Наконец ожил Прауш. Он устремился в дальний конец комнаты, где стоял столик на колесах с графином воды. Схватив графин вместе со стаканом, Прауш бросился назад. Фэлкон сунул Чеймберсу под язык две светло-зеленых таблетки и, дождавшись, пока он в очередной раз откроет рот, чтобы откашляться, влил ему в горло воды.

— «Скорую»! — заорал Фэлкон, поворачиваясь к Праушу.

— Нет! — Чеймберс снова надсадно закашлялся. — Не надо, сейчас все пройдет. — Он распрямился.

Прауш растерялся.

— Ну, чего ждем? «Скорую»! — снова выкрикнул Фэлкон.

Чеймберс крепко схватил его за волосы и притянул к себе:

— Со слухом плохо? Я же сказал — никакой «скорой»!

Фэлкон вгляделся в помутневшие глаза старика. Смерть уже на пороге. И хотя этот человек сразу ему не понравился, Фэлкон уважал мужество, с которым тот противостоял неизбежному.

— Ну что ж, — пожал плечами Фэлкон, — как скажете, вы хозяин своей жизни.

По просьбе Чеймберса ему помогли подняться на ноги. Несколько минут он стоял, опираясь о стол, отхлебывая глоток за глотком воду и стирая пот со лба. Затем сел, сказал, что все прошло, и повернулся к Фэлкону:

— Начинайте.

Фэлкон колебался.

— Я же сказал, мой мальчик, начинайте. Вы что, никогда не видели человека с небольшим бронхитом?

Еще несколько мгновений Фэлкон не отрывал от него взгляда, затем сел на свое место и заговорил.

На протяжении следующих сорока минут он растолковывал собравшимся процедуру тендера — начиная с того момента, когда «Винс и К°» официально объявит о своем намерении приобрести «Пенн-мар», — а это целый набор документов, опубликованных мелким шрифтом в соответствующем разделе «Нью-Йорк таймс», в «Уолл-стрит джорнал» и «Файнэншиал кроникл», — до того, как «Пенн-мар» перейдет в собственность нового владельца. Фэлкон отметил, что на данный момент в химической компании никто — ни частные лица, ни корпорации — не обладает крупным пакетом акций, самое большее — пять процентов. Это является преимуществом, ибо держатели крупных пакетов могли бы сговориться и поднять цену выше той, что готова предложить «Винс и К°». Он упомянул об Акте Уильямса — пакете законов, регулирующих проведение открытых тендеров, — об антитрестовском законе Харта — Скотта — Родино, перечислил, какие именно документы им придется составить для Комиссии по страхованию и ценным бумагам. Фэлкон назвал выведенную им максимальную стоимость акции и объяснил, из чего именно она составлена. Он рассказал о потенциальных соперниках, о Делаверском статуте, о шагах, которые он рекомендовал бы предпринять сразу после завершения торгов, о наиболее вероятных покупателях тех или иных подразделений компании. Разъяснил, как именно предстоит «Винс и К°» платить за акции; какой процент и какие гонорары потребуют за свои деньги банки и инвесторы — держатели акций повышенного риска, к чьей помощи придется прибегнуть, чтобы купить «Пенн-мар»; на какой эффект от своих огромных вложений в химическую корпорацию может рассчитывать «Винс и К°».

За все это время Фэлкона ни разу не прервали — сидели и слушали, как завороженные. Доклад получился исчерпывающим. Закончив его, Фэлкон закрыл буклет, откуда черпал сведения, и обвел взглядом просторную комнату.

— А акустика-то здесь лучше, чем я думал. — Обозрев окружающее пространство, Фэлкон повернулся к слушателям. Впечатление он произвел сильное, это было видно невооруженным глазом. К тому же, такое выражение Фэлкон и раньше наблюдал множество раз. — Вопросы?

Наконец заговорил Чеймберс, уже вполне оправившийся от приступа кашля.

— Слушайте, Фэлкон, насколько я понял, вы считаете, что предельная стоимость акции — семьдесят пять долларов.

— Да, и это щедрое предложение. — Фэлкон взглянул на Барксдейла. Тот сосредоточенно рассматривал свои ногти. На самом деле предложение не просто щедрое — очень, даже чрезмерно щедрое. Но этого потребовал Барксдейл.

— А на чем вы основываетесь?

— Я составил прогноз деятельности компании на ближайшие десять лет и сделал скидку на разницу между всеми наличными платежами и поступлениями, основываясь на показателях последнего, десятого года.

— А какова скидка?

— Десять процентов.

— Фактор роста?

— Четыре процента.

— Ну что ж, это уж вам решать. Но теперь я вижу, почему вы сочли семьдесят пять долларов предельной ценой за акцию. Фактор роста должен быть гораздо выше четырех процентов. «Пенн-мар» подготовила новый вид удобрения и пока держит его в величайшей тайне. Но, попав на рынок, оно быстро увеличит годовой доход компании примерно на полмиллиарда. Мне известно также, что ее руководство ведет переговоры с русским правительством относительно долгосрочного контракта на поставку определенных промышленных химикатов. Контракт предполагает строительство четырех заводов в России. А это значит, что за пять лет объем производства может увеличиться вдвое.

— Следует ли понимать это так, что вы предлагаете платить больше семидесяти пяти долларов за акцию?

— Я считаю, что мы должны быть готовы к такому повороту событий, — сказал Чеймберс. — Семьдесят пять долларов — справедливая цена, и начинать надо с нее. Но не стоит удивляться, если ее перекроют. Едва ли «Дюпон» или «Хехст» уступят такой лакомый кусок без борьбы. С приобретением «Пенн-мар» для обеих компаний открываются богатые возможности. Они смогут уволить тысячи управленцев среднего звена и выпускать немалое количество новых продуктов, не тратя при этом ни цента на реконструкцию и развитие. — Голос Чеймберса стал почти неразличимым. Он вновь закашлялся.

Собравшиеся сразу вскочили, но, как выяснилось, на сей раз оснований для тревоги не было. Фэлкон все же подождал немного и заговорил снова, лишь убедившись, что нового приступа кашля не последует.

— Министерство юстиции ни за что не позволит приобрести «Пенн-мар» ни «Дюпон», ни «Хехст»; ведь в этом случае они будут контролировать сто процентов рынка химикатов, во всяком случае, определенных сортов. Прямо-таки праздник для ребят из антитрестовского управления министерства.

— Мистер Фэлкон, вы не хуже меня знаете, что Минюст так же непредсказуем, как наш президент. Мы не можем рассчитывать на то, что он нас прикроет. Ошибки быть не должно. Нам необходима эта компания, и она станет нашей. Именно поэтому следует быть готовыми к тому, чтобы платить больше семидесяти пяти долларов за акцию.

— Я вынужден возразить...

— Не надо возражать мне, малыш. — Чеймберс наставил на Фэлкона свой костлявый палец. — Вы ведь у нас кто? Просто наемная сила. А приказы отдаю я.

Фэлкон откинулся на спинку стула. Ему не понравилось это обращение — «малыш».

— Да, но вы наняли меня, чтобы я давал вам советы.

— Фэлкон... — вмешался Барксдейл.

— Тихо!

Барксдейл покорно опустил голову, а Чеймберс посмотрел на Фэлкона.

— Чтобы я давал вам советы, — повторил Фэлкон. — Вы меня наняли именно за этим. Правда, я не думал, что в условия контракта входит забота о вашем здоровье. — Фэлкон сузил глаза.

На мгновение Чеймберс улыбнулся, и лицо его приняло зловещее выражение, но он тут же нацепил привычную маску.

— Когда мы объявим о наших намерениях?

— Борман возвращается из Токио завтра ночью, — заговорил Барксдейл, которому давно не терпелось оправдать свое участие во встрече. — Из телефонного разговора с ним я понял, что все идет своим чередом. По пути в Японию он остановился в Европе, и выяснилось, что к сделке проявляют большой интерес несколько французских и итальянских банков. К немцам мы решили не обращаться, слишком уж они консервативны. Не обижайтесь. — Барксдейл взглянул на Прауша. — День-другой понадобится банкам на то, чтобы пройтись по цифрам, подготовленным мистером Фэлконом, но вообще-то Борман, основываясь на своих европейских встречах, считает, что двадцать миллиардов или около того в долг нам дадут. Тринадцать миллиардов готов выделить, либо сам, либо через свои страховые дочерние компании, Южный Национальный. — Барксдейл покосился на Фэлкона. — Полагаю, к следующей среде мы будем готовы.

— Что ж, прекрасно. — Чеймберс повернулся к Фэлкону: — В таком случае вам с юристами пора приступать к подготовке документов.

Фэлкон кивнул. С его точки зрения, это было бы преждевременно, но возражать он не намерен. Ему нужны пять миллионов и надоел покровительственный тон Чеймберса.

— Фэлкон, копии вашего доклада надо разослать банкам Европы и Японии, заинтересовавшимся нашим проектом. Список я передам вам, как только мы здесь закончим. — Барксдейл откашлялся. — Вам следует подготовиться к разговору с ними. Растолковать, если надо, все, вплоть до последней цифры. Ближайшие несколько дней придется попотеть. — Барксдейл старался говорить внушительно, но на Чеймберса это не производило ни малейшего впечатления.

— Ничего страшного. Такая работа мне даже нравится. — Фэлкон посмотрел на Чеймберса. Тот сверлил его взглядом, словно пытаясь проникнуть в самый мозг. Что-то демоническое было в его облике.

— Я свяжусь с «Данлоп и Лейтем», — вновь заговорил Барксдейл, — и предупрежу, что завтра утром вы первым делом направляетесь к ним и начинаете готовить проекты документов. — Барксдейл пристукнул по крышке стола. — Они уже две недели, как в низком старте.

— А вы уверены, что конфиденциальность не будет нарушена? — с сомнением осведомился Чеймберс.

— Совершенно уверен. Мы давно работаем с ними. Им можно доверять.

— Ладно.

— Надо еще кое-что обсудить, — сказал Фэлкон.

— Ну, что там? — нетерпеливо бросил Чеймберс.

— Федеральная резервная система. Точнее говоря, ее директор, Картер Филипелли.

— А что нам до Филипелли? — поморщился Чеймберс.

— А то, что если Филипелли хоть краем уха услышит об этом проекте, он сразу перекроет нам кислород. Как директор ФРС, он располагает для этого всеми возможностями. Мало того, что Филипелли может потащить Южный Национальный в суд за нарушение кредитного законодательства, в его распоряжении есть множество других вариантов, как насолить нам.

Чеймберс нетерпеливо отмахнулся — так, словно сказанное Фэлконом вообще не имело отношения к делу.

— Есть еще что-нибудь существенное, что, по-вашему, нам следовало бы знать про «Пенн-мар»?

Фэлкон откинулся на спинку стула и улыбнулся. Ну и хрен с ним. ФРС прижмет их, в этом нет сомнений, вопрос только в том, когда? Но если Чеймберс не хочет слушать, что ему говорят, ладно, дело его.

— Ну что сказать? «Пенн-мар» — не самое безопасное место для управленцев высшего звена. Особенно, если вы занимаете пост старшего вице-президента, отвечающего за управленческие вопросы. — Фэлкон со смехом потянулся.

— Это еще как понимать? — Чеймберс подался вперед.

Фэлкону показалось, что в тоне его появилось напряжение.

— Уверен, это простое совпадение, но два последних вице-президента погибли в прошлом году один за другим. И оба — при странных обстоятельствах.

— Дальше. — Чеймберс захлопнул лежавший перед ним буклет.

— Первого из них звали Тим Уэст, около года назад он погиб в страшной автокатастрофе в Толедо, Огайо.

— Печально, но что, собственно, в этом странного?

— Это произошло ночью, в июне. Машина на большой скорости спускалась с холма, у подножия которого был довольно крутой поворот, и Уэст не вписался в него. Машина перевернулась.

— И опять-таки не вижу...

— Когда прибыла полиция, — не обращая внимания на Чеймберса, продолжал Фэлкон, — обнаружилось, что старина Том все еще пристегнут к водительскому месту ремнями безопасности. Вокруг полно крови. И на заднем сиденье тоже. Возникает, однако, вопрос. Кровь, правда, к этому времени засохла, но сначала пролилась на пол, под сиденье. Между тем, машина перевернулась вверх дном. Ясно, что мистер Уэст скончался от удара, а потом кто-то вернул тело в машину. Полиция, впрочем, так никого и не обнаружила. Назвали все это несчастным случаем, но это вовсе не так.

— И откуда все это вам известно? — осведомился Барксдейл.

— В Интернете откопал. А про кровь мне рассказал один славный детектив из управления полиции Толедо. Позвонил-то я туда, просто чтобы отвлечься. Сидишь, сидишь за компьютером, скучно становится, вот и хочется перерыв сделать. Ничего такого особенного выведывать я не собирался. Но копы из маленьких городов порой весьма откровенны, особенно если умеешь задавать вопросы.

— Вы вроде говорили о двух жертвах, — заметил Чеймберс.

— Другой вице-президент был убит недавно в городке Темпранс, штат Мичиган, как раз на границе с Огайо и совсем недалеко от Толедо. Его звали Джереми Кейс, и он сменил на посту вице-президента Тома Уэста. Обстоятельства этой смерти еще более загадочны, чем в первом случае. Кейс — правоверный прихожанин. Если он не на работе, то в церкви, с женой и двумя детьми, типично американскими детьми. А нашли его мертвым в крохотном скверике, рядом с телом какого-то араба. Тут же валялись два пистолета и фотографии какой-то голой девицы. Выглядит все так, словно двое мужчин убили друг друга из-за женщины, но это никак не сходится с обликом и всей биографией Кейса. Примерного отца семейства, человека, всеми в округе любимого, убивают глубокой ночью, в часе езды от дома. Бред. Имя араба выяснить так и не удалось, как, впрочем, и имя женщины с фотографий. Все это тоже есть в Интернете. Странно, не так ли?

Чеймберс промолчал. Не сводя глаз, он смотрел на Фэлкона. Но, сохраняя непроницаемое выражение лица, Чеймберс последними словами клял про себя Грэнвилла Уинтропа.

Предзакатное солнце отбрасывало длинные тени на тротуар. Перекинув пиджак через плечо, Фэлкон медленно шел по Восемьдесят второй улице. Какое, в конце концов, ему дело до того, что эти парни так жаждут переплачивать? Это же мечта любого банкира, занимающегося инвестициями. Они плюют на деньги. Просто им любой ценой нужна эта компания. Но почему? Что в ней особенного?

«Ну вот, — засмеялся Фэлкон, — опять я за свое. Последуй совету Чеймберса. Не задавай лишних вопросов, будь просто наемной рабочей лошадкой. Заработаешь свои пять миллионов и заставишь Грэнвилла позеленеть от зависти. Как только о тендере объявят официально, о нем заговорят газеты и твое имя, как ведущего банкира, станет известно всей стране. Грэнвилл велит кому-нибудь представить ему документы и, когда увидит, что гонорар составляет 50 миллионов долларов, до потолка взлетит. Он вспомнит ту встречу вечером в Гарвардском клубе и пожалеет, что отклонил твое предложение. Пожалеет, что не отвечал на звонки. Даже если дело только в деньгах, он пожалеет, что они проплыли мимо него. А что за кусок дерьма этот Чеймберс! Даже не поблагодарил за таблетки, а ведь мог задохнуться».

Фэлкон поднял голову. У входа в его подъезд, прислонившись к стене, стояла Дженни Кейгл в легком летнем платье, едва доходившем до середины бедер. Осиной талией, наподобие Алексис, она похвастать не могла, но Фэлкон вдруг подумал, что, пожалуй, ему больше нравятся ее пышные формы. Память вернула его к той ночи, которую они провели в гостинице «Времена года». Дженни была бесподобна.

Увидев приближающегося Фэлкона — галстук ослаблен, пиджак перекинут через плечо, на глазах модные солнцезащитные очки, — Дженни улыбнулась и быстро пошла ему навстречу.

— Извините, что так разговаривала по телефону. — Она мягко прикоснулась к его ладони. — И вообще за то, как вела себя все это время.

Фэлкон немедленно подхватил протянутую оливковую ветвь.

— Это мне следовало бы извиняться.

Они стояли, глядя друг на друга и не зная, что сказать. Дженни первой отвела взгляд.

— На что ж, пожалуй, пойду. А то еще Алексис появится, не хочу ставить вас в неловкое положение.

— Нет, — покачал головой Фэлкон, — она в Коннектикуте, вернется только вечером. Даже ночью.

«Не надо было говорить этого, — подумал Фэлкон. — Следовало бы просто попрощаться и нырнуть в подъезд. Перемирие заключено. Они снова друзья. Тут бы и остановиться».

Дженни подняла голову и лукаво посмотрела на него:

— Может, по стакану пива? Просто по стаканчику холодного пива после долгой, тяжелой недели, чтобы закрепить возникшее взаимопонимание. Пошли, не пожалеете.

— У меня еще полно работы.

Вообще-то никакой работы у Фэлкона сейчас не было. Корреспонденция достигнет банков Европы и Японии не ранее второй половины завтрашнего дня, далее, тамошним банкирам понадобится по меньшей мере день, чтобы изучить ее, то есть они будут готовы к переговорам самое раннее к полудню воскресенья. У «Данлоп и Лейтем» ему раньше десяти утра завтра делать нечего, да и готовиться к этой встрече незачем.

— Всего стаканчик. У меня горло пересохло. — Дженни капризно надула губы.

Стало быть, долго злиться на него она не в состоянии. Фэлкон снял очки и широко улыбнулся.

— Пошли.

— Отлично. — Дженни взяла его под руку и мягко потянула дальше, к югу, по Восемьдесят второй. — Мне одна секретарша с работы говорила, что недавно открылся один славный мексиканский ресторанчик. Он вроде где-то здесь, рядом.

— У меня другое предложение, — остановил ее Фэлкон.

В бильярдной «У Мэнни» было полутемно и таинственно. Сидя у стойки, Дженни обернулась и посмотрела в сторону входа. Единственное окно рядом с дверью было плотно занавешено, так, чтобы в этот крохотный уголок Трентона не проникал яркий солнечный свет.

Дженни откинула волосы назад. На голове у нее творится черт знает что, это ясно. Но ясно и то, что, если есть хоть малейшая возможность, она не воспользуется пыльным треснувшим зеркалом здешнего туалета, который и сам по себе производит устрашающее впечатление. Разве что если у входа выставить вооруженную охрану.

Пятьдесят миль от Манхэттена до Трентона Фэлкон покрыл, казалось, за считанные минуты, лихо, как в видеоигре, обгоняя другие машины. Наверное, хотел напугать Дженни, но если так, у него ничего не получилось. Она и сама любила быструю езду. И по тому, как Фэлкон орудует рулем и чаще использует рычаг переключения скоростей, чем тормоза, Дженни сразу поняла, что водит он отлично. Заметила она и то, что Фэлкон ни разу не остановился, чтобы спросить, как проехать к бару, будто знает его с пеленок.

— Что будем пить, малышка? — фамильярно спросил бармен, перекрывая грохот музыки, несущейся из усилителей, установленных под потолком. Этот широкоплечий крупный мужчина с волосатыми руками откровенно разглядывал полуобнаженную грудь Дженни и плотоядно улыбался. Женщина здесь явно чужая, слишком хорошо одета для «Мэнни», — подумал бармен, вовсе не собираясь облегчать ее положения.

— Как насчет доброго, хорошо выдержанного траха? — Дженни соблазнительно провела длинными ногтями по деревянной стойке и остановилась у толстых пальцев бармена.

Он выпрямился и откашлялся. Так, стало быть, голыми руками ее не возьмешь. А еще хуже то, что он не знает, как делается этот коктейль.

Дженни побарабанила пальцами по стойке. Она видела, что ей удалось смутить этого типа.

— Насколько я понимаю, вам даже неизвестно, что такое добрый, хорошо выдержанный трах? — Заметив на пальце бармена обручальное кольцо, Дженни усмехнулась. Скорее всего, жена его подпишется под этими словами.

— Пиво и еще раз пиво — вот что у нас пьют. — Бармену уже не терпелось избавиться от этой особы. Он сразу понял, что ему с ней не справиться, только посмешищем тебя выставит.

— Что ж, пусть так. Как насчет пива?

— Вот так заказ, — насмешливо бросил бармен. — А поточнее нельзя?

— «Хайнекен».

— У нас только свое, — покачал головой бармен. — «Бадвайзер» или «Миллер».

— Отлично. Мне «Бадвайзер».

Бармен отошел к холодильнику.

Дженни медленно повернулась на вращающемся стуле с клеенчатым сиденьем. Эндрю, склонившись над бильярдным столом в самом дальнем углу этого занюханного заведения, тщательно примеривался к сложному удару. Шар покатился через весь стол, краем задел восьмой, который попал в угловую лузу, и вернулся на самую середину.

Противник Фэлкона, молодой человек, точнее, парнишка — на вид Дженни дала ему не больше шестнадцати, — в футболке и темных джинсах, мрачно покачал головой, поставил кий на стойку и вытащил из кармана пачку «Мальборо». Закурив, он вернул пачку на место, открыл бумажник, прикрепленный к дырочке ремня уродливой серебряной цепочкой, швырнул несколько купюр на зеленое сукно и отошел от стола. Фэлкон сгреб деньги и, ухмыляясь, пересчитал их. Покончив с этим, он положил деньги в кожаный бумажник и направился к Дженни.

— Ну и сколько же вы вытащили из этого бедного мальчика, Эндрю?

— Бедный мальчик? — Усаживаясь рядом с Дженни, Фэлкон недовольно поморщился. — Хорошо сказано. Нет, это отнюдь не мальчик. Досье на него в полиции будет подлиннее твоих ног. Но коли хочешь знать, то пожалуйста — я выиграл восемьдесят долларов.

— Он, похоже, решил, что вы легкая добыча.

— Думаешь, я надул его? — криво усмехнулся Фэлкон.

— Не думаю, а знаю. Своими глазами видела.

— В этом районе Трентона, — пожал плечами Фэлкон, — надо держать ухо востро. Он сам предложил сыграть.

— Ну да, ему явно понравилось, как, разминаясь, вы мажете шар за шаром.

— Неплохо, верно? — Фэлкон расплылся в улыбке. — Но купился он не на это. Первую партию мы играли по двадцать долларов, и я проиграл самую малость. Вот столько. — Фэлкон слегка раздвинул большой и указательный пальцы. — Это и заставило его предложить сыграть вторую по сотне.

— Ну что ж, если вы такой классный игрок, может, поучите начинающего?

— Не стоит. — Фэлкон покачал головой и допил пиво.

— Да ладно вам. — На Дженни начинал действовать алкоголь, и ей не хотелось уходить, а Фэлкон уже вроде засобирался. — Ну пожалуйста. — Дженни соблазнительно улыбнулась и подмигнула ему.

Фэлкон недовольно поморщился и поставил стакан на стойку.

— Ну ладно, только недолго, возвращаться пора.

Они подошли к ближайшему столу, Фэлкон построил пирамиду и показал Дженни, как держать кий.

— Ничего, сама справлюсь.

— Да ну? — Фэлкон подозрительно посмотрел на Дженни.

— Кий держать я умею. Вопрос лишь в том, какова ставка. — Она склонилась над столом и примерилась к кию.

— Да брось ты, Дженни, что за ерунда? — Фэлкону не понравилось, что кий так легко скользит у нее между пальцами.

— Думаете, буду промахиваться?

— Может, немного ты и умеешь играть, но со мной тебе не справиться. Только деньги на ветер выбросишь.

— Как насчет восьмидесяти долларов, которые вы выиграли у этого малыша?

— Дженни, не надо.

— Да или нет?

— Нет.

— Боитесь? — Дженни знала, что простейший способ завести мужчину — усомниться в его мужественности. У нее было два старших брата — странно, что Фэлкон о них не спрашивает, — они-то и научили ее играть на бильярде.

— А старшие братья у тебя есть? — осведомился он.

— Нет.

Фэлкон пристально посмотрел на Дженни, смутно ощущая: что-то здесь не так. Он знал, что бильярдная — не то место, где тебе честно отвечают на вопросы, и Дженни Кейгл не исключение. Сладкая, чудесная Дженни Кейгл.

— Ну что ж, будь по-твоему, — кивнул он. — Восемьдесят долларов. Разбивай.

Игра не затянулась. Меньше чем за пять минут Дженни уложила в лузы все восемь шаров. Неторопливо подойдя к Фэлкону, она взяла у него четыре двадцатидолларовые купюры.

— Вы говорили что-то об этом районе Трентона, мол, ухо востро держать надо и все такое прочее. — Дженни подмигнула ему и, покачивая бедрами, двинулась к двери.

Фэлкон посмотрел ей вслед. Да, молоток, другого слова не подберешь. Как это однажды сказал ему Грэнвилл Уинтроп, когда он гостил у него в поместье? «Когда покончите с красивыми куколками вроде той, что спит сейчас наверху, найдите себе что-нибудь настоящее».

Фэлкон взглянул на бармена. Перегнувшись через стойку, тот ловил последние лучи заходящего солнца, проникающие сквозь платье Дженни.

— Эй, Фредди, чего вылупился?

Фредди покорно поднял руки, давая понять, что ни на что не претендует.

— Ладно, передавай привет матери.

Тот молча кивнул.

Не отрываясь друг от друга, они протиснулись в крохотный номер здешней гостиницы. Кончик языка Дженни бродил у него по нёбу, длинные ногти трепали волосы. Фэлкон повернулся и запер дверь, для чего ему пришлось на мгновение освободиться. Ее язык и губы передвинулись в сторону шеи, и Фэлкон почувствовал, как она расстегивает ему рубаху. Пальцы Дженни заскользили от груди вниз, к пупку и назад. Фэлкон ощутил боль в паху. Он стоит в полутемной комнате, откинув голову назад, и наслаждается творимым ею чудом. От Алексис ничего подобного не дождешься. Она просто ничего этого не умеет, а учиться не хочет.

Дженни положила Фэлкону ладони на плечи. Через миг пиджак и рубашка полетели на пол. Она прижалась к нему и начала покусывать грудь и живот. Язычок ее описывал крохотные круги на тугой коже Фэлкона.

— О Дженни!

— Ну как? — тяжело дыша, спросила она.

— Сама знаешь, — так же задыхаясь, пробормотал Фэлкон.

Она опустилась перед ним на колени. Секунда-другая, и брюки его поползли вниз. К бедрам Фэлкона прикоснулись ее губы, и их прохладная влажность разом произвела свое действие. Стянув с него трусы, Дженни заработала губами.

Руки и губы ее работали в унисон — и Фэлкон опасался, что вот-вот кончит, а ему этого не хотелось. Он поднял Дженни на ноги и прижал ее, еще не снявшую платья, к стене.

— М-м-м... — Фэлкон приник губами к ее нежной шее, и Дженни застонала. Ладони его скользнули под свободное летнее платье, сомкнулись на ягодицах, зубы впились в шею.

— О Господи, Эндрю, ты же знаешь... ты же помнишь, как я люблю... сильнее... сильнее.

— Да... — Он стянул с нее платье, оно мягко скользнуло на пол, а Фэлкон снова впился в губы Дженни. Развернул лицом к стене. Снял бюстгальтер, сорвал трусы, отшвырнул в сторону. — Не волнуйся, новые куплю, — прошептал он ей прямо на ухо.

— Да наплевать мне. Главное — продолжай, не останавливайся. — Дыхание ее участилось. — Не останавливайся. — Дженни подвинулась немного, чтобы ему было удобнее, встала на цыпочки, приподняла ягодицы, и они соединились.

Господи, как хорошо, неправдоподобно хорошо! Почему с ней совсем не так, как с другими. Плоть растворяется в плоти. Вот и все. А больше ничего и не надо. Почему с Дженни гораздо лучше, чем с Алексис?

— Ну же, Эндрю, живее! Вперед!

Он вдруг оторвался, потащил ее на кровать, оказался сверху, и через несколько секунд она уже извивалась в безудержном оргазме. Наконец Дженни пронзительно вскрикнула и откатилась в сторону. Сил у нее больше не было. Но Фэлкон снова навалился на нее, снова проник внутрь. Она замкнула ему языком рот. Мгновение спустя исчерпал себя до конца и Фэлкон.

Дженни умиротворенно лежала под простынями, положив голову на грудь Эндрю, и мягко поглаживала его по бедру, пока он то забывался коротким сном, то просыпался. Они занимались любовными играми уже два часа, и это были первые спокойные пять минут.

— Ну как ты, все в порядке?

Он рассмеялся и тут же почувствовал боль в груди.

— Черта с два в порядке. Вот-вот инфаркт хватит.

— Ну и хорошо. — Дженни поцеловала его в грудь.

Они помолчали.

— Эндрю?

— Да?

— А с ней у тебя так же?

— Нет. — Голос его был едва слышен. Вот он — момент истины.

Дженни погладила его по щеке.

— Неплохо устроился, а? Две женщины к твоим услугам в любой момент. Несправедливо как-то.

— Дженни...

Она прижала палец к его губам.

— Не говори ничего. Мне же самой хотелось этого. Тебе понравилось?

— Конечно.

— В таком случае, давай продолжим. И ни о чем не беспокойся, на работе все будет, как положено. Никто ничего не узнает. Обещаю. И дурацких сцен тоже больше не будет. — Дженни помолчала. — Но придется заплатить. — Ее лицо приняло строгое выражение.

— Как прикажешь понимать это?

— А так, что мне хотелось бы занимать чуть-чуть больше места в твоей жизни, чем сейчас.

— То есть? — Эндрю вдруг подивился, как это Дженни вдруг стала все понимать.

— Предлагаю договор. Я — твоя, когда захочешь, но взамен мы беседуем хоть раз в день. Если тебя нет в городе или на месте, ты звонишь мне. А когда ты на службе, я раз в день захожу к тебе в кабинет и мы болтаем. Скажем, десять минут. Разве это так трудно?

— Совсем не трудно. — Фэлкон с улыбкой покачал головой. — Во всяком случае, надеюсь, это мы организуем.

— И еще одно. Мне надо больше знать о тебе. Никогда в жизни не встречала более загадочного мужчины. Ты о себе и словом не обмолвишься. — Дженни снова поцеловала его в грудь.

— Наверное, тут все дело в моей работе. Это она меня таким сделала. К тому же, по правде говоря, и рассказывать особенно нечего. Я человек довольно скучный.

— Об этом позволь судить мне.

— Ладно, договорились. Если ты находишь меня интересным, задавай вопросы. Вперед. Действуй.

Дженни поудобнее устроилась у него на груди и, скользнув ладонью между ног, почувствовала, как сразу напряглись у него мышцы живота.

— Что ж, для начала отчего бы тебе не рассказать о деле, над которым ты так кропотливо трудишься последнее время?