Испортив отношения с Хоуксклифом и вдобавок нарушив главное правило куртизанок, она подумывала о том, что нужно начать подыскивать себе нового покровителя. Харриет советовала ей заняться этим немедленно. Пожалуй, пришло время последовать совету опытной наставницы.
Она не могла поверить, что ударила Хоука. Неужели он действительно считает, что ей нужны только деньги? Отчаяние охватывало ее при мысли, что единственный способ исправить положение — это рассказать ему всю правду.
Ей безумно нравились его ласки, она принимала в них участие с пылом, от которого теперь краснела, но сумеет ли она объяснить укоренившийся в ней ужас, который охватил ее, когда раздался звон столового серебра? Придется рассказать ему о надзирателе, а она не вынесет, если он узнает о ее позоре. Роберт видел это чудовище собственными глазами. А если он решит, что она сама завлекла его? А если он решит, что она задумала соблазнить надзирателя в надежде получить особые привилегии для своего отца? Она не вынесет, если доверит ему свою боль, а он будет ее стыдиться, неверно истолковав факты.
В конце концов, он смотрит на нее как на шлюху, на женщину, которая пользуется своим телом, чтобы получить то, что ей нужно. Такая она и есть на самом деле. Но раньше она не была такой.
Он никогда ее не поймет.
Посмотрев исподтишка на мужчин, сидящих вокруг нее в сумрачной ложе, она подумала, что понятия не имеет, как ей с ними обращаться — ведь она не может принимать ласки даже от того, кто ей нравится. Она беспола, фригидна, она ни на что не годится.
Добравшись после спектакля до Найт-Хауса, она вышла из своего экипажа и, собравшись с духом, направилась к дверям. Интересно, что подумал Хоуксклиф, когда обнаружил, что она ушла из дома вечером одна? Или он даже не заметил ее отсутствия?
С тяжким вздохом она начала подниматься по великолепной мраморной лестнице. Очевидно, придется лечь спать, так и не увидев его сегодня. Она уже поднялась до середины лестницы, когда раздался медленный, тяжелый стук его каблуков, отдающийся от мраморного пола внизу, а потом она услышала его голос:
— Одну минуту, мисс Гамильтон, если вы не возражаете. Она вздохнула и повернулась к нему лицом. Он стоял внизу, в холле, высокий и надменный, и смотрел на нее. Плечи у него были гордо расправлены, сильные руки он держал за спиной.
— Да? — спросила она, задыхаясь от волнения.
— Завтра вечером, в девять часов, мы встречаемся с Долфом Брекинриджем. Мне нужно будет дать вам кое-какие указания касательно вашей роли.
— Прекрасно, — слабым голосом произнесла она, леденея от его сухого тона.
— После чего вы будете свободны и можете вернуться к вашей прежней жизни.
Когда до нее дошел смысл его слов, какая-то часть ее души умерла.
Почему ее потрясло то, что он хочет избавиться от нее как можно скорее? Она смотрела на его отчужденное, холодное лицо. Просторное помещение с высокими потолками покачнулось, и сердце у нее разбилось. Ей хотелось закричать, но вместо этого она с трудом проговорила:
— Я понимаю.
— Спокойной ночи… мисс Гамильтон.
Он смотрел на мраморный пол, и неяркий свет канделябра мерцал на его черных волнистых волосах.
Она не могла ответить ему, горло у нее перехватило. Ей казалось, что она не выдержит этой муки, но, поскольку ни делать, ни обсуждать уже было нечего, она собралась с духом, вскинула подбородок и, ничего не видя вокруг, направилась к себе, сохраняя на лице бесстрастное выражение.
Глава 15
Следующий вечер наступил слишком быстро.
Бел скакала верхом вместе с Робертом по плохо освещенной дороге на Чак-Фарм, поворачивающей к северу от Хэмпстед-Хит, и ей хотелось одного — повернуть своего серого коня и умчаться назад, в Лондон. Она ведь знала, что ее ненавистный враг, этот развратник Долф, ждет ее, чтобы овладеть ею. Но она не может подвести Роберта. Единственная надежда восстановить себя в его глазах — сыграть свою роль так, чтобы он смог отомстить за свою любимую — леди Колдфелл.
А вдруг он до такой степени презирает ее, что позволит Долфу уложить ее в постель?
По Эделейдской дороге они добрались до Хэверсток-ского холма. Роберт все время смотрел вправо, чтобы не пропустить коттедж, стоящий на отшибе.
Наконец он придержал коня и жестом приказал ей сделать то же самое.
В небе над каменным коттеджем низко стояла полная луна, серебря листву огромного вяза, нависшего над его соломенной крышей. Окна были темные, дверной проем скрывала тень. Рядом с коттеджем паслась чистокровка Долфа, и когда они подъехали к низкой каменной стене, она подняла голову и навострила уши.
Бел испуганно взглянула на Роберта. Его лицо казалось бесстрастным и холодным, но в темных глазах мелькало странное выражение. Он был в черном с ног до головы, на узких бедрах висели два заряженных пистолета и шпага.
Смутная тень в темном дверном проеме материализовалась и превратилась в Долфа Брекинриджа.
— Как всегда, точны, Хоуксклиф. Я вижу, вы привезли мою награду.
Бел с трудом сглотнула.
— Сегодня она станет вашей, Долф, если вы выполните мои условия.
— А она согласна? Мне ни к чему всякие сложности.
— Согласна, — выговорила Бел нетвердым голосом. Роберт соскочил с лошади, а затем снял с седла Бел.
Мгновенное прикосновение — мгновенное ощущение его рук на своем теле, — и она снова почувствовала себя несчастной. Ей захотелось остановить его, умолять, чтобы он не заставлял ее входить в дом. Но она промолчала. Он поставил ее на землю.
Она разгладила свою амазонку и расправила плечи. Вместе они прошли через низкие, в рост человека, ворота и подошли к дверям коттеджа.
Долф отступил в сторону при их приближении. Высокий, властный, Роберт шагнул через порог; Бел шла сзади в двух шагах.
Долф взглянул на нее взглядом сатира.
— Я уже готов, — прошептал он, когда она поравнялась с ним.
Она на мгновение заколебалась, но изменить уже ничего не могла. Она заставила себя коснуться Долфа, проведя рукой по его плоскому животу, и вошла в дом, бросив на него томный взгляд.
— Пошли, — проговорила она.
Проходя мимо Роберта в соседнюю маленькую гостиную, Бел не смотрела на него и не видела свирепого взгляда, которым он ее проводил. Обернувшись, она ждала в темноте, а Долф с настороженным видом шел за ней.
Роберт остался в другой комнате.
Бел смотрела на Долфа, медленно снимая с себя облегающий лиф амазонки. Казалось, взгляд Долфа прожигает насквозь ее батистовую сорочку. Он неуверенно подошел к ней.
— Вы изменились.
— Да.
— Наконец-то вы готовы стать моей.
— Да.
Вид у него был такой, словно он собирался съесть ее. Но в глазах его горела подозрительность.
— С чего бы это?
— Теперь я поняла, что вы — единственный, кто действительно меня любит, — тихо призналась она. И это было правдой — но в каком-то перевернутом смысле.
— Бел, — прошептал он с надеждой. — Я думал, вы никогда не поймете.
Стоя рядом с ней, высокий и сильный, он внимательно смотрел на нее. Она слышала его прерывистое дыхание. Она дрожала от страха, но скрывала это, продолжая играть свою роль. И когда Долф обхватил ладонью ее грудь, не стала противиться.
Он даже не пытался быть ласковым. Он наблюдал за ее реакцией с таким видом, словно ждал, что она уклонится от его прикосновений. Она же молча смотрела на него, бесстрастная и равнодушная. Слегка улыбнувшись, он сжал ее грудь крепче.
«Вы войдете и начнете его соблазнять, — приказал ей Роберт. И добавил еле слышно: — Это вы умеете».
Она обняла Долфа за плечи, вынудив его ослабить хватку.
В его глазах мелькнуло вожделение. Он обнял ее за талию и привлек к себе. Потом, застонав, уткнулся лицом в ее шею.
— Бел, — прошептал он. — Ах, Бел, какая ты была плохая девочка! Я все готов был сделать для тебя, а ты убежала, и теперь… — Внезапно он стиснул ее в объятиях так, что она чуть не задохнулась.
Другой рукой он схватил ее за волосы и оттянул голову назад.
Бел смотрела на него, окаменев от страха.
А он поднял ее на руки и понес куда-то. Она ощутила, что он грубо прижал ее спиной к стене и осыпает быстрыми, влажными, бешеными поцелуями. Она начала задыхаться, пыталась оттолкнуть его, но он был сильнее. Он кусал ее губы, а тело его давило на нее — он старался втиснуть свои бедра между ее ногами. Он беззастенчиво срывал с нее амазонку, проявляя при этом такую ловкость, которой она от него никак не ожидала.
«О Господи, — подумала она с отчаянием, — сейчас он меня изнасилует!»
Ноги ее не доставали до пола, но самым ужасным было то, что ее любимый находился в соседней комнате. И не вмешивался.
«Что-то там чересчур тихо», — подумал Хоук, взволнованно ходивший взад-вперед по кухне.
Он дал Бел достаточно времени, чтобы соблазнить Дол-фа, но тишина в соседней комнате его настораживала и наконец стала невыносимой.
С громко бьющимся сердцем Хоук вошел в гостиную и увидел, что Долф пригвоздил Бел к стене. Из глубин его существа поднялась такая ярость, какой он никогда еще не испытывал. И еще — тошнотворное чувство вины.
Тихо выругавшись, Роберт подошел и грубо схватил Дол-фа за руку.
— Хватит!
— Убирайтесь! — рявкнул Долф.
Хоук не смотрел на Белинду, чтобы не увидеть ужас в ее глазах. Собрав всю свою волю, он подавил гнев.
— А теперь перейдем к делу, а?
— Я сказал — убирайтесь! — заорал Долф, повернувшись к нему. Белинду он отпустил. — Какого черта вам от меня нужно?
Хоук вытащил пистолет и сунул его под подбородок Долфу.
Долф похолодел; Хоук не сводил с него разгневанного взгляда.
Белинда с плачем убежала. Хоук подавил желание пойти за ней, чтобы утешить.
— Я скажу вам, что мне нужно, Долф, ладно? Хватит играть. — Он сильнее вдавил дуло в шею Долфа. — Я хочу знать, зачем вы убили Люси, сукин вы сын.
Долф уставился на него в явном недоумении:
— Люси? Так вы думаете, что это я убил Люси?
— Мне ведь стоит только нажать на курок. Лучше говорите правду.
— Вы спятили? Люси утонула. Все это знают! — Он нервно скосил глаза на пистолет. — Уберите это, Хоуксклиф. Что с вами случилось?
— Вы ее утопили. Признавайтесь!
— Я не имею никакого отношения к ее смерти, ..
— Признавайтесь! Хоть раз в жизни будьте мужчиной. Вы убили ее, опасаясь, что, если она родит ребенка, вы потеряете наследство.
Долф рассмеялся глумливым смехом.
— А как вы думаете, от кого она родила бы ребенка, если бы забеременела? Иисусе, с чего мне было ее убивать? Она ведь была моей любовницей.
Хоук смотрел на него, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— Что вы сказали? — взревел он.
— Что слышали. Мы с ней спали, и можете поверить — она хотела ребенка не больше, чем я.
Бешеная ярость охватила Хоука. Он крепче сжал рукоять пистолета и ударил Долфа в лицо. Баронет с ругательством отшатнулся, налетел на изящную скамеечку и растянулся на полу.
Хоук направил на него пистолет, держа его обеими руками.
— А теперь говорите правду, Долф! Или, клянусь Богом, я вышибу из вас мозги.
— Успокойтесь же, Хоуксклиф! Я пытаюсь рассказать вам…
— Она не была вашей любовницей. Не была! Она была… чиста. — Его била дрожь от ярости и от того, что постепенно понимание начинало сжимать его сердце, как расплавленный металл, который, остывая, затвердевал.
— Чиста? Люси? Да вы шутите!
— Я не шучу, — проговорил он. — Вы изнасиловали ее и так же поступили бы с Бел, если бы я вам не помешал.
— Черта с два! Послушайте, приятель, это она меня соблазнила…
— Она никогда бы так не поступила. Она была… Люси… Она была… добродетельна.
— Если вы так думаете, значит, вы вовсе ее не знали. Ну конечно, Люси совершенно не желала, чтобы вы знали, какова она на самом деле. Потому что тогда могущественный Хоуксклиф перестал бы ее вожделеть. Она играла с вами, ваша светлость. Она переспала с половиной лондонских юнцов, а вам морочила голову, надеясь стать герцогиней. Скажу вам еще кое-что, бедный благородный простофиля Хоуксклиф, — добавил он со злобной ухмылкой. — Люси любила стоять голой у окна, чтобы помучить конюхов, — вот какая она была чистая и славная.
— Я убью вас! — прошипел Хоуксклиф. По лицу его бежали струйки пота. — Вы лжете! Не была она вашей любовницей, я знаю это наверняка, потому что вы несколько месяцев были влюблены в Бел.
— Влюблен? — фыркнул Долф. — С каких это пор нужно быть влюбленным в женщину, чтобы получить от нее приглашение в постель? Господи, какой вы щепетильный!
Хоук с ужасом выслушал это признание.
— Она была женой вашего дяди, — растерянно сказал он. Долф пожал плечами.
— Согласен, в этом есть некая извращенность, но это была идея Люси. Я просто оказал ей любезность.
— Это ложь! Сукин сын! — взревел Хоук, поднимая пистолет. Он уже был готов сделать это — хладнокровно убить Брекинриджа. Его палец коснулся курка, и тут тихий, но твердый голос остановил его:
— Роберт. Не нужно.
Когда Хоук ворвался в гостиную, Бел убежала в соседнюю комнату и слышала весь разговор. Она поняла — мечта Роберта о рыцарской любви рухнула. Она вернулась в гостиную в тот момент, когда Роберт готов был нажать на курок.
Бел подошла к нему:
— Я не позволю вам это сделать, Роберт.
— Какое вам до него дело?
— Мне дело до вас, а вы сейчас можете себя погубить.
— Он лжец!.
— Он безоружен, Роберт. Не убивайте его. Вас повесят. Он того не стоит. А потом, что, если он говорит правду?
— Я и говорю правду, — буркнул Долф, медленно опускаясь на пол и вытирая пот со лба.
— Докажите, — проскрежетал Роберт.
— Этот коттедж принадлежал ей. Она оставила его мне, — начал объяснять Долф. — Тут мы обычно встречались. Я думаю, у нее были здесь свидания и с другими любовниками, но она всегда настаивала на полной секретности и очень не хотела, чтобы мой дядя об этом узнал.
Бел взглянула на Роберта. Лицо у него было мертвенно-бледным, взгляд — остекленевшим. Он выглядел так, как будто получил удар под дых. Белинда повернулась к Долфу:
— Докажите, что все сказанное вами здесь — правда, и мы сразу уйдем.
— Не знаю… Посмотрите вон там, в рабочем столе. — Долф кивнул вправо, не сводя глаз с пистолета Роберта. — Может, найдете какое-нибудь доказательство, что она бывала здесь, и сами убедитесь.
— Ступайте, — приказал ей Роберт.
На столе Бел нашла небольшую масляную лампу и пошарила вокруг в поисках трутницы. Наконец лампа зажглась, и тогда она выдвинула один из ящиков и начала внимательно просматривать бумаги.
— Мне искать письма или что-то другое? Кстати, вот альбом для эскизов. Здесь рисунки.
— Несите сюда.
Она принесла Роберту альбом с набросками углем и раскрыла на первой странице.
— Лебеди. Очень изящно выполнено, — сухо сказала она и перевернула страницу. — Нарциссы. Изображение какой-то девушки.
Роберт взглянул на рисунок. В глазах его было страдание, губы побелели.
— Это дочь Колдфелла.
Бел перевернула и эту страницу, но, увидев, что изображено на следующей, захлопнула альбом. Господи!
— Роберт, — осторожно начала она, — вы уверены, что это работы леди Колдфелл?
— Я более или менее знаю ее руку. Но пока я еще не получил доказательств, что она использовала этот дом для свиданий.
— Тогда вам стоит взглянуть на это. — И, морщась от отвращения, она показала ему рисунок. На нем был изображен голый Долф Брекинридж, лежащий в постели и довольно улыбающийся.
Роберт посмотрел, гадливо передернулся и выругался.
— Держите! — рявкнул он, сунув ей в руку пистолет. — Если он пошевелит хотя бы пальцем, нажмите на курок.
— Бел с опаской взяла пистолет, а Роберт подошел к лампе с альбомом в руках.
Долф хотел было встать.
— Не искушайте меня! — пригрозила ему Бел, направив пистолет ему в лоб.
Он усмехнулся:
— Вы не станете стрелять в меня, Бел. Ведь я единственный, кто действительно любит вас, помните?
— Заткнитесь!
— Брекинридж! — предупреждающе прорычал Роберт. Долф покорно опустился на пол, точно рассерженная дворняжка, получившая выговор от хозяина. Роберт перевернул еще страницу.
Бел посмотрела на его потрясенное лицо. Он переворачивал страницу за страницей. На каждой был талантливо выполненный графический набросок. Здесь был изображен не только Долф, это была целая коллекция молодых светских щеголей, и все были в разной степени обнажены.
— О Боже! — мертвым голосом проговорил Роберт. В его черных глазах плескалась печаль. Он наткнулся на рисунок собственного лица, сделанный в три четверти.
Бел ощущала его боль и разочарование как свои собственные.
Он переворачивал страницу за страницей, глядя на собственное изображение в десятке различных ракурсов. В какие бы игры ни играла эта женщина с его сердцем, было ясно, что она испытывала к нему теплые чувства. Это читалось в каждом тонком, легком штрихе карандаша. Должно быть, графиня тайком изучала его, если сумела так точно нарисовать его по памяти. Она уловила его скрытую печаль и нежность, его честность и благородство.
Он поднял на Бел опустошенный взор.
— Я думаю, она завлекала вас, а вы даже не подозревали об этом, — мягко сказала Белинда.
— Верно, — согласился Долф. — Именно об этом я и говорил только что.
— Если ей нужен был Хоуксклиф, почему же она соблазнила вас? — удивленно спросила Бел у Долфа.
— А вы как думаете? — хмыкнул он. — Что толку ей было от дядюшки? Ей нужен был хороший мужик, в отличие от вас, фригидной…
— Не советую вам оскорблять меня: помните — вы у меня на мушке, — посоветовала Бел. В глазах у него мелькнуло нечто похожее на испуг. Она увидела этот страх. Может быть, он и не убивал леди Колдфелл — если так, то слава Богу, — но тогда почему он испугался? И Бел вдруг поняла, что он что-то скрывает.
Роберт подошел к ним.
— Брекинридж, вы свободны. Я прошу у вас прощения. Похоже, я ошибался.
Бел переводила взгляд с одного мужчины на другого, не решаясь вмешаться.
— Вот уж воистину! — фыркнул Долф. Он осторожно поднялся на ноги и принялся стряхивать пыль со своей одежды. — Мне страшно хочется вызвать вас на дуэль, Хоукс-клиф, но я тоже умею изображать из себя нравственное совершенство. Я вас прощаю. — Он небрежно взмахнул рукой и язвительно ухмыльнулся.
— Роберт, мне кажется, он что-то скрывает. Я знаю этого человека…
— Он не убивал Люси, — резко оборвал ее Хоук. Взгляд его горел презрением. — Все прочее меня не интересует.
— Разумный ответ, ваша светлость. А теперь вы получили что хотели, так что мы с вами квиты. Мы с Белиндой уезжаем.
— Нет! — вскрикнула та, держа пистолет так, чтобы Долф не мог к ней подойти.
— Договор есть договор, золотце мое. — Долф криво улыбнулся.
— Роберт!
Хоуксклиф подошел к ней и осторожно взял у нее пистолет.
— Выходите и садитесь на лошадь, — приказал он.
— Я с ним не поеду! — в ужасе вскричала она.
— Поедете, — заявил Долф.
— Нет, она не поедет.
Глаза Долфа сузились. Он шагнул к Роберту, не обращая внимания на пистолет.
— Она поедет со мной. Ради этого все и было затеяно. Вы дали мне слово — сведения в обмен на девушку.
— Я солгал, — спокойно ответил Роберт. Долф тупо уставился на него.
— Солгали?
— Да.
— Я вам не верю. Я рассказал вам правду, а вы платите мне таким вот образом? Дурачите меня?
Роберт не двигался и молча смотрел на Долфа.
Бел отошла, но не могла заставить себя выйти из комнаты — она всем своим существом чувствовала, что сейчас произойдет нечто ужасное.
Долф в ярости сверкнул глазами.
— Вы… вы, Хоуксклиф, Воплощенное Совершенство? Да вы просто-напросто лжец! Мошенник!
Бел коснулась руки Роберта. Теперь она знала, что произойдет. Когда один человек называет другого лжецом, дуэль неизбежна. За оскорбление нужно платить.
— Прошу вас, пойдемте со мной, он этого не стоит, — попросила она.
— Вы покойник, — произнес Долф.
— Прошу вас, Роберт, пойдемте…
Все знали, что Долф — необычайно меткий стрелок.
— Да, идите, Хоуксклиф, — презрительно бросил баронет. — Возвращайтесь в свой особняк, проклятый лживый лицемер, и забирайте с собой вашу девку. Мой секундант не заставит себя ждать. И мы решим наш спор, как положено мужчинам.
— Нет! — закричала Бел, но Роберт вздернул подбородок, не возразив ни слова.
Долф прошел мимо них и с силой захлопнул за собой дверь.
Глава 16
В мрачном настроении возвращались они в Найт-Хаус. Роберт был задумчив и молчалив, а Бел старалась побороть панический страх, думая о том, что на рассвете Долф, этот грубый, отвратительный распутник, может всадить пулю в ее любимого. Сжав поводья, Белинда взволнованно поглядывала на Роберта, ехавшего рядом с ней. Луна освещала его широкие плечи и четко очерчивала орлиный профиль, а его отчужденный сумрачный взгляд был прикован к освещенной луной дороге. После часа езды они выехали наконец на Риджент-стрит и свернули на Пиккадилли.
По мере того как они приближались к Грин-парку, толпа становилась все гуще, и вдруг один за другим раздалось несколько сильных гулких ударов, похожих на взрывы. Лошади испугались. Роберт, справившись со своим жеребцом, схватил поводья ее коня. В черном небе над Грин-парком сверкал яркими огнями фейерверк, открывая празднества, которые устраивал принц-регент в честь победы.
Настало первое августа. Последний день их соглашения.
Бел почувствовала, как ее охватила дрожь при мысли о расставании. Она взглянула на Роберта и увидела, как красные отблески осветили его мужественное лицо. Бел старалась побороть чувства, охватившие ее при воспоминании о том, при каких обстоятельствах они в последний раз наблюдали фейерверк вместе — в ту восхитительную ночь в Воксхолле. Роберт что-то шептал своей лошади, стараясь не встречаться с ней взглядом.
Они въехали в ворота Найт-Хауса, и грумы приняли у них лошадей. Бел спешилась, сдвинула назад широкополую шляпу и, вытерев пот со лба, смотрела, как Роберт устало направился к дверям. Золотой свет, отбрасываемый фонарями по обеим сторонам двери, очертил красноватый ореол вокруг его волнистых черных волос.
Он исчез в доме, и сердце у нее заныло. Он был таким благородным рыцарем — а она, его прекрасная дама, оказалась обманщицей.
Впрочем, к ее страданию примешивалось и чувство вины — ведь она знала, что в некотором смысле она не лучше леди Колдфелл. Почему она дала ему повод думать, что оттолкнула его тогда только из-за денег? Но в отличие от леди Колдфелл у нее еще остается возможность обелить себя в его глазах. Если только она осмелится. Эта ночь — последняя возможность все ему объяснить.
Она опять содрогнулась от холодного страха, но, приняв решение, расправила плечи. Она согласна вытерпеть любое унижение, но этот человек — ее покровитель, и она обязана сказать ему правду.
Хоук был в библиотеке. Он поручил одному слуге отыскать его брата Алека, который будет его секундантом, а другому — съездить в поместье Колдфелла и предупредить, что дуэль состоится на рассвете.
Отпустив слуг, он сел за письменный стол и крепко прижал ладони к глазам. Он чувствовал себя униженным и одиноким.
Подумать только, как он ошибся! Боже милосердный, как одурачила его Люси! Он ввязался в это дело, считая себя справедливым мстителем, а на самом деле оказался в дураках.
— Роберт!
Услышав ее тихий оклик, он поднял глаза. Белинда стояла в дверях, в полумраке, и лицо у нее было напряженное и бледное. Ее красота подействовала на него как удар в грудь. Он взял в руку перо и сделал вид, что рассматривает его.
— Вам что-то нужно, мисс Гамильтон? Боюсь, что я занят. Мне нужно привести в порядок кое-какие дела, поскольку существует некая вероятность, что мне придется покинуть этот мир с непредвиденной поспешностью.
При этих словах она вздрогнула и опустила голову. Он посмотрел на нее.
— Молчите, да? Позвольте мне высказать предположение. Вы явились сказать: «Я же вам говорила». Так оно и есть. Вы знали с самого начала, что Долф не убивал Люси, но я не желал вас слушать. Вы были совершенно правы; отдаю должное вашему уму, а мне придется смириться с тем, что меня одурачила Люси… и вы.
— Бог мой, умеете же вы причинять людям боль. — Прошептав это, она подняла голову и встретила его взгляд. В ее глазах была мука. — Не нужно равнять меня с ней. Я хотя бы не скрываю, что я шлюха.
Он отбросил перо и оперся подбородком на руку.
— Я хочу кое-что рассказать вам, — храбро сказала она, входя к нему в комнату.
Она направилась к фортепьяно и, положив руки на блестящую крышку, уставилась в пустой камин.
— Я хотела сказать, что в течение последних двух месяцев я пыталась сделать вашу жизнь немного радостней. Сде-лать так, чтобы вам было хорошо и… вы получили удовольствие.
Он с трудом удержался от желания сообщить ей, как прекрасно ей это удалось.
Он с ней покончил, и все тут. В конце концов, он отказался отдать ее Долфу и из-за этого готов рискнуть своей жизнью. Разве этого недостаточно? Ему страшно захотелось подойти к ней, обнять, утешить и утешиться. Но этот порыв был неуместен.
Он сидел за письменным столом в стоическом молчании, ожидая ее рассказа и глядя, как на прекрасном лице отражается сложная игра чувств.
— Роберт, в ту ночь в столовой я оттолкнула вас не из каприза или алчности, — начала она. — На самом деле… Ах, Роберт!
— Что такое? — равнодушно осведомился он.
Она напряглась, ее маленькая, изящная ручка, лежавшая на крышке рояля, сжалась в кулак. Она закрыла глаза, но лицо ее по-прежнему было повернуто к нему.
— Я знаю, вы смотрите на куртизанок с презрением. Пожалуйста, постарайтесь понять. Вы — мой п-первый покровитель. Оттолкнула я вас потому, что…
Она замолчала. Ей было так страшно! Он ждал, боясь шелохнуться, но заставил себя проговорить вежливо и надменно:
— Да?
— Я не умею любить, — жалобно произнесла она. Он воззрился на нее.
— Простите мою неделикатность, Белинда, но где же логика? Любовь — ваша профессия. Вы не были девственницей, когда я овладел вами.
— Не была, — еле слышно ответила она. — Я должна кое-что сказать вам… я никому этого не говорила. О том, что случилось со мной. — Она вздернула подбородок и решительно посмотрела ему прямо в глаза. — Роберт, дело не в том, что в один прекрасный день мне надоело жить в нищете и я решила стать куртизанкой. Когда из-за Долфа меня уволили из пансиона, я держалась на плаву, днем подавая апельсины, а по ночам чиня рубашки — именно так, как вам рассказали дети. Я работала с утра до ночи, но я оставалась честной. Я увидела этих ребятишек — Томми и Эндрю — зимой, ноги у них были босые и кровоточили. — Она говорила все быстрее и быстрее, и предчувствие чего-то ужасного зародилось в его душе. — Поэтому я потратила деньги, отложенные на плату за отцовскую камеру, чтобы купить им ботинки, — продолжала она, с каждым мгновением утрачивая свое спокойствие. — Тогда я пошла к надзирателю объяснить ему, что у меня нет денег, и попросила его подождать с оплатой две недели, а он сказал, что подумает, а на улице шел дождь…
— Сядьте, Бел, — прошептал он, медленно обойдя письменный стол и не сводя с нее глаз.
Лицо ее смертельно побледнело.
— Нет! — вскрикнула она. — Выслушайте меня. — Она отодвинулась, когда он подошел ближе, и продолжила свой рассказ: — Надзиратель знал, что идет дождь, и велел своему кучеру отвезти меня домой. Я решила, что это просто любезность, но он, оказывается, хотел узнать, где я живу. Он спросил, есть ли у меня братья или муж, которые могли бы мне помочь, и я была так глупа, что сказала — у меня никого нет.
— Нет, ангел мой, прошу вас… — умолял он ее еле слышно; на глаза его навернулись слезы — он уже начал догадываться о том, что она хотела ему рассказать.
— Да. Он подкараулил меня ночью, Роберт, и напал на меня. Роберт, ведь я была девушкой. Боже мой, почему он так со мной поступил? — жалобно вскрикнула она, а он быстро шагнул к ней и схватил ее в объятия, нависнув над ней, как плакальщица над покойником.
Она припала к нему, захлебываясь в рыданиях.
— Почему? — всхлипывала она. — Я никому не причинила зла. Почему он со мной так поступил, Роберт?
А он только и смог прошептать, обнимая ее и убаюкивая:
— Милая моя, ну, ну, ну.
Ужас и ярость застилали ему глаза, и голова кружилась так, словно его ударили кувалдой. «Я убью его!»
— Вот почему я стала куртизанкой. Но Люси была обманщицей, и Долф назвал вас обманщиком, и я тоже обманщица, — плакала она. — Я не умею… вчера ночью мне показалось, что я сумею… но дребезжание серебра… Это очень глупо, но оно было так похоже на… эти ужасные ключи, которые он носит на себе.
И Хоук вспомнил огромное кольцо с ключами на поясе у этого сукина сына.
— И в этот момент я все вспомнила, — простонала она, прижимаясь к нему так, словно он был ее единственной опорой. — Я никогда не отказала бы вам из-за денег. Помогите мне, Роберт. Мне так больно!
— Я здесь. — Он задыхался.
Колени у нее подгибались, и он подхватил ее на руки. Она горько плакала. Он прижал ее к себе, и на его глаза тоже навернулись слезы — от ярости, боли и жгучих угрызений совести.
Ах, если бы он знал, он ни за что не заставил бы ее пойти в ту темную комнату с Долфом. Надзиратель из «Флита». Господи Иисусе! Рядом с этой исполосованной шрамами скотиной Долф казался мальчиком из церковного хора. Но он этого не знал, потому что не хотел знать! Он ошибся насчет Люси, ошибся насчет Долфа, но что касается Белинды… тут он сознательно обманывал себя. Он почувствовал, что она невинна, с первого же взгляда, но не поверил в это из-за личины, которую она носила.
— Мне так жаль, — снова и снова шептал он, покрывая поцелуями ее залитое слезами лицо. Извинений было, конечно, недостаточно, но что еще он мог бы сейчас сказать? Белинда дрожала в его объятиях.
— Я не могу потерять вас, Роберт. Откажитесь от дуэли. Из-за куртизанок не стреляются.