Глава 1
Я смотрел на своего друга и видел перед собой человека, который меня предал, обманул и ограбил. Ужасно неприятно. Хуже не бывает.
Джоди Лидс глядел на меня, все еще улыбаясь, все еще не веря.
— Чего-чего?
— Я забираю своих лошадей, — повторил я.
— Но... но я же твой тренер! — ошеломленно воскликнул он. Весь его тон и выражение лица говорили о том, что порядочные владельцы лошадей своих тренеров не бросают. — Это просто невозможно! Только психи или бессердечные скупердяи таскают своих лошадей из конюшни в конюшню, а я ведь не был ни тем ни другим...
Мы стояли перед весовой ипподрома в Сэндаун-парке, и мимо нас поспешно проходили жокеи с седлами и номерами в руках, торопясь на очередной заезд. Было холодно и ветрено. Джоди ежился в своей дубленке и время от времени встряхивал непокрытой головой. Прямые каштановые волосы падали ему на лицо тонкими прядками, и Джоди раздраженно откидывал их назад.
— Да ты что, Стивен? — сказал он. — Не валяй дурака!
— Я серьезно.
Джоди. Невысокий, крепенький, двадцати восьми лет от роду, очень трудолюбивый, очень умный, толковый и пользующийся большой популярностью. Он был постоянным моим советником с тех пор, как я три года тому назад впервые начал держать лошадей. И с самого начала он с дружелюбной улыбкой обдирал меня как липку.
— Ты с ума сошел! — сказал Джоди. — Я же принес тебе победу!
Мы и в самом деле стояли на лужайке, где расседлывают победителей. Улыбающийся жокей только что спрыгнул с Энерджайза, моего последнего приобретения, самого лучшего из моих стиплеров, и теперь Энерджайз рыл землю копытом и гордо встряхивал головой, принимая как должное восторги толпы.
Выигранная им скачка была не особенно значительной, но то, как он ее выиграл, было достойно звезды экстракласса. Когда я увидел, как он мчится в гору к финишному столбу, точно темно-гнедая стрела, я ощутил непривычный прилив радости, восторга... быть может, даже любви. Энерджайз был красив, отважен и переполнен волей к победе. И именно потому, что он выиграл, и выиграл так блестяще, я наконец решился открыто порвать с Джоди.
Хотя, наверно, следовало бы выбрать более удачное место и время...
— Это ведь я купил для тебя Энерджайза на аукционе! — сказал Джоди.
— Я знаю.
— И всех прочих твоих лошадей, которые брали призы.
— Да.
— Это из-за тебя мне пришлось переехать в новые, более просторные конюшни! Я коротко кивнул.
— Ты... ты просто не можешь бросить меня сейчас! Ошеломленность уступила место гневу. В ярко-голубых глазах вспыхнул воинственный блеск, лицо закаменело.
— Я забираю лошадей, — повторил я. — И начну с Энерджайза. Можешь оставить его здесь.
— Ты с ума сошел!
— Нет.
— И куда же ты его в таком случае отправишь? На самом деле, я не знал. Потому сказал просто:
— Я все устрою. Оставь его в конюшне и отправляйся домой без него.
— Ты не имеешь права! — взорвался он. — Дерьмо вонючее!
Право я имел. Он это знал, и я тоже. Любой владелец имеет право в любое время отказаться от услуг тренера, если он им недоволен. Правда, правом этим пользовались крайне редко, но это уже другой вопрос. Джоди весь кипел от ярости.
— Я забираю лошадь с собой, и ничто меня не остановит!
Именно его настойчивость окончательно убедила меня, что позволять ему это делать не следует. Я решительно покачал головой. И сказал:
— Нет, Джоди. Лошадь останется здесь.
— Через мой труп!
Пока что Джоди был более чем жив. Он готов был ринуться в драку.
— Отныне и впредь, — сказал я, — я отменяю твое право действовать от моего имени. Прямо отсюда я пойду в весовую и сообщу об этом всем официальным лицам, которым следует это знать.
Он уставился на меня исподлобья.
— Ты мне должен! — сказал он. — Ты не можешь забрать своих лошадей, пока не заплатишь!
Я каждый месяц аккуратно оплачивал присылаемые им счета, так что должен я ему был только за последние несколько недель. Я достал из кармана чековую книжку и снял колпачок с ручки.
— Прямо сейчас и выпишу чек.
— Черта с два!
Он вырвал у меня из рук всю чековую книжку, разодрал ее пополам и перебросил через плечо. Обрывки чеков тут же разлетелись по ветру. Люди начали изумленно оборачиваться в нашу сторону, репортеры резко оживились. Если бы я хотел, чтобы о нашей ссоре знали все, я не мог бы найти более подходящего места. А ссора постепенно приобретала характер сенсационного скандала.
Джоди огляделся. На глаза ему попались люди с блокнотами. Он увидел в них своих союзников.
Он решил сделать мне пакость.
— Ты об этом пожалеешь! — воскликнул он. — Я тебя в порошок сотру!
Куда и делась вся его улыбчивость и дружелюбие, которым он лучился всего минут пять тому назад! Даже если я отступлю и извинюсь, прежних связей уже не восстановить. Доверие разбилось, как Шалтай-Болтай, и его уже не собрать.
Его яростное сопротивление заставило меня зайти дальше, чем я намеревался. Впрочем, цель моя осталась прежней, хотя для того, чтобы ее достичь, придется приложить больше усилий...
— Как бы то ни было, — сказал я, — мои лошади у тебя не останутся.
— Ты меня разоришь! — возопил Джоди. Репортеры придвинулись на пару шагов. Джоди покосился на них. Лицо его злобно исказилось.
— Вам, проклятым богатеям, все равно, что будет с простым человеком!
Я резко развернулся, ушел в весовую и исполнил свое обещание: официально отказался от его услуг тренера. Я подписал документы, лишающие его права действовать от моего имени, и на всякий случай добавил к ним еще записку, в которой специально подчеркивалось, что я недвусмысленно запретил ему увозить Энерджайза из Сэндаун-парка. Никто не отрицал, что у меня есть такое право, но чувствовалось, что к человеку, который так внезапно и решительно отказался от услуг тренера, десять минут назад принесшего ему очередной приз, относятся весьма прохладно.
Я не стал им говорить, что мне, чайнику, потребовалось очень много времени, чтобы посмотреть фактам в лицо и понять, что меня надувают. Я не стал рассказывать, как отметал в сторону первые подозрения, считая их недостойными нашей дружбы, как я изо всех сил старался оправдать Джоди, пока у меня не осталось никаких сомнений.
Я не стал говорить, что одной из причин моей непреклонности было то, как именно Джоди среагировал на мое заявление, что я забираю лошадей.
Он ни тогда, ни потом не задал одного, самого естественного вопроса.
Он не спросил, почему я это делаю.
* * *
Когда я вышел из весовой, ни Джоди, ни репортеров на прежнем месте уже не было. Зрители торопились к трибунам, смотреть главную скачку дня, и даже распорядители, с которыми я только что имел дело, поспешно направились туда же.
Мне не хотелось смотреть скачку. Я решил вместо этого сходить к ипподромной конюшне и сказать сторожу, чтобы он ни в коем случае не позволял уводить Энерджайза. Но, поскольку сторож сидел у конюшни в основном для того, чтобы не пускать внутрь всяких подозрительных чужаков, а не затем, чтобы мешать кому-то выводить оттуда лошадей, я не был уверен, что от него будет какая-то польза, даже если он и согласится помочь.
Сторож сидел у себя в будке. Человек средних лет, крепкий, коренастый, в темно-синей форме с медными пуговицами. На стенах висели какие-то списки, приколотые к специальным дощечкам, электрокамин вел безнадежную битву с декабрьским холодом.
— Извините, — сказал я, — я хотел бы узнать насчет лошади...
— Сюда нельзя! — перебил сторож начальственным тоном. — Владельцам без тренеров входить не положено!
— Я знаю, — сказал я. — Я просто хотел предупредить, чтобы мою лошадь не увозили.
— Это какую?
Ему явно нравилось перебивать и одергивать, как и многим людям, наделенным мелкой властью. Он принялся дышать на замерзшие руки, глядя на меня без малейшей любезности.
— Энерджайза, — ответил я.
Он поджал губы и задумался, стоит ли отвечать. Видимо, никаких причин не отвечать не было, кроме врожденного нежелания кому-то помогать, потому что в конце концов он неохотно ответил:
— Это черный такой, которого Лидс тренирует?
— Да.
— Так его уже увезли, — сказал сторож.
— Увезли?!
— Ну да. Конюх его увел, пару минут тому назад. — Он дернул головой в сторону дорожки, ведущей к стоянке фургонов для перевозки лошадей. — И Лидс с ним был. Я так думаю, что они уже уехали.
Эта мысль его, похоже, порадовала, потому что он улыбнулся.
Я оставил его с его кислым удовлетворением и бегом помчался по дорожке. Она вела через кусты и выходила на засыпанную гравием площадку, где как попало стояли десятки фургонов.
Фургон Джоди был бежевый, с алыми полосами по бокам. И он уже сдвинулся со своего места и разворачивался, чтобы проехать к воротам.
Я осторожно положил на землю свой бинокль и припустился бегом. Пробежал первый ряд машин, выскочил в проход и увидел, что фургон Джоди уже почти развернулся ярдах в тридцати от меня и едет прямо в мою сторону.
Я встал у него на пути и замахал руками, приказывая шоферу остановиться.
Шофер меня знал достаточно хорошо. Звали его Энди-Фред. Он регулярно возил моих лошадей. Я видел его лицо, напряженное и испуганное. Он принялся лихорадочно жать на гудок.
Я не обратил внимания на гудки, уверенный, что он остановится. По одну сторону от нас был высокий деревянный забор, а по другую — ряды фургонов. Через пару секунд я понял, что Энди-Фред, видимо, забыл, для чего существуют тормоза, и мне пришло в голову, что, возможно, Энерджайза увезут не через труп Джоди, а через мой собственный.
И все же я не двинулся с места, скованный не столько страхом, сколько яростью.
Слава богу, у Энди-Фреда нервы не выдержали первыми, но в самое последнее мгновение. Он крутанул баранку, когда массивная решетка радиатора была уже футах в шести от моей груди и рев дизеля громом гремел у меня в ушах.
Тормозить было поздно. Свернув, он врезался прямо в кабину одного из фургонов. Раздался визг тормозов, скрежет металла, и дверцы кабин обоих фургонов сцепились намертво. Во все стороны полетели бритвенно-острые осколки стекла. Мотор захлебнулся и заглох.
Бампер фургона Джоди меня миновал, но гладкое крыло все же зацепило меня, когда я запоздало отскочил. Я отлетел в сторону, врезался в забор и некоторое время лежал, переводя дух.
Энди-Фред, живой и невредимый, выскочил из непострадавшей дверцы своей кабины и бросился ко мне со смешанным чувством страха, ярости и облегчения.
— Ты, блин, соображаешь, что ты делаешь? — заорал он.
— Почему... — с трудом выдавил я, — почему ты не остановился?
Похоже, он меня не услышал. Во всяком случае, не ответил. Вместо этого он обернулся навстречу разъяренному Джоди, который мчался к нам вдоль фургонов, с той же стороны, откуда появился я.
Когда Джоди увидел разбитую машину, его буквально затрясло, и он принялся поливать Энди-Фреда руганью.
— Недоумок! — вопил он. — Мать твою так...
— А чего мне было делать? — орал в ответ шоферюга. — Он у меня прямо на дороге стоял!
— Я ж тебе сказал, чтоб ты не останавливался!
— Я бы его задавил!
— Не задавил бы!
— А я те говорю, задавил бы! Он стоял прямо на дороге! Стоял, и все!
— Если бы ты не остановился, он бы отскочил! Недоумок! Идиот! Ты только погляди, что ты натворил, мать твою...
Они кричали на всю стоянку. Издалека доносился усиленный репродукторами голос комментатора, рассказывающего о ходе стипль-чеза. За забором, на Гилдфордском шоссе, ведущем в Лондон, гудели машины. Я неловко поднялся с холодного гравия и прислонился к некрашеному забору.
Я ничего себе не сломал. Дыхание постепенно восстанавливалось. Единственный ущерб — это что с моего пальто оторвались все пуговицы. На том месте, где они были пришиты, красовался ряд прямоугольных дырочек — пуговицы отлетели с мясом. Я поглядел на них — и понял, что мне сильно повезло.
Энди-Фред во всю глотку объяснял Джоди, что он, Энди-Фред, не собирается никого убивать, чтобы угодить ему, Джоди.
— Ты уволен! — проорал Джоди.
— Ну и ладно!
Энди-Фред шагнул назад, посмотрел на помятый фургон, взглянул на меня, потом на Джоди, придвинулся поближе к нему и снова рявкнул:
— Ну и ладно!
И, не оглядываясь, ушел в сторону конюшен. Теперь внимание и ярость Джоди резко переключились на меня. Он решительно шагнул в мою сторону и завопил:
— Я на тебя за это в суд подам!
— Почему бы тебе не посмотреть, в порядке ли лошадь? — спросил я вместо ответа.
Я говорил достаточно тихо, и Джоди, успевший за сегодняшний день привыкнуть к крику, меня не услышал.
— Чего?
— Энерджайз! — сказал я, уже громче. — С ним все в порядке?
Джоди глянул на меня с горячей ненавистью и бросился к фургону. Я последовал за ним, хотя и медленнее. Джоди отворил дверцу, предназначенную для конюха, подтянулся и забрался внутрь, я — следом.
Энерджайз стоял, дрожа с головы до ног, и дико косил глазом. Джоди погрузил его в фургон, когда он еще не успел остыть после скачки и был совершенно не готов к перевозке; а это столкновение окончательно его доконало. Но тем не менее он удержался на ногах. Джоди с тревогой осмотрел его, но никаких повреждений не нашел.
— Если бы он покалечился, то по твоей вине! — с горечью бросил он.
— Нет, по твоей.
Мы смотрели друг другу в лицо в тесном фургоне, тихом оазисе, защищенном от ветра.
— Ты меня обворовывал, — сказал я. — Я сперва не хотел верить. Но впредь... Больше я не дам тебе возможности это делать.
— Ты ничего не докажешь!
— Быть может. Быть может, я и пробовать не стану. Быть может, я просто буду считать все, что я потерял, ценой собственной глупости. Мне не следовало слишком доверяться тебе.
— Я так много для тебя сделал! — негодующе сказал Джоди.
— И так много из меня вытянул...
— А ты чего ждал? Тренеры работают не из любви к искусству!
— Не все тренеры делают то, что делал ты.
В его глазах внезапно появилась задумчивость.
— Ну, и что же я такого сделал? — осведомился он.
— Ты сам знаешь, — сказал я. — Ты даже не попытался отрицать, что надувал меня.
— Слушай, Стивен, ты прямо как с луны свалился! Ну ладно, может, я и подделал пару счетов. Если ты насчет того, что я тогда слупил с тебя транспортные расходы за перевозку Гермеса в Хейдок, когда скачки были отменены из-за тумана... Ну да, на самом деле я его туда не посылал — он в то утро захромал и не мог участвовать в скачке. Ну, так ведь тренер перехватывает где может. Работа такая. Тебя ведь это не разорило? Что тебе какие-то несчастные тридцать фунтов!
— Что еще? — спросил я.
Джоди явно успокоился. Его голос вновь сделался уверенным и в то же время льстиво-заискивающим.
— Ну... — протянул он. — Если тебя не устраивали суммы, указанные в счетах, что ж ты ко мне-то не обратился? Я бы сразу все уладил. Вовсе незачем было ни с того ни с сего лезть в бутылку.
«Ого!» — подумал я. Мне даже не приходило в голову проверить все статьи в ежемесячных счетах Джоди. А ведь каждая из них могла увеличивать общую сумму... Даже когда я был уверен, что Джоди меня обворовывает, я не подозревал, что это делается так просто.
— Что еще? — спросил я.
Он на миг отвел взгляд, потом, видимо, решил, что я все равно не могу знать всего.
— Ну ладно, ладно! — сказал он так, словно это признание было верхом великодушия. — Ты насчет Раймонда, что ли?
— В том числе.
Джоди виновато кивнул.
— Да, тут я, пожалуй, перегнул палку — брал с тебя за его работу дважды в неделю, хотя иногда он приходил только раз в неделю...
— А иногда и вообще не приходил.
— Ну что ты! — протестующе воскликнул Джоди. — Хотя... ну да, было дело... пару раз...
Жокей Раймонд Чайльд ездил на всех моих стиплерах на скачках и время от времени по утрам приезжал за пятьдесят миль на конюшню к Джоди, чтобы потренировать их в прыжках через препятствия. Джоди платил ему за работу и оплачивал расходы на дорогу и добавлял все это к моему счету. Весь июль он регулярно присылал мне счета за тренировки два раза в неделю, а недавно я совершенно случайно узнал, что никаких тренировок не было, потому что Раймонд был в отпуске в Испании.
— Ну, подумаешь, десятка тут, десятка там, — убеждал меня Джоди. — Что от тебя, убудет, что ли?
— Лишняя десятка дважды в неделю в течение всего июля — это будет сто фунтов, — заметил я.
— О-о! — Джоди попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривая. — Значит, ты в самом деле проверял...
— А ты как думал?
— Ну, ты ведь такой беспечный! Всегда без вопросов оплачивал все счета...
— Больше не буду.
— Да, конечно... Слушай, Стивен, мне на самом деле очень жаль, что так получилось. Если я дам тебе слово, что никогда больше не буду с тобой мухлевать... Если я пообещаю, что впредь все счета будут точными... Почему бы нам не начать все сначала? Я ведь выиграл для тебя столько призов!
Джоди говорил совершенно серьезно, и раскаяние его казалось абсолютно искренним. Он был уверен, что я предоставлю ему еще один шанс. Галопом от признания к покаянию и к обещанию исправиться, а потом все будет как раньше!
— Поздно, — сказал я.
Это его не обескуражило. Он просто еще больше сделался похож на нашкодившего мальчишку, у которого на рожице написано: «Да, я был очень-очень плохим, но теперь, когда меня застукали, я сделаюсь настоящим ангелочком!»
— Да, я вел себя очень глупо. Но это, наверно, все из-за дополнительных расходов. Я ведь новую конюшню в кредит купил, и выплаты просто грабительские. А ведь я переехал туда только из-за тебя, ты же знаешь!
Ага, значит, это я виноват, что ему пришлось воровать!
— Я ведь предлагал выстроить несколько новых денников в старых конюшнях, — заметил я.
— Нет, это бы не пошло! — торопливо перебил Джоди. На самом деле вся штука в том, что старые конюшни были простыми и скромными, а новые — откровенно роскошными. Во время переезда я еще удивлялся, как это Джоди может себе такое позволить. Теперь-то я знал, как!
— Так что давай считать это предупреждением, ладно? — заискивающе попросил Джоди. — Я не хочу терять твоих лошадей, Стивен. Я тебе откровенно говорю, я их терять не хочу. Мы ведь были добрыми друзьями все это время, верно? Если бы ты только сказал... понимаешь, если бы ты сказал: «Джоди, ты, сволочь такая, чего-то намудрил со счетами!..» Мы бы в момент все утрясли! А ты взорвался вот так, ни с того ни с сего, просто сказал, что забираешь лошадей... да еще после того, как Энерджайз так блестяще выиграл... Естественно, я вышел из себя. Признаюсь, было дело. Я наговорил много такого, чего говорить не следовало. Знаешь ведь, как это бывает, когда человек выйдет из себя.
Он улыбнулся совсем как в старые добрые времена, словно ничего не произошло. Словно мы не стояли в разбитом фургоне рядом со взмыленным и дрожащим Энерджайзом. Словно мое пальто не было разорвано и вымазано в грязи после слишком близкого соприкосновения со смертью.
— Стивен, ты же меня знаешь! — сказал Джоди. — У меня же характер — сущий порох!
Я не спешил отвечать. Джоди принял мое молчание за знак согласия с его объяснениями и извинениями и тут же вернулся к более насущным проблемам.
— Ну вот, для начала надо вывести отсюда нашего приятеля, — он похлопал Энерджайза по крупу. — А пандус опустить нельзя, пока мы не отъедем от той, другой машины. — Джоди задумчиво цыкнул зубом. — Надо попробовать. Почему бы и нет?
Он выпрыгнул наружу и побежал к кабине. Я заглянул в кабину и увидел, как Джоди сел за руль, проверил рычаг передачи и нажал на стартер — решительный, деловой человек, способный разобраться с любой неловкой ситуацией.
Дизель взревел, мотор заработал. Джоди устроился поудобнее и осторожно дал задний ход. Фургон содрогнулся и остался на месте. Джоди надавил на акселератор. Через ветровое стекло я видел, что к нам приближаются двое или трое людей. Лица у них были удивленные и разгневанные. Один из них вдруг бросился бежать к нам, размахивая руками, — классическая реакция человека, который возвращается на стоянку и обнаруживает, что его машина разбита.
Джоди не обратил на него внимания. Фургон раскачивался, разбитый бок кабины со скрежетом терся о помятого соседа. Энерджайз запаниковал.
— Джоди, прекрати! — крикнул я.
Он не обратил на меня внимания. Он еще прибавил оборотов, потом снял ногу с акселератора, потом снова вдавил его в пол. И так несколько раз.
Изнутри машины впечатление было такое, словно фургон раздирают пополам. Энерджайз заржал и принялся рваться с привязи, беспокойно переступая острыми копытами. Я не знал, как успокоить его, и не мог даже подойти поближе, чтобы похлопать лошадь — если это вообще могло его успокоить. Мои отношения с лошадьми всегда сводились к тому, что я любовался на них издалека и угощал морковкой, когда они были надежно привязаны в деннике. Никто не учил меня, что нужно делать с впавшей в истерику лошадью, которая мечется рядом с вами в дергающейся консервной банке.
Еще один жуткий рывок, скрежет — и покалеченные машины наконец расцепились. Машина Джоди, более ничем не удерживаемая, рванулась назад. Энерджайз поскользнулся, присел на задние ноги, я тоже упал на пол. Джоди нажал на тормоза и выпрыгнул из кабины — прямо в объятия троих новоприбывших, один из которых был близок к апоплексии.
Я встал, обобрал с одежды клочки сена и посмотрел на свою четвероногую собственность, дымящуюся, взмыленную, перепуганную насмерть.
— Все в порядке, приятель, — сказал я. Это прозвучало ужасно нелепо. Я улыбнулся, прокашлялся и начал снова:
— Остынь, старина. Худшее уже позади.
Энерджайз, похоже, не услышал. Я стал говорить ему, что он замечательный конь, что он только что блестяще выиграл скачку, что он скоро будет чемпионом и что он мне очень нравится. Я говорил, что скоро его закутают попоной и поставят в стойло где-нибудь поблизости, хотя я еще не знаю, где именно, но непременно договорюсь, и что кто-нибудь даст ему охапку самого дорогого сена и ведро очень дешевой воды и, наверно, еще овса и чего-нибудь такого. Я говорил ему, что очень жаль, но морковки у меня сейчас с собой нет, но в следующий раз я непременно угощу его морковкой.
Через некоторое время эта болтовня его, похоже, успокоила. Я похлопал его по шее. Шкура у него была на ощупь мокрая и очень горячая. Он встряхнул головой и шумно фыркнул влажными черными ноздрями, но косить глазом перестал и дрожать тоже. Я внезапно увидел его новыми глазами: как личность, которая в то же время — лошадь.
Я осознал, что никогда прежде не оставался наедине с лошадью. На самом деле, это странно. Энерджайз ведь был уже двенадцатой принадлежащей мне лошадью. Но владельцы скаковых лошадей обычно заходят к своим питомцам только на минутку и всегда в сопровождении тренера или конюха. А в основном они видятся с лошадьми только в паддоке, на глазах у всего света, да там, где лошадей расседлывают после скачки, снова в толпе друзей и знакомых, которые спешат поздравить победителя. Владельцы, которые сами верхом не ездят, — как я, например, — редко проводят в обществе своих лошадей больше пяти минут подряд.
Сейчас, в этом фургоне, я провел вместе с Энерджайзом больше времени, чем за все пять месяцев, что я им владел.
А у Джоди явно были проблемы. Один из мужчин привел полисмена, и тот что-то деловито писал в своем блокноте. Интересно, свалит ли Джоди вину на меня? Если он все еще надеется, что мои лошади останутся у него, он постарается это замять. Ну, а если он поймет, что я все-таки их забираю, он изойдет ядом! Я, улыбаясь про себя, тихо обсуждал все это с Энерджайзом.
— Сам не знаю, — говорил я ему, — почему я до сих пор не сказал Джоди, что мне известно о другом его обмане. Но пока что оно обернулось к лучшему. Понимаешь, ведь все эти мелкие проделки, в которых он признался, не более чем пена.
Энерджайз успокоился и устало опустил голову. Я смотрел на него с сочувствием.
— Речь ведь идет не о нескольких сотнях фунтов, — сказал я. — А о тридцати пяти тысячах.
Глава 2
Владелец разбитой машины принял мои извинения, вспомнил, что его машина застрахована, и решил в суд на нас не подавать. Полисмен вздохнул, перечеркнул свои записи и удалился. Джоди опустил пандус своего фургона, вывел Энерджайза и поспешно увел его в сторону конюшен. А я подобрал свой бинокль, снял пострадавшее пальто и задумчиво направился в весовую.
Целых десять минут все было тихо-спокойно — до тех пор, пока Джоди вернулся из конюшни и обнаружил, что я своего распоряжения насчет него не отменил.
Он нашел меня в небольшой толпе, стоявшей на веранде перед весовой.
— Эй, Стивен! — начал он. — Ты, видно, забыл им сказать, что я по-прежнему на тебя работаю!
Он не проявлял ни малейшего беспокойства — только легкое раздражение по поводу моей забывчивости. На миг я готов был сдаться при мысли о том, какая буря сейчас разразится. И снова принялся малодушно убеждать себя, что он ведь действительно хороший тренер и мои лошади действительно время от времени берут призы... Я мог бы просто внимательно следить за счетами, так, чтобы он знал об этом... А что до всего остального... Легко ведь можно сделать так, чтобы в будущем меня не обкрадывали...
Я набрал воздуху в грудь. Теперь или никогда!
— Я не забыл, — медленно произнес я. — Я своего решения не отменял. Я забираю лошадей.
— Чего?!
— Я их забираю.
Неприкрытая ненависть, отразившаяся на его лице, потрясла меня.
— Ублюдок!
Люди начали оборачиваться в нашу сторону. Джоди выкрикнул еще несколько нелицеприятных эпитетов, очень громко и отчетливо. Я краем глаза заметил, как вокруг запорхали белые блокнотики репортеров, и решился пустить в ход единственное, что могло заставить Джоди заткнуться.
— Сегодня я ставил на Энерджайза на тотализаторе.
— Ну и что? — тут же ответил Джоди, прежде чем до него дошло, что это может значить.
— Я закрываю свой счет у Дженсера Мэйза. У Джоди был такой вид, словно он готов меня растерзать, но он снова не спросил, почему. Он стиснул зубы, покосился на репортеров — на этот раз он был им явно не рад — и прошипел очень тихо и угрожающе:
— Если ты что-то скажешь, я подам на тебя в суд за клевету!
— За оскорбление личности, — автоматически поправил я.
— Чего?
— Клевета — это то, что распространялось письменно, а оскорбление наносится устно.
— Короче, если ты что-нибудь скажешь, я тебя привлеку!
— Ты настоящий друг! — заметил я. Глаза Джоди сузились.
— Для меня было большим удовольствием нагреть тебя как можно круче!
Наступила тяжелая пауза. Я внезапно проникся отвращением к скачкам и подумал, что лошади никогда уже не будут доставлять мне такого удовольствия, как раньше. Три года простодушной радости развеялись, как дым.
В конце концов я просто сказал:
— Энерджайза оставь здесь. О перевозке я позабочусь. Джоди с каменным лицом развернулся на каблуках и скрылся в весовой.
С перевозкой проблем не было. Я договорился с молодым шофером, владельцем транспортного предприятия, состоящего из одной машины — его собственной, что он заберет Энерджайза в свою конюшню, а на следующий день отвезет его к тренеру, которого я подыщу.
— Темно-гнедой конь. Почти черный, — сказал я. — Сторож вам скажет, в каком он деннике. Конюха при нем, скорее всего, нет.
Оказалось, что шофер, он же владелец фирмы, может подыскать и конюха, чтобы тот присматривал за Энерджайзом.
— Все с ним будет в порядке, — сказал он. — Не тревожьтесь.
Он привез на ипподром еще двух лошадей, одна из которых участвовала в последней скачке, и пообещал мне, что вернется, когда отвезет ее в конюшню, где-то через час после окончания скачек. Мы обменялись телефонами и адресами и ударили по рукам.
Потом я — скорее из вежливости, чем потому, что мне хотелось смотреть остальные заезды, — вернулся в ложу, принадлежащую человеку, который перед тем угощал меня ленчем и вместе со мной любовался победой моей лошади.
— Стивен, где же вы были? А мы вас ждали, чтобы отметить победу!
Чарли Кентерфильд, хозяин ложи, встретил меня с распростертыми объятиями, с бокалом шампанского в одной руке и сигарой в другой. Еще восемь или десять гостей сидели за большим столом, застеленным белой скатертью, на которой теперь вместо остатков ленча красовались полупустые бокалы с шампанским, программки сегодняшних скачек, бинокли, перчатки, сумочки и билетики от букмекеров. В воздухе витал слабый аромат гаванских сигар и хорошего вина, а за плотно закрытой стеклянной дверью находился балкон, с которого открывался вид на ипподром, продуваемый декабрьским ветром.
Четыре заезда были позади, оставалось еще два. Середина дня. Промежуток между кофе с коньяком и чаем с пирожными. Все довольные и веселые. Уютная комнатка, дружеская болтовня с легким налетом снобизма.
Милые, порядочные люди, которые никому не делают ничего плохого.
Я вздохнул про себя и ради Чарли постарался изобразить хорошее настроение. Я пил шампанское и выслушивал поздравления по поводу блестящей победы Энерджайза. Мы все ставили на него... Дорогой Стивен, какая удача... Какой замечательный конь... Какой замечательный тренер этот Джоди Лидс...
— Угу, — ответил я довольно сухо. Но этого никто не заметил.
Чарли предложил мне сесть на пустой стул между ним и дамой в зеленой шляпке.
— На кого бы вы поставили в этой скачке? — поинтересовался он.
Голова у меня была абсолютно пуста.
— Я не помню, кто участвует в этом заезде. Чарли немедленно сменил тон. Я и раньше замечал за ним такое: мгновенная реакция на новые обстоятельства. Видимо, в этом и крылся ключ к его колоссальному деловому успеху. Он мог лениво сидеть в кресле, добродушно потягивать сигару и растекаться воздушным пудингом, но разум его непрерывно работал. Я криво улыбнулся.
— Давайте пообедаем вместе, — предложил Чарли.
— Сегодня вечером?
Он кивнул.