Они шли по грязной тропинке, ведущей к вершине холма. По обеим сторонам росли фиговые деревья, посаженные ровными рядами.
      Инженер пожал плечами.
      – Не очень. Я просто прибыл из... другого места.
      – Наверное, издалека.
      – Можно и так сказать...
      – Но вы приехали послушать меня. Разве у вас нет певцов?
      Джорди засмеялся.
      – Множество. Но таких, как вы, – нет!
      – Гм... Спасибо за комплимент. Но здесь кроется что-то еще, ведь правда? Вы, наверное, хотите спросить меня о чем-то?
      "Неужели я так много вложил в программу? – подумал Ля Форж. – Или компьютер хорошо просчитывает все варианты?"
      – Я просто... даже не знаю. Мне просто интересно.
      – Как я это делаю? Как я описываю то, чего никогда не видел?
      – Что-то вроде этого...
      Настала очередь поэта пожать плечами.
      – Это проблема любого рассказчика, пользуется он глазами или нет.
      Петь ли о богах, которые никому не показывались... О давно погибших героях... О том, что случилось где-то далеко... Если ты этого никогда не видел, то это не значит еще, что не работает твое воображение.
      Джорди никогда не думал в таком ключе, о чем честно и сказал собеседнику.
      – Потерять зрение – не самое страшное, – ответил Гомер. – Бывает и хуже.
      – Например?
      Поэт почти незаметно вздохнул.
      – Например, страшнее потерять память, мой друг. Память... В ней вся твоя жизнь, вся твоя личность. Кто ты без нее? Что ты собой представляешь?
      Джорди посмотрел на лицо своего спутника. Заметил ли он боль в морщинках вокруг глаз Гомера? Не стал ли певец певцов в свои долгие годы уставать от жизни? Такое ведь не исключено. В его время старость все еще оставалась проблемой.
      Инженер задумался, каково чувствовать себя Гомером, величайшим сказителем своего времени. Иметь такие обширные познания, знать все легенды и стихи... И осознавать, что медленно теряешь возможность пользоваться ими. Ведь это не просто внутренний мир, но и единственный мир, потому что слепой Гомер никогда неоткроет для себя мир внешний, окружавший его.
      Затем Джорди остановил себя: "Подожди, подожди... Ведь перед тобой не Гомер, то есть не настоящий поэт... Это всего лишь иллюзия, созданная компьютером голопалубы. Настоящий Гомер умер где-то в семисотом году до рождества Христова на Земле. Как можно жалеть того, кто не существует?.."
      Но, взглянув на слепого старика, идущего рядом с ним по аллее с фиговыми деревьями, понял: вся его стройная логическая цепь рассыпалась.
      Может, это и не падение Трои, но все равно – трагедия.
      – Вы жалеете меня? – поинтересовался поэт. – Я чувствую это по вашей задумчивости.
      Джорди просто испугался, насколько проницательной оказалась его программа.
      – Не плачьте по Гомеру, – продолжал певец. – Плачьте по Одиссею и Ахиллесу, по Гектору... Когда умрет моя память, умрут и они.
      Над холмами поднималась луна... Большая, бледная, отбрасывающая синеватые тени.
      – Я не буду плакать, – ответил Джорди. – Мне кажется, вы найдете людей, которые запомнят ваши рассказы. Они передадут их дальше и сделают это очень бережно...
      – Хорошо бы... Поэзия сейчас не в почете, как раньше. Так малоновых певцов. И нас становится все меньше. Через поколение или два мы окончательно исчезнем с лица земли.
      – Такого не случится, – возразил инженер. – Никогда!
      – Вы говорите так уверенно. Никто не может предсказать будущее.
      Джорди не удержался и улыбнулся.
      – Ну почему? – Мне казалось, что именно сказители предсказывают будущее.
      Гомер оглушительно расхохотался.
      – Вы подали мне хороший знак и подняли настроение, мой друг. А сами вы никогда не хотели стать певцом?
      – Раз или два... Еще в молодости. Но у меня нет таланта. Мне больше нравятся... ну, машины... двигатели... – Он оборвал себя. – Одним словом, что-то движущееся...
      – Машины? Так я всегда думал об Одиссее... Инженер, строитель механических предметов... Вроде коня, принесшего несчастье Трое.
      – Знаете, – сказал Джорди, – меня всегда интересовало, неужели никто не додумался заглянуть внутрь?
      – Должен признаться, – ответил Гомер, – я тоже всегда удивлялся. Луна уже полностью вышла из-за холмов. – Я решил, что Кассандра помогла грекам, сама того не подозревая... Ведь все считали ее безумной, никто не хотел с ней советоваться. Поэтому, когда она предупредила о коне, люди стали делать наперекор ей, доказывая свою разумность.
      Джорди улыбнулся.
      – Хорошее объяснение.
      Инженер припас еще массу вопросов... Например, как устроен конь, сделанный хитроумными греками (сказалось любопытство механика). Но Джорди понимал, что время его пребывания на голопалубе подходит к концу, и он не хотел злоупотреблять им.
      – Что-то случилось, мой друг? – удивленно спросил Гомер. – Я заметил, как напряглись мышцы на вашей руке.
      – Ничего, – смутившись, ответил Джорди. – Правда, ничего... Просто мне пора идти. Гомер кивнул.
      – Туда, откуда пришли... Очень далеко... Поэт произнес эту фразу, не спрашивая, а утверждая понимание происходящего.
      – Да. Но у меня есть еще немного времени, чтобы проводить вас в дом.
      – Благодарю вас...
      – Не стоит, – отозвался Джорди.

* * *

      Старшему помощнику Вильяму Райкеру казалось, что он сделал что-то не так.
      – Не волнуйся, – успокоила его Трои. – Ты действовал так, как полагается: заботился о корабле и его экипаже.
      Они стояли перед пультом управления и выглядели такими крошечными по сравнению с необъятными просторами звездной бездны на переднем экране.
      – Конечно, но результат получился не совсем хорошим, правда? Тебя выгоняют из собственного кресла, будто нашкодившего кота; особенно это неприятно, когда ты не можешь защититься и стал уязвимым...
      – Вовсе не так, – возразила Трои. – Конечно, капитан мог бы остаться... Если бы захотел.
      – Может быть, я вел себя бесцеремонно?
      – Наоборот. Ты всегда очень корректен и дипломатичен. Уверена, капитан не обиделся.
      Райкер вздохнул.
      – Очень надеюсь, Диана. Меньше всего мне хочется причинять ему беспокойство. Я здесь не для этого.
      – Конечно, нет... – подтвердила советница. – Знаешь, это просто смешно. Иногда ты так печешься о Пикаре, что начинаешь забывать о себе.
      – Я просто ставлю себя на его место... Капитан командует звездными кораблями всю свою жизнь и неплохо, кстати, справляется. Затем появляюсь я, молоко на губах не обсохло, – по крайней мере, по стандартам Пикара, и начинаю что-то делать по-своему.
      – Более того, – напомнила Трои, – ты постоянно напоминаешь ему о конце карьеры. Ты молод, жаждешь командовать судном и не скрываешь этого.
      Райкер закашлялся.
      – Точно.
      – Но тебе не приходило на ум, – добавила женщина, – что Пикар иногда сам ставит себя на твое место, а? И он знает, как трудно оставаться на вторых ролях, когда способен на большее? Знает о сложностях должности первого офицера – ни слова больше, ни слова меньше?
      Райкер покачал головой.
      – У тебя все так просто... Одно дело говорить, а другое – самому переживать...
      – Старший помощник?
      Вильям обернулся – у пульта Дэйты стоял Весли Крашер.
      – Да, лейтенант?
      – У меня есть кое-что любопытное, сэр.
      Райкер бросил взгляд на Трои и направился к Весли.
      – Что конкретно? – спросил он молодого человека, подходя к пульту.
      – Похоже, мы нашли тот ионный след, который так долго искали, произнес Весли и указал на экран монитора.
      Старпом посмотрел на изображение. Увиденное лишило его некоторой доли оптимизма.
      – Я не специалист, но, по-моему, концентрация очень слаба. Что заставило вас и принять это за след исследовательского судна?
      – Действительно, – ответил Крашер, – концентрация очень слаба... Но это все относительно, сэр. Если бы мы находились в секторе с природной или искусственной активностью, подобное содержание ионов не значило бы ничего.
      Но данный район до сих пор отличался чистотой, и я готов поверить в след корабля.
      Райкер закусил губу, изучая представленную информацию.
      – У вас достаточно данных, чтобы гипотетически спроецировать маршрут движения судна?
      Весли кивнул утвердительно.
      – Думаю, да.
      Он ввел на экран изображение системы Триликкон Махкти и информацию об ионном излучении.
      – Видите вот эти две планеты?.. Четвертую и пятую от светила? След ведет к их орбитам. Первый офицер нахмурился.
      – Если только это, действительно, след.
      – Разве у нас есть выбор? – удивился Весли. Райкер улыбнулся.
      – Попали в точку, лейтенант. Передайте координаты мистеру Шарифу, а я прикажу изменить курс.
      – Да нам и не нужно, – ответил юноша, быстро высчитав что-то на компьютере. Слегка удивленно он добавил:
      – Пара градусов на правый борт и... – Весли оборвал фразу и взглянул на старпома. Райкер смотрел на него с шутливым упреком. – Извините, сэр...
      – Ничего, – успокоил его старший по званию. – Но мне кажется, мы все же предоставим право на подобные подсчеты мистеру Шарифу.
      Это его работа.
      – Так точно, сэр, – согласился Крашер. – Я переведу информацию на его пульт.
      – Спасибо, – закончил беседу Райкер. Оставив лейтенанта выполнять задание, он вернулся к советнице.
      Трои уже находилась на своем обычном месте. Старпом занял центральное кресло, где располагался капитан, находясь на мостике.
      – Приготовьтесь к смене курса, – приказал он Шарифу. – Мистер Крашер передает вам координаты.
      – Есть, старший помощник, – последовал ответ. – Я уже получил их.
      – В таком случае, полный вперед!
      – Есть "полный вперед", сэр.
      Корабль незаметно рванулся, его стремительное движение обнаруживалось только по небольшому сдвигу звезд на обзорном экране.
      Трои вопросительно посмотрела на Райкера.
      – Ну, что? – не вытерпела она.
      – Возможно, мы нашли "Грегора Менделя", – сообщил старпом. – Хотя...
      У меня нет уверенности: след очень слабый.
      Последовала пауза, во время которой у обоих офицеров возник один и тот же вопрос. Вслух его произнесла Трои.
      – Ты сообщишь капитану?
      Райкер взвешивал все "за" и "против".
      – Нет, – решил он. – Пока не нужно. Это задание слишком важно для него... Зачем вызывать напрасные надежды? Чтобы потом разрушить их?
      Трои кивнула, но ничего не сказала. Да Райкер и не настаивал на ответе.

* * *

      Лейтенант Ворф... Просто Ворф, потому что на его родной планете не применялись лишние приставки и слова, сжал зубы от боли. Мучительной, ужасной боли... Его жгло изнутри, словно огнем. Уголки губ подрагивали...
      С усилием мужчина заставил себя собраться.
      После бесцеремонного ухода с мостика Ворфу просто необходимо было снять фрустрацию (фрустрация, – психологическое состояние, возникающее в ситуации разочарования, неосуществления какой-либо значимой для человека цели, потребности. Проявляется в гнетущем напряжении, встревоженности, чувстве безысходности (прим. ред.).).
      Жить среди людей непросто – нужна самодисциплина, соблюдение правил.
      Постоянно... Все время правила... Везде и всюду...
      Вот и сейчас тягостные правила: Ворф проявил свою верность делу, и его же публично пристыдили. Безусловно, капитан верил в дипломатичность своего поступка. В таком случае, он понимает в психологии клингонов не больше, чем остальные.
      Поэтому лейтенант направился в спортивный зал и в раздевалке встретился с Радзиком и Паппас, обсуждавшими приказ Пикара о "всеобщем развлечении". Клингон заметил, что не только он один обеспокоен поведением командира, но это не принесло ему облегчения.
      Помочь могло только ощущение опасности битвы...
      Ворф взглянул на цифровое табло, вмонтированное в стену. Он провел уже в зале тридцать две минуты и пять секунд по корабельному времени.
      Шесть Секунд... Семь... Восемь...
      Эуракои, которые Ворф держал в вытянутых руках, весили несколько килограммов каждый, поскольку изготовлялись из шрогха, металла настолько же распространенного в Империи Клингонов, сколь редкого на территории Федерации.
      Предметом зависти со стороны других планет шрогх стать не мог, потому что для него трудно найти применение в силу его специфичных свойств. Он плохо соединялся в сплавах с другими металлами и в космическом строении не использовался. Фактически шрогх добывали только для изготовления эуракоев.
      Ворф обнаружил пару этих предметов в ломбарде на Звездной Базе 13.
      Тогда он поломал голову над их дальнейшей судьбой...
      Понятное дело, ему захотелось спасти их от печальной участи экспонатов в витрине магазина, вложить оружие в руки клингона, которому они и должны принадлежать.
      Но этому мешало чувство, что Эуракои – не его собственность, да и не могут быть его. Клингоны получали эуракои от старшего брата матери такова традиция. Любой другой способ их приобретения считался позорным.
      Ну, пусть не совсем позорным, но и не совсем правильным.
      В случае с Ворфом традиция не могла быть соблюдена. Вся его семья мертва, да он почти и не помнит ее. Клингона воспитывали люди на одной из планет Федерации, и об эуракоях он впервые узнал из фильма в Академии Звездного флота.
      И они стали символом Клингона для него, символом наследия, которого, волею судьбы, он лишился. Превратились в символ внутреннего раскола между клингоном по рождению и человеком по воспитанию. Эти две половины всегда подсматривали друг за другом с подозрением.
      Таким образом – о, ирония судьбы! – для Ворфа обладание эуракоями приобрело большее значение, чем для его соотечественников. Они стали показателями сохранения в нем клингоновского начала.
      Табло показывало тридцать шесть минут и двенадцать секунд. Боль все возрастала, пронзала запястья, плечи, шею. Мышцы сводила судорога, усиливавшаяся при попытках побороть ее.
      Неожиданно у него появилась мысль, что он просто заменяет один вид дисциплины на другой: дисциплину человеческую на дисциплину клингонскую.
      Но вторая приносила облегчение, в то время как человеческая – душила.
      Противоречие? Во всяком случае, не для того, кто разбирается в психологии клингонов.
      Тридцать семь минут и пятьдесят семь секунд... Пятьдесят восемь...
      Когда-то один вулканец, сокурсник по Академии, научил Ворфа, как справляться с душевным дискомфортом, снижать его до уровня, не доставлявшего неудобств, и как избавиться от неприятных ощущений. Но клингоны так не поступали... Весь смысл упражнения с эуракоями испытывать боль, встречать ее с высоко поднятой головой и сливаться с ней, принимать ее... А затем рассмеяться над ней.
      Только так достигалась победа над собой при этом жутком занятии.
      Тридцать девять минут и сорок четыре секунды... Сорок пять...
      Началась натуральная агония. Сильная, чистейшая агония. Даже дышать стало трудно. С висков стекал пот... А ведь клингона трудно заставить попотеть!
      Ворф не спускал глаз с эуракоев, будто они сейчас воплощали его живых врагов; отмечал выпуклую форму оружия, ужасающие сцены насилия, выгравированные на нем. Свет падал на металл таким образом, что давние подвиги клингонов выглядели еще страшнее.
      Губы расползлись в стороны, обнажив хищный волчий оскал. Глубоко в горле, раздался длинный, щемящий душу рык. Очень хотелось опустить эуракои... Ничего в жизни не хотелось сильнее... Но Ворф не сдавался. Он не мог позволить себе сдаться!
      Сорок одна минута тридцать секунд... Осталось всего три с половиной минуты...
      – Ворф?
      Клингон не шелохнулся. Он не должен!.. Голос знакомый... Из-за спины появился Дэйта.
      Голова андроида слегка склонилась набок, когда он остановился перед Ворфом. Его брови изогнулись вопросительно, а золотые глаза светились любопытством.
      Клингон сосредоточился на эуракоях.
      – Я могу узнать, – спросил Дэйта, – чем ты занимаешься?
      – Упражнениями, – процедил сквозь зубы Ворф.
      Андроид подумал пару секунд, затем на лице появилось легкое удивление.
      – Правда? Весьма интересно. Мне казалось, что упражнения включают в себя движение. Но ты совсем не двигаешься, если не принимать в расчет дрожание рук.
      Клингон крепко сжал зубы.
      – Мои руки... не... дрожат! – выдавил он. Дэйта подошел поближе.
      – А я уверен они дрожат... Может быть, я неправильно выразился? Не дрожат, а трясутся? Так точнее?
      – Они... не... трясутся...
      Каждое слово, словно казнь. Но Ворф не мог позволить себе проявить слабость! Тем более, перед Дэйтом...
      Андроид наградил его странным взглядом, словно постигая отличия между своим восприятием и восприятием клингона, а может быть, он определял разницу в интерпретациях одних и тех же явлений?
      Ясли он так и не понял, в чем разница, то, по крайней мере, не стал приставать к Ворфу. Начальник охраны мысленно поблагодарил его за это.
      Сорок две минуты восемнадцать секунд...
      – Мне, наверное, лучше уйти? – поинтересовался Дэйта. – Пока ты не закончишь... э-э-э...
      Ворф на самом деле предпочел бы такой вариант, но андроид всегда так дружелюбен, и они служат вместе... Нельзя просто так отослать его, как это сделал Пикар.
      – Нет, – прохрипел клингон сквозь зубы. – Можешь... остаться.
      Лицо Дэйты просияло.
      – Спасибо, – произнес он с благодарностью. Скрестив руки на груди, андроид продолжал наблюдение так неподвижно, как хотелось бы стоять Ворфу.
      Дэйта оказался прав: сильные мускулистые руки лейтенанта дрожали.
      Каждый эуракой весил раз в десять больше его действительного веса. Тело требовало освобождения, будто на нем висел целый космический челнок.
      Сорок три минуты шесть секунд...
      Осталось совсем немного... Но для измученного Ворфа эта пара минут целая вечность. Боль уступила место онемению... С недостатком контроля справиться почти нельзя... Эуракой стали медленно опускаться вниз.
      Клингон издал стон:
      – Нет!
      Но не мог ничего поделать: руки и плечи уже не повиновались ему.
      Тяжесть шрогха давала о себе знать.
      – Я вижу, – неожиданно произнес Дэйта, – что тебе почти не удалось твое упражнение.
      Ворф метнул на него взгляд, преисполненный ярости.
      – Да я и не верил, что у тебя получится, – продолжал андроид. – Как ни крути, ты состоишь из крови и плоти... А плоть, как говорят, слаба.
      Клингон не мог поверить в наглость Дэйты. "Ведь он старается оскорбить меня!" – пронеслось вихрем в голове лейтенанта. В нем проснулся воин, вырвавшийся из подземелий души.
      – Ты обиделся на меня? – поинтересовался андроид. – Хочешь открутить мне голову?
      Ворф от ярости онемел. Он смог только что-то прошипеть, брызгая слюной.
      Дэйта усмехнулся – надо же, усмехнулся! – от удовлетворения.
      – Хорошо. Я боялся, что мои слова не возымеют эффекта.
      Клингон чуть не взорвался... фактически, он удержался, чтобы не ударить андроида по голове эуракоем.
      И только затем понял, что делает Дэйта.
      Взгляд на табло: сорок четыре минуты и пятьдесят семь секунд...
      Пятьдесят восемь.. Пятьдесят девять...
      Сорок пять минут!
      С воплем триумфа и радости Ворф упал на колени и бессильно уронил руки с оружием вдоль тела. Он какое-то время так и стоял, наслаждаясь победой. Затем взглянул на Дэйту.
      – У тебя получилось, – произнес андроид, явно довольный собой. – А я помог – Да, – согласился клингон, – ты помог... Но в его голосе еще не исчезла злость. В какой-то мере вмешательство Дэйты снизило значение победы. Это разочаровывало начальника охраны.
      А в принципе, теперь уже и неважно... Вызов – дело момента. Что прошло, то прошло! И чтобы там ни говорили о клингонах, они терпеть не могли брюзжание. Тем более, в солидном возрасте.
      – Видишь ли, – не унимался Дэйта, – когда я понял смысл упражнения, то догадался, как подстегнуть тебя... Поскольку клингоны никак не реагируют на подбадривание, то пришлось оскорбить тебя, насмехаясь над тобой, усомниться в твоих возможностях...
      – Да, – оборвал Ворф андроида. – Теперь мне все ясно.
      Улыбка Дэйты немного угасла.
      – Я надеюсь, что я не... как это говорят? Не переусердствовал?
      Наверное, я взял на себя слишком много...
      Ворф нахмурился, покачал головой. "Что можно сказать такому существу, как Дэйта?"
      – Нет, – заверил он. – Ты не перешел границ.
      Улыбка вернулась на лицо андроида.
      – В таком случае, я рад, что сумел помочь. Оставив эуракои на полу, клингон встал и полуобернулся к Дэйте.
      – А что ты делаешь в спортивном зале? Я предполагал, тебе не нужно заниматься спортом.
      – Верно, – подтвердил Дэйта. – И в других видах активной деятельности мне нет необходимости. Но капитан приказал нам развлекаться, и мое имя отсутствует в списках исключений. Я решил некоторое время провести на голопалубе, но они оказались все занятыми. В комнате отдыха знакомых не было... И я пришел сюда.
      – Гм... Явился, не запылился.
      Андроид поглядел по сторонам, пожал плечами.
      – Давай сыграем в пинг-понг?
      – В пинг-понг?
      – Да. Я видел в записях, как в него играют... И, если я не ошибаюсь, старший помощник Райкер смастерил для него столик. В-о-о-н там...
      Клингон ухмыльнулся.
      – Нет, спасибо, – отозвался он, поднял эуракои и понес их в раздевалку.

* * *

      Доктор Кэтрин Пуляски сидела за столом в лаборатории, скрестив руки на груди, и обдумывала ситуацию с Джанкарло Фреди, посматривая на него сквозь прозрачную стену блока экстренной помощи.
      Счастливчик! Если бы один из охранников Ворфа не нашел его, он наверняка бы умер в пустом коридоре.
      Доктор проверила показания на мониторе биокровати геолога. Все, казалось бы, в норме, за исключением одного – в его крови снова поднимался уровень токсина.

Глава 3