12

Реку захлестнуло весеннее половодье, и ее ледяные потоки с легкостью преодолевали многочисленные подводные камни, отмели и водовороты, которые могли бы представлять собой опасность в другое время года. Три лодки стремительно скользили по воде, весла слаженно опускались в волны, на которых плясали золотые блики Коры, весла опускались и поднимались, опускались и поднимались.

Сегодня они решили не использовать пар. Ни пар, ни любой другой источник энергии, способный поднять хоть какой-нибудь шум. Если бы охота шла только на людей, капитан, возможно, и рискнул бы, но одной из беглянок была ракханка — а в здешних местах слух ракха может различить шум мотора за сотню миль. Особенно когда беглянка понимает, что для нее это вопрос жизни и смерти.

Странно было охотиться на соплеменницу. Странно и… интересно.

Они подплыли ко входу в ущелье, где он скомандовал вытащить лодки на берег. Его руки в тонких кожаных перчатках смахивали на человеческие, и он осознал комизм ситуации, подав команду жестом.

Его подчиненные вытащили лодки повыше, чтобы их не смыло паводком, и встали в кружок около своего капитана. Экономя слова и жесты, он описал место, в котором они находятся, цель и задачу.

— Живьем? — спросил один из них.

— По возможности, — ответил капитан.

Он откинул на плечи капюшон, защищавший его лицо и голову от солнечного света. Холодный бриз взметнул в воздух густую гриву. Он принюхался, выискивая какие-нибудь любопытные запахи. Но ничего полезного не учуял.

— А вы уверены, что они высадятся именно здесь? — поинтересовался один из его людей. — Не выставить ли нам засаду в каком-нибудь другом месте?

Капитан повернулся лицом к этому человеку. Ему не понадобилось даже предостерегающе зашипеть — хватило одной гримасы. И без того бледное лицо человека стало еще бледнее.

— Его Высочество утверждает, что они высадятся здесь. — В голосе капитана прозвучало нескрываемое презрение и абсолютная уверенность в себе того, кто получил свой пост не только в результате цивилизованного человеческого общения, но по закону крови и благодаря собственным клыкам и когтям. — Какие-нибудь сомнения на этот счет?

— Нет, сэр. — Человек подобострастно затряс головой. — Разумеется, нет, сэр.

Капитан пренебрежительно отвернулся от него.

— Ладно, — хмыкнул он. — План вам известен. Расходитесь по постам и будьте наготове. Не шумите. И помните: у них в запасе колдовство. Так что не слишком рискуйте.

— Сэр?..

Ох уж эти люди. Его всегда поражало, что им все приходится буквально разжевывать.

— Как только увидите, что они собираются колдовать, — пояснил он, — сразу же убивайте. — И, понимая, что имеет дело с людьми, а следовательно — с глупцами, он добавил: — Какие-нибудь вопросы?

На этот раз никаких вопросов не последовало.

13

Вскоре после заката случилось землетрясение. В неярком свете Коры путники увидели, как вздымается земля, по которой одна за другой пробегают ударные волны, — и вскоре вся черная пустыня превратилась, казалось, в одно охваченное бурей море. Но в конце концов все стихло. Новые трещины пролегли по земле возле их островка, но ни одна из них не оказалась настолько широкой, чтобы они не смогли через нее перебраться.

— Скоро он появится? — спросила девочка.

Таррант.

Теперь, когда не стало Хессет, он превратился для них в спасительный ключ, в спасительный якорь. Творения, предпринимаемые самим Дэмьеном, могли помочь разобраться с их непосредственным окружением, но теперь им нужны были мощь и опыт Тарранта: сверхъестественные познания о стране, которую собственными глазами видели из людей лишь немногие, средства безопасного общения с племенем, откровенно враждебным человеческому. После гибели Хессет он остался для них единственной надеждой.

— Скоро, — ответил священник.

Местные порождения Фэа уже начали собираться вокруг площадки, на которой они находились, но твари были немногочисленны и слабы; судя по всему, более могущественные демоны получили памятный урок прошлой ночью. Будучи не способен Изгнать их, потому что Фэа после землетрясения было слишком раскалено, Дэмьен старался держать девочку поближе к себе, не упуская из виду и жадных тварей. Призрачные, алчущие крови, но немногочисленные. Пару секунд он следил за суккубом, невольно удивляясь тому, как тот или, вернее, та, или, еще вернее, то реагирует на проявленное к нему внимание. Призрачный и туманный, образ суккуба постепенно принял форму, соответствующую всему, что считал желанным в женщинах Дэмьен, и стоило бы ему принять это хоть на мгновение близко к сердцу, как суккуб принял бы это за признак интереса и молниеносно набросился на него. Но Дэмьен слишком хорошо знал, что это такое и на что оно способно, и, не проявив сексуального интереса, отпугнул суккуба так основательно, что тот в обиде отпрянул в ночь и растворился в ней, вне всякого сомнения, отправившись на поиски более податливой жертвы. Остальные демонята держались на расстоянии, настороженно кружа над площадкой. Дэмьен держал руку на рукояти меча, готовый вступить в схватку с более основательными порождениями ночи и молясь о том, чтобы они ничего не предприняли, пока не остынет Фэа. Ведь какой насмешкой судьбы было бы пройти весь этот путь и преодолеть столько препятствий только затем, чтобы в одно нелепое мгновение дать застигнуть себя врасплох ничтожным порождениям Фэа!

О Господи…

На мгновение Дэмьен оцепенел и практически лишился дара речи; если бы демонята набросились на него именно в этот миг, он стал бы для них легкой добычей. Потому что мысль, только что пришедшая ему в голову, оказалась настолько ужасной, настолько чудовищной, особенно в связи с предполагаемыми последствиями, что его мозг смог отреагировать на нее только внезапной и предельной паникой.

Таррант.

Вот он проснулся на закате…

И перевоплотился, собираясь вернуться к ним…

Неужели произвел Творение?

Священник вспомнил землетрясение, только что потрясшее их гранитный островок, мелкие камешки тогда посыпались на них градом, а земля вокруг заходила ходуном от одной линии горизонта до другой. И все же это явление природы представляло собой сущее ничто по сравнению с тем, что ему предшествовало. По сравнению с выплеском земной Фэа прямо перед ними, прокатившейся волной, сметая на своем пути все и вся.

Достаточно ли внимателен оказался Охотник, едва проснувшись? Достаточно ли осторожен? Достаточно ли быстро схлынул с него сходный со смертью транс, в котором он пребывал до заката, пришел ли он в состояние полного бодрствования сразу же после пробуждения? Или, подобно нормальным людям, ему пришлось пройти через короткий период, когда мозг с откровенной неохотой выскальзывает из царства сна и погружается в царство яви? Можно ли быть уверенным в том, что эта в высшей степени дисциплинированная душа не подумает о превращении плоти, не проверив предварительно Фэа на предмет предупредительных сигналов о землетрясении? Или он уже настолько привык подвергать Творению свою плоть, настолько взял себе это за правило, что на сей раз удостоил Фэа лишь мимолетным взглядом? Чисто формальным взглядом без реальной сосредоточенности, в подобных случаях просто необходимой…

— В чем дело? — тревожно спросила Йенсени. — Что стряслось?

По-прежнему пребывая в смятении, Дэмьен скрестил руки на груди и принялся внушать себе, будто все в порядке. Потому что гибель Тарранта означала бы неминуемый провал всего предприятия. Конечно, они смогли бы выбраться из пустыни — и смогли бы обзавестись парочкой сторонников среди ракхов, но в отсутствие могучей поддержки Тарранта им ни за что не справиться с Принцем. С колдуном, пустившим здесь такие корни, что даже местные растения выполняют его требования.

«О Господи, — трепеща подумал Дэмьен. — Только бы с ним ничего не стряслось. Прошу Тебя».

— Ничего, — еле-еле выдавил он из себя в ответ на вопрос девочки.

Но детская восприимчивость наверняка дала ей почувствовать, что он лжет, и все же, проявив неожиданную взрослость, она сделала вид, будто поверила его словам, и не стала наседать. Может, из страха перед правдой. А может, после гибели Хессет она боялась новых потрясений.

— Давай что-нибудь съедим, — предложил он.

Они молча и без какого-либо удовольствия поели. Пища показалась Дэмьену совершенно безвкусной, а девочка — та едва прикоснулась к своей порции. Пока они скудными каплями чуть ли не последней воды мыли посуду, произошел еще один подземный толчок, но незначительный и не повлекший за собой каких бы то ни было последствий. «Остается надеяться на то, что новые толчки не застигнут нас в пути», — подумал Дэмьен. Мысль о черной земле, трескающейся прямо под ногами, была ему не по вкусу.

Когда они собирали свои немногочисленные пожитки, Дэмьен достал последнюю чистую рубаху, которая у него еще оставалась, и сбросил с плеч окровавленные лохмотья. Вообще-то и новую рубаху никак нельзя было назвать чистой по привычным меркам, однако она, по меньшей мере, была целой, тогда как прежнюю, распавшуюся на окровавленные полосы, присохшие к телу, пришлось отдирать от кожи с немалым трудом. «Зрелище не из лучших», — мрачно подумал он, на всякий случай укладывая в сумку и эти тряпки. Таррант с его манией чистоты непременно разразился бы по этому поводу каким-нибудь саркастическим замечанием.

Если бы прибыл вовремя.

Они с девочкой полюбовались закатом Коры, опустившейся в свою западную гробницу; ее золотой свет напоследок превратился в янтарный, затем — в кроваво-красный, просачиваясь сквозь марево вулканической пыли, зависшее над планетой Эрна. Охотник по-прежнему не появлялся.

«Ты нужен мне, Таррант. Нужны твои знания, нужно твое понимание, нужен даже твой чертов цинизм. Возвращайся скорее, прошу тебя».

Но Таррант не вернулся.

И ощущая, как сердце у него в груди превращается в глыбу льда, а в мыслях наступает невероятная сумятица, он прошептал девочке:

— Нам не на кого больше рассчитывать.

Не на кого рассчитывать в чем? В обращении с ракхами?

Он неторопливо спустился на базальтовое плато и помог спуститься девочке. Они молча оглядели черную землю, механически двинулись в путь. Вновь и вновь Дэмьен продумывал сложившуюся ситуацию. Вновь и вновь признавал ее безвыходной.

«Тебе не на кого больше рассчитывать, Райс».

Девочка, конечно, способна оказать какую-то помощь. Она была близка с Хессет — достаточно близка, чтобы немного изучить язык и поднабраться от нее кое-каких сведений; Дэмьен теперь сожалел о том, что, не желая вторгаться в эти отношения, так и не уяснил себе их глубину. И Йенсени обладает своей силой. Дикой силой, необузданной, но тем не менее Силой, о наличии которой не подозревает и подчинить себе которую Принц не сможет. Вопрос в том, сумеет ли управиться с нею сама девочка.

Вот именно.

Они шли милю за милей, подробности проплывающего мимо пейзажа сливались для них воедино. Время от времени Дэмьен отвлекался от своих размышлений настолько, чтобы увидеть какое-нибудь дерево или дюну. Но главным образом он брел чисто инстинктивно, следя лишь за тем, чтобы не перейти на темп, который окажется для Йенсени непосильным.

Река. Вот в чем дело. Им необходимо во что бы то ни стало выйти к реке, а уж потом ломать себе голову над тем, как быть дальше. Речная вода освежит их тела, освежит их души и придаст им силы что-нибудь придумать. А если повезет, то они найдут там и какую-нибудь пищу в пополнение своего скудного сухого рациона. И возможно, у него появится время и случай немного постирать, так что к прибытию Тарранта…

Он резко остановился. Внезапно он не смог идти дальше. Чувства захлестнули его с такой силой, что он едва не рухнул на колени, и только мысль о том, что деревья ждут не дождутся чего-нибудь в этом роде, удержала его от того, чтобы опуститься наземь.

Таррант исчез. На этот счет теперь, после долгих часов пути, уже не было никаких сомнений. Сперва Хессет, потом Охотник… И самое болезненное заключалось в том, что он не мог дать волю чувствам, не мог даже распутать клубок эмоций, не мог понять, где кончается горе и начинается гнев, где вступает в силу чисто прагматический страх за судьбу их миссии… Неужели для него действительно важно, жив Таррант или нет, если отвлечься от выгод, которые сулило их партнерство? Дэмьен испытывал такое отвращение ко всему, чем жил этот человек, что даже задаться этим вопросом было тяжко, не говоря уж о том, чтобы на него ответить.

«Ради него самого, я надеюсь, что он умер. Это был бы самый милосердный для него исход по сравнению с другим возможным: быть пойманным, но не убитым в ходе землетрясения, и тем самым быть обреченным провести долгие века без пищи и надежды на исцеление. Ведь его вполне могли взять в плен после землетрясения, пока еще не остыло Фэа. После того, что ему довелось претерпеть в стране ракхов, мне кажется, даже он сам предпочел бы смерть новым мучениям».

— С вами все в порядке? — потеребила ему руку девочка.

Он сделал глубокий вдох, после чего ему удалось кивнуть:

— Да. Теперь — да. — Он взял ее руки в свои — ее пальчики были такими маленькими, а кожа оказалась такой холодной — и нежно сжал их, сжал со всей испытываемой им нежностью. — Я просто задумался. Попытался понять, куда мы идем…

— К реке, — напомнила девочка.

Грустно хмыкнув, он вновь сжал ее руки.

— Да, вот именно. К реке. Спасибо, детка.

Они не видели ее, пока не подошли вплотную.

Единственная река Избытия могла бы гордиться своей длиной и стремительностью. Она пробила себе русло в пористом базальте, промыла скалы и со временем прорезала настоящее ущелье с черно-серыми стенами, кое-где пестревшими белыми мраморными вкраплениями. Меж этих стен река устремлялась на запад, ее рев был слышен даже с той высоты, на которой они сейчас стояли. Река здесь, в ущелье, была, судя по всему, глубокой, на ее черной поверхности играли блики лунного света, словно сама луна разбилась на тысячи мелких кусочков. После долгих дней, проведенных в безводной пустыне, запах свежей воды доносился, казалось, из другого мира.

На мгновение Дэмьен просто залюбовался рекой. Только на мгновение. Позволил себе такую роскошь. Затем, приложив палец к губам и тем призвав девочку к молчанию, пустил в ход Познание. Раскинул частую сеть, чтобы в ней запутался запах опасности. Но обратив Познание на восток и на запад, а потом на юг и на север, не обнаружил ничего хоть сколько-нибудь неестественного. Да и по обоим берегам реки опасности вроде бы не было.

— Слава Богу, — прошептал он. — Таррант все-таки сделал это.

— Что? — спросила девочка.

— Он хотел заставить Принца подумать, что мы выйдем к реке в другом месте. Значительно западнее. И, похоже, это сработало. — Он тяжело вздохнул, словно избавившись от некой дополнительной ноши. Одной из целой тысячи. — Мы здесь в безопасности, Йенсени. По меньшей мере, на какое-то время.

Он провел ее по обрывистому краю ущелья, осматривая в свете Домины берег реки. Наконец нашел мало-мальски удобный спуск, ведущий к тому же на песчаную полоску у самой воды. Спуск и впрямь оказался легким. После дней и ночей, проведенных в битвах с порождениями Фэа, ночными кошмарами и сверхъестественной напастью, спуск по скалам показался ему элементарным физическим упражнением. Через пару минут он точно разметил маршрут спуска и, прижав девочку к груди, отправился в путь. Для чего обмотался веревкой и закрепил ее на стволе дерева-убийцы, испытав при этом определенное удовольствие: пусть и оно наконец послужит благой цели.

Вода. Он чувствовал ее даже спиной, когда поворачивался посмотреть на уже проделанный путь, прикидывая, оставить ли здесь веревку или на всякий случай прибрать с собой. Вода была сейчас не просто абстрактной субстанцией, но символом: выйдя к реке, они победят пустыню по предложенным ею правилам; победят, по крайней мере, на данном отрезке времени. Он благодарно вдыхал поднимавшуюся над водой прохладную морось. Нет, он не вернется за веревкой; по крайней мере, сейчас не вернется.

Он увидел, что девочка уже подошла к реке и нагнулась к воде.

— Осторожнее! — крикнул он.

Йенсени испуганно посмотрела на него; он увидел, что она сразу же задрожала.

— А что, там что-то есть?

Это был разумный вопрос для тех, кто видел речных чудищ Терата, и, прежде чем ответить, Дэмьен пробормотал слова, необходимые для Познания. Но и под поверхностью прозрачной воды не скрывалось никаких страшных тайн, и он известил девочку об этом:

— Течение быстрое, камни скользкие… и вода чертовски холодная. Подожди, девочка, пока не взойдет солнце. Тогда будет безопасней.

Ему показалось, будто как раз в те мгновения, когда он произносил эти слова, что-то промелькнуло на речной поверхности. Он вспомнил сирен из моря Сновидений, вспомнил о световых импульсах, которые предшествовали их появлению. Рука машинально потянулась к мечу, хотя он и убедил себя, что ничего такого нет и не может быть. Проведенное им Познание выявило бы любую угрозу.

И вновь что-то промелькнуло. На этот раз чуть более отчетливо — и нет, это никак не походило на сирен. Те создания были прекрасны, тогда как здешнее — отвратительно. Нечто белое и червеобразное извивалось под самой поверхностью, то здесь, то там попадая под лунный луч. Возможно, это всего лишь щупальца какого-нибудь огромного чудища? Нет, упрямо повторил он самому себе. Никакого чудища здесь нет и быть не может. Он ведь провел Познание…

И все же он встревожился. Встревожился настолько, что даже не осмелился оглянуться на девочку — оглянуться затем, чтобы удостовериться, что она в безопасности; ему казалось, что стоит ему хоть на миг отвернуться от таинственного явления, и оно каким-то образом преодолеет разделяющее их расстояние и… И, собственно говоря, что? Он и сам толком не знал. Но теперь нутром почувствовал смертельную опасность и необходимость самого тщательного наблюдения.

— Держись возле меня, — прошептал он девочке, вытаскивая меч из ножен. — И не подходи к реке.

Он изо всех сил пытался разглядеть общую форму того, что все еще не выныривало на поверхность, пытался понять, что это такое, откуда оно взялось и что собирается делать, прежде чем…

Прежде чем…

Прежде чем самому сделать — что?

Слишком поздно он понял, что здесь, собственно говоря, происходит. Слишком поздно понял, в какую ловушку загнали его собственные сомнения и страхи. Слишком поздно. Как раз когда он уже собрался повернуться, борясь с ужасом, который заставлял его не сводить взгляда с того, что происходит под водой, — под водой и только под водой! — его ударили сзади по голове с такой силой, что он не удержался на ногах и кубарем полетел в воду. Полетел в холодную как лед воду, так что сразу же перехватило дыхание. Каким-то чудом он не выронил меча. Каким-то чудом удержал голову над водой, не захлебнулся, каким-то чудом преодолел чудовищную боль, поднялся на ноги, обернулся…

Их было не меньше дюжины. А может, даже и больше. Мужчины в форме, с армейской четкостью рассредоточившиеся по узкой полоске берега. Один из них держал Йенсени, рукой в перчатке зажимая ей рот, и Дэмьен увидел, что ее широко раскрытые испуганные глаза взывают к нему о помощи.

У Тарранта ничего не вышло. Или, возможно, землетрясение настигло его, прежде чем он успел применить Творение; возможно, он так и не навел врага на ложный след. Но при всем этом какое же Затемнение сопутствовало этим людям, если Дэмьен даже не почувствовал засады. А это означало, что на их стороне колдун, причем весьма могущественный. А если так… Он попытался не думать об этом. Попытался сосредоточиться на том, что он способен противопоставить такому числу противников, на том зыбком шансе, который у него еще оставался. Мысленно вознеся молитву, он всей своей волей потянулся к воде, чтобы сквозь ее толщу добраться до земной Фэа.

— Не делай этого, — предостерегли его.

Изумленный священник проследил взглядом, откуда послышались эти слова. Темный силуэт мелькнул среди рассыпавшихся цепью солдат, фигура в тяжелом шерстяном одеянии, двигавшаяся с нечеловеческой грацией. Блеск эполет и позументов свидетельствовал о высоком ранге; остальные бойцы были, судя по всему, рядовыми. Переливчатый голос, с каким-то определенным акцентом, который Дэмьен не опознал.

— Даже не пытайся, — повторили ему. Командир наставил что-то на Дэмьена, и священник, затрепетав, понял, что это такое. Пистоль. — Любое Творение или попытка Творения — и я убью тебя на месте! Понял?

Дэмьен скованно кивнул, отчаянно стараясь осмыслить происходящее. Из этой ситуации должен найтись какой-то выход. Непременно. Но поглядев на рассыпавшихся цепью солдат и на их высокорослого командира, он почувствовал отчаяние. Может, выход и есть… только ему не найти.

Командир кивком отдал приказ, и двое воинов шагнули в воду и двинулись к Дэмьену. На мгновение он задумался о возможности оказать сопротивление, но один из воинов тоже поднял пистоль и нацелил его в лицо Дэмьену. Прямо в лицо. Священник в отчаянии поглядел на стальной ствол, стоя по пояс в ледяной воде; а в это время второй воин забрал у него меч, выдернул кинжал из-за пояса, забрал все, чем Дэмьен мог бы воспользоваться в целях атаки или самозащиты. Если бы его сейчас раздели догола, священник не почувствовал бы себя более обнаженным, чем оставшись без оружия. Отчаяние охватило его с неслыханной силой. Значит, вот так? Значит, вот так и закончилось все, за что они боролись, ради чего терпели страдания, во имя чего молились? Он не желал смириться с этим. Он отказывался в это поверить.

Его бесцеремонно выволокли на берег и заставили опуститься на колени. Руки завернули за спину и защелкнули наручники на запястьях; теперь он окончательно понял, что проиграл, — и от этого едва не разрыдался. Но нет, такого удовольствия он им не доставит. Они победили его, схватили, заковали, лишили заветных надежд, но проявления слабости они от него не дождутся.

Командир в шерстяном плаще неторопливо приблизился к нему. Для чего ему пришлось выйти из тени на свет, так что Дэмьен смог рассмотреть его. Он услышал судорожный всхлип Йенсени, моментально прекратившей сопротивление, когда она взглянула в лицо своему мучителю.

Это был ракх.

Победоносный величественный ракх с густой шелковой гривой, развевающейся на ветру при ходьбе, с глазами, кажущимися зелеными в лунном свете. Не из того же племени, что и Хессет, но явно из родственного и претерпевшего под воздействием внешней силы сходную эволюцию. Его лицо подверглось боевой раскраске охотника из джунглей — серебряно-золотые полосы придавали ему свирепость, с которой не мог бы поспорить никто из представителей рода человеческого. Грива была не жесткой и косматой, как у большинства западных ракхов, а густой и шелковистой, обрамляющей голову и плечи наподобие золотого сияния. Хотя изначально он походил на человека больше, чем Хессет (пока над ее внешностью не поколдовал Таррант), боевая раскраска придавала ему воистину зверский вид и, как это, впрочем, бывает и с людьми, свидетельствовала о грубости и безжалостности.