— Если это постоянные ворота между нашими мирами — а я убежден, что это так, — то я могу попасть домой, когда хочу.

Мадж палкой поворошил угли костра — на них пекся фрукт, по виду напоминающий плод хлебного дерева, а по вкусу — засахаренный мандарин.

— Ежели так, то чего ж нам пилить до этой самой Засады Сытого Кита?

— Разыскивая пещеру, мы рискуем снова напороться на неприятности, — пожал плечами Джон-Том. — На этот случай лучше иметь при себе целую дуару. Кроме того, мне любопытно знать, можно ли творить чудеса в моем мире, или хотя бы великую музыку. Но больше всего меня заботит Талея.

Я люблю ее и…

— Уволь меня от слезливых излияний, — загородился ладонью Мадж.

— А, чтоб тебя! — Виджи заехала ему локтем по ребрам и улыбнулась юноше. — Валяй, я люблю слезливые излияния.

— Я просто не представляю жизни без нее.

— Это хорошо. Продолжай, — подзадорила она с выражением удовольствия на физиономии.

— Уж и не знаю, как быть.

— По-моему, никаких проблем. — Перестраховщик поворошил костер. — Ты идешь, чинишь свой инструмент, потом идем назад, берем твою разлюбезную, и в конце вы оба идете через переход в твой мир.

— Все не так-то просто. Перестраховщик, это меня и терзает. Талея не знает никаких других миров, кроме этого. Вспомните, как вы отреагировали на мой! А ведь мы очутились в одном из самых его простых уголков, где легче всего сориентироваться. А где-нибудь в Лос-Анджелесе вы бы просто свихнулись. Не знаю, сумеет ли Талея пройти через это.

— Не стоит недооценивать ее, приятель. Эта рыжая очень крепкая.

По-моему, она справится.

— Рад, что ты так думаешь, Мадж, потому что без нее я не вернусь.

— Верняк! — Выдр вскочил, потащив Виджи за собой. — Теперь, када все улажено, милашка, хочу тебе кой-что показать.

— Мадж, я это уже видела.

— Такого — еще нет!

И они вдвоем устремились в кусты.

Джон-Том любовался притихшей лагуной. Но внезапно тишина разлетелась вдребезги, прорезанная воплем боли и удивления. Они с Перестраховщиком молча схватились за оружие и помчались к выдрам.

— Что случилось? — едва не наткнувшись на Виджи, выдохнул Джон-Том.

Ответил Мадж, скакавший на одной ноге, держась обеими лапами за другую:

— Напоролся на это дерьмо, но уже все прошло. Да, прошло.

Джон-Том опустил глаза на землю: предмет, о который в полумраке споткнулся Мадж, оказался синим дюралевым чемоданчиком. Второй такой же, полузасыпанный песком, виднелся рядом.

— Мы не заметили их прежде, потому что они приземлились в кустах, — заметила Виджи. — Должно быть, лежали совсем близко и попали под заклинание, Джон-Том.

— Один из них стоял прямо у моих ног, когда я запел в грузовике.

Он хотел поднять чемоданчик, но Мадж, опередивший его, уже возился с замками.

Сотня фунтов кокаина, расфасованного в пакеты, по-прежнему лежала там. Выдр пустился отплясывать вокруг чемоданчиков веселую сарабанду.

— Мадж, мы не можем оставить эту дрянь себе.

Застывший с поднятой ногой Мадж недоумевающе заморгал блестевшими в лунном свете глазами.

— Не можем? Дьявол, что за речи — не можем оставить? Хочешь оттащить их обратно через пещеру и вручить этим придуркам, которые хотели нас продать в рабство, а тебя и вовсе укокошить?

— Нет, конечно, но оставить их себе мы не можем. Это чертовски опасно.

— О други мои! — взвыл выдр. — Тока не надо заливать старине Маджу про этику. Тока не сейчас! — Он подхватил набитый белым порошком пакет. — Да ты знаешь, на скока тянет вот это зелье? В каком-нибудь Поластринду или Снаркене за щепотку нос отдадут, так сказать. Да нам с Виджи, нам не придется работать до самой смерти.

Джон-Том был непреклонен.

— Не для того я в битвах прокладывал себе дорогу в этом мире и учился чаропению, чтобы пасть до сбыта наркотиков.

— Чудненько! Тада позволь пасть мне. Да я лучший падатель из всех, кого ты видал. Да и потом, не одному тебе решать. Это не твое царство, а ты не клепаный император.

— Знаю.

— У остальных стока же прав на эту добычу, скока у тебя. Мы чертовски намаялись, чтоб это заслужить, верняк!

— Мадж, вопрос не в том, сколько у кого прав. Важнее, что правильно, а что — нет. Обитатели этого мира не привыкли к таким мощным наркотикам.

— Кусачая роса есть кусачая роса, в каком мире ее ни возьми, — фыркнул выдр.

— Мадж, это опасное зелье. Я не хочу быть причастным к его распространению ни в малейшей степени.

— Нет проблем, кореш! Я сам о нем позабочусь.

— Мадж, Джон-Том прав.

— В каком это смысле он прав, милашка?! — Мадж, подскочив на месте, уставился на подругу. — По-моему, он не был прав с той самой поры, как выбрался из материного лона, и с каждым днем становится все не правее.

— Если он говорит, что это опасно, — Виджи указала на чемоданчики, — то я настроена с ним согласиться. В конце концов, это пришло из его мира, а не из нашего.

— Но, милашка, — взмолился Мадж, — разве ты не понимаешь, что это может для нас значить?

— Думаю, что да, понимаю. Мадж, я веду совсем не такую жизнь, как ты. — Она виновато поглядела на Джон-Тома. — Не все выдры такие неисправимые гедонисты, как мой разлюбезный Мадж. Кое-кому из нас ведомы высокие стремления и подобие морали. — Выдра в упор взглянула на своего милого. — Знаешь, что мы сделаем с этой иноземной отравой, сахарный мой?

Мадж отвернулся, скрывая муку.

— Не говори так, милашка, пожалуйста, не говори! Можа, оставим один пакетик?

Она покачала головой.

— Ну, полпакетика!

— Извини, Мадж. Я хочу начать нашу совместную жизнь на более высоком уровне.

— Чудненько. Ну, давай пару разочков нюхнем и…

Виджи схватила в каждую лапу по чемодану и, не в силах поднять их, поволокла по песку. Джон-Том с восторгом поспешил за ней к лагуне.

Мадж ковылял рядом, то протестующе размахивая лапами, то заламывая их в мольбе.

— Не делай этого, Виджи! Ежели любишь меня, не делай!

— Я люблю тебя, Мадж, а ты, если хочешь доказать свою любовь, помоги мне.

— И не проси! Мешать не буду, хотя, клянусь всеми подземными силами, роющими тоннели, следовало бы! Но не буду. Тока не проси помочь.

— Вздор, нечего поднимать такой переполох. Вот. — Виджи опустила один чемодан. — Ты можешь сделать это, я знаю. Я знаю, сколько добра в твоей душе.

— Сейчас там сплошная рана.

— Я опорожню этот, а ты тот.

Джон-Том и Перестраховщик с берега следили, как выдры бок о бок побрели по мелкой лагуне. Над водой разнесся жуткий рыдающий вопль.

— Я и не думал, что выдра может так кричать, — заметил Перестраховщик.

— Я тоже.

Над водой взмывали белые облачка чистейшего кокаина, тут же уносимые приливом. Когда последний пакет опустел, чемоданчики бросили на берегу, чтобы те со временем мирно погрузились в белоснежный песок.

Виджи трусцой вернулась на берег. Позади нее слышался какой-то плеск. Джон-Том всматривался в залив.

— Что он там делает?

— Сидит в воде, пытаясь втянуть в нос пол-лагуны, пустая шерстяная башка. — Она презрительно покачала головой. — Но вдыхает только воду.

Потом минуты три откашливается и отплевывается, а потом снова за свое.

Пошли к костру. Он либо бросит это дело, либо захлебнется; носиться с ним я не намерена. Он уже достаточно взрослый, только слегка недоразвитый.

Они сидели у костра, лакомясь печеными расколками. Наконец приковылял мокрый Мадж, более взъерошенный и подавленный, чем когда-либо прежде, и плюхнулся на свое место. Глубина его отчаяния была столь велика, что он даже отказался уйти с Виджи в кусты для какого-то важного разговора.

Утро вернуло выдру обычную непоседливость — Мадж был чересчур полон жизни, чтобы долго оставаться мрачным.

— Как говорится, пришло махом — уйдет прахом. — Он перекладывал вещи в котомке поудобнее. — Пора вперед, оглядываться смысла нет.

— Быстро же ты оправился, — сказал Джон-Том.

— А что толку сокрушаться? И потом, ежели уж дал слово, так или держись до упора, или поднимай лапки кверху. — Он потерся носом о нос Виджи.

— Весьма любопытно слышать подобные речи от того, кто ни разу в жизни ничего не обещал.

— Всякая штука рано или поздно случается впервые, приятель. Я ведь и никого похожего на Виджи не встречал. Жисть держится на сплошных неожиданностях, а?

— Вот уж действительно! Перестраховщик, как по-твоему, какой путь избрать?

Енот поглядел на юг.

— Ежели тебе нужно туда, человек, то можно идти этой дорогой.

Может, в этот раз нам повезет и повстречается дружелюбный народ, который продаст лодку.

И они двинулись в путь: Мадж и Джон-Том несли заплечные мешки, а Виджи налегке брела вдоль берега, нагибаясь время от времени, чтобы полюбоваться очередным вынесенным морем маленьким сокровищем.

Перестраховщик шагал впереди, бдительно ловя быстрым взором малейшее движение на опушке пальмового леса.

— Интересно, что там поделывает старина Камалк и как он чувствует себя в твоем мире? — Мадж оглянулся на своего рослого друга. — Как по-твоему, у Корробока нет третьего братца?

— Будем надеяться, что нет. Двух членов этой семейки больше чем достаточно.

— Я вот думал, что есть шанс — учти, тока шанс, — что такой умный и находчивый тип может выпутаться из беды за счет своего языка. Этих двух парнишек, что собирались запродать нас в балаган, назвать сообразительными нельзя ни в каком мире. Ежели Камалк сможет убедить их, что он не просто дрессированная птичка, то сумеет заставить их работать на себя. А ежели они заявятся через переход с несколькими метателями молний вроде того, каким укокошили Сашима, то могут наделать кучу бед.

— Об этом я не подумал, — встревожился Джон-Том. Мысль о разъяренном попугае, сопровождаемом отребьем человеческого мира, расстроит хоть кого. — Остается только надеяться, что никто ему не поверит.

Но, продолжая свой поход, они никак не могли выбросить из головы нарисованную Маджем картину — будто и без этого было мало тревог по пути в Чеджиджи.

— Да говорю же тебе, Ленни, ничего подобного ты не видел.

Хорошо одетый мужчина откинулся на спинку кресла, вертя в руках очки.

— Парни, кого я только не ангажировал в «Паласе» за пятнадцать лет!

Нет таких номеров, чтоб я не видел.

— А я говорю, что не видел, потому что ничего подобного просто не было. Эта чертова птица уникальна. Сдуреть можно, как он говорит!

— Ага, — вклинился Манко, — то есть его не надо заставлиать говорить или что. Стоит развязать клюв, как он начинает болтать без умолку. Он умнее шимпанзе.

— И большущий! — Крус продемонстрировал рост птицы, держа ладонь в метре над полом. — Ни разу не видел таких огромных попугаев.

— Макао. — Импресарио развел ладони в стороны. — Макао бывают довольно крупными.

— Но не настолько. И комплекция у него соответствующая. Можно сказать, тяжеловес.

— Ладно.

Импресарио демонстративно взглянул на настенные часы. Через пятнадцать минут предстояла встреча с четверкой шоу-девиц, подготовивших специфический номер, включающий в себя жонглирование арбузами, бензопилами, горящими факелами и — что самое главное в Вегасе — ключевыми частями своего туалета. Нечто вроде «Летающих братьев Карамазовых», только с обнаженкой. С дамами можно побеседовать подольше, чем с парой уличных паяцев, хоть они и поставляли ему в прошлом хорошее зелье.

Но они говорили достаточно убедительно, чтобы пробиться через секретарский кордон, и была в их речах какая-то детская убежденность, которая заставила его призадуматься. С одной стороны, обидно терять время на всякого приблудного кретина, убежденного, что у него в голове вызрел номер на миллион долларов, но с другой, — еще обиднее на следующий вечер увидеть его имя, вспыхнувшее огромными буквами над входом в «Метро-Голдвин-Мейер Гранд» или «Циркус-Циркус». Это хороший способ оказаться за дверью, несмотря на пятнадцать лет безупречной службы, и рыскать по окраинам в поисках дешевых мясных обрезков.

Импресарио разглядывал застывших в ожидании посетителей. А если они действительно напали на что-то особое? Или украли у кого-нибудь? Может же встретиться раз в жизни абсолютно новый номер?

Да нет, все это глупости. Говорящие попугаи всегда под рукой по пятаку за дюжину. Какаду в цене благодаря старому телешоу, которое крутят до сих пор. Как его там, «Беретта», что ли? Нет, кажется, «Пистолет». Но там всегда присутствует дрессировщик, подающий птице тайные знаки. А чтоб попугай выдавал уместные реплики сам по себе — такого еще не бывало. Без руководства ему никак не обойтись, а эти парни настаивают, что он все делает в одиночку. Стоит ли рисковать пятью минутами, чтобы убедиться в этом?

Крус заметил нерешительность импресарио.

— Слушай, птица в кузове грузовика. Тебе всего-то и нужно подойти и посмотреть. — Он старался, чтобы мольба в голосе была не слишком заметна. — Клянусь тебе, Ленни, когда ты посмотришь и послушаешь его, я больше и слова не пророню — ты сам все поймешь.

— Клянешься?

— Клянусь. Присягаю.

Импресарио вздохнул и выбрался из-за стола.

— Но не отнимайте у меня время попусту, парни. И не пытайтесь надуть меня скрытым микрофоном или чем-нибудь в том же духе. Я на этих уловках собаку съел.

— Никаких фокусов, Ленни.

— Никак не могу вас раскусить, — заметил он, следуя к дверям. — На дрессировщиков вы не очень-то похожи.

— А мы и не дрессировщики, — с готовностью согласился Крус. — Мы вроде как взяли птицу в счет покрытия долга.

«Что за черт!» — подумал импресарио.

— Мы подбросили парня до города, — пояснил Крус, — а он расплатился попугаем.

— Значит, вроде как приобрели, а?

Впрочем, это неважно. Важно, чтобы у шефа глаза на лоб полезли.

Выйдя в приемную, он предупредил секретаршу, что вернется через несколько минут, и приказал задержать жонглерок, если они появятся.

Потом Ленни в сопровождении Круса и Манко проследовал через главный зал казино, мимо рядов игральных автоматов и рассеянных взглядов игроков, через облицованный мрамором холл вышел на улицу, но у стоянки в его душе шевельнулось подозрение. Ленни остановился.

— А кстати, где ваш грузовик?

Не то чтоб у него с собой много денег, но осмотрительность не помешает. В конце концов, эти двое — не застенчивые провинциалы.

— Успокойся, мон. — Крус указал в дальний угол стоянки. — Вон там.

Грузовик стоял особняком невдалеке от соседствующих с казино больших торговых домов. Там же находился банк и торгующий со скидкой аптечный комплекс, а дальше — еще одно казино. Стоянка буквально купалась в ярком свете.

— А чего ж вы не принесли птицу ко мне в кабинет? — переступая большую лужу, проворчал импресарио.

— Да говорю же, он большущий! — Крус перескочил через ту же лужу. — А во-вторых, ну, он страшно матерится.

Ничего, пара таких словечек номеру не повредит, особенно в Вегасе, прикинул импресарио.

— А что еще он умеет?

— Да говорю же, мон, считай, что только в голову взбредет. Его дрессировщик чертовски знал свое дело — он говорит, как человек.

Они дошли до грузовика. Обогнув его, Крус застыл с таким видом, будто ему влепили в лоб порцию картечи.

Дверь фургона была распахнута.

Изрыгая проклятия, он запрыгнул внутрь, и импресарио услышал грохот расшвыриваемой мебели.

— Что-нибудь не так? — негромко поинтересовался он у второго латиноамериканца.

— Когда мы уходили, двиерь была закрыта. Эй, Крус, я думал, ты запер!

— Запер? — отозвался голос из кузова. — На кой черт? Чтобы никто не украл этот хлам? Веревок я не вижу — значит, он не развязался. Может, кто-то ради любопытства открыл дверь, а он выскочил. — Крус выпрыгнул из кузова, лихорадочно озирая стоянку, напрочь позабыв об импресарио.

— Он где-то здесь! Крылья у него связаны, значит, улететь не мог.

— Ты уверен? — Голос импресарио был полон сарказма. — Я видел немало номеров, которые заканчивались так.

Парочка его не слушала. Манко побежал в переулок между банком и аптекой.

— Простите, ребята, но мне надо посмотреть еще один номер.

— Минуточку, — Крус удержал Ленни за локоть. — Пожалуйста, еще минуточку! Он где-то поблизости. Мы отсутствовали не так уж долго.

— Эй, сиуда!

Крус вздохнул с облегчением.

— Видишь? Я же говорил, что это умная птица.

Импресарио неохотно позволил отвести себя в переулок. Швейцар казино видел, как он уходит, и, если что, через пару минут явится следом.

Перед ними лежал даже не переулок, а довольно широкая объездная дорога. Если бы эти двое решились на грабеж, то накинулись бы на него прямо за грузовиком.

Посреди дороги стоял пожилой джентльмен, явно не принадлежащий к числу клиентов казино. Импресарио сразу же понял это, потому что на человеке было длинное пальто: весной в Вегасе пальто никто не носит.

Запах спиртного ощущался даже сильнее, чем в переполненном баре. Став объектом неожиданного внимания, покачивающийся человек чувствовал себя явно неуютно.

— Эй, отвалите! Я ниче не делал.

— Знаем, мон. — Стоявший перед пьянчужкой Манко облизнул губы и поглядел вдоль переулка. — Мы просто кое-что потериали.

— Все что-то теряют. Вот я шесть лет как потерял в этой дыре десять тысяч. Вона там. — Субъект кивнул в сторону сверкающего огнями казино.

— Никаких обид. Все было без шулерства.

Импресарио подтвердил это легким кивком.

— Большая птица. — Крус нарисовал руками в воздухе контур попугая.

— Примерно вот такая.

Алкаш прищурился, пытаясь собрать разбегающиеся мысли.

— Большая птица. Напрочь повязанная?

— Ага! Она. Ты ее видел?

— Ага, я ее видал. Я и мои дружки. — Он обернулся и всем туловищем указал в конец переулка. Крус и Манко сорвались с места.

Заинтересовавшийся импресарио неторопливо последовал за ними.

За мусорными контейнерами потрескивал костерок. Собравшиеся вокруг него бродяги вскинулись было, но увидев, что нежданные гости не полицейские, успокоились. Некоторые из них прислонились к стене банка, остальные лежали навзничь, глядя на звезды и вспоминая лучшие времена.

Крус шумно передохнул.

— Мы ищем птицу. Большого зеленого попугая.

— Попугая? — Один из стариков сел и нахмурился. — Не видали мы никаких попугаев.

— Эй! — взмахнул полупустой бутылкой неудачник помоложе.

— Он, должно быть, толкует про индюка. Он был ваш, а?

— Индюк? — едва ворочая языком, будто только что получил дозу новокаина, выдавил Крус. — Какой индюк?

— Большой, зеленый. Эй, слышь, мужик, мы думали, он ничейный. Он просто прискакал сюда и, ну… Кое-кто из нас три дня как толком не жрал, а он был такой крупный, что хватило на всю толпу, а раз у него крылья и ноги были уже повязаны для жарки, ну… Эй, мужик, не плачь!

Это что, чей-то любимец?

Крус не в силах был ответить: закрыв лицо руками, он сотрясался от рыданий. Его дружок остановившимся взглядом глазел на кучку костей у костра.

— Это не индиук, мон. Это был попугай. Говориащий попугай. Особый говориащий попугай.

Пожав плечами, бомж прислонился к стене и поковырял в зубах.

— Не знаю насчет особости, но вкусный уж точно.

— Жаль, ребята, — вздохнул импресарио, — но мне надо посмотреть еще один номер.

— И тебе больше нечего сказать, мон? — Крус пустым взором уперся в землю. — Только жаль? Сожрали самый уникальный номер за всю историю этого городишки, а тебе просто жаль?

— Таков уж шоу-бизнес.

Глядя на белоснежный песок под ногами, голубое море и жаркое солнце посреди безоблачного неба, думал Джон-Том, и не поверишь, что на свете случаются беды.

— Интересно, скока нам еще чесать до твоего Чеджиджи? — Мадж пинком отшвырнул с дороги ракушку. — Нет, я не жалуюсь на прогулку, здешний край весьма мил — масса жратвы, и добыть ее нетрудно, — но даже рай со временем приедается.

— Понятия не имею, Мадж. Я только и помню, что город лежит к юго-западу, а мы пока что даже не свернули. На дорогу может уйти несколько недель.

— Месяцев, — вклинился Перестраховщик.

— Лично я не намерена идти пешком сотни лиг, — заметила Виджи, пальцами завивая ресницы. — Если мы в ближайшее время не встретим деревню, где сможем достать лодку, то я всерьез задумаюсь о том, чтобы остановиться и сделать ее.

— Вариант с плотом не исключен. Здесь множество подходящих для этого прямоствольных пальм.

— Верняк, кореш. А раз уж ты об этом заговорил, то как насчет того, чтоб наколдовать пилы, молотки и гвозди? А ежели подумать, то заодно и пару плотников — потому как, что касается меня, то я ни черта не смыслю в кораблестроении.

— Не робей, Мадж, однажды мы ведь уже сделали плот.

— Када держали путь в любезную Квасекву? Приятель, ты забыл об одном: ты его напел.

— Ах, да! Ну, что-нибудь придумаем. Виджи, обещаю, что тебе не придется всю дорогу до Чеджиджи идти пешком.

Мадж наклонился к подруге и шепнул на ухо:

— Этот Джон-Том, он вечно сыплет подобными обещаниями. А иногда даже сдерживает одно-два, хоть и не по своей вине. — И погромче:

— Кто-нибудь, кроме меня, оголодал?

— Да ты только и делаешь, что ешь. По-моему, голод тут ни при чем.

— Без маленьких удовольствий и жить незачем, парень!

Мадж устремился в пальмовые заросли и мгновенно вернулся с несколькими кусками настоящего хлебного плода, легко разделявшимися на плоские зеленоватые ломтики.

— Еще чего б сверху положить! — Его внимание привлекло что-то у кромки прибоя. — О, то, что надо!

Присмотревшись, Джон-Том содрогнулся: выдр нарезал ломтиками вынесенную на берег большую полупрозрачную медузу.

— Мадж, ты что, собрался ее есть?! Она же ядовитая.

— Ну-ну, приятель, все, что я ел, тока полезно для здоровья, тем более офигенно вкусно!

С этими словами Мадж положил между двумя кусочками хлебного плода несколько трепещущих желеобразных ломтиков и шумно зачавкал. Вопреки опасениям Джон-Тома, он не рухнул в конвульсиях на песок, а протянул такой же сандвич Виджи, которая впилась в него зубами с большим удовольствием. Потом, роняя капли желе с усов и утирая измазанную мордашку, она подняла глаза на человека.

— Джон-Том, Мадж прав, это восхитительно. Сам попробуй!

— Вот уж не знаю, — Юноша осторожно протянул руку к сандвичу. — Там, откуда я прибыл, вкусных медуз просто не бывает.

— Мы уже попробовали, как извращен твой мир, кореш. Теперь попробуй наш.

Чувствуя тошноту, Джон-Том взял сочащийся слизью ломоть. Желудок подкатил под горло.

— Валяй, приятель, — подбодрил Мадж. — Ежели б я хотел тебя отравить, то уже сделал бы это двадцать раз.

Джон-Том зажмурился и откусил. Рот мгновенно наполнился слюной.

Малина! Прожевав, он проглотил восхитительную смесь и снова впился зубами в сандвич. Виноград! К великому его удивлению, каждый последующий глоток на вкус отличался от предыдущих: черника, вишня, земляника, персик и так далее.

— Мадж, это невообразимо!

— Разумеется, раз я рекомендовал. Разве я скажу, что это удовольствие, ежели оно так себе?

— Учитывая твое упадочническое, а порой и презренное прошлое — да, скажешь. Но я тебе все простила.

Виджи постучала Маджа сандвичем по носу.

— Вот это мило!

Мадж обнял возлюбленную, и они зашагали в ногу.

— Все равно не понимаю!

Джон-Том жевал второй сандвич.

— Чего тут понимать, шеф? Как по-твоему, с чего их прозвали медузами?

— В моем мире это не так.

— У твоего мира не все дома. — Выдр издал непристойный звук. — Он смердит, хамит и грубит. Рано или поздно ты уйдешь туда через свой тоннель, пещеру или что оно там такое, но тока без меня!

— И без меня. — Виджи поежилась. — По-моему, второго раза я не перенесу.

— Понимаю. Я и не думал, что вы со мной пойдете.

Перестраховщик, ушедший вперед в поисках своих любимых устриц, теперь остановился, отыскав нечто менее съедобное, но несравненно более важное, и знаками подзывал друзей. Приблизившись, Джон-Том увидел несколько отпечатков ног. Следы были схожими, но не одинаковыми.

— Одного роду-племени. — Перестраховщик пальцами измерил отпечатки.

— Лисы, волки, динго и все такое. Нечасто встретишь столь избранную компанию.

— Можа, это часть большой общины? — предположил Мадж.

— Может статься. — Енот носом указал вдоль берега. — Идут в ту сторону. Свежие, иначе бы их давно смыло. По-моему, здесь надо поостеречься, уж будьте покойны, пока не выясним, на чей задний двор нас занесло.

Они покинули открытый всем взорам пляж и углубились в заросли.

Деревня оказалась совсем рядом. Располагалась она по другую сторону чистенькой речушки, на берегу которой лежало несколько оснащенных парусами долбленок. Выглядели они прочными и ходкими — особенно те, что побольше.

— Вот и транспорт! — Джон-Том уже присматривал лодку получше. — Говорил же я вам, что пешком идти не придется.

— Погоди-ка чуток, приятель. Кто знает, как здешние ребята относятся к прокату лодок, а тем более что они подумают, када мы ввалимся без приглашения. Давай-ка чуток отсидимся здесь и понаблюдаем за нашими будущими партнерами, а?

— Мне казалось, ты совсем одурел от ходьбы.

— Ну да, одурел, но не сдурел. Ты так и не понял толком нашего мира. Тока дураки бросаются туда, куда трус и не сунется, а я не дурак.

— Вспомни, как к нам отнеслись в той деревне. — Виджи выглядывала из-за большого папоротника.

— Так-то оно так, но местные жители выглядят совсем иначе.

В этом он был прав — владельцы лодок ни в чем не походили на крадунов, продавших путников пиратам. С другой стороны, как показали наблюдения, опасения Маджа были вполне оправданны, поскольку туземцы вряд ли проводили время, помогая старушкам перебираться через ручей.

Ярче всего об этом свидетельствовал загон посреди деревни, огражденный высокими деревянными стенами. Выглядел он не особо прочным, но вверху стены загибались внутрь и были утыканы шипами — с очевидным намерением помешать пленникам выбраться наружу. В данный момент там был лишь один обитатель.

На каждом жителе деревни был надет массивный ошейник, соединенный ярко раскрашенными кожаными ремешками с тонким чеканным нагрудником.

На пленнике была такая же сбруя, хотя вряд ли он надел ее добровольно.

Во-первых, потому что у него ремешки были траурно-черными; ни ярких цветов, ни украшений в виде бус и крашеных перьев. Во-вторых, он беспокойно метался вдоль стены, примеряясь к ней то там, то тут. А в-третьих — он не был ни волком, ни собакой.

Джон-Том сразу же распознал масть — гнедой индейский скакун, причем на диво ладный. Но принадлежать он мог только этому миру: ни один жеребец в мире Джон-Тома не мог похвастаться парой крыльев, да еще таких больших.

— Смотрите туда.

Перестраховщик указал на широкую неглубокую костровую яму, над которой были установлены два вертела. Туземцы наполняли ее до краев дровами и скорлупой кокосовых орехов, чтобы развести жаркий огонь.

Судя по всему, деревня готовилась к большому пиру. Но кем был заточенный конь: почетным гостем или главным блюдом?

— И что вы об этом думаете? — поинтересовался Джон-Том у спутников.

— Судя по тому, как этот конь носится взад-вперед и тычется в столбы, я бы сказал, что сегодня он пойдет на ужин, — ответил Мадж. — Но тада концы с концами не сходятся.

Джон-Том кивнул. Действительно, надо быть слепым, чтобы не понять этого. Хоть стены загона загибаются внутрь и утыканы остриями, огороженное пространство открыто небу. Нервный трепет крыльев жеребца свидетельствовал, что они не переломаны и вроде бы не ранены. В результате возникает неизбежный вопрос: если конь пребывает в какой-то опасности — отчего бы ему не распахнуть свои могучие опахала и не улететь?