Фрейова Людмила
Невидимые преступники
Людмила Фрейова
Невидимые преступники
ПРОЛОГ
Как ты воспринимаешь окружающий мир? Как ориентируешься в пространстве, во времени? Как понимаешь самого себя? Как общаешься с другими существами? Как зарождаешься? Как перестаешь существовать?
Мне ничего не известно о тебе, кроме того, что ты существуешь. Что ты жизнь, мыслящая, разумная жизнь. Если бы не те, кто исследовал эту планету еще до меня, я, наверное, даже не узнал бы о твоем существовании. Неживые существа у вас передвигаются быстрее живых. Могут ориентироваться в пространстве. Вероятно, обладают способностью воспринимать окружающую среду.
Ты обо мне ничего не знаешь. Здесь царит не известная доселе никому из нас жизнь, отличающаяся особой активностью, которую наши научные экспедиции до сих пор нигде не встречали. Ты воспринимаешь окружающий тебя мир и меняешься. Обретаешь все большую гармонию, хотя и на короткое время. Довольно долго наблюдая здесь за вами, я обнаружил, что у некоторых существ такая перестройка едва заметна. Изучение же фактора, обусловливающего данное различие, к сожалению, не входит в мою программу. Мне надлежит выбрать существо наиболее гармоничное в своем развитии и с его помощью выявить объекты, максимально способствующие гармоничному развитию личности.
Я все еще сомневаюсь, кого мне выбрать, не решил, но, вероятнее всего, выберу тебя. Сравнительно продолжительное время ты, полагаю, чувствуешь, как в тебе происходит интеллектуальное развитие, твой организм стремится достичь гармонического совершенства. Тем самым ты облегчаешь мою задачу. По правде говоря, я уже не имею возможности выбирать - мое время ограничено. Нельзя же тратить столько энергии на изучение одного представителя разумной жизни. И так на исследование данной планеты израсходовано колоссальное количество энергии. А ведь существуют и другие планеты, которых, кстати, не мало.
Ты не воспринимаешь меня, существо, ты не воспринимаешь ничего, кроме объекта, находящегося непосредственно перед тобой. Но твои суждения выходят за пределы твоего организма, твоя потребность в гармоническом развитии личности велика, я легко могу подключить к ней свою. Мне немного страшно: ведь прежде мне не приходилось подключаться к представителям разума иного мира. Понимаешь, я даже чуточку сожалею, что ты ничего не будешь об этом знать.
Я все еще вне тебя, не могу решиться. Утверждают, что все уже изучено, проверено, апробировано, исключены любые неожиданности, ничего не случится - ни с тобой, ни со мной. И все-таки у меня такое ощущение, будто я на грани гибели. Что, если мы несовместимы, вдруг я не сольюсь с тобой в единое целое? А может, твоя активная гармония подействует на меня разлагающе? Научусь ли я воспринимать этот мир посредством твоего восприятия? В противном случае я ничего не узнаю, и вся акция провалится. Однако я радуюсь, что я рядом с тобой, обволакиваю тебя, проникаю в тебя. Стоп, более я не должен колебаться, я принял решение: мы станем единым существом, правда, ненадолго, но все же, а потом, надеюсь, я сумею отделиться от тебя.
Отойдя от картины Бронзино, Сандра не спеша направилась к выходу. Хрустальные капли дождя звонко постукивали по мостовой. Фьесоль слепил своей синевой.
Сандру охватило ощущение новизны, которое усиливалось прозрачным дождем, сверкающей площадью, "Персеем" Челлини. Куда ни глянь - всюду тебя окружает сказка. А ведь она уже третий день приходит сюда. Знает на память все улицы. Сандра мысленно прослеживает весь свой путь до улицы Монтебелло, где расположен пансион (лучше всего идти по набережной до самой площади Всех святых, а затем - первая улица налево). "Я прекрасно все помню, хорошо ориентируюсь. Так что же со мной происходит?" В который раз Сандра задает себе этот вопрос. Вспоминая дорогу, она испытывает почти физическое чувство боли. У нее кружится голова. Может, от усталости? Ее взгляд останавливается на витрине с фруктами. Наверное, ей необходимы витамины. Рассеянно она отсчитывает монеты. У нее такое ощущение, будто она здесь очутилась впервые, ей кажется, что она все понимает и одновременно не понимает, ей все известно и в то же время она не знает ничего...
Сандра страшно устала. В ту самую минуту, когда она любовалась картиной Тициана "Венера Урбинская", ей вдруг все показалось чужим и далеким. Она решила, что это от избытка впечатлений, пора отдохнуть. Сандра принялась за письмо. "Попробую-ка описать свое состояние, может, тогда станет лучше".
"С минуту я смотрела на нее не дыша: она предстала мне такой, какой я знаю ее по репродукциям. Только еще совершеннее. Но вдруг картина исчезла, я видела ее словно бы в тумане, когда же она ясно появилась вновь, то выглядела уже иначе. Вернее, мне почудилось, будто я вижу ее впервые. Никогда прежде со мной такого не случалось. Я снова и снова закрывала глаза - не из-за освещения ли такая метаморфоза? Но каждый раз восприятие картины было иным. С той самой минуты весь мир для меня стал каким-то чужим. Тебе приходилось испытывать когда-либо нечто подобное? Такое впечатление, что я все воспринимаю как бы дважды, понимаешь? И вовсе у меня не двоится в глазах, я воспринимаю чем-то, что находится внутри меня. Каким-то особым чувством. Надеюсь, это пройдет. Утро вечера мудренее".
Строчки стали расплываться. Сандра отложила ручку. "Зачем заставлять его понапрасну волноваться, - подумала она. - Он и так не хотел меня отпускать. Возможно, это влияние погоды, я ведь не привычна к местному климату: где это видано, чтобы средь ясного неба лил дождь".
Сандра разорвала письмо, быстро собралась и очутилась на улице: как известно, прогулка освежает.
Ощущение двойственного восприятия, знакомое и незнакомое, не прекращалось, хотя и чуточку ослабло. Ради любопытства она направилась в галерею Палатина, чтобы проверить, что же произойдет, когда она станет рассматривать картины. Сандра бродила по знакомым залам, смотрела на хорошо известные ей полотна: "Адама и Еву" Бассано, "Четырех философов" Рубенса, "Ла белла" Тициана. Хорошо известные. И все же...
В ее теперешнем восприятии шедевров живописи появилось что-то новое, нетривиальное. Это необычное ощущение она почувствовала и в парке, что раскинулся за дворцом, и на дорожках, окаймленных кустами лавра. Растения источали тот же аромат, что и вчера, но... И в воображаемом облике Петрарки, украшенном темными листьями, была, несомненно, новизна.
Наверное, такое можно испытать только здесь. Среди картин и скульптур. Во Флоренции.
Пора домой. Сандра обратила внимание на плакат: сегодня вечером концерт. "Вдруг я успею? Такой изумительный день, столько впечатлений... А может, мне удастся понять, как рождается музыка?"
Затаив дыхание, Сандра ожидала первые аккорды. Бах. "Сколько раз я уже слушала эту музыку? Но сегодня и она звучит иначе. И она изменилась? Да... Видимо, только во Флоренции случаются такие странные превращения".
В изнеможении она словно погружается в фантастический сон, возбужденная, изумленная, счастливая...
На другой день все повторилось. Рим. Галерея Боргезе, "Маленький больной вакх" и "Юноша с корзиной цветов" Караваджо, "Страшный суд" Микеланджело в Сикстинской капелле. "Я не имею права ничего Забывать, ничего, ибо я вижу все это в последний раз", - повторяла Сандра про себя.
В последний раз? В душу закрадывается смутный страх. Наверное, он вызван восприятием прекрасного, того, что неотделимо от подлинного искусства. "Все ли люди испытывают подобное блаженство, созерцая живопись? Если бы Индржих или мама могли видеть эти сокровища вместе со мной. Почувствовали бы они то же, что и я, могло бы с ними произойти то же, что со мной? Я постараюсь им обо всем рассказать. Ради них я должна все запомнить. Я надеюсь, мне удастся уговорить их поехать в Италию... А Михал, ведь он много раз бывал во Флоренции, в Риме. Почему он никогда ничего нам не рассказывал? Впрочем, рассказывал, ведь он - художник, а лицо художника - его картины. Как только вернусь домой, пойду к нему, наверное, в его работах я увижу то, чего раньше не сумела разглядеть".
СООБЩЕНИЕ
О способности здешних существ к исследованиям и анализу я сужу по той степени гармоничного развития личности, которая проявляется при восприятии каких-либо объектов. Мне удалось слиться с одним из таких существ, поэтому я могу довольно обстоятельно описать исследуемое явление.
Изучаемые объекты в данном конкретном случае обозначаются специальным термином: КАРТИНЫ. Они представляют собой лишь одну из форм восприятия, которой обладают обитатели здешней планеты. Очевидно, существуют и другие объекты для иных форм восприятия. Однако среди таких объектов с полной уверенностью я могу назвать пока только МУЗЫКУ. У моего испытуемого данный объект вызвал сходную гармоническую перестройку, правда, несколько иного свойства. Я предлагаю исследовать выявленный мною фактор подробнее, хотя вносить предложения - не моя компетенция. Указанный фактор - явление чрезвычайно интересное, которое, видимо, не поддается изучению доступными нам средствами и свидетельствует о том, что здешняя жизнь при всем ее несовершенстве, вероятно, гораздо сложнее, чем мы себе представляем.
Здешние существа воспринимают объекты - картины - посредством одного лишь воспринимающего канала, обозначаемого термином ЗРЕНИЕ. Однако можно с уверенностью предполагать, что он обеспечивает исчерпывающее восприятие образа, ибо речь идет о восприятии постоянном, существующем вне фактора времени. Я сам неоднократно ощущал это вместе со своим испытуемым, будучи подключен к его структуре и пользуясь его потенциями.
Поначалу я вместе с ним как бы растворялся в изображенных на объекте предметах и их свойствах - в цвете и формах самих предметов, в облаках, деревьях, реке, в животных и растениях. Мы переходили из одного состояния в другое, как бы существовали в пространстве картины, сливались не только с самим сюжетом изображения, но и с каждой его деталью. Непередаваемое ощущение множественности собственного "я".
Следующая фаза описываемого процесса - возвращение в реальное бытие. Нам вдруг начинает казаться, что объект ничего собой не представляет, ничего не значит. Именно мы его создаем, мы - испытуемый и я - как бы восстанавливаем процесс сотворения картины, словно она рождается на наших глазах, сию минуту, при нашем непосредственном участии...
Наконец наступает синтез всех предшествующих фаз. Все элементы наших существ образуют своеобразную гармонию, единое целое: на этой стадии отмечается появление так называемой благодарности - понятия, с которым я прежде не встречался. Я употребил данное слово из-за недостатка средств выражения.
В целом все пережитое вполне реально, и его можно повторить на основе полученного представления, в отсутствие первоначального объекта, но уже в модифицированном виде. Это память. Каждое мыслящее существо обладает памятью. Однако применительно к описываемому событию речь пойдет об очень своеобразной разновидности памяти.
ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ
Полагаю, можно было бы ограничиться наблюдением за реакцией представителей здешней интеллигенции, отказавшись от исследования самих объектов по следующим причинам: во-первых, из-за чрезвычайной затраты энергии (мне известно, что огромное количество энергии идет на выполнение задачи, которая, в частности, состоит из таких процессов, как слияние с испытуемым, разложение его на элементы, зашифровка их и последующий синтез); во-вторых, из-за невозможности адекватной оценки объектов без участия представителей интеллигенции этой планеты.
P.S. Объекты, подлежащие исследованию, я обозначил в соответствии с условленной шкалой шифра.
ОТВЕТ
Сравнение посланной тобой информации с другими сообщениями подтвердило объективность твоих наблюдений. Однако методика исследования обсуждению не подлежит. Мы не принимаем твоих коррективов. Продолжай выбирать объекты и ставить на них пометку.
Поезд миновал Бенешов и проследовал по направлению к Праге.
Удивительное состояние, от которого Сандра пришла в себя где-то возле Равенны, более не повторялось. Прежнее головокружение она испытывала только при виде картин, когда, листая каталоги с черно-белыми репродукциями, мысленно представляла себе их в цвете. Будто ничего необычного и не случилось.
И тем не менее...
Началось все во Флоренции, когда она любовалась "Венерой" Тициана. У нее неожиданно возникло предчувствие, что картина непременно исчезнет. Скорее даже не предчувствие, а страх, который обычно возникает при ощущении неминуемой угрозы. Повсюду в мире пропадают картины, исчезают бог весть куда, может и Тициан...
Наконец-то Прага. По перрону несется Индржих.
- Какой тяжелый, - смеется он, поднимая ее чемодан и грозя ей пальцем. - Ты что, картины привезла?
Она не понимает, что в этом смешного.
- Мне-то ты можешь довериться, я не выдам, - произносит Индржих заговорщически. Свободной рукой он обнимает Сандру за плечи. Признавайся, ты вместо сувениров прихватила с собой парочку картин Леонардо.
- Ну и мысли у тебя!
По подземному переходу зазвенел веселый смех Индржиха.
- Как же тебя не подозревать? Ведь исчезли именно те картины, которые ты мечтала увидеть. Может, ты была консультантом преступников? Они хоть не надули тебя?
И Индржих смеется, довольный, что Сандра опять дома. А та вдруг вся встрепенулась.
- Что пропало конкретно? Я слышала только о "Венере" Тициана.
- Многое. Тебе повезло, ты полюбовалась ими буквально в последнюю минуту.
- И... - она запнулась, у нее не хватало смелости произнести это имя вслух.
- Само собой. И Боттичелли, почти все его произведения исчезли.
Она молчала. Стоит ли удивляться? "Ведь я же чувствовала, что вижу их в последний раз. Я знала заранее". Мучительное сознание причастности к преступлению не позволяло ей поднять лицо к Индржиху, взглянуть в его смеющиеся глаза. Ведь он и не подозревает... Бессмыслица, страшный сон...
- Почему ты молчишь? Мое сообщение тебя так расстроило? - Он берет ее за подбородок, улыбается - понимающе, без осуждения. - Мне тоже грустно. Ты бы видела дядюшку Михала! Он так переживал, чуть не заболел. Знаешь что? Давай-ка заглянем к нему, наверняка он будет рад. Хоть выговорится.
Индржих ободряюще посмотрел на нее.
Сандра робко переступила порог мастерской. Индржиху даже пришлось легонько подтолкнуть ее. А Сандру терзали угрызения совести.
- Михал, ведь я знала, что эти картины украдут. И никому ничего не сказала. Никому. Будто заранее смирилась с этим.
Растерянная Сандра садится в кресло; признание не приносит ей облегчения.
Индржих был поражен. Не поверил, что это говорит его Сандра. Она, верно, не в своем уме!
Но Михала, судя по всему, заявление Сандры ничуть не удивило.
- Ты утверждаешь, что знала. Сейчас, когда я думаю о пропаже картин, мне кажется, что я тоже знал. Нет, ты только представь: исчезают шедевры, посредственные полотна остаются, их никто не берет, пожалуйста, они к вашим услугам.
Художник метался по мастерской, где на полках безучастно стояли картины, обращенные к стене.
- Я не удивлюсь, если воры проникнут и сюда. Пожалуй, лучше ночевать здесь, буду их охранять.
Продолжая говорить, Михал сорвал кусок ткани с мольберта, и у Сандры перехватило дыхание. По светлому фону были разбросаны темные пятна. Сюжет картины привел девушку в волнение, она схватила смысл образа. Ей стало не по себе, словно вот-вот что-то должно случиться.
Михал, наблюдая за Сандрой, с удовлетворением отметил, что картина ей понравилась. Он улыбнулся.
- Еще несколько мазков, - произнес он. - Самое подходящее настроение.
Индржих скрылся в кухоньке, колдуя над кофейником. "Нет, Сандра не сошла с ума, и Михал тоже. Просто у них какой-то сдвиг, причем у обоих одинаковый. Они понимают друг друга. Если бы Михалу не было за шестьдесят и если бы Сандра не была моей Подружкой... Впрочем, и мне нравятся картины, почему бы нет? Вот бы взглянуть хоть на одну глазами Сандры!"
Тем временем девушка, затаив дыхание, следила за каждым движением кисти художника. Мысленно, рукой Михала она наносила на полотно тени, добавляла белила. У нее даже слегка закружилась голова, как тогда, во Флоренции: ведь сейчас она снова как бы принимала участие в сотворении образа, частицы реального мира.
ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ
Оказывается, некоторые существа этой планеты обладают способностью создавать объекты. Я наблюдал заключительную часть такого процесса: участие моего испытуемого в нем состояло в форме восприятия. Внешне создатель объекта, в частности картины, не отличается от остальных существ: различия, вероятно, имеются во внутреннем, интеллектуальном строении личности. Я бы хотел на время слиться с создателем объекта, чтобы изучить структуру его личности изнутри. Могу ли я взять на себя выполнение этого задания?
ОТВЕТ
Твои сведения совпадают с полученными от остальных исследователей. Вопрос о дополнительном задании уже обсуждался, задача была сформулирована, задание выполнено. Результат отрицательный, существенных различий не обнаружено. Подробности в итоговом отчете по возвращении.
- Куда ты собралась, на улице дождь?
Индржих расстроен. Что происходит с Сандрой? Такое впечатление, будто в Италии ее подменили. Какая-то обидчивая, вздорная. И мнительная. Если бы он не боялся произнести это слово, он бы сказал - истеричная.
- Я вестник несчастья, - упрямо твердила Сандра, развернув газету, по которой быстро забарабанили крупные капли дождя. Читать не удавалось. Но Индржих знал, что она пытается найти в газете.
- Простое совпадение, - шутливо произносит он.
- Конечно. Все совпадение! - Сандра и сама чувствует, что становится невыносимой - ведь Индржих ни в чем не виноват, он старается ей помочь. Стоит только мне подумать о том, что картина хоть чуточку мне нравится, как она тотчас исчезает. Видишь? - мокрым пальцем Сандра проткнула намокшую газету. - "В прошлое воскресенье неизвестными лицами из галереи в замке Глубока были похищены "Адорация", датированная 1380 годом, и "Мадонна со святой Екатериной и Маркетой", 1360 год. Поиски продолжаются".
Сандра едва сдерживала слезы.
- Но ведь и я собирался в замок Глубока полюбоваться готикой, вспомни-ка.
Позволит ли она ему взять на себя часть придуманной ею вины?
- Конечно. Но эти две картины понравились мне, а не тебе. Из-за меня их уже никто не увидит. - Она бросила газету и потянула его за рукав. Пойдем лучше в кафе.
Он возражал. Ведь это случайность, случайность, пусть даже нелепая, ужасная. Сандра не колдунья!
- Ты обещала показать мне "Зеленые хлеба" Ван Гога. Мне хотелось бы увидеть эту картину, и тебе тоже, не мотай головой. Пойдем.
Сначала она упиралась, но под конец сдалась.
- "Зеленые хлеба" украдут, - произнесла она механически, но предложение взглянуть на любимую картину было слишком заманчивым. А главное, ей не терпелось узнать, способна ли она и в самом деле влиять на судьбу картин. Сандра перестала себя понимать.
Впрочем, необыкновенных желаний у нее было немало. Вчера, например, целый вечер она листала учебники; Ей нужно было что-то отыскать, она только не могла понять, что именно. Какой-то термин, определение. Объяснение... формы жизни, приходило ей в голову, и она начинала листать учебник биологии, затем разочарованно закрывала его. Нет, не то... Растения, насекомые, звери, люди? Форма материи? Частицы поля? Она провела за этим занятием несколько часов. А все почему? Кому-то это надо знать, и она должна отыскать данные, объяснить. Что? Кому? Однако определение понятия поля, видимо, вполне удовлетворило этого кого-то. Настойчивое требование, принуждение исчезли, она прилегла, испытывая удовлетворение задание выполнено хорошо.
- Не бойся, охрана начеку, - успокаивал ее Индржих. - Посмотри, сколько здесь дежурных в залах.
Она дрожала.
- Это не имеет значения. Разве ты не читал? В Берлине пропали "Поклонение младенцу" Липпи и в Мюнхене "Четыре апостола" Дюрера. А кто их унес? Охранник!
- Но ведь не каждый служитель музея вор... И потом: выше голову! Ты хотела рассказать мне о "Зеленых хлебах".
Сандра уставилась на ковер, что лежал на полу. Они стояли перед картиной Ван Гога, уникальным экспонатом, единственным в Праге. Имеет ли она право жертвовать этой картиной?
Но соблазн взглянуть на шедевр был слишком велик. Сандра медленно перевела взгляд с ковра на стену. Рама, свежее дуновение весеннего ветра, колосья нежно касаются лица. Она прижалась к Индржиху.
- Я не в силах произнести ни слова. Мне страшно.
Он взглянул на ее лицо: по нему градом катились слезы. Индржих оглянулся, ища взглядом служителя: надо предупредить его, предостеречь. Сказать ему: "Обратите внимание на эту картину. Через день-другой ее украдут". Конечно, будь на его месте Михал, служители музея прислушались бы к его словам.
Сандра одобрила его намерения. Они кинулись к телефонной будке и набрали номер художника.
Голос Михала оглушил их. Они не могли взять в толк, что случилось. В потоке проклятий, которые Михал низвергал на их головы, удалось разобрать отдельные слова: несчастье, заговор, наказать! Они помчались к нему в мастерскую.
- Исчезла! - такими словами встретил их Михал.
- Кто, уборщица? - не понял Индржих.
- Неужели "Композиция"?! - выдохнула Сандра, рухнув на стул.
Михала вдруг осенило.
- Уборщица! - взревел он. - Никто, кроме нее, сюда не мог бы проникнуть. Замок в порядке.
Он открыл дверь в коридор:
- Пани Гронкова, пожалуйте сюда!
Снизу раздалось испуганное "иду".
Все трое устремились уборщице навстречу: Михал с надеждой, Сандра с опасением, Индржих, сгорая от стыда. Скромная женщина лет сорока, всегда честно трудилась, а теперь вот такое обвинение... Но стоило Индржиху взглянуть на Гронкову, как он понял: это ее рук дело.
- Пан мастер, - запричитала она, - меня посадят в тюрьму!
- Куда вы дели картину? - хрипло выдавил из себя Михал.
- Я поставила ее во дворе.
Не говоря ни слова, художник кинулся вниз по лестнице, но тоненький голосок пани Гронковой заставил его остановиться.
- Ее там уже нет.
- Тогда где же она?
Лицо Михала, до сих пор мертвенно-бледное, вдруг стало синевато-красным. Сандра остолбенело подумала: "Если его хватит удар, это будет на моей совести".
Уборщица беспомощно опустила руки и кивком головы пригласила всех в свою квартиру. К шкафу была придвинута рама с натянутым холстом, на нем ни помарочки, ни штриха, будто его только что купили в магазине.
- Я даже не успела согреть воду, а от картины осталось только вот это.
По щекам женщины ручьями текли слезы - при виде их Михал удержался от оскорбительных слов.
- Мы найдем ее, дядюшка, не волнуйся, - успокаивал Индржих, хотя в глубине души он уже был сыт по горло всеми этими историями с исчезнувшими картинами. - Сюда ведь редко кто заглядывает...
- Оставь! - оборвал его Михал и, взяв в руки раму, с угрожающим видом направился к пани Гронковой. Та в испуге отступила.
- Кому вы давали ключ? Говорите!
Она покачала головой.
- Наверху никого не было. Вдруг меня осенило, сама не знаю почему, никогда прежде такого со мной не случалось: если картина готова, то неплохо бы дать ей подсохнуть на свежем воздухе. Никто сюда не ходит, я присмотрю за ней, а потом отнесу назад...
- А кто-то над вами подшутил и подменил картину, - добавил Индржих.
- Натянул мой собственный холст! - негодовал Михал. - Я же просил, Индржих, оставить меня в покое. Вечно ты суешь нос не в свои дела...
В словах Михала Индржих почувствовал пренебрежение. Чем он его заслужил? Индржиху хотелось бросить все, бежать без оглядки. Все равно не вернуть прежних отношений ни с дядей, ни с Сандрой. А если продолжать встречаться с Сандрой, то, пожалуй, и сам спятишь.
- И вообще, додуматься только: выносить картины на воздух! - художник постучал пальцем по лбу, и уборщица вся съежилась.
- Прямо и не знаю, с чего бы мне приспичило... Я сама удивляюсь, поверьте. Уму непостижимо, кто бы мог заменить холст...
По дороге домой молодые люди поссорились. Впервые поссорились без причины, даже не условившись о следующем свидании.
Дома Сандру терзали угрызения совести. Сославшись на головную боль, она пошла прилечь, выпила снотворное, уткнулась лицом в подушку. Уснуть!
Но сон не приходил. Действие лекарства оказалось неожиданным. Сандра засмеялась: кражам конец! Это было недоразумение, и больше оно не повторится...
Два следующих дня выдались спокойными.
Но стоило ей в среду пробежать заголовки газет, как прежнее беспокойство с новой силой охватило ее. Поймана банда грабителей, ловких и, очевидно, хорошо финансируемых, которых опознали на основании снимков, сделанных фотоэлементами. Местонахождение картин грабители не знают; правда, они назвали несколько тайников, где, по всей видимости, спрятаны произведения искусства. Однако полиция обнаружила там лишь чистые холсты. Грабители не в курсе, на кого работают. Никакого вознаграждения за кражи не получали. Из Эрмитажа исчез "Город на берегу озера" Флавицкого, из Национального музея в Стокгольме...
Индржих ожидал Сандру, держа в руках газету. На его лице была улыбка, как будто они заранее договорились об этой вечерней прогулке.
- Теперь ты видишь, что дело не в тебе.
Он протянул ей "Вечернюю Прагу".
- Не только во мне, но и во мне тоже. Михал... - она осеклась. Опять ссора?
- Выходит, это ты навела уборщицу? - Индржих пытался говорить шутливым тоном, но девушка на него не реагировала.
- Кражи совершены одновременно в разных местах. - Она вздохнула. Преступники понятия не имеют, где картины... Сборище сумасшедших?
- Я не верю, что они не знают.
Сандра колебалась: сказать или промолчать. Потом все-таки решилась:
- А я... верю... Может, они и правда не знают. Я допускаю, что они получили приказ. Как и я.
Ей не следовало этого говорить!
- Какой приказ? От кого? - Лицо Индржиха посуровело.
- Не знаю.
- Это у тебя от избытка впечатлений, - сказал Индржих.
Сандра молчала, делая вид, что соглашается с ним. Индржих посмотрел на нее внимательно: нет, она вовсе не похожа на сумасшедшую. Она притворяется, она себе на уме. Неожиданная улыбка, озарившая ее лицо, вывела его из себя, он перестал выбирать выражения:
- Ты встречаешься со мной только из-за дяди Михала, чтобы иметь доступ в его мастерскую! Верно, метишь в Академию художеств?
Она покачала головой, но не обиделась. А ведь правда, вначале она обратила на Индржиха внимание только из-за его фамилии, ведь он племянник известного художника. Но сейчас это не имеет значения, главное картины.
- Из-за меня картины не будут больше пропадать, - решительно заявила Сандра. - Отныне я не взгляну ни на одно полотно.
С минуту Индржих рассматривал ее с изумлением, потом сказал:
- Тебе следует обратиться к психиатру.
СООБЩЕНИЕ С ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕМ
Будучи очевидцем сложившейся ситуации, которая вызвана нашим вмешательством с целью проведения исследования, я требую прекращения эксперимента. Не соблюдается основной закон нашего мира: ПРИНОСИТЬ ПОЛЬЗУ ЖИВЫМ СУЩЕСТВАМ. В данном конкретном случае: НЕ ИЗМЕНЯТЬ ЖИВЫЕ СУЩЕСТВА ДРУГИХ ПЛАНЕТ.
Соблюдение этого закона - наше общее дело. И я ответствен за такой акт в такой же степени, что и руководители эксперимента. Считаю своим долгом предупредить вас, что наше исследование влияет на живые существа здешней планеты, причем не только тем, что мы лишаем их возможности гармонично развиваться - гармонии личности, вероятно, вообще нелегко достичь. Наш эксперимент сопряжен с ослаблением или даже полной утратой у обитателей планеты такой гармонии. В процессе его проведения меняется внутренняя структура подопытных, они теряют способность поддерживать контакты с другими подобными существами. С понижением общего уровня гармонии и гармоничного развития личности в целом на планете ее обитатели перестают быть самими собой. Уровень их интеллектуального развития теперь уже далек от эталона совершенства, образец которого представляют существа, причастные к миру искусства. Именно от данной категории обитающих на планете существ передается код гармонического состояния остальным, из поколения в поколение, веками. Данная особенность связывает членов их рода между собой, она характерна для вида и не должна утратиться. Жители здешней планеты наделены и многими другими способностями, в частности интеллектуальными, однако они, бесспорно, еще не достигли уровня, типичного для большинства обитателей иных планет. Специфичность их гармоничного развития личности - наличие объектов, способствующих такому развитию, а мы волей-неволей лишаем их этого.
Я отказываюсь принимать дальнейшее участие в подобной акции. Если эксперимент не будет тотчас же приостановлен, я сам прекращу его. (Сообщения остальных членов экспедиции, подключенных к испытуемым, я научился перехватывать.)
ОТВЕТ
На основании сравнений сообщений остальных участников эксперимента можно сделать вывод, что изменения среди живых обитателей исследуемой планеты незначительны.
Если ты устал, освободись от своего испытуемого на единицу времени. Мы предоставляем тебе внеочередной отдых по состоянию здоровья.
- Что вы делаете, несчастная? - Ироудек поднес ленту к глазам Сандры, но она словно не замечала ничего вокруг себя.
Он отошел к окну, наморщил лоб, что-то пробурчал себе под нос, время от времени бросая на девушку подозрительные взгляды. Она старалась вспомнить, о чем он ее спрашивал, ведь он должен был о чем-то ее спрашивать. "Почему он так смотрит на меня? Неужели я спала?" Она будто во власти какого-то удивительного сна, красочного, необыкновенно увлекательного...
Сандра покосилась на шефа. Почему же он не разбудил ее, если она и в самом деле заснула? "Или он не понял, что я спала? Заснуть в вычислительном центре!"
- Ну так что? Для кого вы производите расчеты втайне от меня?
Она испугалась. "Я никогда не позволю подозревать меня в чем-то нечестном. Но я должна ему сказать, что мне приснился сон, обязана сказать..."
- Я видела во сне картины, - сказала она и, немного помолчав, добавила: - Может быть, мне удастся застать похитителей на месте преступления. Я рассчитала вероятность повторения краж. Они происходят регулярно. Значит, можно воспрепятствовать исчезновению картин.
"Бог мои, я все выдумываю, фантазирую!" Ей стало стыдно. Сейчас шеф поймет, что она несет околесицу, и начнет кричать. Она вся сжалась при мысли, что вот-вот раздастся разгневанный голос начальника. Но Ироудек молчал. Только внимательно, словно изучая, смотрел на нее...
- Двадцать семь, - сказал он наконец. - Ватикан: двадцать, Лувр: двадцать, Прадо: двадцать, Метрополитен-музей: шестнадцать тридцать... Ироудек подошел к ней. - Значит, вы утверждаете, что двадцать седьмого в восемь часов вечера будут совершены кражи в Риме, Париже и Мадриде, а в половине пятого - в Нью-Йорке. - Он постучал себе по лбу.
- А может, все-таки стоит попробовать, - настаивала Сандра, сама не отдавая себе отчет, почему, собственно, она продолжает ломать комедию.
- Двадцать седьмое - это послезавтра. Мне следует поднять на ноги Интерпол? - Шеф делал вид, будто принимает ее слова всерьез.
- Хотя бы поставить музеи в известность, - умоляюще произнесла Сандра.
- Вы что, сошли с ума? Еще обвинят нас в соучастии! Хотя все это чепуха. Как вам такое могло прийти в голову? - Он махнул рукой. - Вам остается только попросить у меня разрешение на отпуск и самой отправиться туда. Вы и так две недели без еды и сна, только и знаете, что порхать по музеям. До чего себя довели! Неудивительно, что у вас мозги стали набекрень.
- А если их все же украдут, - сказала Сандра чуть не плача. - Эль Греко, его картин так мало... "Вид Толедо" в Нью-Йорке, "Распятие" в Париже, "Воскресение" в Мадриде... - Она в растерянности замолчала. - Мне кажется, что исчезнет именно Эль Греко.
- Послушайте, - настойчиво предложил Ироудек. - Ступайте-ка домой, я все здесь приберу. А утром... утром пойдите к врачу.
Сандра ушла.
Блуждая по улицам, она вдруг заметила здание почты. "Надо телеграфировать в музеи, - вертелось у нее в голове. - Ироудек ничего не сделает, я должна сама..."
Она заставила себя перейти на противоположную сторону улицы и, не оглядываясь, направилась прямо к почте. В голове настойчиво билась мысль: "А не лучше ли обратиться к врачу?"
Нельзя сказать, чтобы подобное состояние было неприятным. Скорее, немного странным. Больше всего ее удручал тот факт, что она бессильна понять, откуда в ее голове появляются такие навязчивые идеи. Но одно она знала точно: она должна сберечь картины.
Двадцать седьмого...
"Откуда мне это известно? Как я поняла, находясь во Флоренции, что мне необходимо снова взглянуть на Боттичелли прежде, чем картина исчезнет? Откуда узнала, что полотну Караваджо "Маленький больной вакх" недолго находиться в музее? Но тогда у меня не возникало желания воспрепятствовать исчезновению шедевров живописи. Почему же теперь я активно стараюсь вмешаться?"
Придя домой, Сандра приняла транквилизатор, но он не подействовал. И вторая таблетка не сняла настойчивого, поистине болезненного желания поднять телефонную трубку и сообщить пражской полиции о предстоящей краже.
На всякий случай она сунула под мышку термометр: 36,2°С. Головная боль. Навязчивое желание обратиться в полицию с требованием спасти картины, не допустить их исчезновения, иначе в ближайшее время в музеях не останется ничего ценного! И не только в музеях. У Михала, например, пропала его прелестная "Композиция"...
Перед поликлиникой Сандра остановилась - она ведь не записана заранее на прием. И с радостью ухватилась за эту мысль. "Но почему именно к психиатру? Единственное, что меня беспокоит, - то, что я знаю больше других. Разве это болезнь?" Но, несмотря на сомнения, она все же заставила себя войти в здание поликлиники.
Приемная подействовала на нее отрезвляюще: унылая обстановка, молчаливые пациенты. Из кабинета врача вышла медсестра, посетители поднялись, подали ей талончики. Сандра смущенно переминалась с ноги на ногу.
- Вы записаны?
- Нет. - Сандра резко повернулась к двери, намереваясь побыстрее уйти.
- Как ваша фамилия?
Вопрос медсестры заставил ее остановиться, в голосе женщины слышались повелительные нотки. Скрыться некуда, что ответить?
- У пана доктора сегодня всего несколько диспансерных больных, он вас примет, - сказала медсестра, указав на стул.
Сандра села ближе к выходу. "Еще можно уйти, - снова пришло ей в голову. - Чего я здесь жду?" И она словно услышала чей-то приказ: "Встань, открой дверь, выйди в коридор, никто тебе не помешает". Это был ее собственный внутренний голос, но она уверена, что кто-то придумал за нее эту фразу. Ведь она сама не додумалась бы до такой мысли, фраза кем-то придумана. Но кем?..
Она явно ощущала присутствие чужого мышления: "Ты в здравом уме, ты и сама знаешь, что врач тебе не нужен. Ты совершенно здорова". "Да, я это знаю". Она вздохнула. Только когда человек старается доказать, что он здоров, это и есть доказательство его болезни.
"Но ты должна сохранить картины!"
"Да, я обязана сохранить картины..."
Кто-то коснулся плеча Сандры, она вздрогнула. Рядом стояла медсестра.
- Проходите, ваша очередь. Я уже вызывала вас.
Сестра обращалась с ней как с ребенком. Сандра вскочила. "Неужели мои дела так плохи?"
Доктор, оказавшийся пожилым человеком, производил впечатление всемогущего оптимиста.
- Мы поможем вам избавиться от звучания в вашем сознании навязчивого чужого голоса.
- Он не чужой, - защищалась Сандра. - Просто голос хочет того же, что и я.
- Так чего же вы оба желаете, ваш внутренний голос и вы?
Неужели доктор верит в присутствие в Сандре какого-то другого существа?
Она отвела взгляд.
- Я хочу уберечь картины.
- Какие картины?
- Те, что крадут. - "Неужели он ни о чем не знает?" - Во всем мире сейчас пропадают шедевры живописи, под угрозой нападения все музеи и частные коллекции.
Доктор кивнул, да, он слышал.
- И каким же образом вы собираетесь спасать эти шедевры?
- Сообщить в полицию... - неуверенно сказала она.
Доктор одобрительно кивал головой, и это сбивало Сандру с толку. Говорят, с сумасшедшими не спорят, поэтому-то он и соглашается. Поэтому-то и изображает, будто верит ей.
- Я говорю вполне серьезно, пан доктор, я не сумасшедшая.
- Разумеется, нет. Сообщить в полицию? Что ж, это вполне разумно. Но, право, думаю, полиция уже в курсе? Они ищут. Делают все, что могут. Полагаю, ограбления - дело рук опытных преступников, возможно, какой-то огромной организации, притом международной. У этой организации разветвленная сеть, всюду свои агенты. Они подкупают служителей, охрану, вы, разумеется, читали обо всем. Напрасно вы считаете, уважаемая, что вам по плечу сделать больше, чем полиции. Зачем же принимать все так близко к сердцу. Вы художница?
Сандра покачала головой.
- К сожалению, нет.
"Он не считает меня ненормальной, иначе бы так со мной не разговаривал. А что, если я скажу ему, что завтра..." Но фраза словно застряла у нее в горле. Очевидно, голос не хочет. А почему?
- Но вы любите искусство, - продолжал доктор. - Вы натура чувствительная. Признаюсь, мне тоже не по себе от этих краж. Невольно задаешь вопрос: к чему все это? Ну, запрячут грабители картины в сейф, даже не рассмотрев их хорошенько. И из-за этого лишать миллионы любителей искусства одного из немногих удовольствий, которые они имеют... По-моему, это бесчеловечно. Согласны?
Она согласна. Чудесный доктор. Просто непостижимо, почему бы не рассказать ему все начистоту. Но ее время истекло. Врач уже выписывал рецепт.
- Два раза в день, утром и вечером, - доктор протянул ей рецепт. Лекарство поможет вам успокоиться. Нельзя же так расстраиваться из-за этих страшных преступлений. - Он улыбнулся. - Через две недели приходите снова.
Выйдя на улицу, Сандра с удовольствием ощутила дуновение свежего ветерка со стороны парка. Ощущение свежести было и в ней самой. "Хорошо, что я не проговорилась. Увидим, послезавтра увидим". Сандра посмотрела на рецепт, который до сих пор держала в руке. Медленно, словно раздумывая, скатала бумажку в твердый шарик. "Я не больна. И лекарства мне не нужны, во всяком случае, таблетки тут ни при чем. Надо пресечь кражи - и я буду здорова".
Все ее существо знало о том, что готовятся кражи. Но она все же не пошла в полицию, заставила себя выждать. Ждала два мучительных дня, невзирая на снедающее беспокойство и внутренний протест, от него начинала болеть голова.
Сегодня двадцать восьмое; в газетах - ни строчки. Но разве это доказательство? Она-то уверена, что кражи уже совершены.
В полдень Ироудек включил радио с таким беспечным видом, будто слушать радиопередачи для него дело привычное. Лишь спустя какое-то время до Сандры дошло: он принес транзистор из дома. Ему не терпится узнать. Значит, он ей верит. Ироудек прибавил громкость.
"Сообщения из-за рубежа. Вчера вечером, несмотря на принятые меры предосторожности, снова похищено несколько картин..." Ироудек и Сандра взглянули друг на друга - для них это сообщение не было новостью. На сей раз преступники специализировались на картинах Эль Греко: из мадридского музея Прадо исчезло великолепное "Воскресение", из нью-йоркского Метрополитен-музея знаменитый "Вид Толедо"...
Ироудек выключил транзистор - дальше было неинтересно.
- Ну, а теперь кто на очереди? - спросил он, не глядя на Сандру.
Она пожала плечами.
- Если узнаю заранее, сообщу вам.
Она вернулась к вычислительной машине: хоть бы Ироудек ни о чем не расспрашивал, ведь она и сама толком ничего не может объяснить.
Но он и не расспрашивал. Только время от времени испуганно поглядывал на нее. Как же устроен ее мозг, влюбленный в искусство, если она способна улавливать опасность, грозящую ее кумирам, например Эль Греко? Она вещунья? Но разве в наше время существуют предсказатели, да еще в самом центре Европы, в Праге!
Индржих ждал ее с "Вечерней Прагой" в руках. На первой полосе был напечатан подробный репортаж об ограблении.
- Не твоя ли это работа? - шутливо спросил он, но ему было явно не до смеха. Откуда Сандра могла узнать о похищении картин?
Она залпом прочитала статью. Так, значит, опять служители музеев.
- Как все это объяснить? Ведь они знали о фотоэлементах! В Лувре они даже сами помогали их устанавливать.
Индржих отказывался что-либо понимать. Чем дальше, тем страннее выглядела вся эта история с картинами. Вернее, что связано с Сандрой. А ведь еще недавно ему было с ней так хорошо! Теперь же она казалась ему существом из другого мира, живущим по чужим законам...
Снова и снова Индржих читал строки, на которые Сандра указывала пальцем: мол, служители хотели сберечь бесценные произведения искусства от преступников и с этой целью перенесли картины в подвал. Они не могут понять, каким образом кто-то сумел изъять полотно из рамы и натянуть чистый холст - ведь двери в подвал были накрепко заперты. На раме обнаружены отпечатки пальцев самих служителей.
- Вспомни: точно то же произошло с "Композицией" Михала. - Глаза Сандры восторженно сверкали, словно ей удалось разгадать тайну. - Почему холст в раме у любой украденной картины оказывается чистым? Не станут же преступники каждый раз брать с собой холст, раму, печать?
- Ну, положим, заменить холст - не проблема. Это не займет много времени. - Индржиха злила заинтересованность Сандры. Злила и угнетала. Он стал бояться девушки, одержимой идеей спасения картин. Что осталось у этой девушки от прежней Сандры?
- Пани Гронкова была права! - торжествующе воскликнула Сандра, но в голосе ее прорывались рыдания. - Холсты смыты. Картин больше нет, они не существуют даже в частных коллекциях. - Она всхлипнула. - Только изверг мог совершить подобное преступление! Ведь это все равно, что убить человека!
- Это мог сделать сумасшедший. - Индржих почувствовал, как его самого пробирает дрожь. - Какой-нибудь религиозный маньяк...
- Может быть. Но если я узнаю об этом заранее, я приложу все силы, чтобы воспрепятствовать его действиям!
- Каким образом, скажи на милость?
- Кое-что я уже придумала, - задумчиво ответила Сандра.
- Сандра. - Индржих обнял ее за плечи, ее одержимость пугала его. Сандра, ты ли это?
- Не знаю. Скорее всего - нет. У меня теперь есть цель, понимаешь?
Он отпустил ее.
- Не буду тебе мешать. Надеюсь, ты справишься со своей задачей. А когда... - он замялся, - когда ты опять пойдешь к врачу?
В глазах Сандры мелькнула ирония.
- Через две недели, если ты имеешь в виду психиатра.
Он взглянул на нее.
- Когда мы встретимся?
- Когда я выполню задание, - ответила девушка.
Индржих пожал ей руку: рука была горячая.
Сандра вернулась домой с непривычным чувством удовлетворения. Это ее удивило. Почему? "Не должна же я радоваться тому, что мои предсказания сбываются? Или мое прекрасное настроение объясняется разрывом с Индржихом? Но мы же любим друг друга, уже поговаривали о свадьбе. И вдруг..."
Как бы там ни было, она не чувствовала себя одинокой. Где-то внутри она ощущала присутствие союзника, невидимого существа, которое поддерживало ее во всех начинаниях. А вдруг так протекает болезнь? Какое-то странное чувство, однако нельзя сказать, что неприятное, скорее напротив. Ей не следовало ходить к психиатру. Надо было заявить в полицию о готовящейся краже, поверить своему внутреннему голосу, потому что она полностью доверяет ему, он не подведет, он, тоже старается сохранить картины.
Но что с ней происходит? Внутри ее словно воцарилась тишина. Сандра напряжена, она ждет.
"Я поле", - раздалось отчетливо. Она узнала этот голос, это он звучал в ее сознании, когда она сидела в приемной у врача, а он уговаривал ее не обращаться к психиатру.
Поле? Ей сразу припомнился вечер, когда она рылась в книгах в поисках определения материи, частиц, поля. Одновременно она представила себе другое поле: "Зеленые хлеба" Ван Гога, картину, возможно, уже уничтоженную неизвестным преступником. Поле? Она как бы шагнула прямо в картину: безбрежная ширь полей, воздух, наполненный влагой. Раздвигая шуршащие колосья, она продвигалась вперед, куда-то за пределы рамы, в бескрайнюю даль, по просторному широкому полю.
Сандра опустилась на стул.
"Я твое поле", - послышалось снова внутри ее, вокруг нее. Она погладила колосок, землю и вдруг ощутила чье-то прикосновение, словно поле хотело защитить ее.
Все ее существо внимало знакомому голосу. "Ты сомневаешься, тебе трудно представить эту реальность: вы, люди, не располагаете в достаточной мере развитыми несмысловыми ощущениями. Не уловив смысл, вы не способны представить реальный предмет, все, о чем вы не имеете представления, кажется вам ирреальным. Вы считаете: этого предмета, существа нет. А я все-таки существую".
"Знаю, что ты существуешь, - прошептала Сандра, - знаю, что ты со мной".
"Хорошо, что знаешь. Я не обнаруживал себя, чтобы тебе это не было обременительно. Но-ты не воспринимала мои советы, не выполняла мои приказания. Я же могу спасти ваши картины только с помощью человека. А поскольку я нахожусь в тебе, значит, мои действия будут исходить от тебя. Понимаешь?"
"Понимаю, поле".
Вокруг нее заколыхались колосья, почва превратилась в мягкую пуховую подушку.
"Спокойной ночи, нам обоим нужно отдохнуть, - промолвило поле, - моя энергия не безгранична. А перед нами ответственная задача. Утром я расскажу тебе о ней".
Она пробудилась от прекрасного сна, напоенная ароматом хлебов, счастливая, жаждущая выполнять приказания. "Поле! Можно мне обратиться к тебе?" Она доверчиво поверила в предсказания, услышанные ею во сне; она не сомневалась, что все это могло ей присниться.
Поле!
Слегка обеспокоенная тишиной, наступившей внутри ее, Сандра спешила на работу. Она уже знала: сегодня вечером из Национальной галереи исчезнет Ван Гог. Картина "Зеленые хлеба".
Она посмотрела на Ироудека. Нет, он не помощник. Что он может предпринять? Скорее, Михал, ведь руководители галереи с его мнением считаются.
Сандра набрала номер мастерской художника.
- Когда? Что? Где? - Михал не понял. - Картину Ван Гога? Украдут служители? Чепуха, я их всех знаю. Это надежные люди.
- Я забегу к вам, можно?
- Заходи. Я заканчиваю копию "Композиции".
Ироудек молчал. Он решил не обращать внимания на Сандру и не вникать в ее россказни о картинах. И она была признательна ему за это. Сандра волновалась: удастся ли уговорить Михала, убедить его, чтобы он поддержал ее план - предотвратить кражу картины. Об Индржихе она даже не вспомнила.
День выдался пасмурный, казалось, он никогда не кончится. Поле молчало. Сандра дважды ошибалась в расчетах, выполняя задание. Ироудек хмурился. Время кражи приближалось. Сумеет ли Сандра этому помешать?
Выслушав Сандру, Михал пожал плечами, но согласился помочь. Девушка позвонила домой, предупредила, чтобы мать не ждала ее к ужину. Галерея была закрыта, однако охрана встретила Михала с радостью, надеясь на его помощь.
Два служителя ходили вокруг картины "Зеленые хлеба". У обоих было такое ощущение, почти уверенность, что картину сегодня украдут, ее необходимо спрятать в безопасное место. Михал судорожно глотнул воздух. В подвал?
А куда же еще?
Сандра встала перед полотном Ван Гога, готовая защитить шедевр, если вдруг Михал согласится с этим предложением. И вдруг она поняла: ее поле стало чужим! Оно покинуло ее, перешло к другим людям. Видимо, оно осознало, как много значит искусство для человека. Быть может, здесь, в этом зале, происходит борьба полей. "Мое поле, будь сильным, не поддавайся уговорам, подскажи, чем тебе помочь".
Тихо. Пусто. Только Михал поверил Сандре. Он вытащил из портфеля выпуск "Вечерней Праги" и показал дежурным:
- Читали сообщение? Чистые полотна! А картины были вынесены в подвал! И с моей "Композицией" такое же приключилось. Просто уму непостижимо. Должно быть, орудует сумасшедший с целью лишить нас, людей, произведений искусства, понимаете? А служители тех музеев арестованы, - он ткнул пальцем в газету. - Почитайте-ка их показания: они оправдывались, будто действовали так, чтобы спасти картины.
Однако охранники галереи долго не поддавались на уговоры Михала, хотя в их словах уже не было прежней уверенности. Наконец они уступили: картина осталась на месте.
Михал взял с них слово, что они не прикоснутся к полотну, пригрозив, что сообщит в полицию, если они предпримут что-либо. Как ни странно, но он был уверен: если картина останется там, где висит, ее не украдут. Взяв Сандру за руку, он направился к выходу.
- Кража не совершится, - сказала она Михалу на прощание.
- Надеюсь, - буркнул художник, - надеюсь. Но ты... ты просто волшебница, Сандра.
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ
Считаю своим долгом сделать следующее заявление, хотя вы меня и не вызывали. Я не воспользовался отпуском, но лишь ненадолго покинул своего испытуемого, причем для четко намеченной мною цели. Я слился с личностью художника, чтобы с его помощью сохранить картину, которой грозила опасность уничтожения.
Я поступил вопреки нашей программе, поскольку вы не сочли возможным согласиться с моими предложениями. Интеллигенция здешней планеты вправе оказывать вам сопротивление, ибо интересующие нас объекты необходимы им...
Мне удалось предотвратить исчезновение одной картины. С помощью моего испытуемого я постараюсь предать гласности суть происходящего эксперимента... Люди дорожат этими объектами, которые позволяют им гармонично развиваться, участвовать в процессе творчества. Человек без искусства - неполноценная личность. И хотя вам известны характерные особенности обитателей планеты, вы не слились с ними в единое, целое, а без этого нельзя понять человеческую сущность. Я же составляю неделимое целое со своим испытуемым, потому я способен понять его переживания. Теперь я на стороне людей, заодно с ними, против вас. Я вполне осознанно повторяю: против вас, а не против нас. Я не отношу вас к нашему роду, коль скоро вы поступаете противозаконно.
Я надеюсь, что вы не решитесь на крайнюю меру и, прибегнув к современным средствам, не начнете стирать изображение с полотен прямо в галереях. Подобная акция вызовет всеобщую панику и тем самым приведет к существенным изменениям здешнего разумного общества. Уже сейчас обитатели этой планеты с трудом объясняют происходящую замену объектов: исчезновение картин и появление на их месте пустых полотен в рамах.
Я предполагаю, что меня ожидает, если вы расцените мое поведение как бунт и отключите меня от источника энергии. Но иначе поступить я не могу, я не позволю себе действовать вопреки законам совести, я отказываюсь чинить препятствия прогрессу и естественному развитию человечества. Последствия такого вмешательства даже трудно себе представить.
Если вы сочтете мои требования обоснованными одобрите мое поведение и действия, буду счастлив отправиться вместе с вами в обратный путь сразу же, как только вы мне прикажете.
ОТВЕТ
Мы отвергаем обвинение в противозаконных действиях, оно безосновательно. Твоя оценка изменений, происходящих в здешних существах, сильно преувеличен на. Мы проверяли: эти изменения незначительны, существа функционируют вполне нормально. О регрессе не может быть и речи, ибо бОльшая часть человечества (пользуемся твоей терминологией) не проявляет никакого интереса к картинам.
Твое поведение мы объясняли перенапряжением, что, впрочем, наблюдается и у некоторых других членов экспедиции в определенные периоды. Но твой отказ выполнить задание, к сожалению, убедил нас: дело не в усталости, а в изменениях, происшедших в твоем организме. Ты воспринял жизненные принципы и интересы существ, населяющих здешнюю планету, ты стал гибридом. Ты сам отторг себя от нашего общества, ибо в таком измененном виде ты уже никогда не сможешь стать его полноценным членом.
Оставайся там, где ты есть, доживай свой век, питаясь собственной энергией. Мы не в состоянии разделить твою участь, даже если бы и захотели: тогда нам пришлось бы оставить здесь и остальных членов экипажа, никоим образом не заслуживших изгнания. К тому же их еще можно использовать в дальнейших экспедициях. На данной негостеприимной планете нет более интересующих нас объектов исследований.
Твои действия способствовали тому, чтобы наше задание было завершено в ускоренном темпе. Полученных образцов, по всей вероятности, достаточно, чтобы сделать определенные выводы, хотя нам пока не удалось выявить функциональное значение собранных объектов. Мы, естественно, против того, чтобы вызвать всеобщую панику, и тебе, нам кажется, не стоило поднимать этот вопрос: разумеется, и нам известно, какие последствия могут повлечь на здешней планете подобные поступки. По возвращении мы сообщим твоим друзьям о судьбе, которую ты сам себе уготовил.
- В чем дело, Сандрочка, почему мы грустим? Или мы скучаем без краж?
Взглянув на Ироудека, Сандра даже не улыбнулась.
Он подошел к ней, дружески положил руку на плечо. Что она может ответить? Как должна вести себя? Ведь это в конце концов неприлично - все время ходить с заплаканной физиономией. Разве Ироудек в чем-то виноват?
- Что с вами? Вы ведь теперь знаменитость! Вот уже две недели о вас трубят во всех газетах - и у нас, и за рубежом, интервью в журналах: САНДРА СПАСАЕТ КАРТИНУ "ЗЕЛЕНЫЕ ХЛЕБА". Вас это не радует? Или вы расстались со своим приятелем?
Сандра отвернулась.
- Ах вот в чем дело. Ну, ничего, переживете, такое с каждым может случиться. Пройдет неделя-другая, и вы об этом и не вспомните.
Расстались с приятелем? Если бы.
"Меня покинуло поле, мое поле, вот уже две недели оно не дает о себе знать. А почему, собственно, оно должно давать знать о себе? Ведь кражи прекратились... Мне помогло поле, всем нам помогло поле. Я должна быть счастлива".
Но Сандра не испытывает счастья. Она тоскует, как если бы ее покинул человек, который постоянно находился рядом с ней, вернее в ней самой, и вдруг исчез, не попрощавшись, даже адреса не оставив.
"Поле, - шептала Сандра каждый вечер, - отзовись, мое поле. Многое я хотела бы узнать. Откуда ты, из какого мира?"
Она долго прислушивалась к пустоте...
"Ты так долго молчишь. Ты еще со мной?"
"Да, я с тобой", - раздалось внезапно, и она вздрогнула.
Поле!
"Сандра, - прозвучало тихо внутри ее, - эксперимент завершен, я исполнил свой долг. Кончилось и мое вмешательство. Не жди от меня никакой помощи, разве что одни неприятности. Наши законы не позволяют изменять живые существа, а я изменяю тебя, ты становишься непохожей на своих соплеменников. Мы больше не можем быть вместе. Чтобы сберечь картины, я обращался за твоей помощью и превысил свои права. Ибо я понял, вернее, ты помогла мне понять, что для вас имеет ценность. Ты должна снова обрести прежнее свое состояние, стать сама собой, а не каким-то раздвоенным существом. Вот почему я и не даю о себе знать. К тому же беседы с тобой резко сокращают запас моей энергии, впрочем, это не главное. Видишь, я искренен и откровенен. Мне хорошо. Ты понимаешь, меня, Сандра?"
Вместо ответа она заплакала.
"Поле мое, объясни, что значат слова: эксперимент завершен? Чей эксперимент? Ведь я ничего не знаю. А ты? Куда направишься ты, когда покинешь меня?"
"Не беспокойся обо мне, Сандра, я существую по законам нашей планеты и по тем же законам умру. Как в свое время и ты, Сандра. Законы природы неумолимы, и мы должны считаться с ними".
Ее обдало легким ветерком; она подняла руку - ветер прошел сквозь пальцы.
"Я знаю, мое поле, мне будет тоскливо без тебя".
"Если ты хочешь, на какое-то время я останусь с тобой и сделаю это с великой радостью. Если ты вдруг надумаешь сделать мне приятное, позволь полюбоваться картинами, которые я могу обозревать только твоими глазами и восторгаться только благодаря твоему восприятию. Ничего подобного в жизни я еще не испытал. Ты выполнишь мою просьбу? Хотя бы иногда посещай музеи, прошу тебя. Прости, Сандра, что я не понял раньше..."
Ветерок затих, колосья застыли в неподвижности.
"Поле, - думала Сандра, - сколько времени ты еще сможешь побыть со мной?"
Она не торопила его с ответом.
"Разговор со мной лишает тебя сил, а я не хочу твоей смерти. Но останься подольше со мной, мы вместе походим по музеям. Я научу тебя смотреть картины - тому, чему я так мечтала научить Индржиха..."
Утром Сандра никак не могла решить, стоит ли ей идти на прием к психиатру? На всякий случай она положила талончик в сумку: идти - не идти?
Ноги заплетались; она тащилась в поликлинику вместо того, чтобы бодро шагать на службу. Но ей уже знакомо было такое состояние. "Поле, мое поле, ты хочешь, чтобы я шла к врачу? Почему?"
И все-таки она пересилила себя и пошла на работу. День прошел беспокойно, снова ошибка в расчетах. К счастью, Ироудек не из тех, кто устраивает скандалы. Что же ей делать? Вечерами ее мучает головная боль, которая не прекращается ни на минуту. "Ладно, завтра пойду к врачу, если ты этого хочешь. Но почему? Или это не твоя воля? Ты уже не со мной?"
Тихо, пусто до грусти. Тоска...
"Ты уже не будешь со мной, поле? Врач должен приглушить мою боль? Ладно, послушаюсь тебя. Но если ты так думаешь, то зря. Я всегда буду вспоминать о тебе с благодарностью, мое доброе поле. Никогда не забуду тебя..."
Та же приемная, молчаливые пациенты, та же медсестра.
- Прошу вас, девушка. - Бодрый голос, профессиональная улыбка.
- Я назначена на сегодня, пан доктор. - Она кладет талончик на стол.
- Так, так. Значит, вы - та самая знаменитая Сандра, что спасла картину Ван Гога и все остальные.
Сандра молчит, выжидая. "Зачем ты послало меня сюда, поле? По-твоему, я должна поддерживать пустую беседу?"
А психиатр продолжал:
- Интересный случай, в самом деле, чрезвычайно интересный. Когда вы были здесь в прошлый раз, все выглядело гораздо проще. Помните?
Она кивнула.
- Тогда я не сказала вам всего, пан доктор.
Он понимающе улыбнулся.
- Никто никогда и не выкладывает врачу все во время первого визита. Он показал ей на кресло, она села. - Но раз уж я вами занялся, расскажите-ка мне обо всем подробнее.
Он вытащил из ящика стола номер журнала "Кветы", где было помещено интервью с Сандрой.
Сандра молчала.
Врач раскрыл журнал.
- Вы можете описать свои ощущения? Чем была вызвана ваша уверенность? Каким образом вы получили информацию?
- Мне нечего добавить, пан доктор. Все было именно так, как здесь написано. Просто однажды я узнала, что предстоит похищение картины Ван Гога.
- Вам сообщил об этом тот самый голос, о котором вы упоминали в прошлый раз?
- Не знаю. Собственно, это даже не голос.
Она колебалась, но сигнала открыть тайну от поля не поступило. "Бедняжка поле, оно хочет, чтобы врач дал мне что-нибудь успокаивающее". Волна нежности мелькнула у нее в глазах, и врач насторожился.
- Знаете что? Давайте-ка испробуем гипноз. Ложитесь сюда.
Она послушно легла на кушетку. "Если поле не захочет, чтобы я говорила, оно даст мне знать". Сандра уставилась на блестящий шар, висящий у нее над головой, и стала вслушиваться в слова врача: отдохните, ни о чем не думайте, представьте себе то место, где вам хотелось бы быть. Вы спокойны, вас ничто не волнует. Шар то тускнел, то вновь становился блестящим, словно его окутывала серая пелена, веки тяжелели, слова, доносившиеся откуда-то издалека, становились все приглушеннее. Сандра вновь очутилась на поле, на мягкой теплой земле среди хрупких колосьев; ощущение счастья, почва под ногами дышит одновременно с ней и пульсирует в том же ритме, что и ее сердце...
Но вот солнце превратилось в лампу, а земля - в простыню. Врач внимательно и спокойно смотрел на нее. А Сандре хорошо: она до сих пор ощущает это двойное слаженное пульсирование. Она улыбнулась.
- Благодарю вас, пан доктор.
И она охотно рассказала о своих ощущениях: поле, похожее на то, что на картине в галерее, но в то же время совсем другое, чем "Зеленые хлеба".
- Вы хотели бы иметь эту картину?
Взгляд девушки выражает удивление.
- Зачем? Она у меня есть. Ведь ее не украли.
Доктор прикрыл глаза. "У вас есть эта картина, точно так же как у меня, как у любого другого посетителя галереи".
- Я имею в виду, хотели бы вы иметь ее у себя дома?
Сандра не понимала.
- Но ведь... Она всегда в моем распоряжении...
- Ага, зрительная память. Воображение. Беспокойство о судьбе произведения искусства, которым вы особенно дорожите. Не так ли? Между прочим, охранники тоже испытывали чувство беспокойства: страх, что произойдут кражи, обуял всех, весь мир был в тревоге. А вы - такая чувствительная, такая эмоциональная натура...
Говоря эти успокаивающие слова, врач не испытывал удовлетворения. Что, собственно, ему удалось выяснить?
- Голова болит? Чувствуете себя хорошо? - продолжал он задавать привычные вопросы.
- Вполне нормально.
И все же врач выписал рецепт.
- Вы и на сей раз не рассказали мне откровенно обо всем. Ну, как-нибудь загляните еще, - прощаясь, сказал он.
Сандра поблагодарила и поспешила уйти. "Ты со мной, поле, ты еще со мной, и мне этого достаточно. Для чего мне лекарства? Сразу же после работы мы пойдем с тобой на выставку современного искусства, хочешь? А в воскресенье поедем в Збраслав, я постараюсь научить тебя разбираться в скульптуре. Вечером мы вместе будем читать стихи".
ЭПИЛОГ. ИЗГНАНИЕ
Отовсюду изгнан. Один.
По распоряжению руководства все участники эксперимента своевременно покинули своих испытуемых, лишь я остаюсь. Если бы я не взбунтовался, я бы тоже сейчас возвращался вместе с ними... Мне предстояла еще долгая жизнь, интересная, плодотворная, полезная.
Но что осталось бы после меня?
После акции, которая могла бы изменить жизнь планеты, теперь уже моей планеты, которую они назвали негостеприимной, я бы испытывал постоянные угрызения совести, чувствовал бы себя виноватым. Разве я мог смириться с тем, что моя собственная жизнь интересная? Плодотворная? Полезная?
Обладай я бОльшими запасами энергии, я бы остался здесь и ждал. Ждал того момента, когда смогу вернуться к себе на родину вместе с человеком. Хотя путешествие со скоростью, которая не вредна человеку, для нас слишком незначительно - оно продолжалось бы столетия, - все-таки я бы дождался. А сейчас я обречен на гибель: мне неоткуда пополнить свои запасы энергии.
Я должен погибнуть: вступив в контакт с представителями здешней интеллигенции, я израсходовал слишком много энергии. Но я об этом не жалею. Я сделал это ради человечества.
Я бы с удовольствием остался с тобой, Сандра, еще на некоторое время; я бы смог еще просуществовать за счет твоей энергии, утечку которой ты бы даже и не почувствовала - ведь ты постоянно рождаешь новую энергию. Но это всего лишь вторичная энергия, не та, которая дает мне возможность чувствовать себя самостоятельным существом. Я бы только воспринимал тебя, выслушивал, не в состоянии ответить взаимностью. Разве это жизнь? Это равноценно смерти.
И все-таки я бы остался, ты мне веришь? Но я не стану этого делать, ибо мое присутствие изменяет тебя. Ты относишься ко мне так, как могут относиться друг к другу только представители одного рода, вы нуждаетесь в постоянном общении, я должен говорить с тобой. А мои силы на исходе. Я постараюсь вернуть тебя в твое первоначальное состояние. Чтобы ты могла жить, как раньше. Вот почему я заставил тебя пойти к врачу, а его - дать тебе сеанс гипноза. Остатки своей энергии я израсходую, сообщив тебе мою последнюю волю: ЗАБУДЬ МЕНЯ. Если ты забудешь меня, не оставишь в своей памяти, я умру дважды. Но ты будешь жить, счастливо жить. Ты научила меня называть это совестью. Я не знаю, какая разница существует между понятиями "совесть" и "ответственность"; наш закон предполагает руководствоваться в своих действиях чувством ответственности. Я, не согрешу, выполнил его. Я вычеркну себя из твоей памяти, уничтожу все следы о себе в твоих воспоминаниях. И ты забудешь меня. Ты вернешься к тому человеку, которого покинула ради меня.
Я совсем близко, Сандра, и я чувствую свою обновленную гармонию. Освободившись от меня, ты, верно, улыбаешься в ожидании новой встречи. Мне не хватает твоих чувств, Сандра, я бы хотел видеть, слышать... Но я забуду, что означают эти слова. И сами слова забуду, энергия убывает, прощай, Сандра, твое поле погибает. Но оно не жалеет об этом, оно ни о чем не жалеет. Я познал, понял и пережил то, что мало кому из нас суждено. Пока будет теплиться во мне моя угасающая жизнь, я буду благодарен тебе: ты научила меня жить так, как живете вы, люди. Трудно. Несовершенно. Но как прекрасно это несовершенство! Перед человечеством открыты безграничные возможности, жаль только, что я уже не увижу, как оно их реализует...