— А как тебе, ежели мы тебя свяжем, сунем в глотку кляп и швырнем в лодку, а развяжем, када к тебе вернется здравый смысл?
— Я иду туда. Кто со мной?
Выдры переглянулись. Виджи потупилась и промолчала. Огорченный Джон-Том посмотрел на последнего члена маленького отряда.
— И ты тоже. Перестраховщик?
— Это только имя. Я иду с тобой, человек. — Енот поглядел на деревню и загон. — Неладно это, да и только.
— У вас обоих шарики заехали за ролики. Джон-Том, на этот раз ты просишь чересчур много!
— Да никакого риска! — умоляюще твердил Джон-Том. — Мы с Перестраховщиком проскальзываем в деревню, пока никто не видит, и перерезаем веревки у нескольких столбов. Потом удираем. Тем временем вы с Виджи утащите лодку. Встретимся возле устья реки. Мы с Перестраховщиком — а может, и с конем — плывем к вам. Мы будем в открытом море прежде, чем в деревне сообразят, что главное блюдо отбыло в неведомые края.
— Отлично, приятель! Запиши это на бумажке. Мы сделаем копии и раздадим их каннибалам, чтоб они точненько знали свои клепаные роли.
Друзья дождались сумерек. Мадж проводил Перестраховщика и Джон-Тома до переправы.
— И постарайся не опоздать к лагуне, приятель. Я не стану болтаться там, дожидаясь твоего прибытия. Хватит с меня. Слышишь?!
Но Джон-Том то ли не слышал, то ли слышал, но не ответил.
— Придурки дерьмовые. Я их предупреждал.
— Не волнуйся, они справятся. — Виджи успокаивающе положила лапу на плечо выдра.
— Я волнуюсь? Да какого черта мне волноваться? У них куча времени.
И у нас куча времени.
Мадж хотел обнять подругу, но она его оттолкнула.
— Так и не будем его терять. Пойдем добывать лодку.
И Виджи побежала к воде. Мадж с ворчанием последовал за ней.
Одинокий барабан вдалбливал неизменный монотонный ритм прямо в мозг. Джон-Том знал, что будет слышать этот барабан еще много дней спустя — если только их попытка удастся. Мокрый до нитки после переправы, он пробирался следом за Перестраховщиком по прибрежным зарослям. Вечер выдался жаркий, и Джон-Том чувствовал себя приятно освеженным. Никогда еще не был он так уверен в правоте своего дела.
У первой хижины они залегли.
— Видишь что-нибудь?
— Почитай, все готовятся развести большой огонь, — прошептал енот.
— Тут никого не видать, не слыхать. Идем, и побыстрее!
Они перебежали небольшую площадку и оказались у загородки. Заметив незнакомцев, жеребец тревожно оглянулся через плечо и рысцой направился в их сторону.
— Кто вы и откуда явились?
Голос у него был низкий и зычный.
— Друзья — Джон-Том вглядывался во мрак позади коня. — Как ты попался?
Тем временем Перестраховщик уже перерезал веревки, скрепляющие столбы загона.
— Ехал навестить друзей. Однажды ночью на наше маленькое судно обрушился жуткий шторм, и оно затонуло. Боюсь, многие из моих попутчиков оказались плохими пловцами. Впереди были высокие волны и скалы. Оказавшись на берегу в одиночестве, я в поисках помощи двинулся в эту сторону — и оказался в руках у этого жуткого племени.
Перестраховщик уже освободил один столб, и Джон-Том помог еноту тихонько подвязать его.
— Лучше поторопитесь. — Конь поглядывал в сторону куста. — Кстати, меня зовут Тейва. Поторопитесь, а то вас тоже съедят. Ужасный край!
— Смотря где живешь, — налегая на нож, возразил Перестраховщик.
— А почему ты не улетел? — Джон-Том указал на черный кожаный ошейник. — Вряд ли эта сбруя настолько тяжела.
Жеребец скосил глаз на ошейник.
— Нет, она совсем легкая. По-моему, это только для ритуала и ничего более. Они ее надевают на тех, кого собираются съесть. Но ограда чересчур высока, мне не перескочить.
— Я ни слова не сказал о прыжках. Почему ты не улетел?
Тейва повесил голову и упавшим голосом признался:
— Не могу.
— Вот-вот покончу с этим, — вытаскивая столб из земли, проворчал Перестраховщик. — А почему так?
— Просто не могу.
Кто-то наподдал Джон-Тому пониже спины, отправив его прямиком в только что проделанный проход. Рядом закувыркался енот. Они вскочили на ноги как раз вовремя, чтобы увидеть дюжину туземцев, устанавливающих столбы на место. Нож Перестраховщика лежал у ног мускулистого волка. Тот поднял оружие и сунул себе за пояс. Каннибалы подкрались настолько тихо, что ни Джон-Том, ни даже Перестраховщик ничего не заметили, пока не получили коленом под зад.
Покончив с оградой, туземцы оглядели новоприбывших, высунув языки и не проронив ни слова.
— Вот уж изрядные молчальники, ничего не скажешь! — Енот двинулся вперед. — По-моему, я могу одолеть этот забор.
Движение его было остановлено стрелой, вонзившейся в футе от ног.
Джон-Том поднял глаза на кроны деревьев. Среди ветвей смутно прорисовывались контуры луков и горящие глаза.
— Вот они откуда объявились. Потому-то мы и не слышали, как они крадутся. Должно быть, следили за нами с тех пор, как мы вылезли из реки, и очень старались не расхохотаться.
— Да уж, изрядно опасный народ, что и говорить. Думаешь, никто не видит, а они смотрят да посматривают.
— И очень экономны. Им ничего не стоило продырявить тебе ногу. — Джон-Том подбородком указал на стрелу и отвернулся от ограды. — Делай вид, что мы влипли и подняли лапки кверху.
— Так оно и есть.
Енот грузно опустился на землю.
— Вовсе не обязательно.
— О чем ты говоришь? Вы так же беспомощны, как и я, — удивился Тейва.
— В моем посохе таятся шесть дюймов стали. — Джон-Том взмахнул посохом. — А в мешке лежит инструмент.
— По-моему, музыка тут не поможет.
— Ты не понял. Я чаропевец.
— Человек, ты не сможешь выпеть себя отсюда — просто не успеешь.
Джон-Том искоса обозрел темные силуэты на деревьях.
— Может, да, а может — нет. Так вот почему ты не улетел — боялся получить стрелу в грудь до того, как взмоешь над деревьями?
Жеребец понурился.
— О нет, это меня не тревожит. Я могу упорхнуть с такой скоростью, что лучший стрелок не успеет даже прицелиться. Но их это тоже не тревожит, потому что они знают, что я не могу улететь отсюда. Они знают, что у меня не в порядке.
Джон-Том положил руку на. огромное крыло, и хотя оно было сложено, ощутил игру огромных мускулов и дрожь сухожилий толщиной с человеческую ногу. Судя по виду, этот конь мог бы спокойно летать с роялем на спине.
— По-моему, у тебя все в порядке. Если ты не боишься стрел и у тебя все нормально, то какого ж черта не улетел из этого крольчатника? — Юноша оценивающе подергал один из опоясывающих бока жеребца кожаных ремней — черную метку жертвы. — Если с тобой действительно что-то не так, то будь я проклят, если вижу, что!
— Неудивительно. Эта вещь взгляду не доступна. — Смущенный Тейва напряженно сглотнул. — Видите ли, я страдаю высотобоязнью.
Джон-Том только рот разинул. Порой начинало казаться, что рок положил ему лично познакомиться в мире Маджа со всеми до единого обладателями психических травм.
Что же до туземцев, то они с радостью приветствовали пополнение меню на целых два пункта. Дабы гости чувствовали себя как дома, к прежним двум вертелам было добавлено еще два, помельче. Костровую яму расширили. Главному блюду будут предшествовать две перемены закусок.
Милостивая фортуна явно улыбнулась каннибалам, ниспослав им свежего мясца, прибывшего своим ходом и буквально просившегося на стол.
А что, с одного даже не надо снимать шкуру!
Джон-Том разглядывал загородку. Спрятанное в посохе лезвие может с легкостью перерезать веревки, но заодно привлечет внимание прячущихся на деревьях лучников. Вряд ли те будут ждать, пока пленники убегут.
— Считай, что мы уже жаркое.
— Может, и нет — Мадж и Виджи еще на свободе.
Енот высморкался.
— Из ничего да ничего ничего не получится. Уж лучше попытаемся сами придумать, как выбраться отсюда. Не очень-то рассчитывай на своего выдра.
— Прежде он меня выручал.
— А была с ним в те времена его дама?
— В общем, нет.
— Тогда ты говоришь о другом выдре. Как ты думаешь, что ему дороже — новая жизнь с ней или старая дружба с тобой?
Вместо ответа Джон-Том отошел к Тейве и принялся разглядывать ремни, опоясывающие шею и грудь коня, гадая, наденут ли на них такую же сбрую. Рысак не обращал на него никакого внимания. В душе Джон-Том верил, что Мадж придет на выручку, но разум подсказывал, что Перестраховщик прав — надо придумать что-то самим, и побыстрее. А Тейва — прекрасная возможность для бегства. Лучше заняться им, а не оградой.
— Летучий конь боится высоты — это ж бессмыслица какая-то!
Жеребец оглянулся.
— Как и чаропевец из иного мира. И все-таки ты здесь.
Джон-Том вспомнил времена репетиторства и заговорил с конем тем тоном, каким наставлял напуганных до оглупения юристов-первокурсников:
— Послушай, перестань смотреть на костер и расслабься. У меня есть некоторый опыт в таких вопросах. Если мы этим займемся, то, быть может, отыщем средство от твоего духовного недуга.
— Я расслаблен — насколько может быть расслаблен тот, кто готовится стать главным блюдом на пиру каннибалов. Что же до предложения излечить меня, человек, то милости прошу, но должен предупредить: я нервничаю, даже вставая на дыбы, потому что голова слишком далеко от земли. На корабле я почти не выходил из каюты, потому что боялся посмотреть за борт — море было далеко внизу.
Худо дело, подумал Джон-Том и спросил:
— И давно это?
— Сколько себя помню. Жеребенком я вечно убегал и прятался от друзей, потому что не мог видеть, как вольно они парят в небе, затевая игру в прятки среди облаков, а меня приковывают к земле мои страхи.
Ах, человек, разве я не пытался летать? Поверь, я очень старался!
Конь развернул великолепные крапчатые крылья и энергично захлопал ими, но стоило передним копытам оторваться на пару дюймов от земли, как он испуганно сложил крылья. В глазах его застыл ужас, все тело дрожало — с первого же взгляда было ясно, что одна лишь мысль о полете для него подобна пытке.
— Хужее не придумаешь, — покачал головой наблюдавший за ним енот.
— Я сам, — резко оборвал его Джон-Том и повернулся к жеребцу с ласковой улыбкой. — И когда же ты впервые понял, что вполне способен летать, но не можешь, потому что боишься?
— О, давным-давно, — застенчиво признался тот. — А если тебя интересует какое-то ключевое событие, некий темный секрет моего прошлого, — долго искать не придется. Мне говорили, что когда я был очень маленьким — сам я этого почти не помню, — то начал учиться летать на тренировочном поводке, как заведено. И хотя теперь верится с трудом, но меня уверяли, что я был отважнее прочих жеребят. Однажды я попытался вылететь прямо из родной конюшни и пулей пронесся через проход примерно такой же высоты, как ты, человек.
— И что же?
— Врезался. — Конь вздрогнул. — Наткнулся на низкую дверь, одно копыто зацепилось за щеколду, и я перевалился на ту сторону.
— Крепко побился?
— Вовсе нет. Видишь ли, на шее у меня был поводок, а дверь была выше меня — так что я оказался в ловушке, повиснув на ремне. Я пытался освободиться, захлопав крыльями, но их прищемило дверью. Так я висел и понемногу задыхался, пока проходившая мимо кобыла, подруга моей воспитательницы, не перекусила поводок. Однако к тому моменту я уже был без сознания. Это воспоминание не отпускает, и, если я пытаюсь взлететь, боль и страх обрушиваются на меня, и я начинаю задыхаться.
Как видишь, ничего таинственного. Просто я ничего не могу с собой поделать.
— Понимаю, — кивнул Джон-Том.
— Неужели? — Тейва удивленно посмотрел на него.
— Разумеется. Тебя держит на привязи пережитый в детстве ужас.
Многие знают причину своих страхов, но просто не умеют их преодолеть.
Прежде всего ты должен понять, что страх этот иррационален — все это случилось давным-давно, ты был почти сосунком. Ты обязан убедить себя, что с головой у тебя все в порядке, как и с крыльями, ногами и остальными частями тела.
Джон-Том сделал пару шагов вперед, остановившись рядом — глаза в глаза — с жеребцом.
— Тейва, ты можешь одолеть свой страх, только надо объяснить это себе. Поводок — в твоей памяти, а не на шее, а память не может задохнуться. Разве то, что тебя вот-вот выпотрошат, насадят на вертел и подадут к столу, не пробуждает у тебя желания выбраться?
— Я не более, чем вы, рвусь попасть в чужие желудки, но ничего не могу с собою поделать.
Конь снова захлопал огромными крыльями. Поднятая ими пыль запорошила Джон-Тому глаза. Вот Тейва приподнялся над землей на дюйм, на два, на три, на полфута — и снова упал, роняя изо рта хлопья пены.
— Не могу, — напряженно выдавил он. — Буквально физически ощущаю впившийся в шею поводок, чувствую, как он затягивается и душит меня.
Взлетев на десять футов, я потеряю сознание от недостатка воздуха и рухну на землю. Я знаю. — Глаза его горели. — Тебе неведомо это чувство, ты даже не можешь представить, каково это, так что не пытайся меня уговорить.
— Не буду.
Джон-Том старался говорить спокойно и ласково. К сожалению, костер разгорался все ярче. Некогда нежничать и цацкаться — надо действовать.
— Давайте что-то делать.
— Они оба попались, эти насмешки природы!
Мадж сидел на корточках посреди огромного каноэ, которое они угнали на пару с Виджи, и смотрел на деревню. Лодки охраняли два волка, но по счастливому стечению обстоятельств их внимание отвлек какой-то переполох в селении. Теперь Мадж понял, что было его причиной.
Счастливые обстоятельства здесь вовсе ни при чем.
— Пора бы уж им показаться.
— Дадим им еще несколько минут.
Обернувшись, он попытался в темноте разглядеть подругу.
— Нет. Знаю я этого Джон-Тома, вот так. У этой бедной голозадой макаки мозгов меньше, чем у курицы. Попался он. Ну, мы сделали что могли. Я пытался его упредить, но ему ж надо непременно разыграть благородство. Он сам того хотел, сам, а мы тут ваще ни при чем. Нас ждет своя жисть. Пора отправляться.
Выдр выпрыгнул из лодки и налег на нее плечом, чтобы столкнуть с мели на песчаной косе, где они нашли временную стоянку.
Виджи склонилась к нему и, чтобы привлечь внимание, потерлась своим носом о его нос.
— Мадж, но нельзя же позволить им умереть подобным образом!
— Не нам решать, какой смертью им помирать, милашка. Они сами на это пошли. Что ж тада будет с нами, а? — Он выпрямился и, перегнувшись через борт, поцеловал Виджи, потом провел пальцем по ее усам. — Я еще не встречал таких девушек, как ты, и думать не думал, что встречу.
Никогда не думал об оседлой жисти, потому как не видел в ней смысла, а теперь вижу. Я не хочу, чтоб все полетело к черту тока из-за того, что простофиля из другого мира по дурости лезет, куда его не просят.
Джон-Том откалывает эти идиотские номера с той самой поры, как я с ним познакомился, то есть как тока он очутился здесь. Я знал, что в один прекрасный день он возьмет на себя чересчур много — и конец любопытному знакомству. И вот этот день пришел. Он сам за себя все решил. Больше никому ничего не угрожает, судьба мира от него не зависит — это всего-навсего Джон-Том, и рок судил, что пора уж ему того-этого.
— А кто-то когда-то говорил, что рок ничего не значит.
— И кто этот дурак?
Она склонилась поближе.
— Ты, Мадж.
Выдр отпрянул, но уйти от ее взгляда не смог.
— Черт побери всех баб, вместе взятых! Слышь, Виджи?! Я сказал, будь ты проклята!
— Я слышу. — Она плавно скользнула за борт. — Мы с тобой проведем чудесный сеанс взаимных оскорблений и проклятий чуть попозже. Сейчас на это нет времени.
Они вместе направились к деревне, легко обогнав переплывшую им дорогу напуганную рыбу.
Неуверенные попытки Джон-Тома провести лошадиный психоанализ, прерванные скрипом отпирающихся ворот, тут же пошли прахом. Сперва он думал, что это пришли повара — но ворота распахнулись лишь для того, чтобы впустить очередную порцию закусок. Закуски бесцеремонно впихнули в загон и захлопнули ворота.
— Привет, Мадж. Привет, Виджи.
Джон-Том даже не поздоровался.
Тейва ударил копытом о землю.
— Тоже твои друзья? Человек, среди твоих знакомых хватает безрассудных глупцов.
Мадж отряхивался. Выражение глаз у него было такое, что могло бы прожечь дыру в стене толщиной в дюжину ярдов.
— Ты и половины не знаешь, четырехногий. Надо было взять мой лук, но вода б его попортила. А, все едино надо было взять и попытать судьбу. Да теперь уж офигенно поздно.
Он подбежал к воротам и обложил туземцев разнообразными эпитетами.
— Эта банда не глупа, — заметил Перестраховщик, чистивший хвост. — Или надо действовать просто-таки молниеносно, или на тебя посыплются с деревьев.
— Я суну этот драгоценный совет прямиком туда, где он принесет больше пользы, — буркнул выдр. — Жаль тока, что его не было под рукой минуты три назад. Я и не думал пялиться на деревья — в голову не пришло, что тут живут макаки. Зато теперь одна уж точно есть. — Он уставился на Джон-Тома.
— Моя вина. — Виджи медленно подошла к юноше. — Мадж не хотел идти.
Наверно, он был прав, но я настаивала.
— То есть как это я не хотел?! Да чтоб я бросил своего лучшего друга на съедение и даже не попытался вытащить его отсюда?! Да ни в жисть!
Виджи через плечо молча несколько секунд разглядывала своего воздыхателя, потом обернулась к Джон-Тому.
— Все, что ты рассказывал о нем, — правда.
И она подошла к Перестраховщику, чтобы о чем-то пошептаться с ним.
А Джон-Том, плюнув на риск упустить время, приблизился к другу.
— Мадж, я ценю твои усилия, жаль только, что они не увенчались успехом. Однако благодаря тебе у нас появился небольшой запас времени: им снова придется расширять кострище.
Он указал за ворота. Действительно, воодушевленные туземцы были заняты именно этим.
— Почему бы им не жарить нас просто поштучно? — проворчал выдр.
— Вот этого-то я никак и не пойму, — вмешался Тейва.
— Может, это имеет какое-то ритуальное значение. Чем роскошней банкет и чем больше дичи изжарено за раз, тем лучше виды на будущую охоту или что-то в том же духе.
Мадж скосил глаз на Джон-Тома и с горечью, безнадежно промолвил:
— Я знал, приятель, что ежели буду долго шляться с тобой, то отдам концы до времени. Знаешь, раньше в финале каждой нашей веселой прогулки ты всегда хлопал меня по плечу и говаривал: «Славно вжарили, Мадж, славно вжарили». — Он ткнул большим пальцем через плечо, в сторону костра. — Теперь я уж точно буду славно вжарен, верняк!
Потом Мадж оглядел с головы до ног крылатого жеребца.
— А ты узнал про того, из-за кого весь этот переполох? Насчет того, что он может запросто унести нас всех, ты прав. Так почему не забраться к нему на борт и не упорхнуть отседа?
— Он боится высоты, — сообщил Перестраховщик.
— Чего?! — Мадж с прищуром воззрился на енота. — Я чтой-то не расслышал.
— Я сказал, он боится высоты! — раздраженно гаркнул тот.
Мадж помолчал, переваривая новость, потом неторопливо подошел к исполинскому жеребцу и остановился чуть ли не носом к носу с ним.
— Мадж, не… — начал было Джон-Том, но заставить выдра замолчать было ничуть не легче, чем предотвратить ветхозаветный потоп.
— Значица, боишься высоты?! Это с крыльями-то, которые дадут фору сотне орлов, да еще с такими мускулищами?! — Он попытался пнуть коня в грудь, но короткие ножки не достали. — Четырехногий трус! Крылатый маменькин сынок! Жалкая жеманная жвачная пародия на племя лошадиных!
Да какой из тебя толк?!
Выдр продолжал осыпать жеребца оскорблениями, пока Тейва не спрятал голову под крыло, и лишь тогда Мадж в предельном негодовании отвернулся от него.
— Ну, спасибо, Мадж, — тряхнул головой Джон-Том, — удружил! Знаешь, как ты мне помог? Я из кожи вон лезу, внушая ему, что он может летать, пробуждаю в нем веру в себя, а ты…
— Что я, парень? Говорю правду? Жисть — не ясли, и я не намерен цацкаться и нянчиться с разными сопляками, особенно када под вопросом моя собственная жисть. — Он уселся и положил голову на лапы. — Надеюсь, при поджаривании меня щедро сдобрят шалфеем — завсегда любил шалфей.
Джон-Том снова занялся жеребцом и попытался заглянуть под крыло.
— Тейва, покажись, это тебе не поможет.
— Нет, поможет! Мне и без того худо, что погибну не только я, но и вы — потому, что хотели помочь. Мне так стыдно — хуже некуда.
Тут к загону двинулась торжественная процессия туземцев, выстроившихся в колонну по двое. Остальные затянули монотонное песнопение около костра.
— Ну пожалуйста, выгляни! — молил Джон-Том пестрое крыло. Тейва неохотно приподнял голову над перьями.
— Бесполезно, человек. Я ценю твою заботу, но это потерянное время.
Все уже перепробовано.
— Может, нам удастся обвести дикарей вокруг пальца. Сделаем вид, что ты собираешься взлететь. Хотя бы собьем их с толку и получим небольшую передышку. — Юноша положил ладонь на опоясывающий коня черный ремень. — Ты не против?
— Уж лучше бы ты приготовился встретить свой последний час, но если тебе от этого легче, валяй!
Джон-Том оперся ногой о нижние ремни и вскочил на широкую мускулистую спину. С высоты он заново оценил, насколько велик и силен Тейва, размахом крыльев не уступающий спортивному самолету.
— Мадж, Виджи, Перестраховщик, садитесь позади меня!
— Чего ради, кореш? Ежели б эта бестолковая волчья сыть могла летать, то давно бы скрылась, да и мы не торчали б в этой западне.
— Делай, как он говорит, Мадж, — сказала Виджи, с помощью Джон-Тома забираясь на спину коня.
— Делай, как говорит Джон-Том, понимаете ли! Я делал так цельный год — и куда в результате вляпался?
— Ладно, делай, как говорю я: полезай сюда!
— А теперь я получаю указания от глупой бабы.
Ворча себе под нос, Мадж встал и пошел к жеребцу.
На спине у Тейвы осталось не так уж много места, и севший позади всех Мадж оказался практически на крупе, что весьма соответствовало его настроению: по мнению выдра, со дня встречи с Джон-Томом фортуна всегда поворачивалась к нему именно задом.
— Повернись к ним лицом.
— Зачем? — спросил Тейва. — Я предпочел бы не видеть фатального удара.
— Повернись к ним лицом, как велит человек! — рявкнул Мадж. — Можа, тебе это без разницы, но будь я проклят, ежели помру с копьем в заду!
Жеребец молча развернулся.
— А теперь раскрой крылья, будто собираешься взлететь, — приказал Джон-Том.
Конь с обреченным вздохом повиновался.
Ворота распахнулись. Колонна разъединилась, образовав две шеренги и выстроившись коридором от загона к костру. По проходу торжественно выступали два волка, пара динго и длинноухий лис. У каждого был нож размером с мачете.
— И снизошли помазанные на мясничество, — пробормотал Мадж. — Сдерживай их посохом скока можешь, приятель.
Джон-Том пропустил совет выдра мимо ушей, разглядывая кровопускателей. Они были украшены такими же черными ремнями, как Тейва. У шедшего последним волка была целая охапка ремешков поуже — негоже трем мелким пленникам идти на смерть без приличествующего случаю наряда.
Склонившись к уху коня, Джон-Том шепнул:
— А теперь сделай вид, что готовишься взлететь.
Тейва послушно захлопал огромными крыльями, раскинувшимися от одной стены загона до другой. На этот раз он взмыл почти на фут, но снова опустился, едва не рухнув на колени.
— Не могу, — хрипло выдохнул он. Джон-Тому показалось, что из глаз жеребца побежали слезы. — Я на это просто не способен.
— Прощай, Виджи. — Мадж подался вперед и крепко прижал подругу к себе. — Жаль, что мы проводили в постели слишком мало времени и я не успел показать, какой я великий любовник.
— А мне жаль, — пробормотала она в ответ, — что мы проводили в постели слишком много времени, и я не успела узнать, какая добрая натура скрывается в тебе под напускной грубостью и фальшивой бравадой.
— А мне просто жаль, — подхватил енот, закрывая глаза в ожидании смертельного поцелуя ножа.
— Лети! — призывал Джон-Том. — Я же знаю, что ты можешь! Ты знаешь, что можешь!
Вспомнив старую индейскую хитрость, о которой где-то читал, он наклонился и укусил коня за ухо. Тот вздрогнул, но не полетел.
— Безнадежно, други мои последние.
Мясники бормотали какую-то ритуальную чушь. «Благослови ножи наши» или что-нибудь в этом роде, подумал Джон-Том. Счет шел на минуты.
— Лети, черт тебя дери!
— Э-э, кореш!
— Мадж, не мешай!
Мадж рылся левой лапой во внутреннем кармане потрепанного жилета.
Не сдержав любопытства, Джон-Том все-таки оглянулся: несомненно, Мадж хочет поднести ему какой-то последний презент, некий символ уважения, призванный навеки скрепить узы, связывавшие их, — нечто значительное.
Нечто, выглядевшее точь-в-точь как квадратный пакет с белым порошком.
— Мадж! — Возмущение Виджи можно было буквально пощупать.
— Извини, милашка, наверно, я просто слабак. Никогда не даю обещаний без крохотных исключений. — Он вручил пакет Джон-Тому. — Раз время волшебных звуков миновало, настал час попробовать чуток волшебных нюхов. Дай ему щепоточку, тока помни — совсем крохотную.
— Ну да, ага, конечно.
Джон-Том сграбастал пакет, едва не выронив его в лихорадочных попытках распечатать. Увидев, как юноша вспарывает пакет посередине, Мадж скривился, будто его ужалили. Обняв коня левой рукой за шею, Джон-Том подался вперед, держа в правой руке вспоротую упаковку.
— Проклятье, да открой же глаза!
Увидев пакет, Тейва заморгал.
— Что это? Я уже покончил счеты с миром и ничего никому не должен.
— Ну да, согласен. Это поможет тебе расслабиться. Нюхни.
— Похоже на сахар. — Жеребец нахмурился. — А почему нюхать, а не пробовать?
Тон песнопений стал выше, а мясники рассыпались полукругом, чтобы пленники случайно не проскочили мимо них.
— Ну пожалуйста, вдохни чуточку. Это моя последняя просьба.
— Хоть она и глупа, но если так я могу хоть капельку искупить причиненный вам ущерб, то сделаю это.
Наклонив голову, жеребец погрузил ноздри в пакет и глубоко вдохнул.
Чем-чем, а легкими он мог похвастаться: изрядная часть упаковки тут же опустела.
Прошла пара секунд. Затем один из волков поднял ритуальный клинок и ударил. Удар пришелся в пустоту.
Тейва даже не взлетел, а выстрелил свечой на пару сотен футов вверх.
Головокружительный взлет заставил Джон-Тома выронить пакет с остатками кокаина. Перестраховщик и Виджи едва удержали Маджа, собравшегося нырнуть следом. Взбивая воздух превратившимися от скорости в неясное марево исполинскими крыльями, конь парил над загоном и его ошарашенными владельцами, как колибри. У Тейвы был не только размах крыльев спортивного самолета; необычайная быстрота их движения порождала звук, напоминающий рокот мотора.
— Нет, вы только подумайте! — Жеребец поглядел вниз. — Ты был прав, человек. Ведь это земля вон там, внизу, не так ли?
Чувствуя, как сердце колотится о ребра, Джон-Том намертво вцепился в черны ремни.
— Да. И притом далековато, если честно.
Тейва закружился в воздухе.
— Боже, как тут наверху здорово! — Он снова посмотрел вниз. — Поглядите-ка, они скачут туда-сюда! Переполошились из-за чего-то…
— Надо думать, из-за нашего бегства.
— Ах да, из-за бегства! Мы ведь улизнули, не так ли? Они собирались нас убить. — Глаза жеребца потемнели. — Зажарить и сожрать нас!
Скверный и подлый народишко. Надо преподать им урок.
— Нет-нет! То есть у нас нет времени преподавать им…
Не-е-е-е-е-е-ет!!!
Сложив крылья, жеребец камнем рухнул на загон. Крик, который туземцы приняли за боевой клич, на самом деле был воплем крайнего ужаса. Волки, лисы и остальные разбежались во все стороны, но некоторые оказались нерасторопными, за что и поплатились: передние копыта Тейвы раскроили им черепа. Он повторил свои трюкаческие пике несколько раз, а потом взмыл над центром деревни и опорожнился по полной программе. Опрокинув напоследок парочку факелов, в результате чего запылало полселения, конь взлетел повыше и оглядел посеянный им хаос с лошадиным равнодушием.
— В следующий раз они дважды подумают, прежде чем есть беззащитных путников. — Он оглянулся на Джон-Тома. — Человек, я тебе обязан по гроб жизни. Чем я могу отслужить?
Лицо Джон-Тома уже приобрело зеленоватый оттенок, и составить фразу ему удалось с немалым трудом.
— Ты не можешь довезти нас до города под названием Стрелакат-Просад?
— Боюсь, что даже не догадываюсь, где это может быть.
— Тогда как насчет Чеджиджи?
— Ах, Чеджиджи?! — обрадовался конь. — Конечно, Чеджиджи я знаю.
— И побыстрее.
— А чего торопиться, приятель? — поинтересовался одуревший, но ликующий Мадж.
— Потому что у меня кружится голова, и я не знаю, сколько продержусь. Пытаясь исцелить Тейву, я как-то не удосужился сказать, что сам боюсь высоты. Всегда боялся.
— Ой, да это же здорово!
И чтобы продемонстрировать, насколько это здорово, жеребец выписал в воздухе идеальную мертвую петлю, в результате чего содержимое желудка Джон-Тома присоединилось к тем дарам, что уже были доставлены с воздуха в помощь пострадавшим туземцам.
— Боишься высоты, человек? — Жеребец заржал так, что услышала половина континента. — Что это тебе взбрело в голову?! Сдается мне, я тоже боялся высоты — уж и не представляю, почему. Я потолкую с тобой об этом как-нибудь на досуге.
— Да хоть десять раз! — Джон-Том облизал пересохшие губы. — Ну, теперь летим? Пожалуйста!
— Значит, в Чеджиджи!
Конь вытянулся в струнку, и через секунду они летели над серебрящейся гладью океана.
— Погоди, погоди секундочку!
— Мне казалось, ты просил побыстрее.
— Надо еще забрать наши вещи, — Джон-Том указал вниз. — Если тебе не слишком тяжело.
— Тяжело?! Да что мне тяжесть?
Мадж всматривался вниз, пока не засек лодку, на которой они с Виджи припрятали мешки. Тейва снова нырнул к земле с отшибающей дух стремительностью и беспокойно ждал, когда они соберут вещи.