– Приближаемся к границам системы Бета Кабрини, – объявил Чехов.
      С его места в капитанском кресле, Спок увидел, как мичман повернулся в своем кресле, ожидая инструкций. Вулканец оперся локтями на подлокотники кресла, соединил кончики пальцев, и заставил себя сосредоточиться на ситуации.
      Прошло несколько часов с тех пор, как он попросил Ухуру начать передавать их краткое послание колонистам. С тех пор, как обнаружилось, что их союзника в колонии, возможно, заставили замолчать.
      Тогда он предпочел быть оптимистом, верить, что кто бы ни связался с ними ранее, он просто опоздал выйти на связь на этот раз. И по-прежнему Спок допускал такую возможность.
      Но по мере того, как время шло, а ответа из колонии все не было, становилось все более похоже на то, что интуитивное допущение доктора Маккоя соответствовало истине. Все более и более Спок склонялся к мысли, чтобы расценить заключение о том, что их корреспондент был схвачен, как логичное.
      А это, конечно, представляло все дело в совершенно ином свете. Глядя на экран, на котором уже появились крайние планеты системы Бета Кабрини, первый офицер знал, что ему следует делать.
      – Переходим на импульсные, – сказал он. – Мы должны соблюдать
      осторожность.
      – Переходим на импульсные, – подтвердил мичман, поворачиваясь
      обратно к контрольной панели. Через миг «Энтерпрайз» вышел из искривленного пространства.
      – Мистер Скотт, – окликнул Спок. – Дайте мне знать, когда триада
      владетеля Дрина появится на наших сенсорах. – Поскольку мерканские сенсорные технологии более или менее соответствовали федеративным – по крайней мере, так было в последний раз, когда вулканец имел возможность их исследовать, – «Энтерпрайз» и его противники, вероятно, определили бы присутствие друг друга приблизительно одновременно.
      – Да, коммандер, – отозвался инженер от консоли.
      – Лейтенант Ухура, будьте готовы вызвать мерканский флагман.
      В голосе Ухуры послышалось облегчение, которое она, очевидно испытала из-за отсрочки попыток связаться с колонией.
      – Ясно, сэр.
      Больше не было причин откладывать их конфронтацию с Дрином.
      Вообще-то, у них были все причины ее не откладывать.
      Если их корреспондент был схвачен, его жизнь была в большой опасности. Как и жизни других людей, если знать мерканцев. Дрин твердо верил в насилие как сдерживающий фактор, вряд ли он склонился бы к тому, чтобы смягчить наказание. А одна смерть в таком случае вряд ли его удовлетворила бы.
      К несчастью, поскольку Спок не мог сообщить свой план колонистам, он, чтобы действовать, был вынужден вернуться к стратегии блефа. А в ней он по-прежнему не чувствовал себя уверенно. С другой стороны, заверения Маккоя…
      Тут он внезапно почувствовал, что его контроль снова ускользает. Инородная субстанция в его организме снова пыталась взять верх.
      Сжав кулаки, Спок начал бороться с ней, пытаясь ее подавить, – не полностью, но хотя бы настолько, чтобы не потерять самообладания перед теми, кто присутствовал на мостике. Он не мог этого допустить – не только потому, что он был их лидером и нуждался в их доверии, – но и потому, что мысль о публичном проявлении слабости была для него как для вулканца непереносима.
      К счастью, приступ на этот раз не застал его врасплох. Он почувствовал его приближение, и знал, чего ожидать, и был готов отразить его, – отсрочить его, хотя бы ненадолго.
      – Мистер Зулу, – сказал он, надеясь, что никто не заметил напряжения
      в его голосе. – Ожидаемое время попадания в радиус действия сенсоров кораблей у Бета Кабрини?
      Рулевой ответил через пару секунд:
      – С настоящей скоростью, – три часа сорок минут.
      Спок кивнул.
      – Спасибо, лейтенант. – Три часа сорок минут было достаточно, чтобы
      укрыться в своей каюте, восстановить владение собой, и у него еще оставалось нужное количество времени, чтобы посвятить коллег в его план. Но прежде всего, ему нужно одиночество – и отдых.
      – Мистер Скотт, – сказал он, поднимаясь, – примите командование.
      Если инженер и понял, что что-то не так, он не подал виду.
      – Да, сэр, – только и ответил он.
      Прикладывая все усилия, чтобы скрыть свое состояние и не потерять
      видимости самоконтроля, Спок встал и на негнущихся ногах направился к турболифту. Ему показалось, прошла вечность, пока он не вошел в кабину и смог, наконец, воспользоваться отсутствием зрителей, чтобы упасть на стенку и застонать от боли.
      Сжав зубы, он дал указания. Кабина начала двигаться.
      К тому времени, как она достигла палубы, которую он запросил, ему стало еще хуже – значительно хуже. Невероятно, но никто не видел, как он, шатаясь, выбрался из лифта, согнулся пополам и, качнувшись в сторону, ударился о переборку. Или как он пробирался к своей каюте, шаг за мучительным шагом.
      Он чувствовал, как инородная субстанция заявляет о своих правах. Он чувствовал ее дикое, пульсирующее присутствие – ее пугающее взывание к каждому органу его тела. Броситься в поднимающееся безумие. Запредельно – для возможностей организма – ускорить функционирование.
      Наконец он добрался до двери и дотронулся до панели рядом с ней. Он смотрел, как она скользит в сторону, затем качнулся вперед.
      Как только металлическая панель с легким свистом закрылась у него за спиной, Спок с хрипом втянул в себя воздух и упал. Он лежал на полу, его колотило, и он спрашивал себя, как такой короткий переход от турболифта до его каюты мог так его вымотать.
      Там, на мостике, он полагал, что может контролировать ускорение метаболизма лучше, чем прежде, потому что у него уже был опыт. Это предположение оказалось неверным.
      А если быть точным – на этот раз это было труднее.
      И, лежа на полу, он чувствовал, как старые воспоминания, вызванные, возможно, недавними его размышлениями, снова всплывают на поверхность сознания, постепенно обретая формы и содержание…
      Образ: капитан Пайк сидит на валуне, на фоне фосфоресцирующего зеленоватого неба. Он обхватил себя руками от холода; воротник его форменной серой куртки поднят, чтобы прикрыть уши.
      Он смотрит на расположенную в отдалении группу красновато-коричневых неприметных навесов. Струйки черного дыма поднимаются от их крыш, и постепенно рассеиваются ветром.
      На лице капитана – тоскливое выражение. Кажется, будто он не замечает приближения Спока, но затем он быстро поворачивается и смотрит на него, как если бы он давно знал, что Спок здесь.
      – В чем дело, лейтенант?
      – Сэр, все уже на корабле. Номер Один полагает, что нам лучше тоже подняться, пока местные нас не заметили.
      – Вы все файлы перекачали?
      – Да, сэр. А шаттл разрушен. Следов нашего пребывания не осталось
      – или следов вынужденной экстренной посадки выживших с исследовательского судна.
      Пайк смотрит на него с любопытством.
      – А отчего Номер Один сама мне все это не сообщила? Может, он
      считает, что у меня коммуникатор крякнул?
      Спок в замешательстве.
      – «Крякнул», сэр?
      Капитан улыбается.
      – Не функционирует, Спок. Не работает.
      – Понимаю. В таком случае, нет, я не думаю, что она так считает.
      – Тогда зачем ей личные курьеры?
      – Это было мое предложение. Вы как будто медитировали. Я подумал,
      что я смогу прервать вас мягче, чем коммуникатор.
      Пауза.
      – Я это ценю. Знаешь, Спок, ты все чаще ведешь себя как человек. И
      это комплимент, так что не дуйся на меня.
      – «Дуться», сэр?…
      – Неважно. – Он снова поворачивается к навесам. – Вот ведь черт, я
      завидую этим людям. Все, чем они заняты – это охота и рыбалка, и больше их ничто во всем мире не заботит. – Он качает головой. – Я терпеть не могу такие планеты. Они напоминают мне о том, какой простой может быть жизнь.
      – Простота не всегда добродетель, капитан. И многое можно сказать в защиту сложности… и утонченности. И разнообразия.
      Пайк что-то бормочет себе под нос.
      – У меня в жизни этого чересчур много. Иногда я хочу, чтобы я
      мог… – он не договаривает. Так, как будто он просто не может договорить, как будто это значило бы переступить черту, которую он еще не готов переступить.
      Он вдруг ругается. В его глазах мелькает что-то новое.
      – Скажите, Спок, если бы вы могли свободно выбрать – кем быть, что делать – что бы вы выбрали?
      Над ответом на этот вопрос Спок вряд ли много размышлял.
      – Я бы делал то, что я делаю сейчас, сэр. И был бы тем, кем я являюсь.
      Капитан бросает на него быстрый взгляд.
      – Я должен был знать, что так вы и ответите. Вы были рождены, чтобы служить в Звездном Флоте, лейтенант.
      – Я слышал, как люди говорили то же о вас, капитан.
      – Правда? – Похоже, что это его забавляет. – Может быть, когда-то я
      бы с этим согласился. – Высоко над ними кто-то, похожий на птицу, парит кругами. – Но теперь я не так в этом уверен.
      – Здесь холоднее, чем в лесу, внизу. Сэр…
      Капитан кивает.
      – Знаю. Иду. – Он щелчком открывает коммуникатор. – Но когда-нибудь, Спок, когда-нибудь…
      Образ: Номер Один, ее лицо бледнее, чем обычно, а чувства тщательно
      контролируются. Она не сводит темных глаз с трехмерных шахмат перед ней; она играет за обе стороны, и двигает фигуры так, как будто только игра ее и занимает во всем мире. Но даже Спок видит, что мыслями она далеко.
      Он слышал о смерти ее отца. На его родной планете в таком случае было бы невежливо не выразить соболезнования. Ведь они, в конце концов, коллеги, хоть знакомы всего несколько дней. Но Вулкан и Земля – два разных мира, и он почти не знаком с земными траурными обычаями.
      Медленно, преднамеренно, первый офицер переводит белого слона на два уровня ниже и берет черную ладью – ход, который она должна была сделать еще два хода назад, а Номер Один – безупречный игрок. Это еще один знак того, как она на самом деле сейчас невнимательна.
      Ему хочется подойти к ней и выразить свое сочувствие. Но он решает не делать этого, пока не будет уверен, что ведет себя подобающим образом. Меньше всего на свете он хотел бы обидеть ее.
      Главный инженер транспортатора сейчас на дежурстве. Может, он согласится уделить ему немного времени, чтобы его просветить. Спок решает немедленно отправиться в транспортаторную.
      И в этот момент Номер Один поднимает глаза. По-видимому, она почувствовала его пристальный взгляд. Она взглядом спрашивает его, в чем причина.
      Он переглатывает. Возможность просвещения исчезает. Так или иначе, он должен говорить с ней сейчас.
      Спок подходит к ней и останавливается рядом. И, пока его мозг напряженно работает, пытаясь найти путь решения проблемы, Спок пытается выиграть время, притворяясь, что заинтересован шахматной партией.
      – Интересная ситуация, – замечает он.
      – Вы так полагаете? – первый офицер указывает на стул рядом с ним.
      – Хотите сыграть?
      Он кивает.
      – Благодарю. – И садится. – Какой-либо перевес?
      Номер Один качает головой.
      – Нет.
      – Тогда я буду играть черными, – решает он, – и это значит, что сейчас мой ход.
      – Верно. Значит, вы наблюдали за игрой.
      – Извините меня. Это только оттого, что игра мне знакома – мы играем в нее на Вулкане. А здесь немногое мне знакомо.
      – Вам не нужно извиняться, – говорит она ему.
      Он смотрит на нее и спрашивает себя, нельзя ли просто заговорить и
      рассказать о своей дилемме. Но, как и прежде, он опасается, что заденет ее чувства. Он в тупике, и обращает внимание на игру.
      И немедленно видит, что его положение угрожающе. Через миг, он переводит черную пешку уровнем выше, чтобы она оказалась на пути белого слона. Это попытка усыпить ее внимание и завлечь ее фигуру в ловушку, и таким образом уравнять силы.
      Похоже, что Номер Один не замечает его замысла. Она берет черную пешку.
      Спок в ответ переводит ферзя выше уровнем. Ловушка готова.
      Теперь она не сможет ее избежать. Неважно, куда она двинет своего слона, вулканец возьмет его той или иной фигурой.
      Первый офицер хмурится. Смирившись с судьбой слона, она пытается установить за него цену. Фигура, которая возьмет слона, сама попадает под удар, – хотя в данном случае все, чем вулканец должен пожертвовать – это пешкой.
      Но он колеблется. Ему вдруг приходит в голову, что эта ситуация предоставляет ему возможность, которую он искал.
      Проходит порядочно времени, и Номер Один не выдерживает.
      – Делайте ваш ход, мистер Спок. Это всего только пятилетняя миссия.
      Он поднимает на нее взгляд.
      – Мои извинения. Я только пытался оценить вашу потерю. Ее
      масштаб.
      Она возвращает взгляд – и, думает он, – понимает. Между ее бровями
      появляется морщинка.
      – Это была… – Она замолкает, потом начинает снова. – Это будет
      значительная потеря. Но игра продолжается.
      Он кивает.
      – Тем не менее, это печально.
      – Да, – соглашается первый офицер, – это печально.
      Спок замечает, что в уголке ее глаза появилась слеза. Она ее не
      вытирает, и слеза медленно катится вниз вдоль ее прямого носа.
      – Все еще ваш ход, – напоминает она ему.
      Признательный судьбе за подаренную ему возможность, Спок берет ее
      слона. Но с этого момента игра Номер Один значительно улучшается.
      Образ: Эбделнэби, с потеками эля на губах, его большие глаза увлажнились от прилива откровенности. Он наклоняется над столом, сжимая кружку с тем, что он ранее описал как «динаршанская отрава».
      – Вы хороший человек, лейтенант, – вокруг стоит страшный шум, и но
      Эбделнэби умудряется его перекричать. – Я имею в виду, чер-ртовски хороший человек. Я имею в виду… то есть… черт, вы ведь знаете, что я имею в виду, верно?
      Споку хочется думать, что да.
      – Спасибо, – отвечает он.
      Шеф транспортационного отсека выпячивает подбородок и кивает на
      кружку Спока, которая по-прежнему полна, если не считать маленького глотка, который он отпил полчаса назад – и нашел это довольно неприятным.
      – И вы молодец, что воздерживаетесь. Эта штука ка-ак прыгнет… прямо как рогатая змея с Альдебарана… Опомниться не успеешь.
      Не в первый раз за вечер, Спок находит, что ему нужен перевод.
      Похоже, что ему всякий раз нужно разъяснение. И ему хочется теперь, чтобы его мать чаще использовала английские идиомы, когда он был подростком.
      – Прыгнет? – спрашивает он. – но каким образом?
      Эбделнэби поворачивается к Питкэрну, тому, кто скоро заменит его на
      посту шефа транспортационной. Он качает головой.
      – Каким образом, он спрашивает!
      Питкэрн хмыкает, его грубоватые черты излучают благодушие. Он
      склоняется к Споку с решительно заговорщическим видом.
      – Нэби имеет в виду, лейтенант, что эта штука тебя зашпаклюет, ты и глазом не успеешь моргнуть.
      Он вздыхает.
      – Зашпаклюет?
      Эбделнэби склоняется еще ниже над столом.
      – Опьянит, мистер Спок. Сделает пьяным.
      Наконец-то ясно.
      – Понимаю, – говорит лейтенант. – Он смотрит на шефа
      транспортационной. – Тогда зачем, разрешите спросить, вы это употребляете?
      Эбделнэби, уставясь на него, молчит секунду или две. Затем выпрямляется.
      – Это х-хороший вопрос. Оч-чень хороший вопрос. – Он
      поворачивается к другому землянину. – Мистер Питкэрн, зачем это мы это употребляем?
      Питкэрн думает и пожимает плечами.
      – Потому что мы… м-м… – Он снова пожимает плечами. – теперь, когда вы это спросили, я не совсем уверен…
      Подходит официантка.
      – Повторить, джентльмены? – спрашивает она.
      Эбделнэби и Питкэрн переглядываются.
      – Н-нет, спасибо, – отвечает шеф транспортационной. Она уходит – и при этом немного раздражена, думает Спок.
      Музыкальный аппарат в углу начинает орать пуще прежнего. Звук
      делается почти непереносимым.
      Вулканец обещает себе, что постарается в будущем избегать
      увольнительных.
      Образ: мичман Колт улыбается во весь рот, ее глаза блестят от восторга. Она плюхается на землю, протягивает вперед руку и почти касается своего двойника в полметра ростом.
      Двойник тоже плюхается на землю. Он таращится на нее, улыбается и даже так же протягивает руку, – словом, обезьянничает.
      – Он такой милый, – говорит она.
      Тайлер что-то бормочет.
      – Да-а. милый – и зловещий. Из тех вещей, от которых волосы
      встают дыбом. – Он оглядывается вокруг. – Черт! Еще один.
      Спок прослеживает его взгляд и видит копию Селлерса, вылезающую
      из кустов. Она и Селлерс движутся навстречу друг другу.
      – Осторожно, все вы, – снова предостерегает вулканец. – Мы не знаем
      их намерений.
      Селлерс хрюкает.
      – Да ладно, Спок. Какой от них может быть вред? Черт, их рост всего
      дюймов шестнадцать. – Он поворачивается к мичману, и его крошечный дубль – тоже. – Эй, Колт, можно моему ребеночку поиграть с твоим?
      Она делает сердитое лицо. И ее дупликат – тоже.
      – Нет, если это значит, что и ты сюда прилезешь.
      Тайлер смеется.
      – Так тебе и надо, Селлерс. Будь изобретательней.
      – А ты не воображай – не с чего, – парирует Селлерс, бросая взгляд на
      Тайлера. – Я о тебе, старик, тоже могу рассказать парочку историй.
      – Подождите, – говорит Колт. – Может, Селлерс что-то зацепил.
      – То есть – подцепил? – остроумничает Тайлер.
      – Нет, – продолжает мичман. – Может быть, они действительно что-то
      вроде наших детей… в некотором роде. – Она рассматривает куколку, что сидит перед ней. – Что, если это сходство – эквивалент защитного окраса? Принимая такую форму, – маленьких людей, – деток, если хотите, – они, может, так стараются удержать нас от того, чтоб мы их съели?…
      Спок кивает.
      – Неплохая теория, мичман.
      Селлерс смотрит на них.
      – Вы так думаете? – Он тычет пальцем в своего двойника, который
      отвечает тем же. – И вы думаете, что они похожи на детей, лейтенант?
      – Нет, – отвечает вулканец. – Но многие формы жизни рождаются
      почти идентичными своим взрослым соплеменникам, просто они меньше. Гуманоиды, конечно, претерпевают значительные физические изменения, пока взрослеют, но для этой планеты гуманоиды, вероятно, не авторитет.
      – Как насчет маленького опыта? – предлагает Тайлер. И поворачивается к Селлерсу. – Ты идешь от него, а я – к нему.
      – И что ты этим выяснишь? – спрашивает Селлерс.
      – Это покажет нам, происходит ли дублирование по принципу копии с
      ближайшего существа. Держу пари, он превратиться в меня, как только я к нему подойду.
      – Ладно, – говорит Селлерс. – Давай попробуем.
      Люди приближаются друг к другу, а дупликат Селлерса устремляется
      за ним. Затем, почти столкнувшись с тайлером, он останавливается. По нему пробегает рябь, затем его облик снова становится четким. Теперь он похож на навигатора.
      – А-га! – восклицает Тайлер. – Видал?
      – Скверно, – комментирует Селлерс. – раньше он куда как лучше выглядел.
      Тайлер становится на колени. И его дубль – тоже.
      – Должен признать, – говорит он, – что эти штучки выглядят не так уж
      и зловеще, когда они похожи на вас. – Он протягивает вперед руку, как прежде делала Колт. Дупликат повторяет его жест. – Да, в самом деле – симпатично.
      – Мистер Тайлер… – предостерегает Спок.
      – Знаю, – отвечает человек. – «будьте осторожны». Но мы же здесь,
      чтобы изучить это место, верно? Так что, в интересах науки…
      И, протянув руку дальше, он касается пальцами своего кукольного
      двойника.
      Следует вспышка голубого света и треск. Тайлер отброшен назад. Он
      катится по земле, сжав указательный палец.
      – Уау! Что это было?…
      Спок приближается, чтобы помочь. Он рассматривает палец Тайлера.
      – Ожог второй степени, – заключает он.
      Получив предостережение, Колт отступает от своего дупликата.
      – Похоже, у этих штучек больше одного способа защиты.
      – Похоже на то, – замечает вулканец.
      Дубль Тайлера держится за палец и смотрит на них.
      Образ: Доктор Филип Бойс, с напряженным лицом, его голубые глаза
      застыли на осунувшемся лице его пациента, которого он исследует трикодером. Он ругается и обреченно качает головой.
      Спок не понимает, что не так. Пока что лечение, которое доктор проводил для хоридианского монарха, шло весьма успешно. Но хоридианский первый советник, стоящий в паре футов за Бойсом, задает вопрос прежде вулканца.
      – Доктор Бойс? Что-то не так?
      Доктор поворачивается и пристально смотрит на первого советника.
      – Нет. Все прекрасно. Абсолютно. – Хмурясь, он убирает трикодер.
      Хоридианец подходит к ложу его господина.
      – Он будет жить? – спрашивает он Бойса, требуя ясности. –Лечение
      было успешным?
      – Мы успели, – резко говорит доктор, – Пациент идет на поправку. Вероятно, он проживет долгую и плодотворную жизнь.
      Хоридианец кивает.
      – Его величество будет признателен.
      Бойс что-то бурчит.
      – Вот счастье привалило.
      Он встает, бросает еще один взгляд на Харр Хараза, бесспорного
      властителя трех миров, и снова ругается, почти про себя. И направляется к двери, которую охраняют два монарховых бугая, глухонемых телохранителя, занявшие эту позицию, как только они вошли в покои Хараза полтора часа назад.
      В тот момент Хараз мучился от сильной боли из-за бендалской лихорадки, которую он подхватил при попытке завоевать планету Бендал более года назад. Тот факт, что Бендал входил в состав Федерации, – и что Звездный Флот вынужден был вмешаться, чтобы предотвратить вторжение – не помешало Пайку ответить на просьбу о помощи со стороны Хараза. Или, точнее говоря, на просьбу со стороны первого советника Хараза.
      В конце концов, это был шанс установить дружественные отношения с хоридианцами. И, в частности, с Харазом – несмотря на его склонность к завоеваниям, не говоря уже о его кровавых семейных чистках, на которых он построил свое царствование.
      Со временем, полагал Пайк, Федерация сможет оказать позитивное влияние на хоридианцев. А, может быть, даже на Хараза. В любом случае, лучше было иметь признательность такого типа, чем его враждебность.
      Когда Бойс, а за ним – Пайк и Спок – выходят из комнаты, глухонемая стража смотрит на них подозрительно. Вулканец не обращает на них внимания. Ему гораздо более интересен разговор между его коллегами офицерами, который начинается сразу, как только они выходят в коридор.
      – Черт, доктор, эй, погоди, – говорит капитан.
      Бойс останавливается и смотрит на него.
      – Чего?
      – Я хочу знать, для чего, черт возьми, вы думаете, вас туда позвали?
      – А что? – спрашивает доктор.
      – Потому что знать это – моя обязанность, вот почему. – И, более
      мягко: В чем дело, доктор?
      Бойс трясет головой.
      – Как я только что сказал этому хоридианцу – все в порядке.
      Но Пайк настойчив.
      – По твоей речи этого не скажешь.
      – Ты имеешь в виду, что я ругался? Мое выражение лица? – Бойс
      выглядит как человек, который только что съел что-то абсолютно безвкусное. – Почему я так страшно зол? – Он кривит рот. – Потому что этот чертов пациент идет на поправку.
      Пайк не отступает.
      – И это мучает тебя?
      Доктор кивает, его глаза по-прежнему сверкают.
      – Вот именно. – Он горько усмехается. – Ну и что? Ты думаешь, я
      позволю моим личным чувствам встать на пути моей клятвы? Моего обещания исцелять страждущих, несмотря на то, насколько ненавистным я могу найти кого-то, кого лечу?
      Капитан какое-то время размышляет.
      – У тебя есть еще что сказать, – говорит он.
      – Ладно. Я скажу. – Бойс оглядывается в направлении недвижного
      Хараза, которого по-прежнему видно сквозь открытую дверь. – Да, я хотел убить его. Я думал обо всех этих жизнях, которые можно спасти, обо всех несчастьях, которые можно избежать, просто если я один-единственный раз вот сейчас ошибусь, делая инъекцию. Черт, мне даже не нужно было ничего ему вводить. Я мог просто позволить ему загнуться от этой болезни, это было бы лучше всего.
      Пайк переглатывает.
      – Мы не боги, доктор. У нас нет права решать, кому жить, а кому
      умереть.
      Бойс взрывается.
      – Ты думаешь, я этого не знаю?… Боже, Крис, мне просто плохо от
      всего этого. – Его начинает колотить. – Главный врач, который позволяет своим чувствам встать на пути долга… это главный врач, который должен бы поразмыслить о перемене профессии. – Он смотрит на капитана с отчаянием. – Может, это означает, что я слишком долго варился во всем этом, Крис. Может быть… – Он колеблется и явно сконфужен. – О, черт. Давай просто не будем сейчас об этом, а? Давай лучше потом. Думаю, мне надо немного побыть одному.
      Не ожидая ответа, доктор поворачивается и снова устремляется к главному выходу, и во двор, который не закрыт защитным полем Хараза и откуда можно транспортироваться на корабль.
      Пайк смотрит на Спока и вздыхает. Вулканец спрашивает себя, не появится ли вскоре на «Энтерпрайзе» новый врач – по выбору ли Бойса или капитана.