Глава 8

Я поехал вполне готовый, что на меня будут таращиться все, кому не лень.

Так оно и получилось.

И не только таращились, но и показывали пальцем и отпускали замечания. Впрочем, как правило, исподтишка. Только двое демонстративно повернулись ко мне спиной.

Бал Скакового фонда, как всегда, изобиловал аристократическими титулами, бриллиантами, шампанским, знаменитостями. Чуть позже великолепие празднества слегка подпортят пролитое вино, остекленевшие взгляды, оплывший грим, запинающиеся речи, но тем не менее блеск не потускнеет окончательно. Бал Скакового фонда был одним из главных светских событий скакового сезона.

Предъявив свой билет, я проследовал по широкому проходу туда, где гремела музыка, царил полумрак, а сигаретный дым смешивался с ароматом духов. Это был роскошный бальный зал отеля «Ройал каунти», расположенного у шоссе, что вело к ипподрому «Аскот».

Вокруг площадки для танцев стояли большие круглые столы, за которыми сидели от десяти до двенадцати человек. Если верить таблице, вывешенной в холле, стол номер 32 был зарезервирован для меня и Тони. Не обойдя и ползала, я оставил попытку отыскать этот стол, потому что всякий раз, когда проходил мимо очередного стола, мне в спину выстреливал новый залп любопытных взглядов. Кое-кто со мной здоровался, но никто не мог спрятать удивления. Все было именно так ужасно, как я и предполагал.

Вдруг за моей спиной раздалось удивленное: «Хьюз!»

Я сразу же узнал голос и обернулся, испытывая такое же удивление. Роберта Крэнфилд. В шелковом платье цвета меда, верх которого утопал в золотых цепочках и жемчугах. Ее медно-красные волосы, подхваченные на макушке, спадали вниз на затылок потоком локонов.

— Вы просто великолепны, — сказал я.

— Хьюз! — воскликнула она с еще большим удивлением.

— Ваш отец здесь? — спросил я.

— Нет, — ответила она и поморщилась. — Он сказал, что у него на это нет сил. Мама тоже осталась дома. Я приехала с соседями, но ничего приятного до вашего появления не было.

— А почему?

— Вы надо мной смеетесь? Вы только посмотрите по сторонам! Полсотни человек, а то и больше, буквально пожирают тебя глазами. Неужели вам не хочется от всего этого забиться в какую-нибудь нору? Я даже ту проклятую скачку не видела и то уже такого нахлебалась, а если в меня дисквалифицировали... — Она помолчала и добавила: — Пойдемте потанцуем. Если уж идти сквозь строй, так с гордо поднятой головой!

— Только при одном условии, — сказал я.

— При каком же?

— Не называйте меня Хьюзом.

— Не поняла.

— Крэнфилд, мне надоело, когда меня называют Хьюзом.

— А-а! — Ей, по-видимому, это даже не приходило в голову. — Так как... Келли... потанцуем?

— С удовольствием, Роберта.

Она неуверенно посмотрела на меня:

— У меня такое впечатление, что я толком с вами и не знакома.

— Вы и не пытались проявить интерес.

— Вы тоже.

Черт возьми, она ведь права. Меня тошнило даже при мысли о ней. А я ведь ее совсем не знал.

— Как поживаете? — чинно осведомился я. — Разрешите вас пригласить на танец.

Мы включились в слегка модернизированный вариант племенного ритуала обитателей джунглей, ритмично дергаясь, но не прикасаясь друг к другу. На ее лице полное спокойствие и легкая улыбка. Внешне она была в полном порядке. Что угодно, но не мишень для взглядов, повернутых голов, приглушенных шепотков.

— Ума не приложу, как это у вас получается, — сказала вдруг она.

— Что именно?

— Как вы сохраняете внешнее спокойствие?

— Я подумал то же самое о вас.

От ее улыбки глаза заискрились, зубы засверкали, и несмотря на все случившееся, вид у нее был невероятно счастливый.

Мы поработали так минут десять, затем она сказала, что мы идем за ее стол, и двинулась к нему, не оборачиваясь, не ожидая моего согласия. Я не был уверен, что ее спутники будут счастливы меня видеть, и не ошибся, по крайней мере насчет доброй половины собравшихся.

— Присаживайтесь и выпейте, — протянул глава компании, томным жестом берясь за бутылку шампанского. — И поведайте нам о битве за реабилитацию Крэнфилда. Роберта говорит, вы этим занялись всерьез.

— Пока похвастаться нечем, — хмуро сказал я.

— Мой дорогой... — Он окинул меня изучающим взглядом сверху вниз. Он явно служил в гвардии. Очень многие бывшие гвардейцы усвоили снисходительный взгляд сверху вниз. Возможно, все это потому, что они носят такие шапки... Это был блондин лет сорока, державшийся весьма дружелюбно. Роберта называла его Бобби.

Женщина, сидевшая с ним рядом, подалась вперед и чуть было не уронила свой тяжелый, прикрытый розовым атласом бюст в наполненный до краев бокал.

— Скажите честно, — обратилась она ко мне, пристально оглядывая меня из-под накрашенных век, — что все-таки заставило вас сюда прийти?

— Прирожденная наглость, — вежливо ответил я.

— О?! — Она явно была смущена. — Как интересно!

— А кроме того, я не знал, чем заняться дома.

— И вам это доставляет удовольствие? — осведомился Бобби. — Я хочу сказать, мой дорогой друг, что вы напоминаете доктора, лишенного права лечить больных, который четыре дня спустя как ни в чем не бывало появляется на заседании Британской ассоциации медиков.

— Неплохая параллель, — улыбнулся я.

— Перестань подкалывать его, Бобби, — сказала Роберта.

Бобби отвел от меня взгляд и посмотрел на нее:

— Дорогая Роберта, этот человек не нуждается в помощи маленьких девочек. Он крепок, как старый дуб.

Пожилой человек, сидевший с неодобрительным видом недалеко от розового бюста, тихо пробормотал:

— Точнее сказать, толстокож, как гиппопотам. Услышав это, Бобби отрицательно покачал головой.

— Ничего подобного. Именно крепок! — Он встал. — Роберта, дорогая, не желаешь ли потанцевать?

Я тоже поднялся со стула.

— Не уходите, дорогой друг. Останьтесь. Допейте ваше шампанское.

— Вы очень любезны, — сказал я весьма искренним тоном. — Но я, признаться, пришел сюда, чтобы поговорить кое с кем. Если вы меня извините, я попытаюсь отыскать этих людей.

Бобби ответил легким кивком, слегка напоминающим короткий поклон:

— Приходите к нам еще.

— Спасибо, — отозвался я. — Большое спасибо.

Он и Роберта отправились танцевать, а я поднялся по лестнице на балкон, который опоясывал весь зал. Там тоже стояли столы, но только в тех местах, откуда хорошо было видно, что творится внизу. Я потратил немало времени, пытаясь разобрать по макушкам, кто есть кто.

Всего на балу собралось человек шестьсот, и четверть из них я знал в лицо. Владельцы, тренеры, жокеи, стюарды, репортеры, пара самых крупных букмекеров, стартеры, судьи, клерки ипподрома и все прочие с женами, друзьями — весело болтающая толпа.

Был там и Джессел во главе компании из двенадцати человек, расположившейся прямо подо мной. Я подумал, не остыл ли он уже после понедельника, но в конце концов решил не проверять это на практике. Говорили, что он передал Урона Пэту Никите, заклятому врагу Крэнфилда, что добавляло соли на рану последнему. Слухи, похоже, были вполне основательны, так как Никита был среди гостей Джессела.

Передав Урона Никите, Джессел тем самым недвусмысленно дал всем понять: он не сомневается, что мы с Крэнфилдом умышленно помешали его лошади выиграть. Это, что и говорить, не способствовало укреплению в общественном сознании противоположной точки зрения.

За одним из главных столов возле танцевального пространства восседал лорд Ферт, что-то очень серьезно втолковывавший крупной даме в голубых страусовых перьях. Другие стулья стояли пустыми, но, пока я разглядывал стол, оркестр заиграл что-то латиноамериканское, и большинство гостей лорда Ферта вернулись. Некоторых из них я знал, хотя и весьма отдаленно. Того, кто мне был нужен в первую очередь, среди них не было.

Через два стола от лорда Ферта я увидел Эдвина Байлера, важно призывавшего официанта наполнить бокалы его гостей. Сознание собственной важности не позволяло ему взять бутылку и налить из нее самому. На другом конце стола находилась его маленькая толстушка жена.

Никакой надежды скакать на лошадях Байлера. Жало обиды вошло глубже, чем я предполагал.

За спиной я услышал шелковое шуршание, и на меня пахнуло духами Роберты. Я обернулся.

— Келли!

Она действительно была в этот вечер обворожительна.

— Келли... Бобби говорит, что вы должны проводить меня на ужин.

— Очень благородно с его стороны!

— Вы ему, похоже, понравились. Он сказал... — Роберта вдруг замолчала. — Не важно, что он сказал.

— Вы его хорошо знаете? — спросил я.

Она сразу же учуяла намек:

— В общем-то да. Он живет в соседней деревне. Вчера он пригласил меня... Я думаю, он сделал это, чтобы как-то меня утешить... Отец отменил в нашем доме прием, и Бобби позвонил мне вчера... Он очень мил...

— Да, — согласился я.

Мы спустились по лестнице и прошли через арку в зал, где был накрыт ужин. Там свет горел куда ярче, но это никак не повредило впечатлению, производимому Робертой.

Вдоль одной из стен протянулась буфетная стойка, уставленная тарелками с холодными закусками, заливными и также пирожными с кремом. Роберта сказала, что, прежде чем приехать сюда, пообедала у Бобби и теперь есть не хочет, но мы все же положили себе на тарелки семги и устроились за одним из двух десятков столиков, что занимали половину зала.

В двух шагах от нас сидели трое знакомых жокеев, поставив локти на стол, загроможденный пустыми тарелками и кофейными чашками.

— Келли! — крикнул один из них с сильным северным акцентом. — Господи! Это же Келли! Иди сюда, старый черт, и не забудь захватить юную красавицу.

Подбородок юной красавицы начал обычное движение вверх.

— Главное не акцент, а человек! — сказал я.

Она посмотрела на меня с неодобрительным удивлением, но, когда я встал и взял свою тарелку, она последовала за мной. Они освободили для нас место, выразили восхищение тем, как выглядела Роберта, и не сказали ни слова о дисквалификации. Как пояснили ребята, их подруги отправились пудрить носы. Когда они вернулись с безукоризненными носами, компания распрощалась с нами и отправилась обратно танцевать.

— Они были очень милы. — В голосе Роберты сквозило удивление.

— Естественно.

Она вертела в руках вилку, не глядя на меня.

— На днях вы сказали, что мой ум в цепях. Это в том смысле, что я сужу о людях по их акцентам, а это неверно, да?

— Из Итона выходили и мошенники, — сказал я. — Ну конечно, неверно.

— Кактус! — воскликнула она. — Сплошные колючки!

— Врожденный порок и врожденная добродетель существуют, — сказал я. — Но они поселяются в нас по их собственному усмотрению — независимо от места рождения и дохода родителей.

— Где вы учились?

— В Уэльсе.

— Но у вас нет валлийского акцента. У вас вообще нет никакого акцента. Это очень странно, учитывая, что вы всего-навсего... — Она оборвала себя и ужаснулась своей опрометчивости: — Господи, я же не хотела... Извините.

— Ничего удивительного, — заметил я. — Учитывая взгляды вашего отца. Да и я ничем не лучше, в каком-то смысле. Я вполне осознанно уничтожил свой валлийский акцент. Еще в школе я тайком упражнялся, подражая дикторам Би-би-си. Я хотел стать государственным служащим и был полон честолюбивых планов. Я знал, что вряд ли сумею чего-то достичь, если буду говорить, как сын валлийского крестьянина. Поэтому со временем литературно правильная речь стала моей естественной манерой изъясняться. За что, кстати, меня очень презирали родители.

— Родители! — обреченно вздохнула она. — Ну почему от них нет никакого спасения?! То, что мы есть, — результат их влияния. А я хочу быть собой. — Она удивленно оглядела себя. — Никогда в жизни у меня не было такого чувства. Не понимаю...

— Зато я понимаю, — сказал я. — Только это обычно случается с людьми в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет. Это называется восстание против родителей.

— Вы надо мной издеваетесь! — Но подбородок не стал задираться вверх.

— Ни в коем случае.

Мы докончили семгу и стали пить кофе. Большая компания наполнила тарелки и сдвинула два столика рядом с нами с тем, чтобы все могли усесться вместе. Они неслись на всех парусах, подгоняемые алкоголем и дружеской беседой, шумные и раскованные. Я лениво оглядывал их. Четверых я знал: двое тренеров, одна жена, один владелец.

Один из тренеров, Тревор Норс, вдруг увидел меня и буквально уронил нож.

— Это Келли Хьюз, — сказал он недоверчиво.

Вся компания повернулась в мою сторону и принялась меня разглядывать. Роберта издала страдальческий вздох. Я окаменел на стуле.

— Что вы здесь делаете?

— Пью кофе, — вежливо сообщил я.

Норсу ответ не показался забавным. Он прищурился. Я про себя вздохнул. Вообще-то никогда не следует ссориться с тренерами, это означало лишить себя еще одного потенциального источника доходов, но я несколько раз ездил на лошадях Норса и знал, что ему практически невозможно угодить.

Крупный мужчина шести футов с лишним ростом, ошибочно полагавший, что габариты могут заменить умение ими пользоваться. С владельцами он умел обращаться куда лучше, чем с лошадьми, с первыми он был внимателен и предупредителен, со вторыми небрежен.

Его безмозглая жена брякнула:

— Я слышала, вы платите конюхам Декстера из собственного кармана, потому что не сомневаетесь, что через пару дней снова получите вашу лицензию.

— Это еще что за бред? — резко спросил Норс. — Где ты слышала подобную ерунду?

— Но все говорят об этом, милый, — запротестовала она.

— Кто все?

Она слабо хихикнула:

— Если тебе так интересно, то я слышала это в дамском туалете. Но это правда. Конюхи Декстера рассказали это конюхам Дафны в местной пивной, а Дафна рассказала Мириам, а Мириам нам — в туалете...

— Это правда? — призвал меня к ответу Норе.

— В общем-то да.

— Господи!

— Мириам сказала, что Келли сказал, что он и Декстер — жертвы какого-то заговора, и теперь Келли якобы разбирается, кто за этим стоит. — Миссис Норс захихикала снова. — Господи, вот комедия, да?

— Сущая комедия, — сказал я и встал. Роберта тоже. — Вы не знакомы с Робертой Крэнфилд? — спросил я компанию, и они все стали ахать и охать, как она прекрасно выглядит, а Роберта одарила их яркой искусственной улыбкой, и мы вернулись в зал, где решили еще немного потанцевать.

Решение было не совсем удачным, потому что довольно скоро возник Папаша Лиман из «Дейли уитнесс». Вперив в меня свой алчный взор, он стал кричать, заглушая музыку, верно ли, что я заявил о том, что все подстроено. Голос у него был пронзительный. Танцевавшие рядом парочки остановились и стали на нас смотреть. Кое-кто стал обмениваться понимающими взглядами.

— Я правда не могу больше этого выносить, — призналась Роберта мне на ухо. — Как только вы держитесь? Почему бы вам не плюнуть на все это и не уехать домой?

— Прошу прощения, — смиренным тоном произнес я. — Вы были великолепны. Я отведу вас к Бобби.