IV. БЕРНАРД ШНАПС.

— Бернард, ты думаешь, что ложь для тебя выгодна, и что ты умеешь лгать. Но ты ошибаешься. Что такое ложь? Мул. Когда тебе особенно нужно, он не двигается с места. Почему ты, Бернард, вздумал вдруг отдать нам визит, не поленившись, даже подняться на пятый этаж? Разве ты не знал нашего адреса раньше, когда мы были бедными? Что такое родственник? Близорукий. Он видит тебя только тогда, когда ты — большой человек. Где был Бернард Шнапс, знаменитый маклер, в ту пору, когда у нас было нечем заплатить за квартиру? А теперь он предлагает мне целое имение в Калифорнии!

— Не имение, а виллу!

— Что бы там ни было, можешь оставить его себе, — решительно сказал Мендель, поднимаясь со стула. Бернард умоляюще посмотрел на Зельду, свою сестру. Ее молчаливое негодование вылилось в потоке слов.

— Ты, Мендель, как видно, думаешь, что у тебя вместе с деньгами завелись и мозги. И ты, как видно, думаешь, что мы всегда будем жить на этом рыбном рынке, на пятом этаже — семь душ, в трех комнатах, — как кошки на крыше!

— Мы уже привыкли к этому, — сказал Мендель. — Что такое привычка? Жена? Ее легко приобрести, но трудно от нее избавиться.

— Довольно тебе отделываться шутками! Ты смешон и без них! — Воскликнула Зельда, наступая на Менделя, который попятился в угол. — Сегодня же мы должны выбраться отсюда! До вечера еще далеко. Мы должны переехать на другую квартиру, вот и весь разговор!

Бернард повел речь дипломатически.

— Я такой человек — я не люблю уговаривать. Если ты хочешь купить — покупай; если нет — почему? Ведь ты, Мендель, теперь большой человек. Твое изобретение — комбинированный прибор для домашнего хозяйства, который моет полы и посуду и стирает белье — распространяется по домам, как пожар в лесу. Ты должен жить так, как подобает при твоем новом положении! Ты теперь добился большой славы, сделался знаменитым изобретателем! Поверь моему слову.

Мендель пожал плечами.

— Что такое слава? Лестница. Чем выше поднимаешься по ней, тем сильнее она шатается. Я не хочу упасть и сломать себе шею. Для этого нужно быть честолюбивым. А что такое честолюбие? Черный кофе. Оно не дает тебе спать. А мне как раз хочется спать, — добавил он, зевая и поглядывая на часы.

— Но как ты можешь спать в такой квартире? упорствовал Бернард, не оставляя мысли о продаже Менделю виллы в Калифорнии. — Такой знаменитый человек, как ты. если он хочет хорошо жить и спать, должен иметь, по крайней мере, четыре собственных дома! Для каждого сезона отдельный дом. Виллу в Калифорнии. Зимнюю дачу во Флориде. Летнюю — в Канаде. И постоянный дом на Пятой Авеню в Нью-Йорке.

Мендель почесал в затылке.

— Ты, как видно, забываешь, что я только отец семьи, а не командир армии! Зачем мне весь материк? Чего я стану бегать с места на место, как сумасшедший? Не успею я приехать в одно место, а мне уже надо укладываться и ехать в другое! Сегодня мы тут, а завтра уже надо быть в Калифорнии. Нет, спасибо! Брать на свою голову такую заботу! Что такое забота? Средство для укрепления волос. От него лысеют!

Четыре дома в четырех концах земли! Безумие! Каждый раз скакать из Калифорнии на улицу Питт в Нью-Йорк, когда тебе захочется съесть кусок селедки!

— Неужели к этому ведет богатство? — продолжал Мендель, сердито шагая по комнате. — Я должен переезжать с места на место, и всю жизнь проводить в поездах, как кондуктор! Не-ет! Три комнаты на верхнем этаже — вот все, что мне нужно!

Зельда угрожающе двинулась к Менделю. Сарра, испугавшись, попыталась удержать ее, но мать вырвала у нее из рук фартук, за который она ухватилась.

— Пусти! — сердито сказала она. — Я должна показать ему раз и навсегда. Когда мы были бедными, я еще могла кое-как с ним поговорить. Но с тех пор, как мы разбогатели, он не дает мне сказать ни слова. Он всегда хочет отличаться от всех. А кто от этого страдает? Семья! Но теперь я твердо решила, или быть хозяйкой в доме, или ничем! — решительно заявила она, обращаясь к Бернарду, в надежде встретить у него поддержку.

— Я говорю ему: „Мендель, посмотри на Крауссов. Разве Сигизмунд Краусс не торговал раньше солеными огурцами на Скаммел Стрит? А теперь? Вся его семья живет на Риверсайд Драйв, и у них три шофера, слуги и собачки для детей. А семья Гассенхейма, банкира! Раньше он продавал одну шифскарту в месяц, да торговал запонками на рынке. А теперь? Видные люди в обществе! У них целая ферма на Пятой Авеню и дом на Долгом Острове*, а когда им нужно принять ванну, они едут в Европу! Вот как у людей! — говорю я ему. — Разве не все богатые люди бросили этот рыбный рынок и теперь блистают в обществе? И мы тоже не должны отставать от них. А он на все мои слова отвечает одним словом: „Бобы"! Он поймал где-то слово: „Бобы"! Что бы я ни сказала, он сейчас же „Бобы"! Вот тут и поговори с человеком, который набит бобами!

Бернард уже давно слушал сестру с нетерпением.

— —

* Зельда, конечно перепутала: Она хотела сказать: У них дом на Пятой Авеню и ферма на Долгом Острове. (прим. переводчика).

— Зельда, ты совсем повернула не туда! Мы говорим о виллах и домах, а ты вдруг про какие-то бобы! При чем тут бобы? Тебе нужен новый дом, не так ли? Вот и говори о доме.

Повернувшись к Менделю, он сказал с улыбкой:

— Мендель, она права! Тебе нужно жить там, где есть общество. Улица Питт не для тебя! Здесь не может быть двух мнений: да или нет! Вопрос стоит так: тебе нужно и ты должен! Я такой человек — я люблю родственников! Я хочу устроить тебя так, чтобы ты помнил меня всю жизнь.

— Я верю тебе, — сказал Мендель, чиркнув серной спичкой о подошву своего башмака. — Но ради чего я должен менять квартиру? Ради общества? Бобы!

Бернард и Зельда удивленно переглянулись. Мендель закурил папиросу.

— Зачем мне общество? Что у меня общего с Крауссами, Гасенхеймами и Розенвальдами? Если мы поселимся рядом с Сигизмундом Крауссом, то мне придется одеваться, как официанту, ходить с палкой, как калеке, и гулять позади маленькой собачки, как слепцу. И это ты называешь жизнью? Что такое жизнь? Короткая прогулка перед долгим отдыхом. Зачем делать ее еще короче?

Здесь, на улице Питт, я сам себе господин. Когда я прохожу по улице, кушая яблоко, я слышу, как все шепчутся: „Знаете, кто это идет? Это Мендель Маранц, великий изобретатель! Он, может быть, даже миллионер!" Они смотрят на меня, как на Рокфеллера! Что такое слава? Бинокль. Она увеличивает тебя в два раза.

Те самые люди, которые раньше называли меня лентяем, теперь заглядывают мне в глаза, чтобы я сказал им что-нибудь или пожал руку. Что такое удовольствие? Стоять на горе. Весь мир у тебя под ногами. Здесь, на улице Питт, я стою, как на горе. На Пятой Авеню я буду, как в подвале. Здесь я — миллионер. Там я — ничто!

Что такое жена? Сыщик. Она всегда ловит не того, кого надо. При чем тут бедная Ривка? Когда ты чем-нибудь недовольна, всегда у тебя виновата Ривка!

Мне становится жалко ее, и если так будет дальше, то я и в самом деле могу полюбить ее!

— Довольно тебе разыгрывать из себя ангела, — насмешливо сказала Зельда. — Тут совсем не жалость! Может быть, раньше я и ошибалась, но теперь я уже хорошо знаю! Мне хочется выцарапать ей глаза, когда я иду с тобой по улице, и она смотрит на тебя. Она думает, я не замечаю, она думает… Знаешь, Бернард, иногда мне так тяжело, что вот взяла бы и выбросилась в это окно! — горько сказала она, обращаясь к брату.

Бернард вскочил на ноги с выражением отчаяния на лице.

— Какое отношение это имеет к дому? — простонал он, хлопая себя по бедрам. — Каждую минуту ты примешиваешь то, чего не надо. То одно, то другое; то бобы, то Ривка! Когда вы думаете покупать дом? В следующем году? Я такой человек — я люблю: раз, два, три! Да или нет?

— Разве ты не видишь, что „да"? — важно сказала Зельда. — Мы переедем без него! Бернард стоял в нерешительности.

— Я не могу так хорошо видеть, как ты, — заявил он, удивленно глядя на нее. — А кто будет платить? Я такой человек — я человек дела. Почему вам не переехать всем вместе?… Хорошо! Если вы не хотите покупать четыре дома сразу, купите один. А потом, может быть…

— Вот в том-то и беда, сказал Мендель. — Что такое, дом? Шляпа. Для каждого сезона нужна другая. Если я куплю один дом, придется покупать все четыре. Нужно будет держаться моды. А что такое мода? Палка. Можно обойтись и без нее.

Бернард от усталости еле держался на ногах. Он схватился за голову, чтобы не упасть.

— Какой же будет конец всему этому? — простонал он, сожалея о потерянном времени и беря шляпу и трость.

Мендель потушил папиросу о подошву башмака. Затем посмотрел на жалкого Бернарда, он сказал со вздохом:

— Я сам куплю себе дом.

Кругленький, низенький Бернард, не удержавшись на ногах, упал в кресло. Его трость и шляпа полетели на пол.

— Ч-ч-что? — с трудом выговорил он, дико поводя глазами. — Если я уйду отсюда живым, то, значит, я крепкий, как железо! Весь вечер просидел тут, чтобы услышать, наконец, такие слова! Лучше бы мне оглохнуть!

Но Зельда и Сарра были очень удивлены и обрадованы. Сарра схватила мать за талию и быстро закружилась с ней по комнате.

— Уходи, уходи! — бормотала Зельда, сердясь и радуясь. — Дом еще не куплен. Я знаю, что за этим еще что-нибудь скрывается.

— Ты скрываешься за этим, — устало сказал Мендель. — Я скорее согласен иметь дом, чем головную боль. Что такое жена? Зубной врач. Она действует на нервы.

Бернард встал, намереваясь уйти.

— Ну, хорошо, Мендель, заходи ко мне в понедельник в четыре часа, и я тебе продам дом, — быстро проговорил он, боясь, что его опять перебьют. У меня на примете не дом, а настоящий дворец, рядом с Центральным парком. Как раз то, что тебе надо. В этом доме один маклер спасался от своей семьи. Там есть бассейн для купанья, карточные столы, оранжерея, сады и картинная галерея!

— А есть там кухня? — с беспокойством в голосе спросила Зельда. — И раковина для стирки белья?

— Ну, а как же? — важно сказал Бернард. — И танцевальный зал, и биллиардная, и лифты, и комнаты для солнечных ванн!

— Как? Прямо в доме танцевальный зал? — ужаснулась Зельда. — Как же там спать по ночам?

— Глупая! — успокоительно сказал Бернард, боясь, что опять начнется спор. — Подожди, скоро увидишь сама! Сразу умрешь на месте!

Он быстро пожал руки Зельде и Сарре, поздравляя их.

— Ну-с, мазел-тов! — воскликнул он. — Переезжайте в счастливый час и не забудьте, что Оскар Гассенхейм живет как раз напротив! Я еще потанцую на свадьбе, — весело добавил он, ущипнув Сарру за щеку. — Итак, Мендель, — понедельник, четыре часа! Мазел-тов!

Бернарда проводили в коридор две счастливые, сияющие от радости женщины, которые смеялись и плакали, и посылали ему вслед свои благословения.

Мендель стоял в дверях, заложив руки в карманы.

„Что такое родственник? — размышлял он. — Доктор! Он берет за визит!"

V. СЕРЕБРЯНЫЙ ДВОРЕЦ С ЗОЛОТЫМ КУПОЛОМ.

Все время до понедельника в доме Маранцев царила напряженная, нервная атмосфера. Всякий звук раздражал Зельду и заставлял Сарру вскакивать со стула. Джекки задали трепку, чтобы он не хлопал дверьми. Лену заперли в спальне, чтобы она не шаркала ногами. Натану не дали ужинать за то, что он стучал ящиками, открывая и закрывая комод. Мендель каждый день уходил из дома.

Зельда с Саррой ходили осматривать дом. Но они не осмелились войти в него. Они только смотрели на него с другой стороны улицы. Стоя неподвижно на одном месте, они целый час безмолвно любовались этим домом. Какой дом! Это был город, страна, целый мир, а не дом! И без кирпичей. Представьте себе — дом без кирпичей. Один мрамор! Прекрасный, белый, с прослойками мрамор! С чудесными статуями, фигурами и колоннами. И без пожарных лестниц. Одни лишь широкие каменные ступеньки и обвитые зеленью балконы. И без окон! Вы слышите? Без окон! Одни только стеклянные двери с золотыми ручками. И без крыши! А только с раскрашенным блестящим куполом, слепившим глаза. И вместо водопровода -кристальный фонтан среди цветочных клумб! Какой дом! Какой дом!

Целых три ночи ни мать, ни дочь не могли спать. Какой новый, неведомый мир был раскрыт перед ними этим домом! Какое величие, красота и комфорт!

Моя посуду в раковине, Зельда размышляла: „И как это я могла раньше выносить такую жизнь? Еще неделя такой жизни, и я была бы в могиле".

Вынося ведро с отбросами в мусорный ящик на пожарной лестнице, она бормотала с отвращением: — Фью! И как только люди могут выносить такую жизнь? — И все время перед ней стоял новый дом. Серебряный дворец с золотым куполом!

— Дай бог ему здоровья, моему брату Бернарду, -вздыхала она — Он знает, как люди должны жить! А что это за жизнь здесь? Набиты, как селедки в бочке, в этих дрянных домишках, вместе с ручными тележками, мусорными ящиками и курятниками!

И она презрительно посмотрела в окно на грязный двор, заваленный отбросами, на жалкий забор, увешанный разным тряпьем, на котором сидели худые, облезлые кошки.

— Неужели у людей нет глаз, что они не видят всего этого? — мрачно думала она. — И все они воображают, что живут! Слепцы! Сбились в одну кучу, как мухи в мусорном ящике! — И она опять вспомнила свой новый дом. Серебряный дворец с золотым куполом, с кристальным фонтаном посреди цветочных клумб!

— Я не сплю, не ем и не знаю, в каком мире я живу, ожидая того дня, когда мы переедем, — призналась она своей дочери Сарре.

— Я тоже, — пробормотала Сарра. Понедельник. Четыре часа. Сарра и Зельда сидят у окна и смотрят на шумную улицу, напротив рыбного рынка. Какими безобразными и противными кажутся все дома! Какими жалкими, худыми выглядят люди, толкущиеся на этом рынке! Как все шумно, грязно и противно! И какой совершенно другой мир на Вест-Сайде, около центрального парка!

Пять часов. Скоро на улице покажется Мендель. Как всегда он будет идти своей медленной ленивой походкой. Даже теперь, неся в кармане ключ к новому дому, к новой жизни, он не будет спешить и, вероятно, остановится у кондитерского ларька, чтобы выпить стакан содовой воды и поболтать с продавцом. — Что такое жажда? Закон о запрещении спиртных напитков. От него только больше хочется пить.

Шесть часов. Дети просят есть. Но они должны ждать. Многие годы Зельда и ее дети ждали. Страдая от бедности, голода и болезней, они дожидалась этого дня. Как часто они находились на краю гибели! А теперь у них будет собственный дом. Как часто им приходилось голодать и ложиться рано спать, чтобы заглушить мучивший их голод! Но то был лишь пост перед большим праздником, перед настоящим пиршеством!

Половина седьмого.

— Может быть, он еще едет, — думала Зельда. -Или, может быть, он торгуется, или может быть, заблудился, или…

Внезапно раздался сильный стук в дверь. Обе женщины замерли на своих стульях. Ни одна из них не могла ответить на стук. Но дверь вдруг распахнулась, и в комнату ворвался Бернард Шнапс. Губы у него посинели от злости, он тяжело дышал, брызгал слюной и размахивал тростью.

— Где он — обманщик? — гневно кричал Бернард, бегая по комнате. — Что это еще за насмешка? За что он меня считает? За кого? Что я такое для него?… Кто?

Он остановился, чтобы отдышаться, затем продолжал.

— Я такой человек — я не люблю родственников. Они сейчас же начинают думать, что ты добиваешься от них денег! И они правы! Я не уступлю ни одного цента!

Зельда бледная и испуганная, не знала, что сказать. Она была захвачена лишь одной мыслью.

— Купили дом? — чуть слышно произнесла она.

— Ну, конечно, да! — воскликнул Бернард с насмешкой в голосе. — Разве ты не видишь? Он вот здесь у меня — в кармане! Вот почему я так счастлива.

Зельда прижалась к спинке стула, чтобы не упасть.

— Что! Значит, не купили дома? — воскликнула Сарра, с ужасом глядя на Бернарда.

— Ну конечно, нет! Раньше надо иметь деньги, а потом уже покупать. Я сидел там, как дурак, и ждал, и ждал, и ждал… Думал лопнул от нетерпения! А он так и не пришел!

— Куда же он ушел, если его там не было? — растерянно оказала Зельда. — Я думала, Мендель пошел вместе с тобой.

— Ты кого спрашиваешь — меня? Пожалуйста, не смеши меня так сильно! Она спрашивает меня, где ее Мендель. Но где бы он ни был, если он думает, что я из-за него лишусь комиссионных, то, значит, он еще не знает Бернарда Шнапса. Я такой человек — я люблю работать из-за любви к делу! Но мне должны платить. Мое время — деньги. И даже не мои деньги! Он стукнул тростью об пол, как бы подчеркивая свои слова.

— Я еще тогда говорил тебе, Зельда, — смотри, за кого ты выходишь замуж! А теперь ты видишь, что я был прав! На него нельзя даже положиться, если он назначает тебе свидание. Я не удивлюсь, если окажется, что он сбежал совсем вместе с деньгами и, может быть, даже с женой дворника, вот с той самой Ривкой!

Зельда побледнела.

— Бернард, ты с ума сошел! — сказала она, настораживаясь. — Ты сумасшедший, лунатик! Лучше прикуси себе язык!

— Вот увидишь! — воскликнул Бернард. — Мы прождем здесь всю ночь, а он не придет. Он больше не вернется.

Сарра, испугавшись за мать, сидевшую с выражением ужаса на лице, умоляюще обратилась к Бернарду.

— Дядя, вы сами не знаете, что говорите.

— Ну, а если он убежал, — упорствовал Бернард, — то куда же он девался, обманщик?

— Он здесь, — спокойно сказал Мендель, похлопывая Бернарда по плечу.

Мендель уже давно стоял за дверью и терпеливо ждал, когда Бернард кончит. Бернард отскочил, словно его ударили. Он был так изумлен, что сразу ничего не мог сообразить. Затем разразился настоящим взрывом негодования.

— Что за манера! — закричал он. — Подслушивать, стоя за спиной.

— Папа! вскричала Сарра.

— Фу! — воскликнула Зельда, изумленная до крайности при виде Менделя. — Где ты был все это время? — начала она сердитым голосом. — Мы думали, что тебя где-нибудь убили или еще что-нибудь такое. А ты, как видно, весь день проспал в парке!

Мендель спокойно снял с себя пальто, как если бы ничего не случилось.

— Я ходил покупать дом, — хладнокровно сказал он.

— Покупать дом! — как эхо повторила Зельда.

— Это ложь! — закричал Бернард.

— А разве вы не хотели, чтобы я купил дом? — спросил Мендель удивленным голосом. — Я вас, друзья, не понимаю! То вы не давали мне жить, требуя, чтобы я купил дом, а теперь не даете жить, — чтоб я не покупал! Что такое семья? Яд. Как не принимай его — все равно не сладко.

— Значит, ты на самом деле купил дом? — в один голос спросили Зельда и Сарра, сияя от радости.

— Я не верю этому, — осторожно сказал Бернард. „Я знаю Менделя с его шутками!" — подумал он. — Сколько ты заплатил?

— Не спрашивай, — вздохнул Мендель.

„Обманщик, он совсем не покупал!" — подумал Бернард, но вслух он продолжал. — Все-таки, сколько?

— Слишком дорого!

— А что ты называешь „слишком дорого"?

— Очень дорого.

„Я знаю, что он не купил дома, — думал Бернард, -но с Менделем ни в чем нельзя быть особенно уверенным", — Говори же немножко яснее, — умолял он. -Скажи мне точно, какая цифра?

— Что такое цифры? Веснушки. Они ничего не значат.

— Я не об этом спрашиваю тебя. — сказал Бернард, слегка улыбаясь. — Я спрашиваю, какую цену ты дал?

— Какую было нужно. Что такое цена? Лекарство. Его не легко проглотить.

„Какой обманщик! Я уверен, что он купил дом, — решил Бернард, и теперь старается заговорить зубы. И все-таки, кто его знает?"…

— Из твоих слов я вижу, — осторожно начал Бернард, — что ты сделал крупную сделку. И если ты, действительно, купил дом, — энергично добавил он, — то помни, что я — твой агент!

— Я этого не помню, и ты лучше забудь об этом, — отрезал Мендель.

„Я знал, что он купил дом! Я знал это с самого начала!" — подумал Бернард.

— Что! — закричал он. — Мой родной зять хочет лишить меня комиссионных! Разве не я показал тебе дом?

— Нет, не ты! — твердо сказал Мендель.

Бернард и обе женщины были так поражены, что не могли сказать ни слова. Бернард, меча искры глазами, негодующе смотрел то на Менделя, то на Зельду и Сарру. Они обе явно были на его стороне.

— Лгун! Убийца! — заревел он, наконец, придя в неистовство. — Прямо в глаза мне ты говоришь такие вещи! Обманщик! Жулик! В своем собственном доме ты так оскорбляешь меня!

Мендель спокойно вынул портсигар из кармана.

— Твой крик не поможет тебе, — сказал он спокойно. — Напрасно ты волнуешься. Что такое волнение? Музыка. От него болит голова. Тебе не следует комиссионных, и ты их не получишь. Поэтому и не беспокойся. Что такое беспокойство? Золотые прииски. Они не оплачивают себя!

Он чиркнул спичкой и тихо добавил:

— Того дома, который ты указал мне, я не покупал. Я купил совсем другой дом.

— Другой дом! — закричала Зельда с отчаянием в голосе. Бернард и обе женщины так быстро вскочили на ноги, словно в них ударила молния. С каким-то бешенством они набросились на Менделя, образовав один дикий хор.

— Другой дом! Лгун!… Что он говорит!… Убийца!… Что я слышу!… Я сойду с ума!… Обманщик!… Этого не может быть!… Другой дом!… Жулик!…

Стоя молча посредине, Мендель спокойно курил папиросу и только пожимал плечами. Когда нападавшие от усталости опустились на стулья, он пробормотал: — Что такое семья? Здание, Плохо если оно на тебя рухнет!

— Другой дом! Другой дом! — стонала Зельда, и в голосе ее слышалось неутешное горе. А как ей хотелось именно тот дом! Серебряный дворец с золотым куполом!

— Почему ты не купил того дома? — печально спросила она.

— Потому что он недостаточно хорош! — сказал Мендель.

Новый огонек вспыхнул в глазах Зельды. Ее суровое, морщинистое лицо осветилось надеждой.

— Что! Ты купил лучший дом? „Не может быть, — подумала она. — Не может быть". Она не могла представить себе лучшего дома.

— Ты обманываешь нас, — сказала она, недоверчиво глядя на него. — А что, — этот дом тоже недалеко от Гассенхеймов, как и тот?

— Да, недалеко, — ответил Мендель. — Что такое расстояние? Пальто. Для тебя оно длинное, а для меня — короткое!

Зельда сгорала от нетерпения.

— Скажи мне, — этот дом такой же красивый, как и тот?

— Гораздо красивее! — горячо сказал Мендель. Что такое красота? Яблоко. Ты ищешь ее снаружи, а она внутри!

Зельде хотелось, чтобы он говорил более ясно.

— А есть в этом доме стеклянные двери с золотыми ручками, и он тоже весь из мрамора, как и тот?

— Я не помню. Мне кажется, что в этом доме есть стеклянные окна и позолоченные ящики для писем, и что дети повсюду играют в мрамор*.

— Ты не понимаешь меня! — с раздражением сказала она. — Есть ли у этого дома круглая крыша из цветного стекла и цветы в саду и фонтан в углу сада?

— Да, в этом доме много стекла на крыше, и цветов в парке и рядом на углу бьют фонтаны сельтерской воды.

Зельда сердито встала.

— —

* — мрамор, а также детская игра в шарики.

— Я спрашиваю тебя об улице на Вест-Сайде, около Центрального парка, а ты говоришь мне про нашу грязную улицу Питт!

— Но я уже сказал тебе раньше, что я не покупаю дома на Вест-Сайде, — ответил Мендель. — А купил себе дом на улице Питт!

— Что ты говоришь? — опешила Зельда? — Какой дом?

— Дом, в котором мы живем, — сказал Мендель, стуча пальцем по столу. — Я купил этот дом! Зачем мне перебираться в Центральный парк и жить там с обезьянами, если тут рядом имеется такой прекрасный большой дом? Ты говоришь, три комнаты тебе недостаточно. Теперь их будет у тебя шестьдесят! Весь дом наш и даже со двором! — воскликнул он радостно. — Что такое Пятая Авеню! Молодые чурбаны. Что такое улица Питт? Простой народ. Что такое дом? Место, где стоит твоя мебель. Что такое семейный очаг? Место, где находится твое сердце. Зельда заломила руки.

— Боже мой! У меня кружится голова, как колесо! — простонала она чуть не в истерике. — Что он наделал? Он сумасшедший! Купил целый рабочий дом! Он хочет запереть нас навеки в этой тюрьме!

Особняк, о котором она мечтала, — серебряный дворец с золотым куполом — обрушился на нее, когда она, шатаясь, подошла к стулу и опустилась на него. Из развалин этого особняка вставал безобразный, грязный рабочий дом, насмехавшийся над ней. Нет! Никогда не примирится она с такой жизнью! Скорее она станет просить милостыню на улице, потеть на фабрике, мыть полы в чужих квартирах, но никогда не согласится быть хозяйкой-дворничихой этого дома-тюрьмы.

— Скорей он сам сойдет с ума, чем сведет меня! — решила Зельда. — Идем, Сарра! Сегодня уложимся. Завтра уедем! Пусть новый хозяин дома останется один!

Зельда встала и с особенным величием во всей фигуре медленно пошла в спальню. Сарра, не говоря ни слова, последовала за ней.

Мендель озадаченно сморщил лоб.

„Что такое жена? — размышлял он. — Народ. Он никогда не бывает доволен. Что такое муж? Король. Ему всегда угрожает опасность!".

Бернард, настолько ошеломленный, что до сих пор не мог произнести ни звука, наконец, дал выход своим чувствам.

— Я такой человек — я не люблю сумасшедших! На какого черта тебе понадобился этот дом? Только потому, что ты иногда ел сосиски, когда был бедным, ты согласен купить целую колбасную фабрику, когда стал богатым! Какая тебе польза от этого дома, если ты ломаешь свой семейный очаг?

Подумав немного, он добавил, уже гораздо мягче:

— И, во всяком случае, если тебе нужен был целый рабочий дом, то почему ты не обратился ко мне?

В доме Маранцев в тот вечер царил необыкновенный хаос. Зельда кричала на детей и била их. Дети плакали и визжали. Сарра потихоньку проливала слезы.

Мендель стоял у окна, заложив руки за спину и устремив взгляд в темноту. Он казался хирургом с холодным, стальным ланцетом в руках, а его семья — пациентом, стонущим под этим ланцетом. Но на одну минуту его холодное лицо утратило свою жесткость и озарилось чуть заметной улыбкой. „Что такое известный план? Операция. Сперва плохо, потом хорошо!".

VI. МЕНДЕЛЬ МАРАНЦ МЕНЯЕТ КВАРТИРУ.

Была последняя неделя перед Пасхой. Женщины в платках, с кожаными сумками в руках, толкались на рынке, в узких проходах между палатками и ручными тележками. Торговцы, стоя позади своих лавок на колесах, хриплым голосом выкрикивали свои товары. Фарфоровая посуда, бананы, ковры, шелка, чернослив, канделябры, куры, спички и зубочистки — все это богатство, нагроможденное кучами на прилавках и на тележках, мелькало перед жадным взором домашних хозяек.

Две нарядно одетые дамы, стоя в стороне от рынка, долго смотрели на шумную, суетливую толпу.

— Мадам, идем, — сказала молодая дама, вдоволь наглядевшись на расстилавшуюся перед ними картину.

— Подожди минуту, — сказала ее мать, не желая уходить. — Может быть, меня кто-нибудь узнает? Прошло только семь месяцев, — вздохнула она, — а кажется, я не была здесь семь лет!

— Я хотела бы знать, где тот старый дом! — сказала дочь, натягивая лайковые перчатки. — Я почти забыла, как тут идут улицы! — жеманно добавила она.

— А я никогда не забуду, — ответила мать. — Вот Ридж, а вот улица Ривингтон, а дальше — Деланси. Нам нужно пройти еще один квартал и потом повернуть на улицу Питт.

Зельда и ее дочь медленно пробирались сквозь шумную толпу, пока не вышли на улицу Питт. Зельда узнавала многих прохожих, но ее почти никто не узнавал. Они вошли в тот квартал, где они раньше жили, и стали искать старый дом. Они не были здесь целых семь месяцев и всё это время жили с семьей Бернарда Шнапса в Седархерсте — пригороде Нью-Йорка, — ожидая, пока Мендель не передумает и не приедет к ним. Но Мендель и не думал менять своего решения и упорно продолжал жить на улице Питт.

Регулярно каждую неделю в течение семи месяцев он посылал Бернарду Шнапсу деньги на содержание своей семьи, а также некоторую сумму самому Бернарду. Но сам он не собирался покидать улицу Питт. Казалось, чем богаче он становился, тем больше он цеплялся за эту улицу.

Борьба между Менделем и Зельдой свелась к простому выживанию. Кто окажется слабее и сдастся в этой борьбе? Устанет ли Мендель от постоянного посещения кофеен, столовок и рыбного рынка, или Зельде и ее дочери надоест праздная жизнь, пустые удовольствия и бесплодное стремление проникнуть в „высшее общество"?

По временам Зельда совершенно падала духом. Это было в те минуты, когда она вспоминала о Ривке, жене дворника. „Какая я дура", — думала она, — Может быть, Менделю это только и нужно было. Я с семьей далеко от дома — в Седархерсте, — а он с этой гадкой, бесчестной женщиной на улице Питт! И все это сделала я сама, по своей глупости!".

Но она решила терпеть до конца ради Сарры. Рано или поздно, но Менделю придется бросить улицу Питт. В надежде на это Зельда и ее дочь решили нанести ему последний, сокрушительный удар. Они теперь шли к нему, чтобы попрощаться с ним. После Пасхи они покинут его надолго, быть может — навсегда! Они уедут в Европу. Таков был их план.

Голос Сарры резко нарушил мечтание ее матери.