Мысленно Голдвассер нанизывал довод за доводом в объяснение того, почему звонить не следовало. В отделе просто сняли бы трубку с рычага, ничего не ответив. А если бы и ответили, то не поверили бы. К телефону подошел бы сам Чиддингфолд. Заслышав телефонный звонок, Чиддингфолд бы сразу обо всем догадался и умертвил королеву на месте. Тем не менее каждый раз, слыша, как гости перемещаются из одного отдела в другой, Голдвассер тянулся к телефону и уверял себя, что сейчас решится, и каждый раз не решался. Самые жестокие муки он испытал, когда услышал, как все пересекают двор, направляясь в новый корпус отдела этики. Если он их и тут не поймает, они перекочуют в фанерную пристройку «буфет», а уж там поминай как звали. Голдвассер с таким болезненным усердием напрягал барабанные перепонки, что ему казалось, будто он различает звон золотого мастерка о мемориальный камень, гудение неугасимого огня в вечную память о событии, звяканье золотых ножничек, щелчок золотого выключателя, скрежет золотого ключа. Но он так и не позвонил.
Наконец он услышал дальний топот — толпа перебиралась по двору из корпуса этики к закускам. Голдвассер пал духом. Провалился он позорно, с треском. Топот затих, совсем прекратился, наступила гробовая тишина. Общество углубилось в сандвичи с огурцами и шампанское. Голдвассер углубился в мрачные мысли.
Тут ошеломительно громко и внезапно зазвонил телефон. Голдвассер ринулся к нему так порывисто, что опрокинул кресло. Телефон, трубку которого он шесть раз снимал и шесть раз вешал, звонит теперь сам! Голдвассер виновато нащупал трубку и поднес ее к уху, не в силах вымолвить хоть слово.
— Вам звонят по городскому, мистер Нунн, — сказала телефонистка цинния. — Если вы не возражаете, я переключу этот вызов на вас лично через внутренний. Абонент, соединяю с заместителем директора.
— Алло, это заместитель директора? — заговорил мужской голос. — Вас вызывает кавалер воздушного пирога
.
— Кто-кто? — вскрикнул Голдвассер. Ему не ответили, только что-то щелкнуло в трубке.
В приливе отчаяния Голдвассер понял, что все это время мог соединиться с коммутатором.
— Алло, это заместитель директора? — сказал кавалер воздушного пирога. — У меня для вас хорошая новость. Неисправность в самолете устранена. Просто какой-то прибор разладился. Самолет взлетел четверть часа назад, и ее величество пожалует к вам минут через тридцать пять.
36
Славно открыли новый корпус этики. Задали все положенные вопросы, выразили все положенные чувства. А после, потягивая в буфете шампанское, жены только и говорили, что о Ноббсе.
— Она совершенно не похожа на свои фотографии.
— Мне показалось, что у нее вроде как борода.
— Да это же не королева.
— Разве?
— Говорят, это молодой служащий из института.
— Правда?
— Очень отважно заменил королеву в последний момент, потому что она не смогла приехать.
— Что ж, по-моему, он был изумителен.
— Такой естественный.
— И человечный.
— Вовсе не задавался.
— Совершенно изумительный.
— Как-то чувствовалось, что с ним можно поговорить, верно?
— Да, у него нашлось словечко для каждого. Вы заметили?
— Через одного человека от меня стояла женщина, так он ей сказал: «Рад познакомиться». Я чуть не умерла.
— А мне он, знаете, что сказал?
— Что?
— Он сказал: «Черта лысого».
— Не может быть!
— Разве не изумительно?
— Так естественно и непосредственно.
— Так освежающе-бесцеремонно.
— По-моему, он изумителен.
Ноббс поистине сиял. В промежутках между бокалами праздничного шампанского он все тыкал Чиддингфолда локтем в бок и весело спрашивал:
— Ну как получилось, а?
Чиддингфолд, которого успех операции вернул к нормальному уровню натянутости, не переставал улыбаться своей замороженной улыбкой. Нунн был в великолепной форме, он без конца делал официанту знаки, чтобы тот принес еще шампанского. Он даже вспомнил о циннии и послал в коммутатор официанта, чтобы тот привел ее на празднество.
— Звонков не было? — спросил он.
— Только тот последний.
— Очень здорово.
Только звонок из аэропорта. Очень здорово, потрясающе удачно, что Голдвассеру не пришло в голову воспользоваться телефоном. Теперь, когда цинния здесь, Голдвассер, конечно, может звонить сколько душе угодно. У Нунна было смутное ощущение, будто он слышит, как где-то вдали стучат кулаками в дверь и кричат, но все это тонуло в шуме празднества. Крики и стук, надо же! Нунн сообразил, что склонен был переоценивать умственные способности противника. Все-таки не очень смышленый человек этот Голдвассер.
Голдвассера искала Ребус.
— Как, разве его здесь нет? — удивился Роу.
— Что-то не видно. По-моему, его уже давно нет.
— Да он где-то тут, — сказал Мак-Интош.
— И при рукопожатии его не видели.
— Нет, я его, кажется, видел, — сказал Мак-Интош.
— И я видел, это уж точно, — сказал Хоу.
— По-моему, я его видел, когда перерезали ленту, — сказал Роу.
— И я, — сказал Хоу.
— Он где-нибудь тут, — сказал Мак-Интош.
Ноббс, который уже начал было швырять через плечо пустые бокалы из-под шампанского, теперь снова пожимал руки. Он пожал руки мистеру и миссис Чиддингфолд, мистеру и миссис Пошлак, миссис Плашков.
— Рад познакомиться, — приговаривал он. — Крайне интересно. Очень рад видеть проделанную вами работу. До чего же интересно.
Людской ручеек струился вокруг миссис Плашков, ее поздравляли с умелой организацией мероприятия и особенно с тем, как она ловко подыскала Ноббса на роль королевы.
— По слухам, здесь присутствует ваш муж, — говорили ей все. — Я очень надеюсь, что вы нас познакомите. Мы все так давно хотим его увидеть.
— Он где-то здесь, — отвечала миссис Плашков. — Но где он сейчас, я сама не знаю.
Мак-Интош отвел Роу в сторонку.
— Да, повторял Роу. — Да.
— Понимаете, ведь будет куда быстрее, если на выполнение этой операции запрограммировать вычислительную машину.
— Да. Да-а-а-а.
— Нет ничего принципиально невозможного в том, чтобы запрограммировать машину на сочинение романа.
— Нет. Нет-нет.
— Мы можем с легкостью запрограммировать на эту работу «Эхо-4», новую вычислительную машину, которую установили в корпусе этики. Пусть на первом этапе это не будет ни глубокий, ни оригинальный роман. Пусть он даже не будет качественный. Не такой сложный, многоплановый труд, как задумали вы. Но тем не менее роман.
— Да-а-а-а, — произнес Роу.
Нунн отправил официантов за ящиком виски, заблаговременно припрятанным, чтобы в одиночестве пропустить рюмашку–другую после отъезда королевы. Он как нельзя лучше поладил с Пошлаком, который фамильярно облокотился на спинку больничного кресла сэра Прествика и выкладывал Нунну всю подноготную о программах Объединенной телестудии.
— Мы не презираем популярность, — говорил он. — Мы не стыдимся, что «Обхохочешься»… на каком счету у нас «Обхохочешься», Прествик?
— Делит четвертое место с «Деньгами на кон», Эр-Пэ, ответил сэр Прествик; он потягивал напиток с глюкозой и едва ворочал языком.
— Очень здорово, — сказал Нунн.
— Но мы также почитаем за честь и удовольствие еженедельно давать интеллектуальную программу под названием… как называется наша интеллектуальная программа, Прествик?
— «Северные Афины», Эр-Пэ.
— Это тематическая дискуссионная передача на древнегреческом. Ее никто не смотрит — в буквальном смысле, почти никто. Каковы показатели восприятия, Прествик?
— Слишком малы для подсчета, Эр-Пэ.
— А все же мы и не помышляем с ней распрощаться.
— Очень здорово.
— Почитаем за честь и удовольствие.
— Еще каплю виски, мистер Пошлак? — предложил Нунн.
— Спасибо. Почту за честь и удовольствие. Вот я и говорю… Что это за шум, Прествик?
Ноббс стал обходить помещение, пожимая руку всем и каждому.
— Чрезвычайно приятно, — приговаривал он. — В восторге от знакомства. Очарован.
— Ну разве он не изумителен? — снова зашептались жены. — На самой дружеской ноге со всеми.
Один–два человека помоложе — сотрудники менее чопорных отделов пустились в пляс. Ребус исчезла. Хоу поддакивал заведующему сбытом из паркетной фирмы, что, вне всякого сомнения, мир был создан между восьмым и четырнадцатым июля 5663 года до нашей эры. Пошлак обвил рукой плечо Чиддингфолда.
— Мы почитаем за честь и удовольствие ставить «Обхохочешься», мистер Чиддингфолд. За честь и удовольствие.
— Еще глоточек виски? — спросил Нунн.
— Почту за честь и удовольствие. Мне на донышко, Кен, плесни самую малость на донышко. За честь и… ради бога, Прествик, примите меры, чтобы прекратить этот адов грохот!
Окружающий мир казался Нунну тепленьким, веселым и приветливым. Словно вернулись былые времена, когда после жаркого трудового денечка, извлекши информацию из какого-нибудь непокорного туземца, Нунн, исполненный тихого торжества, возвращался в столовую, а там его ждала чертовски симпатичная рюмашка. В какие же игры они тогда играли? Комнатное регби. Английские бульдоги. «Где ты, Мориарти?» Все игры были чертовски симпатичные. Он поднял пустую бутылку из-под виски и огляделся, ища, кому бы ее отпасовать.
— Давайте же! — крикнул он. — Посмотрим на вас в деле!
Но никто не обратил на него внимания, и в конце концов Нунн провел быстрый пас какому-то человеку, смотревшему совсем в другую сторону, — просто проучить его за то, что он такой дрянной спортсмен.
— Давай же! — призвал он, но человек раскричался, стал потирать колено и прыгать на одной ноге. Вокруг него собралась горстка сочувствующих. В центре этой группы, на полу, Нунн увидел бутылку, послужившую мячом для регби, и почуял запах битвы. Он согнулся, защищая живот, и врезался в самую гущу, руками обхватил талии соседей справа и слева, проорал: «Трусы! Трусы, черт бы вас взял!»
В пляс пускалось все больше и больше народу. Ноббс стал проделывать свой обход с самого начала, на сей раз пожимая людям левую руку, чтобы никто не заподозрил, будто он слишком консервативен или высокомерен, чтобы распространить королевскую милость на левые руки.
— Какое у него чувство юмора! — шептались жены, правыми руками помогая ему сохранять вертикальное положение. — Честное слово, по-моему, он замечательный.
Пошлак тяжело опирался на плечо Чиддингфолда, другой рукой стискивая локоть миссис Чиддингфолд.
— Ваш муж поставил чудесный спектакль, — сообщал он ей. — За честь и удовольствие почитаю здесь находиться. Все прошло без задка без сучоринки. Без задка без сучоринки? Что я хочу сказать, Прествик?
— Без судка без заборинки, Эр-Пэ, — поправил его сэр Прествик, у которого лицо стало необычайно землистым и измученным.
Нунн выбрался из свалки и теперь вел отряд лаборантов швырять сандвичи с крабами и пустые бутылки из-под горячительного в двух репортеров и фотографа, плененных в загоне для прессы.
Вошел Джелликоу, потянул Нунна за рукав.
— Прошу прощения, сэр, — сказал он. — Но там прибыла еще одна компания из привилегированных слоев, этакий похоронный кортеж на «роллс-ройсах» и «даймлерах».
— Очень здорово, — сказал Нунн. — Зови всех сюда. Друзья моих друзей — мои друзья.
Со стороны политического отдела в буфетную пристройку ворвалась Ребус с пунцовыми щеками и пылающими глазами, а за нею плелся потрепанный сутулый коротышка, улыбаясь терпеливо и смущенно.
— Я хочу познакомить вас с мистером Плашков, — сказала она всем, кто находился в пределах слышимости. — Мы с ним женимся.
37
«Эхо-4» — сочиняло «Эхо-4» в мирном уединении нового корпуса имени Ротемира Пошлака — блистательная новая фигура на литературной арене. «Оловянные солдатики» — первый его роман, и критики, рецензировавшие это произведение перед выходом в свет…»
