17

На третий день после выхода из Кингстонской гавани Кинкейд заметил на горизонте квадратные паруса бригантины. Очень скоро за ним показались очертания другого парусника — одномачтового шлюпа. Взбежав на капитанский мостик, шотландец увидел, что Эван Дэвис внимательно наблюдает за кораблями в подзорную трубу.

— У нас, похоже, появились попутчики, — заметил Кинкейд.

Эван растянулся в добродушной улыбке.

— Беспокоиться не о чем. Скорее всего, это безобидные торговые суда. Кажется, британские.

«Алый Танагра» был прекрасным маневренным судном. Расположение парусов, узкий вытянутый корпус позволяли ему быстро набирать скорость и ловко лавировать. В этом и есть преимущества шхуны перед другими парусниками. Она могла плыть даже на мелководье, где глубина не превышает двух метров, и это ее качество Кинкейд считал особенно ценным, учитывая, что им придется подходить совсем близко к незнакомым берегам Панамы.

— Кого нам следует опасаться в первую очередь, так это испанцев, мистер Манро, — сказал Эван. В это время к ним уже подошла Бесс.

— Могу я взглянуть? — попросила она, и ей передали подзорную трубу.

— Значит, бригантина и шлюп, — задумчиво произнес Кинкейд. — Идут почему-то друг за другом, идут почему-то в точности нашим курсом.

— Это может быть и совпадение, — сказал Эван. — Здесь довольно оживленный участок моря. Многие суда пересекаются…

— Я насчитала три корабля, — не отрываясь от подзорной трубы, сказала Бесс.

Девушка предложила Кинкейду взглянуть на горизонт.

Кинкейд пробормотал слова проклятия.

— Да, теперь и я вижу, — сказал он. — Конечно, три корабля. Шлюп, бригантина и еще одно судно, побольше. — Он бросил на валлийца острый взгляд. — Ну, задирай юбки своей красотке, капитан. Я бы предпочел не встречаться с той компанией.

— Как скажете, — пожал плечами Эван. — Однако я убежден, что это самые обыкновенные…

— Полный вперед. Ветер хороший. Мы можем разогнаться до десяти узлов. — Кинкейд вернул Бесс подзорную трубу и пошел к лестнице. — Пусть команда займет свои места. Приготовить пушки и мелкозарядные орудия.

Бесс поспешила за ним, но вернулась, вспомнив о подзорной трубе.

— Эван, возьмите свою… — начала она и осеклась в тот момент, когда руки их случайно соприкоснулись. Бесс похолодела.

— Иди-ка сюда, — позвал шотландец, оборачиваясь на отставшую девушку.

На ней сегодня было легкое голубое платье из запасов пекарши. Наряд, конечно, не самый роскошный, но складный. А голубой цвет так гармонировал с цветом ее глаз! В неглубоком вырезе угадывались округлости нежной девичьей груди.

Кинкейд заставил себя отбросить мысли о прелестях Бесс. Не ко времени!

— Бесс! — резко, досадуя на собственную слабость, окликнул он ее.

Девушка что-то пробормотала капитану и бросилась к лестнице. Сбежав вниз, она схватила шотландца за руку.

— Кинкейд! — произнесла она голосом более хриплым и низким, чем обычно. В глазах ее светилась тревога.

— Не надо устраивать панику раньше времени, — сказал Кинкейд.

— Мне необходимо поговорить с тобой, — отчеканила Бесс. — Немедленно.

— Придется отложить беседу.

Мысли шотландца были заняты: он спешно прикидывал, кто из команды сможет оказать достойное сопротивление, если начнется заваруха. Исчезновение Флойда Хартли в Кингстоне серьезно насторожило его. Бесс утверждала, что коку нельзя доверять, и вот, пожалуйста. Причина внезапного побега Флойда Хартли до того тревожила Кинкейда, что он даже потерял сон.

— Нет, — настаивала Бесс. — Откладывать нельзя.

— Ну что еще? — нетерпеливо спросил он.

— Здесь нельзя говорить. Пойдем в нашу каюту. Войдя в каюту, Бесс оглядела помещение и велела Кинкейду надежно закрыть дверь.

— Эван. Все дело в Эване, — наконец сказала она. — Ему нельзя верить.

У Кинкейда заломило в висках.

— Разве не ты пела ему дифирамбы всю дорогу от Чарльстона, а? Почему вдруг сегодня утром все изменилось?

— Он коснулся меня.

— Что-о? — мгновенно закипая от гнева, взревел Кинкейд. — Коснулся тебя? Оскорбил? Когда? Как? Да я голыми руками ему…

— Нет-нет, совсем не то, что ты думаешь, — заторопилась Бесс. — Послушай, у меня особый дар. Считай, что я ведьма. Я читаю мысли других людей по их прикосновениям. Эван задумал убить тебя. Я знаю это наверняка.

Он посмотрел на нее как на помешанную.

— Ты — ведьма? Может, ты еще на метле летаешь по ночам над палубой!

— Черт тебя побери! — выкрикнула девушка. — Ты должен мне поверить! Мне доступно то, что неподвластно другим. Например, я изначально знала, что ты человек надежный и не подведешь меня. Я сразу знала, что Флойд предаст нас. А сейчас я узнала, что Эван готовит тебе смерть. Когда он коснулся меня, я увидела красный цвет — всюду. Понял? Красный цвет — цвет крови. Твоей крови!

В этот момент в дверь каюты настойчиво постучали.

— Мистер Манро, капитан Дэвис требует вас немедленно на мостик.

Кинкейд узнал голос Элбрайта, бывалого матроса, старого приятеля Флойда Хартли. Кивком приказав Бесс укрыться за дверью, шотландец рывком открыл ее.

— Господин капитан хочет, чтобы вы… — начал Элбрайт и неожиданно поднял руку.

Кинкейд успел заметить блеснувший в ней пистолет. За спиной Элбрайта, как из-под земли, вырос бородатый громила в рваной тельняшке. Неуловимым движением Кинкейд нырнул в сторону, одновременно нанеся страшный удар ногой по колену Элбрайта. Дико вскрикнув, тот согнулся от боли, и шотландец всадил ему в шею кинжал.

Бородач тем временем опустил саблю туда, где долю секунды назад находился Кинкейд. После такой неудачи бандит вломился в каюту и налетел прямо на бездыханное тело своего напарника. В прыжке Кинкейд отбросил бородатого к стене, правой рукой перехватил рукоятку сабли, а костяшками левой нанес ему смертельный удар в самый уязвимый участок лица — переносицу. Тело нападавшего поползло вниз. А Кинкейд, уже с саблей наготове, метнулся к двери, ожидая продолжения боя. Однако в коридоре больше никого не было. В каюте остались Бесс, он сам и два трупа.

Бесс была бледна, как полотно, но пистолет, который она забрала у убитого, держала твердо.

Я бы застрелила его, если бы ты промедлил еще хоть мгновение, — глухо сказала она. Голос ее едва заметно дрожал.

— Все будет в порядке, красавица, — уверенно и бодро откликнулся Кинкейд, на самом деле чувствуя себя совсем не так.

— Сколько человек против нас? — спросила Бесс. Шотландец пожал плечами, не сводя глаз с дверного проема.

— Это ты ведьма. У тебя дар ясновидения, не у меня.

— Да. Но что делать, я не знаю.

Кинкейд посмотрел на нее. Пистолет она опустила, но пальцы с курка не снимала. Грудь ее тяжело вздымалась, лицо раскраснелось, как после долгого бега. Выглядела она маленькой, испуганной и беззащитной.

Кровь уже не так кипела в его жилах, ярость и бешенство уступали место остервенелому желанию во что бы то ни стало защитить эту женщину.

— Если удастся заполучить Эвана, сможем мы заставить команду делать то, что нужно нам?

— Возможно. — Кинкейд встряхнул головой, заставляя мысли работать. — Бесс, сможешь ты сыграть одну роль, а? Эван еще не знает, выполнен ли его приказ. Беги наверх, беги и кричи, зови его. Если он спустится, то окажется в моих руках.

Бесс кивнула, соглашаясь.

Шотландец оттащил в сторону мертвецов, так, чтобы их не было видно из коридора. Бесс вытерла следы крови на полу.

— Готова? — спросил он, вставая за полуприкрытой дверью.

Бесс в это время забралась по лестнице и из ее проема закричала в ужасе и отчаянии:

— Эван! Эван! Господи, Эван, скорее! На помощь!

Первый, кто ринулся вниз, был боцман. Кинкейд едва успел оглушить его рукояткой пистолета и убрать в сторону, как в коридор ворвался Эван Дэвис.

— Что? Что такое? — бросился он к Бесс.

— Они убили его! Эван! — в истерике кричала она. — Убили! Убили! — рыдала девушка, указывая на дверь каюты.

Эван Дэвис вбежал туда и сразу оказался в железных лапах шотландца, который приставил к его горлу нож. Бесс зашла в каюту и спокойно заперла дверь.

— В чем дело? — произнес Эван. Кинкейд прижимал лезвие к его глотке.

— На кого же ты работаешь, Эван? — ровным голосом потребовал ответа шотландец. — Если солжешь, я с тобой расправлюсь еще круче, чем с теми двумя.

Боцман, который только лишился чувств от удара, вдруг застонал и закопошился на полу. Бесс шагнула к нему и наставила на его грудь саблю.

— На твоем месте я бы не шевелилась, — предупредила она. Боцман обмяк, в глазах его царил смертный страх.

— Сам на себя я работаю, — ответил капитан.

— Солгал, — мягко сказал Кинкейд, вдавливая лезвие чуть-чуть глубже. По шее Дэвиса заструилась ниточка крови.

— Сокольничему нужна эта дама, — прохрипел Эван. Кинкейд ослабил хватку, и капитан смог вздохнуть. — Он обещал вознаграждение тому, кто доставит ее живой или мертвой.

— Но почему? — изумилась Бесс. — Мы не встречались с ним. Я о нем даже не слышала. Зачем ему я?

— Не знаю. Клянусь, я не знаю. Но он ради этого поднял на ноги всех — от Багам до Бостона.

— А корабли, что преследуют нас… — подсказал Кинкейд.

— Принадлежат Сокольничему. Бригантина «Шарлотта Роуз». Названий других не знаю, но они тоже его.

— Можем мы оторваться от них? — спросила Бесс.

— Если я встану к штурвалу, сможете, — позволил себе усмехнуться Эван.

Кинкейд прищурился.

— И какие у тебя еще есть доводы, чтобы я не перерезал тебе глотку?

— Только то, что я… — Дэвис судорожно сглотнул, — что только один смогу доставить вас в Панаму.

— Ты считаешь, что мы поверим тебе? — удивилась девушка.

— Эван, ты, я вижу, человек практичный, так? — начал неторопливо шотландец. — Что тебе обещали? Конечно, не просто деньги. Думаю, ты хочешь заполучить «Алый Танагра». Верно?

— Да.

— Получишь. Если ускользнешь от погони, приведешь нас в Панаму, а затем обратно в Мэриленд, — отчетливо говорил Кинкейд. — Ты получишь свою шхуну и свою часть испанских сокровищ, на поиски которых мы и отправились.

— Что-о? — закричала Бесс. — Неужели ты будешь делить с ним мои?..

— Именно! — оборвал ее Кинкейд. — Буду делить. И с ним, и с каждым, кто будет честно служить нам. Там золота столько, что хватит каждому на королевскую жизнь. — Он посмотрел на лежавшего под саблей Бесс боцмана. — Там и серебро, и самоцветы, — продолжал он. — Целое состояние… кольца, браслеты, ожерелья, короны, нити жемчуга.

— Жемчуга? — вмешалась Бесс. — Там нет…

— …Конца и края богатствам, — подхватил Кинкейд. — У Бесс есть карта, доставшаяся ей от деда, который служил у знаменитого Генри Моргана. Мы знаем место, где хранятся сокровища. С хорошей командой мы управимся легко и быстро, испанцы и пронюхать ничего не успеют.

— Господи, неужели у вас есть карты? — выдохнул Дэвис.

— А почему еще, ты думаешь, Сокольничий так далеко протянул лапы, чтобы схватить женщину, которую он и в глаза не видел? — с ходу ловко придумал Кинкейд. — Ну что, Эван, ты по-прежнему хочешь выдать Бесс Сокольничему?

— Я с вами, — горячо сказал валлиец. — Позвольте мне вернуться на мостик, и мы оторвемся от кораблей Сокольничего так быстро, что они решат, будто мы испарились.

— Нет, вы оба, наверное, не в своем уме, — возмутилась Бесс. — Я не собираюсь…

— Попридержи язык, женщина! — прикрикнул на нее шотландец. — Не бери в голову ее болтовню, Эван. Она будет делать то, что я велю.

Голубые глаза Бесс вспыхнули яростью. — Ну да, как же, жди, хвастливый осел! — прошипела она.

Бесс продолжала негодовать и несколько недель спустя, когда «Алый» наконец-то бросил якорь поблизости от Панамы.

— Неужели обязательно надо было обещать им долю клада? Ты бы еще каждому чарльстонскому проходимцу посулил золота!

Однако все ее протесты были теперь бесполезны. Путешественники уже сидели в лодке. Матросы гребли к берегу.

— Да я бы и самому дьяволу отвалил бы немало, появись у меня такая необходимость, — отвечал ей Кинкейд.

На острова направлялись восемь человек из команды, Эван Дэвис, Бесс и Кинкейд. Шотландец оставил старшим на борту «Алого» Руди — единственного, кому полностью можно было доверить судно в отсутствие хозяина.

С утра прошел дождь; да и сейчас, в середине дня, все кругом было пропитано влагой. Бисерины пота на лице и руках не испарялись, а скатывались по телу струйками, щекоча кожу, пропитывая тонкую ткань рубашки и бриджей Бесс, превращая их в мокрые, плохо выжатые тряпки.

Зато какая же здесь была красота. По берегам высились стрелы кокосовых пальм, мощные стволы огромных незнакомых деревьев, кудрявились кусты, усыпанные разноцветными цветами, переплетались диковинным орнаментом зеленые, бурые, желтые лианы. Воздух был так густо напоен запахами — растений, влажной древесины, мокрой земли, плодов, что становилось трудно дышать.

Столько месяцев Бесс и боялась и ждала встречи с неведомой землей. Она и представить не могла, что бывает такое многоцветье растений, такое многозвучие птиц, насекомых, зверей. Эти заросли источали всевозможные крики, писки, трели, стрекоты, шуршания, трепет, шипения, вопли, звоны и переливы. Обезьяны носились по веткам, как воробьи. Тучи насекомых вились вокруг головы, кусали, жалили и впивались. И все это на фоне монотонного приглушенного треска цикад.

Кинкейд указал рукой на берег ближайшего маленького островка, где грелась на солнце огромная, древняя как мир черепаха.

— Держи руки подальше от воды, — предупредил он.

Бесс и без его слов поняла, в чем опасность. Буквально в пяти футах от их лодки зловеще поблескивали над водой круглые выпуклые глазки — аллигатор. Через мгновение его корявое, длинное тело-бревно бесшумно выскользнуло на поверхность. Бесс наблюдала за неведомой водоплавающей птицей, которая как ни в чем не бывало выискивала себе рыбу. Раздался негромкий всплеск, сверкнули легкие брызги, и страшные челюсти сомкнулись, открывшись едва ли на секунду — птички больше не было.

Матросы загомонили, один перекрестился.

— Нам бояться нечего, — успокоил всех Эван. — Когда мы пойдем по джунглям, с нами будут проводники — куна. Они знают эти леса, как вы свои бородавки на руках.

Бесс незаметно наблюдала за капитаном Дэвисом. Он не давал никаких поводов сомневаться в его преданности с того дня, как «Алый Танагра» встретился в открытом море с кораблями Сокольничего. От преследователей они оторвались тогда меньше, чем за час.

Вот и теперь Эван вызвался доставить их в поселок индейцев-куна, с которыми уже не раз имел дело.

— У племени куна немало причин ненавидеть испанцев, — объяснял Дэвис. — Те убивают их воинов, натравливают собак на их младенцев, насилуют их жен, забирают в рабство целые деревни. Но наша братва всегда поддерживала с куна добрые отношения. Мне довелось однажды в сухой сезон прожить среди них целый месяц. А сейчас в самом разгаре сезон дождей. Ливни бывают ежедневно. Одежда, обувь, провизия сгнивают на глазах; за несколько дней пистолеты и мушкеты превращаются в ржавую рухлядь. Зато в дождливый сезон можно по рекам проникнуть в глубь материка, что в сухое время года просто немыслимо. Без проводников — куна мы и недели не протянем в джунглях, — продолжал Эван. — Тут полно деревьев, чьи испарения ядовиты, не то, что кора и листья. Заросли кишат змеями, скорпионами, летучими мышами-вампирами, крокодилами и ягуарами. Встречаются целые колонии плотоядных муравьев. Я видал сильных, смелых людей, которых джунгли ломали запросто, превращая в животных, способных жрать человечье мясо.

Бесс очень надеялась, что племя куна действительно миролюбивое, как следовало из рассказов капитана. И вот индейцы появились. На двух каноэ они вышли навстречу лодке и знаком велели следовать за ними. Они были наги, только узкая полоска, сплетенная из лозы и листьев, прикрывала чресла. Рослые, сильные, темнокожие, с длинными блестящими волосами, индейцы эти были точь-в-точь как на картинках.

На Бесс они смотрели с любопытством и осторожностью, впрочем, так же как и она на них. Все воины-гребцы были будто вылеплены из одного теста: ловкие тела умащены до блеска, широкие лица разрисованы, в носу — ритуальное кольцо.

Они вели себя не враждебно, напротив, обрадовались Эвану и приветствовали его как старого знакомого. Но от Бесс не ускользнуло их серьезное вооружение: острые, как бритва, мачете, небольшие упругие луки, связки коротких стрел за плечами.

Лодки вошли в узкую реку, затем свернули в еще более узкий проток. Впереди был просвет в джунглях, где Бесс увидела множество обитателей индейского поселка, которые махали гостям, суетились и беспрестанно лопотали что-то на своем языке. Женщины под стать мужчинам были такие же рослые, сильные, красивые. Их совершенно не смущала собственная нагота. А малыши не знали вообще никакой одежды, кроме ослепительных улыбок. Взрослые замужние женщины на бедрах носили травяную повязку. Младенцы дремали, привязанные в плетеных люльках к материнским спинам, детвора чуть постарше ползала в ногах у родителей.

На берегу стояло множество примитивных лодок-каноэ, а за ними, на небольшом возвышении, расположилась сама деревня. У хижин, как сначала показалось Бесс, были только крыши из пальмовых листьев, стен же они не имели вовсе. Но вот и сооружение посолиднее — вытянутый без окон «сарай», просторный и высокий, где, наверное, могло разом поместиться все население поселка. Из центра его тянулся дымок — в крыше было устроено отверстие — «труба». Сквозь дверной проем виднелись подвешенные к верхним перекладинам гамаки из тонких лиан.

Впрочем, под каждым навесом-«хижиной» кипела жизнь. На вертеле жарилась огромная туша наподобие свиной. За приготовлением еды следила старая женщина, на плечах которой невозмутимо восседала обезьяна. Старуха то и дело отгоняла от очага костлявую собаку, которая норовила ухватить кусок вкусного мяса.

Заметив прибывшие лодки, вся деревня бросила свои дела и ринулась, сопровождаемая собаками, встречать гостей.

Скоро толпа на берегу притихла и расступилась, пропуская высокого, величавой осанки человека. Его морщинистое круглое лицо обрамляли поредевшие седые волосы, в носу блестело золотое кольцо, намного крупнее, чем у других. По всему было видно, что это старейшина племени. Взгляд его был многозначителен и важен, грудь украшало ожерелье из серебряных звеньев, висел на шнурке белый костяной ритуальный крест.

— Это Пабло, вождь, — шепнул Эван. — Он очень уважаемый и влиятельный человек, кровно связан со всеми ветвями племени куна.

— Пабло? — удивилась Бесс. — Испанское имя? Ты вроде говорил, что они ненавидят все испанское.

Капитан развел руками.

— Ненавидеть ненавидят, но все важные индейцы в деревнях берут испанские имена. Вообще-то редко кто скажет тебе свое настоящее имя. Это такой суеверный народ. Считают, что если ты узнал имя человека, то получил над ним сверхъестественную власть.

— А как мы будем общаться? — перебила его Бесс. — Ты знаешь язык куна?

— Нет, — ответил Эван, — но Пабло немного знает английский и голландский, так что разберемся. Пабло уже много лет имеет дела с пиратами. Торгует помаленьку.

— Вот почему мы от самого Чарльстона тащим ножи-мачете и галантерею, — сказал Кинкейд. — Мы сядем с ними, покурим, вручим подарки, а потом попробуем уговорить кого-нибудь из деревни провести нас по джунглям.

— А как же испанцы? — не унималась Бесс. — Мы совсем рядом с Портобелло.

— Если мы попадемся, нас с ходу перестреляют, — серьезно заметил Эван, — но индейцы знают, как избежать встречи с испанцами. Без помощи куна мы не обойдемся.

— Не отходи от меня ни на шаг, — предупредил Бесс шотландец. — Ничего не говори, пока к тебе не обратятся, ешь все, что подадут, — змей, крокодилов, жуков, собак. Если ты недооценишь их гостеприимство, они к нам спинами повернутся — тогда все.

— Женщины здесь в подчинении у мужчин, — подтвердил Эван. — Предполагается, что ты должна только улыбаться и выполнять приказания Манро.

— Это замечательно, — скривилась Бесс. Кинкейд хитро заулыбался.

— Такую практику нам следует ввести в Мэрилендской колонии. А то там женщины стали забывать свое место.

Бесс буквально пронзила его взглядом.

Путники начали выбираться на берег. Первым спрыгнул Кинкейд, за ним Эван, который в знак миролюбия, вытянув ладонями вверх руки, сразу пошел навстречу вождю куна. Вылезла из лодки и Бесс и тут же оказалась в окружении толпы женщин и ребятишек, которые осторожно трогали руками ее одежду и волосы, звонко щебетали на своем мелодичном языке. Они гладили гостью, восторженно вскрикивая, обменивались замечаниями по поводу появления такой необычной особы.

Крупная дородная женщина вручила Бесс кокосовый орех и жестом предложила выпить его сок. Девушка неумело втянула из такого непривычного сосуда сладкую прохладную жидкость и с благодарностью улыбнулась. Индианки одобрительно загудели, заулыбались и снова принялись рассматривать пришелицу.

Тем временем Кинкейд успел уже познакомиться с вождем Пабло и обернулся, взглядом разыскивая Бесс.

— Иди сюда! — позвал он.

Женщины и дети мигом разлетелись в стороны, как горстка листьев при порыве ветра. Бесс с облегчением заспешила к своему спутнику. Без тени улыбки на лице Кинкейд велел ей встать рядом. Она повиновалась и замерла, стараясь не обращать на себя внимания нескольких десятков до зубов вооруженных воинов-индейцев.

После традиционных приветствий и обмена любезностями Кинкейд с Эваном переглянулись и приказали своим матросам принести из лодки гостинцы. Широким жестом шотландец разворачивал перед вождем рулоны красного и синего полотна, с гордостью раскладывал ножи, клинки, топоры, ножницы, табак, маленькие зеркальца и колокольчики.

— Таков мой скромный дар твоему гордому народу, Пабло, — сказал Кинкейд.

В глазах обитателей поселка разгорались огоньки радости, но, как заметила Бесс, ни один из них не смел двинуться с места. Строго соблюдались законы племени — сначала все получают старшие. Вождь, однако, не взял себе ничего. Когда последний лоскут нашел хозяина, в наступившей тишине Кинкейд подошел к Пабло, вынул из уха золотую серьгу и вручил ему. Легкая улыбка тронула губы старейшины. Он встал, хлопнул шотландца по плечу, обнял его и ткнулся носом в щеку, вероятно, по местному обычаю.

— Ты делать Пабло честь, — скрипучим голосом произнес он.

— Нет, — отозвался Кинкейд, — это великий Пабло, вождь куна, делает мне честь.

Праздник встречи гостей разворачивался. Пожилая стряпуха начала вырезать жаркое. Все мужчины, включая Кинкейда, Эвана и моряков, уселись большим кругом. Взглядом шотландец предупредил намерение Бесс присоединиться к ним, поэтому ей ничего не оставалось кроме как устроиться под одним из навесов вблизи очага.

Женщины и девочки то и дело подносили пирующим новые угощения: корзины копченой рыбы, кокосы, какие-то плоды, похожие на бананы, орехи, ананасы, авокадо. Горячая еда подавалась на тарелках из широких и жестких пальмовых листьев. Вдруг появилась индианка с огромным деревянным сосудом на плече. Она налила из него серый полупрозрачный напиток в глубокую раковину и предложила вождю. Тот кивнул в сторону Кинкейда, желая оказать честь гостю. Шотландец, в свою очередь, указал на Пабло, уступая ему почетное право первого глотка. Все эти церемонии шли под одобрительный гул воинов-индейцев.

Вождь взял раковину и с шумом втянул в себя напиток. Потом свою долю выпил Кинкейд, за ним Эван, после чего питье было пущено по кругу.

Неожиданно снова полил дождь. Вся деревня засуетилась, вскочила, закричала. Мужчины степенно переместились под крышу просторного сарая. Бесс тоже направилась было туда, ей совершенно не хотелось мокнуть, но вдруг перед ней возникла женщина, которая взяла ее за руку, произнесла что-то вроде «но-но» и указала на землю, где сидела Бесс. Пришлось подчиниться; тогда женщина с улыбкой вручила ей пальмовую тарелку, полную фруктов и мяса. К огромному облегчению Бесс, никто из женщин не пил мутной серой жидкости. После еды она снова почувствовала себя объектом всеобщего внимания. Опять вокруг нее собралась толпа любопытных и удивленных индианок.

Час шел за часом. Из-за тонких стен большого сооружения доносились смех, разговоры, радостные восклицания. Стемнело. Единственной яркой точкой был очаг, где алели угли. Москиты довели Бесс почти до исступления. Наконец одна из девушек, заметив страдания гостьи, в пригоршне принесла ей какую-то вязкую массу. Бесс думала, что это очередное угощенье, но девушка жестами объяснила назначение этого средства. Смазав им кожу, Бесс сразу оценила это чудодейственное снадобье.

Постепенно деревня начала пустеть. Из хижин раздавались капризные вопли взбудораженных праздником детей, плач малышей. Но вот все смолкло. Пришла пора ночных джунглей. Хриплое покашливание хищников, пронзительный визг, отдаленное рычание заставляли Бесс вздрагивать от страха, но она оставалась на месте и продолжала ждать Кинкейда.

Девушка незаметно задремала, но вдруг почувствовала, как ее теребит чья-то рука.

— Ты идти, — услышала Бесс женский голос. — Ты идти.

Она покорно поднялась и пошла за индианкой в дальний конец деревни, где на самом краю леса стояла одинокая хижина. В центре ее был разведен огонь, рядом лежала вязанка хвороста.

— Огонь не идти. Огонь хорошо, — говорила женщина, указывая на непроглядную стену джунглей. — Огонь бояться. Огонь хорошо.

В хижине не было ничего, кроме одного-единственного гамака. Женщина указала на него, потом на Бесс.

— Ты. Ты.

— Значит, я должна здесь спать, — поняла Бесс. Индианка улыбнулась и быстро вышла. Вздохнув, Бесс забралась в гамак, вытянулась с облегчением и сразу закрыла глаза.

Если меня кто-нибудь начнет пожирать, по крайней мере, я этого не увижу, думала она, устраиваясь поудобнее в этой необычной кровати. Что-то легкое, крылатое скользнуло по ее лицу, она вслепую отмахнулась, открыла глаза и чуть не завизжала.

Над ней нависла огромная черная фигура.

Не успела девушка прийти в себя, как тень нагнулась еще ниже… Губами Бесс узнала губы любимого.

— Кинкейд! — ахнула она, переводя дыхание.

— Ну, конечно, я. А ты кого ждала — принца Уэльского? — поддразнил он ее.

Прикосновения его рук сразу вызвали у нее чувственную дрожь.

— Что ты делаешь, что ты задумал, Кинкейд? Спиртным от него не пахло, но он казался хмельным.

Рубаха его была расстегнута. Он прижал девушку к себе, сквозь тонкий батист ощущая жар ее тела, обхватил мускулистыми ногами ее стройные бедра.

— Как ты думаешь — что я задумал? — пробормотал он дурачась. Но руки Кинкейда не шутили — с вожделением сжал он ее груди.

— Что ты, нельзя же здесь, — слабо отбивалась Бесс.