ГЛАВА 1

– Повторяю суть задания, – громыхал в шлемах солдат суровый голос лейтенанта. – С орбиты заметили «слепую» зону – импульсы радаров отражаются от поверхности, расположенной на пару десятков мет­ров выше, чем отмеченный ранее на картах уровень суши. Аналитики предполагают, что противник проник на нашу территорию и накрыл квадрат сто на сто метров маскирующими полями, скрывая некую деятельность от наших зондов-шпионов. Судя по небольшим размерам квадрата, под силовыми щитами может обнаружиться вход в глубинный бункер или что-то в этом роде. Посланные под маскирующие щиты роботы-разведчики типа «крот» не вернулись. Последовавшая за «кротами» разведгруппа спецназа обнаружила вход в зону, но встретила сопротивление, почему и вызвали нас. Наши действия: высаживаемся, проникаем под щиты, уничтожаем излучатели силового поля и отступаем, открывая территорию для удара с воздуха… Вопросы будут?

– Спецназ заказал роту пушечного мяса, – криво усмехаясь, сказал 104-й на ухо сержанту. – Какой кошмар – «встретили сопротивление»!

– Отставить! – огрызнулся сержант. – Прибереги свои замечания до возвращения на базу!

104-й сидел в противоперегрузочном кресле бота за спиною сержанта, но шлем – латы повышенной защиты с круговым обзором давал возможность увидеть лицо говорившего. Темнокожий рядовой улыбался и пытался шутить, но в его глазах вполне заметно дрожал огонек набирающего силу страха…

«Латы повышенной защиты»… Это круговой обзор, система биолокации, энергонепроницаемая броня, набор всевозможных приспособлений, как-то: ножи, кусачки, плазменный резак, лебедка, аптечка, еще климат-контроль, вентиляция, электронные навигатор и логистик… и усилители мускульной силы, чтобы тягать на себе всю эту груду металлолома. Десантники ненавидели эти металлические одноместные фобы, как прозвали в частях интеллектуальные латы – не столько даже из-за того, что те ценились выше человеческой жизни и волновали командование больше, чем судьбы людей, которых должны были защищать, а скорее потому, что приказ «надеть латы!» неизменно означал: «вернутся немногие!».

Сержант, как и все те, кто рисковал жизнью в войне на Клероне, был «безымянным». Его двадцатизначный личный номер начинался указанием звездной системы, где находился Эмбриональный центр, место зарождения и взращивания миллионов безымянных младенцев, продолжался номером самого Центра в списке генетических лабораторий галактики и завершался индивидуальным кодом, определяющим файл данных в международной картотеке и полностью характеризующим гражданина для всех действующих в космосе систем идентификации.

Последние три цифры номера-имени сержанта были 947-й. Как правило, и этого хватало. Если бы поблизости объявился еще один 947-й, «краткое имя» солдата удлинили бы на одну-две цифры – тогда оно выглядело бы как 56947…

947-му едва исполнилось двадцать пять лет. Для Ларнита, планеты, где прошли детство и юность солдата, – возраст незначительный, незрелый, подростковый. Для десантной дивизии вооруженных сил Ростера – почтенный: здесь редко доживали до тридцати. Настоящей удачей здесь считалось не уцелеть, а сменить место службы или подняться в должности, избавившись от стали боевых лат и сменив их на легкий китель штабного офицера…

Очередное задание не обещало стать ни более интересным, ни более героическим, ни более важным, чем все предыдущие. Бот рушился вниз со скоростью семьсот километров в час, не ускоряясь и не притормаживая – лишь перед самой посадкой на поверхность планеты перегрузка даст о себе знать, на какое-то мгновение попытавшись вырвать тела солдат и одного офицера из цепких, надежных захватов массивных кресел. А до того момента десантники не ощущали ничего – только стук сердца, томимого предощущением очередного бессмысленного риска, да в системах звуковой связи шлемов тяжелое, нервное дыхание, со свистом вырывающееся сквозь сжатые зубы из сотни глоток.

У этого задания была только одна особенность – оно должно было стать последним в сезоне. Рота 947-го отработала свое и могла уйти на очередной месячный отдых, перекочевав из зоны военных действий на орбиту дислокации кораблей резерва. Поэтому все мечты и мысли солдат связывались с предстоящим отдыхом. В мыслях кто-то уже гонял по залу мяч, кто-то просиживал сутками в видеозале, кто-то болтал с далекими подругами по глобальной информационной сети, кто-то повышал уровень образования и сдавал экзамены на курсы младшего офицерского состава… О смерти не думал никто, как никто не хотел возвращаться мыслями к неприглядной действительности – к полумраку бота, к покрытым энергоотражающими чешуйками стальным латам на спинах сидящих впереди товарищей, к закрепленным на голенях в специальных чехлах тяжелым импульсным излучателям, кажущимся одушевленными из-за нагоняемого ими страха – во всяком случае, пока машина не распахнет люки и не раздастся пробирающий до костей рев лейтенанта: «прибыли!!!».

Шлемы приглушили грохот выпадающих наружу бортов-трапов, одновременно усилив надрывный крик командира: «Вперед! Вперед! Вперед!» Кресла выпрямились, подбросив сидевших на ноги.

Снаружи чернела безлунная ночь Клерона. Бот стоял на скалистом плато, лишенном растительности, усыпанном большими и малыми осколками гранитной породы. Насколько хватало глаз, виднелись лишь резкие грани, глубокие тени да непролазные завалы. Отвратительное местечко!

– Объект в трех километрах южнее, – сообщил из динамиков шлема голос лейтенанта. – Приготовиться к марш-броску!

Выстроившись цепочкой, они побежали по «тропе» – узенькой полоске ровной поверхности между завалами каменных глыб.

947-й прислушивался к каждому шороху, приказав компьютеру лат по максимуму «навострить уши». Внутреннее беспокойство предшествовало любой операции, но на этот раз оно как будто будоражило больше обычного.

– Сэр, на месте врага я бы устроил засаду между камнями. Почему бы нам не послать вперед разведчиков? – обратился сержант к командиру.

– Мы у себя в тылу, 947-й! А разведчики ждут у объекта.

Дорога уходила в большую воронку. Естественного она была или искусственного происхождения – об этом оставалось лишь гадать. Война так перекопала поверхность злосчастной планеты, что следы человеческой деятельности отпечатались едва ли не на каждом пятачке ее суши и океанского дна. Идти стало труднее – глыбы гранита увеличились в размерах и то и дело перегораживали тропу, вынуждая карабкаться по откосам с помощью магнитных присосок на перчатках и ботинках.

– Нам подали знак «внимание»! – сообщил коман­дир.

Рота замерла. Дальше пошли медленно, пригнувшись и ступая след в след. Впереди глыбы гранита образовывали своего рода туннель – повалившись друг на друга, несколько плит оставили под собой узкую щель, ровно такую, чтобы мог протиснуться один человек в бронированных латах. У входа в этот «туннель» солдат ждали. Невидимые до того мгновения тени выбрались из щелей-укрытий и отключили рассеивавшее свет маскировочное излучение своих многофункциональных неармейских лат – легких, удобных, не стесняющих движений и напичканных электроникой не хуже стальной брони ударного отряда десантников. Три суровых, обдутых ветрами многих миров, морщинистых и немолодых лица возникли из темноты, а глаза, высвеченные отблесками от устройств ночного видения десантников, с легким пренебрежением изучали вновь прибывших.

«Наемники, – подумал 947-й. – Свободны в своих действиях, сами себе хозяева, прекрасно экипированы, не рискуют, не лезут в пекло и зарабатывают – дай бог иному майору…»

– Кто командир? – спросил старший в тройке. Лейтенант поднял руку.

– Сэр, – объяснил разведчик, водя пальцем по воздуху. – В двух метрах от вас – силовая стена типа «N». Опущена в виде полусферы. Радиус – пятьдесят метров. Не непроницаемая, но напряжение зажарит вас в ваших латах, как яйца в скорлупе. Щель видите? Силовая стена как бы опущена сверху. Под плитами можно пробраться под купол сферы.

– Что там? – спросил лейтенант.

– Вот вы и расскажете, – ухмыльнулся разведчик.

– Сопротивление отмечено? – спросил лейте­нант.

– Мы туда не влезали, – отрезал наемник. – Для этого есть вы. Роботы не вернулись – вот вам и сопротивление. – Он подал знак своим людям удалиться из зоны и с улыбкой бросил: – Удачи!

Лейтенант обвел взглядом роту десантников. Три сержанта. Девяносто рядовых.

– За мной! – Командир пошел первым.

947-й на мгновение замешкался, пропуская десяток рядовых мимо себя. Его взгляд задержали гранитные плиты. В них было что-то подозрительное. Казалось невероятным, чтобы природа обвалила сразу два каменных блока таким образом, чтобы каждый из них не дал упасть другому. И потом – почему затаившийся под сводом защитного поля враг оставил брешь в своей обороне? Что стоило ему расположиться на несколько метров дальше или, наконец, просто расчистить занимаемую площадку?

Логистик лат пока молчал, но он опирался на факты, а не на предчувствия.

– Сэр… – решился позвать командира 947-й. По плечу стукнул кулак 888-го.

– Давай! – поторопил его второй сержант. – Твои уже там! Струсил, Семерка?!

Объяснять не было времени. 947-й отмахнулся, склонил голову, чтобы не удариться ею о потолок, и втиснулся в узкий проход «туннеля».

«Глупо, – думал он, с трудом передвигаясь боком и слыша, как и впереди и сзади точно также копошатся сжатые стенами товарищи. – Мы здесь как рыбки в консервной банке. Один излучатель изнутри, один снаружи – никто и не дернется…»

Пространство благополучно расступилось, охватив сержанта чернотой, в которой тонули даже импульсы устройств ночного видения шлема. Вероятно, как раз про такую картину говорили: «Хоть глаз выколи». Мрак был густым, материальным, весомым.

«Под куполом дополнительная защита, – рассуждал про себя 947-й. – Сверху – поле маскирующее, чтобы не заметили станции, вокруг – ионизирующее, чтобы не проникли разведчики противника, внутри – поглощающее фотоны света, чтобы лишить ориентации… Но к чему гасить свет еще и внутри?! Разве только…»

В этот момент что-то полыхнуло бледно-голубым и погасло. В свете энергетического заряда 947-й успел различить множество фигур вокруг себя – вся рота миновала проход под плитами и точно так же, как и он сам, озиралась в абсолютном мраке. За первым всполохом последовал второй, затем третий, наконец целая очередь плазменных зарядов осветила дорогу от центра опасной зоны к месту, где стояли непрошеные визитеры. Солдаты, которых достигли голубые огни, начали падать, словно подкошенные…

– Лежать!!! – опомнился сержант. – Всем лечь на землю!!!

– Лечь на землю! – подхватил и командир. – Открыть огонь по врагу!

В синеватом мраке, разрываемом раз за разом плазменными зарядами, что-то происходило. Некое крупное существо выползало из-под земли в самом центре очерченного силовым полем пространства. Оно держалось на огромных многочисленных лапах и неторопливо выпрямлялось на них, возвышаясь над залегшими на земле солдатами.

– «Паук!» – испуганно прошептал 888-й. – Черт! Ловушка!

– Робот-убийца, – каким-то чудом сохранив спокойствие, проговорил лейтенант. – Ручным излучателем его не возьмешь… Немедленно обеспечьте мне связь с командованием!

– Связи нет, сэр! – ответил третий сержант. – Маскирующее поле «паука» препятствует!

– Поэтому-то «кроты» ничего и не сообщили… – пробормотал лейтенант. – Отходим, как пришли! Быстро! Кто первым выберется, доложить ситуацию на ракетоносец!

Противопехотный автомат – «паук» полностью выбрался на поверхность и активизировался, открыв огонь из доброго десятка своих станковых излучателей. Солдаты запаниковали. Беспорядочно отстреливаясь, они отползали к туннелю, ведущему из зоны поражения. Потери росли с каждой секундой.

«Так что, здесь только „паук“?» – размышлял 947-й. – Под силовым куполом больше ничего нет? Но зачем засекречивать местонахождение «паука», который, наоборот, должен привлекать внимание своих

жертв?»

– Сэр! – закричал 947-й, оборачиваясь к лейтенанту, который уже протискивался между плитами, ведущими наружу. – Сэр, назад! Сэр, это ловушка! «Паук» новой модели, он излучает маскирующее поле, только чтобы заманить под него как можно больше людей и техники! Пути к отступлению быть не может – смысл ловушки в том, чтобы снаружи не догадались, что под маскирующим полем всего лишь один «паук» – убийца! Он психологически толкает нас удирать той же дорогой! Выход закрылся, сэр!

Лейтенант не послушался. Возможно, он просто не слышал. По связи к командиру долетали сейчас не только слова сержанта, но и проклятия, стоны, всхлипы и вскрики ребят роты – заряды были слишком сильны для защитного покрытия их лат, и они варились в них заживо.

Увидев, что предупреждение не подействовало, 947-й рванулся к туннелю, перегородил его собою и стал отпихивать назад очумелых от испуга, рвавшихся наружу товарищей. Перед ним вырос 888-й. Он был не в себе. Трясущимися руками 888-й направил на 947-го дуло излучателя, но в этот момент в туннеле полыхнул свет. Предположение сержанта подтвердилось: заманив к себе в нору добычу, «паук» перекрыл выход, усилив мощность силового поля. Зажатые в узком проходе, лейтенант и те, кто до него успел протиснуться к выходу, сгорели от напряжения купола.

Во всяком случае, лейтенант больше не отзывался. А 888-й остолбенело смотрел на сержанта и все еще хотел последовать за командиром.

– Назад!!! – во всю глотку заорал 947-й. – Лейте­нант погиб! Принимаю командование на себя! Всем лечь на землю! Рассредоточиться вокруг вражеского робота! Стрелять не в «тело» – это бесполезно! – целиться в «спину» «паука», чуть выше его излучателей! Прекратить панику!!! Исполняйте приказ!!!

Люди неохотно подчинялись, а «паук» заколыхался на своих лапах, непрестанно брызгая огнем во все стороны и то и дело попадая в расползавшиеся вокруг него цели.

– Зачем нам туда стрелять?! – прошипел 888-й, хватая 947-го за плечи с явным намерением отбросить преграду от входа в туннель. – Что толку?!!

– На «спине» должна быть антенна излучателя силового поля!

– Почему же тогда ее не видно?!! – завопил 888-й.

– Потому что здесь ничего не видно, придурок!!! – проорал в ответ 947-й.

– Ты, умник! А если антенны там нету?!!

– Если нет – мы все трупы! Пути-то назад все равно нет! Ловушка захлопнулась!

Заряд полыхнул совсем рядом, осыпав спорщиков осколками гранита. 947-й бросился на землю, сбивая с ног и 888-го.

– Стреляй по антенне! – выкрикнул 947-й. – Давай очнись и стреляй!

Он показал пример – выхватил излучатель и прибавил к светопреставлению всполохи еще одной очереди ядовито-голубых зарядов.

… Секунды растянулись в часы, потому что каждая из этих секунд могла стать для кого-то последней. Десантники выпускали короткие очереди и перекатывались на новую огневую точку, и каждый молился, чтобы выбранная «пауком» жертва и на этот раз оказалась кем-то другим. А «паук» наступал. Он перемещался по выбранному для себя небольшому радиусу с такой скоростью, что солдаты не успевали прицелиться в находившуюся где-то над стальным телом невидимую антенну; он стрелял с такой частотой, что его импульсные заряды сливались в светящиеся пунктирные полосы…

– Есть! – наконец крикнул кто-то.

947-й поднял голову – наверху появились звезды небесного свода. «Паук» обрисовался полностью – необычная модель с дымящимся и искрящим излучателем-передатчиком на «спине». Теперь тварь показалась тем, кто уцелел, куда меньше размером, да и безобиднее… Но второе – только показалось.

947-й перевернулся на спину, крича своему компьютеру:

– Связь! Давай связь!

– Ракетоносец? – с вопросительной интонацией проговорил голос.

– Отряд «Гамма 57»! Обнаружен противопехотный робот! Ведем бой! Просим поддержать огнем!

Еще несколько бесконечно долгих мгновений. Еще две потерянные жизни. И – небо озарил молниеносно рванувшийся вниз луч. Затем – слепящий свет и разлетающаяся от центра арены боя, сбивающая с ног и раскидывающая лежащих на земле десантников волна воздуха, а с ней искореженные куски металла, песок и осколки гранитных глыб…

– Скажите, 947-й, – глаза майора (он называл себя не иначе как 7773, чтобы даже в краткой форме своего имени подчеркнуть наличие трех подряд идущих семерок) обдали сержанта холодом, – от кого исходило решение назначить вас командиром роты?

– В сложившейся ситуации, сэр, я сам принял командование! – Сержант стоял навытяжку в личной рабочей каюте командира батальона и смотрел в произвольно выбранную точку на одноцветном голубом потолке.

– Вот как? А что сказал логистик ваших лат повышенной защиты?

– У меня не было времени, сэр, дожидаться выводов компьютера.

– Хотите сказать, сержант, что конфедерация тратит колоссальные средства на разработку мыслительных органов, которые соображают медленнее вас?!

– Никак нет, сэр! Майор кивнул головой.

– Вот именно, они соображают быстрее. А вы не хуже меня знаете, что выбор логистика пал бы на 888-го.

Сержант почувствовал на языке горечь обиды, но сдержался.

– 888-й – сержант, как и я, сэр, – отчеканил он. – У меня больше боевого опыта. Кроме того, я неоднократно проходил курсы повышения квалификации, на отлично сдал экзамен и подал прошение о зачислении в школу младшего офицерского состава. При прочих равных условиях, образование…

– Нет никаких «прочих равных»! – Майор повысил голос. – Три восьмерки – это не 947-й! Если для вас, 947-й, не очевидно простейшее математическое неравенство, то про какое «образование» вы мне тут рассказываете?!

– Сэр, но это же только имя…

– Прекратите, сержант! Мы оба знаем, что номера в Эмбриональных центрах не распределяются случайным образом. Удачное сочетание цифр в личном коде говорит о превосходящем генетическом потенциале… В данном конкретном случае ваше решение принесло положительные результаты, но в дальнейшем попрошу не самовольничать! Вам все ясно, сержант?!

– Так точно, сэр! А мое прошение?

– О зачислении в школу? – Майор подошел ближе, заглянул сержанту в лицо и ледяным голосом объяснил: – Вы не будете командиром роты, 947-й! Уверяю вас – не будете! – Выдержав паузу, майор вернулся к своему столу и заговорил уже более дружелюбно: – Тем более что от вашей роты ничего не осталось. Вы, 888-й да пятеро рядовых. Остальные тяжело ранены или мертвы. Семь человек от девяноста трех солдат и одного офицера…

– Да, вот еще, чуть не забыл! – Словно и в самом деле только что вспомнив, майор взял со стола пластиковый планшет и поднял глаза на сержанта. – 947-й, вам вынесена благодарность. За проявленные храбрость и благоразумие, выдержку и ум вы награждаетесь сертификатом на семьдесят ер. Кроме того, ракетоносец «Эдвайрс Готт» отходит на плановое тестирование в техническую зону Рангула – отправляйтесь, отдохните на «твердой поверхности». Вам и шести вашим товарищам предоставляется виза на посещение планеты сроком до трех суток.

– Спасибо, сэр!

– Не благодарите. – Майор поморщился. – Это не мое решение. – 7773-й потряс пластиковым планше­том. – Приказ подписан командиром корабля полковником Аль Ридом. Вкратце: по мнению полковника, гибель роты нужно признать ненапрасной, а ваша личная находчивость, сержант, лишила противника перспектив в использовании нового оружия поражения – еще до того, как нововведение успело себя окупить. Противник понес материальный урон, потратил ресурсы и время на разработку оборудования, принцип действия которого был раскрыт при первом же испытании… Ну и… так далее, и тому подобное. – Майор протянул планшет сержанту. – Прочтете сами по пути на Рангул… 947-й! Вы можете идти!

ГЛАВА 2

Планета Рангул относилась к мирам типа «ЛЭН-4». То есть это была планета, населенная людьми, отслеживающая экологический баланс (отвечающая международным нормам для сред комфортного обитания человека), нейтральная и поддерживающая нейтралитет, без политических претензий и собственного правительства, не обладающая голосом в Совете конфедерации… Самый заурядный, распространенный тип, не обещающий чудес.

Однако для семерых десантников посещение даже такой мирной планеты могло сравниться с парадом объединенной группы войск – событие, к которому готовишься неделями, а вспоминаешь затем годами. Из семи человек, сошедших в космопорте Рангула из челнока с эмблемой «Эдвайрса Готта», двое никогда не видели праздной круговерти гражданского мира, а пятеро хоть и видели, но это было так давно, что они успели подзабыть, происходило ли это на самом деле.

Люди вокруг были безоружными, включая служащих космопорта, таможенников и полицейских. Последние носили легкие скафандры с прозрачными шлемами и пользовались дубинками-шокерами. Разумеется, прибывшим тоже пришлось оставить свои излучатели на складе ракетоносца, а боевые латы сменить на парадные мундиры с белым верхом и синим низом – униформа, столь редко используемая бойцами Ростера, что им самим она показалась вычурной и чрезмерно щеголеватой. Вскоре выяснилось, однако, что окружающие как будто и не замечали сверкающие эмблемы на рукавах десантников, что, впрочем, было не удивительно – сюда прибывали корабли самой разной государственной принадлежности, и вряд ли нашлась бы такая форма одежды, которая могла бы поразить рангульцев как нечто диковинное.

В целях экологической безопасности транспорт Рангула не делился на воздушный и наземный. Машинам разрешалось двигаться в однонаправленном потоке исключительно внутри прозрачных полимерных труб, обеспеченных системой очистки циркулирующего воздуха и проходивших на различной высоте над городскими кварталами. Трубы-туннели соединялись: с этажами жилых гигантов-небоскребов с помощью опоясывающих здания серпантинов; между собой – полосами для разгона и торможения, местами для разворотов и парковочными блоками; с землей – с помощью тоже прозрачных, но вертикальных лифтовых шахт.

Земная же твердь отводилась только для пешеходов. Загроможденная небоскребами, салонами, дворцами и памятниками, она была расчерчена пешеходными тротуарами и бегущими дорожками, а большей своей площадью утопала в зелени лиственных деревьев, ухоженных цветников и лужаек для прогулок и отдыха…

Очутившись в порту, десантники сели в первый попавшийся общественный транспорт и сошли с него, когда панорама под трубой туннеля показалась им наиболее привлекательной.

Лифт спустил мужчин на оживленный проспект деловой части большого города.

– Прогуляемся? – то ли спросил, то ли предложил 888-й.

947-й пожал плечами:

– У нас трое суток.

Подавив в себе растерянность и скованность первых мгновений, они принялись бродить по паркам, наслаждаясь царившим там умиротворением и спокойствием; по салонам, восхищаясь выставленными для обозрения и продажи новинками технического прогресса, бытовыми приборами и домашней утварью; по галереям Дворца естествознания, поражаясь разнообразию демонстрируемых там животных, растительных и гибридных форм жизни, собранных из разных точек галактики.

Сначала их очень нервировала разношерстая толпа – люди сновали во все стороны с отрешенными глазами и целеустремленными физиономиями. Одежда разных покроев, разных цветов, дорогая и дешевая мелькала перед глазами привыкших к однообразной строгой армейской форме десантников, вызывая у ребят чувство головокружения и потери ориентации. Руки солдат то и дело тянулись отдать честь – отработанный до автоматизма рефлекс срабатывал на знакомые цвета и строгие линии в костюмах служащих или полицейских. Постепенно они все же учились вести себя, как окружающие – ни на кого не обращать внимания, думать о своем, смотреть сквозь толпу. Тем более что группа из семи одинаково одетых мужчин сама вызывала уважение пешеходов, большинство предпочитало посторониться и уступить дорогу – чисто механически, продолжая думать о чем-то своем.

Повсюду ребят преследовала яркая, красочная и очень убедительная реклама. Ее навязчивость поражала – стоило лишь подумать о покупке того или иного увиденного или даже извлеченного из памяти предмета, как перед глазами оживала голографическая панорама, в которой описывались все возможные плюсы и минусы этой самой покупки.

На самом деле ни 947-й, ни его товарищи не собирались ничего покупать.

Конечно, очень хотелось купить комфортабельный летательный аппарат – этой тематике был посвящен самый огромный из попавшихся на пути солдат выставочных центров. Машины очаровали мужчин и блеском полированных боков, и плавностью линий, и «стремительным» спортивным дизайном, и уютом и роскошью напичканных всем, чем только возможно, салонов, и свободой, которой, как утверждали люди из рекламы, они обещали щедро одарить своих будущих владельцев. Тем более что оживление и буйство красок мира «прозрачных труб» и в самом деле будило в душах молодых людей чувство легкой зависти и нереализованного мальчишеского азарта, а 947-й, с учетом последних семидесяти ер, скопил сумму, вполне позволявшую ему выбрать и приобрести что-то среднее между «дешевым» и «достойным» личным транс­портом.

Только в покупках не было никакого смысла. В армии не поощрялось обрастание имуществом, тем более таким крупным и специфическим, как воздушные катера Рангула. Для человека, жизнь которого могла оборваться уже завтра или через день-другой, имущество и семья считались ненужной и глупой обузой, лишь мешающей трезво смотреть в глаза судьбе и безоглядно повиноваться решению командования и старших по званию. 947-й мог купить летательный аппарат, но через три дня машину пришлось бы бросить – едва ли стоило ради этого обнулять с таким трудом пополняемый расчетный счет…

Время пролетело незаметно. Светило Рангула пересекло небесный свод и сменило палитру со светло-желтой на красно-оранжевую. Город преображался – к багряным заревам на стенах небоскребов присоединился калейдоскоп наружного освещения тротуа­ров.

Внимание мужчин привлекло отдельно стоявшее здание – клуб или стриптиз-бар. Судя по рекламе, поход в этот центр развлечений обещал прекрасное завершение эмоционально насыщенного дня – сытный ужин, хорошую музыку, отдых и наслаждение для души и тела на любой вкус и для любой фантазии.

– Армия Ростера? – Охранник окинул их недоверчивым взглядом. – Рядовые? У вас деньги-то есть?

– Еры, – ответил 947-й.

Вооруженный шокером двухметровый богатырь как-то нехотя отступил:

– Пойдет, проходите.

Дальше гостями занялась женщина – молодая, в обтягивающем платье, подчеркивающем изящные линии ее фигуры. Парализованные блеском ее глаз, десантники с трудом уловили смысл заданного вопроса:

– Вас разместить вместе?

– Конечно, – буркнул, очнувшись, 888-й.

– Есть маленькая проблема. – Официантка вежливо улыбнулась. – Сегодня в порт вошло сразу пять космических кораблей, ресторан переполнен. Есть два столика на четверых на втором и четвертом ярусе, столик на двоих на первом и ложа на десять персон на девятом.

Ну вот! Почему нам не расположиться в ложе? – спросил 888-й.

Девушка снисходительно исследовала глазами форму сержанта:

– Это будет дорого. Семьсот ливринов за сам стол плюс стоимость заказа, увеличенная на двадцать про­центов…

– А в ерах? – перебил 947-й.

– Тридцать ер.

Ребята посмотрели на сержанта. «Один раз живем, – подумал 947-й. – Может, это первый и последний раз в моей жизни, так почему бы и не попробовать?»

– Нас устраивает.

Официантка присела в реверансе, сразу став как-то приветливее и потеплев взглядом:

– Пройдите в лифт.

Кабина-комната лифта со стеклянными стенами, уставленная огромными кожаными диванами, устремилась вверх, позволяя в движении осмотреть все ярусы ресторана. Резные столики, диваны и кресла, барные стойки, цветы и зелень, красные от еды и напитков лица, музыка и шум разговоров – ничего такого, что могло бы поразить воображение. Единственная необычная деталь – стеклянные трубы, пронизывающие ярусы ресторана подобно лифтовой шахте, в которой поднимались наверх десантники, – в этих трубах вверх-вниз медленно перемещались площадки, а на площадках танцевали под музыку полуобнаженные молодые девчонки…

Верхний, девятый ярус был самым зеленым, уставлен самой лучшей мебелью, украшен несколькими фонтанами и вмещал всего три больших стола, полукругом опоясанных огромными мягкими диванами. В двух из трех лож уже возлежали на диванах какие-то богато одетые люди, а в третьей официантки как раз поправляли шитые золотом подушки из зеленого бархата.

Десантников, проходивших мимо уже занятых лож, провожали удивленными и насмешливыми взглядами.

– Что прикажете? – спросила официантка, когда семеро солдат кое-как разместились на непривычно мягких для них лежаках.

– Пока только меню, – за всех ответил 947-й. Над столом возникло голографическое панно с изображением блюд и напитков, а женщина исчезла.

– Ну, что скажете? – 888-й оглядел притихших товарищей.

– Мне здесь не нравится! – честно признался 947-й. – Как-то не по себе…

– Хочешь уйти? – усмехнулся 888-й. – Наш бесстрашный сержант струсил на поле битвы с едой?

– Вы видели этих людей? – вступил в разговор совсем молодой рядовой 116-й. – Как минимум именитые.

– Что значит: «как минимум»? – спросил 888-й.

– Мне показалось, – 116-й неуверенно понизил голос и огляделся, словно хотел сообщить нечто крамольное или сногсшибательное, – я видел нимб!

– У страха глаза велики! – ухмыльнулся 888-й.

– Нет, – с мрачным видом подтвердил 947-й. – Я тоже видел. За соседним столиком. Компания из двенадцати человек. Четыре женщины, восемь муж­чин. Из мужчин шестеро – здоровенные лбы, телохранители или что-то в этом роде. Не уверен, но под пиджаками у них что-то топорщилось.

– Оружие? Невозможно, – возразил 888-й. – Здесь это запрещено.

– Для нас – запрещено, – пробормотал 947-й. – А для них – кто его знает? Так вот: шесть бугаев и два именитых. Один – толстый, все время подобострастно улыбается. Другой – молодой, худой и бледный, но над головой – нимб.

– Ну откуда здесь взяться эльтару? – рассмеялся 888-й. – Тебе тоже привиделось.

– Не привиделось. Перед ним заискивали, как перед императором…

– А я заметил другое, – вмешался 104-й. – Здесь все пьют горячительные напитки!

Ребята переглянулись. Устав категорически запрещал, но в увольнении, да и на гражданке…

– Уверен? – прежде чем обрадоваться, 888-й хотел знать наверняка.

– Абсолютно. – 104-й заговорщицки наклонился над столом. – Я слышал, как один…

– Да вот же меню! – удивляясь их недогадливости, перебил 947-й. – Зачем гадать – просто смотрите!

Интересующий список обнаружился сразу же. Водка, джин, вино – из старинных рецептов; глюнор, лербет – из современных…

– Я за, а ты как? – сразу повеселев, подмигнул 888-й.

947-й поморщился. Неприятное предчувствие подсказывало, что не стоит терять контроль над ситуацией. Он был против.

– За товарищей! – серьезно предложил 437-й.

– Согласен, – сразу посуровев, поддержал его 888-й.

– Принимаю, – вздохнул 947-й.

Остальные уважительно закивали – редкий случай в солдатской жизни, когда появлялась возможность по-настоящему помянуть своих менее удачливых товарищей.

Водка, фужеры и соки появились так быстро, что ребята даже не успели понять, когда и как голограмма из меню успела материализоваться в виде вполне реальных хрустальных графинов.

Они едва успели налить по первой, когда у стола появилась официантка.

– Господа солдаты, – почему-то шепотом обратилась она к ним. – За соседним столиком – господин Род Лан Меттори, эльтар. Он желает пригласить одного из вас в свою компанию.

– Кого? – поперхнулся соком 104-й.

– Зачем? – хмуро спросил 888-й, который до этого момента не принимал всерьез слова друзей.

– У господина есть к вам вопросы, – все так же шепотом объяснила официантка.

– Скажите господину, – резко сказал за всех почему-то рассердившийся 947-й. – Мы ценим оказанную нам честь, но не можем принять его приглашения.

Официантка удалилась с такой гримасой на лице, словно увидела невероятных идиотов.

– Где ты научился таким манерам? – уважительно поинтересовался 104-й.

– Забыли! – приказал 947-й. Он встал, поднял бокал и медленно заговорил: – Пусть горечь этого напитка сольется с горечью утраты, заполняющей сейчас наши души, и пусть веселье и опьянение последуют за этой горечью, как вечная райская жизнь последует за гибелью наших товарищей!

– Отлично! – прошептал 888-й..

Выпили стоя, залпом и с минуту стояли, склонив головы и заставляя себя почувствовать как можно больше горького привкуса на рецепторах обжигаемого алкоголем языка.

– Опять. – 609-й показал глазами. Теперь к ним приближались трое – официантка со странной формы кувшином, здоровенный детина в строгом костюме и полуголая танцовщица.

Официантка натянуто улыбнулась:

– Вам подарок от господина. Он надеется все же завоевать ваше расположение и все еще ждет любого желающего к себе за стол для товарищеской дискуссии.

Официантка поставила на стол кувшин, судя по тому, как аккуратно она это сделала, наполненный весьма недешевой жидкостью. Детина же подсадил прямо на стол танцовщицу, которая тут же принялась соблазнительно извиваться.

– Что это значит?! – Все семеро солдат одновременно вскочили на ноги. Они были возмущены. Как смеет кто-то столь нагло вмешиваться, когда они скорбят по погибшим товарищам. Да это же просто плевок в душу!

947-й снял со стола девушку, 888-й вернул официантке кувшин.

– Ничего этого нам не надо! – едва сдерживая негодование, сказал 947-й, глядя в ничего не выражающие глаза телохранителя. – Мы не мешаем тем, кто сидит за соседними столами, и хотим, чтобы и нас тоже оставили в покое! Надеюсь, это понятно?!

Троица удалилась. И почти сразу же уединение десантников нарушила вся компания «венценосного» соседа – шесть здоровяков, четыре женщины, толстяк и он сам, бледный молодой человек с резкими чертами лица и бегающими глазками. Над его головой действительно едва заметно мерцал голубоватый энергетический обруч-нимб.

– Вы ведь опознали мой статус, господа, не так ли?! – недовольно спросил юноша, взирая на них с надменностью штабного генерала. – Надеюсь, знаете, что отказываться от даров эльтара означает нанести высокородному глубокое личное оскорбление?!

– Прервать траурный тост солдата еще большее оскорбление, – резко проговорил 947-й. Молодой эльтар удивленно повел бровью:

– Вот как? И кто бы мог подумать…

Он кивнул одному из своих телохранителей.

947-й автоматически отклонился в тот самый момент, когда здоровенный кулачище детины прошел под его подбородком. Не задумываясь о последствиях, сержант выполнил отработанную до мастерства короткую защиту – и бугай, вдвое превышавший 947-го размерами, с грохотом рухнул на стол, проламывая его и утягивая за собой на пол посуду и своего товарища, за рукав которого успел ухватиться в момент падения…

Семь оставшихся в живых после «знакомства» с «пауком» десантников недаром были остатками «ударной группы» – сорвавшись как по команде, солдаты свалили и обездвижили телохранителей Рода Лана быстрее, чем те успели извлечь из-под своих пиджаков пистолеты с парализующими пулями. Но сам «венценосный» не остался в стороне от драки – неожиданно для десантников худенький, болезненный на вид юнец раскинул руки и швырнул в ребят волну энергии, которая посбивала их с ног. Не пострадал только 947-й – на свою удачу, он оказался в эту секунду чуть позади эльтара и не попал под удар его воли. Воспользовавшись временным преимуществом, сержант сделал рывок вперед и вцепился в кадык «венценосного», не сомневаясь, что, попав в захват, тот признает себя побежденным.

Род Лан захрипел, задыхаясь, но в его глазах не появилось ни тени страха, лишь одна только разрастающаяся, наливающая белки кровью ярость. 947-й увидел, как едва заметный до того момента нимб над головой противника наливается светом и раскаляется обжигающим жаром…

– Стой! – умоляюще пропищал вдруг толстый вельможа из компании «венценосного», хватая своего кумира за рукав дорогого камзола. – Ты не можешь с ним драться! Если дойдет до Ланкоруса, тебя опять отстранят!

– Ты прав. – Род Лан отбросил 947-го. Он сделал это то ли рукой, то ли силой своего взгляда, но так, словно солдат вообще не обладал массой, а его смертельный захват был не крепче объятий грудного младенца. – Пусть 7003-й застрелит этого недоумка!

Один из телохранителей вельможи полез под пиджак за оружием. Солдаты 947-го и люди Рода Лана в это время поднимались на ноги, а со всех сторон по полу яруса бежали вооруженные шокерами охранники заведения и полицейские в скафандрах и прозрачных шлемах.

– Нельзя! – взвизгнул толстяк. – Закон Рангула гарантирует безопасность и безымянным!

7003-й чуть замешкался, заметив сомнение на лице «венценосного». Набежавшая же Служба безопасности не сразу решила, кого хватать, но затем конечно же остановила выбор на простых рядовых Ростера.

– Не нужно шума! – продолжал скулить толстяк, обращаясь к Роду Лану.

– Да, – пробормотал «венценосный». – Ланкорус, Ланкорус… – Он повелительным тоном обратился к работникам клуба: – Отпустите всех и пошли вон! Мы так развлекаемся… Видите: жертв нет, увечий тоже. Я не в претензии…

Постепенно порядок восстанавливался. Солдаты заправляли форму, телохранители массировали вывихнутые десантниками руки, работники клуба принесли новый стол и убрали битую посуду.

– Ты до меня дотронулся! – сказал Род Дан, уперев ледяной взгляд в 947-го. – А я не могу тебя убить, хотя этого требует мое чувство собственного достоинства. Что будем делать?

– В каком смысле? – с недоумением спросил 947-й.

– Моя честь запачкана, безымянный. Твои предложения?

– Мои? – удивился сержант. – У меня нет предложений.

– Зря. Это в твоих интересах… – «Венценосный» на мгновение задумался.

– Ладно, – сказал он наконец. – Отложим до лучших времен и попробуем вернуть мне хорошее настроение…

Наглый юнец бесцеремонно подсел за стол к только-только начавшим занимать свои места десантникам и махнул официантке, выражая жестом недовольство ее нерасторопностью. Солдаты в молчаливом ошеломлении наблюдали, как стол заполняется все новыми и новыми яствами…

В итоге получилось, что они сидели вместе: семь десантников, представитель высшей цивилизации и его толстый советник. Телохранители стояли на некотором расстоянии, женщины танцевали. Понимая, в какой щекотливой ситуации они оказались, солдаты хранили молчание и лишь для приличия изредка клали себе что-нибудь на тарелку или наливали в бокал. Род Лан погрузился в себя и сидел, царственно выпрямив спину, высоко задрав подбородок, и то ли что-то слушал из невидимых источников информации, то ли над чем-то размышлял. И лишь добродушный толстяк позабыл о сути инцидента, пил, ел, веселился и подмигивал танцевавшим вокруг стола стриптизершам…

В какой-то момент Род Лан очнулся.

– Вы участвовали в лотерее? – неожиданно спросил «венценосный».

– В какой лотерее? – отозвался меньше всего расположенный общаться и сильно расстроенный испорченным вечером 947-й, не желая обидеть ранимого вельможу молчанием.

– В Общегалактической лотерее крови. Слышал о такой?

– Слышал. – 947-й пожал плечами, давая понять, что подобные глупости не для серьезных людей.

– Но не участвовал? – подхватил Род Лан. Не понимая, почему так оживился «венценосный», 947-й посмотрел на него с удивлением.

– Пойдем! – Род Лан поднялся и потянул за собой недоумевающего сержанта. – Все оставайтесь здесь! Мы скоро вернемся… – Он усадил на прежнее место потянувшегося следом толстяка. – Не беспокойся, я никого не трону! Все уже в порядке… Сиди!

Прошагав по тротуару целый квартал, 947-й решил наконец расставить точки над «и».

– Куда мы идем?

«Венценосный» посмотрел на него внимательным пронизывающим взглядом, словно хотел вытащить на поверхность саму суть неудачливого сержанта.

– Мы уже близко.

– Близко к чему?

– Ко Дворцу игрищ.

– Зачем?

– Хочу, чтобы ты поучаствовал в Лотерее крови.

– Зачем?

– Честно сказать? – Род Лан остановился и посмотрел так, что у 947-го побежали по коже мурашки. – Хочу все же тебя убить.

– Н… не понял? – пробормотал сержант.

– Если тебе повезет, я тебя убью. Не понимаешь? Если тебе повезет, ты станешь именитым. Если ты станешь именитым, я смогу вызвать тебя на поединок чести и проучить за сегодняшнюю выходку.

– А если не стану именитым? Род Лан пожал плечами:

– Тогда разойдемся так. Ты мне ничего не должен, я – тебе.

– Но лотерея стоит денег…

– Я заплачу. Идет?

947-й неуверенно кивнул. По правде говоря, ему ничего не грозило – вероятность победить в Лотерее крови считалась бесконечно малой. Побеждал, по слухам, один из миллиона, а то и из миллиарда.

Принцип лотереи был следующим. Безымянные участники платили деньги и сдавали кровь, чтобы определить своих разбросанных по всему космосу генетических предков. Появившиеся на свет в Эмбриональных центрах под контролем и с подачи «Единой программы рождаемости», триллионы жителей галактики ничего не знали о своих родителях, предоставивших в свое время банкам центров семя и гены. Существовала вероятность, что один или оба генетических предка – именитые или даже знатные. В этом-то и заключался выигрыш: обнаруживший благородные корни победитель получал право и возможность изменить свою жизнь и перебраться из самых нижних слоев общества в самые и самые высокие

Более того, он становился именитым: приобретал словесные имя и фамилию… Несбыточная мечта, за которую к тому же приходилось платить немалые деньги.

«Почему бы и не удовлетворить прихоть этого знатного бледного безумца? – думал 947-й. – Сдам кровь и расстанемся по-хорошему. Позабудем, что когда-то встречались. Жизнь разведет нас в разные стороны. Меня – барахтаться в чужом дерьме, его – изнывать от безделья где-нибудь на вершинах человеческого Олимпа…»

Во Дворце игрищ все сверкало, переливалось, слепило глаза и притягивало искусственно распространяемым мускусом азарта и адреналина к игровым столам и автоматам; к спортивным стендам, площадкам и бассейнам; к тренажерам, имитаторам и испытательным комплексам… Ходили слухи, что в таких местах сколачивались целые состояния. 947-й и сам мечтал когда-то побывать во Дворце игрищ в каком-либо из мирных миров… но, конечно, не так и не при таких обстоятельствах.

Зал лотереи светился самой солидной рекламной вывеской – людям внушалось, что Лотерея крови – не просто игра, а обязательный серьезный ритуал, совершение которого – гражданский долг каждого сознательного индивида обитаемого космоса. Сержанту улыбнулись две симпатичные брюнетки, его усадили в огромное светящееся кресло, сделали довольно болезненную пункцию и, наконец, вручили пластиковую карточку с заверением, что по истечении десятидневного срока в любом центре распространения лотереи можно будет ознакомиться со своими результатами и, вполне вероятно, даже получить долгожданный и вожделенный выигрыш…

ГЛАВА 3

947-й увидел, что его ноги взлетают выше головы, затем на какое-то мгновение почувствовал состояние невесомости, а после тяжело рухнул на пружинящий пол ринга. 535-й тут же надавил коленом на его грудную клетку – еще бы мгновение несобранности, и поединок был бы проигран – опытный боец намеревался применить болевой захват. Опомнившись, сер­жант успел повернуться на бок, сбросил колено противника, ударил того в спину и вскочил на ноги.

Вновь они оказались друг против друга. Удар ногой – блок, удар рукой – блок. Серия взаимных ударов, прыжки, уходы. Разошлись, выжидая и подгадывая момент для броска…

Если бы только ему удалось победить на внутреннем чемпионате! Победа прибавила бы несколько баллов для поступления в школу младшего офицерского состава и, что еще важнее, – продлила бы срок отпуска на одну-две декады. Было бы дополнительное время на подготовку к тестированию.

К сожалению, судьба издевалась над сержантом – по результатам жеребьевки он уже на отборочном туре встретился с чемпионом прошлого сезона. Конечно, победа над 535-м означала бы беспрепятственное шествие к самому финалу, но как тут победишь, если твой противник – спортсмен, круглый год не выбирающийся из тренажерного зала? У него здоровый, отлаженный организм – никаких боевых операций, никакого переутомления, недоедания, ранений, нервных стрессов… Тренировки регулярные, спарринг-партнеры – мастера боевых искусств…

«С такими мыслями ты не продержишься! – остановил себя 947-й. – Чего раскис раньше времени? Задача-то упрощается – один бой и – пан или пропал!»

Удар – блок, удар – блок, удар – блок. Сержант понимал, что превосходит свои лучшие результаты, но не питал иллюзий – отставание по очкам постоянно увеличивалось. Прыжок, серия ударов ногами– увлекся и едва ушел от нового захвата…

В самый разгар поединка среди зрителей и судей появилось новое лицо – лейтенант летного состава в красивом, строгого покроя черном мундире и фуражке с золоченой кокардой. Этот человек протиснулся к самому ограждению.

– Сержант, – не думая о том, что может помешать бою, громко выкрикнул подошедший. – Вам приказано немедленно явиться к капитану корабля!

– Сейчас, сэр! – 947-й попытался переварить услышанное, не отвлекаясь при этом и от поединка. Капитан корабля? Ему – к капитану? Совершенно невозможно. Но слово «корабля» могло и послышаться…

Лишившись сосредоточенности, сержант тут же получил несколько ударов кулаками – один по челюсти, два по корпусу.

– Сэр, – задыхаясь, увертываясь от новых ударов, бросил 947-й. – Позвольте… закончить… поединок… На лице лейтенанта выступили красные пятна.

– Ты, что, солдат, сдурел?!! – во все горло заорал офицер. – Немедленно к полковнику!!!

От неожиданного крика все замерли: и дерущиеся, и рефери, и поддерживавшие выступавших свистом и активной жестикуляцией болельщики. 535-й повел плечом, как бы говоря: «Сам видишь, надо идти».

– Переодеться-то хоть можно? – уже перепрыгивая через ограждение, спросил 947-й.

– Не можно, а нужно. Одна минута!

Полковник находился на капитанском мостике – часть корабля, где до сей поры не бывал ни один солдат-пехотинец. Мостик представлял собой платформу с креслами и узкой приборной панелью, расположенную в центре сферического помещения, на стены которого выводился круговой обзор космического пространства, передаваемый с многочисленных камер на носу, в хвосте, сверху и снизу ракетоносца – так что находившийся на мостике человек чувствовал себя как бы выброшенным наружу, единственным живым существом на многие световые годы… как, должно быть, чувствовал себя сам корабль, если бы к стальному великану были применимы человеческие ощущения.

Старший офицер корабля сидел в высоком жестком капитанском кресле, совершенно один и в глубокой задумчивости. Приглушенное освещение подчеркивало еще больше благородные черты этого волевого лица, обрамленного седыми волосами. Годы безупречной службы сделали Аль Рида уважаемым и любимым всеми, даже теми, кто никогда его не видел и знал о своем командире лишь понаслышке. И причиной тому, конечно же, была не только приятная, располагающая к себе внешность…

947-й оробел. Лейтенант провел его прямо на капитанский мостик и оставил перед креслом, в котором сидел, задумавшись, полковник Аль Рид. Еще по пути сюда сержант перебрал в голове все возможные и невозможные причины, по которым именитый капитан корабля пожелал лицезреть простого, ничем не выдающегося безымянного десантника. Но нет, таких причин не было, да и просто не могло быть…

– Присаживайтесь, – тихо сказал полковник.

– Сэр? – 947-й подумал, что ослышался. Сидеть в присутствии старшего офицера!

Капитан открыл глаза и посмотрел на десантника. Теперь 947-й понял, почему в частях говорили, что Аль Рид не допускает ошибок – на сержанта смотрели мудрые, всевидящие глаза старого человека.

– Присаживайтесь, 947-й, – спокойно повторил полковник.

Недоуменно пожав плечами, сержант робко присел на соседнее кресло перед какими-то сенсорными панелями, сразу приобретшими яркость, подвижность и цветовую насыщенность.

– Не дотрагивайтесь до них, и они вас не тронут, – мягко улыбнулся полковник, заметив, как 947-й вздрогнул.

– Сэр?

– Не догадываетесь, зачем вы здесь? – скорее утвердительно, чем вопросительно проговорил Аль Рид.

– Никак нет, сэр!

– Говорите тише, прошу вас, сержант. И не надо этого… «сэр» – у нас с вами неформальная беседа. Я хочу поговорить не как полковник со своим сержантом, а как человек с человеком. – Капитан помолчал, не отводя от десантника вопрошающего взгляда. – Ладно, не буду больше испытывать ваше терпение. Причина, почему я вас вызвал, – вот это предписание.

Полковник протянул сержанту полимерный лис­ток. Еще не прочитав ни единого слова, 947-й обратил внимание на необычное для армейской почты число гербов и защитных знаков.

– Здесь сказано, – полковник смотрел на 947-го так пристально, как будто надеялся, что реакция солдата на сообщение позволит ему сформулировать какое-то очень важное для себя заключение, – что вы, 947-й, – победитель Общегалактической лотереи крови…

– Что?! – От неожиданности сержант даже позабыл прибавить «сэр», хотя твердо решил, что лучше отклонить предложенную «неформальность», не рисковать и не выходить за рамки уставных отношений.

– Хотите сказать, что не сдавали кровь на анализ? – нахмурился офицер.

– Сдавал, сэр. – Покрываясь потом, 947-й припомнил события на Рангуле. – Но прошло две недели, сэр, я уже думал…

– Почему лотерея? Подозревали благородное происхождение? Ожидали от жизни большего?

– Никак нет, сэр. Я хотел…

– Не нужно оправдываться, юноша. Вы же не проиграли, а победили! Следовательно – не зря подозревали. Ваше место среди именитых. И очень скоро я смогу пожать вашу руку как равный равному.

947-й затравленно посмотрел на полковника, не понимая, шутит ли тот или говорит серьезно, но склоняясь к мысли, что, скорее всего, шутит. Возможно, на корабль просочились слухи об инциденте с молодым эльтаром, возможно, весь этот разговор – проверка, за которой последует весьма суровое наказание. Солдат ведь не должен стараться перескочить через голову своих командиров. Офицерское звание и тем более имя нужно заслужить потом и кровью, а не стараться получить его на тарелочке с голубой каемочкой…

– Вы ведь мечтали о военной карьере? – Полков­ник сделал ударение на слове «военной». – Подавали прошение о приеме в школу младшего офицерского состава? Нет? Впрочем, никто ведь не осудит, если решите и вовсе оставить службу – это теперь ваше право, да и личное дело…

– Сэр! – 947-й, очнувшись, протянул информационный листок обратно. – Поверьте, здесь какая-то ошибка…

– Ошибки нет, сержант. А документ оставьте себе – он предназначался для вас и вам передан. В нем, в частности, вам предписывается прибыть к Кольцу Литиса по заданным координатам. Там вас будет ожидать корабль, который и доставит вас непосредственно к месту получения выигрыша.

В голове 947-го все окончательно перепуталось. Меньше всего он хотел бы лететь бог знает куда, к какому-то там «кольцу», за невесть каким призом… Но… приказ есть приказ.

– Слушаюсь, сэр! – Сержант поднялся на ноги. – Прикажете отбыть немедленно?

Полковник изумленно поднял брови.

– Вы хотите лететь туда сами? – Он широко улыбнулся наивности десантника. – У нас на базе нет катеров, способных преодолеть подобное расстояние!

947-й уже хотел признаться, что не понимает, как же ему поступить, но Аль Рид его опередил:

– Мы отправимся туда вместе, – сказал он.

– Сэр?!

– Я лично доставлю вас по месту предписания. 947-й потрясение открыл рот. Задействовать целый ракетоносец для перевозки одного человека…

– Сэр, это же невозможно. – Сержант твердо посмотрел в глаза полковнику. – Наши солдаты на Клероне ждут смены. Если у меня есть выбор, я не могу допустить, чтобы из-за одного меня…

– Благородно, но глупо, – то ли неодобрительно, то ли давая понять, что другого он и не ожидал, сказал Аль Рид. – Во-первых, разумеется, у вас НЕТ выбора. Во-вторых, не думаете же вы, что решение об изменении курса боевого корабля принято мною из личной симпатии к бойцу, которого я вижу сейчас впервые в жизни? Нет, 947-й! Я, как и вы, получил соответствующее распоряжение и намерен его исполнить. И не берите на себя больше ответственности, чем вам захотят ее выделить. Если командование считает, что доставка сержанта с личным номером 947-й к Кольцу Литиса важнее, чем присутствие моего корабля на орбите Клерона, значит, тому есть веские основания, политические, экономические или стратегические – это не касается ни меня, ни вас. Мы оба попросту будем беспрекословно исполнять приказы нашего руководства. Понимаете меня, сержант?

Десантник вытянулся – судя по тону старика, фамильярности с его стороны больше ждать не приходилось.

– Так точно, сэр!

– Надеюсь, что это так. – Полковник кивнул головой. – Маршрут «Эдвайрса Готта» уже изменен. Ориентировочное время прибытия в пункт назначения – через пять стандартных суток. Сейчас и до встречи с посланцами Высших вы можете быть свободны. – Старик посмотрел на десантника с прежними интересом и теплотой во взгляде. – Только одна маленькая просьба, сержант: если общество бывшего командира не тяготит вас слишком сильно, я бы хотел познакомиться с вами поближе, ведь не каждый день мои солдаты пополняют круги высшего света. Мне бы хотелось узнать, что вы за человек, сержант. Скажу больше, мы можем быть друг другу интересны – я вам не меньше, чем вы мне. Поэтому не обижайтесь, что попрошу провести эти пять суток здесь и со мной, а не в своей роте, с друзьями, с которыми вы наверняка предпочли бы попрощаться как можно любезнее. Это не приказ, 947-й, привыкайте – теперь это всего лишь просьба.

– Кольцо Литиса, сэр! – доложили на мостик полковнику.

947-й огляделся. Он не имел представления, почему это место называли «кольцом». Вокруг кресел на капитанском мостике панорама не изменилась и не отличалась ничем особенным – те же бесконечно далекие звезды на фоне безжизненной абсолютной черноты. Возможно, слово «кольцо» относилось не к географическим особенностям звездной спирали, а к человеческой деятельности – лайнеры дальнего следования часто двигались не по прямой, а по кольцевому маршруту мимо ядра галактики.

– Что теперь? – спросил у Аль Рида сержант, чувствуя, что начинает нервничать в преддверии надвигающихся перемен.

– Теперь ждем, – отозвался старый полковник.

– Мы не дадим о себе знать?

– Они свяжутся сами. Больше мне, как и вам, ничего не известно.

Они ждали около часа. Внезапность, с которой появились гости, стала нешуточным потрясением для пилотской группы «Эдвайрса Готта» – ни один навигационный прибор, ни один сверхсовременный радар и ни один зонд ракетоносца не заметили громадину, тихо подкравшуюся к военному кораблю на расстояние чуть более десяти километров, то есть по космическим меркам – буквально вплотную, катастрофически, невероятно близко. Невидимый и неощущаемый, таинственный призрак неожиданно включил наружное освещение, разлившись на черном фоне открытого космического пространства красно-фиолетового цвета каплей, которая превосходила размерами «Эдвайрс Готт» по крайней мере раз в десять.

– Нам сказали, что это будет «небольшой пограничный корабль», – тщетно пытаясь скрыть, что ошеломлен не меньше своих пилотов, пробормотал побледневший от неожиданности полковник. – Если это – всего лишь «небольшой пограничный», какие же тогда у них «большие и наступательные»…

– Невероятно, сэр… – восхищенно глядя на идеально правильный, совершенно гладкий, титанических размеров корпус корабля эльтаров, поддержал полковника сержант.

Между тем гость выбросил мост – развернул целую систему непрозрачных силовых полей-цилиндров, в итоге превратившуюся в трубу-шлюз, соединивший два космических корабля не хуже полимерного телескопического туннеля, уже много лет стоящего на вооружении самой армии Ростера.

– Эльтары – действительно высшая раса, – расстроенный увиденным, горестно и одновременно восторженно признал полковник. – Мы думаем, что представляем из себя что-то в этой Вселенной – наша война, наша вера, наша сила… А для этих людей мы – ничто. Мы отстали от них на пару-другую тысячелетий. Боюсь, 947-й, что в случае конфликта один такой корабль сомнет весь флот конфедерации Нибуса…

– Мне собираться? – спросил 947-й.

– Да, сержант. У вас будут ко мне еще вопросы?

– Сэр! Мне не дает покоя одно – зачем столько шума? Раньше я думал, что награждение победителей лотереи могут произвести где угодно, в любом обитаемом людьми цивилизованном мире.

– Не ломайте себе голову, 947-й, – посоветовал полковник. – Не все и не всегда подвластно нашему уму. Все равно ведь скоро все узнаете из первых рук.

– А у вас нет даже предположений? Полковник пожал плечами.

– Возможно, все зависит от того, насколько знатными были ваши родители… Но вам нечего бояться, сержант. Вы не раз смотрели в лицо смерти, так посмотрите же теперь и в глаза удаче. А если все окажется не так хорошо, как вам бы хотелось, рассуждайте о своей судьбе так: раз высшее командование выделило для вашей доставки целый ракетный корабль, вполне очевидно, что вы оказываете сейчас конфедерации неоценимую услугу, в суть которой еще не вникли, но какой никогда не смогли бы оказать, даже получив грезившееся вам раньше звание младшего офицера. Ради такого и умереть не страшно. – Капитан улыбнулся и протянул сержанту руку. – Рад, что служил рядом с вами, сержант! Желаю удачи!

Если корабль-капля и имел военное назначение, то внутри него ничто не говорило об армейском аскетизме, функциональности или надежности. Как-то так фантазия 947-го рисовала ему палубы экскурсионных лайнеров экстракласса – дорого, изящно, красиво, престижно, шикарно, удобно и хрупко.

Все коридоры, широкие, были ярко освещены и украшены статуями из различных драгоценных материалов, аквариумами, фонтанами или цветниками. Холеные, щеголевато одетые, подчеркнуто вежливые члены экипажа больше напоминали вышколенных ла­кеев. К сержанту же относились так, словно он был как минимум императором более чем одной звездной системы.

– Вот ваши апартаменты, господин, – сказал провожатый, продемонстрировав 947-му «дворцовые покои», в которых могла разместиться хорошая люксовая гостиница иного планетарного мира, после чего начал перечислять: – На время перелета вам предоставлен неограниченный кредит, поэтому любое ваше пожелание будет удовлетворено в самые кратчайшие сроки и в строгом соответствии с тем, как, когда и в какой форме вы этого захотите. Вы можете выбрать любое блюдо или напиток из миллиона предложенных на ваш выбор или пожелать что-то особенное, что мы постараемся эмитировать, основываясь на вашем подсознательном ощущении вкуса и запаха. Вы можете попросить оказать вам любую медицинскую или профилактическую услугу, известную вам или описанную в «Глобальной медицинской справочной библиотеке». Вы можете пожелать общение или консультацию со специалистом в любой области знаний – мы откроем для вас канал связи и оплатим абоненту время, затраченное на дискуссию. Вы можете выбрать существо или несколько существ противоположного или вашего же пола для интимного общения и любовных услуг из предложенного нами каталога или подробно описать свои сокровенные мечты так, чтобы мы смогли изготовить для вас именно того, кого бы вы хотели. Вы…

– Секунду! – ужасаясь последней перспективе и устав слушать, перебил сержант, у которого от избытка увиденного и услышанного и так уже сильно кружилась голова и возникло неприятное ощущение, что он сходит с ума. – Вы изготовите для меня неживую куклу или речь идет об «изготовлении» живого человека?!

– Живую, господин. – Провожатый вежливо поклонился. – Наверное, вам больше понравится слово «вырастим»?

– Я не знаю, что мне понравится, – пробормотал сержант. На самом деле ему бы сейчас больше всего «понравилось» оказаться снова на своей привычной койке в казарме и вернуть все на свои места – риск, геройство, повседневный труд и заурядные, но нормальные человеческие мечты.

– Конечно, господин! У вас будет время и выбрать, и обдумать! – заискивающе поддержал его лакей.

– Сколько? – устало поинтересовался 947-й.

– Чего сколько, господин?

– Сколько у меня будет времени? Куда летит этот корабль? Как долго я буду здесь находиться?

– Господин! Корабль следует к Колокону – там вам вручат ваш выигрыш. Оттуда вы сможете отбыть в любую точку во Вселенной, где осядете и начнете свою новую жизнь согласно вашему новому статусу и состоянию…

ГЛАВА 4

Колокон! Это слово для сержанта вооруженных сил Ростера располагалось в одном ряду с определениями: Вселенная, параллельный мир, большой взрыв, чужие галактики, межгалактическое пространство. То есть понятие, которое характеризовало нечто существующее в реальности, но бесконечно далекое, бесконечно глобальное, а потому все равно что абстрактное или вымышленное. Нечто такое, о чем иногда и слышишь, но пропускаешь мимо ушей – слишком далеко оно от твоего понимания, слишком оторвано по своей всеобъемлющей сути от проблем и реалий твоего сегодняшнего насыщенного мелочами дня.

Теперь ОН ЛЕТЕЛ на Колокон! Стоило, по крайней мере, составить представление о месте, которое его ожидало. Информатор голографической видеосистемы апартаментов согласился посвятить сержанта в некоторые детали, но при этом старательно избегал называть конкретные цифры, описывать технические характеристики и вдаваться в теории о принципе действия Колокона или экономической целесообразности глобальной транспортной системы расы эльтаров в целом…

947-й уяснил для себя следующее: Колоконами называли искусственные сооружения, располагавшиеся в определенных местах космического пространства и предназначенные для ускоренной переброски кораблей и грузов на бесконечно большие расстояния – как внутри галактической спирали, так и между галактиками и другими звездными образованиями. Чудо этого человеческого творения в первую очередь выражалось в его размерах – внешне больше всего похожий на пустотелую металлическую воронку, Колокон в высоту достигал десяти миллионов, а радиус основания имел порядка двух миллионов километров.

Громадина работала так: в определяемые операторами моменты времени под воздействием сильных магнитных полей в разных частях воронки создавались пространственно-временные аномалии; капитан совершающего переброску корабля получал маршрутную карту с подробными рекомендациями о траектории и характере своего движения; достигая аномальной зоны в строго определенное время на строго определенной скорости, корабль «протыкал» четырехмерную Вселенную и оказывался в совершенно другой (в используемой людьми декартовой системе координат) ее точке, не затрачивая на этот переход ни топлива, ни времени. Чтобы затем вернуться обратно, ему требовалось знать местонахождение другого ближайшего Колокона, а точнее, координаты ближайшего Кольца Литиса – правильнее сказать, сферы – пограничной, неусыпно и бдительно контролируемой зоны со значительным, в сравнении с самим Колоконом, радиусом в несколько световых лет. Координаты самих же транспортных гигантов эльтаров считались государственной тайной – попадая в зону Кольца Литиса, корабль, удостоившийся разрешения посетить Колокон, передавал управление крейсерам пограничников и отключал все навигационные приборы. За несоблюдение режима секретности можно было поплатиться не только имуществом (кораблем), но и жизнью всего экипажа.

На Колоконах рождались, жили и умирали целые цивилизации, состоявшие из обслуживающего персонала, управленческого аппарата, научной интеллигенции и военных – до нескольких миллиардов человек, обитавших в сотнях городов и в огромных по площади и объему портах и складах…

Вот какое чудо ожидало сейчас сержанта! Оставалось только решить загадку: почему вручение приза лотереи отнесли в такое далекое, да еще и экзотическое место?

Предположим, он действительно что-то выиграл. Что можно выиграть? По условиям игры – только знатных родителей, согласившихся подарить незнакомому им потомку собственные имена и фамилии. Свалившееся же на 947-го счастье – приказ командования об изменении курса ракетоносца, встретивший его каплеобразный лайнер и неограниченный кредит – никак не вписывалось в рамки лотерейного приза. Объяснить «манну небесную» можно было только одним способом – 947-й нашел в лотерее не просто родителей, а родителей-титанов, родителей-императоров, родителей – Первых советников…

Но опять же, почему тогда Колокон? «Венценосные» никогда не унизились бы до участия в «Единой программе рождаемости»; женщина и мужчина, оставившие Эмбриональному центру Ларнита свой генетический материал, никак не могли оказаться благородными эльтарами! В таком случае куда же сержант сейчас летел?

Либо его мать и отец и в самом деле были королями, но ждали сына где-то в таком месте, куда без Колокона ему и за всю человеческую жизнь не добраться, либо… паренек, затащивший 947-го во Дворец игрищ Рангула, оказался не только необыкновенно серьезной фигурой, но и не пожалел ни денег, ни связей, желая поквитаться за злосчастное «прикосновение» пальцев десантника к его болезненной, тоненькой шее. Если первое объяснение выглядело попросту невероятным, то второе – еще и невероятно глупым: чтобы отомстить какому-то там сержанту из какой-то там десантной дивизии какой-то копошащейся в своих маленьких домашних войнах конфедерации, человеку, способному развернуть целый ракетоносец и послать навстречу всего одному гостю еще больший по размерам пограничный крейсер, достаточно было щелкнуть пальцами, дунуть, шепнуть или обронить слово!

Сержант сплюнул и призвал к порядку свое разыгравшееся воображение. Нет, этот мальчишка из рангульского бара не производил впечатления серьезного вельможи, скорее это попросту зарвавшийся, распущенный, самовлюбленный юнец, незаслуженно получивший от судьбы свой лучезарный эльтарский нимб и, возможно, родительские сбережения…

Бесплатные наслаждения так и остались в каталогах – все свободное время 947-й провел в размышлениях о своем прошлом и будущем. А поразмышлять было о чем: судьба разворачивалась к нему на 180 градусов, продемонстрировав наконец терпеливому труженику свое прелестное личико, а вся прошедшая до этой минуты жизнь выглядела как один короткий и бессмысленный миг, в воспоминаниях о котором сержант и копался, лежа на массажном диване и ожидая того момента, когда в апартаменты доложат о прибытии корабля в пункт окончательного назначения.

Он родился в Эмбриональном центре и об этом загадочном месте почти ничего не помнил: разноцветные огоньки, смешные ползающие и бегающие роботы-няньки, легкая музыка, тепло, беззаботность, спокойствие и безопасность… Затем – перелет на Ларнит. 947-го, как и еще несколько тысяч таких же малышей, его ровесников, определили в подготовительную школу, огромное здание со своими садами, лесами, озерами, лугами и лыжными горками. Впрочем, тогда все казалось таким огромным… Обучение длилось долго – с двух до пятнадцати лет. Как потом выяснилось, школа считалась едва ли не лучшей на планете и по уровню подготовки, и по информационной насыщенности учебного материала, но находилась на дотации у армейцев Ростера. Поэтому с самого детства 947-й постоянно слышал рассказы о доблести, чести, героизме и воинском долге. По окончании школы ребята могли пойти куда угодно – обман, принимавшийся ими за чистую монету, – но почему-то все без исключения переводились в специальное военное училище, собственно, ничем не отличавшееся от только что покинутой школы, разве что строгостью преподавателей да отсутствием прежних развлечений. Но им тогда и не хотелось развлекаться, они рвались в бой, они мечтали о воинской карьере, мечтали о космических кораблях и новейшей военной технике, которую простому гражданскому и увидеть-то негде, не то чтобы пощупать, потрогать или оживить… Потом… Потом обучение завершилось, а мир открылся таким, каким он был на самом деле – грязным, кровавым, требующим терпения и труда и лишенным этой радужной, загадочной оболочки, которая превращала их детские фантазии в сказочные, привлекательные мифы…

К чести 947-го надо отметить, что он так и не потратил ничего из своего «неограниченного кредита». Впрочем, и времени в его распоряжении оказалось не так уж и много – меньше трех часов.

– Господин, попрошу вас пройти в вашу яхту! – сказал улыбающийся лакей в строгом черном костюме, по сравнению с которым все еще не смененная сержантом после расставания с «Эдвайрсом Готтом» армейская парадная форма смотрелась как неприличное утильсырье.

– В мою яхту?

– Прошу вас, господин!

Яхта находилась прямо здесь же, в апартаментах – просто в «соседнем зале», как объяснил лакей. Здоровый двухпалубный катер, салон которого прекрасно гармонировал с обстановкой покоев снаружи – то есть ломился от роскоши и ненужных, избыточных, на взгляд 947-го, удобств.

– Я буду вашим пилотом, – объяснил лакей, ожидая, пока десантник поднимется по трапу. – На все время вашего пребывания в Лотенбурге яхта всегда в распоряжении господина.

– Что такое Лотенбург?

– Город, господин. Столица. Административный центр Колокона.

Яхта покинула каплевидный корабль пограничников, покоившийся в гравитационном поле необозримой посадочной зоны. Впрочем, необозримым снаружи выглядело все: разных форм и различного назначения космические корабли, уходящая в бесконечность нижняя стальная плоскость с кажущимися малюсенькими с высоты, где летела яхта, строениями и сооружениями, и такая же теряющаяся в дали стальная плоскость сверху.

– Мы внутри стенки Колокона? – спросил 947-й у своего «пилота».

– Да, господин. Через час будем на месте.

Они двигались очень быстро, во всяком случае, обгоняли все следующие параллельным курсом небольшие пассажирские машины, но расстояние до города было таким, что на дорогу и в самом деле ушло не менее часа.

Город располагался под полусферой – металлической и непрозрачной. Едва яхта проникла за ее толстенные стены, как над головой разлилась лазурь нормального планетарного неба, «украшенного» нормальным планетарным солнечным диском, а внизу все окрасилось в яркие цвета: разнообразные строения любых форм и цветовых оттенков, зеленые парки и скверы, синие озера и речки, желтые пляжи, разноцветные цветники и сады…

Внизу, в городе было малолюдно, а вокруг, «в небе» – совсем немного катеров, яхт и ботов. Судя по соотношению застроенной территории и площадей, отведенных под места общественного отдыха, здесь долго еще могли не беспокоиться насчет угрозы перенаселения.

– И так везде на Колоконе? – спросил 947-й. – Почему так мало людей в таком большом городе?

– Только в Лотенбурге, господин. Лотенбург – го­род правителей, послов и важных гостей.

– А я – важный гость?

– Конечно, господин.

Лакей оставался лакеем – он и не мог ответить иначе. «Что же я здесь делаю?» – в очередной раз спросил себя 947-й. Оставалось только терпеть и ждать, теперь уже наверняка недолго.

Яхта опустилась в парковочной зоне внутри золотистого многоэтажного строения. 947-й хотел пошутить, мол, все вокруг, наверное, опять же его личные «апартаменты», а пустая парковочная зона – личный собственный гараж для размещения одной «маленькой», но собственной яхты… Однако то, что сказал опередивший его лакей, ужаснуло его по-настоящему – ему, как гостю, и в самом деле отводился весь этот этаж гостиницы экстракласса, разумеется, с размещенной на нем парковочной зоной… Вдобавок сюда вслед за покинувшим пограничный лайнер «господином победителем лотереи» перекочевали и все его заверения о неограниченном кредите, и все предложения о видах и способах его траты.

947-й начал всерьез подумывать о горячей ванне, бутылке хорошего вина и консультации психоаналитика – все это пришлось бы как нельзя кстати, учитывая некоторое помутнение в голове, которое он ощущал, тем более что предлагалось оно совершенно бесплатно и без каких-либо дополнительных условий.

Но и на этот раз 947-го ограничивали во времени. Неизвестно откуда появившаяся в его гостиной длинноногая темнокожая красотка объявила, что «господина 947-го через два часа будут ожидать на торжественном приеме в честь прибытия полномочного посла Гонолита во дворце представительства „Семи Стихий“. Ничего не разобравший сержант попросил повторить, но его успокоили, что лакей уже в курсе всего маршрута, а потому о поисках местонахождения дворца и прохождении его внешней контрольной зоны можно не беспокоиться. Женщина прибавила, что ее прислали, дабы подготовить гостя к приему – вымыть, постричь, умастить благовониями, одеть и научить, как себя держать, – на приеме будут очень серьезные люди, понравиться которым – значит, сделать себе карьеру.

– И все эти процедуры проделаете со мной вы? – несколько смутившись, предположил 947-й.

Женщина кокетливо улыбнулась, но ответила отрицательно:

– Зачем же? Все автоматизировано. Я здесь только для того, чтобы вам было кого выбранить, если что-то пойдет не так.

Сержант недоуменно пожал плечами, но послушно вошел в ванную комнату, точнее – в огромный мраморный колонный зал с гейзерами и бассейнами холодной и теплой воды…

Приобретение должного облика заняло целых полтора часа. Последним актом стало облачение в иссиня-черный, красиво переливающийся на свету, добротной фактурой ткани, точно подогнанный по фигуре дорогой костюм, состоявший из доброго десятка деталей, не считая запонок и заколок.

– Вы обязательно произведете впечатление! – восторгаясь результатами своего труда, воскликнула темнокожая стилистка.

947-й тоже не узнал статного, темноволосого, синеглазого благородного господина, горделиво взглянувшего на свой оригинал с демонстрирующей себя со всех сторон зеркальной голограммы…

Азы принятого здесь этикета сержант постигал уже по пути во дворец. Все правила сводились к тому, чтобы, продемонстрировав высокое самомнение, сохранить при этом и некоторую скромность: не присаживаться, пока не предложат; сдерживать все эмоции и выдавать их по чуть-чуть лишь иногда и из вежливости; делать все медленно, уверенно и с достоинством; и главное – говорить как можно меньше, даже если тебя о чем-то спросили…

Дворец «Семи Стихий» был настоящем чудом инженерной мысли – он наверняка потряс бы воображение 947-го, если бы во время полета снаружи у сержанта оставалось время разглядывать окружающие ландшафты (наружный обзор яхты специально отключили, чтобы не отвлекать господина во время передачи ему последних рекомендаций), а внутри дворца обстановка оказалась менее помпезной.

Первое, что подумал 947-й, войдя во дворец, так это то, что здесь собралось все население столицы. Уж насколько велик был главный зал, но и он с трудом вместил всех шикарно разодетых, медленно прогуливавшихся или топтавшихся на месте мужчин и женщин.

При этом вскоре выяснилось, что внутренние дворцовые службы наблюдают абсолютно за каждым. Уже через минуту к сержанту подбежал холеный официант и довольно холодно поинтересовался, на каком основании и с какой целью молодой человек явился в столь блистательное общество.

– Я победитель лотереи, – несколько обескураженный приемом, объяснил 947-й.

Официант, если это был официант, выслушал кого-то невидимого, кивнул и, все так же неприветливо глядя, объяснил:

– Хорошо, господин. Вы не участник приема. Стойте здесь – за вами придут.

Он исчез так же незаметно, как минуту назад возник из толпы. Сержант остался стоять, оглядываясь по сторонам и начиная задумываться, не ошибся ли его «пилот» адресом. Даже в дорогом костюме с запонками и булавкой с драгоценными камнями, 947-й не вписывался в окружающую компанию – все лица вокруг казались надменными и равнодушными; все головы были задраны так высоко, что было удивительно, как никто из их обладателей не спотыкался о ковры и ступени; почти над каждой из этих голов тускло или ярко светился атрибут высшего – голубой, белый или желтый нимб.

– Следуйте за мной! – За спиной 947-го откуда ни возьмись появился юноша в офицерском мундире – высокий, с горделивой осанкой и нимбом над светлой кучерявой головой.

Его повели в обход творившегося в зале столпотворения наверх, в просторную уединенную и тихую лоджию, которая поразила сержанта немыслимой роскошью. За большим круглым столом из очень красивого, неизвестного 947-му материала сидели четверо дородных господ разного возраста, облаченные в совершенно разные по покрою и цветовой гамме костюмы. Объединяло этих четверых, кроме того что они сидели за одним столом, следующее: золотое свечение над головами, столь яркое, что при взгляде на него слезились глаза, пальцы рук, унизанные большими перстнями с сияющими в них пугающе огромными желтыми кристаллами, и браслеты с такими же камнями, обвивающие предплечья, большие равнодушные глаза, в которых застыло выражение могущества и пресыщения.

Все четверо посмотрели на 947-го. Ему не предложили сесть и вообще ничем не дали понять, что ждали сержанта или рады его приходу.

Чувствуя, как его начинает колотить нервная дрожь, 947-й простоял несколько минут в абсолютной тишине под пристальными изучающими взглядами снобов.

Наконец юноша в офицерском мундире соизволил положить на стол планшет с документами. Самый молодой, во всяком случае, самый подтянутый (на вид ему было около тридцати, но 947-й почему-то понял, что на самом деле ему много больше) из четверых вельмож монотонно и без интереса произнес:

– Рады приветствовать вас в Лотенбурге. Возьмите! Сержанту протягивали планшет.

– Здесь ваше генеалогическое дерево. Внизу – список имен. Выберите то, какое вам больше нравится.

947-й с трепетом принял планшет и некоторое время изучал малопонятную ему схему.

– Я могу спросить, кто были мои родители? – Собравшись с духом, сержант поднял глаза на венценосную четверку.

Вельможи медленно, спокойно обменялись ничего не выражавшими взглядами.

– Мы сами не знаем, кто они, – таким же бесцветным голосом объяснил тот, что сидел напротив. – Но они – достойные люди. Вы выбрали?

947-й снова уставился на планшет, чувствуя, как у него все сильнее стучит в висках. Ему ничего не хотят объяснить? Им наплевать на него и на его родителей? Почему же тогда заставили пересечь всю галактику? Неужели же он так и уйдет отсюда, не получив ответа ни на один из своих вопросов?

Глаза остановились на двух словах, показавшихся чем-то знакомыми и отдавшихся в голове сержанта приятными звонкими отголосками.

– Гим Ревенберг.

Четверка одновременно моргнула, демонстрируя удовлетворение быстротой и уверенностью выбора.

«Я произнес вслух?! – изумился 947-й. – Что ж, пусть будет, что будет…»

– Прижмите ладонь вот здесь, – попросил все еще стоявший за его спиной офицер. 947-й повиновался.

– С этого момента вы – Гим Церон Ревенберг! – Это было произнесено третьим вельможей с легкой торжественностью в интонации, однако сопровождалось взглядом, не выражавшим ничего, кроме нетерпения и неприязни. – Генерал выдаст вам сертификат, разрешающий безвизовое посещение планет Второго и Третьего кольца и подтверждающий, что вы являетесь обладателем ежегодно пополняемого счета в Международном Конверсионном Банке. Совет поздравляет вас, Гим.

Похоже, это было все. Глаза четырех снобов дали понять, что больше в обществе новоиспеченного именитого они не нуждаются. 947-й попятился к дверям, а следом, закрывая собой вид на стол с советниками, шагнул юноша в офицерском мундире.

Когда двери лоджии сомкнулись, офицер подал сержанту документ со словами:

– Вы больше не 947-й. Ваш личный номер стерт из международной картотеки Второго кольца. Файл данных заменен новым, на имя Гима Церона, урожденного лорда фамилии Ревенберг. Сертификат, если хотите, сохраните на память, а вообще, как и раньше, для подтверждения личности вам потребуется только биологический спектр вашего тела. Номер гостиницы в Лотенбурге забронирован на пять суток – в течение этого срока вы должны решить, куда отбудете.

– Это все… сэр?

– Я вам не «сэр», Гим Церон! А вы больше не сержант. Да, это все!

Офицер собрался уходить, бывший солдат растерянно пробормотал:

– Что же мне теперь делать?

– Все, что вам заблагорассудится, Гим, – разумеется, в пределах допустимых приличий. Вы имениты, вы знатны, но вы – человек Второго кольца – вы не один из нас… – Юноша посмотрел на Гима напоследок, как ему показалось, с легкой тенью сочувствия и уважения и добавил: – После приема здесь состоится концерт – если хотите, останьтесь – это стоит увидеть.

ГЛАВА 5

Обстановка приема нервировала и угнетала Гима Церона. Ему не с кем было общаться – обслуживающий персонал соблюдал дистанцию с любым из гостей, не вникая в такие детали, как наличие или отсутствие нимба, сами же гости считали ниже своего достоинства даже смотреть на лишенного венца незнакомца.

Бывший сержант сразу понял, что ему здесь не место. Он решил пренебречь приглашением светловолосого офицера и, не дожидаясь концерта, отправился на стоянку, где сел в яхту и улетел к себе в номер.

Оказавшись в тишине комфортабельных покоев, Гим заказал-таки бутылку хорошего вина, забрался в огромный бассейн с теплой, бурлящей пузырьками водой, включил вокруг себя голографических танцовщиц и певцов и, наслаждаясь музыкой, массажем и прекрасным вином, чувствуя, как у него поднимается настроение, начал праздновать свое второе рождение. Как это приятно – вдыхать полной грудью пропитанный цветочными маслами «сладкий воздух свободы», подпевать певцам из клипов и размышлять о превратностях человеческой судьбы!

Как бы плохо ни относились к нему венценосные снобы, жизнь ведь все равно – прекраснее не бывает!

Он получил то, о чем не мог и мечтать, – имя, положение, визу на любой из миров и сумму на счете в международном банке! Все – в один день, в один час, в одно мгновение! Еще вчера – бесправный сер­жант, сегодня – лорд Ревенберг! Еще вчера – песчинка, несомая ветром судьбы, сегодня – хозяин своего слова, места и времени! Оставалось только как можно скорее сбежать из нудного, церемонного мира Колокона. И тогда – вся галактика распахнет перед Гимом Цероном свои ласковые, гостеприимные объятия…

Бутылка вина как раз заканчивалась, когда сквозь музыку прозвучал высокий насмешливый голос:

– А ты, я смотрю, неплохо устроился!

Гим лежал в воде на спине, чтобы оглядеться, ему пришлось резко изменить позу, на миг уйдя с головой под воду. Среди виртуальных танцовщиц и ярких нереальных пейзажей клипа стоял не вписывавшийся в сюжет песни персонаж – молодой бледный мужчина с голубым нимбом над головою.

– Вы?! – воскликнул бывший сержант.

– А ты ожидал кого-то другого, Гим Церон?

По губам Рода Дана скользнула ядовитая усмешка.

Музыка стихла, виртуальный голографический пейзаж клипа растворился в воздухе. Эльтар опустился в полимерное кресло так, чтобы иметь возможность взирать на находящегося в воде бывшего сержанта.

– Как вы попали сюда… – начал Гим.

– Что? – Род удивленно поднял брови, словно говоря: «Кто у кого в гостях?»

Гим выбрался на бортик бассейна, вытер со лба капли и начал приходить в себя, возвращаясь из радужного мира грез к заурядному, но закономерному настоящему – в настоящем ничто не доставалось бесплатно!

«Рано ты обрадовался!» – злясь на собственную легковерность, сказал себе бывший десантник.

– Значит, все это организовали вы? – пробормотал Гим.

– Что «это»?

– Победу в лотерее, приезд на Колокон, титул лорда? Молодой эльтар прикусил губу и медленно покачал головой.

– Нет, не я… – произнес он в некоторой задумчивости, но тут же тряхнул головой и добавил с горделивой улыбкой: – Но без меня, конечно, не обошлось. Я ведь не зря потащился с тобой во Дворец игрищ! Убедив тебя сдать анализы, я собирался надавить на… кого нужно, чтобы моего обидчика обязательно сделали именитым… А вот дальше все покатилось кувырком: мне запретили интересоваться твоей судьбой, тебя вызвали на Колокон, поселили тут как наследного принца, пригласили на прием посла, наконец, сделали лордом…

– Так вы здесь ни при чем?

– Я?! – Род Лан импульсивно взмахнул руками и гневно закричал: – Да на кой черт мне «лорд»?! За каким бесом мне лететь на Колокон?!

– Не понимаю… – признался Гим. Род Лан вскочил на ноги и нервно зашагал взад-вперед вдоль бассейна, рассуждая вслух:

– И я ничего не понимаю… Что-то пошло не так… Только мне-то на это плевать! У Ланкоруса Дитриеза свои планы, а у меня свои! Если он что-то задумал, мог бы предупредить и меня, а раз не предупредил, пусть винит сам себя…

– Ланкорус Дитриез? – повторил Гим. Эльтар замер и резко повернулся к бывшему сержанту.

– Забудь! – приказал он. – Тебя это не касается! Думай о другом – завтра в восемь утра состоится поединок чести. Ты и я! Парк «Святой воды». У водопада!

– Что? – Гим замотал головой, словно не веря своим ушам.

– Но ты ведь мне задолжал! – напомнил эльтар, явно удивленный тем, что Гим колеблется. – Поединок чести!

– Мы будем драться?

– На шпагах. Секунданты мои.

– Что такое шпага?

Род Лан хмыкнул и швырнул Гиму оружие, которое принес с собой, – длинное тонкое полимерное лезвие, рукоятка прикрыта чашеобразным золоченым щит­ком. Бывший сержант в недоумении покрутил необычный предмет в руках – очевидно, в нем не было никаких хитростей, кроме острых краев и заточенного острия.

– Почему шпага?

– Простолюдин! – Род Лан презрительно сплюнул.

Удивленному Гиму показалось, что эльтар вот-вот заплачет, но тот переборол себя и снизошел до объяснений:

– Решить спор чести можно только контактным оружием – огнестрельное не выбирает правого и не требует умения. Из контактного: нож, кинжал – оружие воров и убийц; меч – оружие мясников. Шпага – оружие благородных. Ее не спрячешь под одеждой. Она не убивает случайным прикосновением или нечаянным попаданием. Владение ею – древнейшее искусство. Смерть от шпаги – смерть от достойнейшего.

– Но я не владею таким оружием. – Гим попробовал эфес на ладони и недоуменно пожал плечами.

– Твои проблемы! – зло выдохнул юноша. – Нужно было учиться!

– Но откуда мне было знать…

– Замолчи! Впереди ночь – вот и тренируйся! Завтра в восемь утра, Гим Церон!

– Подождите. – Бывший сержант потер виски и наконец поднялся на ноги. – И все из-за того, что я дотронулся до вашего горла? Но ведь вы сами вынудили меня…

– Замолчи! – зеленея, вскричал эльтар. – Я оскорблен! Мое имя испачкано грязью! Я не могу ни есть, ни спать, ни любить, ни думать! Я лишен покоя! Схожу с ума! Да как ты…

По шекам венценосного и в самом деле потекли слезы обиды. «Он или сумасшедший, или самый капризный тип, которого я когда-либо видел!» – подумал Гим.

– Если я оскорбил вас, то лишь по незнанию и потому, что ситуация вынудила меня поступить так, как я поступил, – извиняющимся тоном сказал он, надеясь все же договориться, – В моем поступке не было злого умысла! Мы могли бы обсудить и другие способы решения нашей проблемы. Например, я могу попросить у вашей милости прощения и пообещать…

– Что?! – Эльтар даже замер на месте и перестал плакать. – Прощения?!! Простить все то, что я пережил?!! Завтра, Гим Церон!!! Завтра!!! Я и так ждал вечность!!!

Юноша перевел дух, фыркнул и решительно направился к выходу.

– А если я не приду? – на всякий случай поинтересовался Гим.

– Сбежать от поединка – значит, проиграть его. – Род Лан обернулся и холодно посмотрел на Гима сухими глазами. – А проигравший умирает. На поединке или позже. Если позже, то все равно как – все методы хороши. Если хочешь всю жизнь жить в страхе, каждую минуту оглядываясь, что ж, твое дело, простолюдин. Беги с Колокона, спасай свою шкуру!

Гим накинул на плечи пушистый банный халат и покинул зал с гейзерами и бассейнами.

– Сумасшествие! – пробормотал он. Оставалось лишь одно – научиться владеть примитивным экзотическим оружием эльтаров. Надежда на победу кое-какая была, ведь он служил десантником и уже имел дело с колюще-режущими предметами. Конечно, шпага, как всякое орудие убийства, имеет свои особенности. Значит, надо их освоить.

Гим вызвал прислугу. Явились двое – прежняя темнокожая девушка и молодой человек в черном костюме.

– Мне нужен специалист по владению этим предметом, – сказал Гим, показывая шпагу Рода Дана.

Слуги замялись. В конце концов удалось выяснить, что они ничем не могут помочь. Шпага – ритуальное оружие эльтаров, а эльтар не придет учить фехтованию человека Второго кольца.

– Попробуйте обратиться к базе Мозга отеля, – предложил молодой человек. – Возможно, там найдется нужный самоучитель.

Они удалились, а Гим Церон перешел в спортивный зал, где вызвал голографического тренера – одну из программ базы Мозга.

– Чего изволите? – спросила с улыбкой мускулистая голограмма.

– Владение шпагой. Самый ускоренный курс.

– Хорошо, господин. Готовы? Приступим. Начнем со стойки. Поначалу вам может показаться не важным, как поставить ноги и распределить вес своего тела,

однако…

– Стоп! – остановил тренера Гим. – Я знаю, что такое стойка. Опустите этот раздел.

– Очень хорошо. – Виртуальный богатырь как будто обрадовался. – Опустим значение и перейдем к сути. По вашим движениям, жестикуляции и даже осанке я уловил, что вы предпочитаете все делать правой рукой – вы правша. Немного жаль, потому что левша получил бы маленькое, но все-таки преимущество. Посмотрите на меня. Становимся боком, голову поворачиваем к правому плечу, правую ногу выставляем вправо и чуть приседаем, так чтобы почувствовать, что ноги превратились в жесткие, надежные пружины. Левую руку заводим за спину – я потом научу, как использовать ее во время выпадов и обманных движений, возможно, мы даже отработаем для этой руки серию специальных уколов. Боец, дерущийся обеими конечностями, приобретает неоспоримое преимущество. Правую руку сгибаем в локте. На повернутую ладонью вверх правую руку кладем эфес шпаги и держим оружие так, чтобы предплечье и кисть образовали с лезвием одну прямую линию.

Проверим, что получилось. Чуть согнутая правая нога, корпус, голова и правая рука с оружием находятся в одной плоскости – на линии между вами и противником – в данном случае между вами и мной. Опорная левая нога – единственное, что делает нас объемными, – она должна лежать в плоскости, строго перпендикулярной первой…

Итак, положим шпагу и попробуем двигаться. Начнем с коротких шажков…

– Черт! – буркнул Гим. Такими темпами он будет учиться вечность! Гим посмотрел на тренера: – Забыли про стойку! Скажем так: двигаться я умею!

– Но вы не правы, господин! – Как ни странно, в голосе виртуального тренера звучало возмущение. – От того, научитесь ли вы правильно стоять в стойке, зависит, какую зону поражения подставите под укол врага – весь корпус или же только бок. Скажу по-другому: какую по площади зону вам придется защищать своим оружием от оружия противника! Это немаловажная…

– Но у меня нет на нее времени! Говорю тебе: к черту стойку! Переходим к ударам!

– Хорошо, господин… – Тренер укоризненно покачал головой, но продолжил: – Возьмите шпагу! Я уже говорил, что лезвие, кисть и предплечье должны лежать на одной горизонтальной прямой. Причем всегда – во время уколов, во время уходов, во время выпадов…

– Дальше! – крикнул Гим.

Учитель сделал вид, что расстроен и даже обижен, но опять подчинился:

– Сосредоточиваем внимание на острие нашего клинка (лезвия). Наша задача – научиться направлять кончик шпаги точно туда, куда мы захотим. Даже делая серию выпадов, опытный боец попадет в ноготь на мизинце ребенка. Направляют же кончик не всей рукой, и даже не кистью руки, а большим и указательным пальцами – именно эти два пальца жестко, но изящно сжимают рукоять эфеса, сама же ладонь только поддерживает ее, распределяя по себе основной вес оружия…

– Черт! – Гим перестал слушать, тяжело выдохнул и вышел из стойки. – На какой срок рассчитан ваш курс?

– На два года, мой господин. Но не обольщайтесь, за этот период мы только освоим азы, научимся основным ударам и защитам – заложим фундамент будущего умения. Для того, чтобы стать мастером…

– Остановись! – потребовал Гим. – Мне не нужен курс на два года, я хочу знать ВСЕ уже через десять часов!

– Совершенно невозможно, мой господин. – Голограмма добродушно заулыбалась.

– Послушай, я – солдат, я – десантник! Я мастер боевого искусства Айзы! Я в совершенстве владею доброй сотней всевозможных метательных, колющих и рубящих железок! Я…

– И среди «железок» была шпага? – вежливо перебил учитель.

– Шпаги не было.

Голограмма кивнула с видом победителя:

– Тогда вам все же лучше начать с азов!

Церон задумался. Лезвие как лезвие. Ничего выдающегося, ничего необычного. Но – специальный двухгодичный курс, ориентированный исключительно на такую заточенную полоску и непригодный для любой другой, например, меча или топора. И, что самое плохое, возможно, в этом скрывается рациональное зерно. Как учили в школе: любое оружие любит руку мастера…

– Сколько наиболее известных способов нанесения укола? – спросил Гим.

– Точной цифры не знаю, господин. Их тысячи.

– А нельзя ли мне загрузить твою программу непосредственно в мозг?

От возмущения лицо богатыря пошло красными пятнами.

– Ни при каких условиях! – закричал он. – Фехтование – школа избранных! Шпага – оружие чести! Познавайте ее шаг за шагом, но не пытайтесь обойти противника, обманув его знаниями, которые вам не принадлежали!

– Пусть лучше противник попросту убьет меня, так?

– Он вас или вы его. В этом и есть суть поединка!

Стало ясно, что с учебой ничего не получится. Однако Гим не терял надежды. Он был уверен, что ему помогут победить навыки бойца ударной дивизии. Казалось невероятным, чтобы избалованный мальчишка – эльтар обладал большим опытом, чем сержант десантной дивизии вооруженных сил Ростера.

Тем не менее имело смысл потренироваться.

– Мне нужен не учитель, а тренажер. Хочу провести эту ночь, отрабатывая удары.

– Так и не изучив базы?

– Буду изучать в процессе. По-другому все равно не получится.

– Хорошо. Наденьте на голову шлем имитатора. Нашли? Надевайте! Он кажется вам прозрачным? Это неправда. Посмотрите сюда!

Голографический учитель сделал резкий выпад, выбросив вперед правую ногу и выпрямив руку со шпагой. Гим почувствовал болезненный укол в левое плечо, а вся левая рука застонала от пронзительной боли.

– Теперь попробуйте отбить мою шпагу!

Гим скрестил лезвие своего оружия с оружием изображения – послышался звон, а рука наткнулась на вполне реальную преграду.

– Что происходит? – спросил он.

– Имитация импульсов нервных окончаний. Мозг получает от шлема такую же информацию, какую получил бы от раненого плеча или физически нагруженной руки. Начнем?

– Поехали!

Учитель перешел в наступление, делая выпад за выпадом. Гим защищался, как мог – удачно, но очень неуклюже.

– Видите, вы расходуете много сил, – сказал тре­нер. – Я же почти ничего не делаю…

Отбив серию выпадов, чаще эфесом шпаги, чем ее клинком, Гим пришел к выводу, что ему проще ударить противника рукой, ногой или головой, чем попасть в него чрезмерно длинной тонкой саблей. Он не преминул воспользоваться своим открытием и уловил момент для удара левой рукой по незащищенной почке противника. Голографический «враг» не почувствовал боли, но посмотрел удивленно:

– Такой ход против правил!

– Что со мной сделают? – спросил Гим. – Признают проигравшим?

– Победу назовут «грязной»!

– Ну, это не страшно! – весело улыбнулся сер­жант. – О спортивной чести речь не идет – мне бы попросту выжить… Продолжим?

– Нет, господин. Если вы применяете знания боевых искусств, мне нужно модернизировать тренажер, чтобы ответить вам тем же. Жесткий контакт шлемом не предусмотрен – нельзя же вам просто внушить, что вы перелетаете через голову!

– И что будем делать?

– Настаиваете на жестком контакте?

– Да, настаиваю.

– Подключим излучатели силового поля. Имейте в виду – теперь синяки станут настоящими! И помните: я все равно не смогу бороться, не смогу схватить вас за рукав или выполнить сложный болевой прием – в моем распоряжении не человеческое тело, а всего лишь силовые излучатели. Так что настоящий противник в настоящем поединке наверняка окажется сильнее вашего учителя.

– Начали!

Они набросились друг на друга. Голографический богатырь и в самом деле не пытался бороться с бывшим десантником, зато он то и дело наносил ему удары по корпусу своими здоровенными кулачищами. Задыхаясь от боли, Гим всякий раз отлетал от голограммы на несколько метров. Но он не сдавался, снова и снова стараясь сблизиться с противником на дистанцию, где применение длинного клинка шпаги стало бы невозможным…

Через час поединка, больше напоминавшего уличную драку отсутствием каких бы то ни было правил, Гим Церон вдруг осознал, что увлекаться тренировкой едва ли стоило – сил оставалось все меньше, как и времени, чтобы восстановить их перед уже настоящей, смертельной схваткой.

– Хватит! – согнувшись и тяжело дыша от усталости, скомандовал он голограмме. – Принцип ясен: на длинной дистанции – оборона клинком, на ближней – кулаки, колени и локти. Может, что и получится!

– Может быть, – согласился несуществующий учитель. – Только не забывайте – я фехтовал на уровне новичка. Что, если поединщик окажется мастером?

– А что, если не окажется? – Гим скинул шлем и осмотрел свои вполне реальные ссадины. – Ладно, спасибо, мастер! Я в бассейн и спать!

Армия научила сержанта спать в любой ситуации и в любом положении – в кресле пикирующего истребителя, на полу попавшего в метеоритное облако, трясущегося от перегрузок ракетоносца, в окопе под холодным проливным дождем и уж тем более – в тишине да на мягкой кровати. Причем одинаково крепко и спокойно, вне зависимости от того, велика или мала вероятность, что короткий человеческий сон превратится в последний, вечный. Поэтому даже сейчас, после нервного потрясения, каким стал неожиданный поворот в его жизни, накануне поединка, в котором на карту ставилась эта самая жизнь, так здорово поднявшаяся в цене, Гим мгновенно провалился в сон и так же мгновенно вынырнул из него, когда браслет на руке подсказал спящему мозгу, что по местному времени шесть часов утра.

Поднявшись с огромного дивана (кровати в номере не обнаружилось) и оглядевшись, дабы убедиться, что все, начиная с вызова к капитану ракетоносца, полковнику Аль Риду, ему не приснилось, Гим помылся, позавтракал и отправился к яхте, ругая себя, что не предупредил заранее лакея-пилота. Однако лакей и не думал спать и встретил господина точно таким же свежим и бодрым, каким был оставлен вчера днем.

– Во сколько ты встал? – спросил Гим, подозревая неладное.

– Встал откуда, господин?

– Ты не спал ночью?

– Конечно же нет. А зачем?

Гим поморщился. Его провели – эльтары и их прислуга наверняка принимали таблетки, снимающие необходимость в отдыхе. Знал бы он о таких таблетках, не потерял бы впустую столько свободного времени…

– Летим в парк «Святой воды». Знаешь, где это? Не позднее семи тридцати мне нужно быть у какого-то там водопада…

Они прибыли вовремя. До поединка оставалось полчаса, и Гим Церон хотел потратить их на осмотр арены боя. Когда речь идет о жизни и смерти, никогда не угадаешь, какая из окружающих мелочей будет иметь решающее значение. На мастерство-то рассчитывать не приходилось…

Погода стояла чудесная: в лазоревом небе светило доброе утреннее солнце, свежо зеленели трава и листья деревьев, восхитительно пахли огромные цветы, и звонко, чисто пели прятавшиеся в листве птички.

Водопад тоже выглядел великолепно. Тонны неизвестно откуда взявшейся в космосе воды рушились в каменную бездну, поднимая в воздух густые прохладные облака тумана…

Туман был, но ноги по траве не скользили – значит, не стоило надеяться, что противник забудется и поскользнется…

Тут появился и противник. Род Лан прибыл на яхте, вдвое превышавшей размерами машину, выделенную 947-му пограничниками. На эльтаре был странный белый кружевной наряд, волосы заплетены в косичку, на лице – надменное презрение ко всему на свете, включая смерть.

«Уверен в себе, – отметил про себя Гим. – Или считает, что я полный ноль, или и в самом деле чего-то умеет».

С юным снобом прибыли еще двое мужчин в армейских мундирах. Гим никогда не видел формы подобного образца, но даже на незнакомых знаках отличия сержант различил детали, которые могли указывать только на самое высокое офицерское звание.

Секунданты проверили шпаги на ломкость и качество заточки, отвели поединщиков на исходные позиции и отступили, так и не обронив ни единого слова.

Род Лан гордо вскинул голову и вздохнул, глубоко, с явным облегчением. Судя по всему, он и вправду истомился, ожидая случая расплатиться за оскорбление. Но вот час расплаты настал, и эльтар почувствовал облегчение…

– Я не использую фотоид, у тебя нет ничего, кроме шпаги, – сказал Род Лан. – Деремся до смерти.

– Что такое «фотоид»? – спросил Гим Церон.

Эльтар указал пальцем на нимб у себя над головой и тут же, без предупреждения, сделал бросок вперед, пробуя без всякого боя проткнуть шпагой непросвещенного дикаря. Но Гим тоже не в первый раз выходил на ринг – он ожидал чего-то подобного и успел отклониться.

За первым выпадом без всякой паузы последовала целая серия молниеносных уколов – худой бледный мальчишка и в самом деле превосходил в мастерстве владения шпагой голографического учителя из отеля.

Гим, чтобы не рисковать, делал то, что умел – держал шпагу за эфес, сжав рукоять в кулаке, и использовал элегантное оружие древних как самый заурядный кастет – отбивал им клинок врага и подгадывал момент, чтобы нанести удар по корпусу или в лицо…

Его странная манера ведения боя вызвала недоуменные улыбки у офицеров-секундантов и сбила с толку Рода Лана, который никак не мог определиться с выбором тактики. Гим увертывался, приседал, подпрыгивал, уклонялся всем корпусом, словно его хотели стукнуть чем-то большим и тяжелым, и, как ни странно, всегда успешно подставлял чашу эфеса под ищущее мягких тканей острие шпаги эльтара. И еще – он всячески старался сократить разделявшую бойцов дистанцию.

Когда Гиму удалось-таки перехватить руку эльтара и сойтись с ним вплотную, в сержанте ожил мастер Айзы – Род Лан получил серию ударов по почкам, селезенке и, наконец, по ногам, отчего согнулся от боли и упал на колени. Секунданты заволновались, но Гим не стал ждать их реакции, а продолжил наступление – перехватив руку эльтара, он заломил ее за спину, заставил противника выпустить шпагу, после чего повалил врага на живот и придавил коленом, пока еще не задумываясь, что станет делать потом и обязательно ли убивать того, кто и так повержен и обездвижен.

Юноша захрипел от боли и задергался, пытаясь освободиться. Только смысл его рева удивил Гима – эльтар даже не думал просить пощады, наоборот, он возмущался еще больше прежнего:

– Ты опять до меня дотронулся!!!

– Ну уж извини! – разозленный и разгоряченный поединком, прорычал Гим. – Тут уж ничего не поделаешь…

И в этот миг нимб над головой Рода ослепительно вспыхнул, мощная воздушная волна отбросила Гима на несколько метров, и он упал, закрыв глаза руками. Эльтар вскочил на ноги – его взбесило не то, что ему едва не сломали руку и отбили внутренности, нет, его еще раз «оскорбили», при свидетелях нарушив правило «высочайшей неприкосновенности».

Шпага сама взлетела с земли в протянутую к ней ладонь венценосного. Гим так не умел. Ему пришлось кувыркаться по траве, чтобы схватить свое оружие быстрее, чем Род Дан преодолеет разделяющее поединщиков расстояние.

Теперь эльтар был в такой ярости, что сержант в первый раз испугался. Клинок Рода Дана мелькал перед Гимом, стремительно крутясь точно вихрь, и ему пришлось отступать назад, пока он не оказался на краю обрыва. Где-то далеко внизу бурлила река.

– Эй! – крикнул Гим своему озверевшему противнику, ошеломленный стремительностью его натиска. – Я же теперь не безымянный! Я могу до тебя дотрагиваться!

Ему удалось уйти от края пропасти, перепрыгнув через голову Рода Дана, но это не спасло его от метнувшегося следом клинка. Он вошел в правое плечо Гима и тут же выскользнул, чтобы нанести целую серию болезненных уколов еще до того, как у противника пройдет естественный шок и он почувствует последствия первого ранения.

Эльтар знал, куда бить – его шпага ранила сержанта в нервные центры. Правая рука Гима повисла плетью, затем вышла из-под контроля левая, ну а затем последовали уколы в ногу, в бедро и в грудь. Еще не понимая, что проигрывает, еще не успев как следует испугаться, сержант потерял равновесие и упал навзничь. И тут же его пригвоздил к земле укол в самое сердце – такой жгучий и болезненный, словно жала всех змей мира в один момент впились в беззащитное обнаженное тело, впрыснули в него самый сильный из существующих в природе ядов и навсегда лишили надежды на то, что еще можно попытаться что-то исправить…

– Как глупо… – чуть слышно прошептал несчастный 947-й, Гим Церон, лорд фамилии Ревенберг, судорожно выгнувшись всем телом, морщась от боли, захлебываясь кровью и беспомощно изумляясь в последний миг чудовищной несправедливости судьбы…

Где-то совсем рядом взвыли сирены. С неба камнями упали три машины: две маленькие «скорые» и одна большая медицинская лаборатория. Из машин выбежали люди – в спецскафандрах, с реанимационными инструментами в руках, с озабоченными, взволнованными лицами. Гим их уже не видел – перед его глазами плыли разноцветные круги, сквозь которые едва просвечивали силуэты приближающихся людей и неподвижная фигура венценосного эльтара, высокомерно взиравшего на него сверху вниз…

Род Дан выдернул шпагу, и лежавшее на траве тело обмякло. Его секунданты сдерживали рвущихся на помощь медиков и сбежавшихся отовсюду работников парка и явно нуждались в помощи.

– Назад!!! – визгливо заорал нервный юнец, поворачиваясь к ним и поводя вокруг шпагой. Нимб над его головой становился все ярче. – Всем отойти!!! Ждите, пока он умрет!!! Поединок чести! Проигравший отдает жизнь!!!

Люди попятились назад и застыли, молча, в растерянности наблюдая, как истекает кровью никому не известный молодой человек, вероятно, знатный, коли находится здесь, в столице Колокона и, вероятно, благородной фамилии, коли расстается с жизнью со шпагою в руке…

ГЛАВА 6

Мысли набегали одна на другую. Сперва в них господствовали расплывчатые визуальные образы, затем изображение приобрело смысловую огранку и, наконец, обросло словами. Он мыслил, рассуждал, вспоминал. В памяти оживала хронология последних событий. Он помнил все, до малейших подробностей, и в череде часов и дней как будто не было разрывов. Время не останавливалось. Информация не прекращала поступать извне. Последние воспоминания были даже богаче и насыщеннее воспоминаний периода до наступления смерти, только осмыслить их было очень трудно, да что там? – просто невозможно. Они не подчинялись человеческой логике, они не предназначались для человеческого восприятия.

Глаза его были закрыты, и он не видел, где находится и что собой представляет. Он не торопился открывать глаза – в душе царило абсолютное гармоничное спокойствие, нисколько не нуждающееся во впечатлениях окружающего мира. Но все-таки глаза нужно было открыть – хотя бы для того, чтобы убедиться, что они у него есть.

Он лежал горизонтально в углублении на каком-то столе или в саркофаге. С потолка бил такой сильный свет, белый с оттенком фиолетового, что рассмотреть детальнее находившиеся в помещении предметы и фигуры было невозможно. «Фигура», впрочем, была всего одна – худощавая, мужского пола, с резкими чертами лица, пронзительными серыми глазами, золотым нимбом эльтара над коротко стриженной головой, в ослепительно белом медицинском комбинезоне.

– Гим Церон? – сказала «фигура», нагибаясь над головой пациента и заглядывая ему в глаза. – Пришли в себя? Превосходно!

Стол начал изменять положение – ноги Гима пошли вниз, голова – вверх. Когда угол наклона достиг восьмидесяти градусов, движение прекратилось. Свет в помещении чуть ослабел, и бывший сержант смог наконец оглядеться.

Он находился в некоей медицинской лаборатории – на это указывали два стола с углублениями в форме человеческого тела, стеклянными колпаками и пультами управления, всевозможные лапы роботов-манипуляторов, опускавшиеся с матового, излучавшего яркий свет потолка, белая окраска стен и всех металлических и полимерных поверхностей и предметов.

– С возвращением! – В лаборатории находился только один человек, и этот человек опускался сейчас в большое белое кресло – лицом к покоившемуся на третьем столе Гиму Церону.

Гим замешкался с ответом. Восприятие окружающего показалось ему очень четким, ничем не хуже, чем перед смертью, а вот понимание последнего факта отсутствовало – как так получилось, что он, пораженный полимерным клинком в самое сердце, все еще продолжает сейчас и мыслить, и чувствовать?

– Я могу тоже сесть? – спросил десантник, указывая на второе пустующее кресло.

– А как вы себя чувствуете? – спросил неизвестный.

Гим прислушался к себе и пожал плечами:

– Никак. Так же, как обычно. Неизвестный махнул рукой:

– Тогда – пожалуйста! Садитесь, раз вам так больше нравится!

Гим попробовал оторваться от почти вертикальной плоскости – его тело ничто не удерживало. На пути от операционного стола до середины комнаты, где стояло пустующее белое кресло, не возникло никаких незнакомых ощущений – здоровое натренированное тело, привычное восприятие цвета, звука и запаха, не требующая усилий координация. Все как всегда.

Неизвестный внимательно следил за его лицом.

– Не правда ли, неплохо для мертвеца? – как-то фальшиво, одними губами улыбнулся он.

– Я – мертвец? – почему-то совершенно не обеспокоенный смыслом слов, которые произносят его губы, спросил Гим.

– Были мертвецом. Сейчас уже нет.

– Кто я теперь?

– Хорошая постановка вопроса. – Мужчина качнул головой. – По-военному. Либо вы не верите, что пережили гибель своего тела, либо настолько беспечны, что не хотите об этом думать, либо только прикидываетесь безучастным. Позвольте вам объяснить, Гим Церон: вы действительно умерли!

– Странно. – Гим посмотрел на свое обнаженное тело. – Но выгляжу, как живой.

– Не смейтесь, Гим, с вами не шутят. Вы ведь должны помнить предсмертный миг?

– Я и помню…

– Свои ощущения до и после?

– Но я…

– Как вы думаете, почему вы живы? Почему вы здесь?

Ответ напрашивался сам собой.

– Мне нанесли смертельную рану. Сердце остановилось. Вероятно, вызвали медицинский персонал, доставивший меня сюда, в лабораторию. Повреждения тканей восстановили. Меня реанимировали. Такое делалось даже у нас в дивизии! Здесь, на Колоконе, уровень медицины наверняка выше…

– С радостью позволил бы вам придерживаться этой версии, но разве вы сами НЕ ЗНАЕТЕ, что все было иначе?

Эльтар посмотрел на него так, словно не настаивал на ответе, а, наоборот, побаивался его услышать или проверял, нет ли у пациента каких-либо сдвигов.

У Гима мелькнула тень сомнения – где-то глубоко внутри что-то подсказывало, что и в самом деле возвращение его в этот мир не было таким банальным, как утверждала логика здорового мозга. Но сержант подавил в себе безрассудную тревогу – ответ найден, другого и быть не может.

– Я думаю и чувствую – значит, я жив. Я жив – значит, мне не позволили умереть. Нет ран от уколов шпаги – значит, тело получило медицинскую помощь.

Человек смотрел в глаза Гима так внимательно, словно не верил, что он говорит то, что думает.

– Подождите, сержант! – Эльтар поднял руку, украшенную сразу тремя широкими браслетами с огромными, баснословной цены энергокристаллами. – Что, если все не так просто? Что, если я вам открою, что вы – самый дорогостоящий проект в истории всех внутренних служб человеческого мира?

– В каком это смысле, сэр?..

Неизвестный развалился в кресле поудобнее и взмахнул рукой. Из пола возник столик с двумя стоявшими на нем бокалами. В них плескался рубиновый напиток.

– Очень хорошее вино. – Эльтар повел рукой. – Угощайтесь!

Гим машинально потянулся за бокалом и сделал несколько глотков. Неизвестный смотрел на него так, словно знал, что напиток отравлен.

– Ну как? – Что-то в голосе эльтара говорило о том, что спрашивает он отнюдь не из праздного любопытства.

– Я задумался о том, что вы сказали, – извиняющимся тоном проговорил Гим. – Но вроде вкусно. Он отпил еще:

– Да, очень вкусно. Спасибо! Эльтар широко улыбнулся, только взгляд его остался таким же сосредоточенным и серьезным.

– Вы вновь поступили на службу, сержант! – громко и четко заявил он. Голос его прозвучал жестко, уверенно, повелительно.

– Что? – растерявшись от столь внезапной перемены, пробормотал десантник. – Я больше не Гим Церон?

– Вы – Гим Церон Ревенберг, но не тот, которым себя знали. Вы – живой организм совершенно иного порядка! Вы – величайшее творение современного научно-технического прогресса!

Ваше сердце ранила шпага благородного эльтара – по закону чести никто не смел вмешиваться. Мы не нарушили закона – ваше тело и сейчас кусок мертвого мяса. Но вы, лично вы, Гим Церон, вы вновь возвращены к жизни, чтобы продолжить свою службу идеалам мира и справедливости!

– Я не понимаю…

– Не перебивайте меня, сержант! Я старше вас и по возрасту, и по званию, так что будьте любезны – ведите себя как положено. Эмоции пока неуместны. Я все сейчас объясню. Нам нужен был человек для проведения очень серьезного эксперимента. Человек, который только что умер. Вы подошли как нельзя лучше. Как достаточно знатный, но не эльтар; как кадровый военный, способный исполнять приказы и не задавать ненужных вопросов; как человек с высоким коэффициентом интеллекта и хорошими моральными качествами.

– Откуда вы знаете, что…

– Получили ваше досье с Клерона.

– Но я не давал согласия…

– Согласия остаться жить? А на это требуется согласие? Помилуйте, сержант, мы что, должны были спросить разрешение у трупа, или у вас есть близкие родственники?

– Родственники должны были быть… – Под напором собеседника Гим начал путаться. – Фамилия Ре­венберг…

– Вы родились в Эмбриональном центре – какие родственники?! Они ничего о вас не слышали!

– Но вы сказали, мое тело – «кусок мертвого мяса»…

– Да. Ваше прежнее тело.

– У меня их два?

– Прекратите глупить – разумеется, одно, раз второе уже безжизненно!

– То есть я…

– Точная копия прежнего 947-го.

– То есть клон?

– Нет, сержант, не клон! Ваше «я» осталось вашим «я»! А вот тело – не клон, а «точная копия»!

– Но как же это возможно?

– Мы поручили вас еще до того, как вы окончательно умерли – смерть наступила уже в условиях нашей клиники. Мы сумели собрать и сохранить малый энергетический потенциал, который покидает тело в минуту смерти и считается отображением личностного «эго» в параллельной вселенной. Говоря иначе, «сберегли вашу душу». После этого была воссоздана точная клеточная копия вашего организма – вместе с накопленной в нем информацией, с умершими, состарившимися и поврежденными клетками. Вылечив раны, полученные во время поединка, мы запустили сердце нового организма и погрузили в него энергетический сгусток из прежнего 947-го. Насколько нам позволяла судить наша техника, сгусток прижился, разместившись на уровне солнечного сплетения и растворившись затем по всему оживающему телу. В итоге вы – стопроцентно прежний сержант вооруженных сил Ростера, с прежними знаниями, воспоминаниями и моральными устоями… Потрясены?

– Вы сказали: самый дорогостоящий проект. Не понимаю – если это так дорого, почему нельзя было оживить меня прежнего? Или, наконец, просто дать мне уйти из жизни? Какой смысл переносить мое «я» из одного тела в другое? Если речь идет о науке…