- Так, значит, не клюет? - едко осведомилась она, но, к счастью для воина, в этот момент приземлилась Черная Птица, подняв при посадке тучи пепла, дыма и пыли. Нэрени заголосила, опасаясь за сохранность своих кулинарных шедевров, но тут же замолчала, увидев, в каком состоянии вернулась ее любимица.
      - Что за чертовщина, Черная Птица, что случилось? Нэрени бросилась на помощь принцессе, но та мягко отстранила ее и с улыбкой повернулась к магам.
      - Клянусь Иинзой, я рада вас видеть.
      - Что с тобой. Черная Птица, уж не ударилась ли ты о дерево?
      Поймав на себе проницательный взгляд волшебницы, Черная Птица поняла, что надо быть осторожной. По пути в лагерь она немного помылась и почистилась в лесном ручье, но понимала, что ее синяки и помятый вид могут вызвать вопросы. К счастью, Ориэлла сама подсказала ответ.
      - Ты очень проницательна, - с невеселой улыбкой ответила принцесса. Нэрени была права, в потемках летать опасно. Птица шарахнулась. - Она показала на искалеченного фазана. - А я в темноте не рассчитала скорости и, как ты верно заметила, налетела на дерево.
      Как и надеялась Черная Птица, дальнейших расспросов не последовало, так как Нэрени тут же засуетилась, готовя горячую воду, бальзам и чистую одежду. Крылатая девушка порадовалась, что удалось так удачно выкрутиться. "Ты и не знаешь, Ориэлла, - думала она, - что я и в самом деле рада твоему возвращению: ведь теперь я могу добиться того, чего хочу сама!"
      За едой разговор неизбежно зашел о будущем. Элизар начал излагать свой план строительства более надежного лагеря, на новом, лучшем месте, которое нашел Язур. Ориэлла внимательно слушала.
      - Твоя мысль мне по душе, - сказала она, когда Элизар закончил. - Хоть я и не люблю задержек, но нам надо хорошо подготовиться к походу в горы. Лошадям нужен отдых, да к тому же у нас их мало, ведь своих мы с Анваром потеряли во время песчаной бури. Кроме того, нам нужно еще запастись едой и, может быть, как-то раздобыть одежду потеплее...
      - К чему спешить, Ориэлла? - вмешалась Нэрени. - По-моему, лучше подождать, пока ты не родишь.
      - Что? - уставилась на нее Ориэлла, и Анвар затаил дыхание.
      - А ты об этом и не подумала? - Нэрени явно была поражена. - Как же так? Уж не хочешь ли ты рожать прямо на снегу? Осталось меньше трех лун. Ты ведь можешь подождать - ради ребенка?
      Ориэлла сильно побледнела, и Анвар, не спускавший с нее глаз, почувствовал сострадание. В самом деле, он совсем забыл об опасности для ребенка. О Боги, им с таким трудом удалось выжить в пустыне, а теперь еще и это. Он понимал, что волшебнице необходимо снова бросить вызов Миафану, но ведь ребенок последнее, что связывает ее с Форралом. Анвар посмотрел на остальных. Язур и Элизар кивнули, подтверждая согласие с Нэрени, и только Боан, всегда переживавший за свою любимую госпожу, выглядел растерянным и подавленным.
      Ориэлла сказала:
      - Миафан знает, где мы находимся. - В голосе ее звучала неуверенность. Он может попытаться напасть на нас.
      - Может, ты и права, - возразил Анвар, который слишком хорошо помнил последнее столкновение с Верховным Магом, чтобы говорить об этом хладнокровно. - Но пока все обходилось, и мы должны хорошенько взвесить оба варианта. Если ты сейчас отправишься в горы, то, конечно, поставишь ребенка под удар. Раздираемый сомнениями, он отвернулся, борясь с самим собой. - Я хотел бы посоветовать тебе подождать, однако с каждым днем шансы Миафана растут. Я готов помочь тебе, чем могу, но окончательное решение, конечно, за тобой. И я поддержу тебя, что бы ты ни решила.
      Форрал, сидящий у Водоема Душ, стиснул зубы от злости и боли. Этот глупец пошел по неверному пути. "Ну что ты за тряпка? - пробормотал он. - Будь я там, я бы..." Но что бы он сказал Ориэлле? Бедняжка, как трудно ей сделать выбор между необходимостью защитить ребенка и необходимостью идти на север, чтобы вступить в борьбу с Миафаном.
      Как воин, Форрал хорошо знал, что такое долг, но глубокая и тревожная родительская любовь к ребенку, пусть пока и неродившемуся, была ему незнакома, и на мгновение он даже ощутил постыдную радость, что решение зависит не от него. Но как же поступит Ориэлла? Он опять уставился на неподвижную воду, горя нетерпением вновь увидеть свою любовь.
      Ориэлла была подавлена и не знала, на что решиться. Черная Птица, опасаясь упустить момент, решила поторопить события.
      - Ориэлла, - начала она, - безопаснее всего было бы уйти отсюда как можно скорее.
      - Что ты имеешь в виду? - нахмурившись повернулась к ней Ориэлла. Летунья тяжело вздохнула. Она обещала Харину использовать эти сведения, только если не будет другого выхода, но, кажется, такой момент наступил.
      Помедлив, она сказала:
      - Сегодня, пока охотилась, я кое-что обнаружила - Харин и его люди стоят лагерем неподалеку, на северной окраине леса.
      - Что? - с тревогой переспросила Ориэлла. - Харин здесь? Откуда ты знаешь? Ты ведь не видела его.
      - Это наверняка принц, - поспешно сказала крылатая девушка. - Кто еще может носить одежду, похожую на твою? Анвар выругался:
      - Что ты за дура, Черная Птица! Почему же ты раньше молчала? Если Харин обнаружит нас...
      - Это невозможно, - с надеждой сказала Нэрени. Анвар поморщился:
      - Я бы не стал проверять. О Боги, только этого еще не хватало! Отправиться в горы - значит подвергнуть опасности Ориэллу и ее ребенка, а оставаться здесь опасно для всех нас.
      Черная Птица поняла: вот он, решающий момент!
      - Анвар, - мягко сказала она, - все, может быть, не так плохо, как кажется. Есть одно место в горах, сторожевая башня, построенная моим народом в давние времена, когда там проходили границы нашего королевства. По земле отсюда, кажется, дней пятнадцать - двадцать пути. Укрепление надежное, построено на века. Там нам не страшны ни враги, ни стихии, и к тому же поблизости есть роща - значит, будут дрова. И если мы успеем дойти за эти пятнадцать - двадцать дней, то и ребенку там будет безопаснее, чем в лесу.
      В глазах у Ориэллы зажегся свет надежды, и Черная Птица почувствовала себя виноватой. "Подумай о Харине, подумай о своем народе!" - твердила она себе, но смотреть магам в глаза и спокойно отвечать на их вопросы - кажется, это самое трудное дело в ее жизни.
      - А как быть с едой? - спросила волшебница. Крылатая девушка пожала плечами. Хорошо, что они с Харином заранее все обдумали.
      - В горах еще можно будет охотиться - куропатки, козлы, зимние зайцы, - а в дорогу мы возьмем отсюда все, что можно унести. Небольшой запас можно оставить здесь, и если вдруг еда кончится или не будет дичи, я всегда смогу слетать сюда за провизией.
      - И кстати, - добавила Нэрени, - рожать в четырех стенах куда удобнее, чем в лесу! Ориэлла кивнула:
      - Да я и не возражаю. Только как быть с лошадьми? Наших мы с Анваром потеряли, а если брать достаточно еды, чтобы продержаться, то понадобится вьючная лошадь, а то и две.
      Все посмотрели друг на друга, и, когда Черная Птица стала уже опасаться, что придется все решать самой, вдруг выручил Язур. Хитро подмигнув друзьям, он сказал:
      - Мы ведь можем украсть их у Харина. Не сейчас, конечно, - пояснил он, предвидя возможные возражения. - Пока нам совсем ни к чему, чтобы люди принца прочесывали лес в поисках пропавших лошадей. Но почему бы не сделать это прямо перед уходом, послав на разведку Черную Птицу и Шиа?
      Ориэлла улыбнулась.
      - Молодец, Язур. - Она повернулась к крылатой девушке. - От всей души благодарю тебя. Черная Птица.
      В этот вечер все улеглись очень поздно. Из-за Харина было решено выставить дозорных, и Элизар. Язур, и Боан настояли на том, что дежурить будут только они втроем, чтобы Ориэлла с Анваром могли хорошенько выспаться после испытания в пустыне. А начиная со следующего дня Шиа и Черная Птица установят за казалимцами слежку, на случай если те появятся вблизи лагеря.
      С колоссальным облегчением Ориэлла улеглась наконец рядом с Анваром в одном из шалашей, но даже сейчас мысли о деле не давали ей покоя.
      - Как ты думаешь, скоро ли мы сможем отправиться в путь? - спросила она Анвара. Юноша пожал плечами:
      - Кто знает? Наши друзья хорошо поработали, но сделать предстоит еще много.
      - А пока кто-то должен следить за Харином и его людьми, чтобы мы могли быть уверенными, что нас не застанут врасплох, - задумчиво сказала Ориэлла.
      Анвар пожал плечами.
      - Лес велик, а Черная Птица говорила, что их лагерь - на, северном краю. Похоже, они собираются идти на север, так что едва ли станут возвращаться сюда. - Он нахмурился. - Что-то не нравится мне во всей этой истории. Почему они вообще до сих пор еще здесь? Харин намного опередил нас и захватил все снаряжение, которое было в Диаммаре. Так что для похода в горы у них есть все. Чего же они мешкают?
      Ориэлла почувствовала неприятное покалывание между лопатками.
      - Анвар, а может, они караулят нас? То есть они же знают, что Язуру с лошадьми удалось удрать, и значит, мы вполне могли выбраться из Диаммары?..
      Анвар покачал головой:
      - Будь это засада, в лесу было бы полно разведчиков. И потом, они не дураки и, конечно же, напали бы утром, когда мы только-только вышли из пустыни. Остальные отвлечены нашим возвращением, а мы, понятное дело, не способны к сопротивлению - очень удобный момент.
      - Сказать по правде, я и сейчас еще не в состоянии защищаться, - зевнула Ориэлла. - Я слишком устала.
      - Бедная старушка, - поддразнил ее Анвар.
      - Действительно, бедная, - проворчала волшебница, но все же рассмеялась.
      ***
      Форрал тяжело вздохнул, страдая от своего положения. Он старался быть как можно великодушнее к потерянной любви, но бывали минуты, когда их с Анваром растущая близость казалась ему изменой. И тогда воину было очень горько, а тоска и боль в сердце становились просто невыносимыми.
      - На его месте должен быть я!
      Рука воина потянулась к зеркальной поверхности...
      - Довольно.
      Владыка Мертвых положил руку ему на плечо, и Форрал вздрогнул от холодного прикосновения.
      - Ты уже видел достаточно, - строго сказал Призрак. - Разве я не предупредил тебя, что увиденное причинит тебе боль? Пойдем. Ты знаешь теперь, что Ориэлла в безопасности пока - так будь доволен и предоставь живым беспокоиться о себе.
      Форрал готов был горячо возразить, но тут он вспомнил Ориэллу, лежащую рядом с Анваром. Воин уговаривал себя, что его интересует только ее безопасность, но старец был прав. Сейчас у нее все в порядке, и дальнейшее наблюдение слишком смахивает на шпионство, а это оскорбительно для них обоих. И Форрал, с болью вспоминая годы, проведенные с Ориэллой, с трудом дал увести себя прочь.
      ***
      Ориэлле все труднее было бороться со сном, но наконец она заснула. То ли воспоминания о битве в пустыне, то ли бурный день и холодная ночь, то ли чересчур острые блюда Нэрени были виноваты, но этой ночью волшебнице приснилась Элизеф. А может быть, дело было совсем в другом.
      Волшебница Погоды стояла на крыше Башни магов и, воздев руки к ночному небу, заклинала тяжелые тучи, собравшиеся над городом, призывая бурю. В одной руке она держала длинное сверкающее ледяное копье. Снег кружился вокруг нее, неотличимый по цвету от ее волос, развевавшихся на ветру. Холодно-прекрасное лицо Элизеф исказилось. Она встала на низкий парапет и вдруг с диким воплем бросилась вперед, подхваченная бурей, и - устремилась на юг. Она неслась на ледяных крыльях бури через океан, через земли Ксандима - к горам...
      Ориэлла проснулась, вздрогнув, как от дурного предчувствия.
      ***
      - Глупости! - резко сказала она себе. - Это только сон. И разве Элизеф не погибла?
      Одинокий дух Чайма в испуге заметался по лабиринту трещин. Что же случится с его телом, если он не найдет дороги назад? Может быть, оно погибнет? Или кто-нибудь зайдет, решит, что он умер, и...
      ***
      "Брось! Твои домыслы просто смешны!"
      Когда в первый раз Чайм услышал этот таинственный голос, он чуть с ума не сошел, но сейчас все было по-другому. Никогда в жизни юноша не был так рад поговорить хоть с кем-нибудь. Он спросил умоляюще:
      - Кто ты? Где ты? Можешь ли ты помочь мне выбраться отсюда?
      "Будь ты внимательнее, тебе не понадобилась бы моя помощь. Но так как ты, кажется, единственный из вашего мелкого народца, кто способен слышать меня, я, так и быть, помогу тебе. И пусть это послужит тебе уроком - будь поосторожнее впредь. Следи за моим светом, маленький ясновидец, и следуй за ним".
      Обрадованный, Чайм сосредоточился, внимательно вглядываясь в серебристые потоки движущегося воздуха, и с удивлением увидел, что один из них вдруг отделился от прочих. Засияв золотистым светом, этот поток устремился в трещину справа от Чайма. Эфировидец бросился за ним сквозь все новые и новые щели, и наконец его заблудившийся дух достиг знакомой пыльной и грязной комнаты - его собственной.
      Измученный, но счастливый, вернулся наконец Эфировидец в свое тело. Растирая себя дрожащими окоченевшими руками, он вдруг вспомнил, что не поблагодарил своего спасителя.
      - Ты еще здесь? - нерешительно спросил он - все же несколько странно беседовать с пустотой.
      "Я всегда здесь, и тебе незачем разговаривать вслух. Говори безмолвно, ты ведь умеешь это делать".
      - Я.., я хотел бы поблагодарить тебя за то, что ты спас меня. Не знаю, как ты нашел дорогу, но...
      "Как же мне не знать дороги? - насмешливо перебил голос. - Хотя, когда смертные ползают туда-сюда внутри моего тела..."
      - Внутри чего? - разинул рот Чайм и услышал в ответ хохот.
      "Неужели вы, люди, настолько забыли древние Знания и предания, что даже не помните, где обитаете? Разве теперь в мире никто не знает о Молдай?
      Я - Басилевс, маленький Эфировидец, - живая душа этой твердыни.
      Время течет медленно для Молдай, точнее сказать, время в вашем, смертном понимании не действует для этих древних существ из живого камня. День для них подобен мгновению, но все дни сливаются воедино в неизменной вечности. Молдай глубоко укоренились в земле, а головам их в шапках из сверкающего снега служат короной звезды. Древнейшие из древних, перворожденные, Молдай не моложе, чем кости земли. Они явились на свет во время родовых мук этого мира и до сих пор живы, хотя тела их рассечены на части более мелкими, бездумными существами".
      - Я с трудом могу в это поверить! - Стремясь быть более вежливым в беседе со столь обширным существом, Чайм обращался к комнате в целом. - Ив самых дерзких снах не мог я увидеть, что буду разговаривать со зданием.
      "Я - не здание. То, что вы называете зданиями - не более чем куски мертвого камня, вами же нагроможденные один на другой. Но я и мои братья живые существа, и мы приняли этот облик по своей воле".
      От гнева Басилевса стены задрожали и мелкая пыль посыпалась с потолка. Эфировидец поспешно извинился - он уже понял, что его новый собеседник до крайности обидчив, Воистину сегодня удивительный день! Сначала - то видение, где впервые перед Чаймом явились светлые силы, потом - чужестранцы, а теперь еще одно диво. Голова у юноши кружилась. Он поковылял на кухню, чтобы чего-нибудь поесть. Ведь он не ел со вчерашнего вечера, а путешествия его были далекими и быстрыми - как обычные странствия, так и те, с помощью Второго Зрения. Вернувшись в комнату, усталый Эфировидец уснул, но, проснувшись, сразу вспомнил о чудесном разговоре с Басилевсом.
      Что хорошо в мысленном общении - можно одновременно разговаривать и есть. Жуя хлеб с сыром, Чайм спросил:
      - Ты говорил о своих братьях - значит, ты не один? "Конечно. Все горы вокруг - Молдай. Твое невежество удивительно, особенно если вспомнить, что ты нередко бываешь еще в одной части моего тела".
      Чайм тут же вспомнил Палату Ветров и нахмурился.
      - Но как это может быть? Нельзя же находиться и тут и там одновременно?
      Басилевс вздохнул.
      "Подними руку, - велел он, - твоя рука - часть твоего тела или нет?"
      - Ну, конечно, часть.
      "Хорошо. Теперь подними вторую. Вот видишь, у тебя две руки, и обе отделены друг от дружки и могут двигаться отдельно, но каждая из них - часть твоего тела. Я живу во всем Пике, Обдуваемом Ветрами, а корни горы, как и самого Молдана, уходят глубоко в землю! И крепость, и башня - все это мое тело, так же, как и те маленькие жилища на склоне".
      - Вот как? - Эфировидец давно уже интересовался загадочными сооружениями. - Но зачем ты их создал? Они в самом деле - жилища, как и выглядят? И для кого же они?
      В ответ на Чайма обрушилась такая волна скорби, которую не в силах выносить душа смертного. Обхватив голову руками, юноша застонал, на миг пожалев о своем любопытстве, а Молдан проскрежетал: "Надо рассказать об этом, иначе не будет конца страданиям!" Голосом, исполненным печали, поведал он Эфировидцу о гномах. Маленьком Народе, без которых Молдай не знали полной жизни. "Они были нам как братья, и для них создали мы жилища из наших костей. Мы заботились о них, мы, могучие и мудрые, но неподвижные великаны. А они заботились о нас - возделывали нашу землю и отваживали людей - разрушителей камня. Достигнув зрелости, каждый из них отправлялся странствовать по свету и возвращался - если, конечно, возвращался - с богатыми дарами, с преданиями о героических деяниях, с рассказами о могущественных странах". Молдан помолчал. "И так продолжалось веками - пока не вмешались чародеи, те, кого вы называете Силами!"
      Чайм насторожился. Опять Силы? Едва ли это простое совпадение. А Басилевс продолжал:
      "В гордыне своей чародеи создали Жезл Земли. Эти мелкие создания безрассудно вторглись в область Высшей Магии, а заодно и в нашу жизнь!"
      Здание содрогнулось от ярости Молдана, и Чайм тоже задрожал - от страха.
      - А что сделали вы? - спросил он.
      "А что же мы могли сделать? Нашими устами были гномы, и мы послали их к чародеям с протестом. Но те сказали, чтобы мы не лезли в чужие дела. А потом... - Дрожь пробежала по каменным стенам. - Потом наступил самый черный день в нашей жизни. Чародеи начали опыты со своим Жезлом, и тогда Габал, самый могущественный из нас, нашел способ овладеть его силой. Он использовал Жезл, чтобы выйти за пределы своей каменной плоти, и стал великаном - в человеческом образе, но величиной с гору. - Басилевс вздохнул. - Но сила Жезла Земли пошла ему не впрок. Он обезумел и стал опасен. Он пожелал создать препятствие между нами и чародеями. В то время Север и Юг были единой землей, но Габал переломил кости земли и создал бездну на месте некогда прекрасной и плодородной страны. - Голос Басилевса стал тихим и очень грустным. - Тысячи жизней унесла морская вода, и я надеюсь, Габал почувствовал боль за каждую из них. Конечно, он был наказан. Объединившись, чародеи вернули себе контроль над Жезлом Земли и с его помощью одолели Габала. Они создали для него самую надежную тюрьму. Они возвели у себя в городе искусственную каменную гору, с башней на вершине и заточили безумный дух Габала, запечатав его в мертвом камне. Потом они явились сюда и разрушили его тело, без всякой надежды на восстановление".
      - Стальной Коготь? - воскликнул Чайм, вспомнив о Горе Страданий, лежащей недалеко от Пика, Обдуваемого Ветрами. Ни один ксандимец не осмеливался появляться там. Легенды гласили, что тот, кто провел ночь на Стальном Когте, вернется сумасшедшим, если вообще вернется. Да и одним своим видом гора могла устрашить кого угодно. Чайм не раз слышал, что какой-то катастрофой она была разворочена почти до самого основания и лишь три огромных обломка, словно когти, вздымались к небесам.
      "Ты прав, - ответил Басилевс. - Стальной Коготь - останки Габала, некогда самого сильного и прекрасного из нас... Но чародеям этого показалось мало!
      Они изгнали за море гномов - наши глаза и уши, единственных, кто (кроме, конечно, самих чародеев) мог понимать нас, - так, чтобы те не смогли вернуться. Чародеи услали их под землю и наложили на них заклятие, благодаря которому они гибнут, если выходят на свет. А без них мы обречены на вечное одиночество, на сон наяву. Но сейчас у нас вновь появилась надежда, потому что мир меняется. Недавно мой дух пробудился, и я смог связаться с тобой, хотя и не ты тому причиной. Жезл Земли снова явился в мир. Я чувствую, что он где-то рядом. Эти чародеи опять замышляют что-то, не будь я Басилевс. Не знаешь ли ты чего-нибудь об этом, маленький Эфировидец?"
      Чайм нахмурился.
      - Кажется, знаю. Прошлой ночью мне было видение, а сегодня в наших землях объявились чужестранцы... - И он кратко рассказал Басилевсу обо всем, что произошло.
      "Конечно, - согласился тот, выслушав Чайма. - Это не могло быть случайным совпадением. И ты думаешь, ваши вожди казнят этих чужаков?"
      - Конечно. Таков закон.
      "Тогда нам следует побыстрее спасти их".
      - И ты можешь помочь? Например, открыть какой-нибудь выход из темницы?
      Базилевс вздохнул:
      "Увы, чтобы сделать такой ход, нужно слишком много времени, да к тому же и пленников там уже, кажется, нет".
      - Как! - воскликнул Чайм. - Ведь их должны казнить не раньше завтрашнего дня!
      "Ты потерял счет времени. Ты долго искал темницу и еще дольше возвращался. А потом ты заснул, еще до нашей первой беседы. По вашим понятиям, завтра уже наступило, и чтобы их спасти, надо очень поспешить, хотя, боюсь, уже слишком поздно".
      Глава 6
      СТАЛЬНОЙ КОГОТЬ
      В отличие от узкой и мрачной Долины Мертвых, плоскогорье было царством простора и света. С южной стороны оно постепенно переходила в скалы и ущелья, окружающие Пик, Обдуваемый Ветрами, и в другие горы, а на севере постепенно понижалось, сменяясь зелеными долинами, за которыми открывалось бескрайнее море. Это пространство между горами и равнинами, где гуляли ветры, не принадлежало ни небу, ни земле и считалось храмом, где Богиня предается миросозерцанию. Для ксандимцев же оно стало Местом Испытаний и Правосудия. Только здесь, в воздушном замке Богини, перед лицом ее величественного творения, племя могло решать вопросы жизни и смерти.
      Сейчас, холодной зимней ночью, в предрассветный час, плоскогорье выглядело жутко и таинственно. Немного в стороне от зловещих камней, охранявших вход в Долину Мертвых, посреди луга стоял человек, словно бросая вызов буре. Это был мужчина среднего роста, лысый, если не считать тронутых сединой волос на затылке. Его зоркие глаза смотрели сурово и гордо, а тело оставалось таким же сильным и мускулистым, каким было в юности, когда он впервые добился права на главенство, победив в ритуальном поединке. Звали его Фалихас, и был он Вождем и Хозяином Табунов народа Ксандима.
      Он неподвижно стоял у священных камней, ожидая прибытия пленников, а на почтительном расстоянии от него собралась толпа любопытных, желающих увидеть суд над чужестранцами. Священное место внушало им почтение, и они тихо перешептывались, греясь у костров, пламя которых из-за сильного ветра стелилось по земле. Тени плащей, развевавшихся на ветру, были похожи на тени крыльев хищных птиц, и лишь иногда среди них мелькали маленькие светлые полоски браслетов или костяные или каменные бусы, вплетенные в косы.
      Отдельно стояли, степенно переговариваясь, старейшины, мужчины и женщины, мудрые, даже если и не старые. Каждый из них имел голос в Совете, но окончательное решение выносил сам Фалихас. Они присутствовали здесь согласно закону и обычаю, хотя в этом случае их совета не требовалось. Дело было ясным: чужаки в Ксандим не допускались, а наказанием за вторжение служила смерть. Только и всего.
      Фалихас вздохнул и поплотнее закутался в плащ. Он сам виноват, что мерзнет здесь, вместо того чтобы спокойно спать в своей постели. Старейшины возражали против этого суда, ибо считали его потерей времени, и только он, Фалихас, настоял на неукоснительном соблюдении закона, что и привело всех их сюда. Хозяин Табунов был убежден, что для блага народа следует твердо придерживаться обычаев, но и не подозревал, что это вновь вызовет у него болезненные воспоминания о последнем суде.
      В памяти его возникло лицо Искальды. Бледная, с дикими глазами и спутанными волосами, стояла она тогда перед ним на этом самом месте, и лицо ее было похоже на окаменевшую маску вызова. Она отреклась тогда от человека, осудившего ее любимого брата на изгнание, и Фалихас вновь почувствовал бешенство, вспомнив того, кто привел его любимую Искальду к такому концу. О Шианнат! Почему я не убил тебя, когда имел такую возможность!
      Увы, законы Ксандима предполагали смертную казнь только для чужестранцев. Один ксандимец мог убить другого лишь в ритуальном поединке за звание Хозяина Табунов, а Шианнат уже прошел это испытание, и по закону его нельзя было повторить. Но этот предатель не смог проиграть достойно, и в злобе своей он всеми средствами старался подорвать власть Вождя, а в результате страдал весь народ. Ничего не оставалось, как лишь изгнать его, но сердце Фалихаса возмущала мысль, что этот смутьян доселе жив и бродит где-то в горах. А Искальда - жива ли она еще? Помнит ли она свое существование в человеческом облике? А может быть, она умерла от холода или ее съели волки, а то и Черные Призраки, обитающие высоко в Горах? Неужели от любимой остались лишь обглоданные кости на дне пропасти?
      Бормоча проклятия. Хозяин Табунов постарался отогнать мрачные видения. Какая теперь разница, жива ли его бывшая нареченная или погибла? Она ведь отвергла его. Но с того дня, когда боль и ярость заставили Фалихаса обречь Искальду на жизнь в облике животного, он не раз чувствовал вину и раскаяние и признавался себе, что, будь у него возможность исправить содеянное, он бы непременно ею воспользовался. Но такой возможности не было, и Фалихас скорбел.
      За тяжелыми тучами взошло солнце нового дня, и плоскогорье озарилось тусклым, слабым светом. Охрана привела наконец связанных пленников и заставила их встать на колени на промерзшую землю.
      Фалихас, радуясь возможности отвлечься от тяжелых мыслей, оглядел чужестранцев. Они производили странное впечатление: маленький человек, вид которого был, однако, весьма вызывающим, рослая девушка-воин, чье роскошное тело обещало бездну наслаждений, но глаза были подобны ножу, и тяжело, может быть, даже смертельно больной старик. Но особое внимание Фалихаса привлекла костлявая женщина с безумным взглядом, от которого становилось холодно. Он отвел глаза, чтобы не видеть ее, и, собравшись с силами, заговорил.
      - Вы обвиняетесь во вторжении на наши земли, - начал Хозяин, подумав, что лучше было бы вызвать сюда этого несчастного Эфировидца, чтобы тот переводил пленникам слова Вождя. Но, по правде сказать, с тех пор как Чайм произнес слова заклинания, навсегда превратившего Искальду в лошадь, Фалихас не выносил подслеповатого ясновидца. Конечно, он понимал, что несправедлив к нему - ведь Чайм только выполнял его желание, но это, увы, никак не влияло на чувства Хозяина Табунов. Да и какая разница, ведь эти чужаки все равно через несколько часов будут мертвы - и так ли уж важно, поймут они, за что наказаны, или нет?
      Подняв голову, он продолжал повторять старые как мир слова., - Как ты смеешь! - услышал он вдруг шипящий голос, перебивший его декламацию. Это заговорила та, безумная. Откуда она знает язык Ксандима? Ее горящие глаза сверлили Фалихаса, а голос звучал все пронзительнее...
      Когда запыхавшийся Чайм появился на плоскогорье, там царило смятение. Хозяин Табунов с перекошенным от злости лицом стоял в окружении старейшин, которые дико жестикулировали и кричали во все горло. Что тут случилось? Сколько Эфировидец ни напрягал свое слабое зрение, он нигде не видел пленников. Неужели их уже казнили? Или им как-то удалось бежать? "Милостивая Богиня, Покровительница Зверей, - бормотал Чайм, - не допусти, чтобы я опоздал". Вид у Вождя был такой, что нечего было и думать с ним говорить. Вместо этого Чайм подошел к иссохшему старцу, который стоял в сторонке и с живейшим интересом наблюдал за всей этой суетой. Дернув его за рукав, юноша спросил:
      - Что случилось?
      - А, молодой Эфировидец! Ты не видел суда? Ты пропустил интересное зрелище! Хозяин Стад начал произносить приговор, как вдруг его перебила эта тощая ведьма и потребовала, чтоб их немедленно пропустили через наши земли, хочешь верь, хочешь нет! - Старец сосредоточенно нахмурился, вспоминая слова сумасшедшей. - У нее, мол, на юге дело, которое нельзя откладывать из-за каприза банды дикарей.
      - Что? - в ужасе вскричал Чайм.
      - Это так же верно, как то, что я здесь стою; - Старец был явно доволен произведенным эффектом. - Та здоровая, красивая девка все толкала ее, чтобы она заткнулась, а тот маленький крутил головой, словно ушам своим не верил. И тут эта ведьма вдруг заявляет, что если наш Хозяин Табунов ее задержит, то она проклянет его до конца дней. Ну, тут старейшины расшумелись, как растревоженные осы, но Вождь быстренько всех утихомирил, и чужестранцев повели на Стальной Коготь, чтобы оставить на Поле Камней, на съедение Черным Призракам... Эй, куда же ты?..
      Но Чайм уже бежал что было сил к своей Долине. К счастью, охрана не решится вести пленных коротким путем, через могильники. Он должен успеть...
      Поле Камней на самом деле было вовсе даже не полем, а удивительно ровной площадкой в горах, сплошь усеянной валунами с плоской верхушкой, по-видимому, жилищами, хотя ксандимцы никогда не использовали их в таком качестве из-за слишком большой высоты и чересчур сурового климата. Вожди нашли им гораздо более мрачное применение: в плоские верхушки камней были вделаны цепи с кандалами, и к ним приковывали чужестранцев, захваченных в плен (обычно казалимцев-грабителей), оставляя их в жертву страшным Черным Призракам гор.
      Суровое это место, отмеченное проклятием смерти, находилось на одном из горных отрогов, там, где Пик, Обдуваемый Ветрами соединялся с соседним. Стальным Когтем (место это было также известно в Ксандиме, как "Драконий Хвост"), Горная порода здесь, как и на самом Стальном Когте, была словно кем-то разрушена, так что из-за многочисленных глубоких трещин трудно было добраться до другой вершины. Но ксандимцы и не стремились попасть на Стальной Коготь, посещаемый этими жуткими. Черными Призраками, питающимися человеческим мясом. Что до самих Призраков, то они могли пройти везде, где им заблагорассудится.