11. Новый телевизор

Ренуар оказался румяным толстячком лет тридцати, слегка педерастичным, если приглядеться.

– Как твоя нога? – поинтересовался он.

– Лучше.

– Замечательно!

«Замечательно», «великолепно», иногда даже «феерично» – он сыпал этими словами совершенно искренне, как будто реальность вокруг него действительно подчинялась каким-то неведомым заурядному человечеству оптимистическим законам. Он размахивал своими короткими ручонками у меня перед носом, исторгая фонтан бестолковых вопросов. Еще в машине я хотел поговорить о деле, но Ренуар отказался обсуждать дела, пока я не приду в себя после поездки.

– Примешь душ, Вера сделает тебе перевязку, освоишься на новом месте, – тараторил он, – а за обедом поговорим. Что ты ел в поезде?

Киев проносился мимо, неспешно принимая меня в свое медлительное существование. Сон о горах без снега у меня на глазах сменялся сновидением о городе в деревьях.

– Мы приехали, – сказал вдруг Ренуар – наше путешествие закончилось на самой тихой и неподвижной улице Печерска. – Нравится тебе здесь? Тихо, правда? Гоген говорил, что ты любишь тишину. Это квартира Сальвадора.

Шикарная квартира, спасибо, Дали. Я, шаркая больной ногой, расхаживал по прохладным комнатам с недостижимыми потолками, с нишами и эркерами, и не мог нарадоваться. Минимум мебели, две спальни, хай-тек аппаратура и очень большой телевизор.

– Ты, наверно, не любишь ТВ? – спросила Мухина. Она сейчас осматривала квартиру, Гоген остался дежурить на улице, а Ренуар укатил куда-то.

– А что, ТВ можно любить или не любить? – мне не особо хотелось с ней разговаривать, много дел.

– Я думаю, можно – прокричала она из соседней комнаты. – Я, например, люблю ТВ.

– Ну и дура.

Вера сделала вид, что не расслышала. Я достал блокнот и начал составлять список вопросов к Ренуару и Ван Гогу.

– Будешь есть? – спросила Мухина, не заглядывая в комнату.

– Угу.

На кухне начались звуки. Эти звуки внушали мало доверия, поэтому я несколько раз тянулся к телефону затем, чтобы заказать пиццу, но это действие так и не совершил.

1. Что мне делать, если я встречу знакомых?

Каких знакомых? Я пытался вспомнить кого-нибудь из киевских приятелей, но кроме одноклассников никто не приходил в голову.

2. Могу ли я увидеть родителей?

– Скоро будет готово! – прокричала Мухина. Сразу же после ее слов с кухни донеслось долгое шипение масла на сковородке.

3. Что известно об Альбрехте Дали?

Был ли вообще этот Альбрехт Дали? Или Ван Гог его придумал?

4. Обладает ли Альбрехт Дали правом наследования по отношению к Сальвадору Дали?

Это очень важный для меня вопрос. Если да, то, скорее всего, мне не дадут прожить ни дня. Слишком многим людям помешает появление наследного принца из Германии.

Что я здесь делаю?

Этот вопрос я задал самому себе. Он раздался в моем мозгу, но я почувствовал каждую его букву явственнее, чем, если бы написал на бумаге. Что я здесь делаю? Что происходит?

На кухне вытяжка начинает не справляться с запахом гари. Мухина включает кондиционеры по всей квартире.

Я оглядываю стены комнаты, и непонимание, неприятие ситуации пронизывает меня до кончиков нервов.

Мухина ставит тарелку рядом с компьютером. Она улыбается – довольна проделанной работой.

– Что это? – спрашиваю я.

– Это блинчики с ничем.

12. Перерыв на обед

К телефону подошла Вера.

– Звонил Ренуар, – сказала она, повесив трубку. – Он через пол часа ждет тебя в ресторане, принадлежавшем Дали. Чуть позже к вам присоединится Ван Гог. Я останусь здесь, поедешь с Гогеном.

– С этим придурком?

– Да, со мной, – придурок, оказывается, уже вошел – у него был ключ. – Я – твой телохранитель.

– Тогда я могу быть спокоен. Что бы мне одеть, Вера?

Мы подъехали к ресторану раньше Ренуара. Гоген поговорил с администратором, довел меня до столика и отодвинул стул, помогая сесть. Сам он занял место за стойкой бара.

Трое мужчин и две девушки за соседним столиком принялись меня разглядывать. Я углубился в меню. Мне не нравилось в этом ресторане – он был слишком светлым и ярким.

Официант принял заказ и на секунду замешкался. Видно было, что он хочет о чем-то спросить. Я кивнул ему.

– Вы брат Сальвадора? – выдавил он.

– Если да, то что?

– Не подумайте, что я… Он оставил для Вас кое-что.

– Что именно?

– Я принесу вместе с выпивкой.

Официант исчез.

Гоген вопросительно посмотрел на меня, ерзая на высоком стуле. Слишком долгий разговор с официантом? Я пожал плечами.

– Привет, Альбрехт!

Ренуар полез ко мне с объятиями, хотя мы не виделись несколько часов. Сто процентов, голубой.

– Ты уже заказал выпить, Альбрехт? Что ты заказал? Твой брат пил только текилу.

Официант подошел снова, чтобы принять у нас заказ. Он ничего не отдал мне – сделать это незаметно от Ренуара было невозможно.

– У меня есть вопросы к тебе и к Винсенту, – сказал я, когда официант отошел.

– Винсент скоро будет, но все равно спрашивай.

Я положил на стол листок бумаги с четырьмя вопросами. Огюст достал из кармана пиджака яйцевидную ручку и, сделав на листке несколько росчерков, вернул его мне.

1. Что мне делать, если я встречу знакомых? – Ничего.

2. Могу ли я увидеть родителей? – Нет.

3. Что известно об Альбрехте Дали? – Ничего.

4. Обладает ли Альбрехт Дали правом наследования по отношению к Сальвадору Дали? – Да.

– Забудь о знакомых и друзьях, – сказал Ренуар, пряча ручку. – Там, где тебе предстоит бывать, ты их не встретишь. А если встретишь, не узнаешь, спрячешься за ним, – он кивнул в сторону Гогена. – Родители… Нет. Альбрехт Дали – Сальвадор не любил говорить о нем, поэтому мы не знаем о нем ничего. Не только мы, никто не знает, – он сделал ударение на слове «никто». – Что касается наследства… Согласно завещанию брат Сальвадора наследует его движимое и недвижимое имущество. Речь идет об автомобилях и квартирах, принадлежавших Дали. Что касается его сбережений, то все до копейки было передано некому фонду со счетом на Мальдивах. Нет сомнений, что это – фонд Тренинга.

Я поперхнулся.

– Я тоже был удивлен, – признался Ренуар. – Как ты понимаешь, речь идет об очень больших деньгах.

– А доли в бизнесах унаследовали компаньоны? – поинтересовался я.

– Точно, – ответил Ренуар. – Завтра тебе нужно будет встретиться с юристом, который занимается завещанием.

– Но ведь у меня нет ни одного документа, который подтверждает, что я… Что я его брат.

– Хорошо, что напомнил, – Огюст положил на стол небольшой конверт. – Распечатаешь потом. Здесь свидетельство о рождении и паспорт. Кстати, ты – гражданин Германии, и это еще одна сложность для наследования. Но юристы разберутся. А вот и Винни!

Администратор и некоторые из сидящих за столиками поприветствовали вошедшего Ван Гога.

– У меня десять минут, – сказал он, усевшись напротив меня и отогнав жестом официанта. – Я принес последнюю записку твоего брата. Пожалуйста, не удивляйся, а постарайся вникнуть в то, что там написано.

13. Суицид как он есть

Он протянул мне лист, вырванный из книги карманного формата. Лист обладал широкими полями, на которых и разместилось предсмертное послание Сальвадора Дали. Оно состояло из двух слов.

Я пробежал глазами текст, потом прочитал его еще раз.

– Обвинение в самоубийстве? – спросил я.

– Мне так не кажется, – ответил Ван Гог. – Я каждый день просыпаюсь с мыслью о его записке.

– Что ты имеешь в виду?

– Прочитай еще раз, – посоветовал он. – На следующей записке, которую оставит Пикассо, может быть написано мое имя.

Я сложил листок вдвое – так, как вначале.

– Я возьму это, ладно?

– ОК, – сказал Ван Гог.

Я спрятал листок.

– И что мне делать? – спросил я Винсента.

– Сейчас или вообще?

– Сейчас. Вообще.

– Сейчас – ешь. Вообще – живи своей жизнью (слово «своей» прозвучало как бы в кавычках), общайся с людьми, заводи новые знакомства.

– Знакомства с кем?

– Ты не волнуйся, Альбрехт, – посоветовал Ренуар. – К тебе люди сами потянутся. Я думаю, все друзья Сальвадора захотят познакомиться с его братом.

– Где здесь туалет? – спросил я.

– Нервничаешь? – Ван Гог дружелюбно улыбнулся. – Гоген тебя проводит.

Закрыв дверь, я положил записку, оставленную Дали, на сушилку для рук и перечитал слова снова.