— Найдите газету.

— Попробую.

— Никто не догадается делать анализы на конский эрлихиозис... болезнь практически неизвестна. Редкая. Вовсе не эпидемия. Трудно определимая. Просто великолепно.

— Думаю, владельцы лошадей придерживаются иного мнения.

— Но ведь это история...

Это будет просто катастрофа, подумал я, если я быстренько все не выясню. Я уже видел мысленным взором заголовки в газетах: «Водители Фредди Крофта привезли из Франции лихорадку». Так, может, безопаснее не пользоваться фургонами Фредди Крофта? Извини, Фредди, и все такое, но я не могу рисковать.

Доверие вещь хрупкая. Верность — фикция. Клещи на кроликах? Нет уж, благодарю покорно.

И компания Фредди Крофта останется без работы.

Я почувствовал, что вспотел.

В предыдущее воскресенье у Уотермидов потерялся один кролик. Как сказали дети, было пятнадцать, а теперь только четырнадцать. Может, Льюис, пользующийся таким доверием, — любитель кроликов, взял его с собой во Францию? Спрятал в тайнике над бензобаками? Прошлым августом именно Льюис привез из Франции кролика, на котором кишмя кишели клещи... Мертвые крестики Джоггера.

Клещи. Сквозь оглушительное пение я услышал голос Джоггера.... «У араба на лошади были такие же вещи»... Я мучительно соображал. Вещи... клещи. У араба на лошади были такие же... клещи.

У араба на лошади прошлым летом были такие же клещи, и она сдохла. Кто же такой араб?

О Господи, подумал я. Может, араб — Египет? Или араб и Сирия? Араб — Насер.

Насер — Ашер.

У Бенджи Ашера на лошади были такие же клещи...

Помнится, Дот оказала: «Эти старые развалины. Они сдохли... Ты их ставишь под окно гостиной...»

Стюардесса, уже получившая свою долю щипков, пытаясь перекричать гвалт, спросила меня, не надо ли мне чего.

— Тройное виски... Нет, достаточно одной порции. Мне еще машину вести.

Перед глазами мелькали картины, одна за другой. Бенджи Ашер, тренирующий лошадей из окна второго этажа. Бенджи, который никогда не прикасается к лошадям. Бенджи, заставивший меня седлать его лошадей в Сандауне.

Разумеется, Бенджи не мог знать, что те старые лошади, которых он приютил, были заражены Ehrlichiae... Или мог? Боялся, что микроскопические организмы попадут на него?

Но, если он боялся именно этого, зачем тогда согласился взять еще двух старых лошадей? Знал ли он, что и на них тоже могли быть клещи?

Льюис часто выполнял его заказы.

Стюардесса принесла мне виски.

Бенджи выставлял своих лошадей на небольших скачках, и ему всегда чертовски везло — многих лошадей снимали с соревнований.

Скорее всего это совпадение. Бенджи очень богат. А что, если он гонялся не за деньгами, а ему нужны были победители? Харв говорил: мистер Ашер скверный тренер...

Ерунда все это. Не может такого быть. Откуда-то, вперемешку с буйными песнями, в сознании всплыло предложение, которое я где-то прочел:

«Нет смысла пытаться разгадать, какая движущая сила скрывается внутри нас. Она сама проявится. Под давлением, скрыть ее невозможно».

Что, если движущей силой Бенджи Ашера была жажда побеждать, жажда, для удовлетворения которой не хватало своих собственных способностей?..

Нет. Немыслимо. Однако каждая победа доводила его до исступления.

Льюис часто возил его лошадей. Прошлым летом Льюис обрезал свои локоны. Может, он боялся, что длинные волосы увеличат его шансы заполучить клещей?

Это он привез кролика с клещами в смотровую яму Джоггера. Джоггер.

Бенджи Джоггера не убивал. В это время он играл в теннис на корте у Уотермидов. Льюис тоже не убивал Джоггера. Он был во Франции. Льюис вернулся на ферму позже, чем предполагалось, где-то в два часа утра в ночь с понедельника на вторник. Он поставил двухлеток Майкла в конюшню на ферме и оставил мне записку, что у него грипп. Я сам отвел шестиместный суперфургон с двухлетками к Майклу во вторник утром, там позавтракал и полюбовался галопом Иркаба Алхавы. Затем фургон повел на скачки один из моих водителей.

Что, если Льюис и в самом деле возил пропавшего кролика во Францию, откуда он привез на себе болезнетворный груз? Что, если он все еще был там, в контейнере, вместе с клещами, когда я вел фургон к Майклу Уотермиду? Что, если он все еще находился в этом контейнере, когда фургон вернулся с ипподрома? Что, если Льюис, который был просто простужен, пришел на ферму ночью, чтобы забрать кролика? А я появился в самый неожиданный момент?

Могло так быть?

Или все было иначе?

Чему мог помешать Джоггер ?

Что мог увидеть Джоггер на ферме в воскресенье утром и о чем обязательно рассказал бы мне? Что-то такое, что он не должен был видеть?

Что случилось на ферме в воскресенье утром?

— Задай правильный вопрос, — так сказал Сэнди Смит.

То воскресенье было шестого-марта, в тот самый день, когда полетел компьютер в конторе, то есть когда его включили, чтобы активизировать Микеланджело. Джоггер в компьютерах не разбирался. Значит, важно не то, что он увидел, а кого он увидел.

Буйные песни все звучали.

У меня возникло острое чувство опасности.

Вернувшись домой из аэропорта, я набрал номер Изабель и извинился за поздний звонок.

Да ничего, сказала она. День прошел нормально. Обе лошади, которых Харв возил в Чепстоу, пришли первыми. Азиз и Дейв благополучно вернулись из Ирландии, но Азиз сказал, что Дейв неважно себя чувствует. Похоже, у него грипп.

— Будь он неладен, — пробормотал я. Нина возила в Лингфилд победителя, Найджел тоже. Льюис отвозил трех лошадей Бенджи Ашера на барьерные скачки в Чепстоу. Знает, что должен в понедельник захватить с собой вещи для поездки в Италию. Фил без происшествий съездил в Юттоксстер. Майкл Уотермид и Мэриголд Инглиш заказали два фургона на вторник для поездки на ярмарку в Донкастер.

— Здорово, — с благодарностью сказал я. Мэриголд не обратила внимания на проблемы Петермана, пока, во всяком случае.

Джерико Рич уже несколько раз поругался со своим новым тренером, сообщила Изабель. Как ей кажется, недалеко то время, когда он снова вернет всех своих лошадей в Пиксхилл.

— Он просто не в своем уме, — сказал я.

— Я слышала, ты завтра опять идешь к Уотермидам обедать, — сказала Изабель. — Так что, я продолжаю принимать заказы?

— Да, пожалуйста, — согласился я с признательностью. — А кто тебе сказал?

— Тесса Уотермид. Заходила на минутку. Я ее кое-чему учила. Ты не возражаешь?

— Нет, конечно.

— Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Сидящий со мной рядом в «Фортраке» Гуггенхейм не согласился с моим предложением остановиться и перекусить. Я не обедал и очень хотел есть. В своей жажде познаний Гуггенхейм предпочитал обходиться без пищи земной. Кроме того, заметил он резонно, Петерману требуется тетрациклин как можно скорее, и тем заставил меня замолчать.

Однако для бедняги Петермана все было уже позади. Когда мы с Гуггенхеймом вышли в мой темный сад, старый мой приятель лежал на поляне в метре от того места, где я его оставил. Тот глаз, который можно было разглядеть, был замутнен, и полная неподвижность не оставляла сомнений в его смерти.

Гуггенхейм горевал по поводу своей карьеры, мне же было грустно при воспоминании о былых победах и таланте этого великолепного скакуна. Вместо мыла для собирания клещей Гуггенхейм привез маленький пылесос на батарейках. Как он ни суетился над Петерманом, результаты изучения собранного мусора разочаровали его безмерно.

Страдальчески стеная, он склонился над микроскопом в моей кухне.

— Ничего. Абсолютно ничего. Наверное, вы их всех собрали на ваше мыло. — В голосе звучали обвинительные нотки, как будто я намеренно испортил ему все дело. — Но ничего удивительного. Клещи питаются кровью. Головкой прорывают кожу хозяина. Ehrlichiae из клеща проникает в кровь хозяина и затем в определенные кровяные клетки. Не буду вас утомлять подробностями, все это сложно... но они могут жить только в живых клетках, а эта лошадь, похоже, умерла несколько часов назад.

— Хотите выпить? — предложил я.

— Я безразличен к алкоголю, — заявил он.

— Ну что ж.

Я налил себе, а минуту спустя он взял бутылку и наполовину наполнил приготовленный для него бокал.

— Анестезия против утерянных надежд, — сказал он. — Полагаю, вы правы.

— Когда мне было столько, сколько вам сейчас, — сказал я, — я летал вместе с ветром. И довольно часто. Он посмотрел на меня поверх бокала.

— Вы что, хотите сказать, что у меня все впереди? Вы ничего не понимаете.

— Представьте, понимаю. Я вам достану еще этих клещей.

— Каким образом?

— Придумаю.

Мы сообразили себе что-то вроде ужина из продуктов, имевшихся в холодильнике и буфете, и он отправился спать в комнату Лиззи.

Утром я позвонил Джону Тигвуду и сообщил ему, что Петерман умер.

В голосе Тигвуда, как всегда напыщенном и неприятном, звучали скандальные интонации.

— Мэриголд Инглиш жаловалась мне, что лошадь больна и что на ней клещи. Чепуха. Совершеннейшая чепуха, так я ей и сказал. У лошадей клещей не бывает, только у собак и скота. Я не позволю ни вам, ни ей распространять такие вредные слухи.

Я понимал, что он боится, что все его предприятие развалится и никто больше не согласится взять к себе старых лошадей. Придет конец пожертвованиям. Не придется больше суетиться с важным видом. У него была не менее основательная причина держать язык за зубами, чем у меня.

— Конь сейчас у меня, — сказал я. — Могу вызвать живодеров, чтобы его забрали, если хотите.

— Да, конечно, — согласился он.

— А как другие старички? — спросил я.

— В полном порядке, — зло ответил он. — И это вы виноваты в том, что Петерман попал к миссис Инглиш. Она решительно отказалась взять какую-либо другую лошадь.

Я сказал несколько успокаивающих слов и повесил трубку.

Вниз спустился печальный Гуггенхейм, выглядящий не более чем на шестнадцать лет, и уставился сквозь окно на труп Петермана, как бы призывая его вернуться к жизни вместе с клещами.

— Пожалуй, мне стоит вернуться в Эдинбург, — уныло сказал он. — Разве только еще какие-нибудь лошади заболели.

— Выясню за обедом. В доме Майкла Уотермида можно услышать все последние пиксхиллские новости.

Тогда он сказал, что, если я не возражаю, он подождет и уж потом уедет. В лаборатории у него полно работы, которой он не может пренебречь. Ладно, согласился я, и он может сразу же вернуться, если произойдет нечто важное.

Он угрюмо наблюдал, как живодеры поставили свой фургон поближе к калитке и перенесли в него тощий труп старого коня.

— Что с ним будет? — спросил Гуггенхейм.

— Отправят на фабрику по производству клея, — ответил я и по выражению его лица понял, что лучше бы ему этого не знать.

Еще он спросил, что могло заставить привести в такой хаос мою гостиную. Что двигало человеком, разрушившим машину и вертолет? Что за человек мог такое сотворить? Я заверил его, что он до сих пор бродит где-то рядом с топором наготове.

— Но разве вы... ну разве вы не боитесь? — спросил он.

— Стараюсь быть осторожным, — ответил я. — Потому и не беру вас с собой на обед. Не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я знаком с ученым, тем более со специалистом по клещам. Надеюсь, вы не обиделись.

— Разумеется, нет. — Он еще раз оглядел порушенную топором гостиную и содрогнулся.

На ферму я его все же свозил и показал фургоны, которые произвели на него сильное впечатление своими размерами. Рассказал я также и про контейнеры под днищами и добавил, что, по моему разумению, клещей доставляли в Англию на кроликах.

— В контейнерах должны быть дырки для воздуха.

— Наверное.

— А вы не посмотрели?

— Нет.

Он удивился, но я не стал ничего объяснять. Отвезя его назад к себе домой, я сам отправился к Уотермидам.

Моди и Майкл встретили меня тепло. Многие из постоянных гостей уже прибыли, включая Бенджи, Дот Ашер и док гора Фаруэя. Повернувшись ко всем спиной, Тесса что-то шептала на ухо Бенджи. Младших детей не было, уехали на выходные к Сюзан и Хьюго Палмерстоун.

— Они хорошо ладят с Синдерс, — сказала Моди. — Такая славная девочка.

Внезапно я понял, что надеялся снова увидеть Синдерс у Уотермидов. «Не думай о ней, — сказал я себе. — Тут уж ничем не поможешь».

Я спросил Майкла, взял ли он уже старых лошадей.

— Двух, — сказал он кивая. — Очень игривые старички. Носятся в моем нижнем загоне, что твои двухлетки.

Я задал Дот тот же вопрос, но получил совсем другой ответ.

— Бенджи сказал, пусть Тигвуд несколько дней подождет. Не знаю, что и нашло на старого засранца. По сути, делает так, как я просила.

— Отчего умерла та старая лошадь в прошлом году?

— От старости. Какая-то лихорадка. Какое это имеет значение? Мне один их вид противен.

Тот ветеринар, что осматривал по моей просьбе старых лошадей и дал «добро» на их выгрузку, тоже присутствовал на обеде. В данный момент он о чем-то беседовал с доктором Фаруэем.

— Как дела? — спросил я его. — Как поживают пиксхиллские больные? Что-нибудь интересное?

— Слышал, к тебе сегодня приезжали живодеры, — заметил он.

— Быстро же новости распространяются, — сказал я обреченно. — Одна из тех старых лошадей издохла.

— Чего ж меня не позвал?

— Не думал, что дело так серьезно, иначе бы обязательно позвал. Он кивнул.

— Старые они. Умирают. Что поделаешь, такова природа.

— А кто-нибудь еще болеет? Прошлогодняя болезнь не возвращалась?

— Слава Богу, нет. Обычные растяжения да зубы.

— А что это за прошлогодняя болезнь? — вмешался Фаруэй.

— Какая-то непонятная инфекция, — объяснил ветеринар. — Легкая лихорадка. Давал им антибиотики, и они поправились. — Он нахмурился. — Однако тут есть причины для беспокойства. После болезни все лошади потеряли скорость и форму. Но, слава Богу, болезнь не распространилась.

— Однако любопытно, — заметил Фаруэй.

— Скоро вы будете в курсе всех пиксхиллских дел, — пошутил ветеринар, но, казалось, Фаруэй ничего против не имеет.

Сестра Моди Лорна с хозяйским видом приблизилась к Фаруэю, взяла его за руку и одарила меня неодобрительным взглядом, по-видимому, все еще не забыв, что я отказался перевозить престарелых лошадей бесплатно. Ее неприязненное отношение волновало меня куда меньше, чем ее былой пристальный интерес к моей персоне. Фаруэй ласково посмотрел на нее, полностью разделяя ее мнение обо мне.

Я отошел от них, переваривая то, что мне удалось узнать, и размышляя, чего же еще я не знаю.

Брат Тессы Эд с несчастным видом одиноко стоял в сторонке. Я немного поговорил с ним, стараясь развеселить.

— Помнишь, как ты выдал на прошлой неделе? — спросил я. — Насчет того, что Джерико Рич приударял за Тессой.

— Я правду сказал, — защищался он.

— Не сомневаюсь.

— Он ее лапал. Я видел. Она ему съездила по физиономии.

— В самом деле?

— Вы мне не верите? Никто мне не верит. — Его охватила жалость к самому себе. — Джерико Рич ругался и грозил, что заберет своих лошадей, а Тесса сказала, что, если он заберет, она с ним поквитается. Глупая сучка. Как это она поквитается с таким человеком? Ну, он все же забрал лошадей, и что же Тесса сделала? А, разумеется, ничего, черт побери. И отец даже не злится на нее, только на меня, за то, что я всем рассказал, почему Джерико Рич уехал. Это несправедливо.

— Конечно, — согласился я.

— А вы не такой уж плохой, — заметил он.

За обедом я сидел рядом с Моди, но мало чего осталось от той радости, которую я испытывал за этим столом неделю назад. Моди это чувствовала, пыталась расшевелить меня, но все равно я уехал сразу после кофе.

В Пиксхилле нет лошадей с лихорадкой, доложил я Гуггенхейму и отвез его в полном унынии в аэропорт. По дороге домой я остановился заправиться и, немного подумав, набрал домашний номер Нины.

— Гм, — начал я, — когда придете на работу завтра утром, захватите с собой парашют.

— Что?

— Чтоб приземлиться за линией фронта в оккупированной Франции.

— Это что, последствия сотрясения мозга?

— Да нет. Если не хотите, можете отказаться.

— Нельзя ли пояснее?

— Могу я с вами встретиться? Вы не заняты?

— Я одна... и мне скучно.

— Вот и хорошо. То есть, я хочу сказать, давайте встретимся у Котсуолдских ворот? Я могу быть там около шести.

— Договорились.

Я соответственно сменил направление и поехал на северо-запад. Через полтора часа я прибыл к старой неприметной гостинице, стоящей на краю шоссе. Я остановился у высокого столба, мимо которого я столько раз проезжал по дороге на скачки в Челтенгем.

Она уже ждала меня, ей было ближе ехать, и на этот раз она была настоящей Ниной, а не ее лишенным красок рабочим вариантом.

Она сидела в обитом ситцем кресле у камина в холле, а рядом на маленьком столике стоял поднос с чайными чашками.

Скачки в Челтенгеме уже закончились, а туристский сезон еще не начался, так что в гостинице практически никого не было. Она поднялась, завидев меня, и я чувствовал, что мое открытое восхищение ее внешностью ей по душе. На этот раз никаких джинсов, вместо них — черная юбка и черные колготки на длинных стройных ногах. Вместо бесформенного свитера — черный жилет, белая шелковая блузка с широкими рукавами и большими золотыми запонками и на шее длинная цепь из полусоверенов, которых бы хватило на скромный выкуп. И пахло от нее не лошадьми, а гардендями. Точеное лицо слегка припудрено, губы немного подкрашены.

— Мне очень не хочется вас просить... — начал я, слегка поцеловав ее в щеку, как бы по старой привычке. — Вы так дивно выглядите...

— Похоже, дело серьезное.

— Угу.

Мы сели поближе друг к другу, чтобы поговорить, хотя подслушивать нас было некому.

— Начнем с того, — сказал я, — что мне удалось узнать, что перевозили под моими грузовиками. Тут дело куда сложнее, чем наркотики. — Она не перебивала меня, явно заинтересовавшись. — Я ездил к одному большому начальнику на таможне, чтобы узнать, что нельзя свободно ввозить в Англию и вывозить из нее по законам ЕС. Полагаю, вы заметили, что таможенники никогда не обыскивают транспорт, если у них нет соответствующей информации касательно того, что в каком-то автомобиле есть наркотики. На практике это означает, что из Европы сюда можно ввезти все — оружие, кокаин, все, что угодно. Но он очень взволновался, когда речь зашла о собаках и кошках, а также о бешенстве... и выходит, что есть карантинные правила, и еще требуется лицензия для провоза ветеринарных лекарств. Короче, в контейнерах возили животных, только не кошек и собак, потому что и тех и других трудно заставить молчать.

— Молчать?

— Ну конечно. Если вы посадите в этот контейнер кошку, кто-нибудь может услышать, как она жалуется.

— Но зачем? Ничего не понимаю. Зачем возить животных в контейнерах?

— Чтобы конюхи, сопровождающие лошадей, ничего о них не знали. Если открыто везти в фургоне что-то необычное, полдеревни узнает об этом в пабе.

— И кто же возил этих животных тайком?

— Один из моих водителей.

— Кто именно?

— Льюис.

— О нет, Фредди, что вы. У него этот младенец.

— Можно любить своего отпрыска и быть злодеем.

— Вы не хотите сказать...

— Хочу. И мне это не нравится.

— Вы хотите сказать... не может быть... вы думаете, что Льюис умышленно пытался ввезти в Англию бешенство?

— Нет, не бешенство, слава Богу. Просто лихорадку, которой болеют лошади. И, хоть они выздоравливают, после нее они теряют скорость и никогда больше не приходят первыми.

Я сказал ей, что под мертвым крестиком Джоггер подразумевал кролика.

— Крестики — нолики — кролики. — Она вздохнула. — А как вы догадались?

— Спросил Изабель, что нашел Джоггер в смотровой яме, и она сказала мне.

— Так просто!

— Потом я просмотрел файлы в компьютере за прошлый август, когда меня не было. И нашел — десятого августа Джоггер доложил, что из фургона, которым он занимался, вывалился дохлый кролик. Это было в тот день, когда Льюис привел фургон из Франции.

Она нахмурилась.

— Но ведь все данные в компьютере пропали. Я рассказал ей о копиях на гибких дисках в моем сейфе.

— И вы никому не сказали! Вы не сказали мне. Вы мне не доверяете?

— В основном доверяю.

Она отказывалась посмотреть мне в глаза. Я сказал:

— Джоггер сообщил Изабель, что у кролика были клещи, и она сделала соответствующую запись в компьютере. В компьютере также есть отдельный перечень поездок каждого фургона, а у двух из них под днищами были контейнеры. В фургоне Пат, на котором вы ездили, и в фургоне Фила. На обоих этих фургонах в прошлом году во Францию ездил Льюис. В этом году он водит мой новейший суперфургон, и у него тоже, как вы знаете, есть потайной контейнер. На той неделе дети Уотермидов потеряли одного из своих ручных кроликов, а ведь именно Льюис помогал присматривать за ними, чистил клетки и тому подобное. И на прошлой же неделе Льюис ездил на суперфургоне во Францию, а в конце этой недели в Пиксхилле от лихорадки, которую переносят клещи, сдохла лошадь.

Она слушала открыв рот и широко распахнув глаза. Я повторил все сначала, медленнее, а также рассказал о странных тренерских манерах Бенджи Ашера, остриженных кудрях Льюиса. Петермане и, наконец, о Гуггенхейме.

Если старой лошади удается побороть болезнь, она потом может все лето носить на себе клешей. Постоянный источник заразы для вполне конкретных лошадей. Этакая ферма по выращиванию Ehrlichiae. Быстренько провести мокрым куском мыла по старой лошади, а через час потереть тем же мылом другую лошадь. И готово, дело сделано. Достаточное количество клещей уцелеют. Эту процедуру, добавил я угрюмо, мог проделывать и сам Льюис, когда возил своих незадачливых жертв в моих фургонах на скачки.

С наступлением холодов клещи погибают. Так что в следующем году возникает необходимость привезти новую партию на временном хозяине и с него без задержки перенести уже на естественного хозяина — лошадь. Вот только Петерман не выжил.

Если у нее и были какие сомнения, то теперь они исчезли.

— Когда мы нашли контейнеры, — сказал я, — я просто умолял Джоггера никому о них не рассказывать. Но, конечно, он все разболтал в пивной в субботу вечером. Думаю, он о них все время думал, проворачивал в мозгах и так и этак. Полагаю, он вспомнил про кролика, который, как тогда ему казалось, появился неизвестно откуда. И он догадался, что, вероятно, этот кролик вывалился из одного их контейнера, что был установлен под днищем фургона Фила, у него как раз с одной стороны отвинтилась крышка. Не знаю, понял ли кто его в пивной, может, и понял. Так или иначе, утром он записал на автоответчик свое послание мне... о кроликах, клещах и лошади Бенджи Ашера, которая издохла.

Она немного помолчала, потом спросила:

— Это Льюис разбил вашу машину и потрудился в гостиной?

— Понятия не имею. Уверен только, что он был одним из тех, кто сбросил меня с причала в Саутгемптоне. Это он сказал: «Если уж от этого он не заболеет, то его ничем не возьмешь». Голос был хриплый, потому что он был простужен, и глухой, но, да, я уверен, что это он. А вот достаточно ли он меня ненавидит для всего остального... не знаю.

— Просто ужасно.

— Угу.

— И что дальше?

— Завтра Льюис поведет суперфургон в Милан, в Италию, чтобы забрать жеребца Бенджи Ашера, того, что с больной ногой. Поездка на три дня, в основном по Франции.

Она замерла. Потом сказала:

— Я поеду. И захвачу парашют.

— Я не хочу, чтобы вы что-то делали, — пояснил я. — Не надо будить в нем подозрения. Хочу, чтобы он имел возможность заразить кролика клещами, так как весь последний груз оказался на Петермане и умер вместе с ним. Ведь ни одна другая лошадь не заболела. Так что эта поездка для них — шанс пополнить запасы. Эти клещи очень нежные твари, да и найти их нелегко. Так что, я думаю, им нужны новые. От вас только требуется запоминать, каким маршрутом вы поедете. Как и на прошлой неделе, Льюис снова поедет в долину Роны. По идее, он должен ехать через туннель Монблан, чтобы попасть из Франции в Италию, но, если он изберет какой другой путь, не обращайте внимания. Если захочет где-либо остановиться, пусть останавливается. Не задавайте вопросов. Соглашайтесь со всем. Ничего не замечайте. Не следите за ним. Зевайте, спите, притворяйтесь дурочкой.

— Он ведь будет возражать, чтобы я с ним ехала.

— Знаю, он считает, вы быстро устаете. Ну и уставайте. На этот раз, возможно, его это вполне устроит.

— И, полагаю, не заглядывать под фургон?

— Ни в коем случае. Даже если вокруг будут валяться капустные листья и кроличий навоз, смотрите в другую сторону.

Она улыбнулась.

— Будьте осторожны, — попросил я. — Я бы и сам поехал, да только в этом случае ничего не произойдет. Мне нужно знать, куда Льюис ездит, и все.

— Хорошо.

— Вы вовсе не должны ехать, если не хотите.

— Моя мама тоже не была должна.

— Льюис может быть опасен.

— Обещаю, — сказала она торжественно, — что буду слепа, как летучая мышь. — Она помолчала. — Вот только одно.

— Что именно?

— Я бы хотела, чтобы Патрик Винейблз знал, куда я еду.

— Он может запретить вам ехать?

— Думаю, что наоборот.

— Пусть только он ничего не делает, — сказал я с беспокойством, — а то он может их вспугнуть. — Интуитивно я был против, чтобы жокейский клуб знал слишком много и слишком рано, хотя, вполне вероятно, в этом рискованном предприятии будет неплохо, если Винейблз узнает все заранее.

— Не хочу, чтобы меня судили, — сказала она слегка игриво, — за то, что я перепортила половину лучших лошадей Пиксхилла перед скачками.

— Не будут. Я... — Я замолчал, потому что мне вдруг все стало настолько ясно, что дыхание перехватило. — Черт побери!

— Что такое?

— Гм. Ничего. Когда вы вернетесь в среду, вас встретят. Не волнуйтесь ни о чем, только не вспугните Льюиса.

Мы пообедали в гостинице. Сначала мы обсуждали детали будущей поездки, но потом стали говорить о жизни вообще. Мне нравилось быть с ней. Складывалось впечатление, что я готов изменить Моди, с иронией подумал я. Я спросил Нину, сколько лет ее старшему ребенку.

— Двадцать четыре. — Она улыбнулась. — Много моложе вас.

— Что, мой возраст так бросается в глаза?

— Вы далеко не мальчик, — сказала она.

— Ваши дети могут так подумать.

— Ваша сестра ведь старше своего профессора?

— Верно, — сказал я, слегка удивившись. — Откуда вы знаете?

— Азиз сказал.

— Азиз ?

— Ваша сестра рассказала ему. Он сказал мне. Мы, водители, много общаемся, знаете ли.

— И не надо строить из себя такую скромницу. Однако она продолжала улыбаться. Я же подумал о всех пустых спальнях на втором этаже гостиницы.

И о моем обете безбрачия длиной в год. Ощутил настойчивое желание с ним покончить... Похоже, она догадывалась, о чем я думаю. Она просто ждала. Я вздохнул.

— Не то чтобы мне очень хотелось, — сказал я, — но пора по домам.

Она согласилась без всякого энтузиазма. Я потер глаза.

— Когда все это кончится...

— Да, тогда посмотрим.

Мы вышли вместе к нашим разным машинам. На этот раз она приехала в «Мерседесе».

Я поцеловал ее в губы, не в щеку. Она отвела голову, глаза ее мягко светились. Я видел, что ей не было неприятно. Я бы мог так легко... так легко...

— Фредди... — Голос был мягким, ни к чему не обязывающим, оставляющим все на мое усмотрение.

— Мне надо... правда, мне пора, — с отчаянием сказал я. — Я хорошо подготовлю все к вашей поездке во Францию. Принесите утром необходимые вещи, а в конторе вас будет ждать специальная сумка для длительных поездок. В ней деньги, телефонные номера и кое-какие вещи, чтобы уберечься от воров. У Льюиса будет такая же. — Я замолчал. Мне хотелось говорить совсем о другом. Я снова поцеловал ее и почувствовал, как моя решимость тает.

— Займись всем этим с утра, — предложила она.

— О Господи!

— Фредди...

— Я завтра тебе скажу, почему я должен ехать. Я поцеловал ее еще раз, по-настоящему, потом повернулся и пошел к «Фортраку», чувствуя себя полным дураком из-за того, что зашел довольно далеко и вдруг пошел на попятный. Она же, казалось, не обратила на мое поведение особого внимания. Садясь в свою красную машину, она улыбнулась мне, и я не увидел в ее улыбке обиды отвергнутой женщины.

— До встречи, — сказала она через открытое окно и включила зажигание.

— Спокойной ночи.

Помахав мне рукой, она уехала, как всегда полностью владея собой. Я проследил за удаляющимися габаритными огнями ее машины и постарался утихомирить свой пульс. Чертовски сильны все же эти природные инстинкты. А я-то думал, что буря давно утихла, а на деле оказалось, что вулкан просто задремал на время.

Восемь с половиной лет. Имеет это значение? Я не знал, и, как я видел, она не знала тоже. Я ей нравился, в этом я не сомневался. И еще она была застенчива, не хотела, чтобы я думал, что она навязывается. Она давала мне возможность разобраться, что это, минутное увлечение или что-то более серьезное.

Я пригнал «Фортрак» к дому, решив пока ничего не делать, и переоделся, выбрав все самое темное из имеющейся одежды и мягкие черные туфли. Затем, дождавшись, пока мои глаза привыкнут к темноте, я осторожно двинулся на ферму, стараясь держаться в тени, открыл замок на калитке, вошел и снова запер за собой калитку.

Шел уже первый час ночи. Небо было ясным, холодным и звездным. Все эти далекие солнца, подумал я, такие же таинственные и недостижимые, как Ehrlichia risticii.

Все фургоны были на месте и слегка поблескивали, отражая свет ночной лампы над дверью столовой. Спокойная воскресная ночь, тишь и гладь после дневной суеты. Никакой смертельной опасности я на этот раз не подвергался.

Как я полагал, Харв уже сделал свой последний обход и сейчас спокойно смотрит футбол по телевизору. Я открыл дверь конторы и, не зажигая света, прошел в свой офис. Там было достаточно светло, чтобы я мог найти фонарь и проверить, не сели ли батарейки. Затем снова запер контору и протопал к старому пикапу Джоггера, с переднего сиденья которого я мог частично видеть всех своих монстров, а парочку просто как на ладони.