И луч астролокатора «Третий-бис», выбрасывая в пространство миллионы киловатт-часов электроэнергии, снова принялся обшаривать вселенную. В глазах у Чернова появилась резь, пальцы одеревенели и плохо слушались. Но он упрямо продолжал разыскивать ракетоплан, разыскивать Светлану. Бесплодные поиски расстроили его, хотя он понимал, что за один вечер разыскать такую пылинку невозможно.
Прошло сорок восемь дней после старта машины Бурдина.
Монтажники сдержали свое слово, и теперь все зависело от мастерства профессора.
– Не нашли? – спросила Оля, когда Чернов выключил «Третий-бис».
– Как видите.
На другой день сообщение об испытании нового сверхмощного астролокатора появилось в газетах. От Чернова просили информации о ходе наблюдений за астероидом 117-03 и о преследующем его ракетоплане «СССР-118». Но сообщать пока было нечего. Поиски только начались.
У локатора установили круглосуточное дежурство, хотя точка нахождения машины после трех часов ночи опускалась за горизонт.
В бесплодных поисках прошла целая неделя. Профессор встревожился не на шутку, внешне ничем этого не выдавая. Куда могли деваться ракетоплан и астероид? Не один, так другой должен попасть в сферу действия луча.
Алексей Поликарпович вспомнил о комете, увиденной еще в первый же вечер наблюдений. Она пересекла трассу машины «СССР-118». Успел ли ракетоплан проскочить перед нею или ему пришлось описывать круги в пространстве?
Неизвестно почему, но воспоминание о комете усилило тревогу. Теперь Чернов ругал себя за то, что не отстоял Светлану. Ей не следовало пускаться в это путешествие, в это ничто, которое никогда не расскажет о беде, если она произойдет.
Не Чернову ли было знать, что такое комета? Профессор мог бы привести тысячи доказательств того, что комета не более страшна ракетоплану, чем крупинка метеорной пыли. Он успокаивался, а спустя часа два тревога вспыхивала с новой силой.
Ракетоплан не находился – вот что было самым главным.
Профессор разыскал косматую гостью. Она успела изрядно приблизиться к Солнцу, однако по-прежнему оставалась прозрачной, особенно для луча локатора. Воровато, тенью, кралась комета по экрану, вуалью своего хвоста закрывая звезды.
«Вестник ужаса» – так в древности и в средние века называли появившуюся на небе комету. Приблизившись к Земле, комета представляла на ее небе непонятное и загадочное зрелище. Но комета, обнаруженная Черновым, оставалась невидимой для невооруженного глаза – она летела слишком далеко от Земли и была к тому же меньше многих других комет. Она и ракетоплан на короткое время оказались соседями. Если с машиной что-то случилось, то хвостатая путешественница была этому молчаливым свидетелем.
… Оля, как тень, ходила за профессором. Девушка появлялась в вестибюле наблюдательного корпуса за несколько часов до прихода Алексея Поликарповича. В составе лучшей монтажной бригады она была оставлена месяца на два при обсерватории для контроля за работой тяжелых конструкций «Третьего-бис».
Сидя в дальнем уголке, Оля перелистывала журнал или читала книгу. Трудно сказать, доходило ли до ее сознания читаемое, но девушка терпеливо сидела над книгой, пока ее не приводил в себя голос Чернова.
Сегодня профессор сразу же включил радиотелевизионную связь и доложил о ходе наблюдений председателю правительственной комиссии.
– Как вы думаете, Алексей Поликарпович, – спросил у него заместитель министра, – почему вам не удается обнаружить ракетоплан: потому ли, что не хватает мощности локатора, или потому, что с машиной стряслась беда?
Голос Седых неприятно резонировал в зале наблюдательного корпуса. Чернов покосился на Олю. Девушка насторожилась.
Профессор вспомнил о комете, хотел уже поделиться с председателем комиссии своими сомнениями, и тут совершенно отчетливо осознал, что комета вовсе ни при чем.
– Если бы с машиной что-нибудь и случилось, – ответил Алексей Поликарпович, – она бы все равно осталась видимой. В «Третьем-бис» я совершенно уверен. Нам удается засечь самые мелкие астероиды, немногим больше «СССР-118». И потом меня смущает факт исчезновения астероида 117-03.
– М-да-а… Во всяком случае, будьте готовы к путешествию, Алексей Поликарпович. В Жерковске начались испытания ракетоплана дальнего действия «СССР-120». И не прекращайте наблюдений. Если необходимо, усильте мощность подстанций.
Вам разрешено отключать промышленные предприятия Перекатовска и использовать дополнительную электроэнергию.
В поисках на самой предельной мощности прошла еще неделя.
Но ракетоплан «СССР-118», а вместе с ним и астероид 117-03 исчезли.
7. Загадка мировых глубин
– Вижу! Вот он!
Взволнованный голос Светланы разбудил уснувших Бурдина и Лобанова.
– Что? – Иван Нестерович вопросительно повернул голову к Светлане.
– Астероид 117-03.
– Ого! Наконец-то. Дайте-ка взглянуть.
Светлана уступила ему место у локатора. В поле зрения висел желтоватый диск Сатурна с кирпичными и пепельными полосами, опоясанный таким же полосатым кольцом и окруженный девятью крошечными шариками-спутниками.
Правее и значительно выше Сатурна Бурдин увидел золотистое овальное пятнышко, уже знакомое ему по наблюдениям в перекатовской обсерватории. Иван Нестерович взглянул в раскрытый на коленях Светланы журнал для записи наблюдений: время и место встречи с астероидом точно соответствовали расчетам Чернова. Минуло сорок девять суток пути.
– Сколько до него?
– 360 тысяч километров, – ответила Светлана, – или два с половиной часа полета.
– Чудесно! – Игорь потянулся в кресле. – Откусим от него кусочек весом в пудочек и айда обратно.
– К своей Олечке? – прищурилась Светлана.
– Ага.
– На свадьбу пригласите?
– Угу.
Триста шестьдесят тысяч километров составляет расстояние от Земли до Луны, но оно уже не было непреодолимым для луча бортового локатора. Экипаж получил, наконец, возможность видеть то, что он преследовал в течение более полутора месяцев.
– Два с половиной часа… – Бурдин оставил локатор и Светлана тотчас же заняла свое место. – Отлично! Недаром же мы прошли сквозь огонь, друзья. Сейчас нам предстоит увидеть вблизи и пощупать руками самое удивительное творение природы. Готовьте глаза и руки.
– Может быть, приготовить и аппаратуру для взрыва? – спросил Игорь.
– Нет, с этим мы пока спешить не будем. Решим все на месте. А вот что мы можем разрешить себе по такому случаю, так это открыть баночку засахаренной клубники.
– Я не люблю сладкое… в малых количествах, – засмеялась Светлана.
Организацию пиршества Бурдин взял на себя, наказав Светлане не спускать глаз с астероида. На исходе первого часа овальное пятнышко заметно выросло, на нем появились подробности – множество точек, расположенных в шахматном порядке.
Пиршество не удалось. Нетерпение испортило аппетит экипажа и возрастало пропорционально тому, как убывало расстояние между ракетопланом и астероидом. Светлана, поглядывая в локатор, напевала песенку. Игорь рукавом комбинезона наводил блеск на крышках приборов. Бурдин, положив на колени блокнот, подводил баланс горючего, продуктов, кислорода. Иногда он поднимал голову и смотрел на Сатурн. Тогда на его лице появлялась довольная улыбка. Он гордился своей машиной, которой первой выпала честь ринуться в глубину вселенной, приблизиться к орбите Сатурна.
Сатурн – самая удивительная планета солнечной системы.
Бурдин знал о ней все, что было известно астрономам. Впрочем, он изучал данные и о других планетах, он готовил себя к дальним перелетам, но не думал, что это случится так скоро.
Чем дальше планета от Земли, тем меньше о ней достоверных сведений. К таким дальним соседям Земли принадлежит и Сатурн. По размерам он уступает только Юпитеру, он больше Земли в девять раз и во столько же раз находится дальше от Солнца.
Сатурн был известен уже древним, но только Галилео Галилей, наведя на него изобретенный им телескоп, был поражен необычайным видом планеты. Она напоминала человеческое лицо с большими оттопыренными ушами. В несовершенном телескопе Галилея планета выглядела тройной – большим шаром между двумя меньшими.
Пятьдесят лет спустя выдающийся механик, изобретатель маятниковых часов Христиан Гюйгенс усовершенствовал трубу Галилея и угадал секрет Сатурна: планета оказалась опоясанной тонким математически правильным кольцом, которое нигде с нею не соприкасалось. На этом кольце, как на полке, свободно разместилось бы три сотни земных шаров.
В 1921 году кольцо внезапно исчезло. Это была непревзойденная сенсация. Пораженные астрономы не знали, что и подумать. Часть ученых утверждала, будто кольцо раскололось на части, его гигантские обломки несутся к Солнцу, на своем пути они непременно столкнутся с Землей и приведут к мировой катастрофе.
Прошло, однако, несколько дней, и кольцо появилось вновь.
Оказалось, что при движении Сатурна по орбите, кольцо в определенные периоды поворачивается к Земле ребром.
Из кабины ракетоплана кольцо было видно во всей красе.
Оно не было сплошным, а состояло из отдельных обручей, разделенных щелями. Наружные обручи, при взгляде через локатор, представляли собой потоки крупных, вечно кружащихся вокруг Сатурна метеоритов. Внутренние кольца состояли из мелких осколков и пыли. Когда-то эти метеориты и пыль были десятым спутником Сатурна, пока мощное притяжение планеты не разорвало его на части. Кольцо ярко светилось, отражая лучи Солнца.
Удивительное зрелище дополнялось спутниками Сатурна. Девять лун, целая свита, окружали планету. Они были видны как крошечные шарики, побольше и поменьше. Среди них резко выделялся только самый крупный шарик, Титан, открытый еще Гюйгенсом.
Особенно интересен был крайний, девятый спутник, Феб. Он двигался в обратном направлении. Это явление исключительное и пока необъяснимое.
От созерцания Сатурна Бурдина отвлек вопрос Игоря:
– Что это вы, Светлана Владимировна, петь перестали? Может быть, слова забыли?
– Ничего не понимаю, – пробормотала Светлана, оставляя без внимания вопрос штурмана. – Она напряженно всматривалась в зрительное устройство локатора.
– Уж не возвращается ли обратно комета? – пошутил Бурдин.
– Н-нет… Но астероид летит быстрее.
– То есть как это быстрее?
– Сто двадцать… О! Вот уже сто двадцать пять… сто двадцать шесть километров в секунду.
– Вы не шутите, Светлана Владимировна?
– Сто тридцать!
Бурдин и Лобанов переглянулись. Встреча с кометой, необычайный вид Сатурна – все это выглядело незначительным в сравнении с тем, что происходило теперь.
– В чем дело? – Бурдин вместе с креслом повернулся в сторону Светланы. – Притяжение Сатурна?
– Нет, Сатурн тут, мне кажется, ни при чем. Скорость начала возрастать сразу, а направление не изменилось. Сто сорок!
– Выходит, что астероид удирает от нас, – сказал Игорь.
– Сто сорок пять… сто пятьдесят…
– История! – Бурдин опустил сжатые кулаки на поручни кресла. От этого усилия его, как мяч, подбросило вверх, перевернуло вниз головой. Он не успел ухватиться за кресло и, размахивая руками, повис над Светланой. – А, ч-черт!..
В другое время нелепая поза Ивана Нестеровича вызвала бы веселый смех, но сейчас было не до того. Игорь ухватил его за воротник комбинезона и помог водвориться в кресле.
– Сто шестьдесят, – произнесла Светлана.
– Наша скорость, – отозвался штурман. – Это уже нехорошо.
Но увеличение скорости астероида прекратилось. В течение следующей четверти часа она в точности соответствовала скорости «СССР-118».
– И непонятно и… неприятно, – пробормотал Бурдин.
– Придется и нам поднажать, Иван Нестерович, – Лобанов вопросительно взглянул на конструктора.
– Включаем, – решился Бурдин.
Увеличение скорости было совершенно нежелательным. Оно требовало дополнительного расхода горючего. Спустя восемь минут ракетоплан набрал сто восемьдесят километров в секунду, и двигатель выключили. Расстояние между астероидом и «СССР-118» снова начало сокращаться.
Теперь экипаж уже не мог оставаться спокойным. Светлана настороженно следила за астероидом, вслух называла показания локатора.
Через полтора часа скорость астероида опять увеличилась и дошла до двухсот километров в секунду.
Лицо Бурдина стало злым. Он не мог отказаться от погони и возвратиться ни с чем: ведь до астероида меньше, чем от Земли до Луны. Однако и продолжать дальнейший разгон машины было тоже рискованно. Метеоритные сигнализаторы безусловно заметят самый маленький осколок, но успеют ли они при такой скорости изменить курс ракетоплана? А самое главное – опять расход горючего: кто знает, какие осложнения возникнут на обратном пути? Запас горючего необходим. Бурдин не советовался с Лобановым, он знал, что услышит от штурмана. Уж очень тот любил рискованные предприятия. Иван Нестерович мог рисковать собой, пожалуй, он не пожалел бы и Светлану с Лобановым, но рисковать всем делом, которое ему доверили, ракетопланом, в который вложено столько средств, столько труда… Тут следовало семь раз отмерить, чтобы один раз отрезать. Он любил ракетоплан, как дорогое ему существо, «как воплощение своей мечты. Но возвратиться ни с чем он не имеет права. А к чувству долга присоединилось острое любопытство, желание разгадать непонятное явление природы.
– Давай! – коротко приказал он штурману, и тот, удовлетворенно кивнув головой, заработал рычагами.
Часы складывались в сутки, прошла еще неделя. Сатурн в сопровождении своей свиты уплыл в сторону, стал крошечным шариком, его спутники – едва заметными звездочками. Впереди машины все ярче разгоралась другая планета – Уран.
Астероид и ракетоплан глотали пространство со сказочной скоростью – триста двадцать километров в секунду. Но что значила эта скорость в космосе, где расстояния в миллионы километров – мизерная величина!
Чем загадочнее становилось поведение беглеца, тем более ожесточался Бурдин. Все же он оставался на границе благоразумия и позволял достичь только небольшого превышения скорости.
В напряженной погоне прошла еще неделя и еще одна.
Положение становилось все более неопределенным. Очевидно, скорость астероида и впредь будет увеличиваться. Он покидает солнечную систему. Светлана недоумевала – чем дальше от Солнца, тем медленнее должен лететь астероид, так по крайней мере ведут себя кометы. А происходит все наоборот.
Бурдин подолгу подводил баланс горючего, прикидывая, какой резерв имеется в его распоряжении. Результаты заставляли его хмуриться. Глядя на командира, не улыбался больше и штурман. Чувствуя неуверенность Бурдина. Светлана нервничала. Перспектива вернуться к Алексею Поликарповичу ни с чем повергала ее в уныние.
Загадочный астероид, словно испытывая терпение экипажа, в третий раз увеличил скорость, правда, теперь медленно, но уже безостановочно, пока она не достигла фантастической величины – 562 километра в секунду!
Когда Бурдин положил руки на рычаги управления, пальцы его дрожали. Не выдержав, конструктор все-таки взглянул в лица своих спутников. Он только сейчас заметил, что Светлана очень недурна собой, наверное, у нее остался на Земле дружок. И Лобанов, такой отличный парень. Оба молоды, только начинают жить. Имеет ли он право рисковать ими ради мертвого обломка материи?
Игорь ответил взглядом исподлобья. Взгляд девушки был прямым и до наивности спокойным, страха в нем Бурдин не увидел. Тогда его колебания сразу кончились.
Он выжал из ракетоплана пятьсот шестьдесят два и одну десятую километра. Огромным усилием воли заставил он себя остановиться на этой цифре и выключить двигатель. Хотелось ринуться вперед, разом нагнать астероид и прекратить эту измотавшую их вконец многонедельную гонку. Хотелось понять суть астероида, нарушившую привычные закономерности.
«Выручай Алексей! – взглянув на приборы, мысленно обратился Бурдин к своему далекому другу. – Если ты увидишь нас своим «Третьим-бис», мы можем рассчитывать на помощь. А если нет – конец…»
До астероида по-прежнему оставалось 360 тысяч километров.
Но теперь разность скоростей едва достигала четырнадцати сотых километра в секунду. Ничтожное превышение скорости…
Потребуется еще тридцать суток и шесть 71 часов, чтобы нагнать астероид. Еще месяц… Сколько неожиданностей преподнесет космическое пространство за это время?
Сутки потянулись за сутками, более долгие, чем прежде, более однообразные и томительные.
Уран из звезды превратился в лунный серп темно-зеленого цвета. В центре серпа виднелась золотая крапинка астероида 117-03. Пять светящихся точек, пять спутников Урана, висели вокруг него на различных расстояниях.
Наблюдая за движением астероида, Светлана поневоле обращала внимание на поверхность Урана. По зеленому полю планеты тянулись темно-красные полосы. В широком светло-зеленом ореоле угадывался мощный слой атмосферы.
– Странно, – сказала Светлана, – астероид движется прямо на Уран. А по нашим расчетам траектории… Неужели он изменил направление?
– Не хватало еще, чтобы он шлепнулся на Уран, – отозвался Бурдин. – Мы не сможем последовать за ним, у нас осталось горючего ровно столько, чтобы повернуть обратно. А впрочем… – Иван Нестерович погладил щеку, – а впрочем, давай побреемся, Игорь. И сыграем в шахматы. Ты как, а?
– Я и за то и за это.
– Давайте лучше в «балду», – взмолилась Светлана. – У меня от наблюдений за астероидом уже в глазах двоится.
– Согласен и на «балду». – Игорь с напускной деловитостью выпятил губы. – Эх, а как пельменей хочется…
– Мясных? – подхватила Светлана.
– Иных я не признаю.
– С уксусом, с перчиком, с горчичкой, – вдохновенным шепотом уточнила девушка.
Иван Нестерович остался серьезном, но тайком проглотил слюну. Концентраты порядком-таки приелись. На такое длительное пользование ими тоже не рассчитывали.
Голову ему брила Светлана, освоив, таким образом, еще одну профессию. Кресла здесь не требовалось. Оба висели, что называется «между небом и землей». По мере необходимости Светлана медленно поворачивала своего массивного клиента.
Она проделывала это с большой осторожностью, не столько боясь порезать, сколько из опасения оттолкнуться от него и уплыть в сторону.
Втроем они начали играть в балду, расположившись также в воздухе, головами друг к другу. Эта студенческая игра помогала коротать время.
Доиграть им на этот раз не удалось. Ракетоплан содрогнулся от удара. Оболочка машины загудела, завибрировала, как плохо закрепленное оконное стекло под порывами урагана.
Играющие находились вблизи колпака, и это спасло их от гибели. Их придавило к стене с такой силой, что все трое потеряли сознание…
8. Бурдин принимает решение
…Первым пришел в себя Игорь. Он поднял голову и с трудом разомкнул слипшиеся веки. Острая боль в суставах и дурнота, расслабляющая все тело, долго не давали ему собраться с мыслями.
Потом он сразу вспомнил: удар! Столкновение с метеоритом!
Штурман прислушался, ожидая услышать свист воздуха, вытекающего сквозь распоротую оболочку ракетоплана. Шум крови в голове мешал слушать, а кровавый туман перед глазами – видеть.
Оболочка, без сомнения, была цела, иначе Лобанов почувствовал бы возрастающий недостаток воздуха. Он облегченно вздохнул и поспешил на помощь к своим друзьям.
Больше всего пришлось повозиться с потерявшей сознание Светланой. Только струя кислорода привела ее в себя. Зато Бурдин пришел в сознание от первого же глотка спирта, влитого ему в рот.
Пока Бурдин и Светлана висели в воздухе («отлеживались»), собираясь с силами, Лобанов добрался до кресла. Самочувствие у него было препротивное. Как ни подтрунивал он над дурманящей слабостью, но, очутившись в кресле, должен был, закрыв глаза, добрые полчаса сидеть без движения, чтобы ослабла головная боль.
Прежде всего штурмана беспокоило состояние двигателя: не получил ли он повреждения? Открыв глаза, Игорь долго вглядывался в приборы: цифры и стрелки расплывались, двоились.
– Ишь ты, обманщица, – сказал он зеленой лампочке метеоритных сигнализаторов, – прохлопала, милая, а теперь хочешь оправдаться.
Показания приборов успокоили Лобанова.
– Живем, Иван Нестерович! – громко произнес он. – Двигатель в порядке.
– Аминь, – отозвался Бурдин.
На лице Светланы появилась слабая улыбка.
Штурман снова покосился на зеленую лампочку, пытавшуюся убедить его, что сигнализаторы все-таки в порядке, что они по-прежнему бдительно следят за появлением метеоритов.
– Ладно, ладно, – буркнул он, – так я и поверил.
Вскоре рядом с Лобановым водворился тяжело дышащий Бурдин. Он сразу же впился глазами в приборы, постучал пальцем по их крышкам. Стрелки упруго колебались, в показаниях можно было не сомневаться.
– Везет нам, – проворчал он, удовлетворенно покачивая головой, – происшествие за происшествием. Светлана Владимировна, как вы?
– Ох, я себя чувствую так, будто у меня вместо костей манная каша. Мы живы, Иван Нестерович?
– И даже продолжаем погоню за астероидом, – Бурдин с одобрением взглянул на Светлану. За себя и за штурмана он не боялся, им приходилось бывать в разных переделках, выкрутятся и из этой истории, но не сдаст ли девушка? Однако оптимизм в ее словах успокоил конструктора.
Прикусив губы, Светлана добралась до локатора и заглянула в зрительную коробку.
– Курс без изменения, – сказала она, – движемся прямехонько на Уран. А где же астероид? Его нет. Астероида нет, Иван Нестерович!
– То есть как это нет?
– Он исчез. Я не могу его разыскать. Скорость нашего движения… – Светлана откашлялась. – Как странно. Всего восемь километров в секунду.
Бурдин бросил быстрый взгляд на доску с приборами. Астроспидометр, настроенный на Солнце, показывал ту же величину. Восемь километров вместо пятисот шестидесяти! Это ли не чудо? Фактически ракетоплан остановлен в пространстве. И цел. Цел в то время, как он должен был обратиться в облако раскаленного газа.
– Н-ничего не понимаю, – Иван Нестерович посмотрел на Лобанова. Тот щипал кончик носа и все поглядывал на лампу метеоритных сигнализаторов. – Ну, абсолютно ничего не понимаю.
Или врут приборы, или мы все трое сошли с ума, или вообще черт знает что вокруг нас происходит.
– Давайте, посмотрим, куда саданул нас этот космический пират, – предложил Игорь.
– Да, – согласился Бурдин, – в самом деле, осмотрим оболочку.
Они надели космические костюмы и вышли на поверхность ракетоплана. Огромный, сверкающий всеми цветами радуги, шар Урана ослепил их. Зачарованные необычайным видом планеты, два путника несколько минут стояли неподвижно, не отрывая глаз от чудного, беспорядочного сплетения красок.
– А ведь мы совсем близехонько от него, – сказал Игорь. – Тысяч пятьсот, не больше. И не представляет ли теперь наш полет свободное падение?
– Пожалуй, так оно и есть, – подтвердил Бурдин.
– Учитывая полученную нами тренировку в падении…
– Не философствуйте, Лобанов! – рассердился Бурдин. – Давайте искать повреждения.
Они пошли по ракетоплану, разыскивая место удара. Полированная поверхность отражала свет Урана и была видна очень хорошо. Однако никаких повреждений на ней обнаружить не удалось. Бурдин стал на колени и включил рефлектор, закрепленный на скафандре. Но и в свете рефлектора он не нашел на корпусе даже простых царапин. Можно было с уверенностью сказать, что никакого удара оболочка машины не испытала.
Иван Нестерович громко чертыхнулся, без всякой необходимости расстегнул ранцевый замок, в сердцах захлопнул его.
Бурдина бесили эти непостигаемые разумом загадки космического пространства.
– Идемте в машинное отделение.
Они спустились обратно в люк ракетоплана, миновали грузовой отсек и раскрыли двери в заднее помещение, где находился атомный двигатель и вспомогательные агрегаты. Не доверяя показаниям контрольных приборов, Бурдин и Лобанов произвели самый тщательный осмотр узлов двигателя. Все находилось в самом отличном состоянии. Механизмы выдержали.
– Нам вдвойне повезло, – сказал Игорь, – оболочка цела, двигатель исправен. Поскольку астероид исчез, мы вправе поворачивать обратно.
– Да, – неохотно согласился Бурдин, – ничего другого не остается.
Светлана вздохнула. При словах Ивана Нестеровича она испытала и радость и огорчение. Жаль, что они возвратятся с пустыми руками, но зато скоро опять будут на родной Земле.
Она вспомнила, как смотрел на нее Алексей Поликарпович перед стартом. Губы ее дрогнули в улыбке.
– По местам!
Сняв космические комбинезоны, Бурдин, Лобанов и Светлана сели в кресла, пристегнулись ремнями.
– Включаю, – сказал Игорь.
Бурдин утвердительно наклонил голову.
Штурман опустил маленький рычажок. На щите перемигнулись оранжевые глазки, закачались стрелки приборов. Из машинного отделения донесся слабый шум заработавшего водородного насоса. Сейчас должна последовать вспышка газовой струи, за ней толчок и нарастающая тяжесть, которая прижмет к мягкой обшивке кресла.
Секунды шли, но вспышки не было. На приборах успокоились стрелки, на лицах конструктора и штурмана застыли оранжевые отсветы сигнальных лампочек.
– Реактор, – встревожено произнес Лобанов.
Мужчины расстегнули ремни, снова надели космические костюмы и направились обратно в машинное отделение. Светлана осталась сидеть в кресле.
Прежде всего она замерила скорость. Машина падала на Уран уже со скоростью восемь с половиной километров в секунду.
Ускорение было почти земным.
Затем ассистентка Чернова занялась было Ураном, но беспокойство не давало ей сосредоточиться. Если не удастся исправить двигатель, будет беда. Девушка зябко передернула плечами. Ей стало страшно.
Бурдин и Лобанов не возвращались довольно долго. Когда они вновь появились в кабине, Светлана, едва взглянув на их лица, поняла, что вот только теперь произошло самое худшее.
Нет, двигатель оказался в полной исправности. Лобанов отлично знал свою машину, он обнаружил бы даже самое пустяковое повреждение. Но повреждений как раз и не было. То, что происходило теперь, было пределом неожиданностей. В реакторе прекратилось расщепление ядер. Цепной реакции не получалось.
Лишь на лимбе показателя радиоактивности горючего дрожала черная стрелка между нулем и первым делением. Она отмечала медленный тысячелетний полураспад атомов урана – и только.
Двигатель стал подобен живому телу, разбитому параличом: дыхание продолжается, кровь циркулирует, но пошевельнуться невозможно. Все оставалось неизменным, все было на своем месте, но природа вдруг нарушила закономерности, которые прежде казались совершенно незыблемыми.
– Остается поверить в нечистую силу, – усмехнулся штурман.
– В какую-то силу приходится поверить, – согласился Бурдин. – Светлана Владимировна, сколько до Урана?
– Четыреста сорок тысяч километров.
– Изрядно. У нас, стало быть, есть еще время собраться с мыслями.
Бурдин задумался. Что же все-таки происходило? Взять хотя бы этот удар. Столкновение с метеоритом? Безусловно, нет.
Встреча даже с самым крошечным камешком грозила мгновенной катастрофой. Значит, удара не было? Опять-таки нет. Удар был, в этом сомневаться нельзя. Иначе как объяснить контузию экипажа, потерю скорости?
Вывод напрашивался очень странный – ракетоплан испытал на себе удар совершенно особого рода – медленно нарастающий, упругий. Возможность столкновения с материальным телом в таком случае отпадает, на оболочке машины нет никаких следов.
Поле!
Только оно может замедлить движение ракетоплана. Но какое? Ни электростатическому, ни электромагнитному подобное воздействие не под силу, каким бы мощным оно ни было.
Бурдин вспомнил о работах Чернова. Гравитационное поле?
Но почему такого влияния ракетоплан не испытал на всем протяжении от Земли до Урана и почему оно проявило себя только за несколько секунд, а потом прекратилось?
– Похоже, что спасти машины нам не удастся, – сказал Иван Нестерович вслух. – Ракетоплан сгорит в атмосфере Урана. Если бы у нас был охладитель, но мы его уже использовали до последней капли.
Светлана с трудом сдерживала нервную дрожь. Она побоялась спросить о дальнейших намерениях командира, опасаясь услышать смертный приговор.
– Так, так, – Игорь принялся насвистывать.
– Однако у нас есть весьма существенный шанс на спасение, – продолжал Бурдин, – аварийные парашюты. Уран имеет мощную атмосферу. Светлана Владимировна, вам не приходилось прыгать с парашютом?
– Нет.
– Вот и отлично. Вы потом сможете похвастать перед знакомыми, что свой первый прыжок совершили на Уране, и что он был самым высотным в истории парашютного спорта. Вот что я думаю. Плотность атмосферы будет возрастать очень медленно.
Если мы своевременно покинем ракетоплан и раскроем парашюты, они послужат нам своеобразными тормозами. Падение будет постепенно замедляться, и мы благополучно приземлимся.
– Приуранимся, – поправил его Игорь.
– Короче говоря – выкрутимся! – Бурдин обнял за плечи Игоря и Светлану. – Погостим на Уране, только и всего. Сроки нашего возвращения давно миновали, нас уже наверняка разыскивают. И как бы ни была велика вселенная – найдут.
– Найдут, – повторила Светлана. Уверенность Ивана Нестеровича передалась и ей. Нет, это просто счастье в беде очутиться рядом с такими сильными, невозмутимыми людьми, как Бурдин и Лобанов.
– Вон каков красавец, – Иван Нестерович кивнул на прозрачный колпак кабины. Приплюснутая шарообразная громада все увеличивалась. Полосы, опоясывавшие планету, напоминали реки во время ледохода, только льдины были разноцветные – синие, фиолетовые, красные.