11

Господин Хориэ? — Голос в трубке звучал спокойно и как-то устало.

— Слушаю, — ответил я.

— Ради бога, извините, что так поздно… Моя фамилия Саэки. Я уже несколько раз пыталась до вас дозвониться, но никто не брал трубку. Я все колебалась, не слишком ли поздний час, но потом решила, что так будет лучше для всех…

Я взглянул на экран телефона. Действительно, один неотвеченный звонок. «Вне зоны действия сети»? Когда она звонила, я сидел под землей в баре «Бруно». Я снова приложил трубку к уху и посмотрел на Охару. Она сидела на кровати, глядя на меня. Прерванная улыбка еще не исчезла с ее губ.

— Госпожа Киэ Саэки? — сказал я так, чтобы Охара тоже слышала. — Значит, это вы мне звонили на работу сегодня после обеда?

— Да, — ответила она. — Но мне сказали, что вы сегодня отдыхаете…

— Где вы сейчас находитесь? Вы уже дома?

— Уже на Хироо, но до квартиры еще не дошла. Я позвонила с другого телефона и прослушала сообщения на автоответчике. Может быть, нам стоит встретиться?

— Я и сам хотел вас об этом спросить. В ее голосе прочитался легкий смешок.

— Надеюсь, не для разговоров о модельном бизнесе?

— Нет, модельный бизнес ни при чем. Если удобно, можно прямо сейчас. Скажите, где вы, я приеду куда угодно…

Я посмотрел на Охару. Ее брови поползли вверх.

— Но у меня ребенок. И совершенно негде поговорить в такой час.

— Ах да, конечно… Ну тогда сами назначьте время и место. Если честно, я бы и сам подождал до утра.

— Прекрасно! Давайте завтра в двенадцать. Конечно, если это не помешает вашей работе…

— Нисколько не помешает, — ответил я.

Она назначила встречу в вестибюле отеля на станции «Сироганэ». От Готанды — рукой подать. Где она сейчас — не сообщила. Судя по упоминанию о ребенке, где-то задержалась с ним вместе. Я кинул взгляд на костюмчик Охары.

— На мне будет черный галстук, на левой кисти — шрам. Так что сразу узнаете.

— Хорошо, — сказала она, — тогда я первая вас окликну.

И она снова извинилась за столь поздний звонок. Я успокоил ее, сказав, что если ложусь спать, то выключаю мобильник.

— Спокойной ночи, — произнес мягкий голос, и трубку повесили.

— Ваша подруга?

— Вроде того…

Теперь между мной и Охарой было около метра. Это расстояние она выдерживала с момента, когда отняла руки от моих плеч.

— Завтра я на работу не выйду, — сказал я. — Дела.

— Обещайте, что, когда вернетесь, сразу в постель!

— Хорошо… Обещаю.

— О'кей, шеф! Я отмечу, что у вас отгул… Хотя лучше бы я сказала ей вчера по телефону, что вы заболели и у вас страшный жар.

— Это еще зачем?

— Ну, она же смогла потерпеть до завтра! Да вам сейчас любой врач велел бы лежать два-три дня не вставая, иначе вообще загнетесь! А только я вас уложила, вы сразу вскакиваете и слушать ничего не хотите. И что за шеф мне достался!

— Ну я же говорю — потерпи еще две недельки.

— А кстати, эта Саэки… Может, она как-то связана с бандой Саэки?

— Откуда я знаю? Саэки — такая же обычная фамилия, как Охара или Хориэ. В общем, если повезет, завтра уточню. А послезавтра выйду на работу.

— Послезавтра?! — возмутилась она. — Да у вас такой жар, что вы перед этой подругой замертво упадете. Какая тут работа! Вы же так никогда не поправитесь!

— На сегодняшний день я еще салариман. Может, меня и лихорадит немного, но тратить свои кровные отгулы на простуды я больше не собираюсь.

— И это говорит человек перед увольнением!

— Как раз перед увольнением и думаешь об отдыхе больше всего. Все-таки двадцать лет менял работу на зарплату…

— Где это вы таких выражений насобирали? В каменном веке? Сегодня так говорить уже не стильно.

— Говорю как хочу. Что для меня стильно, что нет, — я всегда выбираю сам. Может, ты хоть это во мне заметила?

— Как раз это я в вас сразу заметила! Как в холодильник к вам заглянула — сразу подумала: здрасьте, шеф.

— А что у меня в холодильнике?

— Ну, я думала, он у вас алкоголем набит до отказа. А там одни энергетические напитки! И все как один — «Антик». Вы что, не знаете, что это образцы для маркетинговых исследований? Или вам жить надоело? — Я молча взглянул на нее. Она насмешливо улыбалась, — Ну, к одной болезни другая уже не прилипнет. Хотя, конечно, вы сегодня и так побредили здорово…

— Согласен, — кивнул я. — Не история, а бредни какие-то.

— Бог с ней, с компьютерной графикой. Самое непонятное — зачем президенту понадобилось запускать такую фальшивку в эфир?

— Хороший вопрос. Когда компания планирует такие вещи, цель у всех обычно одна. Сама знаешь какая…

— Извлечение прибыли, — кивнула она. — Основа маркетинга. Но здесь же не шла речь о личных доходах президента! Вы сказали, когда президент услышал от вас о компьютерной графике, ему даже полегчало?

— Это точно… — кивнул я. — Но самое главное — по-моему, я наконец-то захотел спать.

Она тут же вскочила с кровати.

— Понятно! Тогда я пойду. Раз уж вы так настаиваете… А дома подумаю хорошенько. Хотя и не надеюсь, что в чем-нибудь разберусь.

— Тогда и время не трать. Забудь обо всем да выспись хорошенько. Полезно для здоровья. И даже, наверное, для красоты.

— А об этом не беспокойтесь. Мой безумный шеф скоро уволится, вот тогда и расслаблюсь.

Я криво усмехнулся:

— Эй, Охара…

— Что еще?

— Большое спасибо тебе за то, что привезла меня сегодня домой.

— Что это с вами, шеф? Будто чужим голосом заговорили!

Она чуть приблизилась — и вдруг наклонилась надо мной. И я ощутил мягкое прикосновение. Ее губы коснулись моих. Теплые, как лучи весеннего солнца. Я услышал запах ее волос. Незнакомый мне доселе и совершенно неземной. Но уже в следующий миг все закончилось. Словно птица перед глазами махнула крылом и тут же исчезла.

Она встала. Чуть погодя я услышал, как входная дверь открылась и еле слышно захлопнулась. Моя гостья ушла, не прощаясь. Даже спокойной ночи не пожелала. По лестнице удалялись ее каблучки. Я вслушивался в них до последнего звука, а когда все стихло, принялся смотреть в потолок. Шумел кондиционер, еле слышно шумел, и я впервые подумал о том, как все-таки громко он у меня тарахтит.

Первый этаж отеля пустовал. В огромном зале я насчитал всего четверых посетителей, включая меня самого. Сказывался ли экономический кризис или здесь всегда так по будням — я понятия не имел. Полдвенадцатого. Из дому я вышел пораньше, а на такси ехал всего пятнадцать минут.

Голова почти не кружилась. Перед уходом я снова поставил градусник. Температура опустилась до тридцати восьми. Цифры на термометре день ото дня менялись, как этажи на экранчике в лифте. Я уже напоминал себе холоднокровное животное, которое то нагревается, то остужается по обстановке.

Я рассеянно вспоминал вчерашний вечер — цепочку событий, связь между которыми я понимал с трудом. Помню, что после ухода Охары я, кажется, провалился в сон. Вот только крепко я спал или нет — не помню. Так или иначе, благодаря этому сейчас я чувствовал себя намного лучше.

— Извините… Господин Хориэ?

Я повернулся. Передо мной стояла стройная женщина в темно-сером, почти черном костюме. Лет, наверное, за тридцать. Я сразу понял, отчего так солидно кивнул консьерж на мой вопрос о ее красоте. Впрочем, одна деталь была для меня неожиданной. Я рассчитывал увидеть женщину в каком-то смысле ночного образа жизни. Но ничего подобного в ней не заметил.

— Да-да, — отозвался я. — Госпожа Саэки?

Она кивнула, мы оба раскланялись, прошли к ближайшим креслам и присели.

Заказав кофе, она посмотрела на меня и выдержала долгую паузу. На ее губах застыла вежливая улыбка. Наши взгляды пересеклись, и я почувствовал, что у меня опять поднимается температура. Эдак, чего доброго, и правда свалюсь от лихорадки, как пугала меня Охара. На лице же моей собеседницы, как и в голосе вчера по телефону, проступала хроническая усталость.

Она достала из сумочки визитку. Я передал ей свою, и мы снова раскланялись. Я скользнул взглядом по карточке. В правом верхнем углу — логотип: SAEKI. Словно название фирмы. Внизу указаны два адреса в разных районах — Эбису и Дайканъяма. И никаких «Розовых холмов».

Поймав мой удивленный взгляд, она пояснила:

— Я держу сразу два ресторана.

— Понятно, — ответил я.

Снова пауза. Она все так же пристально смотрела на меня. Делать нечего — пришлось начать разговор самому:

— Прошу прощения за вчерашнее.

— Ну что вы. Это вам спасибо! Позвонила вам прямо домой чуть не заполночь, а вы были так любезны.

— Но ведь это я оставил вам сообщение, хотя мы ни разу не встречались. Скорей уж, это я к вам навязался!

— Вы очень любезны.

— Зависит от собеседника…

Она снова вежливо улыбнулась. Хотя на этот раз чуть более искренно.

— Значит, вы тот самый господин Хориэ, о котором я столько слышала?

— Слышали?

— О да.

— От кого?

— От господина Исидзаки.

— Ах да… — только и ответил я.

Принесли кофе. Официантка исчезла. Саэки так и не обратила на свой заказ никакого внимания и продолжала смотреть на меня, лишь слегка склонив голову набок.

— Я думала, вы удивитесь, когда узнаете, что мы знакомы. А по вашему виду этого не скажешь.

— Ну… судя по вашему виду, было бы странно думать, что вы незнакомы.

— В каком смысле?

— Ваш наряд очень близок к траурному. И при этом — никаких украшений. Я плохо разбираюсь в моде, но молодых женщин в таком стиле встретишь сегодня нечасто. Если только у них не скончался кто-то из близких.

Она еле слышно рассмеялась:

— Ну, я давно уже немолода… А вы внимательны к мелочам!

Я вспомнил вчерашний вечер — и жемчужные бусы, что так изменили внешность Охары.

— Ну что вы, — покачал я головой. — Я даже примерно не представляю вашего возраста.

— Тридцать восемь исполнилось, — сказала она с мягкой улыбкой. — Дама средних лет…

— Дамы средних лет тоже бывают разные. Особенно в последнее время. А в вашем возрасте чего только в жизни не происходит… Но вернемся к нашему разговору. Я и правда удивился, хотя и не тому, о чем вы подумали. С чего бы он вам обо мне рассказывал? Что именно и когда? Даже представить себе не могу. Вы не могли бы рассказать чуть подробнее? Ее взгляд устремился куда-то поверх меня. Она явно подыскивала слова.

— Как вы думаете, в каких мы были отношениях?

— Но вы же сами сказали — знакомые…

— Ну а кроме того?

— А кроме того — вероятно, любовники? Уж извините, если такая формулировка вам неприятна. Я человек простой, других слов мне в голову не приходит…

— А разве простые люди не употребляют слова «компаньоны»?

— В нашей стране «компаньонство» предполагает, что один за другого платит. А вы, если честно, не очень похожи на содержанку. К тому же вы оба жили поодиночке. В нашем обществе такую связь даже «внебрачной» не назовешь.

Она впервые засмеялась в полный голос.

— Да, господин Хориэ… Вы уникальный человек!

— Да нет! Просто сам иногда выступаю в роли любовника.

Она опять посмотрела куда-то вдаль и почти прошептала:

— Хотела бы я, чтоб так было…

Я не сразу понял, о чем она. И лишь через пару секунд догадался:

— В смысле — у вас с Исидзаки?

Ее взгляд пробежал по мне и сразу же опустился.

— Боюсь, теперь уже я слишком «просто» выразилась.

— Вы о чем?

— Вы когда-нибудь были женаты?

— Один раз. Развелся.

Мне вдруг захотелось оспорить ее комплимент — насчет моей внимательности к мелочам. Пожалуй, это могло относиться к кому угодно, только не ко мне. Я вспомнил, что сказала жена Кумико, когда окончательно махнула на меня рукой. Человек примеряет в жизни разные роли. Кому-то удается роль Человека, Который Рядом. Я же оказался мужиком совсем не семейным. Так она и сказала. Слишком занят своей работой. В итоге Кумико разобралась с собою даже честнее, чем я ожидал. «Если мужчина не в силах делить в себе поровну дом и работу, он не имеет права мучить других людей. И обвинять потом должен только себя самого…»

— А я никогда не была замужем, — сказала она ровным голосом. — Хотя сын есть.

— Ну что ж. В последнее время многие так живут. А где ваш ребенок сейчас?

— В номере. Сейчас он уснул…

— Вы с ним решили здесь остановиться? Она кивнула.

— Наверное, вы думаете, что Исидзаки — его отец?

— Ну… откуда же я знаю.

Я вспомнил слова Исидзаки: «Из родителей у малыша только мать. Отец, похоже, отсутствует». Я поймал ее вопросительный взгляд и продолжил:

— Признаюсь, этого я тоже не исключал. Но если вы говорите, что вы не любовники…

— К этому ребенку господин Исидзаки отношения не имеет. То, что я его родила, — моя блажь!

— Блажь?

— Простите… Слетело с языка. Конечно, о ребенке так говорить нехорошо.

Я промолчал. Она глубоко вздохнула и тихо, почти шепотом произнесла:

— Я очень любила его. По-настоящему и очень долго…

Я думал, что она разрыдается, но лить слез она не стала. Наверное, не тот характер. Я смотрел на нее, не говоря ни слова. Наконец она медленно покачала головой. Словно пыталась отогнать от себя неизбежное понимание всей абсурдности своих поступков. Ее речь потекла без остановки:

— Я впервые рассказываю об этом постороннему. Мне очень нелегко подбирать слова, — начала она ровным механическим голосом, за которым скрывалось твердо принятое решение. — По возрасту он мне в отцы годился. А я все равно испытывала к нему такое, что сама удивлялась. Меня словно приворожили. С первой нашей встречи прошло уже больше десяти лет — а я и сейчас чувствую то же самое. Но он всегда держал дистанцию. Всегда притворялся, будто не понимает, что я чувствую. Вот почему наша связь была просто дружбой близких людей. Чувства были только с моей стороны, и пропасть, которая нас разделяла, так ничем и не заполнилась. Словно омут какой-то. И все это длилось годами. Настоящей встречи между любящими людьми у нас так ни разу и не случилось. Все закончилось ничем… Вам, наверное, смешно, что женщина в таком возрасте рассказывает такую наивную историю. Но, я надеюсь, вы мне верите?

— А может, его мысли были заняты другой? Она горько улыбнулась:

— Да, кое с кем у него были особые отношения. Такие, что не оставляли места в его сердце больше ни для кого на свете… Вы меня понимаете?

— Кажется, я догадываюсь, — осторожно ответил я. — Но это всего лишь догадки. Без каких-либо оснований…

Здесь я слегка покривил душой. Основания для подозрений у меня все же были. Сам Исидзаки, своими же словами, вызвал призрак той женщины из моей памяти.

— Я думаю, вы правильно догадываетесь. Она была актрисой. Насколько я знаю, вы с нею тоже однажды встречались…

— Дзюнко Кагами, не так ли? Она кивнула:

— Когда-то она пользовалась этим псевдонимом для сцены. Ее настоящее имя — Дзюнко Саэки. Это моя старшая сестра.

Очень долго я не мог произнести ни слова.

— Вот об этом, если можно, подробнее… — вымолвил я наконец.

Она опустила глаза. И, словно впервые заметив свой кофе, отпила глоток.

— Помните ли вы, что случилось двадцать лет назад на одном телешоу?

— Разумеется, — ответил я.

— Как раз тогда господин Исидзаки впервые встретился с моей сестрой. По крайней мере, так он мне рассказывал. Обычная история…

И она начала свой рассказ.

После злосчастного инцидента Дзюнко Кагами решила еще раз извиниться. И написала Исидзаки письмо. Тогда ей исполнился тридцать один. Необычайно серьезный и вежливый тон письма, так не свойственный звездам экрана, произвел на Исидзаки огромное впечатление. Он тут же ответил. Так начались их отношения. Очень быстро они перешли во взаимную страсть. Но жена Исидзаки была еще жива, и подобную связь пришлось держать в тайне.

Это продолжалось довольно долго. Постепенно Дзюнко Кагами утратила всякий интерес к актерской профессии. Причина проста — ее внимание полностью поглотил Исидзаки. Вначале и она занимала его мысли ничуть не меньше. Только в нем еще оставалась любовь к жене, а кроме того, нельзя было забывать о его положении в компании. Разнюхай о его двойной жизни газетчики — их обоих сожрали бы с потрохами. Поэтому он был постоянно на взводе. Наверно, и правда — история, каких тысячи…

Перелом случился четырнадцать лет назад. Не в силах больше терпеть, Исидзаки решил наконец развестись. Но внезапно жену положили в больницу. Диагноз — рак печени. Метастазы уже распространились по организму, и, как предположили врачи, жить ей осталось не больше года. Как было принято в те годы, больной об этом не сообщили, и настоящий диагноз знал только муж.

С этих дней Исидзаки потерял покой и сон. Он все больше сострадал умирающей, и все мучительней для него становились тайные встречи на стороне. Тогда-то он и обратился за помощью к психиатру. Если верить Киэ Саэки, к этому времени их отношения достигли критического накала.

Жена пролежала в больнице дольше, чем предполагали врачи, — два с половиной года. И умерла в восемьдесят шестом.

— Дату я помню точно. — Она поднесла к губам чашку. — Я познакомилась с ним через год после того, как он овдовел. В восемьдесят седьмом.

— И все это вам рассказала сестра? Она покачала головой:

— Нет, он сам. С сестрой мы никогда об этом не разговаривали. Слишком нелегкая для нее ситуация. Сама она вела себя очень осторожно — видимо, оберегала меня от лишних волнений. Вообще, мы с детства хорошо чувствовали друг друга, но редко откровенничали. Да оно и понятно. Что общего мржет быть между детьми из разных поколений?

— Ну, у меня ни сестер, ни братьев никогда не было, так что судить не могу… Просто немного странно, что Исидзаки вас так подробно во все посвящал.

— Я бы так не сказала! — Она вновь покачала головой. Ее взгляд снова рассеялся, устремившись в далекое прошлое. — Я постоянно приставала к нему с расспросами, хотя он всегда отвечал односложно. Так, постепенно, и вытянула из него всю эту историю. Обычно он бурчал в ответ что-нибудь и тут же менял тему. А мне уже потом приходилось собирать все осколки в одну большую мозаику. Если какие-то неувязки и есть, то совсем небольшие. Как вы думаете?

— Не сомневайтесь — в случае больших неувязок я бы тут же переспросил.

Она снова поглядела на меня. И улыбнулась — совсем слабой улыбкой, от которой у меня больше не поднималась температура.

— Кстати, чтобы вы не сомневались: решение взять вас на работу господин Исидзаки принял сам. Сестра никак в нем не участвовала. Она узнала об этом много позже. А я очень долго даже имени вашего не знала. Хотя он не раз о вас вспоминал. Дескать, встречаются же на свете такие интересные молодые люди.

— Погодите, но…

— Что?

В голове закопошились вопросы. Я открыл было рот, но передумал. Она, как видно, никуда не торопилась. Я тоже.

— Нет-нет, извините. Продолжайте, пожалуйста. Она посмотрела на меня, закусив губу. Перехватив мой взгляд, тут же произнесла:

— Я могла бы рассказать, что было потом. Если вам любопытно, конечно. Правда, дальше все гораздо прозаичнее.

— Забыл вам сказать — работник из меня бестолковый. А потому и сегодня, и завтра у меня отгулы. Так что свободного времени много. А любопытства еще больше.

Ее лицо немного смягчилось.

— Сестра с малых лет очень любила сцену. Школы не окончив, завербовалась в театральную труппу и ушла из дому. Сначала в маленьком коллективе играла. Но однажды их выступление увидел какой-то телепродюсер. Пригласил ее в сериал, и вскоре она с головой погрузилась в мир шоу-бизнеса. Уж не знаю, за что у них ценят, — но, по-моему, ей просто везло… Я тогда еще в младших классах училась. Помню все какими-то обрывками. Кажется, лет после двадцати она впервые снялась в телесериале. С тех пор и начала использовать свое сценическое имя, Кагами. Дед у нас родом из Канадзавы — поэтому «Kaгa», а «ми» уже для красоты прицепила[29]. Ну а что с нею дальше было — вы и сами, наверное, знаете…

Я молча кивнул. И она перешла к рассказу о себе. Говорила негромко, без эмоций в голосе.

С дебюта Дзюнко Кагами на телевидении прошло несколько лет. Киэ Саэки еще не исполнилось двадцати, когда их школу посетили вербовщики молодых талантов и предложили ей пробу на роль в телешоу. Но тщеславия у девушки было немного, и она отказалась. Отчасти не испытывала к этому интереса, отчасти — не хотела жить в тени славы сестры.

Впрочем, даже у нее было одно страстное увлечение. Возможно, даже одно-единственное: кухня. Всякий раз, оказываясь на кухне, она забывала любые печали. Других особых талантов она за собою не замечала, и решение, куда в жизни податься, крепло в ней с каждым днем. Закончив школу, Киэ Саэки проучилась год на курсах французского и отправилась в Париж. Она мечтала стать шеф-поваром. Это стало ее главной целью в жизни. Пожалуй, стремление осуществить мечту детства и было единственным, что объединяло таких разных сестер.