Никто из водителей не опустил стекла и не назвал меня по имени, никто не обратил особого внимания на закамуфлированную лошадь. Я для них был не более чем седок, едущий на одной из сотен ламборнских лошадей.

Гольден-Мальт думал, что знает, куда идти. Это помогло мне сначала, но не потом. Он с удовольствием вскидывал голову и весело трусил рысцой по привычной для него дороге, которая вела в низину, на пятьдесят миль протянувшуюся с запада на восток в центре Южной Англии — от Чилтернса до равнины Солсбери. Дауне был мне роднее, чем Ламборн, но уединения не было ни там, ни там. Вереницы лошадей тянулись до самого горизонта, и «Лендроверы» тренеров деловито катились следом за ними.

Гольден-Мальт заупрямился, когда я направил его на запад, к вершине холма, вместо того чтобы продолжать путь на восток. Он норовил повернуть вспять, вертелся на месте, отказываясь идти туда, куда я пытался заставить его двигаться. Не знаю, сладили бы с ним опытные всадники с железными ногами. Знаю только, что я эту борьбу проигрывал.

Внезапно я вспомнил, как однажды стоял возле Эмили на ее рабочей площадке, куда выводили скаковых лошадей, и наблюдал, как одна из лошадей ни за что не хотела выходить на старт. Она пятилась назад, упиралась, вставала на дыбы, крутилась на месте, не выполняя никаких команд, и расходовала огромную силу своих мышц на то, чтобы сбросить с себя хрупкого всадника. А он был опытным жокеем.

И вот теперь, как будто сквозь все эти годы, я услышал гневное замечание Эмили: «Почему этот дурак не спрыгнет и не поведет ее под уздцы?»

О, Эм, моя дорогая, спасибо тебе!

Я соскользнул со спины упрямого животного, перекинув поводья через его голову и пошел на запад, ведя Гольден-Мальта в поводу. Упрямство улетучилось без остатка. Он покорно последовал за мной, и у меня осталась теперь одна забота: как бы конь не наступил мне на пятку.

Напрасно Эмили беспокоилась, не собьюсь ли я с пути на ровной, однообразной местности. Она не приняла во внимание, что еще мальчиком я участвовал в охоте на оленей — и не где-нибудь, а в шотландских вересковых пустошах. Первое важное правило при этом — определить направление ветра, а потом установить, под каким углом к твоему лицу он дует. Подкрасться к оленю можно, лишь когда ветер — в твою сторону, тогда олень не может почуять твоего приближения.

В тот по-настоящему сентябрьский день ветер дул с севера. Сначала я пошел прямо навстречу ему, а затем, когда Гольден-Мальт привык к порывам ветра, отклонился чуть влево и двинулся по ровному, однообразному зеленому морю так, словно наверняка знал, куда иду.

На не очень большом удалении от себя я видел признаки человеческого жилья, но не заметил ни одной лошади. Пройдя таким образом примерно с милю, я снова не без труда вскарабкался на спину Гольден-Мальта, уселся поудобнее в седле и подобрал поводья. На сей раз Гольден-Мальт, подрастерявший, казалось, норов в отсутствие своих собратьев, как миленький потопал туда, куда я направлял его.

Я рискнул перевести его на рысь.

Без проблем.

Я пересек пару узких тропинок и проехал мимо нескольких ферм, провожаемый лаем собак. На этом этапе моего путешествия не было необходимости в точном определении своего местонахождения, потому что где-то впереди находилась самая старая дорога Британия Риджуэй, идущая с востока на запад между Горинг-Гэпом на Темзе и Вест-Кеннетом, деревней на юго-западе Суиндона. За Вест-Кеннетом она исчезала, но, наверное, двигаясь именно по ней, друиды достигали Стонхенджа. Верная своему названию, эта дорога вилась по холмам, потому что давным-давно, еще до вторжения римлян, ведомых Гаем Юлием Цезарем, окружающие долины были лесисты и в них бродили медведи.

Теперь, в век автомобилей, Риджуэй был скромной пешеходной тропой, но одинокому конокраду эта тропа могла показаться широкой магистралью.

Достигнув Риджуэя, я чуть не проскочил мимо него: едучи рысцой, уже было пересек тропу и лишь задним числом спохватился и догадался, в чем моя ошибка. Я ждал, что увижу перед собой дорогу с искусственным покрытием. Все мы — дети своего времени! Пришлось вернуться назад. Я остановил Гольден-Мальта, чтобы дать ему передышку, а сам тем временем напрасно огляделся кругом в поисках каких-нибудь указательных столбов. Одно было ясно: тропа ведет с востока на запад, если исходить из направления ветра. Значит, это мой путь.

Мне оставалось лишь пожать плечами и повернуть налево. Так я и сделал и, не теряя надежды, пустил Гольден-Мальта прежней рысью вперед. Приведет же меня, в конце концов, куда-нибудь эта дорога, пусть даже и не в Стонхендж.

Риджуэй не был кратчайшим путем от А до В, но главное для меня было не заблудиться и не спрашивать ни у кого дорогу, привлекая к себе чужое внимание.

Дорога свернула на юго-запад примерно там, где я и ожидал, и дальше ее пересекли одна -две дорожки поуже. Я испытал облегчение: теперь-то я знал точно, что избранный мною путь приведет меня к деревушке Фоксхилл.

Подруга Эмили восприняла мое спокойное, без всяких приключений прибытие как что-то само собой разумеющееся.

— Миссис Кокс просила меня передать вам, — сказал я, — что через день или два она пришлет за седлом и сбруей.

— Отлично.

— В таком случае я могу быть свободен?

— Да. Спасибо. Мы присмотрим за этим парнем. — Она похлопала Гольден-Мальта по гнедой шее с нежностью, которая мало чем отличалась от материнской, и ободряюще кивнула мне, когда я уходил, спросив ее, сумею ли вернуться обратно в Ламборн на попутках.

«Голосуя», я, однако, поехал не в Ламборн, а в Суиндон, успел на поезд до Рединга и явился к менеджеру местного банка, изрядно удивив его своим жакетом, галифе и блестящим синим шлемом для верховой езды с защитными жокейскими очками.

— Э-э-э, — сказал он.

— Да, — согласился я с ним. — Прошу прощения за свой вид, но в данный момент я действую от имени моего отчима сэра Айвэна Вестеринга, а это для меня непривычное занятие.

— Я хорошо знаю сэра Айвэна, — сказал менеджер. — Весьма сожалею, что он нездоров.

Я вручил менеджеру свои «верительные грамоты» и письмо о назначении меня временно исполняющим обязанности директора. Копии оказались довольно помятыми, оттого что путешествовали вместе со мной в кармане рубашки, однако должное действие они возымели, и менеджер, спокойный, уравновешенный человек, вежливо выслушал мою просьбу выплатить зарплату работникам пивоваренного завода за текущую неделю и выдать пенсии пенсионерам, пока консультант по делам о несостоятельности миссис Морден попытается организовать встречу кредиторов для добровольного улаживания споров между ними и должником.

Менеджер кивнул:— Миссис Морден уже обращалась ко мне. — Немного подумав, он продолжал: — Я говорил также с мистером Тобиасом Толлрайтом. Он сказал мне, что вы готовы встать передо мной на колени.

— Готов.

Самая неуловимая из улыбок промелькнула в уголках глаз менеджера.

— Что вам лично даст все это дело? — спросил он. От удивления я не нашелся, что ответить на его вопрос. Впрочем, мое молчание, кажется, ничуть не беспокоило менеджера банка.

— Хм. — Он фыркнул. Некоторое время он внимательно разглядывал собственные пальцы, а потом сказал: — Превосходно. Чеки на выплату зарплаты за эту неделю будут оплачены. Пенсионерам будет выдано семьдесят пять процентов их пенсий, на это мы согласимся, а там посмотрим. — Он встал и протянул мне гладкую белую руку. — Приятно было иметь с вами дело, мистер Кинлох.

Выйдя от него, я с облегчением вздохнул.

За полтора часа, оставшиеся в моем распоряжении до судьбоносной встречи с миссис Маргарет Морден, доброй феей близких к банкротству Золушек, я купил бритву, маленький тюбик крема для бритья, расческу и в каком-то кабачке попытался привести в порядок свое лицо. Ничто, однако, кроме времени, не могло избавить мой глаз от синяка. Потом я выпил полпинты пива «Кинг Альфред Гольд», чтобы получить представление о том, что мне предстояло спасать, и вскоре уже входил в дом феи.

Ей, надо полагать, уже сообщили кое-что обо мне, потому что она сразу догадалась, кто я, и с ходу приветствовала меня, назвав по имени. Снова пошло в ход и было тщательно изучено свидетельство о предоставлении мне полномочий доверенного лица, признана достаточно убедительной заверенная копия этого документа, а также копия письма Айвэна. Все происходило так же, как и в офисе у Толлрайта, и в банке. Миссис Морден вернула мне все эти «волшебные ключи» и попросила, в свою очередь, подписать документ, дающий ей полномочия действовать в интересах пивоваренного завода. В таких делах не было места соглашению, достигаемому джентльменским рукопожатием. Здесь царила бумажно-волокитная ответственность.

На вид миссис Морден было уже за сорок, но я затруднился бы сказать, ближе ли ей к сорока или пятидесяти. Я ожидал увидеть суровую деловую женщину, но ошибся. Правда, повадка у миссис Морден отличалась достаточной самоуверенностью и в ее спокойных серых глазах светился недюжинный ум, но одета она была не строго официально: в шелковое платье до колен, расшитое розовым и фиолетовым узором, с кружевами на воротнике.

Я не мог сдержать улыбки. По тому, как изменилось ее лицо, ставшее вдруг довольным, я понял, что такова именно и была цель, к которой стремилась миссис Морден: ободрить посетителя, сразу же расположить его к себе, облегчить ему установление контакта.

Офис миссис Морден был просторен и выдержан в основном в спокойных серых тонах. Он изобиловал сводами законов в кожаных переплетах. Во всю длину одной из стен тянулась полка с компьютерными мониторами. Я насчитал их не то шесть, не то семь и заметил, что все они выдают разную информацию. Перед ними стоял наготове стул на колесиках, только и ждавший, казалось, когда, наконец-то, надо будет перевозить хозяйку от одного экрана к другому.

Сама же хозяйка сидела в большом черном кресле за отдельным внушительного размера письменным столом и жестом руки указала мне на стул для посетителей (чуть менее внушительный). На столе перед миссис Морден уже лежали документы пивоваренного завода. Она и Тобиас определенно не теряли времени даром.

— Положение весьма серьезное... — сказала мне миссис Морден.

Серьезное положение стало внезапно еще хуже, потому что дверь в этот момент резко распахнулась и в ее проеме появился стремительный, как ракета, человек, за спиной у которого суетилась перепуганная секретарша, лепечущая (как в тысяче кинофильмов): «Прошу прощения, миссис Морден, я говорила, что вы заняты, но этот человек ничего не хочет слушать».

Вторгшийся в офис посетитель решительно шагнул вперед и, тыча острым пальцем чуть ли не мне в лицо, заявил:

— Вы не имеете права находиться здесь, слышите? Немедленно удалитесь отсюда. Вон. — Он ткнул пальцем в сторону двери. — Любые переговоры, касающиеся пивоваренного завода, буду вести я.

Он полыхал гневом, этот тщедушный человечек лет пятидесяти с обширной плешью и огненным взглядом из-за оправленных серебром больших стекол очков. На его тощей шее прыгал острый кадык. Похоже, психическую энергию этого существа можно было бы измерять мегаваттами. Он еще раз потребовал, чтобы я убрался из офиса миссис Морден.

— Но кто вы, — спокойно спросила его миссис Морден.

— Мадам, — довольно свирепо произнес он, — в отсутствие сэра Айвэна Вестеринга я контролирую дела пивоваренного завода. Я исполнительный директор. Этот недостойный молодой человек не имеет ни малейшего права вести переговоры с нашим аудитором и управляющим банком, как он это делает, насколько мне известно. Вам не следует принимать его всерьез и лучше избавиться от него. Я буду решать, нуждаемся мы или нет в ваших услугах. Лично я такой необходимости не вижу.

— Ваше имя? — уклончиво спросила миссис Морден.

Он раскрыл рот, как будто от изумления, что она не знает, кто он такой, — и снова закрыл, чтобы выпалить:

— Финч, Десмонд Финч.

— Ах да. — Миссис Морден перевела взгляд на лежавшие перед ней документы. — Здесь есть упоминание о вас. Прошу прощения, мистер Финч, но мистер Кинлох имеет неоспоримое право действовать от имени сэра Айвэна.

Она повела рукой в сторону заверенной копии документа о моих правах, оставшейся у нее на письменном столе. Финч схватил бумагу, взглянул на нее и разорвал на две половинки.

— Сэр Айвэн так болен, что не отдает себе отчета в своих действиях, — заявил он. — Прекратим этот фарс. Я — и только я — отвечаю за дела пивоваренного завода.

Миссис Морден склонила голову набок:

— Что скажете, мистер Кинлох? — обратилась она ко мне за решением возникшего вопроса.

Айвэн, размышлял я, сознательно обошел стороной Десмонда Финча, доверяя дела завода мне, и я догадывался почему. Было бы вполне нормально, если бы Айвэн передал свои полномочия второму после него лицу из руководства завода. Если он не сделал этого — и не сделал вполне обдуманно, — то, значит, мои обязательства перед отчимом были непустым звуком, и мне следовало выполнять их неукоснительно.

— Продолжим переговоры, миссис Морден, — как можно хладнокровнее сказал я. — Я еще раз свяжусь с сэром Айвэном, и если он пожелает, чтобы я не участвовал в его делах, то, разумеется, я в них участвовать не буду.

Она мило улыбнулась Финчу.

— Нет, этого недостаточно, — продолжал кипятиться Финч. — Я требую, чтобы этот... этот узурпатор удалился сейчас же. Сию минуту. Немедленно. Миссис Бенчмарк настаивает на этом.

Миссис Морден приподняла брови, несомненно, заметив на моем лице полное понимание того, о чем идет речь, и ожидая от меня соответствующих разъяснений.

— Миссис Бенчмарк, — сказал я в ответ на ее взгляд, — дочь сэра Айвэна. Пэтси Бенчмарк. Она предпочла бы вообще убрать меня из жизни ее отца. Думаю, ей очень хотелось бы, чтобы я, ну, что ли, испарился.

— Если я правильно понимаю, — терпеливо сказала Маргарет Морден, — сэр Айвен в действительности отец миссис Бенчмарк, а вы — его пасынок.

Я кивнул.

— У сэра Айвэна есть дочь, Пэтси, от его первой жены, которая умерла. Потом он женился на моей овдовевшей матери, когда мне было восемнадцать лет, так что я стал его пасынком.

— Да, и он пытается подобраться к состоянию сэра Айвэна и отрезать пути к нему для миссис Бенчмарк, — громко и ядовито добавил Финч.

— Нет, — сказал я.

Я не мог бы упрекнуть Маргарет Морден за то, что взгляд ее выразил сомнение. Опасения Пэтси были навязчивы, но не лишены логики.

— Прошу вас, миссис Морден, сделайте все возможное, чтобы спасти пивоваренный завод, — сказал я. — От этого, быть может, зависит состояние здоровья сэра Айвэна. А миссис Пэтси не стоит волноваться, придет день, когда этот завод будет принадлежать ей. Спасите дело для нее, не для меня. А если завод вылетит в трубу, вам, мистер Финч, Пэтси спасибо не скажет.

Финч обдал меня ошалелым взглядом и направился было к двери, но вдруг остановился как вкопанный, потом вернулся и, весь исходя ядовитой злобой, бросил мне в лицо обвинение:

— Миссис Бенчмарк уверена, что вы украли «Золотой кубок короля Альфреда». Да, вы украли золотую чашу и спрятали ее, и, если понадобится, миссис Бенчмарк вернет ее себе силой.

О, дьявольщина! «Где это?»

У меня заныли ребра.

«Это» — «Золотой кубок короля Альфреда». Так вот что искали у меня те четверо подонков. То, чего у меня нет, а совсем не то, что есть.

— У вас усталый вид, мистер Кинлох, — сказала миссис Морден.

— Усталый! — Финча переполнял сарказм. — Если бы он устал, то вернулся бы в Шотландию и отсыпался бы целую неделю. Нет, целый месяц.

Неплохое предложение, подумал я, и спросил:

— Кубок хранился на заводе?

Финч открыл и закрыл рот, ничего на это не ответив.

— Не знаете? — спросил я, изображая самый что ни на есть неподдельный интерес. — Из-за его пропажи поднялась большая шумиха, вызвали полицию, полицейские размахивали наручниками? Или Пэтси только сказала вам, что я забрал кубок? О, она любому способна навязать свое мнение, полностью подавив его здравый смысл.

Второе лицо в правлении пивоваренного завода вылетело из офиса так же неожиданно, как и влетело. Когда улегся ветер от хлопнувшей двери, миссис Морден спросила меня, могу ли я восстановить заверенную копию документа о предоставлении мне полномочий доверенного лица. Благодаря предусмотрительности Айвэна, велевшего сделать десять таких копий, никаких проблем не возникло. Я дал миссис Морден еще одну: у меня их осталось пять.

— Мне нужны дальнейшие указания, — сказала миссис Морден.

— Какие именно?

— Я хотела бы действовать в ваших интересах, если вы дадите мне собственноручно написанный документ, освобождающий меня от ответственности за то, что будет мною сделано по вашему требованию или с вашего согласия. Это необычная просьба, но в связи с данным конкретным делом о несостоятельности она представляется мне оправданной.

Я написал под диктовку миссис Морден необходимый ей документ и поставил под ним свою подпись, что миссис Морден и засвидетельствовала в присутствии своей секретарши, после чего этот документ стал дополнением к тем полномочиям, которыми я уже наделил добрую фею.

— Надеюсь, что в понедельник я сумею созвать всех основных кредиторов пивоваренного завода, — сказала она. — Позвоните мне завтра, и я отчитаюсь перед вами, как идут дела.

— Благодарю вас, миссис Морден.

— Маргарет, — сказала она. — Но цифры, однако, невеселые... Я вернулся к «Пирсу, Толлрайту и Симмондсу», где аудитор и я через пятнадцать минут разговора стали Тобом и Алом и вместе отправились выпить пива.

Я рассказал Тобиасу о визите Десмонда Финча к Маргарет Морден. Выслушав эту историю, Тобиас принялся еще энергичнее жевать очередную ни в чем не повинную зубочистку. Это занятие позволяло ему сохранять молчание.

— Ты встречался с ним когда-нибудь? — спросил я, вынуждая Тобиаса хоть что-то сказать мне.

— О, да. Довольно часто.

— Что он за человек?

— Не для протокола?

— Разумеется, — сказал я. — Какой протокол в пивной?

Но и после этого Тобиас медлил, осторожничая. Наконец сказал:

— Десмонд Финч очень исполнительный человек. Дай ему программу, и Финч выполнит ее безукоризненно. На его энергии держится система кровообращения пивоваренного завода, а упорство и настойчивость Финча обеспечивают выполнение всего, что должно быть сделано.

— Так ты, стало быть, симпатизируешь этому человеку?

Лицо Тобиаса расплылось в улыбке.

— Терпеть его не могу, но восхищаюсь деловыми качествами Финча.

— И на том спасибо, — засмеялся я. Мы дружно принялись поглощать пиво.

— А что представлял собой Норман Кворн? — спросил я. — Норман Кворн был тот самый финансовый директор, который исчез, не забыв прихватить с собой кругленькую сумму. — Ты должен был хорошо знать его.

— Полагаю, что так. Я сотрудничал с ним не один год. — Тобиас вынул изо рта зубочистку и хлебнул пива. — Надо быть последним негодяем, чтобы сделать такое. Так должен был бы я думать о нем. Но это лишь расхожее мнение.

— Так кто же он все-таки был? Что за человек?

— О! Ему предстоял уход на заслуженный отдых. Шестьдесят пять лет. Серый, педантичный бухгалтер, никакой фантазии. Сухарь. Мы с ним ежегодно проверяли документы фирмы от корки до корки. И всякий раз ни сучка ни задоринки, вся запятые на месте, тютелька в тютельку. Это, разумеется, моя работа — рыться в накладных, счетах, формулярах и искать подтверждение тому, что соответствующие сделки действительно имели место. Но в работе Кворна никогда не было ни малейших неувязок. За его честность я поручился бы собственной репутацией.

— Он не разменивался на мелочи.

Тобиас вздохнул. Переломилась еще одна зубочистка.

— Он был умен и хитер — этого у него не отнимешь.

— А в самом деле, как ему удалось украсть такую сумму?

Я, как и Маргарет Морден, был под впечатлением от цифр.

— Если ты думаешь, что он ходил вокруг банка с мешком, то ошибаешься, — сказал Тобиас. — Он не запихнул наличность в чемоданчик и не исчез через туннель под проливом. Он проделал все самым современным образом, с помощью техники. — Тобиас поцыкал зубами. — Да, он осуществил перевод денег с помощью электронной техники через код ABA. Это идентификационный код международного банка. И все идентификационные коды при подтверждении сделок по факсу оказывались безупречными. Дьявольская хитрость! Я был уверен, что сумею напасть на его след, но потерял его где-то в Панаме. Это серьезное мошенничество, хотя сэр Айвэн и готов замять дело и никому не дать доступа к нему. Конечно, это не вытащит из провала пивоваренный завод, если сэр Айвэн поступит таким образом. Маргарет Морден — ваша надежда на спасение. Единственная надежда, я бы сказал.

Мы вновь наполнили свои кружки. У нас обоих было вполне понятное мрачное настроение.

— Как думаешь, — сказал я, — Кворн мог украсть «Золотой кубок короля Альфреда»? Чашу из чистого золота?

— Что? — удивился Тобиаса. — Нет. Это не его стиль.

— Его стиль — электронные трансферты, так?

— Понимаю, что ты имеешь в виду, — глубоко вздохнул Тобиас. — И все же...

— Десмонд Финч говорит, что Пэтси Бенчмарк — ты знаешь, наверное, дочь Айвэна и встречался с нею, — так вот, Пэтси Бенчмарк обвиняет меня в краже кубка. Ее вранье убедительно, и мне пора бы уже находиться в Редингской тюрьме.

— Сочинять баллады а ля Оскар Уайльд?

— Тебе легко шутить...

— Я встречался с Пэтси, — сказал Тобиас, пуская в ход очередную зубочистку. — Тот факт, что никто не знает, где искать этот бесценный средневековый кубок, вовсе не означает, что он украден.

— Пью за ясность твоего ума. Он расхохотался:

— Из тебя вышел бы хороший аудитор.

— Мне больше нравится возиться с красками.

Я внимательно всмотрелся в его дружелюбное, добродушное лицо и представил себе, как быстро крутятся в уме Тобиаса аналитические колесики. Наверное, с такой же скоростью они вертелись и в моей голове. Однако когда-то должно было возникнуть доверие или — по крайней мере — надежда на него.

— Что произошло раньше, — спросил я, — исчезновение Нормана Кворна или открытие того, что документы были липой? Или сердечный приступ у моего отчима? И когда впервые появились слухи об исчезновении кубка?

Пытаясь вспомнить, Тобиас нахмурился:

— Все случилось примерно в одно и то же время.

— Нет, одновременно это случиться не могло.

— Верно, не могло. — Тобиас помолчал. — Никто, кажется, уже давно не видел кубка. Что касается двух других вопросов... Я рассказал все сэру Айвэну недели две или чуть больше тому назад... Разговор происходил в его лондонском доме... Так вот — я сказал, что завод неплатежеспособен, и объяснил почему. Он просил меня прикрыть дело и никому ничего не говорить. Кворн уже сбежал — за несколько дней до нашей встречи с сэром Айвэном. Во всяком случае, так утверждали секретари правления завода. Сердечный приступ у сэра Айвэна случился под вечер того же дня. После этого я ни от кого не мог получить никаких инструкций, пока не появился ты. Финансовое положение завода тем временем, пока сэр Айвэн был в больнице, стало еще хуже, потому что никто, кроме него, не мог принимать окончательных решений, а сам он был не в состоянии переговорить со мной. Но банк уже не мог больше ждать. — А что же Десмонд Финч?

— Он? — спросил Тобиас. — Я уже говорил тебе, что Десмонд Финч — хороший лейтенант, но ему необходим генерал, который указывал бы, что делать. Сейчас-то Финч может сколько угодно заявлять, что несет ответственность за дела завода, но без миссис Бенчмарк, подталкивающей его сзади, он до сих пор делал бы то же самое, что и в течение последних двух недель, которые убедили меня в том, что Финч не способен действовать в отсутствие сэра Айвэна.

Все, что говорил мне Тобиас, соответствовало действительности.

— Маргарет Морден говорит, что мне не надо приходить в понедельник на встречу директоров, — сказал я.

— Она права, не надо. Пожалуй, так будет лучше. Она сама убедит их, если только их вообще можно убедить.

— Я просил ее посетить скачки.

— Скачки? Ах да! «Золотой кубок короля Альфреда». Но трофея-то нет.

— Победителю всякий раз вручают лишь позолоченную копию, настоящего кубка ему никогда не дают.

— Увы, жизнь полна разочарований, — вздохнул Тобиас.

Когда я подошел к дому в Кресчент-парке, доктор Кейт Роббистон как раз выходил оттуда, и разговор между нами произошел на ступеньках лестницы, а моя мать в это время держала дверь открытой и улыбалась, ожидая, пока я войду. — Привет, — бодро поздоровался со мной доктор, крепко пожав руку. — Как дела?

— У меня кончились таблетки, которые вы дали мне.

— Кончились, говорите? Хотите еще?

— Да, был бы вам весьма признателен.

Он сразу же протянул мне новый маленький пакетик. У него, похоже, был неистощимый запас.

— Когда произошла эта ваша встреча с ворами? — спросил доктор.

— Позавчера, — ответил я и почувствовал, что с тех пор прошло как будто целых десять дней. — Как Айвэн?

Доктор взглянул на мою мать и, несомненно, в расчете на то, что она услышит его, кратко отчеканил:

— Ему необходим отдых. — Потом, быстро переведя взгляд на меня, продолжил: — Может быть, вы, именно вы, сильный молодой человек, сумеете убедить его в этом. Я дал ему сильнодействующие успокоительные средства. Больному необходимо как следует выспаться. А теперь позвольте пожелать вам всего самого лучшего. — Доктор Роббистон взмахнул рукой, прощаясь, и умчался. Жизнь заставляла его вечно спешить.

— Что он имел в виду, говоря об отдыхе? — спросил я мать, обнимая ее и входя следом за нею в дом.

Мать вздохнула:

— Пэтси здесь, и Сэртис тоже.

Сэртис — муж Пэтси. Его родители, книжные черви, дали сыну такое имя в честь великого сказочника девятнадцатого века. Сэртис Бенчмарк обладал способностью с тупой настойчивостью оказывать людям медвежью услугу — и в этом был схож со своей женой. Меня он видел ее глазами. Его собственные, даже когда он улыбался, оставались тусклыми.

Мать и я, поднимаясь вверх по лестнице, услышали из кабинета Айвэна голос Пэтси:

— Я настаиваю, отец, чтобы его здесь не было. Айвэн ответил ей так тихо, что мы не разобрали слов.

Сопровождаемый матерью, я вошел в кабинет Айвэна.

Мое появление вызвало у Пэтси раздражение, которое нетрудно было предвидеть. Пэтси была рослая, худая и поражала своей красотой, особенно когда хотела кого-нибудь очаровать. Многие, услышав от нее «дарлинг», таяли и млели. И только те, кто хорошо знал ее, оставались осторожными, не исключая и Сэртиса.

— Я сказала отцу, — с места в карьер обратилась Пэтси ко мне, — что он должен аннулировать этот необдуманный документ о предоставлении тебе полномочий действовать от его имени.

Я не стал возражать и со всем возможным миролюбием сказал:

— Сэр Айвэн волен, разумеется, поступать, как ему будет угодно.

Отчим, одетый в свой всегдашний темно-красный халат, сидел в кресле за письменным столом. Меня встревожила бледность и вялость Айвэна. Ему уже закапали болеутоляющие капли в глаза. Я подошел к нему и предложил с моей помощью спуститься вниз и лечь в постель.

— Оставьте отца в покое, — резко произнесла Пэтси. — Для этого у него есть фельдшер.

Айвэн, однако, оперся на мою руку и с трудом встал на ноги. За прошедшие сутки ему стало хуже, подумал я. — Пойду лягу, — как-то нерешительно сказал он. — Неплохая мысль.

Он позволил мне отвести его в спальню. Пэтси и Сэртис чуть ли не силой пытались помешать мне, но остановить не сумели. После тех четверых громил Бенчмарки не были для меня серьезными противниками, и у них хватило ума понять, что не стоит заходить слишком далеко.

Когда я проходил мимо Сэртиса, он злобно прошипел мне вслед:

— Ничего, в следующий раз ты у нас завизжишь! У моей матери от удивления широко открылись глаза, а Пэтси резко обернулась к своему мужу и так презрительно взглянула на него, что Сэртис буквально съежился.

— Держи свой дурацкий язык за зубами! — дрожа от злости, сказала Пэтси.

Я и мать ввели Айвэна в его спальню и помогли ему снять халат и лечь в постель. Айвэн облегченно вздохнул и закрыл глаза, повторяя: «Вивьен... Вивьен...»

— Я здесь, — отозвалась мать, погладив Айвэна по руке. — Постарайся уснуть, мой милый.

Лекарство оказало свое действие, и вскоре дыхание Айвэна стало ровным, каким оно бывает у спящих. Мы с матерью на цыпочках вышли из спальни и вернулись в кабинет. Пэтси с мужем уже успели уйти.

— Что имел в виду Сэртис? — спросила меня мать. — Что означают эти слова: «В следующий раз ты у нас завизжишь?»

— Наверное, какую-то угрозу.

— Да, он не шутил. — Мать казалась взволнованной и растерянной. — Есть в Сэртисе что-то такое... Ах, дорогой мой, что-то ненормальное.

— Ма, — сказал я, придавая себе беспечный вид, — нормальных людей почти не бывает. Начни хотя бы с собственного сына.

Ее беспокойство нашло отдушину в смехе и сменилось заметной радостью, когда я позвонил из кабинета Айвэна Джеду Парлэйну и сказал, что задержусь на юге еще на двадцать четыре часа.

— Я приеду завтрашним ночным поездом, — сказал я Джеду. — Боюсь, что он прибывает в Далвинни в четверть восьмого утра. Да еще будет суббота.

Джед слабо запротестовал:

— Роберт хочет, чтобы ты вернулся сюда как можно скорее.

— Скажи ему, что я задерживаюсь по просьбе матери.

— Полиция уже действует вовсю.

— Очень плохо. Понимаю тебя, Джед.

Эдна приготовила в тот день отличный обед, и мы с матерью отдали должное ее кулинарному искусству. Потом был приятный, мирный вечер. Я сидел в гостиной у матери, и мы почти все время молчали. Не хотелось нарушать царящего вокруг нас покоя. Правда, я сказал матери, что виделся с Эмили, но как бы между прочим.