время одного из набегов и насильно сделал своей женой, но дух ее оказался слишком гордым и независимым, чтобы угодить Кизу, и, когда Харин был еще мальчиком, Ксианг в конце концов приказал убийцам утопить королеву и объявил ее смерть несчастным случаем. Все свое детство царский сын провел, слоняясь по дворцу, одинокий и неприкаянный, и в полной мере испытал на себе жестокость собственного отца. Но пока Кизу не выбрал новую царицу, жизнь единственного наследника престола была в безопасности — и вот теперь положение изменилось.

К огромному неудовольствию Ориэллы, принц по-прежнему не хотел отказаться от мысли как-нибудь использовать Анвара для того, чтобы опорочить новую царицу.

— Правда, — задумчиво сказал он, — твой муж может послужить оружием и против моего отца.

— Подожди-ка минуту, — вмешалась Ориэлла, — я не собираюсь подвергать Анвара опасности из-за всяких ваших семейных склок!

—  — Склоки? Ориэлла, да ты не понимаешь, — Харин подался вперед, его глаза сузились. — Твой муж в серьезнейшей опасности, если вообще еще жив. Стоит Кизу узнать, что он хоть каким-то боком связан с новой Кизин, я не дам за жизнь Анвара и песчинки. Не забывай и о самой царице. Я видел ее жестокость и знаю, что она не позволит твоему мужу жить с такой тайной. Нет, я должен ускорить поиски. Необходимо как можно быстрее разыграть этот козырь, и не только ради твоего спокойствия и моего удовольствия, но и ради нашей общей безопасности.

Тем не менее в бесплодных поисках прошло еще четыре дня. Вне себя от нетерпения, Ориэлла наконец отвоевала себе право покинуть постель. Ее настойчивость до того измотала Харина, лекаря и Шиа, что они в конце концов согласились, чтобы Боан осторожно выносил больную наружу и усаживал в удобное кресло, которое ставили в окруженном стенами саду, а больная нога должна была покоиться на низенькой табуреточке. Девушке строго-настрого запретили вставать, а евнух ни на секунду не отходил от нее, готовый исполнить любое желание. «Ну что ж, это уже хорошо», — мрачно думала Ориэлла. Она попробовала уговорить принца помочь ей снять проклятые браслеты и дать возможность вылечиться самой, но он ответил, что секрет замка давным-давно утерян, а кроме того, согласно древнему закону, за освобождение колдуньи в пределах царства с виновного полагается немедленно живьем содрать кожу. Волшебница с неохотой отступилась, и отчаяние ее возросло еще больше.

Ориэлла сидела в тени цветущего дерева у декоративного бассейна и кипела от негодования. Шиа, устав от препирательств со своей упрямой подругой, решила соснуть в тени. Девушка мрачно растирала в ладонях ароматные, мясистые бутоны и кидала лепестки в пруд, где золотые карпы жадно набрасывались на них и тут же выплевывали. Лепестки были абсолютно несъедобны, но рыбы с идиотическим упрямством продолжали их заглатывать. «Глупые создания, — брюзгливо подумала Ориэлла. — Кажется, пора уже понять, что к чему». В этот момент послышались торопливые шаги, и Боан, сидевший на траве неподалеку, вскочил и поспешно простерся ниц перед принцем. Харин сиял, — Новости, Ориэлла! — вскричал он. — Наконец-то у меня есть новости!

Девушка попыталась подняться, но он бережно усадил ее назад в кресло. По ребрам пробежала боль, но Ориэлла не обратила на нее ни малейшего внимания.

— Говори! — вскричала она. Задыхаясь в раскаленном воздухе, Харин опустился на траву, и налил себе и Ориэлле вина из кувшина, стоявшего на низеньком столике рядом с креслом.

— Прошлой ночью мы разыскали капитана корсарского корабля, — сказал он. — Естественно, он не хотел сознаваться в подпольной торговле чужеземцами, но краткое пребывание в моей темнице быстро освежило его память. — Глаза принца вспыхнули диким блеском, который очень не понравился Ориэлле. «Яблоко от яблони недалеко падает, — подумала она, — с тол следует быть поосторожнее».

— Так вот, — продолжал Харин, — он продал твоего Анвара известному торговцу невольниками по имени Зан. Сегодня утром мои люди нанесли ему визит. Сначала Зан отрицал всякую причастность к этому делу, но когда ему предложили составить компанию своему приятелю капитану, он стал очень уступчив. И слава богу, — принц нахмурился. — Если бы мне пришлось арестовать его, это привлекло бы внимание Кизу. Зан — основной поставщик рабов для строительства летней резиденции короля, а, если отец узнает о твоем муже, это может плохо обернуться для всех нас.

— Не беспокойся об этом, — нетерпеливо сказала Ориэлла, которую не интересовали дворцовые интрига, что было, как ей предстояло выяснить позже, серьезной ошибкой. — Где Анвар?

Что ты узнал?

— Надежда очень слабая, Ориэлла. — Лицо Харина потемнело. — Вместе с другими он попал на строительство летнего дворца выше по реке. Кизу хочет получить свою резиденцию как можно скорее, и ему плевать, сколько при этом будет загублено жизней. Я был там однажды, и меня чуть не стошнило от жестокости, с которой они обращаются с рабами. — Он взял ее за руку. — Ориэлла, твой муж там уже несколько недель, а рабы в этом месте дохнут как мухи. К тому же вы, северяне, неприспособленны к нашему климату. Поверь, он уже наверняка мертв.

— Нет!

Увидев, как побледнело ее лицо, принц торопливо сказал:

— Но я уже снарядил корабль и лично отправлюсь на поиски.

В глазах Ориэллы мгновенно вспыхнул прежний огонь.

— Отлично, — сказала она. — Я думала, мне еще целую минуту придется тебя уговаривать. Когда мы отправляемся?

Харин уставился на повязку, стягивающую ее ребра, что просвечивала сквозь белое газовое платье, на туго забинтованную ногу и на левую руку, которая до сих пор оставалась на перевязи. Едва зажившие синяки все еще проступали на коже девушки.

— Ориэлла, ты не можешь ехать, — твердо сказал он. Волшебница только стиснула зубы.

— Ты собираешься спорить со мной, мой принц? При иных обстоятельствах путешествие вверх по реке было бы очень приятным. Ориэлла и Харин возлежали на подушках под тенистым пологом, а преданный Боан старательно отгонял насекомых, которые тучами вились над грязной водой. Хотя принц, чтобы не привлекать излишнего внимания, поменял свой великолепный корабль на более скромное судно, на палубе царила атмосфера роскоши. Подали вино и фрукты, но Ориэлла была слишком встревожена и не могла съесть ни кусочка. Изнывая от нетерпения, она уставилась вперед и мысленно торопила корабль — ей казалось, что он ползет как черепаха. Девушка никогда в жизни не грызла ногти, но на этот раз не смогла удержаться. Харин, нахмурившись, наблюдал за ней.

— Ориэлла, — наконец сказал он. — Стоит ли так переживать?

— А как ты думаешь? — вскинулась волшебница. — Как же мне не переживать, когда Анвар жестоко страдает? А виновата в этом я. — Горько добавила она.

— Что же ты могла поделать, Ориэлла? — Принц положил руку ей на плечо. — Ты слишком много взваливаешь на себя. Помни — ты сама едва не лишилась жизни. Ты могла бы отвернуться от Анвара, как и Кизин, но не сделала этого — а что же еще от тебя требуется? Успеем мы или нет, но от твоего беспокойства корабль не поплывет быстрее.

— Знаю, — расстроенно отозвалась Ориэлла, — но ничего не могу с собой поделать.

Когда судно подошло к причалу перед летним дворцом, девушка воочию увидела, как безжалостно обращаются здесь с рабами, как жестоко они страдают, и страх сдавил ей горло. Неужели Анвар не пережил этого? Кулаки волшебницы непроизвольно сжались, и ногти глубоко впились в мягкое дерево поручней.

Когда они благополучно пришвартовались, Боан перенес волшебницу на берег и осторожно устроил ее на покрытой пылью земле; Харин тем временем послал за управляющим. Они ждали; Ориэлла пребывала в лихорадочном нетерпении. Шиа пришлось остаться дома, но Харин прихватил с собою лекаря. Маленький человечек хмурился, и губы его кривились. Ориэлла вопросительно взглянула на него, и он ответил слабым покачиванием головы.

— О, пожалуйста. — начала молиться девушка, хотя давно знала, что боги, к которым она взывала, всего лишь маги, такие же как и она сама. — Пожалуйста…

Наконец явился управляющий и, узнав принца, весь дрожа, повалился на землю. Харин велел ему встать и отвел в сторону, подальше от посторонних ушей. Ориэлле их разговор казался бесконечным. Управляющий простирал руки и неистово качал головой. Наконец Харин устал спорить и щелкнул пальцами. Немедленно два мрачных воина из его личной охраны, вооруженные огромными ятаганами, соскочили с корабля и, обнажив клинки, встали по бокам управляющего. Тот с мольбами рухнул на колени и ожесточенно ткнул куда-то пальцем. Ориэлла посмотрела в том направлении. Лагерь рабов.

Харин подошел к ней с мрачным лицом.

— Анвар здесь, — сказал он. — Боан сейчас отнесет тебя к нему, ибо положение очень серьезное. Управляющий говорит, что твой муж умирает.

Вонь в лагере стояла невыносимая. В дальнем углу загона, в жалкой тени деревянной ограды скорчился какой-то человек. Подойдя ближе, Ориэлла вскрикнула: Анвара невозможно было узнать. Покрасневшая кожа шелушилась и покрылась волдырями, губы потрескались, сквозь толстый слой пота и грязи проступали бесчисленные синяки и язвы. Юноша едва дышал. Сняв руку в перевязи, Ориэлла положила его голову себе на колени и стерла ему с лица пыль своим длинным рукавом. Слезы застилали ей глаза.

— Быстро, — приказала она Боану. — Принеси воды!

Евнух побежал выполнять приказание, а девушка подозвала лекаря. Тот с мрачным лицом произвел осмотр.

— Этот человек умирает, — бесстрастно произнес он.

— Сделай же что-нибудь! — взмолилась Ориэлла, но лекарь лишь сочувственно положил руку ей на плечо.

— Госпожа, все что я могу сделать — лишь покончить с его страданиями и поскорее отправить юношу в дальний путь. Это будет самым милосердным.

— Провалиться бы тебе на месте, костоправ! — Ее глаза сверкнули таким бешенством, что лекарь в ужасе рухнул на колени. — Убирайся!

Старикашка бросился прочь, а девушка печально взяла израненные руки Анвара в свои. По щекам Ориэллы катились слезы, ее вновь одолело невыносимое воспоминание. Все это уже было, когда погиб Форрал.

— Проклятие, Анвар, не умирай еще и ты! Я не смогу еще раз это пережить! Я не позволю тебе умереть!

Ориэлла крепко вцепилась в руки юноши, словно надеялась силой заставить его вернуться к жизни. В отчаянии она пыталась призвать свои силы — но ее воля ускользала, таяла на глазах, как вода утекала сквозь пальцы, высасываемая властью браслетов. Ориэлла упрямо стиснула зубы, но чем настойчивее она пыталась что-то сделать, тем больше слабела. Ее окутал давящий мрак. Лишь тонкая нить связывала девушку с действительностью, но эта нить была твердой как алмаз. Девушка продолжала бороться, отказываясь признать поражение.

Мягкое прикосновение к плечу — и волшебница очнулась. Она лежала, обессилевшая и изможденная, поперек неподвижного тела Анвара, ее сознание мутилось от потрясения. Но, что это? О боги, она больше не слышит его дыхания! Нет! Этого не может быть! Боан стоял на коленях возле нее, держа в руках кувшин с водой. Он робко коснулся пальцами ее заплаканных щек, его глаза лучились состраданием. И тут волшебницу осенило. Она вспомнила арену, вспомнила, как вбирала в себя силу взбудораженной толпы.

— Боан, — прошептала она, — ты поможешь мне?

В глазах гиганта мелькнул страх. На мгновение он заколебался, потом решительно кивнул.

— Положи руки на мои, вот так, — сказала Ориэлла. Он выполнил ее приказ, и его огромные ладони легли на руки волшебницы. Ориэлла глубоко вздохнула.

— Хороню. А теперь расслабься и не двигайся. Дай мне на время свою силу, Боан, мы должны спасти Анвара.

Ориэлла полностью отрешилась от действительности, готовясь пробить стену, созданную силой браслетов. И у нее получилось! Словно из неведомых глубин, в нее хлынула сила Боана. Сквозь красноватый туман волшебница увидела как камни цвета ржавчины, вделанные в браслеты, начали пульсировать засветились, подобно раскаленным углям, запястья обожгло, но она не обратила на это внимания. Неожиданно Ориэлла поняла, что браслеты аккумулировали силу — и не только ее собственную, но и силы всех магов, которые носили их до нее. Если она сможет овладеть этой силой хотя бы на мгновение, ей удастся победить даже смерть! Но как это сделать, где ключ? «Давай, Ориэлла, — торопила она себя, — думай! От тебя зависит жизнь Анвара!» Их души соединились, и девушка отчетливо увидела его пронзительные голубые глаза, в которых отражалась улыбка, эта его неповторимая улыбка…

И вдруг образ Анвара заслонила огромная, облаченная в темный саван фигура, которая высилась, казалось, до самого неба.

— Аааа, — выдохнула тень, и голос ее был похож на шелестящий шепот кладбищенских листьев в полночь. — Так, значит, ты опять собираешься надуть меня?

Ориэлла сглотнула комок в горле, собрав все свое мужество, чтобы выступить против самой Смерти. И мужество пришло.

— Если потребуется — да, — дерзко ответила она. — Ты и так достаточно нажилась на мне. Поищи себе добычу в другом месте!

Призрачный смех, словно ледяной клинок, обрушился на спину волшебницы.

— Ты глупа, если полагаешь, что все так просто. И все же в невежестве своем ты нашла единственную монету, которая поможет тебе сговориться со мной. Многие до тебя пытались заключить подобную сделку, но моя цена высока

— и вы оба заплатите ее, прежде чем мы встретимся снова! — Призрак угрожающе наклонился вперед, и Ориэлла, закусив губу, заставила себя не отшатнуться.

— У тебя есть мужество, женщина. — Потусторонний голос зазвучал уважительно. — И несмотря на мою дурную славу, не верь, что Смерть безжалостна. Это далеко не так, и если то, чем обладаешь ты, и этот человек стоят того, — вы можете заключить неплохую сделку. Помни об этом, когда придется заплатить мне!

Вспыхнул ослепительный красный свет, и фигура исчезла. Сила браслетов, внезапно вырвавшись на волю, мощным потоком пронзила Ориэллу, потом Боана, отбросив того в сторону, и, наконец, Анвара. Девушка почувствовала, как ее дух устремился к уходящей душе друга, чтобы помочь ей вернуться.

Волшебница с изумлением обнаружила, что вновь очутилась в невольничьем лагере. Потом она заметила, что запястья ее пусты — от браслетов осталась лишь горстка пыли, да и та уже начала исчезать у нее на глазах.

Анвар зашевелился, его голубые глаза открылись и непонимающе уставились на девушку. Все его раны исчезли, а позднее Ориэлла поняла, что в последней вспышке исцелилась и сама, но в тот момент ее просто переполняло облегчение, благодарность богам и изумление перед тем, что свершила ее собственная непреклонная воля.

— Ориэлла? — еле слышным шепотом спросил Анвар.

— Я здесь, — волшебница сама с трудом могла говорить. Боан Протянул ей чашу с водой, но руки Ориэллы слишком сильно дрожали, и она не могла взять ее, да к тому же боялась выпустить Анвара, из опасения, что он снова ускользнет в небытие. Вместо этого Ориэлла приподняла юношу, а евнух поднес чашу к его губам.

— Ведьма! Ты предала нас! — Харин навис над ними, в ужасе уставясь на запястья Ориэллы, где прежде были браслеты Затбара.

— Харин… — торопливо начала девушка, но усыпанный драгоценностями меч уже вылетел из ножен. Она попыталась вскочить, но ей помешал Анвар, который, заметив угрозу, тоже изо всех сил пытался подняться. Клинок со свистом рассек воздух…

Боан вскочил, и с проворностью, которой нельзя было ожидать от его огромного тела, оказался между волшебницей и клинком Харина. Он обнажил собственный короткий меч, металл звякнул о металл, посыпались искры. Удар был отражен, и тут же огромная черная длань взметнулась, перехватила и словно железными тисками сжала руку принца. Харин с криком выронил оружие, набрал воздуха в грудь, чтобы позвать стражу.

— Стой! — Негромкий голос волшебницы прозвучал словно удар бича. Не поднимаясь с колен, она повернулась к принцу и быстро заговорила.

— Если ты убьешь меня, Ксианг потребует вернуть браслеты. Что ты ему скажешь? Ты не можешь отдать их — они пропали, а Кизу как раз ждет такого случая. Он скажет, что ты их снял. Не забудь, теперь у него есть новая Кизин, а значит, и возможность получить наследника. Думаю, ему доставит удовольствие содрать с тебя кожу. — При этих словах Харин побледнел, и Ориэлла поспешила воспользоваться своим преимуществом.

— Мы готовы к отплытию? Он кивнул.

— Отлично, тогда давай уберемся отсюда, пока никто ничего не понял. Вернемся во дворец, тогда и будем думать.

— Лекарь все видел. — Слова давались принцу с трудом. — Он прибежал и начал вопить о каком-то колдовстве. Все это слышали.

Ориэлла нахмурилась.

— Ладно. Надо во что-нибудь завернуть Анвара, чтобы никто не понял, что «он здоров. Боан понесет его на корабль, а ты возьмешь меня. Я спущу рукава, и никто не заметит, что браслеты исчезли, а когда доберемся до судна, ты обвинишь лекаря во лжи — и будь с ним построже.

— Уж это-то у меня получится, — мрачно пообещал Харин.

— Надо сделать так, чтобы никто не понял, что же в действительности произошло, и убираться отсюда как можно скорее. Потом дать лекарю взятку или что-нибудь в этом роде. Хорошо?

Харин нахмурился.

— Хорошо — пока. Но я с тобой еще разберусь!

— Договорились, — спокойно отозвалась Ориэлла. — Однако давай действовать.

Боан сбегал к ремесленникам и принес одеяло. С Анваром на руках он взошел на корабль, а за ним следовали принц с Ориэллой. Харин шел с неприступным видом, отвернувшись от девушки. Когда они без приключений оказались на борту, принц разыграл целое представление. Лекарь в ужасе пятился на дальний конец мола, а Кизал в гневе надвигался на него. Старик закричал, а Харин выхватил плеть у первого попавшегося надсмотрщика и принялся хлестать лекаря по лицу и плечам, подкрепляя удары возмущенными криками, которые слышал весь лагерь.

— Лжец! Дурак! Как ты смеешь пичкать своего принца такими небылицами! — Лекарь с воплями рухнул в грязь, — а принц отбросил плеть и схватил несчастного человечка за шиворот. Ориэлла вскрикнула от ужаса, когда он поднял беспомощного старика и швырнул его в реку. Будто по волшебству, налетели орды огромных зубастых ящеров, и тут же накинулись на свою барахтающуюся жертву. Последний отчаянный крик потонул в водовороте, поднятом алчными пресмыкающимися, и тело старика исчезло под водой. В наступившей тишине по поверхности медленно расплылось красное пятно.

Харин с каменным лицом взошел на борт и сделал гребцам знак отчаливать. Толпа на берегу безмолвствовала, и голос Кизала звонко разнесся над рекой.

— Так будет с каждым, кто осмелится лгать принцу. Помните это.

Ориэлле стало дурно, и она отвернулась, чтобы не видеть этой сцены. Решив заняться Анваром, девушка откинула одеяло с его лица.

— С тобой все в порядке? — прошептал он, и Ориэлла, усмехнувшись, кивнула: он опередил ее с вопросом. Девушка нежно коснулась его руки.

— Отдыхай — я через минуту вернусь. — Она повернулась к Боану. — Позаботься о нем, пожалуйста. — Евнух кивнул, и Ориэлла взяла его за руку. — Боан, пока я не могу сполна отблагодарить тебя за помощь, но всегда буду у тебя в долгу. Гигант улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Да, — твердо поправила его волшебница. — И когда-нибудь я найду способ отплатить тебе, друг мой.

Взяв себя в руки, Ориэлла направилась на нос корабля, где, бездумно уставившись на грязную реку, сидел принц.

— Надеюсь, ты гордишься собой, — ядовито заметила она. — Зачем тебе понадобилось совершать такой ужасный поступок?

Харин резко обернулся, и на лице его читались страдание и презрение. Глаза влажно блестели, он не скрывал слез.

— Этот человек был лекарем! — накинулся на нее принц. — Он думал, что видит чудо! Как же он мог не рассказать об этом другим, несмотря на любые деньги! Раб умирал — по сути дела уже умер, и излечение его было сверхъестественным. — В голосе принца звучала горечь. — Неужели ты воображала, что за это не придется платить? Честная сделка, не правда ли? Жизнь за жизнь — мой слуга в обмен на твоего мужа. Это ты лишила лекаря жизни, Ориэлла, а я был всего лишь орудием. Надеюсь только, что на этом все закончится — ибо Жнец может потребовать и большего за душу, которую ты выхватила прямо у него из когтей.

— Суеверная чепуха! — отрезала Ориэлла, но на самом деле ее взволновали эти слова. Смутное воспоминание мелькнуло у нее в голове — что-то о цене и подлинной монете, — но Смерть уже позаботилась стереть это из ее памяти. — Я просто хотела спасти человеческую жизнь. Это же естественный порыв.

— А сколько жизней будут потеряны из-за того, что люди лишились врача? — Голос Харина стал визгливым. — А его семья? Ты думаешь, их утешит твой естественный порыв? А когда отец заживо сдерет с меня кожу за то, что я освободил заморскую колдунью, что ты тогда…

— Довольно! — Ориэлла гордо выпрямилась. Голос ее дрожал. — Очень хорошо. Это моя вина. Я принимаю ответственность на себя. Но ведь все началось с того, что по вашим законам на меня надели эти треклятые браслеты, а теперь те же законы заклеймили меня как преступницу за то, что я воспользовалась своими силами для спасения человеческой жизни, и одновременно обрекают на смерть и тебя, ибо ты случайно оказался рядом! Но знай — если бы я снова должна была принимать решение, я поступила бы точно так же, и не только ради Анвара, но и для тебя, и ради любого, кто мне не безразличен!

Она присела рядом с ним и заговорила уже мягче.

— Прости, что втравила тебя в эту историю, Харин. Ты много сделал для меня, и я попытаюсь придумать что-нибудь, чтобы оградить тебя от последствий. Но неужели ты не понимаешь, что у меня не было выбора?

Харин отвел глаза.

— Госпожа, я боюсь тебя, — честно признался он. — Ты сказала, что если бы понадобилось, то сделала бы то же самое еще раз — но будь ты снова передо мной на арене, я бы и пальцем не пошевелил, чтобы спасти тебя, зная, что за этим последует.

Ориэлла судорожно пыталась найти выход из положения.

— Ты говоришь о последствиях, но эта история еще не закончена, и я надеюсь, что в конце у тебя не будет причин пожалеть о том, что спас мне жизнь, Харин. И, быть может, я даже смогу помочь тебе, сейчас, когда мои силы больше ничто не сдерживает.

Харин вздрогнул.

— Нет! — воскликнул он. — Не искушай меня! Я никогда не стану бороться за власть такими способами.

— Теперь ты понимаешь, какая пугающая ответственность лежит на Волшебном Народе? — сказала Ориэлла. — Власть — это ужасный соблазн. Подумай о резне, которая была бы неизбежна, если бы я поддержала твое восстание. Подумай о смертях, что легли бы на мою совесть. Но воспользоваться силой, чтобы спасти человеческую жизнь — я не верю, что это дурной поступок.

Харин вздохнул.

— Думаю, в какой-то степени я понимаю тебя. А сейчас оставь меня и позаботься о своем муже. У меня есть о чем подумать — и о чем пожалеть.

Оказалось, они проговорили почти все путешествие. Вдалеке уже начали вырисовываться контуры богато разукрашенного причала принца. Но Ориэлла не жалела о времени, потраченном на то, чтобы добиться хоть какого-то взаимопонимания с Харином. Его страх перед колдовством был присущ всем казалинцам, и в какой-то степени они правы, подумала девушка, с содроганием вспомнив Нихилим, которых выпустил Миафан, и кошмарную бурю Элизеф. Эти поступились собственной душой ради власти, и при мысли об этом Ориэлла ужаснулась. Неужели и она в конце концов придет к тому же? Никогда, поклялась волшебница, и не желая больше думать об этом, вернулась на корму, к Анвару.

Он спал, но, словно почувствовав ее присутствие, открыл глаза. Возможно, так оно и было — ведь там, в чертогах смерти, их души соприкоснулись. Кто еще может похвастаться тем, что познал такую близость? И все же Ориэлла чувствовала себя неловко. Ее грызло чувство вины — ведь она оставила его одного, а он так много страдал. Как же ей теперь смотреть ему в глаза? Он, наверное, должен ее ненавидеть. Но пока девушка колебалась, юноша коснулся ее руки и сжал с такой силой, словно обрел единственный якорь в этой жизни.

— Я думал, ты не придешь, — прошептал он. — Я почти сдался. Прости, Ориэлла. Оказывается, я совсем тебя не знаю. Девушка смотрела на него со слезами на глазах. Он просит прощения?

— О, Анвар, — пробормотала она. — Простишь ли ты меня когда-нибудь?

— Ты пришла, — словно не слыша, сказал он. — Когда нужно, ты всегда рядом. Почему же мне потребовалось столько времени, чтобы понять это?

Ориэлла была ошеломлена, — Ты чуть не умер из-за моего отвратительного характера, — воскликнула она. — Я ни в коем случае не должна была бросать вас, и, когда тебе станет лучше, можешь ударить меня, я это заслужила.

— Нет, — Анвар упрямо выдвинул вперед подбородок, копируя ее собственный жест.

— Тогда я сделаю это сама! — Ориэлла скорчила рожу и, ударив себя в челюсть, повалилась на подушки. Анвар рассмеялся.

Благодарение богам, с ним все в порядке, она успела вовремя! От избытка чувств волшебница обняла его и почувствовала, как руки юноши сжали ей плечи.

— Ты нашла Сару? — Эти слова подействовали на нее, как ушат холодной виды, и Ориэлла, нахмурившись, отстранилась. Вечно эта Сара! И как же теперь рассказать ему, что Сара предала его ради какого-то царька и даже пальцем не пошевельнула, чтобы найти его, не говоря уже о том, чтобы помочь? Это сломает его. Ориэлла отвернулась, чтобы не видеть надежды, светившейся в его глазах.

— С Сарой все в порядке, — уклончиво ответила волшебница. — Она выбралась из этой переделки лучше нас всех.

В этот момент судно, к ее величайшему облегчению, ударилось о мол.

— Ну вот мы и дома! — оживленно сказала Ориэлла. — Сейчас тебя вымоют и накормят. Боан — ну, тот огромный парень — позаботится о тебе. Не беспокойся, ему можно доверять. А когда отдохнешь, я расскажу тебе обо всем, что произошло.

Она торопливо сдала Анвара Боану и исчезла, прежде чем юноша начал задавать новые неприятные вопросы.

Лежа в постели, Анвар смотрел, как легкий сквознячок колышет прозрачную занавеску, предназначенную для защиты от насекомых. Шелковые простыни приятно холодили и ласкали чистую кожу. На этот раз по какой-то непонятной причине исцеление не повлекло за собой обычного ослабления, и юноша чувствовал себя бодрым и жизнерадостным. У него проснулся волчий аппетит. Да и неудивительно, подумал он, худыми пальцами ощупывая свои выпирающие ребра. Вспомнив ужасы невольничьего лагеря, Анвар содрогнулся, и его руки непроизвольно метнулись к железному ошейнику, этому символу рабства, который до сих пор оставался у него на шее. «Нет!» — твердо сказал он себе. Все позади. Ориэлла пришла за ним. Он молился об этом, и она пришла. Она снова спасла его.

Анвар вспомнил свою первую встречу с волшебницей, когда он бежал из Академия. Тогда он тоже проснулся на белых простынях, и все его раны зажили, а она улыбалась ему. Тогда он не доверял ей — но на этот раз все будет по-другому. И прежде всего он станет о ней заботиться, по крайней мере, пока не родится ребенок. Конечно, нелегко будет убедить ее в том, что она нуждается в Анваре. Ориэлла так упряма и так независима! Ему просто придется заставить ее понять, что они нужны друг другу — и Сару тоже, виновато подумал юноша. Как же они смогут ужиться? Ведь Сара никогда не потерпит, чтобы с ними была волшебница.

— Это ее трудности! — вслух произнес Анвар и поразился собственной горячности — и решительности. Но там, в вонючем подвале под невольничьим рынком, Анвар начал прозревать истину. Детская любовь по-прежнему владела его сердцем — да и как же могло быть иначе? Но Сара больше не была невинной девушкой. Она стала жестче, и теперь в ее поведении сквозила неприятная расчетливость, какая-то испорченность, и юноша не решался вполне ей доверять. Это проявилось за время, проведенное с нею наедине после кораблекрушения. Отсутствие Ориэллы заставило тогда Анвара ощутить зияющую пустоту, словно он утратил часть собственной души. Боги, как он тосковал по ней! Как у него забилось сердце, когда увидел ее вновь! Мысль об Ориэлле придавала ему смелости и мужества — он знал, что она придет. Он верил Ориэлле, а не Саре.

«Но ты же любишь Сару», — возражала другая часть его «я», и Анвар знал, что это правда. Однако любил ли он ее такой, какова она сейчас, или такой, какой была когда-то? А Ориэлла? Она была верным другом, настоящим товарищем, но… «Могу ли я любить волшебницу? — спрашивал себя Анвар. — О боги! Я не знаю. Я просто не знаю. Но знаю зато, с кем бы предпочел оказаться в трудном положении».

Анвар услышал, как открывается дверь, потом кто-то со стуком поставил на стол нагруженный поднос и отодвинул занавеску над кроватью. Это, должно быть, молчаливый Боан, подумал юноша, но, к его удивлению, из-за занавески выглянула Ориэлла. Анвар улыбнулся, радуясь, что снова видит ее, хотя после того, как они расстались, прошло не больше часа.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, и Анвару показалось, что она встревожена — неужели по-прежнему чувствует себя виноватой в том, что он так страдал в невольничьем лагере?

— Со мной все в порядке, — поспешно отозвался он. — По сути дела, мне вовсе ни к чему оставаться в постели, но твой друг Боан сунул меня сюда и не разрешает вставать.

Ориэлла состроила забавную рожицу.

— Со мной было то же самое, — она сочувственно кивнула. — Иногда он чересчур заботлив! Держи, я принесла тебе кое-что поесть. — Она поставила поднос на постель и предостерегающе перехватила его руку. — Я знаю, ты умираешь с голоду, но ешь помедленнее, иначе тебя опять придется откачивать.

Анвар кивнул, понимая, что она права.

— Где мы? — спросил он с набитым ртом. — Что это за место?

Ориэлла усмехнулась.

— Впечатляет, не правда ли? Это дворец Кизала. Он спас меня на арене, и…

— Спас тебя где?

Девушка помедлила. Налила себе вина.

— Пожалуй, лучше начать с самого начала, — сказала она, и пока он ел, рассказала ему о Левиафанах, о том, как вернулась и обнаружила, что его схватили и об ужасном путешествии вверх по реке.

— Жаль твоих волос, — перебил ее Анвар. — Они были так прекрасны.

Ориэлла пожала плечами.

— На такой жаре это неудобно, — сказала она, но тем не менее улыбнулась комплименту. — Кроме того, — спокойно продолжала волшебница, — без тебя некому было их расчесывать.

Анвар взял ее за руку.

— В таком случае начинай их снова отращивать, — твердо сказал он.

Ориэлла поражение уставилась на него, и юноша с изумлением заметил у нее на глазах слезы.

— Я думала, ты не захочешь… — прошептала она.

У Анвара защемило сердце, — на миг она стала такой уязвимой, и юноша вдруг ясно осознал, что ей, как и любому другому, нужны забота и поддержка. Он крепче сжал ее руку.

— На корабле и потом, позже, я вел себя ужасно. Прости меня. Мы нужны друг другу, и я заставлю Сару это понять. Услышав имя Сары, Ориэлла вздрогнула и отвернулась.

— Сначала ты должен узнать остальное, — мрачно сказала она, и тревога сдавила Анвару горло. Черт, она же сказала, что Сара в безопасности! Но заметив в глазах Ориэллы печаль, он усилием воли заставил себя промолчать, и волшебница, запинаясь, рассказала, как ее схватили на подступах к городу, как на нее надели браслеты, чтобы лишить магической силы, и заставили сражаться на арене. Она уже дошла до того, как они с ним встретились в бою, но тут ее прервал ужасный шум. Снаружи донеслись крики и звон оружия.

Ориэлла резко развернулась.

— Какого… Ксианг!

Она вскочила и рванулась к своему мечу, что оставила у стены в углу, но тут распахнулась дверь, и в комнату ворвались вооруженные люди с заряженными арбалетами. Крик замер у Анвара в горле. Ориэлла покачнулась и упала, схватившись за правое плечо. Между пальцев у нее струилась кровь. Выпущенная с такого близкого расстояния, стрела прошла насквозь и, ударившись о стену, упала на пол, оставляя за собой кровавый след. В мгновение ока солдаты окружили волшебницу и наставили на нее арбалеты. Анвар, несмотря на опасность, спрыгнул с постели, но успел только бросить взгляд на неподвижное тело — его тут же схватили и поволокли из комнаты.

Глава 27. РАЗОБЛАЧЕНИЯ И ИЗМЕНЫ

Веревки больно врезались в запястья Анвара. Манеры восьми стражников никак нельзя было назвать учтивыми, и вскоре свежие синяки сменили те, что залечила волшебница. Однако сейчас у Анвара была забота поважнее, чем пустячные неудобства. Что они сделали с Ориэллой? Серьезно ли она ранена? Где охрана принца? Неужели это предательство? Почему он попытался напасть на них еще в лагере невольников? Ориэлла не успела закончить свой рассказ, и теперь Анвар не имел ни малейшего представления о том, что происходит, однако у него было достаточно причин для тревоги. Его оставили в комнате волшебницы под охраной двух суровых молчаливых воинов, и он провел там около часа, одолеваемый мрачными страхами.

Ксианг царственно вступил в тронный зал Харина рука об руку со своей Кизин, в окружении почетного караула. Усевшись на золоченый трон принца, он небрежным жестом велел принести кресло для Сары. В то же мгновение к нему с глубоким поклоном приблизился начальник царской охраны и начал доклад.

— Дворец очищен, Великий Государь. Кизал схвачен, его колдунья обезврежена нашими лучниками. Теперь она внизу, в темнице, без сознания и под надежной охраной.

— Отлично сработано, — одобрительно улыбнулся Ксианг. — Вы поймали демона? Капитан кивнул.

— Конечно, государь. Это стоило нам нескольких людей, но мы взяли его живьем, как ты приказывал. Он тоже внизу, ждет отправки на арену.

— Блестяще! А раб?

— Мои люди ведут его сюда. Великий Государь.

— Очень хорошо, приведи заодно и Кизала. Кизу откинулся в кресле своего сына и победно улыбнулся. Едва получив сообщение управляющего, он тут же привел свой план в исполнение. Каким дураком выставил себя этот мальчишка, освободив колдунью от браслетов и позволив ей показать свои пугающие таланты перед свидетелями! И все это ради какого-то раба, который, если верить Кизин Саре, похитил ее из родных земель! Ксианг не сомневался, что это часть какого-то заговора, нацеленного против него. Харин ловко снюхался с этими двумя чужеземцами, но он недооценил отца, и теперь поплатится за это. Освободив колдунью, он сам приговорил себя к смерти. Хотя, может, сохранить ему жизнь на какое-то время — пусть подольше помучается? А вот колдунью, без сомнения, следует казнить как можно быстрее! Без браслетов она представляет слишком большую угрозу для царя и всех его подданных.

Двери отворились, и стражники втащили в зал Харина. Они швырнули его, бледного и дрожащего, к ногам Кизу, в Ксианг с жестоким удовлетворением улыбнулся, заметив ужас в сыновьих глазах.

Анвара протащили по длинным коридорам, и через огромные, окованные бронзой двери втолкнули в просторный зал с высокими потолками. Зал был полон воинов. Молодой человек, которого Ориэлла называла Харином, стоял на коленях перед мужчиной, восседавшим на невысоком помосте. Если Харин действительно принц, то этот человек мог быть только царем.

И тут Анвар позабыл обо всем, ибо рядом с троном сидела златовласая женщина в шелковых одеждах, царственная и прекрасная.

— Сара! — радостно вскричал он.

Юноша рванулся к ней, но стражники немедленно схватили его и заломили руки. Холодная отчужденность Сары не поколебалась ни на секунду. Анвара бросили на пол рядом с принцем. Со связанными руками он не мог смягчить падение и с размаху ударился лбом о мраморный пол. Перед глазами у него поплыли цветные круги, и тут царь заговорил, обращаясь к Харину.

— Добро пожаловать, сын мой, — с усмешкой произнес Ксианг, бросив на сына торжествующий взгляд. — Мне сообщили, что ты навлек на себя обвинение в предательстве, освободив известную нам колдунью от браслетов, которые сдерживали ее силы. Ты пошел против закона нашей земли. Что ты ответишь на это обвинение?

Анвар искоса взглянул на принца и увидел, как исказилось от ужаса и потрясения лицо молодого человека.

— Нет! — простонал он. — Это не правда! Я не освобождал ее. Она освободилась сама!

— Ты лжешь, — холодный голос Кизу оборвал испуганные протесты сына, и на лбу у Харина выступил пот. — Более того, — продолжал Ксианг, — ты похитил одного из моих рабов — редкий экземпляр из северных земель. Моя Кизин сказала мне, что эта тварь, в сговоре с твоей колдуньей, похитила ее. Из этого я могу сделать только один вывод: ты не погнушался вступить в союз с врагами Кизин, ибо желал свергнуть меня и сам вступить на престол. — Он повернулся к Cape. — Это тот самый раб, моя царица?

Анвар съежился, словно от удара:

— Царица? — вскричал он, слишком потрясенный, чтобы думать о последствиях. Один из стражников с силой ударил его по лицу.

— Молчать!

Анвар закашлялся и почувствовал во рту привкус крови. Взгляд Сары презрительно скользнул по бывшему любовнику.

— Да, именно он, — холодно сказала она.

— Очень хорошо, — ответил Ксианг. — Что же мы с ним сделаем, любимая? Выбор кары за тобой. Сара пожала плечами.

— Убей его, — безразлично отозвалась она. От этих слов Анвар весь покрылся холодной испариной.

Он не мог, не хотел поверить, что она так бездушно обрекает его на смерть.

— Подожди, — вскричал Харин. — Раб мой.

— Что ты сказал? — Голос Ксианга был холодным и угрожающим, как нож на точильном камне.

— Доносчик солгал тебе. Великий Государь, — сказал Харин. — Этот раб принадлежит мне. — Вырвав руку, которую сжимал охранник, принц достал из-за пазухи смятый пергамент — документ, подтверждающий право на раба. — Я купил его у твоего управляющего не далее, как три часа назад — и у меня была на то причина.

— Тебя уже приговорили как предателя, — рявкнул Кизу. — И твое право собственности не стоит ни гроша!

— Отец, выслушай меня, — вскричал Харин хриплым от напряжения голосом. — Я сделал это для твоего же блага. Этот раб — живое доказательство того, что твоя Кизин предала тебя и должна умереть! Она его любовница!

Анвар вскрикнул.

— Нет, — завизжала Сара. — Он лжет!

— Молчать! — взревел Кизу. Его лицо посерело от гнева. — А теперь, — бросил он сыну, — я узнаю всю правду, прежде чем лишу тебя твоей ничтожной жизни. Отвечай, кто научил тебя этим грязным сказкам?

Харин трясся, глядя в лицо отцу.

— Ориэлла, колдунья. Тебе не показалось странным, что Кизин так жаждала ее смерти на арене? Это потому, что колдунья знала правду. Она не могла ее не знать, ведь этот человек — ее муж.

У Анвара уже голова шла кругом от сегодняшних откровений. Ориэлла сказала Харину, что он ее муж? Но зачем, во имя всего святого?

Кизин презрительно засмеялась:

— Она сказала, что он был ее мужем?

— Ты отрицаешь это? — Харин казался уже менее уверенным в себе.

— Конечно, — спокойно ответила Сара. — Она лгала, чтобы спасти своего сообщника. Этот человек не ее муж, он ее раб, и они вместе похитили меня. Неужели ты думаешь, что я, Кизин, могла опуститься до того, чтобы лечь с простым слугой? — Насмешка, звучавшая в ее голосе, ножом пронзила сердце Анвара, и он не заметил, как Харин бросил на него гневный и изумленный взгляд. Юноша пытался убедить себя, что Сара вынуждена так сказать, ибо зависит от Кизу и просто пытается спастись, но сам с трудом в это верил.

Ксианг обратил свой горящий взгляд на Анвара и заговорил с ним на языке северян.

— Ну, раб? Что ты скажешь? С одной стороны, мой сын говорит, что Кизин — твоя любовница. Она, однако, обвиняет тебя в похищении. Хорошенько взвесь свой ответ, ибо от него зависит множество жизней, включая и твое презренное существование!

Анвар колебался, окончательно запутавшись в этой паутине лжи и предательств. Если он поддержит Сару, значит, неизбежно погибнет сам, не говоря уже об Ориэлле и принце. С другой стороны, на карту поставлена жизнь любимой… Загнанный в ловушку, он дрожал, не понимая половины происходящего и не в силах сделать выбор.

— Видишь? — победоносно вскричала Сара. — У него не хватает совести сказать, что я лгу, и он просто молчит, чтобы защитить свою госпожу. Мой Господин, поверь мне. Разве я смогла бы предать тебя? Но твой сын может — по сути дела, он уже сделал это, вступив с колдуньей в преступный заговор.

Кизу облегченно вздохнул и улыбнулся своей царице.

— Ты столь же мудра, сколь прекрасна, любимая. Как я мог сомневаться в тебе? — Он сделал знак своим телохранителям. — Казнить этих предателей. А потом я разберусь с колдуньей.

Темнота. Холодный, сырой пол. Боль в правом плече, разливающаяся по всей руке и боку. Подступающая к горлу тошнота. Ориэлла задержала дыхание, чтобы не застонать — стража должна быть где-то рядом, и лучше, если они будут считать, что она все еще без сознания. Никто не сможет увидеть ее в этой черной дыре — кроме магов, обладающих волшебным зрением. Там, во дворце, девушка узнала кожаную форму царских воинов н догадалась, что произошло. Лежа лицом вниз на каменном полу, Ориэлла своим тонким чувством целительницы проверила, как чувствует себя ребенок у нее во чреве. Слава богам, с ним все в порядке! Удивительно, как ему удается вынести все, что в последнее время обрушивается на его мать!

Мать. Даже мысленно Ориэлла впервые произнесла это слово, и несмотря на боль и холод, несмотря на угрожавшую ей опасность, губы девушки дрогнули в улыбке. Она наконец приняла ребенка. Любовь и гордость за это маленькое стойкое существо согрели ее. Весь в отца, усмехнулась Ориэлла, и мысль о Форрале укрепила ее дух. Переключив внимание на рану в плече, она начала успокаивать жгучую боль. Избавившись от нее, занялась восстановлением тканей. Мне понадобится моя рука, рука воина, мрачно подумала волшебница.

Это оказалось труднее, чем она предполагала. Ориэлла никогда не пробовала лечить себя, но знала, что здесь таится серьезная опасность. Исцеление требовало больших затрат энергии и от целителя, и от пациента. Вот почему магическое целительство так ослабляло и того, и другого. Но сейчас она могла использовать только собственные силы и понимала, что если не будет предельно осторожна, то рискует просто-напросто сжечь себя — такие случаи уже бывали. Но, боги, как нелегко было оставаться терпеливой и с осторожностью делать свое дело, периодически останавливаясь отдохнуть. Ориэлла ясно понимала, что время работает против нее. Что происходит наверху? Сколько она пролежала без сознания? Недолго, успокаивала она себя, ведь кровь на ране была еще свежей. Но Харин сказал, что Ксианг жаждет его смерти, а если тут замешана и Сара, то у Анвара почти нет шансов остаться в живых. Заставив себя не думать об этом, Ориэлла сосредоточилась на лечении. Это ее единственный шанс помочь им. Шаг за шагом, работая с предельно возможной скоростью, она устраняла повреждения, восстанавливала мышцы и кожу, зная, что любая ошибка, совершенная второпях, может навсегда оставить ее калекой.

Готово! Ориэлла с опаской пошевелила раненой рукой, жалея, что нет времени предоставить восстановленным тканям необходимый отдых. Ничего, сойдет и так. Рука еще не исцелилась полностью, но ее задаче послужит, а со временем разработается. Однако напряжение все-таки сказалось: волшебница чувствовала слабость и изнеможение и желала только одного: уткнуться в этот грязный ледяной пол и спать до тех пор, пока ее тело полностью не оправится. Но на это нет времени. Стараясь не перенапрячься — иначе невозможно будет вернуться в свое тело, — Ориэлла мысленно обследовала свою темницу в поисках других живых существ, и сердце ее наполнилось радостью. Шиа! Огромная кошка была в соседней камере.

Мысли пантеры были пропитаны гневом.

— Они навалились на меня всей кучей! У них были сети! — Ориэлла чувствовала бессильную ярость своей подруги.

— Потерпи, — успокоила ее девушка. — Я освобожу тебя. Только не двигайся и не привлекай к себе внимания, хорошо?

— Ладно, — неохотно согласилась Шиа. — Но запомни: эти люди — моя добыча!

Волшебница не стала спорить.

Однако как выбраться из камеры? Ориэлла пожалела, что ее силы настолько ослабли после исцеления, иначе, подстегиваемая растущим чувством тревоги, она бы одним взрывом снесла тяжелую дверь. Впрочем… Она мысленно поискала стражников. Ага. Их было больше дюжины, но, ленивые, как и все наемники, они собрались в караулке этажом выше, подальше от сырого, вонючего холода казематов. На этом этаже был только один, он стоял в конце коридора у подножия лестницы, чтобы при малейшем шорохе сразу поднять тревогу. Кроме того, Ориэлла чувствовала страх и озлобление других пленников — их было много, и она надеялась, что это телохранители Харина, которых тоже отправили сюда.

Девушка осторожно подкралась к двери. Вместо того чтобы взрывать ее, она решила воздействовать остатком сил на замок, мысленно ощупывая изношенный, ржавый механизм, примерно так же, как ощупывала бы поврежденные ткани. Ага. Нажать здесь — и здесь. Волшебница собрала свою волю и нанесла удар.

Послышался щелчок, и щеколда отошла. Ориэлла замерла, готовая к сражению, но стражник, очевидно, ничего не услышал. Презрение к его невнимательности потонуло в облегчении. Приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы можно было протиснуться и при этом скрип старых ржавых петель не выдал ее, Ориэлла неслышно выскользнула в узкий коридор со сводчатым потолком, с сожалением подумав о своих кожаных доспехах. Это дурацкое платье не только будет мешать в сражении, но и совершенно не защищает от пронизывающего холода подземелья.

В тусклом свете факелов она различила силуэт стражника. Дурень — он смотрел в другую сторону, с тоской поглядывал на ступеньки, ведущие в теплую караулку, вместо того чтобы следить за коридором, который ему полагалось охранять. Рука Ориэллы быстрым смертоносным движением обвилась вокруг его горла так, как когда-то учила ее Мара. Но волшебница никогда прежде не убивала голыми руками и не смогла подавить дрожь, когда стражник бесшумно скользнул на пол с глазами выкатившимися из орбит. Стиснув зубы, Ориэлла быстро сняла с трупа меч, ключи и кинжал, стараясь не смотреть в мертвые глаза. Потом она как можно скорее побежала назад по коридору, к камере Шиа, радуясь тому, что самая неприятная часть дела уже позади.

Когда девушка перерезала кожаные ремни, связывавшие пантеру, та распрямилась, словно высвобожденная пружина, но тут же тяжело упала на бок. Ориэлла встала на колени и принялась растирать ее онемевшие лапы. И хотя проклятия не входили в мысленный словарь огромной кошки, рычание Шиа звучало так похоже на поток человеческой брани, что волшебница невольно улыбнулась.

— Послушай, — сказала она подруге, — как только сможешь подняться, иди к лестнице и следи за коридором, а я пока освобожу остальных пленников.

— Этих людей! — Глаза Шиа вспыхнули от ярости.

— Не этих, — твердо сказала Ориэлла. — Сначала я освобожу хороших людей, а потом мы займемся плохими.

— Хороших людей! — презрительно фыркнула Шиа.

— Доверься мне, — Ориэлла обняла ее на прощание и поспешила к другим камерам.

Тихий встревоженный ропот свидетельствовал, что внутри кто-то есть.

— Кто здесь? — тихонько окликнула Ориэлла, и шум немедленно прекратился.

— Язур, командир личной гвардии Кизала. А ты кто? — Юношеский голос звучал твердо и уверенно, несмотря на то что его владелец был заточен и не мог надеяться на милость своего безжалостного владыки.

— Я — Ориэлла, колдунья Кизала, — прошептала девушка, и в камере раздался испуганный гул, но Язур поспешно приказал своим людям замолчать.

— Госпожа, ты можешь нас освободить? Принц сейчас, как никогда, нуждается в нашей помощи.

Не теряя времени, Ориэлла открыла дверь, немного помучившись с тяжелым замком, и с опозданием вспомнила, что люди не смогут ничего разглядеть в такой темноте. Заприметив обгоревший остаток факела, торчащий в подставке на стене, она зажгла его небрежным взмахом руки.

— Как ты… Госпожа, это запрещено, — послышался строгий голос, и командир гвардии, которого легко было узнать по нашивке на плече, нахмурившись, встал перед ней.

— Сейчас не время быть чересчур разборчивым, — спокойно сказала Ориэлла, и воин коротким кивком выразил свое согласие. Вынув из замка связку ключей, он послал одного из своих людей открывать остальные камеры. Ну что ж, разумный человек, подумала Ориэлла. Как и его принц, он казался слишком молодым для возложенной на него ответственности. В длинных темных волосах юноши, аккуратно перехваченных у шеи веревкой, не было и следа седины, но ровный взгляд темных глаз говорил о значительном мужестве и здравом смысле. Впрочем, Ориэлла не успела подробнее рассмотреть молодого человека, ибо в это мгновение огромная фигура выступила вперед, без труда растолкав остальных воинов.

— Боан! Слава богам, с тобой все в порядке! — Ориэлла поднялась на цыпочки, чтобы обнять его, и лицо великана озарилось удивленной и счастливой улыбкой. Его многочисленные раны и синяки доказывали, что он дорого продал свою свободу, но сила его, казалось, отнюдь не убавилась, и гигант ответил на объятия девушки с такой силой, что у нее хрустнули кости.

— Кто-то идет! — отчетливо прозвенела в мозгу мысль Шиа.

— Займись им, — сказала кошке Ориэлла. — Но, если можешь, потише.

— С удовольствием!

В конце коридора послышалась возня, потом наступила тишина.

— Что это было? — резко спросил Язур.

— Черный демон расправился со стражником Ксианга. Тебе лучше предупредить своих людей, что она на нашей стороне!

— Клянусь Жнецом! — ошеломленно пробормотал Язур. Схватка в караулке была короткой, но кровавой. Ориэлла выслала вперед Шиа, и кошка в одно мгновение уложила испуганных солдат Ксианга.

Ориэлла вместе с Язуром и его людьми быстро вооружились, забрав мечи поверженных стражников и другое оружие, сложенное в комнате, и начали прокладывать себе путь по коридорам, безжалостно расправляясь с любым, кто попадался на пути — это было необходимо. Было очень важно, чтобы никто не смог предупредить Ксианга. Наконец перед ними открылся длинный коридор, ведущий в зал для аудиенций, и сразу стало ясно, почему до сих пор их отряд встречал такое слабое сопротивление — коридор кишел охранниками.

— Должно быть, Ксианг там, — прошептал Язур, быстрым взглядом оценив обстановку.

— И что теперь? Нам не прорваться здесь, не поднимая тревоги, — простонала Ориэлла. Она устала. Ей было отвратительно это бесконечное кровопролитие, огромный кривой ятаган, которым она вооружилась, казался странным и неуклюжим после прямых обоюдоострых мечей ее народа. Не так-то просто учиться совершенно новой технике, когда на карту поставлена твоя жизнь. Боан нетерпеливо потянул ее за рукав, указывая назад, туда, откуда они пришли. Ориэлла нахмурилась, пытаясь понять его жесты.

— Ты хочешь сказать, что есть другой путь? — спросила она его, и немой усиленно закивал.

— Ну конечно! — хлопнул себя по лбу Язур. — Кухни! Тот коридор ведет прямо в тронный зал, чтобы можно было сразу подавать еду.

Они быстро составили новый план. Ориэлла, Боан и Шиа с небольшой группой солдат пойдут черным ходом и ворвутся в зал, а Язур и его люди, как только она подаст сигнал, атакуют через главные двери. Ориэлла быстро собрала свой отряд и устремилась вслед за Боаном.

На кухне человек шесть воинов Кизу стерегли перепуганных слуг. Ориэлла ожидала от прислуги хоть какой-то помощи, но быстро разочаровалась в своих надеждах. Едва завязалась потасовка, эти трусы немедленно воспользовались возможностью бежать, стараясь держаться подальше от высокой огненноволосой воительницы и ее неистового демона. На волшебницу насели двое, которые, по всей видимости, горели желанием изрубить ее на куски, и она могла только надеяться, что в панике повара побегут не к тронному залу, иначе весь их замечательный план пойдет насмарку. Задыхаясь, Ориэлла попятилась к двери, неуклюже отмахиваясь от нападающих непривычным ятаганом. Неожиданно за спиной солдат выросла огромная фигура Боана, и его могучие пальцы сомкнулись на шеях воинов, а Шиа прикончила их.

— Замечательно! — облизнувшись, сказала она Ориэлле.

— Рада, что тебе это доставляет удовольствие, — с трудом ответила та и перевела дух. Кухня напоминала мертвецкую» и нелепое, полупрозрачное платье, в которое Харин обрядил девушку, насквозь пропиталось кровью. Волшебница торопливо огляделась: все враги мертвы — и двое наших воинов тоже — печально отметила она, а потом собрала оставшихся людей, и они вслед за Боаном нырнули в низкий дверной проем, скрытый в темной нише у задней стены.

С другой стороны ступеньки, ведущие в тронный зал, заканчивались богатой драпировкой. Ориэлла осторожно раздвинула ее — ровно настолько, чтобы получилась маленькая щель, и увидела Харина совсем рядом: его крепко держали два стража, и принц совсем сник от страха. Но девушка могла не опасаться, что ее заметят, ибо взгляды всех присутствующих были направлены на свободное пространство у подножия трона. Там, на коленях, с лицом побелевшим от ужаса, закрыв глаза, стоял Анвар, а над ним с поднятым мечом высилась зловещая фигура в черном балахоне.

— Давай! — во всю мочь завопила Ориэлла. Шиа вылетела у нее из-за спины, и под ее тяжестью Кизу рухнул на пол, а массивные челюсти пантеры сомкнулись у него на горле.

— Бросай оружие! Если кто-нибудь шевельнется, Кизу умрет! — крикнула Ориэлла. За дверями послышался звон клинков — это в дело вступил Язур со своими воинами. В зал вбежал Боан с остальными, и они быстро подобрали оружие, брошенное телохранителями Ксианга. Подавив горячее желание броситься к Анвару, волшебница подошла к потрясенному принцу и поклонилась, краем глаза успев заметить Язура, который появился у главного входа, чтобы сообщить о своих успехах.

— Мой принц, — произнесла Ориэлла, и ее слова отчетливо разнеслись в наступившей тишине. — Сегодня ты отказался использовать мою магию, чтобы захватить власть. Теперь я снова предлагаю тебе вступить на трон, однако на этот раз он завоеван силами смертных. Одно твое слово, и ты — Кизу.

Какое-то время Харин тупо смотрел на нее, пытаясь разобраться в нежданном повороте событий. Ориэлла ободряюще кивнула, и принц, внезапно улыбнувшись, направился к своему отцу. Девушка пошла за ним. Ксианг съежился от страха, но вся его жестокость, кажется, перешла к сыну, и Ориэлла была не в восторге от такого результата своих действий.

— Ну, отец мой, — сказал Харин. — Каково ощущать себя на месте жертвы? Моя мать была бы рада увидеть тебя в таком положении.

— Сын мои, молю тебя. Пожалуйста… Ориэлла хорошо понимала, каких усилий стоит ему произнести эти слова.

— Молишь, отец? — Глаза Харина опасно блеснули. — О, мне это нравится. Моли еще!

— Сын мой.., пожалуйста. Я сделаю все… Харин с отвращением отвернулся.

— Нет! — Казалось, это слово вырвалось из самых глубин его души. С усилием овладев собой, он повернулся к воинам — своим и королевским, которые, затаив дыхание, наблюдали за этой сценой. — Трон, мне не нужен, — бесстрастно произнес он. — Сегодня я слишком хорошо понял, как разрушает человека власть. Колдовская власть, — он бросил холодный взгляд на Ориэллу,

— царская власть, — он презрительно посмотрел на отца, потом на Сару, — и власть одного человека над другим. — Он направил взор вниз, на смятый пергамент, подтверждающий его права на Анвара. — Отец, оставь себе свой трон и свою жизнь — но поклянись, что я и мои люди беспрепятственно покинем эти земли. Тебе не надо беспокоиться — я не вернусь. Согласен ли ты, дашь ли ты клятву?

Кизу кивнул — слишком поспешно, как показалось Ориэлле, и она заметила в его глазах искру презрения.

— Клянусь, — сказал Ксианг.

— Отпустите его, — приказал Харин.

— Подожди, повелитель, — все еще потрясенная столь решительным отказом Харина от трона, Ориэлла встала так, чтобы Кизу видел ее. — У меня нет уверенности, что ты сдержишь свое слово. — Ксианг беспокойно отвел глаза, и она поняла, что не ошиблась. Быстро приняв решение, волшебница напустила на себя самый зловещий вид, какой только смогла изобразить. — Ради безопасности Кизала, я накладываю свое проклятие на тебя и на весь народ твоей страны. — За спиной у нее раздались возгласы ужаса.

— Что ты делаешь? — вскричал Харин.

— Внимайте мне, о казалимцы: пока Кизу держит свою клятву, вам ничто не грозит, но если он нарушит ее, тогда огонь пожрет все его царство, весь его народ. Посевы выгорят на полях. Глаза людей будут лопаться, а кожа покроется волдырями. Все исчезнет в бушующем пламени! Ты слышишь мои слова, Ксианг?

— Я слышу, — с ненавистью отозвался тот.

— Тогда хорошенько запомни их, ибо я не шучу! Кизу кивнул, свирепо глядя на нее, но девушка знала, что теперь он будет как шелковый.

— Да, и еще кое-что, — не удержалась она. — Мне кажется, в будущем тебе следует стать более мягким правителем. Хватит с тебя жестоких забав, Ксианг. Немедленно закрой арену и сегодня же освободи рабов.

— Что? — взревел Ксианг, в гневе позабыв об опасности своего положения. Повинуясь кивку волшебницы, Шиа с рычанием чуть сильнее сжала челюсти. Кизу поперхнулся и погрузился в мрачное молчание.

— Я буду следить за тобой, Ксианг, — солгала Ориэлла. — Где бы я ни была, я буду знать о тебе все. Помни — твоя судьба в твоих руках. Если ты нарушишь свою клятву, проклятие падет на тебя. Отпусти его, Шиа, — добавила она вслух, чтобы слышали все присутствующие. — У него есть работа. Убирайся отсюда, Ксианг, и забирай с собою своих солдат. Проводи их до выхода, Шиа.

— Ты хочешь сказать, что мне нельзя его убить? — раздраженно подумала Шиа.

— Боюсь, что нет.

— Это нечестно! — Пантера неохотно разжала челюсти, продолжая, однако, смотреть Кизу в глаза. Один из телохранителей Ксианга, дрожа от близости Черного демона и заморской колдуньи, подошел, чтобы помочь царю выбраться из-под обломков трона. «Храбрец», — подумала Ориэлла.

Сара, которая за все это время не произнесла ни слова, тоже поднялась, чтобы последовать за Кизу, и бросила на волшебницу полный ненависти взгляд. Но Боан уже освободил Анвара от веревок, и тот умоляющими глазами следил за ней.

— Сара, подожди. Тебе необязательно идти с ним. Теперь ты свободна и можешь пойти с нами. — Его голос дрожал от напряжения. «Безумец, он все еще надеется убедиться в ее невиновности! Боги, неужели он даже сейчас не может смириться с этим?» — с отчаянием подумала Ориэлла.

Сара повернулась к Анвару и презрительно усмехнулась:

— Неужели ты и впрямь вообразил, что я пойду с тобой — простым слугой, рабом — когда могу быть царицей? Анвар вздрогнул, словно его ударили.

— Так, значит, — тихо сказал он, — я не зря не доверял тебе. Ты лгала, когда говорила, что все еще любишь меня!

Смех Сары, громкий и истеричный, был полон жестокой издевки.

— А ты и поверил, болван, как я и рассчитывала! Ну что ж, ты выполнил свою задачу! Это тебе за то, что бросил меня на растерзание этой знахарке и этому жабе-купцу! Пойти с тобой, еще чего! Ты жалок, Анвар! Беги и спрячься под юбками своей госпожи. Она ценит тебя. А что касается меня, я буду презирать тебя до конца своих дней.

Взгляд Анвара стал твердым как сталь.

— Стой! — резко и повелительно крикнул юноша, и Сара медленно повернулась, пораженная его тоном.

— На этот раз ты промахнулась, Сара. — Насмешливо сказал Анвар, и голос его был холодным, как вода в омуте. — В своем высокомерии ты, кажется, позабыла об одной важной вещи. У Ксианга больше нет наследника — и он будет ждать от тебя нового!

Лицо Сары стало мертвенно-бледным. В мгновение ока ее охватила дрожь, и вся ее надменность куда-то пропала. Она закусила губу и умоляюще протянула руки.

— Анвар, я…

— Нет, Сара, — хватит. Ты получила, что хотела, и теперь разбирайся сама.

— В голосе Анвара звенела сталь. — Убирайся, Сара. Отправляйся к царю, которого ты так добивалась, и начинай думать, как тебе обмануть и его, — но тебе лучше поспешить!

В ярости лицо Сары сделалось безобразным. Она изогнулась как змея и плюнула Анвару в лицо, а потом повернулась и бросилась догонять Ксианга. Когда она скрылась, Анвар в безутешном горе рухнул на колени. Ориэлла была озадачена и удивлена, но понимала, что не время задавать вопросы. Вместо этого она поспешила успокоить его, но Анвар уклонился от ее прикосновений.

— Пожалуйста, — устало сказал он, — оставь меня в покое. — И юноша отвернулся, закрывая лицо руками. Ориэлла отошла, уважая его горе. Когда он отрекся от Сары, волшебница почувствовала гордость за него, но лишь теперь поняла, чего это ему стоило. Почувствовав внезапную слабость, она бессильно опустилась на пол рядом с юношей.

На плечо ей легла чья-то рука.

— Ориэлла! — Над ней стоял Харин, и взгляд его был столь же холоден, как и голос.

— Что? — вздохнула она, поднимаясь на ноги и чувствуя, что предстоит очередное объяснение. Если вспомнить, что она минуту назад спасла ему жизнь, он едва ли казался преисполненным благодарности. Кулаки принца были сжаты, а лицо перекосилось от гнева.

— Лживая тварь! Благодаря твоим интригам я потерял сегодня трон. Неблагодарная змея! Как ты посмела обмануть меня, заявив, что этот низкий раб — твой муж?

У Ориэллы перехватило дыхание. Откуда он узнал?

— Клянусь Жнецом, ты за это заплатишь! — Рука принца поднялась для удара.

— Оставь ее в покое! — Анвар встал между ними. — Она не лгала, мой принц. Я ее муж.

— Что? — поперхнулся Харин. — Ты хочешь сказать, это правда?

Но Ориэлла была удивлена не меньше. С изумлением и благодарностью она посмотрела на Анвара, а тот по-хозяйски обнял ее за плечи.

— Ну конечно, правда, — ответил он принцу. — Сара солгала. Неужели ты надеялся, что она подтвердит твои слова?

Кроме того, Ориэлла вовсе не лишила тебя трона — наоборот, предложила его тебе, а ты сам его отверг! Мне кажется, ты должен извиниться перед моей женой и поблагодарить ее за то, что она спасла тебе жизнь.

Принц выглядел полностью обезоруженным.

— Я.., я приношу извинения, — опустив глаза, пробормотал он.

— Я должен был догадаться, хотя бы по тому, что ты говоришь на нашем языке, как она… Стало быть, ты тоже колдун?

Ориэлла затаила дыхание. В водовороте событий это как-то ускользнуло у нее из виду. Краешком глаза она заметила, как побледнел Анвар.

— Нет, — поспешно ответил юноша, — я и понятия не имею, почему могу говорить на вашем языке. Наверное, волшебница передала мне этот дар вместе с заклинанием, которое использовала, чтобы вернуть меня из чертогов смерти. Но что же ты будешь делать теперь, мой принц? Может, Ориэлле и удалось на какое-то время напугать твоего отца, но мы не можем рассчитывать, что его испуг будет длиться вечно!

Волшебница посмотрела на Анвара, но тот старательно избегал ее взгляда. Она нахмурилась. Почему юноша так быстро сменил тему? И все же… Анвар не маг, и его объяснение, должно быть, единственно возможное.

Харин взглянул на Ориэллу.

— Неужели ты действительно спалишь Казалим своим проклятием, колдунья? — живо спросил он, но за его напускной веселостью таился страх. — Я отрекся от престола, но казалимцы по-прежнему мой народ. Если бы мой отец не согласился, ты действительно уничтожила бы всех?

— О боги, да нет же! — ответила Ориэлла. — Я даже не имела бы понятия, с чего начать. Но Ксианг-то этого не знает! — Она с улыбкой подмигнула принцу.

Кизал поражение уставился на нее, но потом на его лице проступило облегчение, и он разразился хохотом.

— Да ты.., ты совершенно невозможна!

— Вот и я всегда говорю то же самое, — пожав плечами, сказал Анвар, — но тут уж ничего не поделаешь!

— Прими мой совет и колоти ее почаще. У нее есть привычка верховодить, а для женщины это самое неподобающее качество!

— А что, неплохая мысль! — прорычал Анвар, не обращая внимания на сердитый взгляд Ориэллы. А та рассердилась еще больше, когда принц отнесся к его словам совершенно серьезно.

— Очень хорошо, — сказал он. — Но мне надо еще о многом позаботиться, если мы собираемся до заката оправиться в путь. Возможно, народ моей матери примет меня, если только нам удастся благополучно миновать земли Крылатого Народа. Вы отправитесь со мной, не правда ли? В одиночку вам никогда не пересечь пустыню.

— Думаю, это нам подходит, не правда ли, дорогая? — повернувшись к Ориэлле, поддел ее Анвар, и она поняла, что он хочет отыграться за то, что его поставили в такое дурацкое положение.

— Ну конечно, дорогой, — сладко ответила волшебница, испытывая большое желание пнуть его изо всех сил. Однако ничто не могло омрачить ее радужного настроения. Теперь, когда она нашла Анвара и вернула себе свои силы, ей незачем больше терять время в этих негостеприимных землях. Правда, какое-то время ей еще понадобится помощь Харина.., и Ориэлла почувствовала себя неуютно, вспомнив, что ее долг принцу еще не оплачен.

Едва Харин ушел, она повернулась к Анвару.

— Спасибо, что выручил меня. Юноша пожал плечами.

— Пустяки! У тебя же наверняка были причины солгать принцу.

— Это уж точно! Представляешь, Харин решил сделать меня своей любовницей

— таков здешний закон об одиноких женщинах. Меня серьезно ранили на арене, а он спас мне жизнь. Я была беспомощна, лишилась сил, и мне нужно было еще найти тебя. Так что мне пришлось солгать — он не оставил мне выбора.

Анвар нахмурился.

— Ты хочешь сказать… Не могу в это поверить! Он.., этот ублюдок… — Юноша задыхался от гнева.

Ориэлла положила ладонь ему на руку.

— Нет, — мягко ответила она. — Он не тронул меня, едва я упомянула о тебе, хотя вряд ли ему это понравилось.

— Понравилось или нет, ему лучше смириться с этим — и поскорее!

Ориэлла не удержалась от улыбки при виде свирепого лица Анвара.

— Спасибо тебе, — сказала она, тронутая его поддержкой. — Но все же будь поосторожнее. Без помощи Харина нам не пересечь пустыню. А с ним будет много воинов…

— О боги, ну и положеньице! Но… — неожиданно лицо Анвара исказилось болью. — Это значит, что и Сару заставили…

«Прости, Анвар, — подумала Ориэлла. — Но ради твоего же блага я должна быть честной».

— Ты же видел ее сегодня, — вслух сказала она, — и слышал, что она говорила. Каждый сделал свой выбор. Я воспользовалась Харином, чтобы найти тебя — она могла сделать то же самое через Ксианга, но предпочла потешить свое честолюбие. И если бы сегодня все вышло так, как она хотела, ты был бы уже мертв. Какой должна быть женщина, чтобы решиться сделать такое с человеком, который ее любит?

Анвар содрогнулся, и лицо его стало мрачным и суровым.

— Я тоже так думаю, — только и сказал он.

Глава 28. БЕГСТВО ИЗ ТАИБЕФА

День клонился к вечеру, и во дворце Харина царил полнейший хаос — многочисленная прислуга готовилась к отправлению. Из погребов и сараев извлекали бесконечные бочонки и бурдюки и везли их к реке, чтобы наполнить водой, ибо принц собирался пересечь пустыню. Легкие шелковые палатки были уже сложены и готовы к погрузке на мулов, которых выстроили рядком вдоль стены, ограждавшей просторный двор. Запасались едой для людей и фуражом для лошадей и других вьючных животных. Личная гвардия принца вместе со своими конями заполонила двор, путаясь под ногами и еще больше усиливая царящий беспорядок.

По просьбе Ориэллы, Харин освободил своих рабов, и некоторые решили, остаться и попробовать отыскать свои давно потерянные семьи и друзей, но большинство склонялось к мысли последовать за принцем в изгнание. Его тронула такая преданность, но организовать путешествие по пустыне, в котором должно было участвовать столько народу, оказалось ужасно трудно. Кизал пребывал в постоянном движении, пытаясь одновременно быть повсюду. Вокруг прощались, пировали, разбирали пожитки, ибо все должны были путешествовать налегке, а какая-то лошадь, испуганная шумом и суетой, вдруг вырвалась и пустилась по двору, раскидывая на своем пути людей и грузы без всякого разбора.

Едва оказавшись на дворе, Анвар заткнул уши. «Это невыносимо!» — подумал он. К его крайнему недовольству. принц вызвал на подмогу Ориэллу, лишив волшебницу столь необходимого отдыха, и теперь она говорила с Харином, и Анвар слышал, как она надрывает голос, чтобы тот расслышал ее в страшном шуме.

— Отправляй солдат и лошадей за реку. Пусть собираются на другой стороне! По крайней мере хоть место освободится! Потом займемся остальным!

Харин с признательностью кивнул и отправился к командиру своей гвардии. Чтобы переправить через реку добрую сотню солдат, потребовалась уйма времени, но Ориэлла оказалась права — места действительно прибавилось, и сразу стало легче распределять поручения. Двор был очищен от всех, кто не собирался присоединяться к исходу, мулы нагружены и отосланы к парому, но когда пересчитали животных, Харин встревожился. Анвар с Боаном подошли к нему как раз в тот момент, когда он обсуждал эту проблему с Ориэллой.

— У меня одной прислуги человек сорок, и всем надо обеспечить лошадей! Если учесть тех, что будут везти продукты и воду, у нас остается очень мало запасных и, значит, мы будем очень уязвимы. Нам надо пересечь пустыню до того, как кончится вода и пища, и все же мы не можем двигаться слишком быстро, чтобы не рисковать лошадьми.

— Неужели в пустыне совсем нет воды? — спросила Ориэлла.

— Есть двенадцать оазисов, и нам все равно без них не обойтись, — отозвался Харин. — Это многодневное путешествие, и даже если держаться кратчайшего пути, нам не хватит той воды, которую мы можем взять с собой.

Железный ошейник с Анвара был уже снят, и юноша казался выше с тех пор, как тот исчез, хотя вес стального кольца был ничем в сравнении с тяжестью, что лежала у него на сердце. Принц повернулся к Анвару.

— Ну, как чувствуешь себя на свободе? — спросил он. Услышав насмешку в голосе Харина, юноша понял, что тот специально напоминает ему о его прежнем унизительном положении. Молодой человек холодно посмотрел на принца.

— Я нахожу эту перемену весьма своевременной, — коротко ответил он, намеренно опустив титул Харина.

— Действительно, многое переменилось за столь короткий срок, — ответил Харин, но его насмешливая улыбка сменилась хмурым выражением. — В один и тот же день ты перестал быть рабом, а я перестал быть принцем. Она великая уравнительница людей, твоя волшебница.

— По крайней мере теперь ей не придется быть твоей любовницей, — огрызнулся Анвар.

Харин повернулся к нему, и лицо его потемнело от гнева.

— Как ты смеешь так со мной говорить! Стража, схватить невежу и выпороть его!

— Нет, нет! — поспешно вмешалась Ориэлла. — Он вовсе не хотел проявить неуважение, повелитель. Я уверена, он извинится. — Она бросила преувеличенно свирепый взгляд на Анвара, и юноша вдруг обнаружил в себе какое-то новое, неожиданное упрямство. Сжав губы, он приготовился к решительному отказу, но Ориэлла слегка повернула голову так, чтобы не видел принц, и одними губами прошептала:

— Пожалуйста.

Она выглядела такой усталой и измученной, что Анвару вдруг стало стыдно: у нее и так полно неприятностей. Юноша тяжело вздохнул и пробормотал:

— Прошу прощения, повелитель.

— Ну вот и хорошо, все улажено, — торопливо сказала Ориэлла. По выражению лица Харина было ясно, что улажено далеко не все, но, к счастью, их прервал Язур, который привел с собой еще двоих. Увидев их, волшебница просияла и, раскрыв объятия, бросилась им навстречу.

— Элизар! Нэрени!

— Повелитель, эти люди хотели видеть колд… Госпожу Ориэллу, — доложил капитан.

— По-моему, мы уже где-то встречались? — спросил принц Элизара. Тот низко поклонился.

— Я наставник — то есть был наставником — Арены, мои принц, но теперь Кизу приказал, чтобы Дрену закрыли, а город полон слухов, я люди беспокоятся. Мы услышали, что госпожа Ориэлла отправляется с тобой на север. Когда-то она хотела взять с собой и нас, вот мы и пришли предложить свои услуги, если в них еще есть нужда.

— Ну конечно же! Дорогие мои друзья, я так рада снова видеть вас! Мы можем взять еще двоих, Харин? — Ориэлла умоляюще посмотрела на принца.

Тот нахмурился.

— Похоже, ты собираешь свой собственный двор, волшебница. Сначала мой евнух и это опасное животное, потом твой невежа-муж, а теперь еще и наставник Арены! Если ты останешься здесь подольше, то, того и гляди, сама станешь Кизин.

— Я здесь не останусь, да и ты тоже, — резко ответила Ориэлла, — а тебе нужно радоваться еще одному мечу, — и какому мечу, Харин! Мы рады, что вы с нами, Элизар и Нэрени. Я никогда не забуду вашей доброты!

— У меня есть для тебя кое-что, — сказал Элизар и протянул волшебнице ее бесценный жезл, который остался на арене и о котором она позабыла за время болезни и поисков Анвара.

— Клянусь всеми богами! — воскликнула Ориэлла. — Элизар, ты даже представить себе на можешь, как я тебе благодарна! Наставник посмотрел на Анвара.

— Я вижу, ты все-таки нашла своего мужа. Глаза Нэрени озорно сверкнули.

— Он слишком дорог ей, чтобы быть просто мужем! — Она повернулась к Анвару. — Ты счастливый человек! Знаешь ли ты, что она без конца переживала за тебя и только о тебе и говорила? До чего же я рада, что вы снова встретились!

Анвар был потрясен. Ориэлла и этим людям сказала, что он ее муж? И действительно так переживала за него? Он понял, чего это должно было стоить волшебнице после недавней гибели Форрала.

— Я тоже рад, что она меня нашла, — твердо сказал он, безуспешно пытаясь встретиться глазами с Ориэллой. — И я согласен с тобой — я очень счастливый человек!

— Нам пора отправляться, — холодно напомнил Харин и торопливо зашагал прочь. Анвар схватил Ориэллу за локоть и потащил ее к амбразуре, откуда открывался потрясающий вид на реку, город и величественные холмы на другом берегу.

Ориэлла, вся красная от смущения, выглядела так, будто мечтала, чтобы земля разверзлась и поглотила ее.

— Анвар, прости меня, — торопливо проговорила она, стараясь не глядеть на юношу.

— Что ты, госпожа! Я благодарен тебе. Это большая честь. Она пристально посмотрела на него.

— Значит, ты понял меня?

— Фея Ориэлла, Кизал говорит, что мы должны отправляться сейчас же. Похоже, он порядком раздражен. — Элизар поклонился, извиняясь за свое вторжение.

— Все в порядке. — Ориэлла вздохнула. — Боан уже приготовил нам лошадей.

Анвар жалел, что не может подольше побыть с ней наедине, но времени действительно не оставалось.

Отряд принца переправился через реку в последнюю очередь и присоединился к воинам и прислуге. Кизал собрал настоящее войско. Солдаты Харина окружили слуг и караван мулов, чьей основной ношей была вода — есть во время путешествия предстояло очень мало. Язур, ветеран песков, выехал вперед и, улыбкой приветствовав Ориэллу, обратился к принцу:

— Повелитель, нам надо выехать в пустыню до темноты. Ночная дорога через утесы очень опасна.

Они миновали редкие белые домики, разбросанные вокруг Тайбефа. В предместьях не было ни души — все жители, когда до них дошли дикие и противоречивые слухи, тут же поспешили в город, горя желанием самим выяснить, что же там происходит. За пригородами начинался небольшой подъем, а на вершине холма дорога разветвлялась: правая вела к столице, а левая продолжала неторопливо подыматься к утесам, нависавшим над городом. Вскоре дома скрылись из виду, на заброшенные поля лег красноватый отблеск заходящего солнца. Язур волновался все больше — время поджимало.

Едва увидев узенькую тропинку, высеченную в скале, Ориэлла испуганно ахнула. Казалось, на ней не поместится и один всадник, кроме того, она шла головокружительными зигзагами, буквально вгрызаясь в красные скалы. Подъем был невероятно крут, и кое-где дорога, казалось, парила над пропастью, а в других местах исчезала в огромных каменных колоннах, чтобы неожиданно вынырнуть с другой стороны. Язур выслал на разведку небольшой отряд, и солдаты отсюда уже казались муравьями, карабкающимися по необъятной груди этого каменного колосса.

Командир подъехал к Харину.

— Если ты отправишься вперед, повелитель…

— Нет.

Язур нахмурился.

— Но вы должны подняться первым, государь, пока еще не совсем стемнело. Если Кизу…

— Язур, с нами женщины и дети. Неужели ты считаешь, что я спокойно поеду вперед, а их оставлю карабкаться в темноте? Это же мои люди. Поднимай сначала их и нашу гостью. Если Кизу еще не совсем выжил из ума, он не решится на предательство. — Принц бросил иронический взгляд на Ориэллу.

— Но, государь… — запротестовал командир.

— Выполняй приказ, Язур. Сейчас же!

Воин поехал прочь, на его лице читалось отчаяние. С тех пор, как принц связался с этой колдуньей, он стал еще резче. Может, она заворожила его? Да нет, все это чепуха! Они сражались бок о бок, и Язур успел почувствовать к ней уважение. «Более того, — подумал воин, — она ему нравится. Видро, Харин наконец-то начинает действовать как принц и как мужчина, и придется к этому привыкать».

Ориэлла услышала этот разговор и, в свою очередь, догнала Харина:

— Отлично сказано, мой принц, — за одним исключением. Я буду ждать вместе с тобой.

— Я не позволю тебе…

— Не спорь, Харин. — Она снова бросила взгляд на крутую тропу, и руки ее крепче сжали поводья гнедого коня, которого подарил ей принц. При мысли о том, что придется карабкаться на такую высоту, девушка почувствовала тошноту. — О боги, ну и крутизна! По правде сказать, я не уверена, что вообще одолею ее. — Она состроила гримасу, смеясь рад своим необъяснимым страхом.

— Ориэлла! — запротестовал принц.

— Все будет в порядке. — Знакомый спокойный голос был полон понимания. — По крайней мере ты мне сказала именно так, — продолжал Анвар. — Помнишь, на берегу?

Ориэлла вспомнила, как они балансировали на хвосте мага, вспомнила анварову боязнь глубины — и как она до того рассердилась тогда, что с удовольствием утопила бы его на месте.

— Если смог я, ты и подавно сможешь! — обнадежил волшебницу Анвар. — А я буду рядом.

Ориэлле показалось, что ее очередь подниматься наступила чересчур скоро, хотя они дожидались до самого захода солнца, и долина уже погрузилась в глубокую лиловую тень, а вершины красных утесов горели алым сиянием в закатных лучах. Они спешились, и Язур вручил каждому по факелу, чтобы освещать тропу. Волшебница с большой неохотой взяла свой.

— В одной руке факел, а другой вести лошадь? — возмутилась она. — А как, черт меня побери, я буду держаться?

— Дорога шире, чем кажется, госпожа, — успокоил ее Язур. — Держись подальше от края, и все будет в порядке. Ориэлла бросила на него недоверчивый взгляд.

— Ну-ну, — с сомнением прошептала она.

— Не тревожься, госпожа, — заговорил Анвар. — Я пойду первым, а ты постарайся не отставать. Только не смотри вниз, и все будет хорошо.

Наслушавшись советов, Ориэлла начала восхождение. Тропинка была ровной, а дно пропасти терялось в непроницаемой черноте, но тем не менее волшебница твердо решила не смотреть вниз и уставилась себе под ноги, стараясь не думать о возможном падении. Настоящие трудности начались, когда пришла пора огибать острые углы на поворотах. Лошадь Анвара внезапно исчезла, и перед Ориэллой разверзлась бездонная черная пустота. Один неверный шаг… Девушка отступила, голова у нее закружилась, и она вжалась потной спиной в надежную поверхность утеса, не в силах пошевелиться. Конь, которому не терпелось догнать товарища, мордой подтолкнул девушку вперед, к самой кромке, и она едва не выронила факел.

— Прекрати сейчас же! — Дрожа о» страха, Ориэлла сильно шлепнула коня по носу, и животное попятилось.

— Что там происходит? Почету все встали? — долетел снизу голос Харина. Ориэлла набрала в грудь побольше воздуха. «Не будь неженкой, — прикрикнула она на себя. — Анвар смог преодолеть свой страх перед водой, значит и ты сможешь подняться!» Все равно помощи ждать неоткуда: сзади и спереди путь преграждают лошади…

— Все в порядке, — откликнулась Ориэлла, а про себя подумала: «Хотелось бы мне, чтобы это было правдой!» Изо всех сил прижимаясь к отвесной скале, девушка шажок за шажком обогнула выступ; наказанный конь следовал за ней на почтительном расстоянии. Едва волшебница оказалась за поворотом, перед ней снова легла надежная, уходящая вверх тропинка. После всех переживаний Ориэлла еле держалась на ногах, но впереди был еще длинный подъем, она задерживала других. Стиснув зубы, девушка подняла факел и продолжила восхождение.

Это был изнурительный подъем. Прежде чем достигнуть вершины, им пришлось преодолеть в общей сложности девять поворотов один ужаснее другого, — и чем выше они забирались, тем беспокойнее становились кони. У девушки болели ноги и спина, она задыхалась, каждый шаг давался ей с трудом. Пропасть оказывалась то справа, то слева — тропа петляла из стороны в сторону. Лишь один-единственный раз волшебнице выпала передышка: дорога неожиданно нырнула в утес, к с обеих сторон девушку окружили благословенные каменные стены. Дважды Ориэлла слышала сверху леденящие кровь крики, и мимо в опасной близости проносилось чье-то тело. Жуткий глухой удар внизу всякий раз вызывал у волшебницы дрожь и тошноту.

— Ориэлла! С тобой все в порядке?

Волшебница непонимающе огляделась — вокруг повсюду была ровная земля — она добралась до вершины! Анвар осторожно взял у нее факел и поводья, передал их Боану и, обняв за плечи, отвел девушку подальше от обрыва. Там в тени скал, где никто не мог их увидеть, Ориэлла крепко обняла юношу и спрятала лицо у него на груди. Анвар ласково гладил ее по волосам, пока дыхание ее не успокоилось и она не перестала дрожать.

— Ну вот, — мягко сказал он ей на ухо. — Я же говорил, что ты справишься.

— Ориэлла подняла голову, чтобы посмотреть на него, и едва не разрыдалась.

Харин в одиночестве стоял у края утеса, и в последний раз глядел на страну, где он мог быть королем. В городе начинался праздник. Хвостатыми кометами взлетали фейерверки, наполняя ночь серебристыми искрами, и расцветали в темном небе огромными цветами — красными, зелеными, золотыми. Их мерцающий свет смешивался с языками пламени, поднимавшимися над невольничьим рынком.

— Ты жалеешь, принц? — Ориэлла неслышно подошла к Харину, а Анвар тенью следовал за ней по пятам. — Если хочешь вернуться, я уверена, твой народ с радостью примет тебя.

Он покачал головой.

— У меня нет желания начинать переворот. Кроме того, этот край связан для меня с недобрыми воспоминаниями. Отныне мой путь лежит вперед, а Ксианг обзаведется новым наследником, в этом нет сомнений.

— Только не с новой царицей.

Харин резко повернулся и посмотрел Анвару в лицо.

— Что ты хочешь сказать?

Глаза юноши пылали мрачным огнем.

— Я хочу сказать, государь, что Сара — то есть Кизин — бесплодна. Она солгала твоему отцу так же, как солгала когда-то и мне. При таком положении вещей ты по-прежнему наследник престола, и однажды можешь вернуться — если пожелаешь.

Харин был изумлен.

— Ты уверен?

— Совершенно уверен, мой принц.

— Ориэлла, ты знала об этом?

Волшебница покачала головой — она не меньше Харина была потрясена словами Анвара. Принц откинул голову назад и разразился хохотом.

— Клянусь грехами Жнеца! — воскликнул он в злорадном упоении. — Какой сюрприз ожидает моего папашу! Жаль, что когда он об этом узнает, меня там не будет!

Мысли Анвара определенно двигались в том же направлении. Юноша выглядел опечаленным, и Ориэлла знала, какую тяжесть он носит в сердце, после того как отрекся от Сары. Когда Ксианг узнает, что его супруга бесплодна, Сара станет бесполезна для него, и жизнь девушки может оказаться в опасности. Анвар, хотя и разглядел наконец ее предательскую сущность, все же чувствовал себя виноватым в том, что бросил Сару на произвол судьбы. Интересно, он по-прежнему ее любит? — подумала Ориэлла и тут же задалась вопросом, почему ее так занимает эта мысль.

Караван уже был готов продолжать путешествие, и они снова тронулись в путь. Тропа петляла меж камней, превращенных ветрами в уродливые жуткие изваяния, напоминающие заколдованный каменный лес. Легкий ветерок зловеще свистел и стонал в этом лесу, словно давно забытые души погибших в неизбывной муке оплакивали свои страдания. Даже лошади то и дело вздрагивали и трясли головами.

Приблизительно через час тропинка резко оборвалась, проскочив между двумя высокими скалами, за которыми начинался покатый, усеянный галькой откос, странно поблескивавший при свете восходящей луны. Под ними простиралась пустыня. Не веря своим глазам, Ориэлла затаила дыхание.

— Великие Чатак! — сдавленным голосом воскликнула она. — Неужели это действительно то, что мне кажется?

Повсюду, куда ни глянь, пустыня сверкала. Ветер вздымал вихри мерцающего песка, и те разлетались потоком разноцветных искр — красных, синих, белых, зеленых! Гребни дюн переливались и мерцали, словно сугробы ранним зимним утром. Даже сейчас, когда луна только-только показалась, приходилось прикрывать глаза руками.

— Именно то, — ответил Язур, но восхищенная Ориэлла уже успела позабыть свой вопрос. — Пустыня сплошь состоит из драгоценных камней и драгоценной пыли. Видишь, как она блестит? Вот почему нам придется двигаться по ночам — днем мы моментально бы ослепли. Мы будем останавливаться задолго до рассвета, ибо к тому времени, когда встанет солнце, все должны быть надежно укрыты.

Но даже ночью необходимо было беречь зрение. Всем раздали специальные головные уборы, и Язур показал, как это делается: надо было натянуть прозрачную ткань на лицо, а другим концом прикрепить ее к повязке. Ориэлла обнаружила, что тонкий материал позволяет все видеть и при этом прекрасно защищает глаза от ослепительного сияния. Даже лошадям и мулам нацепили шарфы из той же самой ткани, а вот Шиа отказалась связываться «с такой чепухой». Она все еще дулась на то, что ей пришлось взбираться по крутой тропинке последней, чтобы не пугать лошадей.

— Не нужны мне ваши человеческие фокусы, — с отвращением заявила она Ориэлле. — Я кошка, и мои глаза привыкнут.

Они плыли в мерцающем море самоцветов, в своих странных бледных покрывалах и просторных балахонах похожие на кавалькаду призраков. Копыта лошадей поднимали облака мелкой драгоценной каменной пыли, и за караваном тянулся след, сияющий, подобно холодному пламени. Что это за камни, которые могут давать такое ослепительное сияние? — подумала Ориэлла и тут же выбросила эту мысль из головы. Словно от радостной красоты резвящихся китов, замирало сердце от странной прелести этого края. Но девушка знала от Язура, что пустыня столь же прекрасна, сколь и смертоносна. В считанные минуты мог подняться страшный смерч, и острые грани несомых ветром самоцветов в несколько мгновений могли «обглодать» человека до костей. Кроме того, поговаривали, что это море драгоценностей привлекает драконов.

— Драконов? — У Ориэллы захватило дыхание. — Здесь есть драконы?

— Так говорят легенды, — пожал плечами Язур. — Я слышал, в пустыне им легче прокормиться. Ты знаешь, что они питаются солнечным светом?

— Сказки! — фыркнул Анвар. — Я поверю в его, только когда увижу собственными глазами.

— Молись, чтобы этого никогда не случилось, — со всей серьезностью отозвался казалимец. — Ходят слухи, что драконы нелюдимые и капризные создания, их легко разозлить и лучше оставить в покое.

Они ехали всю ночь и под конец так устали, что даже не могли разговаривать. Наконец Язур, бросив взгляд на, казалось бы, неизменный горизонт, объявил, что пора остановиться и разбить лагерь. Ориэлла совершенно выбилась из сил. Неужели только вчера утром она вырвала Анвара из лап смерти? За минувшие сутки произошло столько событий, что у нее не было ни минуты передышки. Девушка спешилась, чувствуя, как подгибаются колени, и обрадовалась, что больше от нее ничего не требуется. Боан мгновенно оказался рядом и увел лошадь, а воины Харина быстро и умело поставили легкие шелковые палатки. Для лошадей и мулов соорудили отдельное укрытие, ибо ни одно живое существо не могло оставаться на солнце в дневные часы.

В суматохе Ориэлла потеряла из виду своих друзей, за исключением, конечно, Шиа, которая, словно тень, следовала за ней. Получив скудную порцию воды и еды, волшебница отправилась на поиски Анвара и нашла его сидящим в одиночестве у входа в небольшую палатку. Рядом лежал бурдюк с водой, а еда стояла нетронутой. Юноша невидящими глазами смотрел на освещенный факелами лагерь. Его утомленное лицо было красивым и печальным. Ориэлла уже собралась уйти, чтобы не мешать ему, но Анвар — уже в который раз! — почувствовал ее присутствие.

— Знаешь, — промолвил он, не поворачивая головы, — ты ни разу не сказала: «Я же говорила тебе».

— Да я бы скорее отрезала себе язык! — запротестовала Ориэлла. — Зачем же бередить твои раны? Анвар вздохнул.

— Да, ты бы не стала. Ты слишком благородна. Ты предупреждала меня насчет Сары, а я, вместо того чтобы послушаться, оттолкнул тебя. И вот что из этого вышло.

— Анвар, мне нельзя было бросать тебя. Все мой проклятый характер! Я никогда себе этого не прощу.

— Значит, нас уже двое таких, — мрачно усмехнулся Анвар. — О боги, почему я был так слеп и не видел, кому из вас можно доверять? Знаешь, сегодня я много думал, вспоминал, как ты защищала меня в Академии от Миафана, как относилась ко мне, когда я был твоим слугой. Помнишь, ты вышла в метель после Солнцеворота, чтобы купить для меня гитару, — и что же я? — Казалось, юноша дивится собственной глупости. — Я говорил тебе оскорбительные слова, я оттолкнул тебя — потому, что защищал Сару. А что сделала ты? Ты спасла меня от смерти, ты объявила меня своим мужем, а она лишь жаждала моей гибели, чтобы самой стать королевой! Боги, какой же я страшный дурак, Ориэлла! Слепой, тупоголовый болван! — Его трясло, и Ориэлла обняла юношу, успокаивая, как он успокаивал ее на вершине утеса. Анвар склонил голову ей на плечо, и она погладила его вьющиеся светло-русые волосы.

— Знаешь, что бы я сделала, будь мы с тобой в Нексисе? — мягко сказала волшебница. — Я бы обошла с тобой все таверны и накупила бы тебе больше выпивки, чем ты видел за всю свою жизнь. Форрал всегда говорил, что для разбитого сердца — это единственное лекарство.

Горизонт на востоке начал светлеть, и занимающаяся заря заставила их укрыться в палатке. Ориэлла задернула занавеску, и ослепительный свет померк. Анвар робко улыбнулся.

— Если когда-нибудь мы доберемся до города, я с удовольствием приму твое предложение — но должен признаться, что разбитое сердце тут ни при чем, — я страдаю от разочарования, унижения и злости на самого себя, за собственную легковерность. — Его губы скривились. — Я не могу простить себе, что подвел тебя.

Ориэлла сжала его руку.

— Не упрекай себя, Анвар, все уже позади. Сара была возлюбленной твоей юности — и ты любил ее. Разве ты виноват, что она изменилась? Лучше ляг и поспи. Может, когда ты отдохнешь, все представится тебе в лучшем свете.

Юноша невольно усмехнулся.

— Вот видишь, ты снова печешься обо мне. А мне казалось, что все должно быть как раз наоборот.

— Ничего, ты тоже на кое-что годишься! А теперь — спать, а не то!..

— А не то ты натравишь на меня свое чудовище? — Анвар обеспокоенно покосился на Шиа — в тесноте палатки пантера казалась просто огромной.

— Не волнуйся, она хороший друг и присмотрит за нами обоими, — Ориэлла протянула руку чтобы погладить лобастую голову Шиа, и была вознаграждена сонным мурлыканьем.

— Он мне нравится, — сказала пантера.

— Правда? — Ориэлла была удивлена. Шиа никогда не говорила ничего подобного о ком-нибудь другом, даже о Боане.

— Мне он тоже нравится.

Волшебница повернулась к Анвару, но тот уже спал, разметавшись на подушках. Несмотря на мерцающую пыль, покрывающую лицо молодого человека, было видно, что он устал, изможден и придавлен своим горем. Повинуясь порыву, Ориэлла протянула руку и нежно коснулась его щеки. И вдруг, как и в лагере невольников, у нее бешено забилось сердце. Что-то на мгновение изменилось и тут же вновь встало на место. Словно обжегшись, девушка отдернула руку, и в этот момент некая волна неведомой силы прошла сквозь нее, и была эта сила очень похожа на ту, что когда-то освободила энергию браслетов Затбара. Какое-то время Ориэлла сидела совершенно неподвижно, недоверчиво глядя на свою ладонь и дожидаясь, когда восстановится дыхание, а сердце снова станет биться ровно, как обычно.

— Ты тоже почувствовала это? — спросила она у Шиа.

— Что именно? — сонно отозвалась та.

— Ладно, пустяки! — Ориэлла попыталась собраться с мыслями, но почему-то перед ее внутренним взором вдруг встало лицо Форрала, нежное и сияющее, каким оно было в тот первый день их близости. Горе и одиночество пронзили девушку с такой силой, что она невольно застонала. Измученная и запутавшаяся, волшебница дала волю слезам и вскоре, не переставая плакать, заснула.

А где-то посреди долгого яркого дня Анвар вдруг пошевелился и застонал, мучимый каким-то кошмаром. Его рука коснулась руки волшебницы. Та, не просыпаясь, крепко сжала ее, и юноша перестал метаться. В таком положении и застал их Харин — лежащих рядом рука в руке. Он долго смотрел на них, пока сонная Шиа не открыла один глаз. Принц поспешно отступил и задернул клапан палатки. И поскольку человек удалился, не сделав попытки причинить им вреда, Шиа впоследствии забыла рассказать об этом визите.

Глава 29. КРЫСЫ В КАНАЛИЗАЦИИ

Старая пекарня так изменилась, что, окажись здесь сейчас Анвар, он едва ли узнал бы родные пенаты. После смерти жены Торл утратил покой. Его магазинчик в Пассаже был уничтожен пожаром, и ему пришлось вернуться в свою тесную пекарню на задворках города. Но без Риа и Анвара дела шли все хуже и хуже, и, несмотря на все усилия Берна спасти дело, которое ему предстояло унаследовать, пекарня медленно разваливалась — штукатурка осыпалась, крыша нуждалась в починке. Внутри прочно обосновались грязь и паутина, а стены давно уже требовали ремонта.

«Неудивительно, что мы растеряли покупателей», — с отвращением думал Берн, доставая из печи завтрашний хлеб. Торл стал теперь вздорным, угрюмым стариком и больше не желал рано вставать, чтобы каждый день печь свежий хлеб. Да, по правде говоря, едва ли стоило это делать. Берн, нахмурившись, посмотрел на кучу черствых буханок, сваленных у окна. Вся округа знала, в каких условиях нынче готовится когда-то знаменитый хлеб Торла, и никто не желал к нему даже притрагиваться.

Именно в этот момент в пекарню вошел и сам объект мрачных размышлений Берна. Пламя в печи ярко вспыхнуло, и вслед за Торлом в комнату влетело облако клубящегося снега; крупные хлопья вспыхивали, как искры, при свете фонаря. С подачи Волшебного Народа новый Совет постановил, что уличное освещение — излишняя роскошь, и в темных переулках расцвела преступность, а людям приходилось постоянно таскать с собой собственные фонари.

— Веселая ночка, — проворчал Торл. — Проклятая зима!

— Вытри ноги, отец! — автоматически крикнул Берн, хотя и знал, что это бесполезно. Торл, как всегда, пожал плечами и начал складывать черствый хлеб в мешок.

— Схожу в таверну, — пробормотал он. — Харкас возьмет эти сухари для свиней.

— Отец, хватит! — запротестовал Берн. — Так дальше продолжаться не может. Если бы ты не пропивал деньги, которые дает тебе Харкас, можно было бы уже давно сделать ремонт и печь хлеб, который стали бы есть люди. Кроме того, не больно-то много он тебе и платит. В последнее время ты и напиваешься-то редко.

— Не суйся не в свое дело, Берн!

— Не в свое дело? Это дело — все что у меня есть, а ты позволяешь ему вот так ни за что ни про что развалиться! Торл нахмурился.

— Ну и что? Что толку вкалывать, если этот проклятый Волшебный Народ высасывает все соки из города! Там налоги, тут пошлины… Да я скорее сожгу это все к дьяволу, чем положу хоть грош в мошну магов!

Не на шутку встревоженный, Берн примирительно предложил:

— Слушай, отец, может, и мне сходить с тобой, а? Я бы не отказался от кружки пива, а там глядишь, может, нам бы удалось вытянуть из Харкаса побольше денег. Ну, что скажешь?

— Нет! — резко выкрикнул Торл и тут же смущенно отвернулся. — Только не сегодня, ладно, Берн? На улице грязно, а у тебя был тяжелый день. Зачем тебе тащиться по сугробам просто для того, чтобы составить мне компанию? Отдыхай. Сходим в другой раз. — И не успел сын и глазом моргнуть, как пекарь был уже за дверью.

— Что он там еще затеял? — пробормотал Берн, и, торопливо прикрыв печь, накинул на плечи залатанный плащ, зажег фонарь И вышел из пекарни. Отцовские следы четко отпечатались на снегу, и юноша рысью пустился вдогонку.

Торлу было очень холодно. В одной руке он держал мешок, в другой — фонарь, так что ему никак не удавалось поплотнее завернуться в плащ. Пытаясь запахнуть его, пекарь выронил мешок, и буханки посыпались на снег. Чертыхаясь, он остановился и начал собирать их.

— Проклятый Ваннор, — ругался Торл. — И какого дьявола я этим занимаюсь, если у него кончилось золото? — По правде говоря, пекарь, конечно, знал, какого дьявола: Торл помогал Ваннору и его товарищам из чистой ненависти — он горел желанием отплатить Волшебному Народу за разрушенную семью, разорение и исковерканную жизнь, а с такими мыслями десяток черствых буханок и известная доля риска — невысокая цена за сладкое чувство мести.

Ваннор со своими людьми скрывался в лабиринте туннелей, вырытых уровнем выше основных стоков, служащих для того, чтобы отводить талый снег и воду после ливней. Более чистые, чем собственно канализация, они должны были оставаться достаточно сухими, по крайней мере, до весны. В северной части города у Волшебного Народа было мало сторонников, так что повстанцы получали все необходимое от тех, кто жил наверху. Водосток под домом Торла был идеальным местом, а учитывая горькую ненависть пекаря к Волшебному Народу, ему можно было доверять. Кроме того, в пекарне обычно горел огонь, и немного тепла проникало под землю, хоть чуть-чуть согревая промерзшие туннели. Карлек, в прошлом гарнизонный механик, провел трубу, выходившую прямо в печь, так что повстанцы могли разводить огонь, не опасаясь предательского дыма. И, конечно, пекарь регулярно снабжал их хлебом. «Вот уж действительно,

— подумал Торл, — благодаря мне, Ваннор неплохо устроился».

Идти было недалеко. Обогнув пекарню, Торл нырнул в узкий переулок, идущий вдоль высокой стены конюшни. Он тщательно осмотрелся, но сюда обычно никто не захаживал. Поставив мешок, пекарь нагнулся и, кряхтя, поднял крышку люка, который был устроен прямо в мостовой. Прихватив с собой хлеб и фонарь, Торл спустился в колодец и задвинул за собой крышку. Он даже и не подозревал, что за ним наблюдают.

Берн с трудом мог поверить своим глазам: его папаша полез в канализаций Он быстро вышел из своего укрытия и побежал к люку как раз в тот момент, когда из шахты донесся приглушенный голос Торла.

— Это я. Послушай, мне надо увидеться с Ваннором. Похоже, мой сын начинает что-то подозревать.

Берн замер. Ваннор? Купец был объявлен вне закона, и по всему городу ходили слухи, что он собирает войско против Волшебного Народа. Берну потребовалось лишь несколько секунд, чтобы прийти к очевидному заключению, которое решало все его затруднения. Торл будет казнен за измену и навсегда убран с дороги — да к тому же, должно быть, за донос полагается награда. Можно будет начать новое дело… Берн стремительно вскочил. Куда же бежать? В Академию? Нет, гарнизон ближе. Они поймают одновременно и смутьянов, и Торла. Но сначала нужно позаботиться о награде. Новый командующий, Ангос, говорят, был грязным наемником — такой и родную мать продаст, назови только цену! И что такого, если он со своими воинами обеспечит Берну наследство? То и дело поскальзываясь на подтаявшем снегу, сын Торла со всех ног кинулся в гарнизон.

— Говорю тебе, она жива! — Миафан ударил костлявым кулаком по теплому пледу, покрывавшему постель, и лицо его, перечеркнутое повязкой на выжженных глазах, исказилось от гнева.

Браггар наклонился к Элизеф и прошептал ей на ухо:

— Ты уверена, что вместе с глазами она не спалила ему и мозги?

— Что ты сказал?! — Миафан с поразительной точностью повернулся к магу Огня и поднял руку. С его пальцев стремительно потек холодный туман, собрался тусклым облачком у башмаков Брагтара, а потом принял образ блестящей змеи, которая резво поползла вверх по его ногам. Браггар усилием воли подавил крик и попытался сделать отводящие пассы, но слишком поздно: свирепая голова оказалась на уровне его лица. Змея зашипела, обнажив острые клыки, из которых сочился яд.

— Нет, нет, Миафан! — поспешно крикнула Элизеф. — Он не это хотел сказать! Он уже раскаивается!

— Она права, Владыка! Я.., я прошу прощения! — еле слышно прохрипел Браггар. Змея исчезла. Миафан злобно засмеялся, но тут же оборвал смех.

— Так какие же у тебя предложения по этому поводу? Волшебница нахмурилась.

— По поводу Брагтара, Владыка?

— Да нет же, идиотка! По поводу Ориэллы! Она возвращается! Возвращается за мной, за всеми нами! Она преследует меня во сне, и в глазах ее — смерть…

— Владыка, такого просто не может быть! — запротестовал Браггар. — Она же утонула во время бури. Мы все это почувствовали…

— Но недостаточно сильно! — рявкнул Миафан. — Совсем не так, как когда твой болван Деворшан дал себя убить! Элизеф непроизвольно ойкнула, а он снова усмехнулся.

— О, я с самого начала знал о вашей затее все. Может, я и слепой, но, да будет тебе известно, здесь от меня ничто не ускользнет.

— Это к делу не относится, — бесстрастно произнесла Элизеф. Ориэлла мертва. Какая разница, что мы недостаточно сильно почувствовали ее уход? В конце концов нас разделял океан, не говоря уже о том, что все мы были потрясены, ведь она напала на тебя.

— Элизеф, ты просто дура! — взорвался Миафан. — Ориэлла жива и представляет колоссальную угрозу! Если мы хотим сохранить то, чего добились, ее необходимо остановить. — Руки Верховного вцепились в кристалл, висевший у него на шее. — А что с этим проклятым Анваром? Уж он-то точно пережил этот ваш идиотский шторм.

— Да кто такой, черт подери, этот Анвар? — вмешался Браггар.

Элизеф недоуменно пожала плечами:

— Понятия не имею.

— Он слуга госпожи Ориэллы, — донесся из угла почтительный голос Элевина. Мажордом почти неотлучно ухаживал за своим хозяином, и они забыли о его присутствии. — Мой господин никогда не любил беднягу, — продолжал он, — хотя тот был самым прилежным парнишкой, которого я когда-либо…

— Заткнись! — выпалил Миафан. — Да, против моей воли она сделала этого ублюдка своим слугой. Я хочу, чтобы он умер, вы слышите меня? Голову на кол! Вырвать сердце из груди! Тело разрубить и втоптать в землю! Я хочу…

— Тише, тише, Владыка, — пробормотала Элизеф, протягивая ему бокал вина.

— Мы с Браггаром позаботимся об обоих, обещаю.

— Да не об Ориэлле, тупица! Я желаю, чтобы ее привели ко мне живой. Я хочу ее… — Миафан похотливо облизнулся и мечтательно замурлыкал. Браггар открыл было рот, но Элизеф сделала ему знак молчать.

— Не тревожься. Владыка, — сказала волшебница. — Можешь спокойно доверить это дело нам. Останься с ним, Элевин. — И, взяв Браггара за руку, увлекла его прочь от постели Владыки.

Когда они выходили из комнаты, Элевин почтительно поклонился.

— Еще вина, господин? — слуга взял бокал из руки Миафана, и, вытащив из кармана клочок бумаги, высыпал его содержимое, зеленоватый порошок, в вино. Затем протянул бокал Миафану. — Этот сорт лучше, не правда ли, повелитель?

Миафан сделал глоток и почмокал губами.

— Неплохо, неплохо… Я не узнаю винограда, но очень неплохо…

Внезапно он обмяк, повалился на подушки и тихонько засопел. Элевин вытащил у него из пальцев бокал и выпрямился. Вся его услужливость немедленно испарилась. Осторожно выглянув в коридор, он прокрался к покоям Элизеф, и, приложив ухо к стене, прислушался.

Апартаменты волшебницы представляли из себя чисто выбеленную комнату, просторную, но скудно обставленную; мебель можно было назвать элегантной, но она была неудобной, и ее явно не хватало. Браггар примостился на деревянном стуле, в душе проклиная Элизеф за ее упорное стремление изображать перед всем миром этакую скромницу. Он знал, что дверь в дальнем конце комнаты ведет в роскошную спальню: ковры, шелковые драпировки и все такое — поистине храм наслаждения! Маг с неприязнью вспомнил, что с тех пор, как Элизеф начала интересоваться Деворшаном, ему, Браггару, было наотрез отказано в доступе в это святилище. О, как он был счастлив, когда этот хилый юнец погиб!

— Вина? — Элизеф достала бокалы из шкафа в углу.

— А покрепче ничего нет? Волшебница возвела очи к потолку.

— Ты слишком много пьешь, Браггар, — отрезала она. — Как я могу на тебя положиться, если ты постоянно подшофе?

— Заткнись и дай мне выпить! — прорычал Браггар. «Ну погоди, — подумал он. — Когда-нибудь я заставлю тебя заплатить за все твои шуточки! И тогда ты будешь умолять о снисхождении — или больше того!» Эта мысль в сочетании с бокалом крепкой настойки, который Элизеф неохотно вручила ему, принесла некоторое успокоение.

— Ну, так что ты думаешь? — резкий голос Элизеф рассеял приятные мечты. — Я вижу, тебя уже нет смысла спрашивать, — добавила она, усаживаясь в кресло перед камином с бокалом белого вина в руке.

— Какая жалость, что тебе больше некого спросить, — огрызнулся Браггар и с удовлетворением отметил, как скривилось от гнева ее лицо. — Что я могу сказать? Ясно, что в башке у Миафана что-то повредилось. Как она могла остаться в живых?

Элизеф нахмурилась.

— Я так не думаю, — сказала она. — Вспомни, как близки они были? Уж если кто и знает, жива ли Ориэлла, так это он.

— Чепуха! Старый дурак впал в детство, и ты это знаешь. Мы должны положить конец его страданиям и сами взять власть.

— Браггар, дубовая твоя голова! — огрызнулась Элизеф — Верховный нужен нам как прикрытие. Он позаботился распустить слухи, что именно его магия уничтожила призраков Чаши. Нам удалось протолкнуть Навиша в представители купцов, а этот тупоголовый наемник, Ангос, за деньги сделает все, что угодно, но долго они не протянут, если за ними перестанут видеть Владьжу Смертные боятся его как огня, но если он вдруг исчезнет, я не представляю, как удержать город в руках.

— Но если он всего лишь прикрытие, почему же мы пляшем под его дудку?

Элизеф сделала глоток вина.

— Как правило — нет, но если Ориэлла действительно уцелела, нельзя допустить, чтобы она вернулась. Может, Миафан и хочет оставить ее в живых, но я не хочу. Я уже все обдумала. Нам известно, где она была в море, а зная силу и направление бури, легко вычислить, что если она жива, то сейчас наверняка в Южных Царствах.

— Юг! Как же ты собираешься ее там найти? — возразил Браггар. — Даже если бы мы могли отправить туда войска, южане сочли бы это вторжением, а война нам сейчас совсем некстати! Кроме того, я слышал, что они не любят магов, и если Ориэлла действительно там, то все решится само собой.

— Зачем полагаться на случай, когда у нас есть и другие средства? — Элизеф лукаво посмотрела на него. Браггар знал: волшебница ждет, пока он спросит, что она имеет в виду, а потом снова уличит его в глупости. Отказавшись играть в ее игру, маг одним махом проглотил содержимое своего бокала и встал, чтобы налить себе новую порцию.

— Ты всегда слишком много о себе воображала, — сказал он.

— Как ты смеешь! — Элизеф ухватила наживку. — Я единственная в мире могу управлять погодой, и если я займусь этим, там вообще вряд ли кто-нибудь уцелеет, не говоря уже об этой рыжеволосой стерве. Я изучила карты, — уже спокойнее продолжала она. — В Южных Царствах полно горных цепей, огромных пустынь и даже джунглей, если заглянуть подальше на В таких условиях испортить погоду ничего не стоит. Песчаная буря или неожиданная метель в горах легко решат нашу задачу. «, тому же это ослабит южан, и завоевать их будет легче легкого, — добавила она.

— Элизеф, перестань! — бутылка в руках Браггара дрогнула, н настойка пролилась на пол. — Ты изменишь погоду повсюду, н уйдут столетия, чтобы восстановить равновесие.

Элизеф пожала плечами.

— Ну и что? Кого волнует, если мы потеряем пару тысяч смертных? Чем меньше их, тем легче ими управлять, а нам теперь известно заклинание сохранения Финбарра, и мы заставим Элевина запасти в катакомбах еду и наложим на нее чары. К тому же у нас теперь не так уж много ртов.

О боги, да она маньячка! Браггар был одновременно поражен и испуган. Когда-то именно он был душой всех этих интриг, но теперь, когда пришло время действовать, его энтузиазм несколько поостыл. Легко рассуждать об отрицательной магии теоретически, но столкновение с теми тварями из Чаши заметно поколебало уверенность Браггара. Маг отхлебнул настойки, вспоминая ужасных призраков. Как Элизеф может оставаться такой спокойной? Эта женщина, на вид такая хрупкая и изящная, с легкостью говорит о вещах, от которых его бросает в дрожь. Давешнее видение, в котором волшебница была униженной и завоеванной, растаяло как утренний туман. Он начинает проигрывать, теперь Браггар это понимал. Его единственная надежда в том, чтобы держаться Элизеф и ждать, когда она достигнет предела своих возможностей. Тогда, может быть, наступит его черед. Он решил изменить тактику.

— Может, ты и права… — Браггар резко замолчал, встревоженный легким покалыванием в затылке, ему показалось, что снаружи долетел какой-то звук. Опрокинув стул, он быстро пересек комнату и распахнул дверь.

— Браггар, ты чего?

Маг Огня оглядел пустую лестницу и закрыл дверь, озадаченно качая головой.

— Мне показалось…

Элевин, плотно вжавшийся в стену за поворотом, вздохнул ( облегчением. Еще бы секунда, и… На мгновение мажордом задумался, не вернуться ли к двери, но решил, что не имеет смысла рисковать. Он уже услышал достаточно, и все это надо передать кому следует. Элевин заторопился вниз и вышел из башни.

Боги! Эта проклятая зима длится уже целую вечность! После нескольких часов, проведенных в тепле, Элевин дрожал от холодного ветра. Пока он занимался Верховным, выпал свежий снег, но сейчас небо было чистым, и резко похолодало. Ломкий наст предательски трещал под ногами, и Элевин нервно поглядел на окно. Если они выглянут наружу… Он никогда не сможет объяснить, что ему понадобилось в библиотеке, да еще и ночью. Миафану теперь книги ни к чему, насмешливо подумал мажордом.

После гибели Финбарра библиотека стояла пустой и заброшенной. Заклинания сохранения, требующие постоянного обновления, уже начали исчезать, и, войдя, Элевин услышал шорох, напоминающий шелест листьев. Это торопливо разбегались по углам мыши и тараканы. Мажордом печально покачал головой. Финбарр был бы в ужасе. Невосполнимая мудрость многих столетий, которую он оберегал с таким умением и заботой, стала поживой для мышей! «Надо уговорить кого-нибудь этим заняться», — подумал Элевин. Больно было видеть, как бесценные фолианты Финбарра тлеют под покровом пыли и паутины, и это просто неуважение к памяти архивариуса — позволить делу всей его жизни вот так пойти насмарку. Но, по правде сказать, об этом просто некому было позаботиться. Большинство слуг в ужасе бежали еще в Ночь Смерти, как ее окрестили горожане, и лишь немногие осмеливались даже близко подходить к Академии. Элевин еле-еле справлялся с самыми насущными делами, — где уж тут найти свободного слугу, чтобы занялся книгами.

Не решаясь зажечь свет, мажордом ощупью пробирался через длинную пыльную комнату. По дороге он наткнулся на угол стола и упал, опрокинув стоящий рядом стул. Мажордом тихонько выругался. Если бы только у него было ночное зрение магов, или, на худой конец, взошла бы луна! Наконец он добрался до противоположного угла и захлопал ладонями по стене, отыскивая резную дверь, ведущую в подземелья. Найдя ее, Элевин с улыбкой вытащил из кармана затейливый ключ. Элизеф с Браггаром воображали, что все ключи от архивов у них, и никого не хотели пускать в подземелье. Да оно и неудивительно, если вспомнить, что там спрятано! Но они не знали, что Финбарр снабдил Анвара своим собственным ключом, а Элевин нашел его среди скудных пожитков юноши, оставшихся после того поспешного бегства с Ориэллой. Мажордом вошел в катакомбы и тщательно запер за собой дверь.

Стены коридора на ощупь казались ледяными, и Элевин с трудом зажег фонарь. Огниво то и дело норовило выскользнуть из озябших пальцев, и в конце концов он с проклятием опустился на колени и принялся шарить по полу. Как все изменилось! В старое доброе время он три шкуры спустил бы со слуги, осмелившегося выругаться в Академии. Но это было давно, а теперь он превратился в шпиона и изменника. Времена меняются, и мы меняемся с ними.

Наконец Элевину удалось зажечь фонарь, и в его золотистом свете даже холодный воздух коридора показался теплее. Благодарение богам! Мажордом побаивался оставаться в темноте наедине с этими призраками. Хотя они и обезврежены, очень просто вообразить, что слышишь, как они шевелятся.., просыпаются… Элевина всего трясло, когда он осторожно пробирался по лабиринту под Академией. Проходя мимо комнаты, где были собраны призраки, он постарался не дышать и ускорил шаги.

Клинок со свистом рассек темноту меньше чем в дюйме от его лица. Элевин отскочил назад, чуть не выронив фонарь от страха.

— Это же я, болван! — прошипел он. — Откуда ты, черт побери, взялся? Ты чуть не отрубил мне нос!

— Извини, — из-за угла, широко улыбаясь, вышел Паррик, бывший начальник кавалерии. — Кажется, я старею. Это должна была быть твоя голова, а не только нос.

Но Элевину было не до смеха:

— Почему ты не дождался в обычном месте? А вдруг вместо меня тут оказался бы кто-нибудь из магов? Паррик пожал плечами.

— Ты опоздал, — с упреком сказал он. — Я чуть задницу себе не отморозил, вот и решил подвигаться, чтобы не закоченеть на месте.

— Ну ладно. — Мажордом вздохнул. Теперь понятно, откуда он нахватался таких выражений. — У меня есть новости. Только пойдем подальше, там безопаснее и можно поговорить спокойно.

— Не пойму, чего ты так дергаешься, — проворчал Паррик. — Кто в здравом уме сунется сюда, да еще ночью? Клянусь, у меня уже сосульки растут на кончике…

— Паррик!

Начальник кавалерии хихикнул.

Та часть подземелья, которую обнаружил Анвар, представляла из себя небольшую цепочку естественных пещер на дальнем конце мыса. Теперь сокровища отсюда вынесли, и шаги двух человек гулко отдавались под мрачными сводами. Древние охранительные заклинания были сняты, и в пещеры уже начали просачиваться грунтовые воды. Темные стены, усыпанные ледяными кристаллами, ярко блестели в свете фонаря, а пол под ногами был скользкий и ненадежный. Элевин покрепче сжал светильник, чтобы тот не выпал из окоченевшей руки, и в который раз пожалел, что Финбарра уже нет в живых — тогда пещеры освещал магический свет, а специальные заклинания не пускали сюда холод и сырость.

— Видишь? Я же тебе говорил! Здесь холоднее, чем в сердце шлюхи. — Паррик вытащил из угла остатки деревянного сундука и уселся на них, жестом пригласив Элевина присоединиться.

— Ты не принес с собой чего-нибудь пожрать? Или бутылочку? — с надеждой спросил он.

— Извини, Паррик. Не было возможности. Я знаю, удобств у вас маловато, но у меня есть новости, которые подогреют тебя не хуже бутылки. — Элевин улыбнулся, растягивая удовольствие. — Говорят, волшебница Ориэлла жива!

Реакция Паррика на это сообщение была самой неожиданной: пожилой, видавший виды кавалерист уставился на мажордома, и на глаза его навернулись слезы. Внезапно Паррик отвернулся, закрыл лицо руками и начал всхлипывать, как ребенок.

— Паррик! — Пораженный Элевин поставил фонарь и положил руку на плечо маленькому человечку.

— Прости, — задыхаясь проговорил Паррик и со смущенным видом вытер лицо.

— Не ожидал такого от старого разбойника, правда? — Он сглотнул комок в горле. — Но, клянусь богами, я так любил эту девчонку! Мы все ее любили — ее и Форрала! Мы думали, они оба убиты — а тут еще Ваннор сказал, что она носила ребенка Форрала… Элевин, это чудо! Черт возьми, чудо! — Паррик горячо схватил старика за руку. — Где она? Что с ней?

Элевину очень не хотелось омрачать радость воина.

— Не очень-то надейся, Паррик. Это неточно. Но Миафэ настаивает, что она жива, и ее слуга — тоже.

— Молодой Анвар? Ну ты меня убил! Впрочем, Форрал всегда говорил, что он стоящий парень.

— Но это еще не все. Верховный считает, что Ориэлла где-то в Южных Царствах.

— Где-где? Да как, тысяча чертей, ее туда занесло? Элевин рассказал Паррику, что подслушал в коридоре.

— Теперь ты видишь, насколько серьезно положение, — резюмировал он. — Если Элизеф действительно возьмется за погоду, это станет катастрофой для всего нашего народа — самой грозной, какую только видели со времен Катаклизма.

Паррик нахмурился.

— Да, это меняет дело. Конечно, я поговорю с Ваннором, но думаю, мы и так скоро уйдем из города. Чего доброго, начнется оттепель, а, кроме того, здесь мы слишком близко к Академии, чтобы собрать настоящую силу. Но когда Ориэлла вернется…

— Ты думаешь, она вернется? — удивился Элевин.

— Ориэлла? Конечно, вернется! Какой океан удержит эту девчонку после того, как Миафан убил Форрала? Бьюсь об заклад, она уже на пути сюда и спешит разделаться с Верховным. И когда она объявится, будет на что посмотреть!

— Паррик! Ведь речь идет о Волшебном Народе, — возразил Элевин. — Это будет не так-то просто.

Начальник кавалерии спустился с неба на землю.

— Знаю. Вот почему Ориэлле понадобится войско. В одиночку ей не справиться, а мы тоже не можем обойтись без мага. Ну а вместе… Как бы там ни было, я должен немедленно известить Ваннора, — он задумчиво посмотрел на старика. — Послушай, почему бы тебе не пойти со мной? Если мы уйдем, шпион нам больше не потребуется, а здесь тебе постоянно грозит опасность.

Элевин покачал головой, хотя искушение было велико.

— Мне лучше остаться. Если я неожиданно исчезну, Элизеф с Брагтаром заподозрят неладное и начнут меня искать, а это может быть опасно и для вас. К тому же, если вы решите напасть на Академию, вам нужен будет кто-нибудь внутри.

— Ну до этого еще далеко!

— Ничего не поделаешь. Не беспокойся, со мной все будет в порядке. Кроме того, Миафан зависит от меня. Когда я вижу его, слепого и искалеченного… Да, конечно, он сам виноват, но все-таки порой кажется таким беззащитным…

Паррик стиснул руку мажордома.

— Элевин, ты очень помог нам, и все мы тебе признательны, но…

— Дело не только в этом. В Академии меняется ветер. Знай, Паррик, теперь следует больше всего опасаться Элизеф.

— Запомню. Ориэлла всегда ненавидела эту суку. Значит, ты уверен, что не хочешь пойти со мной?

— Не могу. Паррик кивнул.

— Хорошо. Ты храбрец, Элевин, — или болван. Форрал всегда повторял, что между тем и другим не такая уж большая разница. Прощай, мой друг. Мы будем молиться за тебя. Ваннор постарается время от времени посылать тебе весточку.

— Ваннор? А ты?

— Я? Лично меня вдруг потянуло на юг. Там теплее! — Начальник кавалерии подмигнул и, подхватив свой фонарь, исчез в дальнем конце пещеры, оставив опешившего Элевина в одиночестве.

Канализация пронизывала весь город вдоль и поперек, соединяя величественную и надменную Академию с самыми скромными жилищами. Конечно, не самое приятное место, чтобы залечь на дно, но зато это давало возможность шнырять под самым носом у Волшебного Народа, и, кроме того, не составило труда пробить тонкую перемычку, отделявшую канализацию от Архивов. Дыру предусмотрительно сделали в углу, где скала, образовывала изгиб, так что отверстие скрывалось в глубокой тени выпирающего камня. Паррика, из-за его маленького роста, назначили связным. Держа в руке фонарь, кавалерист протиснулся в узкий сток. К счастью, благодаря холодной погоде, равно как и тому, что в Академии сейчас было довольно малолюдно, запах чувствовался не слишком сильно, но кавалерист все же старался дышать пореже. Конечно, человек со временем может ко многому привыкнуть, но всему есть свои пределы!

Проходящий под мысом Академии сток соединялся с главным каналом. Проржавевшие штыри старой лестницы, служившей для осмотров, выпирали, острые и опасные, из стены, отмечая то место, где когда-то был люк. Паррик прицепил фонарь к поясу, натянул кожаные перчатки, чтобы защитить руки от шершавого железа, и начал очень осторожно карабкаться вверх. Любая ссадина или порез могли оказаться смертельными. Опасность заразиться была велика, и повстанцы уже потеряли двух человек: один погиб от крысиного укуса, а другой — от столбняка.

По обе стороны грязного, вонючего канала шли небольшие бордюрчики для смотрителей. Паррик порадовался, что уровень воды не слишком высок, ибо как-то раз ему пришлось взбираться под потоком льющегося сверху дерьма и повторять этот подвиг бравому кавалеристу не хотелось. Оказавшись в туннеле, он направился к своему кривобокому плоту. Вода стояла низко, и воин мог вернуться вплавь, но когда уровень грязной жижи достигал высшей точки, путешествие приходилось проделывать по узкому скользкому бордюру, в постоянном страхе оступиться и рухнуть в вонючую канаву. Единственным источником света служил фонарь, болтавшийся на поясе. Паррик вздохнул, взял шест и двинулся в путь через сеть туннелей, ведущих к убежищу повстанцев.

Он уже почти достиг цели, как вдруг услышал приглушенные звуки схватки. У него дрогнуло сердце. Великий Чатак, нет! Паррик причалил, на ходу пытаясь взвесить все возможности. Кто их предал? Нет, это потом. Давно ли началась атака? Сколько там врагов? У них было преимущество внезапности, но они плохо ориентируются в этих туннелях. Перепрыгнув на бордюр, Паррик погасил фонарь. Пока глаза привыкали к темноте, проверил ножи — по одному в каждом рукаве — и вытащил из-за голенища длинный кинжал. Меч он оставил в ножнах. Это будет рукопашный бой. Паррик с усмешкой скользнул вниз и начал пробираться по вонючему каналу, по пояс в ледяной жиже, держась за бордюр, чтобы не поскользнуться на слизистом налете, покрывающем дно.

Если бы ему не нужны были сведения, часовой умер бы на месте, но сейчас он просто опрокинул стоявшую на часах женщину в канал, и, прежде чем она успела опомниться, резко развернул ее и приставил к горлу кинжал.

— Сколько вас? — пророкотал он. — Отвечай! Девушка замерла.

— Великий Чатак — я узнаю этот голос! — воскликнула она. — Паррик, это действительно ты?

— Да, провалиться бы тебе! А теперь отвечай на вопрос!

— Паррик, это же я, Сангра! Да простят нас боги, но ходили слухи, что ты мертв. Да убери же свой проклятый нож и дай мне обнять тебя!

Она так бурно ликовала, что Паррик моментально поверил ей, да и сам он тоже обрадовался: Сангра была его старым другом — большая, шумная, крепкая девушка, чьи прелести не могла скрыть ни одна боевая куртка. Ах, какие пирушки они закатывали в былые деньки! Паррик заулыбался, убрал нож, и прежде, чем девушка повернулась к нему, успел запустить руку туда, где ей, в общем-то, не полагалось находиться.

— Ну вот теперь я точно знаю, что это ты! — Сангра плакала и смеялась и в конце концов так крепко обняла кавалериста, что у того хрустнули кости. Они поцеловались, не обращая внимания, что по ним ручьями течет вонючая жижа.

Наконец Паррик неохотно выпустил девушку из объятий. — Сангра, что здесь происходит?

— Пекарь, ублюдок, предал вас — то есть Ваннора. Мы же не знали, что и ты здесь, Паррик. Остальные тоже с тобой?

— Да, но совсем немного.

— О боги! Нужно скорее предупредить наших. Мы не станем драться со своими.

— Узнаю мою девчонку! Давай, быстрее!

Солдаты гарнизона уже загнали горстку воинов Ваннора в тупик, но те отчаянно сопротивлялись. Почти все факелы успели потухнуть, и в наступившей полутьме было непросто отличить своих от чужих. Однако Сангре это прекрасно удавалось. Они с Парриком ринулись в самую гущу битвы. Кавалерист, с его гибким телом, без труда проскальзывал между сражающимися. Его метод был прост: он щадил всех, кого узнавал, а любой незнакомец получал удар ножом. Сангра тем временем перебегала от одного воина к другому, перебрасываясь короткими репликами со старыми товарищами Форрала. Перемена происходила на глазах: с радостными лицами воины гарнизона обращали свое оружие против безжалостных наемников Ангоса.

Все закончилось очень быстро. Повстанцы Ваннора, получив передышку, смогли перейти в наступление, и наемники оказались меж двух огней. Паррику удалось пробиться к купцу и объяснить Ситуацию. Вскоре над грудой мертвых наемников произошла трогательная встреча старых друзей Форрала.

Если Ваннор и изумился, обнаружив, что, его маленький отряд пополнился несколькими десятками отборных бойцов, то держался он невозмутимо, и когда Паррик представил ему Сангру, купец приветствовал девушку с подчеркнутой любезностью, мужественно не обращая внимания на тот факт, что та вместе с начальником кавалерии только что окунулась в канализацию.

— Если бы мы знала, что вы все здесь, — извинилась Сангра, — мы бы давно присоединились к вам. Несладко нам пришлось с тех пор, как Ангос привел в гарнизон наемников. Но, честно говоря, мы считали, что должны остаться. Мы решили, что Форрал поступил бы также, ибо мы давали присягу, и к тому же кому-то ведь надо было защищать людей от жадности этого Ангоса, да и Волшебного Народа тоже. — Она посмотрела на Паррика. — Так что же нам теперь делать? У Ангоса полно людей, он ждет у входа в туннель, и теперь, когда ему известно, что вы здесь, тут больше нельзя оставаться.

— Надо идти на север, — раздался решительный женский голос. — Выбраться из города не так уж трудно. Ангос не сможет следить за всеми стоками. Нас примут Ночные Пираты.

Ваннор поморщился.

— Дульсина, неужели ты никогда не перестанешь командовать?

Высокая темноволосая женщина усмехнулась.

— Нет, пока у меня есть воздух в легких, — бодро отозвалась она. — Кроме того, Занна соскучилась по тебе, ведь одних писем маловато. Пора тебе снова увидеться с дочерью.

— Подожди-ка! — вмешался Паррик. — Ты знаком с Ночными Пиратами? Настолько, что доверил им свою дочь? г-Начальник кавалерии беспомощно закатил глаза. — Да помилуют меня боги! Эти проклятые контрабандисты вечно сидели занозой у Форрала в боку! Мы с ног сбились, пытаясь выяснить, где у них гнездо, а ты, оказывается, все знал!

Ваннор подмигнул.

— А как же, ты думаешь, я нажил свое состояние? Паррик расхохотался.

— Хитрец! Ты использовал их, чтобы торговать с южанами. Шелка, драгоценности и прочее, правда?

— Надо же человеку как-то зарабатывать на жизнь, — пожал плечами купец. — Кроме того, сейчас мое преступное прошлое оказалось весьма кстати. Ну ладно, пошли.

Среди повстанцев жертв было немного, но выбравшись из водостока, Паррик обнаружил тело Торла с ножом в спине, плавающее лицом вниз в вонючей канаве. Он вздохнул. Старик, конечно, был себе на уме, но для повстанцев сделал немало. И все же, может, оно и к лучшему: по крайней мере, пекарь так и не узнал, что его предал собственный сын. Или узнал? При ближайшем рассмотрении Паррик заметил, что в спине у него торчит не солдатский кинжал, а длинный кухонный нож с зазубренными краями, наверняка взятый из пекарни.

Повстанцы решили выбраться из города по канализации, а затем спуститься вниз по реке к Норбету, следуя тем же путем, что и Ориэлла. Там они свяжутся с агентами Яниса, который пришлет за ними корабль. Путешествие оказалось кошмарным. Ветераны канализации привыкли к прогулкам по скользким бордюрам, но новичкам пришлось нелегко. Через каждые несколько минут раздавался всплеск, за которым следовал поток ругательств — это кто-нибудь падал в канал и его приходилось оттуда вытаскивать. Воины относились к этому с юмором, но Паррик был встревожен — он слишком хорошо знал, как велики шансы подхватить здесь какую-нибудь скверную болезнь.

Когда они миновали сток, соединяющий канализацию с катакомбами под Академией, Паррик с облегчением вздохнул. Теперь уже до выхода рукой подать. Едва сдерживая тошноту, он плелся в хвосте отряда, и инстинкты, обострившиеся за многие годы службы, говорили ему, что за ними следят. Чепуха, твердил он себе, Ангос не смог бы пробраться сквозь этот лабиринт, но ощущение не проходило. Не в силах больше выносить неизвестность, воин слегка поотстал.

— Поймал!

Закутанная в плащ фигура, несмотря на высокий рост, оказалась стройной и хрупкой. На воина не похоже. Паррику ничего не стоило одолеть незнакомца, к тому же парень, казалось, был один». Неожиданно, к глубочайшему изумлению воина, из-под плаща раздался приглушенный визг. Баба! Кавалерист только-только собрался отдернуть капюшон, но тут послышались торопливые шаги, и из-за поворота показался Элевин с фонарем. Увидев пленницу Паррика, он широко заулыбался.

— Слава богам, ты ее нашел! — воскликнул он.

— Нашел кого? — При свете фонаря Паррик поднял капюшон и вскрикнул:

— Волшебница Мериэль! Та плюнула ему в лицо.

— Убери от меня свои лапы!

— Что происходит? — К ним торопливо приближался Ван-нор в сопровождении Сангры и Дульсины. — Паррик, мы думали, ты пропал! Боги, а она-то как тут очутилась?

— Не лезь не в свое дело, смертный!

— Она бежала из Академии. — Волшебница с Элевином заговорили одновременно, и тут же замолчали, недовольно глядя друг на друга.

— Сбежала, говоришь? — Взгляд Ваннора перебегал с Элевина на Мериэль и обратно. — Может, кто-нибудь все-таки объяснит мне, что происходит?

— Все очень просто, — холодно произнесла целительница. — Я не смогла исцелить глаза Миафана, и эта стерва Элизеф меня заперла.

— Не смогла или не захотела? — ухватился за ее слова Паррик. Мериэль бросила на него надменный взгляд.

— Его глаза погублены навсегда. Но даже если бы и была возможность излечить его, я не стала бы этого делать после того, как его твари убили моего Финбарра. — Ее голос охрип от ненависти. — Как бы там ни было, сегодня ночью мне удалось бежать. Я шла за Элевином и слышала, как он сказал тебе, что Ориэлла жива. Я должна найти ее.

— Она жива? Гром и молния) Почему ты ничего мне не сказал? — Ваннор повернулся к Паррику.

— Не было времени, — отозвался тот, — с этой схваткой…

— Схваткой? — Теперь пришла очередь Элевина вмешаться. Ваннор кивнул.

— Нас предали, — пояснил он.

— Вы оба должны идти с нами, — вставил Паррик. — Тебе нельзя больше здесь оставаться, Элевин, а ее небезопасно иметь у себя за спиной.

— Минуточку, — Ваннор посмотрел в лицо Мериэль. — Зачем тебе понадобилась Ориэлла?

— Ей нужна моя помощь, — отозвалась та. — Миафан наложил проклятие на ребенка. Она носит под сердцем чудовище.

— Что! — взорвался Паррик. — Гад! Я убью его!

— Спокойно, Паррик! — Чтобы помешать кавалеристу немедленно устремиться назад в туннель, Ваннору потребовалась вся его сила. — Сейчас не время! Сначала нам нужно добраться до безопасного места, а потом уж заниматься этим.

Они двинулись вперед, догоняя своих товарищей. Сангра и Паррик возглавляли шествие. Начальник кавалерии все еще кипел от гнева и отчаяния. Дульсина взяла Мериэль под свою опеку. По дороге Элевин задержал Ваннора, чтобы их не услышали остальные.

— Послушай, — сказал он. — Может, Мериэль и говорит правду, но предупреждаю тебя, будь осторожен. Сейчас она выглядит нормальной, но с тех пор, как умер Финбарр, она абсолютно не в себе. Ты имеешь дело с сумасшедшей, Ваннор, и что бы ни случилось, не доверяй ей.

Глава 30. ЧЕРНАЯ ПТИЦА

На закате принц и его спутники наспех перекусили и снова двинулись в путь. Хотя луна еще не взошла, но света было предостаточно. Алмазная пыль мерцала и переливалась всеми цветами радуги, так что закат продолжался еще долго после того, как солнце исчезло за горизонтом. Нежно шелестел песок под легким ночным ветерком, а дорогу то и дело пересекали прозрачные столбы холодного пламени, ожившего в звездном свете. Ориэлла была необычно молчалива и сосредоточенна, а Анвар, ехавший рядом с ней, не переставал удивляться уверенности, с которой Язур находил дорогу в этих на первый взгляд однообразных землях. Подстрекаемый скукой и любопытством, юноша догнал начальника стражи и спросил его об этом. Под покрывалом Язура блеснула улыбка.

— А, — ответил он. — Это волшебство моего народа. За бесчисленные поколения Пустыня впиталась в нашу кровь. — Язур рассмеялся. — Я шучу, друг мой. Есть много способов, поверь мне — сам ландшафт, рисунок дюн под набегающим ветром — но в основном я нахожу дорогу по звездам.

Анвар усмехнулся.

— А я об этом и не подумал — наверно, из-за того, что звезды здесь другие. Язур поднял бровь.

— Звезды другие? Как странно! Послушай, Анвар, неужели у тебя на севере все по-другому? Расскажи мне о своей родине.

Анвар улыбнулся и задумался, с чего же начать. На севере все было настолько по-другому, что можно было бы проговорить всю ночь, но в этот момент его конь споткнулся, заржал от боли и захромал, вздымая клубы мерцающей пыли. Анвара резко швырнуло вперед, и ему с трудом удалось сохранить равновесие и не выпустить поводья. Язур отчаянно выругался, поймал уздечку и, успокоив испуганного скакуна, заставил его остановиться. Анвар соскользнул на землю. Животное дрожало и поджимало заднюю ногу.

— Кровь Жнеца! Он охромел! — Язур оторвался от поврежденного копыта, но лицо его выражало не сожаление, а ужас.

— Что такое? — раздался над ними резкий голос Харина, и Язур мрачно ответил:

— Конь Анвара пострадал. Харин пожал плечами.

— Жаль, — холодно сказал он. — Ты знаешь, что делают в таких случаях.

— Но, Ваше Высочество…

— Займись этим, Язур. Воин вздохнул.

— Мне жаль, Анвар, — тихо проговорил он. — Будь хоть какой-нибудь другой способ…

— Что ты имеешь в виду? — встревожился Анвар: Язур так печально смотрел на него — будто на мертвеца.

— Таков закон пустыни. — Голос Харина звучал холодно и безжалостно. — Запасных лошадей нет — последних мы отдали друзьям твоей госпожи, а воды у нас мало, и мы не можем задерживаться на пути к следующему оазису. Закон пустыни гласит, что тебя надо оставить здесь.

— Как ты сказал? — Никто не видел, как подъехала Ориэлла, положив руку на эфес меча. Она откинула покрывало, и глаза ее сверкнули грозным шальным светом. Волшебница угрожающе надвинулась на Харина.

— Если ты воображаешь, что я позволю тебе оставить Анвара одного в этой пустыне, то ты ошибаешься, принц.

— Госпожа, не вмешивайся. Закон для всех один, — по знаку Харина их окружили воины с арбалетами наизготовку. — Неужели ради одного человека ты станешь сражаться со всей моей армией? — вкрадчиво спросил принц.

Ориэлла устремила на него уничтожающий взгляд:

— Не пытайся угрожать мне, — прошипела она, а Шиа, стоявшая рядом, подтвердила ее слова зловещим рычанием. Волшебница ткнула пальцем в сторону принца. — Я могла бы достать тебя, прежде чем меня коснутся стрелы. Может, теперь передумаешь?

— Опустите оружие, — рявкнул Язур, и отлично вышколенные воины мгновенно повиновались своему капитану.

— Как ты смеешь! — взорвался Харин.

— Просто у него больше здравого смысла, чем у тебя, — спешившись, отозвалась Ориэлла. — Уверена, мы сможем решить эту проблему и не прибегая к насилию, Харин. Ну-ка, дайте-ка мне взглянуть на лошадь.

Анвар держал коня, а волшебница, сосредоточенно нахмурясь, опустилась на колени, чтобы осмотреть поврежденное копыто.

— Хммм, — тихонько пробормотала она, — ничего не видно.., но что это?

На глазах у Анвара ее руки начали светиться слабым голубовато-фиолетовым сиянием, которое передалось и копыту его скакуна. Сосредоточенность Ориэллы была настолько глубока, что казалось, захватила и зрителей. Никто не пошевелился, не издал ни малейшего звука. И когда напряжение стало совсем невыносимым, послышался глухой хлопок, и что-то выскочило из копыта прямо волшебнице на ладонь.

— Ну вот, — сказала Ориэлла, обращаясь к скакуну. — Так-то лучше. А теперь залечим рану. — Голубоватое сияние вспыхнуло и исчезло, девушка выпрямилась, утирая потный лоб, а лошадь поставила копыто на землю — сначала осторожно, а потом уже увереннее.

По рядам воинов пробежал шепот. Ориэлла внимательно изучила загадочный предмет, и лицо ее исказилось от гнева. Она протянула Язуру маленький серебристый кусочек металла.

— Обломок лезвия, если не ошибаюсь, — мрачно сказала волшебница. — Его воткнули в копыто и с каждым шагом.., бедное животное, наверное, испытывало адскую боль. Тот, кто это сделал, знал, что лишившись лошади, Анвар будет обречен на смерть. Это не несчастный случай, а покушение на убийство!

Язур был вне себя от ярости.

— Я приношу свои извинения, Анвар, что допустил такое. Клянусь, виновный будет найден и наказан. С тобой все в порядке, госпожа?

— Все прекрасно. — Ориэлла едва держалась на ногах.

— Позволь, я помогу тебе, — Язур подсадил волшебницу на коня, и девушка встревоженно повернулась к Анвару:

— Держись рядом, — сказала она. — Пока не выяснится, кто это, мы не можем зря рисковать. Я попрошу Боана быть твоим телохранителем. — Девушка уверенно развернула свою лошадь, подняв ее на дыбы, и ускакала в облаке сверкающей пыли, выкликая евнуха.

Харин презрительно рассмеялся.

— Телохранитель, ну да! Нянька тебе нужна, Анвар, а не телохранитель! Остался бы ты лучше рабом — или евнухом. Мужчины не прячутся всю жизнь за женскими юбками.

— Ты… — Анвар рванулся к Харину, готовый вырвать принца из седла, но его остановил Язур, вцепившись ему в рукав.

— Нет, Анвар! — торопливо проговорил тот. — Ты что, не видишь — он нарочно тебя дразнит! Если ты бросишься на принца, его воины схватят тебя, и тогда никакая госпожа не сможет тебе помочь.

Анвар заставил себя успокоиться и сделал несколько глубоких вдохов, хотя его всего трясло от ярости. Юноша посмотрел прямо в глаза Харину.

— В другой раз, — прорычал он и, повернувшись спиной к принцу, вскочил на коня.

Анвар ехал рядом с Боаном, отгородившись ото всех стеной гнева. И по мере того, как они продвигались вперед, гнев поглощал все остальные чувства. Неужели ему никогда не суждено стать хозяином собственной судьбы? Сначала слуга, потом раб, а теперь, кажется, даже меньше, чем ничто! Анвар чувствовал себя обязанным Ориэлле, но тем унизительнее было ощущать свою зависимость от нее. А ведь когда-то он обещал Ваннору присматривать за ней! Что за ирония судьбы! Всю долгую томительную ночь тяжелые мысли не давали юноше покоя.

— Анвар?

Молодой человек был так поглощен своими думами, что не заметил, как Язур подал сигнал к остановке. Он поднял глаза и увидел, что Ориэлла, покачиваясь в седле, откинула покрывало, и лицо ее было белым как мел. Юноша знал, что беременность поглощает волшебные силы, и занимаясь конем девушка смертельно устала. Темное чувство вины прибавилось к багровому гневу, сжигавшему его душу.

— Госпожа, позволь мне помочь тебе. — Быстро спешившись, он подбежал к ней. «По крайней мере я могу выполнять обязанности слуги», — с горечью подумал он.

— Все в порядке, — Ориэлла соскользнула на землю, подчеркнуто не обращая внимания на протянутую руку.

Анвар стиснул зубы и схватил ее лошадь под уздцы.

— Я позабочусь. Иди, отдыхай.

— Справлюсь сама, — она попыталась забрать поводья, но юноша сердито вырвал их.

— Я же сказал, что все сделаю!

— Да в чем дело? — Ориэлла отступила на шаг и ошарашенно уставилась на него.

— Ничего. Я же, черт возьми, слуга! Значит, я займусь лошадью. Все считают, что я только на это и способен.

Волшебница пристально посмотрела на него, потом ее губы сжались, и она подозвала Боана.

— Боан, не мог бы ты забрать лошадей? Мне надо поговорить с Анваром.

Евнух увел животных, а Ориэлла, сопровождаемая Шиа, которая ни на шаг не отходила от нее, пошла вперед, очевидно, ожидая, что Анвар последует за ней. Неизвестно почему, но от этого юноша разозлился еще больше.

Люди Харина заканчивали устанавливать палатку. Ориэлла отвела Анвара в сторону.

— А теперь, — сказала она, — объясни мне, что происходит?

— Что происходит, что происходит? — взорвался Анвар. — Что именно ты имеешь в виду?

— Ну например, почему ты так злишься?

Ее спокойный тон только подливал масла в огонь — ведь юноша ожидал, что его бешенству будет противопоставлен пылающий гнев.

— Хорошо! — вскричал он. — Если хочешь знать, меня тошнит от того, что ты постоянно меня спасаешь. Я не глуп, не слаб, не беспомощен. Я мужчина, не хуже других, но ты не даешь мне и шагу ступить без твоей опеки!

— Но, Анвар, — возразила Ориэлла, — что же мне оставалось делать? Я же не могла оставить тебя умирать в лагере, а сегодня мне пришлось использовать свои силы, чтобы помешать Харину избавиться от тебя. Неужели ты предпочел бы…

— Вот именно! — При этих словах Анвар так и подскочил. — Твои силы! Проклятые силы Волшебного Народа! Ну что ж, позволь сказать тебе, госпожа — у меня тоже были силы! В моих жилах течет кровь магов, но Миафан похитил их у меня и превратил в простого слугу.

Охваченный гневом, Анвар не заметил, как изменилось лицо Ориэллы, и даже не обратил внимания на то, что мучительное заклятие Миафана впервые не сработало. При мысли о Верховном Маге юноша утратил всякий контроль над собой. Сжигаемый ненавистью, он видел перед собой только Миафана — самодовольного и злорадствующего, вешающего себе на шею кристалл, в котором томились силы Анвара, в то время как сам Анвар в агонии корчился на полу. Видение было настолько реальным.., слишком реальным!

Святые боги — это было реально! Перед глазами юноши все поплыло и затуманилось, словно он стоял на месте, а мир летел назад, так быстро, что детали расплывались. Откуда-то из невообразимого далека до него долетел голос Ориэллы.

— Анвар, нет! — Мир вздрогнул и остановился, и молодой человек оказался в слабоосвещенной комнате. Перед ним был спящий Миафан с белой повязкой на глазах, а на шее у Владыки, мягко поблескивая в свете лампы, висел кристалл. Не в силах остановиться, Анвар потянулся к этому чудесному камню.., ослепительная вспышка многоцветного сияния — и неистовая, горячая, радостная сила охватила его тело. Он был в кристалле — кристалл был в нем — кристалл был им!

Миафан издал крик ярости — боли — жестокой потери. Анвар кинулся бежать, мир снова понесся вспять расплывшимся пятном небывалых цветов, но Верховный Маг — уже не старый и слепой, а сильный и могучий — преследовал юношу по пятам, словно демон, порожденный темным страхом. Анвар физически ощущал жар его гнева. Он несся — но куда? Как найти дорогу назад? А Миафан все ближе.., ближе… И вдруг огромный заряд энергии, подобный копью ослепительного света, пронесся мимо Анвара и вонзился в Верховного Мага, отбросив его назад, вниз, прочь…

— Идем! — услышал Анвар голос Ориэллы и с облегчением последовал за ее сияющей тенью. Беззвучный взрыв, тяжелый удар, и юноша оказался в палатке на полу.

Волшебница лежала рядом. Она открыла глаза и взгляд ее пригвоздил юношу к полу. Анвар набрался смелости и посмотрел ей в глаза. Он увидел гнев и смятение, и, что хуже всего, болезненный, удушающий страх за его жизнь, который вплетался в мучительное воспоминание о более раннем и более глубоком горе. Казалось, глаза Ориэллы превратились в бездонные лесные озера, и он видит тени рыб, снующих под водой.

— Ты знаешь, что ты сделал? — прошептала она. — Как тебе это удалось?

Анвар не мог ответить. Он чувствовал себя необыкновенно уязвимым, будто лежал на краю глубокой пропасти. Казалось, пол под ним тает и уплывает, и юноша в ужасе ухватился за руку волшебницы.

Ориэлла села и пристально вгляделась в его лицо.

— Закрой глаза, — сказала она, и голос ее вдруг стал резким. — Сосредоточься на своем теле. Ты вернулся слишком быстро и не успел как следует слиться с самим собой. Почувствуй свое тело, Анвар. Почувствуй, как бьется твое сердце, ощути твердую почву под собой и горячий воздух в палатке. — Волшебница подалась вперед, придвинув свое лицо почти вплотную. Анвар смотрел в ее сероватые глубокие глаза, видел длинные, плавные изгибы ресниц, четкую арку бровей, гордые, будто высеченные из мрамора, высокие скулы и ястребиный нос. Алмазная пыль, словно звездный дождь, блестела в осеннем золоте ее волос, и юноше вдруг очень ярко и живо вспомнился тот день после Солнцеворота, когда она стояла на ступенях башни, увенчанная бриллиантами снежных хлопьев.

— Думай о своем теле, а не о моем! — колко заметила Ориэлла, и Анвар вспыхнул. Он забыл, что она может видеть его мысли так же отчетливо, как и он ее.

— Все в порядке. Мне уже лучше. — Юноша старательно избегал ее взгляда.

— Отлично, — отрезала она, — потому что тебе придется дать кое-какие объяснения.

В этот момент вошел Боан с покрывалом на глазах, чтобы спастись от дневного сияния. Он принес им еду и воду. Лицо его выражало упрек: гигант был недоволен их беспечностью.

— Ох, Боан, что бы мы без тебя делали? — улыбнулась Ориэлла, и евнух ушел, сияя от удовольствия. — Ешь, — приказала волшебница Анвару. — Скитания вне тела отнимают прорву энергии.

Анвар, дрожа, поспешно схватил кусок вяленого мяса.

— Так вот, что я сделал? Ориэлла вздохнула.

— Да, Анвар, — сказала она с вымученным терпением. — Именно это. А теперь, во имя всего святого, объясни мне наконец, что происходит?

Вспомнив Миафана, Анвар застыл с куском в руке.

— Он.., он не сможет догнать нас, ведь правда?

— Нет, — заверила его Ориэлла. — Я слишком сильно ударила его. Он не сразу найдет свое тело. Жаль, что я не смогла покончить с ним, но когда мы вне тела, то переходим на другой уровень реальности. Маг может навсегда остаться там, если в его отсутствие тело уничтожат, но убить там нельзя. Как бы то ни было, забудь о Миафане. Давай-ка поговорим о тебе.

Дрожащим от волнения голосом Анвар рассказал о смерти Риа и о том, как обнаружил свои силы. Он поведал ей, что сделал с ним Миафан, и закончил историей о том, как бежал с кухни и встретил в гарнизоне Ориэллу.

Волшебница смотрела на него с открытым ртом.

— Это чудовищно! — Она стукнула кулаком по полу, и вид у нее был совершенно ошеломленный. — Как посмел Миафан решиться на такое? Если бы я только знала! Если бы ты только мог мне рассказать!

— Возможно, я бы все равно не рассказал, — пожал плечами Анвар. — Тогда я тебе не доверял. Я думал, что ты не лучше других и заодно с Миафаном. Теперь-то я знаю правду. — Он сглотнул комок в горле.

— Хотелось бы мне знать, как тебе удалось сломать заклятие, — вернулась Ориэлла на грешную землю. — И что случилось, когда ты вырвался прочь из тела.

— На второй вопрос я могу ответить. — И юноша рассказал ей о том, что сделал.

— Ты получил их назад? — Ориэлла уставилась на него, как громом пораженная. — Неудивительно, что Миафан взбесился. — Она щелкнула пальцами.

— Взбесился! Ну конечно! Анвар, до меня только что дошло, как все получилось. Чтобы заклятие, вроде того, что наложил на тебя Миафан, работало, ты должен верить, что пострадаешь, если хотя бы откроешь рот, но сегодня ты был настолько зол, что ярость заставила тебя забыть о последствиях, а гнев дал тебе толчок, необходимый для обретения свободы.

Анвар был сражен.

— Так ты хочешь сказать, — медленно произнес он, — что это всего лишь самовнушение?

— Ну конечно, нет. Твое смирение было только частью заклятия, и если бы Миафан находился где-нибудь поблизости, я сомневаюсь, что тебе когда-нибудь удалось освободиться. Но он был далеко, а его силы, должно быть, ослабило мое нападение. Стечение обстоятельств и ослепляющий гнев дали тебе шанс, а твои силы влекли тебя к себе. — Она замолчала, глядя на него как на незнакомца. — О боги, я никак не могу в это поверить, Анвар. Ты — маг.

— Неужели это так много значит для тебя? — Слова прозвучали излишне резко, и Анвар понял, что боится, смертельно боится, как бы она, как и Миафан, не стала смотреть на него словно на некое чудовище.

— Нет! — быстро и страстно воскликнула Ориэлла, но тут же отвела глаза. — Да, — вздохнула она. — Это ужасно, Анвар. Ты.., его сын…

— Никогда не говори этого! — прорычал Анвар. — Я ему не сын, и никогда им не буду. Моя мать была одной из тех смертных, которых он презирает. Ты знаешь, что он сделал со мной.., с тобой и с Форралом. Неужели ты думаешь, что я могу стать таким же, как он?

Ориэлла со стыдом отвернулась.

— Дура я, вот что, — сказала она наконец. — Ты прав — о боги, ты прав! Ты не способен на подобное зло. Ты был такой же жертвой, как Форрал и я. — Волшебница протянула ему раскрытую ладонь. — Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, Анвар?

Юноша с облегчением принял ее руку.

— Моя родная, дорогая госпожа! Я скорее убил бы себя, чем стал магом, подобным Миафану, но я не боюсь стать магом, подобным тебе. Напротив, я надеюсь, мне удастся им стать. Если только.., если только ты сама будешь учить меня.

— Я? — Глаза девушки вспыхнули от удовольствия.

— Тебе придется признать, что я несколько ограничен в выборе наставника.

— Ты… — пылко начала Ориэлла, и Анвар расплылся в улыбке. Волшебница залилась звонким смехом. — Хитрец! — шутливо упрекнула она. — Я вижу, мне придется ко многому привыкать заново, но если ты действительно хочешь, я почту за честь быть твоим наставником, мой друг.

— Конечно, хочу! Из всего Волшебного Народа ты единственная, кого бы я выбрал.

С того памятного дня их путешествие вошло в новую колею. Отныне в дневные часы волшебница учила Анвара использовать и контролировать свою силу, а Шиа охраняла их уединение. Ориэлла была уже на четвертом месяце, и они знали, что у них остается мало времени. Если она не сможет учить его на своем примере, то и теоретические занятия тоже придется ограничить. Первым делом предстояло определить, в какой области лежат таланты Анвара, и Ориэлла с изумлением обнаружила, что силы юноши тоже охватывают весь спектр магии, хотя слабые и сильные стороны его дара были иными, нежели ее собственные. Основные таланты Ориэллы принадлежали стихиям Огня и Земли — а вот для Анвара овладеть этими областями магии оказалось труднее всего. Зато он превосходно справлялся с магией Воздуха, и Ориэлла подозревала, что, будь у них побольше подручного материала, юноша неплохо показал бы себя и в магии Воды. А так как эти две области, по традиции, сливались, образуя магию Погоды, с течением времени Элизеф могла оказаться лицом к лицу с серьезным соперником. Но это было дело далекого будущего, а пока Анвар оставался всего лишь зеленым новичком, и ему предстояло пройти еще долгий путь.

Каждый день, пока лагерь спал, Ориэлла заставляла юношу проделывать бесконечные упражнения до тех пор, пока оба они не выбивались из сил. В свое время Паррик научил волшебницу дремать прямо в седле, и теперь она передала этот ценный опыт Анвару. По ночам учитель и ученик двигались в полудреме, не сомневаясь, что их спутники присмотрят за лошадьми. Это вызвало уйму двусмысленных замечаний со стороны Язура, Элизара и особенно Нэрени, но они с удовольствием потакали фривольным домыслам о своих развлечениях в часы отдыха, ибо это было безопаснее, чем раскрыть тайну вновь обретенных Анваром сил.

Один за другим ослепительные дни и мерцающие ночи яркими бусинами нанизывались на нить путешествия. К своему величайшему неудовольствию, Язур ни на шаг не продвинулся в поисках несостоявшегося убийцы, но, возможно, именно благодаря возросшей бдительности дальнейших покушений на жизнь Анвара не последовало. Харина они почти не видели. Чем больше миль ложилось между принцем и его королевством, тем вспыльчивее и раздражительнее он становился, и теперь даже его собственные люди старались держаться подальше от Кизала. Но, по крайней мере, принц оставил Анвара и Ориэллу в покое, чему маги были очень рады, хотя девушка часто сокрушалась, что не может поговорить с ним и, по возможности, облегчить его душу. Она понимала чувства изгнанника и подозревала, что Харин раскаивается в своем решении отказаться от трона. Будущее принца внушало волшебнице серьезные опасения.

У Анвара, однако, были собственные соображения по поводу перемен в настроении Кизала. По кое-каким намекам, сделанным принцем, и по тому, как задумчиво его глаза останавливались на Ориэлле и весьма холодно смотрели на самого Анвара, юноша догадался, что известие о бесплодии Сары породило у принца сомнения. Кизал начал подумывать, не стоит ли ему вернуться и потребовать свой трон, для чего волей-неволей потребуется прибегнуть к помощи Ориэллы. Привыкнув считать, что женщины не обладают свободой воли, он смотрел на Анвара как на единственное препятствие к исполнению своего замысла. Хотя у юноши не было никаких веских доказательств, он начал подозревать, что именно Харин покалечил его лошадь. Кто же еще мог беспрепятственно миновать бдительных стражников Язура? Однако, поскольку маги по-прежнему оставались в меньшинстве и нуждались в помощи Кизала, чтобы пересечь пустыню, Анвар держал свои мысли при себе, но был начеку, уверенный в том, что чем дальше они продвигаются, тем больше возрастает вероятность нового покушения.

Язур был отличным проводником и без колебаний прокладывал четкий курс по древней дороге, ведущей от оазиса к оазису. Через каждые две-три ночи на горизонте возникали зазубренные скалы, всплывавшие из облака бриллиантовой пыли, а лошади и мулы принимались нетерпеливо фыркать и прибавляли шаг, чуя впереди воду. Принц со спутниками разбивал лагерь у каменной чаши пруда, питаемого ключами. Они били из глубины скалистых отрогов, которые, по словам Язура, пересекали всю пустыню подобно гигантскому хребту, хотя большая часть его покоилась под драгоценными песками. Каждый источник жизни носил собственное имя, и Язур заставил магов вызубрить их в нужном порядке. Каждый казалинец с детства знал этот перечень. На третью ночь своего путешествия они достигли первого, Абалы, а за ним шли Сифала, Биабет, Тувар, Иезбех и Эккихт, который лежал приблизительно на середине пути. Далее следовала благородная Диаммара, потом Варизх, Эфчар, Зорбех, Орбах, и, наконец, Арамизал.

— Подожди, вот доберемся до Диаммары! — улыбнулся Язур волшебнице. — И ты увидишь, что этот самый чудесный источник стоит того трудного пути, который к нему ведет.

— Романтическая чепуха! — фыркнул Элизар, который в молодости часто путешествовал по пустыне. — Самый радующий сердце оазис — это Арамизал, там начинается последний этап пути, и оттуда видны горы Крылатого Народа, знаменующие конец пустыни.

— Крылатый Народ, ну да! — фыркнул Язур. — И ты еще называешь меня романтиком! С таким же успехом можно рассчитывать на встречу с драконом!

— И тем не менее, — настаивал Элизар, — они существуют. Их цитадель высится на одном из недоступных пиков, куда не может взобраться ни один человек.

— Откуда ты тогда знаешь? — отозвался Язур.

— Она там, — вмешалась Ориэлла, и оба спорщика застыли с открытыми ртами.

— Я знаю это из надежных источников. — Девушка улыбнулась, вспомнив своего друга Левиафана, и мечтательно посмотрела на север, словно надеясь разглядеть отделенные множеством тяжелых миль парящие замки таинственных летателей.

Аэриллия, столица Крылатого Народа, была высечена в высочайшем пике северной цепи гор. Великолепный дворец, будто сотканный из башенок и террасок, располагался на самом высоком отроге, и из комнаты Черной Птицы открывался захватывающий вид на весь город. Девушка смотрела в окно, печально разглядывая заснеженные скалы, освещенные огнями, мерцающими в прозрачном ледяном воздухе. Под гнетом мрачного настроения ее плечи опустились, и кончики огромных глянцевых иссиня-черных крыльев безвольно волочились по полу.

— Черная Птица?

Принцесса резко повернулась и нахмурилась.

— Уходи, мама! Я отказываюсь выйти замуж за Верховного Жреца, и это мое последнее слово.

— Нет, не последнее. — Горе прибавило морщин на лице Пламенеющего Крыла, но голос королевы по-прежнему отдавал металлом. Она в ярости мерила шагами маленькую круглую комнатку, а ее красно-золотые крылья сердито топорщились.

— Ты будешь делать, что тебе приказано, — сказала она дочери. — Ты дочь королевы. Черная Птица, и, я надеюсь, осознаешь свою ответственность перед подданными и троном, а это подразумевает, что ты должна выйти замуж, повинуясь требованиям всеобщего блага.

— Чьего блага? — в запальчивости воскликнула Черная Птица. — Моего? Твоего? Кому станет лучше, если я выйду за это старое развратное чудовище? Ему самому, и только! Он ничем не может помочь нам, мама! Он обманывает тебя и весь наш народ. Он не в состоянии повлиять на Бога Неба. Разве жертвы, которые он требует, принесли хоть какую-нибудь пользу? Все эти жизни — жизни тех, кого мы сами поклялись защищать, — пропали впустую, а эта мертвая, нескончаемая зима и не думает уходить. Значит, теперь его цена за наше спасение — моя рука. Кстати сказать, это даст ему огромную силу и власть. Мама, неужели ты не видишь, что он просто мошенник? Как можно быть настолько слепой?

— Как ты смеешь? — Казалось, в наступившей тишине еще продолжает звенеть эхо пощечины. Черная Птица в ужасе качнулась, прижав руку к лицу, и в ее огромных темных глазах показались слезы. Никогда еще Пламенеющее Крыло не поднимала руки на свою любимую дочь.

— Мама, пожалуйста, — голос девушки превратился в едва слышный шепот. — Ты же знаешь традиции нашего народа. Мы выбираем себе пару на всю жизнь, и если я обвенчаюсь с Черным Когтем, то проведу остаток дней в отчаянии, ибо буду связана с человеком, которого ненавижу и презираю. Да, конечно, принцесса должна искать подходящую партию, но еще никого и никогда не принуждали к этому. Прошу тебя, не заставляй меня выходить за него замуж. Он воплощение зла, я знаю это.

Пламенеющее Крыло вздохнула.

— Дитя мое, со времен Катаклизма мы не переживали подобного несчастья. За всю нашу историю еще не бывало такого жестокого и внезапного холода. Все растения начисто вымерзли, а животные погибли или бежали в теплые края. Эта зима убивает все, чего коснется, и вмешательство Черного Когтя — наша единственная надежда. Небесный Народ гибнет. Черная Птица! Мою скорбь не выразить словами, но у меня нет выбора. Завтра ты обвенчаешься с Черным Когтем, и я не желаю слышать никаких возражений! А сейчас он хочет поговорить с тобой, и я прошу — будь с ним вежлива. Твой народ нуждается в тебе. Черная Птица. Ты принцесса — так что веди себя подобающе! — С этими словами королева быстро вышла из комнаты, будто не могла видеть свою дочь в обществе жреца.

Голова Черного Когтя была гладко выбрита и покрыта зловещими знаками и магическими символами, а жестокое и хищное лицо, с крючковатым носом и горящими глазами фанатика, внушало отвращение. Крылья отливали тусклым пепельно-черным цветом, который преобладал и в его одеждах. Высокомерие жреца в присутствии царственной принцессы было настолько несносным, что Черной Птице захотелось его ударить.

— Я пришел, чтобы принести поздравления своей невесте в канун свадебной церемонии, — проворковал он. — Как чудесно ты выглядишь, дорогая! Я не могу дождаться, когда ты станешь моей, — Жрец жадно протянул костлявые руки, чтобы коснуться ее, и Черная Птица торопливо попятилась, обнажив кинжал.

— Отойди от меня! — взорвалась она. — Я скорее умру, чем выйду за тебя замуж, старый грязный стервятник!

Верховный Жрец улыбнулся, но глаза его оставались ледяными.

— Замечательно, — сказал он. — Чудесная вспышка! Я рад, что ты так к этому относишься. Это сделает твое приручение куда более интересным.

— И не рассчитывай, — сквозь зубы огрызнулась Черная Птица.

— Да нет, как раз на это я и рассчитываю, моя дорогая. Когда ты станешь моей, небольшая порка быстренько положит конец твоему своевольному нраву.

— Ты не посмеешь, — задыхаясь, проговорила Черная Птица.

— Конечно, я едва ли посмею учинить насилие над принцессой, — пожал плечами Черный Коготь. — Однако с собственной женой каждый имеет право обращаться как ему заблагорассудится — и ты скоро в этом убедишься. Приятных сновидений, моя маленькая невеста. Спи спокойно, пока можешь!

Черный Коготь ушел, но Черная Птица посвятила беспомощным рыданиям лишь несколько кратких минут — время было слишком дорого, чтобы тратить его на слезы, ибо девушка укрепилась в мысли, что теперь ее единственная надежда — это бегство. Заперев дверь, она еще раз все хорошенько обдумала. Принцесса знала, что никому и в голову не придет заподозрить ее в побеге: древний закон запрещал Крылатому Народу покидать свое горное королевство. Черная Птица часто гадала, почему, но, казалось, ответа не знал никто — а может, просто не хотел об этом говорить. Любой беглец автоматически приговаривался к смерти и, вернувшись, был бы немедленно казнен. Этот запрет так глубоко въелся в душу каждого летуна, что при одной мысли о предстоящем побеге руки Черной Птицы начинали трястись, и ее приготовления заняли в два раза больше времени.

— У меня нет выбора, — твердо повторяла себе девушка, складывая хлеб и мясо, оставшиеся от ужина, в маленькую сумку. Она привязала ее к поясу, а потом выудила из-под кровати припрятанный там арбалет. Свою непокорную гриву пышных темных волос принцесса тщательно заплела и надела костюм для полета — черную кожаную тунику, короткую юбку, оставляющую свободными ноги, и кожаные сандалии с высокой шнуровкой. Девушка решила не обременять себя излишней одеждой: небесные жители были мало восприимчивы к холоду, и, кроме того, она надеялась быстро миновать область этой неестественной зимы. Заткнув за пояс кинжал. Черная Птица подошла к окну. Пуститься в путь с подоконника легче легкого: она занималась этим с детства, когда только-только открыла для себя прелесть тайных полетов. Девушка впервые порадовалась тому, что разделила с матерью скучное бремя управления дворцом. Теперь ей были известны все посты в городе, и, что еще важнее, как их миновать.

Неожиданно поднялась очередная из этих непредсказуемых метелей, и Черная Птица поморщилась, ощутив силу бури, бушующей снаружи. Но пусть это и безумие, она должна пуститься в путь сейчас или никогда. И лучше не думать о том, что будет, если ее поймают. Вскарабкавшись на подоконник, Черная Птица помедлила, захваченная сознанием важности того шага, который собиралась сделать. А если в конце концов мать права? Это значит, что она предает весь свой народ, и стало быть, если она покинет горы, жизнь ее превратится в нескончаемую расплату за предательство. Возврата назад не будет. Девушка задумчиво коснулась щеки, на которой все еще горел отпечаток пощечины, и вспомнила жестокость, таившуюся в глазах Черного Когтя. Этого оказалось достаточно — глубоко вздохнув. Черная Птица спрыгнула с подоконника и, расправив огромные темные крылья, поймала восходящий поток, чтобы замедлить стремительное падение. Подобно гигантской летучей мыши, она обогнула скалу-дворец с теневой стороны и пустилась прочь от дома и земель своего народа.

Полет в сердце метели оказался куда сложнее, чем она могла себе представить. Видимость была отвратительная, и наконец все окружающее вообще исчезло в плотных хлопьях густого снега. Яростный ветер ревел и трубил, безжалостно швыряя девушку из стороны в сторону, и несколько раз едва не расплющил ее об изящные башенки города. Будь у Черной Птицы время подумать, она могла бы успокоить себя мыслью, что в таких условиях побег наверняка пройдет незамеченным, но она сосредоточила все свое внимание на том, чтобы не упасть и избежать неожиданных препятствий. Чувство направления было безвозвратно потеряно, и девушка могла лишь слабо надеяться, что не собьется с прямой и, сделав круг, не вернется назад к городу.., и к Черному Когтю.

Черная Птица продрогла до костей. Ощущение было незнакомое и очень пугающее. Уши и губы болели от уколов ледяного ветра, крылья стали непослушными и медлительными, и даже мысли становились все короче и неразборчивее. Сколько она уже летит? Почему она совсем одна в этой смертоносной метели? Откуда она пришла и куда направляется? Сколько еще продержат ее уставшие крылья?

Внезапно левая нога Черной Птицы ударилась обо что-то твердое, потом зацепилась, и девушка, потеряв равновесие, повалилась вперед. Принцесса беспомощно покатилась кубарем, запутавшись в собственных ногах, руках и все еще работающих крыльях. Ее швыряло о ледяные скалы, пока она наконец не рухнула вверх тормашками в глубокий сугроб. Избитая и потрясенная, неспособная ни на что другое, принцесса разразилась рыданиями.

— Где я? — Черная Птица открыла глаза. На мгновение страх затуманил ее мысли, но не зря же она была королевской дочерью. Девушка глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и оглядела окрестности. Но смотреть было почти не на что: ее избитое тело оказалось втиснутым в узкую расщелину между скал, и отверстие давно уже засыпало толстым слоем снега. Вспомнив минувшую ночь, девушка содрогнулась от ужаса. Она была на волосок от гибели! Еще бы, врезаться прямо в гору! Она с опаской пошевелила поврежденной ногой, но слава богам, та была не сломана, хотя и сильно ушиблена и вывихнута. Постанывая от боли, девушка растопила в ладонях снег и промыла царапины. Талая вода должна уменьшить опухоль, а пока она может летать, еще не все потеряно.

Летать! У Черной Птицы перехватило дыхание, когда она припомнила свое неудачное приземление. Ее крылья… В тесной расщелине нельзя было даже пошевелить ими. С лихорадочной поспешностью она начала прокапывать себе дорогу наружу, отбрасывая в сторону огромные комья слежавшегося снега. Теперь принцесса смутно припоминала, как забралась в эту нишу, инстинктивно ища убежища от бушующей метели. Она выбиралась, казалось, целую вечность, но наконец последние дюймы снега рухнули под ее отчаянным натиском, и девушка вырвалась на волю.

Цепляясь за скалы. Черная Птица выпрямилась и сморщилась от боли, неосторожно наступив на вывихнутую ногу. Но сейчас такие мелочи ее не волновали — главной заботой девушки были крылья. Собравшись с духом, она распростерла их. Крылья повиновались плохо, но боли не было. Правда, все оперение было измято и взъерошено, но, к счастью, сами крылья не пострадали

— видимо, снег смягчил падение. Глубоко вздохнув, девушка попробовала взлететь, изо всех сил оттолкнувшись здоровой ногой. Она потеряла равновесие и чуть было не сорвалась вниз, но крылья приняли на себя ее вес, и Черная Птица начала медленно подниматься. Теперь, когда главная тревога улеглась, ей надо было оглядеться и решить, что делать дальше.

Перед ней раскрылось чистое небо, и принцесса обрадовалась как дитя — ведь так долго она не видела ничего, кроме серых облаков. Черная Птица наслаждалась нежно-розовым, бледно-зеленым, насыщено-синим и головокружительно-золотым закатом. Захваченная этой красотой, она не отрываясь смотрела на небо, а когда наконец ослепительные краски заходящего солнца померкли. Черная Птица с изумлением обнаружила их отражение на земле внизу. На мгновение у нее закружилась голова, верх и низ перепутались, но, посмотрев на землю прямо под собой, она заметила плато, с которого поднялась в воздух. Оказывается, Черная Птица приземлилась у самой кромки гор, и, по мере того как гранитные пики уходили вниз, снежный покров делался все тоньше, пока, наконец, не исчезал совсем, и темные скалистые утесы в одиночестве спускались к черным мрачным лесам. За ними, насколько хватало глаз, простиралось безбрежное море закатных тонов. Черная Птица затаила дыхание. Значит, она попала на юг, в легендарную алмазную пустыню!

Крылатая летунья вернулась на плато, чтобы отдохнуть. После ночного напряжения она быстро устала, к тому же ей надо было о многом поразмыслить — и поесть. Не имея опыта длительных путешествий, девушка жадно накинулась на содержимое своей сумки, не подумав о том, где ее ждет следующий обед. Утолив голод. Черная Птица попыталась представить себе свои дальнейшие действия. Покидая дворец, она не имела ни малейшего представления о том, куда направиться и как жить дальше, и сейчас впервые почувствовала настоящий страх. А что, если здешние жители похожи на Черного Когтя или еще хуже? Но одной мысли о Верховном Жреце и уготованной ей судьбе было достаточно, чтобы решимость девушки снова окрепла. Однако ей нужна будет помощь. Черная Птица была здравомыслящей девушкой и отчетливо понимала, что одной ей в пустыне не выжить. «Кроме того, — сказала она себе, — если мне станут угрожать, я всегда смогу снова улететь». Вопрос, куда отправиться, решился сам собой. На север вернуться она не может, а в путь необходимо двинуться немедленно: ведь теперь за ней начнут охотиться! Значит, на юг, прочь от родных гор! Мерцающие пески вроде бы давали достаточно света, чтобы путешествовать и ночью, и, глубоко вздохнув. Черная Птица расправила крылья и пустилась в полет через сияющую пустыню.

Глава 31. ДИАММАРА

Вот она. Благородная Диаммара! — Не может быть! — Ориэлла с откровенным недоверием повернулась к Язуру. Шла уже восемнадцатая ночь путешествия, и она уже порядком пресытилась красотами пустыни. Драгоценная пыль проникала повсюду: завивалась в волосы, в горло, и даже под одежду, а учитывая, что оазисы, в которых они останавливались, служили источниками живительной питьевой воды, купания были запрещены. Волшебница покрылась коркой грязи и отчаянно чесалась. Ей приходилось есть за двоих, и Ориэллу постоянно мучил волчий голод, несмотря на то что Боан и Анвар делились с ней своими скудными пайками. Напряженные занятия магией лишали ее столь необходимого сна, и волшебница чувствовала постоянную усталость, глаза ее слипались и болели от блеска песков, и девушка все время пребывала в дурном настроении.

Ориэлла придержала лошадь, и, приподняв покрывало, сощурилась от ослепительного сияния. Четко вырисовываясь на фоне ярко-лунного неба, прямо перед ними на невероятную высоту вздымалась одинокая гора. Ее вершина была на удивление плоской, словно некий гигант срубил макушку мечом, а отвесные стены сверкали, будто отполированные. Эта громадина, казалось, ничуть не тронута временем, что, принимая во внимание постоянные песчаные бури, было просто невероятно.

— Это не естественное образование! — уверенно заявила Ориэлла.

— Может и так, хотя никто не знает его истории, — отозвался Янис. — Вблизи его размеры поражают. Даже отсюда Диаммара кажется огромной, а ведь мы еще довольно далеко от нее.

Вскоре Ориэлла убедилась в его правоте. Расстояния в пустыне обманчивы, и им потребовалось еще несколько часов утомительного пути, чтобы добраться до одинокого пика, и к тому времени, когда они достигли отвесных стен, горизонт уже начал бледнеть. Гора оказалась действительно громадной, тем более что на подходах к ней не было ни малейшего намека на подъем почвы. Стройный конус просто поднимался из песков, подобно острову, восстающему из моря. Уже на последних милях невозможно было охватить взглядом все это циклопическое сооружение, а когда они оказались у его стен, видна была только вертикальная темно-мерцающая плоскость, уходящая в бесконечность во всех трех направлениях. Отряд направился вдоль отполированной стены, и через некоторое время Ориэлла заметила на гладком камне темную тень — узкое отверстие, в которое с трудом могла протиснуться лошадь.

Один за одним странники вели своих коней в прохладную темноту пещеры, потом разожгли и вставили в специальные ниши факелы, сложенные по одну сторону от входа. Стало светлее, и Ориэлла оглядывалась вокруг, не веря собственным глазам. Пещера поражала своими размерами, ее потолок терялся в густой черноте над головой. По левую сторону волшебница увидела два озерца. То, что повыше, располагалось на скалистом выступе, и воды его маленьким водопадом стекали в нижнее. К верхнему водоему вели каменные ступеньки, и лошади и мулы уже начали пить. Воды было вволю. Свет факелов преломлялся радужными искрами в лучах драгоценного песка, наметенного снаружи, и трепетал на отполированных до зеркального блеска стенах пещеры.

— Удивительное место! — Анвар, стоя рядом с волшебницей и широко раскрыв глаза, оглядывался по сторонам.

— Нижний пруд служит для купания, — с интонациями гида произнес Язур. — Здесь мы храним порядочный запас дров и продуктов, так что можно будет пополнить наши припасы, а сегодня мы устроим пир — по крайней мере, так вам покажется после скудных пайков. Перед тем, как снова отправиться в путь, мы отдохнем здесь пару дней.

— Чудесно, — улыбнулась Ориэлла, словно бы извиняясь за свое недавнее дурное расположение духа. — Никогда не думала, что могу устать от верховой езды, но теперь мне даже смотреть противно на лошадей. Я бы душу отдала ради ванны, горячей еды и долгого-долгого сна.

— В таком случае, ты их получишь. — Анвар обнял девушку за плечи и повел направо, туда, где через естественную щель в скале уже уносился прочь дым нескольких небольших костров.

С тех пор, как юноша вновь обрел свои силы и начал изучать магию, он неузнаваемо изменился. Все, за исключением Боана и Шиа, которые были отчасти посвящены в его тайну, больше не сомневались, что Анвар действительно муж Ориэллы, но даже когда они оставались наедине, его прежняя услужливость никак не проявлялось, даже когда юноша делился с девушкой продуктами, предназначенными ему и евнуху. Взгляд его обрел твердость, и Ориэлла, к своему удивлению, обнаружила, что не имеет ничего против этой новой Анваровой самоуверенности. Со времени бегства из Нексиса ей приходилось все время главенствовать и принимать на себя основную тяжесть их путешествия, и теперь, когда рядом появился кто-то, способный разделить с ней ответственность, девушка чувствовала истинное облегчение. Правда, время от времени она как наставница теряла терпение, да к тому же оба они очень уставали, и все это порой приводило к спорам и обмену резкостями — Анвар, как оказалось, ничуть не был лишен легендарного упрямства Волшебного Народа

— и все же, несмотря ни на что, между двумя волшебниками расцвела крепкая и нежная дружба, которая во многом свела на нет зависимость, связывавшую их прежде.

Они присели у костра рядом с Элизаром и Нэрени, и пока готовился ужин, неспешно беседовали, радуясь случаю поболтать после утомительного одиночества ночевок в пустыне. Элизар, вернувшийся в военную среду, к которой принадлежал чуть ли не с рождения, за время путешествия, казалось, сбросил несколько лет. Его единственный глаз сиял от восторга, когда он взахлеб говорил о пустыне, которую обожал. Тучная и улыбающаяся Нэрени тоже была рада покинуть Арену, но считала их переход через пески настоящей пыткой. Ориэлла сочувствовала ей. Если ее, опытную всадницу, измотала эта бесконечная езда, то можно себе представить, каково пришлось новичку, вроде Нэрени. Анвар тоже чувствовал усталость. За годы, проведенные в Академии, у него почти не было возможности ездить верхом, разве что Ориэлла иногда придумывала ему всякие поручения, чтобы дать юноше немного развеяться.

— Тебе-то хорошо, — подшучивал он над Нэрени, выразительно поглядывая на ее округлый зад. — По крайней мере у тебя есть собственная подушка.

Она швырнула в него ложку, юноша пригнулся, и все четверо разразились хохотом. Боан был занят лошадьми, но к ужину тоже присоединился к ним, впрочем, как и Шиа, которая на досуге исследовала пещеру.

— Мне здесь не нравится, — заявила она Ориэлле. — Я ничего не вижу, но оно кажется колким Волшебница, сосредоточившись на вкуснейшей пряной похлебке, не обратила особого внимания на ее слова.

— Может, у тебя песок в шкуре, — рассеянно ответила она и вскоре забыла о разговоре, не подозревая о том, к каким последствиям это приведет. Наевшись, волшебница почувствовала непреодолимую сонливость. Языки пламени плясали и туманили взор, а голоса собеседников становились все тише и уплывали прочь.

— Ну раз ты засыпаешь, так спи как следует. Она заморгала, внезапно разбуженная голосом Анвара. Юноша протягивал ей одеяло.

— Я хотела искупаться, — запротестовала волшебница, но слова ее потонули в оглушительном зевке.

— Искупаешься завтра. Я вовсе не против поспать и с грязной женщиной.

— Ты тоже грязный, — пылко начала Ориэлла и тут же смущенно замолкла, когда до нее дошел смысл его слов. Без спасительной палатки, в которой можно было уединиться, им придется до конца разыгрывать супружескую пару. Как же ей не пришло в голову, что может случиться такая неудобная ситуация?

— Все в порядке, — мягко сказал Анвар, заботливо накрывая ее плечи одеялом, потом лег рядом и обнял девушку. После прохладного воздуха пещеры чувствовать подле себя тепло юношеского тела было так приятно, и вскоре волшебница сонно расслабилась и размеренно задышала. Она так давно не засыпала в надежных объятиях! Ориэлла погружалось в сон, а сердце ее ныло от тоски по Форралу.

Аромат, вырвавший ее из объятий сна, так сильно напоминал об Арене, что, открыв глаза, девушка уже приготовилась увидеть белые стены своей старой камеры, но вместо этого перед ней стоял Анвар, протягивающий волшебнице дымящуюся чашу.

— У меня для тебя сюрприз, — подмигнул он. — Твой друг Элизар прихватил с собой запасец…

— Лиафа! — просияла Ориэлла, нетерпеливо протягивая руки к чаше.

— А я-то думал, что Элизар преувеличивал твою любовь к этой штуке. Впервые вижу, чтобы ты улыбалась в такую рань. Волшебница показала ему язык.

— А для кого-то это в порядке вещей! Ты выглядишь так, будто уже сто лет на ногах. Анвар рассмеялся.

— Мужчины — а они встают раньше всех! — уже искупались. — Мерцающая пыль исчезла с кожи юноши, а свои вьющиеся волосы, сейчас потемневшие от воды, он, подражая Язуру, стянул ремешком на затылке. «Ему идет», — подумала Ориэлла.

— Что ты так смотришь? Я что-нибудь пропустил?

— Что, я? Да нет, — смешалась девушка. — Просто я забыла, как ты выглядишь без грязи и пыли.

— Кстати, теперь очередь женщин, и если хочешь стать чистой, тебе лучше поспешить.

Нэрени уже плескалась в пруду, заливаясь смехом, вместе с другими женщинами из свиты Харина. Волшебница скинула пыльные одежды и вошла в воду. Она оказалась не такой холодной, как думала Ориэлла, в пруду было достаточно мелко, чтобы стоять и достаточно глубоко, чтобы плавать. Дно устилал мягкий слой драгоценного песка, без сомнения принесенный сюда поколениями пыльных путешественников. Песок сиял под ногами, отражая свет факелов. Заметив волшебницу, Нэрени протянула ей кусок жесткого мыла.

— Настоящее мыло! Нэрени, ты обо всем позаботилась.

— Ну конечно — и не только о себе, но и о вас, воинах. — На широком лице толстушки появились ямочки. — Мне пора идти готовить, но я принесу тебе какую-нибудь тряпку, чтобы вытереться, И чистую одежду.

Когда Нэрени ушла, Ориэлла принялась тщательно мыться, радуясь, что наконец можно избавиться от пыли, застрявшей в волосах. «Мои тоже отрастают,

— подумала она. — Скоро придется попросить Анвара заплетать их». К тому времени, когда с волосами было покончено, остальные женщины уже вышли на берег, но Ориэлла еще немного помедлила, наслаждаясь покоем и одиночеством. Наконец, подгоняемая голодом, она пошла напоследок ополоснуться под маленьким водопадом.

Когда волшебница заметила опасность, было уже слишком поздно. Едва она приложила ладони к гладкой стене, по которой струилась вода, воздух разорвал хриплый визг, похожий на крик огромного зверя, попавшего в капкан. Скала, казалось, ожила под ее пальцами. Руки волшебницы затягивал вязкий камень. Скала упрямо тащила тело девушки в свою мягкую, жадную пасть, и, несмотря на все усилия, Ориэлла вскоре оказалась в темноте за стеной. Несколько секунд — и камень сомкнулся, темный и непроницаемый, как и прежде.

Анвар кинулся к пруду, прежде чем замерло первое, леденящее сердце эхо, и к тому времени, как Язур и Элизар бросились за ним с обнаженными мечами, юноша уже барахтался в воде в поисках каких-нибудь следов. Они присоединились к нему, Язур принялся нырять, а Элизар бороздил пруд вдоль и поперек. Шум стих, и в тишине были слышны только сердитые оклики Анвара:

— Ориэлла! Ориэлла!

Атмосфера в лагере накалилась до предела. Женщины и дети под охраной вооруженных воинов сбились в кучу как можно дальше от зловещего пруда. Арбалетчики нацелили стрелы на неподвижные воды, готовые выстрелить в любую секунду. У костра принца собрался совет, и Харин испуганно оглядел лица собравшихся.

— Должно быть, ее схватил какой-то зверь, — неуверенно предположил он. — Что же еще могло случиться?

— Пруд был пуст, повелитель, — возразил Язур. — Я тщательно обыскал его, там нет подводного прохода. И не было ни крови, ни каких бы то ни было останков — ничего!

— Нет! — вскричал Анвар. Чаша лиафы, которую насильно вручила ему Нэрени, расплескалась, намочив одеяло, накинутое сердобольной женщиной на его трясущиеся плечи. Язур взглянул на юношу так, будто просил прощения, а Нэрени взяла его за руку, и ее залитое слезами лицо сморщилось от жалости.

— Там наверняка кто-то есть, — настаивал Харин, опасливо разглядывая озерцо. — Что же еще может издавать такие ужасные звуки? А вдруг оно вернется? Неужели и другие должны умереть, чтобы убедить тебя?

— Доказательств нет.

— Мы можем поискать снова. — Завернутые в одеяла Элизар и Язур, мокрые и дрожащие, заговорили одновременно, но голоса их звучали неуверенно. Харин покачал головой и поднялся.

— Это бессмысленно. Она наверняка мертва. Готовься к отъезду, Язур. Не стоит больше задерживаться здесь.

— Ублюдок! — отбросив одеяло, Анвар перепрыгнул через костер и бросился на принца. Харин полетел вверх тормашками, а юноша приземлился сверху и в ослеплении замолотил принца кулаками.

— Трус! — вопил он. Волшебник ощущал ответные удары, но даже не чувствовал боли. Этот высокомерный интриган собирается сбежать и бросить Ориэллу на произвол судьбы! Анвар был готов вбить его в землю, но тут сильные руки оттащили его от принца. Юноша яростно накинулся на новых противников, пока ему в лицо не плеснули ведро холодной воды. Проморгавшись, Анвар обрел способность соображать. Язур и Элизар крепко держали его, а Нэрени стояла рядом с полупустым ведром.

Анвар смахнул с глаз слезы и воду.

— Я думал, вы мои друзья, — пробормотал он.

— А мы и есть твои друзья, — печально ответил Язур, — но, к несчастью, принц прав. — Он указал туда, где сбились в кучку испуганные рыдающие дети.

— Неужели ты пожертвуешь и ими? — мягко спросил воин.

— Я не покину ее!

— Это уж точно! — нахмурился Харин, и Анвар с удовлетворением заметил на его лице шишки и синяки. Принц злобно пнул юношу по ребрам, и тот скорчился от боли.

— Мой принц! — возмущенно выкрикнул Язур и уже спокойнее добавил:

— Он умрет, если мы оставим его здесь!

— Приказы не обсуждаются, Язур! За нападение на меня этот негодяй заслуживает смерти. Мы оставим Анвара тут.

— Повелитель, он вне себя от горя. Нельзя винить человека за поступки, совершенные в таком состоянии.

— Если хочешь, я велю казнить его немедленно. — Харин утер кровь, показавшуюся в уголке рта, и злобно посмотрел на Анвара; юноша мрачно улыбнулся.

— Под любым предлогом, а, Харин? Что ж, наконец ты получил то, чего добивался, — но слишком поздно. Ты можешь избавиться от меня, но тебе уже никогда не получить Ориэллу! — Повернув голову, молодой человек плюнул под ноги принцу.

Лицо Харина перекосилось:

— Молчать, собака! — проревел он. — Язур, позаботься, чтобы все продукты были либо упакованы, либо уничтожены! Ты будешь умирать медленно, Анвар, а я

— наслаждаться мыслью о твоих страданиях.

— Анвар не останется здесь один! — прозвенел голос Элизара. — Я скорее вернусь на арену, чем проеду с тобой хоть одну милю!

— И я! — ощетинившаяся Нэрени встала рядом с мужем. Анвар хотел возразить, но в изумлении замолчал, услышав голос, который, казалось, раздался прямо у него в голове.

— Я тоже остаюсь. — Перед ним очутилась усатая физиономия Шиа с горящими глазами. К ней присоединился и Боан, кивая в знак молчаливой поддержки.

Харин пожал плечами.

— Очень хорошо.

— По крайней мере оставьте им лошадей и провизию, повелитель, — вмешался Язур.

— Нет! И если я услышу от тебя еще хоть одно слово да эту тему, ты умрешь рядом с ними. Воин содрогнулся.

— Я верно служил вам, — хрипло проговорил он. — Но не знал, кто вы на самом деле. Я смотрю на вас и вижу вашего отца. — Повернувшись к принцу спиной, он пошел собирать своих людей.

Пока караван готовился в путь, друзей охраняли лучники. Анвару не терпелось продолжить поиски, но Харин приказал своим людям стрелять при малейшем движении. Юноша тщетно пытался убедить своих товарищей не жертвовать собой, но Элизар и Нэрени и слышать об этом не хотели, а Боан казался оскорбленным уже самим предложением покинуть свою волшебницу. Что касается Шиа, то та, не снисходя до разговора, так злобно рыкнула на Анвара, что у того сердце в пятки ушло. Огромная кошка выглядела настолько дикой, что юноша засомневался, не пригрезился ли ему ее голос. Как только снаружи наступила ночь, отряд принца пустился в путь, пещера опустела и Анвар, не говоря ни слова, поднялся и направился к бассейну. Остальные рассыпались, чтобы еще раз обыскать все углы.

Предаваясь горьким мыслям, Анвар сидел уткнувшись носом в колени. Снаружи занималась заря, а они до сих пор не обнаружили ни малейших следов волшебницы. Сколько уже прошло времени? Анвар мысленно вернулся к тому моменту, когда они только что прибыли в эту проклятую Диаммару. Сначала они поели — их веселье во время праздника теперь казалось далеким сном — и проспали в объятиях друг друга весь день и часть следующей ночи. Потом Ориэлла отправилась купаться. «О Ориэлла! Зачем я разбудил тебя!», — в отчаянии подумал юноша. Итак, с тех пор как волшебница исчезла, прошел остаток ночи, следующий день и еще одна ночь, но все поиски оказались бесплодными. Неужели нет никакой надежды?

Кто-то коснулся его плеча, и, обернувшись, он увидел Нэрени.

— Язур оставил нам кое-какие припасы. Идем, поешь чего-нибудь, Анвар. Что толку просто так сидеть?

— Как же я могу есть? — Анвару хотелось закричать, чтобы его оставили в покое, но он понимал, что она тоже скорбит и волнуется за него.

Нэрени по-матерински погладила юношу по голове.

— Бедняжка! — пробормотала она. — Я знаю, как ты любил ее.

— Нет, не знаешь! — горько возразил он. — Я и сам не знал, пока не потерял ее!

Нэрени, вздыхая, ушла. Анвар очень переживал, что его друзья обрекли себя на верную смерть, отказавшись отправиться с Харином. О себе он не думал. Что за жестокая ирония! До самых последних дней, когда вновь обретенная магия свела их так близко, юноша не признавался себе в глубине своего чувства к Ориэлле, а теперь уже слишком поздно. Все это началось давным-давно, в ту чудесную Ночь Солнцеворота, когда они пировали вместе с Форралом. Но тогда Анвар скрывал правду даже от самого себя.

«Сердцем я понимал, что она не для меня и никогда не будет моей. Любовь к Форралу, моя собственная ненависть к Волшебному Народу, а потом возвращение Сары — все это заставило меня бежать от того простого факта, что я люблю ее. Как мог я быть настолько слеп? Самозащита, — печально подумал он. — Их с Форралом любовь была нерушима, и ее не смогла поколебать даже смерть. Я знал, что Ориэлла никогда не захочет никого другого. А теперь я никогда больше не увижу ее. Никогда не почувствую тепла ее дружбы и радости от ее присутствия. Она исчезла навсегда!»

— Нет! — голос у него в голове принадлежал Шиа. Анвар сквозь слезы посмотрел на пантеру.

— Что ты сказала?

— У тебя спутанные мысли, человек. Но ты принадлежишь к тому же роду, что и Ориэлла, и я могу говорить с тобой, если захочу. Отбрось бесполезные стенания и думай. Ориэлла моя подруга, и наши сознания связаны. Если б она умерла, я бы наверняка знала это. Но если она жива, почему я не могу дотянуться до нее?

— Великие боги, ты права! — Хрупкая надежда, как путеводный маяк вспыхнула в груди Анвара. — Она же говорила мне, что Волшебный Народ чувствует, когда умирает кто-нибудь из их рода. Так что если бы она…

— Тогда ты тоже знал бы, — закончила за него Шиа.

— Но если ты не можешь дотянуться до нее, где же она?

— Очисти свои мысли, человек. Слушай. — Шиа уселась, свернув хвост. — Когда вы вдвоем были в палатке и делали это…

— Мы не делали!

— -Да не это, дурак.

— А, ты имеешь в виду магию.

— Ну да. Это всегда вызывало у меня неприятное колкое ощущение. — Ее хвост изогнулся. — Здесь, в пещере, было то же самое.

— Так, значит, это все же не зверь? Ты думаешь, Ориэлла захвачена магией? Но я обыскал весь этот чертов пруд и ничего не почувствовал.

— Если бы Ориэлла почувствовала что-нибудь, неужели позволила бы застать себя врасплох?

— Так, значит, эта штука должна быть все еще там! — Анвар вскочил на ноги и побежал. Оказавшись у пруда, он бросился в воду. Что именно он искал? Скрытое отверстие? Он дико озирался по сторонам, стоя по пояс в воде. Вряд ли это может быть под водой — пруд обыскали из конца в конец. И тут юношу осенило. Где лучше всего поместить дверь? В стене, конечно. Его глаза мгновенно переместились к гладкой поверхности, по которой струился водопад.

— Анвар! Что ты там делаешь? — Остальные столпились на берегу, но волшебник, не обращая на них внимания, прошлепал к стене и начал ощупывать ее обеими руками.

— Нашел! — Победный возглас потонул в хриплом крике тревоги, и ликование Анвара сменилось ужасом, когда камень, сделавшись вдруг липким и вязким, начал плавиться под его ладонями, словно зыбучие пески, затягивая внутрь голову и плечи. Плотная субстанция обволокла юношу, так что тот едва не задохнулся. Анвар в панике забился, но тут его голова снова вынырнула из камня и оказалась в такой кромешной тьме, что вокруг ничего нельзя было разглядеть.

— Ориэлла! — позвал он.

Ответа не было. Его тело почти уже прошло сквозь таинственный проход. Юноша почувствовал под руками какую-то скользкую поверхность и отчаянно вцепился в нее, стараясь продвинуться вперед. Вдруг стальные тиски сжали его ноги и что-то потянуло его назад.

— Нет! — взревел Анвар. Ориэлла где-то здесь — он должен двигаться вперед! Но таинственная сила дюйм за дюймом тянула юношу назад, пока его крики не захлебнулись в вязком камне. Последовал последний рывок, и он рухнул в воду, прямо на Боана, который поволок его, отчаянно брыкающегося, к берегу.

— Болван! — удар огромной лапы заставил Анвара перекувыркнуться в воздухе.

Юноша с трудом сел и помотал головой.

— Черт тебя возьми! — зарычал он на Боана. — Я почти уже был внутри!

— Мы не могли иначе! — запротестовал Элизар. — Что проку, если б ты тоже попался в ловушку?

— Думай! — раздался мысленный призыв Шиа, и Анвар с усилием взял себя в руки. — Надо помешать проходу закрыться, чтобы мы все могли попасть внутрь и, что еще важнее, выбраться наружу.

— Анвар, ты ее видел? — нетерпеливо спросила Нэрени.

— Я ничего не видел — там темнота хоть глаз выколи. Но я звал, и она не ответила, — горестно пожаловался юноша. Элизар нахмурился.

— Я осматривал эту скалу, когда обшаривал пруд, и она была совершенно обычной.

Анвар посмотрел на него.

— Так, значит, она реагирует только на Волшебный Народ, — медленно произнес он.

— Колдунов? — задохнулся Элизар и испуганно попятился, торопливо сделав знак, предохраняющий от зла. — Но ты не…

— Я волшебник, Элизар, такой же, как и Ориэлла. Нэрени хотя тоже выпучила глаза от изумления, оказалась куда практичнее мужа.

— Ты можешь использовать какое-нибудь волшебство, чтобы открыть проход и для нас?

Удачная мысль, но как это сделать? Анвар не имел ни малейшего представления о том, как работает магия прохода, — он все еще был зеленым новичком и многого не знал. Вдруг его осенило: заклинание сохранения. Одно из первых заклинаний, которым научила его Ориэлла. Ужас встречи с Нихилим был все еще свеж в ее памяти.

— Нэрени, думаю, что могу!

Анвар встал перед проходом, а Боан сзади сомкнул свои огромные руки на талии волшебника. Элизар и Нэрени ждали на краю пруда, не решаясь, к очевидному стыду наставника, подойти ближе. Анвар бросил взгляд через плечо.

— Ты готов, Боан? — Евнух кивнул и плотнее стиснул юношу.

— Давай! — приказал Анвар и положил ладонь на камень.

Раздался знакомый хриплый визг. Скала вновь стала вязкой и обволокла руку Анвара, готовая втянуть его внутрь. Но на этот раз Боан крепко держал юношу. Анвар сосредоточился, стараясь не обращать внимания на оглушительный вой. Он должен сделать все как надо. На лбу выступил пот. Вытянув свободную руку, он осторожно сплел заклинание Финбарра и вместе с Боаном опять повалился в пруд, так как сила, которая тянула его внутрь, внезапно исчезла. Задыхаясь и отплевываясь, Анвар поднялся на ноги и кинулся к камню, но его опередил Боан. Евнух ткнул в проход свой кулак и без труда извлек его назад.

— Сработало! — вскричал Анвар. — Элизар, сработало. Я вывел проход за пределы времени! Теперь мы можем пройти сквозь него.

Шиа двинулась вперед, не нуждаясь в дальнейших уговорах, но бледный как полотно Элизар остался на месте.

— Я.., я не могу, — прошептал он. — Анвар, прости меня, но колдовство.., я не могу!

Анвар ободряюще стиснул ему плечо.

— Не тревожься, Элизар — у каждого из нас свои страхи. Он с болью припомнил, как говорил то же самое Ориэлле на вершине утеса над Тайбефом.

— Я должен идти. — Юноша посмотрел туда, где его нетерпеливо дожидались Шиа и Боан. — Оставайтесь с Нэрени здесь и ждите нас. Мы постараемся вернуться как можно скорее.

— Подождите! — Нэрени подбежала, поднимая фонтаны брызг. — Вот. — Она сунула ему в руки узел. — Здесь бурдюк с водой и еда: бедная девочка, верно, умирает с голода — и еще я положила платье и ее башмаки — все это может ей понадобиться.

Женщина вручила Анвару меч и жезл Ориэллы. «Поспеши, — проговорила она и потянулась, чтобы поцеловать его в щеку. — Удачи, Анвар, и возвращайся целым и невредимым.

Проложить дорогу сквозь вязкий камень без помощи заклинания прохода, которое втягивало бы их, оказалось непросто. Шиа, пыхтя от нетерпения, отправилась первой, а Анвар с Боаном подталкивали ее сзади. За ней последовал Анвар, чувствуя у себя на воротнике мощные клыки. Внутри царила такая полная темнота, что даже его ночное зрение оказалось бессильно. Юноша повернулся, нащупал руку Боана и с помощью Шиа втащил его внутрь. Евнух прихватил с собой факел, но, когда его зажгли, выяснилось, что он тоже бесполезен.

— Проклятие!.. — прошептал Анвар. Слабый огонек трепетал в воздухе, подобно бледному бестелесному призраку, но ничего не освещал.

— Колдовство! — с отвращением рыкнула Шиа. — Ты должен добыть свет.

Анвар тяжело вздохнул. В магии Огня он был слабоват, но, сконцентрировавшись, все-таки сумел создать довольно кривобокий шар магического огня. Но едва тот вспыхнул, как вся комната зажглась ослепительным сиянием, и Анвар рухнул как подкошенный.

— Погаси его! — отчаянно прорычала Шиа. Юноша поспешно задул огонь, в глазах у него кружился хоровод малиновых и зеленых пятен. Он, пошатываясь, встал на ноги, но тут же снова распластался на полу, ибо в этот момент вся комната с оглушительным ревом пришла в движение и, набирая скорость, рванулась вверх.

Когда перед глазами у Анвара немного прояснилось, он увидел, что теперь все вокруг залито мягким светом, который, казалось, исходит от самих стен. Стены! У него закружилась голова. Они находились внутри огромного драгоценного камня, в сверкающих гранях которого плясали мириады отражений Шиа, Боана и его самого. При малейшем движении отражения принимались раскачиваться и скакать, так что юноша почувствовал приступ морской болезни. Показалось, что и сам он всего лишь отражение, а его душа, самое его существо без остатка высосаны этими стенами. Рядом горестно застонала Шиа, и юноша впервые заметил, что огромная кошка проявляет хоть какие-то признаки страха.

— Все в порядке. — Он постарался, чтобы его голос звучал убедительно. — Не двигайтесь и закройте глаза. Нас куда-то несут — должно быть, на вершину горы. Когда мы ее достигнем, эта штука наверняка остановится.

— Ее создателям лучше не показываться мне на глаза! — гневно пробормотала Шиа, и ее слова заставили Анвара задуматься, кто же действительно соорудил этот необычный подъемник. Судя по всему, их магия далеко превосходила силы Волшебного Народа. Так с кем — или с чем — они имеют дело? И где же все-таки Ориэлла?

— Ну, и как же нам теперь выбраться наружу? Как и предсказывал Анвар, стремительный взлет вдруг закончился резкой, до хруста в костях, остановкой. Юноша огляделся, растерявшись среди отражений, которые, казалось, тянулись бесконечно во всех направлениях. Наконец он увидел бледное, мерцающее голубым пятно, отмечающее положение его заклинания сохранения. Встав на колени, Анвар осторожно вытянул руку. К его облегчению, заклинание все еще действовало, и ладонь легко прошла сквозь стену кристалла.

— Пусти меня вперед. — Шиа плечом отодвинула юношу в сторону. — Если снаружи кто-нибудь есть, я хочу с ним встретиться.

Выбравшись из кристалла, они очутились на голой плоской скале, край которой терялся во мраке очередной пещеры. Оглянувшись, Анвар увидел ровную поверхность полированного камня, на которой не было ничего, кроме предательского мерцания, отмечавшего то место, где они выбрались наружу. Юный волшебник горячо молился, чтобы заклинание не подвело. Впервые он сделал что-то по-настоящему сложное без помощи Ориэллы, и ему все еще не хватало уверенности в своих неиспытанных силах. Потолок в новой пещере был низким и напоминал перевернутую миску, а стена, сквозь которую они вошли, изгибалась полукругом, образуя массивную арку, за которой виднелся слабый свет. Боан уже подавал им знаки из-под арки, и Анвар поспешил присоединиться к евнуху.

По ту сторону арки обнаружился широкий каменный карниз, нависший над пустотой. Анвар инстинктивно отшатнулся назад, прочь от головокружительного обрыва, и судорожно сглотнул. Пропасть казалась бездонной, отвесные стены простирались по обе стороны насколько хватал глаз и ныряли в темное ничто, от которого все внутри холодело, а в середине этого ничто сиял слабый, неуверенный свет, озарявший огромную полость в чреве горы. В нескольких сотнях футов, на противоположной стороне, виднелся еще один выступающий из скалы язык, как две капли воды похожий на тот, на котором стоял Анвар, и с такой же аркой за ним. У волшебника мгновенно пересохло во рту, и он взмолился, чтобы карниз, на котором он стоит, оказался прочнее, чем выглядит его двойник. Даже будь между ними какой-нибудь мост, Ориэлла, с ее боязнью высоты, никогда бы не смогла перебраться на другую сторону. И все же следов девушки нигде не было. Анвар отказывался принять очевидное: волшебница могла найти смерть в глубинах пропасти. Но раз об этом нельзя было и помыслить, то оставалось только одно: что-то должно было перенести ее на другую сторону. «Кроме того, — подумал юноша, вспомнив восхождение на утес, — это что-то перенесло Ориэллу насильно». Анвар бросил взгляд на низкую крышу, откуда, подобно клыкам, истекающим слюной, свисали сталактиты. Он надеялся найти какой-нибудь способ перебраться на ту сторону — веревку, ступеньки, высеченные в скале, не важно что, но ничего не обнаружил.

Резкое, тонкое визжание, подобное металлу, скребущему о металл, разорвало тишину. Вздрогнув, юноша повернулся туда, откуда доносился этот отвратительный звук, и в арке напротив перед ним предстало существо, от одного вида которого кровь стыла в жилах. Его раздутое сферическое тело было шире человеческого роста, а передвигалось оно с помощью множества угловатых членистых ног. Анвар не мог сосчитать их, он только смотрел, и у него холодело сердце. Не все члены чудовища использовались для ходьбы. Некоторые отвратительными наростами выпирали из тускло поблескивающего тела, другие заканчивались угрожающими щипцами, третьи — смертельно острыми клинками, напоминавшими загнутые ножи, четвертые — пучками похожих на пальцы щупалец, которые угрожающе сжимались и разжимались, в непрестанном движении хватая воздух. Голова у чудовища отсутствовала. Сверкающие точки — видимо, глаза этого монстра — были рассыпаны через равные интервалы по всему телу и виднелись на концах корчившихся конечностей. С медлительностью ночного кошмара щупальца изгибались в воздухе, безошибочно направляя свои невидящие взгляды на Анвара и его друзей.

— Да хранят нас боги! — в слепом, одуряющем ужасе Анвар медленно попятился назад, к спасительной арке, а Шиа испустила леденящий кровь рык.

— Рассыпьтесь, — рявкнула пантера. Ужасная тварь с поразительной скоростью двинулась через пропасть — она шла прямо по воздуху!

Огромная кошка метнулась в сторону, Анвар нырнул под прикрытие арки. Монстр помедлил на каменном выступе, треща и щелкая десятками щупалец. Потом его глаза зашевелились, поворачиваясь из стороны в сторону и наконец уперлись в Боана, который стоял, скованный страхом, на самом краю пропасти. Снова послышался отвратительный размеренный лязг членистых ножек, шаг за шагом приближающихся к евнуху.

— Беру его на себя! — прорезала мозг Анвара мысль Шиа, и пантера, бросившись на закованную в броню тварь, сомкнула челюсти на одной из ее тоненьких ножек. Глаза чудовища повернулись к Шиа, и несколько членов, с клацающими клешнями и рассекающими воздух клинками, обрушились на врага, но кошка уже успела отскочить далеко в сторону. Воспользовавшись моментом, Анвар рванулся к Боану и рывком оттащил его от края пропасти.

— Рассредоточьтесь! — крикнул он. — Окружайте его! Не давайте ему опомниться!

Боан, опомнившись, обнажил меч и отскочил вбок, размахивая сверкающим клинком, чтобы отвлечь чудовище. Когда оно двинулось за ним, Шиа снова напала сзади, ухватив монстра за одну ногу. Та изогнулась вверх и отшвырнула кошку с такой силой, что она шлепнулась о свод арки. Выхватив меч, Анвар кинулся вперед, чтобы срубить одну из шевелящихся глазных ножек. Раздался звон. Посыпались искры, и его руку едва не выбило из сустава, когда металл ударился о металл. Анвар вскрикнул — скорее от удивления, чем от боли. Это не живой зверь — это искусственная вещь!

Потеря бдительности чуть не стоила ему жизни. Один из выгнутых клинков обрушился прямо ему на голову, но, к счастью, с другой стороны подоспел Боан. Он ухватил руками членистую ногу и дернул. Лицо евнуха побагровело от напряжения, но, несмотря на небывалую силу гиганта, чудовище даже не пошевелилось. Однако рывка оказалось достаточно, чтобы грозное лезвие бессильно просвистело у самого лица Анвара. Дав евнуху время отступить, Шиа нырнула прямо под выпуклый живот твари и начала расшвыривать металлические ножки ударами когтей. Чудовище качалось, щелкало, отчаянно крутилось на месте, но его грозные орудия убийства не могли дотянуться под собственное брюхо. Анвар в ужасе смотрел, как пантера медленно, дюйм за дюймом, двигается к краю пропасти, а чудовище в безумной ярости следует за ней, безуспешно пытаясь дотянуться до своего мучителя. Наконец оно достигло обрыва — и вдруг исчезло, а вместе с ним — и Шиа.

— Шиа! — С болью в сердце, Анвар метнулся к кромке и увидел две мощные лапы, вцепившиеся когтями в осыпающийся камень отвесных стен.

— Помогите…

В умоляющем крике Шиа звучал смертельный испуг, но тут рядом оказался Боан и отчаянно вцепился в черные лапы, не обращая внимания на бездонную пропасть под ногами. Однако даже он не мог удержать веса огромной кошки. Гигант начал медленно сползать вниз, его ноги тщетно искали опору на скользкой скале. Распластавшись на краю пропасти, Анвар потянулся вниз, к Шиа. Царапая камень, она с неимоверным усилием подтянулась, и юноша обеими руками ухватился за толстые складки у нее на шее. Время, казалось, остановилось. Анвар тянул и тянул, чувствуя, что у него вот-вот оторвутся руки, и дурея от страха, что он в любую секунду может сорваться и найти свою смерть в черной бездне. Но усилиями двоих людей Шиа болезненно, пядь за пядью поднималась над пропастью, пока, не вложив в последний рывок все оставшиеся силы, не перевалилась через край и не оказалась на ровной земле.

Анвар откатился подальше от обрыва и лежал, не в силах перевести дыхание. Его руки, освободившись от нагрузки, болели, мышцы затекли и отказывались повиноваться.

— Это было просто глупо! — едва придя в себя, набросился он на Шиа, но кошка лишь мысленно пожала плечами.

— Зато эффективно, правда? — Однако, несмотря на всю свою браваду, она казалась потрясенной, и Анвар невольно улыбнулся.

— Еще как — это спасло нам жизнь.

— А вы, люди, спасли меня. Благодарю вас обоих!

— Кого тебе действительно стоит поблагодарить, так это Боана — Анвар хлопнул евнуха по плечу, и гигант расплылся в улыбке.

— Мы втроем еле-еле смогли одолеть эту тварь. — Шиа помедлила, тихонько порыкивая. — Если Ориэлла встретилась с нею один на один…

— О боги, — Анвар содрогнулся, представив девушку лицом к лицу с металлическим монстром, обнаженную и без оружия — в том виде, в каком она вошла в пруд. Отогнав от себя ужасное видение, маг поднялся на ноги. — Я не хочу сдаваться. Нам придется продолжать поиски.

— Согласна, но как? — Шиа бросила взгляд на разверзшуюся бездну, и ее хвост печально изогнулся.

— Этой твари удалось… — Анвар заставил себя подойти к краю обрыва, пытаясь сообразить, как чудовищу удалось перебраться на эту сторону. — Должен быть путь, которого мы не видим. Шиа, подойди сюда. Ты не чувствуешь здесь никакой магии?

— Точно! — Огромная кошка попятилась от обрыва, и шерсть на ней встала дыбом. Анвар опустился на колени, ощупывая кромку пропасти. Хотя глаза говорили, что там ничего нет, пальцы нащупали гладкий камень, уходящий, насколько он мог судить, на другую сторону. — Да тут все время был мост! Невидимый мост. Мы можем перейти.

Боан уже собрал разбросанные пожитки и нахмурившись стоял над обрывом. Вопросительно посмотрев на Анвара, евнух ткнул пальцем в бездну и принялся делать рукой неопределенные пассы. Анвар сразу догадался, что он имеет в виду — у него самого сводило кишки при одной мысли о том, что придется пересекать головокружительный провал, не имея под ногами ничего, кроме прозрачного воздуха.

— Нет, мой друг, — печально ответил юноша, — к сожалению, я не знаю, как сделать мост видимым. Нам просто придется быть очень осторожными.

Боан содрогнулся.

Анвар первым пополз на четвереньках по невидимому камню. Ему потребовалось больше смелости, чем он в себе подозревал, чтобы сделать первый шаг в пустоту. Поборов удушливую панику, грозившую лишить его мужества, неотступно думая об Ориэлле, он дюйм за дюймом продвигался вперед, нащупывая края моста отчаянно трясущимися руками. Он попытался окликнуть остальных, но из горла вырвался только приглушенный хрип. Осторожно откашлявшись, волшебник сделал новую попытку.

— Будьте осторожны, мост слишком узкий и на нем нет перил. Двигайтесь медленно — поверхность очень гладкая. Спешить не стоит.

Время тянулось мучительным кошмаром. Сначала Анвар пытался смотреть на стену перед собой, но это не помогало. Казалось, она совсем не приближается, и юноша забеспокоился, нет ли здесь какой-нибудь злой магии, которая, не давая приблизиться к цели, держала бы жертву в бесконечной ловушке над бездной, пока у той не кончатся силы и она не рухнет в бездонное ничто. Анвар закрыл глаза и сразу же почувствовал себя гораздо лучше. Молодой человек сообразил, что зрение ему не нужно — мост все равно невидим, а двигаться вперед гораздо легче, если не смотреть в головокружительный провал под ногами. С болезненной медлительностью юноша продолжал ползти вперед, нащупывая потными руками края перешейка и прислушиваясь к стуку собственного сердца, гулко отдающемуся в ушах.

— Я на этой стороне! — камень под руками стал более шершавым, и Анвар уже не мог отыскать краев моста. Он открыл глаза и обнаружил, что благополучно добрался до противоположного выступа. Волшебник отполз в сторону, чтобы не мешать остальным, и с облегчением прижался щекой к благословенному твердому камню. Все тело болело, он дрожал от напряжения и покрылся потом, но не мог даже плакать от радости. Вскоре к нему присоединились Боан и Шиа, и какое-то время все трое просто наслаждались ощущением относительной безопасности, не в силах даже говорить. Потом они снова двинулись в путь, хотя евнух выглядел измотанным, и даже размашистая поступь Шиа потеряла свою твердость. Волшебник решил не задумываться, чем обусловлена его собственная необычная выносливость, и даже постарался не тешить себя надеждами. Он знал только, что должен найти Ориэллу или сам сгинуть в этой горе.

Они приготовились обнаружить за аркой еще одну маленькую пещеру, но вместо этого попали в длинную узкую комнату с высоким сводчатым потолком. Стены выглядели так, будто скалу сначала расплавили, а потом отлили в какой-то гигантской форме. Вокруг царил жуткий красноватый полусвет, который, казалось, шел из ниоткуда, а воздух наполнял высокий отдаленный гул, неприятно отдававшийся в черепе и подбородке. Но внимание юноши было поглощено другим. Вдоль правой стены пещеры шел ряд высоких драгоценных камней овальной формы, тускло блестевших, подобно морозным опалам. Больше всего они смахивали на коконы каких-то зловещих гигантских насекомых, и глядя на них, Анвар почувствовал необъяснимое беспокойство. Волшебник подошел к ближайшему кристаллу. Шиа и Боан следовали за ним по пятам.

На лицевой поверхности подернутого изморозью камня юноша обнаружил единственную прозрачную грань. Грань эта очень напоминала смотровое окошко. Анвар заглянул внутрь и с хриплым возгласом отпрянул: оттуда на него уставился осклабившийся человеческий череп, который, казалось, прыгнул на него из своей хрустальной гробницы. Шиа отодвинула Анвара в сторону и встала на задние лапы, чтобы тоже заглянуть в прозрачную грань.

— Так вот что происходит с теми, кто сюда попадает, — прорычала она. — Железная тварь замуровывает их в кристаллы. Анвар содрогнулся.

— Ты думаешь…

— Надеюсь, что нет. Но все равно мы должны осмотреть каждый. . Шиа потрусила к следующему кристаллу. Анвар с ноющим сердцем последовал за ней.

Один за другим они осмотрели все коконы в этом ряду. Анвару приходилось каждый раз делать над собой усилие из страха обнаружить там тело любимой. Повсюду им встречались скелеты — большинство принадлежало людям, но некоторые — и другим существам. Одни были нетронуты, другие, наоборот, до неузнаваемости переломаны и изрублены грозными конечностями металлического зверя. Попались им и останки огромной кошки, при виде которых Шиа яростно зарычала, а два кристалла содержали в себе маленькие человекоподобные скелеты с хрупкими костями, расходящимися от странно устроенных плеч. Крылатый Народ! Анвар был поражен. Когда они дошли до последнего кокона, он заколебался.

— Пусти меня, — сказала Шиа. Она вгляделась в щель. Анвар с пересохшим ртом следил за ней. Наконец кошка опустилась на четыре лапы, и хвост ее подрагивал от волнения.

— Ориэлла там.

Глава 32. ГОРОД ДРАКОНОВ

Волшебница висела в облаке молочного света внутри огромного камня, такая близкая и такая недоступная за толстыми стенками таинственного саркофага. Девушка была похожа на статую из алебастра, и лишь огненное пламя ее волос выделялось единственным ярким пятном. Глаза закрыты, словно во сне, бледные губы полуоткрыты. Вот и все, что Анвар успел разглядеть, прежде чем слезы затуманили ему глаза. Он едва почувствовал, как Боан оттащил его от кристалла, и не заметил, что Шиа вновь внимательно всматривается в окошко. Колени юноши подогнулись, и он рухнул на землю, охваченный невыразимым отчаянием.

— Подожди! — пронзил его истерзанное сознание голос Шиа. — Она дышит!

Анвар в ярости накинулся на нее.

— Чертова кошка! — в истерике кричал он. — Она мертва, глупый зверек! Это просто кристалл играет с нами жестокую шутку. Ты же видела остальных — кости!

Глаза Шиа зловеще загорелись, и она наградила юношу увесистой оплеухой.

— Я видела, как она дышит! — проревела пантера. — Достань ее, человек!

Анвар медленно приходил в себя.

— Если ты ошибаешься…

— Посмотри сам. Только смотри долго и пристально. Смотри головой, а не сердцем.

Вид бледного безжизненного лица Ориэллы резанул Анвара как ножом, но юноша заставил себя вглядеться. Прошла минута, другая — тщетно. Впрочем, что это? Он замер. Не привиделось ли ему? Еще минута — и Анвар увидел это снова. Грудь волшебницы едва заметно поднялась, почти неразличимо, но сомнений нет

— она дышала!

— Святые боги, — прошептал он. — Шиа, ты права! — Ошалев от радости, юноша обнял гигантскую пантеру.

— Еще бы, — с хитрецой отозвалась Шиа. — Мы, кошки, мудры, Анвар. Другие останки очень старые — возможно, люди умерли от голода или от ран, но у нас еще есть шанс. Однако как нам ее достать?

Действительно, как? Часом позже Анвар осознал всю серьезность этой проблемы. Они рубили кристалл, молотили по нему рукоятками мечей, Шиа атаковала его зубами и когтями, но камень бесстрастно противостоял всем усилиям, и на нем не появилось даже трещинки. Задыхаясь, Анвар отступил назад и бросил хмурый взгляд на неприступную гробницу.

— Без толку, — сказал он. — Сломать его нельзя, и все же эта тварь засунула туда Ориэллу. Значит, он должен как-то открываться. Шиа, ты чувствуешь магию?

Пантера устало опустилась на пол.

— Чувствую что-то, — ответила она, — но по-другому, не как заклинание. — В поисках нужных понятий она царапнула когтями гладкий каменный пол. — Кажется, будто кристалл и есть магия, но он не творит магию, понимаешь?

Анвар ничего не понимал и боялся использовать какие-нибудь заклинания из своего скромного арсенала, чтобы паче чаяния не повредить чем-нибудь волшебнице. Он провел руками по гладким граням в надежде отыскать какое-нибудь решение и с проклятием отдернул руку, когда его пальцы наткнулись на острую грань.

— Боан, неужели тебе удалось отбить кусок? Евнух отрицательно покачал головой.

Посасывая кровоточащий палец, Анвар осмотрел странную выемку. Она была расположена высоко на боковой стороне камня, но с виду ничто не нарушало безупречную поверхность кристалла. Только следы крови позволили ему отыскать нужное место. Он снова потрогал камень, на этот раз осторожнее, и нащупал углубление — место, где оптический эффект преломления скрывал отсутствие одной из граней. Анвар нахмурился.

— Кусочка не хватает, интересно…

— Ключ? — немедленно подхватила его мысль Шиа.

— Если да, то мы должны найти его, и побыстрее. Кто знает, сколько еще Ориэлла сможет оставаться в живых в таком состоянии? — Анвар замер, в голову ему пришла пугающая мысль: а что, если ключ был у той твари?

Есть только один способ узнать: перестать ныть и начать поиски. Шиа уже обшаривала комнату.

Наконец, Боану удалось отыскать недостающий кусок — он был спрятан в нише за кристаллом. Анвар нетерпеливо выхватил его у евнуха. Ключ был чуть больше кулака, с заостренным внутренним концом и гладкими широкими гранями, по которым рассыпались блики света. Затаив дыхание, волшебник встал на цыпочки и вставил камень в углубление, поворачивая его так и этак, пока наконец не нащупал нужное положение. Раздался щелчок, и Анвар поспешно отдернул руку. Камень вспыхнул ослепительно-белым светом, а когда тот потух, прежняя молочно-матовая окраска кристалла исчезла, и стали видны искаженные, изломанные контуры тела девушки. Потом поверхность камня прорезала трещина. Кристалл раскрылся, словно раковина, и две толстые створки распластались вдоль стены. Волшебница выскользнула из камня, и Анвар едва успел подхватить ее, а когда подхватил, оказалось, что он держит в объятиях демона.

Чудовище — отвратительное паукообразное чудовище, — оно схватило ее! Ориэлла инстинктивно сопротивлялась, орудуя руками и ногами, как когда-то учила ее Мара. Раздался вопль, до странности похожий на человеческий, и хватка ослабла.

— Очень хорошо. Он шел на все, чтобы спасти тебя, а ты его лупишь.

Голос в голове был успокаивающе знакомым.

— Шиа! — Перекатившись на живот, Ориэлла непонимающе огляделась вокруг, не сразу привыкнув к жутковатому красному свету. Она едва успела осознать происходящее, как Анвар радостно сгреб девушку в охапку, чуть не задушив.

— О боги, Ориэлла, как я счастлив видеть тебя живой! Волшебница не могла разглядеть его лицо, но голос юноши показался ей измученным и потрясенным. Ориэлла попыталась ответить, но у нее пересохло в горле, и она не могла говорить. Анвар нащупал у себя на боку бурдюк с водой и поднес его к губам волшебницы. Другой рукой он поддерживал Ориэллу, однако, к величайшему ее неудовольствию, позволил сделать лишь несколько крохотных глотков.

— Через минуту, — строго сказал он, когда девушка вцепилась в бурдюк, не желая с ним расставаться. — Ты не пила три дня. Тебе будет плохо.

— Три дня? — Ориэлла тщетно пыталась что-нибудь припомнить. В красном свете ей было тяжело разглядеть Анвара, но все же она заметила на его щеках следы слез. — Я чувствую себя так, будто наоборот, три дня пила, не просыхая, с Парриком! — Во рту у нее все еще было сухо, как в пустыне, голова гудела, желудок горел, а в памяти обнаружились такие же неприятные провалы, какие бывают после отчаянного злоупотребления элем.

— Думаю, тебе это пригодится, — Анвар выудил из своего тюка дорожное платье, и Ориэлла вспыхнула, осознав вдруг, что совершенно раздета, и к ней сразу же вернулись воспоминания о купании и о том, что за ним последовало. Анвар помог ей одеться, дал воды и маленький плоский пирожок, испеченный Нэрени. Волшебница медленно жевала, а он баюкал ее на руках. Ориэлла с опаской откусывала каждый кусочек, чувствуя, что в любой момент ее может стошнить, но через какое-то время она почувствовала себя лучше и даже попросила добавки.

Подкрепившись, волшебница поведала друзьям свою историю. Став пленницей прохода, она сделала то же открытие, что и Анвар: магический огонь включал механизм подъема. Однако, оказавшись на вершине, она довольно много времени потратила, пытаясь отыскать заклинание, которое заставило бы кристалл спуститься и вернуть ее к остальным. Когда же все усилия девушки не принесли желаемого результата, она решила покинуть кристалл, надеясь отыскать какой-нибудь другой путь на волю.

— Я выбралась из него так же, как и забралась, — рассказывала Ориэлла. — Он протащил меня сквозь стенку — и тут-то я и встретила эту паукообразную тварь. Вы даже представить себе не можете, что это такое!

— Можем, — мрачно заверила ее Шиа. — Мы тоже ее встретили.

Ориэлла поежилась.

— Я не смогла с ней справиться. Вы знаете, что она нечувствительна к магии?

Анвар покачал головой.

— Мне и в голову не пришло попробовать.

— Вот и хорошо. По-моему, она обладает способностью обращать заклинание против его создателя — я чуть не спалила себя, прежде чем поняла, в чем дело. Короче говоря, она меня схватила. — Девушка сглотнула комок в горле, пытаясь совладать с голосом. — Я дралась… А потом — не помню. Казалось, прошла только доля секунды, и я услышала, что бью тебя. — Ориэлла подняла руку и коснулась яркого синяка у Анвара на скуле. — Я ударила тебя, милый. Прости, пожалуйста.

— Это не ты. Это Харин.

— О, Анвар, неужели вы все-таки подрались? — Девушка была в замешательстве. — Я знаю, вы друг друга недолюбливаете, но…

— Подожди, пока не услышишь всю историю. — С помощью Шиа и скупых утвердительных кивков Боана Анвар рассказал ей, что произошло. Ориэлла прервала его повествование радостными восклицаниями, когда узнала, что они с Шиа могут говорить друг с другом, а потом разразилась леденящими кровь проклятиями в адрес Харина, услышав о том, как принц бросил ее друзей на верную смерть. Когда гнев волшебницы поутих, и Анвар смог продолжить свой рассказ, она с содроганием услышала о схватке с чудовищем и о том, как Шиа чуть было не пропала в глубинах бездны, но когда юноша начал описывать, как они пересекали невидимый мост, ее нервы не выдержали.

— Лучше опусти эту часть повествования, если не возражаешь, — попросила волшебница.

Когда Анвар замолчал, Ориэлла оглядела лица своих спутников, глубоко тронутая их мужеством и преданностью.

— Мои дорогие друзья, вы были так отважны… Не знаю, как вас благодарить… — У нее не хватило слов, и она смахнула слезу.

— Главное, с тобой все в порядке, — скромно сказал Анвар. — С тобой и с ребенком.

Ориэлла с нежностью посмотрела на него.

— Спасибо и на том, что вы уцелели! Однако, что же нам теперь делать? Благодаря этому подонку Харину, мы очутились в ловушке, и если не выберемся отсюда, то умрем с голоду. Кроме того, Анвар… — ее глаза взволнованно вспыхнули, — неужели ты не понимаешь, куда мы попали? Кристаллы, металлическая тварь, не подверженная магии, — все это может означать лишь одно: мы нашли пропавшую цивилизацию Драконьего Народа! Здесь должна быть куча всего — знания, оружие, возможно, даже сам Пламенеющий Меч, — что можно будет использовать против Миафана.

Анвар только раздраженно покачал головой.

— Никогда не сдаваться, да? А вдруг где-нибудь тут еще один такой паук? Или что-нибудь и того похуже?

— Ты думаешь, меня это не тревожит? — пожала плечами Ориэлла. — Но по правде сказать, Анвар, я не вижу другого выхода. Если нельзя вернуться тем же путем, что пришли, значит, единственная дорога — вперед!

Хотя все путешественники нуждались в отдыхе, они решили трогаться немедленно. Еды почти не осталось, и, кроме того, сидя на месте, трудно победить. Единственным выходом из длинной пещеры была огромная арка в дальнем конце. Она вела в просторный туннель, крыша которого, заостренная, как и сама арка, вздымалась высоко над головой. Шиа возглавляла процессию, волшебники по молчаливому согласию шли рядом, а Боан с обнаженным мечом составлял арьергард. Анвар вернул Ориэлле ее снаряжение, и она с облегчением чувствовала знакомую тяжесть меча на бедре. Девушка поглаживала отполированный ее ладонями эфес. «О, мой Коронах, — думала волшебница, — мы много сражались вместе, ты и я». Горло ее сжалось, когда она вспомнила тот давний день рождения, когда Форрал впервые дал ей этот клинок. Рука девушки невольно потянулась к животу. Доживет ли ребенок до того момента, когда сам сможет носить меч?

— Ориэлла? — встревоженно посмотрел на нее Анвар.

— Все в порядке. — Волшебница крепче сжала свой жезл и добросовестно попыталась отогнать тоскливые мысли.

Тревожный красный свет сменился мягким янтарным сиянием, исходящим из переплетения светящихся прожилок, бегущих по гладкому ровному камню туннеля. Чистый и сухой ветерок тихонько обвевал их лица, на полу и на стенах не было и следа пыли или паутины, надоедливый шум стихал, по мере того как они поднимались вверх. Лишь когда он исчез, Ориэлла поняла, как досаждал им этот высокий непрерывный гул.

— Знаешь, — сказала она Анвару, — это похоже на винтовую лестницу, только здесь нет ступенек. Думаю, драконы недолюбливали ступеньки. Но если это действительно так, то они должны быть даже больше, чем я предполагала.

Молодой человек мрачно кивнул.

— И гораздо более могущественны, если смогли построить такое и создать это металлическое чудище. Нам следует быть поосторожнее.

Бесконечный туннель продолжал ввинчиваться вверх, и скоро они уже потеряли счет времени. Наконец, по обеим сторонам прохода начали появляться комнаты, и некоторые из них, к неудовольствию Ориэллы, были запечатаны огромными дверями, которые не поддавались ни силе, ни магии. В других комнатах дверей не было вовсе, но все они оказывались абсолютно пусты и освещались лишь тусклым свечением, проникавшим из туннеля сквозь широкие арки дверей, Шиа не обнаружила никаких следов магии.

— Что за странное место? — жаловалась Ориэлла, пока они исследовали комнату за комнатой. — К чему все это? — Она чувствовала себя на грани изнеможения, у нее снова начала раскалываться голова.

— Проклятие, откуда ж мне знать? — огрызнулся Анвар. Пошатываясь, он брел рядом, то и дело потирая покрасневшие глаза. Волшебница искоса глянула на его сгорбленную фигуру и впервые заметила, что даже Боан выглядит уставшим.

— Когда вы в последний раз спали?

Юноша застонал.

— Дней.., не помню. В общем, ни разу с тех пор, как ты пропала.

— Анвар! Почему же ты до сих пор молчал?! — Взяв его за руку, Ориэлла отвела юношу в ближайшую комнату, усадила на пол и прислонила к стене. — Пожалуй, это самое безопасное место из всех, что нам попадались. Здесь и отдохнем.

Каждый сделал по маленькому глотку из бурдюка, в котором уже виднелось дно. Анвар налил немного воды в подставленные ладони Ориэллы, чтобы Шиа тоже могла полакать. Волшебница настояла на том, чтобы караулить первой.

— Пока вы меня искали, я позорно бездельничала! — заявила она друзьям. — По-моему, это будет справедливо. — Ни у кого не нашлось сил, чтобы спорить, и только Шиа сказала:

— Следующей разбуди меня. Мы разделим караул. Я нуждаюсь в отдыхе меньше, чем всякие хилые двуногие.

Когда друзья уснули, Ориэлла уселась у дверей, положив меч рядом с собой, и начала отсчитывать время, похлопывая кинжалом по ладони и меняя руку после каждой минуты, но скоро бросила это занятие. Счет убаюкивал ее, и девушка поймала себя на том, что начинает клевать носом. Тогда она стала думать о ребенке. Теперь ему должно быть уже пять месяцев, хотя трудно сказать наверняка — женщины Волшебного Народа привыкли подавлять циклы, доставляющие смертным столько беспокойства. Обычно они узнавали о своей беременности на втором месяце, и Ориэлла склонялась к мысли, что и она не исключение. Когда ей сказали, она отчетливо почувствовала присутствие ребенка. «Скоро мои силы окончательно исчезнут, — подумала волшебница, — и что же нам тогда делать? Конечно, если мы вообще отсюда выберемся. Но что же все-таки толкнуло Харина на предательство? Неужели я могла так сильно в нем ошибиться?»

Потом волшебница стала строить догадки о том, что сейчас происходит в Нексисе. Миафан, без сомнения, воспользовался силами Чаши, чтобы поработить презираемых смертных, с Элизеф, Браггаром и Деворшаном в качестве преданных помощников. А что приключилось с ее друзьями? Уцелели ли Ваннор и Паррик? Что с Марой, Д'Арваном, с матерью? Пока Ориэлла носила браслеты, она могла и не почувствовать смерть своих соплеменников. Несмотря на теплый воздух туннеля, девушка зябко поежилась и с тоской вспомнила о старом, потрепанном плаще Форрала, пропавшем во время кораблекрушения. Но и плащ, и Форрал покинули ее, и теперь она замерзала в одиночестве в этой темной дыре.

Погруженная в свои горестные мысли, Ориэлла вздрогнула от неожиданности, когда ей в лицо ткнулся холодный черный нос.

— Так я и думала, — сказала Шиа. — Ты почти заснула. Пора мне тебя сменить.

Волшебница немедленно согласилась. Какое счастье хоть на время ускользнуть в небытие. Она вошла в комнату, где спали ее друзья, и легла рядом с Анваром. Юноша, как всегда, казалось, почувствовал ее присутствие, повернулся и обнял волшебницу одной рукой, шепча во сне ее имя. Ориэлла придвинулась поближе и почувствовала, что ей становится легче. «По крайней мере у меня есть Шиа и Боан, — подумала девушка, — и, конечно же, Анвар. Лучшее, что я сделала за последнее время, — это спасла его от Миафана. Каким преданным другом он оказался!» — С этими мыслями она устроилась поудобнее и заснула.

На следующий день, если это был день, друзья наткнулись на первую ловушку. После скудного завтрака, который исчерпал практически все их запасы, они продолжили свой утомительный путь, карабкаясь все выше и выше по бесконечной каменной спирали с ее однообразными пустыми комнатами, пока ноги не загудели от усталости. Ориэлла была близка к отчаянию. Неужели она ошиблась в своей надежде отыскать потерянные знания Драконьего Народа? Да и вообще имеет ли это теперь какое-то значение? «Мы все умрем здесь, — обреченно подумала она. — Эта гора станет нашей гробницей, и всему придет конец». Вдруг Шиа, которая, как всегда, брела впереди, резко остановилась.

— Магия! — прорычала она.

— Ты права, — сказал Анвар. — Ориэлла, взгляни-ка туда! Видишь?

В нескольких шагах перед ними в воздухе висела серебристая дымка, подобная обманчивому дрожанию воздуха над каменной мостовой в жаркие дни. Она, словно легкая занавеска, перегораживала проход.

Опасно это или нет, но Ориэлла обрадовалась, что унылое однообразие пути хоть чем-то нарушено. Девушка осторожно двинулась вперед, сжимая в одной руке жезл, а другую вытянув перед собой и раскрыв ладонь. Едва она коснулась клубящегося шелковистого марева, случились сразу две вещи. Во-первых, мерцание исчезло, и весь свет в туннеле погас. Ошеломленная, Ориэлла сделала еще один шаг вперед, подвесив у себя над головой шарик магического света, и как только он вспыхнул, сверху раздался низкий грохочущий лязг. Девушка подняла голову, и у нее перехватило дыхание: от потолка отделился огромный каменный блок и устремился прямо на нее.

Для Ориэллы все это происходило в замедленном темпе ночного кошмара. Казалось, блок медленно плывет вниз, она метнулась вперед и, поскользнувшись, упала, оказавшись лицом к тому концу туннеля, откуда они пришли.

— Ориэлла!

Волшебница с ужасом увидела, как Анвар нырнул в сужающуюся щель между камнем и полом. Огромный блок неотвратимо опускался.., с оглушительным треском, от которого содрогнулись стены, он вдавил Анвара в пол.

— Анвар! — Собственный вопль разодрал ей горло. Магический огонь потух, и в темноте ее мозг наполнился ужасными, невыносимыми видениями Анвара, расплющенного скалой. Волшебница, задыхаясь, отползла к стене, скорчилась и разразилась рыданиями.

И подпрыгнула чуть ли не на метр, когда чья-то рука коснулась ее плеча.

— Это я. — Сдавленный голос Анвара потерялся в испуганном визге.

— Ты! Этого не может быть.., я видела… — Ориэлла обнаружила, что не может говорить, зубы ее отчаянно стучали. Анвар, казалось, был в таком же состоянии, и они, дрожа, прижались друг к другу.

— Иллюзия, — наконец выдавил он.

Иллюзия? Магический свет снова зажегся, но теперь он отливая красным, отвечая на гнев, которым воспылала волшебница. Она отпрянула назад, вглядываясь в посеревшее лицо Анвара.

— Дурак! Проклятый идиот! О боги! Я думала, ты погиб! — По щекам ее бежали слезы ярости и облегчения, и она сердито смахивала их ладонью.

Анвар схватил ее за плечи, глубоко впиваясь ногтями в кожу.

— Это потому, что я не хочу еще раз потерять тебя! Я скорее умру, разве ты не понимаешь?

Вся ярость Ориэллы моментально испарилась. Она вспомнила, что когда-то чувствовала то же самое по отношению к Форралу. Волшебница отчаянно затрясла головой, не желая мириться с тем, что стояло за этими словами.

— Анвар…

Юноша отвернулся и закусил губу.

— Ладно, забудем об этом.

— Если вы оба успокоились… — Мысленный голос Шиа отвлек их как раз вовремя, но по стальному тону пантеры Ориэлла догадалась, что подруга очень сердита. Ее не было видно, она, по всей очевидности, все еще была скрыта призраком каменного блока.

— Как можно надеяться, что кому-нибудь удастся передать мысли сквозь суматоху, которую вы подняли, не понимаю, — раздраженно продолжала Шиа, — но раз уж вы в конце концов снизошли до того, чтобы поговорить со мной, может быть, у вас есть какие-нибудь дельные предложения?

И тут Ориэллу одолел истерический смех. Он захватил и Анвара, и они хохотали пока не заболели ребра и не перехватило дыхание. Маленький шарик магического света, теперь ярко-золотой, вздрагивал и крутился над головой у волшебницы, будто тоже хохотал изо всех сил.

— Ну! — громовая мысль Шиа ледяной водой окатила их.

— Прости, Шиа, — Ориэлла улыбнулась Анвару и сказала вслух, чтобы услышал и Боан. — Похоже, вам следует просто пройти сквозь блок. Он не больше чем иллюзия — как нам только что весьма убедительно доказал Анвар! — Она состроила ему грозную мину.

Пантера ошеломленно замолчала, а потом заявила:

— Хотелось бы мне ругаться, как вы, люди! — Хотя слова свободно лились прямо из ее сознания, ощущение было такое, будто их произнесли сквозь стиснутые зубы. — Мы идем!

— Нет, подожди! — Крик Ориэллы потонул в реве разламывающегося камня. Потом послышался сердитый вопль, и сквозь каменную стену стрелой влетел Боан, а за ним по пятам черной тенью метнулась Шиа. Раздался оглушительный грохот, волшебники изо всех сил вцепились друг в друга, а пол туннеля взметнулся и осел у них под ногами. Взлетели клубы пыли. В кожу вонзились крохотные осколки камня.

Когда пыль осела, Ориэлла с облегчением увидела, что Шиа и Боан целы и невредимы. Кашляя, она протянула к блоку руку и коснулась твердого камня.

— На этот раз он действительно упал, — ошарашенно заметил Анвар.

— Мне кажется, я поняла, — задумчиво пробормотала Ориэлла. — Это временная ловушка — мы думали, что она уже сработала, — девушка помедлила, не зная, как лучше выразить свою мысль. — Но это была не совсем иллюзия. Просто то, что мы видели, было будущим!

— Но зачем? Ведь будь это ловушка, блок с таким же успехом мог бы упасть и в первый раз.

— Не уверена, — нахмурилась Ориэлла. — Видимо, для своих это было бы своего рода предупреждением, мол, здесь ловушка, и нужно поскорее убираться отсюда. А для непрошенных гостей вроде нас.., если бы я сразу заметила, что эта штука падает, я шагнула бы назад…

— А потом мы бы поняли, что это иллюзия, прошли бы сквозь нее, и…

— Тут бы нас и прихлопнули. Чертовски коварный народ. — Ориэлла была раздражена и не на шутку встревожена. — Какими же силами должны они обладать, чтобы устраивать такие фокусы со временем?

Повернувшись к остальным, волшебница с удивлением заметила, что евнух одной рукой потирает зад, а другой выразительно грозит Шиа кулаком.

— С вами обоими все в порядке? Боан, что случилось? Мысленный голос Шиа отдавал презрением.

— Этот хромоногий осел до того неповоротлив, что пришлось слегка пришпорить его.

Анвар изумленно ухмыльнулся — видно, он тоже слышал слова кошки, — и Ориэлла опять не смогла удержаться от смеха. Гневная физиономия Боана и сердитая морда Шиа только подлили масла в огонь, и волшебники повалились друг на дружку, задыхаясь от хохота.

— Но откуда ты знала, что на этот раз камень действительно падает? — спросила Ориэлла, совладав наконец с приступом смеха. Теперь, когда они оба могли говорить с пантерой, волшебники взяли в привычку произносить свои мысли вслух: так было гораздо легче. Шиа уселась и принялась невозмутимо облизывать лапы, но ее выдавал изгибающийся хвост. Она тоже была потрясена миновавшей опасностью.

— А я и не знала. Но кошки никогда не рискуют!

— Правда, хитрые лапки? — поддел ее Анвар. — А как же тот раз, когда ты чуть не распростилась с нами на краю пропасти, чтобы составить компанию этой твари?

Шиа сердито глянула на него.

— Это другое дело!

— Да?

— Мне кое-что пришло в голову, — прервала их словесную перепалку Ориэлла.

— Тот ужасный вопль, который мы слышали, когда вы были под камнем — это кричал ты, Боан?

Казалось, гигант смутился.

— Одно скажу — определенно, это была не я, — заявила Шиа.

— Но это значит, что ты можешь говорить! Боан с надеждой открыл рот, но не смог произнести ни звука. Видя, как побагровело от напряжения его лицо, Ориэлла торопливо подошла к нему.

— Не надо, Боан. Ты только повредишь себе. Очевидно, это не физический недостаток, но я слишком устала, чтобы прямо сейчас заниматься лечением психики. Однако, когда мы выберемся отсюда, я помогу тебе обрести голос, обещаю!

Боан благодарно улыбнулся, но в его глазах застыла такая тоска, что у Ориэллы сжалось сердце. Она нежно похлопала евнуха по руке.

— А теперь давайте отдохнем. Я думаю, всем нам нужно восстановить силы, прежде чем продолжать путь.

На этот раз никто даже не подумал о том, чтобы выставить часового. Усталость сделала путников беспечными, и, обессиленные и ослабленные последним потрясением, они спали как убитые, тесно прижавшись друг к другу, словно заблудившиеся дети. Когда Боан наконец разбудил Ориэллу, в коридоре опять горел свет, и проход у них за спиной был открыт — ловушка поджидала очередную жертву.

Они с аппетитом проглотили остатки пищи и воды, но на душе у них было неспокойно. Неужели камень поднялся сам собой? Или кто-то — или что-то — подкралось, пока они спали, чтобы возобновить заклинание?

— Чепуха, — возразила Ориэлла. — Если бы здесь кто-нибудь был, он бы дал нам о себе знать, уж будьте спокойны! — Тем не менее у нее самой по спине пробежали мурашки, от которых не могли избавить никакие здравые доводы и рассуждения, и, глядя на лица товарищей, девушка поняла, что те чувствуют то же самое.

По мере того как они шли дальше, туннель начал выравниваться. Теперь комнаты кончились, а вскоре изменилось и освещение, ибо на смену светящимся янтарным прожилкам постепенно пришли созвездия разноцветных каменьев, которые сверкали, словно алмазная пустыня, своим собственным таинственным блеском. Эти мерцающие кристаллы окружали путников со всех сторон, словно они брели в самом сердце Вселенной.

— Как здесь красиво, — пробормотала Ориэлла. — Я рада, что нам удалось увидеть это собственными глазами, даже если…

— Даже если мы все умрем? — Это были практически первые слова, которые произнес Анвар, как только они проснулись. После откровений минувшего дня между ним и Ориэллой установилась некая новая сдержанность, будто оба хотели бежать от того, что обнажили их вчерашние слова. Неожиданно Ориэлле все опротивело. «Ничего не изменилось, — сказала она себе. — Это тот же самый Анвар. Слова, сказанные в трудную минуту — неужели они должны все перевернуть? Если мы умрем, это не будет иметь никакого значения, а если нет

— ну, так это подождет, а пока нет смысла из-за таких пустяков терять славную дружбу». Девушка взяла его за руку.

— Не отчаивайся, — сказала она. — Вспомни, сколько раз мы едва не простились с жизнью с тех пор, как покинули Нексис, и все же мы еще целы. Что-нибудь подвернется, вот увидишь. Мы слишком дружная команда, чтобы нас так просто можно было убить, ты и я.

Анвар сжал ее руку и, встретившись с нею взглядом, вдруг как-то сразу приободрился.

— Ты права, — отозвался он, — и, прежде чем все это кончится, нам с тобой еще многое предстоит преодолеть.

— Свет! Впереди свет! — раздался крик Шиа, и они одновременно обернулись.

Дневной свет! Он падал из-за крутого поворота туннеля, затмевая звездное мерцание самоцветов. Однако перед поворотом Шиа остановилась и ощетинилась.

— Впереди магия, — предупредила она. Ориэлла шагнула вперед, но Анвар, который все это время не выпускал руку волшебницы, потянул ее назад, к себе.

— Ну уж нет, — проворчал он. — На этот раз мы отправимся вместе!

Они прокрались вперед и осторожно заглянули за угол туннеля.

— Кровь Чатака! — выругалась Ориэлла. Огромный кристалл преграждал им дорогу. Он очень смахивал на те двери ниже по коридору, которые им не удалось открыть. Дневной свет проникал сквозь полированные грани самоцвета — он был так близко, — но мог с таким же успехом быть за миллионы миль от них, если им не удастся найти способа преодолеть новое препятствие.

— Опять этот шум, — вдруг сказал Анвар. — Слышишь? — И действительно, высокий назойливый гул неприятным свербением отдавался в челюстях Ориэллы.

— Что это? — недовольно спросила она, подавляя желание разразиться бессильными слезами.

— По-моему, он идет с другой стороны. Шиа! Иди-ка сюда!

— Слышу, — огромная кошка показалась из-за угла, кинув на Анвара хмурый взгляд. — И незачем так орать.

— Прости. Ты можешь определить, это магия самого камня, или перед нами еще одна ловушка?

— Мне так не кажется. Это сам кристалл.

— Правильно, — Анвар решительно двинулся вперед, но Ориэлла поймала его за руку.

— Подожди-ка, — сказала она. — Ты же сам установил правила, помнишь? Вместе или никто.

Они вдвоем осмотрели кристалл и даже ощупали его гладкую поверхность.

— Точно такой же, как и остальные, — недоуменнно заявил Анвар. — Но в отличие от камня, в который заключили тебя, к этим кристаллам-дверям нет ключей. Это тупик.

— Не может быть! — Ориэлла с силой пнула препятствие и тут же взвыла от боли. — Ну, хватит! — В слепом гневе она подняла свой жезл и выпустила в кристалл испепеляющую молнию.

— Ориэлла, нет! — Анвар едва успел прикрыть глаза, как его отбросило далеко в сторону. Коридор наполнился дымом, а камень начал шипеть и замигал пульсирующим светом.

— Остановись! — Ориэлла едва уловила отчаянный крик Шиа. — От этого еще хуже! Магия камня растет!

К своему ужасу, волшебница поняла, что это правда. Самоцвет действовал как браслеты, впитывая ее силы, чтобы увеличить свои собственные. Жезл дрожал в вытянутой руке Ориэллы, энергия текла по ее телу, по протянутой руке, с каждой секундой опустошая и ослабляя волшебницу. Девушка больше не излучала силу — камень сам впитывал ее в себя. Ориэлла похолодела от страха.

— Помогите! — закричала она. — Я не могу остановиться! Кто-то со всего размаху обрушился на нее и повалил на землю. Жезл, заискрившись, дрогнул у нее в руках, и смертоносная связь прервалась. Девушка, задыхаясь, как пойманная рыба, вскрикнула от боли и выпустила раскаленный жезл. Дым начал помаленьку рассеиваться.

— Все ты и твой проклятый характер, Ориэлла! — Анвар осматривал руку Боана.

— Прости, Анвар, конечно, это было глупо. Боан в порядке?

— Более или менее.

Евнух кивком подтвердил его слова.

Анвар протянул руку и помог волшебнице подняться.

— Послушай, Ориэлла, давай-ка больше не пугать так друг друга.

— Договорились, — девушка, пошатываясь на непослушных ногах, повернулась к кристаллу. — Но все равно, у меня есть идея.

Она вспомнила, как использовала энергию браслетов, когда пыталась помочь Анвару в лагере невольников.

— Будь осторожна, — поспешно сказал Анвар.

— Буду, я получила хороший урок. Хватит дурацких фейерверков, обещаю. — Она прижалась ладонями, а потом и щекой к кристаллу, исследуя его изнутри своим чувством целительницы, и наконец нащупала тонкую решетку, составляющую основу и жизнь камня. Силы волшебницы были ослаблены необдуманной атакой, так что ей потребовалось много времени, чтобы отыскать слабину, брешь в защите. И все же эта брешь существовала. Вот она, наконец-то! Ориэлла напрягла всю свою волю и потянула…

Теперь положение изменилось. Волшебница чувствовала, как подрагивают ее пальцы, по которым через изъян самоцвета в нее перетекает энергия. Она впитывала в себя мощь камня, пока не почувствовала, что вот-вот взорвется, не в силах вместить такую мощь. Волшебница засомневалась, уж не переоценила ли она свои силы, и по спине ее снова пробежал предательский холодок. Если бы она научила этому Анвара, он бы мог помочь ей. Наверное, есть какой-нибудь способ сохранить излишек энергии, но…

— Все за угол! — крикнула она, стараясь сдержать рвущуюся из нее силу, пока остальные не будут в безопасности. — Прикройте глаза! — Потом, выкинув руку вперед, волшебница метнула мощный заряд энергии в преграду и тут же поспешно выставила перед собой магический щит. Раздался треск, сверкнула молния, и отдача грозным шквалом ударила в щит, но тот выдержал, а что касается кристалла — дело было сделано. Лишившись организующей его энергии, самоцвет с тихим шелестом рассыпался у ног волшебница кучкой мелкой пыли. Ориэлла с облегчением вздохнула.

Из-за угла показался бледный как полотно Анвар.

— По-моему, мы договорились больше не пугать друг друга, — тихо проговорил он, но глаза его гневно сверкали.

— Прости, Анвар, я не собиралась.., мне и в голову не приходило, что тут окажется столько энергии. — Ориэлла виновато улыбнулась. — Но ведь это сработало, правда? И в конце концов никто же не пострадал!

— Никто не пострадал? — возмутилась Шиа. — А мои нервы?

Анвар вздохнул.

— Да, должен признать, что сработало. Но если ты еще хоть раз выкинешь что-нибудь подобное…

— Хорошо, — согласилась Ориэлла. — Не буду. Вместо этого я научу тебя, и в следующий раз этим займешься ты.

— Ох уж эти люди! — с отвращением прорычала Шиа. Они перебрались через кучу мелкой алмазной пыли и заглянули в отверстие, которое проделала Ориэлла. У волшебницы упало сердце.

— Клянусь всеми святыми! И в результате мы даже не выбрались наружу! — Швырнув жезл на землю, она плюхнулась на гору пыли и закрыла лицо руками.

— Ориэлла, только голос Анвара послышался восхищеннно.

— Смотри сам. Я уже достаточно нагляделась на это распроклятое место.

— Перестань, — твердым рывком юноша поднял ее на ноги. Ориэлла со стоном подобрала жезл, шагнула за Анваром и тут же с руганью отпрянула, увидев пропасть, разверзшуюся у ее ног. Они стояли внутри башни, в круглой комнате, стены которой поднимались все выше и выше, насколько хватало глаз. Вытесанные из полупрозрачного белого камня, стены были совершенно ровные, их прорезали только круглые хрустальные окна вверху, наполнявшие башню тонкими, словно острие клинка, лучами дневного света, падавшими до самого пола — вот только пола не было. Друзья стояли на каменной ленте, что вилась по внутренней стене башни, спиралью поднимаясь к беспредельным высотам, а под ними была мерцающая шахта, освещенная сфокусированными лучами, льющимися из окон. На уровне глаз вращался и сверкал подвешенный в прозрачном воздухе над пропастью огромный сфероид. Именно он наполнял пространство тем неприятным пронзительным гулом, который они слышали еще в коридоре и в освещенной красным комнате далеко внизу.

Анвар распластался на полу, свесившись над краем пропасти так, что у Ориэллы внутри все перевернулось.

— Это поразительно! Держу пари, что она спускается прямо в бездну, которую мы пересекли! Девушка застонала.

— Анвар, отойди оттуда!

— Да уж, пожалуйста, — добавила Шиа голосом, который никак нельзя было назвать довольным. — Это место пропитано магией.

Анвар не обратил на них никакого внимания.

— Ну, конечно! Разве вы не понимаете, что это что-то вроде магического насоса. Вот почему на нижних уровнях такой свежий воздух — эта штука заставляет его циркулировать.

— Ты всегда такой наблюдательный? — Ориэлла старалась изо всех сил, но ей не удалось сдержать свое раздражение. — А еще это, если ты заметил, тупик. Нам придется возвращаться назад.

Анвар отошел от края.

— Я так не думаю. Дорога, — он имел в виду каменный карниз, на котором они стояли, — драконья лестница, если угодно, — ведет наверх. По-моему, на вершине должен быть выход.

Ориэлла окинула долгим взглядом карниз, плавно уходящий далеко вверх и глубоко вниз, в бездонные глубины, сглотнула комок в горле и посмотрела на Анвара.

— Я слышала, мы решили больше не пугать друг друга?

— Ты уже нарушила обещание, — усмехнулся юноша.

— Это не смешно!

— Конечно. Но это единственный путь наружу. Послушай, здесь вовсе не так уж узко. Пошли, Ориэлла! Я буду держать тебя за руку. Я знаю, ты справишься.

— Ну ладно, — вздохнула волшебница. — Но учти, Анвар, если мы взберемся наверх, а выхода там не окажется, ты прямиком отправишься в эту шахту. Причем вниз головой, обещаю!

Впоследствии Ориэлла предпочитала не вспоминать этот подъем. Казалось, целую вечность она кружила по бесконечной спирали, вжимаясь спиной в отвесные стены. Они карабкались до тех пор, пока ноги не начали дрожать от усталости, но волшебница наотрез отказывалась остановиться.

— Нет-нет, — умоляла она. — Давайте поскорее выберемся отсюда.

Но в конце концов стало ясно, что им, голодным и измученным, не добраться до вершины без отдыха. Съежившись в комок, Ориэлла уселась как можно дальше от края и крепко зажмурила глаза. После короткого привала путники продолжили восхождение. Мышцы болели, голова гудела, и даже Ориэлла позабыла о гибельной пропасти под ногами, озабоченная только тем, чтобы справиться со своими негнущимися коленями. Когда наконец перед волшебницей возникла арка, она не поверила своим глазам и, покачиваясь, шагнула в благословенный дневной свет.

— Осторожнее! — Анвар схватил ее за руку и рывком прижал к стене. Девушка покачнулась и рухнула на пол.

— Анвар, — задыхаясь, прошептала она. — Я тебя ненавижу. Я тебя так ненавижу! — И провалилась в сон.

Ее разбудила рука, мягко коснувшаяся плеча. Лицо Анвара было совсем рядом.

— Прости, — сказал он. — Я дал тебе поспать сколько можно, но теперь нужно идти, пока не стемнело. Ты все еще ненавидишь меня?

Ориэлла попробовала подняться и застонала, у нее болела каждая косточка.

— Еще не знаю. Я действительно видела то, что видела?

— Боюсь, что именно так.

— В таком случае, да. — Сделав осторожный шаг, Ориэлла выглянула за край карниза, венчающего башню. Ах, как отрадно снова видеть небо, солнце после долгих ночных переходов по пустыне и бесконечных дней, проведенных в сердце горы. Даже несмотря на боязнь высоты, девушка не могла не восхищаться. Под ними почти на целую лигу простиралась овальная долина — на вершине горы был кратер. Его иззубренные стены вздымались выше того уровня, на котором стояла Ориэлла, и защищали долину от ослепительного сияния пустыни. А в долине… Волшебница затаила дыхание. В долине лежал утерянный город Драконов!

Он был спланирован не в виде линий и углов, как человеческие города, а представлял собой серии пересекающихся кругов, соединенных между собой наподобие паутины. В каждом круге имелось огромное коническое сооружение, напоминающее гигантский шпиль. Один такой шпиль был даже выше, чем башня. Солнце высекало огонь из его заостренной верхушки, да и неудивительно, ведь он целиком был сделан из одного огромного зеленого самоцвета. Когда первое восхищение прошло, Ориэлла обнаружила, что все здания в городе возводились точно так же, из ослепительных самоцветов, горящих всеми цветами радуги, и в большинстве своем были круглыми, одноэтажными, с широкими плоскими крышами, на которых, как предположила волшебница, Драконы грелись на солнышке, вбирая в себя питавшую их энергию. Все башни, купола и минареты были искусно вытесаны и отполированы, но самым высоким зданием была башня с огромным шпилем посередине, на вершине которой сейчас стояла волшебница.

Анвар, судя по всему, уже успел насладиться пейзажем, пока она спала, и теперь ему не терпелось вернуться на грешную землю.

— Внизу я видел много птиц, похоже, они тут отдыхают, пересекая пустыню. Если бы нам удалось их поймать, у нас была бы еда. А внизу должна быть и вода, думаю, даже Драконы в ней нуждались.

— Значит, спускаемся.

Ориэлла уже заметила спиральный карниз, двойник того, по которому они шли внутри башни, ввинчивавшийся вниз, вниз и вниз — к самому городу.

— Чтоб им пусто было! — Она бессильно стукнула кулаком по камню и разразилась слезами. — Почему они не могли сделать перила на этих проклятых лестницах?

— Сожалею, любовь моя. — Анвар погладил волшебницу по волосам. — Но…

— Знаю, знаю. — Ориэлла села, фыркнула, утирая лицо краем рукава, и, перехватив взгляд Анвара, вспомнила, сколько раз тот бранил ее за эту привычку. — Не обращай на меня внимания, Анвар. Я просто дурочка. Веди нас. Кажется, когда дело касается высоты, ты становишься главным!

Спускаться было куда хуже, чем подниматься. Казалось, карниз качается, как палуба корабля, и под ногами нет ничего, кроме воздуха. Остальные чувствовали себя не лучше, и солнце уже успело скрыться за высокими горными пиками, прежде чем впереди забрезжил конец путешествия. Узкий карниз терялся в сумерках, все внимание было сосредоточено на тропинке, и никто не заметил, как к ним метнулась неясная тень. Анвар, возглавлявший процессию, повернулся к Ориэлле.

— А не оста… — Лицо его в ужасе застыло, но волшебница не успела оглянуться. Что-то с силой ударило ее в спину и столкнуло в пропасть. Тонкие руки впились в девушку, и она краем глаза заметила блеск стали. Ориэлла падала.., падала.., падала…

Глава 33. ЖЕЗЛ ЗЕМЛИ

Ориэлла! — Обезумев от страха, Анвар очертя голову кинулся вниз по спиральному карнизу, Шиа с Боаном — за ним. Они оказались на земле с противоположной стороны, и юноша бросился бежать вокруг башни, содрогаясь от одной мысли о том, что может сейчас увидеть. Он не успел затормозить и чуть не столкнулся с дерущимися: маленькая фигурка, почти незаметная в сумрачных тенях, заполнявших дно кратера, боролась с волшебницей. Ориэлла жива!

— Назад! — взвизгнул незнакомец, завернутый в непроницаемо-черный плащ, и ухватив волшебницу за волосы, оттянул ей голову назад. У горла Ориэллы сверкнул обнаженный клинок.

Гадать, как девушке удалось выжить после такого падения, не было времени. Анвар прикинул расстояние, взвешивая шансы на успешную атаку. Если бы только получше видеть… Меж пальцев юноши вспыхнул магический свет, незнакомец испуганно вскрикнул, и Ориэлла воспользовалась замешательством противника. Послышался шум, потом — короткий болезненный стон, и положение противников моментально переменилось. Кинжал отлетел в сторону, Боан метнулся к нему и наступил на лезвие, а Ориэлла, свалив нападающего на землю, принялась, изрыгая проклятия, нещадно лупить его кулаками. Анвар, припомнив собственную схватку с Харином, бросился вперед и схватил девушку за руку.

— Хватит! — выдохнул он. — Ты победила! — Но едва юноша попытался поднять волшебницу на ноги, та вскрикнула от боли и повалилась на бок.

— Ты ранена? — Анвар рухнул на колени рядом с ней. Ориэлла ругалась на чем свет стоит.

— Вывихнула колено, черт возьми! — пробормотала она. — Да еще и перепугалась до полусмерти! Так бы ей никогда со мной не справиться. — Волшебница озадаченно потрясла головой. — Но почему она меня поймала?

— Она?

Ориэлла зажгла свой собственный магический шар с легкостью, вызвавшей у Анвара зависть.

— Ты когда-нибудь видел мужика, который бы так дрался? — Она сунула ему под нос руки, исполосованные длинными глубокими царапинами. — Вдобавок ко всему, мне пришлось пожертвовать порядочным пучком волос, чтобы вырваться из ее хватки. — Ориэлла презрительно фыркнула и потерла голову. В магическом свете ее исцарапанное лицо было картофельно-серым, и Анвар понял, как сильно испугало девушку неожиданное падение, но и сам он испугался не меньше.

— Не знаю, зачем она тебя подхватила, но я благодарю за это всех богов.

Самообладание Ориэллы было на пределе, и на мгновение Анвару показалось, что сейчас она кинется ему в объятия, как тогда после ужасного подъема по утесам Тайбефа, но вместо этого волшебница лишь долго и прерывисто вздохнула и усилием воли взяла себя в руки.

— Если я начну об этом думать, то кончу истерикой, — твердо сказала она.

— Давай-ка лучше взглянем на нашу пленницу.

Подавив разочарование, Анвар повернулся к девушке, а Ориэлла повесила над ней свой огненный шарик, чтобы осветить скорчившуюся рыдающую фигуру.

— Да помилуют нас боги! — Анвар впервые разглядел то, что сначала принял за темный плащ. — Да это же крылья! — Послав Шиа и Боана проверить, не прячется ли поблизости еще кто-нибудь из Крылатого Народа, Анвар принялся допрашивать странную пленницу.

Она была совсем маленькой, но очень гармонично сложенной, и весила раза в два меньше Анвара, несмотря на огромные, длиннее, чем все ее тело, черные крылья, отходящие от плеч. Концы их были сложены вместе, а сами крылья поднимались над головой и ниспадали к ногам грациозным шлейфом. Анвар отвел хрупкие руки от покрытого синяками и слезами лица, и девушка взглянула на Ориэллу огромными, темными глазами.

— Она ударила меня!

У нее был странный акцент, и Анвар догадался, что здесь не обошлось без благословенного дара Волшебного Народа говорить на всех языках.

— А ты чего хотела? — сердито отозвался он. — Ты же сама пыталась перерезать ей горло!

Крылатая пленница плюнула под ноги Ориэлле.

— В моей стране она бы умерла за то, что подняла руку на принцессу.

— Еще одна царственная особа! — простонала волшебница. Черная Птица уставилась на высокую женщину с мрачным лицом, которая умела драться, как демон, и похолодела от ужаса. Кто эти устрашающе-громадные бескрылые существа? Она никогда не видела ничего подобного. Что им понадобилось в этом пустынном месте? Что они сделают с ней? Человек с волнующими глазами небесного цвета грубо схватил принцессу за руку.

— Здесь еще есть кто-нибудь? — спросил он. Черная Птица быстро приняла решение.

— Конечно! — высокомерно отрезала она. — Неужели ты думаешь, что принцесса путешествует без свиты? Отпусти меня, иначе я позову своих телохранителей, и они прикончат тебя.

— Она лжет, — заявила рыжеволосая женщина.

— Говори правду! — Хватка стала еще крепче, и принцесса сморщилась от боли. Девушка хотела возмутиться, но пристальный льдисто-голубой взгляд заставил ее содрогнуться.

— Я одна, — призналась Черная Птица и не смогла сдержать слез. На мгновение ей показалось, что жалость смягчила черты незнакомца, но тут он бросил взгляд на свою подругу и снова помрачнел. Однако у нее есть шанс. Если только удастся переманить его на свою сторону… Черная Птица бросила на голубоглазого умоляющий взгляд:

— Пожалуйста, не разрешай ей снова бить меня! Рыжеволосая презрительно фыркнула.

— Слушай, не пытайся строить из себя испуганное дитя, на это нас не поймаешь. Бьюсь об заклад, ты старше, чем кажешься, и я на собственной шкуре знаю, что ты не так уж беспомощна.

Разозлившись, что ее раскусили. Черная Птица забыла об осторожности:

— Как ты смеешь! Я принцесса королевской крови!

— Только не здесь, — вскипела женщина. — Ты наша пленница, и я еще не расквиталась с тобой за то, что ты столкнула меня с башни.

«Ну что ж, она права», — признала про себя Черная Птица. Они до сих пор не причинили ей серьезного вреда, хотя могли бы сразу убить. И потом, она так устала от одиночества.

— Госпожа, — промолвила наконец принцесса, — я прошу у тебя прощения. Я.., я увидела вас и испугалась… Я думала, если напасть неожиданно…

К полнейшему изумлению летуньи, огненноволосая женщина улыбнулась.

— Ну могло быть и хуже, принимая во внимание обстоятельства. Все же ты поймала меня, а? Если бы я брякнулась с такой высоты, от меня бы и мокрого места не осталось!

Черная Птица пожала плечами, и ее темные глянцевые крылья зашелестели.

— Я подумала, что если у меня будет заложник, другие, быть может, не причинят мне вреда.

В этот момент из тени неслышно выступила огромная фигура, и Черная Птица непроизвольно вскрикнула. А она-то еще думала, что эти двое — великаны! Вслед за гигантом показалась грозная темная тень с горящими глазами. Черная Птица была слишком хорошо знакома с грозными дикими пантерами, которые жили на севере ее гор и вели постоянную войну с Крылатым народом.

Девушка завизжала и попыталась убежать, но мужчина крепко прижал ее к себе.

— Шиа — наш друг, и может с нами говорить.

— Она, кстати, и говорит, что ты действительно одна, но они нашли что-то вроде лагеря и даже еду, — женщина улыбнулась. — Она очень сердита, потому что Боан не позволил ей съесть ни, кусочка. А если серьезно, это твой лагерь? Честно говоря, мы умираем с голоду.

— Я поделюсь с вами всем, что имею, — предложила Черная Птица, торопливо изобразив дружеский жест. — Я поймала несколько птиц, но мне нечем развести огонь. Кроме того, меня никогда не учили готовить, — откровенно добавила она, — так что я голодна не меньше вашего.

Женщина переглянулась с мужчиной и пожала плечами.

— Веди нас и прими нашу благодарность, — учтиво сказала она.

Черная Птица повела их через пустой город. Высокая женщина слегка прихрамывала и опиралась на руку мужчины. По пути они познакомились, однако все были слишком заняты мыслями о еде, чтобы пускаться в долгие разговоры. Принцесса расположилась в здании, состоящем из единственной большой комнаты со стенами из туманно-голубого кристалла. Дверей там не было, мебели тоже, за исключением всяких полок и ниш по стенам, а вдоль одной стены была насыпана куча разноцветных камней. Но самое главное — в углу был маленький бассейн, его питал холодный подземный ключ, и вода надолго завладела вниманием томимых жаждой незнакомцев.

Черная Птица поймала четырех довольно больших птиц. Дома она частенько развлекалась такой охотой. Ее новые друзья занялись ужином с ловкостью, которой можно было только позавидовать. Мужчины — Анвар и гигант Боан — в мгновение ока ощипали и выпотрошили дичь, а Ориэлла — высокая рыжеволосая женщина — тем временем шарила в куче драгоценных камней. Черная Птица была озадачена — зачем ей понадобились камни? — а когда поняла, глаза ее полезли на лоб. Ориэлла выбрала большой плоский кристалл и положила его в центре комнаты.

Скрестив ноги, она села на землю и поднесла руки к самоцвету, сосредоточенно прищурив глаза. Через считанные секунды камень ярко засиял, и от него потекло тепло, от которого стены комнаты уютно замерцали. Черная Птица смотрела во все глаза, не решаясь поверить в такую удачу.

— Ты — волшебница? — прошептала она. Ориэлла рассеянно кивнула, целиком поглощенная своим занятием. Черная Птица судорожно вцепилась в нее, и, прежде чем она успела остановить свой порыв, слова сами собой выплеснулись наружу. Принцесса не собиралась никогда возвращаться, но…

— Ты поможешь мне? Ты не представляешь себе, как ты нужна моему народу! Ориэлла вздохнула.

— Не знаю, Черная Птица, не знаю. Мы сами здесь в ловушке. Но поведай нам о своей беде, пока мы едим. Должно быть, случилось что-то серьезное, если ты решилась в одиночку пуститься в такое опасное путешествие.

Когда Анвар и Боан вернулись с готовыми тушками, птиц нанизали на клинки и поместили над раскаленным камнем.

— Может, помочь тебе подогревать эту штуку? — спросил Анвар у Ориэллы.

Волшебница покачала головой.

— Я трачу очень мало энергии, кристалл сам поддерживает мои силы. Иногда магия драконов бывает полезной.

За ужином Черная Птица рассказала свою историю. Ее народ веками жил в уединенной горной цитадели, выращивал на террасах неприхотливые злаки и пас стада горных коз и стаи домашних птиц. Но в последние месяцы на город обрушилась неестественная, несвоевременная зима. Принцесса поведала волшебникам о внезапных смертоносных снежных бурях, о леденящем холоде, опустошившем их земли, и о том, как жаждущий власти Верховный Жрец предался злу. Черная Птица, дрожа, рассказывала о человеческих жертвоприношениях, о невероятных жестокостях, совершаемых во имя спасения народа, о беспомощности и отчаянии своей матери, королевы.

— Черный Коготь из кожи лез, чтобы взять меня в жены, — с отвращением сказала она. — Я знала, что он хочет избавиться от Пламенеющего Крыла, захватить власть над Небесным Народом и править им от моего имени.

Она описала свой побег из Аэриллии: ураган, опасности и страдания, которые пришлось ей пережить, по ночам перелетая от оазиса к оазису. Она рассказывала, как летела вперед, измученная и голодная, подгоняемая страхом и отчаянием, и в глазах у нее стояли слезы.

— Я не хотела убегать, но это был единственный выход, я бы не смогла вынести жестокости Черного Когтя, но у меня разрывалось сердце, когда я улетала. Я вернулась бы даже с риском для жизни, если б знала, что могу хоть что-нибудь сделать. Помогите нам! Пожалуйста! Мой народ гибнет!

Ориэлла отвернулась, не в силах выдержать ее умоляющий взгляд.

Анвар чувствовал горе волшебницы, как свое собственное, и знал, о чем она сейчас думает. Элизеф. Кто еще мог накликать эту небывалую зиму? Крылатый Народ пал жертвой охоты, которую Миафан организовал на Ориэллу. В комнате повисла тяжкая тишина. Вдруг волшебница резко отбросила в сторону остатки своего ужина и, не говоря ни слова, схватила жезл и, прихрамывая, вышла наружу. Анвар поспешно выбежал за ней.

Ориэлла сидела, прислонившись спиной к стене, и невидящим взглядом смотрела в мерцающие небеса. Она дрожала от холода, но, казалось, не замечала этого.

— Уходи, — не поворачиваясь сказала волшебница.

— Нет. — Анвар опустился рядом с ней. — Прекрати винить себя.

— А кого же мне еще винить? — В голосе ее послышались гневные нотки. — Все это началось из-за того, что Форрал и я…

— Не будь дурой! — оборвал Анвар. — Все это мы уже проходили. Это началось из-за того, что Миафан обратил Чашу во зло. Это началось из-за слепого, надменного презрения Волшебного Народа к смертным. Ты достаточно настрадалась, не изводи себя еще и Крылатым Народом.

— Как у тебя язык поворачивается говорить такое? — вспылила Ориэлла. — Мы все в ответе за происшедшее. — Ее глаза сузились. — И даже ты, Анвар. Да, да. В ту ночь именно ты привел Форрала к Миафану и заставил Верховного выпустить призраков.

Анвар помертвел.

— Я давно ждал, когда ты мне это скажешь, — тихо произнес он.

Ориэлла молчала, глядя в другую сторону. Не зная, что еще сказать, Анвар с опущенной головой и тяжелым сердцем вернулся назад, в здание.

Когда он вошел. Черная Птица встревоженно подняла голову.

— Я что-нибудь не так сказала? — обеспокоенно спросила она. Анвар посмотрел на нее так, словно видел в первый раз, и отвернулся.

— Нет.., ничего. Просто ей нужно немного подумать. Но Шиа было не так-то легко обмануть.

— Я схожу?

Анвар покачал головой.

— Она хочет побыть одна.

Кристалл уже померк. Анвар лег поближе к нему, но даже ласковое тепло камня не могло развеять горький холодок внутри. «Но почему именно сейчас? — думал он. — Ведь прошло уже столько времени, почему же только сейчас она начала обвинять меня? Впрочем, это неважно. Она имеет полное право». Все эти месяцы Анвар упорно гнал от себя мысль о своей причастности к гибели Форрала, не желая в это верить и надеясь, что Ориэлла тоже не верит, но все-таки в глубине души чувствовал себя виноватым. И Ориэлла… Если она винит его, то, без сомнения, и ненавидит тоже. Юноша метался на своем жестком ложе, терзаемый горем и виной. Прошли часы, прежде чем ему удалось уснуть, но волшебница так и не вернулась.

Ориэлла долго сидела в ночи, невидящими глазами глядя на звезды и пытаясь совладать с чувством вины и растерянности. Собственная злобная и неожиданная вспышка испугала девушку.

Она вовсе не хотела обвинять Анвара — слова сами собой сорвались с языка, мысль явилась из ниоткуда. «Да что это со мной? — с раскаянием подумала она.

— Неужели это все время сидело где-то в моем сознании?» И вдруг краем глаза Ориэлла уловила едва заметное движение в темноте. Все мысли моментально вылетели у нее из головы. Волшебница быстро схватила меч и затаилась. Из тьмы выступила неясная фигура.

— Форрал! — радостно воскликнула Ориэлла и осеклась: этот бледный призрак лишь отдаленно напоминал того веселого, жизнерадостного человека, которого она любила. Бестелесный образ дрожал и переливался, окруженный обманчивым мерцанием. Лицо призрака было серьезным и печальным. В голове у волшебницы зазвучал ворчливый голос, и девушка почувствовала, что краснеет от стыда.

— Не слишком-то справедливо ты поступила с Анваром, не правда ли, любовь моя? Я же учил тебя не тратить времени на поиски виноватых. Зло Миафана растет, и таким способом с ним не справиться!

— Я знаю, прости, — горько прошептала волшебница. Призрак улыбнулся, лицо его смягчилось и обрело грустное и любящее выражение. Сделав Ориэлле знак следовать за собой, он двинулся прочь.

— Форрал, подожди! — Опираясь на жезл, Ориэлла торопливо поднялась и пустилась вдогонку. Призрак удалялся в тень заброшенного города.

Ей никак не удавалось его догнать. Несмотря на все усилия, тень Форрала держалась на прежней мучительной дистанции, хотя и не исчезала из виду. Наконец призрак остановился, и Ориэлла обнаружила, что они находятся у загадочного конического здания в центре Диаммары. Гудящая сила, исходящая от этого сооружения, отдавалась во всем теле неприятной вибрацией, но девушка не сводила глаз с дорогой фигуры. Она заковыляла к ней, протягивая руки, торопясь напоследок хоть раз коснуться потерянного возлюбленного.

— Стой! — И Ориэлла остановилась как вкопанная, хотя голос Форрала оставался по-прежнему нежным. Воин покачал головой, и на лице его отразилась глубочайшая скорбь. — Ты не можешь коснуться меня, девочка. Я и так нарушил все правила, явившись к тебе. — Он печально улыбнулся. — Но мы ведь никогда не думали о правилах, ты и я, правда?

— Я хочу быть с тобой! — рыдая, воскликнула Ориэлла.

— Я знаю. О, моя любимая, как я тоскую по тебе! Но я не имею права вмешиваться в твою жизнь и жизнь нашего ребенка. Кроме того, на тебе лежит серьезная ответственность. Грядут тяжелые времена, но ты справишься, я знаю.

— По лицу Форрала было видно, что он гордится ею. — У тебя есть мужество и решительность, чтобы достичь цели — у тебя и у юного Анвара.

Голос Форрала постепенно затихал, и, казалось, его тень растворяется, рассеивается, словно дым на ветру.

— Не покидай меня! — сердито крикнула Ориэлла, но милый образ уже исчез.

— Меня требуют назад. — Слова доносились как будто издалека. — Позаботься о нашем малыше, любовь… Помни… Я люблю тебя… Но я ушел…

— Нет! — Ориэлла кинулась к тому месту, где он только что стоял. — Я люблю тебя, Форрал, — прошептала она и, прислонившись лбом к прохладной гудящей стене, разрыдалась горько и страшно, как не плакала никогда в жизни.

Но рыдала Ориэлла недолго. Едва первые слезы упали на гладкую изумрудную стену, гул начал расти, он становился громче и пронзительнее, но волшебница, чьи мысли были заполнены Форралом, ничего не замечала, пока прямо под ней вдруг не распахнулась дверь, и девушка не провалилась вовнутрь.

— О! — Ориэлла уселась, вытерла глаза и огляделась вокруг. Она оказалось в широком коридоре, который был вырезан в самоцвете. Повсюду царил тусклый зеленый свет, но воздух был застоявшимся и тяжелым, с каким-то странным пряным запахом, хотя и быстро свежел по мере того, как прохладный ночной воздух просачивался в образовавшееся отверстие. Девушка снова почувствовала чье-то живое сознание, скрытое здесь, некую таинственную силу, которая упорно гнала ее вглубь. Волшебница сопротивлялась изо всех сил, желая просто оставаться на месте, цепляясь за воспоминание о встрече с Форралом, как цеплялась бы за кинжал, вонзившийся в собственную грудь. Но сила была очень настойчива, а Форрал весьма недвусмысленно указал Ориэлле, что у нее есть определенные обязанности.

— Ну, хорошо, — недовольно пробормотала она, и нащупала свой жезл. — Однако тебе придется подождать, пока я не починю свое проклятое колено. Не знаю, что ты такое, но когда мы встретимся, я хочу иметь обе ноги.

Исцеление прошло на удивление легко, и волшебница готова была поклясться, что таинственная сила активно ей помогала. Почудилось ли это Ориэлле или нет, но уверенность ее окрепла. Она поднялась и, несмотря на растущее чувство тревоги, решительно двинулась вперед, в глубины сооружения.

Коридор снова начал ввинчиваться вверх правильной спиралью. «Довольно однообразное развлечение, — подумала Ориэлла. — Хоть раз можно было бы придумать что-нибудь новенькое». Она улыбнулась собственной ворчливости, но, когда туннель привел ее в просторную круглую комнату-тупик, ей стало не до веселья. Свет, проникавший сквозь зеленые хрустальные стены, стал гораздо ярче, и девушка подумала, что снаружи, должно быть, уже разгорается рассвет. Выложенный искусной золотой мозаикой пол пустынного зала мерцал, отражая усиливающийся свет. Затейливые узоры причудливо переплетались, увлекая девушку за собой — к огромному изображению солнца в центре комнаты. Едва Ориэлла ступила на него, раздался резкий оглушительный хлопок, подобный раскату грома, и ослепительный луч солнечного света, сфокусированный каким-то приспособлением, скрытом в сводчатом потолке, упал на волшебницу.

Шиа грубо растолкала Анвара, глаза ее горели.

— Ориэлла исчезла! Вы опять поссорились прошлой ночью, человек?

Анвар немедленно проснулся.

— Боги, мы должны немедленно ее найти! После того, что случилось, она может натворить чего угодно!

Бледный утренний свет проникал сквозь хрустальные стены их пристанища. Воан собирал остатки ужина, а Черная Птица широко раскрытыми глазами наблюдала за ними из-за угла.

— Что происходит? — спросила она. — Где волшебница? Анвар чуть не задохнулся от возмущения. Не вздумай она взваливать на них свои проблемы…

— Да идем же! — резко приказал он и рывком поставил ее на ноги.

Когда они выбрались наружу, Шиа уже обнюхивала землю.

— Вообще-то кошки не охотятся по запаху, — сказала она, — но мне кажется, я смогу выследить Ориэллу. По-моему, она отправилась в город.

Постепенно мерцание исчезло, и к волшебнице вернулась способность видеть, но она с трудом верила тому, что открылось ее глазам. Зал с изображением солнца исчез без следа, она стояла в огромной комнате с куполообразным потолком, целиком сделанной из золота. В центре ее была огромная куча золота и самоцветов, а на вершине — Ориэлла с трудом подавила желание бежать сломя голову, — на вершине, калачиком свернувшись на груде драгоценностей, освещенный единственный лучом приглушенного солнечного света, проникающего через отверстие в самой верхушке купола, лежал огромный золотой дракон.

Волшебница обнажила меч и попятилась, ища пути к отступлению, но их не было. Если не считать дыры в потолке, комната не имела выходов. Ориэлла пережила несколько весьма неприятных мгновений, прежде чем заметила, что глаза дракона плотно закрыты, и за все время, пока она здесь, он ни разу не пошевелился. Девушка вспомнила коварную временную ловушку. Драконий Народ славился своим хитроумием — неужели он просто прикидывается спящим, чтобы усыпить ее бдительность?

«Чепуха, — твердо сказала себе Ориэлла. — Да при таких размерах он бы сцапал тебя в несколько секунд, если бы только не поленился!» Прищурившись, чтобы лучше видеть в огненно-золотом свете, волшебница всмотрелась в неподвижное создание и наконец поняла, в чем причина его странной неподвижности.

Не просто было разглядеть на фоне ярко-золотых драконьих чешуек голубоватое мерцание, но оно, без сомнения, присутствовало. Кто-то вывел дракона за пределы времени, воспользовавшись тем же заклинанием, которому когда-то научил Ориэллу Финбарр. Любопытство Волшебного Народа пересилило страх, и девушка подкралась ближе к дремлющему чудовищу.

Даже зная, что дракон беспомощен, трудно было не испугаться. Он был огромен — настолько, что мог без труда занять весь Главный Зал Академии, — но и прекрасен тоже. Солнце оттеняло изящные линии его причудливого тела. Дракон лежал свернувшись, как спящая кошка, прикрывая грозную пасть гибким заостренным хвостом и раскинув гигантские крылья, будто охранял сокровище. О, эти крылья! Ориэлла не могла оторвать от них глаз. Они были перепончатыми, как крылья летучей мыши, но между золотыми «костями» простиралась хрупкая, полупрозрачная мембрана, усыпанная тускло поблескивающими чешуйками на серебряной сетке жилок, похожих на тончайшую проволоку, украшавшую эфес Коронаха. Волшебница вспомнила, как Язур и Теллас говорили о том, что драконы питались солнечной энергией, вбирая ее прямо через крылья. Похоже, так оно и есть.

— Ну, и что дальше? — Голос Ориэллы прозвучал кощунственно громко в глубоком покое комнаты. Девушка все больше склонялась к убеждению, что ее привели сюда не просто так, а с определенной целью: совершить самый рискованный поступок в ее жизни. Она оказалась здесь не случайно, но что за этим стоит — вот в чем вопрос. Во благо ее доставили сюда или во зло? И все же чем больше она смотрела на величественного дракона, тем сильнее ее охватывала неожиданная симпатия. «Бедное создание, — подумала волшебница. — Сколько же ты уже лежишь вот так? Ну ладно, надеюсь только, что ты не забудешь о благодарности». Отойдя на расстояние, которое с натяжкой можно было назвать безопасным, Ориэлла вытащила из-за пояса жезл и начала снимать заклинание.

Пока она этим занималась, ее охватила необъяснимая уверенность, что поступает абсолютно правильно, но когда волшебница закончила, уверенность эта моментально куда-то испарилась, и девушка почувствовала слабость в коленях. Дракон поднял голову.

Неподвижный взгляд огромных фасеточных глаз, в глубине которых дремал огонь, приковал ее к месту. Дракон распахнул пасть, продемонстрировав зубы, похожие на два ряда остро отточенных мечей — и страх Ориэллы сменился наслаждением, ибо комната, казалось, ожила, наполнившись музыкой. Вихри чистых, изменчивых цветов бежали по стенам и потолку. Воздух мерцал и вспыхивал дрожащими мостиками радуг. Радужные блики танцевали и кружились под музыку, такую чистую, такую безупречную, что волшебница позабыла о всякой опасности. Плавный, мелодичный и одновременно исполненный внутренней несгибаемой силы текучий каскад нот был тверд и глубок. Ориэлла стояла, растерявшись от изумления, но ее магические силы работали, исследуя, запоминая, подбирая эквиваленты, и через какое-то время в захватывающей симфонии света и звуков начал проявляться смысл. Это был язык Драконьего Народа!

— Я спросил, кто будит меня? — В плавных нотах слышался оттенок раздражения и вместе с тем — бездонная тоска. — Если ты Единственный, который наконец пришел, почему ты не отвечаешь?

После чарующей музыки дракона собственный голос показался Ориэлле глухим и слабым.

— Не знаю, — призналась она. — Я ли это? Дракон, казалось, без труда понимал ее. От его смеха по комнате пробежали пляшущие зайчики, а маленькие радуги завертелись и расцвели еще ярче.

— По крайней мере у тебя есть мужество и честность! Если ты выдержала первое испытание, распахнув входную дверь, значит, уже есть надежда.

— Это я открыла дверь?

— Наверное! — фыркнул дракон. — Этот храм был запечатан многие века, с тех самых пор, как Драконий Народ покинул Диаммару. Наши мудрецы решили, что раз мы уходим в скорби, то скорбь и будет ключом Единственного, которым он отомкнет древнюю мудрость. Лишь твои слезы могли отпереть дверь. Чародей. — Дракон склонил свою огромную голову и искоса посмотрел на волшебницу. — Я правильно понял, это были твои слезы?

Девушка была поражена.

— Ну конечно. Я горевала о том, кто был дорог мне и умер.

— Горе, да? Весьма подходяще, — ответствовал дракон таким самодовольным тоном, что у Ориэллы непроизвольно сжались кулаки.

— Рада, что угодила, — огрызнулась она. — Но лично я не считаю достойным пользоваться чужими страданиями.

— Кто ты такая, чтобы сомневаться в мудрости Драконьего Народа?

От рева дракона едва не лопнули перепонки. Радостные цветные зайчики взорвались зазубренными раскатами ослепительных белых молний, но волшебница не дрогнула и гневно уставилась на гиганта, до того выведенная из себя его задиристой надменностью, что даже позабыла испугаться.

— Кто я? — вскричала она. — Я — Ориэлла, дочь Джеранта, повелителя Огня. Мой отец погиб, пытаясь разгадать секреты вашей проклятой мудрости, так что не жди от меня особенного благоговения! И прекрати со мной играть, дракон, у меня нет времени. Волшебный Народ — Чародеи, как вы их называли, — встали на стезю зла. Чаша найдена, и Нихилим вторглись в мир. Что, в своей беспредельной мудрости, ты посоветуешь мне делать с этим?

Глаза дракона вспыхнули ярко-алым.

— Так, значит, сбылись древние пророчества. Ты должна быть Единственной!

— Единственной? Какой единственной? — Ориэлла вдруг осознала, что кричит во весь голос. — Я не понимаю!

— Я вижу, столетия ничуть не изменили прославленный нрав Чародеев, — отрезал дракон. Он раздраженно повел крыльями, и маленький ручеек золота и драгоценных камней с музыкальным звоном потек вниз по куче сокровищ. — Я говорю о Мече, тупица! Сирэннат, Пламенеющий Меч, чье создание было предсказано мудрейшим из наших провидцев, выкован для борьбы с прочими Талисманами, обращенными во зло. И ты еще осмеливаешься говорить о горе и потерях мне, — тому, кто был разлучен со своим народом, со своими друзьями и любимыми, чтобы ждать здесь, вне времени и пространства пока не потребуется Меч! Моя задача, невежа, определить Единственного, для которого он выкован, а вместо этого явилась ты, нарушив мой сон своими дурацкими вопросами и кукольным гневом!

Со спокойствием, за которым угадывалось глубокое потрясение, Ориэлла сказала:

— Так, стало быть. Меч — самый могущественный из всех талисманов — был выкован за столетия до моего рождения специально для меня?

— Это еще надо проверить, — в голосе дракона зазвучало сомнение. — Признаюсь, я представлял себе Единственного с более.., э.., героической внешностью.

— То есть тебе больше подошла бы какая-нибудь неуклюжая гора мяса, да? Ну, знаешь ли, это твои проблемы. Глаза создания вспыхнули опасным светом.

— Следи за своим языком! Я не потерплю никаких оскорблений от вашего хилого двуногого рода. Чародей!

Ориэлла опасливо поежилась, вспомнив то последнее светопреставление, которое вызвал его буйный нрав. Уж кому-кому, а дракону не следовало бы жаловаться на то, что люди чересчур быстро поддаются гневу.

— Ну ладно, — примирительно сказала она. — Предположим, я и есть Единственная — и что же дальше?

— Ну, если предположить это, то ты должна пройти третье испытание: воссоздать утраченный Жезл Земли.

Ориэлла потеряла дар речи. Воссоздать Жезл? Это же невозможно! В душу ей закралось предательское сомнение, а вместе с ним пришло и разочарование. «Он прав, я не могу быть Единственной», — с горечью подумала она и едва не сказала это вслух — едва. Вместо этого волшебница крепче сжала свой жезл и расправила плечи, зная, что если сдастся не попытавшись, то никогда себе этого не простит. Дракон пристально наблюдал за ней, и его любопытные глаза ни разу не моргнули.

— Ты так и будешь стоять тут и глотать воздух? «Проклятие!» — подумала волшебница, а вслух сказала?

— Мне позволено задавать вопросы?

Он рассмеялся — Просто замечательно! Я могу ответить на три вопроса, но не на самый очевидный. Начинай, Чародей!

Волшебница припомнила все, что слышала об истории Жезла.

— Мне говорили, что Жезл пропал во время Катаклизма, — начала она. — Он был уничтожен?

— Да, — лаконично ответил дракон. «Никаких поблажек», — кисло подумала Ориэлла.

— Но, — продолжала она, — ты сказал «воссоздать», значит, силы Жезла существуют по-прежнему… — При этом Ориэлла вспомнила, как Анвар вновь обрел свои силы, похищенные Миафаном, хрустальную дверь, которая чуть не высосала ее до дна, и браслеты Затбара.

— Это вопрос? — прервал ход ее мыслей дракон — намеренно, Ориэлла была в этом уверена.

— Нет, — поспешно ответила она, положившись на свою интуицию. — А второй мой вопрос будет вот какой: кристалл, что содержит силы Жезла, находится в этой комнате?

Солнечные зайчики наполнили зал.

— Да, — пропел дракон. — И ты должна отыскать его. Ориэлла изрыгнула страшное проклятие, догадавшись, зачем понадобилось дракону столь неудобное ложе. Очередная ловушка. Где-то в этой куче, неотличимый от других камней, лежит кристалл, который ей нужен. Волшебница пришла в ужас. «О, чтобы отыскать его, понадобится вечность! — подумала она. — Ну же, Ориэлла! Должен быть другой способ! И он есть», — вдруг поняла она. Натура девушки всегда влекла ее к отцовской магии Огня, и Ориэлла часто забывала о наследстве, доставшемся ей от матери. Теперь наконец пора им воспользоваться.

Твердо упершись жезлом в пол, волшебница стиснула его обеими руками и призвала силы Земли — медленные, тяжелые жизни гор и камней; плодородное чрево земли; обильные всходы растений и яркие, коротенькие жизни созданий, которые ползали или бегали, появляясь и исчезая в бесконечном круговороте жизни и смерти, неизбежного разложения и постоянного возрождения. Во имя них

— и еще во имя того, что было сутью самого ее существа, Ориэлла призвала силы Жезла Земли.

И они ответили. Жезл волшебницы чуть не выскочил у нее из рук и указал в самую середину драконьего ложа. Изображения змей начали гудеть и вибрировать

— и вдруг расцвели ярким изумрудным светом. Дракон изумленно крякнул — весьма немузыкально, надо сказать — и отскочил в сторону со скоростью, которой трудно было ожидать от такой громадины. Его ложе начало шевелиться и дрожать, по комнате растеклись сверкающие ручейки. Потом из середины кучи вспыхнул ответный луч, и Ориэлла плюхнулась на пол, прикрыв голову руками. Мощный взрыв сотряс комнату, и густой дождь золота и самоцветов посыпался на вжавшуюся в пол волшебницу.

Наступила тишина, и девушка с радостью обнаружила, что по-прежнему крепко сжимает в руке свой гудящий жезл. Избитая тяжелым ливнем, она, пошатываясь, встала и увидела, что всю комнату затопил насыщенный зеленый свет. Дракон осторожно высунул голову из-под крыла, и волшебница услышала оглушающий хрип

— диковинное существо с облегчением вздохнуло.

— Клянусь честью, — с уважением проговорил дракон, — ты ничего не делаешь наполовину, Чародей!

Жезл упорно указывал на середину комнаты. Там, в столь энергично расчищенном свободном пространстве, в гордом одиночестве сиял зеленый самоцвет, размером приблизительно с палец волшебницы. Ориэлла с опаской приблизилась к нему, щурясь от яркого изумрудного свечения. Она остановилась на расстоянии вытянутой руки от кристалла: подойти ближе мешала энергия, которая пульсировала вокруг него стеной зеленого огня. Пока Жезл не восстановлен, сила не подчиняется ей, и вряд ли она сможет коснуться камня и остаться в живых. Но как же овладеть этой силой? Ориэлла провела руками по собственному жезлу, ощущая под пальцами искусную, почти живую резьбу Анвара. Две змеи, обвивавшие его, были настолько натуральны, что девушка почти чувствовала, как они шевелятся. Чувствовала, как они шевелятся… Это идея!

Однако кое-что еще оставалось невыясненным. Ориэлла повернулась к дракону.

— Я хочу задать свой третий вопрос. Существо казалось озадаченным.

— Ну, спрашивай. Только предупреждаю, я не могу сказать тебе, как завершить начатое.

— Ничего! Я хочу знать следующее: если я воссоздам Жезл, смогу ли я оставить его себе?

Дракон откинул голову и заревел — но не от гнева, как опасалась Ориэлла, а от смеха.

— Ох уж эти Чародеи! Никому еще не удалось превзойти вашу расу в стяжательстве! Да, ты можешь оставить Жезл себе, ибо заработаешь его. Но прошу тебя — не забывай, какими силами повелеваешь и каких бед можешь натворить. Никогда не соверши той ошибки, которую совершили те, что воспользовались Чашей.

Подойдя к камню, насколько позволяло сияние, Ориэлла сосредоточила свои силы, и не только на самом кристалле, но и на своем жезле. Она провела рукой по знакомой поверхности, и пальцы засветились зеленоватым сиянием: она пыталась, используя силы Земли, вдохнуть в дерево жизнь. И вот змеи зашевелились, их резные глаза открылись, а раздвоенные языки торопливо замелькали. Они подняли свои чешуйчатые головы с набалдашника, и Ориэлла, сконцентрировав на них свою волю, отдала приказ. Держа жезл за окованный железом конец, она протянула его вперед к самому кристаллу. Змеи вытянули головы и подняли камень, крепко ухватив его ядовитыми зубами.

Волна небывалой энергии прокатилась по жезлу, едва не сбив волшебницу с ног. Ориэлла покачнулась, но устояла, ослепленная мощью камня. Ей казалось, что она растет, увеличивается, занимает всю комнату, город, пустыню… Девушка ощущала весь мир: каждый камень, каждую травинку, каждое создание, что двигалось и дышало; она была всеми ими, и все они были ею, и она ликовала вместе с ними, радуясь чуду жизни! Победный крик Ориэллы докатился до самых звезд, когда она воздела к небу воссозданный Жезл Земли!

Шиа потеряла след волшебницы. Встревоженные, они пробирались по городу и наконец остановились у подножия огромного зеленого конуса — здесь след Ориэллы исчезал.

— Не понимаю, — сказала Анвару пантера. — Он доходит до этого места и кончается. Анвар выругался.

— Не болтай чепухи! Не могла же она просто испариться. Шиа бросила на него недовольный взгляд.

— Хочешь попробовать сам? — резко огрызнулась она.

— Прости, Шиа, — вздохнул Анвар. — Ян сам не пойму, в чем тут дело. Мы обошли эту штуку кругом, и нигде нет даже намека на вход. — Он с ненавистью посмотрел на покатые отполированные стены. — Взобраться наверх она тоже не могла…

Его слова потонули в оглушительном взрыве. Конус вспыхнул пронзительным, дрожащим светом, и огромное здание содрогнулось до самого основания. Земля накренилась, повсюду пробежали гигантские расширяющиеся трещины. Налетевший, казалось, ниоткуда ветер завыл и запричитал среди заброшенных домов, вздымая удушливые облака пыли и мусора. Анвар безуспешно пытался подняться.

— Она там! — кричал он, пытаясь перекрыть вой бури. — Она должна быть там! Великие боги, что же она выкинула на сей раз?

Глава 34. ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ

Анвар вжался в землю, почва ходила под ним ходуном. Урагaн рвал одежду, легкие забивала пыль, от грохота и рева закладывало уши. Он закашлялся и, протерев слезящиеся глаза, увидел рядом с собой Черную Птицу. Не в состоянии подняться в воздух в такой ураган, крылатая девушка совсем растерялась и всхлипывала от ужаса. На его глазах резкий порыв ветра расправил ей крылья, приподнял девушку над землей, а потом поволок по песку. Когда принцессу проносило мимо Боана, тот схватил ее за руку, и девушка свободной рукой вцепилась в одежду евнуха, как утопающий хватается за соломинку. Лицо ее перекосилось в немом крике.

Где-то над головой раздался страшный, скрежещущий звук, и по зеленым стенам башни пробежала сеть извилистых трещин.

— Надо убираться отсюда! — закричал Анвар, пытаясь подняться на ноги, но беспощадный ветер унес его слова и снова швырнул юношу на землю. Его услышала только Шиа, и то лишь благодаря мысленной связи.

— Как? — забилась в голове у Анвара ее тревожная мысль. Щели в стенах зеленого шпиля росли на глазах, и юноша с ужасом увидел, что та же судьба постигла соседние здания. Круг разрушений, начавшийся от башни, ширился, грозя поглотить не только весь город, но и саму исстрадавшуюся плоть горы. Внезапно земля прямо под Анваром разверзлась, он попытался отпрыгнуть, но слишком поздно! Юноша закричал и рухнул вниз головой в открывшуюся бездну, края которой уже начали снова сходиться.

И тут кто-то словно тисками ухватил его за лодыжку. Ногу пронзила острая боль, но падение резко остановилось, и он повис вверх тормашками над смыкающейся пропастью. От ужаса он едва не потерял сознание и даже не чувствовал, что его ухватили за вторую ногу и тянут назад. Зазубренная челюсть бездны врезалась ему в ребра и живот, разодрала в клочья одежду и захлопнулась, лишь на несколько дюймов не дотянувшись до его бессильных пальцев. Анвара грубо поставили на ноги, и он оказался лицом к лицу с Ориэллой.

— Туда! — Она подтолкнула его к отверстию в поверхности зеленой башни, которого прежде не было. Шиа уже пробиралась внутрь, недовольно порыкивая. Боан, словно гигантский муравей, борясь с порывами ветра, тащил к двери крылатую девушку. От пережитого ужаса Анвар плохо соображал. Ориэлла обняла его и поволокла вверх по спиральному коридору, ввинчивавшемуся в самое сердце рушащегося здания. Ежесекундно оглядываясь, чтобы удостовериться, что никто не отстал, волшебница тащила юношу вперед. Ноги у Анвара заплетались, он то и дело спотыкался об осколки изумрудного пола и почти ничего не видел в удушливых потоках зеленой пыли, льющейся с потрескавшегося потолка.

Внезапно путь перегородил упавший камень. Не останавливаясь, волшебница подняла свободную руку, в которой зажала что-то пылающее ослепительным зеленым светом. Белая вспышка, магический взрыв, который свалил юношу с ног,

— и проход свободен. Ориэлла снова подняла Анвара на ноги, едва не вывихнув ему руку, но он уперся, испуганный невероятной силой, которую только что видел.

— Что это было? — прокричал он.

— Жезл Земли, — коротко ответила Ориэлла, словно речь шла о самой естественной вещи на свете. — Идем!

Ошеломленный Анвар покорно трусил за волшебницей, пока они не оказались в круглой комнате, на полу которой сквозь слой пыли поблескивала золотая мозаика. Они бегом пересекли помещение, и Ориэлла бесцеремонно пихнула юношу прямо в стену. Анвар инстинктивно выставил руки, чтобы предотвратить удар, но тут же тело его было захвачено вязким веществом прохода, подобного тому, что они преодолели в оазисе.

Оказавшись в темноте за стеной, Анвар сообразил, что неплохо было бы отодвинуться, чтобы не задерживать остальных. И точно — он едва успел отскочить, как мимо, вся в песке, пронеслась Шиа, сопя и отфыркиваясь. Следом за ней появилась Черная Птица. Крылатую девушку била истерика. Она визжала во весь голос и в слепом страхе наугад молотила кулаками. Длинное крыло задело Анвара по лицу. Юноша хотел успокоить ее, но лишь беспомощно сопел, не в силах перевести дыхание, и к тому же у него отчаянно болел бок. Анвар чувствовал, как по животу бежит теплый липкий ручеек: падая, он распорол кожу об острый край пропасти. После пробежки по коридору он весь вспотел, и царапину ужасно саднило. Хотя Анвара поразила находка Ориэллы, он все еще никак не мог опомниться и перед глазами у него стояли жадные челюсти пропасти, смыкающиеся.., захлопывающиеся ..

Наконец Черная Птица затихла. Боан стоял рядом, успокаивая ее своим молчаливым надежным присутствием. В комнате воцарилась тишина, и сквозь проход протиснулась Ориэлла.

— Закройте глаза! — прозвенел в темноте ее голос. Вспышка магического света ослепила Анвара даже сквозь прикрытые веки, и на какое-то страшное мгновение ему показалось, что ничего не произошло. Он представил себя пойманным и раздавленным под обломками башни, и юношу охватила одуряющая паника. Наконец после ожидания, показавшегося вечностью, к горлу подступила тошнота, и комната начала неуверенно, резкими скачками спускаться вниз.

— Благодарение богам! Я думала, мы уже опоздали. — Спокойный, деловой голос Ориэллы проливался на душу целительным бальзамом. Со вздохом облегчения Анвар позволил себе соскользнуть в небытие.

— Вот так, друг мой.., теперь лучше?

Лучше. Влажная тряпица мягко легла на лицо юноши, смывая скрипучую пыль, забивавшую глаза и рот. Анвар открыл глаза и увидел пухлое, спокойное лицо жены Элизара.

— Ориэлла, он проснулся, — окликнула она. Анвара обнадежил бодрый тон ее голоса, но тут он увидел волшебницу и снова сник. Ориэлла изменилась. Казалось, она стала выше, отчаяннее, беспокойнее и прекраснее, чем прежде, и сияла грозной силой, которая окутывала ее, подобно светящейся мантии. Анвар проглотил комок в горле. Это была богиня — какая-то могущественная повелительница из легенды, — но это была не его Ориэлла.

— Что с тобой стряслось? — с трудом выдавил он, изумленно ощущая благоговение и одновременно борясь с желанием отодвинутся подальше. — Ты стала другой!

Девушка покачала головой.

— Боюсь, я все та же прежняя чертовка Ориэлла! Неужели я выгляжу настолько пугающе? — Ее улыбка омрачилась будто мимолетным облачком.

— Нет. Не пугающе. — Неуверенность волшебницы странным образом успокоила Анвара. — Величественно. Волшебница усмехнулась.

— Все остальные тоже потрясены. Элизар — так тот чуть в обморок не упал, увидев меня.

Анвар понял, что она избегает прямого ответа.

— Что с тобой произошло? — настаивал он.

— Разве не помнишь? Я нашла его, Анвар. Жезл Земли! Из складок платья, которые до этого скрывали ослепительный свет, Ориэлла достала Жезл, и Анвар содрогнулся от силы, которой пульсировала его изящная, сияющая рукоять. Это и был источник того странного огня, который окружал волшебницу. Но… Анвар нахмурился. Это же старый жезл Ориэллы, только слегка измененный! В набалдашнике, где прежде не было никаких украшений, две змеи подняли головы, держа в разинутых ртах зеленый самоцвет, чье сияние могло бы затмить само солнце.

Ориэлла снова сунула Жезл в складки одежды, и таинственный свет померк.

— Когда я научусь как следует контролировать его… — спокойно проговорила она, но глаза ее блеснули неистовым восторгом. — Наконец-то у нас есть оружие против Миафана!

Анвар задрожал, поддавшись внезапному приступу страха. Он вспомнил землетрясение, чуть было не погубившее их, вспомнил Верховного Мага и то, что он сделал с помощью Чаши. Неужели и Ориэлла ради мести пойдет на такие разрушения?

Лицо волшебницы стало напряженным. Она старалась говорить ровным, спокойным голосом, но торопилась, чтобы юноша не успел ее перебить.

— Я вылечила эти твои царапины — в них было полно грязи, — так что какое-то время ты будешь чувствовать усталость. Нэрени приготовит нам что-нибудь поесть, а я тем временем разбужу Черную Птицу. Она была в истерике, и мне пришлось ее усыпить. Но прежде, чем она проснется, я хочу попробовать придумать что-нибудь с языком. Нас она понимает, но с остальными ей не договориться. Если бы я смогла устроить так, чтобы она понимала речь казалимцев, проблем с общением не возникало бы.

— Разве это возможно? — удивился Анвар.

— Ну я никогда не слышала, чтобы раньше кто-нибудь делал что-то подобное, но надеюсь справиться-. Ведь когда-то ее раса принадлежала к Волшебному Народу, и способность к языкам должна быть у нее в крови, мне надо только освободить ее, — и, прежде чем молодой человек успел заговорить снова, Ориэлла исчезла.

— Тебе плохо? — встревоженно спросила Нэрени. Анвар даже позабыл о ее присутствии.

— Просто устал, — ответил он. Нэрени кивнула.

— Неудивительно, что ты потрясен, — сказала она. -Здесь, внизу, мы думали, что гора вот-вот рухнет. — Озабоченно нахмурившись, она бросила взгляд на Элизара; лицо наставника было просто серым.

— Анвар, — помолчав, неуверенно начала Нэрени. — А что произошло наверху? Откуда это землетрясение? И Ориэлла так изменилась — Элизар перепугался до полусмерти, когда вы выскочили прямо из стены в дальнем конце пещеры.

Так вот каким путем они вернулись! Анвар как раз гадал, как Ориэлле удалось доставить их сюда.

— А разве ты ее не испугалась? — спросил он, уходя от ответа. Нэрени пожала плечами.

— Не знаю. Я так обрадовалась, увидев всех вас, что даже не подумала… — Она доверчиво улыбнулась. — Иногда мне кажется, что женщины рассудительнее, чем мужчины — только смотри, не проговорись Элизару! Ну, ладно, как бы там ни было, сперва ты должен поесть. Я что-нибудь приготовлю, и тогда, возможно, вы расскажете нам, где вы нашли вот эту. — Она кивнула в сторону Черной Птицы, которая уже проснулась и тихо разговаривала с Ориэллой — как с удивлением заметил Анвар, на языке казалимцев. «Никогда бы не поверил, что такое возможно», — подумал он, с дрожью гадая, какие еще силы находятся теперь в распоряжении волшебницы.

Спустя некоторое время Ориэлла убедила Черную Птицу присоединиться к остальным, и крылатая девушка отдала должное кулинарным талантам Нэрени. Пока они ели, на пустыню спустилась ночь. Ориэлла бросила взгляд на Анвара.

— Мне кажется, пришло время поведать нашим друзьям & том, что привело нас на Юг.

И волшебница вкратце рассказала остальным о вероломстве Миафана, которое забросило их с Анваром в Южные Царства. Юноша заметил, что Ориэлла ни разу не упомянула имя Форрала, а также умолчала о том, что она вовсе не замужем за Анваром, вопреки их утверждениям, и удивился. Впрочем, возможно, она и права. Вреда от этого никакого, и проще еще какое-то время разыгрывать свой маленький спектакль, чем пускаться в длительные объяснения. Не дав никому времени спросить о чем-нибудь, Ориэлла пустилась рассказывать, что произошло внутри горы и как она завладела Жезлом Земли.

Анвар был уверен, что и в этой части рассказа девушка что-то пропускает. После того как она вытянула его из чертогов смерти, они стали так близки, что юноша инстинктивно чувствовал, когда Ориэлла что-нибудь скрывала. Анвар забеспокоился. Почему Ориэлла ничего не говорит о том, что произошло после того, как они расстались? Что привело ее к изумрудной башне? Девушка уверяла, что дверь открылась, когда она прислонилась к ней, но он сам пробовал делать то же самое и знал, что это выдумка. В душе у Анвара зашевелились темные подозрения. Что же она пытается скрыть?

— Потом дракон сказал, что теперь я доказала свое право владеть Мечом, — слова Ориэллы вывели Анвара из тревожной задумчивости.

— Так у тебя еще и Меч? Волшебница покачала головой.

— Меч был отправлен в потайное место. Драконий Народ отдал его Фаэри, чтобы те спрятали его за пределами нашего мира. Если предсказатели не ошибаются, то они вернут его, когда до них дойдут вести о новой угрозе. Дракон сказал, что я должна найти Меч и миновать ловушки, которые его охраняют. Он сказал, что Фаэри сами заинтересованы в том, чтобы выполнить свою миссию, и когда Меч вернется в мир, само его присутствие рано или поздно приведет меня к нему.

После этих слов наступила долгая тишина. Шесть пар глаз были устремлены на волшебницу. Анвар пытался встретиться с ней взглядом, но она закусила губу и отвернулась.

— А теперь расскажи о том, что ты пропустила. — потребовал юноша. — Как ты на самом деле попала в башню? И откуда, скажи на милость, ты знала, куда идти? Если этот дракон существует, где он сейчас? И, самое главное, что ты такого натворила, отчего погиб целый город?

— Ты обвиняешь меня во лжи? — Голос Ориэллы был угрожающе спокойным, но за ним угадывалась боль и разочарование, и Анвар понял, что, возможно, чересчур несправедлив к ней, но ему необходимо было знать правду. Жезл слишком могуществен, чтобы рисковать, а ведь соблазн предаться злу, как это произошло с Миафаном, весьма велик. Подумав об этом, молодой человек вдруг обнаружил, что остальные тоже внимательно прислушиваются к его словам. Лицо Элизара застыло от страха и недоверия к любым проявлениям колдовства, и Анвар вдруг понял извечное стремление Волшебного Народа решать свои дела без свидетелей. Происшедшее касалось только его и Ориэллы.

— Нам нужно поговорить, — тихо сказал он ей на родном языке, но слова его потонули в торопливом топоте копыт. Анвар обернулся и увидел закутанную в плащ тень одинокого всадника, въезжающего в пещеру. Тот пригнулся, чтобы не удариться о низкую арку, и от ветерка, поднятого его приближением, факелы дрогнули и задымили.

Элизар издал радостный клич:

— Язур!

Все столпились вокруг молодого воина, все говорили одновременно, и на мгновение прочие заботы были позабыты. Язур привел лошадей, и измученные жаждой животные, уже успевшие познакомиться с Диаммарой, сами направились по откосу к верхнему пруду, таща за собой и поклажу. Нэрени с трудом уговорила всех прекратить толкаться вокруг утомленного путника и дать ему отдохнуть, но едва он присел у огня, все вновь окружили его, с нетерпением ожидая рассказа.

Язур сделал огромный глоток из бурдюка с водой и, проведя рукой по небритому, запорошенному пылью лицу, окинул их пристальным взглядом.

— Все здесь, включая и нашу пропавшую госпожу! Вижу, у вас есть еда, значит.., а это кто? — он изумленно уставился на Черную Птицу, которая застенчиво улыбнулась в ответ.

Элизар усмехнулся — он явно чувствовал себя увереннее, когда рядом был еще один воин.

— Ты проиграл пари, приятель, — сказал он Язуру. — Видишь, Крылатый Народ существует!

— Действительно.., и если бы ты, Элизар, сказал мне, что они такие хорошенькие, я бы сейчас уже карабкался в горы, чтобы их разыскать!

Черная Птица залилась краской, и Анвар, несмотря на все свои тревоги, не удержался от улыбки.

— Простите, что не смог приехать раньше, — говорил Язур, — но я был связан клятвой верности… — он печально покачал головой. — Нелегко мне было принять это решение, но после того, что сделал Кизал.., в конце концов я сказал себе — хватит! Я знал, что должен вернуться за вами. Я удрал — мне пришлось скрутить охранника, чтобы спасти парня от наказания, когда обнаружится мой побег, — и со всех ног пустился назад.

— А принц не бросится в погоню? — охрипшим от тревоги голосом спросила Ориэлла.

Язур покачал головой, и лицо его помрачнело.

— Даже Харин не настолько глуп. Он будет спасать собственную шкуру. Мы ведь в огромной опасности, госпожа. Погода меняется не по сезону, и нам надо завтра же пуститься в путь, чтобы как можно скорее пересечь пустыню. Нам будет очень нелегко — мы плохо оснащены, ведь я смог привезти лишь очень немногое, — но мы должны спешить ради спасения собственных жизней. Песчаные бури могут начаться в любой момент, и если мы не успеем добраться до гор…

Это работа Элизеф! Анвар сжал кулаки. Волшебному Народу было абсолютно все равно, что тысячи невинных жизней могли быть — уже были — загублены в охоте на Ориэллу. И поняв это, он еще больше встревожился за девушку. Теперь в ее распоряжении новая сила, и кто знает, как она ею воспользуется? Юноша взглянул на волшебницу: Ориэлла озабоченно обсуждала с Язуром план перехода через пустыню. Почему же она все-таки лгала? Где же то доверие, которое они испытывали друг к другу? Неужели она и впрямь так изменилась?

В суматохе Анвару не представилась возможность поговорить с Ориэллой, но наконец наступил рассвет, и все легли отдохнуть перед предстоящим путешествием. Волшебница всю ночь избегала Анвара, вот и теперь предпочла устроиться рядом с Шиа. Юноша почувствовал, что ему не хватает ее присутствия, и обругал себя дураком. Но несмотря на то что он твердо решил вместо сна выудить из Ориэллы остаток истории, его глаза смыкались сами собой, и вскоре Анвар уже крепко спал.

Юноша проснулся резко, как от толчка. Сквозь арку по-прежнему лился ослепительный солнечный свет, но какое-то неотвязное чувство тревоги прогнало сон. Он открыл глаза, сел и увидел, что Ориэлла исчезла. Оглядевшись, Анвар обнаружил ее на берегу пруда. Она сидела, отвернувшись к скале, и сотрясалась от рыданий. Чтобы никого не разбудить, она сунула в рот кулак, и кусая пальцы, плакала навзрыд, как плачет в тоскливом одиночестве брошенный ребенок. Жалость и нежность нахлынули на Анвара, и он вдруг с пугающей ясностью понял, что чем бы она ки стала, как бы ни воспользовалась своей новой и грозной силой, он не сможет перестать любить ее.

Ориэлла, погруженная в свое горе, даже не заметила, как подошел Анвар.

— Не плачь, — пробормотал он, не зная, как ее утешить. — Все в порядке, я здесь.

— Какая разница, здесь ты или нет? Ты считаешь меня лгуньей! — Анвар весь сжался от горечи, звучавшей в голосе Ориэллы, но, понимая ее чувства, заставил себя говорить спокойно.

— Ну, я уже не первый раз в тебе ошибаюсь. С тех пор как мы встретились, ты постоянно доказываешь мне, что я не прав. И, честно говоря, я рад этому.

— Умоляющий взгляд кинжалом пронзил сердце юноши, он попытался обнять волшебницу, но она оттолкнула его прочь.

— Дракон, — дрожащим голосом, поспешно сказала Ориэлла, даже не глядя на Анвара, — ты хотел знать о драконе. Ну так он умер. Я убила его — точно так же, как я уничтожила весь город.

Анвар заставил себя помолчать, зная, что раз она начала говорить, лучше ее не перебивать.

— Город, Анвар, — собственный голос не слушался волшебницу, — его там и не было вовсе. То, что мы видели и чувствовали — это лишь далекое прошлое. Когда Драконий Народ покидал Диаммару, он уничтожил свою столицу, но запер во времени момент ее гибели, пока не придет повелитель Меча. Как только это произошло, заклинание пало, и город начал разрушаться. — Девушка громко всхлипнула. — Я хотела помочь дракону, хотела снова вывести его за пределы времени, но он не позволил. Он сказал, что сам предпочел остаться, но теперь, когда я пришла, его задача выполнена. — По ее щеке скатилась слеза.

— Он отнюдь не был милым — он был надменным и коварным, вредным, и.., но он был так прекрасен и мудр — и он говорил музыкой и светом! Он так долго ждал, и, насколько мне известно, он последний из своего рода. И это моя вина. — Ориэлла снова заплакала, закрыв лицо руками. — А я даже не спросила его имени!

— Ну-ну, — Анвар погладил волшебницу по волосам. Он горевал ее горем, но в то же время готов был петь от облегчения. Разве может эта женщина, способная оплакивать гибель красоты, мужества и самопожертвования, встать на путь зла? — Ты ни в чем не виновата, — успокоил волшебницу юноша. — Ты не по своей воле стала той, кого он ждал. Этот путь был уготован тебе задолго до твоего рождения. И дракон был прав, Ориэлла. Он умер за много столетий до нас, и то, что ты видела, было только призраком — или, если угодно, городом призраков.

Зашипев, как дикая кошка, Ориэлла стремительно уставилась на Анвара широко открытыми безумными глазами, прижав ладонь ко рту.

— Откуда ты знаешь и об этом?

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, но если хочешь рассказать — я слушаю.

— Нет! Ты мне не поверишь!

— Послушай, я был не прав… Ориэлла порывистым движением руки приказала ему замолчать.

— Эта сила, с которой мы имеем дело.., в общем, ты имеешь право тревожиться… Искушение предаться злу, как это сделал Миафан, велико, и мы должны постоянно оберегать друг друга. Вот почему мне следует рассказать тебе все. Просто… Просто я не могла раньше. Это слишком больно. Но… — и тихим дрожащим голосом она поведала юноше о своей встрече с тенью Форрала, которая привела ее к зеленой башне.

Анвар потерял дар речи. Призрак Форрала следует за ними, следит за ними… Все его существо отказывалось в это поверить. Наконец ему удалось вновь обрести голос.

— Ориэлла, прости меня, но ты уверена, что тебе не померещилось?

— Что значит померещилось, черт возьми? Форрал привел меня к башне. Я же не могла сама так быстро ее разыскать! Я так и знала, что ты не поверишь.

— Я верю тебе, прости, что сомневался. — Анвар проглотил комок в горле. — Но теперь я жалею, что заставил тебя рассказать мне об этом. Честно говоря, Ориэлла, я просто боюсь….

— Помнишь, что я сказала тебе в ту ночь, когда видела Форрала… — Девушка опустила глаза и принялась теребить в руках кончик одеяла.

— Ладно, забудем…

— Анвар, — решительно оборвала она юношу. — Я должна извиниться перед тобой. Мы все сыграли свою роль в этом ужасном деле — ты, я, — и даже сам Форрал, хотя это и больно признать. Но я действительно не считаю тебя повинным в его смерти, и он тоже — теперь я это знаю. Что же еще тебе оставалось делать? Ты не мог сам бороться с Верховным, а то, как отреагировал Форрал — и Миафан, — в том нет твоей вины. Ты сделал все, что мог.

— Жаль, что нельзя так же легко оправдаться перед самим собой, — вздохнул Анвар.

— Так вот почему ты последовал за мной? Вина? — Голос Ориэллы стал резким.

Анвар смущенно провел рукой по волосам. Он с удовольствием бы промолчал, но все же чувствовал себя обязанным ответить на вопрос.

— Сначала, по правде сказать, это и впрямь была вина, а еще больше — страх. Потом, после того как ты спасла меня в невольничьем лагере, я говорил себе, что это преданность и благодарность. — Он посмотрел в глаза волшебнице. — Но я ошибался. Теперь я не хочу ничего, только быть рядом с тобой и заботиться о тебе и ребенке.

— Ребенке? — В одно короткое слово вместилось целое море вопросов.

— Да, о ребенке, — потому что я в долгу перед Форралом, но, кроме того, я чувствую между нами некую связь. Ведь он, как и я, дитя волшебницы и смертного, ни то ни се. Я знаю, как себя при этом чувствуешь, Ориэлла, и хотя малыш не может быть ребенком моей плоти, это ребенок моего сердца — еще и из-за того, что я чувствую к его матери.

Ориэлла задумчиво посмотрела на юношу.

— Ты знаешь, я почему-то никогда не думала об этом в таком свете.

— Но ты не возражаешь? — Анвар затаил дыхание. Она покачала головой.

— Как же я могу возражать? Кроме того, мои силы скоро покинут меня, и я со стыдом вынуждена признать, что ты нужен мне, Анвар — ты нужен нам обоим.

— Волшебница наконец улыбнулась, и Анвару пришлось сделать над собой гигантское усилие, чтобы не разрушить поцелуями возникшую между ними хрупкую связь. Вместо этого он осторожно обнял Ориэллу и погладил по волосам, пытаясь прикрыть свою нежность напускной веселостью.

— Ну а теперь, когда мы все наконец выяснили, я предлагаю немного поспать. Скоро трогаться в путь.

Анвар проснулся в сумерках, сжимая в объятиях спящую Ориэллу. Пока она спала, гордое сияние Жезла Земли потускнело, и волшебница выглядела усталой, беззащитной и очень земной. Под тонким одеялом ясно был виден легкий выступ ее живота, и юношу вдруг омыла чистая волна нежности к волшебнице и ее еще нерожденному ребенку. Разметавшиеся кудри, с которыми Ориэлла никак не могла совладать с тех пор, как обрезала их, падали ей на лицо и тихонько шевелились в такт дыханию. Анвар улыбнулся, вспомнив, как когда-то эти волосы спадали ниже талии водопадом неистового пламени, и как он наслаждался, расчесывая их в ту ночь, когда погиб Форрал. Как чудесно было ощущать под пальцами их шелковистую тяжесть! «Я любил ее уже тогда, — подумал он. — Любил, но не признавался в атом даже себе. Как я мог, простой слуга? Да и как я смею признаться в этом сейчас? Она никогда не полюбит меня

— слишком много легло между нами: воспоминания о прошлом, призрак Форрала, нависший над нашей жизнью. Если бы я не бросился к нему тогда, он мог бы все еще быть в живых. Может быть, Ориэлла и в самом деле простила меня, но как можно надеяться, что после этого она меня полюбит?» Анвар поглядел на спящую волшебницу. «Я все еще в долгу перед ней, — подумал он. — На мне долг крови за жизнь Форрала, и даже если это будет стоить жизни мне, этот долг должен быть уплачен — и когда-нибудь я найду способ уплатить его».

Юноша протянул руку, будто хотел прикосновением к волшебнице закрепить свою клятву, и тихонько отвел с лица Ориэллы разметавшиеся кудри. Девушка пошевелилась, открыла глаза, и, будто обжегшись, он отдернул руку, ибо необузданная сила Жезла Земли проснулась вместе с ней. Однако волшебница уже начинала брать ее под контроль. На глазах у Анвара сияние тускнело по мере того, как Ориэлла заставляла его уйти в глубины своего существа.

Волшебница вздохнула.

— Уже утро? — сонно пробормотала она. Анвар посмотрел на выход из пещеры, жалея, что нужно спешить, и он не может еще хоть мгновение побыть с ней наедине. Такая роскошь казалась недосягаемой как луна.

— Скорее, вечер, — сказал юноша. — Нам лучше разбудить остальных. Пора в путь.

Путешествие затянулось на несколько долгих дней — самых тяжелых в жизни Ориэллы. Опасаясь нежданных ураганов, Язур неутомимо подгонял их вперед, доводя людей и животных до изнеможения. Путешественники выбивались из сил и отчаянно завидовали Черной Птице, которая улетела вперед, следуя по цепочке оазисов, и наверняка уже достигла границ пустыни. Язур не смог привезти палатки, и путникам приходилось разбивать лагерь под открытым небом, а единственной защитой от палящего солнца им служили одеяла. Они буквально забинтовывали глаза себе и лошадям многочисленными слоями ткани, чтобы избежать ослепительного сияния. Поскольку у них не было вьючных животных, вода и продукты были строго ограничены, и все жестоко страдали от голода и жажды.

Но хуже всего была непрекращающаяся жара. В начале путешествия по ночам дул легкий ветерок, и было еще терпимо, но потом, из-за несвоевременной перемены погоды, он исчез, и пустыня превратилась в раскаленную сковородку. По ночам песок отдавал накопленное за день тепло, и всадники ехали, окутанные зловонным удушливым маревом. Исцарапанные лошади исхудали до предела, их измученные легкие, забитые драгоценной пылью, работали, как кузнечные мехи, со свистом втягивая и выпуская воздух. Всадники насквозь пропитались потом, их просторные одежды неприятно прилипали к телу, и дающая жизнь влага терялась впустую, испаряясь в сухом воздухе пустыни.

Пантере, с ее густым мехом, приходилось хуже всех. Остальные, по крайней мере, ехали верхом, а ей приходилось бежать вслед за лошадьми на своих собственных лапах. Созданная для коротких молниеносных бросков, Шиа с трудом выносила изнурительную трусцу по раскаленным пескам. Вдобавок к мучительной жажде и постоянной усталости, лапы ее покрылись ранами от острых песчинок, и вскоре пантера стала оставлять за собой кровавый след.

Только любовь к волшебнице заставляла ее продолжать путь, и каждый день, вместо того чтобы отдохнуть и восстановить собственную энергию, Ориэлла из последних сил пыталась облегчить страдания измученной подруги, чтобы та могла продолжать путь. Анвар делал все, чтобы помочь им, но он не был целителем. Если не считать того, что он не давал волшебнице окончательно упасть духом, пользы от его усилий не было.

С каждым днем Ориэлле становилось все тревожнее. Переход по пустыне был скачками наперегонки со временем, и девушка понимала, что терпит поражение. Из-за беременности тело ее стало неуправляемым, и, даже несмотря на Жезл, было ясно, что она перенапрягает свои гаснущие силы, и скоро они исчезнут совсем. Волшебница все чаще думала об этом, и каждый раз ее охватывала волна удушливого страха. Как же тогда она будет помогать Шиа? Как сможет сберечь себя и своего ребенка и защитить друзей от Миафана и его приспешницы Элизеф?

Хуже всего было то, что по законам пустыни Шиа надо было бросить. В самые тяжкие дни пантера сама, печально глядя на волшебников отрешенными и потухшими глазами, умоляла их оставить ее или избавить от невыносимых страданий. Ориэлла упрямо стискивала зубы и запрещала Анвару говорить остальным о просьбе Шиа, но те и сами уже догадывались. Ориэлла видела это по тому, как часто плакала Нэрени, как Элизар и Язур виновато прятали глаза. Даже Боан — ее преданная мощная поддержка — время от времени расстроенно покачивал головой. Волшебница понимала, что скоро и Анвар заговорит о том же. Хотя до сих пор он избегал затрагивать эту тему, зная, как много значит для волшебницы Шиа, Ориэлла отдавала себе отчет, что тревога за нее и за ребенка непременно вынудит юношу прийти к этому невыносимому решению. Все, что могла сделать Ориэлла, — это лишь безжалостно заставлять себя с несгибаемой волей противостоять здравому смыслу, чтобы сберечь Шиа до конца путешествия.

До края пустыми оставалось еще несколько дней пути, когда превзошло худшее, и Ориэлла наконец не выдержала жары и переутомления. Ее спутники, прожив всю жизнь в жарком климате, легче переносили эту палящую духоту, и даже Анвар научился кое-как справляться с ней за то страшное время, что провел в невольничьем лагере. Ориэллу, напротив, все время обрызгивали, сначала как воина арены, потом — как избранницу Харина. И все же, несмотря на это, она, конечно, выдержала бы, если бы сама не доводила себя до полного изнеможения. С каждым днем ее страдания становились вес сильнее, пока наконец с волшебницей не произошло то, что Язур назвал солнечным ударом.

Удушающая жара сменилась липким ознобом. Голова гудела, Ориэлла вымоталась, ее тошнило. Волшебница не могла ничего есть и настолько ослабла, что нечего было и думать попробовать вылечиться самой. Все, что ей оставалось, — это отчаянно цепляться за луку седла и пытаться не упасть с лошади. Когда они достигли последнего оазиса и Анвару пришлось снять ее с коня, она едва заметила это. Но когда юноша мягко опустил ее на землю, волшебница не успела ускользнуть в желанное забытье — ее остановил крик, эхом прозвучавший в мозгу: слабая, жалкая мольба о помощи. Ориэлла попыталась сесть, слабо сопротивляясь твердым рукам Анвара и не обращая внимания на боль, от которой раскалывалась голова.

— Шиа! — прошептала она. — Где Шиа?

Казалось, ничто в мире не способно убедить Язура вернуться назад и отыскать Шиа, но волшебница настолько вышла из себя, что воин наконец сдался. Прошел целый час, прежде чем он вернулся с огромной пантерой, безвольно висящей поперек крупа его спотыкающейся и всхрапывающей лошади. Как раз в это время Нэрени протирала холодной губкой охваченное лихорадкой тело волшебницы, а Боан поил девушку водой — она не могла пить помногу. Анвар вышагивал туда-сюда, бросая беспокойные взгляды на Ориэллу. Его запорошенное пылью лицо тревожно хмурилось, юноша проклинал собственное бессилие, и то, что в тревоге о ней позабыл про Шиа. Молодой человек помог Боану снять пантеру с дрожащей от страха лошади, положил ее рядом с Ориэллой и, поглаживая изящную черную голову, покрытую теперь слоем пыли, прислушался к хриплому неровному дыханию. Через какое-то время Шиа открыла глаза, но вместо прежнего гордого сияния Анвар увидел лишь жалкий тусклый блеск. Ее мысль, подобно рассеивающемуся облачку дыма, неясно мелькнула в сознании юноши.

— Прощай.

Анвар сжал кровоточащие лапы, чувствуя, как постепенно угасает искра жизни и перестает биться ее большое сердце.

— Прощай, мой друг, — прошептал он.

— Черт бы побрал ваши прощания! — Голос Ориэллы хлестнул Анвара как пощечина. Обернувшись, он увидел мрачные глаза и бледное, но решительное лицо волшебницы. Прежде чем он успел помешать, она мысленно потянулась к Шиа и накрепко соединилась с умирающей подругой.

Безвольное тело волшебницы повалилось вбок, свободное от контроля сознания, которое в невообразимой дали отсюда боролось, стараясь удержать душу Шиа в угасающем теле пантеры. Беспомощный и потрясенный молодой человек подхватил Ориэллу, не в силах дотянуться до нее. Сердце юноши сжал ледяной ужас. Он знал, чего она добивается — разве не то же самое она сделала в невольничьем лагере, когда отыскала его собственный отчаявшийся дух и благополучно возвратила домой? Но на этот раз она измотана, ослаблена и больна. На этот раз у нее нет сил для такой борьбы, и никто не помешает Шиа потянуть ее душу за собой, в бездны смерти. И у Ориэллы не будет сил вернуться, Анвар отчаянно освободил свое сознание, как учила его волшебница, пытаясь отыскать девушку, обнаружить хоть малейший след ее присутствия. Но, несмотря на тяжкие усилия, он знал, что Ориэлла потеряна для него навсегда.

— Анвар! — Дальнее эхо знакомого голоса, наконец проникло в его сознание и вернуло его назад. Чья-то рука сильно трясла юношу за плечо; К своему изумлению, Анвар увидел, что западный горизонт расцвечен последними отблесками заката. Неужели прошло столько времени? Страх стиснул горло юноши, но потом он ощутил слабое дыхание в теле, которое по-прежнему держал в своих утомленных, ноющих руках, увидел едва заметное подрагивание тощих ребер кошки. Они все еще живы, значит, Ориэлла борется. Язур отпустил плечо Анвара и присел на корточки перед жалким навесом из одеял, который уже успели соорудить над юношей, Ориэллой и Шиа.

— Во имя всех богов, парень, я уже начал отчаиваться! Я думал, мы всех вас потеряли! — Интонации Язура представляли сложную смесь облегчения, тревоги и раздражения. — Что случилось, Анвар? Что нам делать? Взгляни на небо! Буря может налететь в любую секунду. — Он указал на запад, где горизонт затуманивала странная желтоватая дымка.

Анвар ответил, сам поражаясь собственному спокойствию.

— Ориэлла связана с Шиа. Трогать их нельзя. Вам придется оставить нас, Язур. Забирай остальных и немедленно отправляйся. Торопитесь, пока у вас еще есть силы. Спасайте свою жизнь.

— А ты пойдешь с нами? — не менее спокойно спросил Язур. Анвар понимал, что он не в силах помочь волшебнице и Шиа. Их уже можно считать мертвыми. Разумнее всего было бы отправиться с остальными, чтобы спасти себя и Жезл Земли, и во имя Ориэллы продолжить борьбу с Миафаном. Юноша понимал это чересчур хорошо — он даже знал, что волшебница сама настояла бы на этом, — но Анвар бросил взгляд на неподвижное тело Ориэллы и вспомнил свою бессильную злобу в Диаммаре, когда думал, что она погибла в кристалле паукообразной твари. Он вспомнил ужас, пронзивший его, когда огромный камень начал падать на нее в туннеле, и как он кинулся под него, чтобы умереть вместе с ней, а не страдать от потери. Грудь волшебницы все еще еле заметно вздымалась и опускалась, и Алвар лучше любого другого знал силу ее упрямой воли. Разве он может бросить ее, пока она жива? Как он сможет жить, зная, что оставил ее, беспомощную, в раскаленной пустыне?

Анвар посмотрел на Язура и покачал головой.

— Не будь дураком, — сказал он. — Я остаюсь.

Глава 35. ВОДОЕМ ДУШ

Серая и тяжелая, словно камень, дверь выглядела невыразимо древней, несмотря на то что была украшена резными панелями, которые скрадывали бремя лет. Анвар протянул руку, и едва различимые образы и переплетающиеся узоры, казалось, метнулись навстречу, обведенные серебристым магическим пламенем — пламенем, которое с шипением сорвалось с его пальцев, превратив руку в пылающий факел. При виде собственных костей, которые темными контурами просвечивали сквозь раскаленную плоть, юноша вздрогнул, однако он не чувствовал ни боли, ни жара. Дверь бесшумно распахнулась, и Анвар вошел. Как только молодой человек отнял руку от панели, пламя погасло, — и все вокруг погрузилось в тяжелый полумрак.

За дверью клубился мерцающий серый туман, скрывая окружающие предметы не хуже плотного занавеса. Внезапно туман, как и занавес, отодвинулся в сторону, открыв сгорбленную фигуру, лицо которой было почти неразличимо под низко надвинутым капюшоном. В одной руке призрак держал посох и опирался на него так, словно бессчетное количество лет клонило его к земле. В другой руке у него был прикрытый шторкой фонарь, бросающий одинокий серебристый луч на белые, мокро поблескивающие камешки, усыпавшие тропинку. Старик повернул голову, и в тени капюшона мелькнул осмысленный блеск пронзительных черных глаз и пух седеющей бороды. Старик казался знакомым, но в то же время Анвар не мог припомнить, чтобы когда-нибудь его встречал. По сути дела, — с дрожью понял юноша, — он вообще ничего не помнит! Волшебник нахмурился. Как он сюда попал? Откуда пришел? Словно услышав спутанные мысли Анвара, старик ободряюще улыбнулся и сделал знак следовать за собой.

Сначала тропинка шла узким оврагом с пологими склонами. Нависшие деревья склонялись над дорогой, образуя туннель. Высокие откосы по обеим сторонам были покрыты круглыми, поросшими мхом валунами и зелеными перистыми фонтанами папоротника. Воздух, мягкий и влажный, был пропитан запахами прелых листьев, дикого чеснока и мокрой травы. После палящего зноя пустыни дышать таким воздухом было одно наслаждение.

Пустыня! Анвар замер, пытаясь поймать ускользающее воспоминание. Он был в пустыне… Старик тронул его за руку и предостерегающе покачал головой. Сама его поза указывала на необходимость поспешить. «Торопись, — казалось, говорил призрак. — Нет времени на размышления!» Он отпустил Анвара и ускорил шаг; слабый огонек его фонаря быстро исчезал за деревьями, и Анвар, испугавшись потерять единственного проводника в этом странном, — полуреальном месте, поспешил за ним. С внезапностью, от которой у юноши перехватило дыхание, узкий овраг вывел их в широкую долину. Липкий туман рассеялся, оставив за собой только шелковую серебристую дымку, которая стелилась по земле и вилась по ногам, взбитая бесшумными шагами таинственного проводника. Бросив взгляд под ноги, Анвар заметил, что тропинка исчезла, уступив место мягкому и яркому торфяному ковру. Миллионы звезд усыпали бархатное небо, по обеим сторонам шли плавные изгибы холмов, черными горбами выступавших на фоне озаренного звездами неба. Тишина казалась почти осязаемой в этой укрытой туманом долине, и Анвар, лишенный воспоминаний о прошлом и забот о будущем, брел за сгорбленной и закутанной в саван фигурой с фонарем, словно родился на свет только для того, чтобы следовать за нею.

Из темноты возникла роща — будто выплыла из сна, — и Анвару она тоже показалась странно знакомой, однако он знал наверняка, что никогда прежде не бывал в этом жутком, неземном месте. Древние деревья, соприкасаясь верхушками, словно для того чтобы скрыть какую-то тайну, шептали друг другу вечные секреты бесконечной ночи, и на мгновение в голове Анвара вновь мелькнула мысль о пустыне — и тут же, к его ужасу, пейзаж перед ним начал колебаться и дрожать, будто юноша неосторожно бросил камень в бездонный омут глубоких дум деревьев. Он вытянул руку и обнаружил, что она становится призрачной, невещественной, и темные скелеты деревьев ясно просвечивают сквозь бледнеющую плоть.

Старик резко обернулся и предостерегающе цыкнул — первый звук, который услышал от него Анвар. Дыхание серебристым облачком вырвалось изо рта призрака, усыпав густую седеющую бороду морозными капельками, которые звездами заблестели при свете фонаря. Неуместная вещественность этой картины отвлекла Анвара, заставив сосредоточить свои мысли на странном здесь-и-сейчас, и юноша с облегчением увидел, что пейзаж успокоился, а его плоть вновь обрела реальность. Старик опять повернулся к роще и трижды низко поклонился. На глазах у изумленного Анвара между древними седыми стволами возникла тропинка, будто деревья узнали их и торопливо расступились, освобождая проход. Охваченный благоговейным трепетом и не на шутку испуганный, юноша последовал за своим проводником по живому туннелю к самому сердцу рощи.

Там, под охраной вековых деревьев, окруженный мягким прелым мхом, лежал водоем — святая святых этого волшебного места. Густые ветви нависали над озером, словно оберегая с воздуха, но ни один лист не пятнал его недвижную темную гладь. Вслед за своим странным проводником Анвар подошел к берегу, посмотрел вниз и в изумлении отшатнулся: вместо того чтобы отразить лицо юноши, обрамленное переплетающимися ветвями над головой, воды невероятной глубины не показали ничего, кроме звездной бесконечности. У Анвара кружилась голова, сердце отчаянно застучало, будто пыталось выпрыгнуть из груди. Неизвестно откуда у молодого человека появилась уверенность, что тот, кто упадет в эти воды, будет тонуть в них целую вечность.

Старик издал долгий томительный вздох, а потом, к ужасу Анвара, твердо указал на пугающий водоем и наконец заговорил, и голос его был сухим и мертвым, как кладбищенская пыль, гонимая холодным полуночным ветром.

— Никогда не верь, что смерть безжалостна. Теперь пришел черед второй части сделки — но помни, третий раз решит все.

Проговорив это, старик исчез.

Анвар повернулся, дико оглядываясь по сторонам, но сердцем чувствовал безнадежность. Его проводник испарился, и единственное, что понял юноша, — ему надлежит вернуться к водоему. Молодой человек заколебался, опасаясь даже близко подойти к головокружительному обрыву, и словно почувствовав его нежелание, деревья начали дрожать от гнева, недовольное шипение пробежало по кронам, и ветви вдруг пришли в движение, начали скручиваться и извиваться, тянуться к нему, подобно тощим мертвым рукам.

Юноша поспешно вернулся к водоему, и ропот лесных великанов стих. Когда он подошел поближе, на темной глянцевой поверхности заплясали ослепительные искры. Юноша вздрогнул и прикрыл ладонью глаза. Он с опаской приблизился и у самого берега опустился на колени — почему-то так казалось спокойнее. Однако лучше не стало. Звездная вселенная кружилась в бешеном водовороте, втягивая его все дальше и дальше в бесконечность…

Анвар почувствовал, что почти касается поверхности лицом и теряет равновесие. Не в силах оторваться от завораживающего кружения, молодой человек крепко вцепился пальцами в податливый мох и изо всех сил потянул себя назад одеревеневшими руками. Внезапно неистовая искра, крупная и сияющая на фоне вращающегося белого облака, стала подниматься к нему из глубины. Юноша заморгал. Искра росла, становилась отчетливее, принимала ясные очертания и форму. Звериный крик разорвал горло Анвара. Его с силой отбросило назад, а из воды вырвалась какая-то фигура и окатила юношу каскадом брызг, сиявших как пламя. Отчаянный голос выкрикивал его имя — на середине водоема билась Ориэлла, Она изо всех сил сопротивлялась водовороту, который грозил затянуть ее назад, в кружащееся ничто.

— Ориэлла! — Воспоминания ослепительной вспышкой вернулись к Анвару, но вместе с ними пришла и растерянность. Где же оазис? Однако времени раздумывать не было. Волшебница слабела на глазах — ее тянула вниз огромная черная ноша, куда более тяжелая, чем она сама — Шиа. Каким-то образом Анвар знал, что, если он войдет в водоем, это будет означать смерть для всех троих. Молодой человек как можно дальше наклонился вперед. Метания Ориэллы только усложняли задачу. Анвар уже пропустил ее один раз, второй — несмотря на то, что она, как и сам юноша, по-прежнему была одета в просторную одежду пустыни, казалось, нет ничего, за что бы он мог ухватиться.

— Руку! — крикнул он, умоляя всех богов, чтобы она услышала его голос. — Дай мне руку!

Анвар увидел, как Ориэлла поудобнее перехватила Шиа, и перед ним мелькнула белизна ее руки. Рискуя упасть, он наклонился еще дальше вперед, крепко схватил волшебницу и, почувствовав, что надежно сжимает ее запястье, попытался вернуться» в прежнее положение. Однако вес пантеры и Ориэллы тянул его за собой. Анвар распластался на земле и тащил изо всех сил, казалось, кисть вот-вот оторвется, — а другой рукой он мертвой хваткой вцепился в мягкий мох, единственное, что могло помешать ему рухнуть в водоем вслед за волшебницей. Но какими бы глубокими ни были корни мха, Анвар чувствовал, что зеленый ковер начинает уступать, отрываться от земли…

Когда мох не выдержал, и Анвара резко рвануло вперед, откуда ни возьмись появилась чья-то рука и орлиными когтями стиснула запястье юноши. Длинные острые когти вонзились в кожу, кости захрустели, и он вскрикнул от боли, но ни на мгновение не ослабил отчаянной хватки, сжимая руку волшебницы. Легким рывком, без всяких усилий таинственный спаситель вырвал из водоема его, а вместе с ним — Ориэллу и Шиа. Когтистая хватка тут же разжалась, но Анвар все еще чувствовал отпечаток когтей, обжегших его плоть. Кожа была содрана и кровоточила там, где когти проложили глубокие кривые царапины. Закусив губу, чтобы не закричать от боли, юноша перекатился на спину, и сердце его обратилось в ледяной комок при виде изуродованного, покрытого шрамами лица, в выжженных глазницах которого когда-то пылал грозный взгляд Верховного Мага!

Миафан был одет в черное, и лицо его было страшно обезображено. Кожа вокруг пустых глазниц почернела и растрескалась, гноящаяся, воспаленная плоть обнажала белые кости черепа. В темную дыру каждой глазницы был вставлен граненый камень. Самоцветы горели обжигающим светом, то белым, то красным, придавая мертвому лицу бездушную злобу огромного насекомого, а от улыбки Владыки могильный ужас закрался в самое сердце юноши. Потрясенный, лишившийся языка, Анвар был парализован этим лицом и выражением торжествующей ярости на нем.

Чья-то рука сжала его плечо. Опираясь на Анвара, Ориэлла поднялась на ноги и встала между ним и Миафаном. В глазах ее горел серебристый холодок ненависти. Легкое подрагивание пальцев выдавало ее страх, но лицо оставалось непроницаемо. Пристыженный мужеством девушки, Анвар тоже попытался подняться, но Верховный Маг небрежно щелкнул пальцами, его хрустальные глаза вспыхнули дьявольским светом, и разряд жгучей черноты вонзился в юношу, опрокинув его на землю.

— Как ты смеешь! — Голос Ориэллы гремел, подобно горной лавине. — В Долине Между Мирами запрещено использовать магию!

В ответ послышался смех Миафана, жестокий и презрительный.

— О неразумная! Ты цитируешь Закон Грамари мне, тому, кто научил тебя всему, что ты знаешь? Я смею все!

Костлявая когтистая рука метнулась вперед и хлестнула волшебницу жгучей чернотой. Она вскрикнула от боли и, перегнувшись пополам, рухнула на спину.

Ясно было, что лишившись глаз, Верховный Маг воспользовался тайной магией кристаллов, чтобы вернуть свое зрение. Холодный, леденящий кровь блеск его пустого взгляда скользнул по Ориэлле и Анвару, и на призрачном лице Миафана появилась презрительная ухмылка.

— Так-то лучше, — сказал он. — Пресмыкайтесь передо мной, ибо только па это вы и способны!

Ориэлла с трудом поднялась на колени и плюнула Миафану под ноги.

— Я никогда не буду пресмыкаться перед тобой, комок грязи. Но когда-нибудь я убью тебя, поверь. Верховный Маг снова рассмеялся.

— Правда? — фыркнул он. — Сомневаюсь — ты беспомощна с этим ублюдком Форрала во чреве. Тебе лучше покориться мне, девчонка. Со мной у тебя была бы власть, — столько, сколько пожелаешь. А сейчас у тебя нет ничего, ты лишь жалкая изгнанница, искалеченная полусмертным отродьем. Без волшебных сил ты беспомощна, как уличная шлюха, и тобой попользуется всякий, кто пройдет мимо, включая и этого трусливого ублюдка? — Он повернулся к Анвару, и в голосе его послышалась насмешка. — To получишь то, что хотел, а? Ее силы пропали, и долгому ожиданию конец! Кто знает, а вдруг ей это понравится, кажется, ей доставляет удовольствие путаться со всякой смертной требухой, вроде тебя.

Голос Миафана был настолько силен, что почти подчинил себе его жертвы. Анвар посмотрел на Ориэллу, беспомощно простертую ниц, и почувствовал, как в нем действительно просыпается так долго сдерживаемое желание. Ориэлла судорожно всхлипнула. Страх и внезапное сомнение в ее глазах пронзили юношу, словно меч, он догадался, что их провели. Мысли прояснились, и Анвар бесстрашно взглянул на Верховного Мага:

— Я не смертный, Миафан, — ровно сказал он, — и ты отлично это знаешь. Я вновь обрел свои силы, которые ты у меня похитил. И не надо обвинить меня в собственной похоти — я думаю, госпоже хорошо известно, кто из нас хочет унизить ее, а кто — защитить! Может, Ориэлла и беспомощна, но, если ты приблизишься к ней, тебе придется сначала иметь дело со мной. — Миафан владел Чашей, и слова Анвара были пусты, юноша сам это прекрасно понимал, и все же Ориэлла бросила на него благодарный взгляд, в глубине которого, однако, таилась улыбка от мысли, что она нуждается в его защите.

Это было так похоже на волшебницу, что, несмотря на опасность, юноша приободрился.

Миафан же, ничуть не смущенный своим провалом, разразился раскатистым хохотом.

— Тебе надо было последовать своему прежнему призванию и стать менестрелем, мальчишка. Ты хорошо развлек меня, а большего я от тебя и не ожидал. Ибо знай, — голос его вдруг стал грозным, — я спас вас обоих из Водоема Душ отнюдь не по доброте сердечной.

— Да уж, конечно, откуда она у тебя! — огрызнулась Ориэлла.

— Молчать! — Он выкинул вперед руку, и плеть черноты хлестнула девушку по лицу. Волшебница покачнулась, но не закричала, а только закусила от боли губу.

Анвар, у которого холодный страх сменился кипящим гневом, бросился на Миафана, но тот небрежным жестом приковал его к месту и продолжал говорить, будто ничего не произошло.

— Я мог бы дать вам погибнуть здесь и избавиться от множества хлопот, если бы принимал вас всерьез. Но я еще не покончил с вами обоими. Мне было бы жаль, Анвар, если б твоя смерть оказалась скорой и безболезненной, а что касается тебя, моя дорогая, — Миафан с леденящей улыбкой повернулся к Ориэлле, — на тебя у меня другие планы. Мы еще встретимся во плоти. Можете пока наслаждаться, воображая себя творцами своей судьбы, а до тех пор — прощайте!

Как только Владыка проговорил свои последние слова, картина перед глазами Анвара поплыла и начала растворяться. Он на мгновение зажмурил глаза, чтобы остановить головокружительное вращение, а когда открыл их, то вновь оказался в оазисе. Неестественный желтовато-зеленый свет заливал дюны, и солнце тщетно пыталось выглянуть из-за зловещих туч на горизонте. «Должно быть, я заснул, — подумал Анвар. — Боги, что за кошмар!» Но в этот момент глаза Ориэллы открылись, и в них юноша увидел тот же тревожный, обессиливающий страх, так похожий на его собственный.

Ориэлла и сама не могла толком объяснить, что же произошло у Водоема Душ. Все ее предположения ограничивались тем, что Анвар уснул, а его встревоженный дух, освободившись от оков усталого тела, смог пересечь владения смерти и дотянуться до нее. Однако рассказ о встрече юноши со Жнецом Душ и слова призрака о сделке наполнили душу волшебницы огромным беспокойством. Почему-то это было ей очень знакомо… Кажется, когда она вырвала Анвара из тисков смерти там, в Тайбефе, Жнец говорил что-то весьма похожее. Если бы только она могла припомнить… И как там оказался Миафан?

Ориэлла с отвращением посмотрела на кусок вяленого мяса у себя в руке. Она была голодна, но после встречи с Миафаном все чувства заглушал животный страх, вернее, панический ужас, от которого сводило внутренности. Неужели Верховный Маг прав? Девушка понимала, что ее силы полностью иссякли от перенапряжения, и сейчас она совершенно беззащитна.

— Черт бы тебя побрал, Миафан! — пробормотала она. — Дернуло же тебя вернуться именно сейчас, в самое неподходящее время! — Девушка с проклятием отшвырнула опостылевший кусок.

Анвар выбрался из-под навеса и принес мясо назад. Тщательно отряхнув его, он снова вложил кусок в руку волшебницы.

— Успокойся, Ориэлла. Ты должна есть, — сказал он. На языке у нее вертелся язвительный ответ, но посмотрев на юношу, Ориэлла промолчала и даже заставила себя откусить кусочек. Под глазами у Анвара чернели синяки, а запыленное лицо прорезали глубокие морщины. Встреча с Миафаном свела радость благополучного возвращения на нет, однако сейчас им меньше всего нужна новая ссора. И, кстати сказать, Анвар не произнес ни слова упрека. «Было бы лучше, если бы он отругал меня как следует, — подумала Ориэлла, — вместо того, чтобы предоставлять мне самой это делать. И все же…»

Она посмотрела на Шиа, которая мирно спала, восстанавливая силы. Пантера не помнила ничего из того, что произошло, хотя и она, и Ориэлла исцелились от своих ран в Водоеме Душ. «Что же еще мне оставалось делать? — подумала волшебница. — Если бы я поступила иначе, Шиа погибла бы, и теперь я могу только молиться, чтобы цена за ее жизнь не оказалось слишком высокой».

— Ты сделала то, что должна была сделать, — спокойный голос Анвара ворвался в сознание девушки, будто он читал ее мысли.

Ориэлла взяла его руку.

— Спасибо тебе, Анвар. Но у нас сейчас столько неприятностей! Надвигается буря, Миафан на свободе, а мои силы покинули меня… — Голос волшебницы задрожал. — Анвар, я боюсь! Без магии я беспомощна как котенок, а теперь, когда Миафан оправился от моего нападения, может произойти все что угодно. — Ориэлла поежилась.

— А что с Жезлом?

— Вряд ли пока Верховный знает, что он у нас, но если узнает… Анвар, помнишь, как на корабле Миафан овладел моим телом и попытался убить тебя?

Анвар кивнул, озадаченный такой переменой темы. Ориэлла прерывисто вздохнула: ее саму пугало то, что она должна была сказать.

— Представляешь, если это произойдет снова, ведь Миафан поправился? Анвар, если он обретет власть над Жезлом…

— Нет! — Юноша догадался, что она имеет в виду, и опередил ее. — Не говори этого, Ориэлла.

— Я должна. Если я.., если Миафан начнет мною управлять, тебе придется убить меня, Анвар. У тебя не будет выбора.., как не было бы выбора и у меня, если б это произошло с тобой.

— Я не собираюсь тебя убивать. Нет. — Голос Анвара понизился до испуганного шепота. — Я не смогу.

Сердце Ориэллы рванулось ему навстречу, но взгляд ее остался твердым.

— Ничего не поделаешь, любовь моя, ты должен! Если Миафан овладеет Жезлом, все пропало — и лучше нам умереть, чем попасть ему в лапы. Вспомни, что он сказал у Водоема Душ.

Но Анвар почти не слышал ее последних слов. Он знал, что ласковое обращение вырвалось у нее невольно, но… Юноша старался ничем не выдать своего ликования, ибо девушка наверняка отстранилась бы от него, задумайся она над своими словами. Какие бы чувства Ориэлла ни испытывала к Анвару, она все еще оплакивала Форрала, и ей была бы очень неприятна мысль, что кто-то может занять место ее детской любви. «Для этого необходимо время», — сказал себе Анвар, умоляя всех богов, чтобы Верховный Маг дал им это время.

В покоях Миафана было холодно и одиноко. Дрова, которые он оставил в огромном камине, прогорели до тусклых углей, запорошенных бледным пеплом, лампы почти потухли. Тусклый свет проникал через плотные шторы, возвещая, что над Нексисом забрезжил новый хмурый день. Тело Верховного Мага лежало на кровати, там, где он покинул его. В слабом сероватом свете оно казалось бледным и окоченевшим, как труп. Парящее сознание колдуна противилось мысли о возвращении в это холодное, терзаемое болью пристанище, но это было необходимо. Миафан собрался и устремился вниз, скользнув в свою телесную форму с легкостью, приобретенной долгой практикой.

Возвращение в тело было неприятнее, чем падение в ледяной колодец. Миафан грязно выругался — он страдал от боли в выжженных глазницах, которая, как он знал, уже никогда его не покинет. С помощью Элизеф он достаточно изучил магию Драконов, чтобы посредством кристаллов вернуть себе некое подобие зрения, но острые грани самоцветов врезались в израненные глазницы, отягчая боль. И все же это лучше, чем жить в слепоте. Минут десять Верховный Маг поносил полоумную мерзавку Мериэль, отказавшуюся вылечить его, и этого подлого червяка Элевина, который помог ей бежать…

Наконец, Миафан напомнил себе, что лежа на кровати и предаваясь гневу, он ни на шаг не приблизится к отмщению. Владыка натянул халат и поднял свои хрустящие кости с постели, все еще дрожа от холода и усталости, неизбежной после длительного путешествия между мирами. Опираясь на жезл, он поплелся к камину и подкинул в огонь парочку поленьев, предоставив им разгореться самим по себе. Миафану не хотелось тратить последние силы на то, чтобы разжечь их с помощью магии. Несмотря на свою слабость, он вручную наполнил и зажег лампы, в бессильном раздражении проклиная всех и вся за те громадные усилия, которые требовались от него для решения таких мелких, сугубо бытовых дел.

Когда он закончил, б комнате стало значительно уютнее. Огонь плясал и потрескивал, разгоняя томительную тишину, лизал круглые поленья оранжевыми языками, затхлый воздух посвежел и наполнился запахом сосны. Теплое сияние ламп смягчало тусклый дневной свет, скользило по стоявшему на столе серебряному блюду с хлебом и фруктами — Миафан специально держал в своих покоях еду на случай возвращения из путешествий вне собственного тела. Он налил себе вина и вновь ощутил укол раздражения, заметив, что фляга почти пуста. Будь здесь Элевин, такого никогда бы не произошло. Но мажордом сбежал, с горечью напомнил себе Миафан, предав его, как и Ориэлла. Ориэлла! Верховный Маг непроизвольно облизнулся, вспоминая, как она рухнула перед ним, сраженная болью, которую причинил он ей. Но это пустяки — когда ему наконец удастся заполучить ее, она узнает подлинное значение слова «боль»! И тогда он сломает ее волю, и — наконец! — возьмет ее, теперь у него для этого есть все… Улыбаясь самому себе, Миафан послал мысленный призыв Элизеф. Он не любил доверяться волшебнице Погоды, но есть вещи, которые ей необходимо знать.

Элизеф копалась в архивах, когда до нее донесся призыв Владыки. Она выругалась и откинула с лица прядь волос. Ее руки были черными от пыли. Что понадобилось старому дураку на этот раз? С тех пор как сбежала эта крыса Элевин, Миафан, кажется, вообразил, что у нее нет других забот, как только носиться вокруг него. А что взамен? Ничего — несмотря на то, что именно она отыскала средство против его слепоты. Только ей пришло в голову поискать ответ в полусгнивших фолиантах, сложенных под библиотекой: бегство Мериэль и Элевина привлекло внимание Элизеф к запущенным катакомбам Финбарра. Браггар, конечно, был слишком глуп, чтобы подумать об использовании хранящейся здесь древней мудрости, но Элизеф сообразила, что любые новые знания могут обеспечить ей колоссальное преимущество — и не только над Браггаром, но и над Миафаном!

Изыскания в холодных пыльных туннелях были не из приятных, но результаты того стоили. Отыскивая способ восстановить зрение Миафана, она открыла еще многое помимо этого — то, что касалось темных и запутанных преданий, уходящих корнями в глубь веков, предшествующих Катаклизму, о котором Верховный Маг не имел ни малейшего представления. И Элизеф вовсе не собиралась его просвещать. Она не нашла решения проблемы призраков, зато раскопала много сведений, касающихся Чаши, и теперь знала ее возможности гораздо лучше, чем сам Миафан. Осталось только разузнать, где старый паук ее прячет… Элизеф улыбнулась и отправилась к своему Владыке. Его мысленный голос был полон триумфа, и ей не терпелось узнать, чем вызвано такое ликование, и как оно впишется в ее собственные планы.

Не веря своим ушам, колдунья слушала рассказ Миафана о том, как он почувствовал присутствие Ориэллы между мирами, как последовал за ней до самого Водоема Душ и обнаружил там не только ее, но еще и Анвара. Существование еще одного волшебника было для Элизеф настоящим потрясением.

« — Слуга Ориэллы? Один из нас? — недоверчиво переспросила она. — И ты об этом знал?

— Нет, — покачал головой Миафан, но Элизеф поняла, что он лжет. — У меня были подозрения, — продолжал он. — Я знал, что она получает откуда-то помощь, но решил, что не стоит об этом упоминать, пока не удостоверюсь окончательно.

— Удостоверюсь! Да он ведь жил здесь, в Академии, и никто из нас даже не подозревал ни о чем? И прежде всего, откуда он взялся? Кто его родители?

Миафан пожал плечами, и голос его стал подозрительно вкрадчивым.

— Кто знает? Он пришел к нам в качестве смертного, сына пекаря, но, кажется, его настоящий отец принадлежал к иному народу. Анвар — полукровка, ублюдок какой-то смертной — но что касается волшебника, который был его отцом… — Верховный Маг снова пожал плечами — воплощение невинности.

Глаза Элизеф сузились. «Слишком бойко, — подумала она. — И знаешь ты слишком много. Вот так поворот! Наш Великий Миафан, оказывается, не меньше любого другого любил попользоваться смертными. Но быть настолько беспечным, чтобы зачать ребенка — неудивительно, что тебя так взбесила беременность Ориэллы!» Однако сейчас не было времени размышлять о преимуществах этой информации, и колдунья повернулась к Миафану, прежде чем тот успел почувствовать направление ее мыслей.

— Так что же нам теперь делать? Я не понимаю тебя. Владыка. Почему же ты не убил их и не покончил с этим навсегда? Кулак Миафана обрушился на стол.

— Сколько раз тебе повторять? Ориэлла нужна мне живой! Усилием воли Элизеф подавила гнев. Несмотря на все что сделала с ним эта мерзавка, он все еще хочет ее. Спрятав ярость и раздражение, маг Погоды решила прибегнуть к помощи здравого смысла.

— При всем моем уважении к тебе. Владыка, ты требуешь невозможного. Ориэлла слишком далеко, чтобы ее схватить, а если ждать, пока она сама доберется сюда.., ты же сам сказал, что риск слишком велик. Ведь пока эта чертовка жива, она представляет для нас постоянную угрозу.

— С ее непокорностью скоро будет покончено. — Каменные глаза Миафана блеснули красным, выдавая его гнев. — Кроме того, — продолжал он с леденящей душу улыбкой. — о поимке Ориэллы уже позаботились. Они с Анваром не единственные человеческие создания, которых можно найти в Южных Землях. Вот и я отыскал кое-кого, кто, по своим собственным мотивам, легко склонится перед моей волей.

— Что? — растерялась Элизеф. Видно, она порядком недооценила, как далеко шагнули новые силы Миафана, если он уже с такой уверенностью контролирует смертных.

— Наши эксперименты по использованию человеческих жертв принесли плоды даже быстрее, чем я ожидал, — снова привлек ее внимание Миафан. — Без сомнения, мы можем продолжать, Элизеф, — но мне требуется энергия, чтобы держать в узде мою южную пешку. Скажи Ангосу, что этой ночью потребуются еще смертные.

— Но, Владыка, — запротестовала Элизеф, — город и так уже весь гудит по поводу этих «исчезновений». Нам следует стать более осмотрительными.

— Ты слышала приказ! Скажи Ангосу, чтобы немедля принимался за дело. — Граненые глаза Миафана сверкали. — Жаль, что я раньше об этом не знал. С силой, которую получаешь от ритуальной жертвы, тебе все по плечу! А мне нужна эта сила, Элизеф. Сейчас Ориэлла в южной пустыне.., но когда она выберется оттуда, у меня для нее есть сюрприз. Вот тогда она узнает, что значит противиться Верховному Магу!

Вылетев из башни на крыльях гнева, Элизеф послала первого попавшегося перепуганного работягу за Ангосом, капитаном наемников. Она глядела вслед удаляющемуся слуге, и кулаки ее сжались, а тело решительно напряглось. До этого момента она исполнит приказ Миафана, но не далее.

— Вознамерился вернуть ее, а, Миафан? — пробормотала она. — Хорошо же — но у меня, возможно, есть сюрприз для тебя! — Быстрыми шагами она пересекла двор и направилась к куполу, где работала над изменением погоды. Так значит, Ориэлла в пустыне? Превосходно! Она никогда не выберется оттуда живой! Мрачно улыбаясь, Элизеф принялась вызывать песчаные бури.

Глава 36. БИТВА В ГЛУШИ

Поздней ночью Ваннор прогуливался со своей дочерью Занной вдоль освещенной факелами пристани возле огромной пещеры контрабандистов. Осколки раковин тихо похрустывали под ногами, и единственным звуком, который еще нарушал тишину, была мерная, приглушенная песнь моря, с которой волны вкрадчиво лизали отвесные стены у дальнего конца пещеры. Ван-нор тяжело вздохнул. Его свидание с Антором и дочерью было радостным, но кратким, время уже истекло, и завтра ему снова пора отправляться в путь.

— Выше нос, отец. — Занна сжала руку Ваннора, к вящей досаде купца. Да это он должен ее успокаивать! Но его средняя дочь, которой, кстати сказать, едва исполнилось шестнадцать, была не по годам наделена здравым смыслом. Девочка была любимицей Ваннора и во всем пошла в отца — включая, к несчастью, и внешность. Он с улыбкой оглядел ее маленькое, ладно скроенное тело, открытое юное личико и каштановые волосы, заплетенные в косы:

— Я думал, ты захочешь отправиться со мной.

— Тогда тебе следовало научить меня сражаться, как госпожа Ориэлла, — отозвалась Занна. — Девичьи искусства, которые обеспечили Коре мужа, мне не пригодились. — Она вздохнула, состроив забавную гримаску. — Мне бы очень хотелось пойти с тобой, но я бы только болталась у тебя под ногами. Кроме того, здесь от меня будет больше прока.

Ваннор обнял дочь за плечи и крепко прижал к себе.

— Я вижу, ты уже все обдумала. Может, у тебя есть еще какие-нибудь планы, о которых следовало бы знать твоему старенькому отцу?

Занна улыбнулась загадочной улыбкой, которая делала ее взрослее.

— Да, есть, но давай договоримся: ты сначала выслушаешь меня, а уж потом начнешь кричать.

— Хорошо, — купец терялся в догадках, что за сюрприз она ему приготовила.

Занна на мгновение заколебалась, а потом выпалила:

— Я собираюсь выйти замуж за Яниса!

— Что? За этого безродного изгнанника? Да ты спятила! Только через мой труп!

— Папа, ты же обещал выслушать. И вообще теперь не время привередничать,

— напомнила ему Занна. — Ты же сам изгнанник! Может, тебе и хотелось бы чего-нибудь другого, но разве ты не понимаешь, что в этом есть смысл? Я не создана быть женой купца, этаким украшением дома, вроде мебели, — девочка скривилась. — Кроме того, ты знаешь, как твои коллеги пекутся о внешности. И у меня нет приданого, которое заставило бы кого-нибудь взять в жены такую уродку. А здесь я нужна. С тех пор как Янис принял командование, он из кожи вон лезет, да все без толку. О да, он храбр и полон идей, не совершенно не умеет планировать. А я умею — недаром же я твоя дочь!

Ваннор в изумлении уставился на нее, чувствуя невольное уважение к своей не по годам рассудительной малышке.

— Но он в два раза старше тебя, — возразил купец.

— Даже и тридцати нет, — быстро поправила Занна, — к тому же не тебе говорить о возрасте.

Ваннор поморщился, зная ее глубокую неприязнь к Саре, и поспешно переменил тему.

— Это была его идея?

— Конечно нет! — возмутилась Занна. — Но Ремана мне поможет. Она считает, что Янису давно пора жениться…

— Погоди-ка! Ты хочешь сказать, что сам Янис ничего не знает?

Усмехнувшись, Занна покачала головой.

— Нет, но это не помеха. Дульсина говорит…

— Снова Дульсина, — прорычал Ваннор. — Без нее не обходится ни одна авантюра! — Тем не менее он не смог подавить восхищенную улыбку, которая озарила его лицо при упоминании о властной домоправительнице. Когда Ваннор был объявлен вне закона, Дульсина не моргнув глазом ушла с ним в канализацию, а там, как ни в чем ни бывало, хлопотала и пеклась о его доморощенных повстанцах, по ходу дела овладевая стрельбой из лука и обращением со смертоносным кинжалом с тем же спокойным интересом, с каким перенимала бы какой-нибудь новый кулинарный рецепт. Теперь она присоединилась с ним к Ночным пиратам и продолжала заправлять судьбами его семьи, будто ничего не произошло.

Ваннор потряс головой.

— Боги мои, боги! — Неожиданно он поймал себя на том, что больше не тревожится о своей рассудительной дочери. Вместо этого его симпатии перешли на сторону ничего не подозревающего главы контрабандистов. Бедный Янис, ему не оставили ни одного шанса!

— Идем, папа, — Занна потянула его за руку. — Вон уже и Паррик с остальными. Пора прощаться.

— Еще и это… — начал Ваннор, но поспешно прикрыл рот. Не стоит взваливать на дочь свои тревоги по поводу тупоголовой настойчивости Паррика, с которой тот собирался на юг, за Ориэллой. «В Долине от него было бы больше проку, — подумал Ваннор. — Даже если фея и впрямь нас поддержит, как я в одиночку организую базу для повстанцев? Легко говорить, что Харгорн мне поможет, но ведь Харгорн воин, а не стратег. У нас не будет ни одного опытного командира, а Паррик между тем собирается отправиться на верную смерть».

Начальник кавалерии вышел на пристань и улыбнулся, увидев Занну и ее отца. Паррик был рад, что малышка пришла попрощаться — он очень полюбил ее. Да, будь он чуть помоложе.., но Паррик тут же отогнал эту мысль. Ваннор не потерпит, чтобы дряхлый воин волочился за его дочерью. Кроме того, ее внимание явно обращено в другую сторону… Ну, что ж, удачи ей. Умом, правда, Янис не блещет, зато одна внешность чего стоит! И уж ему-то, Паррику, отлично известно, чьи ручки будут править этим браком. Кавалерист хихикнул, гадая, нашла ли девчонка время посвятить в свои планы отца. Судя по ошарашенному лицу Ван-нора, кажется, нашла. И точно, — когда кавалерист подошел ближе, Занна слегка подмигнула ему из-за спины купца. Паррик попытался сохранить серьезную мину, непонятно отчего чувствуя себя очень довольным тем, что девчонка решилась довериться именно ему. Даже если она отводит ему более отеческую роль, чем хотелось бы, все равно, это очень приятно!

— Эй, на берегу, давайте пошевеливайтесь, — окрикнул их Идрис, бывалый, потрепанный штормами капитан корабля, который должен был везти путешественников на юг. — Прилив ждать не будет, ты же знаешь.

Паррик усмехнулся, небрежно кивнул ему и повернулся к купцу.

— Все будет в порядке, Ваннор, — твердо сказал он. С тех самых пор, как Паррик выложил ему то, что купец называл не иначе, как «этот сумасшедший план», Ваннор при каждом удобном случае пытался отговорить воина, но сейчас не было времени опять начинать этот спор. — Ты справишься, и я тоже. А как только найду Ориэллу, я сразу же вернусь.

— Если найдешь, — с сомнением пробормотал Ваннор. — Южные Царства огромны, а народ там весьма воинственный!

— Именно поэтому Ориэлле и может понадобиться моя помощь. — С таким же успехом Паррик мог бы и промолчать.

— Вдобавок ты взвалил на себя старика и полоумную колдунью, — продолжал Ваннор, но тут же прикусил язык, ибо старик и полоумная колдунья как раз направлялись к ним в сопровождении Сангры, которая, естественно, не захотела покидать своего начальника.

— Ну как, вы готовы? — бодро спросила воительница. Паррик готов был расцеловать ее, но это могло и подождать.

— Веди их на борт, любовь моя, — сказал он, — а я сейчас, — воин повернулся к Ваннору:

— В одном ты прав: жаль, что нам не удалось уговорить Элевина остаться. Он не в том состоянии, чтобы тащиться на Юг.

Ваннор пожал плечами.

— Ничего, зато у вас будет отличная компания — вы все сумасшедшие! Не знаю, с чего Элевин взял, что только он может позаботиться о Мериэль? По-моему, она выглядит вполне нормальной — во всяком случае, пока была с нами. — Внезапно его грубоватая сдержанность исчезла, и Ваннор порывисто заключил Паррика в объятия. — Береги себя! И, во имя всего святого, возвращайся в целости и сохранности.

— Обещаю! — голос Паррика тоже казался взволнованным, против обыкновения.

— И не тревожься о командовании, Ваннор. Ребята знают свое дело и помогут тебе. Кроме того, когда ты найдешь Эйлин, она тебя здорово поддержит. А там, глядишь, вернусь и я и привезу с собой твою жену!

— Надеюсь, Паррик, я действительно на это надеюсь! Ваннор стоял с Дульсиной на поросшем травой утесе. Бледное солнце спускалось за горизонт. В холодном воздухе чувствовалось дыхание неестественной зимы, которая, казалось, длилась бесконечно, но пейзаж поражал красотой. Справа простирался светлый полумесяц берега, окруженный утесами и спокойным сияющим морем, а на расстоянии примерно полулиги, на противоположном роге этого полумесяца, высился зеленый бугорок, увенчанный одиноким зловещим валуном. Прямо у ног купца V-образная ниша скрывала начало узкой тропинки, которая спускалась с утеса. Если не считать потайного туннеля для лошадей, эта опасная и хорошо охраняемая тропа была единственным входом с земли в твердыню контрабандистов.

— Терзают сомнения? — Подошел Янис, задыхаясь после подъема по крутой тропе. — Так и должно быть. Зачем вести людей в глубь материка, Ваннор? У нас гораздо безопаснее. Твои дети плачут оттого, что ты снова покидаешь их.

— Вот и я говорю то же самое, — вставила Дульсина. Купец вздохнул.

— Это место не годится для военной базы, Дульсина, и ты отлично это знаешь. Твое упрямство вызвано только тем, что я не разрешил тебе идти с нами.

Дульсина пожала плечами и подняла бровь.

— Большая ошибка, Ваннор, — безмятежно промолвила она, и купец чертыхнулся, мечтая, чтобы его оставили в покое. Ему и так нелегко далось прощание с детьми — ведь теперь, кроме них, у него ничего не осталось. «Чепуха, — подбодрил он сам себя. — Сара с Ориэллой, значит, с ней все будет в порядке. А Паррик пообещал привезти ее назад». Как ни тяжело было в этом признаваться, но именно из-за Сары Ваннор позволил начальнику кавалерии уговорить себя на этот сумасшедший план.

— Как бы там ни было, Янис, — вернулся он к разговору. — Я как раз и думаю о своих детях и твоих людях. Они будут в большей безопасности, если мы уйдем.

— Но теперь о Долине ходит дурная слава, — запротестовал Янис. — Говорят, там был убит маг Деворшан.

— Именно поэтому я туда и направляюсь. Смерть Деворшана не была случайностью, я уверен. После того что произошло с Ориэллой и Форралом, фея защитит нас — можешь на это рассчитывать.

— Но как вы туда доберетесь? Ангос прочесывает окрестности, он ищет вас.

— Мы будем осторожны. А Долина станет для нас хорошей базой — ближе к центру, к городу.

— Это-то меня и беспокоит, — мрачно сказал Янис. — Ну что ж, идите. Если я получу какие-нибудь новости от Паррика, попытаюсь подать вам весточку. Да не оставят вас боги, друг мой, — и не тревожься, я позабочусь о твоих детях.

— До свидания, Янис, и спасибо за все, — сказал Ваннор, подумав про себя, что по крайней мере насчет одного ребенка все может оказаться как раз наоборот.

— Побереги себя, — сказала купцу Дульсина и кисло добавила:

— раз там не будет меня, чтобы делать это.

— До свидания, Дульсина, — Ваннор обнял ее. — Позаботься ради меня о Занне, ладно?

— Как будто Занна сама о себе не позаботится, — фыркнула домоправительница. — Это о тебе, болван, следует беспокоиться! — С этими словами она отошла, чтобы не мешать ему попрощаться с Занной, но отцу и дочери не понадобилось много слов. Все уже было сказано.

— Не смей выходить замуж, пока я не вернусь, — грубовато пошутил Ваннор.

— Мне не хотелось бы пропустить эту свадьбу! Занна обняла его.

— Тогда тебе лучше поторопиться, папочка, — сквозь слезы подмигнула она.

— Я не люблю ждать, ты же знаешь. — Они посмотрели друг на друга, и Занна закусила губу и крепче прижалась к нему. — Прощай, отец, — девушка повернулась и исчезла.

Купец направился к своему отряду, и то ли из-за спешки, то ли от волнения, вызванного недавним прощанием, он так и не заметил, что одного человека не хватает.

Как только повстанцы исчезли за ближайшим холмом, кусты, скрывающие туннель для лошадей, раздвинулись и оттуда появилась Занна, сопровождаемая Дульсиной, одетой в кожаные доспехи, и седым Харгорном, который нес два рюкзака. Он посмотрел на женщин и покачал головой.

— Одни боги знают, почему я позволил вам уговорить меня на это безумие, — вздохнул воин. — Ваннор мне все ребра пересчитает — прошу прощения, — поспешно добавил он, взглянув на Дульсину.

Занна усмехнулась.

— Это потому, что ты нас любишь, — поддела она его. — Ты готова, Дульсина?

Домоправительница криво усмехнулась.

— Надеюсь, мои старые мышцы быстро привыкнут к ходьбе, — с сомнением проговорила она.

— В теперешнем положении, мэм, им лучше поспешить, — фыркнул Харгорн. — Чем быстрее мы догоним остальных, тем лучше. Ваннор не заметит, если мы тихонько приклеимся сзади.

— Не беспокойся, Харгорн. Если это под силу Ваннору, то мне уж тем более. Он давно уже ведет чересчур сидячий образ жизни. — Обняв Занну, Дульсина взвалила рюкзак на плечи и возвела очи к небу. — Чего только не сделаешь ради этого дурака, — вздохнула она.

— Хочешь сказать, чего только не сделаешь ради любви, — тихонько пробормотала Занна, когда Дульсина исчезла в сумерках и, улыбнувшись, пошла отыскивать Яниса.

«Да где же мы, гром и молния?!» — мучился Ваннор. Прощание с семьей и друзьями казалось давно позабытым сном. Вот уже много дней повстанцы брели по голым, покрытым тонким хрустящим ледком топям, отделяющим побережье от Долины Эйлин. Вынужденные избегать нормальных дорог, чтобы не нарваться на отряды наемников — которых, кстати, оказалось куда больше, чем думал Ваннор,

— повстанцы в конце концов заблудились. А теперь они потеряли дорогу во второй раз в этой черной, как смола, ночи, ибо на холмы опустились тяжелые облака, и в густом липком тумане, который холодной паутиной обволакивал лицо, не было видно ни зги.

Ваннор опять выругался — ругался все дни напролет. Что сотворил с погодой этот треклятый Волшебный Народ? По календарю уже давно пора собирать урожай, а эти холмы, покрытые яркой зеленью молодого папоротника и туманным пурпуром раннего вереска, должны жариться на солнышке, озаряющем небо — синюю чашу, полную разноголосой радости крылатых песен. Но весна в этом году так и не пришла, не говоря уже о лете, и трава стоит сухая и увядшая. «Скоро люди начнут умирать от Голода, — подумал Ваннор. — И те, кто погиб в Ночь призраков, еще окажутся счастливчиками».

По-зимнему мрачная погода угнетала душу купца, лишая его мужества и надежды. Если бы только рядом был Паррик, с его военным опытом и неугомонным духом! Он бы не дал им заблудиться в тумане. А будь у них лошади, они бы в считанные дни добрались до желанной Долины. Однако лошадей было не достать. Контрабандистам их самим не хватало, а крестьяне, как подозревал Ваннор, давно уже начали есть конину. Паррик доверил ему своих людей, и как же он оправдал это доверие?

— Я не гожусь для этого, — беспомощно пробормотал купец. — О, Паррик, ну зачем тебе вздумалось уехать?

В отчаянии Ваннор остановил свой отряд и вскарабкался на вершину одного из холмов, надеясь разглядеть что-нибудь сквозь туман, который лежал над долиной подобно глубокой серой реке, Никакого толка. Даже отсюда ничего нельзя было разобрать.

— Фионал? Харгорн? — прошептал он разведчикам, которые сопровождали его. Ответа не было. Разрази их гром! Разве он не приказал им держаться поблизости? Звуки далеко разносились в тумане, и купец не решался позвать громче. Холмы так и кишели людьми Ангоса. Если разведчики потерялись, нет никакой надежды отыскать их в таком тумане. Рассерженный и встревоженный, Ваннор начал спускаться с холма, чтобы присоединиться к своему отряду, и лишь через какое-то время до него дошла пугающая правда. Потерялись не разведчики, потерялся он сам! Купец давно уже шел по ровной земле, и, без сомнения, держался правильного направления, но повстанцы как сквозь землю провалились. Сердце Ваннора забилось сильнее, липкий пот покатился по спине между лопатками. Минуту назад он был уверен, что идет правильно, и все было в порядке, но теперь… Непроницаемый туман вился вокруг, приводя его в смятение и лишая всякой надежды отыскать своих спутников. От волнения Ваннор начал задыхаться. Действительно ли он идет по ровной земле? А может, двинулся не в ту сторону и направляется прямо в лапы своих врагов? Купец отчаянно боролся с неудержимым желанием заголосить и вслепую броситься в окружающую черноту, пытаясь избавиться от страха, который грозил полностью парализовать его. Наконец ему с усилием удалось овладеть собой. «Спокойно, — сказал он себе. — Возьми себя в руки, дурак. Что бы в такой ситуации сделал Паррик?» Но прежде всего Паррик бы не потерялся, а в этой мысли утешительного было мало.

Купец остановился, и, достав флягу, пожалел, что там всего лишь вода, а не крепчайший ликер, который он держал дома. Что теперь? Можно, конечно, подождать, пока не рассеется туман или не придет рассвет, — а можно попытаться вернуться по собственным следам, в надежде наткнуться на отряд. Умом Ваннор понимал, что самое разумное — оставаться на месте, но холод был отчаянный, а бездействие раздражало, будя самые нелепые страхи. Что это? Звуки? Откуда? Оттуда? Или оттуда? Его ли это люди? Или враг? Он снова и снова готов был бежать на воображаемый шум, хотя здравый смысл подсказывал, что так он рискует еще больше заблудиться в этих беспредельных топях. В конце концов, когда нервы купца были уже на грани срыва, Ваннор сдался и решил все-таки попытаться вернуться по собственным следам. По крайней мере лучше двигаться, иначе можно сойти с ума. Поточнее определив направление, Ваннор снова пустился в туман.

Проклятие! Наклон земли и напряжение в икрах не были иллюзией! Ваннор явно взбирался на холм — гораздо более крутой, чем тот, с которого он обозревал окрестности. Как это могло случиться? Ведь он был так осторожен! Испытывая глубочайшее презрение к себе, купец тяжело опустился на траву и подпер голову руками. Может, если немного отдохнуть, то в голове у него прояснится?

Ваннор вздрогнул и открыл глаза. Сквозь плотную пелену тумана пробивался сероватый свет, и можно было различить желтоватый вялый торф под ногами. Должно быть, он задремал. Внезапно купец вновь услышал слабый шум, который разбудил его. Откуда-то с вершины холма доносились звуки битвы. Похолодев от страха, Ваннор вскочил на ноги и с обнаженным мечом кинулся вверх по холму.

Крутому склону, казалось, не будет конца, но шум битвы приближался. Наконец впереди замаячили неясные темные очертания. Расстояние в тумане обманчиво, и он угодил в цепкие объятия, прежде чем успел сообразить, в чем дело. Деревья! Слава богам! Но на этих треклятых болотах не могут расти деревья! Должно быть. Долина где-то рядом! Однако шум битвы не стихал, и выставив вперед руку, Ваннор начал прокладывать путь среди густых ветвей. Отбросив осторожность, купец вслепую ломился сквозь подлесок, пока наконец не вырвался на поляну. Звуки битвы доносились совсем рядом.

— Стой, Ваннор, предатель и изменник! — раздался резкий голос, и купец остановился, опустив руку. Из-за деревьев выскочили небритые личности с голодными глазами, блеснула обнаженная сталь.

— Брось меч, — из-за спин наемников выступил Ангос и скорчил презрительную физиономию. — Вот так мятежник, — хмыкнул он. — У вас не было никаких шансов, дурак.

Меч, будто сам по себе, выскользнул из онемевшей руки Ван-нора. Он подвел своих людей! Паррик ошибся, положившись на него. Лязг мечей в лесу постепенно затих, и купец с холодеющим сердцем увидел своих людей. Одного за другим связанных повстанцев приводили на поляну — их было куда меньше, чем раньше — и заставляли опускаться на колени. Взгляд Ваннора скользил по лицам товарищей, и вдруг при виде очередного пленника у купца похолодела спина: без плаща и маскировки, с длинными волосами, разметавшимися по грязному, избитому лицу, перед ним стояла Дульсина!

Удар закованного в железо кулака обрушился на Ваннора, и купец покачнулся, но устоял на ногах. Сквозь багровый туман он различил злобную усмешку Ангоса:

— Верховный Маг приказал доставить для допроса тебя и Паррика. Если останешься в живых, тебя ждет торжественная публичная казнь, — Холодный взгляд наемника скользнул по поверженным мятежникам. — Что я вижу? Неужели коротышка вас бросил? Или где-то прячется? — Он пожал плечами. — Ничего, мы из тебя выбьем где он, а если нет, то и сами найдем, не беспокойся. Ну а что касается остального сброда, то, я думаю, не стоит даже тупить о них добрую сталь. Лучники…

Голос наемника потонул в звоне копыт. На глазах у изумленного Ваннора Ангос дернулся, и из его груди вырвался фонтан крови, будто ее пронзили мечом — но там ничего не было! Тело наемника взлетело в воздух и рухнуло на землю кучей беспомощного тряпья. Среди его товарищей поднялась суматоха, но, прежде чем кто-нибудь успел взмахнуть мечом или вложить стрелу в арбалет, деревья вокруг поляны ожили. Корни выворачивались из земли, заключая людей в смертельные объятия, грозные ветви кололи глаза, сучья вспарывали животы. На землю падали окровавленные тела. И вдруг, заглушая предсмертные крики и хруст ломаемых костей, на поляну с дикой песней смерти выбежала стая волков.

Все было кончено в несколько секунд, но Ваннор, который следил за всеми подробностями этой резни, был уверен, что видел достаточно, чтобы еще долгие месяцы просыпаться от ночных кошмаров. Когда волки закончили свою кровавую трапезу, ледяное спокойствие глубокого потрясения покинуло купца. Рухнув на колени, он перегнулся пополам: его стошнило от этого ужасного зрелища.

Наконец Ваннор открыл глаза и убедился в том, во что его оцепеневший мозг уже несколько минут отказывался верить. Волки и деревья знали, на кого нападать! Останки Ангоса и его воинов устилали поляну. Никто из наемников не уцелел. Но посреди этого кровавого разгула жались друг к другу связанные и перепуганные мятежники — целехонькие! Чуть поодаль стоял самый большой волк, теперь он остался один, его товарищи уже успели раствориться в чащобе. Зверь вопросительно повернул голову к Ваннору, заскулил и.., вильнул хвостом!

Не веря своим глазам, купец потряс головой и, протянув руку, пошел к волку. При его приближении животное попятилось, но хвост его продолжал дружелюбно вилять. По всей поляне было разбросано оружие, Ваннор подобрал кинжал, и, обтерев лезвие о край плаща, начал освобождать товарищей.

— Никто не трогает волка, — тихо предупредил он.

— Никто не трогает? — недоверчиво пробормотал кто-то. — Да никто и близко не подойдет к проклятой твари! — По рядам мятежников пробежал нервный смешок, и Ваннор, набравшись мужества, решил снова принять командование. Он подошел к Дульсине и поднял ее на ноги.

— А тебе, — грозно сказал он, — придется мне кое-что объяснить! — Ваннор оглядел собравшийся отряд. — Впрочем, чтобы водить меня за нос, нужна была хор-рошая конспирация, так что вам всем придется кое-что объяснить!

Все посмотрели на Харгорна. Ветеран пожал плечами.

— Ну Паррик попросил меня приглядывать за тобой, а ты ведь пытался устроить постоянный лагерь без повара и квартирмейстера… — он усмехнулся.

— Я не мог позволить тебе совершить такую ошибку, правда?

Харгорну и Дульсине повезло, ибо в этот момент нетерпеливый вой отвлек внимание Ваннора. Он огляделся по сторонам и увидел, что волк по-прежнему ждет на дальнем конце поляны. Неожиданно деревья за ним расступились, открыв широкую тропинку. Волк повернулся и, отбежав на несколько шагов, остановился и призывно оглянулся на Ваннора. Купец посмотрел на повстанцев и пожал плечами.

— Не знаю, как вы, а я думаю, что мы получили приглашение.

Когда усталые мятежники вслед за волком покинули поляну, Д'Арван сомкнул ряды деревьев, и проход исчез, будто его и не было. Мара вытирала рог о траву, счищая кровь Ангоса со своего сверкающего клинка. Она задумчиво посмотрела на удаляющуюся спину своего старого приятеля Харгорна и тихонько заржала. Д'Арван знал, как хочется ей последовать за старыми товарищами, понимал, что она чувствует. Он нежно положил руку на теплую, гладкую спину единорога, жалея, что люди не видят его, жалея, что сам не может поговорить с ними, сказать им, что они в безопасности. Лес тяготил своего стража одиночеством, а Маре, должно быть, было еще хуже.

— Ну, ну, любовь моя, — сказал он единорогу. — Хеллорин велел нам давать приют врагам Верховного Мага, а кто же может быть более враждебен ему, чем наши старые друзья из гарнизона? Скоро придут и другие. Может, это еще и не армия, но, по крайней мере, начало положено.

Уже наступили сумерки, когда дерево, наконец, свалим! и обрубили ветви. Стоя на мокром глинистом берегу Паррик смотрел, как две перегруженные лодки увозят ствол на борт изувеченного корабля.

— Ну вот, — сказал Идрис. — Теперь мы отбываем, Паррик, а ремонтом займемся в пути. — Казалось, он с радостным сердцем покидает это пустынное место.

— Неужели вы не останетесь, чтобы поставить новую мачту? — запротестовал начальник кавалерии.

— Ни в коем случае, приятель. Янис велел доставить вас на юг, и не более того. Я не собираюсь дожидаться, пока нагрянут эти проклятые всадники, благодарю покорно! С этого момента вы сами по себе. — Капитан сплюнул на песок. — Кроме того, я еще никогда не видел таких штормов, как в этом году! Нет, я иду домой, и как можно скорее.

— Но ты же знаешь этих людей… Идрис изумленно поднял брови.

— Кто тебе сказал? Мы торгуем с казалимцами дальше к югу, а об этих местах почти ничего не знаем. Племя дикарей, вот и все что я слышал!

Паррик глубоко вздохнул, досчитал до десяти, и изрыгнув страшное ругательство, схватил капитана контрабандистов за горло.

— Так почему же, разрази тебя гром, ты не отвез нас к ка-залимцам? — проскрежетал он.

Идрис с трудом высвободился из его тисков и поспешно отступил назад. Он кинул на Паррика тяжелый взгляд и поправил свою кожаную куртку.

— При такой погоде дальше на юг я не пойду — и не проси. Кроме того, эта проклятущая колдунья своими жалобами и приказами чуть не довела команду до мятежа. Ей-богу, она накликала на нас проклятие — припомни-ка все эти штормы, если сомневаешься. Мне жаль, приятель, но забирай ее себе — и счастливо оставаться. — С этими словами Идрис забрался в последнюю лодку. Гребцы взмахнули веслами, и шлюпка направилась прочь, наперекор кипящему прибою, а Паррик в бессилии остался кипеть на берегу.

— Паррик, — Сангра прервала обильные потоки брани, извергаемые начальником кавалерии, и взяв его за руку, отвела его в сторонку. — От проклятий пользы не будет, любовь моя. Надо забрать припасы и отнести их под навес, а Элевину нужен огонь. Старик очень плох.

Паррик кивнул, понимая, что она права. Всю дорогу корабль трепали штормы, и Элевин чуть не умер от холода и морской болезни, а Мериэль наотрез отказалась ему помочь, высокомерно заявив, что не намерена тратить магические силы на каких-то смертных.

Они отыскали навес — пещерой эту дыру никак нельзя было назвать — среди береговых скал, посадили туда Мериэль и Элевина, и Сангра начала перетаскивать припасы, а Паррик собирал хворост. Поглядев на отсыревшую кучу дров, он покачал головой — ни одному смертному не удастся их зажечь, а Элевин выглядит просто ужасно. Мажордом скрючился в углу, терзаемый сухим кашлем. Лицо его посерело, губы стали синими, и Паррик встревожился. Вспомнив Ориэллу, он попросил колдунью воспользоваться магией и разжечь огонь. Мериэль посмотрела на него, как на таракана.

— Как я могу это сделать? — заявила она. — Я целительница, а не маг Опт.

Услышав это, Паррик не выдержал. Он рванулся вперед, схватил колдунью и заломил ей руку за спину. Свободной рукой кавалерист вытащил нож и приставил лезвие к обнаженной белой шее волшебницы.

— Если ты распроклятая целительница, то делай свое дело! — рявкнул он. — Вылечи Элевина сейчас же — или я перережу твое бесполезное горло.

— Паррик, не двигайся! — Спокойный голос Сангры пробил стену его ярости. Начальник кавалерии поднял глаза и увидел каких-то чужаков, стоящих у входа в убежище. Воины — в этом сомнений не было. Их потемневшие от дождя волосы, длинные и у мужчин, и у женщин, причудливыми косами были собраны на затылке. Невысокие и жилистые, они, судя по всему, отличались недюжинной силой, о чем, кстати, говорили и увесистые мечи у них в руках. Незнакомцы-все как один были одеты в куртки и бриджи из сыромятной кожи, а мужчины чисто выбриты. Одна женщина вышла вперед и проговорила несколько слов на певучем раскатистом языке.

— Ну все! — пробормотал Паррик. — Сам дьявол не поймет, чего они там лопочут.

Не обращая внимания на нож, Мериэль хрипло рассмеялась.

— Я понимаю, — ликующе визжала колдунья. — Она велит опустить оружие, Паррик! Она говорит, что мы их пленники.

Глава 37. СТОЛКНОВЕНИЕ С ПРИЗРАКОМ

Лошадь споткнулась, и Ориэлла чуть не вылетела из седла, но быстро среагировала, откинувшись назад, и натянула поводья, чтобы помочь усталому животному восстановить равновесие. Бормоча что-то ободряющее, волшебница похлопала измученного скакуна по холке и поморщилась, увидев, что ее ладонь покрылась слоем пота и пыли. Хотя от голоса хозяйки лошадь слегка воспрянула духом, волшебница знала, что силы животного на исходе. Она посмотрела вперед, туда, где цепочка далеких гор отмечала конец пустыни, и тихонько выругалась. Они ехали всю ночь, и уже начинало светать, но эти сверкающие снегом вершины, казалось, не приблизились ни на дюйм. Ориэлла прикинула, есть ли у них хоть какая-нибудь надежда достичь безопасного убежища прежде, чем лошади упадут, и пришла к выводу, что такой надежды нет.

Шел уже третий день с тех пор, как они покинули последний оазис, и путники старались ехать как можно быстрее, насколько позволяли ужасные условия, голод и жажда. Они смогли взять с собой очень немного воды, к тому же из-за Шиа им приходилось двигаться гораздо медленнее, чем хотелось бы. Однако было и одно утешение. Небо затянули низкие ядовито-желтые тучи, которые закрывали солнце и позволяли ехать и днем, хотя к полудню все же приходилось останавливаться. «К несчастью, — подумала Ориэлла, с дрожью глядя на зловещее небо над головой, — эти тучи предвещают надвигающуюся бурю».

Эта мысль словно разбудила грозную стихию, и девушка почувствовала, как горячее дыхание ветра шевельнуло ее платье. Бессознательно сжав поводья, она бросила взгляд на Анвара. Хотя лицо юноши было скрыто покрывалами, волшебница увидела, что он насторожился. Ветер крепчал, с угрожающей скоростью гоня по небу клубящиеся облака, разнося их в клочья. То здесь, то там стали проглядывать клочки чистого неба, а на драгоценных дюнах заплясали ослепительные солнечные блики. Ориэлла закусила губу. Ветер уже слишком усилился, чтобы ставить навес, а тоненькие столбики блестящей пыли, возникающие на поверхности пустыни, угрожали превратиться в настоящие смерчи.

— Беги! — Но в тревожном крике Анвара не было необходимости. Девушка стегнула усталого коня. Им нужно как можно скорее добраться до спасительных гор.

И все же они двигались недостаточно быстро. До границы пустыни оставалось всего около лиги, когда облака поредели и рассеялись, и из-за туч появился сверкающий диск солнца. Ориэлла прижала руки к глазам, защищаясь от мучительного блеска, и боль Шиа иглой вонзилась в ее сознание. Лошади захрапели и рванулись назад, прочь от слепящего диска. Ослепленная и растерянная, волшебница отчаянно пыталась совладать со своим перепуганным скакуном. На секунду у нее мелькнула мысль, что она может потерять Анвара, но тут их кони столкнулись, и девушка чуть не вылетела из седла. Обезумевшие лошади неслись как угорелые, инстинктивно стараясь держаться ближе друг к другу. Ориэлла поглубже вжалась в седло, пытаясь не потерять мысленный контакт с пантерой и по мере сил руководить перепуганной подругой. Она чувствовала, что Анвар тоже не отпускает Шиа, и молилась, чтобы ополоумевшие лошади неслись в правильном направлении.

Неожиданно белое слепящее сияние исчезло, оборвалось, будто его никогда и не было. Лошади встали, ноги их тряслись, бока судорожно вздымались. Цветные пятна перед глазами Ориэллы рассеялись, и неподалеку она увидела Анвара, который охваченный ужасом смотрел на надвигающуюся бурю.

Порыв горячего ветра в клочья разодрал одежду, исхлестал тела острыми, будто специально отточенными, драгоценными песчинками. А сзади, загораживая солнце, с востока и с юга надвигалось темное облако, разворачиваясь от горизонта до горизонта, грозя поглотить путников.

— Песчаная буря! — прокричала Ориэлла. — Бежим!

И они бежали. Лошади, инстинктивно чуя настигающую смерть, неслись во весь опор. Рядом длинными скачками стелилась Шиа, стараясь держаться подальше от сверкающих копыт. Когда на карту была поставлена ее жизнь, она нашла в себе силы бежать. Но сколько еще она сможет выдерживать эту одуряющую рысь? А они сами? Есть ли у них надежда обогнать ветер?

Песчаные вихри вздымались вокруг, уже начиная рвать одежду и царапать лица. Острые песчинки забивались даже под многослойные покрывала. Боль пришпоривала лошадей и всадников, заставляя их бороться. Безопасное пристанище то появлялось, то исчезало за завесой песка — крутая тропинка, прорезавшая утес, на вершине которого зеленели деревья. Благословенные, густые деревья, потрепанные и истерзанные пустыней, но готовые защитить людей от устрашающей мощи песчаной бури. Однако они были слишком далеко. Ветер сорвал последние остатки покрывала с исцарапанного лица волшебницы, сразу же забив нос и рот удушающим песком, и Ориэлла в отчаянии закрыла глаза, чтобы не видеть, как далеко еще желанное убежище. За мощью бури волшебница чувствовала кипящую злобу мага Погоды и знала, что на этот раз Элизеф победила.

Анвар скорее почувствовал, чем увидел, как отстала Ориэлла, и изо всех сил натянул поводья, дико оглядываясь по сторонам в поисках друзей. Шиа тоже куда-то пропала, недосягаемо далеко было даже ее сознание. Развернувшись в седле, он смахнул с лица разодранные покрывала и наконец увидел волшебницу — она прикрыла лицо руками, защищая глаза, а лошадью управляла с помощью коленей — отличительная черта школы Паррика. Но под ней был не северный боевой конь, обученный таким трюкам, и Анвар знал, что еще немного, и перепуганное животное встанет на дыбы и выкинет седока из седла. Боль туманила его сознание, алмазная пыль разодрала одежду и коснулась ребер, но Анвар чувствовал ликование Элизеф, и оно возносило его на такие высоты гнева, каких юноша не достигал с тех самых пор, как отнял у Миафана свои силы. Ориэлла бессильна противостоять нападению, и если существует какой-то выход, то найти его должен он. Анвар решительно соскочил со своей храпящей лошади и швырнул поводья Ориэлле. Не обращая внимания на изумленное восклицание девушки, Анвар сконцентрировал волю, как учила его волшебница, и, воздев свой гнев словно меч, вонзил его в самое сердце бури.

Мир. Внутри зачарованного щита, созданного Анваром, наступила внезапная благословенная тишина, хотя буря со все возрастающим бешенством кидалась на прозрачный мерцающий барьер, который окружил юношу и его подругу. Ориэлла с трудом успокоила испуганных лошадей и удивленно воззрилась на Анвара. Внезапно песок под ногами вспучился, и появилась Шиа, стряхивая с себя сверкающий каскад драгоценной пыли и отчаянно отфыркиваясь. Пантера догадалась лечь и зарыться, так что сам песок защищал ее от собственной же разрушительной силы. Больше ничего Анвар не успел заметить, ибо, издалека почувствовав его магию, Элизеф в яростном гневе обрушила на него направленный удар. Щит не выдержал, и они снова оказались в самом центре бури. Анвар угрожающе приблизился к Элизеф, своим сознанием пытаясь подавить ее волю. Он почувствовал, как колдунья в шоке отпрянула, почуяв, кто был ее противником, и, воспользовавшись ее замешательством, восстановил щит и прикрыл друзей от бури. Элизеф атаковала внезапно, как гадюка, но на этот раз Анвар был готов к нападению, и его щит дрогнул, но выдержал. Они сражались на пределе магических сил, их воли схлестнулись, но никто не смог добиться успеха: Элизеф была не в состоянии проникнуть сквозь щит, а Анвар, которому поневоле приходилось защищаться, был слишком занят барьером, чтобы ответить ударом на удар. Воздух вокруг щита гудел и потрескивал, вспыхивая то красным, то синим и разражаясь ослепительными белыми искрами.

Анвар потерял счет времени, а смертельная схватка все не кончалась. Может, прошли часы, а, может, минуты. Казалось, он уже целые века втянут в эту бесконечную битву, и, по мере того как злоба Элизеф иссушала его силы, юноша чувствовал, что начинает слабеть. Он был новичком в этой игре, и не привык к магическим поединкам, но стиснув зубы, продолжал борьбу, хотя его лицо исказилось от напряжения, а колени подгибались под напором несокрушимой золи Элизеф. Если он ошибется, им конец.

Чья-то рука требовательно легла ему на плечо, и юноша отвлекся и потерял сосредоточенность. Магический щит дрогнул, угрожающе покачнувшись под натиском бури. Ориэлла что-то кричала Анвару в ухо охрипшим голосом, но ей с трудом удалось привлечь его внимание.

— Опусти щит, Анвар! Опусти и нападай, пока у тебя еще есть силы!

Юноша в отчаянии потряс головой.

— Слишком поздно!

Ориэлла пробормотала глухое проклятие.

— Вот, возьми! — Она вложила что-то ему в руку, и Анвар почувствовал пульсирующую волну силы, охватившую все его тело, пробежавшую по жилам, подобно жидкому огню. Жезл Земли! Пытаясь на ходу справиться с новой, непокорной мощью, юноша опустил щит и ударил.

И промахнулся — это он понял сразу. Вода и Воздух были чужды Жезлу поэтому силы его оказались ограниченны, да и Анвар, совсем еще неопытный маг, воспользовался ими неуклюже, без той смертоносной точности, которая была прерогативой Ориэллы. Фокус его силы был слабым и нечетким, он рассеялся, прежде чем достиг цели, и оставил друзей беззащитными перед новой атакой.

— Убиты и погребены, Анвар! Освежеваны, убиты и погребены без следа! — издевался над волшебником визгливый смех Элизеф. Она хлестнула его всей мощью бури, и юноша рухнул на колени, обливаясь кровью, полузадушениый жадной хваткой пыли.

Опять рука схватила за рукав.., отыскала запястье, потом пальцы, сжимавшие Жезл. Легла поверх, заставила пальцы крепче стиснуть дерево, покрытое змеиным узором. Потом, подобно благословению, пришло мысленное прикосновение — не вторжение, а осторожный вопрос — касание более нежное, более интимное, чем любая физическая ласка. Хотя волшебница и утратила свои силы, сознания их были связаны через Жезл, который он вырезал, а она наделила магией. Ах, какая невероятная близость! Анвар без всяких вопросов знал, что нужно Ориэлле. Радостно и доверчиво он предоставил ей свои силы!

— Вот так! — Анвар не знал, выкрикнул ли он эти слова вслух, или они просто прозвучали у него в мозгу. Ориэлла приняла его магию, связала ее с силами Жезла и выковала новый щит. И такова была сила ее воли, что песок под ногами разлетелся прочь, и они оказались в неглубоком кратере. Бешенство бури вновь прекратилось.

Далеко, в Нексисе, Элизеф в ужасе отпрянула, когда ее магия снова натолкнулась на толстую стену невиданной мощи. Волшебница вздрогнула, будто от физического удара. Колдунья внезапно покачнулась, словно началось землетрясение, и растянулась на полу, ударившись головой об огромный, заваленный картами и фолиантами стол.

— Элизеф! Что происходит? Даже в башне я ясно почуял магию. — В дверях стоял Браггар. Он помог ослабевшей Элизеф встать и быстренько соорудил щит, чтобы защититься от коварных магических атак. Впервые в жизни Элизеф действительно была рада его видеть.

— Ориэлла! — задыхаясь, проговорила она. — Эта стерва напала на меня! — Браггар не должен знать, что Элизеф ослушалась Миафана — он слишком труслив, чтобы решиться на открытое неповиновение, а ей сейчас нужна его помощь.

— Что? Не может быть! — На лице Браггара появилось обычное недоумевающее выражение. — Верховный сказал, что она утратила свои силы…

— Оп ошибся! — Элизеф уже начала приходить в себя, и в голове у нее забрезжил новый план. С Анваром она еще могла справиться, но если они с Ориэллой заодно, это уже слишком. Однако, если удастся их расколоть… А способ есть, она знала: одно слабое место у Ориэллы существовало всегда. Но Элизеф не собиралась рисковать, подставляя себя под удар этих двух отщепенцев, ведь у нее для этого есть тупоголовый Браггар. Повернувшись к магу Огня, Элизеф одарила его своей самой обольстительной улыбкой.

— Прости, Браггар, я не хотела грубить. Я очень рада, что ты пришел, ибо только ты можешь мне сейчас помочь.

— Не беспокойся, Элизеф, я защищу тебя! — вскричал тот. Боги, какой простак! Посмеиваясь про себя, волшебница быстро обрисовала свой план.

— Я готов, — отозвался Браггар. Элизеф с удовлетворением посмотрела на надежно поблескивающий барьер, который ее поклонник поддерживал со всей своей силой. Теперь, если уловка не удастся, она, по крайней мере, не пострадает. Надежно укрытая магией Браггара, Элизеф направила свою волю к Ориэлле и начала прясть видение, полное неодолимого соблазна.

Анвар и Ориэлла по-прежнему были тесно связаны через сцепленные руки, которыми они сжимали Жезл. В этом прикосновении было спокойствие и сила. Ни на секунду не решаясь выпустить оружие, девушка свободной рукой смахнула с лица кровь и песок. Там, за щитом, все еще бушевал ураган, хотя ярость его, казалось, пошла на убыль.

— Мы ведь ее не прикончили, да? — Мысль Анвара прозвучала в сознании Ориэллы так отчетливо, будто он произнес это вслух.

— Нет, — ответила девушка. — Она потрясена, но она вернется.

В безмолвной беседе они решали, что же делать. Пойти ли на риск и ударить Элизеф, прежде чем она успеет оправиться, или попытаться, поддерживая щит, добраться до края пустыни? Это будет долгий путь: их лошади пропали и, без сомнения, уже мертвы. Но, взглянув на Шиа, Ориэлла отбросила колебания: огромная кошка распласталась на песке, прикрыв лапами глаза, не в силах двигаться под гнетом магии, скопившейся внутри щита. Она не сможет даже встать, Ориэлла была в этом уверена. Волшебница посмотрела на Анвара, и мысли их зазвучали в полной гармонии. Они будут сражаться.

Пошатываясь, Ориэлла встала на ноги, по-прежнему крепко стискивая руку Анвара, державшую Жезл. Волшебница вновь взяла неопытные силы юноши и силы Жезла Земли, объединила их в послушную мощь собственной воли и чувств. Отбросив шит, собралась…

И замерла, сквозь завесу пыли увидев знакомый призрачный образ своей погибшей любви. Форрал звал. Очарованная видением, Ориэлла, как во сне, выпустила Жезл и, позабыв о том, что оставляет друзей на милость бури, как лунатик двинулась навстречу призраку погибшего воина. Заслонившись руками от жалящего песка, она вгляделась сквозь пальцы и увидела, что он ускользает от нее, как это уже было в Диаммаре, делая ей знак следовать за собой в объятия бури.

— Форрал! — Зов девушки был едва слышным шепотом.

Волшебница неуверенно сделала один шаг вперед, потом другой…

Ориэлла скорее почувствовала, чем увидела, что Анвар восстановил щит. Когда песок успокоился и улегся, он подошел к ней сзади и, пробормотав проклятие, грубо схватил ее за плечо и встал между волшебницей и призрачной фигурой Форрала.

— Нет! Ты не возьмешь ее!

— Пусти меня! — завизжала Ориэлла. — Форрал, подожди! Пока волшебница боролась с Анваром, щит снова дрогнул, но устоял, и, хотя юноше приходилось поддерживать магическую защиту, он упрямо не отпускал Ориэллу.

— У тебя уже был шанс! — прокричал Анвар призраку. — Она принадлежит живым! Убирайся отсюда! Оставь нас в покое!

— Ориэлла, нет! — мысленный голос Шиа был полон бессильной ярости. Краем глаза волшебница видела, как пантера отчаянно старается подняться и снова падает, побежденная. Но девушка была так заворожена магией Элизеф, что даже это не тронуло ее.

— Отпусти же, проклятый! — набросилась она на Анвара и ударила его по лицу. Анвар перехватил ее за запястье так резко, что Ориэлла задохнулась от боли. На щеке его горел след пощечины, лицо воплощало отчаяние, но взгляд оставался твердым.

— Уже второй раз ты даешь мне оплеуху за то, что я спасаю тебе жизнь. Я думал, мы покончили с этой чепухой.

— Ты что, не понимаешь? — вскричала Ориэлла. — Я люблю его!

— Не понимаю? — Лицо Анвара превратилось в маску невыразимого страдания. Юноша разрывался между магическим щитом и необходимостью вразумить волшебницу и не мог позволить себе миндальничать. — Форрал мертв, — безжалостно сказал он, и Ориэлла вздрогнула, словно от удара. В это мгновение она ненавидела Анвара, но его пальцы крепко сжимали ей запястье, не давая бежать, а он добивал ее невыносимой, невероятной правдой. — Он мертв, идиотка, но ты-то жива — ты и твой ребенок. Ты не имеешь права лишать его жизни из-за собственной прихоти. Ты сама знаешь, что это несправедливо!

— Анвар посмотрел ей прямо в глаза. — Я говорю это, потому что люблю тебя, и будь я на месте Форрала, я бы никогда не позволил тебе лишить жизни себя и ребенка.

Его слова ранили Ориэллу больнее, чем лезвия драгоценных песчинок. Не имея возможности возразить, волшебница могла только причинить юноше ответную боль.

— Так вот оно что? — горько отозвалась она. — Ты хочешь взять меня себе — и больше тебя ничего не волнует. Ну так я не люблю тебя, Анвар. Я тебя ненавижу! И что бы ни случилось, буду ненавидеть до конца своих дней!

Слова Ориэллы громко прозвенели в мертвой тишине пустыни. Анвар вздрогнул, будто ему нанесли смертельную рану, и с проклятием отпустил волшебницу, почти отшвырнув ее от себя.

— Тогда иди, и будь счастлива этим, если можешь. Беги за своим драгоценным Форралом. Умри. Убей ребенка, если он для тебя ничего не значит. Теперь у тебя нет ни ответственности, ни друзей.

Анвар отвернулся, но Ориэлла видела его вздрагивающие плечи и поняла, что он плачет. Девушка с тоской посмотрела на тень Форрала, которая по-прежнему звала ее за собой, но вместо любимых черт она увидела лицо Анвара — голубые глаза, полные боли, пылающий след ее пощечины — и внезапно осознала, что ей будет не хватать юноши, его преданного и любящего присутствия — будет отчаянно не хватать. Конечно, она любит Форрала, и предпочесть ему другого было бы позорным предательством, но все же Ориэлла заколебалась, не в силах сделать последний, решающий шаг. Она знала, что Анвар любит ее, и если она умрет, он пройдет через тот же ад, который пришлось пройти ей самой после гибели воина. Тогда, в невольничьем лагере, их души соприкоснулись, и он цеплялся за ее руку, словно это был единственный якорь в его жизни. Сара уже предала Анвара — неужели теперь и она сделает то же самое? После того что они пережили вместе, она не имеет права на такой поступок.

Слезы катились по лицу Ориэллы. Казалось, сердце ее разрывается на части, но девушка расправила плечи и твердо посмотрела в лицо призраку.

— Прости! — закричала она. — Я не могу! Не могу последовать за тобой! — И как только ее горький крик разорвал воздух, призрачная фигура дрогнула и исчезла.

Обессиленная горем, Ориэлла опустилась не песок, но тут же вскочила. Нет времени проливать слезы! Волшебница вдруг почувствовала, как в ней просыпается новое чувство — чувство свободы и небывалой зрелости. Она сделала свой выбор. Жизнь вместо смерти — будущее вместо прошлого, — и что бы ни ожидало ее в этом будущем, теперь Ориэлла была готова.

— Ну давай же, дура! — твердо прошептала она себе. — Ты нужна Анвару!

Юноша повернулся спиной к волшебнице, не в силах видеть, как она добровольно отправится в лапы смерти. В глазах его стояли слезы, но он твердо сжимал Жезл Земли, упрямо поддерживая щит, сдерживающий Элизеф. Юноша пытался не думать о том, что происходит у него за спиной, умом понимая, что должен сосредоточиться на борьбе с бурей, но собственное сердце предало его. Мысленным взором он уже видел, как все это закончится. Ориэлла пройдет сквозь щит и, войдя в ураган, найдет смерть в глупой погоне за исчезнувшей мечтой. От нее ничего не останется. Ветер обдерет ее до костей.

Юноша старался побороть свое горе, но воля его слабела. Если Ориэлла ненавидит его, к чему продолжать схватку? Не проще ли отбросить Жезл, опустить щит и последовать за ней, за последнюю черту, как он следовал за ней повсюду? Надежда наконец оставила Анвара, Жезл выпал из его пальцев…

Но был подхвачен рукой, которая, казалось, появилась из ниоткуда — сильной, уверенной рукой с твердой ладонью и длинными пальцами. Рукой, иссеченной шрамами многих сражений. Рукой, которая могла нести смерть или исцеление.

Радость поглотила Анвара беззвучным взрывом света. Лицо Ориэллы было мрачным и заплаканным, измученным и усталым, но она уверенно смотрела Анвару в глаза, приподняв подбородок твердым упрямым движением, которое было так хорошо знакомо ему. Возликовав, юноша стиснул ее руки и почувствовал мягкий толчок силы, когда их воли слились с мощью Жезла.

— Теперь мерзавка наша! — Ориэлла бросила ему заговорщицкую улыбку, и Анвар тоже улыбнулся сквозь слезы, снова предлагая ей свои силы. Волшебница приняла их и нанесла удар.

Но теперь их атака была подкреплена новой мощью, их воли стали могучим оружием, выкованным общей болью и новым чувством ответственности, которое обрела Ориэлла. В сочетании с силой Жезла этого было достаточно. Едва удар коснулся цели, Анвар почувствовал дальнее эхо агонии, знаменующей смерть мага. Его щит сверкнул и заблистал, но теперь в нем уже не было нужды. Буря прекратилась. Над головой, в ясном небе, омытом на западе красками заката, мерцали звезды. Анвар, ошеломленный, уставился на них. В борьбе прошел не один час — их поединок длился целый день — и вот наконец закончился.

Миафан пребывал вне тела, отдыхая перед предстоящим жертвоприношением — Верховному Магу требовалось увеличить свою силу. В последующие недели ему придется много времени проводить вне тела, управляя своей южной пешкой, чтобы обеспечить захват Ориэллы. Уверенный в собственной власти, он даже не подумал о том, что Элизеф может нарушить его планы.

Последняя смертельная атака Элизеф вынудила Миафана резко вернуться в свое тело, ибо кровать под ним начала трястись. От внезапного возвращения он потерял способность ориентироваться и даже с трудом поднялся на ноги. Пол ходил ходуном. Вспышка ослепительного света, сопровождаемая раскатистым взрывом, вдребезги разнесла стекла, осыпав Владыку потоками колких брызг. В ушах звенело. Миафан смахнул с себя осколки и подошел к окну. Занавески превратились в опаленные лохмотья. Он откинул их в сторону, чтобы выглянуть наружу, и вскрикнул, увидев картину чудовищного разрушения. Это невозможно! Что же произошло в его отсутствие?

Двор был усыпан обломками кирпича, и Верховный Маг с трудом проложил себе дорогу к почерневшему остову рухнувшего купола. Расшвыривая дымящиеся обломки, он наконец добрался до полуразрушенной комнаты и увидел Элизеф, стоящую над скорченным обуглившимся телом, в котором с трудом можно было узнать останки Браггара. Запах горелого мяса наполнял комнату, и Миафан с трудом подавил приступ тошноты.

— Ориэлла, — прошептала Элизеф. Она была потрясена, но невредима. Браггар принял на себя всю силу взрыва и пожертвовал собой, чтобы спасти ее. «Как ей удалось подсунуть вместо себя этого безмозглого дурака?» — поразился Миафан, но тут же забыл о бездыханном маге Огня. Браггар всегда был идиотом, однако нет никаких сомнений, что Элизеф намеренно ослушалась своего Владыку и совершила покушение на жизнь Ориэллы. Трясясь от гнева, Миафан обратил свой зловещий каменный взгляд на съежившуюся волшебницу. В ярости сжав кулаки, он медленно приблизился к ней.

— Что ты наделала, — рычал он. — Что ты наделала?

Ориэлла выронила Жезл и, дрожа от усталости, рухнула на колени. Наступила реакция. Анвар тяжело опустился рядом.

— Мы сделали это! — прошептал он, все еще не в силах поверить. — Мы убили ее.

Ориэлла кивнула. Лицо ее было белым как мел.

— Я чувствовала агонию, — прошептала она и пошатнулась. Анвар заботливо подхватил ее. — Все в порядке, — пробормотала волшебница привычный ответ, но когда она подняла к Анвару свое изможденное лицо, ее неудержимо трясло. — Анвар, я…

— Ориэлла, после того что ты пережила, и после тех страшных слов, которые я тебе наговорил, не смея извиняться передо мной, — нежно проговорил Анвар.

— Но я… — Голос девушки потонул в потоке громких рыданий.

— Ну-ну, любовь моя, — Анвар принял ее в свои объятия и тихонько погладил. — Моя дорогая, храбрая госпожа. — Он понимал, как нелегко ей сейчас. Ее поставили перед жестоким выбором — перед невозможным выбором, — и все же она поступила мужественно, и, зная волшебницу, Анвар не сомневался, что ее решение было абсолютно честным. Однажды сделав выбор, она будет держаться его. Успокаивая Ориэллу, Анвар чувствовал, как сердце освобождается от гнета тревоги. С того момента, когда она впервые накинулась на юношу за то, что он спас ей жизнь, его не покидал страх, что волшебница в конце концов изберет этот путь — бросит все и последует за смертью. Но теперь решающее распутье было позади, кризис благополучно миновал. Ориэлла предпочла жизнь смерти и решила остаться с ним, вместо того чтобы последовать за Форралом.

И хотя горе Ориэллы было его горем, дух Анвара воспарил, подобно жаворонку. О, впереди у них длинный путь, уж будьте уверены! Это только начало — ведь не прошло и полгода с тех пор, как погиб Форрал, и Ориэлла еще какое-то время будет его оплакивать и будет противиться новой любви со всем упрямством своей натуры. И тем не менее это сражение Анвар намеревался выиграть: теперь у него есть силы и решимость под стать ее несгибаемой воле.

Анвар улыбнулся про себя. «Моя дорогая госпожа, — подумал он. — Скольким я обязан тебе! Сначала ты сделала из меня мага, а теперь превратила в воина. И когда-нибудь я отплачу тебе, обещаю — и снова сделаю тебя счастливой», Анвар крепче обнял рыдающую волшебницу.

— Знаешь, что бы я сделал, будь мы сейчас в Нексисе? — пробормотал он. — Я бы провел тебя по всем тавернам города и накупил бы столько вина, сколько ты не пила за всю свою жизнь!

Ориэлла с признательностью посмотрела на юношу и сделала глотательное движение, стараясь обрести голос.

— До Нексиса далеко, — сказала она наконец.

— Мы туда доберемся, — обнадежил ее Анвар. — И кто знает.., может, нам и по пути попадется парочка таверн!

— Тогда я определенно воспользуюсь твоим приглашением, — печально промолвила Ориэлла, но Анвар с радостью отметил, что к ней возвращается прежний боевой дух. Привычным жестом она оттерла лицо рукавом, и юноша подчеркнуто тяжело вздохнул.

— Знаешь, — шутливо заметил он, — мне кажется, я никогда не отучу тебя от этой отвратительной привычки. — Ориэлла глянула на него, придумывая язвительное замечание, и Анвар расхохотался.

— Да ты… — прорычала она, но губы ее непроизвольно растянулись в улыбке, и девушка вдруг закинула руки ему на шею и крепко обняла.

— Милый Анвар, — пробормотала она. — Спасибо! Шиа, о которой в пылу битвы позабыли, подползла к ним и положила голову Ориэлле на колени.

— Ты выиграла отчаянное сражение, мой друг. Я рада, что ты осталась, — услышала девушка.

— Мы оба рады, — мягко добавил Анвар.

— Друзья мои, — прошептала Ориэлла и протянула руку, чтобы погладить пантеру. Волшебница посмотрела на Шиа, потом на Анвара и глубоко вздохнула.

— Вы знаете, — медленно проговорила она, — несмотря ни на что, я тоже рада, что осталась.

Волосы Ориэллы торчали во все стороны, в них набился песок, лицо было грязным, заплаканным и исцарапанным сверкающей пылью, одежда превратилась в кучу лохмотьев — однако для Анвара она никогда не была более прекрасной. В это мгновение юноше так много хотелось сказать ей! Но ведь это можно сделать и в будущем — в будущем, которое Ориэлла, сама того не зная, наконец-то даровала ему.

685 ***

Над драгоценными песками начал разгораться рассвет. Подняв взгляд от своих спотыкающихся ног, Ориэлла обнаружила, что они наконец-то добрались до границы пустыни. Изможденные волшебники и большая пантера брели всю ночь, молясь о том, чтобы успеть до восхода солнца. Несмотря на то что ноги у Ориэллы ужасно гудели, а дух был подавлен тоскливой печалью, на сердце у нее было необычайно легко. «Прости, Форрал, — думала она. — Но я не могла пойти с тобой, еще рано. Я не поверила тебе, когда ты сказал, что нельзя посвящать всю жизнь стенаниям, но ты оказался прав, любимый, ты оказался прав. Жизнь — это нечто большее, чем горе и месть. В ней существует и дружба, и надежда, и новая , жизнь, идущая вслед за смертью, — быть может, если судьба будет ко мне благосклонна, я доживу до того дня, когда увижу, как твой сын обретет свое собственное место в мире».

Ориэлла резко остановилась, пораженная этой мыслью. «Сын? — подумала она.

— Откуда я знаю, что это мальчик?» — И тут же поняла, что действительно знает. Наверняка. Ошеломленная, она направила свое сознание внутрь себя, и на этот раз почувствовала не просто искру жизни, а мысль. Крохотное, неоформившееся сознание ребенка, и тем не менее именно сознание. Ее сын. Он тоже впервые почувствовал мать — узнал ее, и его слабые, едва различимые мысли потянулись к ней доверчиво и с глубочайшей любовью.

— Анвар! — воскликнула Ориэлла. Ее переполнял неудержимый восторг, которым просто нельзя было не поделиться со своим ближайшим другом. Молодой человек повернулся к ней, и Ориэлла преодолела расстояние между ними так, словно у нее, как у Черной Птицы, выросли крылья. Она крепко обняла юношу, рассмеявшись при виде его ошеломленного лица, и, сбиваясь и путая слова, поспешила сообщить бесценную новость:

— Анвар, это сын! Я чувствую его! Он знает меня! Я.., он любит меня, Анвар!

— Правда? Ты чувствуешь? Любит? О, Ориэлла! — Анвар кружил ее до тех пор, пока у девушки не потемнело в глазах, и лицо его светилось от счастья. И вдруг, словно присоединяясь к их ликованию, с утеса им ответил радостный крик. Смахнув слезы счастья, Ориэлла подняла глаза и увидела Язура, обнимающего Элизара и Нэрени, а за ними высилась знакомая фигура Боана. Лицо гиганта расплылось в счастливой улыбке, когда Шиа двумя прыжками взлетела на утес и лизнула его в нос. Волшебники посмотрели друг на друга и засмеялись.

— Спасибо, что заставил меня остаться, Анвар, — мягко проговорила Ориэлла. В ответ молодой человек улыбнулся своей чудесной улыбкой, которая всегда так трогала ее сердце. Ориэлла потянулась к нему, он взял ее за руку, и они вместе направились навстречу друзьям.

Томящийся в своей башне Миафан с проклятием отшвырнул кристалл, жалея, что именно сейчас решил взглянуть на Ориэллу. Как смеет она быть счастливой! Как смеет она радоваться этому проклятому ублюдку грязного воина! Да еще вместе с отвратительным полукровкой, обнимающим ее своими лапами! Ну ничего, он им еще отомстит!

— Посмотрим, как ты обрадуешься, Ориэлла, когда родишь чудовище, которое носишь во чреве, — пробормотал он. — К тому времени, когда я покончу с тобой, ты будешь радоваться только мысли о смерти!

Продолжая бормотать угрозы, Миафан нагнулся и поднял кристалл, который закатился в камин, поцарапав мраморную отделку. Не все еще потеряно, сказал он себе. У него еще многое есть в запасе, и Элизеф не слишком нарушила его планы. Чем дольше ожидание, тем радостнее месть — а в следующий раз он не ошибется!