-- Майор приказывает доложить о самых незначительных наблюдениях. Капрал сделал паузу. Потом сказал:
      -- Если кто оказался соучастником, но доложит об этом сейчас, он освобождается от наказания. Никто ничего не вспомнил?
      Молчание.
      -- Майор великодушен. Если кто что-нибудь заметил, он должен был доложить об этом сразу. И все-таки он не будет наказан.
      Вновь он сделал паузу.
      -- Кто доложит нечто, способствующее расследованию, сходит разок к ангелам.
      Слова эхом отдались в помещении, ударили в голову. Их даже никто сразу не понял.
      Капрал повернулся на каблуках и вышел из барака.
      Наверно, никто из солдат сегодня не смог скоро уснуть. Абелю пришлось действовать чрезвычайно осторожно. К счастью, не надо было делать ничего такого, что производило бы шум. Он увлажнил маленькие кусочки мыла слюной и принялся мять их под одеялом один за другим, пока они не стали эластичны и не соединились в один кусок. Для ствола этого было достаточно. Теперь он добавил немного сапожного крема. Украдкой он несколько раз извлекал кусок из-под одеяла, чтоб убедиться, что краска нанесена равномерно и достаточно плотно. Постепенно масса приобрела тот оттенок, какого Абель и добивался --матовый блеск металла.
      Когда, к его радости, это удалось, он скатал массу в тонкую колбаску, чтоб потом завернуть ее в фольгу. Быстрыми, ловкими движениями раскатывал он массу, сильно сдавливая руками, так что диаметр ее постепенно уменьшался, пока не получился нужный размер пистолетного ствола.
      Вновь Абель откинул одеяло, испытующе разглядывая дело рук своих. Получилось чересчур длинно. Он откусил по кусочку с обоих концов, потом отполировал ствол об остов кровати. Еще раз проверил результат: со стороны отличить имитацию от настоящего пистолетного ствола было невозможно.
      Окончательно он завершил свои приготовления при чистке оружия. Всего несколько движений рукой--это было даже легче, чем утаивание в каждый из предыдущих дней одной части пистолета. Не было даже необходимости особенно прятать муляж. Слегка прикрытый рукой. он выглядел частью пистолета. Внешнее подобие стало почти полным, когда Абель палочкой, служащей для чистки ствола, продырявил в мыльной массе отверстие-- входное отверстие ствола. Не сомневаясь в удаче, Абель сунул муляж в карман, дожидаясь заключительной проверки. На сей раз не нужно было даже подводить товарища, чтоб разыграть отвлекающий маневр. За спиной он ослабил винт, отделил от пистолета настоящий ствол, вставил свою самоделку, снова затянул винт, мыльная масса легко поддалась его действиям.
      Капрал ничего не заметил, принимая у Абеля пистолет. Ничего не подозревая, он сунул его в боковое окно склада. Настоящий ствол Абель спрятал под подкладкой куртки.
      10
      Понятно, что рассказ сестры вызвал у Фила подобие шока, но, проанализировав собственные ощущения, он понял, что вовсе не утратил от этого вкуса к жизни. Не стало это помехой и в тайных его упражнениях.
      Как и раньше, его чрезвычайно занимал ящик с клавишами и кнопками. Похоже, Крис не рассказала главному врачу о случившемся, и это наверняка было против правил; Филу не хотелось втягивать ее во все новые конфликты, и он не стал расспрашивать о назначении отдельных кнопок. Но как только представилась возможность, он попробовал нажать одну за другой; оказалось, они помогали, не вставая с постели, менять кое-что в палате: открыть или зашторить иллюминатор, сделать воздух теплее или, напротив, прохладнее, включить и выключить вентилятор, подрегулировать освещение. Кнопок с более сложным назначением обнаружить не удалось.
      Потом Фил открыл, что кровать его на колесиках и, освободив тормоз, можно чуть-чуть передвигаться. Вращая колесико внизу, можно было, словно в коляске, катиться вперед и назад, правда, лишь настолько, насколько позволяли тянущиеся от приборов провода и трубки.
      Предметом особых его усилий был видеоаппарат. Он пытался подкатить кровать ближе, и наконец это удалось--пришлось, правда, чуть подтащить за собой пульт со шкалой и экраном кардиографа.
      Сначала он дотянулся до доски, висевшей рядом с телеэкраном на крючке. На ней записано было несколько номеров: центральный узел--006, шеф--011, канцелярия--283, дежурная ночная сестра-- 268, и еще какие-то, интересные для него лишь тем, что их он не стал бы набирать ни при каких обстоятельствах. Наконец он нажал кнопку включения и прислушался. Тихий писк подтвердил, что аппарат включен. Фил выбрал наудачу номер 631 и с усилием повернул диск: 6-3-1. Он внимательно смотрел на экран, но тот остался темным. Может, номеров было не так много?
      Он набрал 531, потом 431 --без успеха. Наконец пошел по восходящей от 431:432,433,434 и так далее. Попытав счастья с большими номерами, он уже готов был отказаться от своих попыток, но экран вдруг засветился.
      -- Да?--услышал он мужской голос.
      -- Кто говорит?--спросил Фил.
      -- Гас Морлей,--с готовностью ответил мужчина. Но на экране не появился.
      -- Я--Фил Абельсен, пациент,--представился Фил.
      -- Парень, я сойду с ума! -- раздалось из динамика.--Пациент -- какое счастье! Я давно уже не пытаюсь ни с кем связаться!
      -- Вы тоже ранены?--спросил Фил.
      -- Можно и так это назвать. Ампутация обеих ног.
      Сейчас они пришили мне новые. А у тебя что?
      -- Мне угодило прямо в грудь. Пока прикован к постели. Поэтому не могу показаться.
      -- Я тоже пока не встаю. Но главное, есть еще кто-то, кроме меня.
      -- Как это понять?--спросил Фил. Он наконец подрегулировал громкость и теперь мог удобно беседовать лежа.
      -- Другие, наверно, поправились. Больше я ничего о них не слышал. Да и кто вспомнит калеку, когда сам уже на ногах?
      Фил раздумывал, знает ли его собеседник о происшедшем. Осторожно он осведомился:
      -- Вы знаете, где мы находимся?
      -- На космическом корабле. Ты этого не понял?
      -- Понял,-- ответил Фил.
      -- Самое худшее для нас позади. Мы в безопасности. Где-нибудь устроим новую жизнь.
      -- А Земля?
      -- Наплевать и забыть. И слава богу, что взорвалась. Всю жизнь мне было там тошно. А сейчас впервые хорошо.
      -- А где другие?.. Те. что поправились?
      -- Не знаю. Шеф мне об этом ничего не говорил. А с ним иногда можно потолковать. Благородный человек. Но моя сестричка... Лимон покажется сладким в сравнении с этой тухлой тощей макарониной.
      -- А моя мила,-- сказал Фил.
      -- Значит, повезло. У моей явно не все дома. Захочешь поговорить с ней, она тут же в слезы и все рыдает о Земле.
      -- Теперь мы должны закончить разговор,--сказал Фил.--Не знаю, разрешены ли они здесь, не хочу, чтоб меня засекли с первого раза. У меня нет часов. Как узнать, что наступила ночь, когда мне никто помешать не сможет?
      -- Сейчас четыре часа пополудни,--сказал Гас-- Нужно набрать 222, и магнитофон сообщит точное время. У тебя какой номер?
      Фил еще не подумал об этом, теперь он осмотрелся; ведь где-нибудь он должен быть. На глаза ему попалась доска, он взял ее в руки, принялся внимательно разглядывать. На оборотной стороне увидел цифры 4-1-2.
      -- Думаю, что 412,-- ответил он.
      -- А мой 447. Всего хорошего. Я с тобой соединюсь.
      -- Прекрасно! --ответил Фил.--Желаю быстрее поправиться! До свидания!
      Вскоре в палату вошла Крис. Она принесла с собой пластиковую флягу, из которой Филу разрешено было выпить немного теплого сладкого раствора. Впервые после ранения он мог что-то выпить сам. Он не знал, как до этого питался, должно быть, с помощью трубочек, что подведены были к животу.
      Подслащенная водичка была для него сейчас лучшим в мире напитком, но его тут же вывернуло. Крис привела его в порядок, потом подготовила к облучению кварцем.
      -- А что происходит с теми, кто уже поправился? -- поинтересовался он.
      -- Не знаю, Фил,--ответила Крис.
      -- Что-то плохое?-- допытывался он.
      -- Я правда этого не знаю,--заверила она.-- Шеф не так уж много разговаривает с нами. Он презирает женщин. Возможно, если его спросишь ты, тебе он ответит.
      -- Но откуда я узнаю, что он сказал правду?
      Фил лежал под ультрафиолетовыми лучами, глаза его были закрыты очками.
      -- Сколько людей на космическом корабле?--спросил он.
      -- Должно быть, больше тысячи.
      -- И все раненые?
      -- Большинство раненых. Доктор Миер с несколькими ассистентами лечил их, мы, четыре медсестры, ухаживали за ними, и еще несколько здоровых мужчин, в основном члены экипажа, помогали нам.
      Фил вновь вернулся к своему вопросу:
      -- А что с этими людьми сейчас?
      -- Они находятся в другой части корабля. Нам, сестрам, ходить туда запрещено.
      -- И ты никогда не задумывалась, что с ними? Никогда не пыталась заглянуть туда?
      Крис вздохнула.
      -- А почему я должна задумываться? Здесь медсанчасть космического корабля, и это мое рабочее место. Я медсестра, а не солдат и не шпионка. Мое дело заботиться о больных.
      -- А когда я поправлюсь?
      Крис стояла в изножье его постели, она ничего не ответила.
      --Что будет, когда я поправлюсь? -- настойчиво спрашивал Фил.
      -- А чего ты, собственно, ожидаешь? --тихо спросила девушка.
      Теперь уж Фил задумался над ответом. А чего он, действительно, мог ожидать? На что рассчитывал? Что должно с ним произойти? И что у них запланировано? Какой во всем этом смысл?
      -- На борту корабля больше тысячи мужчин,--продолжила Крис.-- И всего четыре девушки. Ты думаешь, я смогу остаться с тобой?
      Крис была права. Такое ему и в голову не пришло. Это была чрезвычайная ситуация, и он не знал, какие здесь возможны решения. Знал ли их доктор Миер?
      -- Кто еще находится на борту... кроме бывших и нынешних пациентов, четырех сестер и главного врача? Есть ли командир корабля, офицеры, экипаж?
      Доктор Миер --командир корабля. Это один из лучших, самых современных кораблей, что когда-либо были построены. Почти все функционирует автоматически. Доктор Миер--самый главный начальник. Его слово-- закон для всех.
      Постепенно до него начал доходить смысл ее слов. Некто был высшим начальником для тысячи человек; в общем, ничего особенного здесь не было. Но люди эти были отрезаны друг от друга, разобщены, возможно, они вообще считали себя одинокими; тогда дело принимало уже другой оборот: врач получал неограниченную власть над человечеством, превращался в императора, в бога. А девушки? Фил боялся додумать до конца эту мысль. Он поднял глаза. Крис сидела в кресле у стены, понурив голову. Сквозь толстые стекла очков он не мог ясно ее разглядеть, но ему показалось, будто она плачет. Он вновь прикрыл глаза. Все в нем восставало против собственных догадок. Больше он ничего не спрашивал, не хотел напрасно волновать девушку. Надо было как-нибудь ее успокоить, но нужные слова не приходили.
      Поздним вечером он набрал номер Гаса Морлея... Никто не отозвался, хотя он ждал достаточно долго. И тогда он нажал кнопку на проводе, все еще лежавшем возле правой его руки.
      Вскоре скрипнула дверь, вошла Крис:
      -- Ты плохо себя чувствуешь?
      Он подождал, пока она закроет дверь, потом спросил:
      -- Где Гас Морлей?
      Она недоуменно взглянула на него.
      -- Что ты сказал? Кто это?
      -- Я хочу знать, где сейчас Гас Морлей!--сказал Фил. Это другой пациент, я сегодня разговаривал с ним по видеосвязи. Теперь его там больше нет. Никто не отвечает по номеру 447. Где он?
      -- Я его не знаю,--сказала Крис,--и не знаю, где он. Фил нетерпеливо взмахнул рукой.
      -- Ты не знаешь этого. Хорошо, я верю тебе. Но почему ты все принимаешь с готовностью?--Он говорил громче обычного, с трудом заставил себя успокоиться, но уже на следующей фразе снова сорвался:--Так сделай что-нибудь! Оглядись! Поговори со своими подругами! Иди, расскажешь мне потом, что узнала. Слышишь? Иди и возвращайся скорее.
      Крис не возразила ни единым словом. Возбуждение Фила передалось и ей. Она направилась к двери и вышла.
      Хотя она вернулась через пять минут, Фил еле мог сдержать свое нетерпение.
      -- Ну, выяснила? Что с ним?
      Девушка запыхалась от бега. Она перевела дыхание, прежде чем ответить.
      -- Ничего особенного. За ним ухаживала сестра Магда. Его выписали как выздоровевшего.
      -- Но он не поправился,--сказал Фил.--Сегодня после обеда он еще не мог вставать. Что с ним случилось?
      -- Неужели что-то плохое?--спросила Крис.-- Никто из нас прежде не думал ни о чем таком.
      Теперь уже заговорил Фил--спокойно, тщательно продумывая слова:
      -- Не обязательно что-то плохое, Крис. Но нужно знать, что. Когда человек не задумывается над тем, что происходит с другими, он ставит крест и на себе самом. Тогда не остается ничего, как только смириться. Вот почему я хочу знать, что произошло с Гасом и остальными. Не потому, что я предполагаю что-то ужасное, просто хочу представить, что здесь творится.
      Крис кивнула, однако у Фила не было ощущения, что она его поняла.
      -- Подойди ко мне,--сказал он, протянув правую руку. Она взяла ее, и он привлек ее ближе. У постели она села на табуретку.
      -- Я обдумывал наше положение,--продолжил он.--Оно не из приятных, хотя ничто не доказывает, будто его нельзя изменить.
      -- Но как?--спросила Крис.
      -- Пока не знаю, как,--ответил Фил.-- Но хочу узнать. Поэтому надо что-то делать. Или ты считаешь, что все в порядке? Крис покачала головой.
      -- Когда человек получает неограниченную власть и воля его становится единственным законом, это никогда не кончается добром. Мне не ясны цели главного врача --его трудно понять. Но он не патриарх, считающийся с желаниями своих сородичей. Если он что-то заберет в голову, он проведет это любой ценой.
      Длинная речь потребовала от Фила большого напряжения сил, но он словно не замечал этого. Уверенным голосом он продолжил:
      -- Кто позволяет вызревать подобным вещам, никак им не противодействуя, делается соучастником. Можно считать, будто все позади и все решено,--но ничего ведь не решено, пока существует хоть один, сопротивляющийся насаждаемому порядку. И я пока еще существую.
      Крис. Пусть я беру на себя слишком много. Я ведь ранен, болен, слаб, прикован к постели. Но я верю в себя и готов бороться. Ты хочешь мне помочь?
      -- Если смогу--да. Пусть даже это бесполезно, хуже не будет.
      -- Хорошо. Ты знаешь, когда доктор Миер ложится спать?
      Крис помедлила с ответом. Потом сказала: -- Около полуночи. Иногда позже.
      -- Тогда слушай внимательно! Ты выжидаешь до трех часов ночи. Потом отправляешься в ту часть корабля, где находятся остальные. Посмотришь, что они делают, в каком они состоянии.
      -- Крис резко вскочила. Но, Фил, я не смогу!
      -- Почему?-- жестко спросил он.-- Разве эти помещения заперты или как-то защищены? Я не знаю, но...
      -- Ты пыталась?
      -- Нет, но...
      На мгновение Фил вышел из себя. Он вскинулся так резко, что жалобно скрипнула кровать, звякнули пробирки в стенном шкафу.
      -- Проклятье! Тогда я пойду сам... Не важно, что потом со мной будет... Если никто ничего не делает...
      Он высвободил правую руку из петли и уже готов был расстегнуть ремень, стягивающий грудь. Крис удержала его руку, отвела в сторону. Мускулы его достаточно окрепли, и ей пришлось собраться с силами, чтоб утихомирить его. Но сил хватило ненадолго. Потратив столько энергии, он смертельно побледнел, его охватил озноб, но он все еще сопротивлялся, когда она затягивала ремни. Тяжело дыша, он лежал, повернув голову к стене.
      Крис погладила его по волосам. Потом сказала: Я сделаю это.
      Она ждала. Он медленно повернулся к ней лицом.
      -- Я это сделаю, Фил,--сказала она.
      -- Хорошо,--сказал он.-- А теперь уходи. Нехорошо, если кто-нибудь застанет тебя здесь.
      Постояв мгновение, она вышла.
      Фил не мог заснуть, хоть и пытался расслабиться. Он больше не принимал болеутоляющие средства, ему приятно было чувствовать собственное тело. Сердце билось сильно и равномерно -- ему нравилось вслушиваться в эти ровные удары. Дыхание тоже было ровным; лишь иногда пронзала межреберная колющая боль. И вообще что-то вздрагивало порой в его теле без видимой причины, тянуло или щемило, потом так же неожиданно отпускало. В желудке чувствовалась непонятная тяжесть, время от времени перемещающаяся. Иногда судорогой сводило мускулы, и тогда он приподнимался, несмотря на врезающиеся в кожу ремни, пробовал повернуться на другой бок. Хуже всего был зуд: то и дело где-нибудь, обычно там, куда он не мог протянуть руки, начинало чесаться и кусаться, потом это прекращалось и тут же начиналось в другом месте.
      Естественно, он размышлял о своем положении, но не мог прийти ни к какому решению: мысли его блуждали по кругу. Когда наконец он провалился в беспокойный сон, скрипнула дверь--перед ним стояла Крис.
      -- Ну, что видела? Как дела? Рассказывай скорей!
      -- Я нашла их,--сказала Крис. Как прежде, она уселась на табуретку у постели Фила.-- Космический корабль-- это прежде всего центральная цилиндрическая часть. В одном конце нечто вроде навигационной рубки--с радиопередатчиками, принимающими устройствами, радиолокаторами, термодетекторами и тому подобными вещами. В средней части находится реактор, за ним хранилище рубидия, потом идут испарительные камеры и ионизационная установка, на другом конце ионные двигатели.
      Пока она переводила дыхание, Фил, пораженный, спросил:
      -- Откуда ты это знаешь? Все технические детали?
      -- Очень просто. Я не могла заснуть, а время тяну лось невыносимо медленно. Тогда я пошла в читальный зал и отыскала микрофильм с информацией о корабле.
      Фил кивнул. Посеянные им семена давали первые всходы.
      Вокруг центральной цилиндрической части расположены концентрические кольца. Всего три. Они связаны друг с другом переходами. Они словно образуют конус, раскрытый вперед. Представляешь? С центральной цилиндрической частью это выглядит как волчок. Фил вспомнил то, что видел сам.
      -- Ив кольцах жилые отсеки?--спросил он.
      -- Да. Мы сейчас находимся в среднем--это медсанчасть. Во внешнем находится жилой отсек, там помещаются медсестры и шеф. Когда у нас было много раненых, мы на время большинство помещений переоборудовали под палаты. Но теперь они пусты. В этом кольце -- мы называем его третий этаж--есть гостиная, есть общие помещения с баром и маленьким салоном для танцев, есть кино- и видеозал, читальный зал, душевые, столовая. К столовой примыкает кухня и продовольственный отсек. Все вещи не самой первой необходимости расположены на первом этаже, во внутреннем кольце.
      -- И все это вращается,-- сказал Фил, это был не вопрос, а скорее констатация.
      -- Да, вращается,-- подтвердила Крис.-- В результате во внешнем кольце создается нормальная сила тяжести, во внутренних кольцах она чуть меньше.
      -- Я заметил это, но не сразу,--сказал Фил,--а когда впервые попробовал по-настоящему сесть. Заметил, что у нас здесь сила тяжести меньше. А когда я смотрел наружу, мне казалось, что звезды вращаются.
      -- Кольца соединяются шахтами. Там лифты. Прежде я никогда не бывала на первом этаже. Зачем мне складские помещения?
      Фил молчал, и Крис сделала небольшую паузу, у него возникло впечатление, будто она намеренно затягивает рассказ, будто что-то мешает ей перейти к сути.
      -- Итак, ты спустилась на первый этаж,-- сказал он, побуждая ее говорить дальше.
      Погруженная в свои мысли, Крис разглаживала складки на простыне, обтягивающей надувной матрац. Потом снова заговорила:
      -- Я спустилась на лифте. Это удивительное чувство, когда едешь на лифте. Он приходит в движение, как обычный лифт, и ты чувствуешь толчок. А потом возникает ощущение, будто он замер, хотя на самом деле он движется, и когда наконец он вправду останавливается, чувство. такое, будто летишь в бездну, глубже и глубже. Это чувство остается надолго, даже когда выходишь. Из лифта я попала в коридор. Все в точности как на втором и третьем этажах. Множество дверей справа. А слева огромные иллюминаторы. Сквозь них видна корма, а за нею вдали Земля, Солнце. Землю видно до сих пор. Она самая яркая звезда в той части неба.
      Крис взглянула на ручные часики.
      -- Мне нужно спешить. Так вот, я вошла в коридор и заглянула наугад в несколько отсеков -- внутри были за пасы, емкости самых немыслимых форм, картонные и пластмассовые упаковки, стекло, а еще крупные предметы, детали каких-то машин, несколько тракторов, катера на воздушной подушке, они упакованы целиком, и еще несколько огромных предметов, разобранных на отдельные части. Должно быть, это краны, конвейеры, машины с горючим и тому подобное.
      -- Дальше,--настаивал Фил, когда Крис вновь сделала паузу.--Ты нашла их там, внизу, рядом со складами?
      -- Да,--сказала Крис.--Но это... это что-то призрачное. Я ужасно испугалась... но это ведь не обязательно что-то плохое. Просто я не сразу поняла...
      -- Что это было?--нетерпеливо перебил Фил.
      -- Я подошла к двери. Открыв ее, я тут же увидела --это необычный склад. Сначала я различила несколько каталок, применяемых для перевозки больных. Было темно, глазам надо было привыкнуть. Вдруг у меня возникло чувство, что я не одна. В тусклом полумраке что-то шевелилось... Я словно почувствовала это движение. Может, еще и потому, что услышала что-то --какой-то тихий плеск... Потом я увидела... Помещение вытянуто в длину, как все большие отсеки на корабле. Вдоль обеих стен --стеллажи, а на них--большие стеклянные резервуары, по форме и размеру похожие на гробы. В них лежали они. Друг подле друга, очень аккуратно упакованные. Их нельзя было отчетливо разглядеть, все окутывал какой-то туман или дымка. Стекла изнутри запотели.
      А головы их были в масках, словно на всех надели противогазы, возможно, это и были противогазы, но без стекол для глаз. Смотреть жутко... Словно все они слепые. Но самым страшным было другое--они не спали. Нет, сном это назвать нельзя...
      Она внезапно замолчала, казалось, это было выше ее сил. Фил погладил ее по руке, дал несколько секунд передохнуть. Потом сказал:
      -- Но ведь они не могут быть... мертвы?
      -- Нет, ты представить себе такого не можешь,-- прошептала Крис. Она смотрела вдаль мимо Фила, а там было что-то страшное.--Они не мертвы. Они шевелятся. Но они и не бодрствуют... Их движения неуклюжи, словно они деревянные... И абсолютно механические, будто внутри мотор, заставляющий их двигаться, как манекены на витрине. Да, они двигались, будто упорно и отчаянно стремились освободиться из захлопнувшейся стеклянной западни. Не все, но многие из них. Потом некоторые успокаивались, впадали в неподвижность, и начинали двигаться другие, до тех пор не шевелившиеся, они вздрагивали, барахтались, дергались... Не сильно, так, слегка... словно намеревались сделать что-то определенное. Нечто безжалостное заставляет их двигаться--и в то же время не дает свободы...
      Склонившись, она опустила голову на плечо Филу.
      С трудом выстроенное здание ее самообладания рухнуло. Фил,-- прорыдала она,-- я не могу больше думать об этом, я не выдержу... при мысли о них... при мысли, что ты...
      Успокойся,-- сказал он. Не имело смысла говорить что-то другое. Не важно, что он скажет, лишь бы успокаивало.-- Успокойся! Не плачь! Все будет хорошо!
      Он шептал вечные слова сочувствия и понимания, которыми утешают детей, когда они разрыдаются. Он говорил и гладил ее волосы, щекотавшие ему щеки. И хотя больным был он, а она медсестрой, сейчас он чувствовал себя сильнее, он понимал, что она ищет у него защиты, и готов был ее защитить. Он вдыхал аромат ее светлых волос, ощущая его как высший дар. Его охватило желание бороться за девушку, доверившуюся ему и готовую подчиниться его воле. Это был подарок, самое ценное, что только можно вообразить в этом огромном мертвом мире,-- преодоление безграничного одиночества.
      Несколько минут было тихо. Когда он заметил, что дыхание ее успокоилось, он приподнял ее подбородок и заставил взглянуть себе в глаза.
      -- Сейчас мы должны держаться вместе,--сказал он.--Вместе мы найдем путь, что выведет нас отсюда.
      Как бы плохо ни обстояли дела, пока есть воля изменить ситуацию к лучшему, есть и надежда. Ты веришь мне?
      -- Да,--выдохнула Крис.
      -- Тогда запомни это. Навсегда запомни. И сразу будет легче. А сейчас иди к себе. И не забывай, что я сказал.
      Крис попробовала улыбнуться. Провела носовым платком по лицу. Потом наклонилась и поцеловала его в губы, в щеки. Он почувствовал, как что-то встревожило ее вновь. Она прошептала ему на ухо:
      -- И еще одна вещь...
      Но дальше говорить не смогла. Поцеловав его еще раз, она вышла.
      Главный врач внимательно осматривал Фила.
      -- Вы добились большого прогресса, Фил Абельсен.-- сказал он.-- Я вами доволен. Сегодня вы впервые почувствуете себя свободным человеком. На несколько минут я отключу вас от машины.
      Он повернулся к Крис, как тень стоявшей сзади.
      -- Подготовьте кислород на всякий случай. Если потребуется, дадим чистый кислород!
      Рука врача скользила по пульту. Фил не успел еще ничего почувствовать, он только увидел, что красный баллон больше не надувается -- чуть-чуть вздрогнул, а потом повис, сморщенный, опавший, словно высохший. На мгновение Фил ощутил удушье, интуитивно он со стоном вдохнул воздух, закашлялся, вдохнул глубже, почувствовав, как ему сразу стало легче. При следующем приступе Удушья он опять глубоко вдохнул, еще и еще раз...
      Ему казалось, будто он на волоске между жизнью и смертью, страх сжал ему горло. Взгляд метался по палате, наконец замер на лице девушки, чьи карие глаза смотрели на него в упор, словно хотели вдохнуть мужество; Этот взгляд прогнал страх, он овладел собою и принялся равномерно наполнять легкие воздухом, выталкивая его и снова вдыхая.
      -- Ну, сестра, разве это не удача?--спросил доктор Миер.-- Может, попробуем сразу и с сердцем?
      Мгновение Крис смотрела на него без всякого выражения. Потом по-деловому сказала:
      -- Как вам будет угодно, господин доктор.
      -- Не надо дуться, красавица,--сказал врач. Он вновь взялся за выключатель, медленно повернул его. Фил следил, как все медленнее двигаются поршни. Потом маши на словно замерла. И тут же Фил почувствовал себя так, словно на грудь ему навалили тяжелый груз. Сердце сдавила железная рука, а оно билось и билось, не уступая сенажиму. А он будто исключен был из этого процесса, такого жизненно важного, происходившего у него внутри; Фил не мог понять, почему безрезультатны его невидимые усилия. Руки у него сжимались и разжимались, словно хотели ухватить нечто ускользающее, невидимое, челюсти стиснуло, будто под воздействием неведомой силы, он скрипнул зубами.
      И почувствовал, что исход внутренней борьбы определен, определен в его пользу. Облегчение огромное, он не мог уже думать ни о чем другом--лишь о том, что тело его живет вновь. Он ощутил слабость и дрожь, но все равно был счастлив; остальное отступило за экран.
      Врач наблюдал за датчиками на пульте.
      Сердце ведет себя хорошо,--сказал он,-- да и легкие в полном порядке. Через несколько дней вам не понадобится вся эта аппаратура. Через несколько дней вы будете здоровы полностью. Здоров! Возможность ходить, бегать... Но все-таки тут что-то... Фил медленно возвращался к реальности.
      -- А что будет со мною, когда я поправлюсь?-- спросил он.
      -- Вы уснете,--сказал врач.--Все мои бывшие пациенты уснули и будут спать, пока мы не достигнем цели.
      Пока мы не достигнем цели, подумал Фил.
      -- А что это за сон, господин врач?--спросил он.-- Искусственный летаргический? Своего рода зимняя спячка?
      -- Именно так, мой мальчик,--сказал врач. Он пододвинул ногой табуретку ближе и сел возле кровати.-- Этот корабль рассчитан всего на двести пассажиров. Я разместил на нем больше тысячи ста человек. При этом мы летим в неведомое. Никто не знает, как долго продлится полет. Мы должны правильно распределить запасы, экономить энергию. Лучшее решение--искусственный сон.
      Увидев гримасу на лице Абельсена, он сказал:
      -- Бояться не нужно. Прежние недостатки этого метода преодолены. Все без исключения возвращаются к жизни. Никакой атрофии мускулов, последующих эпилептических припадков. Решить эту проблему было отнюдь не трудно: пришлось лишь подумать, как сохранить функциональную готовность всех органов. Не только мозга, но и конечностей. Другими словами, нельзя позволить им разрушаться от полного бездействия. Надо ставить передними задачи. Вы видели когда-нибудь футбольный матч, Абельсен? Вы заметили, как зритель порой невольно повторяет движения игроков, представляет себя на месте нападающего, один на один с вратарем? Вот он сам стоит перед мячом, который нужно послать в ворота. Малейшие движения зрителя повторяют движения футболиста, даже не только одного футболиста: зритель наблюдает за другими игроками своей команды, за противником, смотрит, кто из игроков открыт, взвешивает, нужно ли отдать мяч или оставить у себя. Вы когда-нибудь переживали нечто подобное?
      -- Да, господин главный врач,--ответил Фил.
      -- Вот на этом и основана система,--продолжил док тор Миер.-- Никто не сможет долго находиться в покое. Прямо в мозг я направляю сигналы, которые побуждают к действиям. Это не настоящие движения, лишь попытки, намерения--этого достаточно, чтоб поддерживать тело в активном состоянии. Несколько простых импульсов, правильно посланных в нужные мозговые центры, способствуют возникновению ассоциаций. Все остальное --уже собственная фантазия, Я разработал программу, рассчитанную на все виды мускулов и поддерживающую мозговую деятельность. Я добился и другого: программа разработана так, что помогает сохранить активность не только мышечной системы, но и тех психических сил, что мобилизуют положительные свойства характера. Понимаете, Абельсен, все вместе--это упражнение! После такого сна человек духовно и физически способен на большее.