Глава 1

Май 1785 года

Он яростно затряс головой, когда налетевшая волна окатила его солеными брызгами, и изо всех сил налег на весла.

Вокруг бесновалась и пенилась морская стихия, так и стремившаяся бросить его баркас на острые, словно акульи зубы, камни, охранявшие вход в пещеру. Его руки и плечи горели от напряжения, силы были на исходе. Он удерживал баркас, собрав в кулак всю свою волю, и наконец, издав нечеловеческий вопль, протолкнул его между острыми валунами. Проплывая под низким сводом, он пригнул голову, и баркас скользнул в пещеру.

А в это время, далеко позади, в освещенном луной заливе, ждали семь кораблей, вставшие на якорь.

Оказавшись под низким гранитным сводом в кромешной тьме, он отдышался и вытер пот со лба. Без всякой опаски зажег факел, потому что здесь никто не мог его увидеть, кроме полчищ висевших над головой и жутко пищавших летучих мышей. Подогнав лодку к каменной площадке, он спрыгнул на твердую землю.

Пятнадцать лет.

Пятнадцать лет минуло с тех пор, как принц Лазар ди Фиори последний раз ступал на землю острова Вознесения.

«Почти половина моей жизни», — подумал он, хотя вряд ли можно было назвать жизнью существование на самом дне общества. Он устремил взгляд вниз, потом опустился на колено и зачерпнул мягкий, сверкающий песок загорелой мозолистой ладонью. Отстраненно и печально принц смотрел, как песок струится сквозь пальцы. Так же легко он потерял и все остальное.

Будущее.

Семью.

А с рассветом исчезнет его душа.

Песок с шуршанием сыпался на землю, и вскоре в руке принца остался лишь твердый черный камешек. Его он тоже бросил.

Ничего ему теперь не нужно.

Он встал и поправил перекинутый через плечо ремень, к которому крепился меч. Вот уже час мокрый ремень немилосердно натирал кожу груди, где распахнулся черный камзол. Принц отхлебнул рома из серебряной фляжки, висевшей на тонком кожаном ремешке под камзолом, и поморщился, когда крепкий напиток вспыхнул в желудке огнем.

Подняв факел, он оглядел пещеру и увидел вход в потайные подземные тоннели, пробитые в скале много веков назад для его семьи. Странно, что это не очередная легенда о великом доме ди Фиори и что теперь только он знает о существовании этих ходов.

Подойдя к входу в тоннель, принц с опаской вытянул вперед факел и всмотрелся во мрак. Человеку, привыкшему к морским просторам, было чертовски неприятно в замкнутом пространстве.

— Ну давай же, вперед, заячья душа, — пробормотал он, чтобы нарушить тягостную тишину, и заставил себя шагнуть в темноту.

Стены потайного хода блестели от воды и плесени. Свет факела отбрасывал причудливые фантастические тени, плясавшие и извивавшиеся на черном граните. Там, где кончался круг света, была непроглядная тьма, но принц знал, что наверху в этот самый момент его враг торжествует на балу.

Лазару не терпелось нарушить этот праздник. Вскоре тоннель приведет его в самое сердце города, и никакие закрытые городские ворота и меры безопасности, принятые Монтеверди, тому не помогут.

Полчаса принц преодолевал крутой подъем, пока не достиг развилки. Левый тоннель выровнялся, а правый уходил вверх и выводил в подвалы Белфорта — разрушенного замка на вершине горы.

Лазару хотелось бы повидать это древнее место, но сейчас не время для сентиментальных воспоминаний. И, не колеблясь, принц повернул налево.

Наконец прохладные струи свежего воздуха коснулись его щек и кромешная тьма впереди сменилась полночной синевой неба, усыпанного бриллиантами звезд. Факел зашипел, когда Лазар опустил его в небольшую лужицу, образованную стекавшей со стен влагой. Принц стал пробираться к узкому выходу из тоннеля.

Мощные заросли колючего плюща и сорняков закрывали выход из тоннеля. Сердце Лазара неистово колотилось, когда он стал продираться сквозь Зги заросли, стараясь не оставлять следов. Выбравшись на свежий воздух, принц заткнул за пояс мавританский кинжал с изогнутым лезвием и обвел взглядом окрестности.

Дом!

Все вокруг сияло под лунным светом — поля, спускающиеся террасами, оливковые сады, виноградники, апельсиновая роща на следующем холме. Ночной ветерок доносил до принца восхитительный запах родной земли. А позади возвышалась древняя, заросшая мхом римская стена, защищавшая королевство, как и тысячу лет назад. Ее огромные камни словно дышали воспоминаниями.

Мы — оплот всего, мальчик, мы, Фиори. Никогда не забывай…

Он сделал несколько нерешительных шагов… Вокруг звучала музыка полей — стрекот цикад и кваканье лягушек; издалека доносился шум прибоя. Все было точно так же, как и раньше.

У принца сжалось сердце, и, откинув голову, он на мгновение закрыл глаза; воспоминания, которые Лазар все эти годы усиленно гнал от себя, неумолимо нахлынули на него.

Прохладный ветерок шелестел в листьях виноградника, и вскоре уже и весь сад, и цитрусовая роща, и травы что-то шептали ему, словно голоса дорогих его сердцу призраков умерших королей и королев. Они кружили вокруг Лазара, своим шепотом побуждая к действию: «Отомсти за нас!»

«Да!» Он открыл глаза, и боль в них внезапно сменилась яростью.

Лишь один человек был виновен в том, что он лишился всего, что принадлежало ему по праву. Лазару есть за что поквитаться, и, видит Бог, он приплыл сюда лишь за этим. Больше ему нечего здесь делать. Губернатор позаботился об этом. Но теперь он заплатит за все.

Да, легенда гласила, что древняя традиция вендетты родилась вовсе не на Сицилии и не на соседней Корсике, а именно на этом острове. И вскоре Монтеверди почувствует это.

Наконец-то закончатся пятнадцать лет ожидания и вынашивания планов. К рассвету враг будет у него в руках, и Монтеверди получит по заслугам сполна. Его близкие умрут, сам он тоже простится с жизнью, а город будет уничтожен.

Но прежде должна свершиться самая изощренная месть.

Пусть предатель выстрадает то же, что и он.

Кровная месть, которой Лазар жаждал столько лет, осуществится в полной мере лишь тогда, когда Монтеверди будет стоять в цепях и смотреть, как лишают жизни единственное дорогое ему создание — его невинную юную дочь.

А когда все останется позади, Лазар уплывет и никогда больше не ступит на свою землю.

Пусть даже это разобьет его сердце.

Сложив руки за спиной и заставляя себя улыбаться, Аллегра Монтеверди стояла в бальном зале с группой гостей и гадала, заметил ли кто-нибудь еще, что ее жених медленно, но верно напивается.

Правая рука губернатора, он редко проявлял слабости. Она была рада, что он по крайней мере не позволил себе распуститься, хотя чему тут удивляться: виконт Доминик Клемент не способен на грубые выходки. Он ведь само изящество и элегантность.

«Должно быть, повздорил со своей любовницей», — подумала Аллегра, украдкой глядя, как Доминик беседует с дамами и опустошает очередной бокал вина.

Аллегра с невольным восхищением отметила, как его бледно-золотистые, слегка припудренные волосы, заплетенные в косичку, блестят в свете хрустальных канделябров.

Вино странно действовало на него. «In vino veritas» — истина в вине, гласит древняя мудрость, и Аллегре хотелось разглядеть за изысканной внешностью виконта его истинную суть. До их свадьбы осталось лишь несколько месяцев, а ее не покидало ощущение, что она совершенно не знает своего будущего мужа.

Поэтому Аллегра незаметно присматривалась к человеку, которому когда-нибудь родит детей.

Перехватив взгляд девушки, Доминик извинился перед дамами и со сдержанной улыбкой направился к ней.

Аллегра подумала, что вино не смягчило виконта, напротив, он стал агрессивнее. Вокруг рта обозначились складки, выражающие недовольство, правильные аристократические черты лица как бы заострились, а зеленые глаза сверкали, будто граненые изумруды.

Подойдя к Аллегре, Доминик обвел оценивающим взглядом ее фигуру и, наклонившись, поцеловал в щеку.

— Здравствуй, красавица. — Увидев, что Аллегра зарделась румянцем, виконт коснулся ее руки. — Пойдем, юная леди. Ты должна мне танец, — сказал он, но в этот момент внимание Аллегры привлек разговор гостей.

— Бешеные псы, вот кто они! — воскликнул мужчина, пытаясь перекричать музыку. — Да повесить надо всех этих мятежников, если только так их можно утихомирить.

— Повесить? — обратилась к нему удивленная Аллегра.

— Что это происходит с простолюдинами? — Рыхлое лицо его жены выразило недовольство. — Вечно на что-то жалуются. Такие нетерпимые и злые! Разве они не понимают, что если бы не лень, у них было бы все, в чем они нуждаются?

— Лень? — возмущенно переспросила Аллегра.

— Ну вот опять, — вздохнул Доминик и, наклонив голову, прикрыл глаза рукой.

— Совершенно верно, моя милая, — подтвердил пожилой мужчина. — Я всегда говорю, им нужно лишь снова заняться работой и перестать обвинять всех в своих бедах.

— А что скажете о последних налогах? — возразила Аллегра. — Им же нечем даже кормить детей.

— Что? Налоги? О Боже! — воскликнула рыхлая дама, с недоумением и тревогой разглядывая девушку в лорнет.

— Знаете ли, ходят слухи о крестьянском бунте, — доверительным шепотом сообщила другая дама.

Аллегра открыла рот, желая объяснить ситуацию.

— Дорогая, не стоит, — попросил Доминик. — Я так устал успокаивать всех.

— Они убьют нас, если мы не будем начеку, — кивнул пожилой мужчина со значительным видом. — Как бешеные псы.

— Да не обращайте на них внимания! — весело проговорила Аллегра. — Они злятся от голода. Не хотите ли пирожных? Марципанов? Шоколада? — Ее глаза вспыхнули от гнева, когда она, жестом подозвав слугу, молча смотрела, как жадно гости накинулись на сладости.

Завитые и напомаженные, в париках и драгоценностях, гости ее отца ворковали над великолепными пирожными и конфетами на подносе и, алчно поглощая их, пачкали сахарной пудрой свои дорогие наряды.

Доминик взглянул на нее с мученическим выражением:

— Дорогая, ну полно же!

— Но ведь это правда, — сердито заметила Аллегра. — Этих приверженцев прежних времен уже не изменить, их головы под париками уже ничего не соображают, а сердца зачерствели, как высохшие сливы. Дух времени изменился — на смену им пришла смелая молодежь с блестящими идеями! А этих сметут как пыль.

— Так мы потанцуем?

Аллегра невольно улыбнулась:

— Ты просто пытаешься отвлечь меня, опасаясь, как бы я не высказала то, что думаю.

Чуть улыбнувшись, Доминик наклонился к ее уху:

— Нет, я просто хочу прикоснуться к тебе.

«О Боже! Он наверняка поссорился со своей любовницей».

— Понятно, — дипломатично ответила Аллегра.

И тут она заметила, что тучная графиня что-то прошептала соседке, после чего обе женщины уставились на ее широкий черно-зеленый пояс, завязанный поверх платья из воздушного белого шелка с высокой талией.

Если они не поняли, что это платье в новом пасторальном стиле отвечает демократическим идеалам, то черно-зеленый пояс и вовсе поставил их в тупик.

Аллегра гордо вскинула голову, показывая, что ее не запугать. Возможно, никому в этом зале нет дела до того, что за стенами дворца голодают крестьяне, но ее это волнует, и если единственный способ выразить протест — вот этот пояс с древними цветами острова Вознесения, то она с достоинством будет носить его.

Аллегра позаимствовала эту идею у чудесной женщины, с которой тетя Изабель познакомила ее в Париже. Француженки носили красно-бело-голубые пояса в знак солидарности с американскими колониями, когда те вели войну с Англией. Вернувшись домой полгода назад, Аллегра попыталась использовать эту идею, но быстро поняла, что здесь косо смотрят на женщин, имеющих политические взгляды, особенно если они противоположны взглядам правительства. А это правительство ее отца.

— Губернатор! — торжественно провозгласил кто-то, когда в зал вошел герой вечера.

Аллегра внутренне сжалась, зная, что он будет недоволен, заметив ее черно-зеленый пояс. Но, поразмыслив, она решила, что нет оснований тревожиться, ведь отец никогда не обращает на нее внимания.

— Да здравствует губернатор! За» следующие пятнадцать лет у власти! — скандировали гости, поднимая бокалы в честь виновника торжества.

Губернатор Оттавио Монтеверди, кареглазый мужчина лет пятидесяти пяти, среднего роста, подтянутый, с только наметившимся брюшком, отличался сдержанными манерами и, имея многолетний опыт государственной службы, безукоризненно держался со своими гостями.

Поклонившись всем в знак благодарности, он кивнул Аллегре и взглянул на Доминика.

— Поздравляю, синьор. — Доминик, которого совет готовил на смену губернатору, пожал руку будущему тестю.

— Спасибо, мой мальчик.

— Тебе доставляет удовольствие твой праздник, папа? — спросила Аллегра, ласково коснувшись его плеча.

Губернатор напрягся, и Аллегра, смутившись, опустила руку.

В элегантном, уютном доме тети Изабель в Париже, где Аллегра провела девять лет после смерти матери, никто не скрывал сердечных отношений, но тут она убедилась, что проявления нежности вызывают у отца лишь смущение.

«Ах, как огорчает меня этот нервный, седовласый человек, которого я совершенно не знаю, — с грустью подумала. Аллегра. — Всегда такой аккуратный, педантичный, он радуется лишь тому, что все принадлежности на его письменном столе лежат в строгом порядке».

Поначалу девушка была в восторге от того, что наконец живет под одной крышей с единственной родной душой, однако она очень скоро поняла, что отец старается держаться от нее на расстоянии. Долго размышляя над этим, Аллегра решила, что, видимо, она слишком напоминает ему мать.

Аллегра чувствовала, что отец страдает, хотя он никогда не говорил об этом, и считала необходимым каким-то образом достучаться до его души. Именно поэтому она вложила столько сил в сегодняшний прием, стараясь сделать радостной для отца эту годовщину.

Отец сдержанно улыбнулся Аллегре, но когда его взгляд упал на ее пояс, он побледнел и словно окаменел.

Она вспыхнула, но не стала оправдываться, а Доминик отошел, предоставив ей возможность самой защитить себя.

Отец схватил Аллегру за руку и отвел в сторону.

— Отправляйся в свою комнату и немедленно сними это. Черт возьми, я же велел тебе сжечь этот пояс! Не будь ты моей дочерью, я бросил бы тебя в тюрьму за подстрекательство к бунту.

— В тюрьму, папа? — опешила она.

— Ты что, ничего не понимаешь? Такое демонстративное неповиновение — это пощечина всему совету и мне лично!

— Я вовсе не хотела оскорбить тебя, — промолвила она. — Я лишь выражаю свою точку зрения и, надеюсь, имею право на это. Или же ты принял закон и против того, чтобы люди выражали свое мнение?

Его карие глаза сузились.

— Ты желаешь, чтобы я отправил тебя обратно в Париж?

— Нет, синьор, — Аллегра опустила глаза. — Остров Вознесения — моя родина. Мое место здесь.

— Тогда помни, что, живя в моем доме, ты должна следовать моим правилам, а находясь на этой земле, подчиняться законам Генуи. Благотворительность — это, конечно, хорошо, но предупреждаю тебя: в последнее время ты была на грани открытого гражданского неповиновения, и я начинаю терять терпение. А сейчас отправляйся к себе и сожги это!

С этими словами Оттавио отошел и снова превратился в радушного хозяина. А потрясенная Аллегра замерла на месте.

«Меня — в тюрьму? — думала она, наблюдая, как отец обменивается любезностями с гостями. — Да он никогда не отправит меня в тюрьму, не может такого быть!»

Доминик взглянул на нее с такой самодовольной улыбкой, словно намеревался сказать: «Ну, что я тебе говорил!»

Аллегра поморщилась:

— Я пойду к себе. Мне нужно сменить пояс. — В голосе ее прозвучала ирония. Она, разумеется, не собиралась сжигать королевские цвета семьи Фиори.

— Аллегра. — Доминик мягко взял ее за руку. — Знаешь, а ведь твой отец прав. Возможно, он в отличие от меня не отдает должного твоему уму, но я полностью согласен с ним в том, что твой юношеский пыл… скажем так, неуместен. Избавляйся от него сейчас, потому что я тоже не потерплю этого.

Аллегра гневно взглянула на Доминика; колкий ответ так и вертелся у нее на языке, но она промолчала. Чтобы принести пользу своей стране, ей необходимо выйти замуж за Доминика. Она заставит себя смириться с тем, что у него есть любовница, даже с тем, что к ней самой он относится насмешливо-снисходительно. Поэтому сейчас Аллегра покорно улыбнулась, решив выждать время и пообещав себе, что научит его относиться к ней с уважением, когда они поженятся.

— Как угодно, мой господин.

Удовлетворение промелькнуло в его зеленых глазах.

— Иди наверх, моя прелестная невеста. — Доминик скользнул пальцами по ее голой руке, хотя Оттавио стоял рядом с ними. Аллегра покраснела и украдкой взглянула на отца, пытаясь понять, заметил ли он это, потом снова посмотрела на Доминика.

«Он уже сильно пьян», — подумала она, глядя на пустой бокал в его руке.

— Иди. — Доминик подтолкнул девушку к двери и хищно улыбнулся.

Она удалилась из зала встревоженная и озадаченная. «Неуместный юношеский пыл», — с негодованием вспомнила Аллегра его слова.

В коридоре девушка с облегчением вздохнула и направилась не к себе, а к кухням.

Плиты уже остыли, но запах чеснока и оливкового масла все еще витал в воздухе. Она попросила усталых слуг собрать часть оставшейся снеди для сиротских домов, которые она регулярно посещала, а другую часть передать в тюрьму, хотя и знала, что отца это рассердит.

Аллегра уже собралась уйти, но что-то заставило ее направиться к широкой двери, припертой кирпичом так, чтобы в кухню проникал ночной воздух.

Шелк мягко струился на тихом ветерке, а девушка с тоской смотрела на площадь: Праздник, который она устроила для народа, близился к концу.

Ах, как ей хотелось оказаться рядом с радостно и громко смеющимися соотечественниками! Возможно, они и грубы, но зато искренни в проявлении своих чувств.

На протяжении веков смешивалась кровь греков, римлян, марокканцев и испанцев, и в результате возник тип южных итальянцев, столь же изменчивый и капризный, как и жаркий край, где они обитали. Жители этого острова считались еще более опасными, чем беспокойные корсиканцы, но Аллегра видела в них добрых, энергичных, горячих людей, неисправимых романтиков, чтящих предания старины, например, в том числе легенду о великих Фиори. Девушка любила и этих людей, как и этот раздираемый враждой, страдающий от нищеты остров, лежащий, словно кучка навоза, которую вот-вот подденет Итальянский сапог.

Ветры перемен еще не донеслись сюда. Но Аллегра собиралась использовать свое положение дочери нынешнего и жены будущего губернатора, чтобы послужить своей стране вопреки этим несносным мужчинам.

Она станет совестью народа.

И возможно, тогда, окруженный любовью и заботой, остров Вознесения наконец оживет после утраты королевской семьи, и особенно короля Альфонса.

Не оправилась после этой утраты и ее мать. Стоя на пороге, Аллегра слышала веселую музыку, видела фокусника и акробатов. Она улыбнулась, наблюдая за молодыми парами, кружившимися в зажигательном сицилийском танце, называемом тарантеллой, и покачала головой, вспомнив о чопорных менуэтах, которые сейчас танцевали в бальном зале.

С грустной улыбкой девушка смотрела на цветные фонарики, окружающие площадь. Эти веселые огоньки словно убеждали ее в том, что враждующие классы, семьи и группировки могут забыть о своих разногласиях и жить в мире.

Она устремила взор к темному небу, усыпанному мириадами звезд, и закрыла глаза, когда ветерок ласково коснулся ее щек. В средиземноморской ночи таились обольщения, и казалось, целые миры отделяют Аллегру от холодного дождливого Парижа. Эта ночь что-то шептала девушке, обволакивала ее ароматами жасмина, хвои и моря.

И тогда она подумала о нем.

О том, с кем не мог сравниться Доминик, о том, кто жил в ее сердце, в фантазиях, прекрасных и несбыточных. О своем таинственном Принце.

Его звали Лазар, и он являлся к ней во снах. Принц Лазар был рыцарем и ученым, воином и разбойником, всем и никем — плодом фантазий Аллегры.

Вообще-то он умер.

Однако кое-кто утверждал, что Лазар жив…

Аллегра открыла глаза и улыбнулась своей наивности. Подняв голову, она взглянула на полную луну.

Когда толпа пришла в движение, девушка заметила, что епископ обходит народ, пожимая руки. За ним тянулась свита из набожных вдов, каноников и монахинь. Аллегра решила спуститься туда и поздороваться с ними.

Ведь она же не узница в доме отца! Ни он, ни Доминик не могут руководить каждым ее шагом. И ей совсем не нужны телохранители для того, чтобы пойти поздороваться с милым старым отцом Винсентом.

И Аллегра шагнула в ночь.

Никто не усомнится в том, что она действует правильно, если держаться решительно и уверенно. Неторопливо отойдя от дома, девушка ускорила шаг, пересекла газон и направилась к высокой, с острыми пиками каменной стене, окружающей территорию дворца. За этой стеной стояла живая цепь из солдат в голубой форме.

Аллегра ускорила шаг. С каждой минутой напряжение в ней нарастало, словно что-то подталкивало ее к бегству. Казалось, она задохнется от лицемерия и алчности, если задержится во дворце хоть на мгновение. Достигнув границы владений отца, девушка побежала; сердце ее колотилось, щеки пылали.

Большинство солдат, конечно, знали Аллегру в лицо. Они крайне удивятся, увидев дочь губернатора без сопровождения. Однако солдаты всегда подчиняются приказам. Если кто-то из них остановит ее, она что-нибудь придумает и сумеет миновать их.

Все оказалось проще, чем предполагала девушка.

Возможно, в темноте солдаты приняли ее за одну из гостий. Держась свободно и непринужденно, Аллегра вышла через небольшую боковую калитку. Здесь забор из кованого железа упирался в десятифутовую стену, окружавшую сзади дворец и сад.

Миновав солдат, девушка вышла в узкий переулок и, пораженная успехом, чуть не закричала: «Свобода!» Однако, умерив свой пыл, Аллегра поспешила к площади.

Переведя дыхание под пальмами, окаймлявшими угол площади, она радостно огляделась. Куда же сначала направиться?

Аллегра посмотрела на молодые пары, танцевавшие тарантеллу, потом на епископа и тут поняла, что если сразу направится к отцу Винсенту, одна из следующих за ним проницательных вдов непременно спросит, почему никто не сопровождает дочь губернатора.

Нет, лучше сначала взглянуть на грешников, а уж потом подойти к праведникам.

И Аллегра устремилась на звуки зажигательной мелодии.

С осторожностью хищника Лазар пробирался через оливковый сад к мерцающим огням небольшого нового городка, который узурпаторы назвали Маленькой Генуей.

Завтра этот городок превратится в руины. Принц холодно усмехнулся.

Не останавливаясь, он взглянул на часы. Полночь. Лазар решил прежде всего ворваться в одну из тщательно укрепленных башен у ворот. Он не знал, как сделает это, но был уверен в успехе. Опустив часы в нагрудный карман, принц с удовлетворением подумал, что располагает достаточным временем. Ровно в два он откроет массивные ворота и впустит в город своих людей.

Дойдя до поля, поросшего высокой колышущейся травой, Лазар почувствовал запах костра и услышал отдаленную музыку, доносившуюся оттуда, где собрались все те, кому вскоре предстояло умереть.

Прищурившись, он всмотрелся в площадь. Принц знал, что генуэзская знать собралась на балу в сверкающем мраморном дворце, однако Монтеверди, видимо, раскошелился и устроил праздник на площади для простолюдинов.

Черт бы его побрал! Эти люди будут только мешать. Видит Бог, принц не позволит и волосу упасть с головы хотя бы одного жителя острова. Ничего, если к двум часам толпа не разойдется, он сумеет очистить площадь, создав хаос и вызвав панику.

Лазар решительно направился к воротам.

Приближаясь к заполненной людьми площади, он вновь подумал, что его могут узнать, но тут же отбросил нелепую мысль. Ничто в нем не напоминало того бесшабашного мальчишку, каким он был когда-то. Минуло пятнадцать лет, и его народ наверняка забыл своего принца. Кроме того, здесь, на острове Вознесения, Лазара считали мертвым и, в сущности, были почти правы.

Подойдя к площади, принц остановился и огляделся. Ему не хотелось идти дальше, потому что этот праздник был точно таким же, какие обычно устраивала его мать. Он чувствовал запах традиционных блюд, слышал старые песни, которые наигрывал гитарист у небольшого костра, зарабатывая свои монеты. Лазар всматривался в лица простых, обожающих веселье крестьян, которые так любили его отца и стали бы и его подданными, если бы не предательство Монтеверди.

Было странно даже думать об этом.

Лазар растерянно сделал несколько шагов по теплым камням. Душа принца разрывалась. Ему казалось, что это лишь очередной тягостный сон из его детства. Эту боль он так давно носил в своем сердце, что принцу захотелось лечь и умереть.

Уголком глаза он заметил двух молодых девушек, смотревших на него, прелестных босоногих созданий с цветами в длинных, распущенных волосах. Темноволосая красавица скользнула по Лазару жарким взглядом, а белокурая прелестница, спрятавшись за ее спиной, застенчиво поглядывала на него. Принц был признателен им, ибо ничто не облегчало его страданий так, как ощущение обнимающих его нежных женских рук, аромат манящего женского тела.

Но он не попытался приблизиться к ним, хотя и провел много недель в море, плывя сюда из Ост-Индии.

«Нет, — с горечью, подумал Лазар, — еще будет время забыться в пьяном разгуле и страсти. Всегда можно найти податливых женщин. А сегодня важно одно — уничтожить Монтеверди».

Решительно отвернувшись от девушек, принц стал пробираться сквозь толпу. Люди украдкой поглядывали на вооруженного Лазара, но быстро отводили глаза, как только встречали его пристальный, угрожающий взгляд.

Наконец он добрался до дальнего угла площади и, заложив большой палец за черный матерчатый пояс, с кажущейся беззаботностью направился к сторожевым башням у ворот.

Обе башни были высотой с мачту, квадратные, широкие, с гладкими каменными боками и несколькими оконными проемами. Между ними располагались огромные городские ворота шириной в два больших воза — крепкое дерево, окованное железом. Да, Монтеверди предпринял все меры безопасности, хотя вскоре они окажутся тщетными.

Принц насчитал двенадцать солдат снаружи и предположил, что внутри их гораздо больше. Может, взобраться на ворота и пролезть через окно? Или устроить пожар и отвлечь внимание солдат, стоящих за воротами? Конечно, забавнее просто постучать в дверь и бросить им всем вызов. Сколько их там — пятнадцать, двадцать на одного? Давненько Лазар не выступал один против такой толпы. Не вспомнить ли былые времена?

Непринужденно поглаживая бродячего кота, принц не спускал глаз с западных ворот. Внезапно он заметил, что один из солдат воинственно уставился на него:

— Эй ты, стой!

Лазар с невинным видом посмотрел на тучного сержанта, направившегося к нему, и тут же обратил внимание на то, что на поясе толстяка болтается кольцо с ключами.

Один из этих ключей наверняка от тех железных дверей, что ведут в башни.

Маленький краснолицый сержант приблизился к принцу и злобно посмотрел на него снизу вверх:

— Сдай оружие! Сегодня внутри городских стен запрещено носить оружие. Приказ губернатора!

— Прошу прощения, — вежливо сказал Лазар. Теперь он стоял, держа на руках урчащего кота и поглаживая его за ухом.

— Как ты прошел через охрану? Тебя что, не обыскивали?

Лазар пожал плечами.

Маленький сержант прищурился:

— Молодой человек, следуй за мной.

Лазар со спокойным любопытством смотрел на сержанта, но как только тот протянул руку к его оружию, двинул его локтем в лицо.

Он почти с сожалением взглянул на сержанта, навзничь рухнувшего на землю: еще один покорный пособник лживого совета. Принц не винил этих людей за то, что они служат Монтеверди, — ведь этим они зарабатывали себе на кусок хлеба. Голодный человек готов служить любому хозяину. Лазар знал это по себе. Кот спрыгнул с его рук и исчез в темноте. Наклонившись, принц снял кольцо с ключами и не спеша вернулся на площадь.

Дожидаясь удобного момента, он внимательно следил за происходящим вокруг, особенно за десятком стражей Монтеверди, верхом патрулировавших площадь. Один из них восседал на огромном черном жеребце, которому явно не нравилась толпа. Лазар подумал, не ткнуть ли чем-нибудь острым этого горячего скакуна. Он здорово напугает несколько десятков людей, и тогда толпа рассеется.

Нет, это не годится.

Перебирая ключи сержанта, Лазар понял, что не имело смысла красть их. Солдаты изрешетят его свинцом, прежде чем он поймет, какой ключ подходит к замку.

Придется искать другой способ. Оставив ключи на всякий случай и спокойно позвякивая ими, принц пробирался сквозь толпу.

Он выискивал глазами, что бы поджечь.

Поскольку совесть у Монтеверди не чиста, он живет в страхе. Иначе зачем губернатору задействовать такое количество солдат, чтобы охранять толпу, наполовину состоявшую из старух, таких, как эти две, которые медленно двигались перед принцем, загораживая ему путь.

В этот момент Лазар заметил, что толпа впереди него пришла в возбуждение. Люди расступились, чтобы пропустить кого-то. У принца сжалось сердце. Вот так же расступалась когда-то толпа перед его отцом, и люди были так же взволнованы и оживлены.

Он услышал, как кто-то сказал, что это епископ.

Внезапно одна из пожилых женщин воскликнула:

— Посмотри, Беатрис! Вон дочь губернатора рядом с отцом Винсентом. Такая прелестная и добрая девушка!

Лазар замер и посмотрел на нее, чтобы подготовиться к завтрашнему дню.

Как только он увидел ее, сердце его оборвалось.

Аллегра Монтеверди выделялась в толпе, как алмаз в груде камней. Лазар понял это, хотя девушка была еще далеко от него. Чуть склонившись, она разговаривала с крестьянскими детьми. Белое шелковое платье с высокой талией облегало стройный стан; каштановые волосы были зачесаны наверх. В этот момент она вдруг рассмеялась.

Лазар отвернулся, но сердце его не успокаивалось. Принц все еще слышал ее смех, звеневший, словно серебряный колокольчик.

Значит, она не уродина. Ну и что с того? Эта девушка все равно Монтеверди.

И она — его внезапно словно озарило — поможет ему пробраться мимо сторожевых башен. Действительно, как заложница эта девушка просто бесценна. Никто не осмелится встать на его пути, если она будет в его руках.

Прищурившись, принц наблюдал, как свободно передвигается девушка в толпе. Ему нужно лишь подобраться к ней и убедить пойти с ним, словами или с помощью оружия, как получится.

Однако вместо того, чтобы сразу последовать за девушкой, Лазар медлил, раздираемый противоречиями. Он не хотел прикасаться к ней.

Принц не хотел говорить с этой девушкой, вдыхать аромат ее духов, видеть цвет ее глаз. Он вообще не хотел приближаться к ней.

Дело заключалось в том, что Лазар никогда еще не убивал женщин. В своих поступках он руководствовался опре-

деленным кодексом правил, и одно из них состояло в том, чтобы никогда никого не убивать на глазах у женщины. Принц не представлял себе греха страшнее, чем убийство одного из созданий, чьи удивительные тела способны давать новую жизнь. Однако сейчас долг требовал от него именно этого. Лазар появился здесь, чтобы уничтожить ОтгавиоМонтеверди, и наказание преступника не будет полным, пока тот не поймет, что значит стоять и смотреть, как уничтожают твою семью, и при этом быть совершенно беспомощным. Дочь должна умереть.

Увидев, что со стороны проулка, где он оставил бездыханного сержанта, направляется группа солдат, Лазар понял: вскоре у него может не остаться выбора. Этого потребует самооборона, поскольку солдат у Монтеверди было бесчисленное количество. Если Лазара схватят, опасности подвергнется тысяча преданных воинов, которые ожидают его за городскими стенами.

Да, это будет мучительно, но он не позволит себе проявить сострадание. Аллегра Монтеверди станет его живым щитом.

Приняв решение, принц начал пробираться к ней сквозь толпу. Держась на безопасном расстоянии, он искал глазами телохранителей девушки, наверняка сопровождавших ее. Вновь и вновь обводя взглядом толпу, принц понял, что, несмотря на все предосторожности отца, сеньорита Монтеверди вышла без охраны.

Интересно!

Следуя за девушкой, Лазар решил подойти к ней сзади, а пока неотрывно следил за сеньоритой Монтеверди поверх голов крестьян и горожан, разделявших их. Он видел, как она, отойдя от детей, направилась дальше. Девушка останавливалась и говорила то с одним, то с другим. Все, казалось, с симпатией относились к ней, что очень поразило Лазара. Он знал, что жители острова Вознесения ненавидели ее отца, жалкого диктатора.

Подойдя ближе, принц увидел, что девушка задержалась у фонтана, в центре площади. Когда она слегка повернулась, потянувшись к струе воды, Лазар рассмотрел ее профиль. Девушка прикоснулась влажными пальцами к изящной шее, наслаждаясь прохладной водой. Откинув голову, она на мгновение прикрыла глаза от удовольствия.

Это мимолетное движение воспламенило принца.

Не приближайся к ней! — убеждал Лазара внутренний голос, но он не слушал его, слегка склонил голову и наблюдал за девушкой. Она все больше и больше очаровывала принца.

В этот момент Аллегра почувствовала, что за ней следят.

«Господи, да она ничего не может утаить», — подумал Лазар, заметив, что девушка вдруг напряженно осмотрелась, как насторожившийся котенок.

Принц укрылся в тени винной лавки, когда Аллегра бросила тревожный взгляд через плечо, а потом повернулась на звуки музыки, доносившиеся с края площади. Она поспешила к большому костру, где гитарист исполнял старинные баллады. Лазар неторопливо последовал за ней, наслаждаясь преследованием.

Крестьяне, собравшиеся вокруг костра, отхлебывали из бутылок местное вино, обменивались шутками и фривольными историями. Гитарист замолчал и теперь пересчитывал монеты, брошенные в его потрепанный чехол от гитары.

Когда девушка подошла к огню, туда же приблизился и Лазар. Его вдруг охватило неудержимое желание увидеть при свете огня лицо невинной девушки, у которой он отнимет жизнь. Да, ее смерть навсегда останется на его совести.

Нищий гитарист шикнул, толпа замолчала, и он снова запел.

Аллегра задумчиво смотрела в огонь, а Лазар, прячась за спинами людей, обходил костер.

Наконец он остановился прямо напротив нее.

Блики огня играли в волосах девушки и придавали ее коже розоватый оттенок. Такой бывает кожа женщины, разгоряченной любовными ласками. Когда легкий ветерок всколыхнул ее юбки, словно легкие шелковые паруса, опытный взгляд Лазара отметил, что у девушки длинные стройные ноги и округлые бедра.

Как жаль, что пропадет такая красота и невинность!

Лицо Аллегры Монтеверди было усыпано веснушками, совсем как у ребенка, а большие выразительные глаза цвета темного меда были опушены длинными золотистыми ресницами. Хотя она, как донесли Лазару, и воспитывалась в либеральном Париже, все в ней свидетельствовало о пребывании в монастырской школе. Девственная чистота юной Монтеверди пробудила в Лазаре какие-то темные инстинкты.

В ее манере держаться сказывались утонченность, изящество и обаяние, и Лазар не представлял себе, как нажмет на курок.

Однако знал, что сделает это. Он подвел семью пятнадцать лет назад, но на этот раз не повторит ошибки.

Когда взгляд девушки скользнул по толпе, собравшейся вокруг костра, люди, стоявшие перед принцем, расступились. Это привлекло ее внимание, и прежде чем Лазар успел отступить в тень, она увидела его.

Глаза Аллегры слегка расширились, губы приоткрылись, взгляд задержался на оружии и его почти обнаженном торсе, затем обратился к лицу.

Лазар не шелохнулся.

Да он и не мог сделать это, увидев прелестное лицо, освещенное золотистым огнем костра и иным, более ярким светом, идущим изнутри, из самой души.

Между тем выражение ее открытого лица постепенно менялось. Сначала девушке, казалось, понравилось то, что она видит, но затем, через несколько секунд, ее охватил страх. Юная Монтеверди попятилась, словно угадав его намерения.

Лазар не шевелился.

И под его взглядом она отступила и бросилась прочь.

Глава 2

Долгое время Лазар неподвижно стоял у костра. Потом, словно опомнившись, потер подбородок и поправил черную шелковую повязку, дополнявшую образ отъявленного головореза — он долго работал над тем, чтобы выглядеть по-настоящему устрашающим. И это явно подействовало на Аллегру Монтеверди.

Не ходи за ней!

Эти глаза. Боже, какие глаза!

Принц подошел поближе к огню и присел, не зная как быть дальше, потом вытащил пробку из фляжки и, не обращая внимания на любопытные взгляды окружающих, сделал большой глоток.

Ее лицо неотступно стояло у него перед глазами.

Этот свет. Он погасит этот свет. Лазар решил, что ее смерть будет безболезненной. Внезапно к горлу подступила тошнота, но Лазар списал это на ром.

Вновь подняв голову, он увидел, что старый немощный крестьянин с другой стороны костра таращится на него так, словно усиленно пытается вспомнить что-то. Лазару стало не по себе от этого немигающего, пронизывающего взгляда.

— Эй, крестьянин, — подмигнул ему один из мужчин. — Тебе приглянулась девчонка губернатора, да?

Лазар молча уставился на него.

— Давай, возьми ее, парень!

— Хо-хо, да это пахнет виселицей! — усмехнулся другой.

— А она хорошенькая, — заметил худой, изголодавшийся мужчина и злобно посмотрел на остальных. — Может, стоит сегодня преподать Монтеверди урок?

— Мне это по душе, — отозвался его сосед.

— Спятили? Да он вам всем головы поотрывает, — фыркнул крепко сбитый рыбак.

— Ну так что? Монтеверди все равно нас повесит рано или поздно, — возразил первый.

Другие крестьяне заинтересовались.

— Я тоже не прочь поучаствовать!

Лазар не раз слышал такие разговоры, и они не нравились ему. Аллегра Монтеверди — главный инструмент его мести, и он не допустит, чтобы эти ожесточившиеся люди помешали осуществить задуманный им план. Встав и выпрямившись во весь рост, принц как бы невзначай положил одну руку на эфес шпаги, а другую — на рукоятку пистолета.

Люди посмотрели на него так, словно ожидали, что он бросится вперед и поведет их за собой.

— Думаю, не стоит, ребята, — спокойно и дружелюбно сказал Лазар.

— Неужто? — спросил один из парней. Лазар покачал головой:

— Мы не насилуем женщин на этом острове.

— С каких это пор? — усмехнулся другой парень.

— Она же генуэзка!

— А ты кого из себя строишь? — фыркнул самый сообразительный из них. — Воскресшего короля Альфонса?

Так неуместно пошутивший парень еще не успел ничего понять, как уже лежал на спине, а кончик шпаги Лазара упирался в его шею.

Все смолкли.

— Оставьте Аллегру Монтеверди в покое! — бросил принц. И тут старый крестьянин вдруг воскликнул:

— А ведь он действительно похож на короля Альфонса!

Лазар с яростью посмотрел на старика, и на мгновение их взгляды встретились.

— Святая Мария! — выдохнула крестьянка средних лет и, взглянув на Лазара, перекрестилась.

— Легенда! — прошептал гитарист, таращась на принца. — Это правда! Он…

— Нет! — отрезал Лазар.

— Но…

— Вы слепы, — холодно сказал он. — Оставьте меня в покое. — Вложив шпагу в ножны, Лазар покинул их и с неистово бьющимся сердцем устремился за своей жертвой.

Принц рыскал в поредевшей толпе, не желая признавать, насколько стал уязвим после дурацких слов и безумного взгляда старика. Он не похож на отца — ни лицом, ни поступками. В нем нет ни благородства, ни способности к самопожертвованию. Лазар был чертовски рад этому.

«Глупая девчонка! — сердито подумал он, оглядывая толпу. — Какого черта она вообще появилась здесь? И где ее охрана?»

Заметив девушку у фонтана в центре площади, Лазар быстро направился туда. После разговора у костра он спасался, как бы эти головорезы не отважились на какую-нибудь дикую выходку.

Его взгляд был прикован к ее бедрам. Лазар представил себе, как эти длинные ноги обхватят его, как эта кожа цвета слоновой кости покроется испариной, как эти золотисто-каштановые волосы рассыплются по подушке или прольются дождем сквозь его пальцы…

Испытывая отвращение к самому себе, Лазар старался избавиться от этих мыслей. Он не желал признавать, что и Монтеверди есть чем гордиться.

Принц был уже недалеко от Аллегры, когда она вдруг столкнулась с высоким блондином.

Лазар отступил в тень и стал пробираться к ним окольным путем.

Изысканно одетый блондин, видимо, сердился на девушку. Он схватил ее за руку и навис над ней. Однако Аллегра быстро указала блондину в сторону костра и, наверное, рассказала ему о полубезумном убийце, который преследовал ее.

«Ах, это герой девушки явился спасать ее, — подумал Лазар с мрачным юмором, заметив, как блондин обводит взглядом толпу. — Должно быть, жених!» Лазар, разумеется, знал о помолвке. Он хорошо подготовился к этой ночи.

Принц невзлюбил Доминика Клемента с первого взгляда, и когда тот подозвал взмахом руки нескольких охранников и отдал им приказание, несомненно, о его аресте, Лазар раздраженно вздохнул.

Все это время сеньорита Монтеверди жалась поближе к жениху, настороженно вглядываясь в толпу и словно ожидая, что Лазар бросится на нее. Когда солдаты отправились выполнять приказ, Клемент беззаботно рассмеялся и притянул испуганную невесту к себе, обнимая и успокаивая ее.

Презрительно скривив губы при виде воркующих голубков, Лазар быстро осмотрелся и принял решение. Заметив, что солдат на огромном черном жеребце совсем рядом, принц снова взглянул на счастливую пару и поморщился. Мужчина вел Аллегру за руку вдоль крепостной стены — он уходил с заложницей принца.

В глазах Лазара вспыхнул гнев, когда он увидел, как Клемент погладил ее по спине.

«Ну ладно, сеньорита Монтеверди, — подумал принц, — теперь вы разозлили меня».

— Но, Доминик, им так весело! Вовсе незачем прогонять всех с площади, — сказала Аллегра, пожалев об откровенности с женихом. Ведь он, как всегда, начал тут же отдавать распоряжения.

А теперь из-за своего разыгравшегося воображения она испортила всем праздник.

— Глупости! Время уже за полночь. Этим людям пора разойтись по домам. — Доминик тащил девушку за руку, как непослушного ребенка. Он вел ее вдоль затененной стороны дворца, направляясь к огороженному стеной саду.

Аллегра вздохнула, вспоминая прекрасного, полубезумного дикаря с пронзительными глазами цвета полуночи.

Да, он испугал ее своим оружием и дерзким взглядом, словно прожигающим одежду, но она никогда не встречала еще такого мужчины.

Великолепный… зверь. Аллегра вздрогнула, представив себе мощную обнаженную грудь, подтянутый живот и золотистую кожу.

Враждебный, изголодавшийся взгляд незнакомца так ошеломил девушку, что она никак не могла объяснить Доминику свое необычное состояние, и поэтому сказала правду: опасный на вид мужчина в упор смотрел на нее и, возможно, даже преследовал.

Сейчас Аллегра сожалела о своем признании.

Что, если незнакомец вовсе не преследовал ее и не имел дурных намерений? Она знала жестокость солдат отца. В красивом, точеном лице незнакомца было столько отчаянной гордости, что Аллегра с болью думала о том, что ему придется страдать от унижения.

Теперь из-за нее его схватят на глазах всех этих людей, и свободолюбивый человек окажется за решеткой, а его прекрасное тело будут терзать, чтобы добиться покорности. Темные глаза незнакомца преследовали ее. Они выражали грусть, голод и ярость. Почему он так пристально смотрел на нее?

Аллегра не знала. Но уже понимала, что как только избавится от Доминика, сразу отправится к страже и потребует проявить к незнакомцу во время допроса терпимость и милосердие. Потом, если он, конечно, не представляет опасности, она добьется, чтобы его отпустили:

Слова Доминика прервали ее размышления:

— Ты проявила непростительную оплошность, юная сеньорита. А твоих охранников я отдам под суд за то, что не выполнили своих обязанностей. Нет, лучше велю отстегать их кнутом. — Доминик вытащил связку ключей от дома Оттавио и открыл садовую калитку. — Да, велю отстегать их.

— Это нелепо! Ты не сделаешь ничего подобного. Надеюсь, ты не способен на такое варварство?

Он надменно взглянул на нее:

— Аллегра, ты, кажется, не понимаешь. Если бы мятежникам удалось взять тебя в заложницы, они принудили бы твоего отца к чему угодно. Не приди я за тобой, кто знает, где бы ты была сейчас? — Доминик пропустил девушку вперед.

Аллегра почувствовала на себе острый взгляд светло-зеленых глаз Доминика и, проходя в калитку, коснулась его поджарого атлетического тела. Сделав несколько шагов, девушка обернулась:

— Доминик, а откуда ты узнал, что я вышла из дома? Ведь покидая бальный зал, я собиралась пойти в свою комнату…

Он улыбнулся:

— Ты поймала меня.

Положив ключи в карман, Доминик двинулся к девушке. Она нервно взглянула в сторону дворца, потом обратила взор на него.

— Папе это не понравится, — неуверенно сказала Аллегра, прекрасно зная, что отец боготворит Доминика. Он стал для Оттавио сыном, которого у него никогда не было.

— Не беспокойся, — уверенно заявил он. — Я запер дверь веранды и отпустил слуг. Велел даже страже уйти отсюда. Видишь? Я сделал так, чтобы мы оказались в полном уединении.

— Зачем?

— Ах, ах, какая подозрительность! — Доминик взял ее за руку и повел мимо тускло светивших фонарей под лавровое дерево. Он сорвал цветок, подал его Аллегре и, улыбаясь, прижал ее спиной к стволу.

Девушка растерянно держала цветок, не зная, что с ним делать, а Доминик гладил ее обнаженные руки.

— Будет тебе, Аллегра. Мы ведь станем мужем и женой. Тебе пора привыкать ко мне. — Доминик погладил ее щеку.

— Какая пошлость! — Аллегра покраснела и отвернулась. — Разве не для этого мужчины заводят любовниц?

— Поверь, с такой красавицей, как ты, мужчине не нужны любовницы. Сегодня я хочу лишь целовать тебя. Я ведь немногого прошу, не так ли? — Его сильные пальцы мягко, но решительно ласкали ее плечи. — Надеюсь, ты поймешь, что нам вместе очень хорошо, намного лучше, чем ты предполагала.

— Боюсь, вы сегодня слишком много выпили, синьор.

— Меня может опьянить только нектар твоих губ.

— Хорошо отрепетировано. Практикуешься на своей любовнице?

Доминик рассмеялся:

— Я избавился от нее, Аллегра. Дорогая, мы с тобой помолвлены уже больше месяца. Мужчина имеет право целовать свою нареченную.

— Мне от этого как-то не по себе.

— Вскоре тебе это очень понравится, уверяю тебя. — Он говорил очень убежденно.

— Ну ладно, — пробормотала девушка.

Доминик тихо рассмеялся и, нежно обняв Аллегру, прижался к ее губам. Ожидая, когда поцелуй закончится, она невольно призналась себе, что это не так уж неприятно. Время тянулось, а он словно замер, приникнув к ее губам.

— Как чудесно! — прошептал Доминик, прильнув губами к щеке девушки. Потом его губы скользнули к ее шее, и он, крепче обняв Аллегру, слегка приподнял ее.

Она несмело обняла его за шею и взглянула на звездное небо, мерцавшее сквозь листву дерева, гадая, долго ли это продлится. Ей, конечно, нравился Доминик, но, закрывая глаза, она думала только о нем.

Принц никогда не поцелует ее, потому что существует только в мечтах. Ах ладно. Однако Аллегре совсем не хотелось, чтобы ее касались руки какого-то другого мужчины.

Жених начал нежно покусывать мочку ее уха. Возбужденная новым ощущением, Аллегра забеспокоилась, когда Доминик заскользил руками по ее спине, пробираясь вниз.

Она начала извиваться, упершись в его грудь.

— Думаю, этого достаточно.

— Далеко не достаточно, — возразил Доминик и снова поцеловал ее, требовательно и настойчиво, железной хваткой удерживая девушку. Он так сильно прижимал ее к дереву, что она почувствовала, как эфес его шпаги уперся ей в живот.

Через секунду она осознала, что у Доминика нет шпаги.

«О Боже!» Аллегра уперлась руками в его плечи.

— Доминик, прекрати, — начала девушка, но едва она приоткрыла губы, как он засунул язык ей в рот, а лицо обхватил руками.

Пьяный или нет, но Доминик наверняка понимал, что стоит ей лишь рассказать отцу об этом, и их помолвке придет конец…

Аллегра замерла и вдруг осознала все с пронзительной ясностью. Доминик догадался, что она дала согласие на замужество, прельстившись его положением. Значит, что бы он ни сделал, Аллегра не расскажет отцу.

— Тебе не следовало выходить на площадь, дорогая, — сбивчиво прошептал Доминик, сильно сжимая Аллегру. — Там есть мужчины, которые могут обидеть тебя, позволить себе вольности. — Она услышала, как затрещал шелк, когда Доминик засунул руку в лиф ее платья и обхватил ладонью грудь.

— Перестань! — Аллегра снова попыталась вырваться, но он крепко прижимал ее к дереву.

Одна рука Доминика слегка обхватывала шею девушки, другая лежала на ее груди, и он, откинувшись назад, насмешливо улыбнулся ей; его зеленые глаза сверкнули.

— Ну давай же, кричи. Тогда наказание будет более жестоким, когда ты окажешься в моем доме.

— Наказание? — изумилась Аллегра.

— Видишь ли, это право мужа. Но пока ты моя хорошая маленькая девочка, тебе нечего бояться. — Доминик поцеловал ее. — В чем дело? — спросил он, почувствовав, что она не отвечает на поцелуй.

Ошеломленная Аллегра смотрела на него, все еще не веря в происходящее. Да нет же, педантичный, безупречный Доминик, любимец совета никогда не сделает ничего подобного. Но когда его рука сжалась на ее шее, Аллегра убедилась, что это не сон, а реальность, и стиснула зубы, опасаясь утратить самообладание.

— Немедленно отпусти меня! Ты пьян!

Доминик понимающе улыбнулся:

— Ты хочешь использовать меня — почему же мне не использовать тебя? Ведь в этом и заключается суть брака, разве не так? — Он снова грубо поцеловал девушку, пытаясь при этом раздвинуть коленом ее ноги.

Она попробовала увернуться.

— Я не выйду за тебя замуж!

— Дорогая, — жарко зашептал Доминик, — когда я пролью в тебя свое семя, у тебя не будет выбора.

Она набрала в грудь побольше воздуха, чтобы закричать, но он с тихим, укоряющим смешком закрыл ей рот ладонью.

— Тебе не справиться со мной, видишь? Ах, как приятно покорять тебя, Аллегра. В жизни так мало достойных целей.

Внезапно Доминик обернулся, причем так быстро, словно кто-то стукнул его по плечу.

Аллегра ахнула, увидев за спиной Доминика неистового незнакомца, которого встретила у костра. Он возвышался над Домиником, уперев руки в бока и расставив ноги в черных сапогах. Незнакомец был вооружен до зубов; плечи — в ярд шириной, черный камзол распахнулся, открывая взору гладкую мускулистую грудь и плоский живот.

— Прошу прощения, что помешал, — произнес он глубоким и властным голосом, — но я отчетливо слышал, как дама сказала вам «нет».

Аллегра увидела сверкающие глаза цвета полночного неба, перед тем как незнакомец схватил и отшвырнул Доминика, загородив ее своей широкой спиной. Длинные шелковые концы головной повязки спускались по его спине и слегка развевались на ветру, когда он направился к Доминику, поигрывая самым страшным кинжалом из всех, какие видела Аллегра.

Доминик отступал, тяжело дыша.

— Твой друг, дорогая? — осведомился он, холодно взглянув на Аллегру.

— Хороший друг, — весело подтвердил незнакомец, не дав Аллегре ответить. — Очень хороший. Доминик покраснел от ярости.

— А, теперь понимаю. Вот почему ты вечно бегаешь к своим грязным крестьянам! — прошипел он, оглядев незнакомца с головы до ног.

Незнакомец разразился таким оглушительным хохотом, что Аллегра невольно улыбнулась. Дрожащими руками она поправила платье, разорванное Домиником. Сжимая на груди края ткани, девушка благодарила провидение за то, что оно послало ей спасителя.

— Аллегра, — начал Доминик, — ты поразила и разочаровала меня…

— Не стоит ревновать, парень. Она принадлежала мне всего шесть-семь раз.

Аллегра раскрыла рот от удивления, но тут же закрыла его, догадавшись, что незнакомец нарочно злит Доминика. Умный негодяй!

— Ты спала с этим человеком? — Доминик заскрипел зубами.

— И с тремя моими братьями, — заверил его незнакомец.

— Она довела нас до изнеможения. Девчонка просто ненасытна.

— Ну, хватит! — гневно оборвала его Аллегра.

— Я убью тебя, — бросил ему Доминик.

— Неужто своими руками? — поинтересовался незнакомец. — Может, лучше позвать твоих охранников?

Испытывая негодование и облегчение, Аллегра не знала, как поступить: дать ему пощечину или рассмеяться. Если у Доминика есть хоть капля здравого смысла, он воспользуется возможностью и, спасая остатки гордости, отправится к своей любовнице.

Однако в этот вечер в Доминике возобладала пьяная удаль, и он пренебрег легким путем. А может, молва была права и ее бывший жених действительно отлично владеет оружием?

Аллегра заметила, как Доминик выхватил кинжал, украшенный драгоценными камнями.

Незнакомец, улыбнувшись, легко перекинул огромный кинжал из одной руки в другую.

Теперь, увидев незнакомца в действии, девушка уже не удивлялась тому, что он легко ускользнул от стражи, посланной Домиником. Однако все же не представляла себе, как он перебрался через стену сада. Правда, незнакомец не походил на человека, который позволит остановить себя такому пустяку, как кирпичная стена высотой в четыре метра.

Но зачем он вздумал спасать ее?

— Ты тот, кто преследовал девушку, — процедил Доминик. — Ты никогда не спал с ней.

— Ну да, — признался незнакомец, — пока нет.

Аллегра фыркнула:

— Наглый невежа!

Скрестив руки на груди, она прислонилась к дереву. Итак, он преследовал ее.

Девушка знала это. Но зачем?

— Аллегра, иди в дом. Этот разбойник явно из числа мятежников.

— Но вы заперли двери, синьор. Помните? И кроме того, сомневаюсь, что он один из них. — Аллегра оглядела незнакомца. — Никто на площади не знал его.

— Синьорита Монтеверди, пожалуйста, не уходите, — обратился к ней незнакомец. — Увидев вас, я хотел представиться, но синьор вмешался раньше, чем мне удалось сделать это. Уверен, вы рады моей настойчивости, не так ли? — Он одарил девушку такой очаровательной улыбкой, что у нее дух захватило.

— Аллегра, — потребовал Доминик, — иди и крикни страже, чтобы она арестовала этого негодяя или забрала то, что от него останется, когда я разделаюсь с ним.

— А за какое преступление, синьор?

— Проникновение в частные владения.

— Едва ли это справедливо — в данном случае.

— Не перечь мне! — Доминик не отрывал глаз от незнакомца.

Кинжалы сверкнули в лунном свете, когда мужчины приняли боевую стойку.

— Он ничего не нарушил, — возразила Аллегра. — Это мой дом. Я скажу, что пригласила его. Не волнуйся, Доминик. Если бы этот человек хотел убить тебя, ты бы уже был мертв.

Незнакомец снова залился веселым смехом.

— Что это? Неужели я слышу комплимент моей скромной персоне? Ну теперь я буду сражаться за вас с удвоенной силой, сеньорита. Извинись, негодяй, или мне придется жестоко обойтись с тобой. — В грозном голосе незнакомца прозвучала ирония, которую Доминик не сумел оценить.

Очарованная Аллегра посмотрела на незнакомца.

— Уходите отсюда, — сказала она. — Вас повесят.

— Не успеют. — С этими словами Доминик бросился на противника.

Аллегра не желала кровопролития, но понимала, что если позовет охрану разнимать мужчин, то пострадает только ее напрасно рисковавший спаситель. К тому же она считала, что Доминик достоин наказания.

«Господи, да кто же он такой?»

Она устало поднесла руку ко лбу. Эти двое дрались так неистово, будто сражались за ее честь.

Тетя Изабель была бы в восторге.

Глядя на эту сцену, Аллегра подумала, что ее мечты о мире — пустая трата времени. В другое время она могла бы даже поразмыслить о грубой природе человека, но сейчас так устала от присутствия на балу и подготовки праздника, что хотела лишь одного — подняться к себе и заснуть. Пусть эти двое глупцов изобьют друг друга до полусмерти. И все же девушка не уходила и вздрагивала каждый раз, когда удары противников достигали цели.

Солдаты вскоре услышат шум схватки. Поэтому она должна остаться и в случае чего объяснить, что этот человек просто пытался помочь ей. Нельзя допустить, чтобы отрубили такую прекрасную голову.

Несколько минут Аллегра рассматривала незнакомца в тусклом оранжевом свете фонарей. Он был поразительно хорош собой. На широком, прекрасной формы лбу красовались великолепно очерченные иссиня-черные брови с дьявольскими, приподнятыми с внешней стороны кончиками. Под длинными загнутыми темными ресницами светились огромные, проникающие в самую душу глаза, черные, как ночное море. У него был гордый прямой нос римлянина и волевой подбородок прирожденного завоевателя. Однако губы, полные и чувственные, казалось, созданы для поцелуев и сладкой лжи.

Глаза незнакомца сверкнули от бешенства, когда Доминик бросился на него. Легко увернувшись, незнакомец схватил противника за руку и швырнул на траву как пушинку.

— Ну, хватит с тебя или причинить тебе боль? — вежливо осведомился незнакомец.

— Причини ему боль, — попросила Аллегра. Доминик поднялся с искаженным от ярости лицом.

— Ты умрешь за это, пес!

— За это? Да это же пустяки! — И снова бросился на него.

В следующую минуту Аллегра по-настоящему встревожилась. Противники все больше ожесточались. Она все же решила отправиться за стражей, боясь, как бы эти двое не пострадали, но тут вспомнила, что ворота сада заперты, а ключи у Доминика.

— Не могли бы вы прекратить? — спросила девушка.

Незнакомец бросил на нее взгляд, словно желая убедиться, что она никуда не уходит, и тем самым допустил ошибку. Доминик кинулся к нему с кинжалом, и Аллегра ахнула, когда лезвие скользнуло по левой руке незнакомца, распоров кожу. Из раны хлынула кровь.

Удовлетворенно засмеявшись, Доминик отступил:

— Вот я и поранил тебя.

— Нет, как вам это нравится? — пробормотал незнакомец, удивленно рассматривая руку. Он вскинул голову, и его глаза сверкнули как молния. — Очень даже щиплет.

Противники уставились друг на друга, и Аллегру вдруг охватил ужас.

Она поняла, что если сейчас же не вмешается, то незнакомец убьет Доминика, за это его повесят, а на ее совести будет смерть двух молодых мужчин.

— Послушайте, хватит! — властно воскликнула девушка, хотя ее голос дрожал. — Синьор, я приведу врача. Доминик! — Она направилась к бывшему жениху и протянула к нему руку, хотя он выглядел устрашающе с окровавленным кинжалом. — Ты доказал то, что хотел. А теперь отдай мне ключи и убирайся из этого дома.

Доминик взглянул на нее с холодной жестокой улыбкой:

— С тобой я разберусь позднее, дорогая. Но сначала покончу с этим наглым… отребьем.

В этот момент незнакомец отбросил нож и, прищурившись, в упор посмотрел на Доминика. Длинный изогнутый кинжал глубоко вонзился в землю.

Доминик взглянул на обтянутую кожей рукоятку кинжала, потом на незнакомца.

— На этот раз, мой друг, ты рассердил меня, — тихо проговорил незнакомец, разминая пальцы.

Пораженная Аллегра замерла. Доминик поднял кинжал, готовясь к новому броску. Кровь незнакомца испачкала его руку и брабантское кружево на рукаве.

Секунду длилось молчание; все словно застыло, загипнотизированное горящим от ярости взглядом незнакомца.

И тут без всякого предупреждения он прыгнул на Доминика, сбил его с ног, повалил на цветочную клумбу, вырвал кинжал и отшвырнул в сторону. Аллегра закричала и бросилась к мужчинам, когда незнакомец начал жестоко избивать Доминика.

— Остановитесь, перестаньте! — умоляла она, не смея подойти ближе, поскольку незнакомец при каждом очередном ударе с силой заносил назад правую руку.

После четырех-пяти ударов лицо Доминика превратилось в кровавое месиво.

— Хватит! — закричала Аллегра.

Доминик попытался выхватить пистолет из кобуры незнакомца, но тот отвел его руку. Доминик вцепился в концы косынки незнакомца, и та соскользнула, обнажив голову, покрытую короткой черной щетиной. Такая же покрывала его лицо.

Варвар зарычал и одним коротким сильным ударом впечатал руку Доминика в каменный бордюр клумбы, сломав запястье. Аллегра даже услышала хруст кости.

Она ахнула от ужаса. Доминик пронзительно вскрикнул, но гордость заставила его замолчать.

— Ах, так ты из крепких, да? — Сильно размахнувшись, незнакомец ударил Доминика в лицо так, что тот мгновенно потерял сознание.

Потрясенная Аллегра наблюдала эту сцену, прикрыв рот рукой.

Словно стыдясь своей остриженной головы, незнакомец торопливо, одной рукой, обвязал ее косынкой. Кровь все еще текла из его другой руки.

— Он… мертв? — прошептала Аллегра.

— Жив, — отозвался незнакомец, обыскивая карманы Доминика. Девушка подумала, что он собирается ограбить бывшего жениха прямо у нее на глазах, но незнакомец взял лишь ключи от садовых ворот.

Когда варвар поднялся и встал рядом с Аллегрой, она обнаружила, что он возвышается над ней чуть ли не на фут. Незнакомец был мощным, как гладиатор. И вдруг поняв, что Доминик без сознания, вокруг ни души, а она один на один с этим жестоким, залитым кровью человеком, Аллегра поразилась, как она могла хотя бы на секунду довериться ему.

Он уставился на девушку черными сверкающими глазами, потом не спеша направился к ней. Она инстинктивно попятилась, хотя голос незнакомца звучал обольстительно-нежно:

— И куда это ты направилась, моя крошка?

Аллегра хотела броситься прочь, но он схватил ее за талию и с низким, злобным смешком прижал к своему твердому, как скала, телу.

— Нет-нет, дорогая, я тебя заработал в честном бою. Тебе следовало послушаться твоего жениха.

— Кто ты? — спросила девушка дрожащим от страха голосом.

Незнакомец склонил голову над ее плечом.

— Волшебный Принц, — прошептал он. — Разве это не очевидно?

Аллегра вырывалась и сопротивлялась, но тщетно. Незнакомец молча пошел через сад, увлекая ее за собой.

— Отпусти меня! Вот, возьми мои драгоценности! — в отчаянии закричала девушка. — Это бриллианты и изумруды. Я никому не скажу про тебя. Но уходи…

Он засмеялся:

— Ах, сеньорита Монтеверди, кое-что можно купить, но только не меня.

По пути незнакомец нагнулся, поднял свой кинжал и небрежно воткнул его в ножны. Когда они добрались до калитки, он отпер ее и распахнул. Девушка вцепилась в калитку обеими руками, но незнакомец повлек ее дальше.

— Чего ты хочешь от меня? — спросила Аллегра.

— Будь спокойна и делай то, что я скажу.

Обхватив девушку за талию, он усадил ее на огромного черного жеребца, который, казалось, примчался из самого ада на его свист. Девушка заметила на седле знак полковой кавалерии, но не успела подумать о том, что стало с прежним владельцем.

Не успела она устроиться, как незнакомец уже вскочил на коня позади нее.

Бог мой! Да он же похищает меня! Аллегра не могла поверить в то, что Доминик оказался прав.

Значит, незнакомец — один из мятежников.

Поняв это, девушка немного успокоилась. Он не причинит ей вреда, потому что в таком случае отец не выполнит требований мятежников. Осознав, что она более или менее в безопасности, Аллегра убедила себя не терять самообладания.

Обычно она не одобряла крайних мер, но, возможно, только такой поступок заставит отца и совет прислушаться к народу. И тогда ее похищение принесет пользу острову Вознесения.

Подумав об этом, Аллегра решила не сопротивляться. Сердце ее сжималось от тоски при мысли о том, что отважный незнакомец окажется на виселице. Даже если она вернется домой целой и невредимой, отец добьется того, чтобы его схватили и убили. А если не отец, то Доминик.

— Держись за меня, — приказал он, услышав крики стражи.

Аллегра обхватила его узкую талию под черным камзолом. Притянув девушку поближе к себе, незнакомец направил коня на дорогу, ведущую из города. Дернув поводья, он слегка сжал ногами бока жеребца.

Через секунду они уже во весь опор мчались по дороге.

Глава 3

Дочь Монтеверди сидела, прижимаясь к нему. Лазар не понимал, как же так получилось, что он стал ее спасителем. Одно принц знал точно: он получил рану потому, что эта девушка отвлекла его. Это удручало Лазара.

Удручало его и то, что он внял ее мольбам и пощадил Клемента, и то, что стройная девушка покачивается перед ним в седле, и то, что аромат цветов, исходящий от ее волос, дразнит его ноздри.

У Лазара создалось впечатление, что сеньорите Монтеверди нравится это похищение, и он поморщился. Это никуда не годится. Девушка должна бояться его.

Где-то позади за ними гнались двадцать — тридцать солдат, но Лазар был рад этому. Во-первых, чем больше солдат отправятся в эту бесплодную погоню, тем меньше их останется охранять городские ворота. Во-вторых, погоня отвлекала принца от других мыслей. Так, он почти забыл о том, что изящная попка жертвы ерзает перед ним на седле, а ее разорванное платье беспрепятственно открывает его взору девственную грудь.

Увидев старый дуб, раскинувший ветви над дорогой, Лазар остановил черного жеребца.

— Почему ты остановился? Они же настигают нас! — воскликнула сеньорита Монтеверди.

— Ш-ш-ш! — Он прислушался. — Нет, дальше. — Лазар стегнул коня, проскакал немного вперед и опять остановил — (ся, прислушиваясь. — Проклятие, это где-то здесь. — Он вновь повернул коня к дубу. — Вот, здесь. Дай мне шпильку. Быстрее! — Лазар соскочил с коня и снял Аллегру.

Аллегра вытащила шпильку, украшенную изумрудом, и длинные волосы водопадом хлынули ей на плечи. Сквозь деревья Лазар увидел быстро приближающихся солдат, воткнул шпильку в седло так, чтобы острый кончик колол коня, шлепнул его по крупу, и тот ринулся вперед.

Лазар схватил Аллегру за руку и потащил в заросли у дороги. Перескочив через поваленное дерево, он помог перебраться Аллегре и притянул ее к устланной листвой земле, потому что белое платье могло легко выдать их.

Они лежали бок о бок, словно возлюбленные, бурно предававшиеся любви.

Аллегра следила за ним широко раскрытыми глазами. Лазар приложил палец к губам девушки, хотя не замечал в ней никакого желания звать на помощь.

Мимо них пронеслись два эскадрона. Копыта лошадей заглушили доносившийся издали шум водопада. Держа заложницу за тонкое запястье, Лазар взглянул в сторону города, откуда, как подозревал вот-вот появится подкрепление.

— Пошли.

Они поднялись. Нежные, тонкие пальчики Аллегры переплелись с его длинными, сильными пальцами, и Лазар пйвел ее через темный благоухающий лес на звук водопада. Принц немного успокоился, потому что они уже преодолели небольшую гряду и теперь дорога не была видна. С каждым их шагом шум водопада нарастал.

— Как тебя зовут? — спросила девушка.

— Давай-ка без вопросов, — отозвался Лазар, раздраженный ее властным тоном.

Они уже достигли поляны, где водопад падал в большое озеро.

Лазар увидел, что девушка смотрит на отражение лунного света в воде.

— Ты могла бы хоть изобразить испуг, — пробормотал он.

— Я испугана.

Лазар едва подавил желание поцеловать прелестный рот, в уголках которого таилась дерзкая улыбка.

«Я ни за что не смогу отнять жизнь у этого создания», — подумал он.

Но тут Лазар вспомнил, как навалились на его отца, словно на раненого быка, вновь и вновь вонзая в его тело кинжалы. Вспомнил, как перерезали горло Пипу, его восьмилетнему брату.

Он стянул сапоги.

— Собираешься искупаться? — осведомилась девушка.

Вместо ответа Лазар вошел в озеро, увлекая Аллегру за собой. Она протестующе вскрикнула, но здесь было неглубоко — ему вода доходила до бедер, ей — до талии.

— Куда ты ведешь меня?

Он не ответил.

Они добрели по воде до водопада, где Лазар поставил сапоги на выступ скалы. Аллегра зачарованно рассматривала вход в пещеру, скрывавшийся за стеной воды. Лазар выбрался из воды на камни и протянул ей руку. Когда она, промокшая насквозь, поднялась и встала рядом с ним, желание захлестнуло его.

Мокрый белый шелк облепил все изгибы ее женственной фигуры, а яркая полная луна лишь усилила волшебный эффект. Лазар взглянул на часы.

Сколько же у них времени? Сейчас четверть второго ночи. Мало.

Разозлившись на себя, Лазар убрал часы. Даже если бы у него была неделя, он не стал бы заниматься любовью с этой женщиной. Нельзя и помышлять об этом!

Только совсем бессовестный человек способен соблазнить женщину, которую намерен убить через несколько часов. Но правильно ли, чтобы такое очаровательное создание умирало девственницей?

«Мерзкое животное!» — сказал себе Лазар и заглянул в зияющую черную пасть тоннеля.

— Пошли, — бросил он, запретив себе любоваться ее красотой.

— Зачем ты ведешь меня туда? — спросила Аллегра, наконец выказав страх.

— Чтобы скормить тебя медведям. Поторопись, я не могу топтаться тут всю ночь.

— Твой отряд ждет тебя там? — Девушка подошла ближе к нему и серьезно взглянула на него. — Ты ведь не оставишь меня с ними? Люди злы на моего отца, и я… чувствовала бы себя в большей безопасности, если бы ты был рядом.

— В безопасности? — изумился Лазар. Смущенно посмотрев на него, она отважно улыбнулась и заправила за ухо выбившийся локон.

— Я знаю, ты не позволишь им обидеть меня, поскольку один раз уже спас.

И Лазара вдруг осенило: эта девушка доверяет ему! Так вот почему она так покладиста!

Лазутчики, конечно, рассказали ему о демократических настроениях этой маленькой патриотки, усвоенных ею в Париже, где она общалась с философами и писателями. Аллегра Монтеверди была настоящей защитницей народа. Лазар знал о благотворительности этой девушки и ее попытках сохранить мир. Она действовала так, словно желала искупить грехи отца.

«Не давай ей ложных надежд. Она должна узнать правду», — подумал Лазар, но не нашел в себе сил рассказать Аллегре все.

Какой толк от того, что она проведет последние часы своей жизни в смертельном страхе? Лазар не хотел причинять ей лишних страданий. Страдать должен Оттавио Монтеверди, а не она. «Нет, пусть Аллегра осознает всю серьезность сложившейся ситуации постепенно, — решил он. — Возможно, так ей будет легче».

Она смотрела на него огромными глазами — с надеждой, доверием и страхом.

Как же посмел ее бессердечный жених посягнуть на такую невинность? А ведь Доминик хотел надругаться над ней! И Лазар тотчас решил послать людей за Домиником — он схватит виконта и убьет.

Возможно, хоть это немного успокоит его совесть.

Лазар прижал ладонь к ее лицу, охваченный необъяснимой печалью. Судьба сделала их врагами. Будь он сегодня принцем — а Лазар не сомневался, что его отец все еще здравствовал бы (ему было бы сейчас шестьдесят лет), — и если бы Аллегра стала фрейлиной его маленькой сестры принцессы Анны, точно так же, как ее мать, синьора Кристина, когда-то была фрейлиной его матери, королевы Юджинии, то кто знает? Возможно, он покорил бы эту девушку и научил бы ее искусству любви.

— Пойдем, крошка. У нас мало времени. — Лазар взял Аллегру за руку и повел во тьму.

«Этот мятежник — загадка», — думала Аллегра, когда Лазар ввел ее в пещеру, которая была темнее его черных как ночь глаз. Она видела, с какой жестокостью он бил Доминика, поэтому и представить себе не могла, что его большие руки могут с такой нежностью поддерживать ее.

— Здесь где-то должен быть факел и кремень, — пробормотал Лазар и, оставив девушку, отправился на поиски. Она ничего не видела в кромешной тьме, но слышала его движения.

— Кто ты? — спросила она, и ее голос эхом разнесся по пещере.

— Тебе это незачем знать.

— А как мне тебя называть?

— Как угодно. Это не имеет значения.

— А для меня имеет.

— Почему?

Она пожала плечами:

— Вежливость.

— Сожалею, но это не для меня.

Эхо, разносившееся под сводами, свидетельствовало о том, что пещера гораздо больше, чем предполагала Аллегра.

— Каковы твои условия?

Его молчание сказало ей, что и это она не должна знать.

— Что это за место?

— Перестань задавать вопросы!

Аллегра услышала скрежет кремня по стали и увидела искры. Вскоре маленький огонек разгорелся и осветил смуглое лицо незнакомца, его сверкающие черные глаза и густые брови. Возможно, ей надо не восхищаться им, а бояться его? Нет, Аллегра была уверена, что человек с таким веселым смехом и такими ласковыми руками не может быть жестоким.

— Значит, ты не скажешь мне свое имя?

— Скажу, если на этом твои вопросы прекратятся. — Над вспыхнувшим факелом сверкнула его дьявольская улыбка. — Меня зовут… Умберто.

— Умберто? Нет! — засмеялась девушка. — Все Умберто страшно неуклюжие. Он лукаво улыбнулся:

— Паоло?

Аллегра покачала головой:

— Нет. Паоло слишком слабы.

Лазар внимательно наблюдал за ней.

— Может, Антонио?

— Не исключено. Ты раскачиваешься, как все Антонио. Но если бы ты был настоящим Антонио, то никогда бы не сказал Доминику, что я ненасытна. Ни один Антонио не признается, что оставил женщину неудовлетворенной, даже если это и ложь.

— Я сказал совсем другое: что ты хотела еще.

— Ты не Антонио, — заключила она.

— Пойдем, милая. Впереди две тяжелые мили.

— Две мили? — Аллегра вгляделась в темноту. Когда он поднял факел, девушка поняла, что они идут в самое сердце пещеры.

— Тоннели Фиори, — благоговейно прошептала она. — Антонио-Умберто, как ты нашел их? — Взяв из его рук факел, Аллегра пошла вперед, удивленно осматриваясь.

— Вы, кажется, поражены, сеньорита Монтеверди, — раздался позади нее глубокий голос.

— Я думала, что эти тоннели всего лишь легенда! — Девушка обернулась. — Мы не должны находиться здесь.

— Почему же? — В его глазах промелькнуло что-то мрачное.

— Эти тоннели принадлежат семье Фиори. Лазар пожал плечами:

— Они мертвы.

— Не стоит тревожить покойников. — Аллегра быстро перекрестилась.

Одна черная бровь вопросительно изогнулась.

— Едва ли тоннели понадобятся им в ближайшее время.

Аллегра сурово посмотрела на спутника:

— Поклянись, что не показал всему своему отряду эти тоннели.

— Э… нет.

— Это хорошо. Они должны остаться тайной. — Девушка провела рукой по черному граниту стены тоннеля. — Бедный Лазар! — вздохнула она.

— Что ты сказала?

Что-то в его решительно расправленных плечах и гордо вздернутом подбородке заставило ее внимательно вглядеться в незнакомца, и на мгновение она даже подумала…

Нет, это невозможно. Просто у нее снова разыгралось воображение. Никто не выживет, прыгнув со скалы высотой в двести футов в кишащие акулами воды, тем более тринадцатилетний мальчик. Хотя его тело не было найдено, это вовсе не означает, что легенда о пропавшем принце — нечто большее, чем просто легенда.

«Как эти тоннели?» — подумала она.

Мятежник подошел к девушке и вырвал факел у нее из рук.

— Давайте покончим с этим, сеньорита Монтеверди.

Он произнес ее имя так, словно ненавидел его.

Лазар шел вперед, злясь, оттого что Аллегре и в голову не приходит, кто он такой. Принц пока не хотел, чтобы она узнала, — приберегал это сообщение для ее отца, но поскольку девушка даже не подумала о такой возможности, Лазар вдруг почувствовал раздражение.

Как же он, по ее мнению, мог узнать об этих тоннелях? Неужели так трудно предположить, что он — сын короля Альфонса? Вместе с тем негодование, охватившее его, или, возможно, тщеславие, позабавило Лазара.

В середине пути он услышал тихий возглас Аллегры и обнаружил, что она подвернула лодыжку.

Лазар направился туда, где девушка, сидя на влажном каменистом полу тоннеля, потирала ногу. Глаза ее были полны слез. Он полагал, что Аллегра притворяется, пока не увидел, что ее атласные бальные туфельки превратились в лохмотья. Белые шелковые чулки девушки тоже порвались и были забрызганы грязью. Лазар опустился перед ней на колени.

— Что произошло?

— Я споткнулась, — с укором отозвалась она. Он подал ей факел.

— Дайте-ка я посмотрю. — Не обращая внимания на ее возражения, Лазар провел ладонью по грациозному изгибу ноги и осторожно нажал большим пальцем углубление над костью. Она поморщилась от боли, закусив губу.

Лазар задумался. Аллегра крепилась, пока они шли, но теперь он видел, что ее силы на пределе.

Конечно, ночка для девушки выдалась тяжелая. Попытка изнасилования, похищение, преследование, вынужденное купание в озере. Теперь она подвернула лодыжку, а впереди более страшные испытания.

Лазар протянул ей фляжку и предложил немного рома.

Она с отвращением отвернулась, но потом все же поднесла фляжку к губам, сделала маленький глоток. Он хмыкнул, когда девушка закашлялась и начала хватать воздух ртом.

— Ужасно! — Ее медовые глаза наполнились слезами.

— Это притупит боль. — Лазар поднялся и протянул ей руку. — Ну давай, моя маленькая пленница.

Оставшуюся часть пути он нес ее на плечах, а она держала факел, освещая путь. Сначала Лазара злило то, что Аллегра неустанно направляет и предостерегает его, предупреждая о выбоинах и камнях на полу тоннеля, просит пригнуться, если острые гранитные зубья нависают над головой. Но потом он привык.

Однако Лазар не мог привыкнуть к тому, что ее руки обвивались вокруг его шеи, а ноги вокруг его талии. Было что-то дикое в том, что он нес женщину вот так, но это доставляло ему несказанное наслаждение. Ее платье еще не высохло, и влажная ткань липла к телу Аллегры и к нему.

Дыхание Аллегры щекотало ухо Лазара, и ему казалось все менее и менее вероятным, что синьорита Монтеверди выйдет из тоннеля девственницей.

И тем не менее ему предстояло убить ее.

Эта мысль преследовала Лазара, и он ощущал какую-то странную раздвоенность. Когда он еще только начал планировать вендетту, Аллегра Монтеверди была для него лишь именем, орудием для достижения цели, а вовсе не думающим, чувствующим, любознательным созданием с милым серебристым смехом и веснушками на носу.

Аллегра тихо дышала ему в ухо, когда Лазар повернул к выходу, которым воспользовался раньше.

— Спасибо, что спас меня от Доминика, хотя и похитил.

— Ты любишь его?

— Нет. — Она вздохнула и положила голову ему на плечо. — А у тебя есть дама сердца?

— Есть.

— Как она выглядит?

— У нее три палубы, три мачты и самый великолепный нос, о каком только может мечтать мужчина.

— Корабль?! — воскликнула она. — А, так ты мореплаватель. Конечно! Теперь я понимаю. — Аллегра легонько сжала его шею, и Лазар невольно улыбнулся. — Ты — коренной житель, но много путешествовал. Я чувствую это по твоему говору.

— Очень хорошо, сеньорита Монтеверди.

— Если не ошибаюсь, ты родился в знатной семье.

— Да.

Поскольку король Альфонс умер мученической смертью, Ватикан рассматривал вопрос о причислении его к лику святых. Лазар почему-то не хотел, чтобы это произошло, хотя сам он, вероятно, никогда об этом не узнает. Кардиналы примут решение об этом не раньше чем через тридцать пять лет, а Лазар не собирался жить так долго.

— Я слишком тяжела для тебя?

— Конечно, нет.

— Рука сильно болит? Похоже, кровь перестала идти.

— Все прекрасно.

— Куда ты несешь меня?

— Увидишь.

Аллегра затихла на минуту, но тут же заговорила снова:

— Могу я задать тебе вопрос? Кое-какие слова Доминика все еще ужасно мучают меня. Ты — мужчина и, возможно, растолкуешь мне их смысл. Понимаешь, Умберто, я старалась выйти замуж за Доминика потому, что он станет следующим губернатором острова.

«Не рассчитывай на это», — подумал Лазар, а вслух сказал:

— Говорят, власть усиливает половое влечение к тому, кто ею обладает.

— Какие возмутительные слова! Но это не имеет никакого отношения к делу.

— Конечно, нет.

— Я говорю серьезно. Мне казалось, что как его жена я смогу влиять на происходящее на острове Вознесения, смягчать несправедливость, облегчать страдания людей.

— Достойно восхищения.

— Знаешь, как говорят, — произнесла она с дразнящими нотками в голосе, положив подбородок ему на плечо, — за каждым великим человеком стоит великая женщина.

— Прости, но я сомневаюсь, что твой жених когда-нибудь станет великим человеком.

— Бывший жених! Теперь я ни за что не выйду за этого кретина! Пока не знаю, что буду делать. Может, уйду в монастырь.

Все в нем сжалось при этих словах, потому что Лазар знал: будущего у нее нет.

— Доминик утверждал, что имеет право так поступить со мной, поскольку, по его словам, я использовала его. А я никогда и не думала ни о чем подобном. С моей стороны было нечестно согласиться на этот брак, чтобы послужить народу? Но сам-то Доминик хотел жениться на мне только из-за положения моего отца. Понимаешь? Я совсем запуталась. Что ты думаешь об этом, Умберто?

— А что вы думаете об этом, сеньорита Монтеверди? Важно ведь ваше мнение.

— Не знаю, но чувствую себя виноватой.

— Он и хотел, чтобы ты чувствовала себя виноватой. Аллегра снова положила голову ему на плечо, почти обняв его.

— Умберто! Никто никогда не защищал мою честь. Он промолчал.

Мария…

Первая мысль, появившаяся в затуманенном мозгу Доминика, была о том, что ему нужна Мария, его любовница, верная и преданная, как спаниель. Мария лучше, чем мать, знала, как позаботиться о нем. Он попытался открыть глаза, но открылся только правый, а левый полностью заплыл. Голова трещала и раскалывалась.

В темноте над ним покачивались маргаритки, колокольчики лилий молча смотрели на него, как лица встревоженных женщин. Какое-то мгновение Доминик не понимал, где он и как очутился здесь.

Потом вспомнил.

Доминик Клемент, шатаясь, поднялся. Он тяжело дышал ртом, потому что нос распух. Доминик поднялся и стоял, покачиваясь и осматриваясь, когда к нему подбежали три охранника.

— Синьор!

— Вы ранены!

— Великолепный вывод. — Доминик оттолкнул руку охранника, пытавшегося поддержать его. Пульсирующую от невыносимой боли правую руку он прижимал к груди. — Сеньорита Монтеверди?

— Он увез ее на черном жеребце, которого украл. За ним гонятся два эскадрона.

— Мы быстро привезем ее, синьор. Не волнуйтесь. К утру они будут у нас.

— Доставьте мне того человека. Он мой.

— Да, синьор.

Один из стражников нашел кинжал Клемента и вернул его хозяину.

— Ты, — сказал Доминик одному из мужчин, — немедленно спроси губернатора, может ли он встретиться со мной в его кабинете. А ты, — сказал он другому, — приведи мне лучшего хирурга. А ты, — кивнул он третьему, — позаботься, чтобы моя карета была готова через полчаса.

Ему нужна Мария. Рассказав свою историю недалекому губернатору и приведя в порядок руку, он отправится в маленький загородный домик, где поселил ее. Мария залижет его раны и успокоит уязвленную гордость.

Что до Аллегры Монтеверди, маленькой чопорной сучки, ей придется положиться на отца, чтобы спастись. Свою долю работы он выполнил.

«Этот черноглазый дьявол наподдал тебе, жалкий, ноющий слабак».

Зарычав от этой мысли, Доминик направился к дворцу. Пытаясь привести себя в порядок, он стряхнул землю с измятой одежды и пригладил взлохмаченные волосы.

Хромая, Доминик направился по коридору к кабинету Монтеверди. Он избегал гостей, а на слуг бросал такие злобные взгляды, что они спешили ретироваться. Поверит ли Аллегре губернатор, если она расскажет отцу, что Доминик пытался слегка позабавиться с ней?

Да и вреда никакого он ей не причинил. В конце концов, Доминик действовал только в интересах Аллегры, желая, чтобы их брачная ночь не стала для нее шоком. Монтеверди должен понять, что он, Доминик, пытался защитить его дочь от того наглого мерзавца.

Кто же он? Если один из мятежников, что вполне логично, то почему говорит не как крестьянин?

Почему назвался хорошим другом Аллегры? Негодяй держался с ней так, словно они и впрямь старые друзья.

«Возможно, в голове у меня что-то сместилось от ударов, — подумал Доминик, — или, может, я слишком много выпил, но что-то явно не стыкуется в этой истории».

Если бы Аллегра подчинилась ему и позвала этих проклятых стражников, то ничего такого не произошло бы. Черт, она сама виновата в том, что ее похитили. Он сделал все, чтобы защитить девчонку, но она совершенно не помогала ему. Да, Аллегра вела себя так, словно хотела, чтобы ее похитили.

Конечно, она знала этого человека. Аллегра — мятежница.

Доминик неподвижно стоял в коридоре, устремив взгляд в пространство, и пытался осмыслить свое открытие. Разумеется, она — предательница.

Аллегра восстает против принятых норм — носит цвета Фиори, не уважает ни отца, ни жениха, спорит с гостями о том, в чем ничего не понимает. Доминик никогда не относился ко всему этому серьезно.

Она обвела его вокруг пальца. Это похищение — фарс. Никакая опасность ей не угрожает — Аллегра просто действует заодно с мятежниками, желая заставить отца и совет выполнить ее волю. И она использовала его, с самого начала играя с ним.

Ярость душила Доминика, когда он ворвался в кабинет Монтеверди и, сразу направившись к буфету с напитками, попытался левой рукой налить себе виски.

— Проклятие! — Доминик крикнул слуге, чтобы тот налил ему виски и зажег свечи.

Когда в комнате стало светло и слуга подал ему бокал, Доминик взглянул в зеркало над камином и едва узнал свое лицо, теперь походившее на распухшую подушку сливового цвета.

Неудивительно, что все так пялятся на него.

Он тут же поклялся, что отомстит этому мятежному псу — это будет не быстрая казнь, а медленная, мучительная пытка. А что до Аллегры, которая посмела сделать из него дурака, она пожалеет об этом. Очень пожалеет. Доминик и ей отомстит, но прежде он должен кое в чем убедить ее отца.

Он знал, что Монтеверди никогда не выдвинет обвинений против дочери, точно так же, как не стал обвинять жену, узнавшую правду об убийцах семьи Фиори. Да, благодаря кое-кому из членов совета Доминик постепенно узнал тайну о том, что случилось с Кристиной Монтеверди. Мать Аллегры уничтожили прежде, чем она успела рассказать свою историю в Риме, как втайне планировала. Поскольку смерть Кристины была обставлена как самоубийство, ее муж так ничего и не предпринял. Губернатор был слишком влюблен в жену, а потому не мог держать ее в руках.

Точно так же Монтеверди использует власть, чтобы защитить свою маленькую девочку, даже если она и агент мятежников.

«А может, ее и стоит пощадить?» — подумал Доминик и злобно ухмыльнулся. Посмотрев на свое запястье, распухшее так, что рука стала в два раза толще, он поклялся не расторгать помолвку, даже если ему ампутируют руку. Кстати, как муж Аллегры, он сможет вымещать на ней свою злобу каждую ночь, до последних дней ее жизни.

Мятежник так и не отвел девушку к своему отряду. Вместо этого он проводил ее назад, в Маленькую Геную.

Сейчас в городе было темно и пустынно. Лишь небольшие группы охранников прохаживались по улицам и стояли на площади. В их перекликающихся голосах, в пронзительных свистках сержанта, в звуке марширующих ног и в цокоте копыт чувствовалась напряженность.

«Все разыскивают его и меня», — поняла Аллегра, когда незнакомец вел ее вдоль старой римской стены к сторожевым башням у ворот — в самое логово, судя по всему.

Девушке было не по себе, оттого что она так покорно выполняет волю похитителя, словно пошла против отца и встала на сторону мятежников. Но какой у нее выбор? Она же не может сражаться с таким огромным и сильным мужчиной?

Внутри у нее что-то тошнотворно дрожало, когда Аллегра думала о том, что сделают с Умберто, схватив его, особенно увидев ее разорванное платье. Это сделал Доминик, но заподозрят, конечно, Умберто. Солдаты отомстят жителям его деревни и, несомненно, сделают с крестьянскими девушками то, что, как они полагают, он сделал с ней.

Затем мужчины деревни взорвут гарнизон или устроят засаду солдатам и сотворят ужасные вещи с пойманными пленниками. «Месть за месть, кровь за кровь, и так без конца», — устало размышляла она.

Жители острова были католиками, а Спаситель учил подставлять другую щеку, если ударят по одной, и Аллегра не понимала, почему средневековая традиция вендетты распространилась по всей Италии, как лихорадка безумия. Более всего подвергались этой заразе острова — Сицилия, Корсика и остров Вознесения. Хотя короля Альфонса здесь почти боготворили, все, кажется, забыли, что еще двадцать лет назад он законом запретил вендетту.

Взглянув в сторону дворца, Аллегра увидела, что все окна освещены. Интересно, что скажет отец по поводу этой истории? Наверняка не допустит, чтобы гости узнали о ее похищении.

Доминика сейчас уже несомненно нашли и отвели к врачу.

Он, вполне вероятно, уже налгал отцу о том, как все произошло, выгораживая себя, а потом отправился к любовнице.

У сторожевых ворот мятежник долго смотрел на девушку странным взглядом своих темных завораживающих глаз. Аллегра было решила, что сейчас он наклонится и поцелует ее, но Умберто лишь притянул ее к своей груди. Затем обнял рукой ее талию. Она не воспротивилась.

— Аллегра… — пробормотал Лазар.

Девушка задрожала, услышав обжигающее желание в его голосе. Она закрыла глаза, когда пальцы Лазара коснулись ее шеи. Эта неожиданная ласка лишила девушку сил, и, чтобы не упасть, она слегка прижалась к нему.

— Лодыжка болит?

— Чуть-чуть, — задыхаясь, прошептала Аллегра.

Лазар замер, а затем его руки начали ласкать ее. Все ощущения Аллегры сосредоточились там, где он касался ее. Девушке мучительно хотелось узнать его имя.

Пальцы Лазара обхватили ее плечо, потом скользнули по руке к запястью.

— Аллегра, — выдохнул он, — я так сожалею о том, что мне предстоит сделать.

— Ничего, — пробормотала она, закрыв глаза и положив голову на его широкую грудь.

Наслаждаясь ощущением близости этого сильного тела, Аллегра вдруг услышала тихий металлический щелчок.

Она открыла глаза как раз в тот момент, когда незнакомец приставил серебристое дуло пистолета к ее виску.

Девушка замерла в его руках.

— Что ты делаешь? Боже милостивый!

— Спокойно, дорогая. — Лазар вывел ее на открытое пространство перед воротами. — Веди себя спокойно, делай то, что я говорю, и ничего неприятного не случится.

Стража бросилась к ним, но Лазар приказал солдатам остановиться. Они повиновались.

— А теперь постучи в дверь, — сказал он Аллегре. — Когда ответят, назовись.

Она не шелохнулась.

— Аллегра!

— Не могу, — простонала она. — Мне страшно.

— Ты должна сделать это, дорогая.

— Не смей так называть меня! Как ты можешь говорить такое, держа пистолет у моего виска?

Она заплакала. Лазар твердил себе, что это хорошо, ибо картина будет убедительнее. Но на душе у него было скверно.

— Я ненавижу тебя!

— Ну же, милая, сделай это, — мягко попросил Лазар. — Я не обижу тебя. Нам лишь нужно убрать с дороги этих солдат, вот и все.

— Ты… ты обещаешь?

— Клянусь, — прошептал он.

— Хорошо. — Вся дрожа, она шагнула вперед и заколотила кулаком в массивную деревянную дверь с железными запорами, которая вела в башню.

Девушка казалась крошечной на ее фоне, и у Лазара сжалось сердце. Он стремительно притянул ее к себе, полуобняв, прежде чем она успела подумать о побеге. Услышав голоса мужчин по ту сторону двери, Аллегра дрожащим голосом назвала себя.

— Как ты мог поступить так со мной? — прошептала она. — Я ничего плохого не сделала тебе. Я никого не обидела.

Лазар верил ей.

— Если это утешит тебя, то я продал бы душу, лишь бы любить тебя, — пробормотал он.

— Я никогда бы не согласилась. Никогда, проживи я хоть тысячу, хоть миллион лет!

— А я думаю, согласилась бы.

— О Боже, как же я ненавижу тебя!

— Добрый вечер, синьоры, — обратился Лазар к солдатам. — Мы с сеньоритой Монтеверди просим вас всех покинуть башню. Выходите тихо, подняв руки вверх.

Через несколько минут в помещении не осталось солдат, и Лазар вместе с Аллегрой заперся в башне, для надежности придвинув к двери тяжелый стол. Карты, в которые играли солдаты лишь несколько минут назад, разлетелись по полу.

— Безумец! — закричала Аллегра, всплеснув руками. — Ты понимаешь, что тебя повесят? Как только выйдешь отсюда, ты — мертвец!

Лазар усмехнулся:

— Как мило, что тебя это тревожит. — Убрав пистолет, он схватил девушку за руку и потащил вверх по каменной лестнице.

Воздух в башне был душным и спертым, стены — сырыми.

Запыхавшись, они добрались до сторожевой комнаты, окна которой выходили на море. В ней стояли лишь грубо сколоченный деревянный стол и небрежно отодвинутые скамейки. На стене висели лампы.

Лазар задул все лампы, кроме одной, чтобы не превратиться в легкую мишень для солдат.

В центре комнаты стояла большая лебедка для восточных ворот. Отпустив руку Аллегры, Лазар подошел к лебедке и уперся плечом в колесо. Для того чтобы усилия увенчались успехом, понадобились бы двое-трое сильных мужчин, но ему придется сделать все самому.

Аллегра замерла и побледнела, глядя на него, но при первом скрипе ворот вздрогнула.

— Кто ты? — решительно спросила она, когда Лазар налег на рычаг. Его рана снова открылась.

Он выругался, заметив, что кровь снова полилась из раны.

— Оторви полоску от своего платья. Нужно перевязать эту чертову рану, иначе мне никогда не открыть эти проклятые ворота.

— Зачем ты открываешь ворота?

— Делай то, что я велел. — Вытащив фляжку с ромом, Лазар полил им рану.

Аллегра вдруг бросилась прочь.

— Вернись! — крикнул Лазар. — Черт бы тебя побрал! — Ром вперемешку с кровью струился по его руке, но он, не обращая на это внимания, ринулся за девушкой.

Через несколько минут Лазар уже перекинул ее через плечо и нес вверх по лестнице. Опустив Аллегру на стол, он сдернул кожаный ремешок со своей фляжки и связал ее лодыжки морским узлом. Все это время она ругала его словами, которые, по понятиям монастырских воспитанниц, представляли собой грязные ругательства:

— Мерзавец! Лгун! Убийца! Отойди от меня! Ты заливаешь меня своей кровью!

— Дай-ка мне эту штуку. — Лазар потянул за шелковый пояс на ее талии. — Это должно помочь. Она вцепилась в пояс.

— Нет! Ты не запятнаешь своей мерзкой кровью это, Синьор Без Имени!

Он посмотрел на нее, прищурившись:

— Послушайте, сеньорита Монтеверди. Моя рука кровоточит из-за вашего драгоценного жениха, от которого, позволю себе напомнить, я спас вас.

— Напомни мне, чтобы я поблагодарила тебя за это, когда в следующий раз приставишь пистолет к моему виску!

— Ах ты зловредная девчонка! Да я и не собирался стрелять в тебя. И кроме того, мой порох промок: пистолет, наверное, и сейчас не выстрелит. А теперь давай сюда пояс. Это всего лишь тряпка.

— Вовсе нет!

Лазар схватил пояс и подошел к лампе, расправляя его. И только собираясь промокнуть им рану, он понял, что это такое.

Замерев, Лазар уставился на пояс, потом поднес шелковую полоску к свету.

Как же он не заметил этого раньше?

Холодок пробежал по его спине.

Зеленое и черное. Цвета Фиори.

— Что это, черт возьми?

Аллегра небрежно пожала плечами.

— Я задал тебе вопрос.

— Почему я должна тебе отвечать, когда ты даже имени своего не называешь?

Он сжал пояс в кулаке.

— Почему ты, Монтеверди, носишь цвета Фиори?

— Не твое дело.

— Вообще-то мое. — Лазар внимательно посмотрел на девушку. — Сегодня ты была хозяйкой на балу Оттавио Монтеверди, где собрались едва ли не все члены Генуэзского совета. — Он поднял пояс. — И тем не менее ты повязала его.

Аллегра надменно вздернула подбородок.

— Ну и что из того?

Лазар почти с благоговением взирал на это дерзкое создание, слушая конец тирады.

— …Но знаешь что? Я даже и не хочу знать твое имя, вообще ничего не хочу знать о тебе. Ты самый неуклюжий, самый невоспитанный…

И тут радость захлестнула Лазара.

Обхватив лицо Аллегры руками, он остановил поток оскорблений поцелуем. Ее прелестные губы мгновенно воспламенили его, и он, прижав девушку к себе, застонал от наслаждения.

Аллегра Монтеверди и не подозревала о том, какое счастье подарила ему. Теперь он не убьет ее.

Все моряки суеверны, и Лазар воспринял этот черно-зеленый пояс как знак с того света. Нет, он придумает другую пытку для Монтеверди. А Аллегра будет жить.

Лазар возьмет ее под свою защиту и в свою постель.

О, он превратит эту девушку в богиню чувственности. Лазар упивался вкусом ее губ, как вишневым вином. Весь обратный путь в Ост-Индию он будет учить Аллегру и наслаждаться ею.

А дальше что-нибудь придумает. Теперь Лазар знал одно: что несет за нее личную ответственность, поскольку к утру ее отец, родственники и злобный жених будут мертвы.

Он задрожал от желания, когда Аллегра обвила его шею руками и стала несмело целовать.

О да, место Аллегры рядом е ним. Они связаны преступлением ее отца. К утру от обоих кланов останутся лишь двое — он и она.

По этой причине Лазар решил немедленно назваться ей, хотя прежде не решался довериться ни одной из женщин. Но сейчас все изменилось. И ему уже хотелось поведать все кому-нибудь.

Сердце его неистово колотилось, когда Лазар раздвинул поцелуем губы Аллегры, медленно скользя по ним влажным языком. Она тихо застонала. Он так мечтал бы остаться здесь, но сдержался, предвкушая долгие ночи в море.

Последний раз коснувшись губ девушки легким поцелуем, Лазар отпустил ее и улыбнулся, заметив, как она удивлена.

— Аллегра, я должен кое-что сказать тебе. — Он глубоко вздохнул и, закрыв глаза, молил Бога о том, чтобы Аллегра поверила ему. — Я — Лазар. Я уцелел.

Девушка не пошевелилась.

Слегка отстранившись, он настороженно взглянул на Аллегру. Ее ресницы с золотыми кончиками дрогнули.

— Лазар? — растерянно повторила она. — Принц Лазар ди Фиори?

Он кивнул.

Она долго смотрела на него. А потом расхохоталась ему в лицо.

Глава 4

Лазар ожидал от нее совсем иной реакции, и сейчас все его надежды рухнули.

Ему следовало бы предвидеть это.

— Забудь! — бросил Лазар, отходя от Аллегры. Туго перевязав раненую руку полоской шелка с цветами семьи ди Фиори, он снова взялся за лебедку.

— Пропавший принц, да? — весело осведомилась она, но в ее голосе слышались нотки горечи. — Умберто, ты лжешь все более изобретательно.

— Я не лгу,

— Ты не Лазар ди Фиори. Посмотри на себя.

— Почему бы вам не воспользоваться кинжалом, сеньорита Монтеверди? — предложил он. От напряжения пот струился по его лицу.

Аллегра спрыгнула со стола и подошла к окну. Мрачно поглядывая на нее, Лазар продолжал работу. Если она собиралась звать на помощь, то ей не повезло. Через несколько минут начнется штурм Маленькой Генуи.

Лазар решил запереть Аллегру в башне до тех пор, пока не покончит с ее отцом и не подготовит корабль к отплытию. Здесь девушка будет в безопасности, и чем меньше она узнает об утренних событиях, тем лучше.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Я ухожу отсюда, ваше величество! — с яростью воскликнула Аллегра. — Ты не Лазар ди Фиори, нет! — Потеряв равновесие, она споткнулась, но успела ухватиться за каменный подоконник и замерла, уставившись на дорогу, где, как он предполагал, уже появились его люди.

Обернувшись, пораженная девушка прошептала:

— Что происходит? Кто ты?

— Я сказал тебе, — устало ответил Лазар. Закрепив лебедку, чтобы дать отдых руке, он подошел к Аллегре и указал — в сторону залива и дороги. — Настал судный день, сеньорита Монтеверди. Видите?

Первые ряды его людей были всего в четверти мили от ворот. Он уже видел их. Лазара охватила гордость, когда он наблюдал, как бесшумно они приближаются. У них не было ни единого факела. «Парни просто молодцы».

В первой волне было двести человек; Лазар сам отобрал каждого, кто умел вести ближний бой. Эти испытанные воины всегда помнили его наставления, даже в разгар боя.

«На этот раз не повторится ужас Антигуа», — заверил он себя. Его люди не станут неистовствовать. «Господи, только не на острове Вознесения». Лазар надеялся, что сумел втолковать даже самым недалеким из своих людей, что любой, кто нарушит его указания, будет расстрелян.

Порядок — это все.

Антигуа научил его этому.

После того как первый отряд войдет в Маленькую Геную, остальные последуют тремя волнами по двести человек в каждой, и еще двести человек останутся в резерве для обслуживания орудий и разведки. Генуя, находившаяся всего в пятидесяти милях по ту сторону залива, обладала мощным флотом с хорошо обученными командами. Лазар подсчитал, что кораблям понадобится шесть часов, чтобы пересечь залив после первых пушечных выстрелов по острову, но он и его люди уже будут далеко к моменту прибытия флота, а владения губернатора заполыхают огнем.

— О Бог мой, это же восстание! — Глаза Аллегры выражали ужас. — Ты ведешь крестьян, чтобы свергнуть моего отца. Ты привел их сюда, чтобы убить нас во сне. Ты воспользовался легендой о пропавшем принце, чтобы заставить их следовать за тобой.

— Ошибаешься. — Лазар подхватил девушку на руки и снова усадил на стол. — А что это за легенда? — Вернувшись к лебедке, он решил занять Аллегру разговором, чтобы отвлечь ее от ненужных мыслей.

Девушка побледнела.

— Ты сам прекрасно знаешь. Эти несчастные люди верят, что принц Лазар не умер и чудом спасся, когда разбойники оттеснили его к краю скалы и вынудили прыгнуть в море. Они надеются, что принц где-то укрылся и, вернувшись, заберет остров Вознесения у Генуи и восстановит власть великих Фиори.

Не веря своим ушам, Лазар смотрел на нее.

— Жалкие люди, — пробормотал он и, со злостью навалившись на лебедку, дюйм за дюймом начал поднимать огромные восточные ворота.

— Убийство того несчастного мальчика было трагедией, — горячо заявила Аллегра. — Будь ты настоящим патриотом, ни ты, ни твои жалкие людишки никогда бы не использовали его смерть и мечты нашего народа, чтобы захватить власть!

— Меня не интересует власть.

Руки Лазара дрожали от напряжения, когда он наконец закрепил лебедку; левая рука горела и кровоточила, но сердце его ликовало.

Точно в назначенное время путь в Маленькую Геную был открыт.

Теперь Монтеверди в его руках.

— Ты самозванец, — прошептала Аллегра. — Ты не мой Лазар.

Он взглянул на нее:

— Твой Лазар?

— Никто никогда не поверит тебе. Ты не принц.

— А как же я узнал о тоннелях?

— Ты просто случайно нашел их; это твой очередной трюк, вроде того, когда ты не дал мне позвать охрану, заворожив меня! О, ты довольно умен, но у тебя нет совести, совсем нет, и никакого уважения ни к Фиори, ни к острову Вознесения, ни ко мне…

— Замолчи!

— Ни даже к самому себе. Ты — мошенник.

Лазар решительно шагнул к Аллегре, охваченный желанием отвесить ей оплеуху, но она умолкла и испепеляла его гневным взглядом.

— Ты права. Никакой я не принц, черт побери. Я и не говорил этого, если ты помнишь. — Взобравшись на большой стол, он уложил Аллегру на спину и оседлал ее. — Я лишь назвал тебе свое имя, поскольку вы так чертовски любопытны, сеньорита Монтеверди. Так вот, позвольте мне сказать вам, кто я, — бормотал он в нескольких дюймах of ее лица. — Я — мореплаватель, капитан, изгнанник, пират. И ваш новый хозяин.

В этот момент раздался такой крик, подобного которому Аллегра никогда не слышала, — это его люди ворвались в Маленькую Геную через открытые ворота.

Пират сидел на Аллегре, пожирая ее взглядом, как изголодавшийся волк, а снизу доносился шум наступления. Аллегре казалось, что все демоны ада вырвались из своих черных глубин и устремились на грешную землю.

Она в ужасе уставилась на него:

— Что ты сделал?

— Нет времени на разговоры. — Лазар стремительно соскочил со стола и, снова подняв девушку на руки, понес ее вниз.

В нижней комнате он усадил Аллегру в угол; ее лодыжки все еще были связаны, и одна слегка вспухла.

— Тебе нечего бояться, — сказал Лазар. — С тобой ничего не случится. Клянусь тебе могилой моей матери. Но помни, Аллегра, не открывай дверь никому, кроме меня. По сравнению с моими людьми солдаты твоего отца кажутся школярами. Поняла?

Она кивнула, испытывая искушение кинуться в его объятия и молить.о защите. К счастью для ее гордости, девушка вовремя вспомнила, что не переносит этого человека.

Лазар с минуту смотрел на Аллегру, потом вздохнул, нагнулся и поцеловал ее в лоб. Его губы были теплыми и твердыми.

— У тебя до смерти испуганный вид. Но тебе нечего бояться, милая. В этой башне хорошие, крепкие стены. Здесь ты в безопасности. Только не ходи наверх. Крыша не выдержит, если в нее попадет пушечное ядро. Я приду за тобой, когда мы закончим обстреливать город, на рассвете.