ГЛАВА 5

— Кристина, сходи обратно в корчму и прикажи Тадеушу послать нам завтрак на шестьсот человек. Скажи, я знаю, что это невозможно, но попроси его постараться. С толпой придется разбираться не один час.

Занимался рассвет, и я почти впал в отчаяние, озирая сцену за северными воротами Цешина. Три дюжины вьючных мулов, которых я купил недавно, стояли там, Краковски нагрузил их тоннами свежесделанных инструментов и другим приобретенным мной оборудованием. Пан Владимир восседал на коне в полном вооружении, девушки приготовились к отъезду.

Еще там же стояли сто сорок с небольшим нанятых мной людей — грязных, одетых в обноски, исхудавших. С ними были их жены и дети, такие же грязные, оборванные и худые. Я не собирался брать на себя ответственность за такую массу людей.

— Черт возьми, Яша, — сказал я прорабу. — Разве я говорил, что они могут привести с собой семьи?

— А что же нам с ними делать?

— Откуда мне знать? Неужели ты не понимаешь, что мы отправляемся в лесную глушь, где нет ни единого дома на мили вокруг?

— Сейчас только началось лето, пан Конрад, этим людям приходится тяжелее, чем можно сказать по их виду. Но у нас есть защита в виде вас, двух рыцарей. Все образуется.

— Да неужели?! А чем же ты прикажешь их кормить? Еловыми шишками? Только это и можно найти в моей долине!

— Приедут купцы. Они всегда приезжают.

— И думаю, ты ожидаешь, что я буду платить им.

— Ну, мой господин, вы все-таки согласились кормить нас, пока мы работаем на вас.

— Вас — да. Но не лишних четыреста пятьдесят ртов!.. Нет, это просто невозможно. Им придется остаться здесь, со своими родными.

— Мой господин, посмотри на нас. Неужели мы выглядим, как люди, у которых есть достаточно богатые родственники, чтобы прокормить наши семьи? Если мы оставим их здесь, они умрут…

Спор продолжался несколько часов, свои реплики вставляли пан Владимир и второй прораб. Меня надули, и я хорошо осознавал это. В конце концов я сдался, прекрасно понимая, что мне придется оплачивать счета за пропитание всех шестисот человек на протяжении всего лета.

Иначе мне предстояло поедать свой завтрак на глазах у изголодавшихся детей.

Это мне не нравилось.

К тому времени начали прибывать запасы Тадеуша, и мы принялись за еду. Казалось, он обчистил полностью все корчмы и пекарни города, но низкое качество пищи компенсировалось ее количеством. На самом деле немного даже осталось — после того, как несчастные бедняги подходили за второй и третьей порцией.

— Это все, что я смог сделать, пан Конрад, — сказал Тадеуш. — У меня получилось, но теперь я не знаю, как это оплачивать.

— Просто спиши все на мой счет. А остатки отдай беднякам.

— Это, наверное, самый легкий выход. — Корчмарь оглядел толпу. — Действительно, достойное дело. Я имею в виду благотворительность. Масса несчастных бедняков…

Был уже почти полдень, когда мы двинулись в путь.

Передвигались очень медленно. Некоторые из людей страдали от болезней, многие просто не привыкли к путешествиям. Другие пребывали в полусонном состоянии после того, как первый раз за долгое время по-настоящему поели.

Девушки вскоре уступили своих лошадей некоторым тяжелобольным и теперь шли рядом. Я бы последовал их примеру, но пан Владимир категорически запретил мне делать это.

Оказалось, что мы несли охрану, и слезть с коня означало потерпеть поражение в выполнении долга. Мне пришлось согласиться с ним, но я чувствовал себя неудобно в седле, когда рядом со мной хромала какая-нибудь несчастная женщина.

В конце концов я посадил перед собой на круп Анны двух ребятишек, предупредив, что им придется спрыгивать на землю, если что-то случится.

К Трем Стенам мы подъехали уже в сумерках. Все настолько устали, что просто попадали там, где стояли, прямо на траву. Мне удалось поставить свою небольшую палатку: я в первый раз использовал ее с прошлой осени.

Пока несколько мужчин занимались разгрузкой мулов и лошадей, пан Владимир подошел ко мне с мешком муки на плече.

— Прекрасная штука, этот шатер. Может пойти дождь, а некоторые из наших продуктов не переносят влаги…

Мне снова пришлось согласиться, и через пару минут моя палатка оказалась забитой зерном, мукой и мясом до самого верха. Ничего не поделаешь, придется спать на свежем воздухе.

Я достал спальный мешок, развернул его, стянул с себя броню и лежал под звездами рядом с Кристиной, когда появился Владимир.

— Ну что там еще?..

— Я хотел узнать, не сможете ли вы развести нам костер. Эта ваша «зажигалка» сработает гораздо быстрее нашего кремня.

— Да, хорошо…

Справившись с делами, я вернулся и обнаружил Кристину уже спящей. Меня это обстоятельство нимало не расстроило. День выдался долгий.

Ночь тоже была долгой. Шел дождь.

Мы провели всю ночь в полудреме, в спальнике, с холодной водой, просочившейся под него. Вы только проваливаетесь в сон, как внезапно осознаете, что некая часть вашей анатомии, остававшаяся до сих пор сухой, оказалась в воде. Причем холодной.

Невеселое начало.

Я проснулся серым утром и обнаружил бодрствующего пана Владимира, который до сих пор не снял доспехи. Он сидел у еле тлевшего костра со спящей Анастасией под боком.

— Ты что, не спал всю ночь? — спросил я.

— Кому-то пришлось бы этим заниматься. Здесь, на холмах, водятся дикие волки и медведи. Или еще что похуже. Я подумал, что вам предстоит тяжелый день… объяснять всем крестьянам их обязанности… Я ничем не смог бы вам помочь.

— О, спасибо, — смутился я. Я даже не подумал о безопасности.

Леса Польши двадцатого века — в основном приветливые местечки, а сама природа рассматривается как дар Божий. Большинство людей только по телевизору видят лес вместе с прелестными животными, занимающимися своими прелестными делами, пока диктор пытается заставить их выглядеть как можно более антропоморфными. Мы сидим в домах, оснащенных кондиционерами, рядом с которыми на несколько миль вокруг не сыщешь ни одного волка, медведя или ядовитой змеи. Мы гуляем по тщательно культивируемым садам и восхищаемся природой! Или выходим на улицу и проводим время на «дикой природе», ставим палатки в прекрасно подготовленных для этого местах, где есть специальные лесничие, следящие, чтобы не случилось беды.

О, все говорят о своей любви к природе, но наверняка запели бы по-другому, если бы голодные волки начали осаждать ворота их домов!

В тринадцатом же веке природа была врагом.

Природа — это волки, дикие кабаны и медведи, которые моментально убьют вас, если вы дадите им такой шанс. Природа — это холодный ветер, который превратит вас в ледышку зимой; ослепляющий зной, иссушающий вас летом; ядовитые растения и змеи, которые положат конец вашей жизни, если вы допустите неосторожность. Природа — это голод и жажда, с которыми можно бороться только непрекращающимися совместными усилиями человечества. Это просто царство дьявола.

— Ваша благодарность принята. Прикажите кому-нибудь разбудить меня, когда приготовят еду…

С этими словами пан Владимир растянулся прямо на земле и через минуту мирно захрапел, так и не сняв доспехов.

Криком я поднял всех и заставил работать, поручив Янине и Наталье выдавать инструменты.

— Это мои инструменты, — кричал я, — и они останутся моими! Однако я собираюсь раздать их некоторым из вас, и вы будете нести ответственность за них. Если потеряете, их стоимость вычтут из вашей зарплаты. Все понятно?

Судя по виду людей, они воспринимали мои слова всерьез.

Потом я начал определять задания. Одних мастеров послал за водой из старой шахты. Других — за дровами, и еще четырех человек отправил копать отхожие места. Кристину сделал ответственной за кухню, а Яшу — за строительство временных жилищ, предупредив, что если у нас не будет достаточно хижин к ночи, плотникам придется опять спать на улице.

Каменщики занялись сооружением печи для изготовления хлеба, и я сообщил, что если она не будет достаточно большой, то они не получат еды. Вскоре все бегали и выглядели очень занятыми.

Я нашел удобное местечко и уселся. Каждые десять секунд кто-нибудь подбегал с вопросом, который он, по идее, должен сам решать, но думаю, это и составляет издержки должности управляющего.

Я иногда выбирал «методом тыка» один из альтернативных вариантов. Дело в том, что когда подчиненный подходит к тебе за решением, он уже обдумал все «за» и «против» своего вопроса и пришел к выводу, что они примерно одинаковы. Если бы один или другой путь оказался очевидно лучшим, он бы почувствовал обязанность самому принять решение. А так как один вариант имеет примерно столько же шансов оказаться верным, сколько и второй, то метод тыка подходит не хуже любого другого. По крайней мере работа не останавливается. И в конечном счете тебя называют мудрецом.

Помня о переменчивом настроении графа Ламберта, я не рискнул посылать ему большие котлы, которые испортил, вырабатывая спирт. Я увез их с собой, а для ткацкой фабрики заказал новые.

Кристина приспособила их для кухни. К десяти завтрак был готов. Он состоял только из одной каши — переваренной размазни, однако питательной и утоляющей голод. А для питья имелась вода. Я подумал, что надо купить несколько молочных коров и приказать плотникам после постройки хижин сразу заняться сооружением пивоварни.

Последнее прошло без возражений.

Я забыл послать Владимиру еды, но Анастасия, конечно, об этом помнила. Юноша приподнялся, поел и захрапел снова. Приземленный парень, но честный и полезный — в определенных рамках.

Следующий прием пищи пришелся на шесть часов. Опять каша с грибами и дикими овощами. Никто не жаловался на плохую еду, что меня устраивало полностью. Несмотря на мое значительное богатство, я сомневался в своей способности прокормить шестьсот человек. Если мне придется придерживаться стандартов Ламберта, то точно ничего не получится.

Только через несколько недель я обнаружил, что люди находят питание замечательным! В первый раз в жизни у них было достаточно еды!

Запомнить имена такого количества людей не представлялось возможным, поэтому после ужина я подозвал к себе Наталью. У нее замечательный почерк, и к тому же эта девушка — одна из тех по природе аккуратных людей, из которых получаются прекрасные клерки и секретари.

— Наталья, у меня есть специальная работа для тебя. Мне нужны сведения обо всех моих людях. Заведи отдельный лист на каждого мужчину, запиши его имя, имена его родителей, бабушек и дедушек и так далее, сколько он вспомнит. Потом рядом поставь имя его жены, имена ее предков и имена их детей. Я хочу знать возраст каждого, где и когда они родились и женились, время, когда мы наняли их. И пиши помельче, мы будем добавлять информацию по ходу дела.

— Зачем вам нужно записывать все эти вещи? Если вы не знаете, почему бы просто не спросить их?

— Потому что у меня нет времени, и я все равно не запомню большую часть сведений.

— Да зачем же вообще запоминать все?

— Во-первых, для выдачи платы за работу. Откуда я буду знать, сколько должен каждому из них?

— Платите им каждый вечер, или каждую неделю, и не надо будет насиловать свою память.

— Это будет занимать слишком много времени. Им придется стоять в очереди несколько часов в день. Кроме того, я говорю о постоянных записях. Очень важно знать все о своих людях.

— Мы не можем знать все. Только Бог в небесах знает все.

Я попытался уговаривать ее и так и эдак и постоянно сталкивался с той же несокрушимой логикой. Но добиться своего можно не только с помощью логики.

— Наталья, пожалуйста, сделай это для меня.

— О, конечно, пан Конрад! Вы же знаете, для вас я сделаю все, что угодно.

Итак, Наталья стала нашим хранителем информационной базы и со временем моим личным секретарем, но она не поколебалась в своем убеждении, что ее занятие — всего лишь пустая трата пергамента. Но у нас появились записи, постоянные записи — очень важная вещь. Не так ли?

К ночи лагерь приобрел видимость упорядоченного поселения. У меня образовалась собственная палатка, сделанная из согнутых сосновых лап. Была еще одна для Владимира, и третья — для оставшихся в одиночестве дам. Я приказал сделать два отхожих места, и они предположили, что одно предназначалось для благородных, а второе — для крестьян, а не для мужчин и женщин. Но об этом спорить не приходилось.

Все остальные получили хотя бы место под крышей. Вне всякого сомнения, меня удовлетворяли наши успехи, особенно если принять во внимание, что начинали мы с кучкой оборванных и грязных людей, не спавших много ночей.

Утром я отправился с Явальдой и одним из крестьян к пану Мешко покупать продукты. Приобрел яйца, зерно, овощи и обговорил, что мои люди будут приходить три раза в неделю за провиантом. Я также стал обладателем молочной коровы, единственной выставленной на продажу, что оказалось ошибкой.

Темнота опустилась прежде, чем мы сумели загнать это глупое животное в лагерь. Более того, пришлось остановиться и выдоить молоко на землю, потому что у нас не оказалось подходящего ведра, а использовать мой шлем я не позволил. Нам еще повезло, что Явальда знала, как доить корову, потому что мы, мужчины, понятия об этом не имели. Я даже не представлял, почему животное мычало и отказывалось двигаться с места.

Прелести сельской жизни.

К концу следующего дня была построена настоящая, хоть и немного неопрятная, деревня. Кузнец вполне обустроился и уже делал обода для бочек в пивоварне, а каменщики обтесывали огромные жернова, которые будут таскать два мула. Плотники занимались строительством ульев. Появилось по хижине для каждой семьи, и все необходимые подсобные помещения для хранения продуктов, приготовления пищи и ее приема. У нас в трапезной даже стояли столы и скамьи, сделанные из распиленных бревен, и достаточно новых плошек, ложек и мисок. Удивительно, сколько могут успеть сделать шесть сотен человек, если их правильно организовать.

Повсюду, конечно, оставались щепки и стружка — в количестве, достаточном для того, чтобы выложить дорожки: впрочем, именно для этого мы их и приспособили.

На следующий день — то есть в воскресенье — появился деревенский священник от пана Мешко и отслужил мессу под сводами трапезной.

Анна внимательно слушала мессу, потом подошла поближе. Каждый раз она проявляла все больше и больше интереса к службе и через несколько недель уже лежала, сидела или стояла на коленях рядом с верующими.

Священника это явно смущало, но он не знал, как поднять вопрос о лошади, посещающей церковь.

Это меня вполне устраивало, потому как я и сам не знал, что ему ответить.

ИНТЕРЛЮДИЯ ПЕРВАЯ

Я нажал на «стоп».

— Том, эта лошадь — одно из твоих изобретений?

— Она — разумное создание, произведенное средствами биоинженерии в моих лабораториях, если ты это имел в виду.

— Тогда с какой стати такой закоренелый атеист, как ты, создает набожное животное?

— Во-первых, Анна не есть животное в том смысле, в каком ты используешь это слово. Она разумна. Во-вторых, не я ее создавал. Такое дело требует большой команды специалистов и очень много времени. И в-третьих, для меня это такой же большой сюрприз, как и для тебя.

— Да неужели?

— Лошади вообще очень прямолинейны. Они воспринимают любое высказывание авторитетного лица, как абсолютную правду. Никто и не предполагал, что им будут намеренно лгать.

— Том, ты старый язычник!

— Я еще к тому же твой начальник и отец. Так что заткнись.

Он нажал на «старт».

ГЛАВА 6

Я не подумал о том, чтобы заплатить кому-либо, поэтому ни у кого не оказалось денег. Чаша для пожертвований вернулась обратно пустая. Чтобы как-то скрыть всеобщее смущение, я дал священнику денег. Возник прецедент: Конрад платит священнику.

Теперь мы могли вернуться к настоящей работе, то есть к постройке постоянных домов и разработке долины. Я поручил каменщикам и рудокопам заняться расширением старой шахты. Средневековые рудокопы делали стволы шахт такими узкими, что в них едва можно было пролезть ползком. Мне понадобилась довольно большая нора — чтобы в ней смогли работать люди и поместились насосы.

Прежде я позволял плотникам строить все, что им заблагорассудится, так как жилища задумывались как временные. Но по поводу постоянных домов у меня имелись определенные идеи.

Долина представляла собой ровную площадку диаметром в километр, окруженную пологими склонами, которые кверху становились крутыми. Единственный выход находился между двумя утесами, расстояние между которыми составляло около двухсот ярдов. Очевидным решением было построить замок в середине долины и оборонительную стену между скалами, высотой примерно в шесть этажей. Все это придется делать из дерева, что могло защитить от диких зверей и воров, но не от монголов. Однако утесы возвышались более чем на двести метров, а уровень грунта значительно опускался вниз там, где они расходились. Мы могли бы начать строиться сейчас в самой низине, а затем возвести стену, или несколько стен, более высоких и из камня.

Я знал, что у нас есть уголь и известняк, что означало следующее: мы можем создать известковый раствор даже при существующих технологиях. Более того, я не сомневался, что нам удастся при помощи глины и песка при очень высоких температурах изготовить цемент — а значит, и бетон!

Достаточное количество бетона остановит кого угодно.

Долина заросла огромными деревьями. О, ничего подобного вы не найдете на западном побережье Америки: каждое второе из них имело более двух ярдов в обхвате. По понятным причинам, в то время в Польше росло великое множество таких деревьев.

Свалить такого монстра только с помощью топоров очень трудно. К тому же когда дерево окажется на земле, его сложно будет передвинуть с места на место без помощи машин. Типичной для того времени маленькой группе лесорубов такая задача не под силу.

И потом, что прикажете с ним делать? Средневековые поляки делали доски, распиливая бревна и идеально подгоняя друг к другу получившиеся куски дерева. Такие шутки не пройдут с бревном, которое обгоняет по размеру ваш рост.

Многие века они срубали маленькие деревца, а гигантов оставляли в покое.

Я приказал изготовить дюжину стальных продольных и поперечных пил: некоторые из них должны были иметь по четыре ярда в ширину. Древесины у нас оказалось много, но вот скреплять ее оказалось нечем. Гвозди стоили абсурдно дорого. Однако чем больше части, тем меньше потребуется гвоздей. По моим планам, полы, двери и ставни предстояло сделать из цельных кусков дерева в ярд шириной, а внешние стены — шириной в ярд и толщиной в пол-ярда, не считая оставленной на бревнах коры. Хорошая теплоизоляция и защита от всего, кроме огня.

Постепенно я начинал жалеть, что настоял на таком плане. Не имея никакого опыта строительства, я и не представлял, насколько может сжаться большой кусок зеленого дерева. Каждую зиму стены приходилось конопатить, и не думаю, чтобы хоть одна дверь оставалась в правильном положении. Дело могло спасти то, если бы я хоть положил внешние бревна горизонтально, по подобию обычной избы. Но нет же, мне взбрело в голову поставить их вертикально, потому что так они лучше смотрелись.

Более того, не важно, насколько хорошо изолированы ваши стены, если приходится открывать окна. Зимой, без искусственного света и оконного стекла, вы либо замерзаете, либо живете в потемках. Я начал понимать, почему архитекторы такой консервативный народ.

Впрочем, я забегаю вперед.

Плотников возмутили мои идеи, и они были решительно против. Но ни один из них не упомянул о проблеме усыхания древесины, и я отнес их жалобы на счет застарелого консерватизма. Потом оплатил счета, и все сделали по-моему. Как говорится в старой капиталистической поговорке: «Кто платит, тот и заказывает музыку».

На какие только вещи не приходится идти, чтобы построить социализм!

Люди еще больше возражали против шипов для лазания по деревьям. Это приспособления, которые привязываются к ногам и ступням крепкими кожаными ремнями и позволяют быстро залезть на дерево, чтобы срубить его верхушку. С большим деревом всегда так поступают, иначе оно треснет при падении.

Но мои люди оказались лесорубами, никогда не терявшими землю под ногами. Они думали, что стоять в пятидесяти ярдах над землей — это страшно.

Конечно, они были правы. Висеть на уровне пятнадцатого этажа, пытаясь смотреть вниз с дерева, на котором болтаешься, действительно страшновато. Но я не собирался позволять им думать подобным образом. В противном случае мы никогда ничего не построили бы.

Когда первая группа наотрез отказалась лезть дальше пятнадцати ярдов вверх, я спустил их обратно.

— Спускайтесь вниз, трусы! — закричал я, отдавая свой меч рядом стоявшему мужчине. — Яша, давай покажем этим мальчишкам, как делать их работу!

Прораб подошел ко мне и прошептал:

— Мой господин, я никогда… я имею в виду… я не могу! Я никогда ничем подобным не занимался!

— Скажу тебе по секрету, — прошептал я в ответ, — я тоже.

— Тогда как…

— Если эти люди не могут выполнять свою работу, мне придется отослать большую часть из вас обратно в Цешин и найти других рабочих. Но если это сделаю я и сделаешь ты, то они последуют нашему примеру. Теперь, что ты скажешь насчет того, чтобы вместе залезть наверх и притвориться, что смелости у нас больше, чем мозгов?

Он подумал пару секунд.

— Если я умру, вы позаботитесь о моей жене?..

Судя по устройству приспособления, которое мы использовали, если один из нас падал, то другой тотчас следовал за ним. Но Яшу интересовала уверенность, а не логика.

— Слово чести.

— Тогда пошли.

Это было огромное дерево, и даже на высоте пятьдесят ярдов двоим мужчинам пришлось бы работать пилой, чтобы срубить верхушку. С шипами, привязанными к ногам и ступням. С прочным поясом вокруг талии, и длинным, толстым ремнем через спину каждого, вокруг обоих мужчин и дерева. Длинный ремень дважды привязан к персональному ремню каждого надежными креплениями. На самом деле это два коротких пояса, скрепленных друг с другом, с узлом у наших правых рук. Длинный ремень приходится укорачивать периодически, по мере продвижения вверх по дереву…

Технология — это не что-то единичное. Это множество маленьких деталей, дополняющих друг друга. Детали такие же простые, как новый способ лазания по деревьям, что мы привыкли делать с самого рождения человечества.

Я как-то раз видел, как люди забирались на верхушки во время праздника лесорубов, и подметил, как это делается. Люди должны работать сообща, делая шаги в унисон и привязывая длинный ремень вместе.

Хуже того, лесорубам необходимо находиться по разные стороны дерева, где они не могут видеть друг друга. Если один начинает двигаться, когда другой остановился, оба падают. Может, и не на землю, так как вы все-таки укорачиваете ремень по мере продвижения вверх. Если ремень слишком короток, чтобы дать вам пролететь все расстояние до земли, у вас есть шанс выжить.

Самое меньшее, что вам придется испытать, — исцарапанное корой лицо и полный живот заноз.

Видеть что-то, размышлять над этим и на самом деле проделывать подобное — две разные вещи. А необходимость совершить рискованное действие первый раз в жизни на глазах у толпы смелости не прибавляет.

Пока мы закрепляли свое оборудование с новеньким скрипящим кожаным ремнем, болтавшимся над нами, то успели прорепетировать необходимые действия и обсудили каждый шаг. Руки у Яши тряслись, но я надеялся, что он успокоится, оказавшись на дереве.

— Я боюсь, пан Конрад, — признался он в отчаянии, когда мы обвязывали дерево ремнем.

— Конечно, боишься. Только дурак тут не испугается. Но человек все равно должен делать свою работу.

Я сделал первые несколько шагов вверх. Получилось неплохо. Как будто взбираешься по лестнице.

Яша истово перекрестился, что испортило все впечатление, которое я пытался произвести. Он начал подниматься, но потом остановился.

— Ну же, Яша! Это как танец! Втыкай свои шипы в дерево. Левой ногой, правой, подтяни ремень! Левой, правой, подтяни ремень!

— Но я и танцевать не умею, мой господин!

— Почему это «и»? Ты уже поднимаешься! И держу пари, Кристина сможет научить тебя танцевать, — мы поднялись ярдов на десять, — я попрошу ее. Что ты думаешь о танцах вечером в воскресенье? У нас есть музыканты?

— Пожалуйста, не говорите о танцах! Я однажды упал на балу. — Он говорил как трус, но все равно продолжал взбираться вверх наравне со мной.

— Прекрати это! Мы почти на месте.

Пила была привязана к моему поясу веревкой. Когда она начала подниматься, мы были уже высоко. Я повернулся, так чтобы видеть своего партнера. Он оказался белее мела.

— Яша, я думаю, ветер все еще слишком сильный, чтобы вынимать клинья. Начнем пилить на уровне моего левого кулака.

Яша не ответил, но я мог слышать, как он молится. Он взял второй конец пилы и начал помогать мне. Мы работали молча, приноравливаясь к ритму друг друга. Как только полотно пилы начало гнуться, мы перешли на другой край.

Когда мы почти закончили, дерево сломалось с оглушительным треском. Вначале оно согнулось, пока верхушка летела мимо нас, а потом вернулось в прежнее положение, как распрямившийся лук.

Ощущения были как у человека, сидящего на хлысте размером с футбольное поле, который болтается туда-сюда на высоте в пятнадцать этажей. Ствол теперь заканчивался у наших поясов, и я мог видеть, как Яша вцепился побелевшими пальцами в кору. Я тоже порядком побледнел.

Мама говорила, что мне давно полагалось сломать себе шею.

— Ну, Яша, что ты об этом думаешь? Спустимся вниз или подождем, пока остальные спилят дерево, и съедем, как по горке?

Он уставился на меня, не говоря ни слова.

Когда мы спустились, он спросил:

— Мне придется делать это снова?

— Не сегодня. Будешь руководить процессом. Мне надо посмотреть, как там справляются каменщики.

Я отбежал подальше ото всех, и меня стошнило.

Со временем у нас появилось четыре хороших верхолаза. Они считали себя в некотором роде элитой, разгуливали с важным видом и постоянно носили шипы, даже в церкви.

ГЛАВА 7

Через несколько дней я составил для себя специальный график, которого стремился придерживаться с тех пор постоянно. По утрам играл роль управляющего и был доступен всякому, у кого возникала какая-нибудь проблема. По вечерам же я превращался в конструктора, и прежде чем побеспокоить пана, рабочие старались убедиться, что неприятности действительно того стоят. Наталья замечательно охраняла мое спокойствие.

Я поставил в своей хижине доску и положил пачку пергаментных листов, на которых чертил общий вид зданий плюс все мелкие их детали отдельно. Работу облегчало использование стандартных моделей. То есть многие части домов были идентичными, и я использовал один и тот же дизайн снова и снова.

Мне вырезали несколько дюжин одинаковых палок, длинных, как двор Ламберта (каким я его запомнил). Они стали нашими стандартами измерения. У немалого количества людей обнаружились проблемы с понятием «стандарт». Они-то привыкли срубать каждое дерево уже по ходу строительства так, чтобы оно подходило по размерам, и все мои измерения и планы считали пустой потерей времени.

Проходили недели, и росла стопка готовых деталей, которая, в отличие от строящихся домов, глаз вовсе не радовала.

Я откладывал сборку жилищ по определенной причине. Если дерево поставить прямо на землю, оно будет гнить, поэтому мне хотелось, чтобы наши дома стояли на каменной основе. Последнее мы устроить не могли без известнякового раствора, а его, в свою очередь, никак не изготовишь без угля.

Каменный уголь имелся в шахте, но она все еще затоплена водой. Детали паровых насосов поступали регулярно и прекрасно функционировали после некоторой доработки, но все это требовало времени.

О, мы, конечно, могли использовать древесный уголь, но его производство займет слишком много трудодней, а каменный уголь — вот он, осталось только чуть-чуть подождать.

Мне редко удавалось с легкостью устраивать все по-моему. Приходилось уговаривать, убеждать и улещать. Я кричал и визжал, притворялся, что мечу во гневе молнии. Но больше всего помогала следующая тактика: я доставал свою библию и читал им описание строительства Башни Соломона. Это привлекало на мою сторону Бога, что обычно беспроигрышно.

Петр Кульчиньский, мой счетовод, регулярно поддерживал связь между Тремя Стенами и Цешином, вел записи наших операций и здесь, и в «Розовом драконе», и в «Литейной братьев Краковских». Он — очень способный молодой человек, исключая те моменты, когда мечтательно смотрит на Кристину, чем, кажется, и занимается большую часть времени.