ГЛАВА 18

Когда Кристина вернулась, праздник уже заканчивался. После целого дня хождения по торговым лавкам в большом городе она пребывала в возбужденном состоянии. За ужином она без умолку болтала о булавках, церквах, лентах, купцах и невиданной стоимости обеда. У меня было хорошее настроение, и я мало говорил. От меня не ускользнула ни одна деталь, но женская болтовня часто создает благоприятный фон для расслабления. Наконец она закончила.

— Великолепно, милашка. Купила что-нибудь для себя?

— Нет. Вы же сказали…

— Вот возьми пятьдесят гривен и потрать их завтра на что хочешь ты.

Мое предложение было встречено визгом.

— Что скажешь по поводу красок и красильщика?

— Я смотрела краски, пан Конрад. Но все это так сложно. Фунта одной краски хватает на столько, а унции другой — еще на большее, и…

Фунты? Унции? Я уже забыл перевод в десятичную систему измерений.

— Понятно. А красильщик?

— Я слышала про одного. Его все зовут «ходок», потому что он ходит по ткани, которую красит. Люди сказали, что слышали о нем, но никто его не знает.

— Ну вот тебе и задание на завтра. Возьми с собой служанку. Я хочу, чтобы ты узнала цены на необработанное шерстяное сукно, такое, как ты ткешь сама. Поищи купца, который захочет купить, скажем, тысячу ярдов по цене несколько ниже текущих цен на шерсть с доставкой весной.

Если уж строить из себя торговца, то с выгодой. Рыльце у меня все равно в пушку.

— Я постараюсь, пан Конрад.

— Знаю. Становится поздно. Что скажешь? Еще немного вина и в постель?

Следующие несколько дней были суматошными. Томаш нашел торговца медью, который хотел распродать все свои запасы и перебраться в другое, более прибыльное место. Если мы покупали весь его запас, то могли купить медь за полцены и еще немного каламина, свинца и олова. Я все обдумал и заплатил на 3 250 гривен больше. Затем мы нашли свободного резчика по дереву. Я посмотрел на его работу в нескольких церквах и нанял за пятьсот гривен в год. Ему я сказал, что он теперь модельщик.

Глина и дерево поступали медленно, поэтому я попросил братьев нанять временно двенадцать человек, а лучших четырех оставить на постоянной основе.

Кристина отыскала «ходока», некоего флорентинца, который перебрался на север в поисках удачи и неплохо выучил польский, голодая в Цешине. Он называл себя странствующим красильщиком, но, расспросив его, я понял, что он так и не закончил свое обучение. Кроме того, он учился на сортировщика шерсти, чесальщика и сновальщика. Работал со льном, но предпочитал это не обсуждать.

Он был лет тридцати — этакий вечный неудачник и, возможно, самородок. Я бы затруднился описать мое к нему отношение.

— Отлично, Анжело Мускарини. Хорошо, что ты наконец рассказал мне правду. Поскольку мой сеньор собирается заняться текстильным делом, возможно, ты нам пригодишься. Хорошенько подумай, прежде чем критиковать мои ткацкие станки и прялки. Твоя задача — улучшить качество ткани и увеличить ее количество. За это тебя хорошо вознаградят. Если же не будет результатов, мы свезем тебя обратно в дыру в Цешине. Понял?

Красильщик понял.

Я взял с него клятву верности на два года. Платить пообещал сто гривен в год, плюс харчи и кров. В корчме снял для него заднюю комнату за две гривны в день. Я заплатил флорентинцу за три месяца вперед на пиво и тому подобное, чтобы посмотреть, будет ли он бережен с деньгами. Оказалось, Анжело сэкономил значительную часть суммы, потратив немного на одежду. Когда человек долго находится между молотом и наковальней, он закаляется, как сталь. Помимо того, что мне приходилось инструктировать братьев Краковских об узорах для форм, я еще разъяснял, как работают прялки и токарные станки. Недостаточно просто отлить втулку. Она должна быть абсолютно круглой, а одному такую не отлить.

Резчик по дереву, Ивор Коренков, обучал своих новых работников, и дни шли.

Кристина завязала нужные коммерческие отношения. Она нашла торговца тканями, готового сотрудничать. Уже было оговорено, что тот купит около двух тысяч квадратных ярдов (мера измерения в Цешине) необработанного шерстяного сукна за семь восьмых текущей цены, то есть за двадцать три гривны. Мы заверили соглашение у нотариуса, который снял три копии: по одной каждому из нас и одну себе. Каждый оставил по тысяче гривен в качестве залога, и сделка состоялась.

Я все еще был занят в литейном цехе, а Кристина осталась без дела.

— У меня для тебя еще одно задание, милашка. Возьми Анжело и служанку, как ее там…

— Зельда.

— Значит, Зельду. Вы втроем должны закупить краски, или что там нужно Анжело, на тысячу гривен. Затем ты и Анжело отправитесь обратно в Окойтц.

— Мы вдвоем?

— Я встречу вас в имении пана Мешко. Дальше ты не поедешь. Мы отправим Анжело в Окойтц одного.

— Но зачем, пан Конрад?

— Я не уверен, можно ли ему доверять. Если я нанял вора, то лучше узнать об этом как можно раньше.

— Но зачем вообще ему доверять? Я имею в виду, зачем рисковать тысячами гривен?

— Мне необходимо ему доверять, потому что он знает то, чего не знаю я. Ему ничего не стоит меня кинуть.

— Кинуть…

Таких слов она не понимала.

— Но зачем нам ехать к пану Мешко?

— Я хочу, чтобы ты погостила пару недель у пани Ричезы. Помнишь, я тебе говорил, какая она замечательная женщина? Помнишь, какая она любезная и обаятельная, и как приятно чувствуешь себя в ее обществе? Вот и сравни ее с теми «дамами» из замка Цешина. Подумай, на кого ты хочешь быть похожей, когда вырастешь.

Она немного помолчала и вдруг разрыдалась. Затем обняла меня за шею.

— Все будет хорошо, милая.

Спустя два дня мы отправились в путь. Я был в доспехах и естественно верхом на своей Анне. Кристина ехала в дамском седле. Анжело следовал за нами верхом на муле и вел еще одного, нагруженного корнями, корой, травами и морскими раковинами.

Мы прибыли к полудню. Ричеза была как всегда обаятельна, и даже если ее обидело мое решение уехать через пару часов, она этого не показала. До нее уже дошли слухи о наших приключениях в замке, и она хотела оставить Кристину у себя, прежде чем мне представится возможность закрыть эту тему.

Однако по правилам хорошего тона нельзя уезжать немедленно, и только ближе к вечеру я отправился в Цешин.

— Как думаешь, Анна, успеем дотемна?

Анна кивнула головой. Она всегда кивала или мотала головой в ответ на вопросы, как будто понимала, о чем речь. Эта ее манера многих смущала. Возможно, она просто понимала мои движения, но все равно с ней было приятно поговорить.

— Посмотрим, как быстро ты можешь скакать. Только не загони себя.

Анна поскакала во весь опор и не остановилась даже через час. Я заволновался: хорошая лошадь загонит себя до смерти, если ей приказать. Я натянул поводья.

— Полегче, девочка, не перестарайся.

Она помотала головой и таким же галопом доскакала до Цешина. Я расседлал Анну у городских ворот и осмотрел ее. Она даже не вспотела! Потрясающая лошадь.

Через неделю мне сообщили, что Анжело Мускарини благополучно добрался с грузом до Окойтца. Я успокоился.

В медном литейном цехе оставалось больше дел, чем я думал. Работа в копях и обжиг глиняных форм на открытом огне были неэффективными и расходовали много топлива. Мы построили одну печь для обжига кирпича и форм. Нужно было построить еще пять.

Требовался огромный токарный станок и подшипники на втулку. Пришлось собрать маленький станок, чтобы потом соорудить большой. Большой токарный станок невозможно прокрутить рукой, поэтому к главной бабке мы прикрепили огромное колесо. В него забирался человек, который приводил в движение колесо вместе с бабкой станка.

Я был доволен собой, но лишь спустя пять недель смог полностью положиться на братьев Краковских и вернуться в Окойтц. Все это время я скучал по Кристине, хотя и правильно поступил, отправив ее в «завершающую школу» пани Ричезы. Когда привыкаешь к сексу, воздержание становится пыткой. Скоро я обнаружил, что мое право рыцаря спать с молоденькими девушками не имеет силы в черте города. И посетив еще раз замок Цешина, я убедился в том, что здесь мне делать нечего.

Подумайте сами. Я был полностью готов терпеть откровенное невежество. Большинство, с кем я встречался в тринадцатом веке, были очень бедны; люди не имели ни единой возможности совершенствоваться. Но этим барышням из замка было абсолютно нечего делать, вот они и страдали бездельем: нелепые шарады, любовные интрижки и болтовня типа «он сказал, что она сказала, что говорят…». Они просто обожествляли невинность незамужних девушек и ни во что не ставили целомудрие замужних.

В общем, их поведение противоречило моим моральным устоям и не заслуживало внимания.

В городе были проститутки, и я взял одну. Первую половину вечера она выклянчивала у меня больше денег, а вторую половину провела на улице, куда я ее вышвырнул.

Обычно вечерами я много пил. Хозяин корчмы, Тадеуш Врулевский, стал моим постоянным собутыльником. Братья Краковские тоже были неплохими людьми, однако не стоит слишком панибратствовать с подчиненными. Нелегко перейти от роли застольного друга на роль усердного работника, если делать это очень часто. К тому же все три брата были женаты. На что им жаловаться?

— Социализм, Тадеуш! — объяснил я, хлебнув как следует. — Эта страна и эта эпоха в таком ужасном состоянии из-за нехватки социализма!

— Вы абсолютно правы, пан Конрад! А что такое социализм?

— Рад, что ты согласен со мной, дружище Тадеуш. Всю эту ситуацию — и отсутствие работы в Цешине, и ее избыток в Окойтце, и нехватку еды и швей, и высокую смертностью маленьких детей, — все это можно изменить с помощью техники и организованности.

— Звучит великолепно! А что такое швея?

— Все, что нам нужно, — это немного организованности и техники. Остальное у нас есть. У нас есть рабочая сила, у нас есть сырье. Дайте нам лет девять, и мы все наладим и монголов разобьем в придачу. Пусть принесут еще вина.

— Превосходно! А что такое монголы?

— Монголы — это такие маленькие грязные ублюдки, которые хотят напасть с востока и всех убить. Но этот номер у них не выйдет, если мы сплотимся. Вышибем из них дух пушками, возможно, даже медными.

— Эти монголы вроде татар?

— Те же сволочи.

— Я слышал ужасные истории от торговцев с Востока. Говорят, они целые города предают огню и мечу. Не щадят ни мужчин, ни детей, ни животных, насилуют и угоняют в плен женщин.

— Да. Выродки. Но здесь этому не бывать. Мы их остановим. Главное — организованность. Забота о людях. Техника. Социализм.

— Вы все говорите «техника». А что это такое?

— Техника — это то, чем я занимаюсь на заводе через дорогу. Новые токарные станки, новые печи, усовершенствованный процесс производства.

— Ваши люди процветают, пан Конрад. Месяц назад это была горстка голодных мужиков. Теперь же они трудятся от рассвета до заката. Их жены купили свиней, кур, новую одежду. Вы даже наняли дюжину новых работников!

— Видишь? Техника и социализм в действии! Еще вина?

— Эта ваша техника. Ее можно применить везде? Скажем в корчме?

— Вроде того. Техника — это наиболее разумное решение проблем. У тебя хорошая еда и ты варишь неплохое пиво. Все, чего тебе недостает, так это посетителей.

— По крайней мере с последним я согласен.

— Отлично. Мы знаем, зачем нужен завод. Каково же предназначение корчмы?

— Обеспечить едой, питьем и…

— Неверно. Вино можно купить в винной лавке, причем гораздо дешевле. Ты ведь покупаешь его у того же торговца и еще вынужден покрывать накладные расходы. То же самое с едой: на базаре она дешевле.

— Но путешественники…

— В целом, обслуживать путешественников — хороший бизнес, но ты не на главной дороге. Нужно нацеливаться на внутренний рынок. Ты должен работать для людей. В городе около тысячи мужчин зрелого возраста. Возможно, в соседних деревнях еще одна тысяча. Если тебе удастся привлечь хотя бы десятую часть из них в качестве постоянных клиентов, то успех обеспечен. Если горожане будут ходить к тебе регулярно, то и путешественники тоже придут.

— Да, да! Но как этого добиться?

— Дай подумать.

Я не был силен в сфере управления тавернами, но не раз посещал подобные места в Польше и Америке. Некоторые были плохие и пустые, другие — хорошие, но пустые, третьи — переполненные, независимо от того, хорошие они или плохие. Единственным определяющим фактором было то, что люди шли в определенное заведение, потому что там уже сидели посетители. Привлечь первых клиентов — вопрос рекламной кампании, а она невозможна в мире без газет и радио. Важно также предоставить развлечение. Что-нибудь особенное. Я вспомнил два-три места в Массачусетсе.

Изобретатель живет в своем мире. Когда мне в голову приходят идеи, я вижу их как единое целое и лишь потом вычленяю отдельные элементы.

В моем пьяном рассудке родилась мысль.

— Тадеуш, я знаю, что нужно делать. Ты в курсе о моей договоренности с братьями Краковскими. Хочешь войти к нам в долю?

— И заработать тысячи гривен плюс регулярное жалованье? О да, ваша светлость.

— Отлично. Но мне кажется, что твое здание стоит больше, чем их. Скажем, три тысячи.

— Согласен, ваша светлость!

— Хорошо. Тогда я возьму с тебя клятву прямо сейчас.

— Но солнце еще не взошло.

— Верно. Но на небе полная луна, а это больше подходит владельцу корчмы, не так ли?

При полной луне, в присутствии свидетелей — сонной горничной и ночного стража — я взял с Тадеуша и его жены клятву верности. Прихватив еще кувшин вина, мы вернулись за стол. Прежде всего я рассчитался за ужин. Затем я дал Тадеушу три тысячи четыреста гривен.

— Первое правило такое: поскольку я владелец заведения, то буду останавливаться здесь бесплатно. Держи одну комнату специально для меня.

Во-вторых, нужно изменить название корчмы. «Боевой топор» слишком грубо звучит. Люди ходят в подобные заведения, чтобы отдохнуть. Необходимо легкое, занимательное название, к примеру, «Розовый дракон». У меня есть резчик по дереву, он сделает новую вывеску.

В-третьих, эта комната слишком пуста. Людям нравится толкучка. Повесь занавеску посередине комнаты. Еще одну — посередине первой половины и третью так, чтобы была видна только одна восьмая помещения. Будешь их раздвигать только в том случае, если в отгороженной части яблоку негде упасть. Понял?

— Да, ваша светлость.

— Всех твоих работников мы оставим. Никаких увольнений, кроме как за воровство.

— Некоторым работникам мы еще должны за прошлые месяцы.

— При социализме такого не будет. Выплатим все. К завтрашнему дню подсчитай сумму. Ах да. Нам нужна система бухгалтерского учета. Я пришлю кого-нибудь для ведения бухгалтерских книг по корчме и литейному цеху вместе. Ты считаешь, это ни к чему, но я настаиваю. Что еще? Твои цены! О практике торговаться нужно забыть. Мы установим приемлемые цены. Затем мы их вывесим, и они будут одинаковыми для всех без исключения.

— Но если по человеку видно, что он состоятелен…

— Без исключения, никаких накруток и скидок. Теперь развлечение. Я хочу, чтобы начиная с ужина и до закрытия играла музыка. Одного музыканта достаточно. И нанимай их только на одну неделю. Посмотри, что понравится посетителям. Служанки; нам понадобится с полдюжины. Им нужно хорошо платить, чтобы они старались. Скажем, четыре гривны в неделю и еще восемь будем откладывать на их приданое. Возникает проблема с текучестью кадров. Нам нужно, чтобы постоянно работали шесть самых красивых девушек.

— Что! Вы хотите превратить мою корчму в дом терпимости?

— Наоборот. Все они должны быть девственницами и ими же остаться. Проследи за этим сам.

— Жена будет против.

— Тогда пусть она за этим проследит. Частью ее работы будет контроль их поведения. Они должны жить здесь, в одной из задних комнат. Посетители смогут смотреть, но не трогать. Позаботься, чтобы к ним невозможно было зайти.

— Смотреть?

— Да. Еще им понадобится специальный наряд.

Обмакнув палец в вино, я набросал на стареньком деревянном столе, что имел в виду.

— Попросим резчика по дереву и кожевенника сделать туфли на высоком каблуке. Я могу показать кому-нибудь из местных как шить чулки, а потом будем делать их в Окойтце.

— Хотите разодеть девушек в пух и прах?

— Посетителям это понравится. Теперь о рекламе. Похоже, в Цешине меня знают, по крайней мере мое имя. Я был занят на заводе и нечасто общался со здешними людьми. Но через неделю-другую, когда мы все наладим, найми нескольких старух. Пусть они ходят и рассказывают, что пан Конрад Старгардский, который победил Черного Орла, оставил барышень из замка и перебрался в знаменитую корчму, чтобы смотреть на полуголых красавиц. Это сработает.

— Это приведет к моей двери истинных христиан с кольями и факелами!

— Вот и хорошо. Впусти их. Угости пивом. Если они по-настоящему организованы, пусть их лидеры проверят невинность официанток. Без проблем.

— Но… все это будет стоить немалых денег, ваша светлость.

— Верно. Вот две тысячи гривен, чтобы покрыть расходы. Рассчитывай все точно. Ладно, становится поздно. Спокойной ночи.

Я взял полкувшина вина и пошел в свою комнату. Луна уже садилась. Боже, как поздно.

На следующий день я проспал и позавтракал на кухне, чем было. Голова раскалывалась, и меня терзали мысли типа «что я наделал». Люди мерзли, голодали, вот-вот нападут монголы, а я трачу огромные суммы на открытие ночного клуба в тринадцатом веке. О Боже, как раскалывается голова. Спьяну я думал не головой, а седалищем и снова влип. Я попытался выйти из корчмы как можно тише, чтобы не встретиться с Тадеушем, но как бы не так.

— Пан Конрад! Наконец-то вы встали. Я уже начал волноваться. Все ваши распоряжения выполнены; уже ищу в Цешине шесть красавиц! Я поговорил с резчиком по дереву. Он придет завтра. Но, естественно, он хочет обсудить все с вами.

— Ах… да… я поговорю с ним. Надеюсь, ты понимаешь, что по ряду причин будет лучше не упоминать моего имени.

— Но мы должны пустить слух, что вы бываете здесь, ваша светлость.

Тадеушу очень нравилась идея иметь влиятельного покровителя.

— Конечно. Но не говори, что я совладелец. И прикажи свидетелям молчать.

— Как пожелаете, ваша светлость.

— Рекламная кампания развалится, если узнают, что я владелец «Розового дракона».

— Как пожелаете. Я говорил с портнихой. С костюмами проблем не возникнет — будет похоже на непрекращающийся карнавал! — но ей нужна помощь с чулками.

Я мало что сделал в литейном цехе в тот день, и когда вернулся поужинать, корчма была переполнена. Прошел слух, что здесь будут самые красивые девушки города. Около сотни молодых людей пришли посмотреть на происходящее и еще человек тридцать надеялись подыскать себе жен. Я чувствовал себя неловко, а Тадеуш хотел, чтобы я выбрал шесть лучших. Пришлось тянуть время.

— Ты уверен, что они девственницы? Пусть твоя жена проверит.

Я сел за маленький столик, который был зарезервирован специально для меня, поел и выпил кувшин вина. Я хотел, чтобы жена Тадеуша просто спросила девушек, но она решила убедиться воочию. Было отобрано четырнадцать. Сколько постеснялось, я не знаю. От бесплатного жилья и питания мало кто откажется. А от двенадцати гривен в неделю помимо этого и подавно.

— Теперь выберете шестерых, ваша светлость.

Одна была привлекательной, почти как Кристина. Остальные казались гадкими утятами, и мне их было жаль.

— Нет. Пусть посетители выберут одну. Объясни им. Сначала пусть отберут пять лучших, затем из пяти двух и, наконец, одну.

Это было честно и не требовало моего вмешательства.

— Только одну?

— Повторяй то же самое еще пять дней. Помнишь, я говорил о развлечении? Это оно и есть.

В тот вечер Тадеуш заработал четыреста гривен, и с каждым днем народу приходило все больше.

Неделю спустя ко мне за обедом присоединился местный священник, отец Томаш. Я предложил вина, но он отказался и сразу перешел к делу:

— Я обеспокоен твоими поступками и твоей душой, сын мой.

— Но почему, святой отец?

— Вы наняли молодых девушек — добродетельных христианок из хороших семей, — и теперь они полуобнаженные работают в доме терпимости.

— Да нет же, святой отец. Они служанки в приличной корчме, которая и отдаленно не напоминает публичный дом. Они ведут весьма добродетельный образ жизни под угрозой увольнения! Монахини в монастыре и те под меньшим присмотром, чем наши девушки. Если оставить нравственную сторону, а мы с хозяином корчмы оба придерживаемся моральных устоев, то женщины легкого поведения вредят делу. Многие из них ваши прихожанки; вы знаете, о чем я.

— Их грехи известны. Но речь о другом.

— Но почему бы не заняться настоящими злачными местами? Зачем нападать на приличную корчму?

— У злачных мест, как вы их правильно именовали, есть свои гильдии. В конце концов, существует закон и церковь. То, чем занимаетесь вы, нечто иное и должно быть пресечено в корне.

— Святей отец, мы всего лишь подаем пищу и вино. Служанки симпатичные, но такими их создал Господь, и лично мне нравится его творение. Да, мы размещаем на ночь, но не обеспечиваем любовницами.

— Но их наряд развращает посетителей.

— Их привлекательный наряд полностью закрывает грудь и другие интимные места. Любой мужчина, желающий увидеть больше, может просто пойти в общественную баню, отец мой.

— У бань свои гильдии и разрешения. Со временем церковь их закроет. Но вы не ответили на мое обвинение в разврате.

— Святой отец, нет ничего зазорного в том, что мужчины любуются женской красотой. Если это грех, то каждый нормальный мужчина в Польше попадет в ад! Сходите и проверьте их комнаты. Поговорите с девушками. Убедитесь, что мы чтим нравственность.

— Я твердо намерен это сделать, — заявил он и ушел. Я как раз заканчивал обед, запивая сыр пивом, когда священник вернулся.

— Пан Конрад, должен признаться, все именно так, как вы описали. Девушки жалуются лишь на ограничения, которые вы ввели.

— Цена нравственности, отец.

Интересно, насколько серьезны могли быть их жалобы.

— Пока вы здесь, я хотел бы поговорить вот о чем. Одна из наших официанток увлеклась местным юношей. Я говорил с ним. У него серьезные намерения, да и сам он хороший человек. Поскольку она работает здесь, было бы справедливо, если мы возьмем на себя свадебные расходы. Не смогли бы вы провести церемонию?

— Конечно, смогу. Почту за честь.

— Великолепно! Полагаю, очень скоро все наши официантки выйдут замуж. Порядочные и красивые девушки не остаются долго незамужними. Может быть, обсудим стоимость групповых венчаний?

Через час отец Томаш был моим союзником.

Когда тот уходил, я поинтересовался:

— Святой отец, как вы узнали, что я владелец корчмы?

— У церкви повсюду глаза и уши, сын мой.

Был полдень, и работала только одна официантка. Обеспокоенный их жалобами священнику, я отправился в большую комнату, именуемую раньше «апартаментами герцога», хоть герцог в них никогда не останавливался. Вообще-то с тех пор, как цена за нее стала не по карману обычным посетителям, в ней не останавливался никто. Имело смысл отдать ее девушкам.

Я договорился о банных часах для работников корчмы: сразу после полудня. Все оплачивалось за счет заведения, но это было недорого. Мы заставили всех наших людей, в том числе и официанток, мыться ежедневно.

Когда я позвал девушек, все пять вышли скорее голыми, чем одетыми. Они впустили меня, не потрудившись одеться. Вероятно, причиной такого шоу был их статус неприкасаемых, а также недавнее детское открытие того, что мужчины их замечают и любуются ими.

Мне это не нравилось. Я не мог поступиться принципами и вообще, порядочный мужчина просто не воспринимает девственницу как обычную женщину. Мне кажется, что половина фригидных дамочек — результат неудачной первой ночи. Чтобы все было как надо, мужчине требуется терпение, нежность и много любви. В двадцатом веке у меня было две девственницы. После меня они стали великолепными любовницами. Я даже гордился своим мастерством.

Но сейчас во мне все кипело. У меня уже три недели не было секса, и только пяти соблазнительных бюстов мне сейчас и не хватало.

— Накиньте на себя что-нибудь! У нас что здесь, бордель? — крикнул я.

Они поспешно схватили полотенца и одеяла.

— Мы только что помылись, — начала одна из них, — нам жарко.

— Не сомневаюсь. Четырнадцать лет: жарче преисподней. Что это вы разжаловались на вашу работу?

— Жалобы, пан Конрад? У нас нет жалоб. Мы хорошо получаем и работа отличная, как праздник, — возразила рыжеволосая.

— Тогда зачем жаловаться священнику?

— Ах, это, — ответила хорошенькая блондинка, опустив полотенце на бедра. — Мы всего лишь выполняли распоряжение пани Врулевской.

— Прикрой грудь. Что именно жена пана Тадеуша попросила вас делать?

— Она сказала, что если мы не будем кроткими, как монахини, церковь закроет корчму, и у нас не будет двенадцати гривен в неделю.

— Она даже пригрозила отправить нас в монастырь, если мы поведем себя неубедительно, — добавила рыжеволосая.

Пани Врулевская просто подслушала наш разговор со священником и решила проблему. Ну что ж, все хорошо, что хорошо кончается.

— Отлично. Но наденьте на себя хоть что-нибудь, черт вас подери!

За полгода большинство официанток подыскали себе хороших мужей. Корчма оплачивала все свадебные расходы, и на следующий день всегда устраивался новый «конкурс». Это случалось по крайней мере раз в месяц, а то и каждую неделю. Для многих из наших клиентов это был единственный случай проголосовать. Лично я не мог постичь нравственности всего этого.

Но зато у меня не было подобных сомнений в ситуации, с которой я столкнулся позже тем вечером. Корчма закрылась на ночь, но я еще не спал, попивая вино и размышляя об очередной машине. Лучшие мысли приходят ко мне только за бутылочкой доброго вина. К рассвету я выпил три четверти бутылки, но оставшаяся часть обычно здорово способствует полету творческой мысли.

Моя комната находилась как раз над комнатой Тадеуша. Повара здесь не жили, официантки были четырнадцатилетними девчонками, и в ту ночь в корчме никто не остановился. Когда раздался крик жены Тадеуша, из мужчин здесь были он сам, ночной страж и я.

— Страж! — крикнул Тадеуш.

— Кричи, сколько хочешь. Твой старикан не придет, — ответил злобный голос.

Когда я кинулся к двери и затем побежал вниз по лестнице, раздались еще крики, обвинения и визг. На мне был вышитый кафтан, который подарил граф Ламберт. В сапогах из тонкой кожи я передвигался тихо. По крайней мере из комнаты Тадеуша доносилось больше шума.

У двери стоял крепкий незнакомец. В руке он держал длинный кинжал, и тут я понял, что забыл меч.

Я не виртуоз боевых искусств, но владею основными приемами самбо. Главное — ударить сильно и быстро. Промедление может стоить тебе жизни.

Головорез замахнулся кинжалом. Я блокировал удар левой рукой и сильно ударил его в пах. Он согнулся от боли, и его голова оказалась возле моего колена.

Я воспользовался этой возможностью: бандит остался со сломанным носом и выбитыми передними зубами. Он грузно рухнул на пол, все еще держа в руке свой кинжал. Я не люблю людей, которые норовят проткнуть мне бок в темном коридоре, поэтому с силой наступил на кисть его руки. С большой силой. Кости хрустнули, их осколки пробили тонкую подошву моего сапога и врезались мне в ступню. По всей ноге пробежала боль.

Я поднял кинжал и заковылял в комнату.