Глава 5

Первая зима

Восемь человек смотрели на отплытие «Терона». Когда судно еще было от них на расстоянии меньше мили, паковый лед вплотную подошел к «береговой позиции», которую оно раньше занимало. Люди повернулись и увидели перед собой 300 тонн запасов, сложенных у подошвы шельфового ледника. Запасы можно было грубо разделить на несколько частей: 25 тонн антрацита, 350 бочек горючего, материалы для домика и лодочные принадлежности, продовольствие, одежда, путевые рационы для санных походов — людские и собачьи, но все это являло собой зрелище крайнего беспорядка и вызывало мрачные мысли о работах по переброске всей этой материальной части в Шеклтон, до которого было две мили.

Температура начала понижаться, она уже упала до — 15°, и первой задачей партии было надежно устроиться и организовать быт: поставить палатки, распаковать спальные мешки, разместить личные вещи. Затем в первый раз вскипятили чай и приготовили кое-какую еду в ящике от сноу-кэта, собранном как временное жилье, но ставшем потом в действительности их домом на всю зиму. Внутри это жилье было не совсем закончено, а снаружи не было проконопачено против снежных метелей. Этой работой первые несколько дней занимались Ральф Лентон и Ханнес Лагранж. Вечером Тэффи Уильяме дважды пытался связаться с «Тероном» с помощью маленького передатчика от вездехода, но безрезультатно. Первый день закончился в половине первого ночи, когда все удалились в двухместные палатки, каждый со своими мыслями, и легли спать.

В течение следующих десяти дней главная работа рекогносцировочной партии состояла в переброске запасов с морского льда наверх, в Шеклтон; в эти дни они осознали, как фактически малочисленна их рабочая сила. Механические неполадки стали возникать одна за другой, и уже на второй день Рой Хомард и Райно Голдсмит были все время заняты ремонтом транспортных машин. Тэффи устанавливал радиооборудование и готовил еду, Ральф и Ханнес работали над ящиком сноу-кэта; выходило, что на погрузку и перевозку запасов остаются только трое. Это число изо дня в день менялось, а количество переброшенного редко превышало 15 тонн и часто составляло менее 10 тонн в день. Все же по прошествии десяти дней все продовольствие, лес для домика, 50 бочек керосина и бензина и некоторое количество других припасов, а также научного оборудования были уже перевезены на базу.

Теперь партия обратилась к закладке фундамента, а затем к монтажу тяжелых конструкций, из которых должен был состоять каркас домика. Каждая ферма собиралась из двух половин, и, когда с трудом эти половины поставили вертикально в ряд на одной стороне, они курьезно напоминали выстроившихся королевских гвардейцев. После установки напротив вторых половин их должны были сбалчивать в целые фермы.

Шли февральские дни, температура продолжала падать, и утром работа обычно начиналась при 35—45° мороза. Иногда целый день пурга заносила снегом рабочую площадку, лес, заставляя терять много времени на откапывание. Работать с болтами и гайками приходилось голыми руками, и забота о примороженных пальцах превратилась в проблему.

В начале марта погода значительно ухудшилась, слепящие метели заносили все снегом; такая погода повторялась день за днем недели, месяцы. Главным врагом был ветер. Неослабевающий, непрестанный ветер, который гонит снеговой поток, подобный горизонтальному водопаду, проникает в каждый уголок, каждую щель, погребая под снегом все на своем пути, делая температуру, которая без ветра была бы терпимой, почти невыносимой.

4 марта они провели операцию «Собачья упряжка» — перевели 24 лайки с морского льда наверх, на базу. Провести каждое животное отдельно две мили отняло бы много времени и сил, а бежать упряжками они еще не были обучены. Поэтому Блейклок решил оставить собак привязанными цепями к стальной проволочной смычке и, присоединив концы к вездеходам, весело покатил наверх, на шельфовый ледник, доставив в Шеклтон радостно возбужденную свору собак. Там их привязали к кольям рядом со строительной площадкой. Попытка перевезти наверх туши тюленей, составлявших зимний запас пищи для собак, не удалась из-за снежных наносов, образовавшихся на крутом склоне, ведущем на верх шельфового ледника.

Итак, в течение первых недель марта работа продолжалась. С 1-го начались регулярные метеорологические наблюдения, к 19-му был собран главный каркас домика, закончены торцовые стены и Питер Джеффрис и Тони Стюарт начали подтаскивать ящики со стеновыми панелями на их места рядом со зданием.

20 марта началось как хороший день, облачный, с легким ветром, не переставая шел снег; но ветер постепенно усилился до 18 метров в секунду, и партия была вынуждена укрыться в ящике от сноу-кэта. К этому времени они уже приспособились к рутине быта в тесном помещении, и жизнь казалась уже не такой неудобной, как поначалу. Размеры ящика были 2Iх9х8 футов; на одном конце был сделан небольшой кухонный стол, куда поместили три примуса для приготовления пищи. Посередине, вдоль ящика, стоял стол и по обе стороны его — скамьи, а на другом конце, около двери был устроен верстак и располагалось радио. В этом тесном помещении они пересидели длившуюся семь дней бурю, прозванную ими Великой мартовской снежной бурей, и выходили наружу только кормить собак и на ночь, отправляясь спать в свои палатки.

Они писали, читали, играли в шахматы; время проходило медленно, снег снаружи, за дверью, накапливался, и, чтобы не оказаться совсем погребенными, его приходилось расчищать лопатами каждый час. Трудной задачей была вентиляция помещения — партия все время страдала головной болью и воспалением век от чада.

В продолжение первых шести недель бедность меню определялась невозможностью печь хлеб, и, когда хлеб, взятый с судна кончился, они питались сухарями. Однако со временем изобретательный Рой Хомард построил печь из пустого бочонка от смазочного масла, изолированного стекловатой. Бочонок стоял на примусе и бросал вызов умению повара, который теперь мог по крайней мере печь хлеб и пироги; хотя сначала эти изделия были не очень высокого качества, но аппетиты были превосходные, и на то, что иногда подавалось горелое, никто не обращал внимания.

Каждый вечер люди расходились по своим палаткам, но выспаться как следует, с удобством, удавалось редко, так как температура опускалась до -43°, а спальные мешки пропитывались конденсирующимися парами, которые замерзали; когда люди заползали в них, мешки трещали и скрипели. В ящике от сноу-кэта сделали внутреннюю обшивку из стекловаты; она создала некоторую изоляцию и прекратила капель, которая так мешала сначала, когда тепло от печей растапливало лед на стенах и потолке. Теперь они могли оттаивать и сушить свои носки и одежду, свисавшую гирляндами с потолка, но только тот, чья очередь была готовить еду, мог в течение своего четырехдневного дежурства, когда он спал в ящике, высушивать себе и спальный мешок. Эта работа падала на каждого по очереди один раз в месяц, но, несмотря на редкую возможность высушить свой спальный мешок, для большинства, несомненно, обязанности повара были тяжкими. Но общественное мнение стало тем требовательным начальником, который обеспечивает известный уровень качества пищи, иногда повышаемый чьей-либо удачной мыслью, как внести в еду разнообразие. Так, Рой Хомард выказал удивительное умение придавать консервированным бобам приятный привкус мяты. Довольно много времени прошло, пока он наконец открыл секрет своего успеха, достигнутого добавлением в кипящую кастрюлю полудюймового червячка зубной пасты «Ментисол»!

Наконец вечером 26 марта ветер стих, и они смогли походить кругом и осмотреть изменившуюся картину. Палатки были почти погребены под снегом, их пришлось откапывать и ставить заново. С северной стороны домика на 15 футов над поверхностью льда вздымался огромный нанос длиной 70 ярдов , а под ним лежали засыпанные все стеновые панели, с таким трудом откопанные накануне снежной бури. Кен Блейклок и Тони Стюарт отправились вниз, на морской лед, чтобы забрать оттуда еще собачьего корма. Подойдя к временному складу запасов, они увидели облака тумана испарения, катящиеся на север. Кен и Тони подошли еще ближе, и их самые худшие опасения подтвердились: большая часть льда, казавшегося таким прочным, оторвалась, и разлом прошел через середину груды различных запасов; унесло 300 бочек горючего, трактор «Фергюсон», весь уголь, лес для мастерской, лодку и лодочное имущество, кроме того, многие технические запасы и большую часть тюленей. Остался только пеммикан для собак, ящики с путевыми рационами для санных походов, ящик с детонаторами и несколько бочек с цементом, одна из которых балансировала на самом краю льда.

Вернувшись на базу, Блейклок созвал «военный совет», чтобы обсудить положение. Первым делом нужно было учесть количество топлива, которое было уже перевезено в Шеклтон. Оказалось, что для приготовления пищи и отопления имеется по три галлона керосина в день на оставшуюся часть года и, кроме того, достаточное количество бензина для той работы транспортных машин, которую предстоит выполнить. Так как продовольствие на базу перевезли все, то его хватит на три года; нужно было беречь только топливо, и они установили новый режим, тщательно экономя керосин.

Среди утраченных запасов были все химикалии, требующиеся для изготовления водорода, и, к великому огорчению метеорологов, это значило, что программа запуска радиозондов, которую они надеялись выполнить, не будет проводиться.

Светлое время дня в апреле становилось все короче, но постройка домика продолжалась; торцовые стенки были закончены, пол настлан и крыша стала принимать полагающийся ей вид. Рытье туннелей для извлечения засыпанных ящиков было огромной работой, но все же это было лучше, чем докапываться до них сквозь 15-футовый слой снега и видеть в следующую метель, как яма заполняется доверху.

Эти туннели, скоро принявшие вид катакомб, были потом использованы для размещения собак в долгую зимнюю ночь, когда и температура и ветры стали слишком суровыми, чтобы животные оставались под открытым небом.

20 апреля солнце зашло в последний раз, теперь уже на четыре месяца; работа продолжалась при свете ламп Тилли. Каждый приступавший к работе по укладке панелей на крыше или рытью туннеля нес свой отдельный фонарь. Лучи солнца, скрывшегося за горизонт, окрашивали облака в красный, оранжевый и зеленый цвета, переходившие в бледный цвет освещенного луной неба. Полярное сияние появлялось в виде занавесей колеблющегося света, ежеминутно меняющих свою форму, интенсивность и цвет. Обычно оно было белым, но иногда окрашивалось красным и зеленым, и эти цвета пульсировали на темном фоне полярной ночи.

Май был самым холодным месяцем; температура начала опускаться по-настоящему. Средняя равнялась -35, 5°, а это значит, что во многие дни она была равна -45°, -50° и ниже. В начале месяца разыгралась еще одна снежная буря, длившаяся 10 дней, во время которой нельзя было производить никаких работ, кроме самых необходимых: кормить собак, продолжать вести метеорологические наблюдения и доставлять в ящик от сноу-кэта пищу и топливо, но в остальное время люди мало что могли делать, кроме как читать или писать. Рой Хомард установил теперь ветродвигатель с генератором, и наконец-то они получили электрическое освещение, а также вполне достаточно мощности для питания маленькой радиоустановки.

7 мая, через 12 недель после ухода судна, Ральфу Лентону наконец удалось впервые связаться по радио с базой геологического надзора Фолклендских островов на острове Хоралу, в 1000 миль к северо-востоку от Шеклтона. Он вскочил размахивая руками с криком: «Поймал! Поймал его!» Вернувшись к ключу, он снова стал вызывать Хорсшу, повторяя: «Он нас вызывает!» Все стояли как завороженные. Кен Блейклок наскоро составлял телеграмму для Лондонского управления, чтобы сообщить, что все здоровы. Это была примечательная минута, и с этого дня связь поддерживалась с небольшими перерывами с островом Хорсшу или с Порт-Стенли на Фолклендских островах, однако прошло много месяцев, пока им удалось начать разговаривать с ближайшими соседями в Халли-Бей, которые «ловили» их регулярно и, естественно, немного тревожились о них. После этой первой передачи стало возможным послать отчет о своем положении, просьбы о пополнении запасов, и так как связь продолжала улучшаться, то и обменяться сведениями с семьями в Англии.

Кончился май. Снежные наносы продолжали засыпать домики и в июне; зимовщики едва успевали расчищать выход из него. 6-го они испытали сильнейший за все время ветер скоростью 35 метров в секунду. Хотя июнь, к их удивлению, был теплее мая, снегу выпадало много, и все время дули сильные ветры. Пока они убирали 80 тонн снега из восточного конца домика, западный конец наполнился еще 40 тоннами; работа была тяжелым наказанием, но дело все-таки подвигалось.

День зимнего солнцестояния —21 июня — по традиции праздник в Антарктике. Тэффи Уильяме выложил все радиосообщения, скопившиеся по этому случаю, а Ральф Лентон приготовил специальный обед: на первое был суп из черепахи, на второе — ветчина с брюссельской капустой и другими овощами, после которой был подан слоеный пирог с клубникой и крем. Он даже испек несколько великолепных булок. Стол удостоился скатерти и был украшен хлопушками. Маленький заводной поезд, подаренный Полярным исследовательским институтом имени Скотта, бегал по рельсам вокруг стоявшего в центре торта «Данди», а над ним два ангела вращались без конца под действием тепла свечей, весело позванивая крохотными колокольчиками. Все сделали друг другу подарки, и Питер Джеффрис, которого никогда не видели без книги, получил закладку с надписью: «Здесь тебя прервали».

Были бумажные шляпы, воздушные шары, игры, сласти и сигары и, кроме того, много музыки, которая усиливала атмосферу веселья и заставила их забыть на время свою оторванность и вечную борьбу с ветром и наступающими на них наносами.

На другой день, может быть, немного позже, чем обычно, они были на площадке с лопатами и отбрасывали снег от каркаса домика, чтобы Ральф Лентон мог, следуя за ними, ставить внутренние перегородки. Рой Хомард ушел в южном направлении разыскивать остатки мачты, которую он собрал: шторм унес мачту раньше, чем ее успели установить. Он нашел различные согнутые и скрученные ее части и отдельные куски дерева на разных расстояниях — до трех миль от базы.

К концу месяца восточная половина домика уже близилась к завершению, и ее изолировали снежными блоками, чтобы можно было продолжать работы внутри, какая бы ни была погода. В течение июля погода оставалась в общем плохой, но строительство продолжалось.

Собаки теперь все жили под кровом в туннелях, где при —8° становилось слишком жарко — снег, на котором они лежали, таял от теплоты их тела. Воздух нагревался от накапливающегося животного тепла, и пришлось прорезать в своде вентиляционный канал.

К концу месяца зимовщики начали замечать, что слабый свет на горизонте на севере стал немного ярче. Это впечатление возникало как от исполненного надеждой ожидания, так и от реальных изменений. 2 августа они отметили самую низкую за все время температуру -52, 5° мороза. В Лондоне в этот день праздновалась свадьба Дэвида Стреттона, и передовая партия решила принять участие в торжестве, но их тост значительно запоздал, так как тщательно сохраняемое виски замерзло и даже керосин превратился в густое желе.

7 августа, ровно через 6 месяцев после ухода «Терона», в домике ночевали первые два жильца — Блейклок и Голдсмит. Были уже установлены многие койки, но перебирались в домик с некоторой неохотой, так как пока было легче обогреть палатку, чем комнатку на двоих. С этого дня работы сосредоточились на внутреннем убранстве домика, на создании в нем больших удобств. Установили кухонную плиту и печки для отопления, распаковали столы, стулья и матрацы.

Медленно в течение части дня начал появляться свет, и работы на площадке получили новый толчок. Рой Хомард наладил работу одного из «Уизелов», который стал перемещать тяжелые материалы по площадке базы. Питер Джеффрис занялся сооружением новой решетчатой мачты для метеорологических приборов, а Кен Блейклок и Райно Голдсмит готовили сани для тренировки собак. 18 августа первый маленький кусочек края солнца замигал благодаря преломлению лучей над северным горизонтом, а 25-го солнце действительно опять пришло в Шеклтон.

В начале сентября все самопишущие метеорологические приборы уже были установлены и была введена в действие программа круглосуточных наблюдений, которая продолжала выполняться без перерыва до момента оставления базы спустя 14 месяцев. Солнце светило все больше часов в день, и чувствовалось, что зима прошла и наступает весна; все же, когда вся партия окончательно покинула ящик от сноу-кэта, который служил ей жилищем восемь месяцев, и перебралась в домик, температура наружного воздуха была еще —40°. В печке домика развели первый огонь, пользуясь обрезками дерева, и все высыпали наружу, чтобы посмотреть, как дым выходит из трубы.

Для подготовки первой поездки на санях собак опять привязали к кольям под открытым небом и стали запрягать для тренировочных пробежек. 29 сентября Блейклок и Голдсмит выехали в залив Фазеля, чтобы набить тюленей, так как собачьего корма оставалось только на несколько недель. Они вернулись с мясом и видели там достаточное число тюленей, чтобы быть уверенными, что, взяв машину, они смогут привезти столько, сколько нужно для прокорма собак, пока не придет в январе судно.

Когда они через десять дней вернулись на базу, то там уже шли приготовления к установке дизель-генераторов и главного передатчика. Все это тяжелое оборудование лежало глубоко погребенное под наносами снега; пришлось выкопать большую яму, 6 футов глубиной и 25 футов в поперечнике, чтобы стало возможным вытащить ящики с помощью «Уизела» и отбуксировать их к домику. В то же время Тэффи Уильяме, которому временами помогали другие, устанавливал четыре 52-футовые мачты для ромбической антенны, а Питер Джеффрис заканчивал новую 33-футовую метеорологическую мачту. 17-го она была установлена, но через семь дней сильный ветер оборвал одну из растяжек и мачта рухнула на землю. После починки ее опять установили, но она сохранила свой особый изгиб.

В конце октября генераторы и радио уже работали, а 29-го удалось впервые установить телефонную связь с Би-Би-Си в Лондоне. Прием был превосходным. В последующие дни провели несколько проб, перед тем как передать по системе широковещания первую радиопрограмму об экспедиции. Во время этих проб Би-Би-Си разрешила нескольким из нас быть в студии и разговаривать с базой; эту возможность обсудить наши проблемы и обменяться новостями оценили очень высоко на обоих конечных пунктах.

В этот же день Рой Хомард, Ханнес Лагранж и Кен Блейклок выехали на «Уизеле» и собачьей упряжке в залив Фазеля охотиться на тюленей. Они прошли 32 мили меньше чем за девять часов и вернулись в Шеклтон на другой день вечером с полутора тоннами мяса.

Наконец-то домик смог выдерживать любую погоду, партия ежедневно связывалась по радио с Лондоном, с Порт-Стенли и Халли-Бей, погода стала чуть ли не слишком теплой, и незаходящее солнце позволяло работать в любой час дня и ночи.

Пришло время начать санные походы на собаках к югу для подготовки пути, по которому позже пойдут транспортные машины.

В ноябре были совершены две небольшие поездки, чтобы устроить маленький склад в 50 милях к югу от Шеклтона. В эти походы Блейклок брал с собой Райно Голдсмита и Питера Джеффриса, которым еще нужно было учиться технике путешествия. Скоро выяснилось, что они пересекают широкие, хорошо заполненные снегом трещины-ущелья шириной до 30 ярдов , но не встретили никаких признаков большой трещины-ущелья, замеченной с воздуха. Пройдя 50 миль , они поняли, что, должно быть, миновали ее восточный конец; это их очень ободрило, так как мы все боялись, что она может оказаться серьезным барьером, преграждающим путь походу на юг. Устроив склад на 78° 40' южной широты, они повернули обратно на базу, куда прибыли через три дня, путешествуя налегке в довольно плохих условиях.

Позже та же партия совершила вторую поездку с дополнительными материалами для склада. Затем 7 декабря Блейклок и Голдсмит выехали в далекий поход к горам Терон, открытым нами с воздуха в феврале. В первые два дня проехали 45 миль . На третий день они прихватили на складе на 50-й миле добавочную провизию и продолжали двигаться к югу по плоскому и однообразному шельфовому леднику. Кое-где попадались большие ямы и отдельные трещины, но ничего такого, что могло бы мешать саням с собачьей упряжкой. Пока они не дошли до 78°57' южной широты, их маршрут определялся широкой трещиноватой областью, расположенной вдоль подошвы покрытых снегом холмов к востоку от их пути. Впоследствии холмы эти получили название «холмы Тачдаун»; между ними и горами Терон на восток простирается широкая ледовая бухта шельфового ледника. Теперь партия на санях направилась поперек этой области к единственной скалистой вершине, возвышавшейся над горизонтом.

В течение нескольких дней эта гора стала привычным ориентиром, всегда впереди, никогда, казалось, не приближаясь, и они называли ее Фаравей (далекая).