Она была почти на грани обморока, когда рассудок все-таки взял верх над страхом и отчаянием. Сопротивляться она прекратила. Надо прислушаться к внутреннему голосу, уверяла она себя. Удивительно, но ей удалось успокоиться.
Кинкейд тем временем поднял ее на плечо.
— Ничего я тебе не сделаю, бесовское отродье, — пророкотал он. — Черт побери, иначе я давно придушил бы тебя, вместо того чтобы рисковать собственной шкурой.
Его ворчание Бесс слышала будто издалека. Ее занимало другое: изо всех сил она призывала на помощь свой таинственный дар — бабкино «наследство». И вот на нее будто легло мягкое облако небытия, сквозь которое постепенно начали просачиваться потоки золотисто-зеленого света. Они несли с собой чувство покоя, уверенности, безопасности. И было лицо у этого теплого прозрачного света — обветренное, точеное лицо русоволосого шотландца.
Бесс, правда, не успела насладиться ощущением покоя и тепла. Грубые сильные руки сжали ее ягодицы, видение мгновенно исчезло. Осталась только ярость. Бесс мычала проклятие за проклятием, билась в руках Кинкейда и, наконец, что есть силы ударила его ногой в живот.
— Вот ведьма! — выругался он и побежал, по-прежнему удерживая девушку на плече.
Бесс не знала, куда он бежит. Она только чувствовала, как хлещут по ней ветки, слышала хруст сучьев. Значит, они уже в густом лесу, сообразила девушка. Крики и выстрелы постепенно затихли. Наконец Кинкейд остановился и опустил Бесс прямо на мягкую влажную траву.
— Мерзавец! — начала браниться Бесс, лишь только рот ее был освобожден от кляпа. — Трусливый шакал! Паршивая скотина!
— Кончай сквернословить, подруга, — откликнулся Кинкейд, — а то как бы я не пожалел о сделанном. Проще простого будет отволочь тебя обратно этим головорезам. — Кинкейд развязал веревку, стягивающую запястья Бесс. — Они будут довольны, и ты, может, образумишься. А то я еще не встречал такой грубой и неблагодарной особы, как ты.
Бесс вскочила на ноги.
— Но там же остались наши люди! — воскликнула она. — Там мои лошади, стада! Почему ты здесь? Почему ты не в пиратов стреляешь, а носишься тут со мной по лесу? Ты, пустоголовый…
— Хватит! — рявкнул Кинкейд. — Мне никто не платил, чтобы я лез под пули этих мародеров. Ты и так должна быть благодарна, что я вернулся. Иначе не сносить тебе головы.
— Вернулся?! Что значит — вернулся? Ты, выходит, знал, что на нас готовится набег? Выходит, ты с ними заодно! Говори, так?
— Допустим, так, — сказал Кинкейд. — Но с ними я провел только последние три дня. Я услыхал, что они собираются напасть на «Дар судьбы», но понял, что опередить их все равно не удастся. Поэтому решил войти в их команду и по воде добираться сюда.
— Они измываются над женщинами, многие мои люди убиты, — хриплым от бешенства голосом произнесла Бесс. — Ты… ты мог… должен был предупредить нас.
— Нет, не мог. Я был слишком далеко. А у них шлюп…
— Где лошадь? — оборвала его Бесс. — Ты украл у меня еще одну лошадь! Где она?
— По-твоему, я должен был водрузить ее на пиратское судно?
— Конокрад. Трус, — отрывисто бросила Бесс и ударила его кулаком в грудь, потом еще и еще раз. — Я тебе поверила, а ты подло предал меня.
Она снова занесла руку для удара, но Кинкейд перехватил ее запястье.
— Хватит, хватит, красотка.
— Я думала, ты солдат. Воин, — в сердцах говорила Бесс, — а ты жалкий шакалий прихвостень! Воровское отродье!
— Не сомневайся, воин из меня хороший, — возразил Кинкейд. — Но пока я счел достаточным просто удержать тебя от глупых и опасных поступков.
По правде говоря, он и сам не знал, почему вернулся сюда с этой пиратской сворой. Хотя нет, он понял, что Элизабет Беннет грозит большая беда, если он вовремя не вмешается. Он понял это в тот самый момент, когда случайно услышал из уст бородатого мулата название «Дар судьбы».
— Плантацией заправляет баба, — говорил своим соратникам пират, когда все они сидели в одном вирджинском трактире. — Вы, ребята, в два счета справитесь с ней. Плевое дело!
В этот миг Кинкейд, мысли которого всегда были ясными и четкими, вдруг погрузился в какую-то пелену, вдруг ощутил на коже влагу холодного тумана, вдруг услышал крики, выстрелы… А потом перед глазами возникла статная фигура Бесс Беннет, и Кинкейд понял, что ее ждет несчастье…
Сейчас перед ним стояла живая Бесс — яростная и подавленная одновременно.
— Твоим людям я совершенно, незнаком, — начал он объяснять ей, — скорее всего, они приняли бы меня за пирата. Не люблю быть меж двух огней — слишком много риска. — Кинкейд, наконец, отпустил руку девушки. — Смотри, не вздумай начинать снова, — предупредил он. — А то я могу и сдачи дать, да так, что голова твоя в тыкву превратится.
— Вот-вот! Тебе только и остается, что женщин бить. С мужиками драться ты явно избегаешь. Ну, так вот, я возвращаюсь домой, — заявила Бесс.
— Нет.
— Не пытайся остановить меня. «Дар судьбы» — моя земля, и если…
— Ты, красавица, будешь делать то, что я говорю, — отчеканил Кинкейд. — А я говорю, что ты останешься здесь, где опасность тебе не грозит. Утро наступит очень быстро, так что бандитская шайка скоро погрузится на свое суденышко.
— Ты позволишь им уйти! После того как они убили столько народу…
— Далеко они не уйдут. Об этом я позаботился… дырочку просверлил в днище. Славную такую дырочку…
— Думаешь, они постесняются мой шлюп взять?
— Что же, в нем я тоже дырочку проделал.
— Что-о?! Ты испортил мою лодку?!
— Тысяча чертей, похоже, тебе ничем не угодишь.
— Угодить мне трудно — особенно с твоими замашками. — Бесс помолчала. — Если ты оказываешь «боевые услуги» только за деньги, я нанимаю тебя. Так что иди и помогай моим людям защищаться.
— Это можно. Только «услуги» мои недешевы, предупреждаю.
— Иди, черт бы тебя побрал!
— Нет, сначала надо о цене договориться.
— Так, ладно. Сколько ты хочешь?
— Да меня устроит та лошадка, на которой я давеча уехал отсюда. А то опять начнется — конокрад», «повесить его»…
— Хорошо, лошадь твоя. А сейчас — иди!
— Банда собиралась угнать твое стадо и табун лошадей, — сказал Кинкейд. — Я наплел им, что прекрасно знаю окрестности поместья. В общем, по моему совету они погонят скотину вниз по берегу реки.
— Но ведь та дорога никуда не ведет. Она упирается в трясину…
— Это я выяснил лично еще прошлой осенью. Но когда они сами раскроют подвох, будет уже поздно поворачивать стадо и искать другой путь. Если у тебя есть собака, то животных быстро отыщут.
— Это уже не поможет убитым. Сгорели постройки, погибли люди… Ты мог бы предупредить нас, — осуждающе заметила Бесс.
— Повторяю, — сквозь зубы выдавил Кинкейд, — времени не было.
— И все-таки я думаю, что ты струсил.
— Думай, что тебе угодно, — поворачиваясь, бросил он. — Если ты собираешься уйти прежде, чем я пришлю сюда человека, то, пожалуй, я снова свяжу тебя, — буркнул напоследок Кинкейд.
После этого он быстро пошел прочь, стараясь забыть ее оскорбительные слова. Да эта баба для него пустое место, ну ее в черту, бранился про себя Кинкейд. От нее одни неприятности. И надо же было связаться с ней! Да еще заключать безумную сделку.
— Уж лучше промышлять в заливе с пиратами. И спокойнее, и проще, — пробормотал себе под нос Кинкейд.
6
Бесс стояла среди развалин, в которое превратилось поместье. Моросило. Едко пахло гарью. И бедой. Ночной туман к утру перешел в мелкий дождь. Казалось, само небо плачет.
Были и людские потери: убили троих мужчин, погибли две женщины и ребенок. Еще одну женщину изнасиловали. Мэрайа Кэри бесследно исчезла. «Дар судьбы» лишился отличного племенного быка, четырех лошадей, двух дойных коров — животные просто сгорели. Еще две лошади в панике поломали ноги, и их придется пристрелить, чтобы не мучались. Пять овец, испуганные темнотой, шумом и туманом, метнулись к воде и утонули. Любимец Бесс, пес Тан, был на издыхании из-за страшных ран.
Огороды были затоптаны. Кое-что на грядках, конечно, сохранилось, но многие посадки превратились просто в месиво, и восстановить их не удастся.
Не избежал разрушений и большой каменный дом. Огонь сильно повредил стены, окна были выбиты, рамы покорежены. Слугам удалось сдержать пламя, но если бы не утренний дождь, пожар разбушевался бы всерьез. Двоим пиратам удалось ночью прорваться внутрь. В большой гостиной они учинили настоящий погром, исполосовали картины, поломали мебель. Поживились они, правда, только столовым серебром и несколькими бутылками бренди. Третьего бандита прикончила, ко всеобщему удивлению, тринадцатилетняя горничная. Она подстерегла его на лестнице, оглушила тяжелым подсвечником, а потом проломила ему голову чугунным треножником.
Почти все пираты спешно погрузились на свой шлюп, который, как и предсказывал Кинкейд, чуть ли не сразу напоролся на мель; бандиты, как крысы, бросились с него врассыпную. Но на берегу их уже поджидали вооруженные отряды «Дара судьбы». Те мародеры, кто погнал стадо по берегу реки, разумеется, попали в болото. Один утонул в трясине, одному удалось сбежать, а двоих поймали и на рассвете повесили. К счастью, почти все стадо благополучно вернулось в поместье.
Бесс разрывалась от двойственного чувства. С одной стороны, она не могла простить Кинкейду «сотрудничество» с пиратами, с другой — была благодарна ему за хитрость, которая позволила сохранить скот и лишила банду возможности скрыться.
Бесс ни на секунду не забыла, как груб и бесцеремонен был с ней Кинкейд. Но она пока не давала волю обидам и негодованию. Слишком много было дел — дел неотложных и печальных. С Кинкейдом она расквитается позже.
О предстоящих расходах Бесс старалась не думать. Возрождение будет идти медленно. И потребует огромных средств. Многие землевладельцы на заливе поколениями жили, не вылезая из долгов: ремонт построек, покупка скотины, срочные работы в поле, да и только ли это.
— Опять надо начинать с самого начала, — задумчиво сказала Бесс, повторив любимое бабкино изречение.
Ночью Бесс терзали ярость и страх. Наутро ею овладело отчаяние.
— Ты знаешь, как поступить, — услышала она. Бесс оглянулась и увидела Кьюти, стоявшего в двух шагах. Индеец, как всегда, был одет в набедренную повязку и плетеные сандалии. Его иссиня-черные волосы блестящими прядями падали на плечи, на сильных мускулистых руках сверкали широкие золотые браслеты.
— Не думала, что ты здесь, — сказала Бесс.
На точеном смуглом лице мелькнула печальная улыбка. В раскосых, бездонно-темных глазах индейца светились сочувствие и боль.
— Где же мне еще быть? — усмехнулся Кьюти.
— Мог бы заранее предупредить меня о…
— Я для тебя делаю все, что в моих силах, — развел руками индеец. — И буду делать.
— Выходит, ты ненамного лучше Кинкейда, — буркнула Бесс.
— Он — тот самый человек. Избранный — для тебя.
— Он! Избранный! — с горькой насмешкой воскликнула девушка. — Я его ненавижу! Пусть вообще спасибо скажет, что его не повесили со всей остальной сворой.
— Ты и не могла сделать этого, — покачал головой Кьюти. — Ты поступаешь по велению сердца.
— Оглянись! — Бесс обвела взглядом разоренный двор. — Разве сейчас я могу бросить «Дар судьбы»?
— А остаться ты можешь?
— Это безумство. Как я могу рисковать ради этой сумасшедшей затеи?
— Твоя бабка рисковала всем и ради сокровищ отправилась на утлом суденышке по грозным морям. Она рисковала всем, отважившись освободить меня с сахародробилки.
— Госпожа Бесс… — неожиданно услышала девушка и, обернувшись, увидела Вернона, сына кузнеца.
Парнишка в недоумении смотрел на нее широко распахнутыми глазами. Бесс едва сдержала улыбку. Наверное, многие считают ее не от мира сего, раз она «сама с собой» разговаривает.
— Вернон, ну что, нашлась Мэрайа?
— Найти мы ее нашли, но она не в себе, — сказал он, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Говорить не может. Только раскачивается и плачет, раскачивается и плачет.
— Пойду-ка взгляну, что с ней, — решила Бесс. Кьюти уже не было рядом. Он исчез, растворился в воздухе. Бесс прижала пальцы к глазам, стараясь унять резь. Ей не помешало бы сейчас как следует выспаться. Она выжата. Она на пределе. Но кругом были верные люди, которые ждали от нее помощи и готовы были помочь ей. И Бесс выпрямилась. Пора приниматься за неотложные дела.
Было уже далеко за полдень, когда у Бесс появилась возможность принять ванну и переодеться. После мытья уже не осталось сил ни есть, ни пить. Глотнув вина, она в изнеможении повалилась на кровать. Сон уже почти сморил ее, и тут в дверь постучалась Дженни, та самая горничная, которая спустила с лестницы дюжего разбойника.
— Мисс Бесс! — громко заговорила девочка. — Я ему говорила, что к вам нельзя, но…
Бесс приподнялась на постели. Дверной проем уже заняла могучая фигура Кинкейда, и Бесс вдруг заметила, что в стенах ее дома этот великан смотрится странно и неуместно, будто он случайно забрел сюда из другой эпохи — темной и жестокой.
Бесс внутренне вся напряглась. Раздражение и недовольство еще не покинули ее, но она знала, что в общении с мужчинами и животными лишние эмоции к хорошему не приводят.
— Ничего страшного, Дженни, — невозмутимо произнесла Бесс. — Я приму его.
— Договор мы заключали всерьез? — с ходу спросил Кинкейд, как только горничная закрыла двери.
Бесс села, подобрала ноги, потянулась.
— С моей стороны — да. Однако это было еще до того, как ты украл у меня вторую лошадь и до того, как ты навел на нас банду.
— Я ушел, чтобы отыскать чертову кобылу. Оказалось, что времени на это нужно больше, чем я думал.
Кинкейд быстро огляделся по сторонам, будто непременно желая знать, где запасной выход.
— Радуйся, что я не приказала вторично высечь тебя.
— Слушай, женщина, слушай меня внимательно, — сурово прищурился Кинкейд. Лицо его окаменело, было видно, что он с трудом сдерживается. — Я не лошадь, чтобы меня можно было взнуздать, оседлать, отхлестать. Я человек, который…
— А я человек, у которого есть имя, — перебила его Бесс. — Не стоит называть меня «женщина». Лучше — Бесс. К тому же если мы вдвоем отправляемся в Панаму, то церемонии в обращении ко мне могут вызвать подозрения.
— Да уж, если я берусь за это дело, то ни «госпожи» ты от меня не услышишь, ни поклонов твоей «светлости» не дождешься. Я согласился на твою затею, — продолжал он, — а теперь думаю, уж не зря ли. Какой же бабе придет в голову соваться в самое пекло драки? Будь у тебя хоть капля разума, ты бы сама сообразила это.
— Я не такая, как все остальные женщины.
— Точно. Именно это меня больше всего беспокоит. — Он грозно глянул на Бесс. — Ты можешь погубить и себя, и меня.
— Прежде всего, я могу ездить верхом и стрелять получше иных мужчин. Я могу весь день прошагать пешком, я могу из любого леса выбраться без солнца и звезд. Меня растили как мальчика, а не как девочку-неженку.
— То-то в тебе ничего женского нет, — слукавил Кинкейд.
Черт возьми, но эта бабенка взяла его за живое. Ее округлые формы были так женственны и привлекательны. Ее походка, движения, копна роскошных рыжих волос… Что скрывать, баб он на своем веку повидал, но едва ли не две-три из них обладали красотой, способной свести мужика в могилу.
— Я готов рисковать жизнью ради богатства, но не ради чьей-то глупой прихоти, — продолжал Кинкейд. — Короче, если у тебя есть карта, давай ее сюда. Посмотрим, где твои сокровища.
Бесс, подняв голову, уставилась ему прямо в глаза. В горле у Кинкейда все клокотало, как обычно бывало перед опасным поединком. Видит Бог, ну и штучка ему попалась! Не всякий мужик выдерживает его взгляд…
— Ты думаешь, что вчера оказал мне огромное одолжение, схватив в охапку и спрятав в лесу? — как ни в чем не бывало сказала Бесс. — Предупреждаю, если ты посмеешь еще раз распустить руки подобным образом, я тебя убью — клянусь небом.
— Это я предупреждаю тебя, англичанка по имени Бесс. Я в убийствах разбираюсь побольше твоего. Ладно, — сложив руки на груди, сказал Кинкейд, — покажи лучше, какие у тебя есть доказательства того, что клад существует.
Бесс подошла к очагу, отодвинула потайной камень в кладке и вытащила потрепанную тетрадь и шкатулку.
— Это дневник моего деда, — объяснила она. — Он плавал на кораблях Генри Моргана, сражался с испанцами. Его клад — часть сокровищ, которые Морган и команда нашли во время своего небезызвестного панамского похода. Тогда они смогли вывезти только часть золота.
— И кто же верховодил в команде твоего благородного предка? — спросил он.
— Капитаном был Мэтью Кэй.
— Я слышал об этом человеке, — кивнул Кинкейд. — Но вроде бы он не был пиратским капитаном.
Не назначался ли он королевским губернатором одной из английских колоний?
— Не знаю. Дед никогда не рассказывал о нем, да и вообще не распространялся о том, как жил до приезда в Мэриленд.
— Ага, — протянул Кинкейд. Это похоже на правду. Разумный человек молчит о прошлом, если нынешнее его состояние добыто с помощью ружья и сабли. — Покажи, как в дневнике описано место захоронения клада.
Бесс засмеялась.
— Ты действительно держишь меня за дуру? С этими сведениями в руках я тебе уже не понадоблюсь.
Она протянула ему раскрытую тетрадь. Несколько страниц было выдрано. Запись обрывалась словами: «Попав в столь затруднительное положение, учитывая, что мы лишились большей половины носильщиков и почти всех мулов, я решил спрятать значительную часть клада. Место для тайника выбрано исключительное — всего в ста ярдах от водопада, прямо…»
Кинкейд взглянул на Бесс.
— А где недостающие страницы?
— Сожгла.
Он не сдержался — и крепко выругался.
— Я запомнила их наизусть, а затем сожгла, — продолжала Бесс. — Так что единственная карта существует теперь только в моей голове.
— Чтоб тебя… — хотел снова выругаться Кинкейд, но осекся. — Отличная работа, — усмехнулся он. — Я сделал бы то же самое. Ей Богу, ты редкая женщина. — Он вернул дневник. — Наверное, у тебя есть более весомое доказательство, чем эта драная тетрадка?
Вместо ответа Бесс вытряхнула содержимое кожаной шкатулки. На ее ладони засверкала золотая фигурка хищника с бирюзовыми глазами. Кинкейд взял статуэтку, проверил ее на вес, затем на зуб. Мягкий металл несомненно был драгоценным.
— Да, чистое золото, — сказал он. — Но есть ли у тебя средства для такого путешествия? Придется платить за судно, нанимать людей для…
— Кошечку эту мы продадим, — заявила Бесс. — Наличных у меня сейчас нет, но есть кое-какие побрякушки.
— Нужны хорошие пистолеты, — сказал Кинкейд. — И сабля.
— Пистолеты найдутся для нас обоих. С саблей мне трудно управляться, но кортиком я прекрасно владею. Этому меня научил Кьюти — индеец из племени инков, он был большим другом моей бабки.
— Полагаю, не лишним будет и ружье, если, конечно, у тебя достаточно пороха и дроби. И не вздумай тащить с собой горы барахла. Если мы едем, то только налегке.
— Хорошо, — согласилась Бесс.
— И ты будешь играть роль моей любовницы. Лицо девушки окаменело.
— Я наняла тебя только как помощника и телохранителя, — холодно молвила она.
— Я сказал: ты будешь играть роль. Твои ледяные прелести, англичанка, меня совершенно не волнуют.
Это ложь. Кинкейд слукавил. Ему безумно хотелось уложить эту женщину в постель, но… такая змея легко не дастся, да и заплатить ему за эту вольность придется дороговато. Он однажды проявил слабость и до смерти будет помнить об этом. К тому же он не из тех мужиков, которых похоть лишает разума. Рядом с ним Бесс Беннет будет в безопасности.
— Смотри, Кинкейд, — вся, пылая, сказала она, — если ты будешь распускать руки, я зарежу тебя. Я не распутница. Ищи утех в другом месте.
— Опять пошла болтать! — сокрушенно воскликнул Кинкейд. — Пойми, в нашем братстве по клинку все друг друга знают вдоль и поперек. Странствующий наемник и его милка не вызовут подозрений. Только немногим это покажется странным, и уж совсем немногим захочется посягнуть на то, что принадлежит мне, будь то моя жизнь, мой пистолет или моя женщина.
— Высоко ты себя ценишь.
— Есть на то основания.
— Я говорю не в упрек, — молвила Бесс. — Я сама себя ценю высоко.
— Это я успел заметить.
Она отложила тетрадь и достала из своего столика какой-то документ.
— Вот наш договор. В нем я письменно обязуюсь дать тебе вольную сразу по возвращении из Панамы. Дату и свою подпись я уже поставила.
— Когда же ты успела?
— Я написала это несколько недель назад, еще до твоего побега. Готова зачитать договор, если хочешь.
— Не надо.
— Тогда ставь свой знак вот здесь, ниже моей подписи.
— Думаешь, я не умею ни читать, ни писать? — усмехнулся он, пробежал глазами текст договора, затем опустил перо в чернила и крупным, размашистым почерком подмахнул «Кинкейд» над словами «Элизабет Беннет». — В моих краях мужчина всегда стоит на первом месте, — заметил он.
— Тогда ты, скорее всего, родом из захолустья, — поддела его Бесс. — В Мэриленде женщин уважают и чтят. Любой благородный и порядочный человек…
— А я не порядочный. И не благородный, — перебил Кинкейд. — Сомневаюсь, что ты вообще найдешь благородного, который согласится…
— Госпожа Бесс! Госпожа Бесс!
Кинкейд выглянул за дверь и увидел, как по лестнице спешно поднимается взволнованный пожилой человек.
— Это наш повар, — сказала Бесс. — Глухой Дональд. При нем говори медленно — он будет читать по губам. Что случилось, Дональд?
— Сам шериф прибыл, хозяйка. С ним сын Уильяма Майерса. Они еще на пристани. Видать, приехали получать по закладной. Вот-вот в доме будут…
— Спасибо, Дональд, — поблагодарила Бесс. — Я ненадолго уезжаю, но вернусь непременно. И тогда у нас все будет хорошо. Понял, Дональд?
— Да, хозяйка, — ответил повар сдавленным голосом, которым говорит человек, давно потерявший слух.
— До моего возвращения ты остаешься за хозяина в доме.
— Да, мэм.
— Передай Неду, что он отвечает за все работы на плантации. Если будут трудности… — Бесс вздохнула. — В общем, вам надо обязательно продержаться до приезда моего отца.
— Ваш батюшка жив, мисс Бесс? Господин Дэвид скоро вернется к нам?
— Да. И ты можешь об этом сообщить всем, включая шерифа. Мой отец уже на пути домой. Я получила от него письмо. А теперь иди, — поторопила она старика, — и как можно дольше не пускайте шерифа ко мне.
— Твой отец действительно возвращается? — поинтересовался Кинкейд, когда за Дональдом закрылась дверь.
— Это одному Богу известно. Но мне надо было что-то сказать людям.
Бесс быстро подошла к кровати и выдвинула снизу бельевой ящик.
— Оружие здесь, — бросила она Кинкейду и начала спешно собирать свои вещи в переметную сумку. — Мы должны немедленно ехать. Мне с шерифом не к чему встречаться.
— И у меня нет ни малейшего желания столкнуться с ним, — согласился Кинкейд, вытаскивая два французских пистолета и пороховницу. Под ними Кинкейд увидел завернутый в ветошь старинный клинок из закаленной дамасской стали.
Бесс торопливо рылась в ящиках своего комода. Наконец она извлекла оттуда ножницы, футляр с иголками, нитки.
— Боюсь, на шитье у тебя будет маловато времени, — заметил Кинкейд.
Бесс не обратила внимания на его язвительность и продолжала набивать сумку всякой всячиной. Последнее, что она сунула туда, был маленький пистолет с серебряной инкрустацией. Ей оставалось прихватить еще кое-что из одежды.
— На самом дне ящика патроны — бери побольше. Кинкейд сунул руку поглубже и, наткнувшись на что-то острое, выругался.
— Там еще галльский кинжал. Бабкино наследство. Осторожно, а то…
— Спасибо за предупреждение, — буркнул он, слизывая с пальца кровь. Кинжал он вытащил и сунул за голенище мягкого сапога. Пистолеты были закреплены на поясе, через плечо закинута пороховница.
— Что же ты за боец такой, если не можешь взять нож не порезавшись? — насмешливо сказала Бесс, поднимая сумку и направляясь к двери. — Давай быстрее, — заторопила она его, потом вдруг осеклась, метнулась к столу и схватила забытую там золотую статуэтку.
— Я тебе эти слова припомню, — пригрозил Кинкейд.
В парадную дверь отчаянно колотили, но Бесс, будто не слышала. Она повела Кинкейда по коридору к дальней лестнице, по которой они спустились в небольшой подвал. Бесс открыла маленькую незаметную дверку и шагнула в темноту.
— Иди за мной, — сказала Бесс.
— Иду-иду, не волнуйся.
Они прошли узкий коридорчик и оказались в темном помещении, откуда был выход в винный погреб.
— Отодвинь их, — указывая на огромные бочки, велела Бесс.
— Слушаюсь, мэм, — с наигранной покорностью отозвался Кинкейд, отложил в сторону саблю и принялся за работу.
За бочками оказалась еще одна дверь, которая открывалась на лестницу, круто уходящую вверх. И снова дверь.
— Здесь тяжеленный засов. Снимай его, дверь открывается наружу.
Кинкейд толкнул дверь плечом, она поддалась не сразу. Потом обнаружилось, что мешали густо высаженные самшитовые деревца.
— Дай-ка я выйду первая, — сказала Бесс. — Мне уже приходилось здесь лазить. Держи свою саблю.
Бесс очень ловко протиснулась сквозь заросли. Выбрался за ней и Кинкейд. Они оказались в глухом уголке старого сада, где кустарник стоял высокой стеной.
— Это самшитовый лабиринт, — шепотом объяснила девушка. — Из него есть выход в старый сад, откуда мы можем…
— Ты командуешь только в лабиринте, — перебил Кинкейд. — После этого приказы буду отдавать я. — Он больно стиснул руку девушки. — Тебе ясно?
— Да, — кивнула Бесс.
— Тогда хватит об этом. — Он отпустил ее, стараясь унять покалывающую дрожь, которая неожиданно охватила его. Кожа девушки была мягкой и прохладной, близость ее возбуждала.
— Не волнуйся, — холодно ответила Бесс. — Со мной у тебя хлопот не будет.
Не будет, как же, про себя проворчал Кинкейд. В это верится так же, как в то, что золотые монеты с неба посыпятся, когда они ступят на территорию испанских колоний.
7
Кинкейд оглянулся, чтобы убедиться, что его спутница, ехавшая сзади, не заснула и не упала с лошади. До рассвета было еще несколько часов, а они оставались в седле с того момента, как покинули границы поместья. За всю дорогу они едва ли перемолвились парой слов. Из всех переделок, выпавших в жизни Кинкейду, эта обещала быть самой непредсказуемой. В Панаме ему однажды приходилось бывать; вот уж куда он меньше всего хотел попасть снова! Испанцы иноземцев не жаловали, коренное население тоже отнюдь не отличалось любезностью… Толковали, что некоторые путешественники попадались в лапы к индейцам-людоедам, а любой заключенный, которого отправляли в те края на каторгу, молился, чтобы умереть еще на пути туда.
Официальные отношения Англии и Испании ничего не меняли. Между ними мог быть мир, могла быть война, все равно любой говорящий по-английски пленник был обречен сгинуть на серебряных рудниках или в зловещих катакомбах-тюрьмах. Рассказывали даже, что испанцы кастрировали английских моряков, чтобы потом продать на Восток иноверцам.
Сколько же было пережито за четыре года с Жильен!.. Кинкейд вдруг окаменел — что это он вдруг ее вспомнил? Его лицо исказила гримаса. Этих воспоминаний он старался избегать.
Но старая рана уже открылась и ныла… Жильен, светловолосая куколка с тонким личиком и лазурными глазами … Будто игрушечная, весом как пушинка, но аппетитная и женственная, словом, мечта. Голосок у нее был нежный, взгляд застенчивый, нрав кроткий. И она всегда была готова поласкаться, хочешь в постели, хочешь в кустах.
Угораздило же его, дурака, втюриться в нее! Дорого ему это увлечение обошлось. Но тогда… тогда он был готов за Жильен все отдать. Она потребовала немного — обручальное колечко на пальчик и венчание у пастора. Жильен казалась ему ангелом, жизнь — раем, но их браку не исполнилось и трех недель, как у нее случился выкидыш. Беременность была от другого мужчины.
Кинкейд рвал и метал, бранился, грозился бросить ее, но Жильен рыдала и уверяла, что ее изнасиловали, клялась всеми святыми, что попалась в лапы к негодяю, который обесчестил ее. И Кинкейд сдался, простил жену, потому что хотел… потому что не допускал даже мысли, что эти ясные глаза могут лгать. Он готов был молиться на нее, потому что с Жильен он перестал чувствовать свое одиночество. Как же он мечтал быть нужным кому-то! А тут он стал — подумать только — главой семьи. Впервые в жизни он начал думать о будущем, в котором не было уже места грязной работе наемника.
Четыре года Кинкейд оставался слеп и глух к россказням о похождениях его маленькой женушки. Неоднократно он дрался на дуэли, защищая ее честь, и два храбрых парня поплатились жизнью, задев доброе имя Жильен. Но однажды лунной ночью, когда все кругом залито серебристо-желтым светом, в постели любимой жены Кинкейд застал своего лучшего друга Роби Манро. И Жильен оглушила мужа новостью, что ребенок, которого она в те дни носила, совсем от другого…
Пресвятая Дева Мария… Кинкейд закрыл глаза, отгоняя образ окровавленной Жильен. Он пронзил саблей сначала его, замахнулся на нее. Она кричала… как она кричала! Эти крики он до сих пор иногда слышит в лунные ночи.
Совсем рядом с дерева шумно взлетела сова. Лошадь, Кинкейда вздрогнула, отпрянула.
— Тише, малышка, тише, — успокоил он кобылу, поворачиваясь к Бесс.
Ее лошадь испугалась гораздо сильнее — белки глаз засверкали, уши навострились. Животное храпело, металось.
— Эй, — негромко крикнул Кинкейд. — Как ты там?
Бесс натянула поводья, стараясь унять кобылу.
— Я заснула, — призналась девушка. — Сейчас все нормально.