Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля

      - Помните ли вы историю с исчезновением Джона Росси?
      Мгновенное движение прокатилось по веранде: заинтересованные лица, недоумение, легкий ропот. Историю давно списали в архив неразрешимых загадок вроде пропажи янтарной комнаты или тайны "железной маски".
      Джон Росси, уважаемый в городе человек, помощник казначея штата в начале семидесятых, член правления двух крупных компаний, периодически мелькавший на первых полосах газет, исчез из собственного апартамента на Коммонвелс-авеню в присутствии шести свидетелей, среди которых были его собственный зять, бродвейский актер Чезарио Стампа и два члена правления одной из его компаний, "Нью-Ингленд роуд констракшн".
      Вся компания в этот дивный воскресный день собиралась играть в гольф в Бруклайнском клубе. На двух автомобилях подъехали к дому, где Росси занимал первый этаж. Побибикали, потому что время было ровно десять, а обычно пунктуального Джона все еще не было. Наконец он вышел, поздоровался. Приятели немного поговорили про вчерашнюю рыбалку на Кейп-Коде, где Росси был с зятем и другом зятя. Начали рассаживаться по машинам.
      - Погодите, я забыл одну клюшку, вчера оставил ее в гостиной, - воскликнул Росси и поспешно направился в дом.
      Больше его никто и никогда не видел. Тревогу подняли уже через десять минут, когда он не ответил ни на телефон, ни на звонки в дверь. Полиция обнаружила запертую изнутри на засов заднюю дверь, закрытые окна, - короче говоря, никаких путей для тайного побега.
      Все мы знали, что развеселая компания гольферов подверглась многократным допросам и поколебать их первоначальную версию следователям так и не удалось. Росси бесследно исчез. Двое случайных прохожих подтвердили, что видели его в то утро на тротуаре, оживленно беседующим с товарищами. Никаких следов насилия в апартаменте не было обнаружено. Дело было закрыто. Росси до сих пор числится пропавшим без вести.
 
      - Я участвовал в том расследовании, - пояснил полковник. - И знаю, что случилось. Знаю даже, где находится Росси сейчас. И все вы прекрасно знаете это место. - Он опять отхлебнул из стакана и неспешно принялся обстригать сигару.
      - Не томите, полковник, - сдался наконец кто-то из профессуры. - Выкладывайте!
      - Хорошо-хорошо, - покладисто отвечал Хиллман. - Если позволите, я начну с главного. Вы, конечно, все помните историю про Сусанну и старцев? Старцы, обвинявшие Сусанну в разврате, погорели на том, что на допросах поодиночке не смогли сказать, под каким именно деревом творился разврат. - Он не спеша разжег сигару и выдохнул струйку дыма.
      - У нас народ богобоязненный и Библию читал хорошо. Если люди договариваются врать, они знают, что надо согласовать все, до мелочей. Но хороший следователь всегда найдет что-нибудь, о чем и в голову не придет договориться: с кем первым поздоровался исчезнувший, в какой момент снял шляпу, какими словами просил подождать. Если свидетели говорят правду, они не будут волноваться из-за мелочей. А если лгут, значит рано или поздно запутаются и выдадут себя. И исключений из этого правила не бывает, поверьте.
      Я заподозрил нечистую игру с самого начала. Но эти шестеро, судя по всему, говорили святую правду. Да, Росси вышел из дома в десять часов три минуты, после двух сигналов клаксона. Да, он разговаривал о рыбной ловле, они вспомнили все его фразы до единой. Они помнили, во что он был одет, в какой момент надел темные очки, в какой поздоровался с прохожим и сказал ему: "Узнаете старика Росси?" Они помнили каждое его движение, каждое слово и улыбку до того момента, как за ним захлопнулась дверь.
      Потом, когда дело попало на полку, а свидетели понемногу стали разъезжаться из Бостона, я узнал про Джона Росси много любопытного. Когда мы провели аресты среди нашей и род-айлендской мафии, выяснилось, что этот человек был одним из самых безжалостных и хитрых стратегов преступного мира. И что он имел компромат на всех крестных отцов и на всех молодых перспективных мафиози. И что в случае его смерти, по завещанию, должны были открыть сейф в Бей-Банке с этими компрометирующими материалами. Конечно, мы в конце концов получили разрешение вскрыть сейф. Но птички уже упорхнули. Между прочим, трое из них были среди свидетелей исчезновения Росси. - И полковник откинулся в кресле, как будто давая понять, что история закончена.
 
      После минутного замешательства посыпались вопросы, и Майкл быстро навел порядок:
      - Джентльмены, давайте задавать вопросы по одному. Надеюсь, полковник не откажется ответить?
      Хиллман кивнул, окутываясь клубами дыма.
      - Где же находится Росси?
      - В бетоне, в стене тоннеля в Биг-Диге.
      - А как он исчез из запертого дома? И как он попал в тоннель?
      - Его не было в доме в то утро. А в стену или, может, в пол его замуровали накануне итальянские строители. Помните эти истории со взятками и хищениями во время прокладки Биг-Дига? Мафия работала там активно, вместе с профсоюзами.
      - Так как же он мог выйти из дома в воскресенье?
      - Он и не выходил.
      - Хорошо, но почему свидетели помнили все детали?
      Полковник аккуратно затушил сигару.
      - Это долго было для меня загадкой, - признался он. - Но наконец я сделал одно любопытное допущение, и все сошлось.
      Из дома выходил человек. Он беседовал о рыбной ловле, надевал темные очки, здоровался с прохожими - но это был не Росси. Потом человек вошел в дом и через минуту вернулся. Возможно, он в шутку хлопнул в ладоши и сказал: "Снято!" Пора было звонить, стучать в дверь и вызывать полицию.
      - И кто же это был?
      - Чезарио Стампа, актер на характерные роли с Бродвея. Недавно он умер, оставив жену и двоих взрослых детей. Так что теперь моя догадка уже точно никому не повредит. А Росси - что Росси? - Полковник задумался и неожиданно жестко закончил: - Он хотел быть самой главной крысой, но забыл, что место крыс - под землей.

СИМУЛЯНТ

      Алексею Смирнову
 
      - Ну, расскажите, как же вы исчезли? - Старший откинулся в жестком кресле, насколько было возможно, и сложил руки на уже заметном животике.
      Товарищ его раскрыл блокнот и приготовился записывать. Сидел он как-то неудобно, оплетя ногой ножку стула, и грыз ноготь на левой руке. Заусенец никак не хотел откусываться, и он с раздражением понимал, что отвлекается, а ведь не надо бы, сейчас самое время сосредоточиться. Случай-то прямо учебный, - он вспомнил профессора Столбикова с его мхатовскими интонациями: "В этот момент устанавливается особое (пауза) драгоценное! (пауза чуть подольше) доверие".
      - Это на удивление просто, - небрежно отвечал их собеседник, неопределенно пошевелив в воздухе костлявой ладонью. - Вы представляете себе устройство ванной комнаты?
      Вопрос поставил коллег в тупик. Они переглянулись. Старший слегка кивнул головой, и младший отвечал, с несколько переигранным энтузиазмом:
      - Да, разумеется! Унитаз, умывальник, ванна.
      - Верно. А скажите... - Собеседник доверительно наклонился через стол, и оба спрашивающих слегка отпрянули. Старший протянул руку к кнопке, но он уже откинулся обратно и продолжал: - Так вот, знаете ли вы, какого года там модель ванны?
      Старший оттопырил слегка нижнюю губу, помотал головой из стороны в сторону, - дескать, такой ерундой мы здесь не интересуемся. У нас не лавка древностей, а серьезное учреждение.
      Младший, дописав строчку, отвечал с большей готовностью:
      - Полагаю, того же времени, что и здание. Значит, конца шестидесятых.
      - Опять верно. А какие тогда делали ванны?
      - Чугунные, - терпеливо отвечал старший и незаметно глянул на часы.
      - Так, а еще что? Ну же! - Клиент прямо подпрыгивал на месте от нетерпения.
      - На ножках? - У младшего на лице нарисовалась работа мысли, а потом он радостно заулыбался: - Под ванной спрятались?
      - Разумеется! И заложился снаружи тряпками!
      - Послушайте, э-э-э... Винниченко! - рассердился старший. - Ну что вы такое несете? Какими тряпками, откуда они там?
      - Ну не тряпками, хорошо. Халат там висел, - отвечал Винниченко, несколько сникнув.
      - Да, конечно! И никто под ванну не заглянул. За кого вы нас принимаете? Иван, не записывай этого!
      - Я уже записал, Антон Дмитрич, - понуро отвечал младший. - Зачеркнуть?
      - Да, разумеется. И думай своей головой, пожалуйста! - Антон Дмитрич развернулся ко второму собеседнику, а тот уже с готовностью улыбался навстречу - чистый Николай-угодник. - Так как было дело?
      - Хорошо, сейчас расскажу, - заторопился Винниченко. - Вот вы сами говорите - там висел халат, - сделал паузу, наблюдая за младшим. - Записали?
      - Да.
      - Погодите! Я говорил? Это вы сказали - висел халат! - Антон Дмитрич не выдержал, повысил голос, но тут же успокоился. - Иван, прекрати вообще записывать. Я тебе потом все продиктую.
      - Ну, не так важно, кто первый сказал, - примирительно отвечал Винниченко, - главное, что висел.
      - Так, и дальше что?
      - Висел он на стене, там несколько здоровенных крюков. И доставал почти до пола.
      - Ну и что вы хотите сказать? - Антон Дмитрич опять подпустил скептическую ноту, а Иван смотрел недоверчиво, соображая.
      - Я человек некрупный, - со смирением отвечал Винниченко, - вешу немного. Уцепился за два крюка, халат на себя накинул - и вроде как нет меня. Ну, висит халат и висит, кто ж на него внимание-то обращает...
      Антон Дмитрич кивал головой приветливо улыбаясь, наконец дождался паузы.
      - А вот говорят, что стены там голые. То есть вообще ничего нет. Что вы на это скажете?
      - Ну хорошо, хорошо. Стыдно было говорить, но скажу! - трагически приложил руку к сердцу, приподнялся.
      - Сядьте! - в голосе у Антона Дмитрича наконец прорезался металл, Винниченко поспешно сел на место, продолжил уже без пафоса:
      - Там стоял бак для грязного белья. Ну, преодолел я природную брезгливость...
      - Да, уж у вас брезгливость, конечно, - иронически начал было Иван, но старший остановил его примирительным жестом, снова откинулся в кресле, сложил ручки на животе.
      - Винниченко, вы ведь по образованию физик?
      - Да, я физтех кончал.
      - Вы знаете, что этот бак на шестьдесят литров?
      - В первый раз слышу, - неохотно отвечал тот.
      - Ну, тогда поверьте мне на слово. Шестьдесят литров. А вы весите шестьдесят пять килограммов. Удельный вес человеческого тела вам известен? Ну что вы молчите, дальше не надо объяснять?
      Винниченко долго молчал понурившись, пару раз порывался заговорить, наконец поднял голову:
      - Хорошо. Ваша взяла. Расскажу, но вы, пожалуйста, больше никому, ладно? - и искательно посмотрел в глаза.
      - Разумеется, лишнего болтать не будем, - старший был сама любезность. Кивнул Ивану - пиши, мол, готов клиент.
      - Ну так вот. Я запер за собой дверцу, - пишете?
      - Пишу, пишу, вы не отвлекайтесь, рассказывайте.
      - Сел я, извините, на унитаз и... Дальше рассказывать?
      - Да-да, мы слушаем.
      - Дернул ручку - и, вообразите, утянуло меня. Хорошо, успел задержать дыхание. Вылез уже за оградой, но в метро меня задержали, - дескать, в пачкающей одежде. Можно подумать, остальные прямо из химчистки! - Винниченко горько махнул рукой и отвернулся.
      Наступил молчание. Иван писал высунув кончик языка.
      - Иван Андреич, - обратился старший к коллеге, когда тот дописал последнее слово. - Вам все понятно с Винниченко?
      - Боюсь, что да.
      - Вы больше не будете настаивать на выписке?
      - Нет, наверное. Позвать санитаров, или я сам его провожу?
      - Проводите, проводите, голубчик, - с непонятной мстительностью отвечал Антон Дмитрич.
      - Извините, доктор, - робко обратился больной, замялся.
      - Да?
      - Можно по-маленькому здесь сходить? - Винниченко кивнул на дверь санузла. - У меня цистит еще не прошел, прихватывает.
      - Да идите, ради бога, - устало махнул рукой доктор, снял очки, потер с силой глаза. - Дверь не запирайте.
      - Антон Дмитрич, так что случилось с ним все-таки? - спросил расстроенный Иван.
      - Да ничего особенного. Шел с санитаром на процедуру. Попросился вот так же в туалет.
      За дверью заурчала вода в унитазе. Антон Дмитрич поморщился, переждал шум и продолжил:
      - Санитар отошел за угол, в пищеблок, там его любезная дежурила, Зоя. Слово за слово - а этот орел тем временем вышел, санитара не видно, с поста дежурная сестра отошла за чаем. Взял халат, шапочку из сетки с грязным, штатив с пробирками цапнул со стола, ну и вышел спокойно мимо охраны. Где-то все это выбросил, и хорошо, в метро сунулся, его задержали.
      - А зачем он эту ахинею придумывает?
      - Думаю, он сам в это верит. Это вообще случай интересный, - побарабанил пальцами по столу. - Да где ж он, елки?..
      В наступившей тишине оба доктора смотрели на чуть приоткрытую дверь санузла, не решаясь встать с места.

АЛЕКСЕЙ К. СМИРНОВ

УТЮГ

      Алексею Карташову
 
      - Приведите его, - распорядился добрый следователь.
      - Да, приведите, - удовлетворенно подхватил злой.
      Добрый следователь сидел за столом, а злой - на столе. Мощная настольная лампа была развернута к табурету, стоявшему перед столом.
      Конвоир втолкнул бритого налысо молодого человека, всем своим видом напоминавшего бочку. У молодого человека было имя: Кит. Скорее все-таки прозвище. Он уже сам не помнил, что это такое. По ходу беседы быстро выяснилось, что мыслями он тоже подобен бочке, равно как и словарным запасом. И голос был гулкий, а тон - сильно обиженный. И вообще он выглядел существом угрюмым от рождения.
      - Ну что, Кит, - зловеще заговорил злой следователь, направляя ему в лицо поток света. Тот поморщился и отвернулся. - Допрыгался? Не вороти рыло, смотри на меня! Давай колись!
      - Че колоться-то, - мрачно прогудел Кит.
      - Тебе лучше знать. Как дружбана замочил, рассказывай.
      - Не мочил я никого...
      - Да? А ты вспомни хорошенько, рыло бандитское. Чмо! Все равно запоешь. На утюге чьи пальчики? Не твои ли?
      Кит скосил глаза на свои пальцы-сардельки, но их не оказалось на месте. Тут он вспомнил, что руки у него заведены за спину и стянуты браслетами.
      - Гад такой! - злой следователь замахнулся.
      - Погоди, - сказал добрый. - Он умный парень, он все преотлично расскажет. Охрана!
      Охрана вошла.
      - Снимите с него наручники.
      И Кит получил возможность ознакомиться с пальцами, по которым было затосковал.
      - Расскажи нам, Кит, что ты делал во вторник вечером?
      - Ночью, - грозно уточнил злой. - С полуночи где-то.
      - Дома был, - буркнул Кит.
      - Один небось?
      - Не помню я.
      - Постой, - снова вмешался добрый. - Я же не зря спросил его про вечер. Должно же было что-то случиться до этого страшного, ужасного несчастья. До этой невосполнимой потери. Ты же друга потерял, Кит! Дружбана! Кореша! Это же Каток был, твой корефан закадычный! И что с ним стало? Ты погляди, - он подтолкнул к арестанту фотографию.
      - Гляди, тварь! - завелся злой. - Гляди хорошенько, что натворил! Черепушка-то проломлена! А на утюге твои пальчики!
      Кит покосился на снимок.
      - Не знаю я ничего, - пробормотал он. - Не я это. Я дома был.
      - Ну хорошо, - уступил добрый. - Давай все-таки про вечер. Вы же виделись с Катком, правда?
      - Ну, виделись, - согласился Кит.
      - Так. Отлично. Лед тронулся. Где вы виделись? Когда? Чем занимались?
      - Да чем они, падлы, могли заниматься! - возопил злой. - Это же ясно как день. Любуйся! Любуйся, отродье!
      - Остынь. Так все-таки - чем, Кит?
      Кит постепенно располагался к доброму следователю, а на злого начал посматривать с опаской.
      - Мы к Бите пошли, - засопел он. - Должок стребовать.
      - Славно! В котором часу?
      - Я помню, что ли?
      - Ты не хами, - злой погрозил пальцем, и Кит, позволь ему шея, втянул бы голову в плечи.
      - Не помню, - повторил он упрямо.
      - Ладно, замнем. Что же, Бита вам задолжал? - удивился добрый. - Он же тоже ваш дружбан.
      - Какой он дружбан. Сука он.
      - Точно сказано, - не удержался злой. - Такой же выродок. Отморозок.
      - И много Бита задолжал? - спросил добрый.
      Кит долго считал в уме.
      - Два лимона, - подвел он итог.
      - Ну-ну. Дальше. Пришли вы к Бите. Он же рядом с Катком живет, правильно?
      - Ага. Многоэтажка.
      - Хорошо, молодец. Дальше рассказывай.
      - Чего рассказывать. Ну, пришли. Он говорит: бабла нет. Мы его припугнули маленько...
      - Ангелы, - ехидно вставил злой.
      - Маленько - это как? - заинтересовался добрый.
      - Да как всегда. Привязали. Утюжок приготовили.
      - Это чтоб на живот?
      - Ага.
      - С собой принесли?
      - Зачем с собой? Кто ж с утюгом ходит. Это Биты утюг.
      Следователи переглянулись. На утюге были пальцы не только Кита, но и Биты.
      - Поставили?
      - Не. Бита сказал, что отведет нас к дружбану. Тот ему столько же должен.
      - Поверили?
      - А чего.
      - Но хоть побили Биту-то?
      - Не, не успели. Он раньше успел сказать, что отведет.
      - А дома-то у Биты хоть поискали?
      - А как же. Поискали маленько.
      - Маленько - это как?
      - Ну, как положено. Перевернули все. Ничего не нашли. Даже пушку не нашли.
      Добрый с торжеством посмотрел на злого. Тот закурил и начал целиться дымом в лицо Киту.
      - Ну не тормози, - попросил добрый. - Начал колоться, так продолжай.
      - А чего. Вышли. Хотели в тачку сесть. Тут Бита говорит: похезать хочу. На толчок ему надо, козлу. Перетрухал, понятно.
      - Ну а вы с Катком? Вы же люди гуманные.
      Этого слова Кит не знал, но ответил по делу:
      - Повели его. Каток повел. Бита на втором этаже живет. Каток поднялся, зашел с ним в хату.
      - А ты что ж?
      - На шухере стоял. Мало ли.
      - Понятно. Герой. Дальше, дальше, - нетерпеливо пригласил злой.
      - Чего дальше... - Кит слегка разволновался, на лице начали проступать смутные подобия чувств. - Стою внизу, у лифта. Оттуда все слышно и видно. Курю. Их пять минут нет, десять нет. Пятнадцать нет, двадцать нет, двадцать пять нет...
      - Тридцать нет, - передразнил его злой. - Не тяни волыну. - И выпустил в Кита очередную дымную струю.
      - Я поднялся, заглянул. Каток стоит в коридоре, перед сортиром. Мается. Кивает - засел, мол, сволочь, - продолжил Кит. - Я дверь и открыл.
      - И что же?
      - А то. Не было там никого, внутри. У Катка вид сразу стал очумелый. Куда же он делся, говорит. Я же с ним разговаривал. Обыскали всю хату - никого. Каток божится - он не выходил.
      - Но чудес-то не бывает. Значит, вышел. Каток его и выпустил, спелись. Или отошел куда, а Бита ваш вышмыгнул. И на лестницу.
      - Нет. Я бы услышал, заметил.
      - В лифт, к соседям...
      - Нет. Не выходил никто, точняк. Пропал начисто. Сучара.
      - Тогда в окно выпрыгнул. Второй же этаж, можно рискнуть.
      - Не прыгал он. Каток поклялся, что никуда не отходил. И прыгнуть Бита не мог - у него страх высоты... Сучня.
      - А страх утюга?
      Кит огорченно умолк.
      Добрый и злой переглянулись.
      - Что же вы потом сделали?
      Кит пожал плечами.
      - Вышли и дверь захлопнули. Там замок такой, автоматический.
      - Зачем?
      - Сами знаете. Кто ж открытую дверь оставляет? Это стремак.
      - Стремак, - задумчиво повторил добрый. - Куда ж вы с Катком подались после Биты? Сучары такого?
      - А куда. Поздно уже. Сели в тачку. Я Катка довез до угла и двинул к себе. Спать хотел.
      - С чего вдруг?
      - Так сутки работали без продыху.
      - Работали, - передразнил злой. - Воображаю. - Он повернулся к доброму: - Все у тебя?
      Тот молча кивнул.
      - Охрана!
      Когда Кита увели, добрый вытащил стаканы и початую бутылку коньяка.
      - Гнида, урод гребаный, - процедил он. - В следующий раз ты будешь добрым. У меня от этого мозги лопаются.
      Они чокнулись, выпили, посидели в раздумье.
      - Надо бы сгонять в адрес, - сказал наконец злой.
      - Думаешь? По мне, так Бита договорился с этим дебилом Китом. Грохнули они Катка, а Кит за это Бите должок скостил.
      Злой покачал головой:
      - Нет. Кит Биту сдал бы не думая. Тоже друзья нашлись. И такую историю не сочинил бы. Не мыслитель, если ты заметил.
      - Да в окно он сбежал, точно тебе говорю!
      - А если нет?
      - Ну, тогда поехали.
      Оба выпили по второй и поехали в адрес к Бите. Перед уходом затребовали досье на Биту, благо тот тоже давным-давно числился по их ведомству вместе со своими друзьями Катком и Китом. За всеми троими было полным-полно славных дел и приключений.
      Дома у Биты царил разгром. Входная дверь и в самом деле была заперта, пришлось соблюдать протокол и звать понятых да разводить волокиту.
      Биты нигде не было.
      Окна были наглухо закрыты решетками. Добрый рассеянно курил, а злой присел на тахту. Какая-то деталь не давала ему покоя.
      - Утюжок, - пробормотал он.
      - Что - утюжок? - не понял добрый.
      - Этот придурок собирался поставить Бите утюжок на живот. Ты видишь здесь утюжок?
      Добрый огляделся.
      - Да, странно. Утюжка нету.
      - Вот и я говорю. Куда он делся? Ну-ка, откроем окошки, которые во двор.
      Вскоре злой уже наваливался на подоконник язвенным животом и сосредоточенно изучал кустарник под окнами.
      - Помнишь, что эксперт говорил? - спросил он неожиданно.
      - Помню. Крови вытекло мало.
      - Именно. Давай спустимся, поглядим на месте.
      Они проследовали во двор, где через пару минут злой удовлетворенно объявил:
      - Вот сюда он и грохнулся. Видишь - ветки поломаны да кровища. А потом домой перетащили. Тут ведь близко, да еще ночь.
      Добрый с ненавистью сплюнул:
      - Значит, Бита все-таки спелся с Китом... Ну сволочь!
      - Не думаю, - возразил злой. - Утюг. Его нашли рядом с Катком. Кит не взял бы утюг. Даже такой идиот сообразил бы, что это улика против него. И Бита не взял бы. Да и брать утюг было просто незачем.
      - Я ничего не понимаю, - растерянно развел руками добрый. - Что же произошло? Где Бита?
      - Надо подумать, - отозвался злой.
      Вернувшись в Учреждение, они первым делом выпили по третьей и четвертой, а после этого злой изрек:
      - Я знаю, как было дело. Вот как. Бита, когда они с Катком вошли в хату, понял, что с одним он справится. И треснул ему утюгом. Выкинул Катка в окно, запер решетки и встал в коридоре. Страх высоты. Зачем самому прыгать, когда можно Катка! Кит вошел, он стоит, караулит... ну, дальше ты знаешь. Кит подвез Биту, Кит высадил Биту, Бита вернулся, перетащил Катка к Катку на хату и прихватил утюг с пальчиками Кита. Ох, пальчики! - вспомнив сардельки, злой содрогнулся.
      - А по мне, так все-таки они договорились, - обрадованно заявил добрый.
      - Нет, - помотал головой злой. И стал вдруг чуть печальнее. - Они не договаривались. Я бы и сам так думал, если бы не утюг. Бита был один. Кит его не узнал. Он думал, что это Каток. На всех троих малиновые пиджаки. И потом...
      - Что - потом? Нет, - добрый тоже затряс головой. - Этого не может быть. Как он мог его не узнать?
      - Посмотри сюда, - злой раскрыл дела всех троих. - Гляди.
      С фотографий смотрели бритые налысо дегенеративные рожи.
      - Гляжу. И что?
      - И то. Уроды. Они же все одинаковые.

КОНСТАНТИН НАУМОВ

ТИШЬ И ТИШИНА

      Тишина начинается утром в пятницу, когда они пьют кофе. Длиннорукие джезвы, купленные на Стамбульском рынке, такой усатый продавал - две набором и чашки; на столе два бокала с охлажденной водой. Звякает ложечка. Шумное утро: кухонное окно в переулок, каждая машина притормаживает перед поворотом в соседний. А еще мальчик с няней из дома напротив торгуются на пороге между восемью и половиной девятого: одна сторона должна "быть хорошим мальчиком", другая - купить в парке мороженое. Рон и Тишь как-то спорили, дают на это деньги родители мальчика или няня платит ежедневный налог из собственной зарплаты.
      Тишина обнаруживается вдруг: Тишь ставит чашку под капризный детский голос, а ложечка звякает уже в Тишине. Как ватой наполнили кухню - ни звука извне, дребезжание ложечки стихает долго, как колокольный звон. Тишь не пугается, протягивает руку к низкой форточке - впускает привычный переулочный шум. "И два мороженых! - Нет, одно. - Нет, два!" - слышат они и улыбаются мальчику, его няне и друг другу.
      Снова приходит Тишина в обед, в сонное время, поэтому ее приход Тишь не замечает. Прозрачная вата снова заполняет дом, и где-то далеко поет женский голос. Тишь медленно встает - ни звука, вытягивает руку с книгой, отпускает ожидая: книжка будет падать медленно-медленно. Падает как всегда, только беззвучно; обложкой вверх, видно, что надорвался бумажный корешок. Тишь поднимает руки к вискам, на границе Тишины скрипит какая-то дверь, и все заканчивается, вокал смолкает, приходят привычные звуки, и топает по карнизу голубь.
      Следующим утром Тишина уже ждет на кухне. Тишь смотрит, как Рон кладет специи в джезву: смело, щедро. У него в руке кофейная ложечка с историей, серебряная: тетка принесла ее "на зубок", кормить крошечную племянницу много-много лет назад. Он ставит кофе на горячий песок, по кухне разливается запах, и Тишина зазвенит еще громче. Ничего подобного нет в наборе специй, они куплены на гаражной распродаже, дорогой французский набор, в первый же день Тишь полезла в словарь и надписала аккуратно каждую баночку, сейчас она лихорадочно вспоминает, сколько же они заплатили - ну как-то очень дешево, ну очень! - а запах плывет по кухне, и Тишина победно звенит. Тишь перебирает гаражные покупки, когда ей становится страшно, она понимает, что это запах самой Тишины, просроченные французские специи ни при чем. Рон понял это раньше, думает она, понял и затеял возню с баночками. Становится еще страшнее. С чашкой в руке вон из кухни, вниз по лестнице, и он не окликает, это - самое страшное.
      Остаток утра Тишь проводит в магазинчике за углом. Сначала хочет щенка: глупого, неуклюжего. Чтобы скулил, лез везде, лаял на солнечные зайчики. Такого, уверена Тишь, не выдержит никакая нечисть. Потом представляет испорченный ковер, кучки и хочет кошку, но вдруг сбежит? Нечисть - это же не мыши, в конце концов. И потом, ведь она будет драть мебель. Все кошки дерут мебель, не так ли? И Тишь заводит цветы, прямо с утра. Придирчиво перебирает с продавщицей горшки. Цветы должны быть самые что ни на есть домашние: фиалки, герань. Анютины глазки, душистый горошек. Фикус. Благопристойные, ответственные цветы - по горшку на каждый пролет стены, а на лестничную площадку вот этот большой вазон. По цветку в каждый угол, и каждый станет ее агентом влияния, в каждом углу пусть пахнет так, как выбрала она, никаких таинственных специй; будь Тишь кошкой, этого можно было бы добиться куда как проще.
      Независимо от нее Рон тоже принимает участие в обживании углов: когда Тишь возвращается домой, у двери ждет заказанный через интернет сверток, в квитанции значится: "Репродукция 12"х16"", она решает не смотреть, что там, до прихода Рона.
      С цветами получается хорошо, магазин прислал рабочего - прибить что нужно и помочь расставить тяжелое. Рону нравится чрезвычайно, после ужина он ходит по дому с чашкой чая и любуется, по глотку у каждого цветка - за его здоровье. Достают "репродукцию 12"х16"" - это Яцек Йерка "Обед с братьями Гримм". Тишь не сразу понимает, что там нарисовано: Тишина на картине притаилась под столом, спряталась в розовом бутоне. Рон смотрит на Тишь, герань в простенке, потом на "Братьев" и прячет репродукцию обратно, а вечером уносит сверток в подвал, все равно некуда повесить, - Тишь и герани победили.
      Цветы предают ее через два дня - два спокойных дня, без Тишины, с нормальными, в меру шумными ночами. В горшке между ванной и туалетом, или это был горшок сразу за туалетом? - пробивается нечто синенькое с набухшим красным бутоном. Тишь хочет вырвать, но росток крепко зацепился внутри горшка, когда она тянет, угрожающе сыплется через край земля. Вернувшись с кухонными ножницами для птицы, Тишь стоит перед туалетом, готовясь заплакать: злополучного ростка нет. Она не помнит точно, в каком из двух горшков он появился, а теперь его нет ни там ни тут, нет и земли на полу, или она не высыпалась, а только могла высыпаться? Постояв, она уходит в спальню, оставшиеся цветы в тот день не поливает.
      Тишина - как будто чужой дядюшка, доморощенный фокусник, вечно роняющий из рукава карты и забывающий фокус на середине. Он поворачивается спиной к вечеринке, а вы - вы сидите там, у буфета. Вам смертельно надоели и дядюшкины фальшивые фокусы, и вымученное удивление гостей, поэтому - "смотреть знаменитые бабушкины бокалы", дядюшка поворачивается, злосчастная карта оживает престарелой Дамой Червей, подбирая юбки, с трудом карабкается в рукав, из уголка дядюшкиного рта вырывается язычок радужного пламени. Язвительная усмешка - только вам, и сейчас он повернется обратно, опять станет мешковатым и неуклюжим, но в это мгновение вы знаете правду, только вы двое. Он величайший фокусник, маг. Схватить за руку, зашепчутся: сумасшедшая. Скажут: забавный одинокий старикан, причуды, а сколько коктейлей вы выпили, отличные коктейли, правда? - хозяину открыть бар - золотое дно. Знает все это, старый обманщик. Сейчас же неуклюже растопыривает пальцы, роняет волшебный пятак и уходит от вас безнаказанным. Каждый день уходит безнаказанной и Тишина - растворяется, прячется в шуме, стоит чихнуть, открыть форточку, хлопнуть дверью. Нет у Тишь ни улик, ни свидетелей, она боится спросить Рона, боится, что и он предаст, солжет, защищая Тишину, поднимет брови: о чем ты, глупенькая.
      Ночью, во время привычного, в меру страстного супружеского секса, Тишина приходит опять.