***
      Язур, шатаясь, брел по ущелью, ослабевший от ран, добиваемый безжалостным ледяным ветром, и уже толком не знал, далеко ли ушел от башни. Левое плечо было залито кровью, но, к изумлению воина, боль в ране утихла; не болели также кровоподтек на голове и небольшая царапина на бедре, которой он прежде, кажется, не замечал в горячке битвы и бегства. Славный, добрый снег, ты успокоил мои страдания!
      Когда он спустился вниз, даже картина жестокой резни не омрачила его настроения, хотя где-то в глубине души Миафан ощутил слабый протест Харина. Пантера, видимо, оказалась серьезным противником. Комната выглядела как настоящее поле боя. Воины уносили тела мертвецов и оказывали первую помощь раненым. Миафан пожал плечами. Чтобы стеречь пленников, людей у него хватит, а страдания всяких смертных его не касаются.
      Сияя от удовольствия, подошел Черный Коготь.
      - Все прошло хорошо, - заявил он. - Принцессу уже отправили в Аэриллию. Он улыбнулся. - Поистине, когда ты явился мне в первый раз, эта встреча оказалась знаменательной для нас обоих!
      - Верно, - рассеянно ответил Миафан, подумав при этом, что, когда он начнет завоевание Юга, ему придется поломать голову, как расправиться с теперешним союзником. Черный Коготь может оказаться опасным противником в борьбе за власть. Ну, а пока...
      - Не окажешь ли ты мне кое-какую услугу, Черный Коготь? - сказал он. - Не возьмешь ли ты в Аэриллию и этого жалкого сумасшедшего, чтобы содержать его там под стражей? - Миафан показал на Анвара. - Он - мой заложник.
      Черный Коготь пожал плечами:
      - О чем речь! Небесный Народ сбережет его для тебя.
      - Однако послушай меня, Верховный Жрец! - Миафан вперил в собеседника свой леденящий взгляд. - Я должен предупредить тебя об опасности и об ответственности, которые сопряжены с этим. Анвар - колдун, и побег для него может оказаться легким делом...
      - Не беспокойся, друг, - перебил Черный Коготь. - Я изучал старые писания, касающиеся этого вашего колдовства. У нас есть пещера, а под ней - отвесная скала высотой в тысячу футов. Поверь мне, она доступна лишь Крылатому Народу, и если только его колдовство не дает ему возможности летать, он никуда оттуда не денется. Пищу ему можно будет сбрасывать сверху, и ни у кого из моих людей не возникнет необходимости приближаться к нему.
      Миафан улыбнулся с облегчением, которое, пожалуй, он не хотел бы показывать.
      - Сделав тебя своим союзником, я не прогадал! - сказал он. - Однако ты должен как следует заботиться о моем пленнике, Черный Коготь! Помни, он нужен мне живым - пока!
      Что я делаю здесь, на этом снегу? Почему я не могу этого вспомнить? Юноша искал ответа на эти вопросы, ему казалось, что он непременно должен вспомнить что-то важное... Опасность... Разве он не убегает от кого-то? Но к чему так волноваться? Этот дивный снег сам позаботится о нем. Он укроет его, словно толстое, теплое одеяло, как в детстве, когда донимали ночные страхи. Ну конечно, как же он сразу не сообразил! Нужно спрятаться здесь, отдохнуть в этом мягком теплом снегу. Раненый воин опустился на колени и упал на снег, чтобы зима приняла его в свои ледяные объятия.
      Глава 10
      АЭРИЛЛИЯ
      Черная Птица вновь оказалась в своей старой комнате в башенке королевского замка, в комнате, где она жила с детских лет. С той бурной ночи, когда она бежала, здесь вроде бы ничего не изменилось. О, каким далеким прошлым теперь это казалось! Вот кроватка, где она, сложив крылья, спала столько ночей, вот теплые коврики на полу, вот туалетный столик из редкого, дорогого дерева, и зеркало из полированного серебра, - все такое знакомое и словно бы уже чужое. Стояла на своем месте и филигранная металлическая табуретка, с мягкой подушечкой, на которой она, бывало, часами сидела у окна, глядя, как бегут облака по небу над горами.
      На стене по-прежнему висели старые, потрепанные коврики, которые она так любила и ни за что не хотела заменять другими. На них были изображены крылатые люди, парящие, подобно орлам, над горами и долинами, тогда еще - зелеными. За ними в глубоких нишах нашла принцесса и свои детские игрушки, тоже старые или поломанные, но по-прежнему любимые, выбросить которые не поднималась рука. Единственным нововведением в комнате были толстые железные решетки на окнах.
      Черная Птица, еще не оправившаяся от потрясения, вызванного предательством Харина, осматривала комнату словно во сне. Здесь, среди знакомых с детства вещей, ее побег и последовавшие за ним события и в самом деле казались сном. А может, наоборот, то краткое время свободы и было реальностью, а все остальное - лишь гнетущим кошмаром?
      Комната осталась прежней, но сама Черная Птица уже не была той наивной девушкой, которая упорхнула отсюда всего каких-то три месяца назад. За это время она повзрослела и даже, пожалуй, успела постареть от перенесенных бед. О Иинза, теперь она изнемогала от ненависти к себе. Как она могла быть такой слепой, такой вероломной, такой подлой со своими новыми друзьями? Она предала бедную Нэрени, которая заботилась о ней, как родная мать, которая доверяла ей. Она непоправимо запятнала себя связью с чужаком, человеком, копающемся в земле, а он выбросил ее, словно мусор. А сейчас, совершив полный круг, она снова очутилась в грязных лапах Черного Когтя, - и, конечно, вполне этого заслуживает.
      Королева, ее мать, умерла. Однако из-за всех пережитых ужасов принцесса еще плохо осознавала эту жестокую истину. Пламенеющее Крыло никогда не отличалась добротой, как Нэрени, - в конце концов она была королевой и на ней, лежал груз многочисленных обязанностей. Она вынуждена была дать своей дочери суровое воспитание, чтобы в будущем та была готова нести бремя власти. У Небесного Народа монарх должен править, опираясь только на собственные силы. Но Черная Птица знала, что Пламенеющее Крыло любила ее и проявляла свою любовь как могла. Она гордилась дочкой, и принцесса с отвращением подумала, что порой злоупотребляла этой гордостью. Видит ли мама ее сейчас? Верно ли, что мертвые и в запредельном мире знают о живущих все, как утверждает жрец Иинзы? Черная Птица упала на кровать и разрыдалась.
      - О мама, прости меня!
      Крылатая девушка плакала долго, пока не иссякли слезы - да и силы тоже. Потом она вытерла мокрое лицо шкурой, служившей покрывалом, и снова оглядела свою комнату, ставшую отныне ее тюрьмой. Ей оставили пищу, но принцессе было не до еды. Она чувствовала себя оскверненной, и никакие слезы не могли смыть с ее души чувство вины. На столе стоял серебряный кувшин с вином. Она налила себе бокал и осушила его одним глотком. Закашлявшись, Черная Птица с горечью вспомнила, что королева-мать никогда не разрешала ей пить спиртное. Но зато теперь она смогла задуматься не только о прошлом, но и о будущем. Скоро сюда явится Черный Коготь - и перед этим ей нужно как можно больше притупить все чувства.
      О Отец Небес, сможет ли она когда-нибудь очиститься? Принцесса налила себе еще вина и, взяв с собой бокал, отправилась в ванную комнату, где в мраморном полу была вырезана ванна с отверстием для выпуска воды. Стоит потянуть за шелковый шнурок - и из резервуара наверху польется дождевая и снеговая вода.
      Черная Птица выпила вино, отставила бокал в сторону и сбросила свою поношенную, не раз латанную кожаную тунику, ту самую, в которой она когда-то бежала. Она посмотрела на аккуратные швы, сделанные Нэрени, и глаза крылатой девушки вновь наполнились слезами. Принцесса с проклятием отшвырнула одежду прочь и встала под душ. Ориэлла не раз мечтала вслух о горячей ванне, но подобные людские обычаи были чужды Крылатому Народу. Ледяная снеговая вода притупила боль от ушибов, но ничем не могла помочь против душевных страданий. Черная Птица насухо вытерлась и вернулась в комнату. Ей было страшно и противно думать о Черном Когте, который теперь мог сделать с ней все, что ему угодно. Чтобы отвлечься, она принялась приводить в порядок свои перья, время от времени прерываясь, чтобы выпить еще вина. Черная Птица давно не ела, и у нее закружилась голова. Сначала она встревожилась, но потом быстро привыкла и даже стала находить в этом удовлетворение. И тут у нее в голове созрел некий план. Во всяком случае, перед ней забрезжила некоторая надежда избежать назойливого внимания Черного Когтя. По обычаю, небесные люди вступают в брак на всю жизнь, и никто не коснется той, которая уже спала с кем-то.
      Черная Птица так погрузилась в свои мысли, что, когда Черный Коготь действительно вошел, она не сразу заметила его, а когда поняла, что он здесь, сердце ее тяжело забилось. Она обернулась. Верховный Жрец молча стоял в дверях, пожирая ее глазами. Позади него, выпучив глаза, застыли два воина-жреца в хромовых мундирах. Свидетели, подумала Черная Птица. Очень хорошо. Если бы не вино, она бы сгорела от стыда за свою наготу, но она смогла перебороть себя и, подняв голову, посмотрела Верховному Жрецу прямо в глаза самая трудная вещь, которую ей случалось делать в своей жизни.
      - Ты опоздал, Черный Коготь, - бросила она ему в лицо. - Не побоишься ли ты опозориться, вступив в связь с той, которая уже осквернена? Твой приятель-заговорщик опередил тебя, Верховный Жрец. Я отдалась человеку, и не один раз, а несколько. - Услышав восклицания ужаса, вырвавшиеся у воинов-жрецов, Черная Птица рассмеялась, но по ответной реакции Верховного Жреца поняла, что все пропало.
      - Харин говорил мне об этом, - захихикал Черный Коготь. - Он сказал, моя маленькая принцесса, что ты - способная ученица, и выразил надежду, что обучил тебя достаточно, чтобы скрасить мне долгие зимние ночи в Аэриллии.
      Черная Птица задохнулась, точно ее схватили за горло.
      - Дура! - презрительно усмехнулся Черный Коготь. - Если бы ты снюхалась с кем-то из Небесного Народа, это еще могло бы изменить положение, хотя, имея в качестве ставки трон, я скорее всего и тогда бы закрыл на это глаза. Но какое значение имеет какой-то человек? Они - не нашего рода. Ты с таким же успехом могла бы отдаться и горному барану!
      Войдя в комнату, он подошел к столу и налил себе вина.
      - За стыд, похоть и пьянство, - провозгласил он, дразня ее. - Велик ли список пороков, которые ты переняла у этих пресмыкающихся? Впрочем, не важно. Ведь для меня главное - твоя рука, хотя, я думаю, и за твоим телом дело не станет. Женитьба на наследнице трона сделает мои права на царство несомненными, и по традиции ты должна вступить в этот союз девственной - по крайней мере формально. - Он ухмыльнулся. - Как я уже говорил, люди - не в счет, но поскольку брак не может состояться, пока не закончится траур по усопшей королеве, я должен воздерживаться в течение этого срока, хотя предвкушение наслаждения - уже удовольствие.
      Сначала Черная Птица оцепенела от ужаса, но когда он начал насмехаться над памятью ее матери, она разъярилась и потеряла контроль над собой. Схватив свой бокал, принцесса выплеснула вино прямо в ненавистное лицо.
      - Ты, мерзавец! Ты и пальцем не тронешь меня, пока я жива, клянусь! Скорее ты будешь обречен на вечные муки, чем я выйду за тебя. Среди моего народа есть не только твои прихвостни. Черный Коготь, предатель и узурпатор! И я смогу отомстить тебе...
      Тяжелый удар сбил ее с ног.
      - Глупая, самонадеянная девчонка. - Черный Коготь укоризненно покачал головой. - Неужели ты думала, что я позволю тебе вновь бежать, чтобы возглавить мятеж? - Черная Птица съежилась под его безжалостным взглядом. Он схватил ее и привлек к себе, играя со своей жертвой, чтобы заставить ее подольше страдать. - Ты знаешь, моя принцесса, у нас есть определенные законы, которые даже тебе не обойти. Кто из нашего народа пойдет за покалеченной королевой?
      Он сделал знак своим воинам, и крылатая девушка впервые заметила, что они вооружены увесистыми булавами. Она похолодела от ужаса.
      - Нет, - прошептала она, когда жрецы стали приближаться к ней. - Нет!..
      Черный Коготь спокойно потягивал вино, наслаждаясь ее криками, а тяжелые железные палки поднимались и опускались, сокрушая хрупкие кости ее крыльев...
      ***
      Впоследствии Анвар мало что мог рассказать о своем воздушном путешествии в столицу Небесного Народа. Он только смутно помнил четырех крылатых воинов, посадивших его в сеть, ночной перелет, помнил размеренное хлопанье крыльев, которое казалось ему бесконечным, помнил тошноту и головокружение от постоянной качки и пронизывающий ледяной ветер, обжигавший лицо подобно раскаленному ножу Миафана. К тому же сильно болела обожженная щека и ныли ушибленные места. Но хотя маг был подавлен, сила гнева, страха и отчаяния заставляла его держаться, поддерживая волю к жизни.
      Первым отчетливым воспоминанием Анвара, словно он очнулся от кошмарного сна, была Аэриллия, - увиденная им на рассвете. На несколько мгновений юноша даже забыл о своих бедах, ибо город представлял собою захватывающее зрелище. Небо было покрыто мрачными серо-синими тучами, но в просветы между ними проникали лучи восходящего солнца, придавая горам и городу особый колорит. Отражающие солнечный свет изящные постройки, сияли перед Анваром словно жемчужная диадема, украшающая мрачное чело горы. По мере того как они приближались, Анвар в изумлении разглядывал многочисленные башни и шпили, удивительно искусные постройки, возведенные из необычайно светлого материала, на расстоянии казавшиеся хрупкими, словно фарфоровые. Теперь он понял, откуда взялся светящийся слабым светом камень для постройки Академии. Архитектура Аэриллии была непривычной, но и при этом такой прекрасной, что, несмотря на боль, опасность своего положения и гнетущий страх за Ориэллу, Анвар был заворожен этим зрелищем. Трудно было представить себе, чтобы подобное мог создать зодчий, прикованный к земле. Одни здания, казалось, вырастали прямо из горы, словно кораллы в теплом южном море, где Ориэлла некогда учила его плавать, другие же были похожи на причудливые сосульки, свисавшие с головокружительной высоты, словно грозя вот-вот сорваться оттуда. Рассвет окрасил их в розовые, кремовые и золотистые тона, но внезапно низкие тучи сомкнулись, солнце пропало и город превратился как бы в собственную тень, приобретя темные и холодные цвета, по большей части - различные оттенки серого.
      Ветер усилился, и, когда крылатые воины со своей ношей приблизились к городу, Анвар вдруг услышал неприятный, наводящий тоску, резкий звук, похожий на вой, от которого дрожь проходила по всему телу, а сердце сжималось от тоски и страха. Звук этот становился все громче и пронзительнее. Потом облака, скрывающие вершину, снова рассеялись, и Анвар застыл от ужаса, не веря своим глазам.
      Там, на вершине горы, высилось огромное, жуткое здание из черного, как ночная тьма, камня. Это асимметричное сооружение было обезображено резьбой, изображавшей демонов с рогами, клювами и с крыльями, словно у огромных стервятников, когтящих трупы. Анвара едва не вырвало, и в то же время он не мог заставить себя отвернуться. Уродливое здание было увенчано пятью кривыми шпилями, вонзавшимися в небо, словно черные когти. Отсюда и исходил тот душераздирающий вой, поразивший Анвара. В каждом шпиле было проделано множество отверстий, похожих на пустые глазницы черепов, куда, словно в ловушки, попадали свободные ветры и производили эти ужасные звуки, словно жалуясь горам на мучения, которым их подвергли.
      Потрясенный, маг испытал невыразимое облегчение, когда конвоиры понесли его вниз и страшное сооружение исчезло за скалами. Однако ужасный звук долго еще продолжал преследовать его. Наконец они достигли огромной отвесной скалы с западной стороны горы, и Анвар различил черную пасть пещеры с клыками-сталактитами. Крылатые стражники поплотнее обернули сеть вокруг юноши и на большой скорости устремились прямо в пещеру. Анвар сжался и закусил губу, чтобы не закричать, так как они неслись, как казалось, прямо на острые камни. Проклятие, вход такой узкий! Мы налетим.., на...
      У Анвара замерло сердце, когда сеть задела верхний край входа в пещеру. Потом крылатые воины отпустили его, и он продолжал двигаться по инерции, причем был опутан так туго, что едва мог дышать. Юноша ударился о заднюю стену пещеры и на мгновение потерял сознание.
      Придя в себя, Анвар услышал какой-то шорох. Крылатые воины стояли над ним, и их наполовину сложенные крылья заполняли всю пещеру, заслоняя свет.
      - Ну, как он? - спросил один из них.
      Они сложили крылья, и Анвар заморгал, ослепленный ярким светом. Потом он различил над собой чье-то костлявое лицо. Незнакомец быстро кивнул:
      - Очухался.
      - Тогда нам надо торопиться.
      Кто-то просунул лезвие сквозь сеть и перерезал связывающие Анвара веревки. Затем воины один за другим вылетели из пещеры, и, если бы это не было так смешно, Анвар мог бы заключить, что они его боятся, раз предо ставили самому выпутываться из сети. Вскоре шум крыльев смолк вдали.
      Анвару, измученному холодом, усталостью, и многочисленными ранами, было очень трудно освободиться из сети самому. Запутавшись в ней, он катался по каменному полу пещеры, рискуя задохнуться. Не раз он отчаянным усилием воли заставлял себя прекратить эти панические движения, от которых он только хуже запутывался, и попробовать найти какой-то другой способ высвободиться. В пещере стоял жуткий холод, но юноша весь взмок от пота, и с каждой новой попыткой, казалось ему, его шансы освободиться тают на глазах.
      Внезапно он увидел перед собой очевидное решение и устыдился того, что не додумался до этого раньше. Что сказала бы Ориэлла, увидев, как бился, словно бестолковый заяц в ловушке или какой-нибудь беспомощный смертный, не имеющий способности к волшебству? Вспомнив, что любимая сейчас во власти Миафана, Анвар вновь испытал острую душевную боль. Нет, пока нельзя об, этом думать! Сейчас все силы следует сосредоточить на том, чтобы освободиться!
      Однако сперва следовало немного отдохнуть, и лишь теперь Анвар понял, как холодно было в пещере. Усилием воли он постарался не обращать внимания на холод, чтобы сосредоточиться и добиться своей главной цели. С большой неохотой юноша остановился на огне. В этой стихии он не был силен, и к тому же сеть касалась кожи, а после знакомства с раскаленным кинжалом одна мысль о близости огня вызывала у юноши дрожь.
      И все же выбора нет. К счастью, ему будет вполне достаточно небольшого огненного шарика. Теперь следовало сконцентрироваться для того, чтобы получить огонь. Анвар был очень ослаблен, но, с другой стороны, чем меньше выйдет огненный шарик, тем меньше опасность пострадать самому. Вытянув шею, Анвар осмотрел свою грудь, на которой в три или четыре ряда лежала сеть. Чтобы освободить руки, нужно убрать все это веревочное хитросплетение.
      Лицо юноши приняло то выражение, которое он не раз видел у Ориэллы, когда та составляла заклинания. Обратившись внутрь себя, он сосредоточился, концентрируя свои силы. Наконец в нем затеплилась искра энергии. Усилием воли Анвар направил ее туда, на сеть, покрывающую грудь, и начал подкармливать эту искру, сосредоточив на ней всю силу своей любви к магии.
      Через некоторое время он почувствовал запах паленой пеньки, потом пошел дым... А потом Анвар увидел, как ячейки сети почернели, по ним побежал огонек, и они стали лопаться. Анвар мог поздравить себя с успехом (или просто веревки были сухими и трухлявыми?). Внезапно сразу целый участок сети, размером с его руку вспыхнул, и Анвар с воплем снова покатился по полу, надеясь сбить пламя; однако сеть разорвалась, и юноша смог высвободить руки. Огонь почти погас, и теперь он изо всех сил старался прикончить последние остатки его, пока не убедился, что опасность миновала. Ругаясь и смеясь от радости, Анвар сел и начал дрожащими руками освобождать ноги.
      Наконец он освободился, но ноги затекли и были как ватные. Анвар подполз ко входу в пещеру - туда, где ветром нанесло небольшой сугроб. Борясь со своим самодельным огнем, он обжег руки - правда, не сильно, но все равно почел за лучшее ткнуть их в снег и подождать, пока пройдет неприятное жжение в ладонях. Потом Анвар положил немного снега на грудь, которую тоже слегка пощипывало.
      Покончив с этим делом, Анвар выглянул из своей тюрьмы. Вокруг не было видно ничего, кроме серых облаков и снега. Он не знал, далеко ли отсюда земля, но понимал: раз его заточили здесь, значит, страшно далеко. Впрочем, сначала надо разобраться, что к чему, а потом уже искать выход. Тяжело вздохнув, Анвар отполз внутрь пещеры и тут же понял, что положение его лучше, чем он предполагал. Черный Коготь, очевидно, выслал вестников предупредить о пленнике. В углу стояли два огромных кувшина с водой и изрядная корзина с едой, а у дальней стены был оставлен порядочный запас дров и растопки. Помня недавние неурядицы, Анвар с опаской принялся готовить костер. Поэксперементировав с дымящейся головней, он нашел место, где дым будет вытягиваться из пещеры без ущерба для тепла. Разгоревшийся костер поднял настроение мага. В пещере стало светлее, а потрескивание поленьев хотя бы отчасти заглушало ужасный звук, исходивший из того отвратительного сооружения на вершине. Огонь умел танцевать, его надо было кормить - он напоминал живое существо, товарища. Однако в пещере по-прежнему было довольно холодно, и Анвар сначала не , понимал, зачем его врагам понадобилось столько хлопот просто для того, чтобы заморозить его до смерти. Но потом, более тщательно осмотрев пещеру, он нашел ответ, и этот ответ привел его в ужас. Недалеко от корзины с едой, в темном углу в задней части пещеры, валялись сложенные шкуры, покрытые черным мехом, - раньше юноша не замечал их из-за темноты. С облегчением вздохнув, Анвар протянул руку к ближайшей - и тут же с отвратительным ругательством отдернул ее. Этот густой, мягкий, шелковистый мех был слишком хорошо ему знаком. Эти кровожадные ублюдки хотели, чтобы он укрывался от холода шкурами сородичей Шиа!
      - Убийцы, - прорычал Анвар, стукнув кулаком о стену пещеры. - Да лучше тысячу раз замерзнуть, чем... - Но тут Анвар вспомнил Шиа, вспомнил ее преданность и мужество, ее понимание, ее остроумие и грустный юмор, ее красоту и грацию.., ее глаза, полные золотистого света. Шиа, с ее рассудительностью и здравым смыслом, первая сказала бы ему, что самое важное сейчас - спасти свою жизнь. У него не было выбора.
      Анвар заставил себя накинуть на плечи одну из шкур, хотя по его собственной коже ползали мурашки, словно на шкуре этой еще горели пятна крови, и ссутулился, будто под гнетом тяжкой вины. Что если это была подруга Шиа? Или ее друг? Или ее детеныш? Усилием воли Анвар отогнал эти мысли. Бедная кошка мертва, и, жертвуя собой, он не вернет ее к жизни. А сам он должен выжить, должен найти способ бежать отсюда, чтобы помочь Ориэлле. Только так можно расквитаться с теми, кто совершил это гнусное убийство, и вернуть долг пантерам, которые своей смертью спасли ему жизнь.
      Анвар закрыл лицо руками, удерживаясь от рыданий. До сих пор он был не в состоянии думать об Ориэлле - эти мысли причиняли слишком большую боль, - но напоминание о Шиа повлекло за собой остальные горькие воспоминания. И все же юноша понимал: выжить необходимо. Если он умрет здесь от холода и голода, это не спасет Ориэллу. Анвар вытер лицо рукавом и пошел за очередной порцией дров.
      Только теперь маг почувствовал голод и жажду. Возле кувшина он нашел кружку, наполнил ее и выпил, потом еще раз и еще. Утолив жажду, подтащил корзину к костру и принялся изучать ее содержимое. Он нашел какие-то склизкие лепешки, сделанные, очевидно, не из зерна. Да и откуда здесь зерно! Похоже, их пекут из каких-нибудь клубней, подумал Анвар, с жадностью пожирая лепешки. Нэрени тоже делала подобные опыты в лесу.
      Была там также жареная козлятина и еще мясо какой-то огромной птицы, копченое и приправленное специями. Ни зелени, ни плодов он не обнаружил, но если Черная Птица рассказывала правду, жестокая зима тянулась слишком долго для такой роскоши. Помимо этого, Анвар нашел козий сыр и, что было лучше всего, флягу с красным вином.
      Смешав вино с небольшим количеством воды, юноша согрел его на костре, а затем устроил себе из шкур постель в защищенном от ветра углу пещеры, поближе к огню. Несмотря на жар, заснул он удивительно быстро, и последней его мыслью была мысль о своей любимой, об Ориэлле.
      Глава 11
      СЛОВО БОГИНИ
      Ориэлле казалось, что прошли часы, полные тоски и отчаяния. Наконец скрипнула дверь, но волшебница не обратила на этот звук ни малейшего внимания. Что они еще могут сделать? Анвара забрали неизвестно куда, ребенка ее проклял Миафан... Ориэлла вздрогнула, вспомнив, что носит под сердцем чудовище, и окончательно пала духом от безнадежности своего положения. Пусть входят сюда, пусть Миафан делает с ней, что хочет. Хуже, чем было, не будет. Как у нее вообще достало духу надеяться победить его?
      От этих печальных размышлений волшебницу отвлек поток громкой брани, адресованной принцу, его подданным, а также его родным вплоть до самых далеких предков. Нэрени! Толстушка ругалась такими словами, которые в обычной жизни заставляли ее краснеть. Ориэлла невольно улыбнулась, и вдруг ей стало стыдно. Если уж у робкой Нэрени такой боевой дух, то как смеет она, волшебница и воительница, предаваться отчаянию?
      Нэрени перерезала ремни на руках Ориэллы, и та проворчала ругательство, почувствовав жжение в кистях: кровообращение восстановилось слишком резко. С усилием от крыла она глаза, опухшие от слез. Лицо Нэрени тоже было заплаканным, но в глазах ее горело негодование. Она заключила волшебницу в объятия.
      - Ориэлла! Что они с тобой сделали? А твой ребеночек? - В ярости забыв о собственном бедственном положении, Нэрени повернулась к воинам, которые привели ее сюда. - Эй вы! Принесите-ка воды и дров. Да пусть кто-нибудь, починит люк! Если мы в плену, это не значит, что мы должны тут замерзнуть или умереть с голоду! Ну-ка ты, поросенок! Принеси этой бедной даме чего-нибудь поесть!
      Один из солдат рассмеялся:
      - Мы не принимаем приказов от старой, толстой ведьмы!
      Выпучив глаза, Ориэлла смотрела, как маленькая Нэрени, подбоченившись, начала наступать на воина.
      - Но вы принимаете приказы от принца, - напомнила она негодующе. - А он ясно сказал, что об этой даме следует заботиться. Ступай, лодырь несчастный, принеси мне все, что надо, пока я не рассказала Его Высочеству о твоем неповиновении.
      Солдат побледнел и поспешно отправился выполнять поручение, а Нэрени крикнула вслед:
      - Да пришли там кого-нибудь почистить этот свинарник!
      Дальше дела пошли быстро. Трупы унесли, потом пришли солдаты и помыли каменный пол. Кто-то принес дров, и вскоре в очаге весело затрещал огонь, и в комнате потеплело. Еще один воин притащил им мешок с едой и теплыми вещами, который Нэрени тут же выхватила у него из рук.
      Когда посторонние ушли, Ориэлла с отвращением стянула с себя рваную одежду и завернулась в одеяла, вы тащенные из мешка. Нэрени сделала ей холодный компресс и занялась очагом. Дружеская забота этой женщины заставила Ориэллу на время забыть о своих бедах. К волшебнице понемногу начало возвращаться мужество, которое она старалась укрепить силой воли. Никогда еще Ориэлла не была так близка к тому, чтобы сдаться. Если бы не Нэрени...
      Нет, она не имеет права отчаиваться и сдаваться. Ей нужно сохранять ум и хладнокровие, чтобы искать и использовать любую слабость Миафана. Должен быть путь к спасению для них с Анваром. И для ее ребенка тоже! Словно для того, чтобы напомнить о себе, сын Форрала шевельнулся у нее в утробе, и сердце девушки наполнилось любовью и жалостью.
      - Не печалься, - зашептала она. - Кем бы ты ни был, ты - мой, и я люблю тебя. Я не позволю этому гаду уничтожить тебя!
      При звуке ее голоса Нэрени повернулась к волшебнице и вручила ей чашку дымящейся лиафы.
      - Теперь ты выглядишь лучше, - мягко сказала она. - Послушай, Ориэлла, а он не... Когда я увидела тебя, я подумала, что он...
      - Нет, - устало ответила волшебница. - Пока нет. Ему не нужны преждевременные роды. Но потом... - Она выпила лиафу, обжигая распухшие губы и, чтобы отвлечься от воспоминаний, о грязных прикосновений Миафана, стала расспрашивать Нэрени об остальных.
      Толстушка нахмурилась:
      - Твоя так называемая подруга пробилась к дверям и сбежала, а этот трус Язур воспользовался случаем и шагнул за ней.
      - Шиа тут ни при чем, - твердо ответила Ориэлла. - Это я велела ей бежать. Жезл Земли - наша единственная надежда одолеть Мпафапа, я ню-га должен был унести его в безопасное место. Не осуждай и Язура за его поступок. Нас окружили многочисленные враги, и что еще оставалось делать? Но что с Элизаром и Боаном?
      Ориэлла с беспокойством ждала ответа. Она знала, что Нэрени очень тревожится за мужа.
      - Их посадили в темницу, - ответила та дрожащим голосом. - Элизар ранен, но меня к нему не пустили. - Нэрени содрогнулась. - Они повалили меня и хотели изнасиловать, но принц остановил их. Он знал, что я не переживу этого позора, а я нужна ему живой, чтобы ухаживать за тобой. Поэтому его люди не тронули меня. А крылатые забрали с собой Анвара и...
      - Что ты сказала? - Ориэлла уронила чашку с лиафой, и та разбилась. Волшебница схватила Нэрени за руки с такой силой, что женщина охнула от боли.
      - Крылатые воины забрали с собой Анвара? А куда, ты знаешь?
      - Я не уверена, - всхлипнув, ответила Нэрени. - Они говорили на языке Небесного Народа, но упоминали Аэриллию. Потом они посадили Анвара в сеть, подхватили его и улетели. Ориэлла, пусти же, мне больно!
      - Нэрени, прости меня! - Ориэлла обняла плачущую женщину. - Ты такая мужественная - не знаю, что бы я без тебя делала. Но я так боюсь за Анвара, ведь я и понятия не имею, где он.
      - Понимаю, - вздохнула Нэрени. - Я тоже боюсь за Элизара - он ранен и заперт в этом ужасном месте. Если бы мне хотя бы позволили навестить его!
      - Не волнуйся, если Миафан хоть изредка оставляет тело Харина, мы это устроим... - Ориэлла замялась, не зная, как лучше объяснить, что Харин на самом деле не Харин. - Понимаешь, - начала она, - Харин ведь вовсе не Харин...
      - Не Харин? - Нэрени улыбнулась, заметив, как удивилась Ориэлла. - Ты думаешь, почему мой народ так боится колдовства? Сказок и легенд об одержимых у нас всегда было полно. Когда Харин спас меня от своих людей, у него был обычный вид, но потом он изменился, и глаза его стали, словно у злого духа. В голосе Нэрени зазвучал страх. - Принц продал душу демону?
      Ориэлла покачала головой:
      - Помнишь, я рассказывала тебе про Верховного Мага Миафана, обратившего свою власть во зло?