— Садись, садись сюда, черт бы тебя побрал. Соревнования начались. — Он был очень высок, очень худ и очень взволнован.

— Я не полечу.

— Ты должна. — Он схватил девушку и с силой сжал ей запястье. Судя по его решительному виду, он собирался втащить девушку в корзину. Она тоже не сомневалась в его намерениях. Девушка дергалась, с трудом дышала и кричала:

«Отпусти, Джон, отпусти. Я не полечу».

— Вы Джон Вайкинг? — громко спросил я. Он повернул голову, продолжая удерживать девушку.

— Да, это я, что вам от меня надо? Я поднимусь, как только в корзину сядет пассажир.

— Я не полечу, — взвизгнула она.

Я огляделся по сторонам. Другие корзины поднялись в воздух, с легкостью взлетели на фут или два над землей и восторженно следившими за ними зрителями.

В каждой из них сидело по два человека.

— Вам нужен пассажир? — проговорил я. — Можно мне полететь с вами?

Он отпустил девушку и осмотрел меня с ног до головы.

— Сколько вы весите? — А затем торопливо добавил, увидев, что остальные шары уже в полете:

— Впрочем, неважно. Садитесь. Устраивайтесь.

Я уцепился за перекладину, прыгнул, изогнулся и в конце концов очутился в небольшой корзине под огромным облаком аэростата.

— Готово, — скомандовал воздухоплаватель, и его помощникам оставалось только подчиниться.

Веревки ослабли, корзина закачалась. Затем Джон Вайкинг поднял руку над головой и одним щелчком включил горелки. Прямо над нами, едва не касаясь годов, вспыхнуло пламя и раздался отчаянный рев.

Лицо девушки по-прежнему находилось на одном уровне с моим.

— Он сумасшедший, — выкрикнула она. — И вы тоже сумасшедший.

Корзина неуклюже оторвалась от земли и взлетела на шесть футов. Девушка побежала за ней и даже попыталась нас приободрить.

— И вы не надели защитный шлем.

Однако это меня не волновало — главное, что я сумел удрать и скрыться от двух преследователей, а защитный шлем показался мне излишним, к тому же Вайкинг обходился без него.

Во взгляде Джона Вайкинга все еще угадывался неостывший гнев, но постепенно он успокаивался. Он что-то бормотал себе под нос и ни на секунду не отрывался от горелок.

Он взлетел на аэростате последним. Я посмотрел вниз на аплодирующих зрителей. Они наблюдали за исчезающим в небе караваном воздушных шаров, а какой-то маленький мальчик проскользнул под натянутыми веревками и выбежал на опустевшую площадку. Он кричал и указывал пальцем на аэростат Джона Вайкинга.

Мой приятель Марк с его зоркими глазками и языком, не умеющим лгать. Мой приятель Марк, которого я бы сейчас охотно придушил.

Джон Вайкинг начал ругаться. Я перевел взгляд, пристально посмотрел вперед и понял, чем вызваны его громко прозвучавшие, крепкие и весьма живописные проклятия. Прямо перед нами тянулась лесополоса, и деревья, несомненно, могли преградить нам путь. Один аэростат уже запутался в их верхушках, а второй, розово-алый, похоже, был готов за них зацепиться.

Джон Вайкинг гаркнул на меня, силясь перекричать нескончаемый рев горелок.

— Держитесь крепче обеими руками, если корзина ударится о верхушки деревьев, мы полетим вверх тормашками.

На вид деревья были шестидесяти футов в высоту. При взлете такое препятствие трудно преодолеть, однако большинство аэростатов отлично управились с ним и взмыли вверх — огромные, яркие, напоминающие груши на синем подносе небес.

Мы неслись прямо на лес, языки пламени из горелок плясали над головами, словно обезумевший дракон. Я уже решил, что нам не удастся подняться.

— Ветер, — пронзительно выкрикнул Джон Вайкинг. — Проклятый ветер.

Держитесь. Нам придется покувыркаться.

От страха и какой-то тайной радости у меня перехватило дух. Выпасть из корзины с высоты в шестьдесят футов, да еще без тяжелого шлема — такое случается не каждый день. Я улыбнулся Джону Вайкингу. Он заметил мою улыбку и удивленно хмыкнул.

Корзина задела три дерева и резко накренилась, от этого толчка я пошатнулся и плавно упал, не почувствовав всех преимуществ горизонтального положения над вертикальным. Я уцепился за борт правой рукой, чтобы удержаться и не свалиться на спину. Но в эту минуту аэростат над нами вздулся с какой-то необычайной силой и, невзирая на препятствия, продолжил свой полет. Он мощным рывком потянул за собой корзину, пробился сквозь верхушки деревьев и стал швырять меня из стороны в сторону, как тряпичную куклу. Мне казалось, что мое тело повисло где-то в пространстве, но Джон Вайкинг держался устойчиво. Можно было подумать, что кости у него просто железные. Одной рукой он, словно тисками, сжал металлическую подпорку горелок, а на другую намотал черный резиновый ремень. Он поставил ноги на одну сторону корзины, после поворота оказавшуюся ее полом. По мере надобности он менял точку опоры, однажды уперся мне ногой в живот.

После отчаянной встряски и толчка корзина высвободилась, и мы, подобно маятнику, закачались под огромным аэростатом. От этого раскачивания меня бросило в угол, и я уткнулся лицом в кучу тряпок, но Джон Вайкинг по-прежнему стоял прямо и даже не шелохнулся.

Тут мало места, подумал я, выбравшись из-под тряпок и стараясь распрямиться. Корзину продолжало трясти. Я прикинул, что в ширину она не больше четырех футов, а в высоту доходит человеку среднего роста лишь до талии. По углам стояло восемь баллонов с газом — по два в каждом, прикрепленные к плетенке резиновыми ремнями. В оставшемся пространстве могли свободно встать двое мужчин, но передвинуться им уже было нелегко, на каждого приходилось всего по два квадратных фута пола.

Наконец Джон Вайкинг перестал возиться с горелками и, когда смолк шум, отчетливо проговорил:

— Черт возьми, почему вы не держались так, как я вам объяснил? Неужели вы не знали, что в любую минуту могли выпасть из корзины и мне бы пришлось за это отвечать?

— Простите, — изумленно отозвался я. — Надо ли было выпускать огонь, когда мы зацепились за дерево?

— Если бы не пламя, мы бы не смогли подняться, — объяснил он.

— Да, так оно и вышло.

— Тогда не жалуйтесь. Я вас сюда не приглашал.

Он был моим ровесником, возможно, моложе на год или два. Теперь я смог хорошо разглядеть его лицо под синей легкой кепкой — резкое, жесткое, хорошо очерченное, со временем его, очевидно, будет легко вспомнить. В его голубых глазах горел поистине фанатичный огонь. Сумасшедший Джон Вайкинг, подумал я, и проникся к нему симпатией.

— Проверьте наружную сторону, — сказал он. — Посмотрите, вдруг мы что-то потеряли.

Судя по всему, он подразумевал борт корзины, поскольку сам перегнулся и начал его осматривать. Я заметил на моей стороне мешки, привязанные к кольцам, часть их была жестко укреплена, а часть болталась на веревках.

На конце одной короткой веревки ничего не было. Я вытянул ее и показал ему.

— Проклятие, — с жаром воскликнул он. — Наверное, зацепилась за деревья.

Канистра с водой. Надеюсь, вас не мучает жажда.

Он подался вперед, и из горелок вновь вырвалось пламя. Я прислушался к его протяжным интонациям, догадался, что он учился в Итоне, и понял, почему он стал именно таким.

— Вы хотите прийти к финишу первым и победить? — спросил я.

Он удивленно взглянул на меня.

— Не сегодня. Это состязание рассчитано на два с половиной года. В нем победит тот, кто пролетит больше всех. — Он нахмурился. — А вы никогда не летали на аэростате?

— Нет.

— Бог ты мой, — сказал он. — За что мне такой подарок?

— Но вы бы остались на земле, если бы я не подошел, — бесстрастно возразил я.

— Это верно. — Он посмотрел вниз. Мы находились примерно в пятистах футах от земли. — Как вас зовут?

— Сид, — ответил я.

По выражению его лица было ясно, что среди его друзей нет ни одного Сида.

Однако он не стал комментировать.

— А почему ваша девушка отказалась лететь? — полюбопытствовал я.

— Кто? А, вы имеете в виду Попси. Она не моя девушка. В сущности, я ее совсем не знаю; Она согласилась прийти, потому что мой постоянный партнер сломал ногу. На прошлой неделе у нас была трудная посадка, и этот болван оступился. Попси хотела принести большую красную сумку. Она повсюду ходит с ней и ни на минуту не расстается. Я вас спрашиваю! Есть здесь место для сумки? Да еще тяжелой. Тут каждый фунт что-нибудь да значит. Возьмите с собой на фунт меньше, и сможете пролететь лишнюю милю.

— А где вы намерены приземлиться? — задал я вопрос.

— Это зависит от направления ветра. — Он поглядел на небо. — Сейчас мы летим прямо на северо-восток, но я поднимусь выше. По прогнозам, ветер сегодня западный, и я надеюсь, что когда мы поднимемся за облака, то наберем скорость.

Мы можем сесть в Брайтоне.

В Брайтоне. Я предполагал, что мы пролетим от силы двадцать миль, но никак не сто. Должно быть, он ошибся, подумал я, нельзя покрыть сто миль на аэростате за два с половиной часа.

— Ну, а если усилится северо-западный, мы сможем добраться до острова Уайт. Или до Франции. Это зависит и от того, сколько у нас останется газа. Мы же не хотим совершить посадку в море, во всяком случае, в этом. Вы умеете плавать?

Я кивнул. Наверное, я по-прежнему могу, хотя и не пробовал плавать с одной рукой:

— Знаете, я предпочел бы этого не делать, — откликнулся я. Он засмеялся.

— Не беспокойтесь. Аэростат мне слишком дорог, и я не хочу утопить его.

Больше на нашем пути не было деревьев, мы плавно поднимались и теперь летели над сельской местностью. С высоты машины выглядели как игрушки. А вот звуки доносились до нас вполне отчетливо. Я слышал гул моторов, лай собак и громкие голоса. Люди смотрели вверх и махали нам руками, когда мы пролетали над ними. Удаляющийся от нас мир, подумалось мне. Я снова вернулся в детство и безмятежно летел, подгоняемый ветром. Я освободился от страшного земного бремени, поднялся ввысь и испытал невыразимое удовольствие.

Джон Вайкинг со щелчком повернул рычаг, и огонь с ревом взвился. Алые с золотом языки драконовского пламени влетали в зелено-желтый шар, словно в сказочную пещеру. Огня хватило на двадцать секунд, и шар словно подпрыгнул на несколько футов.

— Каким газом вы пользуетесь? — поинтересовался я.

— Пропаном.

Он перегнулся через край корзины и поглядел вниз, очевидно, желая определить, где мы находимся.

— Если вас не затруднит, достаньте карту. Она рядом с вами в сумке. И, ради Бога, не выпускайте ее из рук, а то она улетит.

Я осмотрелся и нашел то, о чем он просил. Сумка наподобие ранца была привязана к борту корзины, а ее наружный карман крепко застегнут на пряжку. Я расстегнул ее, заглянул в сумку, вытащил большую сложенную карту и вручил Джону в целости и сохранности.

Его взгляд остановился на моей левой руке, которую я держал как противовес у края корзины, пока наклонялся и доставал карту. Я опустил ее, и он посмотрел мне в лицо.

— Вы инвалид? — недоверчиво проговорил он.

— Верно.

— Какого дьявола вы полетели со мной и как я выиграю это соревнование?

Я засмеялся. Он кольнул меня злобным взглядом.

— Не вижу ничего смешного.

— А по-моему, смешно. И я люблю побеждать в состязаниях... Из-за меня вы не проиграете. Он с отвращением насупился.

— Полагаю, что вреда от вас не больше, чем от Попси, — заключил он. — Но, во всяком случае, мне говорили, что она умеет пользоваться картой. — Он раскрыл огромный лист. Его поверхность была покрыта пластиковой пленкой. — Посмотрите, — сказал он. — Мы вылетели вот отсюда. — Он указал. — И движемся прямо на северо-восток. Возьмите карту и отыщите, где мы сейчас находимся. — Он сделал паузу. — Черт побери, вам известно хотя бы, как надо пользоваться часами вместо компаса и как определять азимут?

У меня была книга обо всем этом, однако я не стал ее читать, а сунул в карман куртки, которую надел утром. Я также поблагодарил Господа за то, что в другом ее застегнутом на «молнию» кармане лежала обойма с запасными батарейками.

— Дайте мне карту, — попросил я. — А там увидим.

Он неохотно отдал ее мне и вновь занялся горелками, испустившими очередной огненный залп. Я более или менее точно определил, где мы летим, посмотрел вниз и обнаружил, что на земле все выглядит совсем иначе, чем на карте. Если на карте селения и дороги были ясно обозначены, то на земле они терялись в коричнево-зеленом ковре, как пятна, солнце испещряло их узорами света и теней, и они сливались с зигзагообразными краями. Ландшафт везде казался одинаковым, и я не мог выделить какую-либо местность. Ничего удивительного, если учесть, что я был еще хуже подготовлен, чем Попси.

Черт возьми, подумал я. Начнем сначала. Мы стартовали ровно в три часа, плюс минута или две. Подъем занял у нас двенадцать минут. На земле дуновение ветра почти не ощущалось, и он шел с юга, но теперь мы летели быстрее и к северо-востоку. Допустим... пятнадцать узлов. За двенадцать минут мы сделали пятнадцать узлов... около трех морских миль. Я поторопился и неверно определил местность. Мы должны пролететь над рекой, решил я и вместо того, чтобы пристально поглядеть вниз, ухитрился ее пропустить. На карте она была обозначена твердой синей линией, а в действительности река тянулась извилистой серебристой нитью, которая то и дело скрывалась из вида, петляя между полем и лесом. Справа от нее находилось селение, заслоненное холмом, а за ним железная дорога.

— Мы летим вот здесь, — проговорил я и показал по карте.

Он скосил на нее взгляд и попытался выяснить, справился ли я с поставленной задачей.

— Довольно точно, — откликнулся он. — Так оно и есть. Ладно. Оставьте карту при себе. Нам нужно знать, где мы, и постоянно сверяться.

Он щелкнул рычагом. На этот раз залп оказался долгим. Аэростаты впереди нас летели на меньшей высоте. Мы могли видеть их макушки. Он молча рассматривал два неизвестных мне прибора, прикрепленных ремнями снаружи корзины к ее краю, а потом невнятно пробурчал.

— Что это такое? — поинтересовался я, кивнув на их циферблаты.

— Альтиметр и прибор для вычисления скорости подъема и спуска. Сейчас мы в пяти тысячах футов и поднимаемся по восемьсот футов в минуту.

— Поднимаемся?

— Да. — Он внезапно улыбнулся, по-волчьи оскалив зубы, и я сразу догадался, что он радуется, как озорной мальчишка. — Вот почему Попси отказалась лететь. Кто-то сказал ей, что я люблю подниматься выше всех. А ей этого не хотелось.

— На какую высоту? — спросил я.

— Мне безразлично, — отозвался он. — Я соревнуюсь, чтобы выиграть. И все они знают, что я выиграю. Им это не нравится. Они думают, что рисковать вообще не стоит. Сегодня всех заботит собственная безопасность. Думают, будто так легче жить. Ха! — Он был полон презрения. — В былые времена, когда летал Горден Беннет, состязания длились два дня и летчики проделывали по тысяче миль, если не больше. Но сейчас... проклятая безопасность стала главной. — Он окинул меня взглядом. — А не будь со мной пассажира, я бы не поднялся. Но пассажиры вечно жалуются и спорят.

Он достал из кармана пачку сигарет, щелкнул зажигалкой и закурил. Нас окружали баллоны со сжиженным газом. Я подумал о том, что зажигать огонь рядом с любым видом хранящегося топлива недопустимо, но не сказал ни слова.

Аэростаты под нами, как мне показалось, взяли курс влево, но я тут же понял, что это мы отклонились вправо. Джон Вайкинг с удовольствием следил за изменившимся направлением, а после повернул рычаг. Последовал новый, долгий залп. Мы полетели гораздо быстрее. Солнце уже не светило сзади корзины, его лучи заиграли на ее правом борту.

Несмотря на яркое солнце, в воздухе ощутимо похолодало. Я перегнулся и заметил, что земля осталась далеко внизу. Я сверился по карте и определил, где мы находимся.

— Что на вас надето? — осведомился Джон Вайкинг.

— Да в общем-то, что вы видите.

— Хм.

Во время залпов жар над нашими головами был едва переносимым, да и потом из-под аэростата на нас шли струи горячего воздуха. Ветер не дул нам в лица, потому что аэростат мог лететь лишь по ветру и со скоростью ветра. Нам стало холодно, когда мы поднялись за облака.

— На какой мы теперь высоте? — спросил я. Он посмотрел на свои приборы.

— Одиннадцать тысяч футов.

— И по-прежнему поднимаемся?

Он кивнул. Другие аэростаты далеко внизу и влево от нас напоминали яркие шарики, парящие над землей.

— Все они, — произнес он, — снизятся до пяти тысяч футов и останутся где-то под воздушными трассами. — Он вновь искоса взглянул на меня. — Вы сами видите на карте. Там помечены воздушные трассы, по которым летят самолеты, а также обозначена предельная высота для аэростатов. Мы не должны сталкиваться с самолетами.

— И лететь по воздушной трассе на высоте одиннадцать тысяч футов запрещено?

— Сид, — с улыбкой откликнулся он. — А вы неплохой парень.

Джон Вайкинг нажал рычаг, пламя взревело и перекрыло наши голоса. Я в очередной раз попробовал определить местность по карте и грубо ошибся, потому что мы полетели еще скорей и явно отклонились на юго-восток. Когда я оглянулся, аэростаты скрылись из вида.

После затянувшейся паузы Джон Вайкинг сообщил мне, что болельщики, помогавшие взлететь другим аэростатам, следуют за ними по шоссе в машинах и встретят их, когда те приземлятся.

— Ну, а как же мы? — поинтересовался я. — За нами кто-нибудь следует?

Неужели за нами с земли наблюдают Питер Раммилиз и двое наемников, неужели они едут в нашем направлении и готовы наброситься на меня за сотни миль от парка? У меня даже мелькнуло в голове, что, следуя своим курсом, мы оказываем ему услугу и приближаемся к его дому, благо Кент находится как раз на юго-востоке.

Джон Вайкинг опять по-волчьи оскалил зубы и сказал:

— Ни одна машина на свете сегодня за нами не угонится.

— И вы на это рассчитывали? — воскликнул я. Он посмотрел на альтиметр.

— Пятнадцать тысяч футов, — проговорил он. — На этом мы и остановимся.

Знакомые летчики предсказали мне, что сегодня я возьму эту высоту. Пятьдесят узлов по ветру на пятнадцати тысячах футов, вот что они сказали. Держитесь, Сид, приятель, и мы приземлимся в Брайтоне, Я подумал о том, как мы двое стоим в корзине высотой до талии каждому из нас, а шириной в четыре фута и нас поддерживают теплый воздух и териленовые волокна. Мы в пятнадцати тысячах футов над землей и летим со скоростью пятьдесят семь миль в час, совершенно не чувствуя ее. Да мы оба сумасшедшие, пришел я к неутешительному выводу.

С земли мы, наверное, кажемся темным пятнышком. Ни одна машина за нами не угонится. Я улыбнулся Джону Вайкингу с не меньшим удовольствием, чем он мне, и мы оба расхохотались.

— Можете ли вы поверить? — сказал он. — Наконец я нашел человека, который не делает в штаны со страха.

Джон зажег еще одну сигарету, а затем перенес шланг горелки с опустевшего баллона на новый. Откручивая и заново прикручивая вентиль, он не выпускал сигарету изо рта, продолжая искоса поглядывать на меня сквозь дым.

Его любовь к риску не шла ни в какое сравнение с моей. Мчаться на лошади во весь опор и перелетать вместе с ней через барьеры ему, наверное, было бы просто скучно. К тому же, с горечью подумал я, это осталось для меня в прошлом.

Теперь, когда я пытаюсь одурачить людей, пригрозивших расправиться со мной и лишить меня обеих рук, мне безопаснее находиться рядом с сумасшедшим воздухоплавателем, пропаном, сигаретами, приключениями высоко в небе и тому подобным.

Я увидел на карте, что мы летим прямо к воздушному пути, ведущему к аэропорту в Гэтвике. Там с шумом взлетали и садились на землю большие самолеты, не ожидавшие столкновения с Круглыми и легкими аэростатами, незаконно проникшими на их трассу. О чем и сказал Джону. Он только пожал плечами.

— Все нормально, — проговорил он. — Мы больше не станем менять высоту и пролетим так еще полтора часа. Пусть нас подгоняет только ветер. Если вам не по себе, то, я полагаю, от недостатка кислорода. — Он вынул из кармана шерстяные перчатки и надел их. — Вам холодно?

— Да, немного. Он улыбнулся.

— У меня кальсоны под джинсами и два свитера под курткой. А вы, наверное, просто замерзаете.

— Спасибо за заботу. — Я встал на карту и засунул правую руку в карман.

Джон Вайкинг тут же заметил, что протез не реагирует на холод.

Он принялся возиться с горелками, потом посмотрел на часы, на землю, на альтиметр и, очевидно, остался доволен ходом событий. После этого с некоторым недоумением взглянул на меня, и я понял, что он размышляет, как я очутился на поле и зачем он мне понадобился. Время для подобных вопросов уже настало.

— Я приехал в парк Хайлейн, чтобы встретиться с вами, — сказал я. — Я имею в виду, с вами лично.

Он изумленно уставился на меня.

— Вы что, читаете мысли?

— Немного. — Я вынул руку из кармана и опустил ее в другой, достав оттуда книгу о навигации. — Я хотел спросить вас об этом. На форзаце написано ваше имя.

Он нахмурился и открыл книгу.

— Боже правый, а я-то гадал, куда она могла исчезнуть. Как она у вас оказалась?

— Вы давали ее кому-нибудь почитать?

— Не думаю.

— Хм, — проговорил я. — Если я опишу вам одного человека, сможете ли вы сказать, что знаете его?

— Валяйте.

— Ему двадцать восемь лет, — пояснил я. — У него темные волосы, приятная наружность. Он очень веселый, обожает шутки и розыгрыши, любит девушек, на редкость общителен, носит нож на ноге под носком и, по всей вероятности, мошенник.

— О, да, — ответил он и кивнул. — Он мой кузен.