Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Магистр (№1) - Пожиратели душ

ModernLib.Net / Фэнтези / Фридман Селия / Пожиратели душ - Чтение (стр. 10)
Автор: Фридман Селия
Жанр: Фэнтези
Серия: Магистр

 

 


Богатеи Гансунга не могут расти вширь без того, чтобы не оказаться в болоте, поэтому они строят башни, выше и красивей которых, как они говорят, нет на свете. То, что рассказывал ему когда-то учитель, теперь казалось Андовану малоправдоподобным. И все же… Гансунг, если он помнил верно, лежал строго на запад от него. Значит, он все время ехал туда. Быть может, это чары Коливара направляли его? И если он будет двигаться быстро, то сможет застать врасплох женщину, которая его убивает?

Гансунг расположен по ту сторону Кровавого Кряжа, вспомнил принц. Отсюда до него какой-нибудь день езды.

Чувствуя себя увереннее, чем за многие прошедшие дни, Андован достал из седельной сумки туго свернутые карты и при свете одинокой луны наметил дорогу в Гансунг.

Глава 18

– Входи, дорогая.

Изодранные шелка колыхались вокруг Гвинофар, как черные ангельские крылья. Ее ясные глаза разом увидели всю картину. Ее муж сидел на резном деревянном стуле, придав своему лицу, как он полагал, выражение нежной любви. Магистр Костас в тесно облегающих черных одеждах восседал напротив него, наблюдая за ней, как коршун. Позади них располагался очаг, холодный по летнему времени, над ним мерцало серебряное зеркало. В зеркале отражалась она сама, бледная, в запыленном платье – призрак по сравнению с властным, напористым человеком, который вызвал ее сюда.

Для нее, заметила она, стула не поставили. Так, несомненно, распорядился Костас. При виде него в ней, как всегда, поднялась желчь, но королева скрыла все за любезной улыбкой, делая реверанс им обоим. Затем, не удостоив Костаса взглядом, сама придвинула себе стул и села. Этим она рисковала вызвать неудовольствие мужа, но легкая улыбка на губах Дантена сказала ей, что она угадала верно. Ему нравилось, когда она проявляла присутствие духа, лишь бы это не было направлено против него. Кому-то другому это могло стоить жизни.

– Изволили звать, государь?

– Да. – Он наполнил третий кубок и подал ей. Она приняла вино с благодарностью и попыталась вместе с напитком проглотить комок, вызванный присутствием Костаса. На бесстрастном лице королевского магистра двигались только глаза – словно у паука, подумалось ей. Стоит тронуть неверную нить в его паутине, и паук тут как тут. – Костас хочет узнать подробнее о верованиях твоей родины, – продолжал король, – и я счел, что ты расскажешь об этом лучше, чем я.

Гвинофар благосклонно кивнула, как будто разговор с Костасом был для нее самым приятным занятием. Она знала, что думает Дантен о ее религии – «поклонении камням», как говорил он. Возможно, он полагал, что делает ей одолжение, предоставляя самой высказаться на этот предмет. Она никогда не скрывала от мужа своей нелюбви к Костасу, но он понятия не имел, как глубоко укоренилась в ней эта неприязнь, как тяжко ей находиться рядом с магистром даже самое короткое время.

Она заставила себя повернуться к Костасу и взглянуть ему прямо в глаза. Он не должен даже подозревать, как она ненавидит его и как боится. Нельзя показывать магистру свой страх.

– Что же вы желаете знать? – спросила она, принуждая себя говорить ровно и даже небрежно.

Тихий шипящий голос самого магистра больше подошел бы змее или ящерице, а не человеку.

– Расскажите мне о лордах-протекторах. Гвинофар взглянула на Дантена. Тот кивнул.

– Они возглавляют семьи, призванные хранить Копья Богов, следить за тем, чтобы Гнев не ослаб, и выходить на битву первыми, если он все-таки ослабеет.

– Боги да избавят нас от женских рассказов, – вмешался Дантен. – Ты начинаешь с конца, между тем как он не знает начала. Поведай ему о войне… так ведь, Костас? – Магистр промолчал, глядя на королеву так пристально, что у нее мурашки поползли по коже. – Думаю, так будет лучше всего. Конец войны, явление Гнева – вот то, что ему нужно.

– Как скажете, государь.

Она набрала воздуха, стараясь держаться спокойно под взглядом Костаса.

– Давным-давно, в Темные Века, когда демоны свободно разгуливали по земле, пожирая человеческие души, собрались вместе сколько-то чародеек. Лишь они могли противиться власти демонов настолько, чтобы помнить Первый Век Королей. Лишь они верили, что человек сможет вернуть себе свои законные права, если эти злобные чудовища будут истреблены.

Решено было, что они разыщут последних воинов, у кого еще достанет духу сражаться – нелегкая задача, ибо магия демонов отнимала у людей всякое мужество, – а затем выйдут на решающий бой с врагом. Волшебницы не намеревались убивать демонов на занятых теми землях, бывших никогда Первыми Королевствами, ибо все прежние попытки неизменно терпели поражение. Они задумали иное – отогнать врага на дальний север, в край снега и льда, где нет места человеку. Ибо они верили, что тамошний холод подрывает силу демонов и это позволит людям одержать над ними победу.

– Какими они были, эти демоны? – Немигающие глаза Костаса смотрели холодно, как у ящерицы. Гвинофар не смела взглянуть в них, чтобы не выдать своего отвращения.

– Говорят, что они родились от злых людей, которые боялись уходить в страну Смерти, но в мире живых могли оставаться, лишь питаясь чужими душами. У них были огромные черные крылья, укрывавшие землю тенью всякий раз, как демоны пролетали над ней. Взгляд их обращал человека в камень, и ни один воин не мог устоять перед ними. Многие рати поначалу пытались сразиться с ними и все превратились в каменных истуканов.

– Но на этот раз вышло иначе? – предположил магистр.

– Да. – Королева посмотрела на Дантена. Она знала, что кое во что он верит, хотя и на свой лад. Его народ представлял себе демонов чем-то вроде страшных зверей и отмахивался от рассказов об их сверхъестественной силе. Но что-то ведь положило конец Первому Веку Королей и ввергло род человеческий во мрак на целых десять столетий, упрямо думала Гвинофар. В этом ни у кого нет сомнений. И что-то погубило захватчиков, положив начало Второму Веку. Это тоже бесспорно. Почему же история о чародейской войне менее достоверна, чем предположение, будто причиной всему были обыкновенные звери?

– На севере ходит много рассказов о том, как колдуньи пустились на поиски немногих уцелевших героев. Если почтенный магистр желает послушать… – Костас махнул костлявой рукой, дав понять, что не желает. – Кое-кто верит, что колдуньям помогли боги, ибо без помощи свыше они бы, конечно, ничего не добились. Наконец им удалось найти горстку бойцов, не поддавшихся демонам, – всего-навсего семь человек, которым предстояло собрать под свои знамена целое войско.

Она вспоминала сказания своего детства – их пели барды перед ревущим огнем темными зимними вечерами. Трудно было отрешиться от этих напевов, от этих полузабытых отрывков, трудно свести многовековой эпос к нескольким простым фразам для Костаса. В детстве ее занимали как раз поиски Семи Героев, всяческие связанные с этим чудеса… но Костас явно не это хотел услышать.

– Все колдуньи, существовавшие в те времена, присоединились к семи воинам. Боги посылали им сны о предстоящей великой битве, и они знали, что род людской должен либо победить в ней, либо погибнуть навеки. В жестокой войне, охватившей тогда всю землю, сражались не только земным оружием, но и колдовскими чарами. Там, где стояли некогда могучие королевства, лежали ныне тела – одни изодранные в клочья когтями демонов, другие целые, но с истерзанными душами, и призраки павших стенали в муках. Рядом с воинами лежали ведьмы, растратившие на колдовство всю свою жизнь. Весь мир обагрился кровью. Трусливые или немощные прятались в норах, как крысы, чтобы демоны не нашли их и не выпили из них жизнь и силу. Долго ли, коротко, но семеро военачальников все же оттеснили врага на север. Крылья демонов обледенели, и они лишились сил, как и предсказывали пророчицы. Но даже это не могло решить исход битвы. Кровь лилась рекой, и земля под ногами солдат сделалась красной. Лето уже уступало зиме, а битва все длилась, и люди знали, что одни они не одолеют врага до наступления зимней ночи.

Весной на родине Гвинофар девушки свивают венки из красных цветов, что растут на равнинах. Раньше эти цветы, по преданию, были белыми, но кровь героев обагрила их лепестки. Она до сих пор помнила лицо Дантена, когда он увидел ее в свадебном платье того же цвета. Что его так поразило? Разве цвет мужества и жертвы не годится для свадьбы?

– И вот колдуньи предложили принести последнюю жертву, – тихо продолжила она, – если боги даруют людям победу и освободят их от пожирателей душ. Боги услышали их и приняли жертву.

Костас, весь подобравшись, слушал ее внимательнее, чем прежде. Теперь он, длинноногий и длиннорукий, угловатый, с немигающим взглядом, казался ей изготовившимся к прыжку богомолом.

– Боги выковали из молний копья и сбросили их на землю одно за другим, в разгар битвы между людьми и демонами. Небесные копья пронзали заснеженную землю сплошной чертой, сколько хватал глаз. Кровь земли ударила из тех мест и застыла на морозе зубьями много выше человеческого роста. Так страшен был гнев богов, что ничто живое не могло ни приблизиться к этим зубьям, ни пройти между ними. Демоны, оказавшиеся за частоколом, на севере, завыли от ярости, ибо поняли, что побеждены. Ночное небо полыхнуло огнем, и кроваво-красные Покровы замигали от горизонта до горизонта. Воины перебили немногочисленных демонов, застрявших на южной стороне, а последние колдуньи, оставшиеся в живых, перешли Черту Гнева, чтобы расправиться с прочими. Они верили, что Север заморозит демонов окончательно и те больше не смогут биться.

Да разве чужой поймет, что значит родиться в краю, где до сих пор звучит эхо великой войны? Жрецы говорят, что демоны так и сидят там, за частоколом. Если Гнев уступит и битва возобновится, родичи Гвинофар станут в первых рядах. Даже женщины. Таков их долг.

Гвинофар думала о Ресе и других Хранителях. Они, рискуя собой, ездят от зубца к зубцу, осматривают монолиты застывшей земной крови, укрепляют их, если нужно, приносят жертвы воздвигнувшим их богам. Ведь если демоны вернутся, между ними и плодородными, изнеженными южными землями будет стоять только Гнев. Даже Дантен со всем своим войском не сможет отразить врага, если Гнев падет.

– Вот почему, – завершила она свой рассказ, – в начале Второго Века Королей не было ни единой колдуньи. Все, умевшие управлять душевным огнем, принесли себя в жертву.

– Перейдем теперь к семьям Заступников, – предложил Костас. – К той… Силе, которой они обладают. – Ни голос его, ни поведение нисколько не изменились… но этот вопрос пронзил душу королевы как нож. Она и раньше испытывала это, когда Рамирус пользовался магией, чтобы читать ее мысли. Вторжение в тайны ее души возмущало ее, как насилие, но она даже виду не подала, что знает о нем.

Она ненавидела Костаса – и не переставала гадать о подоплеке этого чувства, вспоминая то, что сказал ей Рес: «Те резоны, которые ты привела, не объясняют столь лютой ненависти».

«Королевские гончие, – подумала она, – тоже не любят нового магистра, но им не приходится объяснять, почему это так».

– Они произошли от уцелевших военачальников. Жрецы решили, что их потомки будут править Севером, – так с тех пор и повелось. – Гвинофар умолкла, пристально глядя на Костаса. – Что еще вы хотите знать?

– Боги одарили их чем-то, не так ли? Силой, которая позволит защитить мир от демонов, если те явятся вновь. Так по крайней мере говорят.

Гвинофар внутренне замерла, как лань, почуявшая охотника. С самого начала он только и ждал, чтобы задать ей этот вопрос. Для того ее сюда и позвали.

Она решила скрыть все, что только будет возможно.

– Мало ли о чем говорят люди, почтенный?

– Сказки все это, – фыркнул Дантен.

Она потупилась, надеясь сойти за женщину, смущенную мужским вольнодумством.

– Может быть, и сказки, ваше величество.

– Вы не ответили мне, – заметил Костас.

Она пожала плечами, делая вид, что этот предмет для нее мало что значит.

– Долг Заступников – забота о Копьях. Поэтому боги будто бы наделили их способностью подходить к ограде ближе всех остальных. Не знаю, можно ли назвать это даром, почтенный магистр. Гнев страшен, и только те, кто связан долгом, рискуют приближаться к нему.

– Говорят также, что в ваших жилах течет колдовская кровь.

Сердце Гвинофар дрогнуло, но она, дыша глубоко и медленно, сохранила спокойствие. Она не могла лгать, зная, что он видит ее насквозь, но и всей правды говорить не хотела.

– Не знаю, на какие предания вы ссылаетесь. Иногда рассказывают, что семь колдуний пережили битву. Они стали женами семи полководцев и родили им сыновей. Говорят также, что кровь всех погибших чародеек впиталась в землю и передалась первым Заступникам. Но все это было давным-давно, а магический дар не передается с отцовским именем и не зависит от сказок, которые мы слышим в детстве.

– Сама она точно не ведьма, если ты об этом допытываешься, – заявил Дантен. – Рамирус удостоверился в этом, прежде чем мы поженились.

– Магистр Рамирус? – Теперь Гвинофар смутилась по-настоящему.

– По моему приказу. – Дантен жестом пресек все ее возражения. – А ты как думала? Я бы не стал брать жену из рода колдунов, а про вас всякое болтали. Видно, боги пообещали дать Заступникам Силу, лишь когда в ней будет нужда. Боги ничего в простоте не делают, так ведь?

– Похоже на то, – тихо согласился магистр.

– Лорды-протекторы построили на таких побасенках недурную империю, и я за это их уважаю. Но чародейскую кровь поищи в другом месте, Костас. Жена моя – чистокровная Заступница, но Рамирус заверил меня, что от ведьмы в ней не больше, чем в любой другой знатной даме. Извини, дорогая, ты сама знаешь, что это правда.

Она молча кивнула – без слов чувствительная ко лжи магия Костаса не имела над ней власти.

– Удовлетворен ли почтенный магистр теперь? Или от меня еще что-то требуется?

Об этом нельзя было спросить, глядя в сторону, и ее пронизала дрожь. Серые глаза Костаса, светлые, почти как у самой Гвинофар, во всем остальном не были человеческими глазами. В их глубине ей мерещились темные тени, голодные твари, готовые всплыть наверх и пожрать ее душу. Или восторжествовать над ее слабостью, если она не выдержит взгляд магистра. Но Гвинофар выдержала, призвав на помощь все свои душевные силы. Целую вечность спустя, как ей показалось, Костас сказал:

– Нет. Я узнал достаточно.

Она, не слушая, что он говорит королю, вздохнула с тайным облегчением. Несмотря на свою наружную хрупкость, она была сильной женщиной, а принадлежность к Заступникам делала ее сильной вдвойне, но переглядеть магистра мало кто из людей способен.

Дантен осушил свой кубок до дна. Она не заметила, наполнял ли он его повторно во время ее рассказа. Если сегодня он пьет больше обыкновенного, это недобрый знак.

– Я говорил магистру, что в ваших преданиях мало толку, но он все-таки захотел послушать. Что, Костас, позабавили тебя сказки про демонов? Ты можешь идти, дорогая. – Поднимаясь и приседая, она увидела, что король уже думает о другом, и еще раз перевела дух.

Лишь покинув чертог и закрыв за собой дверь, она обмякла и прислонилась к прочному дубу. Для чего все это было устроено? Общение с Рамирусом убедило ее в том, что магистр ничего не делает просто так, и смертные редко догадываются о его намерениях.

Ей тоже, как она ни старалось, не удалось распутать замыслы Костаса, и она вернулась к себе. Здесь, по крайней мере, она могла отгородиться от королевского магистра и попытаться забыть о его нечистом проникновении в ее душу.


Дантен подлил в свой кубок вина и тихо проворчал:

– Ну так как, ты получил что хотел? – Костас медленно наклонил голову. – По мне, так это чушь несусветная. Предания сочиняются людьми, которые хотят занять место в истории. Все династии передают по наследству такие вот байки – или придумывают их сами.

– Вы, как я вижу, обходитесь без преданий. Дантен от души посмеялся.

– На свете, смею надеяться, есть такие места, где меня поминают как бога, хотя вряд ли благословляют. Мне это только на руку. Страх держит людей в повиновении. – Он выпил еще. – Только слабый правитель взывает к богам – без молитвы он и в нужник не ходит.

– А вы, значит, ходите? – усмехнулся магистр.

– Хожу и кладу на этих жалких людишек. И на их богов.

– За послушанием вашей жены таится мятежный дух, – заметил Костас.

– Ну так что же? – Король плеснул вина в кубок магистра. – Кобылка без норова хорошего жеребца не принесет, Костас.

– А у нее потомство хорошее, верно? Хотя в этом ей помогли.

– Как так? – выгнул темную бровь король.

– К вашему роду приложил руку Рамирус, не так ли?

– С чего ты взял? – потемнел Дантен.

– Полно, мой король. Четверо мальчиков подряд, без запинки, все здоровенькие, следом тем же порядком две пригожие, годные для нужных браков дочки… неужто вы верите, что все это получилось само собой? Природа редко бывает так добра к женщинам. И к королям тоже.

– Я Рамируса о помощи не просил.

– Я и не говорил, что вы просили. – Сделав легкое ударение на слове «вы», Костас отпил из кубка.

– Дом Аурелиев никогда не нуждался в помощи колдунов, чтобы продолжить свой род, – грозно нахмурился Дантен.

– Уверен, что не нуждался.

– Так ты думаешь, моя жена…

– Откуда мне знать? Это было еще до меня. Я хотел лишь сказать, что мужчина и женщина смотрят на такие вещи по-разному – это ведь она рискует жизнью, производя на свет дитя, а не он.

– Она знает, что я бы подобного вмешательства не одобрил.

– Я уверен, она ни в чем бы не пошла против вашей воли, – наклонил голову Костас. – Просто ей… посчастливилось. Случается и такое.

Дантен встал и приблизился к очагу. Он любил смотреть на пляску огня – это напоминало ему захваченный, пылающий с четырех сторон неприятельский город. Лето лишает человека этого маленького удовольствия.

– Рамирус без спроса ничего бы такого не сделал.

– Ваше величество знает его лучше, чем я.

– Он был моим слугой. Как и ты.

Не дождавшись от магистра никаких возражений, король вернулся на свое место, добавил себе вина и выпил так, словно хотел убрать дурной вкус изо рта.

– Мне вот что любопытно, – промолвил Костас.

– Да?

– Шестеро детей, по ребенку в год, превосходная королевская семья, а потом… как отрезало? Мне это кажется странным.

– Ничего странного, – фыркнул Дантен. – После рождения Тиресии она попросила меня освободить ее от супружеских обязанностей. Она хорошо потрудилась, и я удовлетворил ее просьбу.

– Значит, она… выставила вас из своей спальни?

– Осторожней, магистр! – вспылил Дантен. – Король может счесть такие слова оскорбительными.

– Я всего лишь пекусь о вашем благополучии. И о верности тех, кто вас окружает.

– Верность королевы не вызывает сомнений.

– Тем не менее это мой долг.

Дантен выпил, вытер рукой рот и шумно вздохнул.

– Очень уж она щуплая. Не за что ухватиться. Наш брак был заключен из династических соображений, не по любви, и она это знает. Она подарила мне четырех сыновей, которыми любой король может гордиться, а дочери помогли завязать нужные мне союзы. Любовников, насколько я знаю, у нее нет – это единственное, чего я не потерпел бы. Когда она сидит за столом подле меня, мои августейшие гости больше улыбаются и меньше злоумышляют. Как королева она безупречна. Не заговаривай больше об этом.

– Как будет угодно вашему величеству. – Магистр на миг опустил глаза.

– Если не считать этих ее камней, конечно. Но их она держит в собственном дворике. Пока она не орошает их ничьей кровью, кроме своей, мне сказать нечего. – Король вперил взор в кубок. – Что ты обо всем этом думаешь? Скажи правду.

Костас задумчиво сложил вместе кончики пальцев.

– Я бывал на Севере и видел эти «копья» своими глазами. Это всего лишь камни, которым придают устрашающую форму, чтобы держать народ в страхе и послушании. Что до так называемого Гнева, в тех местах определенно чувствуется некая Сила – но не в той степени, как говорит королева. Я бы назвал это недобрым предчувствием, возрастающим по мере приближения к таинственному рубежу. Поскольку Заступники, по слухам, происходят от ведьм, я приписываю это обыкновенному колдовству. Вот почему я расспрашивал королеву о ее предках. Мне думается, и жертвоприношения нужны только для того, чтобы укреплять веру в сердцах поселян. Ничего более этим добиться нельзя, уверяю вас.

– Там ведь тоже есть магистры? Они-то, уж верно, знают побольше нашего?

– Они не более расположены выдавать свои заветные тайны, чем я – ваши, мой король, – скривил губы Костас. – Однако выведывать что-то у других магистров – наше излюбленное занятие. Надо же нам развлекаться чем-то, пока наши покровители обдумывают новую кампанию.

Даитен был мрачен. То, что сказал Костас о его семье, сидело в нем как заноза.

– Есть какой-нибудь способ узнать наверняка? – спросил он.

– Что узнать, государь?

– О детях и Гвинофар. Естественным путем они родились или нет.

– Женщина скажет вам, что всякие роды противоестественны.

– Ты ведь понимаешь, о чем я. Магистр отставил кубок.

– Если вы говорите серьезно, я могу попытаться. Отпечаток Рамирусовой магии, возможно, еще сохранился на ней или на детях. Но с годами такие следы пропадают, и их отсутствие ничего не доказывает… разве только то, что магия – вещь ненадежная.

Дантен, явно недовольный таким ответом, снова уставился в кубок.

– Вы говорите, что она верна вам, что она никогда не обратилась бы к помощи Рамируса без вашего ведома. Разве вам мало этой уверенности?

– Ты прав. – Вино, как красное зеркало, отражало хмурое чело короля. – Я ей верю.

– Мужчинам не дано проникнуть в тайны деторождения. Для этого боги предназначили женщин, а в обмен на знание повелели им рожать в муках. Так, по крайней мере, жрецы говорят. Я нахожу мудрым обычай южных племен, где женщин детородного возраста держат подальше от мужчин и магистров. У них-то мужчина никак не может вмешаться в естественноепродолжение рода, согласны? Они, правда, не заключают с женщинами таких сделок, как вы заключили с ее величеством, но ведь мы намного просвещеннее их, однако, верно?

Дантен молчал.

Облако ненадолго заслонило солнце, это не убавило стоявшую в комнате влажную духоту. Жаркая погода делала короля еще более мрачным.

– Не твое дело, – процедил он. – Больше к этому возвращаться не будем.

– Разумеется, ваше величество. – Костас опять склонил голову, выражая покорность королевской воле, но тощая шея и резкие черты придали ему сходство с клюющим падаль стервятником.

Дантен, думавший о другом, этого не заметил. Когда думы короля дошли до некой поворотной точки, он поставил кубок на стол и вышел, не сказав больше ни слова и не оглянувшись.

Гримаса, которую состроил при этом Костас, на более человеческом лице могла бы называться улыбкой.

Глава 19

Господин Энтарес Саврези и Тандра, его супруга, имеют честь пригласить Васна праздник первых именин своего сына, имеющий быть в башне Саврезив Ночь Двух Лун.

Торжество начнется в шесть часов пополудни.


Камалу облачили в парадное платье, сооруженное из шелка с золотым шитьем и стоившее больше денег, чем она заработала за всю свою жизнь. Фасон носил труднопроизносимое название, что, как ее уверяли, делало платье еще более ценным. Цвет, в самом деле красивый, кобальтово-синий, очень шел к ее глазам – но ни к каким женским нарядам Камала не испытывала такой ненависти, как к парадным.

Весь предыдущий день она бесилась и ныла, но слуги твердили, что иначе нельзя, раз она собирается на торжество вместе с Рави. В конце концов она смирилась и позволила напялить на себя этот ужас. Она несколько раз наступила на шлейф, а широкие висячие рукава цеплялись за все на свете. Однако горничные в один голос утверждали, что выглядит она просто чудесно. Девочка, прибежавшая с кухни посмотреть на нее, выразила надежду, что вырастет такой же красивой. Дальнейшие жалобы были бы неуместны.

Парикмахерша, присланная Рави, битых два часа возилась с короткими волосами Камалы. Наконец она зачесала их назад, а поверх водрузила парик со свернутыми, унизанными жемчугом косами. Волосы настоящие, гордо заявила она, не какая-нибудь там овечья шерсть или конская грива. У Камалы свело живот при этих словах, а взгляд стал таким, что женщина невольно отпрянула. Что тут скажешь? Что она сама недавно принадлежала к людям, готовым распродать себя по частям за пару грошей? Что эти рыжие косы, так хорошо подходящие к ее собственным волосам, были гордостью какой-нибудь бедной девушки, которую остригли, как овцу, на потребу Камале? Камале, которая теперь поднялась высоко и носит волосы других женщин так же запросто, как Камала-потаскушка носила овечью шерсть.

Рави, зашедший за ней, подтвердил, что она прелестна. Ей показалось, что он говорит искренне – хотя будь она страшна, как зверь лесной, он бы наверняка сказал то же самое. Впервые мужчина делает ей столь изысканные комплименты. Ей, конечно, наплевать, что этот общипанный и напудренный дуралей о ней думает, но слышать почему-то приятно.

На празднике будут и магистры, предупредил Рави. Они необщительные создания, поэтому лучше держаться от них подальше. У нее сложилось впечатление, что он боится, как бы после разговора с одним из магистров Камала не расторгла их соглашение. Навряд ли такой разговор возможен, угрюмо рассудила она. Итанус не раз повторял, что магистры, как правило, презирают своих нежеланных сестер, смертных колдуний. Подобное самоубийственное соглашение скорей позабавит их, чем вызовет желание ее отговаривать.

«Они манипулируют смертными, чтобы скоротать долгие века, – говорил Итанус, – и не задумываясь сводят людей в могилу ради минутного развлечения».

Неужели и она со временем станет такой? И будет не только убивать, но и смаковать чью-то смерть, наслаждаться чужими страданиями так просто, от скуки? Итанус сказал, что это возможно, и глаза его сделались грустными, как будто он оплакивал эту грядущую перемену в ней. «Не желание ли сохранить свою убывающую человечность побудило его стать лесным отшельником?» – впервые подумалось ей. Спросить его об этом у Камалы не поворачивался язык, но однажды он сказал так: «Погляди в зеркало и спроси себя, нравится ли тебе то, что ты видишь. Если нет, пришло время пересмотреть свой выбор».

День был прохладный, со свежим восточным ветром, уносившим в море дурные запахи Низа, – славный, в общем, денек. Они с Рави еще утром отправились в путь между башнями и мостами. Будь Камала одна, она сразу бы заблудилась. У каждой башни они здоровались с хозяевами, обменивались сплетнями и подарками и присоединялись к уже собравшемуся здесь обществу. К середине дня их набралось человек тридцать – они шествовали по узким мостикам, словно райские птицы, с самыми богатыми и влиятельными персонами во главе. Камала, как и обещал Рави, шла рядом с ним. Видя, что эти богачи считают ее равной себе, она испытывала тайный трепет, но и гнев тоже – зачем ее вынуждают так притворяться? Будь она мужчиной, она просто оделась бы в черное, и весь мир относился бы к ней с должным почтением. Только женщина вынуждена притворяться кем-то и добиваться уважения обходным путем.

«Ты всегда можешь стать мужчиной, – напомнила она себе, – принять любой облик, какой пожелаешь». Всего только и нужно, что сделать себе мужское лицо, чуть прибавить росту и ширины плеч да облачиться в черную мантию. Ничего больше, если на ней будет это долгополое одеяние, менять не придется. Никому и в голову не придет задавать ей вопросы.

Но это значило бы уступить, а она не желала идти на уступки. Не для того она трудилась, как рабыня, столько лет и рисковала собой во время Первого Перехода, чтобы опускаться до такого жалкого маскарада. Магистры должны принять ее такой, какова она есть, – а нет, так она и без них проживет.

Рави и его спутники пришли с намеренным опозданием – сливки гансунгского общества любили слышать, восхищенный шепот большого собрания, когда будет объявлено об их прибытии. Сам Рави следовал почти что в хвосте. О Камале, шедшей об руку с ним, юноша в черной с золотом ливрее дома Саврези доложил как о госпоже Сидере. Пока они спускались по мраморной лестнице, на них оборачивались, и она слышала обсуждающие ее шепотом голоса, похожие на стрекот саранчи.

Огромный зал, забитый до отказа местными знаменитостями, занимал весь первый этаж башни Саврези, а его сводчатый потолок уходил куда-то во мглу. Оконные витражи днем, должно быть, были великолепны, но сейчас в окна проникал только свет горевших снаружи факелов, бросавший на пол дрожащие разноцветные тени. Один из концов чертога занимали длинные столы, уставленные роскошными яствами. Взгляд притягивали сласти, выпеченные в виде купеческих кораблей, замков, иноземных зверей. В другом конце музыканты на помосте наигрывали южную мелодию, говорившую сердцу о душистых садах с прекрасными танцовщицами. Ошеломленная Камала не знала, куда и смотреть, пока Рави знакомил ее с множеством каких-то людей.

Хорошо, что ее научили вести себя в обществе – битый час она только и делала, что отвечала этот урок. Все мужчины, сколько их было здесь, подходили поздороваться с Рави, все женщины пользовались случаем рассмотреть Камалу поближе. Она не нуждалась в магии, чтобы угадать желание в мужчинах, целовавших ей руки, и прочесть зависть на лицах женщин. Что так соблазняло этих магнатов? Ее высокая, тонкая фигура, закованная в шелковый панцирь, или новизна, таинственность, охота узнать, что за трофей умудрился отхватить Рави? Она достаточно хорошо изучила темную изнанку мужских желаний, чтобы не питать никаких иллюзий на этот счет. Ничто так не возбуждает мужчину, как женщина, ему недоступная.

Магистров она здесь пока что не видела. Ее взгляд скользил с жонглеров на глотателей огня, а с тех – на шестерых полунагих плясуний с какого-то далекого острова. В другое время она охотно посмотрела бы на них – раньше ведь ей не доводилось наслаждаться зрелищами с почетного места, – но сегодня Камале было не до того.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24