Глава 20

Это был лишь небольшой проем в густых зарослях, место, где ветви деревьев и огромные виноградные лозы, норовящие обвиться тебе вокруг шеи, хоть немного расступались. Звезд из-за густого зеленого шатра тропического леса было не видно, и это облегчало дело — тот же шатер закрывает обозрение любопытствующим пассажирам пролетающих самолетов.

Феникс Грей посмотрел на мерцающий циферблат электронных часов. Семь минут третьего, утро. Путь получился долгим — шесть часов, — но в конечном счете все неудобства окупятся.

Из Санто-Доминго, столицы Доминиканской Республики, он и четверо его спутников добрались машиной да Сан-Кристобаля, в сорока километрах к западу. Лимузин въехал в помещение какого-то склада на окраине города, где его пассажиров проводили вниз по длинной лестнице, ведущей сквозь туннель в другой склад. Здесь они провели еще три четверти часа, после чего, завязав им глаза, их усадили на заднее сиденье «лендровера». Два часа их подбрасывало на ухабах проселочных дорог, пролегающих через доминиканские джунгли. С каждым новым километром дороги становились все хуже, но вот, в конце концов, машина остановилась, пассажирам помогли выйти и сняли с глаз повязки. Затем еще в течение часа они пробирались тропическим лесом, кишащим насекомыми.

Феникс стер пот со лба и прихлопнул очередного комара. Шесть часов. Долгий, кружной путь. Но осторожность не бывает лишней. Да и в конце концов, Резерфорду не обязательно знать об этой маленькой экскурсии.

Все эти шесть часов спутники не обменялись ни словом. Они не представились друг другу, не обменялись любезностями, не вели пустых разговоров. Да и к чему бы? Никого из них Феникс Грей больше никогда не увидит. Каждый из них заплатил за этот вечер по двадцать пять тысяч долларов, но ведь не на установление же товарищеских отношений пошли эти деньги.

Все сидели, погруженные в свои мысли, в темноте на складных стульях, расставленных полукругом по границе света, падающего из двух фонарей.

Грей почувствовал приближение женщины еще до того, как увидел ее или услышал шаги. В ночном воздухе появился слабый запах духов, и Грей сразу уловил его. Он обладал фантастическим обонянием и всегда, когда нужно, использовал его. Годами Грей приучал себя не полагаться только на слух и зрение, и как раз умение максимально применять все способности — наряду с полной атрофией чувства сострадания — превратило его в идеальную машину для убийства.

Феникс Грей не был крупным мужчиной. Сложением он отличался скорее средним, но оно и к лучшему, ибо это позволяло с помощью определенных косметических средств предстать человеком корпулентным, а вот здоровенному мужику не удастся выглядеть маленьким. Грей не имел никаких отличительных примет — ни шрамов, ни родимых пятен — ничего. И это тоже к лучшему. Грим ведь применить всегда можно — как, например, нынче ночью бородавку на левую ноздрю, а вместе с ней бороду, усы, накладные ресницы; все искусственное, а внешность изменяется до неузнаваемости.

Но при всем своем небогатырском сложении, Грей обладал редкостной физической силой. А вдобавок к ней владел карате и постоянно совершенствовал его приемы. Несмотря на вес и телосложение противника, он всегда мог лишить его всех преимуществ, отключив руку или ногу. В прежние времена Грей нередко убивал противников голыми руками, правда, это было давно. Может, стоит попытаться вновь, лишь для того, чтобы убедиться: мастерство не утрачено.

Пятеро зрителей наблюдали за тем, как двое мужчин, белый и черный, вытаскивают на освещенный участок молодую женщину. Феникс ощутил легкое нетерпение, кровь быстрее побежала по жилам; впрочем, он тут же овладел собой. Кроме туфель на высоких каблуках, на женщине ничего не было, но не нагота подогревала интерес Грея. И вообще-то что героиней представления будет женщина, его не занимало. Это мог бы быть и мужчина, как, допустим, четыре месяца назад в Бирме. Нет, не пол объекта был главным для Грея.

Женщина негромко всхлипывала, но никто не обращал на это ни малейшего внимания. Вот только Грею понравилось, что она плачет. Это свидетельствует о том, что наркотиками ее не накачали, а ведь это понизило бы интерес к спектаклю. На вид Грей дал ей лет двадцать. Пульс участился и Грею вновь пришлось остудить себя.

Двое мужчин развернули женщину лицом к дереву, и при помощи упругого белого шнура связали за спиной руки. Она пыталась сопротивляться, но тщетно — мужчины были слишком сильны.

Посреди освещенного полукруга в большой пластмассовой ванне лежал огромный кусок льда. Ровно тридцать дюймов в высоту, с поверхностью площадью шесть футов в длину, четыре в ширину, лед ждал свою жертву — женщину. Жаркий воздух тропической ночи делал свое дело — лед уже начал таять. Грей в очередной раз стер пот со лба. Интересно, как это, — подумал он, — умудрились они притащить эту ледяную громадину в самую гущу тропического леса.

Двое головорезов перенесли женщину на льдину, а сами встали по обе стороны от нее. Со связанными за спиной руками, на каблуках-шпильках, она едва держалась в вертикальном положении. Грей искоса посмотрел на пожилого мужчину, сидевшего рядом с ним. Все то время, что пара наемников занималась своим делом, тот не сводил с женщины плотоядного взгляда. Ему-то уж точно не был безразличен пол жертвы.

Женщина вдруг вскрикнула и попыталась вырваться. На мгновение показалось, что оба мужчины вот-вот потеряют равновесие и упадут. Этот рывок явно застал их врасплох. Все же на ногах они удержались и, не мешкая, принялись за свое. Женщина продолжала сопротивляться, но это было бесполезно. Куда ей против такой силы? Она была беззащитна.

Феникс Грей улыбнулся. Смотри-ка, а ведь она боец. Вечер обещал стать весьма интересным, двадцати пяти тысяч не жалко. Что бы сказал Резерфорд, узнав об этом приключении? Впрочем, ответ на этот вопрос был Грею известен.

С ветки высокого дерева зловеще свисала петля. Белый мужчина просунул в нее голову женщины и немного затянул, чтобы петля захлестнулась вокруг ее шеи. Веревка свисала с ветки свободно, до конца оставалось еще несколько дюймов. Это позволит зрителям в полной мере насладиться представлением. Чернокожий мужчина что-то прошептал женщине на ухо и вместе с напарником осторожно соскочил с льдины.

Зрительный зал молча наблюдал за происходящим на сцене. В лесу не было слышно ничего; на умоляющие всхлипывания женщины никто не обращал ни малейшего внимания.

Вскоре на поверхности льда начали образовываться лужицы, а веревка незаметно, понемногу, натягивалась. Чувствуя, как она все больше и больше сдавливает ей горло, женщина быстро проговорила что-то по-испански. Она пронзительно кричала, рыдала, сулила мучителям все, что они пожелают, но никто опять-таки не слушал ее. Тогда женщина перешла на английский, произнося единственно известные ей слова: «Помогите, ну помогите же, умоляю», — с тем же результатом. Эти люди приехали сюда посмотреть, как она умирает.

Они и смотрели. Вот она собралась вроде бы оторвать ноги от поверхности льда, чтобы поскорее положить конец страданиям, но так и не решилась. Инстинкт жизни оказался сильнее. Но он лишь продлил ее агонию — и вместе с тем продлил извращенное удовольствие публики.

Наблюдая за этой борьбой со смертью, Грей задрожал. Сколько времени уже продолжается это представление? Он понятия не имел, и оттого спектакль нравился ему еще больше. Он позволял забыть все остальное.

По мере того, как таял под ногами лед, подбородок женщины задирался все выше, веревка затягивалась все сильнее. Сопротивляясь, она пыталась подняться на цыпочках, но подошвы туфель скользили, и с каждым ее усилием петля затягивалась все туже и туже. Конец был уже близок, это все чувствовали.

Поверхность льда настолько истончилась, что женщина не могла больше держаться на ней. Длинные темные пряди волос заструились по спине, ее тело начало дергаться и извиваться.

Время от времени она яростно дрыгала ногами, пытаясь упереться ими во что-то твердое, но уже ничего не было — только воздух. Женщина хотела вскрикнуть, но натянувшаяся веревка заглушила звук, превратив его в ужасающий хрип.

Кровь пульсировала в жилах Феникса Грея, который, не отрываясь, следил за происходящим. Ну вот оно, то самое. Смерть близка. Он уже не мог себя сдерживать — вскочил, вслед за другими, на ноги и подошел поближе.

Борьба продолжалась еще целую долгую минуту, а затем жертва испустила дух. Подбородок задрался высоко в небо, тело еще несколько раз мучительно дернулось и наконец застыло. Все пятеро мужчин бессильно опустились на стулья.

Несколько мгновений Грей смотрел прямо перед собой, не спуская глаз с раскачивающегося тела, затем поднял голову и перевел взгляд на зеленый шатер. Завтра он вернется в Санто-Доминго, накупит на тысячу долларов первоклассных сигар и отправится в Антигуа, где его ждут дела.

Глава 21

Заместитель директора Федеральной резервной системы Байрон Митчелл негромко стукнул черным молотком по огромному столу. Сейчас он исполнял обязанности директора, и особенного энтузиазма у него это не вызывало. Но президентский кандидат, коему предстояло заменить покойного Картера Филипелли, не прошел еще процедуру утверждения в сенате.

— Заседание объявляется открытым, — проговорил Митчелл, спокойный, уравновешенный человек, чей голос буквально замирал с концом каждой фразы.

Члены Федерального комитета по открытым рыночным операциям один за другим закончили свои разговоры и выпрямились на стульях. В отсутствие Филипелли зал заседаний казался далеко не таким устрашающим.

— Прошу почтить память директора Филипелли минутой молчания, — предложил Митчелл и склонил голову.

Его примеру мгновенно последовали восемнадцать собравшихся. Секунд тридцать в хорошо изолированном помещении не было слышно ни звука.

Наконец Митчелл выпрямился. Не то чтобы он так уж симпатизировал Филипелли — тот вообще не нравился никому, кроме Батлера, — но считал знаки внимания вполне уместными. И хотел, чтобы церемония носила официальный характер — на тот случай, если президент поручит кому-нибудь из помощников проверить.

— Первый пункт сегодняшней повестки дня — тендерная война вокруг «Пенн-мар кемиклз», — объявил Митчелл. Имя Филипелли больше упоминаться не будет. — Если, конечно, никто не возражает. — Все как по команде откинулись на спинки стульев. Заседания теперь будут проходить иначе — по крайней мере, до утверждения нового директора.

— Я лично считаю сложившуюся ситуацию нормальной. Более того — очень хорошей, — заговорил Уэнделл Смит, придвигая стул к столу. — Такова уж основа этой страны. Конкуренция. Уверен, директор Филипелли, упокой Господь его душу, скорее всего со мной не согласился бы, однако же это правда. Акционеры получат свое, а «Пенн-мар» станет более эффективным предприятием.

— Однако же, насколько я понимаю, — заметила президент Флинн, — если тендер выиграет эта, как там ее, инвестиционная фирма «Винс и К°», в дело будет самым тесным образом замешан Южный Национальный банк. А я считаю, что мы не должны позволить столь крупному банку вкладывать чрезмерно много средств и заходить слишком далеко в такой ситуации, как эта. Ведь всем нам прекрасно известно, какую роль он играет на внутренних и международных рынках. Стоит Южному Национальному всего лишь чихнуть, как мировые рынки начинает трясти в лихорадке.

— Понимаю вашу озабоченность, президент Флинн. — Видя, что у него появилась возможность взять деятельность Комитета под контроль, Смит старался держаться предельно дипломатично, чтобы не упустить такой шанс. — Однако же Уоллес Борман, председатель правления Южного Национального, — один из наиболее уважаемых людей в Нью-Йорке. В обществе я с ним почти не встречаюсь, но в финансовом мире он завоевал репутацию чрезвычайно ответственного человека. Уверен, Борман ни за что не позволит себе поставить банк в затруднительное положение.

— Да игрок этот ваш Борман самый настоящий, вот кто он такой, — прервал его Харолд Батлер. До сей поры он молчал, с тех пор, как вошел в зал заседаний, но сейчас у него появилась возможность поддеть Смита. — Этот тип еще в конце семидесятых отточил зубы на Северокаролинском Национальном банке — сейчас он называется Банком наций. Я тоже работал там в то время. А в середине восьмидесятых, став уже старшим вице-президентом СКНБ, отвечавшим за связанные займы, рисковал напропалую, лишь бы продвинуться дальше. И не все его риски я назвал бы «ответственными». Уверен, с тех пор Борман не изменился. В общем, вам стоило бы взять парочку своих нью-йоркских гангстеров, заглянуть с ними в Южный Национальный и разобраться, что там происходит. С этим парнем надо держать ухо востро.

Смит оглядел присутствующих и криво усмехнулся.

— Ну уж вам-то известно, что с самодурами я вести себя умею. — Он помолчал, позволяя коллегам оценить свои слова.

Все повернулись в сторону Батлера. Он был человеком Филипелли, его адъютантом. Но Филипелли больше нет. Теперь надо равняться на Смита. У собравшихся сузились глаза, а Батлер спрятал голову в плечи, как черепаха в панцирь. Его принципал утонул в водах Бигхорн-Ривер.

— Могу вас заверить, что мистер Борман отнюдь не самодур, — продолжал Смит. — Это исключительно компетентный финансист. К тому же его окружают весьма одаренные сотрудники, а, как я слышал, Борман в работе своей практикует принцип консенсуса. Волевое решение он никогда не принял бы. Спектаклей с одним актером в Южном Национальном не играют. Правление принимает самое активное участие в делах банка и ни за что не пошло бы на необоснованный риск. Тем не менее обещаю, даже если возникнет тень сомнения, что в Южном Национальном что-то не так, мои люди окажутся там в мгновение ока. — Все дружно закивали головами. — К тому же, судя по состоянию дел на нынешний момент, тендер выигрывает «Дюпон», и если доведет дело до конца, волноваться вообще не о чем.

— Похоже на то, — согласился Флинн. — Сколько сейчас стоит вся сделка, больше тридцати пяти миллиардов, не так ли? С ума сойти!

Уэнделл Смит подался чуть вперед.

— Ну что, может, поговорим теперь о процентных ставках? — Ему явно не терпелось сменить тему.

— Полагаю, по федеральным фондам ее следовало бы понизить на пятьдесят пунктов, — сразу же вставила Флинн.

Байрон Митчелл положил молоток на стол и откинулся на спинку стула. Пусть командует Смит. Его это вполне устраивает. Председательство не по нему.

— Здорово, что тебе удалось вырваться хоть ненадолго. А уж как романтично встретиться в том же номере, что и в прошлый раз. И как это тебе удалось так устроить? — Дженни пробежалась пальцами по волосатой груди Фэлкона. Они лежали на массивной двуспальной кровати в номере гостиницы «Фор Сизонс».

Фэлкон поцеловал ее в лоб.

— Спасибо, что сразу примчалась. Я скучал по тебе. — Он сел на кровати.

— Чего это ты? — спросила Дженни. — Куда? — Она тоже привстала, даже не попытавшись прикрыть простыней грудь.

— Пора возвращаться в контору.

— Да ты что, в своем уме? — Она сомкнула руки у него на шее. — Никуда я тебя не пущу. Черт, ведь полтретьего ночи, что за неотложные дела в такой час?

— Язык за зубами держать умеешь?

— Еще бы!

Фэлкон пристально посмотрел на Дженни. Неразумно, конечно, делиться такой информацией с кем бы то ни было, но ей можно доверять, она интересуется его делами и к тому же хочется выговориться.

— Мы собираемся перебить предложение «Дюпон», — сказал он.

— Ты шутишь! — Дженни прижала ладони ко рту.

— Отнюдь. — Фэлкон покачал головой. — Не далее, как завтра, мы предложим восемьдесят пять долларов за акцию «Пенн-мар». Это на три доллара больше, чем у «Дюпон». Перед тем, как идти сюда, я окончательно убедил еще один банк согласиться с этой ценой. Таким образом, цена сделки возрастает до тридцати восьми миллиардов с учетом гонораров.

Дженни поцеловала его в шею, потом в щеку.

— Ничего себе, господин финансист! Тридцать восемь миллиардов! И как тебе удалось состряпать такую сделку?

— Все в наших руках. — Фэлкон криво улыбнулся, встал с кровати и отошел к окну. По идее, у него совсем бы не должно остаться сил. За последние три дня он спал в общей сложности не больше шести часов, а нынче Дженни не давала ему заснуть с девяти вечера. И все же Фэлкон не испытывал ни малейшей усталости.

— Слушай, не вздумай только использовать то, что я тебе сказал. Правила на этот счет строгие. — Эндрю пристально посмотрел на нее.

— Еще чего, — лукаво улыбнулась Дженни. — Дождусь, как ты уйдешь, и сразу своему брокеру позвоню, даром что час неурочный. — Она подошла к Фэлкону и тесно прижалась к нему. — Не уходи.

— Честное слово, пора.

Дженни посмотрела через его плечо в окно и шепнула на ухо:

— А ведь собирался мне что-то сказать.

— О чем это ты?

— Да про сделку что-то, точно не помню. Может, это связано с новым предложением? В общем, что-то тебя тревожило.

— А-а... — Фэлкон колебался. — Скорее всего просто дурацкая паранойя. Со мной всегда так бывает где-то посередине пути. Это я так стресс снимаю.

— Рада слышать, что и у тебя бывает стресс, ведь по тебе этого не скажешь. — Она прижалась к нему еще крепче. — Расскажи мне про паранойю. Любопытно послушать. — Дженни рассмеялась.

Фэлкон отвернулся от окна, обнял и поцеловал ее.

— А чего тут особенно рассказывать? Просто либо кое-что не сходится, либо странные совпадения получаются.

— Например?

Фэлкон молчал. Вообще-то и на эту тему, как и о тендере, лучше бы с ней не разговаривать.

— Понимаешь, «Винс», ну, это та компания, которая собирается купить «Пенн-мар», — дочка одного крупного предприятия в Германии. Мне известно его название, но никаких сведений о себе оно не дает. Я попросил своих друзей в Дюссельдорфе покопаться в этом деле.

— Германия — большая страна, — заметила Дженни и поцеловала Фэлкона в плечо.

— К коммерческому сообществу это не относится, оно как раз очень замкнутое. Если некая «Вестфалия-норд» действительно существует, то мои друзья либо знали бы о ней, либо выяснили бы все в течение нескольких часов.

— Не обижайся, но, по-моему, все это ерунда. Разве на результаты торгов такие подробности могут оказать влияние? Насколько я понимаю, денег у вас хватает.

— Ну да.

— Так в чем проблема?

Фэлкон слегка надул губы.

— Что, не только в деньгах дело? — спросила Дженни. Она уже видела у Фэлкона такое выражение лица.

— Недавно при весьма загадочных обстоятельствах умерли два крупных чиновника из руководства «Пенн-мар». Собственно, оба убиты. Правда, официально было заявлено, что один из них погиб в результате несчастного случая, но на самом деле это не так. Тот и другой занимали один и тот же пост.

— Так в чем проблема? Если по завершении всего этого дела тот же пост предложат тебе, отказывайся не задумываясь, вот и все, — усмехнулась Дженни.

Фэлкон явно не разделял ее веселье.

— Это еще не все.

— Ну?

— Одним из тех людей в Вашингтоне, кто мог бы прикрыть всю лавочку, то есть не дать «Винс» купить «Пенн-мар», был Картер Филипелли, директор Федеральной резервной системы. На прошлой неделе он утонул во время рыбной ловли в Монтане. Трудно поверить, что это совпадение. Между прочим, самый большой босс в «Винс» ни разу не назвал имени Филипелли. Он явно не беспокоил его. Я твердил, что директор может стать серьезной помехой, но никто не слушал меня.

Дженни пристально посмотрела на Фэлкона и недоверчиво засмеялась.

— Ты что же... хочешь сказать, что... он не сам утонул? Что его утопили?

— Не знаю, что и думать.

Дженни закинула руки ему за шею и крепко поцеловала.

— Ступай, прими душ. Да похолоднее. Надеюсь, это поможет тебе вернуться на грешную землю.

— Наверное, ты права. — Фэлкон рассмеялся. — Бред какой-то, в самом деле. Сделка как сделка. Воображение разыгралось, устал, видимо, хотя на самом деле ничего такого не чувствую. Надо бы отправляться. Но пожалуй, действительно для начала душ принять не мешает. — Фэлкон направился в ванную.

Дженни схватила его за локоть:

— Меня первой не пустишь?

— Да Бога ради. — Фэлкон посмотрел ей вслед и глубоко вздохнул. Удивительная, право, женщина.

Фэлкон потянулся и случайно задел сумку, стоявшую на небольшом, красного дерева, столике под окном. Сумка упала и содержимое ее — помада, тушь, смятые салфетки, мелочь, наконец, бумажник Дженни — разлетелось по полу.

— Тьфу ты!

Фэлкон быстро нагнулся и начал запихивать вещи на место. Из бумажника выпал листок бумаги и плавно спланировал на пол. Фэлкон поднял его и, кладя назад, в бумажник, заметил, что тот набит стодолларовыми купюрами. Он пересчитал их. Восемь.

— Ничего себе, — присвистнул он и глянул на поднятую с пола бумажку. На ней было написано десять цифр. Имени нет, только цифры. Телефонный номер. Код — 617. Стало быть, Бостон. Что, интересно, у Дженни за знакомые в Бостоне?

Из ванной послышался шум спускаемой воды. Фэлкон поспешно засунул листок в бумажник, а бумажник и все остальное в сумку. Положил ее на место и растянулся на кровати.

Дверь из ванной открылась, вышла Дженни и быстро направилась к кровати. Она мягко опустилась на Фэлкона, поцеловала его в грудь и заглянула в глаза. Как бы хотелось надеяться, что сегодня ее оставят в покое.

Фэлкон шел тускло освещенным коридором здания, где располагалась юридическая контора «Данлоп и Лейтем». Из кабинетов не доносилось ни звука. Была половина четвертого утра. Даже уборщицы давно закончили свою работу. Ему тоже надо бы быть дома, в своей кровати, но ведь речь идет о крупнейшей в его жизни сделке, и перед тем, как сообщение уйдет в газеты, хотелось бы еще раз посмотреть бумаги, в которых сформулировано новое предложение. Ни сучка, ни задоринки быть не должно. «Арбитры» будут потрясены, они ведь уверены, что «Дюпон» с его восьмьюдесятью двумя долларами за акцию не перешибить.

Заметив тонкую полоску света, пробивающуюся из-под двери одного из кабинетов чуть впереди, Фэлкон резко остановился. И тут же усмехнулся. Наверное, кто-нибудь из младших служащих. Рабочего времени ему не хватило. Фирмы, постоянно обслуживающие крупнейшие американские корпорации, фирмы вроде «Дэвис и Полк» или «Шерман и Стерлинг» работают круглосуточно, без перерыва. Но в «Данлоп и Лейтем» режим другой. Здесь занимаются по преимуществу трудовыми спорами и готовы меньше зарабатывать, зато жить привольнее. Единственное исключение — работяга Бартоломью. Ну и этот клерк.

Фэлкон двинулся дальше, тихо ступая по толстому ковру. Дойдя до двери, из-под которой пробивался свет, он расслышал чей-то пониженный голос. Чеймберс. Он-то, черт возьми, что здесь делает? Ведь еще в восемь вечера ушел, до того, как Фэлкон отправился в гостиницу на свидание с Дженни.

— Да знаю я, знаю. А ты уверен, что Резерфорд справился с задачей? Никто, говоришь, больше вмешиваться не будет? Хорошо. Да, да, ты прав. Ты всегда прав. Он оказался очень ценным командным игроком.

Фэлкон напряг слух — Чеймберс говорил слишком тихо, голос его едва доносился из-за слегка приоткрытой двери.

— Что-что Смит тебе сказал? А остальные члены Комитета как отреагировали? Надрали задницу Батлеру? Ну и славно. Похоже, все идет своим чередом. Да. Бедняга Филипелли. Пусть ему будет хорошо в аду. Да, мне тоже пора. Счастливо.

Трубку положили на рычаг.

Фэлкон проскользнул в соседний кабинет. Здесь было темно. Он оставил узкую щель и напряженно прислушивался, стараясь не дышать. Чеймберс вышел из кабинета, двинулся по коридору в сторону приемной, толкнул стеклянную дверь, ведущую к лифтам. Фэлкон услышал, как лифт пошел вниз, но на всякий случай выждал еще три минуты и лишь затем, ступая на цыпочках, перебрался из этого кабинета в соседний, только что покинутый Чеймберсом. Верхний свет тот выключил, ориентируясь только по тусклой полоске, пробивающейся из коридора. Сердце колотилось в груди, как паровой молот. Фэлкон поднял трубку и нажал на кнопку автоматического повторного набора. Аппарат немедленно ожил. Он посмотрел на цифры, высветившиеся на дисплее. Код 516. Быть того не может!

— Да, слушаю.

Фэлкон не отрываясь смотрел на телефонный аппарат. У него задрожали руки.

— Слушаю! Девон, это снова ты?

Фэлкон медленно положил трубку. Сумасшедший дом какой-то. Зачем Девону Чеймберсу понадобилось звонить Грэнвиллу Уинтропу? И что означала фраза «пусть Филипелли будет хорошо в аду»?

Глава 22

Стоявший на столе телефон пронзительно заверещал.

— Бартоломью. Да, здесь. Минуту. — Бартоломью повернулся к Фэлкону: — Это вас. Бхутто.

У Фэлкона гулко забилось сердце.

— Ну вот, приехали. Хоть позвонил, чтобы мы знали, каково будет очередное предложение «Дюпон». — Он покачал головой. — Слушайте, мы же поднялись до восьмидесяти пяти долларов за акцию только в девять утра. Бхутто вполне мог подождать пару дней, чтобы сделать свой ход. — Фэлкон взял трубку. — Да, слушаю.

— Привет, Фэлкон, это Киран Бхутто.

— Привет! Киран, не возражаете, если я включу усилитель? Нас тут четверо, кроме меня, — Скотт Бартоломью, наш юрист из «Данлоп и Лейтем», Девон Чеймберс, один из руководителей «Винс и К°», и Фил Барксдейл, заместитель председателя правления Южного Национального. Мне бы хотелось, чтобы они тоже вас слышали.

Бхутто немного помолчал.

— Валяйте, не возражаю.

Фэлкон включил усилитель и положил трубку.

— Слушаем вас, Киран.

— Ага. Итак, вам нужна компания «Пенн-мар». Есть новости. Если нам удастся уладить пару-другую вопросов, ваше дело в шляпе. — Бхутто говорил четко и уверенно.

Фэлкону кровь так и бросилась в голову. Бартоломью изо всех сил впился ему в локоть. Руководство «Пенн-мар» признает свое поражение. Бхутто звонит, чтобы обо всем договориться. Кто бы мог ожидать такого поворота событий? «Дюпон» предложил восемьдесят пять. Из этого не следовало, что борьба закончена. В этой игре сражение продолжается до тех пор, пока на тендер не выставят минимально необходимое количество акций и все они не будут оплачены. В конце концов, всегда кто-то может еще выскочить, как черт из табакерки, наподобие «Винс и К°», и тоже выдвинуть «захватническое» предложение. Но этот телефонный звонок означал, по крайней мере, две исключительно важные вещи. Во-первых, руководство «Пенн-мар» намерено принять или хотя бы рассмотреть новую цену, предложенную «Винс и К°», что значительно понижает шансы на успех любого другого участника тендера. Во-вторых, это означает, что «Дюпон» выходит из игры, а ведь это единственный серьезный конкурент.

— Вы хотите сказать, что «Пенн-мар» принимает наше новое предложение? — осведомился Фэлкон, взглянув на Чеймберса. Тот сидел напротив него и безмятежно улыбался.

— Вот именно.

— И еще вы хотите сказать, что «Дюпон» выходит из игры?