- А-а, - с досадой сказал Витя и замолчал.
      Иван Иванович рассадил всех полукругом, так, чтобы ребятам видно было море и скалы с базаром, а сам встал к морю спиной и сказал:
      - Здесь и будет наш промысел. Поначалу будем добывать яйца. Но не всякие. Птиц тут разных много. Есть чайки-моевки, и люрики, и тупики, и топорики. Они нам не нужны. Для нас главное - кайра. Яйца ейные как два куриных и очень питательные. Ваня, покажь-ко яйцо. Вот такое буренькое, с пятнышками, иногда по два желтка в одном попадаются. Кайра птица доверчивая - у нее из-под носа яйцо вынешь, она только покаркает и улетит.
      - А как же она потом? - спросил Димка.
      - А потом она почти всегда второе снесет, - ответил Прилучный. Жалко, конешно, вроде дитя от матери отбираешь. Так ведь промысел - он промысел и есть. Людям питаться надо.
      - А как их доставать оттуда? - спросил Саня.
      - Яйца те на виду лежат. Вот уж сколь годов я здесь и все удивляюсь: гнезда у кайры никакого, ни веточек, ни пуха, ничо нет. Снесет его прямо на голый камень и так на голом камне и высиживает. Улетит на момент, а яйцо лежит на открытой плите. А то камешек под него подложит, чтоб не скатилось, значит. Умная птица. А как доставать те яйца, мы сейчас с Иваном покажем. Наглядней оно лучше будет.
      Ваня достал из корзины большой железный костыль и топор. Иван Иванович походил по самому краю обрыва, поискал удобное место и крепко топором вбил между камнями костыль. Затем особым узлом привязал к нему веревку. Ваня тем временем надел поверх ватника странную - с двумя пазухами - рубаху. Потом Прилучный крепко обвязал веревкой Ваню вокруг пояса, а к другой, более тонкой, веревке привязал за ручку корзину. Ваня взял корзину и пошел к обрыву.
      - Ну, с богом, - сказал Иван Иванович, и Ваня, осторожно переступая с выступа на выступ, начал спускаться со скалы. А Прилучный, пропустив веревку за спину, уперся обеими ногами в камень и стал тихонько потравливать* веревку.
      Ребята на краю скалы вытянули шеи и напряженно смотрели, как, придерживаясь руками за камни, осторожно балансируя на плоских уступах, иногда чуть не повисая в воздухе - и тогда все видели, как напрягался Иван Иванович, удерживая натянувшуюся веревку, - спускался Ваня. Наконец он остановился на маленькой площадке, и веревка в руках Прилучного ослабла. Он снова подтянул ее и замер в напряженной позе. А Ваня медленно, придерживаясь одной рукой за камни, стал передвигаться по карнизу. Временами он протягивал свободную руку, что-то брал с выступов скалы и клал в корзину, привязанную к поясу. Так он, перебираясь с карниза на карниз, спускался все ниже. Примерно через полчаса он дернул за веревку.
      - Все, - сказал Прилучный, - наверх просится. Вот ты и ты, - он кивнул Антону и Баланде, которые стояли рядом, - давайте-ко подмогните.
      И они потянули. Иван, одной рукой придерживая корзину, а другой слегка отталкиваясь от скал, быстро поднимался. И вот он появился на скале, все такой же невозмутимый и спокойный, как всегда, только немного запыхался да лоб у него был мокрым. Зато в корзине было полно красивых, будто раскрашенных, крупных яиц, да еще из-за пазух он выложил десятка два.
      - Вот это да! - ахнул кто-то восхищенно.
      - Подумаешь! - пренебрежительно сказал Баланда. - Што особенного-то? Виси на веревке и собирай...
      - Посмотрим, как ты висеть будешь, - сказал Арся.
      - А што, - завелся Васька, - хоть счас!
      Ваня снял рубаху, бросил ее на камень и с полной корзиной направился к дому. А у Ивана Ивановича озорно блеснули глаза.
      - Может, и верно попробуешь? - спросил он Ваську.
      Баланда потянулся за рубахой.
      - Нет! - строго сказала Людмила Сергеевна. - Не сегодня.
      - Верно, товарищ комиссар, - согласился Прилучный, - это я что-то не сообразил.
      Он поднял рубаху, смотал веревки и тоже ушел.
      - Отдыхать! - сказала Людмила Сергеевна. - Можете побродить вокруг, но далеко не уходите. Скоро ужин.
      День был тихий. В небе ни облачка, зыбь на море стала меньше, и прибой шумел уже мягко и приглушенно. Мальчишки разбрелись кто куда по каменистой тундре. Кто-то разлегся на плоских, нагретых солнцем камнях, кто-то ушел подремать в палатку. А у дома Прилучных, прислонившись к стене, сидели Арся и Витя Морошкин. Один по одну сторону крыльца, второй по другую...
      16
      На следующее утро мы, взяв необходимое снаряжение, отправились на работу - на ту самую скалу, по которой лазил вчера Ваня. Он, конечно, тоже был с нами. И Ольга тоже. На этот раз она была в брюках, заправленных в сапоги, но все в той же синей косынке, правда повязанной, как говорят, по-бабьи: лоб и щеки закрыты, а концы завязаны вокруг шеи. За ней, чуть позади, один слева, другой справа, шли Арся и Морошка, насупленные и молчаливые. Ольга посмеивалась.
      - Хиханьки да хаханьки? - обернувшись, сурово спросил Ваня.
      - Ага! - ответила Ольга.
      - Чего платок выходной надела? Пофорсить? - тем же тоном спросил Ваня. - А если птицы загадят?
      - Фу, чурбак неотесанный! - рассердилась Ольга.
      ...И начался наш промысел. Так легко и просто казалось это со стороны, когда мы смотрели, как ловко орудует на скалах Ван Ваныч-младший. И так не легко и не просто оказалось, когда мы попробовали сами. Вначале мы построились по-военному в одну шеренгу и по росту. Прилучный-старший два раза обошел строй, присматриваясь, у некоторых даже мускулы пощупал.
      - Кто поменьше да полегче, на скалу полезут, - сказал он и вызвал Борю-маленького, Петьку Шкерта, Морошкина, меня и Славку. Про нас со Славкой он сказал, что мы хоть и длинные, но "тощие", легкие, значит.
      Боря выскочил из строя радостный. Славка и Шкерт вышли спокойно. А Витя слегка побледнел и сделал неуверенный шаг вперед, и у меня тоже что-то трепыхнулось внутри.
      - Дима, - сказала Людмила Сергеевна, - может быть, тебе не надо вниз? Со мной наверху будешь работать?
      У меня даже скулы свело от обиды.
      - Почему это не надо?! - грубо сказал я.
      - Пусть идет, - сказал Антон, - выдюжит.
      Я вышел из строя, злой и упрямый.
      Прилучный отобрал десять ребят - самых рослых и здоровых.
      - Вы страховать будете, - сказал он, - а другие, значит, укладкой займутся. Поглядим пока, кто на что годен.
      - Папаня, - сказала Ольга, - я тоже на скалу пойду.
      - Давай, - согласился Иван Иванович и выбрал еще двоих ребят на страховку.
      ...И вот, накрепко обвязанный веревкой, с корзиной у пояса, я вишу над пропастью и боюсь посмотреть вниз. Где-то далеко под ногами грозно шумят, разбиваясь о камни, волны. С криком, похожим на карканье, носятся вокруг кайры, и множество их сидит на карнизах. Я как-то сумел зацепиться рукой за камень и, нащупав ногами плоский уступ, встал на него. Уступ был довольно широкий, и я, осмелев, перестал хвататься за скалу, веревка крепко держала меня, да и ребята наверху были надежные - Антон и Толик. Справа от меня, чуть повыше, на другом карнизе уверенно стояла Оля, а за ней, вцепившись в веревку, торчал Морошкин. Глаза у него были плотно закрыты.
      - Чего глаза-то запечатал? - крикнула ему Оля. - Ты не боись, держись свободней, а то как яйца-то собирать станешь?
      Морошка помотал головой и открыл глаза.
      - Я не боюсь, - хрипло сказал он, - неудобно как-то...
      - Тут и верно не позагораешь! А ты гляди, как дружок твой, - она кивнула в мою сторону, - стоит и посвистывает.
      Я совсем не "посвистывал", но тут засвистел и нарочно посмотрел себе под ноги. Лучше бы я этого не делал! Скала круто уходила вниз, и хоть я знал, что высотой она метров тридцать - тридцать пять, но тогда мне показалось, что там было километра полтора. Впрочем, тут уж, пожалуй, никакой разницы нет - с полутора тысяч метров лететь или с тридцати, все равно костей не соберешь... Меня сразу прошиб пот, голова закружилась. Я крепко зажмурился и пошатнулся. Ноги мои повисли в воздухе, и веревка туго натянулась. Меня встряхнуло, я треснулся лбом о камень. Шапка слетела с головы. Я посмотрел ей вслед - она скакала по уступам. Я снова зажмурился. И услыхал сверху крик Прилучного:
      - Что там у вас? Сорвался, что ли?
      Я ничего не смог ответить - болтался в воздухе и только отталкивался руками и ногами от скалы.
      - Сейчас подтянем! - крикнул Иван Иванович. - Когда на карниз станешь, дерни веревку три раза.
      Я почувствовал, как веревка начала меня подтягивать вверх.
      - Ты глаза-то открой, а вниз не смотри, - услышал я рядом встревоженный голос Ольги.
      Я открыл глаза и нащупал ногами широкий выступ, кое-как ухватился руками за торчащий камень и встал на карниз. Веревка ослабла. Через несколько секунд я осмелел и, оторвав от камня правую руку, дернул веревку три раза. Она снова натянулась, и я опять стоял крепко...
      Успокоившись, я увидел прямо перед носом кайру. Она сидела на крошечном уступчике, и покручивая туда-сюда головкой, посматривала на меня. И то, что у меня под ногами обрыв, просто вылетело из головы: очень уж по-домашнему выглядела эта похожая не то на утку, не то на маленького пингвинчика птичка. Я немного полюбовался ею, а потом махнул рукой и сказал:
      - А ну, кыш!
      Кайра негромко каркнула и взлетела, а на том месте, где она сидела, прямо на голом камне осталось лежать крупное пятнистое яйцо. Я долго смотрел на него и почему-то не взял. Наверно, мне стало жалко эту доверчивую забавную птицу - вот прилетит она, эта первая знакомая моя кайра, и не найдет своего будущего птенца. Совсем рядом я увидел Ольгу.
      - Чего не берешь? - спросила она.
      - Примета такая есть, - молниеносно придумал я, - первое яйцо не брать, а то удачи не будет. Это как грибы собираешь, первый никогда не берешь.
      - Ну-у? - удивилась Ольга. - А я и не знала. Смотри, у меня уже сколько.
      Я заглянул в ее корзину и увидел, что она почти на четверть полна красивыми аккуратными яйцами.
      - Нашел! - вдруг закричал Витька. - Еще нашел! И еще!
      Тут и я нашел второе яйцо и, уже не раздумывая, положил его в корзину. За ним третье, пятое, десятое... Мы уже не переговаривались, а молча и довольно бойко ползали по скале, то опускаясь ниже, то опять поднимаясь. И вскоре я увидел, как тихонько поползла вверх Ольгина корзина, а потом и Витька дернул за веревку и закричал:
      - Эй, наверху, вира помалу!
      И его корзинка, слегка раскачиваясь, тоже начала подниматься. Я чуть не лопнул от зависти, но вот и моя корзина ушла наверх с самым ценным тогда для меня грузом - первый в жизни мой промысел.
      Так мы работали часа два, и уже чувствовалась усталость, саднили поцарапанные о камни руки, веревка натерла спину, но уходить не хотелось: работа была интересной, рискованной, требовала ловкости и упрямства и, конечно, сноровки. Ну, ловкость и упрямство у меня, кажется, есть, а сноровка еще придет. "Эх, - думал я, - увидела бы меня сейчас Ира. И мама. Нет, впрочем, маме не стоит этого видеть, а вот отец... отцу не мешало бы поглядеть..." Дальше я додумать не успел: сверху раздалось громко и встревоженно:
      - Бо-о-оря! Ты где?!
      - Что случилось? - закричала Ольга.
      И тот же голос ответил ей уже отчаянно:
      - Борька, кажись, сорвался!
      Я ахнул, представив себе, как катится вниз, ударяясь о карнизы, маленький Боря, как с глухим стуком падает он на острые камни, как в голос рыдает его мать и плачут сестренки... Оля стояла рядом со мной и что-то причитала. У меня опять закружилась голова, и я намертво вцепился в веревку...
      На вершине скалы показалось бородатое лицо Прилучного.
      - Смотрите все! - крикнул он. - Не видать ли где? Может, зацепился.
      - Бо-ря! Борис! - стали звать мы.
      И тут из-за выступа скалы, рядом с которым были мы с Олей, раздался спокойный Борькин голос:
      - Ч-чего к-кричите? Тут он я.
      - Почему веревка болтается? - свирепо рявкнул Прилучный.
      - А я ее б-бросил, - невозмутимо ответил Боря. - Мешает.
      - Ах, мешает! Все наверх! Немедля!
      - Ну, Борька, получишь! - закричал кто-то, и я сразу почувствовал, как меня с силой потянули наверх.
      Еле успевая перебирать ногами и отталкиваться руками от скалы, чтоб не расквасить морду, я кое-как выбрался на вершину. Здесь уже были все "добытчики". Они молча окружили Борю, а над ним грозно нависал разъяренный Прилучный, и стояла рядом белая как мел Людмила Сергеевна.
      - Мешает, значит?! - бушевал Прилучный. - А ежели брякнулся бы?
      - Т-так не б-брякнулся в-ведь, - возразил Боря.
      Иван Иванович даже задохнулся от гнева - я и не представлял себе, что этот добродушный "промышленник" может быть таким. Он хотел еще что-то добавить, но вдруг резко повернулся, растолкал толпу ребят и, не сказав больше ни слова, ушел.
      - Марш в столовую! - тихо сказала Людмила Сергеевна. - Картошку чистить. И на скалы больше не пойдешь.
      - Я в-ведь шесть корзин соб-брал, - заныл Боря.
      - Марш! - неумолимо повторила Людмила Сергеевна.
      И Боря уныло поплелся в палатку-столовую, где двое ребят чистили картошку к обеду. Он отошел на несколько шагов, и его догнал Васька Баландин. Он дал Борьке такой увесистый подзатыльник, что тот чуть не упал. Баланда, ворча, вернулся обратно. И Людмила Сергеевна промолчала. Меня она, правда, тоже на скалу больше не пустила в этот день: оставила наверху укладывать яйца. Было обидно, но, с другой стороны, я понимал и ее - пока иначе нельзя.
      17
      Промысел продолжался. Одни лазили по скалам, другие - страховали их наверху, третьи укладывали яйца в длинные ящики и перекладывали их стружкой, а потом относили ящики в сарай к Прилучному, четвертые занимались разной хозяйственной и подсобной работой - заготавливали плавник на топливо, носили воду из ручьев и озерец, помогали на кухне. Ваня Прилучный с двумя-тремя ребятами частенько ходил на охоту или на рыбалку. Если охотились удачно, тогда на столе появлялась либо уха, либо жареная рыба, а то и того лучше - жирная гусятина или утятина. Но когда этого не было, кормежка и так была вполне приличной - не то что в Архангельске, даже и сравнить нельзя. Много продуктов еще с довоенной поры оставалось на факториях в Малых Кармакулах, Белушьей губе, становище Полярном. Их было решено оставить для промысловиков, добывающих песца и рыбу, а также как аварийный запас для команд пострадавших в Баренцевом море судов. Часть продуктов по распоряжению Папанина и Вылки была передана экспедиции - кое-какая крупа, сахар, консервы, мука и другое. Были у экспедиции и свои запасы, да, между прочим, яичница из крупных кайриных яиц была очень вкусной и питательной. За вкусом, впрочем, особенно и не гнались - поработай-ка восемь, а то и десять часов на свежем ветерке, "поупражняйся"-ка в скалолазании да повоюй с ветерком - и корка черствого хлеба, обмакнутая в кипяток, покажется не хуже любого деликатеса.
      Словом, за короткое время ребята немного отъелись, окрепли, стали спокойнее и уверенней.
      Однажды к вечеру в лагере появился Илья Константинович Вылко. Он по-хозяйски осмотрел становище, одобрительно покачивая головой и поглаживая густые и черные усы, поговорил с Людмилой Сергеевной и Прилучным. Потом все они подсели к отдыхавшим на солнышке ребятам.
      - Ну как, братики, - спросил он, - небось с непривычки тяжеленько?
      Ребята захорохорились: "Ничего", "Что мы, маленькие", "Пустяковая работенка", "Подумаешь - яички собирать..."
      - Хорошо, хорошо, - говорил Вылко, - молодцы, молодцы, - и узкие глаза его ласково посмеивались. - Я еще к вам приду. А теперь пора мне, робятки, дел порато много. В другой раз еще что расскажу. Из Маточкина Шара передавали, что там еще суда иностранные пришли, стоят на траверзе у поселка Лагерного. И наш один с ними. Танкер.
      - Как название танкера-то? - спросил Арся, приподнимаясь на локте.
      - "Азер-ба-жа" - вроде, - ответил Вылко, - сильно побитый, говорят.
      - "Азербайджан"? - переспросил Арся.
      - Вот, вот, - сказал Илья Константинович. - "Азер-бад-жан".
      Он попрощался и быстрым своим охотничьим шагом ушел.
      Мальчишки подошли к обрыву и вскоре увидели, как из заливчика быстро выскочила небольшая лодка-моторка и бойко побежала на север, к Маточкину Шару.
      - Интереснейший человек, - задумчиво сказала Людмила Сергеевна, - о нем ненцы легенды складывают. Дима, у вас в Ленинграде Арктический музей есть. Ты в нем был?
      Соколов отрицательно помотал головой.
      - После войны сходи обязательно. Там про Вылку много чего есть, даже картины его выставлены.
      - Он и художник еще? - спросил удивленно Саня.
      - Еще какой! - ответила Людмила Сергеевна. - И художник, и писатель, и президент Новой Земли. Его так Михаил Иванович Калинин назвал, когда орден ему в Кремле вручал.
      - И орден у него есть? - поразился Морошкин.
      - Есть, - сказала Людмила Сергеевна. - Ну, спать!
      ...А утром обнаружилось, что исчезли Арся и Ваня Прилучный.
      Обыскали все вокруг, расспросили всех, но никто не видел, как и когда ушел Арся. Вещи его все были на месте, значит, далеко он не собирался. Спросили у Прилучных. Они тоже ничего не знали, и только Мария Николаевна вспомнила, что ночью ее разбудила какая-то возня.
      - Ты, Ваня, шебуршишься? - спросила она.
      - Я, маманя, спи, - ответил Ваня.
      - А проснулась, - говорила Мария Николаевна, - его нет. Ну, думаю, к вам пошел. Потом уж заметила, что котомки его нет, и вот тут на полке у меня четыре хлеба лежало, а теперь только три.
      Иван Иванович выскочил в сенцы и сразу же вернулся.
      - И ружжишко свое захватил, - сказал он. - Да вы не волнуйтесь. Раз ружжишко взял, значит, на охоту наладился. Ну, а за то, что вашего сманил, он у меня, стервец, получит.
      - Хорошо, если на охоту, - сказала Людмила Сергеевна.
      - Придут, никуда не денутся, - уверенно сказал Иван Иванович. - Ваня говорил, что давеча у Черного гляденя* двух казарок видел, - не иначе, туда и направились. Ты, Ольга, прошлась бы по берегу, на север иди. Да Серого возьми...
      - И я пойду! - сказал Морошкин. - Девчонка все-таки...
      Ольга прыснула.
      - Ишь, какой мужик нашелси, - сказала она. - Что ж, пойдем, все будет над кем посмеяться.
      Через несколько минут Ольга и вышагивающий за ней Морошкин направились вдоль берега. Впереди бежал Серый. Остальные ребята пошли работать - промысел продолжался.
      Снова начали беспокоиться только после обеда - ни Арся с Иваном, ни Ольга с Витей не возвратились.
      - Надо идти на поиски, - бледная и решительная, сказала Людмила Сергеевна.
      - Подождем до ужина, - сказал Прилучный, - а чтоб вам на сердце спокойней было, я на своем катеришке пройдусь.
      Прилучный ушел, а бригада снова принялась за работу.
      Только к ужину вернулись усталые Ольга и Витька.
      - Не нашли, - вздохнув, сказала Оля и села на скамейку.
      - Ну что ж... - сказала Людмила Сергеевна. - Будем ждать Ивана Ивановича. Он найдет.
      И он действительно нашел. Около часу ночи, когда ребята уже все лежали на своих койках, но вряд ли кто спал, в палатку вошел Прилучный.
      Все сразу подняли головы, а Людмила Сергеевна, сидевшая на нетронутой Арсиной койке, вскочила. Она ничего не спрашивала, только тревожно-вопросительно смотрела на Прилучного. А он втянул за собой угрюмого Арсю.
      - Своему я по шее надавал и домой отправил, - сказал он.
      Людмила Сергеевна хотела что-то спросить, но Иван Иванович взял ее за локоть и вывел из палатки.
      Ребята зашумели: "Арся?! Где был?", "Куда тебя черти носили?". Арся ничего не отвечал. Он молча подошел к своей койке и, даже сапог не сняв, плюхнулся на нее ничком.
      - Ишь, какой, - зло сказал Баланда, - и говорить не желает!
      - Сам гуляет, - сказал Шкерт, - а мы тут за него ишачь!
      - Цыть вы! - крикнул Антон.
      - Расцыцкался... - не унимался Баланда. - Все вы...
      - Точно, - сказал Шкерт, - пусть скажет, где был.
      - Оставьте его! - резко сказал Антон. - Захочет, завтра сам расскажет.
      Баланда еще поворчал немного, и наступила тишина.
      Утром Людмила Сергеевна вызвала Арсю из палатки и поговорила с ним. А потом, уже после завтрака, она велела всем ребятам собраться и сесть полукругом. Арсю она усадила перед всеми на камень. Подошли и Прилучные.
      - Сейчас Арсентий расскажет вам, где был, что видел и что слышал, сказала Людмила Сергеевна. - А уж потом вы решайте: наказывать его за "самоволку" или нет.
      Арся долго молчал и наконец хрипло и устало сказал:
      - В Маточкин Шар мы с Иваном ходили. Там на "Азербайджане" отец у меня... - И замолчал опять.
      Мальчишки переглянулись, и кто-то тихо спросил:
      - Живой?
      - Живой, - ответил Арся и, снова помолчав, добавил: - Ранен только, в живот... да еще обжегся.
      - Говори! - требовательно сказал Антон. - Все говори.
      - Что говорить-то? Что говорить? - громко всхлипнул Арся.
      И опять наступила тишина. Арся ожесточенно потер лицо, опустил руки и выпрямился на камне.
      - Там, в Матшаре, - сказал он, - сейчас пять иностранцев стоят. Один сторожевик английский - "Айршир" называется. Три транспорта американских и один из Панамы, как тот - "Эль капитано"... И еще наши там - ледокол вооруженный "Мурман" и... и "Азербайджан".
      - Чего же их туда занесло? - спросил Саня.
      - Занесет! - зло ответил Арся. - Тебя бы и не туда занесло. Двадцать седьмого июня они из Исландии к нам вышли. Тридцать шесть транспортов, а с ними два наших танкера - "Азербайджан" и "Донбасс". Шли как положено: посредине транспорты, а вокруг охрана - сторожевики, тральщики, противолодочные. Да еще неподалеку английский тяжелый флот ходил. Поначалу все было спокойно. А потом - это еще четвертого июля было - больше двадцати фашистов налетело. "Хейнкели", самолеты-торпедоносцы. Три корабля сразу торпедировали... и "Азербайджан" тоже.
      - Как же он добрался-то? - изумленно спросил Карбас.
      - Они сами не знают, как добрались: с четвертого по семнадцатое июля в море болтались. Пробоина в борту чуть не в полтора метра, палуба вся искорежена - смотреть страшно. Торпеды - это еще было полбеды... - Арся скривился и скрипнул зубами. - Самое страшное потом началось. После этого налета вдруг всем кораблям команда по радио: рассредоточиться и каждому самостоятельно, поодиночке, значит, следовать в советские порты...
      - Как так "поодиночке"?! - возмутился Славка. - Их же немцы, как орешки, перещелкают.
      Ребята загудели.
      - Вот и перещелкали, - сказал Арся. - У них там в Англии какой-то адмирал есть - не то Падли, не то Дадли... Ему доложили, что в Норвегии чуть не весь немецкий флот стоит, он и перетрусил. И приказал своему флоту немедленно увести корабли обратно в Англию, а конвою - самому добираться. Только сторожевики и тральщики с ними и остались. А что они могут?!
      - Падла он, а не Дадла! - заявил Баланда.
      - Точно. Союзнички еще называются! - поддержал его Толик.
      - Своих не жалеют, - сказал Димка. - Давай дальше, Арся.
      - А дальше чего? Начали они "рассредоточиваться", а фашисты, сволочи, их из-под воды и с воздуха, как утят несчастных, топили. Хоть и дрались они из последних сил. Которые на дно пошли, а где остальные, до сих пор неизвестно. Одного мы видели в губе Обседья на мели, от другого только круг спасательный да мешки с мукой остались. Да в Матшаре пять. Где остальные бродят?.. Эх! - Арся встал. - Говорить больше нечего. Работать надо!
      И он пошел, не оглядываясь, к обрыву. За ним побежала Ольга. Она догнала его и пошла рядом, заглядывая снизу ему в лицо. И никто даже не ухмыльнулся. Все угрюмо молчали. Война опять дохнула на них своим раскаленным дыханием - она была в двух шагах...
      Людмила Сергеевна всматривалась в посуровевшие лица своих мальчишек. Потом тихо спросила:
      - Ну как?
      - Что как? - не понимая, переспросил Антон.
      - Наказывать будем?
      - Да вы что, Людмила Сергеевна?! - изумился Антон, а ребята зашумели негодующе.
      - Так я и думала, - сказала Людмила Сергеевна. - И еще - надо нам в свободное время походить вдоль берегов. Может, найдем, тех, что спаслись...
      - Верно, товарищ комиссар, - сказал Прилучный, - мне говорили, что Илья Павлыч Мазурук уже многих нашел и на Большую землю вывез. Поищем и мы. Так, робяты?
      - Так! - сказали мальчишки и пошли делать свое дело. Работали молча и с ожесточением.
      18
      На следующее утро, первым высунувшись из палатки, я увидел вместо солнца сплошную пелену низких облаков. Из них, как из сита, сыпался мелкий-мелкий дождик. Было промозгло и холодно. Горы закрыло плотным туманом, и все вокруг стало сумрачным и неуютным. Посвежел и ветер. Он дул порывами, не очень сильными, но от них брезент палатки ходил волнами. Сразу продрогнув, я поскорее юркнул под одеяло.
      - Ну, что там? - сонным голосом спросил Славка.
      - Не ахти... - сказал я.
      - Лафа, - вытягиваясь, сказал Васька, - хоть отоспимся.
      - Там видно будет, - сказал Антон, - а пока - по-о-дъем!
      Он в трусах и майке выскочил наружу, но почти сразу же влетел обратно.
      - Нич-ч-чего, - сказал он стуча зубами. - Работать можно. По-о-одъем!
      В столовой Людмила Сергеевна спросила:
      - Работать будем?
      - Какая работа, - сказал Витька, - ветер да дождь.
      - Да рази это ветер? - возмутился Колька.
      - Я не настаиваю, - сказала Людмила Сергеевна, - решайте.
      - Чего там решать, - буркнул Арся, - пойдем, и все.
      - Тьфу! - разозлившись, сказал Шкерт. - Вот сознательные!
      - А ты можешь на кухню идти, там тепло и не дует, - сказал Антон презрительно.
      - И пойду! - с вызовом ответил Петька.
      - Моя очередь! - крикнул Морошкин.
      - Ну да, - сказал Васька, - к синему платочку. Гляди, Арся отобьет.
      Арся встал и, даже не посмотрев на Ваську, вышел из палатки.
      - На кухню пойдут Морошкин и Петр Иванов, - сказала Людмила Сергеевна. - А остальные... ну что ж, давайте попробуем.
      Работать было трудно и страшно. Внизу глухо шумело море, и от порывов ветра приходилось просто вжиматься в скалы. Того и гляди, сбросит. Правда, после случая с Борей уже никто не решался ходить по карнизам без веревки, но все равно было жутковато.
      После обеда дождь перестал, а ветер похоже стал посильнее. Ребята развалились на койках, кто-то затянул песню, ее подхватили, а Арся сказал мне:
      - Пойдем на мысок. Посидим, море посмотрим, а?
      Очень не хотелось мне вылезать из палатки, но тон, каким сказал это Арся, не позволил мне отказаться. На мыске мы, подняв воротники и нахлобучив шапки на самые уши, присели на камни и стали смотреть на море. Волны отсюда казались не очень большими, но какими-то беспорядочными, гребни их были сплошь покрыты белыми барашками пены.
      - Сулой, - задумчиво сказал Арся, - баллов семь будет. - А когда я непонимающе взглянул на него, он пояснил: - Сулой - это когда ветер с течением встречаются, оттого и беспорядок такой.
      Потом он опять замолчал надолго, и я тоже молчал - о чем я буду спрашивать его после вчерашнего? Через некоторое время он сказал:
      - Хорошо, что хоть захмарило.
      Я не понял, почему это хорошо, но ничего не спросил. И только когда он вскочил и стал пристально всматриваться в море на север, я сообразил, что он имел в виду и зачем в эту дрянную погоду ему нужно было торчать на берегу. Далеко на севере я увидел вначале размытые ветром дымы, а вскоре и расплывчатые силуэты судов.
      - Они, - глухо сказал Арся.
      Суда приближались. Когда они оказались на траверзе* нашего мыса милях в семи - восьми от берега, их уже можно было разглядеть довольно четко. Было их семь, и шли они строгой кильватерной колонной, только одно совсем небольшое суденышко ныряло в волнах немного впереди и чуть правее мористее.
      - Это "Айршир" - тот самый сторожевик английский, - сказал Арся, - а третий в строю... батин, "Азербайджан". Самый последний - "Мурман".
      Мы стоя смотрели им вслед, и только тогда, когда уже и "Мурман" скрылся за южным мысом губы, Арся сказал:
      - Все!.. Дойдут ли? - И сам себе ответил, рубанув рукой воздух: Дойдут!
      ...И как мы уже узнали потом, вернувшись в Архангельск, они дошли. У южной оконечности Новой Земли их встретили наши эсминцы и сторожевые суда, и они дошли, привезя в Архангельск ценные военные грузы. Только "Азербайджан" пришел пустой - весь его груз, льняное масло, жирным пятном расплылся по Баренцеву морю. Но тогда-то мы этого не знали, и Арсю недели на две словно подменили - он стал молчаливым, задумчивым и только работал еще яростней, чем прежде...
      Мы молча шли обратно. У палатки Арся сказал:
      - Погода не больно рабочая. Давай попросимся поохотиться на берегу? Может... и людей каких встретим.
      Конечно, я согласился, и мы пошли в избу Прилучных. Людмила Сергеевна разрешила не сразу.
      - Возьмите Антона, Пустошного Саню, Славку, Толю и... Васю Баландина. Обязательно Васю! И далеко на первый раз не ходите.
      - Понятно, - сказал Арся.
      - Зачем нам еще Баланда этот? - шепнул я ему.
      - Воспитывать будем, - серьезно ответил Арся.
      - Олюша, - сказала Марья Николаевна, - может, и ты с робятишками пойдешь? Берега-то ты хорошо знаешь.
      - Ладно, маманя, - радостно ответила Ольга.
      - И я пойду! - решительно заявил Морошка, который тер песком огромную кастрюлю.
      - Нет, Витя, тебе и здесь работы хватит, - сказала Людмила Сергеевна и хитро подмигнула нам с Арсей.
      Вышла Оля, одетая по-походному, но снова в своем платочке. За плечами у нее была настоящая двустволка, а за спиной - увесистый вещевой мешок.
      Людмила Сергеевна вынесла нам из-за перегородки три "тозовки"* и по пачке патронов к ним.
      На воле Арся, передав одну винтовку мне, молча подошел к Оле, снял с нее мешок и нацепил на себя. Она улыбнулась, слегка наклонив голову.
      - Пойдем к югу, - сказала Оля, - к губе Безымянной. Там береговая полоса широкая, и выходы наверх есть, и сплошь осушки* кругом. А на севере скалы-то в самое море почти всюду опускаются. Ясно-понятно?
      - Ясно-понятно! - весело сказал Славка. - Пошли, Кожаный Чулок.
      - Это почему я "кожаный чулок"? - обиженно спросила Ольга.