Он не ответил.
      - Сейчас слишком поздно, - сказал я, - потому что во многих местах существует много копий. Есть еще и копии вашего снимка, подписанного миссис Джексон. Банк, адвокаты, несколько моих друзей - все получили указания передать все это в полицию, если я вдруг случайно погибну. И в ваших интересах с нынешнего момента заботиться о моей жизни.
      Смысл сказанного доходил до него с трудом. Он в сомнении переводил взгляд с меня на снимки.
      - Письмо Джорджа Миллеса, - сказал он.
      Я кивнул. Собственноручное письмо Джорджа гласило:
      "Уважаемый Лэнс Киншип!
      Я получил от Даны ден Релган очень интересный список наркотиков, которые вы ей поставляли в течение последних нескольких месяцев. Я уверен, что точно понял, что вы являетесь постоянным поставщиком в этих противозаконных операциях.
      В определенных кругах также хорошо известно, что в благодарность за приглашения в определенные места, что льстит вашему самолюбию, вы платите за удовольствие марихуаной, героином и кокаином.
      Конечно, я мог бы показать список Даны ден Релган соответствующим властям. Однако я скоро позвоню вам с альтернативным предложением.
      Искренне ваш
      Джордж Миллес".
      - Я получил его в печатном виде, - тупо выговорил Лэнс Киншип. - Я сжег его.
      - Когда Джордж позвонил, - сказал я, - он рассказал вам об этом альтернативном предложении?
      Киншип начал отходить от потрясения. Теперь в нем разгоралась злоба.
      - Я ничего вам не скажу.
      - Джордж Миллес сказал вам, - не обращая на него внимания, продолжил я, - чтобы вы прекратили распространять наркотики... и внесли деньги в Фонд Пострадавших Жокеев?
      Он открыл рот и злобно захлопнул его.
      - Он позвонил, - спросил я, - или назвал условия, когда приехал сюда? Напряженное молчание.
      - И вы что-то насыпали... что-то из своего потайного шкафчика ему в виски?
      - Докажите! - с тошнотворным торжеством прокричал он.
      Конечно, не докажешь. Джорджа кремировали, взяв пробу крови только на алкоголь. На наркотики не проверяли. Как и на возможные не имеющие запаха транквилизаторы, которые в достаточном количестве наверняка смогут усыпить водителя.
      "Джордж, - с сожалением подумал, я, - слишком сильно наступил на хвост очередной жертве. Он-то думал, что это червяк, и не распознал кобру. Если он хотел посмотреть, как эта жертва начнет извиваться, когда он придет со своими условиями, то он совершил смертельную ошибку. Джорджу и не снилось, что эта жалкая тварь будет кусать насмерть, чтобы защитить свой убогий образ жизни. Он не понимал до конца, как фанатически Лэнс Киншип обожает это панибратство с элитой, которая в, лучшем случае, терпела его общество. Наверное, Джордж наслаждался яростыо Лэнса Кингшипа. Наверное, ехал домой и смеялся. Бедняга Джордж".
      - А вы не подумали, - спросил я, - что Джордж оставил копию своего письма?
      Судя по его лицу, нет. Я решил, что он действовал импульсивно. Он почти не промахнулся.
      - Когда вы узнали, что Джордж шантажировал других людей... включая Дану... вы тогда стали думать, что письмо у меня?
      - Я слышал, - бешено проговорил он, - я слышал... в клубах... у Филипа Нора есть письма... он сломал ден Релгана... вышвырнул его из Жокейского клуба... Думаете, я стал бы ждать, когда вы доберетесь до меня?
      - К несчастью, - медленно произнес я, - нравится это вам или нет, теперь я до вас добрался.
      - Нет.
      - Да, - ответил я. - И я прямо скажу, что мне, как и Джорджу Миллесу, деньги не нужны.
      Это его не слишком успокоило.
      - Я еще вот что вам скажу - вам не повезло, что моя мать умерла от героина.
      - Я не знал вашей матери, - растерянно сказал он.
      - Конечно. Я и не спрашиваю, поставляли ли вы когда-нибудь ей наркотики... Просто у меня давнее и стойкое предубеждение против поставщиков наркотиков. И вы с таким же успехом можете понять, почему я хочу... чего я хочу.
      Он конвульсивно шагнул ко мне. Я вспомнил о том коротком каратистском ударе, которым он уделал ден Релгана в Кемптоне, и подумал, будут ли столь же эффективны его сандалии на веревочной подошве на паркете. Интересно, вправду ли он что-то умеет... или это просто витрина, прикрывающая пустоту?
      Вид у него был нелепый, но не опасный. Немолодой, но и не старый мужчина, лысеющий с макушки, в очках... и в пляжном костюме - это в декабре-то.
      Человек, загнанный в угол. Человек, который убивает, если надавить слишком сильно. Убивает не непосредственно, если подумать, а издалека наркотиками и газом.
      Он так и не достал меня, какой бы удар он ни задумывал в своей слепой мстительной злобе. Он наступил на одну из фотографий и поскользнулся, тяжело упав на колено. Эта беспомощная унизительная поза, казалось, окончательно сломала еще остававшуюся у него самоуверенность, поскольку, когда он поднял взгляд, я увидел не ненависть, не непокорность, а ужас и отчаяние.
      - Я не хочу того, чего хотел Джордж, - сказал я. - Я не стану просить вас прекратить распространять наркотики. Я хочу, чтобы вы сказали мне, кто поставляет героин.
      Он, шатаясь, поднялся. Лицо его было полно ужаса.
      - Я не могу... Не могу.
      - Да чего же тут мочь, - кротко сказал я. - Вы же должны знать, откуда вы их получаете. И в солидных количествах - чтобы продавать, раздавать. Как мне говорили, у вас всегда этого добра полно. Значит, у вас должен быть регулярный поставщик... разве не так? Он-то мне и нужен.
      "Источник, - думал я. - Источник, который снабжает нескольких поставщиков. Наркотики - это как чудовище со щупальцами. Отрежешь одно, и на его месте отрастает другое. Войну с наркотиками не выиграть никогда. Но сражаться с ними нужно, хотя бы ради глупеньких девушек, которые обрекают себя на муки. Ради хорошеньких девушек. Ради Даны. Ради Каролины... моей погибшей матери-бабочки, которая спасла меня от пристрастия к наркотикам".
      - Вы не знаете... - Казалось, у Лэнса Кингшипа дыхания не хватает. Это невозможно. Я не могу рассказать. Меня... меня убьют.
      Я покачал головой.
      - Это останется только между нами. Никто никогда не узнает, что вы мне рассказали. Разве что сами разболтаете, как ден Релган в игорном клубе.
      - Я не могу, - в отчаянии сказал он.
      - Если нет, - как бы между прочим сказал я, - сначала я расскажу полицейским, которые расследуют попытку убийства в моем доме, что, моя соседка в точности опознала вас в том налоговом инспекторе. Этого не достаточно, чтобы обвинить вас, но вполне хватит, чтобы вы попали под следствие... по поводу доступа к наркотикам и так далее.
      У него был жуткий вид.
      - Во-вторых, - сказал я, - я позабочусь, чтобы узнали, что неразумно приглашать вас на вечеринки, несмотря на ваши маленькие подарки, поскольку в любой момент может нагрянуть полиция. Я уверен, что держать у себя определенные наркотики до сих пор считается правонарушением.
      - Вы... вы...
      Я кивнул. Он не мог подыскать ругательства.
      - Я знаю, где вы бываете. В каких домах. Все говорят. Мне рассказывали. Одно словечко на ухо отделу по борьбе с наркотиками... и вы станете самым нежеланным гостем в Британии.
      - Я... я...
      - Да, я знаю, - сказал я. - Это смысл вашей жизни - ошиваться в таких местах. Я не стану просить вас не делать этого. Не стану просить вас перестать делать свой подарочки. Просто скажите мне, откуда вы берете героин. Не кокаин, не марихуану, только героин. Смертельный наркотик.
      В его страдальческом взгляде появилось что-то коварное.
      - И не думайте, - сказал я, заметив это, - что сможете отделаться старой ложью. Вы прекрасно понимаете, что ваш рассказ пойдет в отдел по борьбе с наркотиками. Не беспокойтесь. Таким кружным путем, что никто не свяжет этого с вами. Но ваш нынешний поставщик, скорее всего, вылетит из бизнеса. Если это случится, вы свободны.
      Он трясся так, словно ноги у него вот-вот подломятся.
      - Не забудьте, - рассудительно сказал я, - если один поставщик вылетит из бизнеса, вы сможете найти другого. Через год или около того я могу спросить у вас и его имя.
      Его лицо покрылось потом. Он просто не мог поверить.
      - Вы хотите сказать... это все будет продолжаться... и продолжаться...
      - Верно.
      - Но вы не можете!
      - Я думаю, что это вы убили Джорджа Миллеса. Вы явно пытались убить меня. Вы чуть не убили моего друга. Почему вы думаете, что я не захочу отомстить?
      Он уставился на меня.
      - Я прошу очень немногого, - сказал я. - Время от времени будете писать несколько слов - только и всего.
      - Не моей рукой, - в ужасе сказал он.
      - Нет, вашей, - решительно ответил я. - Чтобы было написано правильно, без ошибок и прочего. Вы не беспокойтесь, с вами ничего не случится. Я обещаю, что никто никогда не найдет, откуда поступает информация. Никто никогда не узнает, что все идет через меня. Ни ваше, ни мое имя никогда не будет упоминаться.
      - Вы... вы уверены?
      - Уверен.
      Я вынул маленький блокнот и фломастер.
      - Пишите, - сказал я. - Имя вашего поставщика.
      - Не сейчас, - заколебался было он.
      - Почему нет? - спокойно спросил я. - Покончим с этим. Садитесь.
      Он сел за один из своих хромированно-стеклянных кофейных столиков в совершенном оцепенении. Он написал в блокноте имя и адрес.
      - Подпишите, - мимоходом сказал я.
      - Подписать...
      - Конечно. Ваше имя.
      Он написал: Лэнс Киншип. А затем, ниже, с росчерком, добавил: кинорежиссер.
      - Прекрасно, - ровно произнес я. Взял блокнот, прочел то, что он написал. Иностранная фамилия. Лондонский адрес. Одно щупальце под топором.
      Я сунул в карман документик, который в следующем году снова заставит его покрыться испариной... и еще через год, и еще. Этот документ я засниму и спрячу.
      - Все? - оцепенело выдавил он.
      - Пока все, - кивнул я.
      Он не встал, когда я ушел от него. Так и остался сидеть на своем черном лакированном стуле в футболке и белых брюках, ошеломленный, онемевший, уставившись в никуда.
      Ничего, самоуверенность к нему вернется. К этим квазитворческим личностям она всегда возвращается.
      * * *
      Я вышел на улицу, туда, где ждали меня Клэр и Джереми, и немного постоял на морозном воздухе, прежде чем сесть в машину.
      "Жизнь большинства людей, - думал я, - не касается глобальных вопросов, а состоит только из решения насущных проблем. Она не касается великих задач спасения человечества - только создания порядка в одном каком-нибудь месте, в малых делах контроля и поддержания равновесия".
      Ни моя жизнь, ни жизнь Джорджа Миллеса никогда не решали судеб наций, но наши действия могут изменить жизнь отдельных людей, и мы это сделали.
      Та неприязнь, которую я испытывал к нему живому, была несовместима с тем расположением, которое я испытывал теперь к нему мертвому. Я понял его мысли, его намерения, познал его веру. Я разрешил его загадки. Я выстрелил из его ружья.
      Я сел в машину.
      - Все в порядке? - спросила Клэр.
      - Да, - ответил я.