Задыхаясь от желания, Кинкейд сорвал с себя одежду.
— Иди ко мне, девочка, — молвил он, намереваясь продлить минуты восторга.
Бесс не шелохнулась. Когда он хотел вновь броситься в сладкие волны ее тела, она, хрипловато засмеявшись, вильнула в сторону и поднесла ко рту оставшуюся с ужина спелую дикую сливу. Не сводя глаз с Кинкейда, Бесс намеренно медленно вонзила в плод белые зубы… брызнул густой бордовый сок и заструился по подбородку.
— Я хочу получить ее из твоих губок, — сгребая изящное тело могучими руками, сказал он.
Где-то рядом бродит ягуар, мелькнула у Кинкейда мысль, надо быть начеку. Но… но искушение обладать этой дивной женщиной сейчас, сию минуту, было так сильно, что заглушало голос разума. С тихим смехом он коснулся ее губ, слизывая языком сладкие терпкие капли.
— Вкусно… — отрывисто вздохнув, молвила Бесс и сжала мягкий плод, так что сок его оросил белую шею и жаркие груди.
— Очень вкусно, — согласился мужчина, склоняясь к бежавшим по ее коже темным ниточкам густого сока.
Близость этой распаленной женщины, ее податливый стан сводили его с ума, толкали туда, откуда нет возврата.
— Ты ведьма, — прохрипел он почти беззвучно. — Ты наслала на меня свои колдовские чары. Но я знаю, как совладать с тобой…
— И как же? — игриво протянула чаровница.
— Есть вещи, которые лучше продемонстрировать, чем описать.
Бисерины пота появились на висках Кинкейда. В жилах бешено пульсировала кровь. Ему понадобилось собрать всю свою волю, чтобы не распластать эту колдунью прямо сейчас на земле и не овладеть ею.
— Я хочу тебя. Хочу тебя всего. Хочу дико, хочу немедленно…
Каждый звук ее низкого голоса добавлял искр в его пламя. По напряженным изгибам ее тела Кинкейд понял, что костры их страсти разбушевались с одинаковой силой. Но мужчина уже не хотел так быстро расставаться с восхитительной игрой, пусть даже следующий кон станет для них пыткой. Но это будет сладостная пытка…
Кинкейд взял из ее пальцев сочащуюся красной влагой сливу и медленно протащил мягкий плод по ее телу. А потом начал губами и языком собирать каждую сладкую капельку, щекоча бугорки сосков, нежную кожу.
С протяжным стоном Бесс провела пальцами по его пшеничным волосам и вжалась в мужское тело.
Поволокой чувственности затянуло его глаза. Вызывающе раскинутое перед ним тело алчно встретило его. Ритмичные судорожно-сладкие толчки сотрясали мужчину и женщину, и наконец взрыв экстаза, так давно грозивший своей всепоглощающей силой, захватил их обоих, вихрем унося в поднебесье любви, где существует только пламенный восторг наслаждения.
Дважды еще в ту ночь они утопали в объятиях друг друга. Казалось, что несокрушимая стихия овладела ими одновременно, стихия, не признающая никаких законов, границ, условий, стихия, пожирающая все горькое и ненужное и оставляющая лишь сияние, сулящее вечное счастье и безмятежный покой.
Рассвело. Заискрились хрустальными переливами кружевные завесы зелени, смолкли тревожные ночные звуки, уступив место звонким песням нового дня.
Кинкейд сел, потер глаза, потянулся. Рядом свернулась Бесс. Она дышала во сне тихо, почти беззвучно. Лицо ее было закрыто рукой. Огонь в очаге погас. По нагроможденным в углу сумкам ползали вереницы муравьев. Шотландец перезарядил пистолет, надеясь, что порох не промок окончательно, оделся и вышел из хижины.
В траве у заводи валялись забытые с вечера сокровища. Кинкейд уже хотел было умыться из озера, как вдруг на черной мягкой земле у самой воды увидел четкий отпечаток когтистой лапы. Ягуар! Значит, пока они с Бесс наслаждались друг другом в хижине, хищник бродил в двух шагах.
Кинкейд тихо выругался, проклиная свою неосмотрительность: подвергнуть Бесс такой страшной опасности! Он ополоснул лицо, почистил сухой мятной травой зубы, вдоволь напился. Снова начинался дождь. Шотландец вернулся в хижину.
— Весь день спать собираешься, а, красавица? — окликнул он Бесс. Она повернулась, легла на спину. Что это за румянец у нее на лице? Вроде ярче обычного. — Бесс, — тормошил он ее, — вставай, девочка моя.
Коснувшись ее руки, Кинкейд похолодел: кожа была сухая и горячая. Ресницы девушки затрепетали.
— Кинкейд… — слабым голосом выговорила она. — Пить хочется… — Бесс провела языком по сухим губам. — Как хочется пить…
Кинжальная боль пронзила его сердце, когда он увидел ее затуманенные лихорадкой глаза.
— Бесс, что с тобой? Ты не в порядке? — бросился к ней с вопросом Кинкейд.
Впрочем, ответ он уже знал.
— Мне не по себе, — медленно произнесла она. — Голова болит… и нехорошо как-то.
21
Ямайка
Октябрь, 1725 год
Бесс силилась открыть глаза, но старания были тщетны. Издалека слышала она обволакивающий ровный женский голос, который время от времени вырывал ее из черной пустоты. Скрипнула створка окна, легкий ветерок пробежался по волосам. И вдруг густым потоком хлынуло на лицо солнце, облепляя его как горячий липкий сироп.
— Мисс, вам надо покушать. Мисс!
Бесс покорно приоткрыла губы и позволила смутно очерченной фигуре влить ложку душистого, крепкого бульона. Несколько капель попали мимо, потекли по подбородку, но прежде чем девушка успела слизнуть их, она ощутила на коже мягкую салфетку, которая быстро впитала влагу.
— Вы определенно сегодня не так бледны, мисс Беннет. Температура, похоже, спала. Я приготовила вам чай, мисс, прекрасный ароматный чай. Выпьете немного?
Девушка тихо вздохнула и отвернулась. Мягкие пышные подушки под головой, свежий запах постельного белья расслабляли ее. Бесс не хотелось открывать глаза, не хотелось видеть солнце. Пока она укрыта пеленой сна, можно ни о чем не думать, можно отгородиться от мира.
На лоб легла прохладная губка.
— Лихорадка не отпускает вас, мисс. Но ничего, — говорил все тот же грудной мелодичный голос. — Ничего. Вы оправитесь. Откройте глаза, взгляните на Аннеми. Ну-ка…
Бесс упорно отказывалась слушать. Напротив, она снова позволила себе рухнуть в забытье, где ее окружали смутные звуки: тихий треск цикад, резкие крики птиц, вой обезьян-ревунов, наконец, шелест прибоя, легкий свист ветра, шуршание песка.
Из влажной зеленой дымки вдруг материализовалось волевое лицо Кинкейда. Его ореховые глаза прожигали сердце. Она ощущала его руки, слышала его голос, хриплый от отчаяния и мольбы… Не умирай, Бесс. Живи. Живи ради нашей с тобой любви.
Возникали и таяли видения, то туманные и неопределенные, то четкие и красочные. Ее сознание плавно покачивалось на голубых волнах… набегали белоснежные кружева пены… лазурное море сливалось с сапфировым небосводом… на губах замирали соленые капельки… свежий ветер трепал волосы.
И вдруг Бесс ударило раскатами пушечной канонады, треском выстрелов. С криком она вскочила, будто наяву ощущая жуткий всплеск и грохот разорвавшегося у борта лодки ядра.
— Кинкейд!!
— Элизабетт, Элизабетт, что с вами?
Она очнулась. Ее удерживали мужские руки. Бесс в изумлении смотрела на незнакомца. Перед нею был элегантно одетый джентльмен. Девушка попыталась сообразить, где она и что с ней.
— Лежите. Лежите, Элизабет. — Мужчина провел рукой по ее лбу. — Тише, тише, — успокаивал он. — Лежите. Видно, жар возвращается.
Черно-красные потоки чудовищно извивались перед ее мысленным взором, затуманенным лихорадкой. Обоняние четко уловило незнакомый мужской запах: лавровишня, ром, табак, но не трубочный, а нюхательный, который перекрывал даже аромат французской туалетной воды. Бесс пыталась упорядочить свои ощущения и обрывки мыслей. Где же она? Кто этот средних лет англичанин, изысканно одетый, в напудренном парике? Мельком она увидела его унизанные кольцами холеные пальцы.
— Аннеми! — отодвигая со лба Бесс влажные пряди, позвал он. — Аннеми! Принеси жаропонижающую микстуру, пожалуйста.
Аннеми. Значит, это та женщина, которую она уже видела, сообразила Бесс. Кто же тогда этот человек? Не сразу губы послушались, но она все-таки вымолвила:
— Кто… кто вы?
— Перегрин Кэй, дорогая, — с улыбкой ответил мужчина. — Сокольничий. К вашим услугам.
Улыбка показалась Бесс зловещей гримасой.
Девушка не нашла в себе сил ни вздрогнуть, ни испугаться. Она просто снова провалилась в бездну смутных видений и воспоминаний.
…С лязгом звенела сталь о сталь. Казалось, весь мир вокруг нее дрался, стрелял, сражался на саблях. Палуба «Алого Танагра» стала действительно алой — от крови. Бесс стояла у Кинкейда за спиной, держа пистолет наготове. Сверкнул клинок. Бесс нажала курок и выстрелила врагу прямо в грудь. Из черной завесы дыма, пошатываясь, вышел Руди. Его лицо было искажено мукой. Руди упал ничком. В спине его торчал нож. Бесс отчаянно закричала, но крик ее потонул в грохоте пальбы.
Страшные, свирепые лица окружали их. Палуба под ногами пылала. Кинкейд что-то прокричал ей, но разобрать было невозможно. Вдруг ее схватили грубые руки… окровавленные руки. Меч Кинкейда, описав круг смерти, обрушился на врага. Бесс бросилась к любимому, но он вдруг скорчился — выстрел ружья был точен. На теле Кинкейда разверзлась зияющая рана.
— Нет! — надрывалась Бесс. — Нет! Кинкейд упал, она накрыла его своим телом.
— Бесс, — хрипло прошептал он. — Беги, Бесс. Оставь меня. Ты должна жить, девочка.
Подскочил еще один головорез, оторвал ее от Кинкейда… и пронзил его рапирой…
Черный провал забытья прекратил пытку воспоминаниями. Все померкло.
— Элизабет.
Строгий, почти командирский голос вернул ее в реальность. Она открыла глаза. Кэй все еще сидел рядом, поедая ее взглядом хищника.
— Он умер, — вырвалось у Бесс. — Я видела его смерть.
Перегрин равнодушно кивнул.
— Прошло уже несколько недель, — сказал он. — Вы должны оставить эти мысли, дорогая. Вам надо думать о себе, поправляться. — Кэй поднес к губам ее руку, скользнул по ней поцелуем. — Теперь я буду заботиться о вас, милая Элизабет. Никто и ничто не причинит вам более зла и страданий. Поверьте моему слову благородного человека.
Бесс хотела вырвать руку, но он держал ее крепко.
— Мерзавец!
Перегрин улыбнулся, разжал ладонь.
— Характером вы под стать ей. Я рад этому. И внешне вы, знаете ли, необыкновенно похожи. Вот только глаза у вас голубые, как…
— О ком вы говорите? На кого я похожа? — потребовала ответа девушка, пытаясь сесть.
Кэй засмеялся.
— Ну, как же! На Лейси Беннет, разумеется. На бабку вашу. Вы будто сошли со старого ее портрета, что написал мой отец.
Внезапно силы оставили девушку. Она спрятала в подушках лицо. Она хотела вскочить, бежать, влепить надменному негодяю пощечину, но тело не повиновалось ей. Она была слишком слаба.
Когда Бесс очнулась, шел дождь. Окна были закрыты, шторы опущены. В комнате стоял полумрак. Капли монотонно барабанили по крыше, дробно ударялись в стекла.
Бесс чувствовала себя увереннее и лучше, но когда она попробовала приподняться с подушек, элегантно обставленная комната поплыла перед глазами.
— Лежите-лежите, — сказала как по зову появившаяся Аннеми. — Вам нужен покой и только покой, мисс.
Девушка беспокойно огляделась.
— Где он? — спросила у женщины, даже не зная, супруга она хозяину или служанка.
— Он лежит у себя, — плотно закрывая за собой дверь, объяснила Аннеми. — У него самого очень слабое здоровье. Волнение ему противопоказано.
Аннеми зажгла от свечи лампу.
— А вы кто?
— Я веду хозяйство лорда Перегрина Кэя. — Лампу она поставила в изголовье кровати. — Его светлости я служу уже много лет. В этом доме мне предоставлены большие полномочия.
— Вы были ко мне так добры и внимательны. Спасибо вам, — сказала Бесс.
Аннеми кивнула и молча продолжала стоять у постели. Только стиснутые руки выдавали ее желание продолжить разговор.
— Зачем меня здесь держат? Почему он ненавидит меня?
Экономка поджала губы и чуть нахмурила лоб.
— О ненависти к вам нет и речи, — произнесла она ровным голосом.
— Если он Сокольничий, а именно так он назвался, значит, он хочет моей смерти.
Аннеми печально покачала головой.
— Нет, леди. Что вы? Все давно изменилось. Вы недооцениваете лорда Кэя.
— Он направил корабли на захват «Алого Танагра», так? Его бандиты взяли нас на абордаж, так? Стоило нам выбраться из джунглей… Аннеми вздохнула.
— Вы не должны более ничего опасаться. Все позади. Лорд Кэй ничем вам не угрожает.
— А Кинкейд? — Сердце Бесс резанула страшная боль, стоило только произнести имя любимого. — Сокольничий… этот Кэй… он убил человека, которого я люблю. Неважно, чьими руками это сделано.
Экономка приложила к губам палец. Не произнося ни слова, она выглянула за дверь, оглядела пустынный холл. Закрыв створки дверей поплотнее, Аннеми вернулась к постели девушки.
— В кабинете хозяина висит огромный портрет вашей бабушки, — начала она. — Отец господина Перегрина, губернатор Мэтью Кэй, любил ее безумно и безнадежно. Она же предпочла ему другого мужчину — того, кто впоследствии стал вашим дедом. Вместе они выкрали у губернатора золотые испанские сокровища.
— Но все было совсем не так… — воскликнула Бесс.
— Нет. Уж вы меня выслушайте. — Женщина жестом прервала Бесс — Я расскажу вам все, но только один раз. Больше я к этому не вернусь. А если вы выдадите меня, я буду все категорически отрицать.
Бесс откинулась на подушки и кивнула в знак согласия.
— Образ вашей бабушки, Лейси Беннет, всю жизнь преследовал губернатора Кэя. В последние годы, когда он уже оставил свою блистательную карьеру, его рассудок начал сдавать. Мой хозяин, Перегрин Кэй, был единственным сыном старого губернатора. С раннего детства он слышал о бедах и унижении, которые причинили его семейству супруги Беннет — ваши бабка и дед. Желание отомстить им стало болезненной страстью губернатора, а позднее, и особенно после его смерти, Перегрина. — Аннеми подвинула кресло поближе к изголовью и села. — Я понимаю, что вашей вины во всем этом нет ни капли, — продолжала она, — но и вы должны понять, какие болезненные раны были нанесены фамильной чести. Мой хозяин, лорд Перегрин, страдает от падучей болезни. Страдает давно и тяжело. Нет. — Аннеми, подняв предупреждающе руку, не дала Бесс вмешаться. — Молчите. Слушайте. Мне и так больно говорить все это. Бесс взяла руку Аннеми и пожала. И вдруг на какую-то долю секунды мир вокруг стал сине-голубым. Значит, я могу доверять этой женщине, мелькнула у нее мысль. Здесь, в логове лютого врага, я нашла человека, который скажет мне правду, поддержит меня! И девушка слабо улыбнулась.
Приободрившись, Аннеми заговорила вновь: — Когда, наконец, у него появились сведения, что Лейси и Джеймса Беннет уже нет на свете, он перенес вину на следующее поколение — на ваших родителей.
— Моя мать умерла очень давно.
— А ваш отец предпочел жизни плантатора свободное плавание и исчез из поля зрения Сокольничего. Остаетесь вы. — Аннеми прерывисто вздохнула. — Мой хозяин действительно желал вашей смерти. Из обрывков его деловых разговоров я знаю, что он нанял банду уничтожить ваши владения, я знаю, что он пытался — до сих пор безуспешно, правда, — перекупить ваши заложенные земли.
— Но если он жаждет расправиться со мной, почему тогда…
— Ш-ш-ш! — предупредила экономка. — Говорите потише. — Аннеми прикрыла на мгновение глаза, а когда открыла их, Бесс увидела в ее взгляде тоску и муку. — Часто любовь и ненависть — это две стороны одной медали. Мой хозяин простил вам грехи Лейси Беннет…
— И?.. — Бесс чувствовала, что Аннеми еще не все сказала.
— …И решил, что чувства, которые он всю жизнь питал к Лейси, были не ненавистью, но восхищением. — Она глянула Бесс прямо в глаза. — Он хочет, чтобы вы стали его невестой.
— Что-о?!
— Он думает, что любит вас.
— Любит меня? После всего, что он сделал? После того, как он убил человека, которого я…
— Тише, мисс. Я подвергаю себя опасности, посвящая вас в это.
— Он, должно быть, умалишенный! Как вообще можно надеяться, что я приму его предложение!
— Не решайте поспешно, мисс. Не отвергайте его так быстро. Мой хозяин, хоть и не губернатор, но стоит десяти губернаторов…. Осмелюсь предположить, что его голос имеет серьезный вес в самом парламенте!
— Вы считаете, что я выйду за убийцу? За маньяка? Да я скорее…
— Не говорите так! — резко перебила ее Аннеми. — Никогда не говорите. Вы просто не знаете его. Кэй очень хороший человек, добрый, великодушный, надежный. У него душа как у…
— Вот и выходи за него сама! — неожиданно фамильярно бросила ей Бесс.
Лицо Аннеми побелело, а взгляд стал пустым и отрешенным.
— Я — прямой потомок черных невольников, — прошептала она. — Если бы я могла хотя бы надеяться стать женой Перегрина. Если бы могла…
— Так ты любишь его? — ахнула Бесс. У женщины тряслись руки.
— Всю жизнь.
— Мне очень жаль, — искренне сказала Бесс. Аннеми подобралась, выпрямилась.
— Не надо жалеть меня. Я живу с ним в одном доме, сижу с ним за одним столом, я знаю все тревоги и печали, я разделяю его беды и радости. Чего еще может желать жена от любимого супруга?
— А его постель? — спросила Бесс. — Будешь ты с ним делить постель и впредь? Ведь он хочет жениться на мне…
— Ваши слова оскорбительны для меня и для лорда Кэя, — невозмутимо отозвалась Аннеми. — Он уважает меня и никогда не теряет достоинства. Я никогда не была с ним в постели. Никогда.
— Я приношу извинения. Сразу столько всего… — быстро сказала Бесс — Я ни в коем случае не хотела тебя обидеть. Просто я ожидала…
— Что Сокольничий дома такой же, как и в делах? Равнодушный, бессердечный пират?
— Ну, большинство мужчин в такой ситуации…
— Вот именно, — кивнула Аннеми. — Но мой Перегрин не посягнул на мою честь. Он уважает во мне личность. Он, я уверена, по-своему даже любит меня. — Лицо ее посветлело. — Если ты станешь его женой…
— Я ни за что не буду его женой. Я лучше умру.
— Не забывай, из темной сырой могилы нет возврата.
— Пусть он убьет меня, если ему так хочется. Кинкейда он уже убил.
— Кинкейд — кто это?
— Кинкейд… человек, за которого я хотела выйти замуж. Отец моего нерожденного ребенка. Аннеми улыбнулась.
— Верно-верно! Когда я купала тебя, то почувствовала чуть округлившийся живот. Малыш там еще совсем крошечный, но он есть. Жди.
Бесс схватилась за талию.
— Как ты думаешь, а лихорадка не… — встревоженно начала она.
— Зашевелиться ребеночек должен уже скоро, но насколько навредили ему джунгли, покажет только время. Надо надеяться, что все обойдется. Однако ты была без сознания много дней. Когда тебя впервые принесли сюда, я думала, ты не выживешь.
— И ты не питаешь ко мне ненависти?
— Мне следовало бы ненавидеть тебя. Ты ведь принесешь ему только несчастье. Когда ты оказалась здесь, я мечтала, чтобы ты умерла. Но я подавила в себе зло. Изо дня в день я ухаживала за тобой и, наконец, поняла, что ты хочешь этого брака не больше, чем я. А я не хочу терять Перегрина. Мы с тобой женщины, всего лишь женщины. Как всегда, мужчины распоряжаются нами по своей прихоти.
— Я никогда не допускала…
Звон колокольчика прервал их беседу. Аннеми проворно вскочила и направилась к двери.
— Хозяин зовет меня. Надо идти. Подумай обо всем, что я сказала тебе, мисс Элизабет. Но ни о чем не спрашивай больше. Я все равно не отвечу. Тебе теперь известно многое. Пользуйся этим как хочешь, но помни — если ты посягнешь на его жизнь, я убью тебя.
Бесс потянулась к стакану, стоявшему на столике у изголовья. Да, непростой человек эта Аннеми. Ее лучше иметь в друзьях, чем в недругах. Напиток оказался на вкус очень приятным — кисло-сладкий, прохладный. Может, он облегчит головную боль?
Девушка все еще была слаба и беспомощна как новорожденный щенок. Но голова у нее работала достаточно ясно, чтобы поразмыслить над тем, как же спасти себя и их с Кинкейдом ребенка от этого безумца Перегрина Кэя. Невыносимую боль доставляли думы о прекрасном шотландце, и Бесс усилием воли гнала их от себя. Вспоминать и плакать у нее еще будет время. Сейчас она должна выжить.
— Я одобряю это.
Бесс поперхнулась, пролив напиток на тончайшее полотно сорочки.
— Кьюти!
Потомок гордых инков стоял как ни в чем ни бывало у окна в своей обычной позе: ноги чуть расставлены, руки скрещены на татуированной груди. Никаких пышных одеяний в этот раз не было, только красная набедренная повязка. Единственным его оружием был кинжал с костяной ручкой, инкрустированной перламутром. Сегодня Кьюти выглядел молодо как никогда, он даже показался Бесс моложе ее.
Лицо индейца вдруг озарила улыбка, которую нечасто видела Бесс. Наверное, в свое время Кьюти не одну женщину покорил своим обаянием.
— Я одобряю. Нельзя сдаваться, — повторил Кьюти.
— Где ты пропадал так долго? — вскричала Бесс.
— Ты, как всегда, забываешь, что мое время не принадлежит тебе? А потом, разве не я разгромил ради тебя лесных головорезов? Ты помнишь, как они бросились от меня врассыпную? Я великим воином был и остаюсь!
— Кьюти, сейчас не время для похвальбы. Индеец нахмурил угольно-черные брови.
— Стоящему перед тобой великому воину незачем хвалиться. Подвиги великого воина говорят вместо него. Легенды называют Кьюти величайшим из…
— Хватит! — Бесс закрыла лицо руками. — Хватит, Кьюти. Прошу тебя. Сейчас мне нужна твоя помощь. — Горячие слезы сами собой хлынули из глаз. — Они убили его. Убили Кинкейда. Ты видел? Видел? Где же ты был тогда, Кьюти?
Индеец усмехнулся.
— Не надо. Ты знаешь, великий воин не вынесет слез Женщины Звезд.
— Да? — по-детски обиженно отозвалась Бесс, отрывая ладони от лица. — На моих глазах убили человека, которого я полюбила… А теперь меня держит в плену этот… этот…
— О, да, великий воин все знает. Перегрин Кэй очень походит на своего отца, а того великий воин знает прекрасно.
— Кэй хочет, чтобы я вышла за него замуж.
— Да, я слышал слова этой женщины.
— Я не сделаю этого.
— Ты и не можешь сделать этого. Кровь Мэтью Кэя не должна смешиваться с кровью тех, на кого надеются мои предки. Твоя бабка была моей приемной дочерью. В тебе ее кровь, в тебе сила и огонь моего народа. Ты должна выйти замуж за отца своего ребенка. Он — избранный, он — мужчина, чей приход в твою жизнь был предсказан много лет назад.
— Что-то не совсем понятно ты говоришь, Кьюти. — Очертания индейца вдруг начали расплываться. Бесс испугалась. — Не уходи. Я пропаду без тебя. Ну, останься, прошу тебя!
Все глуше становился голос «великого воина».
— Оставаться в твоем времени трудная задача. В тебе жива сила видеть и слышать сквозь годы, мы еще встретимся с тобой. Твоя болезнь отступит.
— Но что, что мне делать, Кьюти? Не исчезай так быстро! Прошу тебя! — умоляла Бесс.
— В тебе жива сила, дитя мое. Все, чем обладала Лейси, живет в тебе. Ты можешь все. Поверь в себя.
— Но как же я одна могу… Остались уже только черные глаза.
— Ты не одна, — донесся голос.
— Кьюти!
Оборвался ее отчаянный крик. Комнату снова заполнили звуки дождя и ветра. На месте, где стоял «воин великих инков», мелькали лишь сгустки черных теней.
Бесс в изнеможении закрыла глаза. И из глубин ее души донесся теплый, сверкающий луч надежды: он жив!
22
Прошло три дня с тех пор, как являлся Кьюти. Три дня уже Бесс жила с убеждением, что Кинкейд все-таки не погиб. А Перегрин Кэй явно не собирался играть свадьбу, пока невеста больна. Поэтому она должна была восстановить свои силы, не давая понять, что чувствует себя лучше. По ночам, в полном одиночестве она вставала с постели, бродила по комнате, а днем притворялась, что спит, вздыхала, ела, пила, глотала микстуры, которые приносила Аннеми, словом, вовсю «недомогала».
Лорд Кэй навещал ее ежедневно в полдень, в шесть и в девять вечера. Он оставался безукоризненным джентльменом, не позволил себе ни прикоснуться к Бесс, ни оскорбить словами угрозы. Напротив, он всегда подробно расспрашивал ее о здоровье, предлагал поиграть в карты, почитать вслух, много, но ненавязчиво болтал то о погоде, то о природе, то о местных событиях, которыми Ямайка и Карибские острова были богаты. Если же Бесс спрашивала о судьбе «Алого Танагра» или о сокровищах, которые они с Кинкейдом нашли в джунглях, Перегрин не обращал на это ни малейшего внимания и продолжал толковать свое. Сокольничий был человеком исключительного коварства и редкой проницательности. Общество его тяготило Бесс.
На четвертый день Бесс не выдержала. Когда ранним утром Аннеми вошла в комнату, чтобы, как всегда, поднять шторы, девушка стояла у кровати.
— Я хочу одеться. Мне немедленно надо видеть лорда Кэя, — заявила она.
Аннеми кивнула.
— Я вижу, тебе намного лучше. Сейчас я прикажу приготовить тебе ванну и одежду. Лорд Перегрин освободится, как обычно, в полдень. Он…
— Нет, — твердо возразила Бесс. — Не в полдень, а сейчас, утром.
Сегодня, на рассвете она проснулась с четким предчувствием, что Кинкейду грозит беда. Да что там беда — смерть. Если не предпринять что-либо немедленно, его жизнь угаснет.
Аннеми колебалась. Своими внимательными глазами она будто оценивала Бесс.
А у той посасывало под ложечкой от неуверенности и возбуждения. Она совершенно не представляла, что скажет Сокольничему, но твердо знала, что медлить больше нельзя.
— Аннеми, прошу тебя. Экономка кивнула.
— А ты нравишься мне, мисс Элизабет. Если хозяину и брать жену, то такая, как ты, пожалуй, неплохо подойдет ему.
— Зато он плохо подойдет мне, потому что мое сердце навеки отдано другому. Из этого союза с лордом Кэем не выйдет ничего хорошего. Больно будет нам всем.
Через час, приняв ванну, напудрившись, надушившись и облачившись в предложенное ей лазурно-синее платье старинного фасона с пышными рукавами и шлейфом, Бесс вошла в светлую, роскошную комнату Сокольничего. Огромный тиковый стол, сервированный на двоих, придавал комнате торжественный вид.
Как только Бесс появилась на пороге, лорд Кзй поднялся и, сдержанно улыбаясь, поклонился с грацией светского льва.
— Элизабет, вы удивительно хороши сегодня! Я польщен, что вы нашли в себе силы разделить со мной этот скромный завтрак.
Кэй плавным движением указал Бесс на стул рядом с хозяйским. Мгновенно подбежал лакей, предупредительно отодвинул его. Бесс соизволила сесть.
Лорд Кэй с ласковой улыбкой обратился к Аннеми:
— Дорогая моя, не сочтите обидой, отзавтракайте сегодня в своих покоях. Нам с Элизабет предстоит долгий разговор.
Бесс поразило, какой неподдельной болью исказилось лицо Аннеми.
— Как вам угодно, сэр, — тихим от огорчения голосом сказала она, сделала книксен и покинула комнату вслед за лакеями. Бесс осталась наедине с Сокольничим.
Он был одет в стеганый халат из черно-пурпурно-оранжевого атласа. На голове у него красовался черный шелковый тюрбан. Лорд Кэй был свежевыбрит, так что запах мыльной пены и одеколона еще не выветрился. Руки его — белые и безукоризненно чистые — двигались почти с артистической грацией, пальцы были унизаны кольцами, ногти вычищены и отполированы.
Бесс недолго разглядывала хозяина, внимание ее почти сразу приковал огромный, во всю стену, портрет маслом. На картине была изображена поразительной красоты женщина; взор ее был обращен к морю.
В изумлении Бесс ахнула: неужели она смотрит в зеркало? Платье, которое было сейчас на ней, и наряд женщины на портрете совпадали до мелочей.
— Бабушка! — воскликнула Бесс. — Моя бабушка в юности!
Раздался негромкий смех.
— Не согласитесь ли вы, что это — великолепное платье: фасон, цвет. Бездна вкуса. Я приказал сшить его специально для вас. Вы непременно должны надеть его в день нашей свадьбы. Также и это.
Перегрин Кэй взял со стола голубой бархатный футляр, встал и подошел к Бесс сзади.
Девушка сжалась и похолодела, когда он застегнул на ее шее тяжелое ожерелье, взял серьги. Она не могла видеть их форму, только заметила, как отражаются в серебряном кубке золотые линии диковинного орнамента. Бесс схватилась за ожерелье — оно состояло из вереницы золотых дисков. Каждый был украшен причудливым рисунком — таинственные символы, птицы, фигуры животных. Увы, она не узнала это ожерелье. А ведь именно его совсем недавно держал в руках Кинкейд, именно оно столько лет пролежало у подножия водопада.
— Это досталось мне в наследство от отца, — надтреснутым голосом продолжал Перегрин Кэй. — Изысканная вещица, не правда ли? — Он вернулся к своему креслу и сел. — Вы голодны, Элизабет? Позвольте предложить вам…
— Лорд Кэй, я пришла поговорить с вами, — решительно начала Бесс.
— Перегрин, дорогая моя, Перегрин, — поправил он. — Называйте меня по имени. Между нами не должно быть никаких формальностей.
— Что вы хотите от меня? — напрямую спросила девушка.
Губы его изогнулись в улыбке, но в глазах стоял лед.
— Дорогая моя, вы меня огорчаете. Я полагал, что вы знаете: нам предстоит стать мужем и женой.
— Почему?
— Потому что я так хочу. Я хочу вас уже много лет, дорогая моя Элизабет.
Он наклонился к ней, накрыл ладонью ее руку.
— Вы меня с кем-то путаете. Я не Лейси, я даже не Элизабет. Я — Бесс. И я не выйду за вас замуж.
— Выбора нет. — В его голосе появились стальные нотки.
— Неужели? — приподняла брови Бесс. — Я ведь не рабыня, как ваша Аннеми.
— Аннеми не рабыня, — отрывисто сказал он. — Аннеми свободная женщина, преданный друг этого дома. Она…
— Она в вашем подчинении. Я — нет. Вы не властны над моей жизнью. Если вы хоть что-то знаете обо мне, то должны понять, что я скорее убью вас или себя, чем соглашусь стать женой своего врага. А уж о любви к вам и речи нет.
Лицо Сокольничего потемнело.
— И тем не менее я добьюсь сатисфакции в этом поединке, мадам, — отчеканил он. — Моя семья была опозорена, но я верну ей доброе имя.
— Как дорого вы оцениваете честь вашего семейства, позвольте спросить? — Бесс пошла в открытое наступление. — Чего вы на самом деле добиваетесь? Только честно! Неужели вам и вправду хочется иметь жену, которая превратит в страдание каждый час вашей жизни? Такую супругу придется держать под охраной, чтобы она не выстрелила вам в спину.